«Стокгольмский синдром всегда был для меня загадкой. Я никак не мог понять, как можно сочувствовать, оправдывать и, даже, отождествлять себя с теми, кто причиняет тебе и другим боль, вызывающую в будущем множественные расстройства и психологические болезни, которые невозможно вылечить за один — два дня. Это странное явление, которому мне не удавалось найти ответа, несмотря на множество литературы, посвящённой ей. В моём понимании террористы, похитители и другие — это преступники, незаконно и насильственно удерживающие людей. Отсюда исходит тот самый вопрос, на котором и построен синдром: Откуда берётся привязанность? Это ведь самый настоящий мазохизм. Заложника унижают, над ним издеваются и одному богу известно, что ещё происходит, а он в дальнейшем, защищает того, кто причинял физический либо эмоциональный вред.

Наш мозг — это загадка. Порой, он ведёт себя совсем не так, как того можно ожидать, и я тому хороший пример. Пока не произошло похищение в декабре 2012 года, я не смог бы поверить в то, что когда-нибудь смогу поверить в Стокгольмский синдром и, даже, полностью увязнуть в нём и тех последствиях, что обрушились так скоро. Мне всегда говорили, что я чудной и это отражалось практически во всех поступках, неподвластных никакой критике и тем более логике. И тот случай, к тому моменту, стал, наверное, венцом моего мира, созданного мной самим. Проведя в плену целый месяц и ненавидя каждый прожитый день моего похитителя, я смог полностью переменить гнев на милость всего за несколько часов рассказа причин данного поступка того человека. Не знаю, может, я был слишком впечатлён или потерял рассудок, ведь от подобного можно сойти с ума и даже совсем того не заметить, но я сделал это, поддался эмоциям, которые никогда не оставляли меня, а лишь наоборот, омывали водами безумия каждый раз, когда я испытывал что-то сильное и незабываемое. Именно это и произошло в ту ночь, но почему со мной? Если бы подобное случалось с каждым заложником, суды не смогли бы выносить свои решения из-за защиты, исходящей в адрес террористов. Бывшие захваченные люди, каждый из них, насмерть бы стояли на своём и утверждали, что все действия бандитов были оправданы и поэтому они невиновны. Но спешу заверить, что подобное происходит совсем нечасто, примерно в восьми процентах случаев. Во всех же остальных, заложники ведут себя, как и подобает обычным людям: они боятся, сторонятся опасности, стараются выполнять указания и ведут пассивный образ жизни, пока всё не нормализуется. Я же, как всегда, стал редким исключением.

Синдром развивается не настолько быстро, чтобы уже за пару часов боготворить того, кого ещё совсем недавно призирал. Говорят, нужно три — четыре дня для того, чтобы в голове заложника что-то ёкнуло. При долгом нахождении в изоляции или заточении, пленник общается с захватчиком, узнаёт его, как человека, понимает причины захвата, чего он хочет добиться и каким способом, но в моём случае, это произошло внезапно. Наверное, со мной что-то не так, если я верю и помогаю тому, кто психологически мучил меня. Сложно даже пересказать, что я испытывал в те часы, когда спасал его жизнь, а потом обещал помочь в дальнейшем. Но это случилось и, даже спустя долгое время, я рад произошедшему и сегодня, если бы была такая возможность, поступил бы точно так же, потому что, благодаря синдрому, смог найти человека, которому пришлось пойти на такой шаг, ради спасения жизни близких и он заслуживает уважения. Этот парень не причинил мне вреда и, наверное, это сподвигло поступить не так, как от меня ожидали.

Сегодня я однозначно могу сказать, что Стокгольмский синдром не вымысел романтиков, которые любят писать о любви между заложниками и похитителями. Это жизненная, правда, опробованная сотнями людей по всему миру, просто оказавшихся не в то время и не в том месте. У них, как и у меня не было и мысли, что это когда-нибудь произойдёт, но всё что не случается, то к лучшему. Это важный опыт для меня, как будущего психолога, который лучше помог познать мир и людей вокруг меня. Я, даже, рад, что подобное со мной произошло, но совсем не жду повторения. Так что, всем спасибо за внимание. До встречи и всего доброго!!!»

«Ток-шоу “Откровенный разговор”, первый канал. Запись от 9 марта 2012 года»

Нове-Место (Чехия). 12 января 2012 года

Подходила к концу индивидуальная гонка. Первая в этом сезоне для Димы. Глядя на табло и зная, что до сих пор многие ещё не пересекли финишную прямую, на душе кроме груза очередной неудачи, ничего не осталось. Четыре промаха сыграли свое, и рассчитывать на что-то более ли менее сносное в итоговом протоколе нельзя. И это далеко не первое поражение за последний месяц. После удачи в спринте и эстафете в Австрии, радости от хороших результатов не пришли. Места колебались, и даже на трассе Хохфильцена повторить прежние результаты не удалось, словно что-то мешало, не давало сосредоточиться, стать тем, кем он должен быть. 41 и 39 места в спринте и преследовании лишь показали куда-то испарившуюся форму, и тренеры не понимали, как вернуть всё в прежнее русло. Конечно, они знали причину, но ничего не могли с этим поделать. Продолжая выставлять спортсмена на немецкой трассе в Оберхофе, они рассчитывали на положительную динамику, хотели дать ему прийти в себя, вновь сосредоточиться и достигнуть успеха. В конце концов, тактика сработала, и Дима сменил пятый десяток на второй, что обрадовало всю команду, следившую за ним. Казалось, с Малышкиным всё нормально, и он справлялся с психологическими проблемами, нахлынувшими так неожиданно, но только пришла очередь выступать в Чехии и, по мнению тренеров, бороться за медали, как все проблемы разом вернулись, словно никуда не уходили. Об этом говорил и ход по дистанции, много уступавший лидерам, откровенно слабая стрельба и не слишком боевое настроение, замеченное ещё при выезде в стартовый городок. Тренеры в один голос твердили о необходимости пригласить в команду психолога, чьей задачей станет разговор «по душам» как с Димой, так и с Антоном, который так же порой, нервничал. Но, если Мипулин согласился, восприняв это как необходимость для преодоления некоторых возникших преград, то Малышкин не был так благосклонен и расположен изливать душу незнакомцу. На первом же сеансе он показал, как сильно хотел вмешательства в свою личную жизнь «мозгоправов». Усевшись напротив нанятого специалиста, он уснул, пока тот что-то медленно и монотонно говорил, как после оказалось, самому себе. После того случая тренеры бросили попытки оказать помощь извне. Какое-то время возникали мысли о том, чтобы выгнать парня из команды, дабы сбить с него всю спесь, но вскоре, всё прекратилось. Они не захотели портить отношения со спонсором, который, как им казалось, всё равно когда-нибудь объявиться и не будет в восторге. К тому же, команда не восприняла бы по достоинству подобный шаг, и это отразилось бы и на результатах. Пришлось оставить всё, как есть, и ждать чуда.

Гонка завершилась. И вновь 39 место. С поникшей головой Дима захотел избавиться от назойливых взглядов болельщиков и журналистов, продолжавших караулить его у выхода со стадиона. Потихоньку, он испарился, погрузившись в свои мысли, выбрав тайный ход, использовавшийся как раз в подобных случаях. Выйдя через него, молодой человек не спеша побрёл в отель, но не успел сделать и нескольких шагов в полном спокойствии и умиротворении от редких минут одиночества, как за спиной послышались многочисленные посторонние голоса. Тень раздражения прошла по телу, но он продолжил себя контролировать, чтобы вновь не сорваться, как это было три недели назад, когда его замучили каверзными вопросами об отношениях с Сашей, намекая на то, чего быть, не могло. Остановившись, Дима вдруг вспомнил, что так и не поздравил Андрея Раковеева, занявшего первое место. Он совсем забыл об этом, поэтому почувствовал себя не комфортно, ведь в команде принято радоваться за своих, чего в данный момент, совсем не получилось.

— Что вы испытываете в данный момент? — задали первый вопрос, когда Дима только-только обернулся, увидев своих «преследователей».

— Ну, у меня сейчас не самое лучшее настроение, чтобы говорить об этом, — ответил он и не смог заметить сморщившуюся физиономию журналиста.

— Вам всё равно? — тут же последовал новый вопрос.

— Когда результаты не самые высокие — это не может быть всё равно. Печально, но всё же исправимо я, надеюсь, в ближайшем будущем!

Новый ответ ещё сильнее удивил пятерых собравшихся рядом людей, обменявшихся друг с другом обвинительными взглядами.

— Вы в такой момент думаете лишь о результате? — спросила девушка с нескрываемым осуждением. — Как вам вообще это удаётся?

— В смысле? — не понял Дима. — О чём вы вообще говорите?

— А вы не знаете?

— Ну, наверное, я бы не спрашивал у вас, в чём дело, если бы знал, о чём идёт речь? — последовала раздражённая реакция.

— Ваш друг нашёлся, — дали нормальный ответ они едва ли не в один голос, продолжив следить за реакцией спортсмена, не сводя с него глаз и объективов камер.

— Что? — не поверил Дима. — Это такая шутка, ведь, если это так, то она не смешная и за такое можно…

— Куда уж там шутить, — выкрикнул мужчина в чёрной шляпе. — Мы думали, вы знали!

— Где он? — первое, что пришло в голову. — С ним всё хорошо? Он жив?

— Да, — улыбнулась девушка, обратив внимание на сильное волнение спортсмена за друга.

— Чему вы радуетесь? — не понял он.

— Вы не такой уж и бессердечный, как многие говорили о вас в последний месяц.

— Рад, что показал себя с чувствительной стороны, — съязвил Дима. — Так, где он?

— В больнице Хохфильцена.

— Спасибо! — быстро сказал он и заторопился вернуться в отель. Приняв душ и собравшись, он заказал билет в надежде как можно скорее вылететь в Австрию. Зная, что тренеры подобной выходке не обрадуются, он должен вернуться к спринту послезавтра, поэтому нельзя было тратить время попусту. Важна каждая минута и Дима это хорошо понимал. Быстро сделав всё необходимое, он приготовился выйти из номера. Время вылета самолёта поджимало, и он направился к двери, как в неё вошёл Антон.

— Куда это ты? — задался вопросом он.

— Сашу нашли, — выговорил Дима, не стоя на месте. — Поэтому, я улетаю.

Он спустился вниз по лестнице. Антон не отставал.

— Но как же гонка через день?

— Антон, не волнуйся, я успею, тем более, плевать я хотел на неё. Я уже думал, что больше не увижу Сашу и тут он, как всегда, неожиданно появился. Всё в его стиле.

— Что скажут тренеры? — продолжил Мипулин.

— Скажи им что-нибудь и вообще, разве тебе всё равно, что он жив? Ты ведь тоже его друг и, даже, более близкий в последнее время, чем я.

— Нет, конечно, не всё равно, но у нас есть и обязанности, — не мог не думать он о предстоявшем спринте.

— Один раз можно пренебречь правилами. Я лечу и точка. Ты, кстати, со мной?

Антон несколько раз посмотрел на друга и после недолгих размышлений, сказал:

— Подожди пять минут. Я сейчас!

— Давай, не задерживайся, — обрадовался компании Дима, присев в холе отеля на мягкий диван в ожидании. Достав телефон, он подтвердил бронь на Антона и, когда дело было сделано, стал ждать, лишь думая о том, чтобы всё получилось. Последняя встреча с Сашей прошла неудачно. Ожидать слишком тёплого приёма не стоило, но поддержка ему сейчас необходима, как это происходило с его стороны, поэтому, несмотря на прошлые разногласия, Дима не мог бросить друга тогда, когда близкие люди необходимы, как свежий воздух. И, даже, если Саша продолжал ненавидеть его сильнее всех врагов вместе взятых, он всё равно бы не отступил и приехал, как бы тяжело ни было, хотя бы ради того, чтобы показать своё не безразличие к происходившему.

Время стремительно двигалось вперёд, а Антона по — прежнему не было. Дима уже хотел идти за ним в номер, но этого не пришлось делать. Под руку с Дашей, он спустился по лестнице, вызвав бурю негодования, ведь до рейса осталось мало времени, а Мипулин занимался всякой глупостью. К тому же он хорошо знал о натянутых отношениях с Обручевой, но это не помешало привести её к нему.

— Даша! — приподнялся он, подняв брови вверх.

— Привет! — поздоровалась она.

— Что ты тут делаешь? — спросил Дима, косо посмотрев на Антона.

— Она постучалась в дверь, когда я хотел идти к тебе, — оправдывался Мипулин, строя разного рода гримасы за спиной девушки, пытаясь сказать, что он не виноват.

— Да, он прав. Я искала тебя, — согласилась Даша.

— Прости, но я сейчас…

— Знаю, — не дождалась ответа она. — Передай ему от меня привет! — попросила спортсменка.

— Хорошо, — тут же согласился Дима. — Передам.

— Я бы хотела сделать это лично…

— Завтрашний спринт? — вспомнил Малышкин.

— Верно. Но скажи Саше, что, как только этап завершится, я сразу приеду, — пообещала девушка. — Пропущу одну — две тренировки, но съезжу.

— Ну, правильно, — улыбнулся Антон. — Ты белорусская прима. Кто посмеет тебе запретить! Покинешь сборную, и Беларусь окажется в каменном веке итогового протокола, как это оказалось с мужской сборной. Им нужно беречь свою красавицу!

Дима и Даша искоса взглянули на него, и Мипулин тут же замолк, демонстративно отвернувшись в другую сторону, но с интересом продолжил слушать все, о чём говорила парочка, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Он давно следил за их отношениями, чьи разговоры чаще всего не заходили дальше предложений «как твои дела» и всё время надеялся на то, что они найдут в себе силы признаться в чувствах, ведь их заметили все кроме них самих. Молодые люди каждый раз томно глядели друг на друга, испытывали всевозможный коктейль эмоций от несравненной любви до неугасающей ревности. Неловкими касаниями будоражили кровь, испытывали желание близости, но не делали шаг навстречу. Если раньше Диме мешала любовь к Наде, а после и нахлынувшее чувство вины за её исчезновение, то сейчас, когда он смирился с потерей, страх от начала новых отношений создал прозрачную стену. Парень видел перед собой объект желания, но никак не мог быть к ней ближе. Преграда не пускала, оставляя на полпути к цели. И эти страдания продолжались день ото дня, ведь оба видели друг друга практически ежедневно, в особенности на очередном этапе кубка мира.

— Так, что ты хотела сказать? — долго глядя друг на друга, спросил Дима, ненадолго позабыв о вылете самолёта.

— Ничего, — опустила глаза Даша. — Езжай, а не то опоздаешь, либо попадёшься под горячую руку разъярённых тренеров. Я, кстати, видела их пару минут назад, так что придётся поторопиться, чтобы не показаться им на глаза.

— Удачи завтра в спринте, — искренне пожелал Малышкин, и хотел было поцеловать девушку впервые за столько месяцев, но как только губы начали путь к долгожданному, заслуженному призу, Антон вдруг схватил его за руку.

— Бежим, впереди опасность! — заметил тренеров он.

Впопыхах, Дима поцеловал Дашу в лоб и устремился за Антоном, пробивавшим путь через скопившихся в холе спортсменов и простых постояльцев, возвращавшихся с гонки. Выбежав на улицу и влетев в стоявшее у входа такси, вызванное Малышкиным заранее, автомобиль тронулся и двое разгневанных, ругавшихся мужчин, гнавшихся за своими подопечными, всевозможными жестами призывали парочке друзей вернуться в отель. Тут же зазвонил телефон Димы, а вскоре и у Антона. Некоторое время ожидания прекращения звонка, ребята поняли, что это бесполезно и Мипулин всё же решился ответить.

— Ало! — как ни в чём не бывало, подал голос парень.

— Вы охренели? — тут же разнёсся недовольный голос Валерия Ольховского — главного тренера сборной России по биатлону. — Немедленно возвращайтесь обратно или я за себя не отвечаю.

— О, это вы! — нелепо обрадовался Антон, сделав непонимающий вид.

— Да, это я. Сейчас же разворачивайтесь!

— Мы просто решили прокатиться, скоро вернёмся, — солгал он, что со стороны Димы выглядело так глупо, что он не смог себя сдержать от рогата, прикрыв рот обеими руками.

— Знаю я, куда вы намылились! — вторгся в беседу Николай Опухов — старший тренер мужской сборной. — Что вы себе вообще позволяете? — ругался он не меньше Валерия. — Считаете, покидать этап кубка мира, не завершив его, в порядке вещей? Так вот, вы не звёзды биатлона, чтобы так поступать.

— Николай Васильевич, мы вернёмся! — серьёзно заговорил Антон, показывая кулак не успокаивавшемуся Малышкину. — Просто, очень надо!

— Надо им! — саркастично проговорил мужчина. — А тебе сказать, что мне надо в этой жизни?

— Э-э-э-э, — не знал, что ответить спортсмен.

— Можно было хотя бы предупредить? Или это так заведено у молодёжи?

— Вы бы не отпустили, — бубнил Антон.

— Конечно! Ты и Малышкин не Арман Вилар, чтобы пропускать важные старты, — более спокойным голосом заговорил он. — Ладно. Езжайте, что уж там. Не человек я, что ли?

— Человек! — подмазался Мипулин.

— Но, если не успеете к пристрелке и разминке, я вас…

— Знаю, — не стал слушать и без того понятное обещание Антон. — Спасибо.

— Передайте Саше, что мы все за него переживаем и ждём скорейшего возвращения.

— Обязательно.

— И последнее, — не мог не сказать Николай Васильевич. — Передай Малышкину, что за его лошадиный рогат, слышимый даже из закрытого ладонями рта, вы оба пробежите лишних десять километров на тренировке. И я прослежу, чтобы ни на метр меньше. До встречи!

Антон, погружённый в себя, положил телефон в карман и посмотрел на Диму.

— Ну что там? — спросил Малышкин, покраснев от сдерживания смеха.

— Мы трупы! — легко и непринуждённо произнёс он, зная, как злопамятны тренеры. — Особенно ты!

— Почему это?

— Потому что ты идиот!

Перелёт прошёл без инцидентов. Самолёт мягко приземлился в небольшом аэропорту Зальцбурга, что в сорока шести километрах от Хохфильцена. Выйдя из здания аэровокзала, Дима поймал такси, и они с Антоном быстро примчались в больницу, где лежал Саша, но выйдя из машины, Малышкин, вдруг, остановился, не делая ни единого шага вперёд.

— Что с тобой? — с двумя небольшими сумками, взятыми из Чехии, стоял за спиной Мипулин.

— Будешь смеяться, но я вдруг подумал…

— Это что-то новенькое, — вяло протянул Антон.

— А, что если он не захочет видеть меня? — пропустил мимо ушей предыдущее высказывание Дима.

— Господи ты, боже мой! — не смог спокойно реагировать он. — Ты издеваешься? Хочешь сказать, что ты, поссорившись с тренерами и уехав в самоволку, испугаешься войти внутрь только из-за глупости? Поверь, Саша и не вспомнит о той ссоре.

— Думаешь? Целый год он об этом помнил, — не соглашался спортсмен.

— То было совсем другое. И вообще, я с вами двумя с ума сойду. Мало мне твоей безынициативности с Дашей, так ещё и это продолжается. По вам плачет мыльная опера, которая, боюсь, с таким успехом, никогда не закончится. Вот скажи, почему ты так глупо себя ведёшь, когда дело касается Саши? Он не девушка, чтобы чего-то бояться. Он твой друг, которому нужна поддержка. Так что иди и дай ему то, чего нужно в данный момент.

— Хорошо, — подумал Дима и уже был готов подняться по ступенькам вверх, но, не проделав и несколько шагов, остановился. — Постой, ты считаешь меня безынициативным с Дашей? Серьёзно?

— Рот будешь открывать у стоматолога. Иди! — рявкнул Антон и больше не говоря ни слова, друзья добрались до входа в здание с людьми в белых халатах. Подойдя к регистратуре, Мипулин передал сумки Диме и посадил его на скамейку, пока сам пошёл к регистратуре узнавать, где именно лежит Саша, иначе как слушать его больше не мог. Это было выше всех имевшихся сил.

— Добрый вечер, — поздоровался Антон на не самом лучшем английском языке. Плотная женщина средних лет не сразу отреагировала на приветствие из-за посредственного настроения, но спустя несколько секунд разбора документации, скопившейся на столе, ответила тем же, даже попытавшись улыбнуться, вместо этого оскалив зубы, на что спортсмен не обратил никакого внимания. — Подскажите, пожалуйста, в какой палате лежит Александр Лардонов.

— Такого нет, — проверив данные, ответила она.

— Как? — удивился Антон. — Может, вы ошиблись? Нашего друга похитили месяц назад и сегодня сообщили, что, наконец, нашли и привезли именно в эту больницу. Проверьте, пожалуйста, ещё раз!

— Я же сказала, что его нет. Я бы знала о таком!

Не получив желаемого ответа, Антон вернулся к сидевшему у окошка Диме, глядевшего в потолок.

— Что-то подсказывает мне…

— Дима? — послышался знакомый женский голос, говоривший на русском. — Как хорошо, что ты здесь оказался!

— Ольга Ивановна! — обрадовался Малышкин матери Саши. — Вы тоже здесь!

— А где же мне ещё быть?! Он мой сын и как только я узнала, тут же примчалась из Франции. Весь этот месяц я думала, что моего мальчика уже может и не быть в живых. Не знаю, как описать, насколько я счастлива.

— Я тоже этому рад, — обнял женщину Дима вслед за Антоном. — Как только узнал, бросил всё и примчался.

— Хорошо, что вы здесь, — с облегчением выдохнула Ольга Ивановна.

— Он в порядке? Мы вообще ничего не знаем.

— Я уже хотела звонить вам обоим, — потускневшим голосом проговорила женщина, вызвав некоторые опасения у ребят.

— Так говорите же! Не томите! — попросил Антон.

— Надеюсь, вас он послушает, потому что я сдаюсь.

— Послушает? — не понял Дима.

Поднявшись на лифте на пятый этаж, они прошли по длинному коридору, в конце которого стояло двое полицейских, и остановились у охранявшейся ВИП-палаты.

— Он там? — задал очевидный вопрос Дима.

— Да, — кивнула Ольга Ивановна. — Теперь, прежде чем войдёте, хочу предупредить…

— Он в тяжёлом состоянии? — поторопился с выводами Антон.

— В каком-то смысле да, но сама палата не его.

— А чья же? — переглянулись между собой спортсмены.

— Его похитителя, — сделала паузу перед новостью она, всё ещё пытаясь переварить наговоренное сыном.

— Стоп, — постарался правильно понять Дима. — Если похититель в этой палате, то где же Саша? Я уже ничего не понимаю.

— Я тоже, — соглашалась женщина. — Саша тоже в этой палате.

— Вместе с ним? — не поверил Антон. — Что он там делает?

— Не даёт полиции арестовать его.

— Это шутка? — скорчил глупую гримасу Мипулин.

— Если бы, — всё ещё не верила в происходившее Ольга Ивановна. — Он почти ничего не говорит. С тех пор, как Саша оказался здесь, он сказал лишь несколько слов, но не объяснил, почему этот мерзавец так важен. Врачи говорят — это шок от перенесённого стресса. Саша волок его по снегу не один километр и, судя по всему, впал в ступор. Но я знаю своего сына. Это всё не просто так, поэтому, может, ты поговоришь с ним? — обратилась она к Диме.

— Думаю, я не лучшая для этого кандидатура…

— Дима! — демонстративно кашлянул Антон. — О чём мы говорили перед больницей?

— Хорошо, — вспомнил он.

— Спасибо, — поблагодарила женщина, ещё раз обняв. — Он всегда ценил тебя и твоё мнение.

— Значит, вы не вините меня за ту ссору? — спросил он, пожелав услышать честный ответ.

— С каждым бывает, — хлопнула его по плечу Ольга Ивановна и открыла дверь в палату.

Дима не знал, что сказать другу до того, как встретил его мать, а теперь, после всех обрывистых подробностей, стало ещё хуже. За эти несколько лет, что они знакомы, Саша часто поступал не так, как того можно было ожидать от человека, но всегда его поступки были для чего-то нужны, по крайней мере, юноша так считал. И, если он сейчас так вёл себя, значит, имелась веская причина, иначе, возможно, месяц плена оставил слишком сильный отпечаток на психическом состоянии человека, неподготовленного, как и большинство других, к подобным испытаниям.

В палате было лишь два человека. Смуглый черноволосый парень, примерно одного возраста, что и Дима, лежал на койке, подключённый к различным аппаратам искусственного поддержания жизни. На стуле рядом с ним бесполезно лежала пара наручников, по — видимому, запрещённых Сашей. Сам же юноша расположился в кресле, напротив. Он часто предпочитал засыпать не в кроватях, и в этот раз так же остался верен себе. Скрутившись комочком, молодой миллионер с тревогой на лице видел сны, не приходивший от них в восторг.

Подумав, что пришёл не вовремя, Дима захотел развернуться и покинуть палату, но Саша вдруг вскочил с места с осоловевшими от страха глазами. Взглянув сразу на Кабано и убедившись, что с ним всё хорошо, он, наконец, заметил спортсмена, тихо стоявшего в стороне. Уставившись на него, юноша несколько секунд не отводил взгляда, в котором читалась то ли прежняя злость и ненависть, то ли что-то, чего Малышкин никак не мог распознать. Так продолжилось какое-то время, пока Саша не сделал первый шаг и к большому удивлению Димы, крепко обнял друга, наконец, расслабившегося и сделавшего так же.

Похищение не осталось бесследным. В доме, где его держали, он пытался остаться прежним человеком и в момент оказания помощи Кабано, делал всё в здравом уме и свежей памяти, спасая жизнь, но вернувшись в обычный мир и повседневность, которые должны были помочь прийти в себя, всё переменилось. Пусть и прошёл только один месяц, но Саша отвык от такого количества людей, окружавших в больнице и на улице. Он не мог сосредоточиться. Возникли страхи нахождения в толпе, не наблюдавшиеся ранее, сложности в общении с людьми. Целый месяц окружало только молчание, убивавшее изнутри, а тут нахлынуло разом. Всё то время, проведенное взаперти, и темноте требовался простой разговор, обычное общение двух и более людей. Оно бы привело в чувство, сделав плен человечнее и мягче, но ничего подобного не случилось и причина тому известна. Саша справился с последствиями, но сделал это не слишком удачно, ведь с момента прихода в больницу он не смог сказать связно и нескольких слов, чего ранее не наблюдалось. Он сам не знал, как перебороть себя. Осталось только сидеть и смотреть в неизвестность, ставшей противоположной стороной палаты. Пока рядом не оказался тот самый человек, с которого и началась новая жизнь, о чём раньше Саша мог только мечтать. Увидев его, преграда отступила, вернув ненадолго прежние времена.

Объятия продолжились какое-то время. Саша заплакал и никак не мог отпустить спортсмена, вцепившись в него мёртвой хваткой. Наверное, именно этой поддержки не хватило больше всего. Тот самый пазл, в лице друга, связанного со многими событиями в жизни, оказался на своём месте. Без него, отданного тепла, заботы и нежности любимой матери не хватило, дабы пробить стену к израненному внутреннему миру. Потребовался мощный психологический толчок, что-то, что вызвало бурю эмоций, пробудившуюся и вырвавшуюся наружу.

Наконец, Саша смог отпустить Диму и взглянуть на него покрасневшими глазами. Боль не утихла, продолжив доставлять страдания, но, несмотря на это, почувствовалось облегчение, ощутившееся в способности взглянуть на произошедшее другими глазами. И осознав пережитое, возникли силы на борьбу с последствиями. Пусть их не хватало, как того хотелось, но было достаточно для глотка свежего воздуха, так необходимого после нахождения взаперти.

— Спасибо! — прошептал Саша, вытирая глаза платком, лежавшим на зеркале у кресла.

— За что? — растрогался он, ожидая чего угодно, но только не этого.

— Ты рядом, — вздохнул юноша.

— Я должен был.

— Нет, но это много для меня значит, — присел в кресло он. — Прости за этот сентиментальный всплеск. Знаю, ты не очень любишь подобное.

— Всё хорошо. Мне было приятно, — откровенно сказал Дима, присев рядом на боковину кресла. — Знаю, тебя сегодня чёртову тучу, раз спрашивали, но всё же, как ты?

— Нормально, хотя это не так, — размышлял Саша, не зная правильного ответа. — Мама считает, я сошёл с ума.

— А это так?

Саша повернул голову к Диме.

— Не думаю.

— Значит, ты в порядке, — подвёл итог Малышкин, не считая иначе.

— Она говорила тебе о Кабано?

— О парне, который похитил тебя? — догадался он. — Немного. Знаю, что по каким-то причинам ты не позволяешь приковать его теми наручниками. Ты спас ему жизнь, но не понимаю, почему.

Саша поднялся с кресла и подошёл к Цезарю.

— Взгляни на него и скажи, что ты видишь, — попросил юноша. Диме не пришлось долго стоять рядом с похитителем, чтобы дать ответ.

— Я вижу ублюдка, который забрал моего друга и мучил его на протяжении месяца, — честно признался он, ни капли не привирая.

— До вчерашнего дня я так же считал, — видел в Кабано такую же жертву Саша. — Я мечтал выбраться оттуда, поквитаться с ним и, даже выстрелил, — на мгновение юноша взглянул на свою трясущуюся ладонь, в которой сутки назад держал оружие и вздрогнул от момента воспоминания того самого выстрела, едва не погубившего человека. — Но как это часто со мной бывает, всё разительно изменилось в какие-то доли секунды.

— Что именно? — поинтересовался Дима, стоя рядом и ощущая всю тяжесть воспоминаний друга.

— Когда Кабано упал, истекая кровью в мороз и вьюгу, вокруг не было ни единой души, чтобы помочь. Только лес и темнота, и я вспомнил день твоей аварии. Тот ужас, что происходил рядом со мной. Мне до сих пор не забыть того мужчину, что я оставил в джипе, даже не предприняв попыток помочь, считая его виновным в причинении вреда. Он заживо сгорал, а я сделал выбор, павший на тебя, Женю и ту девушку. Да, я знал, что не смогу спасти его, более того, мне не было известно, правильно ли я всё делал с вами, но…

— Ты не должен всю жизнь винить себя, — положил руку на плечо Дима. — Это не твоя вина и ты хорошо об этом знаешь.

— Да, — согласился Саша. — Это вина Михаила Аргадияна, но легче не становится. Одно время я думал, что обо всём забыл. Возникли иные трудности, но, как оказалось, память осталась и боль того поступка по — прежнему не отпускает. Я спас Кабано, потому что не мог допустить новой смерти на своих руках и знаю, что всё сделал верно, потому что он не виновен.

— То есть как?

— Он жертва «Фаната».

Услышав об этом, Дима переменился в лице, пытаясь соотнести услышанное с тем, что уже давно знал, но ничего не вышло.

— Это не может быть «Фанат», потому что примерно в одно и то же время с твоим исчезновением, она назначила мне встречу в отеле Хохфильцена и после непродолжительной беседы, полиция арестовала её. Эта ненормальная ожидает приговора в России.

— Правда? — не поверил Саша. — Но тогда, кому это нужно?

— Не знаю, но есть предположения, что «Фанат» — не один человек. Спланировать всё на свадьбе не под силу больной девушке. Она работала не одна, но за этот месяц никаких новых писем не приходило. Поэтому, сказать наверняка нельзя.

— Можно! — спокойно сказал юноша, вновь поглядев на Кабано. — Цезарь видел того, кто заставил его похитить меня. Его семья у того человека, поэтому он будет следить за ним и, если мы сейчас что-нибудь не предпримем, они погибнут.

— Почему бы тебе не рассказать всё полиции? — предложил Дима, посчитав это лучшим решением.

— Расскажу, но сначала, нужно, чтобы узнал обо всём ты. Просто потому что хочу объяснить подробнее мотив своего поступка. Если поймёшь ты, поймут и другие. Но главное, мне просто нужно выговориться. Не против?

Диме ничего не осталось, кроме как согласиться. Присев на всё ту же спинку кресла, он усердно принялся слушать. Порой, эмоции Саши передавались ему, иначе нельзя было полностью осознать произошедшее с ним и каждый раз, это чувство усиливалось. Спортсмен будто погружался в дни, где юноша молил о спасении, умирая от страха неопределённости, пустоты, отчаяния и одиночества. Многим могло показаться, что одиночество — не самое страшное, что могло произойти с человеком, оказавшимся в плену, но это лишь так казалось на первый взгляд. Психологическая атака угрожала здоровью сильнее, нежели многие виды физического насилия и тот, кто был в ответе, разбирался в давлении и пытках, знал, как доставить максимальный вред и сделал всё от себя зависевшее, чтобы метод сработал и не ошибся. Саша подавлен, разбит и переполнен страхами. Они ещё не скоро оставят в покое.

После окончания беседы, Дима всё же убедил юношу выйти из палаты, но ему не хотелось. Саша надеялся дождаться пробуждения Кабано. Стоявшая у дверей Ольга Ивановна уже не знала, что и думать. Ей казалось, разговор между Димой и сыном длился целую вечность. Она несколько раз хотела войти внутрь, чтобы проверить всё ли в порядке, но Антон предложил дать им ещё немного времени и не ошибся. Оба молодых человека вышли другими людьми. Волновавшийся перед встречей биатлонист не скрывал своего облегчения и бодрого настроя, каким не мог похвастаться час назад, чему Антон был очень рад, приветливо встретив его. А Саша, чей внешний вид не говорил ни о чём хорошем, сбросил маску мученика, приняв облик привычного всем человека, которым был до произошедших с ним событий, хоть сделать это было не так просто. Немного натянутая улыбка всё же не скрыла бившуюся фонтаном боль и шедший следом страх, но первый шаг на пути к восстановлению всё же проделан. Заметив маму, не в силах сдержаться от радости видеть сына похожим на человека из её памяти, Саша обнял её, чего не смог до прихода Димы. Всё произошло практически безмолвно. Женщине не понадобились лишние слова для выражения чувств. Она просто насладилась обществом единственного главного мужчины в жизни. После, подошла очередь Антона. Он приобнял друга, похлопав того по плечу и обрадовался, не увидев незнакомца, в которого Саша мог превратиться за время, проведённое в аду.

— Теперь, ты можешь объяснить, что произошло и почему ты защищаешь преступника? — настояла Ольга Ивановна в попытке разобраться.

— Давай не сейчас, — попросил Саша, сославшись на нежелание повторить ссору заново. — Мне нужно поговорить с врачами. Позже, хорошо?

— Нет не хорошо, — разозлилась женщина. — Тебя похитили, а я до сих пор ничего об этом не знаю. Ты никуда не уйдёшь, пока всё не расскажешь.

— Ольга Ивановна, я всё вам расскажу, — вызвался Дима.

— Он рассказал тебе? — удивилась женщина.

— Было много для этого времени.

Ольга Ивановна повернулась к сыну.

— Вот, значит, кто для тебя дороже!

— Прекрати нести ересь, — повысил голос юноша. — Если я рассказал ему обо всём, значит, на то была веская причина.

— Какая? — поспешила понять Ольга Ивановна.

— Ты бы не поняла меня.

— Я твоя мать, — напомнила она.

— Но это не отменяет того факта, что ты всегда воспринимала всё в штыки, даже то, что я не отказался от свидетельских показаний, когда шили дело против Димы, — вспомнил он едва ли не начавшуюся истерику женщины после окончания первого слушания. — Но в итоге я всё сделал правильно.

— Не забывай, что тебе крупно повезло. Не выиграй тогда деньги, где бы ты оказался? Я бы не смогла оплатить того адвоката, явно переоценившего свои способности, заломив заоблачный гонорар. Так что, прекрати считать себя слишком умным и послушай других, мнение старших, кто куда мудрей и опытней.

— И ты ещё злишься, что я не рассказал тебе первой? — поникшим голосом заговорил Саша. — До моего выигрыша ты постоянно пилила меня, говорила, что я ни на что не гожусь, не верила в меня, заставляя думать, что я неудачник, работающий за гроши на нелюбимой работе. Может быть, так и было, но любой сын хотел бы чувствовать хоть какую-то поддержку от родной матери. Но от тебя почти всегда было всё наоборот и сейчас, когда я хоть чего-то достиг, пусть и не своим потом и кровью заработал миллионы, но я стал другим. Мне приходилось бывать во многих странах, видеть разных людей, моя мечта стать личностью потихоньку сбывается и, находясь вдали от тебя на протяжении почти двух лет, я смог приумножить капитал. Ты это тоже назовёшь удачей? Или скажешь, что мне давалось всё настолько просто? Может, ты успела забыть, что я едва не умер от мышьяка, подсыпанным психованной сучкой или пожара в доме Аргадиян? Похоже, из нас двоих заблуждаешься только ты. Даже, если ты права на счёт суда, те времена давно прошли, и я не хочу думать о том, чего никогда не будет.

Сказав это, Саша спокойно направился к врачу, наблюдавшему за состоянием Кабано, оставив женщину, погружённую в свои мысли.

— Не обижайтесь на него…

Дима попытался сгладить обстановку, но Ольга Ивановна не дала ему продолжить.

— Если он говорит так, значит, во всём есть и доля моей вины.

— Саша говорил это не со зла, — настоял Дима.

— Но и не просто так. Верно! — уверяла она.

— Думаю, Дима расскажет нам, что же там случилось и всё встанет на свои места. Правда? — обратился Антон к Малышкину.

— Да, конечно, — согласился он.

История, рассказанная Димой, сильнее расстроила Ольгу Ивановну. Она всегда знала о доверчивости сына, частенько страдавшего от последствий неверных решений, поэтому пришлось брать дело в свои руки. Не дождавшись возвращения Саши и не спросив его очевидного мнения, она вошла в палату, оставив за дверью Диму и Антона, а также охрану, спокойно пропустившую внутрь. Увидев лежавшие наручники, женщина тут же приковала ими руку Цезаря к койке, зажав максимально туго. Не испытывая к нему и капли сочувствия, женщина встала над парнем, желая увидеть мучителя сына мёртвым. Не в силах понять, что заставило Сашу проникнуться нелепой историей, рассказанной, по её мнению, лишь для спасения собственной шкуры, женщина приготовилась сделать то, чего не смог сын. Рука медленно потянулась к подушке. Вытащив её из-под головы парня, она подняла орудие убийства вверх. Осталось мгновение, прежде чем женщина сделает то, о чём вскоре пожалеет. В голове, не переставая, вспышками пронеслись представленные обрывки дней с муками Саши, находившегося в заточении, и они лишь сильнее провоцировали. Набравшись смелости и уверенности в необходимости поступка, Ольга Ивановна крепко прижала подушку к лицу Кабано. Спустя мгновение, датчики на приборах запищали, парень очнулся и попытался спастись, но женщина не позволила помешать себе, совершить правосудие, не считая это чем-то страшным.

Несколько секунд спустя в палату вбежал Саша вместе с медперсоналом. Увидев женщину, врач вызвал стоявших у входа полицейских. Схватив Ольгу Ивановну, они усадили её на кресло, а медсестра вколола успокоительное.

— Как ты могла так поступить? Ты совсем спятила? — разозлился Саша, наблюдая за тем, как Кабано приводили в порядок.

— Это ты, похоже, сошёл с ума! — стояла на своём она. — Я делаю то, что должна.

— Он не виноват! — попытался убедить юноша, но всё бесполезно. После недолгих препираний Ольга Ивановна уснула. — Пожалуйста, можно этот инцидент останется между теми, кто сейчас в этой комнате? — обратился к доктору он, передав несколько денежных купюр с множеством нулей.

— Уберите их, — отказался от взятки мужчина. — Не сложно понять, что чувствует ваша мать и признаться честно, я не знаю, о чём думали вы, прежде чем защищать преступника.

— Он не виноват, — утверждал Саша.

— Странный вы народ, русские, — не мог не заметить он. — И как только вы вообще живёте?

— Так и живём, — пробубнил юноша, наблюдая за санитарами, перевозившими на каталке маму в отдельную палату, оставив его наедине с доктором. — Так, что вы скажете? Как его состояние?

Доктор подошёл к пациенту, взглянув на него и показатели приборов.

— Если ваша мать или кто-нибудь из близких людей не постараются оказать повторную «помощь», то с ним всё будет хорошо, — оценил он.

— Я сейчас не об этом, — ожидал другого ответа юноша.

— К сожалению, шансов немного, — неутешительно проговорил мужчина, поглядев в открытые глаза Кабано, слышавшего всё, о чём говорили, но не в состоянии издать ни единого звука из-за перенесённого стресса.

— Но они есть? — всё же не потерял надежду Саша, цепляясь за соломинки.

— Есть, но необходимо прямо сейчас провести операцию. На этой стадии медлить нельзя, если вы и правда, хотите спасти ему жизнь.

— Хочу, — не думал ни о чём другом юноша.

— На это нужны немалые…

— Их у меня в избытке, — перебил он, поглядывая на Кабано.

— Клиника D.R.A Medical. Она в Израиле. Оправьте его туда и шансы на спасение возрастут.

— Когда это можно будет сделать?

— Ещё пару дней я должен понаблюдать за вашим… В общем, я подготовлю все необходимые документы.

— Спасибо! — поблагодарил Саша, оставшись с Кабано наедине. — Видишь, шансы есть. Поэтому, всё может закончиться хорошо. Ты справишься.

— Но, что будет с моей семьёй? Если они погибнут, тогда и жить незачем, — шёпотом заговорил он, потихоньку приходя в себя.

— Я поговорил с полицейскими. С твоих слов составят фоторобот уже сегодня и начнут поиск. Они знают, насколько всё серьёзно, к тому же, деньги, заплаченные им, должны хорошенько простимулировать. Так что не волнуйся. Спокойно отдыхай и ничего не бойся. Никто не потревожит.

— Они все ненавидят меня! — заметил Кабано, понимая совершённый поступок, которым вряд ли можно гордиться.

— Думаю, тебе не стоит беспокоиться о них. Они не хотят понять, что пришлось тебе пережить, а я понимаю. Но сейчас главное отыскать того, кто причастен к обоим похищениям.

Саша направился к выходу.

— Мне никогда не искупить перед тобой своей вины, — сказал Цезарь, но юноша ничего не ответил и покинул палату, зная, что любой ответ не поможет ему почувствовать себя лучше.

Саша не отходил от палаты Кабано, с нетерпением ожидая прихода полицейских и составления фоторобота. Он хотел узнать лицо того, кто руками несчастного парня издевался над ним. Охрана больше не стояла у входа. Она бесполезна, если пропустила внутрь Ольгу Ивановну в состоянии аффекта, едва не наделавшую бед. Теперь же, женщина продолжала спать в отдалённой палате противоположного крыла больницы. Жизни пациента точно ничто не угрожало, и Саша оставался спокойным, сидя на удобном диванчике и читающим новости в интернете. Вдруг, на экране высветился знакомый номер, принадлежавший Стасу, и он тут же ответил. Разговор продолжился некоторое время и в какой-то момент юноша ощутил непреодолимое желание посетить туалет. Дима и Антон отошли ненадолго по своим делам, поэтому рядом с палатой никого не осталось, и именно в этот момент он пожалел, что отпустил охранников.

Саша хотел лично встретить полицейских и проследить за тем, чтобы те не причинили Кабано никакого вреда и не заставили признаться во всех смертных грехах. По крайней мере, зная полицию в целом, юноша хотел подстраховаться, но никого рядом не оказалось. Даже медсёстры, проходившие мимо, ссылались на занятость, поэтому, испытывая большую потребность в посещении общественного места уединения, он поднялся с кресла и, как можно быстрее, удалился.

В коридоре у платной палаты появился парень в куртке и кепке, прикрывавшей лицо. Убедившись в отсутствии посторонних, он вошёл в палату, не заметив преград.

— Кто вы? — обратился к постороннему Цезарь, готовясь нажать на тревожную кнопку, вызывавшую к себе медперсонал.

— Спокойно, у меня для тебя письмо.

— От кого?

— Ты сам знаешь.

— Где он?

— Парень, я курьер, всё остальное меня не волнует, — ответил незнакомец и, передав конверт, удалился. Не дожидаясь, пока в палату кто-нибудь войдёт, Цезарь открыл его.

«Ты провалил задание!!! Поэтому, сегодня кто-то умрёт, и его смерть останется на твоей совести. Но знай, всё ещё есть шанс спасти мать и брата. Сделаешь то, что я скажу, и их не тронут. Первое: если составишь мой фоторобот, они оба умрут самой страшной, мучительной смертью и это видео я отошлю тебе. Насладишься им, узнав последствия невыполнения моих указаний. Второе: мне всё ещё нужны деньги этого хлюпика. Я говорил весь месяц не торопиться, но сейчас время пришло. Достань их любыми способами. Мне плевать, как именно. Подключи фантазию. И третье, наверное, самое интересное. Как только получишь всю сумму, прикончи его и пришли доказательство. Хочу увидеть его страдания. Как выполнишь, получишь семью обратно. Но для большей решимости, завтра найдёшь в палате запись. Она покажет, на что я способен, когда меня подводят. До встречи!!!»

Под покровом ночи, к подвалу здания подошёл человек, волоча за спиной большой мешок, наполненный тяжёлым содержимым. Войдя внутрь и грубо спустив его с лестницы, парень включил фонарик на телефоне и прошёл к двери, за которой тускло светил свет. Добравшись до места назначения, он открыл мешок, показав обезумившему от страха пленнику содержимое. Расстегнув куртку и открыв внутренний карман, засверкало лезвие знакомого острого ножа в глазах истощённого молодого человека, готового броситься на колени и целовать ноги похитителя, лишь бы он не совершил задуманного.

— Умоляю, не делай этого! Сергей не имеет никакого отношения к твоей мести, прошу! — пытался приблизиться к своему любимому Давид, лежавшему без сознания с кровавым подтёком на голове, выглядывавшим из мешка.

— Я ведь обещал сделать это и теперь всё в руках Бога…

«Обещания не делают людей сытыми, но ненадолго отодвигают чувство голода.»