21 февраля 2014 года. Больница. Сочи

Раздался громкий сигнал на пост дежурной медсестры. Приборы в палате Саши зафиксировали остановку сердца, на что тут же активизировался персонал больницы. После нескольких попыток восстановить сердечный ритм пациента непрямым массажем сердца, врач принял решение отвести его в реанимацию, используя любую возможность вернуть обратно к жизни, но ничего не вышло. Александр Лардонов так и не отозвался на попытки врачей спасти его и умер, совсем немного не дожив до важного для себя дня.

Наталья Борисовна узнала об этом через десять минут после объявления времени смерти. Она спала прямо в больнице, прилегла ненадолго отдохнуть. Увидев вошедшую медсестру в комнату отдыха, она по её лицу всё поняла. То, чего многие так долго опасались — случилось. Пускай близкие Саши готовились к подобному, пытаясь привыкнуть к мысли, что вскоре его не станет, на деле оказалось это, куда больнее. Оставшись в комнате одна, женщина не сильно торопилась подняться с постели. Приняв сидячее положение, она наклонила голову вниз, приводя мысли в порядок, пытаясь осознать, что всё закончилось. Месяцы, потраченные на помощь юноше — завершились, и теперь следовало пережить непростые последствия, даже для неё: человека, кто не сразу смог проникнуться симпатией к довольно странному пареньку, ставшего лучшим другом сына и его ангелом — хранителем.

Вспомнив о Диме, она некоторое время мучилась, не зная, следовало ли говорить ему о смерти Саши именно сейчас, когда накануне должен состояться последний, решающий старт Олимпиады, от которого зависело слишком многое. Но вскоре поняла: она не могла подобное держать в секрете, зная, как много значил для Димы его друг и лучше, если сын узнает сразу, нежели продолжит мучиться и бояться этого, как уже произошло с начала первенства. Но, несмотря на это, есть человек, который должен узнать о кончине первым. Не теряя времени, Наталья Борисовна набрала необходимый номер, стараясь подобрать подходящие слова, в то же время, понимая — их просто нет.

— Алло! — услышала она сонный голос на том конце провода, забыв о том, что сейчас почти полночь.

— Ольга Ивановна! — отрывисто начала женщина, не зная, как сообщить новость.

— Это вы, — тревожно протянула мама Саши, почувствовав неладное.

— Саша…

На том конце Наталья Борисовна услышала тихое всхлипывание и недолгое молчание, продлившееся несколько секунд, быстро переросшее в громкий плачь. Слышать это оказалось так тяжело, что она захотела положить трубку, но пересилила себя, постаравшись оказать минимальную поддержку в подобной ситуации.

— Как это произошло? — сквозь слёзы спросила Ольга Ивановна, не в силах прекратить. — Он мучился или всё случилось быстро?

— Саша умер во сне. Ваш сын ничего не почувствовал, — сообщила она то, что возможно, хотел услышать любой человек, пытаясь облегчить собственную боль. — Примите мои соболезнования, — тут же добавила женщина.

— Сынок! — шептала она. — Сашенька…

— Вы же знаете, он любил вас, — напомнила Наталья Борисовна, вспомнив, как долго мог Саша рассказывать о матери.

— Знаю, — попыталась успокоиться Ольга Ивановна. — Я успела с ним поговорить, попрощаться…

— Мы все смогли это сделать, — говорила мама Димы, прокручивая в голове то, что юноша успел попрощаться со всеми близкими за несколько часов до смерти, словно знал о скорой кончине. Его мама приехала этим утром, потому что больше не могла сторониться сына из-за державшейся обиды. Ей слишком больно, оказалось, всё это время наблюдать, как он усугублял болезнь, не выполняя предписания врачей, переезжая с места на место. Но что-то изменилось, и женщина почувствовала, что совсем скоро у неё не останется возможности поведать сына. Потому, собрав вещи, она прилетела первым же рейсом из Франции, проведя большую часть дня с ним.

— Какой же я была дурой! — причитала она, считая себя виноватой. — Я должна была быть с ним все эти недели, но из-за своей… А теперь всё кончено.

— Не вините себя. И, честно говоря, я была бы счастливым человеком, если бы Дима любил меня так же, как вас Саша.

— Спасибо вам, за всё, — поблагодарила Ольга Ивановна. — Вы многое сделали для моего мальчика.

— Не больше, чем он сделал для моего.

Положив трубку, Наталья Борисовна несколько минут просидела в тишине, с ужасом представив себе реакцию, с которой бы приняла новость о смерти собственного сына. О подобном нелегко даже думать, не говоря уже о том, чтобы это оказалось правдой, но ночь аварии всё же промелькнула перед глазами. Пусть она не находилась с Димой рядом, но временами, ночами, женщина оказывалась вместе с ним на тротуаре, разбитая голова сына лежала на её коленях. В самых страшных снах Наталья Борисовна видела смерть своего ребёнка, когда всё шло совсем не так, как это было в реальности. Женщина наблюдала за кровью, вытекавшей из раны, напугано пела песню, легонько укачивая Диму, и прижимала его к себе. Вокруг никого, только они вдвоём.

Подобные сны приводили в ужас. Просыпаясь в холодном поту, она, временами, убеждала себя в том, что ничего не произошло, по крайней мере, Дима жив и здоров, а всё, что было — плод странных фантазий, исполнение которых немыслимо, но всё же, страх потерять его, надолго задерживался в голове. Отсюда и возникли желания отыскать своими силами тех, кто причинял боль Диме. Она знала о фанате и за совершённые преступления ненавидела скрывавшегося под этим псевдонимом человека. Какое-то время она подозревала Сашу, потому что, несмотря на то, что он спас жизнь Диме, с тех пор этот юноша стал неразлучен с ним и в какой-то момент, это стало выглядеть довольно подозрительно, хотя бы с её точки зрения. Наталья Борисовна не могла этого внятно объяснить даже самой себе, поэтому некоторое время считала Сашу главным подозреваемым, большей частью из-за его «нездорового» интереса к сыну, а с большим капиталом можно было провернуть любое дело: взрывы на свадьбе, собственное отравление и многое другое. Но хватило малого количества времени при живом общении, чтобы поменять мнение и в психиатрической больнице она поняла ошибку. Юноша по — настоящему ценил её сына, крепко привязался к нему, словно к старшему брату, на которого ровнялся. Подобное сложно понять, пока не окажешься с человеком лицом к лицу и по глазам, по манере говорить, можно понять истину, если нацелиться на результат. И даже, видя это, всего невозможно понять, ведь, в конце концов, Дима тоже испытал тёплые чувства к другу, хотя ранее, словом «друг» мог назвать лишь тех, с кем был знаком с самого детства. Он понял: в мире нет стереотипов, всё познаётся в сравнении. Так и Наталья Борисовна. Она приняла Сашу, хоть и сделала это не сразу. Помогая ему все эти месяцы, она перестала это делать, словно монотонную работу. Но привыкнув к нему, задняя мысль всегда говорила о кратковременности происходящего, оптимизма никогда не было, лишь суровый реализм, который, как это ни печально, наступил.

Мысли обо всём и ни о чём одновременно захлестнули женщину, но, опустив их на задний план, она набрала номер сына. Часы показали полпервого ночи, означая наступление решающего дня. Прошло несколько гудков, прежде чем сонный сын всё — таки ответил.

— Я слушаю! — протянул спортсмен, поглядев на часы.

— Сынок, здравствуй, — так же не с главного начала она. — Прости, что разбудила.

— Ничего. Что-то случилось? — понимая, что просто так она среди ночи не позвонит, спросил Дима, ни о чем, не догадываясь, ведь Саша выглядел в последнюю их встречу таким бодрым и весёлым, что показалось, у него нет никакой болезни, лишь бледность кожи и отсутствие каких-либо волос выдавали рак.

— Да. Случилось, — сказать об этом Диме не проще, чем Ольге Ивановне, для которых Саша стал родным человеком, настоящей семьёй.

Ещё не услышав, Малышкин вскочил с постели. Сонливость и лёгкая заторможенность мгновенно исчезли, когда в голове возникла одна единственная новость, с которой его могли разбудить перед важной гонкой, но он не захотел верить.

— Какая же? — задал вопрос он, прикрыв рот ладонью, дабы не закричать во всё горло.

— Несколько часов назад Саша умер, — выдохнула Наталья Борисовна, ожидая реакции сына. — Мне жаль. Врачи ничего не смогли сделать, но ты должен знать — всё произошло быстро. Я должна была тебе это сказать…

Дима уже ничего не слышал. Он едва держал телефон в руке, другой продолжил закрывать рот — сдержать эмоций просто не мог. Антон, лежавший параллельно другу, открыл глаза, заметив горевший свет, мешавший спать. Он обратил внимание на Малышкина, состояние которого никогда не было подобным и ему не пришлось выяснять, в чём причина, а телефон, откуда доносился встревоженный голос Натальи Борисовны, всё расставил по своим местам. Он поднялся и взял трубку.

— Наталья Борисовна, Дима вам перезвонит, — сказал Антон, отключив мобильный. Отложив его в сторону, он, не говоря ни слова, приобнял друга, продолжившего тихо плакать, удерживая всю боль внутри себя. — Хотелось бы сказать, всё будет хорошо, да не могу, — шептал он, сохраняя себя в руках. — Это тяжелее, чем я думал: не выдавать чувства, но ты не сдерживайся. Тебя никто не осудит за проявление слабости. Все мы люди и когда-нибудь, каждый из нас…, — он вновь взглянул на друга и понял: лучше ничего не говорить. В данный момент тишина и простая поддержка лучшее, что можно себе представить.

Немного успокоившись, Дима всё же прилёг. У кровати стояла фотография со всеми биатлонистами из комплекса вместе с Сашей, стоявшим рядом с ним и Дашей. Изображение напомнило о радостных мгновениях жизни и вместе с очередной покатившейся по щеке слезой, не заметив этого, он смог улыбнуться и вскоре уснул, оставшись в тех же воспоминаниях, где будет отныне видеть друга и впредь.

— Пусть земля тебе будет пухом, — негромко сказал Антон и, выключив свет, лёг спать.

Утро ещё никогда не было таким тяжёлым. Едва открыв глаза, в голове Димы царил беспорядок. Он не знал, был ли ночной звонок матери сном или же это произошло на самом деле. Некоторое время, лёжа без единого движения, он смотрел в потолок и не знал, что делать. С одной стороны, он мог спросить Антона или же позвонить матери, удостоверившись в том, что никак не выходило из головы, но спортсмен испугался. Услышать о смерти Саши — страшно, пусть даже это неизбежно. Сдержав себя от эмоционального взрыва, он продолжил глядеть на солнечные лучи, отражавшиеся на белом потолке. Когда-то, они могли поднять настроение, ведь солнце — лучик света, оставшийся с детства, но только не сейчас.

— Дима, ты как? — сонным голосом спросил Антон, щурясь на друга. Вспомнив о ночном сообщении, он быстро встал с кровати и подошёл к Малышкину, представив то, что тот испытывал. — Всё нормально?

Недолгое молчание переросло в вопрос, исходивший, словно от мертвеца.

— Это ведь, правда?

— Да, — удручённо кивнул он. — Саши больше нет.

Дима всё ещё не отводил глаз.

— Наверное, я идиот, если верил, что всё ещё могло закончиться иначе, и он выкарабкается.

— Я сам такой, — признался Мипулин. — Надежда была, и он боролся.

— Но проиграл, — прошептал Дима, почувствовав дрожь в руке. — Он всё же сдался.

— Не вини себя. Знаешь же, что ни в чём не виноват. Правда?

Антон наклонился над другом, увидев его дрожавшие губы, но Дима сдержался, сам не поняв как.

— Приходя в больницу к Жене, врачи говорили: шансов почти нет. Уверяли, что мозг не давал необходимых жизненных показателей, но прогнозировать будущее не решались. Молодой организм мог справиться, для этого нужно время. Просто подождать и он очнётся. Я верил, как и сейчас. Приходил, когда было время, ведь он тоже мой друг детства, как ты. Мы выросли вместе, такое невозможно не ценить или, тем более, забыть. Мы все знали, Женя сильный, поэтому, даже не предполагали такого. — Дима ненадолго притих, но вскоре продолжил так, же неэмоционально, пресно, как и прежде, сдерживаясь, — И тут мне позвонили, сказали — это конец и не ошиблись. Совсем скоро пронзительный звук сообщил о приходе конца. Я не мог зайти в палату, что-то не пускало. Оставался в коридоре и смотрел, как родители Жени умирают от горя.

— Жаль, меня тогда не было, — негромко сказал Антон, вспомнив о начале очередных сборов, из-за которых позже обо всём узнал.

— А теперь, тот день продолжается, только на этот раз, я потерял… Раньше я и предположить не мог, что Саша станет мне лучшим другом. Тем, кто всегда будет заботиться о небезразличных себе людях и приходить на помощь, где бы то ни был. Но главное, он оставался честным со мной. Всегда. Его эмоции не позволяли лгать. Что думал, то и говорил, пусть даже, иногда слишком много…

Дима снова сделал небольшую паузу, почувствовав, как первая слеза приготовилась показаться.

— Поедешь в больницу? — спросил Антон, уже не в силах сохранить спокойствие. — Перед гонкой времени достаточно.

— Нет, — неуверенно сказал он, отвлёкшись от потолка и взглянув на друга. — Я не могу. Только не сейчас.

— Уверен? Это последний шанс увидеть его…

— Боюсь, не смогу смотреть на него. Буду ожидать, чтобы Саша хоть что-то сказал и понимать, что этого не будет. Кажется, я сейчас в порядке…

— Ты не в порядке, — обратил внимание Мипулин.

— Да, но там…

— Никто не осудит, если начнёшь кричать. Высвободи то, что сейчас нарастает в тебе. Станет легче, хотя бы на время. Вот увидишь!

Вздохнув и отведя взгляд в сторону, Дима поразмыслил над словами друга и посчитал их верными. Он не мог не приехать. Вскоре, возникло бы сожаление, которое могло напомнить о себе в дальнейшем. И это неудивительно, ведь сейчас у Малышкина остался последний шанс увидеть Сашу. Пусть и не живого, но всё же лучше, нежели стоять у гроба, наблюдая за тем, как совсем скоро, его закроют и опустят в землю. На похоронах, среди множества людей, он точно не скажет ему того, что необходимо, а так, приехав в больницу, он мог сказать, что угодно, не стесняясь неловкости или всё, что с ней связано.

— Поедешь со мной? — спросил Дима, присев на кровати.

— Я не помешаю?

— Не говори ерунды. Саша был дорог нам обоим. Сам же убеждал: не нужно терять этот единственный шанс.

— Хорошо, — встал Мипулин. — Собираемся и едем. Только, ты не думаешь, что нужно сказать об этом Даше? Она выиграла свои медали, и эта новость уже не станет помехой. К тому же, Саша привязался к нам троим, и хотел бы видеть вместе.

— Ты прав, — согласился Малышкин, начав одеваться. — Я позвоню.

Разговор с Дашей был непростым. Она не сразу поверила, приняв всё за глупую шутку, но длительная серьёзность голоса Димы и мысли о том, что он бы никогда не позволил себе сказать что-либо подобное, заставили принять это как единственную истину и её не изменить. Девушка долго молчала, но вскоре согласилась с просьбой возлюбленного поехать с ним в больницу.

Сборы не заняли много времени. Вызвав такси, оба биатлониста отправились к месту назначения. Всю дорогу Дима сидел молча. Он изредка смотрел в окно, отвлекаясь от мыслей, не приносивших ничего, кроме тяжёлых воспоминаний. С одной стороны, хотелось избавиться от них и никогда не возвращаться к тому, что приносило много боли, но без них приходило опустошение и безликость последних прожитых лет, поэтому Дима предпочёл остаться при своём, почувствовав себя так, как и должно быть: человеком, потерявшим близкого друга.

У входа в больницу уже ждала Даша. На лице всегда жизнерадостного человека читалась горечь. На редкость бледное лицо, местами с возникшими от напряжения морщинами, показало во всех неприглядных красках то, что испытывал человек в данный момент. Увидев выходившего из такси Диму, выглядевшего хуже, чем она или Антон, Даша, ничего не сказала, просто обняла и не отпускала несколько минут. Её объятия для Малышкина особенно необходимы, ведь по приезду в больницу, молодой человек почувствовал себя только хуже, ведь совсем скоро ему предстояло окунуться в реальность. До этого, всё казалось не таким настоящим, и только холодное тело, лежавшее в морге, могло напрочь убить любые сомнения, ведь их породило сознание. Лишь тогда уже ничего не могло быть по — другому.

Глазами, поздоровавшись с Антоном, Даша, держа Диму за руку, вошла внутрь. Персонал больницы и люди, находившиеся внутри, тут же узнали спортсменов. Многие из них вынули из карманов мобильные телефоны и принялись фотографировать известных личностей, делать видео. Лишь немногие обратили внимание на скорбь, демонстрировавшуюся на лицах каждого.

— Хватит снимать! — вышла к спортсменам Наталья Борисовна, обращаясь к непонятливым. — Имейте совесть! Это не то место, где нужно вести себя, как папарацци.

— Подскажите, пожалуйста, что произошло? — поинтересовался один немолодой посетитель больницы.

— Почему вы решили, что что-то случилось? — ничего не собиралась говорить женщина.

— Просто странно видеть троих спортсменов рано утром в больнице, да ещё и с каменными лицами, — объяснил свой интерес мужчина. — В голову лезут разные мысли по этому поводу.

— Боюсь, я не могу удовлетворить ваше любопытство, — призадумалась она над ответом. — Но думаю, совсем скоро об этом станет известно всем, — добавила Наталья Борисовна и поторопилась догнать сына, оставив мужчину со своими догадками.

В лифте, идущим вниз, оказалось лишь четыре «пассажира». Лишних обывателей попросили подождать следующего, дав возможность побыть немного в тишине в окружении не чужих людей.

— Саша сейчас в морге, — сообщила женщина. — Его тело… Он готов к похоронам. Ольга Ивановна обо всём позаботится. Тебе не нужно ни о чём волноваться, — говорила первое, что пришло в голову она, хоть и предполагая, что сыну эта информация сейчас ни к чему.

— Она здесь? — спросила Даша.

— Да, — кивнула Наталья Борисовна. — Не отходит от сына ни на шаг. Приехала сразу после… Хорошо, что вы этого не видели. Я боялась, она помешается от горя. Наверное, вся больница слышала, как она…

— Её можно понять, — не представляла другой реакции спортсменка. — Потерять сына — страшно. Никому такого не пожелаю.

Наталья Борисовна посмотрела на Диму, молча глядевшего в пол с широко раскрытыми глазами, и поняла, что не смогла бы жить, случись с ним что-либо, поэтому, в который раз, сжала в руке небольшой золотой крестик, купленный сразу после того, как узнала об аварии сына и мысленно помолилась за его здоровье. Женщина верила, Бог её услышит и поэтому не допустит несчастья с сыном.

— На какой день намечены похороны? — после очередной паузы спросила Даша, крепко держа Диму за руку, ни на минуту не отпуская.

— Ольга Ивановна не хотела расставаться с сыном, поэтому…

— Когда?

— Погребения не будет, — сообщила женщина об одном из последних желаний умершего. — Саша не хотел, чтобы его видели в том виде, в котором находился все последние месяцы, поэтому попросил кремировать. Прах развеять он доверил тем, кого любил до последнего большую часть своей жизни: вам троим, — показала на спортсменов Наталья Борисовна, продолжив, — Он понимал: Ольге Ивановне это будет не по силам, поэтому…

— Где? Где развеять? — не услышал определённого места Антон.

— Там, где вы трое посчитаете нужным, — уточнила женщина. — Церемония прощания намечена на послезавтра. На ней соберутся лишь те, кого Саша упомянул в списке. Он не хотел посторонних, хотя, на мой взгляд, приглашённые не слишком-то вписываются в этот критерий…

— В этом весь Саша, — вдруг заговорил Дима, подняв голову. — Его логика редко когда могла иметь здравый смысл.

— В общем, там будет довольно много людей, — продолжила говорить мама Малышкина, словно не прекращая зачитывать список необходимого, что ещё не огласила. В голове то и дело крутились дела, следовавшие незамедлительно к выполнению, но сообщать о них она не стала, не усугубляя и без того не лучшее положение спортсменов. — Я рада, что вы приехали, — сказала она, как только лифт добрался до нужного этажа.

— Жаль, мы встретились с вами в такое неподходящее время, — добавила Даша, выходя на этаж, почувствовав прохладу и специфический запах, наполнявший это место. К нему необходимо привыкнуть.

— Ничего. У нас ещё будет время узнать друг друга ближе, — сказала она, и хотела было завершить разговор, чтобы дать им троим попрощаться с другом, но всё же решила спросить то, что интересовало её вот уже целый год, — И всё — таки скажи, почему ты тогда не приехала на Рождество? Дима был сам не свой, ни слова не сказал о причине, по которой вы…

— Простите меня, но сейчас не лучшее время, чтобы говорить о наших с Димой отношениях, — отрезала Даша, но вскоре добавила, — в любом случае, сейчас у нас всё наладилось. Нет причин думать о чём-либо ещё. Я люблю вашего сына и буду с ним и в горе, и в радости…

— Даша, — прошептал Антон. — Думаю, в морге не стоит признаваться будущей свекрови в любви к её сыну. В загсе будешь читать клятвы.

— Ты прав, — тут же согласилась она, проходя по коридору.

— Мы пришли, — через несколько секунд остановила их Наталья Борисовна у одной из дверей. — Саша там.

— Мне с тобой зайти, или…

— Я справлюсь, — ненадолго застыл с ответом Дима, поглядев на дверь, за которой скрывалось остывавшее тело друга.

— Хорошо. Тогда, мы с Антоном зайдём позже, — поцеловала руку любимого Даша и отпустила, наблюдая за тем, как он закрыл за собой дверь.

Оставшись в коридоре, Даша, Антон и Наталья Борисовна молча стояли в ожидании, изредка поглядывая друг на друга. Из той комнаты они ожидали услышать, что угодно, в том числе и крик, но вместо этого стояла тишина, от которой всем троим, стало не по себе. Мама Димы уверена — звук из той комнаты хорошо слышен. Ольга Ивановна это доказала. Даже негромкий разговор женщины с телом ребёнка оставил после себя слышимое эхо, отсутствовавшее в данный момент. Это и взволновало Наталью Борисовну. Она не поверила, что сын молча стоял, поэтому, долго думая, решила проведать. Открыв дверь, она вошла внутрь. Следом, то же сделали Даша и Антон. Увиденное всех троих заставило мучиться в догадках и сомнениях.

— Эта такая шутка? — спросил Дима, слишком долго стоявший молча на одном и том же месте, не зная, что и думать.

— Я… Я не знаю, что сказать, — замешкалась с ответом Наталья Борисовна, с непониманием поглядев на биатлонистов, а после, на пустой стол, где должно лежать тело Саши.

— Как это понимать? — повернулся к матери Димы Антон. — Где он?

— Он был здесь! — заверила женщина, подойдя к столу ближе. Осмотревшись, под простынёй она заметила краешек розового конверта и взяла его в руки. Письмо, как всегда, предназначалось Диме. — Думаю, здесь ты найдёшь ответы, — и передала сыну.

— Фанатка? — удивился Малышкин.

— Но зачем ей это? — не понимала Даша.

— Опять, какая — та больная игра, смысл которой понятен только ей, — разъярённо добавил Антон. — Что ей нужно от тела человека, кому причинила вреда не меньше, чем Диме?

— Нет. Это не могла быть фанатка, — вспомнила Наталья Борисовна о последнем разговоре с Сашей.

— Тебе откуда это известно? — недоверчиво спросил Дима, не торопясь открывать конверт.

— От Саши. Он сказал, что обо всём ты узнаешь из его видеозаписей. Там ответы на все вопросы…

— Ты же знаешь, что там, — предположил Малышкин. — Так расскажи. Не нужно всех этих тайн.

— Я не знаю. Они адресованы только тебе. Саша так хотел.

— Тогда, кто?

— Взгляни в конверт, — напомнила Даша. — Хватит тянуть.

— Ладно, — согласился он и вскрыл.

Письмо написано от руки. Не пришлось тратить много времени, чтобы понять, от кого оно и этим человеком явно не являлась фанатка.

— Что там? — спросил Антон, как только Дима прочёл.

— Оно от Нади, — выдохнул Малышкин. — Тело Саши у неё.

11 января 2013 года. Рупольдинг. Германия

Накануне спринтерской гонки Дима чувствовал себя неплохо. После трёх золотых наград и негласного звания «Король Оберхофа», он находился на подъёме. Победы позволили почувствовать себя уверенней, что лишь добавило шансов на проведение в дальнейшем таких же удачных стартов, ведь останавливаться на достигнутом никто не собирался. Единственное, что могло помешать осуществить планы — самочувствие, но даже в этом случае, всё казалось, нормализовалось. После двух дней отдыха и следующих трёх со смягчённым режимом, спортсмен чувствовал себя превосходно. Вернулась бодрость, энергия, сила и это не могло не радовать. Лишь тренеры остались не в восторге, так как подобный график придумали не они, а Илья, который, по их мнению, нагло вмешивался в чужую работу, даже не спрашивая разрешения. Небольшой конфликт разрастался очень быстро, что привело старшего тренера мужской сборной России по биатлону в СБР для решения вопроса, но ответ последовал незамедлительно и в пользу Ильи, которого поставили главным врачом сборной, как только тот узнал о проблемах Димы. Разумеется, не без помощи Лардонова, которому стоило лишь позвонить, куда нужно. К словам Ильи прислушались и сделали так, как он сказал, но подобное вмешательство позволили лишь из-за покровительства Саши. Точнее, из-за его денег, исправно поступавших всей команде, в том числе и СБР. Глава Совета биатлонистов России не мог поссориться и потерять огромные вложения Лардонова, являвшихся в большей степени пожертвованиями, потому как никакой прибыли не приходило, и сделал так, как его попросили, даже не вдаваясь в суть происходившего и не связываясь с инвестором, которому вовсе не до этого. Всеми проблемами по данному вопросу занимался Илья, являясь доверенным лицом, не требующим ничьего одобрения. Зная о здоровье Димы, он делал всё от себя зависевшее, дабы оградить спортсмена от чрезмерных нагрузок и снизить давление на поясницу, которую необходимо беречь, поэтому, начал оказывать посильную помощь почти сразу, хоть и продолжал находиться во Франции вместе с Сашей.

По расписанию, присланному Ильёй, у Димы стоял массаж. Он позволит максимально расслабиться, привести в тонус мышцы, восстановить после очередной тренировки все необходимые участки тела кроме поясницы. Её трогать не следовало. Конечно, до проведения полного обследования, все рекомендации являлись условными, потому как нет полной уверенности в диагнозе, и Илья это хорошо понимал, но в то же время действовал немедленно, ведь из-за непокорности Малышкина можно упустить время и тогда последствия станут едва ли необратимыми. Он мог бы сразу же оградить того от тренировок и начать делать всё так, как это следовало, но не стал лишать человека мечты, к которой спортсмен стремился, проходя совсем непростой путь, непосильный большинству других.

— Ты куда? — спросил пришедший в номер Антон.

— На массаж, — бодро ответил Дима, переодеваясь.

— Слушай, ты можешь сказать, что происходит?

— О чём это ты? — не понял Малышкин.

— Тренеры на взводе. Илья стал врачом команды, у тебя индивидуальный график… Мне продолжать?

— Мой график ненадолго, — не совсем уверенно произнёс Дима.

— Что-то со здоровьем? — предположил Антон.

— А разве похоже на это? — улыбнулся он.

— Похоже, — признался Мипулин. — Очень похоже на то, что Илья тебя покрывает. Он не собирался быть с командой, у него совсем другие планы на жизнь, а тут вдруг… К тому же, нельзя не заметить, как ты неделю назад кривился от боли. Я это видел не раз и не два. Просто, не предавал значения. Колись, что происходит? — настоял Антон, и Диме пришлось рассказать. Очевидное скрыть сложно, тем более, если речь идёт о друге, который всегда рядом.

— Только не говори никому, — попросил Малышкин, как только закончил.

— Мог бы об этом не просить, — покосился Антон. — Ты та как сам?

— Неплохо, — честно признался он. — Сегодня должен приехать Илья и осмотреть.

— Что будешь делать, если он скажет то, что не понравится? — спросил очевидное Мипулин. — Ведь, он явно не позволит тебе рушить свою жизнь, а это ничем другим не назовёшь.

— Моя жизнь — биатлон. Без него жизни нет.

— Я не врач, но подобные проблемы могут привести к параличу. Ты этого хочешь? — повысил голос Антон.

— Я много раз слышал это, но всё ведь в порядке!

— Пока, в порядке, — уточнил друг. — Хотя, разве можно назвать боли нормальным явлением?

— Если сравнить то, что было после аварии и то, что сейчас — дела идут отлично.

Антон поморщился.

— Саша не знает, — констатировал Мипулин, взглянув на Диму. — Конечно, он бы не позволил… Он слишком беспокоится о тебе, чтобы позволить гробить жизнь.

— Я дал обещание нам обоим и хочу его, выполнить, — в который раз вспомнил об этом Малышкин.

— Не думаю, что его обрадует твой паралич…

— Хватит, — отрезал спортсмен, поднявшись с кровати. — Я надеялся, ты поддержишь меня, а не станешь осуждать.

— Моя задача не только поддерживать, но и направлять на путь истинный, с которого, по — видимому, ты сбился, — не прекращал убеждать Антон. — Неужели биатлон важнее здоровья?

— Да! — уверенно сказал Дима. — Это мой шанс доказать себе и другим, что я…

— В Оберхофе ты доказал. Никто не верил, но ты завоевал эти медали, хотя к тому моменту и без того все знали, что авария не помеха на пути к медалям. Что ты теперь доказываешь? Главное, кому?

— Себе, — не пришлось думать Диме. — Я доказываю себе, что могу. Сейчас я знаю, боли в пояснице для меня не проблема. Справлюсь и с этим.

Антон бросил попытки уговорить друга и просто приобнял его. Он бы сам, вероятнее всего, не смог бы пропустить год, два или же больше ради восстановления, борясь до последнего. Со стороны видно лучше и лишь, поэтому он попытался убедить Диму, ведь это правильно, но не допустимо, когда на кон поставлено слишком много.

— Надеюсь, ты добьёшься своего, — искренне пожелал он.

— Спасибо за поддержку, — похлопал по плечу друга Дима. — Но будь осторожен. Если Саша узнает…

— Знаю, — понимал он. — Придётся уйти и возможно, даже после восстановления, возвращение будет маловероятным. Вновь проделать тот путь, что вышел после аварии я не захочу. И это не трусость или слабость. Просто, в этом случае, судьба явно не на моей стороне. Я остановлюсь и приму всё произошедшее как данность. Порой, знаки судьбы не стоит игнорировать.

Ничего не ответив, Антон улёгся на кровать, взяв в руки книгу, что Диму слегка удивило, чего Мипулин не мог не заметить.

— Что? — тут же спросил он.

— Ничего, — не стал говорить Малышкин, но Антона это не остановило.

— Ну, читаю я иногда книги, про любовь. Что тут такого?

— Я вообще-то молчал, — пожал плечами тот.

— Это лучше, нежели следить за любовными и детективными перипетиями в твоей жизни, — объяснил он. — Тут, хотя бы, есть свой конец и скорее всего все будут счастливы, а в твоей истории, боюсь, я не доживу до хеппи-энда. И вообще, столько всего для одной жизни многовато. Не находишь?

— Зато не скучно, — первое, что пришло в голову, шуточно ответил Дима, хотя он всё бы отдал, чтобы жизнь сложилась не хуже, чем у других, но такой вариант событий давно потерялся где-то в пучине непрекращающихся драм собственной истории. Слишком со многим нужно разобраться, чтобы после, чуточку помечтать о спокойствии.

— Ох, хорошо, что моя судьба избавила меня от всего этого, — громко протянул Антон, сделав вид, что не отрывается от книги, открытой на первой попавшейся странице, сделав это для небольшого разряжения обстановки. После неприятной новости Димы и последовавшей за ней небольшой перепалки, он посчитал это уместным, зная, что друг обязательно обратит внимание на книгу и начнёт дурачиться. Так и вышло. На лице Малышкина вновь поселилась улыбка, затмившая собой внутреннее напряжение, скрывавшееся, даже от самого себя и попытка друга ненадолго это исправить отвлекла его, ведь, что могло быть лучше, нежели впасть в детство. Дима и Антон, недолго думая, швырнули друг в друга подушками, а после, забросали всем, что попалось под руку, громко смеясь и радостно присвистывая при удачном попадании. Мипулин, развлекаясь, думал о тяжести на душе товарища и не представлял, что делал бы на его месте, поэтому сделал всё, чтобы тот почувствовал себя легко и свободно, а для этого, лучше игры детства не придумать.

— Ладно, мне пара, — прекратив дурачество, вспомнил о лечебном массаже Дима.

— Я уж думал, ты забыл! — заулыбался Антон, часто дыша.

— Лёня уже, наверное, заждался, — взглянул на часы он.

— Не страшно, — махнул рукой Мипулин. — Ему платят такие деньги… Можно и подождать.

— Чего это ты на него взъелся? — поинтересовался Дима, заметив, как друг несколько переменился в лице.

— Неужели не замечал, что он какой-то странный в последнее время?

— Не знаю. Я на массаж давно не ходил, — говорил Малышкин, вспомнив, как в последний раз Лёня так надавил на поясницу, что боль не уходила следующие несколько дней. Если бы парень знал о травме, то не сделал бы такого, поэтому, чтобы не усугублять, спортсмен прекратил ходить к нему. — А что с ним?

— Сам с собой разговаривает, не здоровается ни с кем, смотрит на всех так, будто бы хочет убить. Да и массаж стал делать из рук вон плохо. Вместо релаксации, мышцы какими-то каменными стали. В общем, понятия не имею, что с ним происходит. Так что, берегись.

— Ладно. Спасибо, что предупредил, — сказал Дима и открыл дверь.

— Если вдруг не вернёшься, заберу твою винтовку и машину, как в память о друге, — прокричал Мипулин вслед и, как только тот ушёл, отбросил ненужную книжку в сторону и принялся слать сообщения нескольким понравившимся поклонницам, с которыми его познакомили братья Гьёр.

Дима опаздывал на двадцать минут и чувствовал себя не в своей тарелке, ведь привык приходить вовремя на любые мероприятия. Поднявшись на лифте на два этажа, он прошёл несколько метров по коридору и остановился у номера Лёни. Недолго думая, постучался, но никто не ответил, и спортсмен дёрнул ручку. Дверь открылась, и он вошёл внутрь. Поначалу показалось, что внутри никого нет, но это только на первый взгляд. В ванной комнате горел свет, а вскоре, послышались и звуки, похожие на беседу двух человек, но чем ближе подходил, тем отчётливее понимал — в номере лишь один Лёня, разговаривавший сам с собой, слегка меняя голос. Диме стало не по себе. Слышимые звуки походили на разговор человека с раздвоением личности и, если бы ему кто-то об этом сказал, он бы не поверил, потому, как слова Антона показались глупой шуткой, но теперь, всё кажется реальным и у Лёни действительно не всё хорошо с головой. Малышкину стало уже наплевать на массаж, и он поспешил уйти из номера, но как только повернулся к двери, задел деревянную полку, с которой упал на пол стеклянный сувенир, разбившийся вдребезги. Разговор в ванной прекратился и из неё вышел Лёня, вид которого отпугивал не меньше, чем странные разговоры: покрасневшие глаза, будто бы токсикоман, обнюхавшийся клеем; трясущиеся руки, словно с похмелья; бледное лицо.

— Привет! — как ни в чём не бывало, поздоровался Дима. — Прости за…

— Ты опоздал, — холодным голосом заявил он и молча, подошёл к подготовленному массажному столу, куда Малышкину совсем не хотелось ложиться. — Ну, ты идёшь? — недружелюбно спросил он, сверля взглядом, заметив Диму, стоявшего на месте.

— У тебя всё хорошо? — поинтересовался спортсмен, всё ещё не двигаясь.

— У тебя сомнения?

— Э, нет, просто…

— У меня полно своих дел, поэтому не трать время. Ложись.

— Знаешь, я, наверное, откажусь, — попятился к выходу он, от чего Лёня ещё свирепей посмотрел на него. Его руки затряслись.

— Какие-то проблемы?

Дима немного запоздал с ответом, раздумывая. Он ни в чём не обвинял Лёню, но в то же время знал: раздвоение личности могло иметь любые последствия, ведь иные ипостаси человека бывают, опасны не только для больного, но и для окружающих. Пусть, даже, он никогда не замечал за ним подобного, но лучше перестраховаться и не связываться. Кто знает, на что способны иные личности, скрывавшиеся в подсознании.

— Нет. Никаких проблем нет, — нашёл он ответ. — Хотел извиниться за длительное ожидание и за то, что не предупредил о возникших делах. Даша ждёт внизу. Не буду опаздывать, а то сам знаешь, как она может рассердиться, если я заставлю её ждать. Так что, до следующего раза, — сказал Малышкин и с натянутой улыбкой на лице покинул номер Лёни.

Выйдя на коридор, он тут же вспомнил слова Саши. Друг, бывало, рассказывал о людях с раздвоением личности, увиденных в нескольких психиатрических больницах, когда проходил в них практику, и от отдельных историй дух захватывало и не всегда в хорошем смысле этого слова, ведь ранее и в голову не могло прийти, что бывает настолько много разных личностей в одном человеке. Узнать о том, что рядом довольно длительное время находился человек с подобного рода недугом, было несколько неожиданно и, пусть Лёня не выказывал слишком явно выраженной агрессии, всё же, Дима не мог не сообщить об этом Саше. Он нанял его на работу и должен знать обо всех особенностях поведения до того, как произошло что-либо недопустимое. Недолго думая, Малышкин набрал необходимый номер.

— Уже успел соскучиться? — незамедлительно послышалось на том конце провода.

— Я тоже рад тебя слышать, — заговорил Дима, отвлёкшись от переполняемых мыслей. — Когда приедешь в Рупольдинг?

— Через пару часов буду в аэропорту Мюнхена, а там, на такси, — сказал Саша и тут же добавил, — нужно покупать свой самолёт. Я, вроде бы, миллионер, а до сих пор летаю на обычных авиалиниях и дожидаюсь рейса непонятно сколько времени…

— Боже, какой же ты несчастный! — иронично пробубнил Малышкин. — Летать бизнес классом уже не устраивает! Не престижно. Верно?

— Представь себе, — продолжил в том же духе Лардонов. — Кстати, прости, что не поздравил тебя. Три золото — это нечто. Не знаю, что и сказать.

— Когда это было, чтобы ты не знал, что сказать! — не сбавлял оборотов спортсмен. — Это похоже на фантастику.

— Смешно, — сухо позвучало в ответ. — Ты звонил, чтобы поиздеваться или по делу?

— И так, и так, — не переставал подшучивать Дима.

— Что-то случилось? — как всегда без повода заволновался Саша. — С тобой всё хорошо?

— А с чего ты взял, что должно быть плохо? Я король Оберхофа. У меня всё хорошо! — похвастался он.

— Смотри не зазвездись!

— Извини, но тебя не переплюнешь, — не упустил возможности напомнить Малышкин.

— Ха, ха, ха! Мне с какого момента начинать смеяться или сделаешь это за меня?

— Ладно, к делу, — решил закончить с глупостями Дима, заговорив серьёзнее. — Знаешь, что у Лёни — нашего массажиста, которого ты нанял в команду раздвоение личности или вроде того?

— Это такая глупая шутка? — не поверил Саша, спросив серьёзным озадаченным голосом.

— О таких вещах не шутят. Сначала я не поверил тому словам Антона, но потом увидел перемены в Лёне своими глазами. Он разговаривал сам с собой.

— Это ещё ничего не доказывает, — более спокойно заговорил Лардонов. — Может, это у него такая фишка.

— Разговаривать с самим собой?

— Почему бы и нет! — говорил Саша без сомнений. — Я тоже, бывает, так делаю, пока никто не видит.

— Ты меня пугаешь, — призадумался спортсмен, сделав это, как всегда шуточно.

— Дима, я уверен, что этому есть объяснение, — продолжил Саша. — Можно предположить, что это были обычные мысли вслух или своеобразная ролевая игра…

— О чём это ты? — не понимал Дима.

— Диссоциативное расстройство идентичности, если говорить научным языком, имеет ряд ярко — выраженных симптомов. Их не так просто скрыть. К тому же, как ты помнишь, я сам его нанимал. А это значит, никаких расстройств быть просто не может. Можешь успокоиться и спать спокойно.

— Уверен?

— С каких пор ты ставишь диагнозы? — поинтересовался Саша.

— С тех самых, как познакомился с тобой, — не задумываясь, выдал он.

— Понятно, — протянул Лардонов. — Ладно, как приеду, для твоего душевного равновесия поговорю с ним, а то ведь ты замучаешь меня.

— Что? Это когда я тебя мучил подобными вопросами? — резко возразил Дима.

— Ладно, не мучил, — недолго думал Саша, — но звучало красиво.

— Нисколько, — буркнул Малышкин. — Ладно, до скорого, а то проговорим вплоть до твоего прилёта.

— Уверен, что не хочешь продолжить эту, на удивление, занимательную беседу? В последнее время ты совсем редко объявлялся! — заметил юноша.

— Всё, до встречи, занудик! — не смог не вспомнить любимое прозвище Дима и закончил разговор прежде, чем на него обрушится гора негатива, ведь Саша терпеть не мог, когда его так называли.

22 февраля 2014 года. Больница. Сочи

«Здравствуй, Дима! Столько времени прошло с нашей последней встречи. А ведь в тот день мы могли стать мужем и женой. Этому суждено было сбыться, но судьба, почему-то, распорядилась по — своему. Ты не представляешь, как сильно я хотела увидеть тебя и вернуть то, что отняла у нас эта безумная фанатка. Прости, что так и не смогла. Я должна была сделать всё, ради того, чтобы ты знал, что я жива и больше всего на свете мечтаю вернуть утраченное, но она со своим чокнутым дружком угрожала убить тебя, если я приближусь, хоть на миг. Зная, что они сотворили на нашей свадьбе, скольких людей убили, я боялась за твою жизнь, и мне пришлось исчезнуть. По каким-то причинам фанатка не убила меня и отпустила, но жизнь без тебя оказалась невыносимой. Лучше бы она решилась на это и, может быть тогда, я бы не чувствовала себя так паршиво.

Я люблю тебя до сих пор. Знаю, ты долго искал меня, страдал от безысходности, рушил свою жизнь, терзая моё сердце. Я рада, что ты справился, смог пережить утрату и смирился с неизбежностью. Ты нашёл свою любовь. Пусть не я сейчас в твоём сердце, но, хотя бы, рядом есть человек, с которым ты чувствуешь тепло и уют.

Наверное, ты не понимаешь, почему я забрала тело Саши, теряешься в догадках и сомнениях, не веришь, что прежняя Надя могла сделать такое. У меня есть лишь один ответ на твой вопрос, и он прост: твой друг позволил мне сделать это. Он знал: ты, вопреки моим надеждам, не сумеешь пересилить себя и ни за что не встретишься с той, кто будет возвращать в прошлое, куда ты, по — видимому, возвращаться, не намерен. Саша хотел, чтобы ты сделал это и избавил сердце от боли, таящейся глубоко внутри. Но, несмотря на то, что я жду встречи, если откажешься, просто верну тело обратно. Не могу так подло поступить. Люди, нанятые Сашей, привезут его обратно в больницу, а я навсегда исчезну и не стану рушить твоё счастье.

Не знаю, почему он захотел помочь. Я так виновата. Как только ты просмотришь видеозаписи, всё поймёшь, но в то же время, мне кажется, Саша делает это не ради меня, а ради тебя. Как, впрочем, и всегда. Он всегда был только на твоей стороне.

Встретимся сегодня в десять часов на курортном проспекте у поющего фонтана. Я буду ждать».

— Я вызову полицию, — решительно заявила Наталья Борисовна и потянулась в карман белого халата за телефоном, но Дима забрал его.

— Не делай этого, — сказал он, вернув листок бумаги обратно в розовый конверт.

— Твоя Надя…

— Она давно уже не моя, — возразил Малышкин, испытывая противоречивые чувства.

— Хорошо, — несколько иначе заговорила она, — эта девушка похитила тело твоего умершего друга, а ты хочешь оставить это, как есть?

— Не хочу, просто…

— Просто что?

— С Сашей всё будет хорошо. Не делай ничего, пока я не вернусь, — заторопился Дима покинуть морг и вышел в коридор.

— Куда это ты? — последовала за ним мать.

— Мама, — повысил голос он, встав напротив, — я попросил тебя сделать простую вещь. Сделай это и не задавай лишних вопросов.

— Но…

— Пожалуйста, — уже более спокойно сказал он и, взглянув на часы, направился к лифту. Нажав на кнопку, Малышкин ненадолго остался наедине со своими мыслями, переполнявшими его. Столько времени он хотел увидеться с Надей, отыскать и вернуть домой, создав семью, о которой оба мечтали. Парень любил её, не верил, что когда-нибудь потеряет. Но в день несостоявшейся свадьбы, мир, словно взорванный небоскрёб, обрушился, оставив после себя пыльные обломки, показав о невозможности собрать их воедино. Спортсмен долго обманывал себя, пытаясь вернуть прошлое. Возможно, это могло получиться, если бы не обстоятельства, никак не зависевшие от него и в какой-то момент, пришло осознание. Дима понял: вернуть прошлое не получится и нужно жить настоящим, а никак не прошлым. Оказалось, непросто построить что-то новое на горьких развалинах былого, но как только это вышло, Надя снова пришла в его жизнь, напомнив о том, как сильны чувства, похороненные заживо.

— Как ты? Ты в порядке? — тихо спросила Даша, встав рядом.

— Нет, — не стал обманывать он. — Я совсем не в порядке.

— Расскажешь? — предложила она, ни на чём не настаивая.

— Она хочет встретиться, и я не знаю, что мне делать.

Даша взяла ладонь любимого и легонько сжала её обеими руками, прислонив к своей щеке.

— Знаешь, утешение у нас входит в привычку, — сказала она, и Дима почувствовал мимолётное расслабление.

— Ну, кто-то же должен это делать, — признал спортсмен и приобнял её.

— Из нас двоих у меня определённо выходит лучше! — шептала девушка, почувствовав напряжение Димы.

— Я, правда, не знаю, хочу ли этого, — говорил он. — И Саша, как всегда со своими глупыми идеями. Почему он, даже, после смерти продолжает делать всё, что взбредёт в его голову. Почему нельзя, хоть раз поинтересоваться: нужно ли мне это?

— Если ты так говоришь, значит нужно. Признай это.

— Признать что? — не понял Малышкин, избавившись от объятий.

— Тебе нужно навсегда закрыть эту часть своей жизни. Поговори с ней и покончи с гнетущими воспоминаниями. Все мы знаем, как ты страдал.

— И ты позволишь мне пойти к девушке, которую я так сильно любил и едва не женился?

Даша совершенно спокойно посмотрела на него, а затем поцеловала.

— Я доверяю тебе, потому и люблю. Хотя, — призадумалась она, — это не единственная причина. В тебе столько всего…, — она остановилась, не завершив мысль, — просто ты такой, и я люблю тебя за это.

— И я тебя, — вновь коснулся её губ Дима, уже не чувствуя столько противоречия внутри себя.

— Иди и помни: ты сегодня должен стать чемпионом, — напомнила Дарья и отпустила возлюбленного, как только двери лифта закрылись.

Выходя из больницы под не прекращавшиеся возгласы людей, узнававших спортсмена внутри и снаружи неё, Дима постарался держать эмоции под контролем и просто идти на встречу. Спортсмен внушал себе: она ничего не значит и уж тем более, не принесёт после себя разительных изменений в устоявшейся жизни. Её он совсем не готов потерять, но, несмотря на это, тревога не ушла, оставшись неразлучной и волновавшей его, ведь на пустом месте ничто не могло возникнуть, а значит, какие-то чувства остались. Они не могли так просто испариться. Просто спрятались, пока не пришло время выбраться наружу и показать себя такими, какими должны быть.

Дима пришёл к месту встречи. Осмотревшись, он не увидел Нади. На часах только без двадцати десять, оставалось немного подождать. Немного отвлёкшись, спортсмен обратил внимание на выбранное место. Поющие фонтаны, расположенные на Платановой аллее: самой главной и известной части центральной улицы Сочи — Курортного проспекта, были одной из самых знаменитых достопримечательностей города. Их посещали каждый год миллионы туристов и молодых пар, жаждущих романтики и незабываемых впечатлений, о которых будут вспоминать не один год. К сожалению, они работают лишь летом в вечернее время, потому что так лучше всего воспринимаются цветовые и визуальные эффекты. От того, вся магия этого места теряется или же не воспринимается в полной мере, но Диме сейчас не до романтики. Спортсмен вспомнил, как делал предложение Наде у огромного фонтана в Женеве и понял: место встречи выбрано не случайно. Оно должно напомнить о тех незабываемых мгновениях, потерянных навсегда.

— Ты пришёл, — послышался за спиной до боли знакомый, но ставший чужим голос и Дима обернулся, увидев стоявшую перед собой, некогда любимую девушку, изменившуюся до неузнаваемости. Эта уже совсем другая Надя: осунувшаяся, болезненно похудевшая, с огромными мешками и синяками под глазами. Коричневая пятнистая кожа, старая одежда, похожая на ту, что носят, самые несостоятельные слои населения. Её вид не сулил ничего хорошего. Один лишь взгляд заставил Малышкина ужаснуться, ведь причина, по которой она стала такой, кроится в нём. Если бы не фанатка, влюбившаяся по уши в идола, Надя осталась бы прежней и возможно, стала бы счастливой. Теперь же, глядя на неё, невозможно, даже предположить, что у неё всё хорошо.

— Пришёл, — подошёл к ней Дима, испытывая сильную дрожь.

— Прости, что заставила…

— Что с тобой стало? — задал волнующий вопрос Малышкин не в силах и дальше продолжать смотреть на неё, видя совершенно другого человека.

— Изменилась? — Дима не хотел ничего говорить, но Наде это и не требовалось. — Знаю. Всё написано в твоих глазах, поэтому можешь не отвечать.

— Я помогу тебе, — пообещал он. — У тебя всё будет хорошо. Вот увидишь…

— Не стоит, — отказалась она, заметив, как Дима нервничал и едва ли не трясся. — Не хочу, чтобы ты из-за меня волновался.

— Почему ты отказываешься от помощи?

— Потому что не нужно, — объясняла она. — Я пришла сюда не ради этого. Мне хотелось увидеть тебя, поговорить. В последний раз я могла сделать это за день до нашей свадьбы. И больше шанс не представлялся. Хотя бы ради этого мгновения стоило терпеть последние годы.

— Надя, — едва не заплакал Дима, коснувшись её.

— Как же хочется тебя поцеловать, как в старые времена. В голове крутятся прекрасные слова, когда ты делал предложение в глупом костюме ангела, а я не могла оторваться, хоть и едва сдерживалась, чтобы во весь голос не засмеяться. Как же не хватает…

Надя не сдержалась, и заплакала, а Дима обнял её.

— Я искал тебя много месяцев…

— Знаю, — не могла успокоиться она, говоря сквозь слёзы, — и я благодарна за попытки.

— Ты была самым дорогим человеком в моей жизни. Прости, что так и не нашёл. Я пытался изо всех сил.

— Теперь нас больше нет, — пересилила себя Надя и отошла на шаг, глядя вниз, боясь взглянуть в его глаза. — Есть только наркоманка и выдающийся спортсмен, которому суждено сегодня показать всему миру, на что он способен.

— Я должен тебе помочь. Всё из-за меня. Позволь мне…

— Ты не виноват. Я никогда не позволяла себе ненавидеть тебя за то, кем стала. Никто не толкал превращаться в отброс общества. В этом только моя вина.

— Надя…

— Обещаю, больше не потревожу тебя, — приготовилась уходить она. — Нам обоим нужна была эта встреча: поставить все точки в истории и увидеть её конец. Для каждого из нас он разный. Сегодня мы навсегда отпустим, друг друга и вернёмся к жизни, фундамент которой выстроили задолго до этого мгновения. Прощай, Дима. И удачи! — Надя поцеловала его в щёку и, сохранив лицо, оставила одного у фонтанов.

— Прощай, — прошептал он вслед, не в силах пошевелиться.

Какая-то часть хотела пойти следом и сделать всё, чтобы жизнь Нади переменилась, стала лучше, ведь вина за то, в кого она превратилась не уходила, лишь становилась сильнее, но другая часть отказывалась продолжать сохранять внутри себя остатки воспоминаний, связанных с любовью, ушедшей в прошлое. Девушка тянула его назад, туда, откуда он долгое время выбирался, стараясь обо всём забыть и теперь, единственным способом продолжать прежний, намеченный курс — сделать так, как сказала Надя: забыть, перевернуть страницу и продолжить то, на чём закончил. Недолго глядя на фигуру девушки, быстро исчезавшей в потоке людей, гулявших по проспекту, Дима вытер платком стекавшую по щеке слезу. Набрав в грудь воздух, развернулся и направился обратно в больницу, навсегда попрощавшись со всем, что связывало его с Надей.

До больницы он так же дошёл пешком. У входа стояла Даша, дожидаясь любимого. Увидев его лицо, спортсменка поняла: встреча прошла, не так просто, как на то надеялась. Ничего не сказав, она просто обняла, не желая напрягать его допросами, ведь, как придёт время, он сам обо всём расскажет, нужно немного подождать.

— Сашу вернули, — негромко сообщила она.

— Хорошо, — постарался не показать истинных чувств Дима, рвавшихся наружу, ведь повсюду находилось слишком много людей, перед которыми он не хотел выглядеть раздавленным, даже несмотря на то, что плевал на чьё-либо мнение, но здравый смысл подсказывал оставаться тем человеком, которого люди хотели видеть: медийной личностью. Никому не интересны его проблемы. Всем подавай телевизионного идола, на которого ровнялись. С ним хотели быть, «любить» и желать, но настоящий Дмитрий Малышкин никому не интересен, кроме тех, кому он по — настоящему не безразличен любым, каким бы ни был. Друзья не оставляли, поддерживали в моменты, когда это требовалось сильнее всего на свете, а большего и желать не нужно. Простой болельщик, клянущийся в вечной любви, никогда не поймёт, что значит, оставаться с человеком, даже тогда, когда он сам того не хочет, поэтому, всё в этом мире оставалось таким, каким и должно быть. У каждого своё место. Дима знал, кто друг, а кто лишь мимолётный болельщик, мечтавший о ком-то другом, но точно не о нём. И, находясь вокруг столпившихся зевак с фотоаппаратами, с едва ли неоткрытыми от восторга ртами, он набрался сил для обычной улыбки, показав свой невероятный настрой на предстоявшую, заключительную гонку зимних Олимпийских игр. Часто глядя на Дашу, он смог, несмотря ни на что, остаться сильным, хотя бы в глазах незнакомцев, ведь ей часто приходилось так же, как и многим другим, скрывать истину за фальшью.

— Что вы можете сказать о негативных отзывах в вашу сторону по поводу решения тренеров поставить в эстафетную четвёрку? — задал вопрос один из подоспевших репортёров, пробравшись в толпу столпившихся людей.

— Я рад, что мне дали ещё один шанс, — просто и коротко ответил он, не задумываясь.

— Но не кажется ли вам, что шансов было и так слишком много? Ваши места в проведённых гонках оставляли желать лучшего! А о скорости и вовсе можно забыть.

— Я не рад неудачам и делать резких заявлений не буду. Могу лишь сказать, что сделаю всё от себя зависящее для достижения наилучшего результата.

— Что вы делаете в больнице? Гонка уже довольно скоро. Не лучше ли вам готовиться, а не заниматься своими делами? — последовал вопрос от другого журналиста.

Дима немного замялся. Хотелось сказать: «Не ваше дело», или что похуже, но державшая его за руку Даша положительно влияла, не позволяя выдать необдуманную глупость.

— Причина, по которой мы здесь… Она не помешает выложиться на дистанции.

— Хотелось бы верить. Ваша форма…

— Просто верьте в спортсменов, и они покажут, на что способны, — перебил Дима, на что молодой человек скептически поморщился.

— Боюсь, вера здесь не поможет, — со злобной ухмылкой проговорил он, выискивая поддержку у некоторых из собравшихся. — Просто тренеры ни на что не способны и из-за собственных ошибок их подопечные оказались на пике формы задолго до игр. Молодым и перспективным спортсменам дорога на этапы Кубка мира заказана, иначе говоря, им просто не дают шанса показать себя, потому как держат в команде тех, кто давно не состоянии работать на результат, а не просто тратить деньги налогоплательщиков. Непонятно только, зачем Александру Лардонову вкладывать баснословные деньги в людей, которые ни на что не способны? Или он делает это только ради того, чтобы вы продолжали думать, что ещё на что-то способны?

Вокруг люди зашипели. Вопрос вызвал некий резонанс, ведь многие со сказанным не согласились, а журналист, задавший его, хотел лишь «горячий» материал: негативную реакцию Димы на его высказывания, что могло стать эксклюзивом, но ничего подобного не произошло. Озлобленные поклонники биатлона со скандалом выкинули его из толпы, хорошенько ударив по лицу. Журналисту — неудачнику осталось только бежать, громко угрожая засудить обидчиков.

— Не обращайте внимания на идиотов, — поспешила с утешениями одна из защищавших фанаток. — Не умеющие ничего в этой жизни могут только «тролить». На другое скудного мозга не хватает. Я, например, всегда в вас верю. Пусть, не всегда выходит быть на пьедестале, но это не повод ставить крест и оскорблять спортсмена. Тем более, нет никого, кто бы ни знал, что значит чёрная полоса невезения.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарила Даша, заметив, что Дима вовсе не хотел ничего говорить. — Таких как вы нам и не хватает.

— Удачи вам, Дмитрий, сегодня в гонке. Мы верим в вас, — пожелал один из молодых людей. — Вся моя семья верит в успех наших парней.

— Спасибо, — смягчился Малышкин, увидев искренность в глазах собравшихся. — Ваша поддержка много значит для нас, — признался он без преувеличения.

— Спасибо вам за эмоции, которые дарите каждый раз, когда смотрим биатлон. Это нельзя ни с чем сравнить, — продолжали высказываться люди.

— Даша, а вы любите его? — услышали спортсмены тонкий голосок маленькой девочки. Она стояла рядом в окружении родителей, увлечённо наблюдая за развивающейся беседой.

— Родная, — обратилась мама к ребёнку, — нехорошо задавать такие вопросы, — а после, повернулась к Диме и Даше, — простите её.

— Ничего, — улыбнулась Обручева, присев на корточки рядом с девочкой. — Да. Я очень люблю его.

— Вы такая красивая пара, — немного стесняясь, говорила она.

— Спасибо.

— Когда я вырасту, хочу быть похожей на вас, — вскоре сказала она.

— У тебя всё впереди.

Даша приобняла девочку и подарила ей подписанную фотографию, на которой была она и Дима.

— Что нужно сказать тёте? — напомнил отец.

— Спасибо, — безумно обрадовалась девочка, разглядывая сувенир.

— Будешь сегодня болеть за нашу команду?

— Да. Папа купил билеты.

— Тогда, болей как можно громче, чтобы ребята услышали тебя и обязательно победили. Сделаешь это для них?

— Хорошо. До свидания! — попрощалась девочка и довольная ушла под ручку с родителями, настраивая себя на помощь любимым спортсменам.

— Нам пора, — объявил Дима, но толпа не отпустила, пока не получила автографы. Журналисты продолжили задавать вопросы. На какие-то они нашли ответы, но большинство осталось без внимания, как только биатлонисты прошли пост охраны, не пускавший посторонних, и скрылись из виду.

— Тебе нужно время, — сказала Даша, опускаясь на лифте в морг. — Пережить сегодняшний день, — добавила она.

— Всё нормально, — солгал он. — Ты уже видела его?

— Мы с Антоном попрощались. Было непросто, но мы сделали это.

— Значит, моя очередь, — выдохнул Малышкин, выходя на этаж, чувствуя неприятный запах.

— Попробуй поверить, что Саша больше не мучается, — остановились у нужной двери они. — Может, произошедшее отпустило его.

Дима повернулся к Даше.

— Не думаю, что мне это поможет, но спасибо.

Антон, ожидавший друга, похлопал того по плечу, наблюдая, как Малышкин, исчез за белой дверью.

Прийти сюда для Димы уже настоящее испытание и его он не сразу преодолел, не смотря на относительное видимое спокойствие, но увидеть бездыханное, холодное тело Саши, лежавшее на металлическом столе, стало едва ли не пределом. Ему никогда не приходилось наблюдать подобное. В случае со смертью Жени, друг уже был в гробу на похоронах. Там он с ним попрощался, но сегодня всё иначе. Дима не мог сосредоточиться. Мысли в голове словно разнеслись ураганом, и собрать воедино не представилось возможным, поэтому он долго стоял на расстоянии от стола, пока не набрался сил, чтобы сделать шаг навстречу.

Всё уже подготовлено к похоронам. Думать о том, что с ним делал патологоанатом до этой встречи совсем не хотелось, но некоторые из порезов на теле, неприкрытые белой тканью, навели на неприятные мысли и о них не получалось не думать. С непонятным звоном в ушах, жутким запахом формалина и гнили Малышкин продолжил бороться, пока не смог подойти ещё ближе. Он понимал, что ведёт себя странно, но ничего поделать с собой не мог, испытывая столько всего сразу, от чего голова ходила кругом.

— Здравствуй, — наконец первое слово вырвалось наружу, когда всё вокруг прекратило так сильно пугать. — Вот я и пришёл, — Дима с трудом говорил, голос дрожал не то от холода, не то от страха видеть пугающую картину, но он пытался перебороть себя. — Возможно, я повторюсь, но всё же, не думал, что когда-нибудь придётся прийти сюда и прощаться. В то же время, я боялся, что этот день придёт. Казалось, если сильно чего-то не хотеть, это не придёт или не наступит, но все мы ошибаемся и я в том числе. Ты умер и всем нам придётся с этим жить, — Дима присел рядом. — Мне будет не хватать тебя. Не думал, что когда-либо скажу это, но я так сильно привык к твоим выходкам, привык к тому, что ты вечно делаешь что-то против моей воли, особенно, если считаешь это верным, и теперь ничего этого не будет. С твоим приходом в мою жизнь, всё изменилось. Я понял, что значит жить одним днём, ведь в любой момент всё могло круто поменяться. Пусть ты часто всё усложнял, порой, даже очень, когда семейство Аргадиян начало охоту на всех, кто был тебе дорог, но в то же время, ты делал всё, чтобы близкие были в порядке. До последнего оставался собой: наивным, немного странным, но добрым человеком, способным совершать добрые поступки, даже не веря в это. Жизнь без тебя уже не будет прежней. Я точно знаю. И хоть мне столько всего хочется ещё сказать, боюсь, я лучше промолчу. Это нужно показать. Обещание, данное тебе, я помню и готов сдержать. Я дал тебе его, лёжа в больнице, только-только отойдя от наркоза, едва не задушенный взбесившейся вдовой Аргадиян. Пришло время платить по щитам. Я готов, — Дима приподнялся, но всё ещё не уходил, вспомнив об оставленных записях. — Почему-то мне кажется, что у тебя, даже после смерти припасены сюрпризы. Не мог ты просто так уйти, поэтому, надеюсь, там не будет того, о чём я пожалею, сказав, что мне всего этого будет не хватать, — он подошёл к двери и вновь повернулся к другу, — я не прощаюсь, потому что сегодня, жди подарок, ради которого оба боролись последние годы. До встречи, «занудик».

— Как ты? — спросила Даша, увидев вышедшего Диму.

— Нормально, — спокойным голосом сказал он. — Лучше, чем думал.

— Не хочу торопить, но нам пара, — напомнил Антон, не желавший мешать. — Нужно размяться. Тренеры, если опоздаем, по головке не погладят.

— Точно, — забыл о быстро текущем времени Малышкин. — Ты с нами?

— Я побуду ещё немного здесь, но на трибуне жди самый громкий крик, который только слышал стадион. Знай, это буду я — болеть за самого лучшего спортсмена, который только выступал на Олимпиаде.

— Эй, эй! — вмешался Мипулин. — А я не самый лучший?

— Ты на втором месте.

— И за это спасибо, — пробурчал Антон. — Ладно, голубки, расставайтесь уже. Пара упорхать!

Обнявшись, Дима поцеловал Дашу и вслед за Мипулиным ушёл.

11 января 2013 года. Рупольдинг. Германия

Саша приехал в отель через несколько часов после звонка Димы. Испытывая лёгкое головокружение, он, как и обещал, первым же делом направился к Лёне, даже не заходя в свой номер. Верить в то, что человек, нанятый им, оказался психически нездоровым, он отказывался, поэтому решить дело следовало незамедлительно. Постучавшись в номер массажиста с желанием расслабиться, Лардонов весь сеанс пристально наблюдал за его поведением, пытаясь выявить, хоть какие-то отклонения, но чем больше он заговаривал Лёне зубы, тем больше понимал, что не ошибся в своём раннем решении взять парня на работу. У него не наблюдалось резкой перемены настроения, депрессии, тревоги либо неуправляемых панических атак, не редких при раздвоении личности. Во время безобидных расспросов Саша понял: с человеком всё хорошо. Конечно, для точного диагноза необходимо некоторое время для наблюдений, но опасений никаких не возникло. К тому же, головная боль стала сильнее и, несмотря на то, что после массажа, тело почувствовало себя расслабленным, ощущения испортились, поэтому, продолжать допрос не было ни желания, ни смысла, но прежде чем идти в номер отдыхать, он направился к Диме. Хотелось сообщить хорошую новость, чтобы тот не волновался и думал лишь о предстоявшей гонке.

Подойдя к его номеру и заметив слегка приоткрытую дверь, откуда доносились довольно громкие звуки, Саша решил не входить и немного послушать, о чём говорят, посчитав, что таким образом можно много узнать, в том числе и о себе. Ничего страшного в подслушивании парень не видел.

— Дела обстоят неплохо, — отчётливо сказал Илья, поглядев на рентгеновские снимки в трёх проекциях, сделанных тайно в ближайшей больнице сразу после его прилёта. — Насколько я могу судить, здесь снижение позвонка менее чем на треть. Это первая степень перелома, что, кстати говоря, очень хорошо, если учесть, что могла быть и третья с твоими нагрузками и нежеланием следить за здоровьем. В данном случае, нет нарушений устойчивости позвоночного столба, а значит, позвоночник стабилен. Так же, чувствительность и движение в нижних конечностях сохранены.

— Значит, бояться нечего? — повеселел Дима.

— Рано радуешься, — косо посмотрел на него Илья. — Боли, возникающие у тебя, будут продолжаться и дальше по мере твоих выступлений и физических нагрузок. Это может привести к нестабильности всего позвоночника.

— Но мы ведь уже снизили нагрузку!

— Этого недостаточно. Нет вообще лечения, которое бы подразумевало не прекращение спортивной деятельности. Таблетки тебе противопоказаны, потому как любой допинг — тест покажет положительный результат, а лекарства могут пригодиться, если станет невыносимо, но…

— Что «но»?

— Раз уж ты не откажешься от выступлений…

— Этого не будет, — всё ещё настаивал Дима.

— Значит, будем выходить из ситуации по мере её усугубления. К твоему сведению, лечение, которое тебе оказали, было очень хорошим, иначе, сейчас бы, даже на ногах не стоял. Операцию провели идеально. Тебе повезло. Не каждый после таких травм остаётся в хорошей физической форме, особенно не следуя предписанию врачей. Но с сегодняшнего дня, будешь слушать меня неукоснительно. Моя физиотерапия, скажем так, экспериментальная, не медикаментозная. Если всё пройдёт удачно, до окончания сезона дотерпишь, а потом, в межсезонье, примемся лечить по всем правилам. Идёт?

— А у меня есть выбор?

— Нет, — без раздумий сказал Илья. — Начнём с завтрашнего дня. Сначала, пойдёшь на тренировку, затем ко мне. Потом, будет гонка, и вскоре после неё вернёшься обратно. Свободного времени будет меньше, но и вероятность возникновения осложнений уменьшится в разы. Идёт?

— Спасибо, — пожал руку Дима.

— Как будут результаты — поблагодаришь, а пока ложись спать. Завтра тяжёлый день.

Услышав, что Илья собрался выйти, Саша тихо отошёл на несколько метров, сделав вид приближавшегося к номеру человека.

— Ещё раз привет! — увидел он Илью.

— Как голова? — поинтересовался врач, зная о жалобах Саши на боль.

— Всё так же, — без настроения сказал он, что с виду напоминало усталость и желание выспаться.

— Не нравится мне это, — насторожился Илья. — Во Франции ты тоже говорил об этом. Нужно обследовать тебя.

— Ты же знаешь, я не люблю больницы, — тут же сказал он.

— Знаю, — закатил глаза врач. — Вы друг друга стоите.

— У Димы всё хорошо или ты поздороваться заскочил? — поинтересовался Саша в надежде, что ему скажут правду.

— Я же врач команды. Пришёл проверить состояние чемпиона.

— И как он?

— В полном порядке, — лгал в лицо Илья. — Ладно, я пойду. Дел много.

— Ну да, встретимся позже, — сказал Саша, проводив его взглядом.

Заходить к Диме отпало всё желание. Саша не мог поверить о молчании про испытываемую боль, и это сильно озадачило его, ведь, зная об этом, он бы тут же сделал всё необходимое для лечения. Лучшие клиники ждали бы своего пациента, но друг решил промолчать, утаить важную информацию и здесь имелась причина, о которой Саша не догадывался.

— Чего не заходишь? — послышался его голос за неприкрытой дверью.

Саша вошёл внутрь, выглядя крайне огорчённо. Он посмотрел на внешний вид Малышкина, пытаясь заметить признаки его болезненного состояния, но тот выглядел естественным.

— Пришёл сказать, что Лёня вполне себе здоровый человек.

— Но я же видел…

— Тебе показалось, — перебил Саша, не желая разговаривать. — В общем, поздравляю тебя с первыми личными золотыми медалями. Ты давно шёл к ним и заслужил, как никто другой.

— И это всё? — заметив, что Лардонов направился к двери, спросил Дима.

— А ты хотел фейерверка? — недружелюбно прозвучало из его уст.

— Нет. Думал, ты сильнее обрадуешься, — не понял, в чём дело он.

— Я и так рад. Просто, ты этого не видишь.

— С тобой точно что-то не так, — подметил он.

— Мне пара идти. Выспись, как следует и выступи завтра так же, как в Оберхофе. Думаю, у тебя получится, — сказав это, Саша заторопился уйти так, и не сказав, в чём причина его плохого настроения.

Долго ломая голову из-за причины подобного поведения друга, Дима лёг спать, так ничего и, не поняв, хоть и знал: она должна быть веской, иначе Саша не выглядел бы настолько раздавленным. Антон ночевать в номер не пришёл, оставшись у кого-то из друзей развлекаться, поэтому в его распоряжении целый номер, где нет чужого храпа либо нежданных звонков телефона, что не редкость. По традиции закрыв перед сном дверь, он уснул, готовясь сохранить высокий уровень выступлений.

Дверь номера открылась среди ночи ключом, украденным у горничной. Малышкин крепко спал, поэтому не увидел света, исходившего с коридора, направленного прямо на него. Человек в скрывающем лицо капюшоне прошёл к кровати спортсмена. Остановившись у изголовья, он вынул из кармана пистолет, прикрутив к нему глушитель, и приставил дуло к виску, остановившись в сантиметре от него.

— За моего брата! — прошипел он, приготовившись стрелять.

«Никогда не извлекай свой меч, если не намереваешься немедленно воспользоваться им.»