Тюрьма. Здесь время стоит на месте, а все остальное движется. Каждый, кто был в неволе, навсегда запомнит, как выскакивало у него из груди сердце, когда темница оставалась позади. Свобода! Понять ее пьянящий запах может только тот, кто долго был ее лишен. Даже солнце, небо, дождь или ветер на свободе другие – от них пахнет свежестью и добром. А женщины? Они кажутся богинями, сошедшими с небес, и все, исключительно все – красавицы.

От нахлынувшего счастья хочется зажмуриться и закрыться рукой, чтобы не ослепнуть. Первое время не верится, что можно идти куда хочешь и никто не окликнет. Но все равно липкая паутина страха еще рядом, и часто ночью кажется, что ты еще там, в остроге, за высоким забором, среди таких же, как и ты, несчастных и потому озлобленных людей.

Но приходит утро, и кошмар рассеивается, на окнах зеленеет герань, рядом висят знакомые с детства белые кисейные занавески, под выбеленным до синевы потолком в клетке трещит канарейка, сладкий запах черемухи дурманит, а церковный звон успокаивает измученную ночными кошмарами душу.

Поручик Васильчиков, в потрепанной тужурке и с узелком в руке, вышел за тюремные ворота. Перед ним гигантскими виселицами возвышались старые, наполовину мертвые тополя. Он отчего-то усмехнулся и, забросив нехитрую поклажу на плечо, побрел по тропинке в сторону Петропавловской площади.

– Броня! Бронечка! Милый! – донеслось издалека. Обернувшись, он увидел Клару. Прикрывшись веером, она сидела в коляске с накинутым верхом в каких-нибудь пятидесяти шагах от него и махала рукой, видимо боясь, что он ее не заметит. «А все-таки женщины странные создания, – подумал поручик. – И зачем кричать? Достаточно было приказать извозчику просто догнать меня. Ах, Клара, Клара, как же ты прекрасна!» Не дожидаясь кареты, он сам, так же не логично, пошел ей навстречу.

Всю дорогу она всхлипывала, сжимала его огромную руку тонкими дамскими пальчиками и, заглядывая в глаза, задавала ему один и тот же вопрос: «Ты, наверное, очень скучал по мне? Правда?» Он молчал и только нежно касался губами ее щеки. Клара удовлетворенно вздыхала и, довольная, опускала красивую головку на его плечо.

Свою квартиру Бронислав не узнал. Такой чистоты у него никогда не было. Посередине комнаты стоял сервированный по всем правилам стол, накрытый белоснежной скатертью, увенчанный хрустальными бокалами, с аккуратно уложенными накрахмаленными салфетками и серебряными столовыми приборами. Приятно пахло жареным мясом, свежими овощами и окрошкой. Да! Да! Да – его любимой окрошкой!

– Ты чудо, Клара! И самая настоящая волшебница!

Он поднял ее на руки и стал кружить по комнате. А Клара, как в детстве, от радости и какого-то необъяснимого страха почему-то зажмуривала глаза.

Потом он долго принимал ванну и все никак не мог отмыть кисло-горький, потно-приторный запах тюрьмы, липкими миазмами въевшийся во все поры человеческого тела.

За стол они так и не сели… Они просто придвинули его к кровати. В коротких перерывах Клара взахлеб рассказывала о визите Пейховича, об Ардашеве, о том, как он ее защитил, об убитом артисте, о камнях, спрятанных в монпансье, о пузырьке с каплями, Дорште, о наглом городовом, сломавшем зуб, об усатом таракане Поляничко и опять об Ардашеве.

– Ты так много говоришь об этом Климе Пантелеевиче, что я скоро начну тебя к нему ревновать, – игриво, но с едва заметной ноткой обиды в голосе прошептал любовник.

– Какие глупости! Тоже мне – нашел соперника! У него ведь жена, которую он очень любит. И потом, мы с тобой – грешники, а он совсем не такой, он другой…

– Вот-вот, я об этом и говорю. Сначала мне придется его, видимо, поблагодарить за то, что он сохранил для меня такую аппетитную и ненасытную нежную курочку, а потом я вызову этого присяжного поверенного на дуэль, потому что эта самая курочка слишком много кудахчет о нем! – дразнил Клару поручик.

– Ах так! Это я-то курица? А кто у нас такой важный и к тому же задиристый петух? А?

Они дурачились, проваливаясь снова и снова в бесконечную пелену любовного наваждения, и только к утру заснули. Это была их первая спокойная ночь. Теперь уже не надо было торопиться домой и придумывать несусветные истории для Соломона, которые они, покатываясь со смеху, еще недавно сочиняли вместе с Броней. Не было надобности и стыдливо отводить взгляд, прочитав в супружеских глазах немой укор. Но мужа, пусть даже несчастного и обманутого… его все равно больше нет. А она – есть! Броня – есть! Жизнь – есть! Она стремительна и быстротечна, как горная река, и надо успеть ею вдоволь насладиться.

Счастливая Клара по-детски улыбалась во сне. Она так и не вспомнила, что истекли девятые сутки, как не стало Соломона. Весь день его грешная душа мучилась и страдала под сводами церковного храма, но так и не услышала о себе заупокойной молитвы. А вечером она полетела домой, все еще надеясь обрести утешение в спасительном пламени поминальной свечи. Но и его никто не зажег, и тогда, оскорбленная и униженная, она унеслась прочь, покинув навсегда дом, в котором о ней забыли.