– Разрешите приветствовать истинных героев. – Губернатор подходил к каждому из приглашенных и крепко жал руку.

– В отношении вас, Владимир Карлович, мною направлено представление Его Императорскому Величеству о награждении орденом Владимира IV степени. Надеюсь, пригласите на торжество?

– Непременно, Петр Францевич.

Было заметно, что Фаворскому излишнее внимание доставляет неудобство, и он ждет не дождется, когда весь этот церемониал закончится. Тем более что сегодня он собирался официально просить руки Вероники Высотской. Это решение он принял еще вчера, когда они везли пойманных преступников: «Вот так однажды нарвусь на шальную пулю, и все… Похоронят за казенный счет да отсалютуют напоследок. А через год никто и не вспомнит…»

Из-за недавних нападений на почтовые кареты ротмистру все чаще приходилось бывать на городских кладбищах. И в скорбные минуты прощания с теми, кого не пощадила рука хладнокровных убийц, отвлекаясь от скупых траурных речей чиновников и заунывного бормотания священника, он стал вдруг задумываться о смерти. И каждый раз жандармский офицер чувствовал, как по спине кипятком растекался страх, который он гнал от себя прочь, но так и не мог полностью от него избавиться. Раньше с ним такого не было.

Перед Васильчиковым Рейнбот остановился, улыбнулся, немного помолчал и, протянув руку, сказал:

– Ну, а вам, господин поручик, целых две награды: во-первых, командование драгунского полка освободило вас от отбывания оставшихся двух суток на гауптвахте, а во-вторых, ваше полковое начальство внесло вас в список офицеров, досрочно представленных к присвоению очередного воинского звания. Полагаю, вам снова вернут чин штабс-ротмистра.

– Рад стараться, ваше превосходительство! – Офицер браво стукнул каблуками, склонив одновременно голову. Но уже через мгновение по его лицу пробежала тень безразличия и некоторой усталости.

– Ну, а вы, дорогой мой Антон Филаретович, не уберегли себя. Надо было бы поостеречься! Все только и говорят о вашем подвиге! Сражались геройски и себя не жалели! И поэтому я ходатайствовал о награждении вас серебряной медалью за храбрость IV степени. Ну и позвольте выделить вам на лечение сумму в размере пятисот рублей. – Губернатор протянул казенный конверт из пергаментной бумаги серого цвета.

У сыщика на глазах навернулись слезы радости. Забыв о том, какая рука у него больная, он попытался протянуть забинтованную, висевшую на перевязи руку, но быстро опомнился и, подав левую, проговорил:

– Ваше… высокопревосходительство! Я и впредь, завсегда… Государю нашему императору… верой и правдой… Жизнь готов положить… Премного благодарен… Рад стараться!

– Также хочу объявить, что начальник сыскного отделения господин Поляничко представлен к ордену Станислава III степени с мечами и бантом. Начальник губернской полиции господин Фен-Раевский награждается орденом Святого Станислава II степени. Итак, официальную часть на этом можно считать оконченной и я всех приглашаю пройти в банкетный зал.

Его превосходительство первым направился в соседнюю комнату, где на столе, накрытом белой скатертью, выстроились бутылки с шампанским, коньяком и сухим вином. Рядом теснились вазы с персиками, ананасами и виноградом. Нарезанные дольками апельсины соседствовали с раскрытыми коробками эйнемовских конфет. Прислуживали два официанта.

– Уважаемые господа! Я поднимаю этот бокал за государя нашего, за православную веру, за Отечество – за Русь-матушку и, в вашем лице, за ее бесстрашных сыновей! – Послышался хрустальный перезвон бокалов и негромкие поздравления.

Но, как обычно бывает в таких случаях, из-за официального характера торжества и слишком большого числа начальников присутствующие чувствуют себя неуютно. Каждый был кому-то подчинен и от кого-то зависим. И потому минут через двадцать банкетный зал опустел. Участники празднества покинули губернаторский дом, разделившись на группы: полицмейстер, Поляничко и Каширин направились в управление, а Фаворский с Васильчиковым медленно шли по бульвару, ведя неторопливую беседу.

– А знаете, поручик, я бы хотел предложить вам отправиться вместе со мной на журфикс к Высотским.

– Рад бы, но, к сожалению, не имею приглашения от хозяев.

– Оно вам и не понадобится. Дело в том, что я собираюсь сегодня вечером просить руки Вероники Высотской. А вы будете моим сопровождающим лицом. Видите ли, Бронислав, я хотел бы считать вас, если, конечно, вы не возражаете, своим товарищем, поскольку в этом городе, кроме вас и господина Ардашева, у меня нет настоящих друзей. Кстати, надеюсь, на журфиксе представится случай вас познакомить. Клим Пантелеевич чрезвычайно интересный собеседник.

– Благодарю за предложение и с радостью его принимаю. Да и об Ардашеве слышал много хорошего… Ну-с, разрешите вас поздравить с окончанием холостяцкой жизни!

– Не будем спешить, Бронислав. А вдруг возьмут и откажут?

– А вот этого точно не произойдет! Вы уж поверьте предчувствиям старого дамского угодника.

– Дай-то бог! Предлагаю встретиться у дома Высотских в восемь.

– Прекрасно!

Офицеры пожали руки и разошлись по разные стороны начинающей покрываться золотом аллеи. Солнце торопилось спрятать лучи за горизонт, небо наливалось свинцом, а холодный северный ветер гнал с востока черные проливные тучи.