10 февраля 2014 года. Биатлонный стадион «Лаура». Сочи

«Близится к завершению мужской пасьют. Арман Вилар, неудачно выступивший в спринте, первым подходит на заключительный четвёртый огневой рубеж из положения «стоя». Как мы видим, флажки стоят в полном штиле, хотя ближе к последним установкам, ветер всё же присутствует, а это значит, что лидерам этой гонки, Вилару и Вольнеру, ничего не должно помешать. Разве что, собственные нервы, ведь от четвёртой стрельбы зависит судьба их медалей, которых, в случае провала может и не быть, ведь титул Олимпийского чемпиона преследует ещё множество соискателей, в числе которых наши Мипулин и Лустюгов.

Вилар стреляет не спеша. Понимает всю важность момента, в то время как Вольнер потерял несколько секунд, выронив обойму, и первым же патроном не закрыл мишень, получив штрафной круг. И вот, француз закрывает последний чёрный кружок и, играя на публику, как это привык делать с регулярным постоянством, уходит от ближайших преследователей. Судя по его лицу, Арман нисколько не сомневается в победе. Ну что же, возможно он прав. Ту форму, которую младший из братьев демонстрирует и в этом сезоне, нельзя не учитывать, надеясь, что наш Антон или Евгений смогут опередить француза. К сожалению, как мы видим, даже при самом оптимистическом настрое, сделать это будет сложно. Мипулин промазал первым же выстрелом и отправился на дополнительные метры дистанции. Это же сделали и многие другие преследователи, а Женя Лустюгов закрыл все пять мишеней и отправился в погоню. Но как же ему будет сложно. Отставание 45 секунд, а впереди Рэдер, Ларсен, Ронстадлен… Да, похоже, и сегодняшняя гонка не принесёт медалей. Можно смело помахать им ручкой, а тем временем, Мипулин, увы, только 11…

К сожалению, сколько мы не верили, не надеялись, не подгоняли Евгения — это не помогло ему завоевать медаль. Лустюгов оказался пятым. Ронстадлен всё — таки показал класс, но, как и наш соотечественник, великий норвежец остался в стороне от подиума и расположился на четвёртой позиции. Будь это гонка с массовым стартом, где дистанция длиннее, и возможно, француз Лэн-Гийом Меалдикс остался бы не в удел, но в этот раз ему повезло, он дотерпел до финиша, получив первую в своей жизни олимпийскую медаль, с чем его от души поздравил дружескими объятиями Арман Вилар. Нам, к моему большому сожалению, радоваться не из-за чего. Вторая гонка подряд оставила за бортом Антона Мипулина, имевшего все шансы подняться на него сегодня, а, некогда, «бегунок» сборной Дмитрий Малышкин, промахнувшись дважды, финишировал лишь на 33 позиции с отставанием в две с половиной минуты, что является настоящей пропастью. Хочется надеяться, что тренеры не прогадали с подготовкой спортсменов и то, что мы видели в спринте и преследовании — всего лишь небольшая чёрная полоса в карьере атлетов, которая, совсем скоро пройдёт. Мы же, дорогие телезрители, должны продолжать всеми силами поддерживать своих биатлонистов и тогда у них точно всё получится. Увидимся на гонке преследования у женщин, где, я уверен, у нас так же есть шансы на медаль. До скорой встречи!!!»

Закончив с финишным контролем, Дима, не имея в запасе ни сил, ни настроения после второй подряд проваленной гонки Олимпийских игр, направился к команде, готовившейся отправиться в гостиницу. В подобном настроении был и Антон. Стартовав с весьма небольшим отставанием от третьего места и имея огромное желание реабилитироваться, он возлагал большие надежды на победу, но терзания себя за столь обидный последний неточный выстрел в спринте забрали надежду на медали и в этой гонке. Огорчение столь сильное, что оно не позволило сосредоточиться и три промаха не то, чтобы не позволили завоевать так ожидаемую медаль, но ещё и отбросили гораздо дальше, чем ожидалось. От того, на его лице не нашлось и намёка на привычную приветливость и одухотворённость. Спортсмен быстро собрал вещи и, не общаясь с прессой, что для Антона редкость, отправился отдыхать, прихватив с собой Диму.

Олимпийская деревня располагалась всего в километре от биатлонного стадиона «Лаура» и до неё можно дойти всего за 10–15 минут. Этого времени недостаточно, чтобы прийти в себя после удручающей гонки, но, несмотря на это, можно побыть без пристальных объективов камер репортёров, так и норовивших задать множество вопросов, на которые оба парня совсем не готовы отвечать. Они и без посторонних знали, что приехали на родную трассу Сочи в качестве главных фаворитов, а вместо этого, продемонстрировали абсолютно иные результаты, никак не совместимые с лидерскими.

— Куда ты отлучался? — разбавил молчание Антон, задав вопрос, на который Дима не спешил отвечать.

— В смысле?

— Ну, ты уже несколько раз куда-то уходил и пропадал пару часов, — не глядя на Диму, говорил Мипулин тихим подавленным голосом.

— Проводил время в одиночестве, пытался собраться с мыслями, — ответил он, не выдав правды лишь потому, что она ему сейчас не нужна. Антон и без того не в лучшем настроении, чтобы слышать печальные новости о друге, который по всем, даже самым оптимистичным подсчётам, не доживёт до следующего месяца. Зачем нагружать человека подобным грузом, который уже некоторое время нёс в себе Дима и не знал, как с ним справиться.

— По — твоему, больница — это лучшее место для расслабления в одиночестве?

Услышав это, Малышкин остановился.

— Откуда ты об этом знаешь? — не понял он.

— У меня знакомая там работает медсестрой в травматологии. Увидела тебя, дважды, подумала, у тебя произошло что-то плохое. Выглядел ты белее, чем сегодня. Вот и позвонила мне. Она усиленно болеет за нашу сборную, поэтому и забеспокоилась. Посчитала, твои результаты связаны с тем, что ты делал в больнице. Так как? Это правда? Расскажешь, что ты там делал?

— Не думаю, что ты хотел бы сейчас это слышать, — предположил Дима, всё ещё стоя на месте.

— Слушай, ты мой друг и всё, что касается тебя…, — Антон приостановился, так как в голову закралась мысль, и он вскоре её озвучил, — что-то с твоей мамой? Наталья Борисовна в порядке?

— Да, — вздохнул он. — С ней всё хорошо. Мама ещё меня переживёт.

— Тогда что? Это настолько секретно, что ты скрываешь это от меня? — обиделся Антон.

— Я хотел сказать тебе об этом после Олимпиады, — объяснил он.

— Боюсь, это далеко не приятная новость, иначе ты не был бы так подавлен последние три дня, — сделал неутешительный вывод Антон. — Помню, ты вернулся из больницы после спринта и уже был другим человеком. Что же это? Мне-то можешь сказать!

— Обещай не говорить об этом Даше! — попросил Дима, нисколько не сомневаясь в своём решении.

— Хорошо, — не стал спорить спортсмен, приготовившись услышать новость, из-за которой друг оставался подавленным, и это не относилось к только что завершившейся гонке, в чём он уверял себя с каждой минутой всё сильнее.

— У Саши рак последней стадии. Ему осталось жить не больше месяца. Он приехал в Сочи вопреки запретам врачей, чтобы в последние дни жизни находиться к нам ближе, в надежде дождаться золотой олимпийской медали.

— Но как? — только и смог произнести ошарашенный известием Антон. — Болезнь не может появиться так неожиданно. Всё же было в порядке! — не понимал он и присел на корточки, переведя дыхание, ведь подобного спортсмен никак не мог ожидать. За пять лет этот парень стал для Мипулина хорошим другом, всегда приходившим на помощь. Его никогда не нужно о чём-то просить. Не смотря на свою наивность и некую назойливость, Саша всегда нравился Антону, и это чувство никогда не исчезало. Услышать о неизлечимой болезни человека, являвшегося довольно весомой частью жизни, стало для него шоком. Спортсмен не сразу отошёл от новости и ещё не скоро сможет.

— Оказывается, это началось около двух лет назад. По крайней мере, так сказали врачи. Именно в этот период возникла опухоль. Саша о ней даже не знал. Да, голова болела, но он считал — это из-за перенапряжения, а его всегда предостаточно, особенно тогда. Он и представить не мог, что это приведёт к таким последствиям, — говорил Дима, не скрывая покрасневших глаз и скопившихся в них слезах, — но теперь уже поздно о чём-либо говорить. Опухоль заметили, но сделать так ничего не смогли. К сожалению, деньги не в состоянии спасти его…

— Он ещё жив, — напомнил Антон, успокаивая друга. — Я не верю, что всё потеряно. Ты же знаешь, он сильнее, чем, кажется.

— Я тоже так считал, пока не увидел его вчера. Мама позвала меня в больницу, сказала, возможно, я должен с ним попрощаться. Он начал терять рассудок, перестал различать, где сон, а где реальность. Сказал, человек, которого я когда-то любил, жив, но теперь я думаю — это всё же невозможно.

— Кто жив?

— Надя, — спокойно сказал Дима, — но этого не могло быть.

— Почему?

— Наверное, потому что это изменит снова мою жизнь. Наши отношения с Дашей и так многое пережили, и на подсознательном уровне я хочу, чтобы это было неправдой. Ещё одна преграда здесь ни к чему. Всё поменялось за эти годы и я, даже не знаю, что будет, когда Надя вновь возникнет передо мной.

— Я хочу поведать Сашу, — уверенно сказал Антон, приподнявшись.

— Думаешь, это хорошая идея? — засомневался Дима. — Он уже совсем не тот, кем был раньше. Это может отпугнуть.

— Я бы не захотел остаться один в таком состоянии. Поддержка друзей поможет…

— Саша всё равно умрёт, — подавленно сказал Малышкин, потеряв всякую надежду. — Не испытывай иллюзии.

— При чём тут иллюзии? Ты вообще должен был сказать об этом раньше? Как можно было скрывать…

— Я не знал, — вспомнил свою реакцию он, когда сам узнал, — мама утаивала это от меня. И знаешь, кто рассказал о Саше?

— Нет, — пожал плечами Антон.

— Фанатка! Она прислала конверт и сказала немедленно идти в больницу, если хочу увидеть друга живым.

— Сколько слышу о ней, продолжаю удивляться, — проговорил Антон.

— Саша не хотел, чтобы я или кто-либо другой знал о нём. Боялся испортить кумирам осуществление мечты об Олимпийской медали.

— На него это похоже, — вздохнул Мипулин. — Хочет казаться сильным, оставаясь совершенно один, но дальше так продолжаться не может. Теперь я обо всём знаю и хочу видеть друга.

— Хорошо, — не стал отговаривать Дима. — Но будь готов к тому, что…

— Знаю, — опередил он. — Пойдём!

Зайдя на несколько минут в отель переодеться, пара биатлонистов отправилась в больницу. Антон очень хотел встретиться с Сашей, ещё хотя бы раз. Он посчитал это верным поступком и совсем не согласился с решением друга о всеобщем неведении. Саша не должен решать за всех. Медали для Антона, как и для Димы важны, но они не стоили тех мгновений, которые можно провести с человеком, особенно, если они, вполне возможно, последние. Если бы спортсмен узнал о болезни слишком поздно, он бы себя не простил и возможные медали, полученные на Олимпиаде, показались бы совсем не такими желанными и блестящими, какими являлись ранее. Ведь ничто не сравниться с ценностью человеческой жизни и, чтобы там не говорили, Антон не променял бы её на медаль, если бы стоял выбор. Он абсолютно уверен: Олимпийская награда будет, но всему своё время. Если чего-то хочешь, оно обязательно придёт и никакие проблемы не встанут на пути, они лишь мотивируют и сделают сильнее.

— О чём думаешь? — спросил Антон, приближаясь к больнице.

— Вспоминаю нашу с ним первую встречу, — повернул голову к другу Дима. — О ней я почти никогда не забывал.

— Почему именно её?

— С того самого дня моя жизнь изменилась, — объяснял Малышкин, часто раздумывая о другом развитии событий. Что, если бы он и Женя пошли другим путём и не оказались на дороге, где на горизонте появилось семейство Аргадиян и навсегда спутало все карты.

— Женя мог быть сейчас с нами, — представил себе Мипулин, редко вспоминая о друге детства, смерть которого нанесла ему, так же, как и Диме, тяжкий вред. Он любил его, а внезапная авария и неожиданная кончина заставили создать в сознании стену, отгородив прежние воспоминания, доставлявшие боль каждый раз, когда он вспоминал о человеке, которого не вернуть. Со временем он практически перестал думать об этом, словно человек, с которым связано почти всё детство, ничего не значил, будто его не существовало. Но с болезнью Саши и воспоминаниями Димы, что-то вернулось и к Антону.

— Мог, — с грустью согласился Малышкин, — если бы мы не выбрали ту злосчастную дорогу. Тоже мне часто говорил Саша. Он проклинал себя за выбор пути, ещё сильнее ненавидел отца, из-за которого не хотел возвращаться домой рано. Как раз это и привело к месту аварии, где наши дороги пересеклись.

— Иначе ты бы сейчас не находился здесь.

— Верно. Наёмница Аргадиян позволила бы умереть нам, разом избавившись от всех возникших в дальнейшем проблем.

— Вот, как один человек, может совершенно случайно стать такой занозой, от которой не избавиться.

Дима улыбнулся, ведь это правда. Саша — ещё та заноза и в первое время, спортсмен никак не мог привыкнуть к такой человеческой особенности. С одной стороны, он благодарил за спасение и борьбу в судебном процессе против вдовы, но в то же время, у Малышкина практически не осталось личной жизни, поделившуюся на «до» и «после» знакомства с настырным и самым ненормальным фанатом. Но вместе с тем, в лице юноши, Дима получил хорошего друга. С ним его связало слишком многое, пусть даже, эта дружба частенько трещала по швам.

— Я не могу забыть его глаза, когда впервые отвёл на биатлонный стадион и познакомил с нашим бытом. Он представить себе не мог, что окажется в собственном сне, в котором всегда хотел остаться. Стоило хотя бы раз посмотреть за реакцией человека, чья мечта сбылась и кажется, в нашем мире всё возможно, если ему для настоящего счастья нужно так мало.

— Он всегда походил на ребёнка. Исполнял не только свои мечты, но делал это и для многих других. На ум приходит помощь фонду детей больных раком, когда каждый получил по пять желаний, которые обязательно исполнятся. Помню, очень многие почувствовали вкус жизни, зная, что в этом мире они не одиноки.

Дима вдруг остановился и посмотрел на Антона.

— Тогда почему ему не дали шанс? — спросил он и понял: на подобное ответ от друга получить не сможет. — В такие моменты понимаю, что Бога нет, раз уж позволяет погибнуть парню, которому исполнилось двадцать три, а до двадцать четвёртого дожить не сможет.

— Даже не знаю, что сказать, — замешкался Антон, целиком разделяя боль друга. — Но ты же знаешь, порой, чудеса случаются.

— Случаются, но не с нами, — пробормотал Малышкин.

— Ты не прав! — не согласился Мипулин. — Твоя спина. Помнишь? Позвонок в пояснице был повреждён после аварии. Ты мог никогда не вернуться в большой спорт, не говоря уже о том, что все врачи вообще не скупились на безрадостные прогнозы даже на счёт обычной жизни. Но что мы видим? Ты на Олимпиаде, прошёл тяжелейший путь реабилитации и оказался здесь. Мне такого и не снилось. Я уже молчу о других повреждениях, о которых, ты забыл, словно их и не было. Вот это можно назвать чудом. И как бы это со стороны не звучало, но он стал для тебя своего рода ангелом — хранителем. Вы изменили жизни друг друга.

— Так и есть, но теперь я не могу сделать этого снова, — не слишком-то воодушевился словами друга Дима.

— Не делай вывода столь поспешно, — сказал Антон, открыв дверь больницы с надеждой на изменение ситуации к лучшему. Подобное настроение сохранилось вплоть до прихода в палату Саши, но внутри никого не оказалось. — Так и должно быть? — спросил он, но побелевшее лицо Димы уверило об обратном. Набрав номер матери, Малышкин, как только услышал окончание гудков и знакомый женский голос, задал лишь один единственный вопрос:

— Он жив?

— Я сейчас подойду, — Наталья Борисовна повесила трубку, не сказав больше ни слова, сильно насторожив Диму.

— Что она сказала? — быстро спросил Антон.

Не успел он ответить, как рядом с палатой появилась мама, с обычным для себя видом, и по нему нельзя сказать ничего определённого.

— Ты ещё и Антона сюда привёл! — осталась недовольной женщина, держа руки в кармане больничного халата.

— Что с Сашей? Где он? — не ждал с вопросом Дима.

— Только не волнуйся, — осторожно начала женщина, — Саша в реанимации. Его состояние не стабильное, тяжёлое. Этого следовало ожидать на такой стадии.

— Мы хотим увидеть его! — настроил себя на встречу Антон.

— Прости, но не выйдет. Он сейчас под действием препаратов. Набирается сил. Может, завтра сможете навестить. Но обещать не могу.

Услышав это, Антон расстроился, но в то же время, друг всё ещё жив, и это настроило на что-то хорошее.

— Позвони, когда он придёт в себя. Хорошо? — попросил Дима.

— Хорошо. Когда придёшь в следующий раз, я кое-что покажу, — вспомнила Наталья Борисовна.

— Что это? — поинтересовался он.

— То, что Саша оставит тебе после… В общем, он настаивал, чтобы ты это получил. Думаю, там будут ответы на некоторые из твоих вопросов.

Аквитания. Комплекс «The outbreak of the star in the ocean of icebergs». Франция

Уже несколько дней Саша не мог уснуть. Ворочаясь всю ночь, он смотрел в потолок и не прекращал думать о смерти Давида. Отрубленная голова по — прежнему стояла перед глазами, каждую секунду заставляя вздрагивать. Юноша считал, это случилось только из-за него и никого больше. Он знал об этом, винил себя, но понимал, что исправить ничего нельзя. Человек погиб в страшных мучениях. Тот ужас прочитался в глазах Давида, когда его органы вынимали один за другим и его нельзя забыть. Кто-то в таких случаях попытается утешить себя, будто всё произошло быстро и человек ничего не почувствовал, уходя на тот свет, но только не в этот раз. Видео наглядно продемонстрировало извращённый садизм совершённого преступления. Об этом невозможно говорить без ужаса и страшной тряски тела при любом упоминании. На подобное способен лишь больной на голову маньяк, каким являлся Аргадиян и любой, кто с ним заодно, но, даже зная истинное лицо врага, Саша не мог отделаться от мысли, что поступает неправильно. Заказав убийство, он, возможно, стал таким же преступником, для которого нет законов и правил, а в мире решают всё деньги и полезные знакомства. Юноша не понимал, как поступить правильно и это терзало. С одной стороны, поквитаться с Михаилом Аргадиян — более чем верное решение, ведь он забрал у Саши уже двух людей, один из которых был довольно близким, но с другой — если Саша сделает это, отважится на подобный шаг, то обратного пути не будет.

Мысли разделены на два лагеря и каждый по — своему прав, но вот найти по — настоящему правильный путь не выходило. Когда Саша говорил по телефону со своим доверенным лицом, он был полностью уверен в расплате за свершённые преступления, без капли сомнения, лишь холодный расчёт, чего никак нельзя сказать несколькими днями спустя, когда добро и зло смешалось, и всё запуталось окончательно. В этой неразберихе осталось попытаться переключиться на что-то другое, но и здесь юноша не преуспел. Он тут же вспомнил Кабано и его «временное» заточение, о котором так же не забыл. Потеряв брата, молодой человек впал в ступор и так из него не вышел. Саша не заходил к нему, наблюдал со стороны не потому, что не хотел попробовать поговорить с человеком и помочь справиться с утратой, а из-за того, что, вероятнее всего, он являлся самым неудачным посетителем, которого можно только придумать. Цезарь мог сорваться, увидев перед собой человека, по вине которого произошла трагедия, а подливать масло в огонь в его состоянии недопустимо, если хочешь помочь привести его в чувства.

Вдруг, в дверь номера постучали. Избавившись от прежних раздумий, Саша подошёл к двери, набросив на себя халат.

— Что случилось? — спросил он, увидев взволнованного охранника с заметной царапиной на лбу.

— Кабано исчез! — сказал он.

— Как? — не поверил услышанному юноша.

— Он пришёл в себя и попросил выпустить на свежий воздух, — оправдывался мужчина, запинаясь, — ну, я и открыл дверь, обрадовавшись, что Цезарь приходит в норму, но…

— Но тут он тебя ударил и сбежал, — додумал Саша. — Тебя, здоровенного мужика в два метра ростом!

— Я не ожидал! — продолжал он. — К тому же, шеф совсем не хлюпик и удар у него мощный.

— Ты сказал охране? Его ищут?

— Нет.

— Ты издеваешься? — разозлился Саша, выйдя из номера. — Он же может навредить себе! Ты понимаешь, что Кабано не просто так сбежал?

— Вы не хотели шума, поэтому я сразу отправился к вам, — объяснял охранник, вызывая лифт.

— Так, ладно, — в спешке раздумывал Саша, надеясь, что Цезарь не успеет сделать себе ничего дурного или, чего хуже, кому-то другому, — вызывай всю охрану и пусть ищут. Только сделайте это так, чтобы наши постояльцы не проснулись и не задавали не нужных вопросов. А не то, ещё немного и они начнут разъезжаться, считая, что здесь не безопасно. Слухов и без того стало много. Ладно, отыщете, сразу звоните.

Как только охранник исчез с глаз, юноша направился в кабинет, где находился последние дни Кабано в надежде найти подсказку, куда он мог отправиться, но, не успев сделать и шага, как за спиной возникла чья-то тень. Подумав, что это мог быть именно он, Саша осторожно повернулся, ожидая неприятного разговора, но быстро с облегчением вздохнул, когда увидел Армана.

— Что-то случилось? — спросил француз, по — видимому, только что вернувшийся с пробежки, которая, как это ни странно, была в два часа ночи.

— Не спиться, — честно признался Саша, утаив совсем немного. — А ты, чего такой взъерошенный и вспотевший?

— Мы с братом устроили себе небольшой ночной забег, — гордо заулыбался Арман, — он говорил, что обыграет меня, если не на лыжах, то, хотя бы так, но просчитался.

— Ну, если не Лазар, так Дима даст тебе отпор, — попытался выглядеть обычно Саша.

— Мечты, мечты, — прищурился Арман, даже не представляя себе подобного.

— Скажи, ты, случайно, не видел на улице Кабано? — осторожно спросил юноша, перейдя к важному.

— Он разве не…

— Да, верно, — опередил его Саша. — Он же ещё не вернулся из рабочей поездки. Нужно чаще тренировать память, — демонстративно взялся за голову он.

— Тебе бы ещё спортом заняться, а не только памятью! — оценивающе оглядел его с ног до головы француз, заметив возникшие пару лишних килограммов, бросавшихся в глаза, даже несмотря на то, что юноша был худощавого телосложения.

— Дима пытался, но потом у него возникли… В общем, всё закончилось, едва начавшись, — быстро ответил он, вспомнив в очередной раз череду не лучших мгновений жизни обоих. — Ладно, я, наверное, пойду, — заторопился заняться поисками Кабано, Саша. — У меня возникли кое-какие дела.

— Если хочешь, можем пробежаться, — предложил Арман. — Я уже не свеж, поэтому у тебя все шансы не отстать.

— А вдруг перегоню? — спросил Саша, заметив лёгкую ухмылку на лице француза.

— Так уж и быть, тебе поддамся! — остался самим собой Арман, нисколько не сомневавшийся в собственных силах.

За сильный характер и безоговорочную уверенность в себе его и любили миллионы фанатов по всему миру, включая Россию, где младший Вилар имел огромное количество фанаток, ожидавших в каждой гонке не только победы кумира, но и очередного фортеля, на который спортсмен способен, радуя и раздражая телезрителей всего мира.

— Не стоит, — вежливо отказался юноша, — в смысле поддаваться. Не люблю этого. Если уж проигрывать, так проигрывать честно, но идея хорошая. Как-нибудь пробежимся, а сейчас извини, действительно есть парочка дел.

— Ладно, — зевая, проговорил Арман. — Спокойной ночи.

— И тебе! — пожелал Саша и в спешке отправился к месту назначения.

Он торопился, пытаясь добраться до кабинета Кабано, как можно скорее, но в то же время понимал — уже могло быть слишком поздно, и человека просто нет в живых, либо, наперекор ожиданиям Саши, он выбрал не смерть, а что-то определённо иное и его уже нет в комплексе. Психологическая травма, полученная Цезарем, могла сыграть с ним злую шутку. И, пускай на протяжении всего времени знакомства, он не показывал склонности к суициду, всё могло поменяться так быстро, что человек сам не осознает, как оказался над пропастью, посчитав, что иного выхода нет, поэтому Саша находился в замешательстве, не зная, что и думать.

Войдя в кабинет, первым делом юноша обратил внимание на фотографию всей семьи Цезаря. Она лежала на столе, слегка помятая и влажная, означая лишь то, что Кабано держал её в руках и плакал как раз незадолго до того, как покинуть помещение, но понять, что именно он задумал, оказалось проблематично. Ничто не указывало на конкретные меры. Окинув взглядом кабинет и ещё раз попытавшись заметить упущенное, он вдруг наткнулся на приоткрытую шуфлядку, куда сразу не обратил внимания. Заглянув внутрь, Саша нашёл газетную вырезку. В ней говорилось об избавлении от страданий, путём поиска глубоко в себе энергии, способной поглотить их, но, чтобы получить её, необходимо испытать стресс и адреналин, после которого люди не всегда выживали, избирая не самые совместимые с жизнью варианты. По мнению невменяемого автора, якобы испробовавшего это на себе, испытав страх за собственную жизнь, человек впадёт в забвение. Оно позволит ценить и продолжать её дальше, а спасительная стена, образованная в мозгу, не исчезнет до того момента, как человек не почувствует готовность справиться с тем, от чего пытался скрыться.

Прочитав эту ересь, Саша несколько раз переменился в лице, вспомнив, как люди, слушая этого «автора», не выживали, вытворяя с собой всевозможные опасные фортели. В лучшем случае, человек оставался на этом свете, не теряя ничего, кроме надежды, а в худшем — становился калекой, либо же погибал. Саша не понимал, как подобное вообще могли напечатать, даже не один раз, и был рад, что, в конце концов, подобного рода методы запретили публиковать в прессе во избежание многочисленных несчастных случаев, но вскоре, это продолжилось уже в интернете под различными псевдонимами, ознаменовав продолжение трагедий. К несчастью, Цезарю на глаза попалась эта статья. Прочитав её, Саша заверил себя, что парень просто так не уехал. Он где-то неподалёку, готовится к поступку, который, по его мнению, избавит от боли, но на самом деле, друг может погибнуть, так и не получив заслуженного удовлетворения.

Из рации вновь послышался голос охранника.

— Александр, мы нашли его, — сказал он. В голосе отчётливо слышалось волнение.

— Ну, где он? — пожелал немедленно узнать юноша.

— На крыше, — тяжело вздохнул мужчина. — Готовится прыгнуть. На нас не реагирует…

— Не подходите к нему! — в приказном тоне проговорил Саша, отправившись к месту назначения в надежде уговорить его не делать глупости. — Я уже иду.

Связь на том конце «провода» прервалась и Саша, не теряя времени, бросился на крышу. Одно его немного могло обрадовать в данный момент: коридоры отеля пусты, как и окрестности, поэтому шансов, что о Кабано кто-либо узнает — немного, а это уже что-то, ведь огласка не приведёт ни к чему хорошему. Только породит огромное количество ненужных разговоров и сплетен, в конечном счете, отпугивающих людей, пожелавших ранее провести, возможно, отпуск своей мечты.

Поднявшись на лифте, а затем, выбравшись по лестнице на крышу, Саша обнаружил Кабано. Он всё ещё стоял на краю с широко распахнутыми руками и слегка приподнятой головой, словно уже представлял себе судьбоносный полёт, но падение с такой высоты определённо нанесёт увечья и, скорее всего тотальные и тогда, прыжок станет роковым. Неспешно приближаясь, проходя мимо охранников, стоявших практически без движения, дабы не усугубить положение, юноша не знал, что делать. С виду он пытался казаться знающим своё дело человеком, но в действительности, это совсем не так. Он всеми силами хотел спасти Кабано от страшной ошибки, от затуманенного рассудка на фоне тяжелейшего ступора, в который тот впал после смерти брата, но помочь не удалось. Существовало множество способов, некоторые из которых медикаментозные, но Саша не хотел травить его и попытался привести в чувства вербально — терапевтическими методами, то есть общением, но, по — видимому, этого оказалось недостаточным, поэтому, остался ещё один. Только он сейчас мог помочь.

— Кабано, — тихим, но чётким голосом назвал его по имени Саша, остановившись в ожидании реакции, но её, как и предполагалось, не последовало. Тот продолжил стоять без движения, смотреть куда-то вдаль, а на лице всё ещё остался застывший ужас, возникший несколько дней назад при виде отрубленной головы брата. Симптомы характерны для кататонического ступора. Много людей с большим трудом выходят из этого состояния и, даже, если лечение не приносит результатов, их нельзя оставлять одних, нужно всегда разговаривать, называть по имени, воспринимать как личность, а не как больного, что Саша и пытался делать. — Пожалуйста, скажи, что ты меня слышишь. Я должен знать это, — продолжал юноша. — Мне важно, чтобы ты был в порядке. Вспомни время до того, как я предложил тебе приехать сюда. Окунись в эмоции, которые ты испытывал тогда. Вернись!

Всё то время, что Кабано находился в ступоре, проводились лишь вербальные методы. Они довольно действенны, особенно, если начать терапию сразу. Задавались разного рода вопросы, терапевт пытался создать беседу, не прибегая ни к чему болезненному для Кабано, но, когда это не принесло результатов и привело к попытке неосознанного суицида, необходимо окунуть больного в сильные эмоции. Даже негативные могли «вернуть» к нормальной жизни. Главное, чтобы они тесно связывались с пациентом. Голос же психолога должен звучать чётко и уверенно, иначе его слова не смогут затронуть нарушенное сознание, в котором находился Кабано. Саше необходимо постараться, и он хорошо знал — неудача приведёт к прыжку и ещё одной смерти на его руках.

— Вы знаете, что нужно делать? — задал вопрос охранник.

— Тихо! — прошипел юноша, продолжив. — Вспомни день нашего знакомства, — вновь обратился к Цезарю он. — Ты похитил меня, считая, что тем самым спасёшь младшего брата и маму. На безлюдной дороге, в темноте, подкрался к ничего не подозревавшему человеку, ударив того по голове и притащив за много километров от места преступления. Ты держал его взаперти целый месяц, заставляя страдать от безысходности, сводившей с ума. Вспомни, что ты испытывал, когда делал это против своей воли, вспомни свои эмоции в те мгновения, о которых во что бы то ни стало, мечтал забыть. Пусть они выйдут наружу, поглотят целиком и без остатка. Позволь им завладеть тобой…

Вместо всплеска эмоций, парень качнулся, стоя на краю крыши, едва не упав, всё с тем же лицом продолжая стоять дальше.

— Что бы сказал Давид, если бы узнал, что ты хочешь напрасно отдать свою жизнь? — после недолгого молчания заговорил Саша, решив затронуть, возможно, самое больное в этот момент для Кабано. — Он умер. Смерть была невыносимой. Твой брат страдал, прежде чем навсегда прекратить дышать. И ты позволишь тому, кто виновен в этом, остаться безнаказанным? Давид мёртв, а тот, кто сделал это, сейчас жив, здоров и громко смеётся над тобой, потому что ему всё сошло с рук, и он сделает это вновь. Если бы Давид был жив, он мучил бы его снова и снова, терзая, доставляя ужасную боль и страдания, но продолжая оставлять в живых, чтобы боль преследовала как можно дольше.

Пока Саша говорил, Кабано начало заметно трясти. Напряжение становилось сильнее, означая, что эмоции в какой-то момент захлестнут и парень выйдет из ступора для новой ступени в своём восстановлении. Нужно лишь дождаться, оставаясь наготове.

— Ты не сможешь спасти Давида, если останешься запуганным мальчиком, стоящим на крыше и мечтающим избавиться ото всего гнетущего, даже не осознавая, что именно ты делаешь, ради цели, которую не сможешь получить таким глупым нелепым и опасным способом, как этот. Хотя знаешь…, — Саша сделал небольшую паузу, тихо приблизившись к Кабано, — прыгай. Похоже, это лучший способ забыть обо всём, признаться себе в окончательном провале, но оставаться в коконе иллюзий розовых очков. Умереть, как трус, испугавшийся ожидающей жизни. Прыгай и всё завершится. Ты окажешься внизу. Возможно, выживешь и станешь проклинать себя ещё сильнее из-за той же боли, что была раньше и осталась, а после, безысходность вернётся с новой силой, и ты повторишь попытку. Возможно, удачно и тогда не придётся больше никогда страдать, только в глазах общества навсегда останешься…

— Замолчи! — вдруг сказал Кабано, повернув голову к стоявшему рядом Саше.

Напряжённость, испытываемая юношей, немного спала, ведь это хороший знак.

— Ты вернулся, — с некоторым облегчением сказал Саша.

— Это ты виноват в смерти Давида, — сквозь зубы процедил Цезарь, всё ещё стоя на краю крыши. Его глаза вмиг покраснели и наполнились слезами. — Если бы не ты, он бы…

— Знаю, и я всегда буду сожалеть об этом, но я постараюсь…

— Дать мне кучу денег, чтобы я забыл о том, что ты и твой Дима виновны в смерти не только Давида, но и матери? Моя жизнь перевернулась с ног на голову, я потерял всю семью после того как судьба свела с тобой, а ты говоришь, что постараешься? Тебе не удастся деньгами что-либо исправить. И ты, и твой Дима сделали уже всё возможное, чтобы разрушить мою жизнь, не оставив ничего хорошего, что раньше было.

— Я знаю, как сложно терять близких.

— Кого ты терял? Тот парень, погибший в аварии? Его ты вспомнил? Ты сравниваешь незнакомого человека с Давидом и мамой? Ты придумал себе эту близость к тем, кого даже не знаешь и кому не нужен, даже со своими миллионами. Похоже, помощь нужна тебе, — кричал Давид, не в силах успокоиться.

— Думаю, я заслужил это, — опустил голову Саша. — Наверное, это наказание слышать из уст дорогих мне людей подобные слова…

— Проснись! — не унимался парень. — Вокруг тебя нет никого, кому бы ты был по — настоящему дорог. Ты придумал себе всё это, сочинил историю, в которую продолжаешь верить.

— Это не правда! — вдруг послышался голос Димы, поднявшегося на крышу. — Саша дорог мне и он в окружении друзей.

— И ты здесь! — просверлил взглядом его Цезарь. — Два человека, по вине которых, я остался один.

— Я знаю, что случилось, — говорил Малышкин. — Уверяю. Саша не позволит, чтобы смерть Давида осталась безнаказанной. Он найдёт того, кто это сделал.

— Обещаю, — добавил Саша. — Мой человек…

— Я не могу оставить безнаказанным человека, виновного в смерти всей моей семьи. Прости! — холодно проговорил Цезарь и неожиданно для всех, схватил юношу. В доли секунды он перекинул того через выступавшее ограждение, на котором стоял и хладнокровно бросил вниз, даже не взглянув на него. Увидев это, спортсмен округлил глаза. Недолгий крик разнёсся по округе и всё быстро затихло. Малышкин не сразу понял, что произошло, но как пришёл в себя, тут же набросился на Кабано, боясь посмотреть вниз и увидеть безжизненное тело Саши, лежавшее на асфальте.

— Оставьте его! — подбежали к Малышкину охранники.

— Он убил его! — не верил увиденному Дима, поглядев в тот же момент на побитого Кабано, чьё лицо резко переменилось, словно пришло осознание содеянного. Он выглядел ошарашенным. Лёжа на бетоне, парень смотрел на свои дрожавшие руки и с трудом мог дышать, пытаясь понять, как это могло произойти. Страшно было подняться и взглянуть на землю, где должен лежать Саша — человек, которого он убил, даже глазам не моргнув.

— Я… Я не знаю… Не знаю, как это вышло, — попытался объяснить поступок Цезарь, боясь даже поднять глаза и увидеть ненависть Димы, направленную лишь на него с огромным желанием сделать то же, что произошло с другом. — Что же я наделал? Я убил его! Убил, — всё тише твердил он, глядя лишь вниз.

— Ты заплатишь за это! — прошипел Дима. — Обещаю. Ты заплатишь за его смерть!

— Я не хотел! Саша знал, я этого не хотел! Не знаю, как это вышло!

— Ты хладнокровно убил человека, — продолжил спортсмен, не в силах успокоиться. — Невиновного человека!

— Этого не должно было произойти. Я всего лишь хотел избавиться…

— От гнетущей тебя боли, — послышался знакомый голос за спиной, который никто из них уже не надеялся услышать.

Дима тут же обернулся, увидев перед собой живого друга.

— Но как?

— Я не знал, как ещё можно было помочь облегчить твою боль, — не обращал внимания на слова Малышкина Саша, — это должно было быть что-то очень сильное, эмоциональное. Что-то, что позволило бы встряхнуть, но простого выхода из ступора недостаточно, потому, как гнев заполонял доверху. Он, словно камень на шее, тянул вниз, и от него необходимо было избавиться, во что бы то ни стало. Этим камнем ненависти стал я. Ты винил меня в их смерти, пусть на бессознательном уровне, но так происходило. Ты должен был сделать что-то, что не только вернуло бы к жизни, но и забрало гнев, хранившийся внутри и накапливавшийся на протяжении всего времени. Убив меня, одного из тех, кого ты считал причиной несчастий, ты почувствовал облегчение от расплаты прежде, чем вернулся рассудок и осознание поступка, — Саша сделал короткую паузу, дав Кабано время обдумать и вскоре спросил, — Тебе стало легче?

— Да, — всё ещё остался бледным парень, в голове которого не прекращал прокручиваться момент убийства, но в то же время, поглядев на Сашу, он прекратил испытывать ненависть и гнев, словно что-то щёлкнуло или переключилось в собственной голове. Сознание освободилось после нахлынувшего ранее страха от совершённого убийства. — Но как? Ты же упал! Я толкнул тебя! Как ты…

— Не разбился? — улыбнулся Саша, договорив за парня. — Скажу откровенно, падать с девятого этажа — не верх моих желаний. А, если ещё учитывать страх высоты… Ну да ладно. Я просто заранее попросил охрану расстелить пожарные брезенты, которые бы спасли жизнь кому-то из нас. Я не знал точно, чем завершится наша встреча.

— А Дима?

— Я не хотел, чтобы кто-то из них знал о тебе и той трагедии, что произошла, но вскоре, после прочтения статьи в твоём кабинете, приведшей тебя сюда, мне в голову пришла идея, которая, судя по всему, сработала. Дима нужен был для создания необходимого психологического давления, и мне пришлось всё вкратце рассказать.

— Но я не был в курсе того, что тебя попытаются убить, иначе…

— Спасибо тебе, — поблагодарил Саша.

— Я, конечно, рад, что всё получилось, — покосился на Кабано Дима, поднявшись на ноги, — но всё же, предупреждай, когда что-то приходит в эту голову, — Малышкин подошёл к другу и обнял после того, как ткнул пальцем ему в висок. — А я уж действительно поверил, что ты сейчас лежишь, там, внизу… Я к тебе слишком сильно привык, чтобы вот так просто потерять.

— Да, я тоже к тебе привык, — сказал Саша то, что и так все хорошо знали.

— Ладно, пойду я всё — таки обратно в номер, — сказал Дима, увидев, как смотрели друг на друга Саша и Цезарь. — Может смогу уснуть после всех этих…

Не договорив и махнув рукой, Малышкин покинул крышу, как, впрочем, сделали и все охранники, не расходившиеся в целях безопасности своего шефа. Они считали, Кабано совершил убийство и видели в нём угрозу, но идти против приказа не могли, поэтому сделали то, что им сказали, оставив тех двоих наедине.

— Цезарь, — попытался начать разговор Саша, когда молчание затянулось, — я…

Он знал, что виновен в смерти Давида, пусть и не делал этого лично, пытался найти нужные слова, но в данном случае, это казалось почти невозможным. Что бы он ни сказал, это не вернёт человека к жизни.

— Не надо, — не хотел слышать оправданий Кабано.

— Нужно, — настоял Саша. — Ты выговорился, позволь и мне сделать так же, иначе это будет угнетать меня всю оставшуюся жизнь. Хотя, что я себя обманываю, — подумал он, — что бы я сейчас ни сказал, не поможет ни тебе, ни мне.

— Верно, — вздохнул Кабано.

— Но ты должен знать хотя бы то, что… Михаил Аргадиян заплатит за это и это не пустые обещания, потому как мой человек ищет его и, как только это произойдёт, его не будет ожидать полиция и суд. Я не дам ему возможность оказаться на свободе, поэтому…, — Саша сделал паузу, до сих пор не полностью веря в то, что подобное говорит, — как только его схватят, я позволю сделать выстрел. Очень надеюсь, он принесёт удовлетворение и, пусть, реальные эмоции будут отличаться от ожидаемых, это необходимо для новой жизни, которую обязательно начнёшь.

— Ты сделаешь это для меня? — сильно удивился парень.

— Да, — всё увереннее говорил Саша. — Михаил Аргадиян должен умереть, и я сделаю ради этого всё, что в моих силах. Не только он, но и все его «последователи» будут уничтожены.

— Не представлял, что ты способен пойти на это…

— Я никогда не смогу изменить уже случившееся, — со слезами на глазах говорил Саша, — мне не вернуть к жизни Давида… Но он должен стать последним в списке погибших. И, если потребуется, я сам сведу курок на каждом, кто был причастен к убийству.

— Я буду рад выстрелить, — без лишних раздумий согласился Кабано. — Но не обещаю, что он не будет страдать.

— Я на это надеюсь! — желал этого юноша. — В качестве расплаты, сделай то, что посчитаешь нужным, я не стану мешать, но будь осторожен, ведь месть может привести к тому, что ты будешь поглощён ею и захочешь больше и больше. Она, словно наркотик. Затянет, а ты этого не заметишь.

— Я буду осторожен, — пообещал он.

— Я сообщу, когда появятся результаты, — сказал Саша. — Главное, не говори о нашем разговоре. Не хочу, чтобы Дима или кто-нибудь ещё об этом узнали.

— Конечно!

Устало поглядев на уходившего Кабано, Саша подошёл к краю крыши, опустив глаза вниз. В голове мелькала мысль о неминуемой смерти в случае, если бы охранники не успели расстелить пожарные брезенты или же что-то ещё пошло не по плану. В момент падения юноша не успел подумать об этом, не знал, ждёт ли внизу «подушка», либо же это последний раз, когда жизнь подкинула возможность исправить сделанные ошибки, из-за которых пострадали люди. Саша просто делал всё от себя зависевшее, не допуская необдуманного поступка человека, оказавшегося в ситуации, которую не пожелаешь никому. Он рад, что смог помочь, но не думать о нежелании продолжать в том же духе не мог, так как опасности вовсе не привлекали. Саша хотел жить, любил новую жизнь и без сомнения не стремился завершить её тогда, когда всё самое интересное только начиналось и, не смотря на острые ощущения, которых часто не хватало, подобного повторять вовсе не хотелось. В момент недолгого падения все прожитые годы промелькнули перед глазами. Он и думать не мог, что это возможно, пока не испытал на себе. Приземлившись и открыв глаза, Саша испытал настоящее облегчение и возможно, рождение ещё одной новой жизни, которую не собирался терять, приберегая её для себя.

Открыв с рассветом глаза, Дима тут же захотел поцеловать любимую, встречая вместе с её улыбкой начало нового дня, но через мгновение понял, другая половина пастели пуста и холодна. Даша вовсе не ночевала в номере. Возможно, донельзя светлый сон затмил реальность, куда загнал себя Малышкин. Вернувшись ночью с крыши, он надеялся, Даша уже в номере, дожидается его вместе с тигрёнком, не отходившим от неё ни на шаг, но желаниям не суждено сбыться и, поняв, что она не вернётся, спортсмен уснул в одиночестве.

Нехотя встав с кровати и приведя себя в порядок, он отправился вниз, думая, что Даша обязательно появится на завтраке или, хотя бы, на тренировке детей, которых не пропускала. Там он смог бы с ней поговорить, чего не получилось сделать с момента возвращения в отель. Всю дорогу до ресторана, Дима искал нужные слова извинения. Он не мог потерять возлюбленную снова, потому надеялся сказать, что угодно, лишь бы она простила. Малышкин и так знал, что перегнул палку, чего делать совсем не хотел. Ревность затмила рассудок, и он надеялся, больше подобного не повторится, иначе навсегда потеряет шанс на прощение, ожидаемого так сильно.

За столом уже сидели спортсмены. Не слишком притрагиваясь к еде, они что-то увлечённо обсуждали между собой, а среди них и Даша, сидевшая между Олей и Светой. Присоединившись к ним, Дима «приземлился» напротив любимой, поменявшись местами с Эивиндром, согласившимся без лишних слов. Несколько минут он молча смотрел на неё, чему Даша всякий раз противилась, отворачиваясь, делая вид, что не замечала.

— Так, что вы интересного обсуждаете? — поинтересовался Дима, включившись в беседу.

— Не волнуйся. Не тебя, — заверил Лазар, как всегда сидевший с Арманом рядом. — Есть более интересные темы для разговора, нежели твоё отсутствие непонятно где почти два дня.

— Спасибо за уточнение, — состроил гримасу Дима. — Так, о чём всё — таки дискуссия?

— Слышал что-нибудь о случившемся этой ночью? — тихим голосом спросила Жустин, оглядываясь, чтобы никто из гостей ресторана не услышал.

— Нет, — солгал он. — Что-то серьёзное произошло?

— Говорят, на крыше нашего отеля был самоубийца, — подхватила Оля. — И он спрыгнул.

— А вам бы глупым слухам верить, — усмехнулся Малышкин. — Саша бы сказал. Зачем такое скрывать?

— Ну, кто-то говорил, что самоубийца был не просто гостем комплекса…

— А кем же? — не выдержал шпионского шёпота Эивиндр. — Инопланетянин? Или же Ронстадлен вдруг вернулся и решил спрыгнуть от горя расставания с женой и невозможности быть с Обручевой?

Ларсен засмеялся со сказанного, вот только юмора его никто не понял, даже Торджер, покрутивший пальцем у виска. Даша опустила глаза, побелев ещё сильнее, а Дима сдержал себя, лишь зло, покосившись на соседа.

— Смех смехом, но что-то ночью произошло, а Саша не говорит, — добавил Арман. — Вчера я видел его в коридоре, часа в три ночи. Выглядел он…

— А что ты делал там так поздно? — прищурилась Жустин. — Уходил от фанатки или наоборот?

— Мы соревновались! — объяснил Лазар.

— С кем? С фанаткой в пастели? — вставил Торджер, тут же получив одобрение от Эивиндра.

— С Лазаром. И я выиграл! — гордо заявил Арман.

— Случайно, — фыркнул тот.

— Ну да, успокаивай себя, братец. Может, спать спокойнее будешь…

— Хватит хвастаться, — перебила Эмма, — лучше до расскажи!

— Так вот, Саша был не похож на себя, — продолжил он. — Взволнованный, я бы сказал, нервный. Куда-то торопился.

— А каким он должен, по — твоему, быть ночью? — заступился Дима.

— Вспомни себя после своих ночных похождений, — добавил Лазар. — На тебя смотреть страшно. Может, Саша девушку здесь нашёл, а ты его задерживал. Вот он и торопился, нервничал, боялся опоздать. Ты-то видел себя, как сам торопишься на свидание?

— Именно, — согласился Малышкин.

— Возможно, — подумал Арман. — Но всё же, спросим его, когда придёт.

— Только не донимай его своими глупыми вопросами, — попросила Жустин. — Прости меня, конечно, но ты бываешь невыносим.

— Может, ты спутала меня с Гьёром? — удивился француз.

— Не приставай к моему Торджеру, — тут же подала голос Оля, заулыбавшаяся рыжему норвежцу, хотя ещё совсем недавно не переносила его. — Он у нас лучший. Правда?

— Да! — согласился он.

— Прости, прости. Как я мог плохо отозваться о короле! — с издёвкой проговорил Арман несколько возвышенным и пафосным тоном. — Этого больше не повторится.

— То та же! — одобрительно посмотрела Оля, не забыв улыбнуться норвежцу, получив тот же томный взгляд в ответ.

— Что-то Саши нет, — посмотрел на часы Дима.

— Да, он не опаздывает, если это касается вкусного приёма пищи, — сказал Антон.

— Человек просто спит, — предположила Эмма. — Он же лёг…

— Я так же лёг, — снова вставил Арман.

— Опять ты о своём! — высказалась Айла, поддержав сказанное ранее Мари. — Знаем мы, какой ты хороший спортсмен. Не хвастайся, а то нос вырастет, как у Пиноккио.

— У него он рос от вранья, — напомнила Света.

— Арману одно другому не мешает, — широко улыбнулась Жустин, переглянувшись с девушками.

— Я не понимаю, чего вы на меня набросились?

— А что, только я могу быть мальчиком для усмешек? — спросил Торджер.

— А, разве нет? — не видел причин для чего-то другого младший из братьев.

— Я бы попросила, — вновь встала на защиту Оля, подмигивая Гьёру.

Тёплая дружеская обстановка за столом продолжилась и гости ресторана с любопытством наблюдали за происходившим весельем, особенно те, чьи столики стояли в непосредственной близости от спортсменов, чьи разговоры и бурный смех заставляли улыбаться, но несмотря на это, Дима и Даша продолжили сидеть с тоскливыми лицами. Всё чаще и чаще девушка встречалась взглядом с Малышкиным. Её не отпускала мысль об отсутствии желания игнорировать, как хотелось сделать это сразу. Обида на него за сказанные слова не ушла, но в то же время, от того самого чувства, что она испытывала вот уже пару лет нельзя так просто отказаться или вовсе избавиться от него, напрочь забыв. Даша хотела помириться, но делать первый шаг категорически отказалась, иначе, ей бы пришлось делать это постоянно и дальше. Поэтому, она смиренно ждала, когда Дима сделает то, что должен.

— Даша, — вдруг обратился он к ней, после чего, девушка едва ли не расцвела, не показывая этого.

— Что? — пресно спросила она.

— Нужно…

Не успел он договорить, как из холла отеля послышался громкий крик, всполошивший посетителей ресторана.

— Я одна это слышала? — повернулась в сторону исходившего звука Тира.

— Не одна, — насторожилась Даша. — Что это было? — спросила она у остальных.

— Наверное…

Крик быстро повторился с разницей лишь в том, что он доносился от другого человека, но из того же места — холла.

— Так, мне это не нравится! — встал с места Дима. — Пойду, посмотрю, что там случилось…

Не успел он договорить, как последовало несколько выстрелов, заставивших посетителей ресторана упасть на пол, спрятавшись за всем, чем только можно.

— Кто-то стрелял? — озвучила случившееся Айла.

— Но кто? — не понимал Эивиндр, выглядывая из-за стульев и прикрывая собой Тиру. — Что тут вообще происходит?

Из другого конца ресторана выбежало несколько охранников. Двое из них направилось в холл, остальные же помогали гостям оперативно покинуть опасное для жизни место.

— Скажите, что там случилось? — задал вопрос Дима подошедшему охраннику.

— Я не знаю. Моя задача — вывести посетителей в безопасное место, — отвечал он, не говоря ни слова о причине выстрелов.

— Мы имеем права знать. Я друг владельца комплекса! — продолжал Дима. — Где он? С ним всё в порядке?

— Вам нужно уходить. Немедленно! — торопился мужчина.

— Я никуда не пойду, пока не узнаю! — настаивал Малышкин.

— Хорошо, я скажу, — согласился охранник, — но вы должны пообещать, что никто не узнает.

— Никто не узнает! — пообещала Даша, переглянувшись с остальными.

— Несколько минут назад, двое посетителей, не вернувшихся ночью в номер отеля, принесли с собой взрывчатку, похожую на пояс смертника.

Новость тут же напугала всех без исключения.

— Они террористы? — онемела Эмма.

— Нет, — продолжал охранник. — Они принесли с собой видеозапись, предназначенную для Александра Лардонова.

— Это он! — сразу понял Дима. — Это Аргадиян. Он хочет уничтожить всё, что дорого Саше.

— Нужно немедленно уходить! — сказал Арман.

— А как же остальные? Как же Саша? — не соглашался Дима.

— Ребята, мы спортсмены! Мы не полиция, не команда разминирования…

— Нужно что-то придумать! — не переставал Малышкин.

— Дима, мне неприятно об этом говорить, но тут мы ничего сделать не можем. Арман прав. Мы бессильны здесь, — безрадостно от собственных слов прошептал Антон.

— Я должен вывести вас, а после, делайте всё, что угодно, — заявил охранник, и больше не спрашивая ничьего мнения, повёл за собой спортсменов.

За несколько минут, что понадобилось для выхода из ресторана и здания отеля не прогремело ни единого выстрела. Гости стояли на безопасном из-за возможного взрыва расстоянии и наблюдали за происходившим. Охрана окружила здание, ожидая приезда правоохранительных органов из Бордо. Внутрь никто не входил и не выходил, опасаясь, что взрыв мог произойти в любую минуту, поэтому большая часть постояльцев осталась внутри, даже не представляя, что происходит.

— Саша не отвечает! — твердил Дима, без перерыва набиравший номер друга.

— Попробуй ещё! Он должен ответить, — говорила Даша.

— Как такое вообще могло произойти? — не понимал Антон. — Тут же столько детей, обычных людей…

— Аргадияну всегда на это было наплевать, — всё ещё набирал номер спортсмен. — Он пойдёт на всё, чтобы добиться своего и поэтому мы все в опасности, пока этот ублюдок жив.

— Скорее бы его поймали! — надеялась Даша, взяв Диму за руку. — Он не даст нам жить спокойно.

— Я никому не дам тебя в обиду, — прошептал Малышкин. — Я люблю тебя. Прости ревнивого дурака. Я такой, потому что безумно боюсь потерять самое дорогое, что у меня только есть.

— Я прощаю тебя, и я тоже тебя…

Мощный взрыв погремел на всю округу. Эпицентром стал первый этаж. Там, где, по словам охранника, находилось два человека с поясами смертников. Опоры здания не выдержали и рассыпались, подмяв под себя все девять этажей с постояльцами, большую часть из которых не вывели. Охрана боялась войти внутрь, да и никто не знал, что будет, если начать централизованную эвакуацию. Бомбу могли взорвать в любую минуту, поэтому пришлось дожидаться специалистов, но стало, слишком поздно, когда самое страшное всё — таки произошло.

Облако пыли накрыло людей, стоявших поодаль. Гул в ушах не прекращался, а осознание произошедшего пришло лишь тогда, когда здание отеля, стоявшего несколько минут назад перед глазами, исчезло, открыв страшную истину, в которую долго никто не верил. Многие считали, всё будет хорошо и с приездом группы минёров удастся спасти всех, но груда искорёженного металла и рассыпавшегося бетона несли с собой иную истину, ставшую единственной реальностью, в которую пришлось поверить всем.

— Саша! — закричал Дима, глядя на страшную картину, от которой дрожь во всём теле перемешалась с ужасом случившегося.

— Он всё — таки это сделал, — сквозь кашель прошептал Антон. — Аргадиян убил их всех.

Некоторое время назад…

Саша не находила себе места. Вернувшись из аквапарка, где Сэм, Агата и их маленькая дочка провели много времени, девушка не знала, что и думать. Телефоны не отвечали, включая голосовую почту, на которую отправила с десяток сообщений. Сидя в номере, она попыталась понять, куда брат мог исчезнуть. Мысли о том, что не следует раздувать из мухи слона, посетили, но здравый смысл не остался в голове надолго, когда дело коснулось семьи и её прошлого, из которого могло что-либо вырваться и тогда, раздумья о чём-то плохом возникли сами собой. Любая попытка забрать у неё брата могла стоить жизни любому, кто на такое пойдёт. С подобным настроением Саша легла спать, держа в руке телефон, заветного ответа из которого так и не последовало.

Проснувшись от недолгого звонка, девушка не успела ответить. Номер не определился. Набрав его, в ответ она услышала о недоступности абонента и так несколько раз. Встав с дивана, Саша осмотрелась. Она уснула в номере брата в надежде встретить их утром и отчитать за отсутствие ответа на её звонки, но никого не было, что сильнее насторожило. Раз пять, набрав номер Сэма и Агаты, Саша бросила телефон в стену и обратилась к службе отеля, сообщив им об исчезновении. Те пообещали разобраться, и ей осталось только ждать.

Через час девушка вновь позвонила на первый этаж, но, сколько бы она не набирала, ответа не последовало. Покинув номер и войдя в лифт, нажав на нужную кнопку, она надеялась разобраться с персоналом лично за отсутствие на рабочем месте, но, не успев добраться, раздался громкий женский крик. Вскоре он повторился и последовал выстрел. Саша остановила лифт, прислушиваясь ко всему, что происходило внизу, остановившись между вторым и третьим этажом.

Недолгие людские разговоры прекратились, и наступило молчание. Саша не знала, что делать, пока, к своему ужасу, не услышала голос Сэма и Агаты. Не раздумывая, она спустилась вниз. Как только двери открылись, один из охранников, дежуривший у стола регистрации, наставил на неё пистолет.

— Я постоялица! — объяснила она, увидев за мужчиной брата и его жену с взрывчаткой на поясе. И Сэм и Агата были измученными, с глубокими кровоточащими ранами на лице и руках с трудом стоя на ногах. Над ними издевались, и это сильно бросалось в глаза.

— Немедленно покиньте здание! — приказал охранник.

— Это моя семья! — не переставая глядеть на них, испуганно выкрикнула девушка. — Я никуда не пойду.

— Это не вам решать, — заявил мужчина. — Вы можете погибнуть!

— Они не террористы! — уверяла девушка. — Посмотрите на них!

— Мы знаем. Но это не меняет того факта, что человек, придумавший это, следит за нами. Бомбы взорвутся в любой момент, поэтому вам нужно уходить.

— Нет, — уверенно сказала она и, оттолкнув мужчину, бросилась к семье. — Сэм!

— Сестрёнка, — дрожащим голосом сказал парень. — Уходи отсюда. Прошу!

— Я не оставлю вас.

— Он всё равно взорвёт бомбу.

— Почему ты в этом уверен?

Агата плакала, вспоминая, что человек, сделавший это, забрал их дочь и угрожал убить её, если они не придут в отель.

— Он ненавидит владельца этого комплекса, — объяснял Сэм, дрожа от страха. — Запись, которую нам дали, предназначается для него. И, как только мы её передадим…

— Нет! — не выдержала Саша. — Я не могу снова тебя потерять. Это не может произойти вот так вот. Это же моя новая жизнь!

— Позаботься о нашей дочке! — попросила Агата, едва говоря, не веря, что она её больше никогда не увидит.

— Вы не умрёте, слышите? Не передавайте кассету, пока не приедут спасатели. Они разминируют бомбу, и вы будете спасены! — верила в это Саша.

— Если мы не сделаем это в течение пятнадцати минут…

— Господи, нет!

— Он слышит и видит нас, — добавила Агата.

— Сашенька, я люблю тебя. Эти дни, проведённые с тобой, были лучшими, потому что ты снова стала частью семьи, о чём я мечтал после того, как не стало отца, а потом и мамы.

— Кто ты? Зачем ты это делаешь? — кричала Саша, обращаясь к тому, кто хочет взорвать их. — Не трогай их. Слышишь? Не смей их трогать! Иначе я уничтожу тебя и всех, кого ты знаешь.

— Сестрёнка, уходи. Умоляю.

— Не могу, — не переставая, повторяла девушка.

По лестнице спустился Саша. Увидев эту картину, он не сразу нашёл в себе силы подойти.

— Девушка, вам нужно отойти, — попросил он, как только подошёл к ним.

— Вы знаете того, кто это делает? — спросила она, хорошо зная юношу.

— Да. Мне очень жаль, но я обещаю…

— Знаю, — она повернулась к семье, — я люблю вас. Сэм, Агата, я люблю вас, ваша дочка вырастит красивой и сильной, как и её родители. Я обещаю.

— Прощай, сестрёнка! — прошептал Сэм, приобняв её.

— Прощайте! — сказав это, она ушла с каменным выражением лица, которое с трудом могла сохранять, испытывая то, что не могла описать словами.

Тем временем, Саша, не взяв запись, подошёл к охраннику, обратившись к нему так, чтобы Аргадиян ничего не слышал.

— Всех вывели?

— Нет, — ответил мужчина.

— Как? — не поверил словам Лардонов.

— Потому что он пообещал взорвать бомбу, если заметит это.

— А что с Димой? Что с остальными спортсменами?

— Они выведены через чёрный ход. С ними всё хорошо.

Получив, хотя бы небольшое облегчение, Саша отошёл за угол и набрал номер своего человека.

— Ты нашёл его? — сразу задал вопрос он.

— Мне нужно время, — послышалось на том конце провода.

— У тебя пять минут, чтобы найти его и убить, — твёрдо заявил Саша.

— Я не смогу! Этого слишком мало.

— Если ты этого не сделаешь…, — Саша умолк, понимая, что нервами здесь проблему не решить. — Сделай это, как можно быстрее и позвони мне, но не убивай.

Положив трубку, Саша подошёл к заминированным людям и взял протянутую запись, но, глядя на то, как семейная пара переглянулась между собой и взялась за руки, понимая, что после этого, останутся считанные минуты, прежде чем жизнь оборвётся, не смог просто так уйти.

— Михаил, позвольте эвакуировать людей отеля и тех, на кого повесили взрывчатку, — обратился он в микрофон, прикреплённый к груди Сэма. — Вы ненавидите меня, я знаю, но эти люди не имеют отношения к нашей с вами войне. Прошу, позвольте им уйти. Я буду здесь, и вам останется сделать со мной то, что хотели. Просто не трогайте других!

— Самое страшное, когда вместо тебя, по твоей вине гибнут другие, — раздался голос из микрофона. — Ты просишь спасти людей, делаешь вид, что они дороги тебе, жалеешь, не хочешь их смерти на своей совести, но спасаешь первым делом друзей биатлонистов, выводя их через ход, о котором считал, что я не узнаю, потому что все остальные не имеют значения. Вот и эти несчастные люди погибнут, и ты будешь знать, что из-за тебя. К тому же, многие из постояльцев этого отеля умрут во сне, не мучаясь. Есть чему радоваться. Они просто не проснутся.

— Чему радоваться? — не понимал Саша. — Бесполезным убийствам?

— Ты виновен в смерти моих дочерей, — вновь напомнил Михаил. — Я всего лишь отплачу тем же, но сначала, уничтожу всё, к чему ты стремился.

— Неужели ты таким способом вернёшь детей? Неужели станешь счастливее, когда месть завершится моей смертью и уничтожением всего, что мне дорого?

— Поживём, увидим, а пока, игра продолжается. Кстати, твои люди хорошо сработали и сделали то, что от них требовалось, иначе, взрыв прогремел бы задолго до того, как ты предпринял бы попытку заговорить мне зубы и спасти людей, и я бы потерял шанс послушать твои мольбы.

— Что на этой записи? — боялся смотреть в глаза Сэму и Агате Саша, отводя взгляд в любое другое место, лишь бы не на них.

— Там фильм, похожий на тот, что ты видел о Давиде. Ты ведь его смотрел, не правда ли?

— Больной ублюдок, — не выдержал Лардонов.

— Я бы взорвал тебя прямо сейчас, но боюсь, не получу от этого удовольствия и поэтому, у тебя есть выбор. Так как двери закрыты твоей охраной во избежание выхода кого-то из постояльцев, я дам тебе десять секунд, чтобы покинуть место взрыва и найти относительно безопасное убежище. Только убегая, не забудь посмотреть смертникам в глаза, чтобы показать им, насколько они бесполезны или же останься с ними и прими смерть. Только не думай, что из-за твоего трупа я прекращу преследовать всех твоих близких. Решай сам, время пошло.

Саша не мог остаться. Жестом, он приказал охранникам убегать, как можно дальше и сам последовал за ними.

— Агата, я люблю тебя! — продолжал держать её за руку Сэм.

— И я тебя! — до смерти боялась она, обняв мужа в последние секунды жизни…

Две недели спустя

Держа в руке раскрытый розовый конверт, Саша шёл по опустевшему комплексу. Слегка прихрамывая, он приблизился к руинам отеля, где собрались люди, желавшие попрощаться с погибшими. Увидев их перед собой, Лардонов ненадолго остановился, раздумывая, но вскоре, развернулся и пошёл обратно, туда, откуда только что вышел, сжав конверт. Дойдя до двери с обратной стороны казино, он открыл её и оказался внутри. Пройдя пару метров, он вошёл в лифт и спустился в подвал, а затем, открыл своим ключом помещение, куда никто, кроме него не имел доступа и встал рядом с человеком, привязанным к стулу.

— На этот раз у тебя найдутся силы, чтобы убить меня? — посмеялся над ним Аргадиян. — Я тут целую неделю сижу. Убей или отпусти, и мы продолжим игру заново. Родных и близких у тебя осталось ещё много.

— Знаешь, что это у меня в руках? — спросил Саша, показав конверт.

— Розовая бумажка. Мне как раз нужно подтереться. Принеси ещё парочку.

— Не угадал! — быстро сказал Лардонов, ходя вокруг него, нарезая круги. — Это письмо мне прислал человек, некогда мой враг, пытавшийся убить.

— Так, значит, я такой не один. Ты популярен! — не унимался Аргадиян.

— По — видимому, в этом отеле погиб кто-то из её близких, потому как она давно никого не убивала.

— Неужели она убила твою мамочку?

— Вовсе нет, — слегка улыбнулся Саша, нисколько не обратив внимания на попытки вывести его из себя. — Иногда, даже такой человек, как она, может измениться, пойти по другому пути. Она это делала, пока не появился ты. Она сорвалась, поклялась убить тебя, но, к сожалению, из-за того, что мой человек нашёл тебя первым, ей пришлось действовать по другому пути, и он нашёлся.

— Какой же?

— Думаю, он не понравится тебе. Узнав об этом, я тут же пришёл к тебе, потому что подумал — это хуже смерти и, раз уж я не смог… В общем, взгляни на содержимое.

Саша показал бумаги и как только тот их посмотрел, его лицо резко переменилось.

— Они живы? Мои девочки живы и здоровы?

— Когда Светлана Викторовна узнала о вас всю правду, она не была столь напугана, но поджог вашего дома в ту ночь сделал своё дело. Ваши дочери не погибли при пожаре. Ваша умершая супруга инсценировала его, опасаясь, что ненависть людей к вам за убийства может навредить детям. Так она защищала их от вашего влияния, а сама играла роль убитой горем матери, но время от времени навещала их, одновременно с этим занимаясь вашими поисками с правоохранительными органами. И всё было бы хорошо, если бы вы не объявились со своей местью. Убив жену, вы потеряли шанс узнать правду.

— Где они? Я хочу видеть дочерей! — закричал Аргадиян. — Привези их!

— А теперь, я приступлю к самой интересной части беседы, — говорил он, показывая фотографии, на которые не мог спокойно смотреть, игнорируя просьбу убийцы. — Фанатка нашла их и сделала то, что обещала. Отомстила за смерть кого-то близкого. К сожалению, она это может, — вспомнил отравление мышьяком Саша, причиной чему послужила странная ревность к кумиру.

Увидев изображенную картину, у Михаила округлились от горя глаза. Фанатка разделалась над двумя девочками, сделав это почти так же изощрённо, как это мог сделать настоящий психопат, сидевший перед Сашей.

— Мои девочки, мои малышки! — твердил он, глядя на кровавый ужас, которым сам же и занимался.

— Увы, но я не радуюсь тому, что она сделала. Дети не должны отвечать за грехи родителей, а им пришлось и это действительно печально, — искренне говорил юноша, лишний раз, не заглядывая на фотографии, содержимое которых не позволяло сосредоточиться, — но ты делал вещи не лучше.

— Отпусти меня, и я убью её! — закричал, что есть силы Михаил, вырываясь и дёргаясь на стуле. — Ты должен понять, всё это было только из-за того, что я считал их мёртвыми по твоей вине. Но ты доказал…

— Это даже слушать невыносимо, — не переставал думать о взрыве Саша, увидев перед глазами влюблённую пару, прощавшуюся с жизнью, которую ему пришлось бросить ради сохранения собственной.

— Да брось, кем приходились тебе те, из-за кого ты так переживаешь? Никем. Какая разница, что с ними стало? Или тебя беспокоят вложенные в это место деньги? Так вскоре всё забудется и…

— Они были людьми, — тихо подметил Саша, глядя в одну точку, вовсе не переживая из-за закрытия комплекса на время расследования.

— Ты же знаешь, если я выберусь, прикончу тебя и глазом не моргну! Отпусти меня, сейчас же!

— Не могу, — с лёгкостью сказал он. — Несмотря на то, что я не хотел смертей, мне нравится глядеть, как ты страдаешь, ублюдок. По твоей вине погибло больше сорока человек, множество осталось инвалидами. И, если бы Кабано был жив, он бы сделал это именно сейчас, когда увидел твою боль, которую ты причинил и ему и мне, — говорил Саша, достав с полки пистолет, — я пытался ему помочь, делал всё, чтобы он смог смириться с потерями. И, когда мне это почти удалось, ты, мразь, заставил смотреть, как он умирает, раздавленный руинами отеля. Ещё один близкий человек, мой друг ушёл. Подобное нельзя оставлять безнаказанными теперь, похоже, я готов выполнить его последнюю просьбу. Наверное, именно этого момента я ждал столько времени: эмоции, испытываемые мной сейчас, помогут выполнить задуманное. Вот увидишь, на этот раз я сделаю это и совесть, страх, либо осознание того, что стану убийцей, не изменят решения, принятого уже давно.

Саша зарядил оружие и направил его к голове Аргадияна, почувствовав, как задрожала рука, и заколотилось сердце.

В первый раз, когда он попытался выстрелить, сразу после того, как убийцу поймали и привели сюда, юноша мечтал это сделать, как можно скорее, но перед лицом ненавистного человека, его глазами, направленными прямо на него, пальцы онемели. Саша ненавидел себя за слабость, потому как нет никого другого в его жизни, кто бы заслуживал смерти так же сильно, как этот человек, но даже это не заставило свести курок. Чего нельзя сказать сегодня, к чему, казалось бы, молодой человек морально подготовился.

— Мы всё ещё можем договориться, — после недолгой паузы заговорил Аргадиян, почувствовав угрозу, — я ведь знаю тебя.

— Неужели, — слегка удивился Саша, ненадолго опустив пистолет, решив послушать.

— Мы похожи. Может, ты сам этого ещё не понял, но это так.

— Это, в каком таком смысле?

— Тебе ведь всегда хотелось убивать, не правда ли?

— Чего? — разозлился Саша, вновь пригрозив пистолетом. — Я не такой как ты и никогда им не стану. Ты просто больной убийца.

— Не обманывай себя. Разве ты никогда не хотел поквитаться со всеми обидчиками? Если не своими, так своих близких? Глядя на тебя, мне с трудом верится, что человек, так болезненно относящийся к друзьям: их благополучию и безопасности, не думал никогда об этом. Защита любой ценой, а если не ради этого, так хотя бы ради забавы. Можно хотеть этого, но бояться до глубины души последствий. Я могу научить тебя, как избегать угрызений совести, как решать свои проблемы не словами и деньгами, а действиями, после которых, враги уже ничего не смогут сделать, потому, как будут гнить в земле. Поверь, не так уж сложно защитить твоего Диму, Антона или Дашу убийством той же фанатки или кого-нибудь из этого числа. Угроза будет существовать всегда, пока ты однажды не применишь силу и не заставишь врага бояться.

— Подобное я слышу впервые, — подумал над его словами Саша.

— Позволь мне стать твоим проводником в мой мир и уверяю, никто больше не пострадает. Все любимые и близкие будут в безопасности. Главное захотеть.

Без всяких преувеличений в голове Саши всегда зрели идеи о собственноручном суде. Конечно же, это касалось лишь тех, кто причинял вред ему и его близким, но, чтобы воплотить это в жизнь не хватало уверенности. Страх всегда одолевал, не позволяя перейти черту. Иногда казалось, они с фанаткой не такие уж и разные. Она шла на всё, ради достижения цели и Саша делал то же самое, только использовал другие методы, но сейчас, поглядев на собственную протянутую руку с пистолетом в ладони, он посчитал, что близок к тому, о чём ему сказал Михаил.

— Знаешь, я нечасто наставлял оружие на человека, — заговорил он, готовясь выстрелить, — на самом деле, это было однажды. Тем человеком был Кабано, но он не был врагом и, как бы тяжело ни было, не пересёк черту и никого не убил. Но ты же, считая себя мученикам, верил, что должен наказать всех, кто, по — твоему, провинился. И ты заслуживаешь наказания. Не только из-за того, что пытался превратить мою жизнь в ад, но и потому, что погубил большое количество детей и их родителей. Это будет правильно. Даже, если ты и оказался прав на мой счёт, это не значит, что мы хоть чуточку похожи. Если я и начну убивать, то буду делать это не ради удовольствия, а ради благополучия близких и людей, которые их окружают.

Саша зарядил пистолет и набрал в лёгкие воздуха, вспомнив обещание, данное Кабано.

— Тебе не выстрелить, потому что…

Юноша свёл курок и прогремел выстрел. На лицо попала кровь убийцы и, ощутив это, пистолет выпал из руки, а сам Лардонов, увидев содеянное, бросился к умывальнику, пытаясь, как можно быстрее смыть с себя совершённый грех. Он едва сдерживался, чтобы не закричать. Напряжение так усилилось, что показалось, Саша сейчас взорвётся, но в то же время, частица облегчения не отпускала, сглаживая убийство, к которому он готовился, но в итоге, оказался совершенно неприспособленным к последствиям, ударившими уже в первые секунды.

Успокоившись, приведя себя в порядок, заставив руки почти не трястись, он подошёл к телу Аргадияна, пытаясь осознать случившееся. Сердце всё ещё бешено колотилось, обрушился безумный, неконтролируемый страх, но никакого раскаяния в совершённом преступлении. Пришёл покой, облегчение и некая удовлетворённость. Он смог отомстить, выполнив обещание и избавив мир от психопата.

Простояв в одном и том же положении ещё какое-то время, Саша заметил, как испуг исчез. Нервы пришли в норму, когда тело прекратило дрожать, а рука, державшая пистолет, расслабилась. Он сделал вдох и выдох и так несколько раз, после чего взглянул на себя в зеркало. Отражение нисколько не показало произошедшего в данном месте. Всё выглядело естественно и обыденно, будто всё прошло как обычно. Саша выглядел прежним, даже более уверенным, чем раньше. Посмотрев на часы и обратив внимание на собственное опоздание, он тщательно закрыл все двери и вышел наружу, направившись к продолжавшейся церемонии памяти, в которой принимал участие и Дима.

— Ты в порядке? — спросил тот, глядя на имена погибших, написанных на мемориальной плите.

— Буду в порядке, — заметил имя Кабано он. — Теперь, всё будет хорошо. По — другому и быть не может.

— Ты придёшь в себя, — уверял друг. — Я, Даша, Антон и другие всегда будем рядом. Обещаю.

— Знаю, поэтому и не волнуюсь.

Дима приобнял друга, продолжив глядеть на памятный мемориал, посвящённый погибшим.

«Порой, чтобы вернуть в жизнь свет, надо раствориться во тьме, став её частью. Дабы обернуться адом для тех, кто его создал.»