С первыми лучами холодного северного солнца наши ночные феи улетели. Мы вызвали такси, оплатили и распрощались. Почему-то ни мне, ни моему товарищу и в голову не пришло попросить у них адрес или телефон. В этот город потом я приезжал ещё много раз, но никогда не вспоминал ни о Рите, ни о Вике. Это, наверное, от того, что между нами не было никаких чувств.
Теперь нас ожидало самое сложное испытание: предстать перед строгими очами тещи и тестя Викентия. Мы, естественно, привели себя в порядок, кипятильником заварили в двух стаканах по полкубика «Maggi» и неторопливо выпили. Затем выкурили по сигарете и отправились навстречу судьбе. Вообще-то, следует пояснить, что из-за сильных морозов в Якутске никто не курит на улице. Для этого имеются отапливаемые предбанники магазинов. Там можно смолить сколько угодно, и никто тебе не сделает замечания. Север есть север. При температуре ниже минус 35℃ вдыхать полной грудью морозный воздух опасно. Сразу можно получить воспаление лёгких. Поэтому все дышат по-собачьи, часто и неглубоко. Да глубоко и не вздохнёшь – в лёгких начинается неприятное покалывание.
Оказалось, что родители жены Викентия живут совсем недалеко от «Стерха». Я с ужасом подумал, что было бы, если бы тесть или тёща Викентия сегодня ночью захотели бы нас проведать. Когда я об этом поведал моему другу, он изрёк:
– Хорошо, что ты не заговорил об этом вчера. Я бы точно у тебя не остался.
Двенадцатиэтажный панельный дом стоял на сваях, точно циркач на ходулях. Лифт не работал, и нам пришлось подниматься на седьмой этаж. Викентий прокашлялся, поправил шапку и нажал на кнопку звонка. Дерматиновая дверь отворилась. На пороге возникла сухопарая тётка лет шестидесяти пяти в тёплом халате и с недобрым морщинистым лицом.
– А!.. Смотри, Гена, наш зятёк явился! А жена до сих пор волнуется. Всю ночь нам названивала: где Кеша, где Кеша? А что я ей скажу? Шляется по гостиницам, пока заразу какую-нибудь не подхватит и домой не принесёт. Ладно, проходи, коли зашёл, – отступая назад, проворчала она.
– Вы, мама, меня хоть бы перед директором не позорили. А то выгонит так и не успев принять, – с обидой в голосе вымолвил Викентий. – Ну, посидели, дела обсудили, бутылочку приговорили. А что в этом плохого?.. К вам приди, так вы и ста грамм не нальёте. Всё боитесь, что я сопьюсь. А сколько мне лет? Забыли? В мои годы уже не спиваются. Таких как я вперёд ногами выносят.
– А не рано ли ты, Викентий, себя в ветхозаветные старики записал? – в коридор вышел высокий седой мужчина в майке-алкоголичке.
– Знакомьтесь, это мой будущий начальник – Валерий Валерьевич Приволин. Создаём свою авиакомпанию. Скоро здешних потомков Мамая будем возить к тёплым морям, – отрекомендовал меня Борисыч.
– Ну что ж, очень приятно, меня зовут Константин Юрьевич, – представился тесть. – Давайте чайку выпьем, бутерброды с икоркой намажу.
– Вот, мама, учитесь, как надо гостей встречать, – наставительно проговорил Викентий.
Мы прошли на кухню. Хозяин поставил чайник на плиту и достал из холодильника двухлитровую банку икры.
– А может, по сто капель? – почёсывая щетинистый подбородок, предложил он.
– Не откажемся! – радостно согласился Викентий.
– Нет-нет… Нам сейчас в авиакомпанию надо и потом в агентство, – запротестовал я. – Чай – другое дело.
Константин Юрьевич оказался интересным и начитанным человеком. Всю свою жизнь он проработал геологом. Причём в экспедиции ходил в одиночку и всегда в его вещмешке был томик какого-нибудь писателя-классика. Даже представить сложно, как он неделями бродил один по тайге, боролся с природными трудностями, привыкнув обходиться минимумом удобств. Тесть имел крепкий внутренний стержень. Обычно такие люди и являются оберегом семьи. Все остальные – жена и две дочери – точно ветки дерева, питались и росли от его могучего ствола. Мне было совершенно ясно, что пока он жив, с этой семьёй ничего плохого не может случиться. А к тому времени, когда Константина Юрьевича не станет, его роль перейдёт к старшей дочери. И её слово или совет будут ценить точно так же, как прислушивались к мнению отца. К сожалению, я знал и обратный пример.
Был у меня когда-то школьный друг. Его с братом воспитывала мать, отца у них не было. Елизавета Марковна работала заведующей промтоварного магазина. Она была членом КПСС, воевала на фронте и слыла строгой женщиной. Жили они в собственном доме, но очень скромно. Несмотря на это, огорода у них не было. Вместо картофеля, капусты или редиски сыновья под маминым руководством вырыли небольшой искусственный пруд и обложили его камнем. В нём ползали черепахи и плавали золотистые карпы. Вокруг росла японская айва, вилась актинидия и китайский лимонник. Рядом стояла ажурная кованая скамья. Травка была аккуратно подстрижена невесть откуда взявшейся механической газонокосилкой, которую позже я видел в фильмах по произведениям Агаты Кристи. А прямо перед домом они посадили голубую ель и наряжали её каждый Новый год. В общем, это маленькое семейство создало себе небольшой кусочек земного рая.
Николай, младший сын Елизаветы Марковны и мой товарищ, постоянно попадал в неприятные переделки: то его ловили в поле за сбором конопли, где раздевшись, он бегал голым (пыльца легко пристаёт к потному телу и легко потом с него собирается), то на угнанном мотоцикле убегал от гаишников, но попадался. Мать каким-то образом улаживала проблемы и снова заставляла сына идти по правильному пути. Он слушался, садился за уроки, а в свободное время паял схемы для светомузыки из перегоревших ламп дневного света. Затем вставлял в них выкрашенные в разные цвета лампочки для фонарика и засыпал битым бутылочным стеклом. Получалось красиво и многие их у него охотно покупали или меняли на что-нибудь стоящее. Отличником Коля, конечно, не был, но когда хотел, мог блеснуть знаниями и удивить учителей начитанностью.
Его старший брат Виктор являл собой прямую противоположность: избегал конфликтов, посещал музыкальную школу по классу фортепьяно, читал Артура Конан Дойла, Чарльза Диккенса и слушал «Pink Floyd». А ещё бредил Лондоном и Англией. Над кроватью у него висел портрет Уинстона Черчилля. Парень где-то раздобыл карту Лондона и мог часами рассказывать о достопримечательностях города. Он поступил в мореходное училище и, окончив, стал ходить в загранку в качестве судового электрика. Виктор привозил из-за границы настоящие диски Элтона Джона, «Кока-Колу» и жевательную резинку «Бруклин». О такой же судьбе морского скитальца грезил и Николай, но мечтам не суждено было сбыться, хотя в мореходное училище он всё-таки поступил. Будучи курсантом, попал в сомнительную компанию и обворовал ларёк «Союзпечати». Выручки им досталось немного, но свои два года он схлопотал. Мать ездила к нему на свидания и возила тяжёлые баулы с передачами.
Почти в то же самое время, когда Николая посадили, Виктор встретил девушку в Таллине с заграничным именем Инга. Он привёз невесту в Красноленинск. Я видел её и не мог понять, что он в ней нашёл. Её лицо покрывали бесконечные веснушки, а волосы имели огненно-рыжий цвет. На свои скромные сбережения Елизавета Марковна сыграла сыну свадьбу. Молодая семья поселилась в том же доме. На мужа Инга оказывала такое же воздействие, как удав на кролика. Со свекровью их отношения не сложились, и невестка всячески настраивала сына против матери, и тот всё чаще и чаще покрикивал на родительницу в присутствии жены, а потом, тайком просил у матери прощения и плакал.
Не прошло и года, как в молодой семье родилась дочь: с веснушками и рыжим цветом волос. Ей дали имя Ядвига. Инга выпивала и совсем не следила за ребёнком, но бабушка с нею занималась, и уже в три года малышка научилась читать по складам. Виктор, вместо того, чтобы запретить жене употреблять алкоголь, стал пить вместе с ней. Коля к тому времени так и не освободился. За участие в беспорядках на зоне ему добавили ещё три года. Впоследствии он так и скитался по тюрьмам и срокам.
Пруд давно затянуло тиной, о рыбках забыли, и они замёрзли, черепах съела бродячая собака, которая пролезла во двор через дырку в заборе. И только голубая ель, предоставленная сама себе, всё ещё тянулась вверх.
Вскоре Виктора уволили за пьянство, и он вместе с женой стал собирать пустые бутылки и металлолом. Я иногда видел его с тачкой, нагруженной всяким железным хламом. Теперь пенсия Елизаветы Марковны стала главным источником дохода семьи.
Инга и Виктор издевались над старушкой и всячески оскорбляли её. И часто, напившись, заставляли маленькую Ядвигу называть бабушку Бабой Ягой. В конце концов, фронтовичка оформилась в дом престарелых. Говорят, она почти ни с кем не общалась, часами просиживала на лавочке и смотрела вдаль. Елизавета Марковна умерла от инсульта всего через несколько месяцев после ухода из своего дома.
Виктор пережил мать совсем не намного. Он раздобыл где-то бутылку метилового спирта, выпил и умер. Хоронили его за муниципальный счёт.
Некогда счастливый семейный очаг теперь превратился в пристанище пьяниц и наркоманов. Ингу лишили родительских прав, а Ядвигу определили в детский дом.
Как-то вечером, изрядно захмелев, Инга легла спать с непотушенной сигаретой. Огонь охватил все комнаты. Пожарным её спасти не удалось.
Ещё перед поездкой в Якутск я проходил по знакомой улице и невольно остановился. У дома прогорела и обрушилась крыша. Двор зарос бурьяном, и в окнах не было ни одного целого стекла. И только забытая всеми голубая ель оставалась немым свидетелем времени, когда за этим забором обитало счастье.
Так вот Константин Юрьевич был как раз тем самым монолитным фундаментом, на котором держалась вся семья. Видно, что у старого геолога давно не было возможности выговориться. А рассказывал он складно, будто писал. И речь его изобиловала словами, давно вышедшими из употребления. Я потом не раз прилетал в Якутск и всегда заходил к нему в гости. Слушать его было одно удовольствие. Кстати, он научил меня готовить пельменный суп по-якутски. Рецепт чрезвычайно прост: варятся пельмени, затем туда кладётся очень много мелконарезанного зелёного лука (обычно растёт в ящиках на подоконнике). Вроде бы незамысловатое приготовление, а вкусное. Обучил меня старый геолог и правильному приготовлению строганины.
– Запомни, Валера, – объяснял он, – для строганины лучше всего подходит омуль, нельма и муксун. Только рыба должна быть свежей, а не уснувшей. Обычно ей дают полежать на холоде минут двадцать, потом слегка разминают и оставляют на тридцатиградусном морозе часов на десять. Затем, упирая в пол, острым ножом счищают кожу. Тут главное, не повредить жировой слой. Первые стружки снимают со спины и брюшка, а потом от хвоста до головы. Будет лучше, если на тарелку положишь чистую бумагу. От этого стружка будет не так быстро оттаивать. К строганине подают маканину. Её я готовлю из томатной пасты, давленого чеснока и чёрного перца. Можно добавить и немного уксуса. Ну и запомни самое главное: строганину без водки едят только собаки!
Не скрою, пару раз мы с Константином Юрьевичем эту самую строганину кушали, не обошлось и без заветного запотевшего графинчика огненной воды. Но всё это будет потом, а сейчас мы пили чай и слушали хозяина. Правда, Викентию этот монолог был не особо по нраву. Старый геолог это чувствовал и потому чаще обращался ко мне:
– Так что, Валера, запомни: все ответы на вопросы давно даны классической литературой. Тебе остаётся лишь их найти. Начни с Чехова, он ближе современному человеку, чем Лев Толстой.
– А чем, позвольте узнать, вам Лев Николаевич не угодил? – с явной издёвкой осведомился зять.
– А я тебе скажу: уж больно длинные у него предложения, по полстраницы. Мысль теряется.
Долго засиживаться мы не могли. Пора было уходить.
На улице стоял морозный туман. Такое явление можно наблюдать только здесь. Выхлопные газы машин, дыхание людей, дым и пар из труб – всё это висит над Якутском в виде одного огромного облака. Потом туман оседает на деревьях, проводах и домах в виде изморози.
В авиакомпании мы без труда нашли отдел маркетинга. Объяснив цель своего визита, сразу перешли к обсуждению стоимости рейса. Наши коллеги удивились, насколько детально мы разбирались в авиационном бизнесе. Подписав договор, я попросил сотрудников напечатать на обычных листах несколько простых объявлений. В них говорилось, что открыта продажа билетов на рейс Якутск-Красноленинск-Якутск. Указывались и даты вылета.
В агентстве всё обстояло намного проще. Типовое соглашение заключили быстро. И тут же пообещали кассиршам вознаграждение в один процент за каждый проданный билет. Как потом я узнал, они просто уговаривали каждого покупателя лететь новым рейсом.
Выйдя на улицу, я вынул изо рта жевательную резинку, разделил её на четыре части, прилепил к входной двери и прислонил лист объявления. Благодаря сильному морозу, слюна замёрзла, и бумага тут же приклеилась к жвачке. Точно так мы поступили ещё в двух местах, где, по мнению Викентия, могли находиться будущие пассажиры. Стоимость билета мы уменьшили на двенадцать процентов по сравнению с регулярным рейсом Якутск-Краснодар, который выполняла «Саха-Авиа». Время вылета сделали очень удобным. В тот же день началась продажа авиабилетов на промежуточный рейс Новосибирск – Красноленинск.
Всего за шесть дней мы продали сто шестьдесят восемь мест. По нашему письму агентство, оставив себе комиссионное вознаграждение, перечислило первую, большую часть денег в «Саха-Авиа», а вторую – на счёт КААК «ГЕН», где нам по прибытии предстояло заправляться и платить за взлёт-посадку. Не забыли мы и про неофициальное премирование сотрудниц агентства.
Мы вновь явились в договорной отдел, чтобы утрясти детали предстоящего полёта и познакомиться с экипажем. Нам тут же сказали, что нас приглашает к себе президент авиакомпании. Откровенно говоря, эта новость нас не обрадовала, поскольку мы предполагали, что состоится неприятный разговор, ведь мы составили конкуренцию их рейсу в Краснодар. Однако этого не случилось. Президент, как и все руководители подразделений авиакомпании, за исключением начальника АТБ (авиационно-технической базы), был представителями коренного народа. Некоторое время он молча рассматривал нас, а затем, предложив сесть, спросил:
– Мне сказали, что вы собираетесь летать в Красноленинск. Неужели вы наберёте там пассажиров на обратный рейс?
– Думаю, да, – сказал я, не желая посвящать собеседника в детали.
– Как часто вы собираетесь туда летать?
– Пока один раз в неделю. А дальше – посмотрим.
– Планируете ли вы рейсы за рубеж?
– В перспективе.
– А точнее?
– В мае, возможно, продлим рейс до Ларнаки, на Кипр. Правда, пока у нас ещё нет договора с кипрскими властями на этот счёт. Надеемся, что к весне закончим все формальности. Мечтаем так же выполнять рейсы в Стамбул. Но опять же, только весной.
– Ну что ж, планы у вас, прямо скажем, грандиозные. Желаю удачи, – он поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.
Примерно через час мы созвонились с Аликом. Он сообщил, что договорился о поставках колбасы, куриного фарша и сыра с местных комбинатов. Всего на двадцать тонн. Отсрочка платежа – десять дней.
Без особого труда мы вышли на азербайджанское землячество, державшее всю продажу фруктов и овощей в Якутске. Наши оптовые цены их вполне устроили. Расплачиваться договорились наличными прямо под крылом самолёта. Фарш, сыр и колбасу для начала мы тоже договорились продать им, хотя здесь выгоды было явно меньше. Позже Викентий завёл знакомство с хозяином сети продовольственных магазинов, и азербайджанцам остались только фрукты.
Наконец настал день нашего первого рейса. Закарпатский остался в Якутске, а я поехал в аэропорт. За городом туман совсем поредел, и показалось солнце.
Трудно передать то ощущение, которое ты испытываешь, когда отправляешь свой самолёт. Когда за тысячи километров от родного дома поднимаешь в небо сто тонную громадину. Ещё вчера моя идея могла показаться утопией, нереальной чепухой, а сегодня всё свершилось. Построить бизнес почти без денег? Любой скажет, что это невозможно, что так никогда не бывает… Невольно начинаешь себя уважать, хотя всё ещё не верится, что это реальность, что все сто шестьдесят восемь кресел заняты и от того ты вынужден умащиваться на дополнительном откидном месте рядом с бортпроводницей. Но и это не страшно! Главное, первый блин не оказался комом.
Гостеприимные стюардессы быстро соорудили импровизированный столик с закуской. Я достал коньяк и шампанское, купленные мною в честь открытия чартера. До самого Красноленинска мы летели весело.