Присказка

Давным-давно, в конце двадцатого века, ещё до начала первой антитеррористической войны, жил был снайпер. И была у него снайперская винтовка. Простая, без особых наворотов, но всё при ней — ствол, приклад, оптический прицел. Дело было в Беларуси. Кроме огнестрельного инвентаря, имелись у снайпера ярко выраженные антиправительственные настроения и склонность все конституционные недоразумения решить одним махом — бах, и всё. Как то так получилось, что злобные мысли эти сконцентрировал он на одном-одинёшеньком человеке, и причиной тому, сам этот человек, который на себе, усатом, сконцентрировал столько всего, что выглядел полным дикобразом не только в глазах мировой общественности, но и панораме оптического прицела. Это обстоятельство радовало снайпера. Ведь стрельни он в демократического правителя, или даже в четвертьдемократического, то сразу станет изгоем рода человеческого и судебно-правовой системы. А если в дикобраза пальнуть, то совсем другое дело, за это можно и героем нации стать на определённое время. Главное, вовремя действовать, пока дикобраз этот маску исправившегося серийного убийцы на себя не накинул.

Страшное дело задумал стрелок. Что бы как-то приободриться посмотрел даже одноимённый фильм, тоже «Стрелок», и много других снайперских фильмов о святой мести и торжестве справедливости. Кинематограф, конечно, приободрял, но для полной уверенности в своём предназначении, избранности и предначертании свершаемого, пошел стрелок в храм на исповедь. Перекрестился как умеет спусковым пальцем и спрашивает у посредника божьего, так и так, мол, я снайпер, хочу одного глубоко падшего мерзавца застрелить. Святой отец грешным делом сразу о своём начальнике, епископе, подумал, но ловкой молитвой отогнал мысль дьявольскую и начал убеждать снайпера, что дело это небогоугодное. Через десять минут в исповедальню уже группа КГБ ворвалась, но снайпер долго цитаты библейские не слушал, ушёл заблаговременно, да в толпе мирян растворился. Больше по церквям не ходил, от греха подальше.

Но наличие хорошего оружия и навязчивая идея поразить живую цель диктатора слились в его мыслях в комплекс героя одиночки, спасающего, если не весь мир, то страдающую от эпилепсии праздников урожая Беларусь. Долго готовился снайпер к выстрелу своей жизни, пока наконец, в единственно нужное время не забрался на единственно возможную крышу. Зарядил, успокоил дыхание, навёл прицельный крестик на ненавистную фигуру бывшего председателя колхоза и плавно нажал на спусковой курок. Выстрела не было, послышался только холостой щелчок и как раз в этот момент несостоявшаяся жертва покушения голову в сторону крыши снайпера повернула и кулаком ему погрозила. Может это и случайное совпадение было, но стрелок от такого поворота настолько струхнул, что попытки перезарядить не сделал, а галопом дал дёру куда глаза глядят.

Так и жил потом, от испуга к испугу. Сначала уверовал, что властитель страны всё таки легитимный и убивать его негоже, потом подумывать стал о неестественной силе президента, о богоизбранности власти и её швейцарских счетов. Дальше — больше, влился в электорат одобрения, стукачом записался. Вообщем, пружина мифологического сознания героя одиночки дала отдачу в обратном направлении. В итоге поступил на службу КГБ, стал участвовать в митингах под видом простого оппозиционера, вынюхивая активных противников режима. Вот что значит вовремя помахать кулаком в нужном направлении.

 

Историческая справка:

На рубеже 20–21 веков властителем Республики Беларусь был уже порядком подзабытый президент Лукашенко. Смутное время его правления запомнилось лишь сотнями исчезнувших и тайно до смерти замученных противников диктатуры. Настоящих врагов в своём окружении Лукашенко не замечал, они то и убили первого белорусского диктатора, а чтобы следы замести и от конкурента на власть избавиться, вину за убийство…, ох, и натворили они делов, такую кашу из топора с плугом заварили, что расхлёбывать некому. Вторым самозваным отчимом белорусской нации стал Каялович, хитрый и коварный политик, который, в отличие от наивного Лукашенко, хорошо умел скрывать свои чувства, мысли и следы злодеяний.

В начале была фальсификация. Фальсифицировали всё — выборы, референдумы, зарплату, уголовные дела пропавших без вести, остатки национального самосознания. Причём, последнее фальсифицировать было легко и безопасно, поэтому занимались этим все, кому не лень, и власть, и оппозиция, и независимые элементы с простуженным самомнением. От этого на лице национального самосознания живого места не осталось, и выглядело оно, как после десятка неудачных пластических операций. На вопрос из старой советской песни «с чего начинается Родина?» Белорусский ответ будет отпугивающе уныл — с фальсификации.

Была ли в Беларуси диктатура? В западноевропейском понимании да, но в рамках ООН, это скорее был шершавый авторитаризм, никогда не переходивший рамки пары-тройки десятков политических убийств в год. И первый президент Лукашенко, и его преемник Каялович чувствовали себя вполне комфортно и не портили свой имидж расстрелами на стадионах. Видимо потому, что им до определённого времени не было оказано сколько-нибудь адекватного сопротивления. Нелюбовь и всеобщее отвращение к Лукашенке немного поутихли после его трагической гибели. Многим отца белорусской неопределённости даже стало по-человечески жаль, ведь убийцей «батьки» стал не кто-нибудь, а очень близкий ему человек, которого на месте преступления тут же пристрелила охрана. Ещё свежи в памяти ежедневные отчёты спецмедкомиссии о состоянии здоровья президента, но множественные пулевые раны не оставляли шансов на надежду — после пяти дней комы он умер. Тайна его смерти, по всей видимости не была бы разгадана никогда, если бы не грядущее свержение второго президента.

А ведь ничто не предвещало ни беды, ни даже сколько-нибудь серьёзных неприятностей. Сразу после сообщения о смерти Лукашенко все стали думать и гадать: «Ну кто же, ну кто же на его место?». Воспаряла оппозиция, осмелели газеты, но митингов решили не делать. В стране объявляли трёхдневный траур и портить себе имидж никто не хотел, все публично помалкивали. Началась мышиная возня. Лидеры партий кинулись шушукаться с министрами, министры рванулись в спецполиклиники за справками о болезни и умчались на дачи, депутаты наделали за день кучу фракций и начали консультации с оппозицией. Премьер Каялович находился в Минске, но молчал первые два дня, на третий день он выступил с сообщением о завтрашних похоронах и оппозиция заволновалась, увидев в Каяловиче ставленника бывшего окружения Лукашенко. В лихорадочной панике либералы, социал-демократы и консерваторы впервые показали чудеса организованности и оперативности. После выступления Каяловича они в течение пяти часов собрали на свою сходку десять депутатов парламента и каким-то чудом затянули туда председателя Национального Собрания. Сходку объявили оргкомитетом Всебелорусского собрания, которое наметили на послезавтра, но лидера не избрали, руководство размазали по ответственным за направления работы. В это время вокруг творилась муть времён Керенского. Партийцы собирали какие-то подписи, пару депутатов принялись за организацию неких всенародных движений, а в газетах появились фотографии прямого наследника белорусского престола, кто-то называл его царём, кто-то королём, кто-то самозванцем, кто-то шутом.

В день похорон хаос и политиканство затихли как бы на время. Этим и воспользовался Каялович. Через час после погребения он созывает всех силовых министров, председателя КГБ, председателя конституционного суда и объявляет себя исполняющим обязанности президента. Министры кивнули и взяли под козырёк. Насмерть перепуганный председатель Национального Собрания в тот же вечер собирает пресс-конференцию и клянётся в верности новому и.о. президента. Оппозиционные активисты пришли в непривычную им ярость и напряглись собрать десятитысячный митинг, но железные нотки в голосе Каяловича во время телевыступления заставили сомневающихся призадуматься — «а что, собственно, поменялось?».

Каялович был умнее, хитрее и осторожнее Лукашенко. Злые языки, и не только в оппозиции, утверждали, что именно он срежисировал убийство президента. Бывший комитетчик и компродорский бизнесмен, Каялович при непосредственной поддержке одного из российских олигархов и ФСБ быстро продвигался вверх по вертикали белорусской администрации. Став у кормила власти, он продолжил дело первого президента по установлению в Беларуси традиций авторитаризма, но акцент делал не на колхозный патриотизм, а на клановый капитализм. Что касается свобод, то те, которые были не до конца задушены — тихо, но быстро додушивались. Народ, как и раньше, не роптал. Страна настраивалась на длительную покорность и терпение. Запас падения и в экономике, и в демократии, и в беспределе был огромный. Вообщем, ничто не предвещало ни то что беды, а хоть какой-нибудь неприятности. Все аналитики, все политики и в теории, и на практике оправдывали эту болотную стагнацию, только престарелый лидер партийного осколка национал-консерваторов, как Касандра вещал из-за бугра своим поклонникам о близкой расплате всех за всё и вся.

* * *

В те времена, когда на дворе стояла золотая осень, политический активист и мелкий предприниматель Сергей Кирута решил осуществить на Беларуси государственный переворот. Хочется сказать, что такая идея, возможно приходила в голову многим таким как он, и даже некоторым лидерам оппозиции, но если первым она приходила по пьяне, то вторым исключительно во сне. Сергей был одним из очень немногих, кто задумался над этим в трезвом рассудке и адекватно оценивая всю реальность своих измышлений. Мысль эта, возникнув утром во время душевой процедуры, оказалась хуже наркотика, а вообщем, наоборот, лучше наркотика. План свержения власти заполнил всё сознание Сергея сразу и целиком. Ему нравилась острота и свежесть этих мыслей, их масштаб и единственная правильность. Ничего больше не хотелось делать. Мелкий конфетный бизнес уже стоял в горле и давал только убытки, политика сводилась к редким пикетам и писанием заявок на гранты, за пикеты выплачивал штрафы из грантовских денег. Кругооборот штрафов, грантов, пикетов, семинаров и сплетен совершал в белорусской политике свой, который уже по счёту, годичный цикл. Сергей был из тех, кого куда-то толкала неведомая сила и говорила ему: «Ты, Сергей, чмошник, и бизнес у тебя чмошный, да это и не бизнес, а мелкобазарное ларёшничество, ты чмо, полное, полное чмо!». Сергей с этим, в принципе соглашался, но что тут поделаешь, денег не миллион, политикой не займешься по-настоящему, потому что её практически нет. Раньше думал даже во власть податься, образование хорошее, возраст христа, вроде всем вышел, да отступился от такой затеи — от чиновничьих кабинетов его тошнило. Но сколько таких как он уже было, сколько состряпано планов и заговоров в малогабаритных замшелых кухнях. «Это всё по пьяне» — успокаивал себя Кирута — «нажрутся и пургу гонят о митингах, стихийно перерастающих в восстание». Но этих то, бывших и обиженных можно понять, у кого Лукашенко сыновей замочил, у кого Каялович бизнес забрал, а кто от независимости и белоруской мовы фанатеет. У Сергея никто ничего не забирал, да и что забирать то? Ему просто не давали, не давали наковать хоть какую-никакую копейку, что б расслабиться, не давали покоя налоговые, менты, проверки, КГБ, ЖЭК. Раздражение усиливалось из года в год и временами перерастало в какое-то бессильное бешенство. Что бы дать выхлоп смутным желаниям самореализации Кирута окунулся в оппозиционную политику. Поначалу это помогло, но со временем опять стала тяготить затхлая однообразность.

Но убить президента! Причём тут самореализация, причём тут налоговая, причём тут кризис среднего возраста или нереализованное национальное самосознание? И почему убить? Именно убить? Можно просто отстранить, арестовать, отправить в ссылку, заточить на Володарского (Минская тюрьма), оставить в заместителях, набить в морду на худой конец. «Убить! Убить и встать на его место!» — эта архаичная аксиома средневековья стала для Кируты мерой абсолютной правды и справедливости. На первый взгляд абсурдная идея-фикс свержения, неожиданно органично встроилась в логические сознание Сергея и теперь задавала тон всем его действиям. Так почему? «Не знаю. Я так хочу, просто очень хочу.» — говорил себе заговорщик и погружался в сладострастные представления подробностей устранения президента.

Первый краткий план созрел в течение часа и излагать его на бумаге Сергей нашёл не нужным. Итак: первым делом найти десяток знакомых политиков средней руки, но первостепенной надёжности; изложить им план; они в большинстве соглашаются; каждый из них по своим связям находит по 2–3 бойца; т. о. 7 политиков создают подпольный комитет свержения, а 20 бойцов боевой отряд; в день 9 мая вооруженные бойцы отряда смешиваются в толпе зевак и у площади Победы с разных сторон открывают огонь по идущему впереди колонны президенту; президент убит; в это мгновение члены подпольного комитета врываются в здание гостелерадиокомпании и в прямом эфире заявляют, что власть переходит в руки переходного правительства, главой которого, естественно, является Кирута; все министры в страхе и панике от неожиданности складывают лапки; ну, а дальше глава правительства формирует кабинет.

От таких мыслей Сергей в иступлённом блаженстве встал с кухонного стула, радостно крякнул и быстро потер ладонями. Хлебнув густого, неразбавленного мартини, Сергей Сергеевич Кирута стал обдумывать кандидатов в подпольный политкомитет.

Первым выбор пал на близкого знакомого, который, как и Сергей работал чэпэшником, но покрупнее — держал десять точек на рынке. Чэпэшник был не из робкого десятка, при деньгах и крутился в околополитических кругах у либералов. Он воспринял идею свержения с неподдельной серьёзностью и внимательно выслушал план.

— Ну как? — спросил Кирута, окончив повествование на формировании переходного правительства.

— А кто будет премьером этого переходного? — чэпэшник кисловато глянул на Сергея.

— Я.

Это интересно. А нахрена Каяловича обязательно…, а хотя да, да, нужно мочить, без вариантов. Это интересно. Знаешь, Серёга, начнём с того, что политиков в свой комитет ты под пытками не загонишь — все не просто обосрутся от страха, возненавидят тебя и распустят слухи нехорошие. Станешь изгоем. И потом, стукнет сразу кто-нибудь, гэбэшники раскрутят с тебя террориста, под эту марку себе звёзды заработают и пару оппозиционеров к делу пристегнут, вообщем всем западло можно сделать.

— Лес рубят щепки летят. Пусть тут будет всем полное западло, оно всё равно придёт, только постепенно.

— Денег тебе надо. — помолчав, заключил чэпэшник — Найдёшь двух нормальных в комитет, дам три тысячи евро на раскрутку.

— А ты?

— Я пока нет. Пока. Начни, помогу финансами, а там посмотрю. Скорее да, но потом. Обмозгую сам с собою.

На этом расстались. Деньги это хорошо. О деньгах то как раз Сергей и не подумал. «Хороший, хороший разговор получился» — успокаивал себя Кирута — «значит я не сошёл с ума». Он прыгнул в троллейбус и поехал ко второму кандидату в группу политзаговорщиков, редактору одного умирающего правозащитного биллютеня.

Редактор принял Сергея у себя дома по-семейному. Приготовил стол как положено — десяток закусок и водочку. Только после второй рюмки крепкой Кирута начал «в лоб» диктовать свой план. При первых словах о свержении, редактор вскочил, закрыл форточку, дверь, вентиляционное отверстие и громко включил радио. Не смотря на эти антиподслушивающие манипуляции, Сергей, перекрикивая радио, продолжал свой зловещий рассказ. На моменте с расстрелом президента, редактор не выдержал, прервал повествование и сдавленным голосом произнёс: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.». Дальнейшая беседа касалась спорных вопросов написания окончаний — оя, — ое, — ои в белорусском языке латинской транскрипцией. После первой бутылки филологический спор плавно превратился в пьяный базар о вариантах перевода на белорусскую мову слова вертолет. Было найдено пять вариантов — вярталёт, гэликоптэр, млынаплан, шрубавёрт и вертянь траскаты. В конце концов, редактор плавно положил щёку в нежный салат и заснул.

«Ну к чёрту этих грантососов, больше к ним ни ногой» — вспоминал по утру Сергей Сергеевич вчерашнюю безрезультатную пьянку. Он глотнул мартини. Наконец, стряхнувши похмелье, Кирута отправился к радикалу — парню лет тридцати с хваткой профессионального революционера.

Они знали друг друга с весны 1996 года. Радикал по сути не был радикалом, скорее это был потенциальный террорист. Знаток взрывного дела и профессиональный хакер, радикал не стал слушать план свержения до конца, он встал и сказал: «Я всегда ждал этого момента!». Потом с блеском в глазах ритуально ударил себя кулаком в грудь, вскинул руку по углом вверх и громко крикнул: «Жыве Беларусь!». Сергея немного сконфузила такая патриотическая развязка, но он не подал виду, а встал и тихо сказал «Жыве». Потом, всё-таки, радикал был ознакомлен с планом, от которого пришёл в восторг. По мере повествования подробностей свержения, благодарный и отзывчивый слушатель то и дело перебивал будущего премьер-министра переходного правительства, приукрашивая план знанием марок и характеристик применяемого оружия.

Радикалу была предложена временная должность министра обороны (пока не будет найдена более подходящая кандидатура), но он отказался и заявил, что лучшее устройство государства это анархия; Кирута вовремя замял тему будущего переустройства Беларуси и в разговорах с радикалом больше не касался распределения должностей.

На следующий день нужно было изложить план во всех подробностях на бумаге, увязать события во времени и с финансами. Сергей Сергеевич расположился за своим любимым письменным столом, положил перед собой кипу белоснежной бумаги и начал писать. Работа над планом завораживала, как качественный триллер. Не хотелось отрываться ни на минуту. Наконец, листы со схемами, таблицами, списками и расчётами были разложены на столе, не хватало только карты, подробной карты центра Минска. Сергей накинул плащ и побежал в соседний книжный магазин, но подробной карты столицы там не оказалось, нужно было ехать из Серебрянки в центр Минска.

«Дверь! Дверь!!! Я забыл закрыть дверь! А там менты пришли к соседу дебоширу!!» — вспомнил Кирута и все его мысли охватила паника. Он изо всех сил на какие был способен молнией метнулся к дому, да так, что прохожие заподозрили в нём убегающего вора. Сергей тоже об этом подумал и через 50 метров спринтерский бег сменил быстрой прыгающей ходьбой. Он оглянулся, милицейский патруль не заметил его панического поведения. Тяжело дыша, Кирута вбежал в подъезд. Было тихо. Он немного успокоился и стал неспеша подниматься по лестнице, поглядывая на два пролёта вверх. Дверь квартиры была действительно приоткрытой. Сергей подошел ближе и услышал в своей квартире глухой мужской голос и писк рации. «Это менты, 100 % менты, мне конец, конец, надо бежать, в Польшу, в Англию, не важно куда, не важно как, получу политическое убежище, и вались всё конём, какое свержение, какое к черту свержение, я придурок, я чмо, я попался….» — судорожно думал Кирута. Его охватывал настоящий страх. Вдруг за спиной в метре от него, откуда не возьмись, как из под земли вырос сержант милиции.

«Ну что Вы так испуганно стоите? Ваша квартира?» — спросил вполне добродушно сержант.

— Моя — подавленно ответил Сергей.

— Да не бойтесь Вы, всё в порядке, мы тут успокаивали Вашего соседа дебошира, уже уходить собрались, смотрим, дверь настежь открыта, решили проверить, мало ли, так что проходите, проходите, — и милиционер приоткрыл дверь шире, приглашая Сергея войти к себе самому домой.

Кирута вошел в квартиру, за ним последовал сержант.

— Ну где ты ходишь, сержант, я тебя три раза по рации звал, иди сюда, посмотри, мы тут на какой то штаб набрели — послышался голос второго мента из комнаты Сергея.

— Проходите, проходите — всё так же добродушно сказал сержант за спиной Сергея Сергеевича и они вместе вошли в комнату.

За письменным столом склонился лейтенант милиции, он внимательно изучал план убийства президента и захвата власти.

Офицер обернулся.

— Так, так это Вы хозяин?

— Да, я.

— Иди почитай, сержант, а Вы дайте, пожалуйста паспорт, — распорядился лейтенант и вместе с сержантом снова склонился над бумагами.

— Это я так, балуюсь, сценарий, интересно, да? — попытался нащупать спасительную тему Сергей.

— Интересно, очень интересно! — хором закивали милиционеры.

— Так может чайку, кофе, чего покрепче?

— Чего покрепче, говоришь? — ехидно процедил старший мент, оторвался от плана, подошел к входной двери, закрыл её на замок и добавил, — так что с паспортом?

В это время сержант при чтении первых строк описания свержения побагровел и потерял дар речи. Сам факт наличия такого плана произвел на него неизгладимое впечатление и вверг в шоковое состояние.

У Сергея тоже кровь хлынула к голове, чувство паники стало проходить, но и страх продолжал нарастать.

— Вы что, глухой? Давайте документы! — грубо потребовал лейтенант.

— Вот, — Сергей достал и шкафа паспорт и протянул офицеру.

— У тебя нет наручников? — спросил старший милиционер у сержанта.

Но сержант не отвечал, он с отвисшей челюстью продолжал читать план.

— Сержант! Давай наручники! — крикнул мент напарнику.

Сержант, не отрываясь от чтения, снял с ремня наручники и не глядя протянул их лейтенанту. Офицер взял наручники, покрутил их пару оборотов на пальце, лёгким, привычным движением открыл защёлки, медленно подошел к Сергею, небрежно взял его правую руку и защёлкнул на ней один обруч, потом потянул Кируту как телёнка на кухню и второй обруч наручников защёлкнул на трубе радиатора. Со вторым щелчком наручников Сергей опомнился от охватившего его на время жертвенного оцепенения. Неожиданно для себя самого он схватил с подоконника огромный мясоразделочный нож и изо всех сил вонзил его в не успевшего далеко отойти лейтенанта. Кирута ударил левой рукой, но фирменный нож на удивление легко вошёл в тело офицера. Милиционер совсем негромко вскрикнул, как будто эта была игра в ранение, как подростки покрикивают во время обязательных прививок, он не мог ни дышать, ни кричать, ни говорить, потому что пробитое лёгкое парализовало дыхание. Сергей резким движением выдернул нож и схватил лейтенанта за шиворот, чтобы не дать ему громко упасть. Сержант в это время с увлечением продолжал читать опасные сочинения Сергея Сергеевича. Когда лейтенант был на полу, Кирута уже действовал в режиме инстинкта самосохранения. Он двумя ударами ножа в сердце добивает старшего милиционера, рука на рукоятке чувствует отдачу последних судорожных движений сильных сердечных мышц офицера. Чтобы сержант не услышал предсмертного хрипа и агонии бедолаги напарника, Сергей перерезает горло убитого. Потом быстро находит в кармане трупа ключ от наручников и освобождает свою руку. Потирая запястье, и держа окровавленный нож наготове, он подошёл к увлёчённому чтением сержанту и таким же способом покончил со вторым милиционером.

«Убить и стать на его место» — подумал Сергей Сергеевич, глядя на окровавленные тела стражей порядка. В его душе не было ни сожаления, ни раскаяния, ни страха, ни жажды новых убийств, это был просто вынужденный шаг, шаг к свержению.

Смыв с себя брызги крови, Кирута позвонил радикалу и попросил его срочно приехать. Радикал на удивление спокойно отнёсся к происшедшему, помог убрать следы крови и запаковать трупы в целлофановые мешки. Мертвых милиционеров заговорщики уложили в два старых комода. Груз с трудом вместили во взятый на прокат микроавтобус и вывезли в лес за Минск. Там ночью и закопали убитых. Комоды сожгли неподалёку. Усталые и настороженные, они возвратились с погребения к четырём утра. Сергей так и не смог заснуть, жизнь его принимала новый оборот, нужно было выбирать, остаться здесь и продолжить свержение или бежать. Мысль о Лондоне манила его с новой силой. Статус беженца, пособие в пятьсот фунтов, спокойная жизнь. Не дадут в Англии, можно поехать во Францию, мир большой, где-нибудь можно осесть. На этот раз желание иммигрировать его окончательно сломило. Кирута встал, включил компьютер и начал выискивать в Интернете иммиграционные сайты. «Живи президент, стони Беларусь, а национальное самосознание как-нибудь подкорректирую» — думал Сергей Сергеевич и нетерпеливо щелкал мышкой по ссылкам. Вдруг его сотовик начал привычно отыгрывать полонез Огинского, звонил радикал.

— Сергей, глянь в окно, я звоню с автомата напротив твоего дома, — взволнованно начал радикал.

Сергей отвесил занавеску и выглянул. Действительно, в ста метрах в телефонной будке стоял кто-то, похожий на радикала.

— Ну, выглянул, — буркнул Кирута.

— Да ты не на меня смотри, а вниз.

Кирута посмотрел вниз и увидел два милицейских воронка, он тут же одёрнул занавеску и отшатнулся от окна.

— Так вот, — продолжал радикал — они уже ищут этих двух пропавших, но, скорее всего ещё ничего не пронюхали, если позвонят, никому не открывай, я тут читал криминалистику, так слушай что скажу, чтоб тебе меньше думать, возьми эти две рации, что мы забыли закопать, заверни их в пакеты и выбрось через пять минут из окна спальни во двор с полисадником, я их подберу и утоплю в Свислочи. Ты с квартиры не выходи, если сможешь, переберись через балкон пятого этажа на крышу, перебеги от своего первого подъезда к шестому, я там перепилю замок выхода на чердак, спустись и иди ко мне домой. Да, и самое главное, перед выходом подожги основательно квартиру, я пожарным сам перезвоню, когда дым увижу, всё понял?

Тут раздался долгий звонок в дверь. Сергей не успел ответить радикалу и спонтанно выключил телефон. За дверью послышался звонкий лай собаки. Кирута тихо подошел к шкафу, выгреб оттуда документы и несколько фотографий, потом сделал всё так, как сказал радикал, сбросил рации, поджёг квартиру, через крышу и шестой подъезд покинул дом.

Расслабиться от напряжения удалось только дома у радикала. Начали мозговать, что делать дальше, Сергей обмолвился о бегах в Британию, но радикал был настроен решительно и считал происшедшее первым боевым крещением, своеобразной революционной закалкой.

— Ну что ты, как опущенный, Сергей? — настаивал на своём радикал, — кашу заварил и в бега? Ты что думаешь на халяву Каяловича завалить? Халявы не будет! Даже Лукашенко на халяву не пришёл, как думают. Знаешь, сколько он пережил и через сколько переступил, что б прийти всерьёз и надолго? О Каяловиче уж и говорить не приходиться. А ты запорол двух ментов-гадёнышей и на свал? Да эти же менты с тобой завтра в КПЗ как с последней жабой током баловаться будут, и грамоту за это получат, и вытянут признание, что наши боссы-грантососы у тебя в сообщниках были. Пол-оппозиции бы село на Володарку, если б тебя с такими бумагами замели. Понял?

Сергею был не по душе блатноватый тон радикала, но мысль он разрабатывал верную.

— Я знаю, — продолжал радикал, — ты боишься стать бандитом и террористом. Так зачем тогда вообще браться за это стрёмное дело? При такой заварухе сам знаешь как, кто на коне — герой и благодетель, кто под конём — террорист и маргинал. Тут так, или реально бороться, или вообще не соваться. Вот вы все, Калиновский- (- лидер восстания 1866 г.), Калиновский, а этот Калиновский все кассы вокруг Белостока взял и пол-Вильни перебил. Ну кто он после этого, террорист или герой? Это как пропаганда повернётся, а пропаганда это первые кнопки телика, а они у того, у кого власть. Уж для Беларуси такой расклад долго будет актуальным.

Монолог радикала тянулся минут десять. Говорил он правильно и убедительно, со знанием дела.

— Так а за что ты государство не любишь и в анархисты записался? — спросил его Сергей.

— Да, это просто финт ушами для гэбэшников, они пацифистов, зелёных, анархистов и национал-радикалов придурками считают. Поэтому особо ими не интересуются. Вот я и нагоняю пурги для отвода глаз, даже на тусовки антиглобалистов хожу.

— Ну и как?

— Да так, в основном безобидная наркота, есть немного смышлёных студентов, но они быстро сваливают оттуда.

— А национал-радикалы?

— Там есть неплохие кадры, правда с бзиком. Ну так что ты решил? — радикал вопросительно посмотрел на Сергея.

— Если найду хоть пять таких как ты, останусь, — сказал Кирута.

— Я тебе сам их найду. За два дня. — радостно подбодрил его радикал.

Порешили на том, что нужно пойти к чэпэшнику, всё рассказать и попросить денег на командировочные по сколачиванию хоть небольшой команды. Было понятно, что на днях Кируту объявят в розыск, и его фото будет красоваться в уголовной хронике. В этой обстановке надежда хоть на какую-ту помощь могла быть возложена только на чэпэшника, который уважал правду и не переваривал лживой скрытности в друзьях и близких знакомых.

— Да-а. Вы, мужики, на беспредел пошли, — заговорил чэпэшник, выслушав рассказ об убийстве милиционеров, — вас теперь до смерти искать будут. О каком плане может идти речь? Ты же, Серёга, практически в бегах, куда не сунешься — везде могут взять, на любой проверке, на любом посту, на любой таможне.

— Это и так понятно, — прервал стенания чэпэшника радикал, — с другой стороны, никто уже не докажет, что Сергей их пришил. Квартира выгорела дотла, улик ноль, трупов нет, нож и рации в Свислочи. Я следил за ментами, когда соседей опрашивали, специально в подъёзде ошивался — вроде никто ничего не заметил. Конечно, следователи поймут, что хата не так просто сгорела, но ни черта не докажут, если, конечно, Сергея не найдут.

— Это хорошо, что вы хоть следы замели, — оптимистичнее заметил чэпэшник, — это уже полдела. Ну, значит так, зачем пришли, знаю, не люблю резину жевать. Как и сказал, с вами пока не впрягаюсь, тем более после такого поворота. Денег дам, но только тысячу. Потому что ты, — он посмотрел на Кируту, — только одного кадра нашёл, а не как договаривались. Ко мне после этого не приходите и не звоните месяца три, ясно? Так что, если есть что сказать, говорите сейчас.

Чэпэшник аккуратно достал и кармана рубашки тонкую пачку стольников. Пересчитал, оказалось пятнадцать, десять отсчитал снова, положил на стол и как в карточной игре передвинул их ближе к Сергею Сергеевичу.

Сергей забрал деньги и снова обратился к чэпэшнику:

— Тогда есть к тебе один вопросик, вернее консультация по специальности. Понятно, что ты не при тех деньгах, что бы команду снабжать, а нам нужны конкретные суммы. Ну, для начала, тысяч сто — двести. Куда нам сунуться, где искать. Людей мы найдём, группу сколотим, вот только на рожон их кидать не хочется.

— Я понял, — остановил Кируту чэпэшник, приподняв ладонь и слегка закивав головой, — правило номер один — в Беларуси никуда не суйтесь, всё под прикрытием у Каяловича или его людей; на рэкет никто не поддастся, кроме бабок с семечками; всё распределено полностью; на беспредел тоже не надейтесь; я, например, сами знаете кому плачу, если кто на меня хоть дунет, через секунду костоломы из охраны особых объектов примчатся; так же и со всеми, кого знаю, а знаю я многих. О наскоках и не помышляйте, если речь, конечно, о названных суммах, перехватят, и пикнуть не успеете. Так что на деньгах из Беларуси поставьте крестик. Дальше. Россия. Просто не по зубам пока. Объемы там крутые, реки денег, но не сейчас. Там вас тоже обломают, приедете в цинковых костюмах.

— Ну, ясно, ясно, назови вариант, кончай перечислять, — поторопил чэпэшника радикал.

— Вариантов, как всегда много, но я могу именно для вас предложить один. Эксклюзивный, — чэпэшник заманчиво улыбнулся, — за последний десяток лет много людей при деньгах на запад выехало, большинство в штаты, Канаду, Израиль, Германию, но там достать их невозможно, давно растворились. А с пяток толстосумов в Польше обосновались, купили там статус беженца, своими кормушками обзавелись. Их там голыми руками можно брать, крыши нет и быть не может, Каялович им Интерполом грозит; поляки косовато смотрят, некоторых на прослушку поставили.

— Класс!! — радикал аж привстал, как рыбак, у которого потянуло поплавок, — вот где раки зимуют!

— И не только зимуют, майн фрэнд, — чэпэшник тоже встал в запале повествования, — но и балдеют по жизни. Сидят в ста километрах и плюют на все «крыши», на гэбэ, на братву; их же мало, никто на них глаз и не положил. Знаю я одного банкирчика.

— Банкирчик, это хорошо, — радостно сказал Сергей Сергеевич и стал раскачиваться на задних ножках кухонного стула.

— Так вот, банкир этот подонок и ублюдок, — продолжал чэпэшник.

— Так это и коню понятно, — подхватил радикал, — все богатеи суки.

Кирута хотел жестом руки остановить подставной анархистский запал радикала, но не удержался на двух ножках стула и рухнул на пол.

— Не перебивай человека, слушай и мотай на ус, а то у тебя все суки, — почти скомандовал Сергей, потирая ушибленное плечо.

— Да, не вставляй лишние пять копеек со своим антиглобализмом, — попросил чэпэшник и уже сухим, деловым тоном рассказал, как и где можно попытаться найти деньги.

Через пять дней после убийства милиционеров на досках розыска преступников действительно появилась фотография Сергея Сергеевича. По настоянию радикала, Кирута начал отращивать усы и модную бородку, сменил причёску и стал носить оправу очков с обычным стеклом.

Теперь его было не узнать даже сверхвнимательному стражу порядка. Двоюродный брат Сергея, друг и соратник во многих начинаниях молодости, с готовностью отдал ему свой паспорт. Над бланком паспорта радикал кропал почти полдня, он над парами кислоты отделил защитный ламинат первой страницы, переклеил фотографию, затем при помощи утюга и специальных пластин всё заламинировал обратно.

Дорога в Польшу оказалась нелёгкой. В целях безопасности, пришлось ехать через Москву. По пути, в московском турбюро заказали визы, в ожидании которых трое суток проторчали в загаженном подмосковном общежитии для гастрбайторов. Вечером четвёртого дня выехали в Киев, а оттуда на автобусе до Варшавы. Экономический кризис, постигший Польшу, чувствовался на каждом шагу. Это была уже не та страна, как пять лет назад, когда Сергей впервые выехал в приграничный Белосток за покупками. Скопища бомжей оточали центральный железнодорожный вокзал Варшавы. Из-за постоянных блокад со стороны доведённых до отчаяния крестьян и безработных, поезда ходили с большим опозданием, поэтому белорусские гости долго не могли дождаться даже второклассной электрички. В итоге, до Кракова пришлось девять часов добираться пересадочными автобусами. Вдоль дороги везде стояли статуи и бюсты теперь уже покойному папе римскому Иоану Павлу второму. Они были повсюду — на площадях, у костёлов, перед входами в банки, школы, крупные супермаркеты. Папами заставили всю Польшу ещё гуще, чем когда-то Лениным Советский Союз. По происхождению поляк, Иоан Павел и после смерти остался непревзойдённым кумиром нации, но стороннему неклирикальному наблюдателю всё это казалось немного забавным и диковатым. Тем не менее, центр Кракова белорусам показался великолепным и праздничным. Но уже через час хождения по средневековым улочкам, путешественникам хотелось только одного — спать, спать как можно дольше и без перерывов. Остановились в недорогом пансионе и стали отсыпаться.

С утра началась плановая работа. Дозвонились знакомому беженцу со стажем, тот на удивление тут же согласился по телефону продиктовать номер сотовика банкира, потом умолял о встрече, плакался на горестную судьбу политэмигранта, почему-то клял на чём свет стоит поляков и нёс всякий бред из сплетен, густо перемешивая русские, польские и редкие Белорусские слова.

— Белорусские политики козлы, курвы, — неистовствовал в трубку беженец, — а особенно оппозиция, они все политические импотенты, трусы, я им говорил, предлагал, я сайт свой сделал, они у меня дома ночевали…

— Знаешь, братан, — прервал его Сергей Сергеевич, — я понимаю, тяжело тебе тут, я тебе перезвоню на днях, сейчас времени в обрез, извини, а за номерок спасибо.

Не дожидаясь ответа, Кирута положил трубку телефона-автомата, подмигнул стоящему рядом радикалу и тут же набрал номер банкира. На другом конце провода послышалось короткое польское «Так» (да), говорил уверенный мужской сипловатый баритончик, но услышав русскую речь, банкир сразу перешёл с польского на «великий и могучий». Голос его при этом приобрёл более высокие нотки.

— Дмитрий Петрович? Здравствуйте. — очень деликатно и даже заискивающе начал Сергей, — во-первых, хочу передать Вам привет от Урала Векентьевича.

— Спасибо, а с кем имею честь, — осторожничал банкир.

— Я из Москвы, работаю в «Древ-инфо», приехали с напарником тут кое-какие договора подписать, да в Краков заглянули по городу погулять. Если не отрываем Вас от дел, то можем передать новые формы сертификатов на лиственные породы.

— Вы на машине? — спросил банкир.

— Да. — тут же соврал Сергей.

— Тогда подъезжайте на Яна Павла — 66, офис 188. Желательно до обеда, а обед здесь в 12.00 начинается.

— Будем в 10.00 и «до видзения», — шутливо на ломаном польском попрощался Кирута.

Банкир в ответ не выразил весёлых ноток, а лишь буркнул по-русски — «Ну, так жду».

Банкирский офис оказался совсем маленьким и непредставительным, по всему было видно, что банковским делом тут и не пахло, шкаф был завален прайсами на древесину и древесно-стружечные материалы. Бывший Белорусский финансист был не очень приветлив, незнакомых посетителей из-за восточной границы он не жаловал. Но весть о новых формах сертификатов его заинтересовала. Форм этих ни один человек ёщё в глаза не видел, но таможня их требовала и не впускала в Польшу ни одной партии древесины. Радикал тоже не видел новых сертификатов, но состряпал эти бланки на компьютере по своему вкусу вполне правдоподобно и сам же их заполнил.

Банкир долго крутил важные бумаги, изучая каждую графу, посмотрел их на свет и спросил:

— А водяных знаков нету, что ли?

— Да бог их знает, мы же не проверяли, какие выдали, такие выдали. Вы их оставьте у себя, ради примера.

— Странно, — сказал банкир и сунул сертификаты в стол, — ну и на этом спасибо.

Настала долгая, неуютная тишина. Хозяин офиса не предлагал ни кофе, ни чаю, ни о чём не расспрашивал и своим молчанием выгонял всех лишних из офиса.

— Ну, мы наверное побежали, вечером ещё встречи в Варшаве, — прервал паузу Кирута.

Банкир не возражал и Минские путешественники не прощаясь ушли.

— Во, чмошник, — поражался радикал, — не поговорил, не усадил, не угостил.

— Это ерунда, — возразил Кирута, — Зато знаем, где офис, есть зацепка.

И на самом деле, в течение двух дней удалось таки отследить место жительства банкира, его маршруты и режим работы. А жилище его внушало оптимизм. Это был комфортабельный двухэтажный дом на окраине Кракова, с небольшим садом и двумя зловещими псами.

— Боюсь я этих бестий, — с мольбой в голосе восклицал радикал, глядя на рычащих овчарок, — Менты, ОМОН, надзиратели, прокуроры по сравнению с псами — божьи одуванчики.

— Вот не ожидал, и давно это с тобой?

— С детства. Какой-то неосознанный звериный страх. Как гавкнет какая сука, сразу хочется на дерево сигануть.

— Ну, с таким настроением мы в дом не проберёмся, даже если прикормим этих собак, они страх нюхом чуют, сразу тебя загрызут.

Собакобоязнь радикала не удалось преодолеть никакими уговорами. В результате, в дом решили не соваться, а вскочить в машину банкира в тот момент, когда она тормознёт перед воротами двора и вместе с ним въехать в подземный гараж. Купили в каком-то военизированном ларьке два внушительных кинжала и стали поджидать добычу неподалёку от въезда в её иммигрантское логово. Первые два вечера были безрезультатными: то машина появилась так неожиданно и быстро, что невозможно было добежать до ворот, то внезапно тормознула за сорок метров до дома и банкир надолго пропал в гостях у соседа. Как-то всё не ладилось. Тогда разделились. Радикал караулил авто за 200 м от дома, а Сергей ждал его знака. План сработал. В момент, когда "Тойота" банкира вышла на финишную двухсотметровку, Сергей Сергеевич, после отмашки напарника, начал неторопливо чеканить размеренный шаг, примеряя скорость своей ходьбы к скорости идущего навстречу автомобиля. В расчётный час два объекта одновременно столкнулись у заданных ворот. Кирута с лёту легко открыл переднюю дверь и в миг оказался рядом с водителем. Оторопевший банкир утопил до упора педаль газа. "Тойота" взревела, но с места не съехала. Сергей Сергеевич поднёс к правому глазу политического беженца остриё кинжала, а вторую руку положил на рукоятку коробки передач и убедился, что машина на нейтралке.

Банкир тяжело взглотнул и сдавленным голосом спросил:

— Чего — то ещё?

— Нет, нет, не беспокойтесь, мы просто играем, в войнушку. — злобно пошутил Кирута и открыл замок задней двери.

В салон машины тут же вскочил подоспевший радикал.

— Ты его ещё не зарезал? — удивился второй похититель и заговорщицки подмигнул Сергею Сергеевичу.

— Ну вот что, — Сергей перешёл на запугивающий тон, продолжая держать кинжал у глаз банкира, — перелазь на заднее сидение.

Торговец деревяшками тяжело перекарабкался под охрану к радикалу. Кирута сел за руль и въехал в гараж. Ещё полчаса сидели в машине, дожидаясь, когда сумерки сменятся полной темнотой. Потом быстро вошли в дом. Собаки обнюхали гостей, но в присутствии хозяина вели себя спокойно. Банкир не пытался не звать на помощь, не бежать, не натравливать собак. Два кинжала до боли плотно были приставлены ему по обе стороны позвоночника. Когда входная дверь захлопнулась, Белорусские гастролёры вздохнули с облегчением. Они быстро связали хозяина дома, залепили ему рот скотчем и усадили на кресло посреди одной из комнат.

— Начнём в шесть утра, банки тут работают до 14, а эта штучка действует как раз часов семь-восемь. Поспим по очереди: сначала я, потом ты, — по-военному распорядился Сергей и стал укладываться на пол у стула с банкиром.

— Восемь часов это максимум, — заперечил радикал, — реально нужно рассчитывать от силы на шесть.

— Ну, и шести хватит.

— А знаешь, сколько времени уламывать придётся, вошкаться, всякие сказки придумывать? Ведь на каждого по-разному действует, — не унимался радикал.

— Что ты предлагаешь?

— Кольнуть его разок сейчас, потренироваться, а потом второй раз утречком.

Банкир слегка покраснел и стал чаще дышать. Радикал достал из сумки три ампулы с розовой жидкостью, одноразовый шприц, ватку, флакончик спирта и опять обратился к уже засыпающему Сергею.

— Ещё раз тебе говорю, юнголицин это не наркотик какой, после укола у всех всё по-разному. Некоторые просто первый час плачут и остановить невозможно. Пойми, человек впадает в полное детство, ведёт себя, как в 2–3 года и сразу на все твои вопросы по-честному отвечать не будет. Я как-то на старшем братане проверил, так тот десять раз описался, сожрал все сладости в доме, кошку в ванне чуть не утопил, пока я его в игрушки играть не заставил. А тут нужно сто тысяч выпросить. Без пробы никак нельзя.

— А чего же ты мне раньше о пробах не говорил, мы б спланировали, только лапшу на уши вешал — с первого раза, с первого раза …

— Твои вечные планы уже в горле. Всё не спланируешь. Мне только сейчас в голову стрельнуло и время ещё есть.

— Ну, ладно, — Сергей Сергеевич поднялся, закрепил в проеме окна плотное одеяло, включил свет, подошёл к связанному экс-финансисту и начал брезгливо стягивать с него штаны.

Представив самое непоправимое, банкир стал бешено дёргаться и мычать. Только с помощью радикала удалось натянуть на него памперс для взрослых и вновь прикрепить к креслу. Радикал осторожно взял ампулу юнголицина, сломал верхушку и шпиц наполнился красивой розовой жидкостью.

После укола, вымогатели уселись напротив банкира и стали внимательно наблюдать за его поведением.

— А что если наоборот, он впадёт в старческий маразм? — недоверчиво спросил Сергей.

— Для этого есть другой препарат, — серьёзно ответил радикал, — а юголицин исключительно для впадание в раннее детство, причём детскими будут и желания и поступки.

— А писать, читать он не разучится?

— Нет, знания сохраняются и память тоже, только обрабатывается всё это сознанием карапуза. Поэтому я и говорю — перед тем как что-то от него узнать, попотеть придётся, не говоря уже о походе в банк. Хотя, может и в банк идти не надо будет, кто его знает, где он свои деньги закопал.

Вдруг банкир шмыгнул носом, задёргал подбородком и его глаза постепенно заполнились слезами.

— Начало действовать, — шепнул радикал и быстро отклеил скотч от рта связанного банкира.

Жертва вымогательств тихо плакала, всхлипывая и боязливо косясь на названных гостей.

— Как тебя зовут, мальчик? — прервал замешательство радикал.

— Сами знаете, — сквозь плачь обиженно прошептал беженец и с мычанием показал язык Кируте.

— Тебя зовут Димка, — ласково сказал Сергей Сергеевич и развязал руки перепуганному «мальчику».

— Да-а! — уже громче произнёс Димка и снова показал Кируте свой язык.

— Ты не бойся нас, Димуля, — начал успокаивать банкира радикал, — мы хорошие дяди, нас твоя мама послала к тебе за деньгами и сказала выполнить любое-любое твоё желание. А мы с тобой сразу стали играть в бандитов, как будто.

Тут радикал игриво ударил Кируту в живот. Тот заревел, заохал, медленно упал на пол и начал дёргаться. У Димки сразу же переменилось настроение. Он соскочил со стула, радосно подбежал к лежащему Сергею и с размаху врезал ему ногой в бок. Кирута заохал по-настоящему, но выдержал ещё два увесистых удара забияки.

— Вот видишь, как хорошо мы играем. Ты победил, хватит, хватит, — и радикал оттянул Димку о стонущего Сергея.

Но неугомонный Димуля с криком «Ура» принялся избивать ногами радикала.

— Хватит, хватит, Димка! — закричал Сергей Сергеевич, а то мы не выполним любое-любое твоё желание и всё расскажем папе.

Банкир испуганно отскочил от объекта нападения и забился в угол комнаты.

— Только не говорите папе! — взмолился беженец и начал готовиться к плачу.

— Не скажем, не скажем, — хором и нараспев пообещали «как будто бандиты».

— А желание правда любое-любое? — спросил повеселевший Димуля.

— Правда-правда! Любое-любое! Только твоя мама строго-настрого сказала, чтобы мы взяли у тебя деньги, а только потом желания.

— Нет! Сначала желания!

— Ну, мы же взрослые, мы знаем, что сначала деньги, а потом желания.

— Я тоже взрослый! Я больше всех! — закричал Димка и начал подпрыгивать, дотягиваясь рукой до потолка, — Смотрите что я могу, смотрите что я могу! Смотрите…!

— Ух ты! Ух ты! — с каждым димкиным прыжком восклицали вымогатели и хлопали в ладоши.

Банкир прыгал минут пятнадцать до полного изнеможения, потом устало бухнулся в кровать и попросил пить. После питья, еды, игры в домик и магазинчик, Сергей Сергеевич уговорил Димулю, что первым делом нужны деньги и выпытал у него всю информацию о суммах и счетах. Оказалось, чэпэшник навёл на жирную рыбку. Бывший финансист был действительно при деньгах, и весьма немалых по белорусских меркам. Димуля наивно признался, что имеет три счёта. На одном, в Швейцарии, он спрятал около 800 тыс ЕВРО, но снять их быстро технически не просто. Второй счёт был под рукой, в Кракове, на котором лежало тысяч 15 и третий в Москве со ста двадцатью тысячами ЕВРО. Кроме того, на руках имелась карточка Виза с тремя тысячами и семьсот долларов в серванте.

Наконец, Димке сменили памперс и он мирно заснул. Уже во время сна его снова связали до утра.

Радикал с Кирутой уселись у телевизора и начали неторопливо обсуждать план действий. Польское телевидение, по сравнению с белорусским, вызывало ощущение настоящего профессионализма. Несмотря на пошатнувшуюся экономику и приход к власти отъявленных воров и бюрократов, с телеэкрана жизнь выглядела насыщенной, свободной и почти беспроблемной. В новостях показали один репортаж с Беларуси, где Каялович подписывал очередное дополнение к конституции союзного государства. Тон польского комментатора был в общем-то одобрительный, мы, мол в Европу вошли, а Беларусь в другую сторону, туда ей и дорога, а то телепалась, как скатерть на ветру, мост между Россией и Европой имитировала, а как медведь с бочонком нефти ступил на мосток, так тот гниловат оказался, пошатнулся и обсыпался в болото к чёртовой матери. Потом, правда, диктор по отечески заметил, что поляки белорусов любят, помнят ….

— Ты заешь, — уже зевая, обратился Кирута к Радикалу, — можешь меня пинать ногами, как этот Димуля, но мне уже почти всё равно, что с Россией, что без неё, просто хочу прибить эту гадину, — он кивнул на экран с Каяловичем и после длинного, сладкого зевка, добавил, — и стать на его место.

— Без независимости страны не будет тебе места, просто, грохнешь президента и станешь банальным террористом, — возразил радикал.

— Да я и так террорист, вон, убил двух ментов, какая уж теперь разница, что год повешения, что неделя расстрела.

— Разница есть. Своё государство тебе простит, когда-нибудь, чужое — никогда.

— А где ты видишь своё государство? Живёшь, как в тылу врага. Ты за независимость никого домкратом не подымешь, а вот против Каяловича поднять можно. И не пару десятков гонимых ветром чмомонов, а тысячи нормальных мужиков. А то соберётся кучка грызунов технической помощи на свой «день сурка» и пищат в зад змей-горынычу старую песню о жизни дятлов, пока их не сдует на 15 суток выхлопом попутного газа.

— Только в национальном государстве можно построить свободную Беларусь, — газетными фразами продолжал возражать радикал, — нация и государство неразрывны.

— Голова от таких аксиом распухнет, если их на Беларусь примерять. Я лет пять об этом думал, чуть с ума не сошёл, а может и сошёл. Проще думать надо. Не любит челядь царя-батюшку, так убей его, пока не поздно, а то это сделает кто-нибудь другой.

— Ну, ни черта себе! Так зачем же ты взялся Каяловича валить и на его место становиться? Просто ради одной власти, а Беларусь по боку?

— Да не по боку, не по боку. Но ты всё хочешь в один клубок завязать. Вилами ещё по воде наши планы писаны, лучше скорее надо эти сто штук доставать, а то наши голодранские базары ни к чему не приведут.

Кирута встал, выключил телевизор, подошёл к спящему банкиру. Тот содрогал храпом всю комнату. Поспать оставалось часов пять.

Новую порцию юнголицина укололи в шесть утра. Димуля долго капризничал и никак не хотел одеваться.

— Пошли вы все на …! Идите вы в …! Кричал он из своего "домика-одеяла", накинутого на два стула.

— Кто тебя так научил ругаться? Нельзя так! — начал было поучать банкира Сергей Сергеевич.

Но тот неистово начал орать одно и тоже ругательство:

— Пошли вы все на …! Пошли вы все на …!

Радикал подбежал к димкиному домику, сорвал со стульев одеяло и грозно крикнул:

— Не будешь слушаться, убью!

Димуля резко замолчал.

— Не бойся, не бойся, не убьёт он тебя, но может очень сурово наказать, — вмешался Сергей и автоматически бросил взгляд на утюг.

Банкир начал молча и очень быстро одеваться.

— Носки на выворот одеваешь, заправь хорошенько рубашку, застегни ширинку, — командовал Кирута несовсем уклюжим одеванием Димули.

Когда "политический беженец" застегнул последнюю пуговицу, Сергей Сергеевич обратился к нему с напутственным словом:

— Димуля! — сказал он голосом учителя сталинских времён, — ты действительно уже совсем взрослый, поэтому веди себя, как большой дядя. Вот, в твоей записной книжке есть номер телефона твоего знакомого дяди из Москвы, ты вчера сказал, что он может быстро перевести деньги, много денег, на твою карточку Виза. Поэтому, как только он поднимет трубку, ты первым делом поздоровайся и спроси как дела, выслушай, только потом скажи, что очень срочно нужно 100 тысяч Евро для одного хорошего друга, на которого наехала мафия, продиктуй ему номер карточки и долго не разговаривай. Понял?

— Понял! А потом желание! А потом желание! — снова заверещал банкир.

— Два желания, — нарочито по-деловому пообещал Кирута и вскинул два пальца перед носом у Димули.

— Два желания! Два желания! — повторял беженец, радостно подскакивая.

Сергей набрал номер директора московской фирмы банкира и протянул ему трубку.

— Фирма "Древэкспоплюс" — послышался женский голос на том конце провода.

— Тётя Оля! Тётя Оля! Это тётя Оля! — Димуля вопросительно посмотрел на Кируту в ожидании дальнейших указаний.

— Дмитрий Максимович! Здравствуйте! Вы там за границей совсем весёлый стали, — отвечал женский голос.

— Пусть позовёт Олега Ивановича, — шёпотом сказал Сергей.

— Тётя Оля, позовите, пожалуйста дядю Олега.

— Хорошо, дядя Дима, сейчас я позову Вам дядю Олега, — поддержала шутливый тон Оля.

— Я уже взрослый, тётя Оля, как Вы!

— Да, мы уже с Вами взрослые, — с грустцой вздохнула Оля.

— Я уже не ругаюсь, тётя Оля, я хороший мальчик, я не говорю, что идите Вы все на …

Кирута на слове "на…" успел выхватить трубку и врезал Димуле подзатыльник. Банкир виновато сморщился и захныкал.

— Быстро скажи: извините, Ольга, так где там Олег Иванович. — приказал Сергей и снова протянул телефон беженцу.

— Извините, Ольга, так где там Олег Иванович, — в точности повторил приказ Димуля.

— Я уже здесь, здесь, привет, шутник, — солидным баском отозвался Олег Иванович.

— Не до шуток, Олег, здравствуй, — подсказал Кирута, вслушиваясь в разговор ухом, приставленным к другой стороне трубки.

— Не до шуток, Олег, здравствуй, — скопировал банкир.

— Ну вот, опять двадцать пять. Снова кинули? Или пронюхали, что сертификаты левые? — поинтересовался Олег Иванович.

— Совсем не то, тут у меня личная проблема, — продолжал дословно повторять кирутины подсказки Димуля.

— Ну, ну, какая?

— Подробностей сказать не могу. Ты прямо сейчас должен всё бросить и перечислить на мою кредитную карту сто тысяч Евро со счёта фирмы. Очень кратко о проблеме: мой хороший польский друг сильно залетел по деньгам, наехала мафия, всё должно произойти сегодня до обеда. Понял? Ало, понял?

— Мафия какая?

— Албанская.

— Албанская? Он что по наркоте, что ли залетел?

— Косвенно да, но не напрямую, его просто по деньгам подставили.

— Извини, конечно, Дима, а ты сам, вообще-то, в порядке?

— Да не очень, тоже стресс получил, но ты не волнуйся, понял, не волнуйся, главное, иди в банк прямо сейчас.

— Ну смотри, твои деньги. Только знаешь, сегодня с утра могу перечислить лишь семьдесят тысяч, остальные уже сняты со счёта на другие оплаты.

— А перехватить, одолжить у кого на день-два сможешь?

— Со счёта на счёт смогу, но платить тебе на карточку все откажутся.

— Ну, ладно, давай, сколько сможешь. Данные кредитки сейчас по E-mail вышлю. Не подведи. Пока.

Кирута тут же выхватил трубку из рук банкира и нажал на кнопку окончания разговора.

— Молодец! Молодец, Димка! Хорошая ты повторялка! Желания то свои придумал уже? — спросил радикал и ласково погладил беженца по слизкой лысине.

— Придумал! Придумал!

— Какие?

— Первое. Первое ещё не знаю. А второе, побить одного дядьку.

— Какого дядьку?

— Вот этого, — Димуля достал из шкафа белорусскую газету и указал пальцем на президента Каяловича.

— Хорошее у тебя желание, — радикал помингул Сергею Сергеевичу, — и главное, естественное! И давно ты хочешь побить этого дядьку?

— Давно, с детства, — гордо ответил беженец.

Кирута положил руку на плечо банкира и по-отечески пообещал:

— Именно этого дядьку, малыш, мы сильно и качественно побьем, более чем сильно, обещаем.

После обеда того же дня вымогатели завалились в свой гостиничный номер с оттопыренными от денег карманами. Сергей аккуратно и неспеша разложил на столе пачки разных купюр. Всего 78 тысяч Евро.

— Красота! Кто понимает, — с радостным вздохом заключил Сергей Сергеевич, по привычке раскачиваясь на задних ножках стула.

— Да все понимают, особенно такие суммы, чего ж тут непонятного, — радикал двумя пальцами взял с верху одной из пачек купюру в сто евро и начал изучать на свету её водяные знаки.

— Бери, бери, не в чём себе не оказывай!

— Так этого только на дуло нового танка хватит, разве такими суммами на власть замахиваются.

— А сколько, тебе, Шура, нужно для полного счастья? — в запале удачи процитировал Сергей "золотого телёнка".

Но радикал шутки не понял.

Сергей Сергеевич расслабился и впал в пространный анализ, свойственный белорусским недотепам комментаторам. Он говорил радикалу о оппозиционерах, которые не одно десятилетие привыкали к жертвенности и в сношениях с властью они всегда предпочитали мазохизм. Власть их побьет, а за это им фонды западные грантов подбросят и на загрансеминары пригласят, т. е. в конечном счёте все удовлетворены.

— Ну, хорошо, власть садисты, оппозиция мазохисты, а ты кто такой? — спрашивал Кирута, — сомневающийся убийца? Неуверенный революционер? Террорист-любитель?

Но радикал увлёкся раскладыванием купюр в пачки по достоинству и не внимал рассуждениям соратника.

Устав от бессмысленного анализа, Сергей Сергеевич взял пару сотен Евро и отправился на вечернюю прогулку по Кракову. Радикал остался в гостинице.

Несмотря на общую консервативно-католическую идеологию, в газетном киоске нашлось пару газет с объявлениями вульгарного содержания.

— Лесби-шоу, садомазохизм, — выбрал Кирута явно не своё направление и набрал номер телефона.

У входа в указанную квартиру клиента ожидал сутенёр. Он забрал деньги и сразу ушёл. Комната для забав освещалась монохромным светом, который резко выделял всё белое. Пахло густой смесью дымчатых восточных благовоний, тихо играла слегка агрессивная музыка. На большом кожаном кресле вальяжно сидела властная и наигранно злобная женщина, её молодая напарница как-бы испуганно забилась в угол кровати и робко выглядывала из-под одеяла.

— Меня зовут Ванда, — на ломанном русском сказала хозяйка положения, — а это, — она кивнула на покорную напарницу, — Марылька, или Маринка, она будет терпеливо переносить все наши надругательства и сдержанно стонать.

— Очень приятно познакомиться с панями, — Сергей Сергеевич снял куртку, — а где у вас ванна?

— Ванная пока не нужна, — возразила Ванда, — сначала мы просто поиграем, я буду госпожой, а Марылька рабыней.

— А я?

— А пан посмотрит и сам скажет, кем он хочет быть.

Ванда встала, взяла специальный прутик и подошла к "трусливой" напарнице. Та с мольбой застонала, но Ванда была непреклонна, она рывком сорвала с "жертвы" одеяло. Марыля оказалась в чём мать родила. Садистка схватила её за волосы, перевернула на живот и стала хлестать прутиком по заднему месту. Молодая мазохистка то умело страдальчески стонала, то молчала, как молодогвардейка.

— Может наказать пана. Может пан тоже послушный мальчик? — поинтерисовалась запыхавшеяся Ванда.

— Нет, нет, — поспешил отказаться Сергей Сергеевич, — я непослушный мальчик.

— О! Так давайте вместе проучим эту молодую панночку! — и садистка протянула Сергею прутик.

Кирута неуверенно взял гибкий пластиковый стержень, помахал им как шпагой мушкетёр и сказал, что хочет наказать не Марыльку, а саму Ванду. Ванда нисколько не смутилась, мгновенно сменила имидж и перекинулась через кресло. Сергей Сергеевич с брезгливым любопытством стал похлопывать женщину прутиком ниже поясницы. Та стала извиваться и стонать. За окном послышался вечерний колокольный звон соседнего костёла. Сергей начал работать хлыстиком как барабанной палочкой, в такт ударов костёльного колокола. Марылька не выдержала и громко рассмеялась.

— Ну, всё, инквизиция закончена, — сказал Кирута и выглянул в окно.

К костёлу стекалась многочисленная паства на вечернюю молитву. Памятник предпоследнему папе римскому с добротой и всепрощением смотрел прямо на Сергея.

Обратно ехали через Литву, Латвию и Россию. Все границы пересекли без проблем. После пяти дней пребывания в не совсем благополучной Польше, Беларусь из окна вагона всё равно производила крайне удручающее впечатление. При внешней санитарной чистоте некоторых вокзалов, всё вокруг было серым и невзрачным; и от выражений лиц, и от настроений умов местных обывателей веяло кислой тоской. Складывалось ощущение, что всех вокруг постоянно слегка подташнивало, то ли от выпитого накануне, то ли обстановка укачивала. Немногочисленные коммерческие ларьки были похожи на долговременные оборонительные точки, а государственные магазины продолжали который уж десяток лет выставлять на свои прилавки безвкусные крохкие коржики и бутерброды с кусками костлявой селёдки. По вагонам поезда Москва-Минск шнырял Белорусский ОМОН и какие-то кадры в штатском. Они бесцеремонно всматривались в подавленные физиономии пассажиров. Кого-то искали.

В Минск прибыли ранним утром. Дома у радикала включили сотовые телефоны и те сразу выдали сообщение от чепэшника: "трёхмесячный мораторий на встречи отменяю, срочно приходите в гости".

— Ну как, заломали? — с порога спросил чепэшник.

— До ста не дотянули, но 78 тысяч вытрясли, — отрапортовал радикал.

Чепэшник был явно в приподнятом настроении.

— Я сейчас Вас познакомлю с моим братом, — сказал он с гордостью и потом полушёпотом добавил, — пять лет отсидел, из них два года в КПЗ, за незаконную предпринимательскую деятельность, раньше два ларька официально держал и одновременно по объявлениям шмотками приторговывал.

Они вошли на кухню. Там сидел короткостриженный, исхудавший мужчина и прямо из огромной кастрюли ел молочный суп.

— Андрей, — представил брата чепэшник.

— Ну, вы, мужики, даёте, он мне как рассказал о вас, — Андрей кивнул на брата, — то я поначалу не поверил, что такие люди тут нашлись. Хочу просить принять меня в свою команду, не подведу, я бывший военный, высшее образование, занимался спортом… — начал было пересказывать свою биографию брат чепэшника.

— Да ладно Вам, — прервал его Кирута, — это не так важно.

— Давай на ты, — предложил Андрей, — и я всё таки доскажу, короче, в митингах, пикетах участвовал, когда это шуршание поутихло, как-то сразу залетел за две куртки, проданные подставному менту. И не просто, суки, подставили, конфисковали дачу, авто, ценности, и, главное, начали, ублюдки, к делу жену пристёгивать, якобы она тоже по телефону на звонки по объявлениям отвечала. Вообщем, обоих нас посадили, ей дали три, мне пять. Так что вторым моим университетом была тюрьма. В первый год на надсмотрщиков озлобился, мечтал, что когда выйду, передавлю их всех до одного. Но потом, перевели меня с большой камеры с барыгами в камеру поменьше, с другими ларёшниками, вроде меня. Семеро нас было. Ребята толковые, интересные, в разговорах с ними и решил, что не на ментах поганых нужно злость срывать, а главного мочить. Потом новость пришла — Лукашенку собственный очень близкий родственничек из автомата изрешетил. Мы как узнали, так вся тюрьма три дня радостно гудела. Думали, уж амнистия на носу, что-то к лучшему изменится. Но не долго радовались, Каялович такие порядки в тюрьмах ввёл, что в пору повеситься. Двое из тех семерых сокамерников так и сделали, трое от болезней умерло, до свободы только я дожил, да ещё один парень из Витебска.

Андрей вдруг замолчал и принялся жадно доедать остатки молочного супа.

— Да, — невесело сказал чепэшник, — везде у власти и вокруг власти сволота сидит, вообщем, решили мы с Андреем в дело войти, а то бизнес тут опасней вести, чем милицию резать. Кстати, и мою "крышу" в горисполкоме на прошлой неделе в тюрягу кинули, так что киоски я закрыл, а товар по знакомым на комиссию раздал.

Услышав такие речи, радикал в честь новых соратников толкнул пламенную речь о национально-освободительной борьбе, о белорусской революции и особенностях строения последней марки ручного гранатомета. Говорил он энергично, то и дело хватая благодарных слушателей за локти и плечи, как бы прося у них подтверждения правоты своих слов. Все молча кивали.

— Перейдём к главному, — предложил чепэшник, — думаю, никто не против, лидером нашей группы будет Сергей, так что, давай, Серёга, распоряжайся.

— А Мартини есть? — спросил Кирута.

— Знал, что ты попросишь, — чепэшник многозначительно поднял палец к верху, открыл холодильник и достал оттуда заветный вермут.

В течение двух часов Сергей Сергеевич медленно и подробно рассказывал свой новый план. Его никто не перебивал, даже радикал не вымолвил ни слова. Послушать было что.

Первоначальный план расстрела президента на 9-го мая отменялся. Много недостатков. И дата неподходящая, и люди могут превратно понять, и случайных жертв будет больше, чем требует политическая подоплёка.

План номер два отличался от первого кардинально. Итак: сколачивается дисциплинированная, подпольная, идейная группа в десять человек. Это будут бойцы, которым суждено атаковать Каяловича. Так называемая группа атаки. Вторая группа в два раза меньше, пять каких-нибудь публичных оппозиционеров, которые в первые два дня после свержения засядут в резиденции и обзовут себя временной госадминистрацией. Группа атаки с гранатомётами и автоматами устраивает засаду на шоссе, ведущем из главного аэропорта к столице. Машины кортежа президента будут почти в упор расстреляны из гранатомётов. Огонь по плану должен вестись из леса, что прилегает к шоссе. Каяловича нужно будет обязательно добить контрольным выстрелом. После уничтожения президента бойцы едут в Минск к резиденции, где их уже ожидает небольшая толпа радикальных демонстрантов. Бойцы строят толпу в отряды, раздают заранее припасённое оружие и штурмуют резиденцию. В захваченном главном здании страны заранее приготовленная группа политиков объявляет себя новой временной властью. Далее, все министры автоматически заявляют о лояльности новому режиму. Гарантом отсутствия широкого и даже локального сопротивления является непременная смерть Каяловича. Общим руководством акциями атаки и захвата власти осуществляет Сергей Сергеевич, которого, временная госадминистрация и назначает главой государства на переходный период.

— А что дальше? — спросил чепэшник.

— А дальше ослабим гайки, прикормим министров, поставим своего генпрокурора, через пару лет проведём выборы, но уже по другой конституции, нашей. Но главное, до выборов нужно систему сокрушить, в первую очередь КГБ полностью перемолоть, вплоть до полураспада элементарных частиц, вместе со всеми спецслужбами, верхушкой МВД и прокуратуры.

— Логически всё очень хорошо получается. Во всяком случае, не фантастика, вроде переизбрания Каяловича на выборах. Но с одним согласиться не могу, — чепэшник очередной раз наполнил мартини бокал Сергея Сергеевича, — не найдём мы кандидатов в группу политиков. Сам подумай, легко сказать — пять публичных политиков, а кого, кого конкретно, у всех от этого плана мондражка начнётся, как у того твоего правозащитника. И потом, все наши публичные оппозиционеры давно в КГБ друг на дружку постукивают, как ты узнаешь, стукач или не стукач?

— Сука, или не сука, — добавил Андрей, — хотя в тюрьме это за месяц выявляется.

— Не важно, как называть, — перебил брата чепэшник, — говорить нашим оппозиционерам про такое, это подвергать себя смертельной опасности. Ненадёжные они, давно уже ненадёжные. Надёжные давно без вести сгинули. А если и есть где герой нашего времени, то где ж его найти, пока найдёшь, на десять провокаторов нарвёшься.

— Да, в чём-то ты прав, — поддержал сомнения чепэшника Сергей Сергеевич, — повсюду столько гнили и так давно она настаивалась, что забродила и плесенью покрылась. Вот с бойцами, другое дело.

— С бойцами вам ребята волноваться не надо, — заверил Андрей, — я лично знаю трёх надёжных как скала, в огонь и в воду пойдут.

— Как скала это хорошо, а как быть с политиками? — спросил радикал, — без политкрыши нас картошкой закидают.

— Не закидают, — успокоил его Сергей, — есть другой вариант, можно временно опереться на некоторых министров.

— Ты что, в контакте с ними?

— Куда там мне, да быть в контакте с министрами. Но когда я им под ноги труп президента брошу, то поставлю их перед выбором, или лечь под новую власть, или сесть за государственную измену.

— А КГБ? — продолжал сомневаться чепэшник.

— Если Каялович будет мёртв, никто даже не дёрнется, разве что десяток отморозков из его охраны. И КГБ и спецслужбы и прокуратура сильны при живом президенте, на случай его смерти, насильственной смерти, у них нет плана, нет воли. Иди и бери их за горло. Смерть Каяловича это смерть всех его декретов, указов, связей. Система сдохнет в мгновение. А отморозков мы на куски гаубицами разнесём.

На том и порешили.

Утомлённые долгим разговором, вышли на проспект подышать воздухом. Центр Минска был прост, подтянут, стерильно вычищен от бомжей и пикетов. Повсюду прогуливались суровые омоновцы, многочисленные дворники тревожно выискивали случайные фантики, почти незаметные стайки граждан служили фоном окружающей жизни.

После двух дней отдыха заговорщики сняли конспиративную квартиру и приступили к подготовке технических условий переворота. В квартире поселился Сергей Сергеевич, которого усиленно искала милиция по всей Беларуси и за её пределами. Радикал по своим каналам занялся закупкой оружия. Чепэшник отправился на авторынки за дешёвыми нерастаможенными автомобилями, а Андрей каждый день выезжал в район Аэропорта на поиск места для засады. По сообщениям СМИ вычислили примерный график международных вояжей Каяловича. Кирута встретился с двумя лидерами небольших, но радикальных политгрупп по вопросу организации небольшого митинга у стен резиденции президента.

— А за что митинговать будем? — спросил у Сергея председатель партии "Свобода или Смерть", — ведь если сунемся под резиденцию, то всех повяжут, а меня, как организатора, на пол-года упрячут в лагеря Чернобыльской Зоны.

— Не бойся, это будет просто протест за возврат в конституционное поле, спокойная, размытая тусовка, долго стоять не надо, и не обязательно под самыми стенами резиденции, можно, например, в соседнем сквере, и людей достаточно ста человек, — успокоил партийца Сергей Сергеевич.

— А кто ещё будет? Я сто не соберу.

— Ещё движение "Освобождение", родственники пропавших без вести. Ты хоть человек 50 дай, и порадикальней.

— А у меня нет нерадикальных!

— Посмотрим, посмотрим.

— Что посмотрим?

— Посмотрим как дисциплинированно соберутся.

— Я за своих гарантию даю. Только, Сергей, извини уж, но раз сам деньги предложил, то давай вперёд.

— Плачу вперёд. За два дня. Обещаю.

— Отлично. А сам то придёшь? Не боишься на публике появляться? Слышал, ищут тебя по делу каких-то двух пропавших ментов.

— Подстава. Меня кагэбэшники пытались разработать за месяц до этого. А в тот день прямо домой нагрянули, подкинули компрамата — фото военных объектов и начали грузить, что я шпион, пистолетом перед носом трясли, орали. Дверь входная случайно приоткрытою оказалась и два каких-то мента в квартиру вошли, проверить что да как. Гэбэшник рукояткой пушки мне в лоб бьет, а я смотрю, сзади милиция подходит, неслышно так, гэбэшники их в последний момент заметили. Вообщем, менты гэбэшников за вымогателей приняли, а эти чекисты сраные, даже удостоверений с собой не имели. Вышли они все в коридор и тут, слышу, потасовка, выстрелы, крики. Я один в комнате на пару минут остался, клювом не стал щёлкать, через окно на балкон, с балкона на крышу, через крышу к другому подъезду, так и убежал. А что там дальше было — чёрт его разберёт.

— Да, вляпали тебя в историю.

— Всех нас вляпали.

— А митинг то, когда будет?

— Месяца через три, я тебе за неделю перезвоню. И ещё, вот тебе пятьсот Евро, на мелкие расходы.

Лидер партийной группы неуверенно взял деньги и засунул в карман джинсов. Он был беден. Радикальность взглядов не давала ему возможности претендовать ни на зарубежные гранты, ни на должность госслужащего, а идти в предприниматели в его положении равносильно самоубийству — сразу пришьют статью о сокрытии доходов и сгноят в колонии для спекулянтов. Оппозиционные воротилы таких тоже не любят — слишком откровенен в суждениях, а это в корне противоречит форме заявки на получение технической помощи от западных фондов.

Тем временем работа шла без срывов. Через месяц в тайниках у радикала лежали семь новеньких гранатомётов, тридцать снарядов к ним, двенадцать ручных гранат, несколько старых Калашниковых, бронежилеты, пистолеты, патроны и одна снайперская винтовка.

Стала понятна и дата операции, 22 марта, через два месяца, у Каяловича была запланирована встреча на высшем уровне в Стамбуле. Это значит, он явно полетит на самолёте и явно с главного аэропорта.

Когда технические приготовления были закончены, занялись набором бойцов. Для гарантии безопасности решили призвать в группу атаки исключительно личных знакомых и не распространять информацию через вторые руки, человек со стороны вызвал бы взаимное подозрение. Из девяти кандидатов семь согласились.

Начались регулярные учения и тренировки. Для пробы гранатомёта специально выезжали в дебри налибокской пущи. Детально рассчитали каждое мгновение атаки, план отхода, связь, маршруты перемещения. В квартале у резиденции президента сняли квартиру для складирования оружия, соорудили там тайник. Автоматы и гранатомёты переносили в разобранном виде. Ещё два тайника сделали в лесу у дороги, ведущей к аэропорту, неподалёку оборудовали место для засады.

За две недели до дня икс всё намеченное было выполнено. Кирута созвонился с организаторами митинга и сообщил дату — 23 марта, сбор после обеда. Именно в это время Каялович должен был уже прилететь со Стамбула и ехать по шоссе из аэропорта в Минск.

Стали ждать. Нервное напряжение нарастало с каждым днём. У некоторых началась бессонница. Чтобы как-то самоуспокоиться, последние пять дней решили провести все вместе в одной квартире. Для этого сняли четырёхкомнатную хрущёвку на 11 человек. Но мондраж ожидания продолжал изъедать. В голове у Кируты стали возникать сотни сомнений, больших и маленьких, технических и концептуальных, серьезных и дурацких. Он выпивал по бутылке мартини в день, но ничего не помогало, заснуть удавалось лишь на пять-шесть часов в сутки. Чэпэшник с братом всё время курили и играли в карты, радикал читал какую-то книгу, но второй день застрял на пятой странице. Шутить не получалось.

Бывало Сергей Сергеевич подолгу ночами стоял у окна и вглядывался в пустынный двор Минского микрорайона. И этой ночью, за день до атаки, ему было страшно. Преодолеть этот страх было невозможно, не было опыта, не было фанатизма. Это было гораздо, гораздо страшнее чем война. А что война? Разве это страх? Всё за тебя решили и организовали, иди и стреляй куда скажут, дальше как повезёт. Война это не то, если убьют — героем станешь, памятник поставят, в историю угораздишь, в правильную историю. Хорошо каким-нибудь исламистам, они идейные, они верят, что попадут в рай, за ними миллиард мусульман. А кто за нами? Ненависть двух миллионов белорусов к Каяловичу? Национальный фанатизм пятисот последних могикан? Может быть, может быть, Кирута немного успокоился. Но лишь на мгновение. Вдруг он представил свой собственный расстрел, холодный ствол у затылка, мент, врач, прокурор, потом в сознании всплыли два убитых милиционера. Мысли принимали явно панический оборот. Как настроиться на волну спокойствия? Как? Как?

— Я всё равно умру, — думал Кирута, глядя в тёмный силуэт соседнего дома, — сдохну от рака, метастазы вывернут мои внутренности наизнанку и я сойду с ума от боли, а может инсульт, или авария, а если осечка гранатомёта, да, да, всё упирается в гранатомёт.

Сергей вошёл в другую комнату, там на полу спокойно спал Андрей и громко сопел парень с Гомеля. У окна стоял радикал.

— Везёт людям, — шёпотом сказал Кирута и указал на сонное царство соратников, — а я чего-то мондражирую.

— Я тоже, — глухо отозвался радикал.

— А ты чего?

— А ты?

— Нет, а ты?

— Я как ты.

— Боишься? — спросил Сергей Сергеевич и опять уставился в окно.

— Да, страшновато. Но я читал, что это только в первый раз, перед первым боем, а потом как-то привыкается.

Вдалеке послышался гул идущего в первый рейс трамвая. Кирута взглянул на часы.

— О! Уже пол-пятого. Пойду хоть пару-тройку часов вздремну, и тебе советую.

Сергей пошёл к своему дивану, тихо лёг и провалился в сон. В квартире было тихо. Ото всюду слышалось ровное сопение и шорох переворачиваний с бока на бок. Это напоминало маленькую казарму или спальный кубрик корабля. Только радикал, как часовой продолжал стоять у окна. Вдруг в дверь отчётливо и громко постучали. Два раза. Тук-тук. Сергей вскочил с дивана, сердце загрохотало как бешенное. Осмотрелся, никто не проснулся. Сергей Сергеевич на цыпочках перебежал через коридор в комнату радикала.

— Ты ничего не слышал? — спросил он тревожным шепотом.

— Нет, — спокойно ответил радикал, продолжая смотреть на чёрные окна соседнего дома.

Кирута глянул вниз. У подъезда стоял крытый ЗиЛ для перевозки людей.

— Этот грузовик давно тут?

— Нет, недавно, — радикал скептически посмотрел на Сергея, — подъехал час назад, из него никто, кроме водителя, не выходил.

— А куда пошёл водитель?

— В соседний подъезд.

— А ты следил за ЗИЛом?

— Ну, я же не часовой, чего ты переполошился, иди спи.

Сергей все также на цыпочках очень осторожно подошёл к глазку двери, но в подъезде не было света. Тогда он вновь перебежал в свою комнату, пригнувшись подкрался к окну и стал аккуратно открывать дверь балкона. Когда защёлка поддалась, повеяло лёгким сквозняком. Сергей Сергеевич на мгновенье обернулся, чтобы отвесить штору и когда снова повернул голову в сторону окна, увидел на балконе троих громадных спецназовцев. Их глаза торчали навыкат из амбразур чёрных масок и были красные от напряжения. Они с бычьим бешенством смотрели на полураздетого Сергея. Громилы были наготове, автоматы взведены и направлены прямо в грудь обезумевшего от страха заговорщика. В этот момент в коридоре раздался сильнейший взрыв, входная дверь вылетела с петель и в квартиру ворвались несколько вооружённых штурмовиков внутренних войск. Те трое на балконе тут же открыли ураганный огонь. Сергея пулями отбросило к стене, он в шоке метнулся в комнату радикала, но на коридоре получил удар прикладом в голову и отлетел к окну, где раньше стоял радикал. Со всей квартиры раздавались оглушительные автоматное очереди, чепэшника с братом изрешетили в мгновение, даже не дав проснуться, все комнаты покрылись трупами. Радикал лежал на осколках оконного стекла и бессмысленно вращал зрачками, его череп был расколот, изо рта шла кровь с пеной. К Сергею подбежал один из тех, кто сидел в засаде на балконе, он сорвал с себя чёрную маску — это был тот мент, которого Сергей Сергеевич запорол у себя дома, мент-призрак приставил дуло автомата ко лбу теряющего сознания Кируты и нажал на курок.

Сергей передёрнулся в постели и проснулся.

Все уже были на ногах. Из кухни доносилось аппетитное потрескивание жаренного сала. Это кухарил Андрей — внештатный кок группы атаки.

— Это есть на последний и решительный бо-о-й! — затянул песню чепэшник, выходя из ванной.

Он подошёл к Кирута и начал стягивать с него одеяло.

— Что вы там песни советские поёте? — отозвался с кухни радикал.

— А мы других не знаем.

— Белорусские песни петь надо, — настаивал радикал, пробуя жаренное сало.

— А какие Белорусские песни? Не знаем мы белорусских, ты напой, а мы подхватим, — попросил чепэшник.

Радикал слегка замешкался и начал фальшиво напевать никому неизвестные слова на мелодию мерсельезы.

— Ой берёзы и сосны! Партизанские сёстры! — попытался его перекричать парень из Гомеля.

— Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла! — ещё громче хриплым басом заорал Андрей, — ты много на себя взяла! Теперь оправдываться поздно!

— Посмотри на эти звёзды!!.. — дружно подхватили заразительную мурку все остальные.

— Смотри не обломай перо… — доносилось из окна конспиративной квартиры на весь двор.

— Тихо! Тихо! — успокоил ансамбль Сергей Сергеевич, — как и договорились, с 9.00 железная дисциплина, так что прекратите песню.

— Так ещё без пяти девять, командир, дай побалдеть перед боем, — попросил Андрей.

— Балдейте пять минут, но потише, — предупредил Кирута и стал одеваться.

К 9.30 все уже позавтракали и собрались в одной комнате.

— Действовать строго по плану, никакой самодеятельности, — давал последний инструктаж Сергей Сергеевич, — у нас нет опыта, нет за спиной своего государства, нет даже чужого государства, поэтому геройство запрещено, оно никем не оценится, только помешает делу. Запомните, приказ командира выше морали, выше мимолётной слабости, наш враг весь режим Каяловича, а не только лично президент, любой, кто станет на вашем пути, на пути выполнения приказа, должен быть уничтожен, и не важно кто это, мент, кагэбэшник или впавший в детство оппозиционер. Мы вне закона, вне государства, вне системы, только в этом наша сила. Вопросы есть?

В ответ было молчание.

— Тогда вперёд.

Кирута снял с предохранителя пистолет и вышел из квартиры. За ним по одному, с интервалом 1–2 минуты вышли остальные бойцы группы атаки. Последним вышел радикал, в 10.00 он был дома, переоделся в костюм велогонщика и под видом спортсмена отравился на велосипеде в низкорослый лес, что у дороги Минск — Аэропорт. К часу дня все были на месте.

Каялович пребывал в Стамбуле и через пару часов его самолёт должен был приземлиться в полутора километрах от засады. Место атаки было выбрано удачно. Отсюда просматривался километровый участок шоссе вправо, в сторону аэропорта и метров восемьсот влево, в сторону Минска.

Когда вся группа была в сборе, вскрыли лесной тайник с оружием, на забавную форму велогонщиков натянули маскировочные костюмы и бронежилеты. Рассредоточились вдоль дороги в линию атаки длиной 50 метров. За два километра от засады, на лесной дороге бойцов поджидали три стареньких Опеля. Машины стерёг чепэшник. Это входило в план отхода. На ударной линии залегли семь человек во главе с радикалом, с другой стороны дороги засел Андрей с парнем из Гомеля. Сергей Сергеевич находился на конспиративной квартире, где хранилась основная часть оружия, это недалеко от резиденции. Связь с группой атаки держал по рации и сотовому телефону. Только после известия о смерти Каяловича, Кирута должен тут же прибежать к участникам пикета-демонстрации, отозвать в сторонку лидеров собравшихся, сообщить о смерти Каяловича и повести за собой небольшую толпу сначала к оружейной квартире, а потом на штурм резиденции. В это время группа атаки с трупом президента и гранатомётами наперевес мчиться на уцелевших машинах кортежа прямо к резиденции диктатора, предварительно тщательно застреленного. Работники дорожной милиции могут, конечно, попытаться остановить подозрительную вереницу изрешечённых пулями машин, но тогда это будет чёрный день в жизни бедолаг автоинспекторов. В любом случае, по плану группа атаки соединяется с вооруженной толпой у стен резиденции. Гранатомёты и ручные гранаты подымут боевой дух заговорщиков, а безжизненное тело Каяловича окончательно деморализует его охрану. Потом победа, новый флажок на крыше, власть. Но это в плане. А пока, бойцы прижимались к холодной весенней земле и посматривали на небо — не летит ли где домой с командировки главнокомандующий и по совместительству президент. Самолёты иногда пролетали, но какой из них Каяловича — поди разберись.

Андрей с гомельским парнем, что засели на той стороне дороги, лежали друг от друга в метрах семи.

— Знал бы какой самолёт, — обратился к парню Андрей, — долбанул бы ручной ракетой и делов-то.

— Нельзя громко разговаривать, — предупредил Андрея гомельчанин.

— Так давай по рации.

— По рации тем более нельзя, забыл, что ли, приказ?

— Ну ладно, ладно, а так слышно? — спросил громким шёпотом Андрей.

— Слышно немного, — тоже прошептал гомельчанин.

— Так я говорю, чего это нам ракет не выдали, мы бы самолёт Каяловича элементарно сбили.

— Значит не так элементарно, раз не выдали.

— А ты на самом деле снайпер?

— На самом деле.

— В армии, что ли, выучили?

— Нет, я стрельбой как спортом занимался.

— Ну, смотри, бей прямо в глаз, а то…, - Андрей не договорил и прижался к земле.

По дороге на большой скорости проехал милицейский автомобиль, это уже второй в сторону аэропорта. Все внутренне напряглись, сжали в руках оружие, но ментовкая легковушка промчалась мимо засады без остановки. Маскировка была хорошей, бойцы лежали в заранее приготовленных углублениях и прикрывались связками сухой травы. Взведённые автоматы и заряженные гранатомёты в любой момент могли ощетиниться залпом огня.

Ожидать тяжело. С каждой минутой нервы натягиваются всё туже. Никто, никогда ранее не был в подобной ситуации, иначе бы вели себя поспокойнее.

Сергей Сергеевич ходил из конца в конец оружейной квартиры с рацией и телефоном в руках. Все автоматы он извлёк из тайника и разложил на столах, диванах и просто на полу. Приготовленную накануне ведомость выдачи оружия порвал, потом передумал, написал новую.

На пикет стали собираться люди.

— Лишь бы постояли часа два-три, лишь бы не разогнали сразу, — беспокойно думал Кирута, ускоряя шаг своего межкомнатного прохаживания.

Он взял сотовый телефон и набрал номер главного партийца "Свободы или Смерти".

— Ало, ало… — послышался глуховатый голос на фоне уличного шума.

— Привет!

— Что-что?

— Привет, говорю! Узнал?

— Конечно узнал. Ты где? Чего спрятался, не подходишь?

— Я подойду в любом случае, понял, в любом. Ты главное там очень борзо не выступай, скажи ментам, что просто большой пикет, никакого митинга или демонстрации, не лезь на рожон! И флагов не разворачивайте!

— Так мы уже развернули.

— Да вы часу с флагами не простоите, скажи, чтобы срочно свернули!

— Причём тут флаги? Мы же протестуем, как договорились, что ты там задумал?

— Не кипятись, потом объясню, но прошу тебя, сверни флаги, стойте спокойно и ждите меня. Даю слово, что когда прийду, обрадую как никогда в жизни.

— Чем это ты обрадуешь?

— Слово даю, будешь на седьмом небе.

— На седьмом чего?

Разговор оборвался. Сергей повторно набрал номер, но соединение отсутствовало.

— Связь, связь, чёртова связь! — проклинал Кирута сотовых операторов, — а если и с группой атаки так, и рация, и сотовый оборвутся, что тогда?

Он подошёл к телевизору и нажал на первую кнопку белорусского телевидения. Потом уселся на диван посреди автоматов и уставился на экран. Транслировали репортаж о причислении к лику белорусских святых Жукова, Громыко, Машерова и прадеда Каяловича. Выступал молодцеватый поп с выправкой офицера. Говорил он бойко, слегка взахлёб, обильно приправляя речь цитатами из библии и конституции союзного государства. О чём конкретно говорил служитель церкви, Сергей Сергеевич не улавливал, так как не мог сосредоточиться даже на смысле передачи. Да и не к чему это. В последнее время священники заполонили эфир как никогда раньше. Они искусно трактовали ветхий и новый заветы в зависимости от политической прихоти Каяловича и делили лавры министерства правды с пресслужбой президента.

Каялович любил церковь. Ему нравилась эта структура своей степенностью и основательностью, а в особенности по душе была чуткость к переменам всех настоятелей храмов. Они всегда готовы к поиску всеоправданности, и это качество выгодно отличало епископат даже от суда и прокуратуры.

— С божьей помощью прилетели, — облегчённо вдохнул митрополит и мастерски перекрестился.

Глядя на него, взмахнул привычную отмашку правой и Каялович. Самолёт уже остановился, через минуту должны были подать трап. В Стамбуле всё прошло удачно. Переговоры были не о чём, так, обмен мнениями и подарками.

Каялович отработанной важной походкой спустился с трапа и подошёл к замёрзшей на ветру кучке придворных журналистов. Те встрепенулись, пробубнили пару вопросов, президент коротко ответил и с небольшой свитой через здание аэропорта проследовал к ожидавшему его кортежу. В плотном кольце охраны он быстро миновал зал прилётов официальных делегаций и как в безопасное дупло заскочил в бронированный Мерседес. Дверь машины тут же, без показного хлопка, аккуратно закрыли. В следующую секунду в пять других автомобилей повпрыгивали охранники и кортеж почти одновременно тронулся с места. Каялович немного расслабился и расположился полулёжа на заднем сидении.

— Домой, — скомандовал он водителю.

Тот молча кивнул и утопил педаль газа. Только когда президент выехал с территории аэропорта, пограничники, милиционеры и таможенники сменили стойку "смирно" на "вольно" и продолжили свою хлебную работу.

Мимо засады на огромной скорости пронеслась гаишная машина с включенной мигалкой. Радикал аж привстал от волнения, он глянул вправо и в километре от группы атаки отчётливо увидел короткую вереницу автомобилей. Через полминуты они должны будут как метеориты промелькнуть мимо засады.

— К бою! — скомандовал радикал в микрофон рации, да так громко, что его голос был слышен за сто метров.

Все разом как по команде привстали с укрытий. Защёлкали автоматные предохранители. Кирутины люди с гранатомётами на плечах теперь стали отлично видны со стороны дороги. Их нельзя было не заметить с проезжавших мимо автомобилей. На это и был расчёт. По плану, охрана президента, увидев картину со своих самых жутких снов, боясь огня гранатомётчиков, начнёт резко тормозить кортеж, но не успеет это сделать и скорость бронированных Мерседесов упадёт в три-четыре раза.

— Газу!! Газу!! Вперёд! Вперёд! Заорал в рацию командир охраны с первого автомобиля.

И все машины к своей бешенной скорости ёщё прибавили ходу. Каялович тут же лёг на днище машины, а сидящий рядом охранник накрыл его собственным телом.

— Ого-о-онь!!! — изо всех сил закричал радикал, ещё больше привстал и сталь целиться в первый автомобиль.

Все бойцы группы атаки тоже вскочили и стали лихорадочно выбирать свой по счёту автомобиль. Через пять секунд кортеж сравнялся с линией засады и раздался неровный залп гранатомётов. Из всех снарядов только три угодили в цель, из них два в первую машину. Передовой автомобиль бросило на метр вправо, он завилял, но быстро выровнялся, лишь слегка сбавив скорость. Ни она граната не взяла броню. Но даже небольшое снижение скорости вызвало цепную реакцию, пришлось притормозить всем по очереди и замыкающий джип, не среагировав на ситуацию, врезался в зад предпоследнего Мерседеса. После мгновенного касания джип помчался дальше, а тот предпоследний не смог удержаться, резко сбавил скорость и его стало разворачивать поперёк дороги. Было видно, что водитель потерял контроль над управлением, машину со скрежетом вертело по дороге. Бойцы встали и в полный рост и наблюдали за судьбой аварийного авто. Остальной кортеж скрылся за поворотом в направлении Минска. Никто гранатомётов не перезаряжал, настало какое-то оцепенение. Никто, кроме Андрея, тот уже выбегал на середину дороги, на ходу вставляя новый снаряд.

— Назад! Назад! — зачем-то кричал радикал.

Но Андрей его не хотел слышать, он моментально прицелился и выстрелил из гранатомёта в направлении отбившейся от стада цели. В тот же момент машину стало вернуть на бок и снаряд попал точно в днище. Раздался громкий хлопок и Мерседес превратился в факел.

— К машине! К машине! — скомандовал радикал.

Половина бойцов бросилась к горящей машине, а вторая половина в лес.

— Да не нашим машинам! А к той! К той! — кричал радикал убегающим в лес, указывая на объятый пламенем автомобиль.

Наконец все поняли команду и побежали к горящему авто. Бойцы окружили машину и в течение минуты наблюдали за бушующим огнём. Но из Мерседеса никто не выскакивал, из салона не доносилось никаких звуков. Тогда гранатомётчики отступили на пару десятков метров и в упор выпустили в цель весь запас гранат. С каждым выстрелом автомобиль отбрасывало на пол-метра и пламя бушевало с новой силой.

— Бросайте оружие! Уходим! Уходим! — громко повторял радикал и первым стал отходить с места побоища.

Бойцы побросали гранатомёты прямо на асфальт и побежали к лесу. По пути все то и дело оглядывались на зловещую картину, знакомую с детства по крутым боевикам. Добежав до леса, вскочили на велосипеды и по лесной дороге за 15 минут домчались до уже заведённых автомобилей отхода. Чепэшник от волнения покрылся красными пятнами и молча сидел за рулём первой машины. Партизанский кортеж взял курс в сторону Борисова.

Радикал только сейчас, после угара атаки, понял, что Каяловича в горящей машине не было. Иначе бы авангард колонны не умчался в Минск, а поспешил бы на помощь президенту. План провалился. Путь в столицу был закрыт, нужно было просто спасаться. Радикал связался с Кирутой.

— Каялович жив, атака не удалась. Провал. Провал! — сказал он коротко и выключил связь.

Сергей Сергеевич положил рацию на диван с автоматами, подошел к телевизору, спокойно взглянул на изображение Каяловича, дающего интервью у трапа самолёта и нажал на кнопку выкл.

Утро следующего дня. Новости ведущих мировых телеинтернет-компаниий и газет не оставляли Кируте шансов на выход из игры. "Атака на Каяловича — трое убитых", "Гранатометы били в упор, президента спас Мерседес", "Партизаны на тропе войны — Каялович отделался шоком", "Три полковника КГБ сгорели заживо", "Отморозки стреляли стоя — эта банда угрожает Союзу", "Заварушка под Минском? И это только начало!" — упражнялись журналисты в заголовках.

Для народа залп гранатомётов по Каяловичу стал не просто новостью. Люди встрепенулись. Даже самые опасливые, невзрачные и морально упругие мужчинки с прытью дикого кабанчика врывались на кухни и начинали размахивать кулачками воздух.

— Что? Что случилось, дорогуша? — удивлённо вопрошали их жёны, — ты что, виагры объелся?

— Нет! Нет! Это класс! Класс! Замочу! Замочу козла! — визжали у замшелых кухонных умывальников жертвы кризиса среднего возраста.

— Какого козла? Ты чего? — спрашивали повеселевшие жёны.

— А ты что, не слышала? — мужчинки переходили на возбуждённый шёпот, предварительно захлопнув форточку, — Каяловича, засранца, чуть не грохнули, раздолбали всю автоколонну гранатомётами, два полковника из его охраны заживо сгорели, или три, кто как говорит. Короче, наших было человек двадцать — почти взвод, а охраны в два раза больше, бой полчаса длился, наши все целыми ушли, ни одного даже не ранили. Думаю, в следующий раз ротой нападём, тогда кранты засранцу!

И мужчинки начинали опять радостно подпрыгивать и боксировать кухонную штору.

Белорусская интеллигенция, занёсшая себя в красную книгу беспозвоночных, в тот же вечер засела за острую публицистику. Но слог, как всегда, не шёл, на этот раз из-за слишком волнительного момента. Нужно было подождать, переварить происшедшее.

Лидеров общественно-политической оппозиции сковал страх. Они были в панике. Все рванулись писать заявления с осуждением неполитических методов борьбы и терроризма. Нужно было молниеносно отмежеваться, отвергнуть, отскочить, не запятнаться.

— Наше объединенное, всебелорусское движение, — судорожно набирал на компьютере общепартийный писарь-обличитель, — рассматривает вчерашнее покушение на президента Республики Беларусь и сопрезидента союзного государства Каяловича тщательно спланированной провокацией против установления в Беларуси общепринятых норм политического процесса. Да, в нашей республике нарушаются права человека, нет свободы прессы, бесследно пропадают десятки политических активистов, но это не значит, что нужно переходить конституционные нормы борьбы за власть и заниматься неприкрытым террором…

Вокруг писаря собралось плотное кольцо перепуганных членов совета движения.

— Нет, — возразил один из заместителей председателя, — из текста сквозит, что Каялович мог эту провокацию инициировать, нужно жестче и однозначней. Написать, что просто группа никому неподконтрольных отморозков сошла с ума и так далее…

— Да, да! — закивали остальные, — именно так! Не тот момент, что бы на Каяловича наезжать.

Со все концов республики в газеты, на радио и на телевидение сыпанули десятки подобных писем. Электронные почтовые ящики быстро заполнились антитеррористической трескотней. Но много было и других посланий, ярые ненавистники Каяловича, скрываясь под анонимными именами, прямо взывали к смерти тирана, обычно через повешение, им вторили сторонники расстрела диктатора, а также иные гурманы расправы с президентом, в том числе не единожды поступали призывы посадить на кол, распять, утопить, замочить, порвать.

Начались тотальные репрессии. Зачистка шла без разбору, хватали и правозащитников, и просто правдоискателей. Оправившийся от испуга Каялович собрал в своём кабинете всех силовых министров и генпрокурора.

— Если бы меня эти подонки убили, — говорил Каялович побледневшим министрам, — вы были бы вторыми на очереди. Нацисты и террористы никогда не остановятся на одном президенте, запомните это! И о главном, где улики, где они взяли оружие, как фамилии этих гадёнышей? Почему ещё не арестованы все по списку?

Генералы молчали и угрюмо стучали стержнями ручек о записные блокноты.

— Что бы через 12 часов у меня были данные хоть на одного из них! — почти кричал главнокомандующий, — продолжайте аресты, никого не выпускайте. Всех до одного приобщайте к делу, готовьте так, что б под расстрел пошло не менее десятка отморозков! Остальных сгноим постепенно. Все свободны, кроме прокурора.

Когда генпрокурор остался за столом один, Каялович обратился к нему уже спокойным и даже дружеским тоном.

— Кто же это мог быть? У тебя есть предположения? Я уже и в Москву звонил, и нашим Киевским, все руками разводят. Может сами завязаны?

— Не знаю, не знаю, — задумчиво покивал головою генпрокурор, — скорее всего отморозки. Если хоть как-то это с нашими радикалами связано, я тебе к обеду все фамилии выложу. Но думаю, врят-ли особая связь была, иначе бы я узнал, и КГБ узнал бы по своим каналам. Кто-то скорее всего действовал автономно, или почти автономно. Денёк нужен на качественные допросы, к вечеру наверняка кому-то язык развяжут, не могли они полностью стерильно действовать.

— И я уверен, что не могли, — поддержал его президент, — они же безмозглые! Да, и насчёт сгоревших ребят, там ведь среди них был один полковник, который нам очень помог раньше, ну, ты знаешь о чём я.

— Да, конечно, знаю, не продолжай.

— Трагедия ужасная, но столько знал полковник, что нет худа без добра.

— Я тоже грешным делом подумывал, что с ним делать, а теперь и концы в воду.

После короткого стука в кабинет заглянул секретарь и вопрошающе посмотрел на президента.

— Говори — приказал Каялович.

— Есть срочная новость для генпрокурора, — сказал секретарь и протянул трубку спутникового телефона.

Каялович сам взят трубку.

— Это президент, рассказывайте, что там.

— Здравия желаю, товарищ президент, говорит помощник генерального прокурора по особым поручениям полковник юстиции Степаневич, полчаса назад мне доложили, что двое арестованных назвали фамилию главного организатора акта террора. Сейчас эту информацию активно перепроверяем, так как эти арестованные не были нашими осведомителями и заговорили только после пристрастного допроса.

— Кто это?

— Один правозащитник, а второй лидер партии "Свобода или Смерть", последний, правда, в конце допроса умер.

— Да нет! Кто организатор спрашиваю?!

— Кирута Сергей Сергеевич, — доложил помощник генпрокурора.

После звонка радикала и слова "провал" Кирута сгрёб все автоматы с диванов и столов, уложил их обратно в тайник и покинул оружейную комнату. Через час он уже мчался скорым поездом в сторону Москвы. Сергей привык к поездам. Еще на заре своего предпринимательства он раз в неделю мотался в Москву и обратно. Покачивание вагона, железнодорожный шум, полязгивание, поскрипывание — всё действовало убаюкивающие. Шумная, насыщенная Москва сулила Сергею Сергеевичу временную безопасность. В этом муравейнике можно было затеряться на несколько месяцев, особенно когда были деньги на покупку прописки в Подмосковье.

По прибытию на Белорусский вокзал, Сергей направился в ближайший ресторанчик. После волнений последних дней вдруг проснулся солдатский аппетит. Заказал две порции, было вкусно. Позавтракав, купил свежих газет и на первых страницах стал искать свою фамилию. Не найдя даже намёка о собственной персоне, ещё больше успокоился и направился в бюро недвижимости по аренде жилья.

Международная общественность восприняла нападение на Каяловича с неподдельным интересом. Многих это так удивило. Любопытство подогревалось полным отсутствием видимых предпосылок к такой брутальной гранатомётной атаке. Давно Беларусь не ассоциировалась с гранатомётом. Ну дубинки, слезоточивый газ, пропадающие активисты, пусть даже родственничек шлёпнул первого президента, но это всё бытовуха, так сказать обычный набор круга жизни полноценного недогосударства, стандартная спираль развития от простого к сложному, от конституции к зарплате. И вдруг какой-то местный с обочины дороги кричит зловещее "огонь!". Это уже не спираль, это штопор для бутылки с джином.

Заявления дипломатов, осуждающие террор, стали появляться после 14.00 следующего дня. Пауза была сделана чтобы показать Каяловичу, вот, мол, сукин сын, трепещи, следующий раз, если будешь на запад плевать и на восток гадить, назовём твоих застрельщиков не террористами, а партизанами.

Сами партизаны, как и Сергей Сергеевич были уже вне Беларуси. Всем удалось благополучно сбежать и укрыться за границей.

Узнать фамилию главаря хотел не только Каялович, пол-страны задавалось вопросом — кто? О том, что личность главаря известна, спецслужбы держали в секрете двое суток, чтобы не вспугнуть его друзей, родственников и знакомых. Продолжались массовые аресты. Но друзьями у Кируты было напряжёнка, родственники большей частью повымерли от последствий радиации, так что основной удар пришёлся на знакомых. Да. Быстрый бескровный переворотик не получился, только подступились и вот те на, трое офицеров охранки сгорели заживо, бедные, бедные полковники.

Жуткая смерть своих товарищей по оружию, политическим убийствам и пыткам взбудоражила весь офицерский состав КГБ, МВД и охраны президента. Псы диктатуры жаждали мести. Конкретной кагэбэшной мести, с раскалёнными пинцетами и трансформаторами тока. В первые же сутки в камерах допроса погибли десятки обезумевших от боли подозреваемых. Люди умирали от электоршока, задыхались в целлофановых пакетах. Палачи работали с интересом, ох, попадись им сам Кирута, они б его пальцем не тронули, волоску бы не дали упасть, связали бы нежными верёвками и доставили целенького, свеженького, испуганного лично Каяловичу. Вот бы тот позабавился, вот бы потешился. Мастер, мастер наш главнокомандующий над людьми измываться. Традицию ещё первый президент начал, когда ворью в законе чистку устроил, без суда и следствия. Сначала начали бандюганов как собак во дворах отстреливать, потом Лукашенко смекнул, а чего это перед расстрелом не понять глубже сущность человеческую и лично к пыткам приобщился, просто так, забавы ради. Совершенства достиг, бывало пристегнут для него к столу зэка, много на своём веку повидавшего, так глава государства три часа над ним колдует, пока тот дух не испустит. Каялович не такой. Без особого изврата. Придёт в расстрельное помещение, по мордам надаёт, потом автомат схватит и короткой очередью в голову. Руки помоет, испарину платком со лба смахнёт и на праздник урожая удалиться, до следующего расстрела. Вот она в чём, близость к народу выражается.

Народ узнал своего героя 25 марта. Во всех газетах было опубликовано свирепое совместное заявление прокуратуры, КГБ и милиции с большой фотографией Кируты и надписью ниже: "Разыскивается особо опасный преступник". Надпись наводила Сергея Сергеевича на невесёлые мысли. Гневным письмам от граждан и их объединений не было конца. Этим хором от обличений, плевков и тошнотворных призывов к бдительности были заполнены две первые страницы всех государственных газет. Творческие союзы, эти отходы клонирования худших образцов советского искусства, Кируту и его пособников смешали с грязью в свойственной белгосинтеллигенции тяге к графомании. Десятки заслуженных перьев союза писателей соревновались в сочинении на тему: "Терроризм — нет, Каялович — да!". Все белписатели мечтали войти в учебники литературы, чтобы после подзатыльника учительницы, семиклассник начинал бубнить наизусть отрывки из их опуса "Бешенная картофелекопалка". Но литература забуксовала в давно пожухшей ботве, а литераторы который год перебивались госзаказами на недостойную халтуру. Халтура, кстати, им тоже была не по зубам — кариес вырвал последний корневой.

Оживились Белорусские эмигранты, активно принимавшие участие в виртуальной оппозиции и набившие пальчики в острословии по Интернету. По случаю такого переполоха, счётчики их безвизовых сайтов зашкалили за десяток посетителей. Но заграничная тусовка слишком слаба, что бы подменить повязанную системную оппозицию, не говоря уже о подносе боеприпасов. В этот день, 25 марта, они праздновали одну из годовщин независимости Беларуси. Это праздник в их исполнении всегда смахивал на похороны. Мнение эмиграции было тоже однозначным: Кирута и его подельники — скрытые сотрудники КГБ, их атака спланирована в администрации Каяловича совместно с Лубянкой и так далее. Примерно такая же схемка сложилась в мыслях арестованных оппозиционеров. Удивительным образом режим Каяловича сошёлся со своими покорливыми оппонентами в ненависти к гранатомётчикам.

Сергей Сергеевич в течение пяти дней основательно замаскировался. Он уничтожил свой самопальный Белорусский паспорт и купил украинский. Снял квартиру под Москвой и получил временную регистрацию. Связался с чепэшником и радикалом, те пребывали на Кипре, денег у них было в обрез, максимум на три месяца.

Что бы как-то собраться с мыслями и отвлечься от мании преследования, Кирута засел за чтение книг. Чтение не успокаивало, не мог сконцентрироваться. Купил мартини, стало лучше. Задремал.

Разбудил внезапный стук в дверь. Сергей аккуратно встал с дивана, подошёл к шкафу, взял пистолет, сделал пару шагов в сторону балкона, посмотрел сквозь штору в окно. Приподняв руку с пистолетом, Кирута тихо направился к входной двери. Приблизившись к дверному глазку, он взглянул на площадку подъезда. Никого не было. Сергей вернулся в комнату, положил перед собой пистолет и стал лихорадочно перебирать в памяти каждый свой шаг с момента бегства из Минска. Промахов и ошибок не нашёл, его никто не должен был найти, но беспокойство не давало уснуть далеко за полночь.

— Скорее всего ошиблись квартирой, — думал Кирута, — но почему постучались? Ведь звонок исправен. И вообще, если б менты — то уже давно бы выбили дверь и повязали, а больше некому сюда соваться. Просто перепутали дверь, не должны меня пронюхать, не должны. Ну и перепугали, козлы, хоть с квартиры не выходи.

С квартиры в течении первых двух недель выходить было бы действительно опасно. Нужно переждать, когда спадёт острота поиска по горячим следам, потом знакомые радикала обещали сделать эстонский паспорт, а там видно будет.

Сергей заснул только под утро. Не прошло и часа, как сквозь сон услышал какой-то странный шорох. Проснулся. Не открывая глаз стал прислушиваться к каждому звуку, было тихо. Потом чуть приоткрыл веки и обомлел от неожиданности. Перед ним на креслах сидели трое мужчин, посередине поменьше, а по бокам двое накаченных вышибал. Пистолета на столе не было.

— Проснулся, — сказал правый вышибала.

— Вижу, — отозвался тот, что посередине и обратился к лежащему на диване партизану, — Сергей Сергеевич, не беспокойтесь, пожалуйста, мы не из органов, Вы понимаете, что я говорю — не из органов. Успокаивайтесь и приходите в себя.

— Вот Ваш пистолет, — протянул Сергею оружие левый вышибала, — только я пока забрал патроны, но обязательно отдам их Вам обратно.

— Да, — глухо выдавил Кирута и взял свой пистолет.

— Если Вы не против, Сергей Сергеевич, то давайте выпьем кофейку, а потом я Вам расскажу о целях своего визита. Да, кстати, Лев Максимович, — и главный тройки протянул Сергею для приветствия свою руку.

— Очень приятно, Сергей Сергеевич.

— Знаю, знаю. Но не будем Вам мешать одеваться, пойду, приготовлю кофейку, — сказал Лев Максимович, хлопнул себя по коленям, встал и удалился на кухню.

Правый вышибала послушно вышел на балкон покурить, а левый припёр собою входную дверь. Через пять минут Кирута примостился у маленького кухонного столика и молча начал пить кофе, ожидая монолога незваного гостя. Но Лев Максимович молчал и наслаждено вдыхал аромат крепкого кофе, как будто пришёл сюда только за этим. Допив кофе, он поёрзал на стуле, как бы устраиваясь поудобнее и начал свою речь.

— Сергей Сергеевич, я уполномочен сделать Вам предложение о сотрудничестве от имени одного очень крупного бизнесмена и одновременно влиятельного политика. Не называю пока его имени, но оно у всех на слуху уже много лет и в России и за рубежом. Постараюсь изложить дело кратко и понятно. Если Вы согласитесь, то завтра же встретитесь с моим боссом, если не согласитесь, то даём гарантию, что не будем против Вас предпринимать никаких действий, Вы свободны в своём выборе. Понимаете?

— Понимаю.

— Так вот. У этого влиятельного человека, э-э-э, назовём его министром. Таким образом, у министра были и есть давние связи и интересы в Белоруссии. Прочные связи и большие интересы. Эти интересы поставил под угрозу ещё Лукашенко, но окончательно их разрушил Каялович. Разрушил вопреки всех договоров, обещаний и доброй воли министра. Министр пытался восстановить справедливость, пытался не раз. Но не на кого было опереться, игра там, в Белоруссии, не совсем по нашим правилам, тяжело бороться за справедливость.

— За какую справедливость?

— За высшую, Сергей Сергеевич, за высшую справедливость. Вы, кстати, выбрали единственно правильный путь в этих условиях, и учитывая то, что путь этот Вам удалось начать с нуля, без опыта и поддержки, это делает Вас в глазах министра ключевой фигурой на белорусском направлении.

— На белорусском фронте.

— Да, да. На фронте, на первом белорусском фронте. Министр предлагает Вам адекватную поставленной цели финансовую, политическую, информационную и силовую поддержку.

— А что взамен?

— Ничего особенного, просто продолжайте то, что начали, только на более высоком уровне. Цель у нас одна — очистить Белоруссию от всякой швали.

— А дальше?

— А дальше я говорить не уполномочен. Главное при встрече с министром. Сейчас решайте в принципе, да или нет.

— Прямо сейчас?

— К сожалению по техническим причинам прямо сейчас.

— Почему по техническим?

— А Вы в окошко взгляните.

Сергей отвесил штору. Уже светало. Возле подъезда стояли три джипа.

— Это наша команда, — Лев Максимович указал на джипы, — там наготове ещё пять ребят.

— Наготове против кого?

— Не против, а за, за Вас, любезный Сергей Сергеевич. Вон видите, у соседнего дома два микроавтобуса, так это гоп-команда из Минского КГБ по Вашу душу. Мы прибыли раньше на каких-то двадцать минут, так что всем нам повезло. Благо везде у нас глаза и уши есть. Так Вы согласны? Или мы пойдём, а патроны Ваши отдадим, как обещали.

— Нет, нет. То есть да, конечно согласен, вместе убиваем Каяловича. Согласен полностью, — отрапортовал Кирута, украдкой всматриваясь в микроавтобусы.

— Вы переволновались Сергей Сергеевич, не убиваем, а устраняем. Ну что ж, Ваш ответ принят.

Лев Максимович сжал губы в сдержанной, но искренней полуулыбке и громко хлопнул в ладоши, как в цирке. На хлопок в комнату вбежали вышибалы.

— Едем вместе, — скомандовал командир тройки.

Вышибалы кивнули и пулей вылетели из квартиры. После коротких сборов Кирута вышел на площадку и стал спускаться к джипам. На каждом пролёте лестницы его встречали всё новые охранники, которые пристраивались за Сергеем и впереди него. Наружу Сергей Сергеевич вышел уже в плотном кольце телохранителей. После отъезда джипов, Минские микроавтобусы, постояв немного в растерянности, взяли курс на Беларусь.

— Куда мы едем, Лев Максимович? — спросил Сергей.

— В безопасное место.

Через полчаса машины въехали в подземный гараж шикарного комплекса зданий в центре Москвы. Лев Максимович пригласил Сергея Сергеевича следовать за ним. По пути, на каждом втором коридоре их встречали свирепые автоматчики в чёрной униформе.

— Не хрена себе, рейхстаг, — подумал Кирута и вслух спросил, — это госструктура или частное агентство?

— Два в одном, — не оборачиваясь ответил Лев Максимович.

— А куда идём?

— В безопасное место.

— В бомбоубежище?

Лев Максимович обернулся и дружески хлопнул Сергея по плечу.

— Чувство юмора в нашем деле лучший помощник! Я вот люблю больше чёрный юмор. А Вы? Чёрный или обычный? — поинтересовался представитель министра.

— Два в одном.

Лев Максимович ещё больше повеселел, достал ключ, подошел к одной из дверей, открыл её и пригласил Сергея войти в комнату. Это было небольшое уютное помещение квартирного типа, с кухней и санузлом.

— Располагайтесь, Сергей Сергеевич, отдыхайте сегодня весь день, завтра встретитесь с министром.

— А какой будет разговор, к чему готовиться?

— Не надо ни к чему готовиться, министр всегда разговаривает просто и коротко, — ответил Лев Максимович и удалился.

Как только дверь захлопнулась, Кирута улёгся на шикарную кровать и наконец по-настоящему крепко уснул.

Снился родной посёлок городского типа. С полей веяло прохладой и навозом. Слышна музыка. Это из клуба, там танцы. Хочется пойти на танцы, очень хочется, но нельзя, могут побить, побьют ни за что, ворвется толпа молодых колхозников с соседнего посёлка и начнут дубасить всех, кто под руку попадётся. Сергей Сергеевич не любил такие драки, уж лучше перестрелка, штурм с гранатой в руке, отшлифованный приклад снайперской винтовки, ласкающий шершавую щёку. Молодые драчливые колхозники не любили оружия, не любили тактики и стратегии, коротких перебежек, их стихия вырванные из забора штакетины с торчащими ржавыми гвоздями, им подавай бесшабашную пьяную драку, с такими Каяловича не свалишь. Поэтому и вымерли молодые драчуны, предварительно превратившись в спитую биомассу. Вымерли подчистую, если бы Сергей Сергеевич вовремя не переехал в городской посёлок побольше, типа Минска, сдох бы за компанию и не видел бы этого сна. И теперь, простое, но сильное желание грохнуть президента приподымает Кируту не только над родным городским посёлком, но и над соседним, что за полем. Вдруг с поля перестало вонять, из-за холма встало солнце, вместо картофельной ботвы — коротко стриженная травка, радикал достаёт клюшку для гольфа, целиться по белому шарику, удар, шар улетает в сторону посёлка. Взрыв. Менты выросли как из под земли. С метами разговор короткий, хватило двух шаров. Ещё менты, много милиции, поле в дыму, посёлки в руинах. Радикал опять в крови и в стекле, ранен в голову, Сергей Сергеевич выхватил у него клюшку, менты наседают, присмотрелся, это не менты, это молодые драчливые колхозники в ментовской форме, все с железными ржавыми дубинками. Вдруг к спине прижался чепэшник, предложил вместо клюшки косу, Сергей схватил косу, она сверкнула в последнем луче солнца, менты с диким воплем отступили. Размахнулся, начал прокос, брызги крови оросили его белую рубашку, жители посёлков взобрались на берёзы и с ужасом наблюдали за смертельным сенокосом. За Кирутой по прокосу полз окровавленный радикал.

Сергей Сергеевич открыл глаза. Уютная комната, за окном шум вечерней Москвы. Ночь прошла уже в спокойных снах.

Лев Максимович пришел рано утром. Вместе с ним отправились на встречу с министром, кабинет которого был тремя этажами выше. В так называемом министре Кирута сразу узнал могущественного олигарха, одного из тех, кто пришёл на смену первой романтическо-криминальной волне владельцев сказочных богатств. Олигарх был из бывших генералов ФСБ, хотя бывших там не бывает, и одновременно числился главой парламентской комиссии по финансовой политике.

— Вы, Сергей, отдаёте отчёт своим действиям? — спросил олигарх.

— Вполне, — ответил Кирута.

— Это хорошо. Мои люди начали Вам оказывать помощь, правда?

— Правда, Лев Максимович, например.

— Не только Лев Максимович. Главным Вашим помощником будет политтехнолог. Все главные вопросы с ним и будете решать, уже сегодня познакомитесь. Его слово — это моё слово.

— Понятно, его — Ваше, понятно.

— Не новость, конечно, что Каялович перешёл все рамки приличия и в политике, и в бизнесе, и в чисто человеческих отношениях. Это касается и меня, и Вас.

— Нас в особенности, — подчеркнул Кирута.

— Да бросьте Вы — в особенности. Знали бы всю информацию, вот тогда поняли бы, кого в особенности.

— Может быть.

— Не может быть, а точно. Для этого нам как раз и надо плотно посотрудничать. Вы получите почти всё, чего Вам не хватало, в замен нужно только одно — уничтожить Каяловича.

— В политическом смысле, — уточнил Кирута.

— Во всех смыслах, во всех возможных смыслах, — олигарх слегка приподнял указательный палец.

— А как насчёт степени независимости?

— Чьей и от кого?

— Беларуси от России.

— Это решиться не здесь и не сейчас. А у Вас лично будет большая степень независимости и условия.

— Особые условия?

— Нет, особых условий не будет, обычный режим экстренной смены нелегального руководителя. У меня просто личная просьба, новая власть должна обеспечить справедливую приватизацию трёх вещей: первой кнопки белорусского телевидения, нефте-газопроводов и рудники калийных солей.

— Действительно справедливая просьба. А кто должен всё это купить, какая фирма.

— Купит тот, кто окажется в нужное время в нужном месте.

— А более подробно?

— Боле подробно, Сергей Сергеевич, обсудим, когда покончим с Каяловичем.

На прощание, олигарх подал Сергею руку и пожелал удачи. Раздумывать было нечего, пускай подавиться своими калийными удобрениями вместе с нефтепроводами, пусть и пару городов замшелых забирает, лишь бы Каяловича помог турнуть. Было бы за что страдать, их нефть — нате и трубы, хотят корчить свои рожи по телику — ради бога, Каялович все равно страшнее, тем более есть еще вторая кнопка и третью припаять не сложно.

После царского обеда, Сергей Сергеевич встретился с политтехнологом.

— Просто Ростислав, — представился лысоватый очкарик.

— Просто Сергей, — поздоровался Кирута.

— Правильно, правильно, в нашей работе регалии только мешают. Сразу вопрос, а чего кортеж раздолбать не получилось? Не подрасчитали ветра, или что случилось?

— Не подрасчитали скорости и прочности машин.

— Броня крепка и мэрсы наши быстры?

— Что то в этом роде.

— Понятно, понятно. Но не расстраивайтесь так. Сейчас всё поправимо. Кстати, в газетах писали, что вы урановыми пулями огонь вели.

— Враньё, обычные гранатомёты, старые автоматы и одна неновая снайперская винтовка.

— Так вы ещё молодцы, с таким ветхозаветным оружием и трёх цепных псов живьём зажарили. Отличная работа. Ну да ладно, не моя это тема, о делах военных с военруком поговорите. А вообще, без лишней скромности — ты, Сергей, просто подарок судьбы. Каялович столько кровушки попортил, столько денег в бездонную бочку замариновал, столько гадостей понатворил… Лукашенку, вот кого я ещё раз замочил бы, вот откуда изначальная гниль пошла, от него корни растут, кстати, а знаешь, кто первого вашего президента на самом деле грохнул.

— Да родственничек его, вроде, на бытовой почве.

— Как бы ни так! Каялович сам лично и расстрелял, и родственничка того, который вину на себя под пытками взял, тоже собственноручно прикончил.

Привыкший ко всему Кирута без удивления принял информацию к сведению.

— Ты, Сергей, не просто президента уничтожить попытался, ты осиное гнездо побеспокоил. Мы с тобой вместе это болотце неэкологическое осушим. Командовать я не собираюсь, тебе на месте видней, — продолжал политтехнолог, — цель наша проста, убрать Каяловича и поставить на его место нормального человека. Правда?

— Правда.

— Ты правильно смекнул, что без силы Каяловича не спихнуть, и ни референдумы, ни выборы, ни время тут не помогут. Даже компромат бессилен, компромату ведь тоже поддержка нужна, сам по себе голый компромат как писк обиженных и отодвинутых от корыта. Плана подробного у меня нет, ты сам его со спецами составишь, принципиальная схема такая: готовишь людей, сосредотачиваешь в Минске, или возле Минска, атакуешь пять-семь важнейших гособъектов, захватываешь их и объявляешь новую власть. Каяловича при этом очень желательно убрать.

— Скорее обязательно.

— Возможно, ты прав, обязательно убрать. До начала операции подготовим ударный компромат, политкрышу, общественное мнение. Всё должно идти параллельно и слаженно. Надо спешить, через год-два США свою позицию смягчат, заговорят о начале вялой белорусской демократизации, тогда пиши пропало — любую атаку на акт террора спишут.

— Так и сейчас списали.

— На словах-то списали, но на деле, пока Каялович неугоден, штаты при возможности тебе всегда патронов подбросят. Дадим тебе в помощники двух спецов, один по провокациям, другой военрук — бывший полковник спецназа. Люди они опытные, не раз в делах себя показали. А теперь о главном, о деньгах. Составишь смету, хотя бы примерную, не мелочись, пиши всё, что нужно. Включи туда двести тысяч евро лично для себя и по полтиннику для нескольких близких друзей по оружию, получите эту премию до начала операции, что б увереннее чувствовали. Окей?

— Окей, — Сергей незаметно сглотнул слюну.

— Ну вот и хорошо. Сегодня же со спецами начнёшь обсуждение. Понятно?

— Да, всё предельно понятно.

— Теперь о власти, — политтехнолог задумчиво вздохнул, — на первое время сам в кресло главного сядешь, установишь контроль, начнёшь демократизацию, а там посмотрим. И тут мне Лев что-то насчёт независимости Беларуси говорил, так я разве против, это вы ребята там между собой сначала договаривайтесь, а то такую муть гоните, что Каялович, что ваша оппозиция, то вам супернезависимость, то вам в союз, то в федерацию, то вы нейтральные, то славяне, то балто-славяне, то чуть ли не инопланетяне. Дурдом, честное слово, ты уж меня извини, Сергей, но придите там у себя к чему-то общему, кроме прописки и любви к драникам.

— Драники уже не общее, драники все любят.

— Да, да, — политтехнолог рассмеялся, — драники, пожалуй да.

— Насчет сметы, на какую сумму можно рассчитывать?

— На любую, Сергей, на любую, всё получишь, только спихните вашего благодетеля,

В этот же день Сергей Сергеевич встретился со спецами. Военрук и спец по компроматам оказались хоть и циничные до безобразия, но опытные в своём деле.

Картина вырисовывалась из трёх направлений — военного, политического, специального.

Военное: нужно собрать группу добровольцев человек 30–40, группа усиливается четырьмя инструкторами от военрука и одним стратегом от политтехнолога. Вся команда на месяц-другой едет в тренировочный лагерь-полигон. Где-нибудь в Албании или в Македонии. После учений отряд концентрируется в Минске, соскребает ещё пару десятков добровольцев и ночью начинает штурм того объекта, где находится Каялович. Одновременно, группа в 10 человек арестовывает на дому несколько ключевых силовиков — руководителей Минобороны, КГБ, МВД, генпрокурора. Сразу после того, как с Каяловичем будет покончено, нужно захватить здание гостелерадиокомпании, объявить о мобилизации добровольцев, о смерти президента и о новой власти. Вариант довольно сырой, много неизвестных составляющих, поэтому военрук запросил через олигарха разведданных о состоянии и размещении вооружённых сил в Минске и под Минском. Информацию нужно было подождать два дня.

Политическое: за 1–2 месяца до операции в части российских СМИ муссируется тема о легальности Каяловича как президента и белорусской конституции, этот же вопрос подымут семь депутатов Думы. По первому каналу России покажут фильм о продажном и вороватом президенте союзничке. Одновременно, 5–6 неструхнувших белорусских политиков вывозятся в Эстонию и формируют там параллельное квазиправительство, снимают в Таллинне офис, надувают щёки. В решающий момент все подконтрольные олигарху СМИ и квазиправительство выкатывают компромат, включая специально инспирированный.

Специальное: инспирация ударного компромата. На один из военных заводов под видом гражданского оборудования завозятся старые газовые центрифуги для обогащения урана, от которых сильно фонит радиацией. Фото этих полуразобранных центрифуг на фоне белорусского военного завода, опубликованные во многих газетах, послужат сигналам к атаке на резиденцию Каяловича.

Политическое и специальное направления вполне подъёмные, а вот над военным направлением решили помозговать ещё до прихода разведданных из Минска. На стенах развесили подробные космические карты Беларуси, столицы и Минской области. Работали вчетвером — Сергей, политтехнолог, военрук и спец по компромату. Говорил в основном военрук, остальные молча слушали рассуждения опытного полковника.

— Больше всего боюсь, что не собрать этих 50 первых добровольцев, даже в два этапа, — военрук обратился к Сергею, — говорят у вас там все в полном трансе после покушения.

— Транс, трансом, — не согласился Кирута, — но если дать гарантии, "крышу", перспективу, то уж в штурмовой отряд людей набрать проблем не будет. Другое дело, мобилизация в Минске, если Каяловича при штурме не убьём, то дело гиблое, больше сотни не придёт, побоятся связываться. Да и куда идти при живом в президенте, все силовики бросятся выполнять его приказы, разорвут нас на мелкие кусочки, весь Минск наводнён охранкой и спецназом, земля у нас будет под ногами гореть.

— Да, ты прав, нужно продумать, что делать в случае без ликвидации Каяловича. Ведь он сейчас в тройном кольце охраны и днём и ночью. Мобилизация, вот главная задача при живом президенте. Где ж её провести?

— Никак не проведёшь. Это нужно центром Минска завладеть на пол-дня и созывать всех до кучи, тогда сотня-другая героев и пробежит до того как центр блокируют внутренние войска.

— А если два дня созывать? — спросил военрук.

— За два дня можно и полк сколотить, но где ж мы удержим кусок Минска двое суток.

— Послушайте, если вопрос упирается в мобилизацию, — включился в разговор спец по компромату, — и по вашим словам нужно течение двух дней удержать несколько Минских кварталов…

— Незаблокированных кварталов, — поправил его военрук.

— Но эти кварталы обязательно заблокируют, — продолжал спец, — правильно?

— Несомненно заблокируют, в течение полудня, намертво, — уверил Сергей Сергеевич.

— А какой кусок быстрее заблокируют, в центре или на окраине?

— В центре, пожалуй, чуть побыстрее, — отвечал военрук, — но разница в два-три часа. Минск не глобальный, как Москва, а проспекты широкие.

— Подождите, подождите, — перебил обсуждение политтехнолог, — так если главный вопрос не Каялович, а мобилизация, и в Минске её полноценно провести невозможно, то зачем нам кусок Минска, захватите кусок другого города, Витебска, например.

— Да, кстати, а в других городах люди пойдут в отряды, если там мобилизацию объявить? — спросил военрук у Сергея.

— Смотря в каких, в крупных пойдут, в мелких районных центрах не пойдут.

— Ну о мелких мы и не говорим. В вот насчёт Витебска идея хорошая, — сказал военрук и почесал стриженный затылок.

— Более чем хорошая, поддержал политтехнолога спец по компроматам. Смотрите сами, почти все силы Каялович в Минске держит. А если другой город взять, то за какое время его блокируют?

— Даже если постараться, то не раньше, чем через сутки, — ответил военрук.

— Вот и отлично! За сутки в этот город со всей Белоруссии можно приехать, и даже с Украины. А сколько с Белоруссии можно наскрести добровольцев? — спец указал пальцем на Сергея, как бы приглашая его к ответу.

— Со всей Беларуси? — Кирута задумался, — тысяч пять, но это в идеале, а за сутки от тысячи до двух.

— Во-о-от! Вот где мобилизация зарыта. Две тысячи это не две сотни, это целая развёрнутая бригада, — обрадовался политтехнолог.

— Если Каялович жив, две тысячи необученных юнцов — ничто, так и останутся в своём Витебске и сделают на неделю частную республику "шкит", покуда войска не зачистят всех до одного, — подытожил военрук, — что бы в лоб противостоять войскам, даже таким как Белорусские, нужна хорошая техника, новое оружие и минимум 10 тысяч бойцов, причём с авиацией и поддержкой спутниковой разведки,

От такого нерадостного вывода все замолчали и погрузились в раздумья, глядя на огромную карту Беларуси. Дальше решили не муссировать тему, а подождать разведданных их Минска. С политической и специальной частями плана все согласились и политтехнолог со спецом по компроматам занялись составлением смет.

Сергей Сергеевич с военруком вышли на террасу.

— Что бы ты немного ориентировался в ситуации, — сказал военрук, щёлкнув по очереди пальцами, — расскажу поподробнее о военной стороне. Если Каяловича не удастся убрать, то нужно будет биться лоб в лоб. Поясню, что такое лоб в лоб. Представь, что у тебя три тысячи необстрелянных солдат, а на вас идёт десятитысячная группировка правительственных войск, впереди танки, за ними колонны боевых машин, предварительно по тебе артиллерия поработала, реактивные установки так долбанули, что все твои бойцы в трансе мечутся и маму зовут. Плюс спецназ в тылу высадился. Удержишься? Никогда! А тебе надо не просто удержаться, а разбить эту группировку и Минск штурмом взять, который тоже тысяч 10 оборонять будут. Ощущаешь задачку?

— Ощущаю, — помахал головой Сергей Сергеевич и вопрошающе посмотрел в рыбьи глаза полковника. Военрук был полон оптимизма.

— Что бы ощущать, нужно пару раз побывать в такой ситуации, — продолжал военный спец, — поэтому для выполнения задачи нужны как минимум следующие силы и средства. Живой силы тысяч семь, хотя бы двадцать танков, десяток вертолётов, ракеты земля-воздух и земля-земля, обычных боевых машин около ста, снайперские винтовки под урановые пули, пять установок радиоэлектронной борьбы для отключения всей связи противника, пару мобильных реактивных установок и оперативная космическая разведка. Вот тогда, такой усиленной дивизией, все группировки можно обойти, попутные батальоны противника по урожайным полям размазать и за день до Минска добраться, за собой дороги заминировать и мосты взорвать, чтоб не успели основные силы догнать. Теперь о самом Минске. Тут сложнее. Если ввязаться в уличные бои по всему городу, то нам конец — замотают, окружат, зачистят. Поэтому нужен кинжальный прорыв в центр всей дивизией. Займём центр — все чиновники нашими станут. Если Каяловича не достанем, то министров заставишь нужные бумажки подписать. Кинжальный удар нужно нанести по двум широким проспектам одновременно и соединиться в центре. Для этого в остриё ставим по пять-шесть танков, за ними БМП занимают позиции на перекрёстках и углубляются в ответвления улиц на пару сот метров. Потом по этому коридору живая сила идёт. На все про всё, учитывая географию Минска уйдёт часа три. Лучшие коридоры — проспект Машерова и проспект Сталина.

— Мы его ещё по привычке проспектом Скарыны называем.

— Называйте как хотите, я по карте говорю.

— Но так Каялович может с Минска убежать.

— Может, но практика показывает, что будет сидеть как хорёк в своей резиденции. Он до последнего часа не будет ожидать такого развития.

— А если будет ожидать?

— Нужно что б не ожидал. Иначе драпанёт, тогда не найдём его со свечками.

На террасу вошёл политтехнолог.

— Мы тут помозговали по пиару и компромату, — обратился он к Сергею и кивнул на спеца по компроматом, выглядывающего в распахнутое окно, — очень яркие есть идейки. Мне только что из Минска звонили, выслали первую часть шифровки разведданных, завтра пришлют вторую часть.

— Быстро сработали, и что прислали? — спросил Кирута.

— Подробностей не знаю, пойду в техотдел, там занимаются расшифровкой, вернусь через час.

Военрук ударил кулаком в свою ладонь и что-то бормоча направился в помещение, что бы поколдовать с линейкой над картой Беларуси.

— Идите сюда, в кабинет, иначе замёрзнете, — позвал Сергея спец по компроматом, — у меня для Вас есть кое-какие бумаги.

Сергей Сергеевич зашёл обратно в тёплый кабинет. Там, на столе лежала стопка пухлых архивных папок.

— Это информация не первой свежести, — спец по компроматам хлопнул рукой по папкам, — в основном времён Лукашенко, большей частью о самом первом президенте, кое-что об оппозиции.

— И об оппозиции?

— Это попутные сведения, неинтересные, просто списки стукачей. А вот здесь, — спец открыл шуфлядку и достал оттуда папку потоньше, — о Каяловиче. Это фотографии с видиочипов о его проделках с заключёнными.

Спец по компроматам развязал папку, достал пару фотографий и положил их перед Кирутой. На фото Каялович с автоматом в руках, рядом два окровавленных трупа, чуть поодаль стоит офицер милиции и разворачивает большой чёрный мешок для упаковки убитых. Два лежащих на бетонном полу человека были расстреляны в лицо и опознать их было невозможно.

— Это с видеочипа, — сказал спец по компроматом, — есть трёхминутная запись экзекуции, чётко видно, что стреляет Каялович. Фамилии этих убитых нам известны, знаем где захоронены, адреса родственников, и офицера этого выследили, засняли его и в фаз и в профиль, и в кругу семьи и в пути на работу.

— И давно это было? — спросил Кирута, всматриваясь в лицо Каяловича.

— На прошедший Новый Год, прямо перед новогодней ночью, за шесть часов перед своим выступлением по телевидению.

— Он что, подзаряжается так, что ли?

— Вдохновляется, — пошутил спец и спрятил фотографии обратно в папку, — посмотрите, если хотите лукашенсковские папки, я первый раз смотрел, волосы дыбом вставали, вот фантазёром-зверюгой был ваш бывший батька. Компромат, конечно ударный, но теперь никому ненужный.

— Почему ненужный? Каялович приемник Лукашенко, можно параллели провести.

— Нам параллелей мало, параллели можно проводить хоть до посинения, кого угодно и с кем угодно. Но раз уж свергаем Каяловича, то и материалы нужны лично о нём. И всё таки про Лукашенку посмотрите, полезно для вдохновения, а я пока чайку попью.

Кирута взял одну из толстых папок. На ней в левом верхнем углу была наклеена бирка с надписью "Северо-запад. 1998–1999 гг". Развязав шнурки папки, Сергей Сергеевич принялся рассматривать её содержимое. Там были в основном не очень качественные фотографии расправ над первой волной без вести пропавших политиков и журналистов, какие-то обрывки подробных карт местности с пометками и схема Минского северного кладбища. Самое большое впечатление оставила фотография убийства одного бывшего министра, ходившего некогда в приятелях у Лукашенко. Оппонент президента был мёртв, без рубашки, весь в ссадинах и кровопотёках, со следами ожогов и глубокими ранами вместо глаз. Его под руки держали два бритых головореза, их лица были отчётливо запечатлены, сбоку стоял Лукашенко, он ухватил труп за щёку и со злобным сладострастием смотрел на изуродованное лицо своей жертвы.

— Ну как? — спросил спец по компромату, размешивая в чашке с чаем сахар, — если б его Каялович не кончил, через пару месяцев все эти папки отдали бы в прессу.

— Фотографии Лукашенко тоже с видиочипов?

— Да, но видиочипы не у нас, а у вашего генпрокурора, у него целый видио-архив, и против Лукашенко, и против Каяловича, поэтому и сидит генпрокурором при двух президентах.

— А фотографии как достали?

— Глаза боятся, руки делают, у нас есть люди в Белоруссии, ещё старые кадры.

— Просто фантастика.

— Не надо фантастики, вернёмся к нашим президентам. Против Каяловича, кроме этих фотографий мы ничего не имеем. Нужно более серьёзное подкрепление, чтобы сделать его злодеем мирового масштаба. А то, знаете, ну лупанул с автомата для души в головы двух зэков, никого этим, кроме отмороженных правозащитников не разжалобишь. Таких президентов сколько угодно, ещё покруче развлекаются. А что касается самого главного компромата, то политтехнолог говорил Вам вскользь.

— О урановых центрифугах?

— Да, это установки для обогащения урана. В Белоруссии их никогда не было. Центрифуги эти — единственное малогабаритное оборудование, на котором можно почти незаметно получить несколько килограмм высокообогащенного урана, что достаточно для небольшой ядерной бомбы.

— А саму бомбу разве не проблема сделать?

— Простейшую, как для Хиросимы, абсолютно не проблема, был бы обогащённый уран. Поэтому вся загвоздка в его обогащении. У нас уже есть на примете две сломанные центрифуги, мы их разберём и завезём на территорию Борисовского военного городка, или какого-нибудь военного завода. Само-собой, всё это на видио-чипы запишем. Это и будет наш термоядерный компромат, мы его сбросим, когда акция будет в самом разгаре.

— А про расстрел зэков?

— Про расстрел разошлём в СМИ через день-два после начала акции.

— Не поздновато? Может перед акцией?

— Если перед акцией начать компромат сбрасывать, то вспугнём Каяловича, а он матёрый, поймёт что к чему, закапсулируется, тогда его точно не достанем.

— Но с политтехнологом был разговор, что всё до начала акции сбрасываем, или в самом начале.

— Спланировали предварительно, теперь переиграли.

Спец по компромату собрал все папки в кейс, допил свой чай, попрощался до завтра и ушёл. Кирута подошёл к военруку, тот продолжал таращиться на карту Беларуси и измерять расстояния между городами. Сергей Сергеевич не стал его тревожить, сел в кресло и стал ждать политтехнолога с расшифрованными разведданными. Но политтехнолог позвонил и отложил продолжение обсуждения на завтрашнее утро.

Разведданные подтвердили самые пессимистические прогнозы. Каялович появлений на публике не планировал, часто ночевал прямо в резиденции, а работал под Минском на специально оборудованных объектах, иногда часами пропадал в штабах воинских соединений, оттуда же руководил всеми мероприятиями по каналам правительственной связи. Между местами пребывания передвигался без видимой закономерности, спонтанно выбирая маршрут и время переезда. Личная охрана усилена в три раза. В соседних с резиденциях зданиях размещён специальный батальон быстрого реагирования. Сквер перед резиденцией закрыт для посещения посторонними. В частях министерства обороны и внутренних войск никаких передислокаций замечено не было. Наиболее крупные группировки десантных войск как и прежде располагаются в Бресте и Витебске. Внутренние войска концентрировались в Минске и на юго-востоке столицы. Боеспособные механизированные части размещались в основном под Борисовым и на восточной окраине Минска. Остальные воинские соединения, вне зависимости от подчинения, были разбросаны по всей Беларуси и из-за неукомплектованности, необученности и слабого технического оснащения, подготовить их к бою и сконцентрировать за короткое время не представлялось возможным.

После недолгих размышлений, для первоочередного захвата был выбран город Барановичи, что в ста сорока километрах на запад от Минска. Город средней величины, населения тысяч 170, есть большой гарнизон и свой военный городок, но крупных сил спецназа и десантников нет, в основном служат лётчики и вспомогательные инженерные части. В Барановичи можно легко и быстро добраться со всех концов Беларуси в течении суток, город расположен на пересечении крупных транспортных развязок.

Работа над планом длилась два дня. Продолжительность акции должна была составит пять суток. Сутки на захват Баранович, двое суток на мобилизацию, сутки на прорыв к Минску и кинжальные удары по проспектам, и последние сутки на штурм резиденции и зачистку центра Минска. Смета операции вместе с подготовкой превысила 50 миллионов евро. Подготовку к акции разбили на три этапа: вербовка бойцов и доставка их в Албанию, учения в Албании и закупка оружия, переброска в Барановичи.

Сергей Сергеевич с рук политтехнолога получил настоящий российский паспорт на другое имя и номера анонимных счетов со страховочными суммами. Через день созвонился с чепэшником, который пребывал на Кипре, сообщил ему новость и номера счетов, тот снял все деньги и разместил их на новых счетах. Теперь группа атаки стала побогаче, новый план и перечисленные деньги бывшие гранатомётчики восприняли как чудо, они спешно паковали чемоданы в Албанию. Лишь радикал и гомельский парень вновь пробрались на Беларусь и занялись вербовкой будущих повстанцев.

Вербовка шла успешно. Когда перед потенциальным штурмовиком радикал начинал махать пачкой сотенных купюр евро, тот не мог устоять и соглашался. Желание бороться за счастье народа радикал в расчёт не брал. Любовь к родине на Беларуси понятие растяжимое, хотя это уже позыв к сопротивлению, к внутреннему протесту, к фиге в кармане. Ненависть к Каяловичу плюс деньги — вот что разжигало волю будущих повстанцев взяться за оружие. Была ли у них хоть капля патриотизма? Была, но это была уже последняя капля, сконцентрированная в серную кислоту, она нависала над территорией "де-юре", грозя превратить её в выжженную землю. Капать или не капать, вот в чём вопрос, хотя для радикала этот вопрос никогда не стоял.

Когда под знойным албанским солнцем отряд захвата начал свои учебные будни, политтехнолог прибыл в Минск для организации политической крыши. Дело оказалось не из лёгких. Большинство оппозиционеров сидели по тюрьмам, лагерям и следственным изоляторам. Те, кто был временно отпущен на свободу, наотрез отказались от встреч с кем-либо и где-либо. Чиновники тоже затаились, они то знали со времён Лукашенко: попрёшь против батьки — сразу ноги протянешь. К националам политтехнолог соваться не стал, из них уже ничего не склеишь, за последние пять лет маргинализовались и впали в маразм, достойный искренней жалости. Те, что постарше, которые в прошлом веке кашу недосолили, от безнадёги и тоски в гроб раньше времени сошли, а молодые в массе своей с головой дружить перестали. Так Белорусский национализм девяностых годов выродился в безвкусные перфомансы и однообразный гудёж на десятке замшелых интернет-форумов.

Пробыв в Минске пару дней, московский гость ни с чем возвратился домой. Начал искать зацепки среди белорусского землячества в России. Оказалось, прямо под носом, в Москве, жили-поживали несколько обиженных бывших министров правительства Лукашенко. Изучили биографии и выбрали троих кандидатов. Наезд решили сделать не с пустыми руками, наладили пышную встречу, сунули денег, обдарили обещаниями, намекнули, что отказываться неприлично. Для пущей важности приволокли с собой одного адмирала в отставке, который тоже из белорусов вышел, попросили его форму с кортиком надеть и молча щёки свои внушительные надувать. Адмирал отработал исправно, он всё больше молчал и взглядом встревоженного белого медведя цепко всматривался в суетливые глазки будущих членов белорусского квазиправительства. Бывшие белминистры на вздохе сглатывали слюну и робко, как перепуганные тюлени изредка поглядывали то на политтехнолога, то на белого медведя. Когда политтехнолог закончил речь, адмирал встал, резким движением оправил мундир и громко рявкнул:

— Да или нет?!

— Да, да, — хором ответили кандидаты.

— Задача проста, — продолжил политтехнолог, — ехать в Таллинн, устроить там пресс-конференцию против Каяловича, потом снять офис, собрать слёт неравнодушных белорусов, слёт назвать конгрессом и объявить квазиправительство в изгнании. Само-собой символику тематическую развесить, песнь хором пропеть. А дальше я скажу что делать.

Через неделю экс-министры упаковали чемоданы, переписали недвижимость на родственников и выехали в Эстонию.

Каялович нервничал. Кроме России, Китая и их союзников, террористов с особым рвением никто не осудил. Зато скандальный трезвон правозащитных организаций и некоторых еврокомиссий по поводу пыток и беспредела, постепенно свели на нет имидж белорусского президента, как жертвы международного терроризма. Теперь общественное мнение заколебалось, кто-то говорил, что Каялович сукин сын, но его жалко, а кто-то, что Каяловича хоть и жалко, но он всё-таки сукин сын. Под сукой подразумевалась Россия, которая в свою очередь, подумывала, как бы удавить своего двоюродного детёныша, ведь перспектива сотрудничества с ним вырисовывалась безрадостная.

В такой ситуации Каяловичу ничего не оставалось, как выпустить политзаключённых, приоткрыть несколько ранее затоптанных независимых газеток и в очередной раз взвинтить интеграционный шабаш с Россией, вплоть до полного объединения. Только тогда, угодив направо и налево, можно какое-то время гарантированно оставаться на плаву.

Это просчитал и политтехнолог. Он торопил события. Акцию свержения нужно было свершить до того, как Каялович начнёт пудрить мозги западной общественности своей псевдо демократизацией. Если тормознуть — начнутся серьёзные политические неувязки. Пока всё шло по плану, спец по компромату успешно доставил детали урановых центрифуг на Борисовским военный завод, их сгружали без упаковки, под видом запчастей для неизвестно чего, что бы лучше запечатлеть процесс разгрузки на фоне соседних цехов.

В албанских горах, одновременно с тренингом повстанцев, Кирута, чепэшник, радикал и военрук заканчивали разработку военного плана свержения. Рабочий вариант теоретически был отшлифован до подробностей и коротко говоря, заключался в следующем:

Вся команда через Кишинев и Москву пробирается в Барановичи. Численность отряда 37 человек, из них четверо московских спецов с военруком, бывшая группа атаки в полном сборе и остальные новобранцы. По прибытию в Барановичи, отряд на два дня распределяется в заранее снятые квартиры по 3–4 человека. За это время изучается местность, уточняются детали. Захват города начинается с арестов на дому председателя горисполкома, руководителей местных отделов КГБ и милиции, командира гарнизона и сводного отряда ОМОН. Все слуги и защитники народа свозятся в подвал загородного гаража. Одновременно выводится из строя станция сотовой связи и центральный телефонный узел, обесточиваются подстанции, питающие управления КГБ, МВД и гарнизонную службу. На крышу одного из домов ставиться работающая на полную мощность установка радиоэлектронного глушения, которая обрывает любые теле-радиосигналы в радиусе пяти-шести километров. После этого повстанцы захватывают здания горисполкома, КГБ, милиции, прокуратуры, гражданской обороны и штаб гарнизона. Все захваченные здания, кроме исполкома и гражданской обороны поджигаются, а бойцы отряда концентрируются в здании горисполкома. Затем из гаражей воинской части выводятся семь-восемь боевых машин БМП, которые занимают боевые позиции у горисполкома и на важнейших перекрёстках в центре города. К этому времени, опять же к горисполкому, т. е. к штабу, пригоняется заранее приготовленные грузовики со стрелковым оружием, гранатомётами и универсальными ручными ракетами. Все вышеописанное осуществляется ночью, а в семь утра по каналам городской гражданской обороны режим Каяловича объявляется нелегитимным и начинается пропаганда по мобилизации добровольцев в национальную гвардию. В эти же семь утра мощные сервера политтехнолога в Москве и квазиправительства в Таллинне начинают глобальные электронные рассылки и сплав баннерной рекламы о восстании в Беларуси. Планируется, что столь впечатляющую новость тут же поддержат ведущие мировые информационные агентства. Место сбора добровольцев — площадь перед горисполкомом. По оценкам командования отряда в первые два-три часа после начала пропаганды должно прибыть несколько десятков будущих гвардейцев, к вечеру их будет три сотни, а за ночь число добровольцев должно достичь тысячи, теоретически конечно. Поток гвардейцев будет нарастать, т. к. большинство людей из Минска смогут добраться до Баранович только к утру второго дня, а минчане составят больше половины всех бойцов. Брестская десантная бригада, Минские внутренние войска и марьиногорская группировка спецназа приблизятся к Барановичам лишь на вторые сутки, опять же теоретически. К этому времени нужно будет обязательно завладеть десятью танками и ключами к ним, что томятся в гаражах отдельного танкового батальона в пяти километрах от города.

Так в плане выглядел первый этап, без подробностей, ведь нужно ещё срочно развёртывать обучение добровольцев, развернуть в центре города целый учебный полигон, но это тоже всё было оговорено ещё в Албании.

На втором этапе важнее всего организовать космическую и наземную разведку, чтобы точно знать расположение войск Каяловича. Используя данные разведки, нужно во-первых: организовать засады на путях подхода правительственных войск, во-вторых: покинуть Барановичи, обойти войска и сконцентрироваться под Минском. Потом следуют пресловутые кинжальные удары в центр столицы и как подарок за проделанный путь — убийство президента, а как следствие всего — власть.

Вот, собственно и всё. На бумаге получалось довольно гладко, особенно учитывая сопутствующий сброс компромата и солидную финансовую поддержку.

Учения приближались к концу. На склады в Барановичах и Ждановичах под видом автозапчастей завезли оружие, боеприпасы и вспомогательное оборудование, радиоглушилки спрятали в предварительно снятых квартирах. До Баранович добирались группами по 5–7 человек.

В западной Беларуси лили проливные дожди. Всё небо уже вторые сутки было затянуто плотными тучами. Прогноз на неделю тоже не утешительный — как минимум пять дней густая облачность, мгла и густой моросящий дождь с небольшими перерывами. Неутешительный для дачников, для отряда Кируты это идеальная погода, в такую видимость ВВС Каяловича будут на аэродромах зубами скрипеть. Поэтому решили сократить время ознакомления с городом до одного дня. Да и смотреть особенно нечего, все нужные объекты в центре города, воинская часть с БТРами и танками в пригороде, недалеко от военного аэродрома.

Город Барановичи дремал под барабанную дробь дождевых капель о жестяные оконные бордюры. Этот дрём за последние сто лет прерывался четыре раза, в 1920 — когда перешёл в руки поляков, в 1939 — когда перешёл в руки советов, в 1941 — немцам и в 1944 снова СССР. Соответственно четыре раза была произведена классово-этническая чистка. Но это всё в прошлом, к чему его ворошить, до правды докапываться, тем более до исторической, поэтому горожанам просто скармливали познавательный силос об справедливых войнах, ненавистных оккупациях и сытых рогатых зубрах. Возможно, город был наполнен какой-то внутренней бразильской жизнью, но снаружи он вызывал радостное ощущение того, что слава богу мир велик, есть и другие места. Это, конечно, крайнее мнение заносчивого москвича. Горожанам же жить было вполне сносно.

Барановичи — типичный для Беларуси город средней величины. Окружён дачными посёлками, воинскими частями и аурой глухой провинции. Но дачах население производит до трети своего пропитания, воинские части подсокращены до уровня потешных полков, а провинциальный имидж города крепчает из года в год, в ногу с маразмом местных чиновников. Время здесь не остановилось, и не пошло вспять, просто стрелки часов в бессилии от собственной тяжести опустились до уровня шести; иногда, большая минутная кочерга, под гудок опоздавшей электрички доползёт по циферблату вверх до двенадцати и тут же стремительно падает вниз, в часовой отстойник; пружины механизма надежды на новую жизнь давно лопнули и скрутились в запутанную бороду. Окружающие люди, как правило незаводные, а кого припрёт однообразное тиканье, кто понял, что кукушка сдохла, те уезжают подальше, и обычно навсегда. Безнадёга пышной плесенью покрыла всё, что движется и склонно к размышлению.

Город вдоль и поперёк разрезали многоколейные железнодорожные пути, он по сути и зачался от встретившихся под прямым углом двух железных дорог. В память об этой встрече на привокзальном пьедестале ржавеет старый паровоз. Достопримечательностей у города нет. Бывалый турист, который проезжает мимо Баранович на повышенной скорости, оценивает мелькнувшие скопища строений, как очередное архитектурное недоразумение между Москвой и Варшавой.

Если что-то и заслуживает внимания в этом стосемидесятитысячном населённом пункте, так это некоторые горожане. Например, несколько студентов, пару учителей и один художник, чудачества которого, даже часть домочадцев принимает за перманентную шизофрению. Группа, конечно, микроскопическая, разрозненная, но нервы начальству портит. Достали и горисполком, и милицию, и прокуратуру своим правдоискательством и позицией непримиримых могильщиков номенклатуры. Всякие гадости вытворяют, то пикеты неразрешённые, то попытки самосожжения, то цепью себя к дверям КГБ прикуют. Вообщем, диссиденты, не нравятся ни властям, ни оппозиции, ни врачам психиатрам. Зато к этому десятку смутьянов примыкает пара тысяч горожан понеприметнее, но тоже с испепеляющей душу ненавистью к окружающей общественно-политической обстановке. На эти две тысячи и возложил надежды Сергей Кирута со своим отрядом. Столько народа, конечно, добровольцами в в гвардию с одних Баранович не запишутся, но сотня-другая наверняка схватится за оружие, если увидят ясную цель и трезвого командира. С таким заключением соглашались не только все бойцы, но и военрук с политтехнологом.

В день присмотра к местным особенностям, отряд разбился на пять мелких групп, которые неспеша прогуливались рядом с объектами завтрашнего захвата. Горисполком находился на центральной площади, прямо у пересечения двух главных улиц. Но доминантой стратегического перекрёстка была гостиница, метрах в сорока от горисполкома. Её тут же включили в список объектов первоочередного захвата. Центр города был ярко выражен и очерчивался четырьмя небольшими кварталами. Кроме восьмиэтажной гостиницы, за горисполкомом возвышалось ещё одно очень удобное с точки зрения контроля участков обстрела административное задание.

К вечеру всё руководство антиэскадрона собралось на одной из конспиративных квартир, чтобы перед началом операции увязать в одно целое старые планы и новые подробности. Кирута по спутниковому телефону связался с политтехнологом, тот на этот раз тоже слегка волновался, но уверял, что всё о чём договаривались готово и ждёт своего часа, всё, кроме космической разведки для слежения за передвижением карателей Каяловича, но и это должно было решиться в приемлемый срок — через 15 часов после начала операции спутник-шпион начнёт делиться информацией с человеком олигарха из российского ГРУ.

Пробило полночь. Новые сутки предвещали начало государственного переворота. Все уже были в полной амуниции и боекомплекте. Каждый боец, кроме автомата, пистолета, ножа, рации, противогаза, газовых шашек, и ручных гранат, имел бронежилет, каску, энерговитамины и подробную карту города. В тайниках отряд ожидало оружие посерьёзнее. Кирута, военрук, радикал и чэпэшник, кроме прочего имели при себе спутниковые телефоны и планшетные компьютеры. Перед выходом минуты две посидели молча.

— Вперёд. — скомандовал Сергей Сергеевич, и время пошло.

00.20.

Гуськом вышли с квартиры во двор. Все 37 человек. На дороге у торца дома их ожидала вереница заранее заказанных такси, всего двенадцать автомобилей разных марок. Когда вооружённая до зубов группа приблизилась к машинам, многие таксисты дали себе зарок больше никогда не работать по ночам, но боясь выстрелов вдогонку, никто не уехал. Отряд разместился по транспорту. Таксисты забрали личные побрякушки и уныло стояли у машин, мня в руках полученные купюры ЕВРО.

— Совет такой, — крикнул водителям чэпэшник сквозь рёв заведённых авто, — сегодня же ночью берите семьи и уезжайте из Баранович на несколько дней, желательно подальше.

00.30.

Такси разъехались по целям захвата. Первым делом, на крыше жилого дома напротив горисполкома включили заранее приготовленную радиоглушилку. Связь между собой держали на особой плавающей частоте, вне досягаемости установки радиоэлектронного глушения, через специально изготовленные рации. Кроме того, один раз в полчаса глушилка автоматически отключалась на 2–3 секунды для пересылки-получения порций сжатой информации по Интернету через спутниковые телефоны.

Кирута вместе с тремя бойцами на престарелом Опеле подъёхали к парадному входу горисполкома. Подошли к массивной запертой двери и громко постучали. Гулкий стук привлёк внимание трёх таксистов, которые дежурили в своих авто неподалеку. Один из бойцов направился к таксистам забирать ключи от машин, пересчитывая на ходу деньги для компенсации.

— Кто стучит? В чём дело? — послышался из-за двери голос вахтёра.

— Милиция и сапёры. Поступило сообщение, что в здании заложена взрывчатка. — сообщил Кирута.

Дверь неспеша отворили. Внутри вместе с вахтёром стоял сонный сержант милиции. Они услужливо пригласили бойцов войти в горисполком. Милиционер безуспешно попытался связаться с дежурным по городу, но из рации доносился непрерывный треск.

— Где кабинет председателя горисполкома? — спросил Сергей Сергеевич.

— Пройдёмте, это выше, — предложил милиционер, тряся заглохшую рацию и первым направился к лестнице.

— А ключи у Вас?

— Да, у меня, но смогу открыть только с разрешения дежурного по городу.

Кирута посмотрел на одного из сопровождавших его бойцов и повёл бровями в сторону сержанта. Боец мгновенно передёрнул затвор, приподнял автомат и упёр ствол в грудь милиционера. Рядом стоявший вахтёр обомлел от страха и поднял руки вверх. Работник милиции понял, что от его требуется, отдал связку ключей и пистолет. Вдали послушались две длинные автоматные очереди.

— У вас есть пять минут, чтобы выбраться с центра города, — сказал Сергей служителям охраны.

Те тут же полубегом покинули горисполком.

Группу захвата городского УВД возглавлял сам радикал. Войдя в помещение дежурки, бойцы сходу открыли ураганный огонь. В КГБ и городской прокуратуре обошлось без стрельбы, кроме вахтёров, там никого не было. К гарнизонной комендатуре отправился военрук с усиленной группой в восемь человек, включая двух инструкторов. Ехали на двух машинах. Остановились за 100 метров. Рассредоточились, подошли к зданию с разных сторон. На стук в дверь вышел солдат.

— Скажи дежурному офицеру, что приехали связисты оперативку устанавливать, — приказал солдату военрук.

Солдат дверь не открыл и пошёл докладывать командиру о прибывших связистах.

— Товарищ подполковник, это по установке оперативной связи, — послышалось из окна.

— Наконец-то, ко мне их давай сразу, я уж думал война началась, первый раз такое за всю службу.

Солдат открыл засов железной двери и сопроводил военрука с двумя бойцами к подполковнику.

— Вся связь отключилась, вся, — начал жаловаться военруку офицер, показывая трубку рации, — а чего это вы в таком боекомплекте?

— Долго рассказывать, — коротко ответил военрук, подошёл к дежурному и рывком сломал ему шею.

Один из бойцов тут же ударил финкой в грудь солдата. Второй боец отворил дверь и впустил в здание остальных соратников. В разных помещениях комендатуры находилось четверо солдат и один младший офицер, в течение двух минут с ними было покончено.

01.00

Все намеченные здания подожжены. Языки пламени жадно лизали мебель, линолеум и горючую обшивку стен. От температуры начали трескаться оконные стёкла.

Группы ареста действовали не менее успешно. Никто не пытался сопротивляться. Везде срабатывала самая простая схема. Звонок в дверь. На вопрос — кто там? Отвечали однообразно — следователи генеральной прокуратуры, у нас ордер на Ваш арест. Действовало безотказно, все открывали дверь и суматошно начинали собираться в тюрьму, проклиная репрессии Каяловича против своих же верных слуг. Отцов города свезли в подвал заброшенного одинокого гаража и закрыли под увесистый замок. По дороге к гаражу гомельский парень не выдержал, остановил машину прямо у городского рынка, выволок оттуда главного барановичского КГБэшника и пару раз ударил его в лицо прикладом автомата. Начальник местного КГБ от второго удара потерял сознание, после чего его снова забросили на заднее сидение и помчались дальше.

01.10

Бойцы вошли в здание центральной гостиницы. Все постояльцы гостиницы в спешном порядке уходят в сторону железнодорожного вокзала. Ночной город наполнился сиренами пожарных машин и скорой помощи, они спешили к горящим зданиям. Но у подожженных объектов их встретили бойцы отряда захвата, запретив тушить пожары.

01.30

В горисполкоме спешно оборудован штаб. Сюда на 5 минут съехались командиры групп. Быстро уточнили боевые задания на ближайшие четыре часа и перегруппировались. Теперь вся группа разбивалась на три временных отряда. Первый отряд готовит к обороне здания горисполкома и гостиницы, второй отряд перекрывает техникой улицы, ведущие к центру города, третий отряд захватывает гаражи воинской части с боевыми машинами пехоты.

02.30.

Центр города проснулся. Несколько зевак выбежали поглазеть на пожары. Все улицы перегорожены длинными городскими автобусами. На крыше гостиницы снайперы, в некоторых окнах горисполкома оборудованы пулемётные точки. В воздухе чувствуется дым от пылающих зданий УВД, КГБ, прокуратуры и комендатуры. В пригородной воинской части разгорелась перестрелка с караулом. Застать врасплох часовых не удалось, те вызвали дежурную смену. Бой длился минут десять, используя преимущество в оружии и подготовке, охранников удалось частично потеснить и рассеять, но те по внутренней проводной связи вызвали роту оперативного реагирования. Рота сильно тормозила. За это время бойцы ворвались в гаражи, вывели оттуда пять БМП и колонной направились к центру, огнём с пулемётов окончательно рассеяв охрану. Им на встречу на двух грузовиках ехала оперативная рота. За 100 метров до неминуемого столкновения грузовики остановились, из них вместо ожидаемой роты выскочило человек 30 молодых солдат и попытались рассредоточиться в линию обороны, но под ураганным пулемётным огнём с БМП солдаты побросали оружие и прижались к земле, часть из них попадали, сражённые пулями.

02.50.

БМП прибыли к горисполкому и заняли круговую оборону. Выведена из строя ГРП, питающая наиболее боеспособную воинскую часть. Пригнали заранее приготовленный грузовик с миномётами, ручными ракетами, противотанковыми минами и стрелковым оружием. Оружейный фургон загнали во двор горисполкома. В захваченных помещениях гражданской обороны начали проверять готовность оборудования для оповещения населения. Все действовали слаженно и чётко. Каких-то неожиданностей не возникало. От этого немного поднялось настроение и напряжение первых часов захвата отступило. В штабе постоянно находился Кирута и один боец, остальные забегали по мере необходимости, но в основном обмен информации шёл по рации. Сергей Сергеевич говорил в микрофон рации почти беспрерывно, отрываясь лишь на указания прибывшим в штаб командирам отрядов, да глоток воды. Отступления от албанского плана конечно были, и по времени, и по некоторым действиям, но в принципе механизм захвата сработал без сбоев.

03.00Москва. Управление олигарха.

Политтехнолог со спецом по компроматам приникли к экрану компьютера, ожидая сообщения из Баранович. Наконец, от Кирутаы пришло первое голосовое послание. Полминуты ушло на разархивацию файла и в динамиках компьютера послышался размеренный голос Сергея:

— Горисполком, гостиница, гражданская оборона, центральная площадь и прилегающие отрезки ближайших улиц под контролем бойцов. КГБ, УВД, прокуратура, комендатура подожжены. Подходы к центру перегорожены автобусами. Радиоглушилка работает в запланированном режиме. Захвачено пять исправных БМП с неполными боекомплектами. Руководители города арестованы и изолированы. Работа городской телефонной сети и сотовой связи парализована. Выведены из строя намеченные подстанции. Штаб в горисполкоме. Здания гостиницы и горисполкома частично подготовлены к обороне. В группе потерь нет, со стороны служащих МВД и МО имеется около десяти погибших и столько же раненых. Прошу начать электронный спам и сброс информации в СМИ на час-два раньше запланированного.

Прослушав сообщение, политтехнолог облегчённо вдохнул и откинулся на спинку кресла.

— А я уж за ночь столько передумал, впервые за пять лет так понервничал, — сказал он, протягивая спецу по компроматам сигарету.

Спец утвердительно покачал головой.

— Да что ты мне курево суёшь, я ж не курю.

— Извини, извини, это автоматически.

— Думаю, спам раньше сбрасывать нет смысла, в такую рань серьёзные люди не сидят в Интернете. И журналисты дрыхнут ещё. Тем более, Каяловича не хочется вспугнуть раньше времени.

— Вот насчёт Каяловича ты не прав, такое больше часа даже в Белоруссии не утаишь, всё равно к пяти утра по ихнему времени узнает. Так что предлагаю в шесть по московскому связаться с таллиннскими и одновременно начать.

— Ну, давай на часик раньше. Тем более, если откажем — Кируте лишние волнения, а это для дела вредно.

— Да, пусть пока командир спокойно поработает, — заключил политтехнолог и принялся диктовать ответное сообщение. Следующий сеанс связи должен был открыться через полчаса.

03.10

Несколько пришедших в себя после обстрела солдат и офицеров из состава караула и оперативной роты прибежали в штаб своей воинской части. Дежурный по части попытался связаться с командиром, с соседями лётчиками, но безуспешно. В результате, для оповещения о случившимся отправил вооружённые посыльные отряды и, на всякий случай, поднял весь личный состав по тревоге. Солдаты проснулись, оделись, зарядили старые автоматы и построились в ротных помещениях, в ожидании команды. Посыльные долго не возвращались. Дежурный офицер забрался на крышу казармы, отсюда был виден центр города. Издалека нельзя было разобрать, что там происходит. Лишь несколько сильных пожаров полыхающим заревом сквозь завесу дождя освещали округу. Стоящие в строю солдаты и два лейтенанта были полны романтики, а старшего офицера одолевал страх. Он знал, что часть практически небоеспособна, и если будет отдан приказ кого-то атаковать, то можно погубить весь личный состав. Нет ни опыта, ни нормального оружия, лишь ветхие старички калашниковы и туповатые штык-ножи. Первый отряд посыльных прибыл вместе с командиром части — молодым и алчным полковником, он жил близко к расположению части, место жительство остальных офицеров располагалось за центром города и добираться к ним нужно было обходными путями. Командир был взмокший от проливного дождя и бледный от волнения. Его показной офицерский запал размеренных мирных будней улетучился как запах лака для ногтей. Полковничий блеск, шик, уверенные жесты, орлиный взгляд — всё было смыто летним ночным ливнем и страхом перед нестандартной ситуацией. Сейчас он был похож на мокрую полуощипанную курицу, забывшую, где она отложила яйца. Солдаты продолжали стоять в строю, остальные посыльные не появлялись. Часть затаилась в ожидании и нерешительности.

03.30

Центр города полностью блокирован группой захвата. Под контроль взято здание почтамта. Между гостиницей, горисполкомом и соседним жилым домом найдено подземное коллекторное сообщение. В холле гостиницы оборудован призывной участок и пункт раздачи оружия добровольцам. Пять бойцов высланы в разные районы города следить за возможным передвижением войск на подступах к центру. Обозначены секторы обстрела, планы обороны. Проводная сеть оповещения гражданской обороны оказалась не до конца исправной, но всё равно, охватывала большую половину города.

03.40.Минск. президентский комплекс Дрозды.

Каялович крепко спал. Его разбудил стук в дверь спальни помощника по особым поручениям.

— Сейчас выйду, хватит барабанить, — отозвался президент и в пижаме вышел из спальни.

— Доброй ночи, то есть доброе утро, — тихо, но слегка взволнованно поздоровался помощник.

— Давай быстро говори, что там. Опять авария? Я ещё до шести поспать должен.

— Вы знаете, что-то случилось в Барановичах.

— Я тебя к чёртовой матери выгоню за такое, что-то случилось, не знаю что, но президента побужу. Что может случится в Барановичах?

— Оборвалась вся связь с городом, не отвечает ни один телефон, ни проводные, ни сотовые. Минут двадцать назад в Минск дежурному МВД какой-то таксист дозвонился, звонил с соседнего района, сообщил, что горит барановичское УВД и никто не тушит, потом рассказал, как у него какой-то спецназ такси угнал.

— Может у этого таксиста белая горячка?

— Я дал команду разобраться, уже дозвонились в ляховичский райотдел, что за 15 километров южнее Баранович, оттуда выслали два наряда на проверку, обещали через минут двадцать дать полную информацию.

— Не нравится мне это.

— Может из Минска оперативный отряд выслать?

— Ладно, подождём известий от ляховичских нарядов. Жди меня у кабинета, сейчас подойду.

Каялович вернулся в спальню и стал быстро одеваться. Застегивая на ходу рубашку он ускоренным шагом пошёл в кабинет. У двери, кроме помощника, его уже ожидали начальник охраны и офицер связи.

03.50.

Два милицейских наряда из Ляхович на стандартных уазиках въехали в Барановичи. Оконные дворники со скрипом смывали с лобовых стёкол потоки ливня. Начинало светать. Город был пуст. По дороге не встретилась ни одна машина. Зарева пожаров из-за дождя не было видно. На площади перед железнодорожным вокзалом стояло много легковушек и одна пожарная машина с включёнными мигалками. Но наряды не стали останавливаться, а на высокой скорости проследовали в сторону центра. Поднявшись на мост через железную дорогу, они заметили горящее здание военной комендатуры, огонь вырывался только с окон, крыше не давал загореться непрерывный дождь и она только испускала пар, смешанный с дымом. У моста милицейские машины засёк боец-наблюдатель и доложил в штаб. Выехав на центральную улицу, милиционеры увидели, что в пятистах метрах впереди она плотно перегорожена техникой. Машины сбавили скорость. Из некоторых окон прилегающих жилых домов выглядывали проснувшиеся жильцы и испуганным взглядом провожали два уазика с надписями на бортах: город Ляховичи, милиция. Приблизившись к неохраняемой автобаррикаде наряды остановились. Два удлинённых Икаруса были припёрты к стенам домов и перегораживали не только тротуары, но и часть проезжей боковой полосы. В семиметровом проёме между автобусами, по самому центру дороги стоял гусеничный трактор. За баррикадой виднелась центральная площадь с двумя БМП у входа в горисполком. Командир наряда достал рацию, понажимал на кнопки, ударил её ладонью, выругался и приказал двум сотрудникам пролезть в щели между автобусами и трактором, чтобы проверить обстановку на площади. Окружающая картина настораживала. Все достали табельные пистолеты и передёрнули затворы. Внезапно, во дворе соседнего дома раздался рёв мощного мотора, через секунду, из-за угла выскочила БМП. Наряды оказались между баррикадой и боевой машиной. БМП открыла огонь. Милиционеры кинулись в укрытия, кто за уазики, кто за трактор, но от пулемётных очередей убежать успели только двое, остальные попадали на асфальт и корчились от ранений. Огонь с БМП не прекращался в течение двух минут. Борта машин и автобусов были изрешечены пулями. Живыми остались только два счастливчика, которые прижались к стальным гусеницам трактора. Их не тронули, приказали собрать оружие у убитых сослуживцев и отнести в холл гостиницы.

04.00Минск. президентский комплекс Дрозды.

— Отдать этих тормозов в пагонах под суд за невыполнение приказа! Почему не звонят? Почему не вернулись в Ляховичи? С Ляховичами связь есть?! Есть, я спрашиваю?! — орал Каялович в лицо начальнику охраны.

— Есть. Связь устойчива.

— Дайте мне УВД этих Ляхович. Начальника. Срочно. Сейчас. За сколько километров Слоним от Баранович? За 30? За 40? Посылайте со Слонима, посылайте с Минска. На вертолётах.

— На вертолётах невозможно. Видимость нулевая, ливни.

— К чёрту ливни. Давайте мне председателя КГБ, министра обороны. Что бы через полчаса тут были.

— Начальник Ляховичского УВД, — сказал помощник и протянул президенту трубку.

— Где твои люди?! — начал кричать в телефон Каялович, — Что в Барановичах?! Ты почему приказ не выполнил? Ты на службе или где?!

— Товарищ президент, — подавленно оправдывался подполковник милиции, — наряды не вернулись, связь с ними оборвалась, высылаю ещё три наряда.

— Не три, а всех людей на Барановичи гони и сам едь туда, через час не доложишь что там случилось — в порошок сотру!!

04.10

К Кируте в штаб прибыл радикал и военрук. Сергей Сергеевич давал указания.

— Через час можно включать мегафоны и радиосеть гражданской обороны. До этого заминировать мосты через железную дорогу и увеличить количество наблюдателей на подступах к центру.

— Мысли правильные, — поддержал его военрук, — но вот что я хочу посоветовать, наблюдателей больше не надо, всё равно ясно, что с разных сторон к нам будут группы ментов прорываться, поэтому к этим пяти наблюдателям нужно добавить ещё по одному человеку, образовать пять пар, вооружить их гранатомётами и дать команду атаковать всех нежданных гостей, делать это не сложно, настоящих войск до середины дня тут не будет, а ментов на уазиках и грузовиках можно и гранатомётами отпугнуть. А к полудню к этим гранатомётным парам добавить ещё по три человека с противотанковыми ручными ракетами, получиться пять групп истребителей механизированных колонн противника. Причём таких групп нужно около десяти и придать им авто, что б мобильными были. Тогда схема такая будет: получаем данные космической разведки о движении техники, посылаем в засаду две-три истребительные группы, они бьют по колонне, поджигают две-три БМП или танки и отходят. Так сдержим авангарды войск, а когда армада попрёт, тут уже будем тысяч пять добровольцев иметь и обойдём скопления войск, как планировали.

— Хорошо, — согласился Кирута и обратился к радикалу, — готовь гранатомётные группы к пяти часам, к десяти уже будут первые десятки местных добровольцев, с их числа добавишь людей для организации истребительных групп.

— Неувязка с космической разведкой получается, — заметил радикал, — данные обещали давать через 14 часов после начала операции, это только после обеда, а колонны на нас уже к обеду пойдут.

— Да, есть неувязочка, — поморщил свой массивный лоб военрук, — тогда придётся набрать человек двадцать добровольцев и расставить их в скрытое наблюдение за километров пять от города. Увидят танки — оповестят.

— Как оповестят? — не унимался радикал, — у нас только пятнадцать спецраций. Придётся режим радиоглушилки поменять, отключать раз в десять минут на секунд двадцать.

— Нет, это погубит всю операцию, нужно временно обойтись без наблюдателей, расставить истребительные группы на самых опасных направлениях, пусть окапываются и ждут, а дальше — как повезёт, — подытожил Кирута.

04.30

В казармах воинской части второй час строем стояли солдаты. Командир принял решение ждать возвращения посыльных и выслал два отделения связных в направлении Слонима, где располагался отдельный мотострелковый полк. Наконец, с противоположной стороны Баранович, в сопровождении начальника штаба части вернулись посыльные. Они сообщили, что комендатура горит, а центр блокирован неизвестным спецназом. Полковник тут же приказал занять круговую оборону по периметру казарм, столовой, КПП и здания штаба.

По приказу Кируты, место наблюдателей заняли гранатомётные группы. Две из пяти БМБ выдвинуты с центральной площади на сто метров вперёд по улицам Советской и Ленина. Третья боевая машина переместилась на сталинский бульвар, вглубь дворов.

Со стороны Слонима и Ляхович к центру Баранович на автобусах и уазиках не спеша продвигались вооружённые автоматами небольшие отряды милиции.

Трупы лежащих у баррикады миллионеров никто не забирал. Дождь смыл кровь в дорожную канализацию и на чёрном фоне асфальта зловеще выделялись бледные лица убитых.

04.40

Гранатомётчики атаковали проезжавшие мимо группы сотрудников МВД. Снаряды попали точно в автобусы, где располагалась основная масса личного состава. Милиционеры повыскакивали с машин и открыли беспорядочный ответный огонь. Но гранатомётчики тут же отошли на 200 метров в сторону центральной площади для оборудования новой позиции. На выстрелы и разрывы снарядов рванулись две БМП, они поливали скопления живой силы противника беспрерывным пулемётным огнём. Некоторые милиционеры отвечали автоматными очередями, но пули только рекашетило от броневой обшивки. Место боя в мгновение покрылось новыми трупами в мокрых мундирах. Против БМП милиция бессильна. Оставшиеся в живых сотрудники Слонимского и ляховичского УВД укрылись во дворах домов и промышленных постройках.

Город уже не спал. Жилые кварталы полнились слухами о происходящем. Самые дальновидные усаживали свои семьи в машины и готовились к выезду подальше от Баранович. В трубках городских телефонов не было ни гудка, ни шипения, кое-где отсутствовало электричество, не работало ни радио, ни телевидение, складывалось ощущения, что теле-радиоэфир вообще прекратил существование.

05.00

В Барановичах включается проводная сеть оповещения гражданской обороны. Это тридцать тысяч радиоточек почти в каждом доме или квартире и две сотни стационарных громкоговорителей, установленных на улицах города. Вещание начинается с торжественной музыки, после которой внушительный дикторский голос зачитывает обращение к гражданам Беларуси:

«Всем гражданам Республики Беларусь. Совместное обращение председателя переходного правительства и командующего национальной гвардией.

Сегодня утром, 22 июня, по приказу председателя переходного правительства, которое базируется в Таллинне, войска белорусской национальной гвардии заняли город Барановичи. Это первый город, освобождённый от правления преступной клики Каяловича. Согласно постановлению переходного правительства, с сегодняшнего дня высшие структуры нелегитимной государственной власти считаются незаконными и все их распоряжения не имеющими юридической силы. А именно, президент и администрация президента, кабинет министров, совет безопасности, верховный суд и все вооружённые формирования. Обязанности руководителя страны и командующего вооружёнными силами временно назначен выполнять Кирута Сергей Сергеевич.

В ближайшее время гражданам Беларуси и мировой общественности будут предоставлены видео и аудиоматериалы о злодеяниях белорусских диктаторов, разграблявших республику и лично убивавших неугодных политических оппонентов.

Для окончательного свержения режима начато формирование национальной гвардии. Это элитные части новых вооружённых сил. Все, кому небезразлична судьба страны, кто хочет жить в свободной и демократической Беларуси, могут стать защитниками нашей родины. Сбор добровольцев в национальную гвардию осуществляется в центре города Барановичи. Условия для поступления на службу в вооружённые силы новой Беларуси следующие: мужчины от 20 до 50 лет, навыки в военной подготовке, удовлетворительное состояние здоровья. На первоначальной этапе гвардейцам будет выплачиваться денежное довольствие в размере сто евро в неделю.

Долой власть воров, убийц и самозванцев, да здравствует свобода, демократия, законность и новая Беларусь!»

— р-у-у-сь, у-усь, усь, — разнеслось эхо по улицам города.

После очередной трёхминутной торжественной мелодии, дикторский голос снова зачитывал обращение, и так беспрерывно.

Прослушав внимательно громкоговорители, антиэскадрон продолжил работы по укреплению обороны центра Баранович и подготовки призывного пункта.

В это же время таллиннские и московские хакеры политтехнолога начали глобальную рассылку сотен тысяч электронных посланий не только в СМИ, политические партии и посольства, но и простым адресатам. Из Москвы, Польши, Украины, Литвы и Минска в Барановичи выехали съёмочные группы крупнейших телекомпаний.

05.20.Центр Минска, резиденция президента.

Каялович сидел в рабочем кабинете за своим троном бил остриём позолоченной ручки в чистый лист бумаги. У стены напряжённо застыли несколько силовых министров.

— Не в состоянии были найти в Москве этого мелкого купчишку? А? — зловещим шипящим голосом спросил Каялович, — за следующую недоработку каждый ответит как предатель Родины.

— Товарищ президент, разрешите слово, не в качестве оправдания, — попросил председатель КГБ.

— Что хочешь?

— Мы этого рецидивиста уже локализовали в подмосковных Люберцах, но кто-то его крыл, по нашим данным какая-то серьёзная полугосударственная структура.

— Хватит миндеть. Это уже проехали. Даю полдня, узнай что за структура. Иди.

Главный кагэбэшник быстро вышел с кабинета.

— Все остальные тоже свободны на 20 минут, кроме обороны. — приказал Каялович.

Все кроме министра обороны в мгновение покинули помещение.

— Докладывай вкратце, но главное, — велел президент.

— Значит так, — начал министр и прерывисто вздохнул от волнения, — сначала о банде, судя по тому, что они блокировали центр и уничтожили почто все объекты госуправления, их число как минимум, человек 70–80. По нашим данным, они завладели двумя машинами пехоты и имеют на вооружении несколько ручных противотанковых ракет. Кроме того, у них действует установка радиоглушения, причём новейшей израильской модификации и наша связь эти помехи преодолеть не в состоянии.

— Что они в городе успели натворить? Что там происходит? Где милиция, армия?

— В том то и дело, что из-за этой глушилки информация совсем скудная. У меня на этот час только одно внятное сообщение из-под соседнего Слонима, туда из барановичской воинской части к пяти часам прибыли два связных офицера. Я с ними лично разговаривал. По их словам, в центре города несколько пожаров, горит горуправление КГБ, УВД и ещё несколько зданий. Некоторые центральные улицы перегорожены автобусами. Говорят, что напали на комендатуру и гаражи БМП, угнали несколько машин пехоты с боекомплектами, перебили караул. Вообще от часу ночи стрельба в городе регулярная, иногда слышны взрывы.

— Идиоты, они в Слоним драпанули, чтобы по телефону позвонить. А где остальные офицеры части, тоже в штаны наложили? Солдаты разбежались?

— Нет, товарищ президент, они заняли круговую оборону и ждут приказа.

— А без приказа ударить в центр и перебить этих щенков не догадались? Духу не хватило?

— У них просто нет информации ни о чём, в полном неведении, вот и заняли выжидательную позицию, и потом, часть эта насчитывает триста военнослужащих, солдаты для боя не обучены, оружие старое, кроме автоматов в оружейках ничего нет. Террористы, напротив, действуют продуманно, хорошо экипированы, обучены, видимо между собой наладили связь на особой частоте.

— Хватит плакать, ты не на совещании. Что у нас есть реального в Барановичах или вблизи, чтобы бросить в бой и с ходу размазать всех, кто хоть дыхнёт против?

— В самих Барановичах из боеспособных отрядов есть оперативная рота, но можно сказать была, при стычке с бандитами не смогла доже адекватного сопротивления оказать. Остальные части инженерные и вспомогательные. Под Слонимом, куда два связных прибежали, базируется отдельный мотострелковый полк. В этом полку около половины личного состава обучены основным навыкам боя, участвовали в учениях. Что бы этой силой атаковать Барановичи, нужно 3–4 часа на полный сбор и расчехление, плюс 2–3 часа на комплектацию из полубоеспособного полка боеспособного батальона, плюс час на марш-бросок. Итого, с поправкой на нештатную ситуацию, они могут войти в город реально через 8-10 часов.

— Что ещё?

— Вблизи Баранович больше ничего конкретного. Остальные сами знаете где. Они в такую погоду на бросок до Баранович такое же время затратят, если не большее.

— Дожились. Дослужились! 80 бандюганов власть в городе захватили и сходу даже локализовать их не можете.

— Ради восьмидесяти достаточно центр Баранович сборным спецназом блокировать, но если в город начнут отовсюду отбросы общества прибывать и ряды террора пополнять, то за полдня их число утроиться.

— Прекращай ныть. Ситуация ясная. Подымай брестскую и марьиногорскую бригады, выдвигай их на Барановичи, к трём дня должны быть в пригородах. Все, кто в Барановичах зарылся от страха, пусть выходят из города и концентрируются на базе Слонимского полка, это и милицию касается, и КГБ и всех остальных. К часу дня сформируй с этих вояк сводный полк и блокируй им город со всех сторон болк-постами и заград-отрядами.

Каялович нажал кнопку внутренней связи и в кабинет вошли ожидавшие указаний министры.

— Главная задача на ближайшие шесть часов, — громким, волевым голосом приказал президент, — максимально блокировать Барановичи силами МВД и КГБ соседних районов, потом, с помощью сводного полка полностью сжать кольцо вокруг города. Остановить движение всего транспорта, никого не впускать и не выпускать. Выставить блок-посты на всех тропах и норах.

— Министр обороны!

— Да, товарищ президент.

— Сейчас же выезжайте в Слоним и берите на себя командование антитеррористической операцией на месте. Приказываю сегодня к 18.00 очистить Барановичи от бандформирований.

Министры спешно конспектировали каждое слово Каяловича.

06.00.

По всем теле-радио программам Беларуси, как обычно, заиграла музыка гимна многострадального союзного государства, второй по очереди послышалась мелодия старого гимна БССР. Когда нудноватые нотки официальных аккордов поутихли, началось выступление президента Беларуси. Говорил он чётко и уверенно, как и подобает жёсткому лидеру. Его низкий баритон выгодно отличался от сиплого, истерического голоса предыдущего президента. В первую очередь, Каялович заявил, что лидер бандитов обвиняется в зверском убийстве и разыскивается Интерполом, что теперь Беларусь оказалась на передовом крае второй антитеррористической войны, потом пообещал покончить с вылазкой отщепенцев к вечеру сегодняшнего дня и окончательно разобраться с покровителями террористов.

Беларусь в это хмурое, дождливое утро вскочила со своего затхлого соломенного матраса раньше обычного. Жесткий голос вождя никого не успокоил. Стало страшновато. В устах начальников всех мастей давно уже было настолько мало правды, что народ не верил ни вертикали власти, ни СМИ. Местные газеты людьми именовались брехаловками, а районные прокуратуры прокурватурами.

06.10.Барановичи. Штаб Кируты.

Для записи в гвардию не явился ни один доброволец. Кирута выслал очередное послание в Москву и вызвал чэпэшника. Через пару минут тот вбежал в штаб и, переводя дыхание, начал докладывать:

— Вроде бы всё по плану, но почему то беспокоюсь, не могу преодолеть внутреннее волнение.

— Мандражируешь?

— Нет. Хотя да. Знаешь, причина одна — уже боюсь, что народ к нам не попрёт, как рассчитывали, час прошёл и не одной живой души в гостиницу не явилось. Ведь наверняка все проснулись, заявление уже двадцатый раз в трансляции, а толк нулевой.

— Ладно, ладно, не бери в голову, не так много времени прошло, не все наверное проснулись. А что там по твоей части?

— Пункт призыва готов принимать по два человека в минуту. В холле гостиницы поставили три стола. Подготовили журналы выдачи оружия и именные карточки. Прибывающих сразу разделим на новичков и профи. Новичков прямым ходом будем отправлять в кинотеатр, где оборудуем стрелковый тир. Там в ускоренном режиме обучим как стрелять и куда заряжать. После этого скомплектуем и распределим всех по отрядам. Кроме того, каждому выдадим краткий устав службы гвардейца. Я же тебе говорю, с виду проблем нет. И еды в соседних магазинах навалом, и техники набрали целый автопарк, одних такси двадцать штук, автобусы, трактора, грузовички, всего предостаточно на целый батальон. Полный бензовоз АИ-95 раздобыли, через полчала должны солярку для БМП подогнать.

— Трупы поубивали?

— Да, попросили двух выживших милиционеров всех убитых в морг отвезти. Дали им микроавтобус. Они только вдвоём из ляховичского наряда и уцелели. Теперь в полном шоке, как полукантуженные, что скажешь, то и делают. Правда, один труп никак не снять.

— Снять откуда?

— Взрывной волной одного мента так бросило, что слетел с моста через ж\д прямо на провода электропитания поездов, зацепился штаниной за подвеску изолятора и висит под напряжением. С тела вода на опору стекает и от этого искра пробивает, предохранители могут сгореть. Думаем электрика…

— Забудь об электрике, — перебил чэпешника Кирута, — не увлекайся мелочами, думай о главном, пусть этого служаку Каялович снимает. Кстати, где вторая глушилка?

— Установили на одной из БМП, что вход в штаб охраняет.

— Что с медикаментами?

— Центральная аптека пустая. Там нужных для боя лекарств нет, только витамины да клизмы. Но на день-два нашего запаса должно хватить. К восьми часам пойду к местным хирургам, попробую договориться на экстренную помощь.

— Хорошо. Держи хозяйство под контролем. Да, и хирургам солидную сумму заплати, не мелочись. Послезавтра из Москвы обещали пару упаковок наличных подбросить. Сколько денег в БМП?

— Как договорились, ровно одна упаковка. При мне сорок тысяч и у тебя пол упаковки.

Кирута подошёл к окну и выглянул во внутренний двор горисполкома, там два бойца перегружали оружие с грузовика в микроавтобус.

— Я тоже боюсь, — сказал он тише обычного, — если так дальше пойдёт, то мы без добровольцев даже из города прорваться не сможем, не то что Минск атаковать. Что такое 30–40 человек? Ничто. Только центр Баранович полдня можно удерживать, пока нас всех не замочат, как бешеных собак.

Чэпешник от таких слов ещё больше помрачнел и молча вышел из штаба.

Городские радиоточки и мегафоны упорно продолжали повторять призывы вступать в ряды гвардии. Некоторые уличные громкоговорители под напором дождя вышли из строя и вместо трансляции обращения к гражданам испускали невнятные звуки. Народ в гвардию не шёл. Центр города был пуст.

06.30

Радикал сформировал пять гранатомётных групп по два бойца в каждой и расставил их у основных дорожных развязок в пригородах. Кирута отдал приказ подготовить план отхода с центра малым отрядом. Нервозность командиров по поводу отсутствия пополнения перекинулась и на бойцов. Все понимали, чем чревата малочисленность гвардии в такой ситуации.

К счастью, новых милицейских рейдов из соседних районов больше не наблюдалось, а местные военные начали выезжать на грузовиках в сторону Слонима. Таких действий от армии не ожидал даже военрук, но потом понял в чём дело и доложил о своих измышлениях Кируте.

Брестская и марьиногорская оперативные бригады специального назначения после сигнала тревоги в течение получаса были готовы к бою. Ещё минут сорок подождали спешивших из дому в расположение части офицеров и начали выстраиваться в походные колонны. На два-три километра вперёд колонн были высланы авангардные роты, усиленные танками. Основная часть личного состава передвигалась на крытых грузовиках. Среди грузовиков в колонне были видны установки залпового огня, а по сторонам дороги с интервалом 100–200 метров ехали бронетранспортёры. Каждая бригада насчитывала до двух тысяч личного состава и имела на вооружении всё необходимое для штурма населённых пунктов. Обе колонны медленно, не растягиваясь, двинулись на Барановичи с запада и востока. До захваченного города им нужно было пройти километров по 200–250. Стена ливня не давала веренице техники набрать скорость, некоторые бронетранспортеры настолько зарывались в грязь, что вынуждены были в некоторых местах выезжать на дорогу, чтобы миновать образовавшиеся гигантские полевые отстойники воды. От этого асфальт тут же покрывался толстым слоем глиняной грязи и скорость грузовиков ещё больше замедлялась.

07.00Москва. Рабочий кабинет олигарха.

— Так что он там ещё просит? — обратился олигарх к политтехнологу.

— Нервничает, что добровольцев нет…

— Не одного, что ль?

— Пока не одного.

— Что-то вы не доработали. Белорусы, конечно, племя не конфликтное, но не уж то Каялович ни одного не донял? Врят-ли, тут какая-то недоработка. Так ещё раз спрашиваю, чего конкретно просит наш командир?

— Хочет что бы мы сброс компромата начали уже сегодня. Причём всего, и с урановыми центрифугами, и с видеочипами. Боится, что пока народ компромата не услышит и не увидит, гвардия пополняться не будет.

— Ерунда это всё. Покуда к Минску с тремя тысячами не подойдёт, никакого сплава не делать. Иначе главный козырь в мыльный пузырь превратим.

— Может тогда хотя бы один видиочип по ОРТ запустить? И не о Каяловиче, а о Лукашенко, как тот прикладом без вести пропавшего журналиста дубасит? А остальное на потом.

— Я сказал это бред! О Лукашенко сейчас вообще нет смысла разговор вести, этого падлу замочили, а денег так и не достали. Ищите другой выход, можно всё, кроме компромата.

— Тогда давайте в утренние новости вставим трёхминутку о том, что в Барановичах не пару десятков бандитов, как белорусская пропаганда дудит, а пять сотен гвардейцев с танками и техникой, — включился в разговор спец по компроматам, — вставим нужную картинку, и в Интернет-рассылку тоже самое запустим.

— Ну, хотя бы так, — поддержал его олигарх, — разжигайте народ, кочегарте изо всех сил, поднимите в два раза обещанную оплату добровольцам, дайте ему свежие тексты для вещания по городу. И между прочим, мне пообещали начать передавать данные с разведспутника на два часа раньше, так что по местам и за работу.

В подтверждение финала разговора олигарх хлопнул ладонью по столу. Когда подчинённые покинули кабинет, он подошёл к стене, где висела огромная политическая карта мира, опёрся ладонью о Казахстан и стал впервые внимательно рассматривать расположение городов в западной части Беларуси. Оказалось, что Вильнюс находиться к Минску гораздо ближе, чем к Гродно или Бресту, а Барановичи по сути самое стратегическое место всего региона. Контуры границ Беларуси ничего ни напоминали, ни животного, ни предмет гардероба, просто удачно расположенная компактная территория, географически приближающая Россию к западу километров на 600. Лакомый кусочек для ленивых завоевателей, сам на вилочку скачет и в ненасытную пасть проситься, только постоянно соскальзывает. Но олигарх и не такие пельмени своим черпаком вылавливал.

07.10Барановичи

Кирута впервые за последние пять часов вышел из здания горисполкома, быстрым шагом пересёк перекрёсток улицу и вошёл в гостиницу. Там его встретил радостный чэпэшник. Оказалось, на призывной участок пришли первые десять человек, правда из них три конченных алкоголика, один бомж и два душевно больных молодых человека, но остальные пять — офицеры запаса. Кроме бывших офицеров, в гвардию зачислили и бомжа, выглядел он вяло, но в цель стрелял не хуже гомельского снайпера, к тому же отличался абсолютно адекватным поведением. Конечно, шесть новых бойцов ситуацию не переломят, но, лиха беда началом.

Сергей Сергеевич поднялся на второй этаж гостиницы, выбрал комфортабельный номер и завалился на полтора часа спать. Впереди был тяжёлый день. Приказ поспать по очереди в промежутке с семи до десяти часов был отдан всем бойцам. Место Кируты в штабе временно занял радикал. Наступило три часа относительного спокойствия.

Добровольцы прибывали очень медленно, по 3–4 человека за полчаса. Говорить о запланированном потоке не приходилось.

Несмотря на то, что состояние цейтнота продолжало довлеть над любыми действиями, острота ощущения каждой секунды немного угасла, время стали считать не по минутам, а по часам.

Белорусское квази-правительство в Таллинне, которое теперь теоретически подчинялось Кируте, заметно активизировалось. Самозваный премьер вошёл во вкус и на пышной пресс-конференции, перед десятками телекамер громил нелегитимного Каяловича, хвалил Кируту и радикала с его полутысячной гвардией. К восьми утра в Барановичи из Минска примчались несколько съемочных новостных групп, в основном российские и немецкие. Через полчаса на ОРТ и РТР посредством связи с политтехнологом были посланы впечатляющие картинки о мощной гвардейской группировке повстанцев численностью в семьсот человек. Остальным телекомпаниям для пересылки видеоматериалов пришлось выезжать за 5 км от города, за радиус действия радиоэлектронной глушилки.

Утренние репортажи российских телеканалов вздыбили сознание падших духом оппозиционеров, обанкротившихся предпринимателей, завербованных правозащитников, усталых либералов, сходящих с ума националов, томящихся от безнадёги студентов. Все, затаив дыхание, смотрели короткие кадры гвардейского марша. Огонь мести за многолетний страх в мгновение вскипятил кровь сомневающимся. Тысячи людей по всей Беларуси, глядя на экран телевизора, одним ударом ноги, как окурок последней в жизни сигареты, затоптали инстинкт самосохранения, они стали одной группы крови и одной группы духа, номер 555 — это сигнал к атаке. В сознании этих тысяч впервые появилась единая бескомпромиссная цель — Барановичи. Лесами, полями, просёлочными дорогами, на поездах, автобусах, автомобилях, мотоциклах, велосипедах и пешком люди двинулись в захваченный город. Пропаганда и запугивания Каяловича для этих пяти — восьми тысяч смельчаков потеряла своё значение, впервые против силы поставлена альтернативная сила, такая же брутальная и бескомпромиссная. Эта сила манила, от неё веяло чем-то настоящим. В Барановичи, как в осиное гнездо устремились те, кто годами в отчаянии оттачивал своё жало, кто копил яд ненависти против виновников своей доли. Теперь, на чёрной беспробудности опущенных насекомых выскочили ярко-жёлтые полосы, навозная мошкара сменила окраску и безжалостными осами слеталась в рой, на шабаш справедливости. Это жужжание внутренним ультразвуковым ухом чуял не только Каялович, всё его окружение со страхом вслушивалось в дребезжащий резонанс сидений своих кресел, теперь в любой день мёд мог кончиться и трутням конец.

С приближением карательных войск к Барановичам, увеличивалось и количество добровольцев. К полудню запись в гвардию шла полным ходом, из зала кинотеатра непрерывно доносилась учебная стрельба, число повстанцев достигло пятиста. Несколько групп кирутиных бойцов обследовали опустевшие воинские части, но всё серьёзное вооружение было выведено из строя, пришлось довольствоваться ранее раздобытыми БМП и несметными залежами старых Калашниковых. Новая группа добровольцев из Минска принесла известие, что дороги на подступах к городу блокированы сводными отрядами милиции и военных, а марьиногорская бригада миновала местечко Городею и через час будет в пригороде. В сторону Городеи на трёх микроавтобусах тут же был выслан истребительный отряд.

Бойцы отъехали от Баранович на три километра по Минскому автобану, оставили машины в придорожных кустах и заняли позиции на небольшой возвышенности, метрах в 50 от края дороги. Поволноваться не успели, через десять минут, сквозь моросящую мглу заметили танки и БТРы авангарда. Два танка и один БТР неспеша громыхали по асфальту трассы, за ними ехали три полных грузовика для перевозки живой силы. Ещё один танк и три БТР ехали по небольшой дороге, которая тянулась параллельно автобану на отдалённости ста метров. Позиция для атаки неудачная, но лучшей на этом отрезке пути колонны не найти. Когда бронетехника сравнялась с возвышенностью, на танки и БТР с громким шипением полетели ракеты. Раздались пять взрывов. Один танк от удара потерял управление и встал как вкопанный, остальные рванулись вперёд, чтобы выйти из-под лобового обстрела. Два БТР слегка задымились, но повернулись к горке и стали наугад поливать заросли кустарника пулемётным огнём. Грузовики с людьми тут же остановились, из них стали быстро выпрыгивать солдаты и рассредоточиваться за дорожной насыпью. Туда и полетели ракеты следующего залпа. Один грузовик вместе с остатками не успевших выпрыгнуть разлетелся в клочья, остальные снаряды разорвались в радиусе сорока метров от целей, накрыв полтора десятка контрактников за укрывавшей их насыпью. Со второго раза определив точки огня противника, два танка прицельно выстрелили по ракетчикам. Возвышенность потрясли мощные взрывы, два из пяти ракетных расчётов попали в эпицентр и от их не осталось и следа. Остальные поспешили сменить позицию на метров тридцать в сторону, но с десятикилограммовыми ручными ракетами делали это медленно. Заметив замешательство гвардейцев, под прикрытием трёх БТР на возвышенность двинулось около двадцати спецназовцев. Тут в бой вступили четыре гвардейские гранатометные группы, которые затаились у самого подножья возвышенности. Каждая группа состояла из двух бойцов— гранатомётчика и автоматчика. Гранатомёты ударили по БТРам, автоматчики заставили живую силу прижаться к земле и передвигаться короткими перебежками, это замедлило контратаку, но все гранаты, кроме одной, пронеслись мимо целей и лишь у передового БТРа заклинило правую ходовую часть и контузило пулеметчика, от этого бронемашина стала вращаться вокруг своей оси, беспрерывно строча пулемётным огнём на чужих и своих. Один из танков начал рыскать по контуру возвышенности в поисках пологого склона, что бы напролом кустарника добраться до оставшихся ракетчиков, но нарвался на три замаскированных ветками микроавтобуса. Бравый механик водитель грозной машины решил раздавить железными гусеницами бедные малотоннажные Мерседесы, но в одном из них хранились восемь ручных ракет и десятки снарядов для гранатомётов. Округу потряс оглушительный взрыв. Танка не стало.

Через пятнадцать минут остатки авангарда марьиногорской бригады окружили возвышенность. В кустах завязались локальные перестрелки. Удалось подбить ещё один БТР. Но круговую оборону не до конца обученные гвардейцы удержать были не в состоянии, из окружения никому вырваться не удалось, все погибли. Двое ребят попытались сдаться в плен, но разъярённые спецназовцы контрактной службы расстреляли их в упор.

Колонна карателей остановилась лишь на полчаса и вновь двинулась на Барановичи, слегка прибавив скорость. Через двадцать минут авангардные танки и БТР остановились. В трёхстах метрах слева от них стояли многоэтажки северного микрорайона. Остальные войска подтягивались по автобану и, остановившись, разворачивались в сторону городских кварталов. После ожесточенного боя, уничтожившего треть авангарда, сходу атаковать город никто не решался. Ждали появления с противоположной стороны трассы брестской бригады, чтобы совместно договориться об тактике окружения и штурма. Связь вблизи Баранович уже не работала и командир бригады вглядывался в бинокль в надежде увидеть колонну брестских коллег. Но дорога, ведущая на запад была пуста, движение транспорта блокировали ещё два часа назад, так что со стороны Бреста могла появиться только бронетехника каяловичского спецназа.

Кирута разложил на столе первые результаты космической разведки.

— Вот где эти козлы остановились, — ткнул он пальцем на черную полоску Брест-Московской трассы с многочисленными точками грузовиков и бронетехники, — от нас в четырёх километрах, а вот брестские головорезы подходят, им километров двадцать осталось до соединения, но ничего, наши истребители их ещё полчасика потрепают.

— Может не дать им соединиться, выслать отряд, чтобы заминировал часть дороги и поля? — спросил радикал.

— Во-первых не успеем, — как всегда убедительно и со знанием дела начал советовать военрук, — во-вторых, пускай соединяются, они всё равно глухие и слепые, мы их дохлые цепочки в любой момент можем разорвать. На штурм сразу не пойдут, рыло им уже подсмалили, будут побаиваться что-то сходу предпринимать. Максимум, это по центру попытаются танками пострелять, будут болтать между собой о погоде и отсутствии связи, потом или кулаком на центр пойдут или начнут город окружать.

— А что для нас лучше? — поинтересовался радикал.

— Для нас… Лучше конечно чтоб рассыпались вокруг Баранович, добровольцы ночью всё равно лесами-болотами просочатся, а мелкие наезды мы уже в состоянии отбить. Если концентрированно ударят, то напора бронетехники долго не выдержим, отступим на два квартала, будем маневрировать, замучаем контратаками, но потеряем ориентир для сбора новичков.

— Значит готовимся ко второму варианту?

— Естественно. Основная линия обороны по железной дороге, мост через пути сейчас же заблокировать тракторами и заминировать, — подытожил военрук, — и главное, постарайтесь уничтожить установки залпового огня, они одним залпом выжженную землю делают, накрывают за раз метров 40 на 40.

За городом послышались глухие разрывы. Это второй истребительный отряд вступил в бой с передовой ротой брестской колонны. В гостиницу продолжали прибывать добровольцы, число гвардейцев достигло семисот. Радикал приказал всем, кроме снайперов покинуть верхние этажи гостиницы и горисполкома, штаб перебрался в подвал. Но операторы телекомпаний отказались уходить с крыш высоких зданий. Вдоль широченного железнодорожного путепровода, отрезающего центр от северного микрорайона, отряды гвардейцев стали занимать оборонительные позиции. На единственный мост через железную дорогу, ведущий прямо к центру, въехали тяжёлые гусеничные трактора, гружёные взрывчаткой.

К трём часам бригады спецназа соединились, вдоль автобана они выстроились в километровую линию и все виды вооружений направили в сторону вышедшей из-под подчинения территории. Так стояли минут двадцать, ждали прибытия министра обороны. Но министр не приехал, побоялся войти в зону радиоглушения и вызвал командиров бригад к себе, в соседнюю деревушку. После короткого совещания, был отдан приказ атаковать город с двух сторон. Основные силы должны пойти на штурм прямо с автобана, а два батальона марьиногорской бригады обойти город слева и через текстильный микрорайон ворваться в центр со стороны стадиона. Чтобы сообщить этот план уз уст в уста всем командирам рот, пять связных глашатых бегали между грузовиков, БТРов и танков. Военрук с радикалом смотрели на это суматоху в бинокль и снисходительно смеялись, в их распоряжение из Москвы передали уже вторую порцию космических фотографий.

После сигнальной ракеты танки продвинулись на километр вперёд и начали обстрел. Били исключительно по мосту. Снаряды врезались в асфальт, в трактора, некоторые пролетали мимо и взрывались на другом конце города. Груженые тротилом трактора взлетали в воздух, проламывали мостовые бордюры и падали вниз, мост дрожал, но стоял. Кое-где зияли сквозные воронки от прямых попаданий, но все опоры остались невредимыми. Когда между оставшихся на мосту искорёженных и горящих тракторов стал виден широкий проход, пять танков на большой скорости вереницей помчались в образовавшеюся щель, за ними к центру устремились несколько БТР. В эту секунду выстрелила вторая сигнальная ракета и огромная боевая фаланга разом двинулась на Барановичи.

Первый танк со свистом и скрежетом проскочил мост и устремился к горисполкому, две выпущенные по нему ракеты пролетели мимо. Второй танк на гребне моста всей массой наехал на сквозную метровую выбоину, из-за большой скорости его правый бок слегка подбросило и мощная машина от маленького прыжка тяжелее обычного ударила гусеницами об асфальт. Целый пролёт моста сразу рухнул вниз вместе с виновником крушения. Третий танк не успел затормозить и тоже нырнул с десятиметрового трамплина на рельсы краснознамённой белорусской железной дороги. Остальные танкисты вовремя нажали на тормоза и под огнём противотанковых ракет отступили на улочки частного сектора. Увидев отходящие танки, основная фаланга войск замедлила движение.

Прорвавшийся танк не видел и не слышал, что случилось за его спиной и победно ворвался на центральную площадь. Остановился. Начал вращать башней в поиске бронеколлег, за этим вращением сквозь прицелы ручных ракет внимательно наблюдали четыре гвардейца. Когда башня в попытке сосредоточиться остановилась, в неё почти одновременно полетели смертельные боеголовки. Взрывы покромсали броню, оглушили весь экипаж и нарушили систему управления. Если бы на этом всё закончилось, танк тихим ходом мог бы ещё добраться до своих, но в течение следующих трёх минут башня словила очередные три порции ракетных боеголовок и стала последним пристанищем для своих обитателей.

Для оперативного получения космических разведданных, интервал мгновенных отключений глушилки сократили да 15 минут. Спутник засёк передвижение небольшой колонны техники в сторону текстильного микрорайона. Основная штурмовая фаланга без боя дошла до железной дороги и соединилась с танками. Противников отделяла лишь стометровка рельсов, заставленная кое-где грузовыми вагонами. Для основательной артподготовки спецназовцы подогнали три установки залпового огня. Спустя некоторое время целые участки фронта, где засели гвардейцы, были перепаханы сотнями одновременных взрывов. Несколько бойцов погибло, остальные группами отошли из укрытий, прилегающих к ж\д и заняли линию обороны среди близлежащих тех-построек. Следующие удары артподготовки были не столь смертельны. Обстрел продолжался минут двадцать и превратил 300 метров противоположной карателям стороны железной дороги в месиво шпал, рельсов и кирпича. Военрук быстро определил участок запланированного прорыва, радикал тут же послал в опасную зону дополнительные группы гранатомётчиков и сконцентрировал там бойцов с ручными ракетами за счёт других участков. От места столкновения до штаба было восемьсот метров. Три танка и восемь БТР с лязгом и скрежетом взобрались на путевую насыпь и как по металлическим волнам стали продвигаться поперёк рельсов на ту сторону путепровода. Установки залпового огня прекратили стрельбу и по предполагаемым укрытиям гвардейцев ударили миномёты. Когда бронетехника доковыляла до середины железной дороги, за ней полуползком полезла сотня карателей. Неожиданно, с противоположных направлений выскочили два товарняка с десятками вагонов в каждом, тепловозы давно разогнались и шли с огромной скоростью навстречу друг другу. Это был блестящий план чэпэшника. Надежды спецназа, что поезда мчатся хотя бы по разным путям не оправдались, длинные вереницы многотонных вагонов стремглав летели к лобовому столкновению, предвкушая невиданное буйство кинетической и потенциальной энергии. Между взмыленными локомотивами оказалась вся авангардная бронетехника. Танки сделали рывок вперёд и даже успели отъехать от будущего эпицентра метров на десять вперёд, БТРы, напротив, попытались развернуться, но только попытались, это же не автотрасса. Танк, конечно, уважаемая машина, но от летящего сверху вагона кирпичей ещё никто не спасался. До столкновения оставалось пять секунд. Чэпэшик заворожено наблюдал за воплощением своей идеи с крыши пятиэтажки.

— Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, — нашёптывал он про себя как неосознанную молитву, — едет поезд запоздалый…

Удар локомотивов был сильнее любого взрыва. Один из БТРов тепловозы превратили в блин, вагоны напрыгивали друг на друга и разлетались по сторонам, накрывая собою бронетехнику и живую силу в радиусе 50 метров.

Наступающие части спецназа впали в короткое замешательство, но из-за отсутствия связи прекратили продвижение вперёд и начали укреплять позиции на своей стороне железной дороги.

Евросоюз и штаты восприняли Белорусские события одинаково — со сдержанным раздражением. Такой острый конфликт, тем более вооружённый, и тем более под носом у Европы, разрушал ранее достигнутые намёки о постепенной трансформации белорусского режима из костоломно-расстрельного в псевдо-демократический. Но на всякий случай, большинство западных стран решили подождать с резким осуждением действий Кируты и его вооружённых формирований, всё таки есть хоть какая-то политическая крыша в Таллинне, хоть отдалённое правдоподобие на полулегитимность. В том, что Каялович диктатор, соглашались все без исключения крупные правозащитные организации. Поэтому бескомпромиссных антитеррористических заявлений никто не сделал, особенно после того, как Кирута пообещал обнародовать некие шокирующие видеозаписи злодеяний президента. Россия тоже ограничилась призывами к решению всех проблем в рамках двух конституций — белорусской и союзной. Это всех удивило, наблюдатели ожидали, что бессменный российский лидер как минимум осудит повстанцев, а как максимум предложит Каяловичу военную помощь. Но ни того, ни другого не случилось, даже наоборот, федеральные телеканалы в первых же репортажах явно приукрасили белорусское квазиправительство в Таллинне и намного завысили численность повстанцев, спровоцировав тем самым приток добровольцев в ряды новоявленной гвардии.

Примерно в то время, когда гружёные летающие вагоны приземлялись на головы паникующих танкистов, белорусская оппозиция внутренне стала готова к объединению. Ей просто не было куда деваться, ведь такая непредсказуемая птица, как, например, железнодорожная цистерна рано или поздно могла клюнуть любого белорусских дел мастера, который станет поперёк дороги Кируте с его радикалами и чэпэшниками. Всех антикаяловичских политических активистов как ветром сдуло с мест постоянного проживания, они теперь верно предчувствовали грядущую волну повальных арестов и массово сыпанули в двух направлениях. Кто посмелее и победнее направились в сторону Баранович, кто похитрее и амбициознее побежали за границу, что бы оттуда погромче прокукарекать о своей решительной позиции. В кругах и тех и других, Кируту стали называть лидером восстания.

Тяжёлый выбор встал перед недавно выпущенным из тюрьмы редактором правозащитного биллютеня, который теперь мог гордиться личным знакомством с Сергеем Сергеевичем, хоть и отказал ему когда-то в пособничестве подготовки покушения. Правозащитник был далеко не амбициозен, но панически боязлив перед всем, что выходит за рамки судебного разбирательства. Он за всю жизнь никого ни разу не ударил по морде, хотя самому доставалось часто, был вечно без копейки в кармане и, соответственно, бесхитростный. Полежав напоследок в ванне с прохладной водой, бывший редактор спрятал в подвале дома архив своих биллютеней, собрал походный рюкзак и направился к Минскому ж\д вокзалу. Вокзал был полон ОМОНа и вооружённых военных патрулей, поезда отправлялись только в сторону Москвы, билеты даже на электрички продавали исключительно по предъявлению паспорта, на платформах стояли милиционеры с кагэбэшниками и при входе в вагоны тоже просматривали паспорта. Правозащитник решил не рисковать и поехал на рейсовом автобусе в Новогрудок, от которого до Баранович всего пятьдесят километров. Пассажиры всю дорогу молчали, с опаской вглядываясь в перелески и овраги, поросшие кустарником.

В Барановичах наступило короткое затишье. Два батальона, шедшие на центр через текстильный посёлок, почуяв содрогание земли от страшного удара со стороны боя, остановились на пустыре у комбината сенажных башен и послали связных узнать о сути катастрофы. Большинство танков карателей было уничтожено, а БТРы при лобовой атаке стали бы слишком лёгкой добычей для ракетчиков, т. к. их слабая броня не выдерживает попадания и одной боеголовки. Командиры бригад выехали за зону глушения к министру обороны на совещание. Было решено запросить броневого и огневого подкрепления в виде танков и самоходных гаубиц, а также ещё одну оперативную бригаду из Витебска. Новую попытку штурма наметили на ночь. На этот раз спланировали под покровом темноты с приборами ночного видения атаковать центр пятью ротами с разных сторон и навязать гвардейцам уличные бои за каждый дом. Необученные добровольцы легко могут освоить запуск ручной ракеты в ясно видимую большую цель, но в ночных условиях в перестрелках между построек частного сектора нужно знать специальную тактику и навыки, которые оттачиваются годами. Для спецназа важно войти в прямое столкновение с живой силой неопытного противника, вот тогда уж они возьмут повстанцев за горло голыми руками.

Эту же мысль высказал и военрук на последнем заседании штаба.

— Как это предотвратить? — спросил Кирута.

— Лучший вариант, перед сумерками выйти из города. Но у нас пока маловато добровольцев для движения на Минск, нужно ещё как минимум столько же. Поэтому ещё сутки необходимо продержаться в Барановичах.

— Может контратака?

— Не получится, они уже построили временную линию оборону, относительно сконцентрированы и подавят любой наскок установками залпового огня. Предлагаю для отвода глаз в центре оставить сотню человек, пусть имитируют грандиозную оборону, остальные отряды незаметно отвести в пригород. Прибывающие добровольцы перед тем как в центр пойти решаются, сначала, как волки вокруг Баранович с рюкзаками рыскают, потому большинство из них всё равно на нас нарвётся.

— А что потом?

— Потом в течение дня…

Речь военрука прервал стук в дверь, связной гвардеец срочно попросил Куруту выйти из комнаты заседания по неотложному делу.

— Продолжайте без меня, — приказал Сергей Сергеевич и пошёл за связным.

— К командиру первого отряда пришёл какой-то человек, как он говорит со стороны Гродно, — начал на ходу рассказывать гвардеец.

— Какой человек и куда ты меня ведёшь?

— Он сейчас на втором этаже гостиницы, утверждает, что уполномочен от имени соседнего государства провести с Вами обмен мнениями.

— Что за государство?

— Не говорит, но акцент явно польский.

В одном из гостиничных номеров действительно сидел мужчина чиновничьего вида. При появлении Кируты он сразу встал и, улыбаясь, поздоровался за руку.

— Пан Марек Новаковский, — представился он, — я уполномочен от имени польского правительства сделать Вам предложение.

— Делайте, — небрежно бросил Кирута, с подозрением глядя на поляка.

— Пан Сергей Сергеевич, я прибыл под Барановичи ещё утром в качестве наблюдателя и всё это время находился за 4 км от города вне зоны радиоглушения, кстати, вот мой дипломатический паспорт, — Марек протянул паспорт Сергею.

— Это круто, — оценил Кирута поданный документ и отдал его обратно Мареку, — мне бы такой, сколько стоит?

— Я понимаю Ваши подозрения, но прошу выслушать сначала предложения, а потом доказательства моей должности.

— Я вообще то занят, — с недоверием продолжал Сергей, — Вы как раз попали в рабочее время, но пять минут уделю, особенно доказательствам должности, не докажете, расстреляю. Идёт?

Новаковский сильно покраснел от волнения и попытался проглотить подошедший к горлу ком переживаний за свою безопасность.

— Шутка, — резко отрезал Кирута, — так и быть, не расстреляю, говорите.

— Я здесь потому, что полчаса назад из Варшавы получил серьёзнейшее известие, которое касается непосредственно Вашей личной безопасности и этой вооружённой затеи вообще.

— Какое известие?

— Минут сорок назад в Москве убит известный Вам олигарх. Это ещё не просочилось в прессу, но через час все будут знать.

Кирута сразу переменился в лице.

— Но главная и непосредственная опасность для Вас немного в другом, — продолжал поляк, — я Вам о ней готов всё рассказать при условии выполнения кое-каких обязательств.

Марек подождал, когда Сергей задаст вопрос об обязательствах, но Курута молчал. Тогда Новаковский продолжил.

— Обязательства следующие: ни Вы, ни другие командиры, ни Ваши люди ни при каких условиях не должны переходить границы Польши. Что бы не случилось, как бы обстоятельства не сложились, на территорию Польши не должен вступить ни один боец ни с той ни с другой стороны, какими бы причинами это не диктовались, даже желанием попросить политическое убежище. Пока Вы обдумываете, выскажу доказательства своих полномочий. Паспорт, ладно. Вы совершили на территории Польши тяжкое преступление — в Кракове вымогали у белорусского беженца большую сумму денег, использовали при этом психотропные средства, на Вас и Вашего пособника заведено уголовное дело, у меня с собой некоторые подробности и официальные бумаги с прокуратуры.

Кирута бегло ознакомился с документами.

— Я соглашусь с Вашим условием, — сказал он, нервно барабаня пальцами по столу, — но выдвигаю встречное условие, польская прокуратура навсегда закрывает моё дело.

— Хорошо, если Ваши бойцы не побегут в Польшу, мы замнём ту историю, даю официальное слово.

— Договорились. Так что там с моей личной безопасностью?

— Дело в том, что люди олигарха, которые сейчас находятся рядом с Вами, одновременно сотрудничают с ФСБ и им даны инструкции, что как только придёт известие о смерти патрона, расстрелять всё руководство операции, и Вас в первую очередь.

— А зачем же они так рьяно помогают?

— Приказали — помогают, прикажут убить — убьют. Вы что, серьёзно рассчитывали взять власть в Беларуси, опираясь на этого богатого прохиндея? И олигарха и Вас просто использовали. Правда, чего этим хотели добиться заказчики, в чем их скрытые цели? Со стороны до конца ясно.

Новаковский попрощался. Кирута поручил гвардейцу провести Марека за линию обороны центра и направился обратно к штабу, в подвал горисполкома. В комнате заседаний до возвращения Сергея Сергеевича сделали перерыв и как только свеженоминованный руководитель страны сел на своё место, военрук продолжил свои советы.

— Вот, обратите внимание на данные космической разведки получасовой давности.

— А почему получасовой? — шепотом спросил Кирута у сидящего по правую руку радикала.

— Какой-то сбой с линией связи, уже двадцать минут не можем получить новых снимков.

— С Витебска вышла колонна спецназа, — продолжал военрук, — с Борисова в нашу сторону движется танковый полк и самоходные гаубицы.

— Я прошу прощения, — перебил Кирута вренрука, — дело особой важности, ОРТ сейчас хочет сделать срочную запись рекламной беседы со мной и командиром гвардии, так что обсудите пока второстепенные вопросы, через несколько минут мы вернёмся.

Сергей с радикалом поднялись на верхний этаж горисполкома. Что бы причесаться перед интервью, радикал свернул к туалету с зеркалами, но Кирута одёрнул его за руку и прижал палец к губам, призывая говорить шёпотом.

— Ни будет никакого ОРТ, нам в любую минуту будет тут конец, — тихо прошипел Сергей Сергеевич.

— Что, новые войска под городом?

— Гораздо хуже, убили олигарха, обрубится вся российская помощь вместе космической разведкой, деньгами и пропагандой, а военрук со своими инструкторами имеет приказ прикончить нас на месте, как только узнает о смерти олигарха.

— Откуда ты это знаешь?

— Американцы через поляков сброс информации сделали. Готовы нам простить наши проделки с банкиром за то, что не будем драпать через польскую границу.

— Дело ясное. Я чувствовал, что не может так всё гладко пройти, что то должно было случиться.

— Кинь причитать, нужно срочно военрука с его братанами нейтрализовать.

— А если всё это не правда?

— Правда. Не зря проблемы с передачей разведданных начались, тут дело не в Интернете. Между прочим, это и военрука может насторожить, опытный вепрь.

— Хорошо, прикончим их по одному. Военрука прямо в комнате совещаний, а инструкторы сейчас все трое в кинотеатре новичков обучают. Возьмём с собой гомельского парня, подзовём их по одному от имени военрука в сторонку и ножами запорем, чтобы новичков не зацепить.

Закончив разговор, они сняли пистолеты с предохранителей и быстрым шагом спустились в подвал. Вошли в комнату совещаний, но там оставался только чэпэшник. Военрук и командиры отрядов, решили не дожидаться Кируты и собраться через час, а пока все разошлись по своим постам. Сергей кратко поведал чэпэшнику о новом повороте в операции.

Радикал связался с военруком по рации.

— Приём, приём, это сорок первый, как слышите?

— Слышу Вас хорошо, приём, — отозвался военрук.

— Только что получили новые разведданные, срочно подойдите в штаб, тут вроде какая-то новая колонна с юга на нас идёт. Приём.

— Новые данные? Интересно. Неужто на самом деле Интернет барахлил? Я грешным делом думал, что-то посерьёзнее. Хорошо, уже бегу. Приём.

— Поскорее, эта колонна минула Ляховичи, хоть с виду и небольшая, но много танков, а до Баранович девять километров осталось. Конец связи.

Радикал с Кирутой поставили пистолеты обратно на предохранитель и достали скорострельные автоматы. Чэпешник бегом поднялся на первый этаж, увидел в окно спешащего в штаб военрука, спрятался за угол и доложил по рации Сергею, что цель войдёт в комнату через тридцать-сорок секунд. Резко открыв дверь помещения заседаний, военрук на десятую долю секунды увидел в семи метрах от себя командира гвардии и руководителя восстания со взведёнными автоматами, в следующее мгновение тело российского военного советника пробили две свинцовые струи пуль и он, отброшенный очередями к стене коридора, медленно сполз вниз и рухнул на пол, оставив на белой штукатурке широкую красную полосу. Потом, с интервалом в пять минут, под надуманными предлогами по рации вызвали в штаб трёх московских инструкторов и по очереди закололи их штык-ножами у входа в подвал.

На Барановичи спустилась вечерняя прохлада. Город наполовину опустел. Часть жителей уезжала на пассажирских поездах, курсировавших с безопасного Полесского вокзала в южном направлении до Ганцевич, и на немногих переполненных рейсовых автобусах в сторону Слонима. Остальные выбирались на собственных автомобилях. До наступления полной темноты оставалось часа четыре, и столько же до ночного штурма. Смерть олигарха и польская информация полностью сменили расстановку сил и поставили крест на всех планах. Стало ясно, что не будет никакого компромата, что русские телеканалы развернулись на 180 градусов, что без данных космической разведки войска не обойти и до Минска не дойти. Приближалась неминуемая и бесславная гибель, её можно было только задержать, но не избежать, вот если только… если…

Кирута не мог сосредоточить мысли, сконцентрировать их для мозговой атаки, сознание охватило какое-то тупое паникёрство, он залез на крышу гостиницы, лёг на спину и смотрел на тускнеющее тёмно-лазурное небо. Радикал, напротив, сжался в комок воли и до хрипоты разбирал с командирами отрядов и членами штаба все возможные варианты дальнейших действий. Наконец, решили не ждать самоубийства в Барановичах, а собраться в колонну и на максимальной скорости уйти в сторону Гродно. Утром захватить Гродно, пополнить ряды добровольцев, забрать оружие в попутных воинских частях, и к обеду, не дожидаясь штурма областного центра, передислоцироваться в слепой угол между польской и литовской границами. В этом полу безопасном треугольнике и закрыться линией обороны с минными полями. Войскам штурмовать эту территорию политически очень неблагоприятно. В двух километрах справа и слева страны НАТО, если какой шальной снаряд перелетит границу, не говоря уже о самолёте, сразу разразиться международный скандал. Место, несомненно, удачное, там можно продержаться дней пять, а что дальше? На этот вопрос в Барановичах искать ответ уже не было времени. Всеми силами начали формировать колонну для ночного броска на Гродно. Радикал кратко рассказал Кируте о новом временном плане, Сергей Сергеевич выслушал его не вставая со спины и отрешённо глядя в небеса, где витал невидимый спутник-шпион.

Ровно в полночь тысячная гвардейская колонна из пяти БМП, пятнадцати крытых МАЗов и двух десятков автобусов двинулась в сторону Гродно.

Каялович зашёл в свою спальню глубокой ночью. Переживший утренний шок, весь день он лично руководил стискиванием войск под Барановичи и введением в Беларуси военного положения. Ничто не предвещало такой лёгкой развязки, и вечернее известие о смерти своего злейшего врага — олигарха, приободрило президента. Дальнейшие события тем более предвещали лёгкую победу, квазиправительство в Таллинне заявило о недействительности своих предыдущих постановлений и в 23.00 самораспустилось, не просуществовав и суток. С этого времени Кирута стал тем, кем был ещё позавчера — вне закона, вне политики, вне морали. Всех гвардейцев ждали неминуемые расстрелы или тюрьмы, оправданные лучшими традициями двойных стандартов и политической целесообразности. Каялович сладострастно предвкушал свои тайные посещения расстрельных камер. Единственное, чего он не понимал, так это того, кто был настоящим заказчиком этой заварушки и на что рассчитан дальнейший сценарий. Эта неизвестность настораживала, но лишь тактически, скорее всего припугнули для напутствия. В целом Белорусский президент лёг в свою постель в приятном изнеможении и спокойно заснул.

Когда отряды гвардейцев миновали Слоним, в министерстве обороны поняли, что в Барановичах никого нет и приготовившиеся к штурму войска начали срочно сбивать в маршевые колонны для погони. Радикал направил повстанцев не прямиком на Гродно, а через Волковыск к посёлку Пограничный, имитируя явное желание драпать через польскую границу. Поляки невольно подыграли этому манёвру и подняли по тревоге пограничные наряды в окрестностях перехода Бобровники. Белорусские пограничники тоже стянули к переходу все свои местные силы и выстроили подобие километровой заградительной линии. Не доходя пяти километров до границы, гвардейская колонна неожиданно для всех свернула на север и пошла вдоль границы по гродненской дороге. К такому повороту не было готово ни министерство обороны, ни Гродно. Подойдя к городу, гвардейцы разделились, два отряда пошли дальше, в межграничный треугольник, а остальные, не встречая сопротивления вошли в Гродно.

Всю ночь пребывавший в депрессии Кирута, с рассветом пришёл в себя, он высунулся из люка БМП и усталыми глазами любовался залитым солнцем красивейшим сосновым бором. Затяжной многодневный дождь кончился. Боевая машина остановилась на лесной дороге у предупреждающего знака «Граница. Проход запрещён».

— Польская? — спросил Кирута у механика-водителя, кивнув на запретную надпись.

— Это литовская, польская километра два левее, — ответил гвардеец, и протянул Сергею планшетный компьютер с картинкой подробной карты местности.

Сергей Сергеевич вылез с люка и соскочил на влажный лесной мох. Среди стволов сосен кроме двух БМП, разместилось несколько грузовиков и автобусов. Три сотни гвардейцев большей частью крепко спали в транспорте или прямо в траве на расстеленных плащах, только караульные наряды заняли наблюдательные посты вокруг временного лагеря. Пока отряды отдыхали, их командиры, гомельский парень и бывший офицер инженерных войск Алесь, расположились на БМП и разрабатывали схему постройки обороны белорусской стороны межграничного треугольника. Кирута по геометрии имел в школе крепкую тройку, что в современной запутанной белорусской системе образования соответствовало три года назад семёрке, а сейчас девятке. Он поприветствовал командиров и забрался к ним на крышу машины. Расчетный треугольник по карте выглядел близким к равнобедренному. Правая литовская сторона, левая польская и нижняя белорусская равны примерно двум километрам. Почти вся геометрическая фигура была покрыта лесом и прорезана лесными дорогами.

Алесь доложил руководителю восстания о последних приказах радикала.

— Мы тут двумя отрядами сейчас поспим маленько и начнём по болотистой речушке, что нас от остальной Беларуси отделяет, минные поля выкладывать, два мостика разрушим, высокую траву выкосим, кусты и низкие деревья по линии обороны повырубаем. Потом, на глубину метров сорока в бор усеем растяжками между деревьев, за полосой растяжек выкопаем систему траншей с землянками.

— А чем они нас могут выкуривать, чтобы исключить перелёт огня за границу?

— Много чем. Кроме миномётов и систем залпового огня, пустят минные тралы, за ними постепенно танки подтянутся к нам вплотную, под прикрытием танков спецназ подберётся и окопается метрах в ста. Потом снайперов со всех войск насобирают и не дадут нашим бойцам из окопов высовываться, ну и всё это закончиться рывком пары тысяч спецназа. Бросок этот мы заметим за семьдесят метров и только сотни три карателей успеем огнём положить, остальные добегут до траншей. Рукопашный бой проиграем с крупным счётом.

— Короче, больше чем на пять дней рассчитывать не приходиться?

— Ну почему на пять, если в глубине построить ещё одну линию обороны и после первого штурма ужаться до меньшего треугольника, то можно дней семь-восемь протянуть.

— Пять, семь, восемь, как в хосписе, — задумчиво подытожил Кирута, — остальные отряды все в Гродно?

— Да. И радикал там. Связи устойчивая, только что достигли центра города, менты и пограничники с мест дислокации снялись, никто не сопротивлялся. Видимо пошли на соединение с основными войсками, которые по нашим расчётам должны были уже миновать Волковыск и через два — три часа подойдут к гродненским окраинам.

— Оружия много добыли?

— Пока нет, но зато, как только в город въехали, сразу несколько сот добровольцев набежало. Сейчас группы поиска склады вооружений вскрывают, надеемся что-нибудь наскрести.

— Пойдём, пройдёмся, — предложил Кирута Алесю и они спустились к болотистому берегу ручья.

С поросшей осокой низины доносилось хоровое кваканье французского деликатеса.

— У меня к тебе практический вопрос, — обратился к офицеру Сергей Сергеевич, — что бы ты сам делал в той ситуации, которая складывается?

— Здесь среднего не дано, или попытаться чудом достичь конечной цели, либо пока не поздно, пересечь границу и сдаться полякам.

— Нет, полякам сдаваться нельзя, в крайнем случае литовцам. А что насчёт конечной цели? Есть соображения?

— Есть фантазии, вернее одна фантазия.

— Так выкладывай, в этом тупике только и осталось, что фантазировать.

— Наша цель взять центр Минска? Правда?

— Близко к правде, точнее сказать уничтожить Каяловича и взять власть в свои руки по началу хотя бы в Минске.

— По последним данным, что нам известны со вчерашнего вечера, на Гродно сейчас движутся три оперативные бригады, танковый полк, самоходные гаубицы и наверняка куча другой швали, по типу сводных ментовско — КГБэшных групп.

— Так точно, и ещё не забывай, что дождик кончился и войска получат полноценную поддержку вертолётов.

— Вот — вот, тем скорее нас выкурят с любого треугольника. Но я не об этом. Смотрите, — Алесь палкой на болотной грязи начертил Минск, Гродно и линию литовской границы. — Каялович стянул к нам большую часть боеспособных войск, надёжно закрыл нас в гродненском котле, сквозь его огневую мощь прорваться невозможно.

— Ты имеешь ввиду дождаться ночи и без техники, только с автоматами мелкими группами просочиться по лесам к Минску?

— Нет. Это уже безнадёжная партизанка будет, без ручных ракет, гранатомётов, глушилок и наших БМП Минск не взять, половину гвардейцев ещё до подхода к столице как лосей переловят по пущам. Мы обязательно должны сохранить всё серьёзное вооружение, технику и концентрацию личного состава в одной — двух частях. Для этого нужно плюнуть на любые условности, перейти вооружённой колонной литовскую границу неподалёку отсюда, промаршировать по литовской территории вдоль белорусской границы километров сто сорок и вновь ворваться в Беларусь в районе Ошмян, что всего в трёх часах езды от Минска. От Ошмян сделаем скоростной рывок на столицу. Для этого дерзкого обхода понадобиться часов семь, но только ночных часов. Никто вовремя не успеет среагировать. Пограничные посты только рты пораскрывают, сколько их там, семь восемь человек на переход, только статистами могут быть против наших колонн.

— Таможенные документы оформим без очереди? — пошутил приободрившийся Сергей Сергеевич. Но Алесь, не отвлекаясь на шутки, продолжал свой план.

— Войска Каяловича в это время к штурму Гродно будут готовиться, чтобы им развернуться обратно к Минску, нужно время, не успеют нас перехватить. Литовцы тем более не будут готовы к такой наглости. Кстати, для отвода глаз, нам нужно сделать всё, чтобы все поверили в серьёзные намерения гвардии оборонять Гродно до последнего. Вот такая фантазия.

— Заманчиво. А политический вопрос.

— Политический вопрос вы с радикалом и чэпэшником решайте, но я другого выхода просто не вижу.

— Но в Минске то наверняка много разрозненных войск осталось, та же охрана президента человек триста, столичный резерв внутренних войск никак не меньше тысячи, группы захваты КГБ и МВД, военная контрразведка, гарнизонная служба, всего больше трёх тысяч. А нас будет максимум полторы тысячи.

— Ясное дело, в столице никто перед нами лапки не сложит, как-нибудь в город прощемимся, а там посмотрим. И не забывайте, что если в Минск войдём, сразу добровольцы сотнями повалят, главное в ближние бои сильно не ввязываться, больше маневрировать.

— Это точно. В дополнение к твоим фантазиям нужно не забыть о важной мелочи, перед входом в Минск послать вперёд замаскированную под дорожников или электриков группу и включить в центре города одну из глушилок, тогда появятся реальные шансы на успех.

Оговаривая подробности внезапно возникшей идеи, лидер восстания и командир второго отряда быстрым шагом поднялись обратно на лесной пригорок и связались с Гродно. Кирута поговорил сначала с радикалом, потом с чепешником, те не колеблясь, согласились. О политических последствиях вообще отказались вести разговоры.

— Плевать мне на дипломатию и всю Прибалтику, — неистовствовал по рации радикал, — если проиграем, они нас мёртвых будут пинать, ну прокатимся по их территории, что с того, скажем за грибами поехали, увлеклись, леший попутал. Мы ведь магазины ихние по дороге трогать не будем, а если и возьмём пару бутылок газировки, или баки на заправке заправим, то наличными расплатимся.

В результате совещаний, решили всех новых добровольцев выводить на северную окраину города, в район Градничей, туда же перебросить два отряда со слепого треугольника и один отряд из Гродно, в областном центре оставить три отряда, которые должны в оставшиеся два часа до подхода войск сосредоточиться в северной половине города, заминировать мосты через Неман и выставить истребительные группы на дорогах с востока.

В девять утра, одновременно с появлением авангардных рот противника под Гродно, гвардейцы начали запланированную передислокацию. Главная опасность состояла в том, что напора механизированных атак без космической разведки надолго сдержать невозможно. Максимум до обеда. А потом танки, БТР, самоходные гаубицы и следующая за ними живая сила заполонят улицы города. Тогда гвардейские отряды будут расчленены между кварталами и строго зачищены без всяких сентиментальностей, типа сдачи в плен. Если поддаться стандартному течению боя, то избежать такого финала невозможно, а продержаться нужно до захода солнца, потому что следовать по Литве в светлое время суток — значит выдать свои намерения Каяловичу на три часа раньше необходимого. Кроме того, литовцы могут успеть повесить над колонной несколько военных вертолётов, а войны с Литвой не планировал даже радикал. Таким образом, нужна была ещё одна фантазия, чтобы выиграть минимум восемь часов.

Войска остановились перед зоной радиоглушения и стали сосредотачиваться в три штурмовых кулака. На большой высоте над центром Гродно уже барражировали два разведывательных вертолёта. Проводную телефонную сеть гвардейцы на этот раз не выключали. Чэпешник с Кирутой прибыли в польское консульство. В помещении оставался только один сотрудник, консул ранним утром выехал в Варшаву для консультаций. Сергей Сергеевич попросил дипломата связаться со своим МИДом для важного предложения. Одновременно с этим редактор правозащитного биллютеня, присоединившийся к гвардейцам еще в Барановичах, с квартиры гродненского коллеги вызванивал знакомых московских и польских правозащитником и просил распространить их по всем СМИ и посольствам одну и ту же информацию: руководство восстания и гвардейские командиры прекращают сопротивление, отказываются от вооружённой борьбы и готовы сдаться белорусским властям при условии, если Каялович откажется от немедленного штурма и даст Кируте несколько часов на организованное сложение оружия с последующим построением безоружных гвардейских отрядов под белыми флагами. Вся сдача в плен должна пройти под наблюдение небольшой группы дипломатов.

Сообщение о возможности добровольной, бескровной сдачи повстанцев в миг облетело крупнейшие информационные агентства. Каялович молчал около часа, но и отмашки старта атаки войскам тоже не давал, хотя руки чесались.

— Придётся согласиться, — говорил президенту министр иностранных дел, — можно поторговаться по времени, по наблюдателям, но если откажемся и пойдём на штурм, дело непременно до Гааги или до Брюсселя дойдёт.

— Наср-л я на Гаагу, — Каялович ударил кулаком по столе, — просто не хочу опять этой продажной правозащитной вони. Хрен с ними, пускай сдаются, я с ними в тюрьме по душам поговорю. Только никаких наблюдателей и никаких сборов, руки вверху, оружие над головой и с белыми флажками цепочками по дорогам навстречу войскам должны из города выходить, за сто метров оружие в сторону, а руки за голову. На всё про всё два часа. Ясно?

— Ясно, товарищ президент.

Через десять минут заместитель министра внутренних дел свзялся с Кирутой по телефону. Генерал был беспредельно уверен в с себе и говорил громким отработанным басом, отточенным ещё со времён службы тюремным конвоиром, его тон не тяготел к дипломатии и был похож на сочетание окриков.

— Отключа-ай глушилку! — тут же потребовал замминистра, не ответив на сдержанное приветствие Сергея Сергеевича.

— Что, что Вы сказали? — в приторно боязливом прикиде переспросил Кирута.

— Я сказа-ал тебе, отключай р-радиоэлетронное глушение! Тогда начнём переговоры.

— А-а. Да, да. Сейчас же минёров пошлю. Как скажете.

— Ка-аких ещё минёров? Ты что-о, глухой?

— Знаете, извините, глушилка заминирована растяжками на чердаке трёхэтажного жилого дома. Через полчаса верёвочки снимем и сразу выключим.

— Жду полчаса. А теперь запомина-ай или записыва-ай.

— Лучше запишу, подождите секундочку, ручка кончилась, ребята, есть у кого ручка, ну, ладно, давай стержень, так он же не пишет, тебе что жить надоело мне такие стержни подсовывать?

— Что ты там во-ошкаешься?

— Ничего, ничего, не чем записать, ладно, запомню, говорите.

— Слушай сюда-а. Собирай всех свих сопляков и пусть цепочкой с интервалом 10 метров между людьми, пусть идут по краю Минской трассы. Оружие надо держать в руках над головой. Сразу за городом увидят несколько десяткой грузовиков, окружённых танками и БТР, так вот, за 200 метров до грузовиков каждый должен бросить оружие в кювет дороги и запрыгнуть в тот кузов, куда укажет наш офицер. Кто замешкается, сразу пулю в лоб. Ясно-о?

— Ясно, ясно. Значит цепочка, 10 метров, грузовики, оружие в кювет, если что в лоб.

— Вот именно-о. Запоминай да-альше. Никаких наблюдателей. На всё про всё два часа. Если через час цепочка не появится, начнётся штурм без всяких предупреждений.

— Цепочка появиться, никаких проблем. Но ребята без наблюдателей отказываются сдаваться, боятся и всё тут, думают, что спецназ в упор расстреляет, как вчера под Барановичами.

— Условия здесь диктую я. Если запомнил, жду выполнения.

— Минуточку. Только два уточнения, во-первых, наш разговор идёт в прямом эфире на две московские ФМ станции, во-вторых, вы просто ставите ультиматум, а не переговоры ведёте…

В ответ на кирутины уточнения в трубке послышались короткие гудки. На связь никто не выходил в течение получаса. Радикал приказал временно отключить одну глушилку, которая работала в центре Гродно, вторую на БМП перебазировали на северную окраину города и тоже выключили. Наступило напряжённое ожидание. Колонны войск стояли в штурмовых порядках, готовые в любую минуту обрушить шквал огня и десятки танков на хилую гвардейскую оборону, состоящую лишь из ручных ракет, да гранатомётов.

Наконец, в 10.30 раздался звонок.

— Говорит заместитель министра внутренних дел. Где Кирута-а?

— Я у телефона. Не узнали по голосу?

— Не важно-о. Через двадцать минут у выезда в Гродно появятся две «Волги» бежевого цвета. Это наблюдатели. Через полчаса должны появиться цепочки с поднятыми руками.

— Извините, а что за наблюдатели?

— Какая тебе-е разница?

— Это ключевой вопрос в переговорах, все гвардейцы настроены как можно скорее сдаться, дело только за независимыми наблюдателями.

— Если интересуешься, сам подойди к «Волгам» и спроси у них.

— У кого, у «Волг»?

— Что-о-о!!?…

Генерал не выдерживал кирутиного тона и часто срывался на крик, иногда в бешенстве бросал трубку, провозглашал очередные ультиматумы. Испытывать терпение Каяловича дальше было опасно. К полудню Сергей Сергеевич согласился на все условия сдачи, но только к трём часам дня. Замминистра опять наорал, прервал связь. Потом перезвонил и согласился, поставив последний ультиматум: в случае не появления цепочек сдающихся к 15.00, в 15.02 войска идут на штурм. После чего, стороны удовлетворённо и одновременно нажали на кнопки окончания разговора.

Правозащитник впервые в жизни смертельно устал. Он охрип от телефонных переговоров и заснул прямо за кухонным столом, обняв руками старый телефонный аппарат своего гродненского коллеги, осмелившегося предоставить в распоряжение гвардейцев личную холостяцкую квартиру. Сон был беспокойный, правозащитник скрипел зубами, чмокал, стонал, звал маму и директора зарубежного фонда «Поможем Беларуси». Хозяин квартиры то и дело прибегал на крики Минского соратника в кухню и пытался всучить другу вместо телефона подушку, но тот мёртвой хваткой ухватился за аппарат и, не открывая глаз, сбивчиво бормотал эхо своих кошмарных сновидений:

— Насилие недопустимо, постепенная трансформация, цель одна, мониторинг, перевоспитание, задача, отдача, посте-посте-степенная А-а! Сука! Изрешечу, падлу! На колени, уроды!

Коллега бережно накрыл спящего в сидячем положении друга пледом, завёл будильник на два часа дня и сам лёг вздремнуть в соседей комнате, что бы до штурма успеть выйти из города на встречу гвардейским колоннам, и в их составе двинуться на пролом литовской границы.

Штаб гвардии был перенесён с центра Гродно за пять километров на север от города. Как только с неба на полчаса пропали вертолёты, туда же перебазировались пять БМП с глушилками и пятнадцать грузовиков. Всю технику расположили на лесных тропах у дороги на Литву и сразу замаскировали ветками. В лесной лагерь небольшими группами незаметно стекалась основная масса гвардейцев, в особенности тех, кто прошёл через Барановичи и имел боевой опыт. В двух центральных кварталах оставалось лишь три отряда из десяти, это пятьсот человек. Именно на этих людей и возлагалась важнейшая задача дальнейшего оттягивания времени. Ведь если начать движение к Литве да заката солнца, значит дать обнаружить себя и свой замысел с высоты вертолётной разведки, тогда к пограничному переходу на вертолётах успеют перебросить заград-отряд карателей, а по колонне нанесут бомбовые удары с воздуха. Чтобы избежать такого поворота, ничего не оставалось делать, как жертвовать. Жертвовать гвардейцами, причём новичками гродненского призыва, потому что матёрых бойцов нужно было сохранить для ожесточённых боёв в столице. Пятьсот гвардейцев, засевших наготове в центре Гродно, к 15.00 должны были разделиться на две части. Меньшая часть в 150 человек по плану ждёт штурма, когда бы он не состоялся и обороняет небольшой квартал у облисполкома до последнего. Остальные 350 человек в 14.55 выстраиваются в цепочку и выходят навстречу спецназа. Их главная и, возможно, последняя задача, как можно дольше продлить во времени процесс своего пленения. Ни один командир отряда в Гродно не оставался, все члены штаба тоже выехали в лесной лагерь — их опыт мог понадобиться позже. Ребятами из отрядов добровольного пленения и обороны центрального квартала командовали обычные гвардейцы, правда, с опытом барановических боёв. План был прост и трагичен. Три-четыре часа будет происходить пленение и, после, три-четыре часа штурм нескольких центральных зданий. Когда все брошенные в пасть карателей гвардейцы будут арестованы и убиты, будет уже ближе к 11 вечера, последний луч солнца давно пропадёт за лесными принёманскими холмами и тысячная гвардейская колонна выскочит из леса на финишную дведцатикилометровку до литовской границы.

В половине третьего Кирута в последний раз связался с уполномоченным Каяловича на переговоры.

— Господин генерал?

— Не господин, а товарищ. Что-о ещё?

— Товарищ генерал. Всё, через минут двадцать выходим в цепочках. Согласились почти все кроме группы отмороженных.

— Ка-аких отмороженных?

— Человек двести наёмников с Чечни и западной Украины упёрлись и ни в какую. Засели в районе облисполкома и требуют полной амнистии.

— Так у вас ещё наёмники та-ам!? Никакой амнистии, я их в порошок сотру!

— Вот-вот, я им тоже об этом, но они ж крутые, по две войны прошли, никого слушать не хотят. Вообщем, как хотят, если меня в заложники не возьмут, я буду замыкающим в конце цепочки с большим белым флагом.

Генерал, как всегда, не выслушав до конца, первым бросил трубку.

Без трёх минут три, со стороны Гродно, на дороге в направлении Минска появилась длинная цепочка сдающихся в плен. Как и договаривались, все шли с интервалом десять метров и высоко над головой несли старые автоматы. Только через полчаса первые пленные одолели километр и доплелись до ожидавших их грузовиков. Последние сорок метров по команде закладывали руки за голову и шли сквозь строй автоматчиков спецназа. Посадкой на машины руководили специальные офицеры, ведающие толк в конвое не понаслышке. Со всех сторон раздавался оглушительный лай натасканных овчарок, которых с трудом сдерживали солдаты внутренних войск. Каждого гвардейца предварительно бегло обыскивали. Кузов наполнялся людьми до упора за двадцать минут, туда же заскакивали пять охранников и грузовик в сопровождении БТР выезжал в направлении Минска.

В лесном лагере семь часов ожидания прошли в напряжённой тишине. Глушилки были выключены, пользоваться рациями запрещено, курить и ходить по лесу тоже было опасно. Все молча сидели в грузовиках и БМП. Только двадцать человек караула попрятались в кустарнике по окружности стоянки и внимательно вслушивались в каждый лесной шорох. Техника была плотно замаскирована ветками и стояла на тропе в низкорослом, но плотном ельнике. Смеркалось. Количество комаров увеличивалось с каждым часом и в полной тишине сидеть становилось невыносимо, то и дело слышались хлопки ладоней в охоте за надоевшими кровососами. Когда со стороны Гродно отгремели последние выстрелы, радикал, пригнувшись, обошел машины и объявил о получасовой готовности, через несколько минут караул снялся с постов и заскочил в последний грузовик.

Наступала ночь вне закона, вне политики и вне границ.

Международное право и глобальная политика давно опустились до уровня «против лома нет приёма…», сильные считаются с позицией только сильных, слабые клянчат кредиты и место под евросолнцем. Нервозные и мнительные лидеры выдают свои комплексы за независимую политику. Правила игры? Всегда есть правила игры, только слабаки заявляют, что нет правил и поэтому они не будут играть. Не хотите играть, не надо, получите свой законный снисходительный щелбан в лоб и благодарите бога, что не получили пулю. Те, кто остался в игре, вопросов не задают, для них правила просты и понятны, смесь шахмат и карточного дурака, если противник отвернулся, можно украсть ферзя или вмиг свернуть голову королю, можно устроить крестовый поход против слонов или черных пешек, в пику белой королеве, побить её офицеров тремя шестёрками. А если вас загнали в угол, всегда наготове ход отвергнутым козырным конём, в погоне за удачей, этот красный жеребец погрыз не одну хищную птицу.

Колонна техники неспеша выехала из ельника на асфальтовую дорогу и, одновременно набирая скорость, БМП, грузовики и автобусы направились в сторону Литвы.

По всем законам белорусской графомании, здесь следовало бы сделать пространное отступление в пользу окружающей природы. Показать, как тревожная тишина леса гармонирует с настроением гвардейцев, как внезапный порыв ветра заставил встрепенуться листву, этот трепет вспугнул пробегавшего по делам размножения лося, и тот чуть не подавился со страху стеблем лебеды. Лес. Белорусский лес. Тебя давно повырубили да пустили на европоддоны и занозливые табуретки. Леса больше нет. Остался перелесок и пни былого величия территории вечно неопылённой капусты. Зверьё большей частью повыдохло от тоски по крупным дубовым стволам и непролазным чащам. Тех, кто попрятался в жидких кустах, затравили собаками и постреляли на мясо. Мяса в Беларуси всегда не хватало, разве что пушечного навалом. Занесённые в красную книгу плешивые зубры лениво бодались за клонированную самку, проявлявшую нездоровый интерес лишь к штатному зоотехнику. Пчёлы здесь не жужжат, лишь стонуткомары. Оводни и слепни выстроились по группам крови, чтобы слёту вгрызаться в кисломолочных колхозных коров. Но рогатые бестии всегда на диете, они предельно стройны и малокровны, литр молока, это их максимум. От такой кровавой безнадёги насекомые не в силах откладывать личинки и сокращают свою популяцию быстрее, чем местное население. В редких островках оставшихся крупных деревьев и днём и ночью скрежещут железными зубами бензопилы. Срубленные поленья никто с душой не строгает, они сразу сжигаются или гниют, съедаемые слизкими паразитами, чему всегда способствовала атмосфера. Буратино проклял лесозаготовщиков и уплыл прочь по течению. С тех пор здесь сказка не живёт, лишь свирепствует бухая присказка в виде пресных анекдотов и теленовостей. Архитип леса исчез навсегда, сознание запуталось в зарослях вонючего пригородного кустарника. Папа Карло кончил в районной психушке, ему во всём мерещились сучья. «Люди, будьте мнительны!» — кричал он под электрошоком, прописанным последними всенародными дополнениями к белорусской конституции. Выходящие из-под местных лесопилок доски никуда не годны, новую жизнь с них не сколотишь. Твердолобые суки, как воспетые оппозицией добрые кэгэбэшники, повыскакивали из тёплой древесной массы и сбились в сучьи сотни. И имя всему этому низкорослому балласту — Белоруссия.

Когда в сторону Минска отъехал последний грузовик с пленёнными гвардейцами, войска Каяловича без промедления нанесли сокрушительный удар по центру Гродно, где в нескольких зданиях засели полторы сотни брошенных на смерть новичков. Сопротивляться необученные гвардейцы долго не смогли. Первые полчаса они вели беспорядочный заградительный огонь в сторону атакующих спецназовцев. Когда спецназ завязал бои внутри зданий, повстанцы были разрезаны на мелкие группы и от безысходности начали в панике сдаваться в плен. Лишь трём десяткам гвардейцев удалось закрепиться на последнем этаже облисполкома и удерживать его в течение трёх часов, пока штурмовики внутренних войск не позабрасывали в окна кабинетов дымовые шашки.

Ближе к полуночи силовые министры прилетели на вертолёте в Минск и отрапортовали Каяловичу, что с мятежом покончено. Тут же в дело включился КГБ и многочисленные спецслужбы других министерств. Искали Кируту. Но не только его, Сергей Сергеевич был просто первым в списке, вторым числился радикал, потом гомельский парень, чэпэшник, офицер Алесь и т. д. К часу ночи оцепили Гродно. Начали ночную облаву. Округа задрожала от бешенного лая сотен милицейских овчарок, люди в штацком и в форме бесцеремонно ломились в каждую квартиру, для них это была ночь открытых дверей.

Информация о прорыве границы в стороны Литвы окончательно успокоила министра обороны. «Вот славненько, вот ладненько, — потирал руки измученный за последние двое суток генерал, — хорошо, что драпанули, хорошо, что по лесам и болотам не стали шастать, пусть теперь с ними прибалты разбираются, это проблемы нашего генпрокурора. Вот только Каялович будет рвать и метать, что Кируту упустили, но ничего, успокоиться, будет ему забава, все камеры пленными переполнены, под расстрел с полсотни пойдёт» президента по такому случаю будить не стали. В два часа ночи замминистра МИДа связался с представителем литовского правительства.

В это время гвардейская колонна мчалась по литовской территории вдоль белорусской границы, до трассы Вильнюс — Минск оставались считанные километры. Если вовремя повернуть направо и повторно проломить пограничный переход, то путь на Минск открыт.

Вооруженные силы Литвы на мимолётное вторжение среагировали оперативно. Два батальона быстрого развёртывания в течение часа были подняты по тревоге и сосредоточились на юго-западных подступах к Вильнюсу. Сосредоточились и заняли выжидательную позицию. К ним на помощь поспешили работники департамента по делам иностранцев и миграции, ждали наплыва беженцев. Но техника, гружённая потенциальными получателями социальной помощи, на удивление рассудительных литовцев, неожиданного повернулась к ним задом и двинулась прочь с территории НАТО.

Всё также вероломно преодолев границу в белорусском направлении, гвардейцы взяли курс на Минск. Большинство бойцов улеглись прямо на дно грузовых фур, их не могли разбудить ни тряска дорожных ухабов, ни броски резких поворотов. Спали по очереди. В одном из грузовиков, сквозь рёв мотора, отчётливо слышался бред спящего правозащитника. В боях ему поучаствовать не удалось, но понервничал, бедняга, основательно. До столицы оставалось два с половиной часа езды.

Вашингтон. Пентагон.

Американские спутники ежеминутно давали точные отчёты о передвижениях правительственных войск и повстанческих отрядов. Сразу после захвата Баранович, США установили круглосуточный контроль за театром боевых действий. Стратеги спокойно наблюдали за событиями до тех пор, пока на их экранах несколько десятков крохотных точек не начали двигаться в сторону Литвы. Сообщили литовцам. Те стали убеждать, что знают Белорусский менталитет и уверены в том, что мятежники спешат попросить политическое убежище.

— А зачем тогда поломали шлагбаумы и на полной скорости пошли в сторону Вильнюса? — сомневался дежурный пентагоновский генерал, с удивлением глядя на огромный компьютерный монитор.

— Просто нервный срыв, побоялись, что наши пограничники их не пустят и сразу передадут в руки противника. Поэтому решили углубиться в территорию. — объяснял сотрудник литовского генштаба.

— А зачем предварительно пара сотен добровольно сдалась в плен, а ещё пара сотен застряла в центре Гродно и затеяла бессмысленный пятичасовой бой?

— Разброд, полный разброд. То прямой линией в Польшу направились, то резко на Гродно свернули, и сейчас это дергание продолжается.

— А у Вас есть среди них свои люди? — поинтересовался американец.

— Нет.

— Жаль. И у нас нет, и поляки не смогли никого в руководство внедрить, настолько всё неожиданно началось.

— Да если бы и был кто из рядовых, так ведь они почти всегда передвигаются с включёнными глушилками, регулярная связь была бы исключена, — пожаловался литовец.

Американский генерал окончил разговор с Вильнюсом и сразу связался с ЦРУ. Там тоже заподозрили что-то неладное в траектории гвардейцев, запросили посольство в Минске, но посол только обрисовал и так известную ситуацию.

Когда колонна повстанцев развернулась от литовской столицы к Минску, американцы немного успокоились, но теперь уже вообще ничего не понимали. Лишь когда вереница техники выскочила на белорусскую территорию, всё окончательно стало ясно.

Быстро оценив обстановку, Пентагон доложил обо всём в ведомство госсекретаря, а те, несмотря на позднее Вашингтонское время и раннее восточноевропейское утро, снова связались со своим Минским послом.

— Срочно соберите семьи в здании посольства и отправьте их, если успеете в Москву или Киев, — настаивал чиновник госдепа.

— Разве остановка настолько серьёзна? — недоумевал посол.

— С точки зрения военной тактики очень серьёзная, в Минске не исключены затяжные уличные бои с применением танков и артиллерии. Кстати, власти ещё ни о чём не знают?

— Вроде бы нет, в городе тишина и спокойствие, а если и узнали, то только несколько минут назад. А сколько их движется?

— По нашим данным не менее тысячи человек. Кроме стрелкового оружия имеют ручные ракеты, гранатомёты, снайперские винтовки, боевые машины пехоты с пулемётами, качественную связь в тандеме с глушилками и, как выяснилось, волевое командование.

— Переговорами не остановить?

— Сейчас бесполезно. Нет ни времени, ни подхода. Через полтора часа будут в районе Минского района «Запад». Если Каялович не успеет сейчас же выставить хоть какую-то заградительную линию, то прямым ходом влетят в президентскую резиденцию и разнесут всё в пух и прах.

— А что, войск в городе вообще нет?

— В том то и дело, что всё боеспособное кинули на Гродно, такого прорыва никто предугадать не мог. Военных в Минске навалом, но большинство из них автомат в руках держали только на присяге президенту. Есть ОМОН, милиция, КГБ, куча чиновников в погонах, но что они против уже обстрелянных отрядов, только для проформы. Реально у Каяловича в наличии несколько особых групп захвата, борьбы с терроризмом, своя охрана и остатки спецназа, которые по разным причинам не выехали в Гродно.

— Это много?

— Если сконцентрировать, то немало — тысячи две. Но где ж он соскребёт эти обломки в одну горсть за два часа, просто нереально. Опять же, отдельные хорошо обученные роты остались и в Борисове, и Марьиной Горке и в Минском районе, но вопрос времени и координации сводит всё на нет.

— А что русские?

— Наши спутники уже полчаса не дают им видеть картинку с космоса, так, на всякий случай. Ваша задача, установить связь с тремя сторонами, с русскими, с Каяловичем и с повстанцами. Держитесь нейтрально, никого не раздражайте, в итоге исключите двоевластие, т. к. оно приведёт к стагнации конфликта на месяцы и годы. Не выключайте связи, через полминуты будете разговаривать с куратором по Беларуси из ЦРУ. А я пока прощаюсь.

— Спасибо, до свидания, — посол на несколько секунд оторвался от телефонной трубки и вызвал секретаря, который тоже по срочному указанию прибыл в посольство, — свяжитесь со всеми сотрудниками посольства, прикажите от моего имени как можно скорее всем собраться в посольстве, а семьи сейчас же отправить в Киев.

— Ало, ало, — посол снова приложил к уху телефон, — доброе утро, то есть у Вас доброй ночи.

— Да, здравствуйте, — отвечал четкий бодрый голос специалиста ЦРУ по Беларуси, — очень коротко сообщаю подоплёку дела, а через два часа вышлем подробнее в текстовом виде.

— Внимательно слушаю.

— Командиром вооружённых антиправительственных формирований, а так же на этот момент и реальным политический лидером радикальной оппозиции является некий Кирута. Психологически без особых аномалий, ранее был замешан в убийстве двух сотрудников милиции, вымогательстве денег у бизнесмена в Польше и организации неудавшейся атаки на президентский кортеж. К формальной оппозиции относиться умеренно критически, к США с настороженным нейтралитетом. Несколько месяцев назад Кирута вступил в переговоры с российским миллиардером Фурсманом, который год назад скорее всего принял непосредственное участие в убийстве Лукашенко и, при помощи ФСБ привёл к власти Каяловича. За это Каялович должен был отдать Фурсману долги Лукашенко. Но новый Белорусский президент не только не отдал старых долгов, а набрал новых. Плюс к этому, в порыве политических чисток, убил Минского родственника Фурсмана.

— Так Фурсман решил привести к власти Кируту?? — удивился посол.

— Конечно нет, просто Кирута единственный из белорусов, кто немного оскалил молочные зубы на глиняную диктатуру. Это понравилось Фурсману и он решил использовать Кируту для свержения Каяловича, дал ему денег, информацию, спецов и прикрытие. На место Каяловича Фурсман планировал поставить своего фаворита — бывшего белорусского премьера, который давно в умеренной опале и шестой год проживает в Москве.

— А чего этого фаворита не ввели в квазиправительство в Таллине?

— Квазиправительство было спланировано только для определённой временной функции, как и Кирута. Проблема состояла в том, что Фурсман делал всё это без непосредственного совета с российским президентом, только с одобрения некоторых генералов Минобороны и ФСБ. Он был уверен, что президент одобрит все действия по факту. И ошибся. Слишком много на себя взял, за что позавчера его и убили. После убийства Фурсмана, ФСБ должно было посредством своих двойных агентов спецов, внедрённых в гвардию, расстрелять руководство мятежа, что бы остановить план свержения. Но поляки, получив эту информацию от нас, самовольно сплавили её Кируте, в обмен на его отказ пересечения польской границы. Само собой, Кирута тут же приказал убить всех московских спецов.

— То есть сейчас мятежники ни кем не контролируются?

— Неприятно, но это так.

— Это всё?

— Да.

— Последний вопрос, — уже в спешке говорил посол, — насколько опасен Кирута и его люди при попытке установить с ними контакт?

— Поляка не убили, не изувечили, его требование выполнили. Думаю поведение будет адекватное.

Закончив разговор с ЦРУ, посол, не отрываясь от трубки телефона, набрал номер российского посольства.

Когда колонна повстанцев минула Раков, все гвардейцы уже проснулись и приготовились к бою. Настроение было приподнятое.

Об угрозе захвата Минска Каяловичу сообщили в четыре утра. Объявили тревогу по вооружённым силам. Гродненской группировке приказали на всех парах двигаться к столице. После поверхностной оценки ситуации, поняли, что в течение часа адекватной обороны под Минском не соорудить. Решили бросить в лобовую контратаку часть сил, что есть под рукой — сотню спецназа с тремя бронетранспортёрами и задержать продвижение мятежников хотя бы на полчаса. Потом успеют подняться в воздух два исправных бомбардировщика, накроют ударом с воздуха технику противника, частично живую силу и разрушат полотно автомагистрали.

Как только спецназ отъехал два километра от кольцевой дороги, в прямой видимости показались авангардные БМП гвардейцев. Спецназовцы перегородили четырьмя грузовиками автобан, сами залегли цепью в поле по сторонам дороги, один БТР спрятался за баррикадой грузовиков, а два других на максимальной скорости поехали в лоб гвардейской колонны. За 300 метров до неминуемого столкновения, на полном ходу спецназовские БТРы начали вести непрерывный пулемётный огонь. Повстанцы остановились и стали готовить к бою ручные ракеты.

Бомбардировщики взлетели раньше времени. С БТРами спецназа связи не было, все радиоволны тотально искажались глушилками. Первый бомбовый удар пришёлся по участку трассы между местом боя и кольцевой дорогой, следующие снаряды с воздуха полетели в скопление техники. Бомбы падали вслепую, высокоточного оружия в белорусской армии до сих пор не было. После двух заходов бомбардировок был уничтожен БТР правительственных войск и два грузовика мятежников. Погибло десять гвардейцев и экипаж бронемашины спецназа, в двух местах частично разрушен автобан. Наугад выпущенные ракеты самолётов не достали. Отряды повстанцев повыскакивали из машин и автобусов, чтобы укрыться от воздушных атак в перелеске. Самолёты заходили на третий круг. Спецназовцы, что залегли в поле, используя замешательство противника, начали лихорадочно окапываться для длительной обороны, их оставшиеся два БТР отъехали на 200–300 метров в тыл и заняли позиции на вершинах небольших холмов. На технику гвардейцев полетела очередная порция бомб. На этот раз попадания были точными, одна БМП с экипажем вообще стёрта с лица земли, кроме того сильно пострадали ещё три грузовика и автобус. В добавок БТРы с холмов накрыли спасительный перелесок огнём из крупнокалиберных пулемётов. Дальше ждать манны небесной означало самоубийство. Радикал приказал командирам отрядов рассредоточить людей в полукилометровые цепи по правой стороне от линии обороны спецназа и прямо через поле, длинными перебежками двинуться к многоэтажкам микрорайона «Запад», верхушки которых виднелись за три километра отсюда. Это означало потерю 10–15 % бойцов от ударов с воздуха, но когда гвардейцы войдут в город, авиация будет бессильна. Четыре БМП тоже отъехали на 500 метров вправо и, обгоняя цепи гвардейцев, петляя между возвышенностей, щемились в сторону Минска. Всё вооружение, которое не смогли унести в руках осталось стоять в грузовиках на автобане под охраной одного отряда в сто сорок человек, этот же отряд наладил кучный обстрел углубившихся в землю спецназовцев и ракетные пуски в сторону стратегических БТРов. Тактика дала пользу, БТРы ретировались с вершин холмов, прекратили прицельный огонь и стали маневрировать, спасаясь от пролетающих в нескольких метрах ракет. Но от бомбардировщиков спасения не было, поле то и дело покрывалось вереницей мощных взрывов, вокруг которых в радиусе 20–30 метров не выживал никто. Когда гвардейцы добежали до первых двенадцатиэтажек, за их спинами осталось больше сотни убитых и раненых товарищей и горящая боевая машина. Но три БМБ всё таки добрались до спасительного квартала. Углубляться в город без запаса оружия не решились, стали думать, как перебросить грузовики с оружием. Решили попробовать тоже через поле, особого выбора не было, автобан для мазов стал непроходим, да и спецназовцев, которые успели основательно врыться в землю, выкурить с линии обороны теперь почти невозможно. Земля после затяжных дождей за сутки успела слегка подсохнуть и большинство грузовиков могло бы потихоньку добраться до городского асфальта. Как только самолёты улетели, МАЗы двинулись на Минск. Ехали не спеша, не колонной, а шеренгой, что бы не углублять колеи. Внезапно на кольцевой дороге появилось ещё одна группа войск Каяловича, они были на двух грузовиках, но с ручными ракетами. Увидев подкрепление, БТРы спецназа ринулись атаковать левый фланг грузовой шеренги. На помощь оружейным МАЗам поспешили две гвардейские БМП. Завязался ожесточённый суматошный бой. С медленно ползущих грузовиков в противника полетели ракеты, вновь прибывшие каратели ответили тем же. Против ракетчиков неприятеля радикал послал группу автоматчиков. Всё смешалось. Поле брани потрясали мощные взрывы взлетающих в воздух фургонов с оружием, слышалась одновременная трескотня десятков автоматов, шипение ракет и выстрелы гранатомётов. Превосходящей силой гвардейцы уничтожили нападавших, но в бою потеряли половину вооружения, ещё одну боевую машину пехоты и полтора десятка бойцов.

Растянувшись на пять километров, с Гродно на помощь Каяловичу двинулись основные боеспособные силы белорусской армии. Оттуда же на Минск вылетело звено боевых вертолётов, они уже через час должны будут атаковать гвардейцев и в городе и за городом. Гродненская трасса, у которой разгорелись первые бои на подступах к столице, в начале города плавно переходила в проспект Цанавы, ведущий к центру Минска. На этот проспект в течение последнего часа поднятые по тревоге милиционеры и кагэбэшники громоздили баррикады из автобусов, тракторов и даже легковушек. Не весть откуда откопанный взвод минёров минировал дорожные развязки, несколько взводов курсантов старших курсов военной и милицейской академий занимали оборону на баррикадах, превратив нагромождения техники в крупные блок-посты. На весь этот кипеш, с крыши жилой высотки, с кислыми минами наблюдали Кирута, чэпэшник и два командира отрядов. Радикал внизу раздавал командирам среднего звена подробные карты Минска и пояснял основные тактические приёмы действий в столице.

Гвардейцы не стали готовить кинжальный удар по забаррикадированному проспекту, а начали обходить город по кольцевой дороге справа, пытаясь нащупать слабоохраняемые места для въезда в Минск. Люди Каяловича разгадали замысел мятежников, сконцентрировали мелкие группы в сводный отряд, придали ему ручных ракет, гранатомётов, два последние БТРа, несколько миномётов и приказали двигаться по городским улицам недалеко от кольцевой дороги, параллельно движению повстанцев, стремясь заблокировать на час-два любую их попытку свободно войти в город. Два раза радикал во главе одного из отрядов резко сворачивал налево, в глубину столичных кварталов, и всякий раз нарывался на сопротивление сводного отряда, преодолеть которое без дополнительной бронетехники можно было лишь за два-три часа. А этого времени достаточно, чтобы к Минску прибыла двадцатитысячная гродненская группировка и растерла в порошок противников белорусской государственной власти. Поэтому радикал не ввязывался в затяжные бои, возвращал отряд разведки боем на кольцевую и колонна продолжала обходить город по кругу. В небе опять появились два бомбардировщика. Кирута решил спасаться скоростью и гвардейцы, плюнув на сводный отряд противника утопили педали газа. Гружёные вперемешку бойцами и оружием МАЗы помчались к северо-восточной окраине Минска, там крылась их возможное спасение — склады вооружений и гаражи бронетехники. Но бомбовый удар не заставил себя ждать — несколько взрывов смертельной вереницей легло в сорока метрах параллельно колонне. Два грузовика взрывными волнами отбросило в обочину, но они, к счастью не взорвались, а лишь перевернулись на бок. Из кузовов повыскакивали уцелевшие бойцы и запрыгнули в другие машины. Колонна, притормозив на минуту, помчалась дальше. Спасаясь от воздушной атаки, драгоценные БМП свернули с кольца и продолжали путь по параллельным ему городским улицам, в непосредственной близости от сводного отряда противника. Второй заход бомбардировщиков так и остался холостым, гвардейцы успели вскочить в кварталы района Уручье. Через десять минут БМБ протаранила ворота вожделенного склада вооружений, бой с охраной прошёл незамеченным, гвардейцы рассыпались по всей воинской части, в штабе как раз получали инструктаж танковые расчёты, у них забрали танковые ключи и сразу кинулись к гаражам бронетехники. Когда над Кирутой автоматически закрылся увесистый люк тяжёлого штурмового танка, он впервые за последние двое суток почувствовал себя в относительной безопасности. Послышался отдалённый звук вертолётного звена, которое готовилось нанести удар по гвардейцам прямо среди жилых домов. Мятежники расчехлили очередные ручные ракеты и стали с любопытством поглядывать в облака. Те, кто оседлали десять танков, вертолётов не слышали и не видели, плотно позастёгнув шлемы, они направили грозные рычащие машины к проспекту Сталина, который широкой стрелой вёл к рабочей резиденции президента. Проломив забор воинской части, бронеколонна, оглушая грохотом соседние кварталы, пересекла пустырь новостройки и по насыпи вползла на асфальт широкого проспекта.

К этому времени авангард гродненской группировки подъехал к разрушенному недавним боем полотну магистрали. Все силы, что удалось собрать в Минске, Каялович нагромоздил возле своей резиденции, лишь сводный отряд, как тень сопровождал гвардейцев вокруг города.

Таким образом, к 8.30 в столице сложилась следующая обстановка:

С стороны восточной окраины к центру города разгонялись десять тяжёлых танков с гвардейцами и следующая за ними колонна техники из БМП, МАЗов, ЗиЛов. Над этим соединением витали несколько вертолётов, поливая мятежников пулемётным огнём и уворачиваясь от ракет в ответ. С западной стороны Минска в центр столицы на помощь Каяловичу спешила гродненская группировка, которая была по численности и силе в десять раз мощнее противника. Длина проспектов, ведущих к центру с запада и с востока практически одинакова. Каялович дал приказ сводному отряду перестать околачиваться возле гвардейцев, а лечь костьми на дороге к резиденции. Приказ к назначению не дошёл — глушилки. Тогда начальник охраны президента послал связных. Те на легковушках быстро добрались до своих, но было поздновато, танки и БМП уже оторвались от основной колонны мятежников и через минут пять должны были войти на Площадь Победы, за которой на другом берегу Свислочи возвышается резиденция. Сводники не растерялись, и ударили в середину колонны, выбежали прямо на проспект с гранатомётами и стали дубасить по грузовым машинам, падая от ответного автоматного огня. Колонна временно бала разрезана на две части. Увидев позади себя ожесточенный бой, танки и БМП остановились, некоторые из них поспешили на помощь попавшим под огонь повстанцам. Половина сводного отряда, увидев направившихся на них танки, разбежалась по прилегающим дворам, но остальные продолжали огонь по гвардейцам из всех видов оружия, которое оказалось под рукой. Баталия разгорелась прямо у центрального универмага, стрельба велась в упор, пули и снаряды свистели и летали почти беспорядочно, поражая своих и чужих. Уничтожив остатки сводного отряда, колонна гвардейцев двинулась дальше.

Окружающие были ошарашены происходящим. Люди лишь на время прятались во дворах на время перестрелок, а затем снова выбегали на тротуар проспекта и толпой сопровождали повстанческие отряды. В течение десяти минут толпа превратилась в марш протеста. Противники власти, случайно оказавшиеся на проспекте, увидев на танках и БМБ ненавидимые Каяловичем флаги, впадали в бешеный транс радости и мести. Спонтанные революционеры, выстроились в длинный строй и двинулись вслед за гвардейской колонной к дворцу диктатора. Число добровольцев нарастало с каждым шагом. Увидев за собой несколько сот марширующих безоружных людей, Кирута дал приказ на время остановить продвижение к центру. Передние танки тормознули за 30 метров от Площади Победы. Отсюда хорошо просматривалась финальная часть проспекта, которая через два километра упиралась в здание пединститута. Но цель гвардии была ближе, нужно было пересечь Площадь Победы, переехать по мосту через Свислочь, преодолеть под гору ещё 300 метров проспекта и резко повернуть налево. Там будет маленький сквер, за сквером каменное гнездо Каяловича. Резиденция и сквер уже кишели войсками, проходы между прилегающими зданиями были плотно обложены железобетонными блоками и мешками с песком.

Кирута не знал этого. Но предполагал. Поэтому тормознул атаку. Растянувшаяся колонна повстанцев быстро сконцентрировалась. С неподвижного положения ракетчики начали, наконец, вести прицельный огонь по вертолётам, те, предвидя точные попадания, ретировались с зоны обстрела. Чэпэшник организовал преобразование участников добровольческого марша в боевые отряды, желающим раздавали оружие, распределяли по группам, из числа опытных гвардейцев назначали командиров.

— Танки идут!! — вдруг послышался крик с передового танка.

Кирута схватил бинокль. Но и невооружённым глазом было видно, что на противоположный конец проспекта выезжала бронетехника гродненской группировки. И не только танки. На позиции выдвигались самоходные гаубицы и установки залпового огня.

— По местам, — скомандовал по рации радикал, — срочно убрать все танки и технику с проспекта, распределяться влево и вправо по дворам вдоль берегов Свислочи. На всё три минуты, если кто не успеет, попадёт под огонь гаубиц и залповых установок.

— Думаешь на резиденцию дёргаться бесполезно? — спросил Кирута у радикала, когда тот закончил команду.

— Абсолютно самоубийственно, я уже оговаривал эту ситуацию с Алесем. Мы сейчас в зоне видимости их огневой мощи, если рвануть на резиденцию, то нужно по открытому проспекту проехать как минимум полкилометра, т. е. хотя бы миновать свислоческий мост. За это время они нас три раза успеют накрыть. Поэтому попробуем прорваться по соседним мостам.

Проспект быстро опустел от колонны повстанцев. Со стороны противника обстрела не последовало, танки карателей клином помчались навстречу гвардейцам, чтобы занять плацдарм на правом берегу Свислочи и взять под контроль стратегический мост.

— Всем стоп! — скомандовал радикал.

— Уже стоим, что дальше? — спросил его по рации Алесь.

— Не знаю, как их остановить, может прямой наводкой с танков долбануть, когда по мосту будут проезжать?

— Неэффективно, от силы один танк подобьешь, остальные на большой скорости проскочат, с ракетами будет та же история.

— А если на проспект выехать и оттуда прямой наводкой?

— С проспекта тебя тут же сметут гаубичным огнём. Тут нужно или подрывать мост или как-то его забаррикадировать чем — то очень тяжёлым.

— Намекаешь, что бы наши танки использовать в качестве кучи непроходимого лома?

— Ну не все, а хотя бы три, что бы остудить их наскок, а как скорость сбавят, обрушим на них шквал ракет — ребята уже поближе к мосту подбираются, устраиваются поудобнее.

Три гвардейских танка неожиданно выехали на середину моста и плотно прижались друг к другу. Танкисты выскочили с машин и бросились бежать сторону Площади Победы. Через мгновение, один из них упал, скошенный снайперским выстрелом, потом второй, третий. Клин танков правительственных войск, приблизившись к плотной бронебаррикаде, сбавил скорость, и, остановившись, начал в упор расстреливать бронебойными снарядами непроходимое препятствие, к расстрелу подключились гаубицы, которые били из-под стен пединститута. Гвардейские танки через десять минут превратились в кучу искореженного дымящегося металлолома. Но эта куча всё равно продолжала перегораживать мост через реку, хотя и не так плотно. Что бы окончательно расчистить путь на правый берег, бронемашины войск Каяловича въехали на середину моста и попытались столкнуть обломки гвардейских танков в Свислочь. Но тут заработали ракетчики. Техника карателей отступила. В дело опять включились гаубицы.

Каялович сидел в третьем подземном этаже резиденции и облегчённо хлебал минералку. Его ожидание увенчалось успехом. Гродненская группировка плавно заполнила всю половину Минска по левую сторону от Свислочи. На этой стороне находилось большинство ключевых зданий: КГБ, МВД, дом правительства, генеральная прокуратура, и, главное, сама резиденция. Страх, который в течение трёх часов доводил президента до состояния панической безысходности, резко трансформировался в жажду реванша и мести.

Бои за мосты через Свислочь кончились тем, что гвардейцы вывели на них грузовики со взрывчаткой и детонировали смертоносный груз. Мосты рухнули. Линия фронта растянулась по Свислочи. Правительственные войска, как змея, проглатывающая яйцо, обволокли своими бригадами мятежную половину Минска по кольцевой дороге и начали медленно продавливать оборону со всех сторон. Гвардейцы оказались окружёнными в восточной половине города. Поток добровольцев усиливался, спешно формировались всё новые и новые отряды. Попавшиеся под руку склады вооружений были захвачены и опустошены. По всему периметру фронта слышались перманентные перестрелки.

Белорусский министр обороны связался со своим российским коллегой.

— А-а-а! Здравствуй. — сочувственно-отеческим тоном начал хозяин военного ведомства России, — Вот ведь как бывает, скажу откровенно, ну мог подумать, что везде, на Украине, в Грузии, даже в Казахстане, но чтоб в Белоруссии! Это какая-то совершенно неадекватная трагедия.

— Да, да, совершенно неадекватная. Совершенно для нас неестественная. — вторил ему главный генерал белорусской армии.

— Знаю, что вы в беде, проси все что нужно, поможем максимально.

— Мне президент поставил задачу уничтожить все скопища бандитов за сутки. Я понимаю, что это невозможно, и постараюсь его убедить в этом.

— А какая там обстановка? — прервал генерала российский министр.

— Не очень радужная. В перспективе, конечно, мы их задавим, но сейчас к этим террористам валом прёт всякая шваль, они их тут же строят, вооружают и группируют, а швали, как знаешь, в столице больше всего околачивается. Разграбили два крупных склада вооружений, на улицах городят сотни баррикад с бетонных блоков и техники.

— Не хорошо это. Нужно вам этой же ночью на штурм пойти, в уличных ночных боях бандюганы явно недотягивают по мастерству до спецназа.

— Так то оно так, но бандюганов к сумеркам насобирается тысяч десять, а у нас профи-штурмовиков не более двух тысяч. К тому же эти ублюдки захватили большую часть запаса приборов ночного видения, спешно минируют растяжками всю линию фронта.

— Не важно, если ночью не ударить, они за следующие сутки ещё больше усилятся, поэтому бросайте все силы на штурм, не давайте им опомниться, займите хоть несколько кварталов, а на следующий день мы на помощь успеем перекинуть всё, что нужно, говори, я дам приказ.

— Необходимо, как минимум, дополнительно пять — семь тысяч десантников или спецназа для ночного штурма. Два десятка новейших танков, хотя бы десять снайперских винтовок с урановыми пулями в комплекте со специалистами-снайперами, пяток умных ракет близкого радиуса для удара по глушилкам и космическая карта восточной части Минска в реальном времени.

— Хорошо, хорошо, без проблем, — пообещал русский министр, — только с космической разведкой пока не могу пообещать, есть проблемы на орбите.

Сразу после разговора министров, в некоторых мобильных российских частях была объявлена тревога.

Штаб гвардейцев расположился в холле метро Якуба Коласа. В одном из вагонов подземного поезда Кирута собрал расширенное заседание штаба и командиров отрядов. Присутствовало двадцать пять человек. Постановили изменить структуру гвардии. Отряды укрупнили и преобразовали в батальоны, батальоны разбили на роты, роты на взводы. Получилось двенадцать батальонов. Их сгруппировали в три бригады. Первая должна была удерживать оборону по линии Свислочи, разделявшей центр Минска, вторая занять позиции по полукругу восточной части кольцевой дороги и третья бригада предназначалась для контратак, охраны штаба и контроля внутренней части удерживаемой территории.

Когда люди разошлись, радикал, Сергей Сергеевич, Алесь и чэпэшник, оставшись в узком кругу, начали обсуждать дальнейшие планы действий. Обстановка сложилась непонятная. Вроде бы удалось прочно закрепиться в целой половине столицы. Но что делать потом? Ждать когда Каялович предложит переговоры — недальновидно. Форсировать Свислочь и попытаться уничтожить часть белорусского руководства — нереально с военной точки зрения.

— Нужно попытаться раздобыть компромат, — заключил Кирута, — во что бы то ни стало достать копии видеочипов с экзекуциями, которые проводил Каялович.

— Ты хоть примерно знаешь, где они могут находиться? — спросил радикал.

— Знаю точно, у генпрокурора. Он их бережёт как гарантию своей неприкосновенности.

— У меня есть план, — перебил разговор Алесь.

— По компромату или вообще? — уточнил чепэшник.

— И то и другое. Сейчас только кажется, что время играет на нас, на самом деле с каждым часом Каялович всё сильнее сжимает окружение, да и Россия не позволит превратить восточный Минск в Западный Берлин. Выход один, сосредоточить все силы на неожиданный удар.

— Проползём под огнём не больше трёхсот метров, только до стен резиденции сил хватит, а Каялович уже в дом правительства перебрался, подальше от линии фронта, — попытался остудить Алеся радикал.

— Знаю, что перебрался, и знаю, что по кварталам пробиваться бессмысленно.

— А как ты это представляешь, опять через Литву или подкоп делать? — не унимался радикал.

— Подкоп уже сделан, — Алесь многозначительно поднял палец вверх и все с удивлением уставились на него, — метро.

— Да ты что! — хлопнул по столу радикал, — они же первые об этом догадались, три раза атаковали, мы в тоннеле три баррикады сделали, сорок бойцов поставили и вагон со взрывчаткой на всякий случай готовим, метро сейчас непроходимо не для них, не для нас.

— Так вот, — продолжил Алесь, — это для меня не секрет, а то что вагон готовим, вполне вписывается в мой план. Итак, линия фронта проходит по Свислочи, с их стороны станция метро Октябрьская, с нашей Площадь Победы, расстояние между станциями около 700–800 метров, тоннель между станциями слегка изогнут вниз, т. е. метров триста вагоны едут под малым углом в глубину, метров сто ровно и метров триста под малым углом вверх. Причиной тому река, которая протекает примерно посередине перегона на два метра выше железобетонной обшивки тоннеля. Если в том месте тоннеля, где над ним протекает река, рвануть вагон со взрывчаткой, то через трещины вода хлынет в метро и затопит всё пространство между двумя станциями.

— И это снимет нам головную по обороне метро, — согласился радикал, — но…

— Но! — прервал его Алесь, — это не главное. Головная боль по охране метро снимется и у карателей. Нам необходимо раздобыть несколько комплектов снаряжения аквалангистов и с их помощью переправить на тот неохраняемый берег тоннеля как можно больше наших людей с оружием. Вода к платформе Октябрьской не подступит вплотную, а остановиться за метров сто пятьдесят, т. к. станция с той стороны расположена выше уровня реки на пять-шесть метров. Таким образом, даже если каратели будут продолжать использовать платформу для безопасного сообщения далее по незатопленному тоннелю с домом правительства, мы всё равно сумеем незаметно сконцентрировать на стометровом участке с нашей стороны свыше сотни гвардейцев. Далее, бойцы через платформу вырываются на проспект и пробиваются к Дому Правительства, до которого будет метров 800. Учитывая неожиданность, можно половину этого расстояния можно пробежать почти без боя, а вторую половину уж как получится.

— Нестандартный план, — задумчиво сказал Кирута, продолжая чертить на листке бумаги какие-то бессмысленные стрелки, — и этим интересный. А что если спецназовцы вообще уйдут с платформы?

— Маловероятно, но если так, то наш «водолазный» отряд пойдёт по тоннелю дальше и выскочит на платформе Площадь Союза, прямо у входа в дом правительства.

К Сергею Сергеевичу подошёл офицер связи.

— Три срочных сообщения, — начал он тихим голосом, наклонившись ближе к Кируте, — первое: нас полностью окружили, приток добровольцев из вне Минска прекратился, на северной стороне города двадцать минут назад противник пошёл в наступление и занял район Новинки, на остальных направлениях пока спокойно, второе: наша особая группа прошлась по адресам чиновников и генералов, удалось арестовать прокурора Минской губернии и начальника собственной безопасности столичного КГБ, и третье: в здании Академии Наук Вас ждёт сотрудник посольства США.

— Что будем делать с арестованными прокурорами и КГБэшниками? — посоветовался Кирута с радикалом.

— На кол, всех на кол, — отмахнулся тот, не отрываясь от разговора с Алесем.

— В подвал, под замок и вытянуть с них всю информацию о реальных адресах хранения компромата на власти, — приказал Кирута офицеру связи, — но, главное, нужен адрес проживания генерального прокурора.

Обсуждение подводного прорыва затянулось, не дожидаясь его результатов, Сергей Сергеевич в сопровождении пяти охранников и переводчика направился на встречу с американцами.

Американец был один. Представился как ответственный представитель посольства США в Беларуси по связям с общественностью. Говорил по-русски почти без акцента.

— Добрый вечер, Сергей Сергеевич, добрый вечер, — он добродушно протянул руку Кируте.

— Здравствуйте, — ответил Кирута и сел за большой академический стол напротив американца.

— От имени госдепартамента Соединённых Штатов мне поручено провести предварительную встречу со сторонами конфликта, конечная цель которой прекращение огня и начало переговоров.

— С нашей стороны в этом вопросе не будет никаких проблем и предварительных условий, в случае согласия Каяловича на переговоры, мы сразу прекратим огонь.

— Это приятно слышать. Но Вы понимаете, что другая сторона наверняка, исходя из особенности своего положения, выдвинет какие-то условия и, может быть, ультиматумы.

— Да, полностью отдаю себе отчёт. Но какие конкретно?

— Например, для начала, что бы ваши формирования сложили оружие.

— Это невозможно.

— Принципиально невозможно?

— Сверхпринципиально.

— Даже под нейкие гарантии безопасности?

— В одностороннем порядке мы только можем на время прекратить огонь.

— Скажу прямо, мы через наших русских коллег затронули вопрос переговоров лично с Каяловичем. Он тоже очень принципиален, согласен только на переговоры о вашей полной капитуляции и при условии немедленного сложения оружия всеми гвардейцами. Если действовать, как Вы говорите, сверхпринципиально, то результатом будет неотвратимая бойня.

— Мы боремся с диктатурой, за демократические преобразования в Беларуси, — глядя в потолок кисло сказал Кирута.

— В данный момент для меня это второстепенно, вооружённый конфликт должен быть остановлен во что бы то не стало, иначе он может выйти за рамки Беларуси.

— Мы его не выводим за рамки.

— Как это не выводите, а вторжение на территорию Литвы, а подпольные лагеря в Хорватии, а бандитизм в Польше?

Кабинет переговоров внезапно вздрогнул от прогремевшего в нескольких десятках метров взрыва. Стёкла ближайшего к столу окна треснули и осыпались на подоконник. Весь двор здания Академии окутался дымом и пылью. Сергей Сергеевич с американцем тут же покинули опасное помещение и спустились в подвал.

— Так вот, — продолжал сотрудник посольства, облокотившись о трубы теплотрассы — Вы должны сделать первый ход навстречу, первую уступку, за которую можете просить какие-то гарантии у нас в том числе. Вторым уступку сделает Каялович, может быть не сразу, но мы добьемся этого.

— Хорошо, я подумаю, посоветуюсь со штабом.

— Это исключено, — отрицательно замахал головой американец, — уступок с двух сторон должно быть много, а времени у нас не больше суток, поэтому первый компромисс говорите сейчас.

— Мы на два часа прекратим огонь.

— Хоть на пять, все равно против атак будут контр атаки, это не уступка.

— Мы согласны вывести все свои формирования из Минска.

— Та-а-ак! Хорошо.

— Но взамен ввести их в район Бреста или Гродно.

— Извините, это бред. Думайте в направлении разоружения под гарантии.

— То есть об отказе борьбы за власть?

— А Вы боретесь за власть в Беларуси!? — американец с настороженным удивлением глянул на Кируту.

— А Вы думали, что достаточно уничтожить Каяловича и всё пройдёт как по маслу?

— Никого не надо уничтожать.

— Надо. Кое-кого.

— Значит на подвижки Вы не готовы?

— Оружия мы не сложим, капитулировать не собираемся.

Тем не менее американец на прощанье добродушно улыбнулся и оставил номер спутникового телефона для экстренной связи.

На улице уже стемнело. Сергей Сергеевич добрался до штаба пешком по тоннелю метро. Радикал уже спал. Алесь в подробностях пересказал Кируте план подводной атаки. Важным новшеством было то, что после того, как бойцы со снаряжением и оружием переправляются под водой на октябрьскую сторону тоннеля, то сразу же, не подходя к платформе, зажигают несколько дымовых шашек, естественно, при этом одевают специальные противогазы. Дым по ветру заполнит всю платформу Октябрьская, что заставит спецназовцев, которые будут там находиться, повыбегать вверх на улицу. Задымление каратели скорее всего примут за пожар в системе электропроводки. Такой маневр позволит незаметно миновать метро Октябрьская и далее по тоннелю выйти на платформу Площади Союза, потом сделать стометровый рывок в сторону Дома правительства и штурмом взять штаб Каяловича. Финал операции, то есть момент штурма дома правительства должен происходить в 8–9 утра, что бы Каялович наверняка был в здании.

Началась лихорадочная подготовка к подводному прорыву. Бойцов набирали самых опытных, нередко из числа командиров рот и взводов, две группы поиска направили на выискивание аквалангов. Для переправки оружия нашли прочные водонепроницаемые мешки с плотными застёжками, два вагона поезда метро до упора нагрузили мощной взрывчаткой.

Минск погрузился в полумрак. Уличное освещение работало только кое-где на окраинах города. Центральные кварталы, прилегающие к Свислочи, были без единого огня. Все улицы гвардейской части столицы покрылись многочисленными заградительными баррикадами из бетонных блоков, трамваев и мешков с песком. Изредка слышалась вялая перестрелка снайперов. Свою половину города Каялович тоже перегородил вдоль и поперёк, на каждом перекрёстке стояли по два-три танка и столько же боевых машин пехоты, улицы были заполонены военной техникой. Во дворах в крытых грузовиках дремали тысячи милиционеров и рядовых КГБэшников, они были вооружены автоматами и одеты в старые бронежилеты. Спецназ и элитные части концентрировались вдоль линии фронта и у Дома Правительства. Танковые соединения растянулись по трём главным проспектам и небольшими группами по кольцевой дороге, десантники Министерства Обороны в количестве трёх тысяч человек закрепились в кварталах, прилегающим к Площади Союза, и ещё две тысячи, усиленные установками залпового огня, основательно начали готовиться к штурму мятежной городской территории с восточной стороны кольцевой дороги. Силы были явно неравные. Несмотря на то, что общее количество гвардии достигло по спискам десять тысяч человек, более половины из них нельзя было рассматривать, как реальную боевую силу, это были очень молодые ребята, не умеющие толком заряжать оружие. На обучение не было времени. Для организации длительной адекватной обороны катастрофически не хватало танков, орудий, бронетранспортёров, мин, инженерной техники.

В эту же ночь Россия начала экстренно готовить к переброске под Минск дивизию оперативного реагирования общей численностью семь тысяч человек. Американцы больше с Каяловичем не связывались, они видели нарастающее с каждым часом тотальное превосходство правительственных войск над повстанцами, с такой силой Белорусский президент ни на какие переговоры не пойдёт.

В полночь напичканные взрывчаткой вагоны пустили с уклона в направлении станции метро Октябрьская и когда они по расчёту находились под Свислочью, детонировали взрывной механизм. Раздался оглушительный хлопок. Ударная волна невероятной силы с огромной скоростью пошла в обе стороны тоннеля. Гвардейцы перед взрывом предварительно покинули платформу метро, а спецназовцы Каяловича, охранявшие свою сторону, были сметены с рельсов вместе с оборудованным под огневую точку вагоном. На всех станциях тут же погас свет. Дно Свислочи в месте взрыва слегка осело вниз, обшивка тоннеля превратилась в куски металла и железобетона. Вода гигантским потоком хлынула в метро и за несколько минут заполнила двухсотметровый участок, превратив его в подводную пещеру.

— Как в преисподней. — тихо сказал Алесь, войдя в кромешный мрак платформы Площадь Победы.

— Подне-е, дне-е, е-е-е, — послышалось эхо.

— Сколько здесь ездил, никогда не слышал эха.

— Это потому что другого шума было много вокруг, да и вода выше рельсов поднялась, наверное тоже звук отражает, — сказал боец за спиной Алеся и включил фонарь.

— Ты глянь, точно поднялась, — Алесь подошел к путям и глянул вниз, — а чего она такая чёрная?

— Не знаю, — ответил боец.

По ступенькам на платформу не спеша спускались гвардейцы, всего их было сто пятьдесят. Разложили на мраморном полу оружие, снаряжение и семь аквалангов. К колоннам прикрепили фонари. Говорили полушёпотом.

— Холодная, холодная! — вскрикнул один из гвардейцев.

— Не ори! — приказал Алесь, — что холодная, ты нырял, что ли?

— Нет, только нагнулся и рукой попробовал, страшно холодная, градусов пятнадцать. Окочуримся как в Титанике.

— Не может быть, что бы пятнадцать, сейчас разгар лета, — Алесь прилёг на край платформы и опустил руку в мутную воду, — ни черта себе! Точно как в проруби. Возьми с собой ёще троих, быстро подымитесь на верх и разыщите согревающих мазей от радикулита, может это немного поможет.

Через полчаса группа разведки из трёх человек намазались мазью, одели акваланги и налегке, без пакетов с оружием, пошли в глубь затопленного тоннеля, на троих был один подводный фонарь. Когда разведчики скрылись во тьме, им было воды только по пояс. Наступило напряжённое ожидание. Аквалангисты шли по дну, пока глубина затопления не достигла полутора метров, потом нырнули и поплыли к месту взрыва. Видимость была не более двух метров, и то за счёт мощного фонаря. Что бы облегчить ориентирование всей группы, путь держали вдоль правой рельсы, постоянно хватаясь за неё руками. От холода то и дело сводили судороги. Через пять минут показались огромные обломки железобетона, они громоздились плотной стеной, не оставляя ни единой расщелины сквозь завал. Отпустив рельсу, аквалангисты стали подниматься к верхнему краю разрушенного тоннеля.

На ночь Каялович со свитой перебрался в надёжные подвалы здания КГБ. Там же, созванное поздним вечером заседание госкомитета по национальной безопасности, затянулось до часу ночи.

Президент вел разговор в основном с министром обороны, остальные лишь внимали приказам главнокомандующего.

— Так, ещё раз, только покороче и яснее, как планируешь штурмовать восточную часть? И не расписывай по части снабжения, я подустал сегодня про портянки выслушивать. — тихо приказал Каялович, вяло махая пальцам в сторону генерала.

— Хорошо, товарищ президент, — министр встал, бодрым рывком оправил мундир, взял указку и подошёл к карте столицы. — Операцию по очищению столицы от террористов начнём завтра в десять часов утра. Основные удары нанесём со стороны полукольца окружной дороги. Танки и бронетранспортёры при поддержке вертолётов и установок залпового огня пойдут в наступление из района Новинок к рубежу улица Орловская, из района Куропаты к рубежу улица Песняров (бывшая Калиновского) и из района Слепянка к рубежу метро Тракторный Завод. Выход к запланированным районам закончим в пятнадцать часов и расширим занятые позиции. Таким образом, к вечеру террористы будут контролировать лишь проспект Цанавы с прилегающими кварталами. К этому времени на помощь прибудет российская дивизия, имеющая непревзойдённый опыт уличных боёв при штурмах в Калининграде, Грозном и Казани. Штурм их логова начнём в двадцать три часа. Все наши военнослужащие, участвующие в штурме, неровне с русскими, будут иметь приборы ночного видения и особый боекомплект. Учитывая то, что их радиоглушилки найти и отключить в первые часы штурма не удастся, операцию планируется закончить только к пяти утра.

— А не будет куча-мала? Связь то парализована полностью, да и темнота вокруг.

— Не будет. Три часа назад уже прибыли русские советники, которые совместно с нашими офицерами разрабатывают систему взаимодействия, с учётом отсутствия радиосвязи.

— Никого ещё не удалось внедрить? — президент кивнул на председателя КГБ.

— Нет, никого. Эти придурки были вне системы, вне партий, вне грантов, вне тусовки. — отрапортовал кагэбэшник.

— Хреново. А что там ты про метро говорил? — Каялович опять посмотрел на стоящего у карты генерала.

— Они на всякий случай держали в тоннеле гружёный взрывчаткой вагон, думали мы обязательно заатакуем их под землёй…

— Вертолётов боялись — ехидно буркнул генпрокурор.

Каялович вдруг громко заржал, все его поддержали дружным хихиканьем.

— Потом нервишки не выдержали, — продолжил министр обороны, — катнули этот вагон в нашу сторону и рванули. Хотели завал сделать, идиоты, а взрыв произошёл прямо под Свислочью и вода затопила пространство между станциями.

— Надо Кремль попросить подводные лодки прислать, — улыбаясь заключил генпрокурор.

— И смех и грех, — устало подытожил президент, — и напоследок, если на кого-то из вас разными путями будут выходить американцы, запомните, никаких контактов, никакой информации, никаких намёков на переговоры, всех отсылайте ко мне, а меня уж они завтра днём с огнём не сыщут.

Аквалангисты возвратились через сорок минут. Из темноты тоннеля за несколько десятков метров послышалось их покрякивание от холода.

— Ну, чего там? — с нетерпением крикнул во мрак Алесь.

— Более-менее, — как из колодца отозвался один из подводных разведчиков.

Наконец трое аквалангистов, судорожно стуча зубами, с помощью подоспевших гвардейцев вскарабкались на край платформы.

— Есть один проходик, — начал командир группы, хлебнул глоток чаю с ромом и после нескольких облегчённых вздохов продолжил, — вообще, всё пространство завалено, только в самом верху, чуть сбоку есть очень узкий канал, к тому же извилистый, поэтому ручные ракеты через него никак не протянуть, слишком длинные, только мешки с автоматами и гранатами протащим. Ещё плохо, что по этому каналу скорость движения метров пять в минуту, поэтому переправляться будем часов пять, до самого утра.

— Ну, хоть что-то, — Алесь хлопнул по плечу разведчика и незаметно вытер мокрую ладонь о свои штаны.

— Есть и хорошие сведения, — продолжил тот, улыбнувшись то ли от слишком дружеского похлопывания командира, то ли от выпитого ромового напитка, — на той стороне темнота и никого нет, вода, кстати, к платформе не подступает, везде сухо, я снял акваланг и без фонаря один прогулялся прямо к метро Площадь Союза, тоннель в ту сторону свободный, ни вагонов, ни завалов, но на самой платформе Площади Союза горит какой-то слабый свет. Само-собой, приближаться не стал и вернулся на Октябрьскую.

— Отлично, отлично, — потёр ладонями Алесь, — вы снимайте акваланги и отогревайтесь минут двадцать, потом пойдёте группой в восемь человек. Всем готовиться к переправке!..

Когда первая группа нырнула в затопленный туннель, на платформу пришёл Кирута.

— Ого! Да у вас тут как в холодильнике, — съёжившись сказал Сергей Сергеевич и сдавленно чихнул.

— А ты ещё воду попробуй, — предложил Алесь и кивнул в сторону путей.

— Газированная, что ли?

— Да не на вкус, — Алесь улыбнулся.

— Я и так простудился, так что купаться не буду. И так вижу, что здесь не Албания. За сколько времени рассчитываешь переправиться?

— Как минимум к шести утра, не раньше.

— Может всё-таки попробуете десяток ракет протащить?

— Последняя группа попробует штуки три переволочь, но маловероятно, ракеты слишком длинные, а проход узкий и извилистый.

— Ты сам с какой группой планируешь нырять?

— Через часа два, когда на ту сторону человек сорок переправятся.

— Тогда пойдём, пройдёмся в сторону штаба. Есть новая информация.

— Хорошая?

— Не очень. Каялович видимо настроен завтра утром нас штурмовать. Когда точно, никто не знает, может в семь, а может в девять. Поэтому переправляй не всех 150, а хотя бы 100, чтобы к пяти утра успели сосредоточиться у платформы "Площадь Союза". И ещё, дом правительства сегодня вечером начали обкладывать бетонными блоками и мешками с песком, подземный торговый центр тоже полностью заблокирован, так что скорее всего придется бежать по открытому пространству метров семьдесят, из них последние 20–30 метров под шквальным огнём.

— Нерадостная перспектива.

— Это не всё. Каяловича в самом доме правительства может не оказаться.

— Тогда вся затея насмарку пойдёт.

— Так вот, что бы не пошла, прочешите все этажи, каждый кабинет, наверняка найдёте одного из силовых министров, — Кирута протянул Алеся небольшой портфельчик — здесь видеокамера, шприцы и ампулы с розовой жидкостью.

— Странный наборчик.

— Ничего странного, когда политики бессильны, говорят гранатомёты, а когда бессильны гранатомёты, колют уколы и снимают на видиочипы. Когда схватишь этого министра, в морду его не бей, уколи одну ампулу, через несколько минут он станет как ребёнок, обретёт образ мысли трёхлетнего карапуза. Что будешь спрашивать — всю правду ответит. В портфеле есть список вопросов, предварительно почитай. Допрос запиши на видеокамеру, во время записи, установи антенку, она в комплекте, и нажми кнопку "телепередача", мы на время передачи записи глушилку отключим. Запомни, отключать глушилку будем на 10 минут в начале каждого часа с 6 до 12 часов. Точно в это время начинай трансляцию.

— Ясно, а что потом.

— Потом мы репортаж по всем мировым агентствам разошлём. После этого, думаю, окружение Каяловича струхнёт и выкурить с дома правительства вас не успеют.

— Почему?

— Потому что огонь прекратят, будут ждать развязки.

— Понятно, понятно, — Алесь потёр ладонями лицо и глубоко вздохнул, — ну а если там все таки Каялович окажется, то я знаю, что делать.

— Да, да, Каялович — номер один, генпрокурор — номер два, это для нас самые ценные кадры.

Алесь возвратился на платформу. Три группы были уже на той стороне тоннеля. Переправа шла медленно, но отлажено. Через час на вражескую сторону перебрался и Алесь. Здесь была кромешная темнота, слышался только тихий шёпот гвардейцев, да отдалённое бульканье отплывающих аквалангистов. Одежда в сыром подземелье сохла медленно, всех колотило от холода. Когда переправа закончилась, отряд стал продвигаться в сторону Площади Союза. Ракеты протянуть не удалось, шли налегке. Платформу "Октябрьская" миновали полуползком, пригнувшись к рельсам, дальше шли в полный рост, держались длинной колонной у правой стены.

Приблизившись к станции назначения, увидели тусклый свет. Остановились, прислушались — ни единого звука. До платформы оставалось около ста метров. Алесь послал вперёд разведгруппу. Те доложили, что станция пуста, зал освещает единственный аварийный фонарь. Отряд взобрался на платформу, приготовились к бою. Пустынный мраморный зал заполнился щелчками затворов. К выходу из метро вёл длинный подземный переход и потом неглубокий эскалатор. Побежали трусцой вдоль обеих стен, по мере отдаления от платформы, опять становилось темнее, включили несколько ручных фонариков. У самого выхода наткнулись на огромные выдвижные ворота, которые на случай войны должны были превратить метро в герметичное бомбоубежище.

— Здесь мы не пройдём, — сказал Алесю, один из гвардейцев, — я работал в метро, эти ворота рассчитаны против ударной волны ядерного взрыва средней мощности, гранатами их не взломаем.

— А чем взломаем? — спросил Алесь.

— Ничем.

— Проверьте другой выход, — приказал Алесь.

Два бойца побежали к противоположному переходу, но тот тоже намертво был закрыт мощными воротами.

— А по шахтам вверх? — спросил бывшего метростроителя командир.

— Там негде сконцентрироваться, придётся вереницей карабкаться вверх по воздуховодам, а наверху выскакивать по одному.

— Исключено, по одному и перестреляют.

— А что если постучать в ворота? На стук подойдут. Сказать что свой, мол в тоннеле после взрыва заблудился. Откроют?

— Перед тем, как открыть, пять пулемётов перед выходом поставят. Да и допрос сквозь стену предварительный устроят, из какой части спросят, как фамилия командира и так далее. Сразу расколют, что к чему.

— Это точно, и стук могут просто не услышать, ворота особой прочности.

— Бессмысленно, бессмысленно, — отрицательно замахал головой Алесь, — сделаем вот что, у шахты воздуховода, что прямо на площадь выходит, зажжем несколько дымовых шашек, дым столбом вверх потянет, если они не совсем остолопы, должны в метро послать пожарных.

— По инструкции просто обязаны, — добавил бывший работник метро, — тем более эта станция стратегическая, воздуховод расположен за 30 метров от стен дома правительства, если пойдёт дым — вся площадь белой мглой окутается.

— Отлично! Нам это и надо, шашки подожжем и возле ворот, что бы нас сразу в клубах дыма не заметили. Приготовить противогазы! — приказал Алесь.

Задымление на Площади Союза спровоцировало целую противопожарную операцию. Люди Каяловича испугались, что подземный пожар может распространиться на весь тоннель и окутать дымом стратегические кварталы западной части Минска. Первым делом пожарники подтянули шланги к выходу метро и стали открывать ворота, за которыми в боевом порядке стояла сотня гвардейских штурмовиков. За акцией пожаротушения наблюдали несколько спецназовцев и два высокопоставленных офицера столичной милиции. Когда ворота открылись наполовину, на пожарных и карателей вместе с дымом хлынул шквал автоматного огня. Стеклянная витрина, отделявшая вход в метро от улицы, осыпалась от свинцового града. Повстанцы ринулись на Площадь Союза. Уже рассвело и непривычно яркий свет слепил привыкшие к темноте глаза. Предстояло сделать рывок в сторону дома правительства. Охрана почти сразу бросилась к линии бетонных блоков и открыла по наступающим гвардейцам огонь. Гвардейцы выхватили из рук мёртвых пожарников шланги и врубили давление на полную катушку. На линию оборону вместе с мощным потоком пены полетели гранаты и дымовые шашки. Над площадью завыла оглушительная сирена. Из окон дома правительства зрению чиновников и генералов открылась потрясающая картина штурма их логова. Они бы и убежали, да некогда, через две минуты у главного входа в здание шла штыковая резня. Алесь короткой очередь очистил ближайшее окно от стекла, закинул туда гранату и после гулкого взрыва заскочил в чей-то несчастливый кабинет. На полу распластались два молодых человека в гражданских костюмах, они оба лежали на спине и сквозь потолок всматривались в небо, их тела и вся поверхность кабинета были испещрены осколками. Алесь вышел на коридор, там гвардейцы уже прочёсывали помещения. На первом этаже министров и важных персон не нашли. Пошли выше. За собой на лестничных клетках поставили растяжки. Охраны внутри здания пока не встретили.

Большинство комнат было пусто, лишь в некоторых кабинетах тряслись от страха работники дома правительства. Где Каялович, никто не знал. На третьем этаже обнаружилась группа охранников. Одновременно, на первый этаж ворвались подоспевшие на подмогу спецназовцы. Опять разгорелся бой, теперь уже на два фронта. Охрана сверху плотно простреливала весь холл и коридор. В кабинеты под таким огнём попасть невозможно. Отряд оказался зажатым на втором этаже. Опять зажгли шашки и под прикрытием дыма все перебежали на четвёртый этаж. Там тоже охрана и тоже хорошо приготовились — пули свистят по всему пространству. Спецназ снизу тут же заполнил второй и третий этажи.

— Выше не пойдём, нужно выбить охрану и сделать зачистку четвёртого этажа, — приказал Алесь и через осколок выдвинутого зеркала посмотрел на коридор.

Посреди коридора лежал чей-то огромный труп, а на противоположной стороне за вытянутыми из кабинетов сейфами засели автоматчики охраны.

— Чей это труп? — спросил Алесь.

— Скорее всего министр образования, — ответил один из гвардейцев, тоже всматриваясь в зеркало, — разве это имеет значение?

— Министр образования не имеет никакого значения, а вот его труп имеет стратегическое значение в этом коридоре. Бросьте пару дымовух, добежите до трупа, укройтесь за ним и оттуда забросайте гарантами этих автоматчиков. Ясно?

— Ясно.

Когда за сейфы, укрывавшие охранников залетели три осколочные гранаты, коридор четвёртого этажа стал безопасен и гвардейцы бросились делать зачистку кабинетов. Что бы не спотыкаться посреди коридора, отъетое тело министра образования придвинули параллельно стене и положили на бок. Мирная была у него профессия, и почётная. Слава богу пуля прошила голову навылет, умер не мучаясь. Но жрал то, жрал при жизни без тормозов, умереннее надо быть, радикализм в еде до добра не доводит.

Всех, кого угораздило этим утром оказаться на четвёртом этаже, повстанцы вытаскивали из кабинетов на коридор. Алесь бросал быстрые взгляды на побледневших чиновников, но знакомых лиц не находил.

— Где Каялович, где генпрокурор, где генералы?! — спрашивал он у каждого.

— Не знаем, не знаем, — дрожащим голосом отвечали бюджетники.

— Сюда! Сюда! — послышался крик гвардейца.

Все оглянулись. Трое повстанцев заломили руки здоровенному генералу и тащили его к Алесю.

— Ты кто? — спросил Алесь у престарелой детины с лампасами.

— Я начальник информационного центра МВД, — ответил генерал и попытался высвободить руки, но получил удар прикладом в затылок, на мгновение потерял сознание и обвис на руках гвардейцев.

— Полегче, полегче пока, — приказал Алесь гвардейцам и связался по рации с Кирутой.

— Это не Сергей, Сергей сейчас опять с американцами переговоры ведёт, это я на связи, — ответил радикал, — что у тебя?

— Споймал крупного мента, — заорал в рацию Алесь, перекрикивая рокот боя и прочитал радикалу данные удостоверения генерала.

— Нет, этого в нашем списке не значится.

— Так что с ним делать?

— Убей его!

— За что убить? Вроде безобидная сволочь.

Генерал очухался и изо всех сил рванулся в сторону окна, но на него навалились ещё двое гвардейцев и плотно прижали к полу.

— Убей его! Я приказываю. Не прерывая связи, — послышался в рации крик радикала.

Алесь достал пистолет и выстрелил генералу в висок. Стоящие на коридоре работники аппарата правительства, как испуганное мясо-молочное стадо начали в панике разбегаться по кабинетам.

— Застрелил, — доложил Алесь.

— Какие ещё вопросы? — спросил спокойно радикал.

— Не могу найти силовых министров, одни чинуши вокруг.

— А ты этих чинуш спрашиваешь?

— Да.

— И что?

— Отвечают, что не знают.

— Расстреливай их по одному, пока кто-нибудь не расколется, иначе все мы постепенно погибнем, вся надежда не тебя, у нас нет больше сил против войск и американцы не хотят помогать, и русская дивизия летит на помощь Каяловичу, — радикал помолчал пару секунд и добавил, — действуй брутально, это должно сработать.

Алесь приказал гвардейцам опять достать чиновников из кабинетов на коридор. Мощное тело генерала МВД положили рядом с трупом министра образования. Повстанцы вбегали в комнаты как в колхозные загоны и, стреляя в потолок, выгоняли оттуда насмерть перепуганных управленцев и их референтов.

— Эй!! Вы!! Надежда издыхающей нации!! Дипломированные ублюдки!! — заорал не своим голосом Алесь, — всем лицом к стене!! Руки за голову!! Даю на это две секунды, кто не успеет — …!!

Ровно через две секунды гвардейцы открыли огонь по не успевшим стать в нужную позу. Расстрелянных сразу оттянули в компанию к генералу и министру образования. Посреди коридора образовалась внушительная куча трупов в белоснежных рубашках и строгих пиджаках. Из под кучи малыми ручейками сочилась кровь, тела постепенно бледнели и холоднели. Вдоль стен, не шолохнясь стояли покорные чиновники. Работу в доме правительства они всегда считали верхом своих достижений, в резиденции трудиться престижней, но опасней, легче попасть в немилость президента, да и конкуренция там, и вдруг, вот невезуха, руки за голову, лицом к стене, с секунды на секунду пулю в лоб можно получить, и было бы за что, за Белоруссию какую-то, которая когда закроешь глаза — есть, а откроешь — и след простыл.

— Если через 30 секунд я не узнаю от вас, где находиться Каялович, генпрокурор или председатель КГБ, — продолжал орать Алесь, — всех расстреляем!! Всех!! Заряжа-а-а-ай!

Стоящие цепью вдоль вереницы чиновников гвардейцы одновременно передёрнули затворы.

— В кабинете за углом!! В кабинете за углом!! — в истерике завизжал один из деловитых с виду мужчин, не опуская рук из-за головы, он упёрся лбом в стену и продолжал осипшим голосом шизофренически повторять, — за углом, за углом, в кабинете за углом…!

— Мы проверим, не волнуйтесь, — сказал ему Алесь и положил руку на плечо, — не надо так нервничать по пустякам.

Обыскали кабинет за углом. Когда взломали дверцу одёжного шкафа, увидели до боли знакомое лицо генпрокурора с его полугитлеровскими усиками. Чиновникам рявкнули команду "по кабинетам", те в секунду очистили коридор.

— По сути радикал прав, — подумал Алесь и приставил дуло пистолета ко лбу генерального прокурора.

Генерал юстиции покрылся испариной и неудачно попытался сглотнуть слюну. Подавился и закашлялся. Когда пистолет убрали, генпрокурор облегчённо вздохнул, но увидев шприц з розовыми ампулами, вновь напрягся.

Спецназовцы взяли под контроль три нижних этажа дома правительства и высадили вертолётный десант на крышу. Шёл ожесточённый бой. Двойная доза юнголицина быстро ввергла генерального прокурора в безоблачное советское детство, на все вопросы он отвечал кратко, но искренне. Видеокамера начала трансляцию неприглядной картинки прямо в штаб повстанцев, а оттуда, после небольшой коррекции, откровения подельника двух режимов прямиком поступали на крупнейшие западные телеканалы.

Допрос вёл Алесь.

— Где находятся видиочипы с записями пыток и убийств, которые проводили Лукашенко и Каялович?

— У меня дома.

— А где конкретно?

— В сейфе, а сейф вмурован в стену на балконе с правой стороны.

— Какой адрес?

— Проспект Сталина 44, квартира 3.

— Мы проверим, а теперь, расскажи как и сколько человек убил лично Каялович.

— Каялович меньше чем Лукашенко, существенно меньше.

— Почему?

— Мало времени у власти, ещё не успел.

Алесь оторвался от допроса и связался с радикалом.

— Слушай, а чего это он отвечает взрослым тоном, не плачет, маму не зовёт?

— Перепуган сильно, — подумав ответил радикал, — видно в такую мерзость вляпался, что в карапуза полностью перевоплотиться не может, хотя для нас это даже лучше — картинка естественнее.

— Хорошо, начнём с Лукашенко, — Алесь выключил рацию и опять обратился к генпрокурору, — опиши несколько убийств, которые на совести первого президента.

— Больше всего запомнилось как он с бывшим председателем Центризбиркома разделался.

— И это тоже есть на видиочипах?!

— Конечно! — генпрокурор улыбнулся и вытянул вперёд зажатые в кулаки руки, — конечно есть! Они же раньше почти друзьями были, а когда он его похитил…..

— Откуда похитил, кто и кого?

— А вы отгадайте, в какой руке!

— В этой, — Алесь указал на правую руку прокурора.

— Правильно! — генерал юстиции разжал свой правый кулак и показал скомканную бумажку, — откуда похитили — из бани, кто похитил — группа расправы, кого похитили — сами знаете, но всего на чипе нет.

— А что есть?

— Начинается так: комната с обоями и коврами, в комнате несколько стульев, за окнами темно.

— То есть это не тюрьма и не подвал.

— Нет, нет, не похоже. Лукашенко подходит к председателю Центризбиркома и хватает его за нос и рот одновременно. Тот начинает задыхаться.

— А этого председателя что, к стулу привязали?

— Нет, к столу. Потом начинаются пытки.

На связь вышел радикал.

— Стоп, стоп! — приказал он Алесю, — подробностей пока не надо, я уже послал в его квартиру группу бойцов, как найдут на балконе чипы — тогда покажем без комментариев, надеюсь мы на правильном пути, тем более квартирка его на нашей половине города. Ты только спроси, где трупы закопаны.

— Где хоронили убитых? — Алесь вопросительно кивнул генпрокурору, — и тех кого расстрелял Каялович и тех, кого кончил Лукашенко?

— Первых трёх Лукашенко сказал закопать на заброшенном участке северного кладбища, а потом, когда шум подняли, приказал откопать останки и сжечь в крематории. Всех последующих сразу кремировали, а пепел выбрасывали на городскую свалку.

— И многих они так.

— Всех. Всех о ком слухи ходили. Всё их рук дело.

— Кто исполнял?

— Все исполняли. И КГБ, и МВД, и охрана президента, и генеральная прокуратура.

Генпрокурор опять улыбнулся и вытянул вперёд руки.

— В этой, — Алесь рацией дотронулся до его правой руки.

— Нет, нет! — прокурор разжал кулак и показал пустую ладонь.

Рация опять подала привычный сигнал. На связи был радикал.

— Кончай концерт, Алесь. Нашли мы эти чипы, только что включили на просмотр и очумели от увиденного, заканчиваем делать копии и передаём их телеканалам.

— Ну, слава богу, а где Сергей?

— Остался в американском посольстве. Каялович нас частично рассёк, высадил большой вертолётный десант в районе суворовского училища и они сейчас контролируют всю улицу Абэцэдарского, вплоть до площади Банголор. Не слышал, что ли взрывов?

— Нет, тут сверху и снизу постоянная автоматная трескотня, мы закрепились только в двух крыльях четвёртого этажа. А что, наши баррикады не сработали?

— Не сработали, мало опытных бойцов, остальные при выстрелах уши пальчиками закрывают, некоторые вообще от страха с позиций домой поубегали. Так что Сергей сейчас глухо отрезан от штаба, с ним только десять бойцов охраны, но посольство штатов вне опасности. С другими частями отрезанного отряда вообще связь потеряна, что твориться в том секторе неизвестно. Но ты продержись там от силы час-два, как только телеканалы отрывки видиочипов запустят в эфир, Каялович от шока может даже из Минска драпануть.

— Понятно, понятно, будем надеяться.

— Кстати, насчёт генпрокурора…

— Нет больше генпрокурора, — перебил Алесь радикала.

— Как нет? Умер от югалицина? Не может быть.

— Не от югалицина. Я как узнал, что чипы найдены, сразу дал знак ребятам, те его прикладами и забили, вот буквально минуту назад, не слышал крика, что ли?

— Ни черта я не слышал. Зря вы его задолбали, надо было в качестве заложника использовать, ну да ладно, как есть — так есть.

Центр Минска постепенно окутывался дымом пожаров. Когда европейские и американские телеканалы открыли свои новостные программы показом отрывков из шокирующих белорусских видиочипов, Каялович был ввергнут в состояние нервного срыва и приказал войскам ринуться на повстанцев. Русская дивизия затаилась в ожидании развития ситуации не поддержала скороспелой атаки. Белорусские генералы вяло выполнили приказ и рывка не получилось, штурмовые батальоны увязли на подступах к центру. Почуяв неладное, Каялович через час отменил приказ о штурме и начал готовить заявление по поводу "гнусной провокации". Стрельба в городе прекратилась, штурм четвёртого этажа дома правительства тоже остановился и Алесь с оставшимися в живых соратниками перевёл дыхание. С улицы Абэцэдарского спецназ отошёл обратно за Свислочь и Сергей Сергеевич добрался до штаба. Ещё через час президент согласился на предложение американцев о переговорах с Кирутой и одновременно стал вместе с русскими искать выход из создавшегося положения. Гвардейцы выключи радиоглушилки.

Каялович упросил посредников сделать переговоры тайными и непродолжительными. Американцы согласились, Кирута принял условие по факту. Перед самыми переговорами президент выторговал себе пресс-конференцию.

— Ни я, ни Лукашенко никогда не делали и не могли делать ничего подобного, — заверял журналистов Каялович и потирал кончик носа, — я требую независимую экспертизу записей, эта история шита белыми нитками, я там не похож на самого себя!

— А может придушишь его при встрече? — спросил радикал Сергея, глядя в экран телевизора, — он ведь просто время будет тянуть, а сам что-то мутное задумал, взгляд у него какой-то гниловатый.

Кирута смолчал.

Переговоры назначили на три часа дня на десятом этаже гостиницы "Беларусь". Сергей Сергеевич пришел первый. Из окна гостиничного номера открывалась красивая панорама центра города.

— Вы будете посредником? — спросил Сергей у советника американского посла.

— Нет, я буду за дверью, вместе с Вашей и президентской охраной, а посредником будет представитель госдепартамента, он уже прилетел из Вены и приедет с минуту на минуту.

— Подождём, подождём.

— Да, подождём.

В дверь постучали и тут же открыли, офицер охраны, накрывший когда-то собою президента во время гранатомётной атаки, услужливо пригласил в номер Каяловича. президент, не здороваясь, зашёл и сел в мягкое кресло напротив американца. Кирута продолжал смотреть в окно.

— Вы посредник? — спросил Каялович у сотрудника посольства.

— Нет, не я, — ответил американец, — посредник вот-вот должен прибыть.

— Какая мерзкая и низкая провокация, — начал вдруг президент, — додумались, смонтировали, подтасовали, передёрнули факты!

— Не сейчас, не сейчас, — попросил американец, — через минуту приедет представитель госдепа, тогда начнём.

— Что за переговоры, что за организация, разве так надо делать? — не замечая слов американца продолжал Каялович, — у меня мало времени.

— У меня тоже мало, — бросил в ответ Кирута.

— Терпение, секунду терпения, господа, — ещё раз попросил американец и вышел в коридор.

Кирута остался наедине с президентом.

— У меня готова российская экспертиза о том, что ваше видео сфальсифицировано от начала до конца, — с насмешкой в пол-голоса прошипел Каялович, — кроме того, показания генпрокурора даны под воздействием психотропных средств, это тоже уже доказано уважаемыми специалистами.

Кирута молчал.

— Пока не пришёл американец, — продолжал Каялович, — скажу вот что, даю тебе и твоим друзьям возможность выехать за границу, вылетите самолётами, забирай с собой хоть всех бойцов, дам два, три, пять самолётов. Деньги у тебя, знаю, есть. Интерпол на вас травить не буду, пообещаю при американцах, дам гарантии для родственников. Хочешь малой группой лететь, нет вопросов, для остальных я подпишу указ об амнистии, тоже под гарантии посредников…

В номер вошёл представитель госдепа с переводчиком. Дипломат представился и попросил стороны высказать свои условия прекращения конфликта. Каялович повторил сказанное наедине с Кирутой в более официальной форме и вышел в коридор позвонить. Вернулся через три минуты с переносным телевизором и попросил взглянуть на экран. Транслировались российские новости, диктор комментировал высказывание руководителя ФСБ о том, что видиочипы, добытые кирутиными боевиками являются просто качественным компьютерным монтажом или попросту говоря — подделкой. Когда представитель госдепа до конца выслушал слова переводчика, извинился и тоже вышел в коридор. За ним последовал переводчик.

— Вот видишь! — более развязным тоном заговорил Каялович, даже американцы опешили от такой новости, — а я ведь тебя предупреждал, теперь условия меняются, теперь, если хочешь жить, пусть твои бандиты сложат оружие, а я уж посмотрю, что дальше делать. Ты думал, что если русские атаку с дуру не поддержали, то вся Россия от меня отвернулась? Дурачьё!

Каялович выключил телевизор и подошёл к окну.

— Во! Во! Посмотри! — президент указал пальцем в сторону оперного театра.

Сергей подошёл к окну. Над театром и дальше, недалеко от того места, где располагался штаб гвардейцев, зависли несколько военно-транспортных вертолётов, из них по тросам десантировались бойцы. Сомнений не было, это был крупный русский десант.

Кирута не говоря ни слова направился прочь. Нужно было под прикрытием охраны срочно добраться до штаба, а там как-то сконцентрироваться и попытаться пробиться из Минска на запад, в Барановичи. Если не получиться — рассыпаться на группы и бежать. Сергей дернул ручку двери и носом уткнулся во входящего американского посредника.

— Советую Вам поскорее покинуть здание гостиницы, господин Кирута, — сказал дипломат на ломаном русском, — наши русские партнёры начали действовать вопреки предварительной договоренности, так что у Вас сейчас нет шансов, и Вам лично мы тоже не можем помочь.

Кирута в нерешительности остановился у выхода из гостиничного номера. Оглянулся на Каяловича. Тот продолжал стоять у окна и любоваться русским десантом, от сильного сквозняка его костюм слегка трепетал ветер. Сергей Сергеевич нагнулся как бы для завязывания шнурков, американец удивлённым взглядом взглянул на увесистые ботинки командира повстанцев. Приняв низкий старт, Кирута пулей метнулся на президента. Подлетев к Каяловичу, от схватил его руками ниже талии и попытался выбросить из окна, Каялович изо всех сил упёрся в раму, но не выдержал натиска и наполовину перевалился в десятиэтажную пропасть. Кирута отступил на метр и с размаху вмазал ногой в голову президента. Каялович вскрикнул и отшатнулся ещё больше за подоконник, но продолжал держаться руками за раму, из окна теперь торчало только его окровавленное лицо. Сергей отступил на метр ещё раз, но тут его сзади схватил американец. На коридоре послышался бег спешащих на шум охранников. Сергей Сергеевич опёрся о держащего его сзади дипломата и рывком ударил обеими ногами вперёд. Один из каблуков дотянулся таки до сморщенного от удивления и ужаса лба Каяловича. Удар получился хлёсткий, президент окончательно соскользнул с подоконника и повис на вытянутых руках, держась за пластиковую планку парапета. Американец напрягся оттолкнуть Сергея к стене, бросился к окну и успел схватить за руку почти обречённого президента, пальцы которого не выдержали напряжения и отпустили парапет. Теперь Каялович держался только за руки представителя госдепа, который, не будучи Гераклом, с тоской смотрел на свою стокилограммовую ношу. Кирута не стал вмешиваться в это крепкое рукопожатие, а подбежал к входной двери и захлопнул её перед носом толпы охранников. Те начали взламывать преграду, но дверь не поддавалась. За окном раздался истошный крик Каяловича. Сергей Сергеевич оглянулся, там стоял американец и дул на свои посиневшие пальцы. президента нигде не было.

Лететь вниз довелось не долго. Закон Ньютона брал своё, и тело Каяловича с солидным ускорением рассекало тухловатую атмосферу. президент просто кричал букву А, кричал чётко и пугающе громко, с небольшим, едва заметным белорусским акцентом, он не звал на помощь, не махал руками, не думал о планах на будущее, лишь достойно летел вниз, навстречу так и непонятой им земле. Его голова на подлёте к тротуарной плитке ударилась о первую букву названия гостиницы, буква Б с треском осыпалась вниз."…ЕЛАРУСЬ" — прочитали зеваки из соседнего жилого дома.

Два мертвых президента за полтора года. Радикал был доволен. Мысленно он давно и по многу раз убивал первых лиц Беларуси, их ближайших подручных и милицейско-КГБэшных генералов. И вот сбылось. Каялович мёртв. В коридорах дома правительства во главе с генпрокурором нашли свою братскую могилу десятки высокопоставленных чиновников. Немного жалко министра образования, но ему повезло больше других, погиб мгновенно. Зампредседателя КГБ застрелил снайпер. Главного милицейского начальника столицы изрешетили у выхода из метро, когда тот вместе с пожарниками и спецназам наблюдал открытие ворот задымленной станции "Площадь Союза". Много, много безвинных пособников Каяловича полегло. Их имена и так никто не знал, а уж помнить и подавно не будут. Коротка память народная, а в Беларуси и такой короткой нет, только оперативная, как у компьютера, помнит то, что есть сейчас, что было на час раньше стирается нажатием кнопки.

Кирута, американский посредник, переводчик и охранники участников переговоров высунулись с окон и молча смотрели вниз, на выпавшего президента.

— Зачем Вы его отпустили? — спросил Сергей у американца.

Тот даже не среагировал.

— Мы его не отпускали, — ответил переводчик, — он сам соскользнул, больно тяжёлый, таких долго не удержишь.

Узнав о смерти Каяловича, русские войска перестали атаковать гвардейцев, все стороны почти одновременно прекратили огонь. Генералы правительственных войск впали в апатию, они стали отказывать в любых контактах и русским коллегам и командирам гвардии. Без трёхсторонних переговоров было не обойтись. Для совмещения позиций с американцами в ту же гостиницу прибыл посол России. Представитель госдепа сам на разговор не пошёл, а направил вместо себя спеца по Беларуси. Встретились в таком же номере, но этажом ниже.

Тело бывшего президента увезли в морг.

— А почему трёхсторонние переговоры? — поинтересовался русский посол, — нужна и четвёртая сторона, ведь по конституции должность президента сейчас исполняет премьер-министр.

— Хорошо, нет проблем, — не раздумывая согласился американский спец, — какие ещё на Ваш взгляд должны быть основные предпосылки удачных переговоров?

— Основные условия должны диктовать две стороны, мы и Вы.

— Нет проблем, нет проблем, — опять быстро согласился американец, — а какие условия?

— Ну, условия функционирования Беларуси. Как страны и как субъекта Российско-белорусского союза одновременно.

— Правильно, правильно, совершенно с Вами согласен. Скажем, так — нужно упорядочить то, что делается или не делается на этой территории. Особенно в политическом смысле.

— Вот, вот, в политическом, в экономическом и в логическом, — русский посол многозначительно поднял палец вверх.

— Не понимаю, что в логическом?

— В логическом, это значит…

Пояснения посла прервал стук в дверь. Вошел помощник американца и сказал, что в гостиницу прибыл представитель совета Европы и польский дипломат.

— С Совета Европы? И какой-то поляк? Никого сюда не пускать до окончания нашего разговора. — приказным тоном попросил американец.

— И какой-то, поляк, и какой-то поляк, — улыбаясь повторил русский посол и утвердительно кивнул головой в знак одобрения принятого решения, — так я насчёт белорусской логики.

— Да, да, я внимательно слушаю, — американец сосредоточенно посмотрел на собеседника.

— Под логикой я понимаю вопрос адекватности белорусского национального самосознания и государственности этой страны.

— Не до конца понимаю, поясните, как это относится к теме наших переговоров?

— Ну, хорошо. Доподлинно известно, уж будем откровенны между собой, что современная белорусская история, что официальная, что оппозиционная — блеф от начала до конца.

— Так почти любая история в каком-то смысле блеф.

— Это отчасти так, но белорусов, как нации не было до начала 20-го века, да что, как нации, даже самоназвания такого не было. Не было ничего. Ни интеллигенции, ни истории, ни традиций, ни …

— Может то оно и не было, но сейчас то есть. Во всяком случае самоназвание и нейкое гособразование.

— Вот, вот, — русский посол вновь поднял вверх указательный палец, — только название и какое-то образование, свой Белорусский язык они окончательно схоронили, даже нацсекцию радио "Свобода" вы транслируете по-русски.

— Но только недавно по-русски, раньше до последнего по-белорусски всё шло, — парировал американец.

— Не важно, но даже не в этом дело. Ещё раньше Лукашенко пытался в пику нам антирусские нотки поднять и получил полный провал. Всё, всё в Беларуси проникнуто русским менталитетом, русским самосознанием, русским культурным контекстом. русским духом, если хотите.

— Ну, положим, не всё, можно иногда встретить людей, до сих пор разговаривающих на белорусском языке, есть в школе белорусская литература, хоть и в переводе на русский. Подождите, скажите сразу, к чему вы клоните?

— Я клоню к тому, что Беларусь должна органично стать частью Российской Федерации.

— И это после вооруженного гражданского конфликта?

— А при чём тут этот конфликт, — посол встал и, заложив руки за спину, начал немного нервно прохаживаться по комнате, — ведь конфликт не на национальной почве, а чисто на политической, всё дело в ихних президентах, которые подгребли под себя власти больше, чем положено…

— И людей убили больше, чем положено, — добавил американец.

— Были бы в составе России, не было бы такого беспредела. Покуда Беларусь вне России, идиотизм на этой территории не кончится никогда, потому что нет тут логики, нет причинно-следственной связи, и связи времён тоже нет.

— Позвольте до конца не согласиться. Причинно-следственная связь тут как раз есть. Историю Беларуси я тоже изучал. Да, и чиновники и оппозиция тут такого понаписывали, что сам чёрт ногу сломает, население они действительно сильно с толку сбили. И как следствие, Кирута со своей гвардией не за Родину сражается, а против власти. Тем не менее, страна то есть, хоть какая?

— Есть, но только согласно международному праву, а не по воле народа.

— Не важно, — американец повысил голос, тоже встал и сунул руки в карманы, — не важно почему, главное есть и убирать её с карты мира не вижу сейчас смысла.

Русский посол собрался с мыслями, чтобы подойти к теме с другой стороны, он достал из папки листы с результатами последних опросов общественного мнения белорусов…

VL

Кирута вышел с гостиницы и в сопровождении охраны добрался до штаба. Он точно знал, что…

Третий президент Белоруссии, это была номинальная должность, а может её не было вовсе…

Радикал застрелился год спустя, единственный, кто застрелился. Это произошло в пустой деревне, в гнилом деревянном доме, в родном доме. Это был шаг в сторону. Кирута продолжил путь вперёд, почти один. Страна задохнулась от отёка лёгких, а всё начиналось с насморка, хотя наследственность предрешала исход. Родина превратилась в родинку, потом в папилому, облучение тормознуло финал неспелой нации, но лишь на время. Кирута схоронил радикала и двинулся на северо-запад.

Прошло время. Компромисс многих привёл к забытью. Выстояли реки и руины старого заброшенного замка. От скотомогильника, что неподалёку, запаха нет. За поймой реки Налибокская Пуща. Небо — как везде. Имя — "я тебя люблю". Больше никаких существенных деталей. Кроме одной — чувство тоски, непонятное многим.