Всю ночь меня мучили кошмары. Серая крыса пыталась залезть под одеяло. Старая беззубая тварь карабкалась по кроватной ножке и тыкалась острым носом в мою коленку. Я пытался кричать, но не мог, – горло хрипело и булькало, точно его перерезали. Совсем рядом раздался чей-то металлический смех.

От страха я проснулся.

Напротив сидел он.

Теперь дьявол закутался в темный плащ времен Римской империи, а на ногах виднелись башмаки из мягкой красной кожи (такие в те годы носили сенаторы).

Я перевел дух, смахнул рукавом пижамы капли пота со лба и уселся на край кровати. Она закачалась и скрипнула, точно так, как только что пищало это мерзкое существо.

– Что же вы, милейший, уже и с крысой справиться не в состоянии? – усмехнувшись, спросил Люцифер. – Я ведь нарочно ее к вам прислал, чтобы вы полюбовались на эту старую уродину. Хотите знать, кто это был?

– Кто? – прохрипел я.

– Эта бывшая помещица. В своем доме она любила устраивать оргии. Развратница скончалась почти пятьдесят лет назад. Именно она была воспета в романсе «Пара гнедых». Помнится, второго дня вы мечтали перерезать ее «дряблую аорточку». Вот я и решил сделать вам подарок и предоставил такую возможность. Да и она, признаться, была не против. Ее душе давно уже надоело быть крысой. Вот потому-то старая блудница и полезла к вам под одеяло. А вы, любезный, испугались и голосили, точно институтка при родах.

– Так, значит, мне это не приснилось? Выходит, это приключилось на самом деле?

– Конечно! Я велел ей убраться.

– Вы хотите сказать, что все происходящее во сне – реально?

– Безусловно. Уж вам-то пора знать, что сон – выход души на прогулку. Во сне каждый человек проживает сотни тысяч других жизней. Это еще раз доказывает, что в природе не существует такого понятия, как время. И вам, если хотите знать, сейчас совсем не столько лет, сколько указано в ваших метриках, а много больше.

– И сколько же?

– Не знаю, этого никто не знает, кроме него…

– Кроме Бога? – просипел я.

Он брезгливо поморщился.

– Да. Но не произносите больше при мне это слово. Я же предупреждал вас!

– Виноват. Не извольте гневаться.

– Ладно, чего уж там! – Он махнул рукой. – Я не в обиде. Тем более что последнее время вы ведете себя молодцом. Так мастерски прикончили камергера! Сработали вчистую! Как говорится, комар носа не подточит, и пчелка хоботок не повредит. – Он повел глазами и заметил самодовольно: – Если хотите знать, Чертоногов – не последняя жертва этой «плохой» комнаты (кстати, уже сутки его душа мается и ждет решения Небесного Суда). Через десять лет – в декабре 1925-го – в этом же пятом номере «Интернационала» (так новые власти переименуют «Англетер») обнаружат труп поэта Есенина. Он покончит с собой – удавится на трубе центрального отопления.

– Есенин, которого недавно печатал журнал «Друг народа», совершит самоубийство? – изумился я.

– А чему вы удивляетесь? А еще через пять лет за ним последует известный вам Маяковский. Только он, в отличие от предшественника, застрелится.

Искуситель замолчал. Он выставил перед собой правую руку, на которой красовался золотой перстень, увенчанный огромным брильянтом. Попав в лунный свет, пробивавшийся сквозь тяжелые шторы, камень, точно живой, заиграл тысячами бликов.

– Сударь, я поведал вам об этих сочинителях не случайно, – менторским тоном продолжил сатана. – Вы, как я вижу, уже мните себя гениальным поэтом. Но при этом забываете, что большинство из них очень плохо кончили.

– А разве «Метресса» – плохие стихи? – робко осведомился я. – До гениальности мне, конечно, далеко, но все же разве они так неудачны?

– Ой-ой-ой! Эка вы куда хватили! О гениальности заговорили! На этот счет могу заявить вам с полной ответственностью: все писатели и поэты, сошедшие с ума, продолжают считать себя великими! И это не удивительно: людям свойственно путать гениальность с безумием. – Он тяжело вздохнул и изрек: – Насколько я знаю, сегодня в новом номере «Нивы» выйдет ваше новое творение.

– Неужели «Незнакомка»? – Я чуть не задохнулся от счастья. – Ее… ее все-таки напечатают?

– Уже напечатали. Еще второго дня. А вчера журнал привезли из типографии, и сегодня утром он поступит в продажу. На той же странице будет объявление: вас попросят зайти в редакцию, якобы для получения гонорара. Так вот, не вздумайте ловиться на этот крючок. Полиция знает, что автор «Метрессы» и «Незнакомки» – одно и то же лицо.

Но я будто не слышал его. Меня переполняла радость. И я воскликнул:

– Пройдет немного времени, и моя слава затмит и Блока, и Бальмонта!

Он скривился и спросил:

– А вы им завидуете? Блок, воспевший революцию, разочаруется в новой власти и всего через шесть лет умрет. А Бальмонт хоть и проживет шестьдесят три года, но сойдет с ума. Так что граница между безумием и гениальностью весьма размыта… Пожалуй, хватит о пустяках. Поговорим о деле. Как я понимаю, вы уже наметили новую жертву?

– Да! Но на этот раз я хотел бы с ней сначала поразвлечься. Что она только не вытворяла! Мессалина по сравнению с ней – католическая монашка. Эти прелюбодейки все заслуживают страданий. Все! Но сладострастие перед смертью – высшее блаженство. Ох, и повеселюсь я с ней! Пусть порадуется перед смертью. А она будет ужасной!

– Ну-ну, посмотрим, – поднявшись со стула, вымолвил он и с полным безразличием пропустил мои слова. А потом, будто вспомнив что-то, добавил: – Третьего дня, на Сенной площади, вы чуть было не купили мерзкого блохастого котенка. Помните?

– Верно. Его держала на руках гимназистка с косичками…

– И хорошо, что не купили. Если у вас появится кот, то мне придется извести его. Звери видят меня. Особенно кошки. Они мне неприятны. Я едва выдержал нахождение в квартире на Васильевском острове во время последнего сеанса. – Он наморщил лоб, словно припоминая детали. – Так вот, с Сенной площади вы прошагали за этой юной цыпочкой целых три квартала. Девчонка вас заметила. Она испугалась и забежала в подъезд. Обратно она уже вышла с дворником. А теперь скажите мне: зачем вы за ней увязались?

– Она была так невинна! – пробормотал я. – И прекрасна, как маленькое облачко на чистом небе! Я хотел посвятить ей новые стихи!

– Нет, вы и в самом деле становитесь похожим на безумца! Так дело не пойдет! Либо вы слушаетесь меня и выполняете мои указания, либо посыпьте голову пеплом и идите сдаваться в полицию. Сыскари будут вам «рады». – Он посмотрел на меня, горько вздохнул и провещал: – Должен вам открыть одну весьма неприятную вещь: у вас очень серьезный противник. И я ничего не могу с ним поделать. Он заручился Его помощью. Все теперь зависит только от вас. Еще раз напоминаю: не вздумайте явиться в редакцию журнала. Там будет полно шпиков. К тому же мальчишка продаст вас всего за три рубля. По его следу пойдут фараоны. Всё. Спешу откланяться. Я тороплюсь. Меня ждут на берегах Тибра!

Он удалился, вернее, вошел в стену и исчез, как растворяется в сумраке тень. А я так и не сомкнул глаз. Все лежал и смотрел в потолок, все ждал, когда наступит утро, откроется газетный киоск, и я увижу новые стихи – мою «Незнакомку»!