Работа нашлась неожиданно. Прямо на двери собственного подъезда я увидела наклеенную бумажку: «Срочно требуется секретарь на телефоне. Звонить с 11 до 18, кроме субботы и воскресенья». И номер телефона, который всего на две последние цифры отличался от моего собственного. Явно наш микрорайон! Работа рядом с домом! Именно то, что надо! Мне только недавно удалось определить Мавру в детский садик. Значит, если удастся на этот телефон секретаршей пристроиться, все у меня будет, как говорится, под боком. И Мавру вовремя смогу забирать. Ну, ее-то в крайнем случае и Сашка домой из детсада приведет. Но главное, далеко ездить не надо, в любой момент смогу добежать до дома, а это для матери-одиночки с двумя детьми крайне существенно. В Москве самое страшное — расстояния.

Я пригляделась к объявлению повнимательней. Совершенно свежее, даже клей не успел застыть. Есть шанс оказаться первой или хотя бы среди первых претендентов на место. Не долго думая, я не просто отодрала телефон от «лапши», а решительно завладела бумажкой целиком и, сжимая трофей в руках, кинулась домой звонить.

Ответивший мне мужской голос несказанно удивился:

— Какая вы быстрая! Мы только что объявление повесили. Ну ладно. Приходите. Познакомимся.

Он назвал адрес. Соседний дом, даже улицу переходить не надо.

— Когда вам удобно?

— Да хоть через десять минут.

Мужчина присвистнул:

— Скорости у вас, однако.

— Да просто рядом живу, — немного смутилась я. — Мне было бы удобно, если бы…

— А насчет если бы, выяснится при личной встрече, — перебил меня он. — Через десять так через десять. Жду.

Над входом в подвал висела строгая латунная табличка с черной гравировкой: «ЗАО „Торжество-интернэйшнл“». «Интересно, что за международное торжество такое?» — озадачилась я, пока тянула на себя неподатливую железную дверь.

За ней оказались три маленькие комнатки, только что отремонтированные. Запах свежей краски витал по помещению. Обстановку первой комнатки составляли диван, обитый кожзаменителем, стеллаж со скоросшивателями и два стола, на одном из которых располагался компьютер. За столами весело щебетали две девушки лет двадцати. Взглянув на меня, они хором осведомились:

— Вы к кому?

— Я… Я насчет работы, — мужской голос по телефону почему-то мне не представился. Видать, впрямь не ожидал столь быстрой реакции на объявление и был не очень готов к разговору.

— А-а, — протянула рыжеволосая девушка. — Тогда вам к Диме. — Она кивнула в сторону двери напротив.

— Простите, а у Димы отчество есть? — поинтересовалась я.

Мой вопрос поставил ее в тупик. Похлопав густо накрашенными ресницами, она повернулась ко второй девушке — брюнетке.

— Оксана, ты Димино отчество случайно не помнишь?

Та в ответ прыснула:

— Ну ты, Ленка, даешь. Уж отчество генерального могла бы и запомнить, — она перевела взгляд на меня, лицо ее приняло официальное выражение. — Вам к Дмитрию Николаевичу.

Возраст Дмитрия Николаевича явно не превышал тридцати, и в разговоре со мной он сильно смущался. Видимо, пост генерального директора фирмы был ему внове. Да и собеседование он тоже наверняка проводил впервые.

Выяснив мои имя, отчество и фамилию, он надолго задумался и, заполняя возникшую паузу, громко барабанил пальцами по новенькому столу. Я решила ему помочь.

— А не могли бы вы рассказать, чем занимается ваша фирма?

Барабанная дробь резко оборвалась. Дмитрий Николаевич принялся многословно рассказывать, что они организуют различные вечеринки и прочие торжественные мероприятия.

— В общем, делаем «парти» под ключ, — завершил он свой экскурс.

— А в чем будет заключаться моя работа?

— Будете принимать по телефону заказы, искать новые. И, кроме того, заниматься диспетчерской работой. Сотрудники наши могут оказаться в совершенно разных местах и должны быть в курсе, кто где находится, чтобы при необходимости найти друг друга. Понимаете?

— Вполне. Меня все устраивает. Вот только вопрос оплаты…

Дмитрий Николаевич наэлектризованно затих и, выразительно помолчав таким образом минуты три, почему-то вместо того чтобы назвать сумму, выпалил:

— А вот, простите, сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— О-о, — разочарованно протянул он. — А я думал, не больше тридцати.

— Спасибо, конечно, за комплимент, но какая разница? Я же вроде нанималась к вам на телефоне сидеть, а не стриптиз показывать.

— Зачем же вы так, Глафира Филипповна. Я просто имел в виду… Коллектив у нас очень молодой. У вас может создаться психологический дискомфорт. Ну вроде того, что молодые вами командовать будут.

— Что вы из меня старуху-то делаете! — возмутилась я. — До пенсии мне, между прочим, еще далеко. Вот по поводу дискомфорта вы правы: я действительно его чувствую. Но не из-за того, что мной будут командовать люди моложе меня, а потому что работы нет и денег мало. А насчет моего возраста… Знаете, в нем тоже есть свои преимущества.

— А какие? — робко улыбнулся Дмитрий Николаевич.

— Вы можете быть уверены: я наверняка не уйду в декрет.

Он зарделся сильнее прежнего:

— Почему я могу быть уверен?

— Потому что у меня уже двое детей, и их надо растить и кормить. Третьего Боливар точно не вынесет.

Дмитрий Николаевич вдруг от души расхохотался:

— Ну вы даете! Не исключено, что мы сработаемся. Вы вообще кто по профессии?

— Режиссер массовых зрелищ. Близко к вашему профилю, между прочим.

— Действительно! — теперь он взирал на меня с интересом. — Да, да, да, наш, абсолютно наш профиль, Глафира Филипповна.

— Можно без отчества, — разрешила я.

— Тогда я тоже просто Дима, — по-моему, он произнес это с большим облегчением.

— Договорились, общаемся без отчеств. Кстати, Дима, у меня еще есть подруга. Профессиональный художник-оформитель.

Он опять задумался.

— Штатных мест у нас, к сожалению, пока больше нет. Но если ваша подруга согласна работать по договору, вероятно, мы воспользуемся ее услугами.

— Меня-то, я не пойму, вы в штат берете или тоже по договору?

— Вас, естественно, в штат, — твердо провозгласил Дима.

— И за сколько? — снова подняла я самый животрепещущий вопрос.

Какое-то время, безмолвно пошевелив губами, он назвал сумму.

— Не густо, — совсем обнаглела я.

— Ну, это только для начала. Могу еще добавить к зарплате один процент с каждого найденного вами заказа, — заискивающе улыбнулся он.

Я не собиралась упускать своего счастья и брякнула:

— Три процента.

— Глафира, — простонал Дима. — Без ножа режете, но если вы так же хорошо, как со мной, будете торговаться с заказчиками, то договорились. И еще. Вот сейчас немножко разовьемся и, если мы с вами будем друг другом довольны, получите повышение.

Короче, я была принята. И как выяснила на следующий же день, «Торжество-интернэйшнл» без меня еще и работать не начинало.

Первый заказ в жизни фирмы принесла именно я. И не то чтобы я его искала. Он сам ко мне пришел. Без преувеличения, своими ногами. Из офиса по соседству. Над моим столом нависла скорбная фигура в темном, которая не менее скорбным голосом изложила свои пожелания.

Сказать, что я была ошарашена, значит ничего не сказать. Нам предложили… организовать поминки. Потрясенная таким поистине нетривиальным почином «Торжество-интернэйшнл», я тем не менее и глазом не моргнула. Работа есть работа. И поминки в конце концов мероприятие торжественное, пусть и печальное. Надо же хоть с чего-нибудь начинать. Одни начинают за здравие, а мы — за упокой. Не беда. Есть надежда продолжить за здравие.

Единственная беда заключалась в том, что немногочисленный штат нашей конторы в силу своего юного возраста имел крайне смутное представление о том, что такое поминки и как их организовать. Зато у меня, увы, был большой опыт, и он в данном случае оказался бесценным.

Пришлось мне взять дело в свои руки и руководить молодежью. Погибшего вице-президента соседней конторы мы помянули по высшему разряду. А я, не успев толком поработать на телефоне, была переведена в старшие менеджеры и продолжила руководить молодежью. Дима довольно скоро признался:

— Глаша, просто не знаю, что бы я без тебя делал, — к тому времени мы все уже были на «ты».

Кстати, поминки на долгое время стали одной из основных наших статей дохода. Они же помогли нам пережить девяносто восьмой год, когда в кризис стало нечего праздновать, а поминки справляли по-прежнему. Так что, как ни парадоксально это звучит, тот, первый, заказ стал для нас счастливым.

Люди, присутствовавшие на первых организованных нами поминках, рассказали о нас своим знакомым, и к нам потихоньку потек народ. А со временем у нас появились заказы на действительно праздничные торжества. И тогда мне удалось подключить к работе Аллу.

Предложение ей пришлось весьма кстати, ибо доходы от кукольного бизнеса стали совсем уж нерегулярными, а муж ее Вова все еще продолжал стоять в позе.

В этой позе Вова, можно сказать, застыл Лаоко-оном с конца восьмидесятых. Очертания позы провозглашали следующее. Он, Вова, живописец, творец, и размениваться на массовое искусство, равно как потакать дурному вкусу дикой и необразованной толпы, не намерен. Принципы, конечно, высокие и, вероятно, даже достойные уважения. Однако всем, как известно, надо чем-то питаться, в том числе и Вове, который это дело очень даже любил. Собственно, и выпить любил. И при всех высоких художественных устремлениях ни от пищи, ни от выпивки отказываться не собирался. Высокое же Вовино искусство никак не желало приносить дохода. Так что обеспечение физиологических потребностей творца целиком легло на Алкины плечи.

На этой почве, ну, может, и не совсем на этой, но просто так совпало, у Вовы с Аллой возникли серьезные разногласия, и он вместе со своей юной пассией отбыл в далекую заброшенную подмосковную деревню, чтобы жить там натуральным хозяйством и заниматься высоким искусством.

— Мне много не надо! — с пафосом провозглашал он. — Хлеб, молоко, картошка. Это все можно вырастить своими руками, а в свободное время творить. Мы будем вести простую жизнь, которая ничем не отвлекает от творчества!

Алка не рыдала и не плакала. Она злорадствовала:

— Так этому идиоту и надо. Пускай в дерьме покопается со своей молодухой. Мне, Глашка, даже интересно, сколько они выдержат и кто первый сломается. Картошку он будет выращивать! Да он даже чистить ее не умеет. А уж о том, где и как она растет, вообще имеет смутное представление.

— Алка, не передергивай, вы ведь с ним в институте как раз во время картошки познакомились, — напомнила я.

— Это только так называлось: послать на картошку, — ответила она. — А послали нас убирать свеклу. Но мы с Вовкой и ее не убирали. На второй день оба простудились, нас с сельхозработ сняли и откомандировали в правление колхоза стенгазету для них рисовать, потому что в районе проходил смотр наглядной агитации, и они с нашей помощью заняли на нем первое место. Кроме этой газеты мы им еще несколько стендов оформили. — Алка мечтательно закатила глаза. — Эх, где же наша молодость! Мы с Вовкой благодаря этой наглядной агитации и сошлись. Нам ведь в правлении отдельную комнату выделили со столом и диванчиком. Ох, какой был диванчик! Мы сперва рисовали, а потом запирались и этот диванчик «обживали». До сих пор удивляюсь, как он только нас выдерживал. Тогда Вовка по этому делу был молодец! Нет, Глаша, ты только подумай: натуральным хозяйством они жить собрались! Да он вообще не знает, какой стороной лопату в землю втыкать! А можешь себе представить, как он будет корову за сиськи дергать, чтоб из нее свою простую пищу добыть?

— Нет, — честно призналась я. — Вот как он свою молодуху дергает, еще представляю.

— Фу! — обиженно скривилась моя подруга. — Зачем ты мне про эту дуру все время напоминаешь!

— Извини. Просто к слову пришлось, в связи с коровой.

— Вот насчет коровы ты права, — моментально развеселилась Алка. — Вылитая корова. И сиськи, и задница, и глаза. И в мозгах одна извилина. Но… — Она вздохнула. — Против молодости не попрешь. И сиськи у нее не висят, а стоят, потому как еще не рожала.

— Можно подумать, ты старая. Тридцать два года.

— Во всяком случае, уже не молодая, — совсем загрустила она. — А мужик, как известно, свежачок любит.

— Не торопись, Алка, с выводами. Сдается мне, скоро Вовка из-за деревенской жизни от своего свежачка сбежит. Или свежачок от него. Она-то тоже из интеллигентского семейства. Такая же белоручка, как твой. А не сбежит, ты себе еще лучше найдешь. Какие наши годы.

— Годы-то, может, и правда, еще ничего, да кого ж я найду с двумя довесками? То есть погулять-то — это я запросто, а вот так чтобы замуж…

Правы казались мы обе. При всем успехе, которым Алла пользовалась у противоположного пола, на серьезные отношения с ней никто не решился. Зато, побарахтавшись в деревенской грязи, вернулся Вова. В крайне жалком и подавленном состоянии, но если верить его словам, с бесценным жизненным опытом и выводом, что лучше Аллы никого нет на свете. Она ему то ли поверила, то ли захотела поверить. Во всяком случае, с тех пор живут, словно не расставались. Вот только, несмотря на весь покаянный пафос, Вова продолжал стоять в прежней позе: высокому творчеству он не изменит ни под каким видом. Поэтому Алла с радостью откликнулась на мой зов и с энтузиазмом ринулась оформлять наши торжества.

Вечеринки, которые нам заказывали, становились все изощреннее. Новогодний бал по сказкам «Шехерезады». Двадцать третье февраля на пиратском корабле. «Миллион алых роз» на восьмое марта. Конечно, попадался и стандарт: фуршет, воздушные шарики и потанцевать. Однако чем больше в стране становилось денег, тем бо2льших изысков требовал заказчик. Например, жизнь дворянского гнезда на пленэре. Нет чтобы просто барбекю на даче устроить! Мужик попался с фантазией. Нам-то, в общем, хорошо: заказ дорогой. Но и повозиться пришлось. Еле отыскали старинную усадьбу в приличном состоянии, которую нам согласились сдать на сутки в аренду. Костюмы под старину пришлось брать напрокат. Посуду мы с Алкой выискивали по всем антикварным магазинам Москвы. Ничего, справились. Юбиляр остался доволен. Говорит, как в восемнадцатом веке побывал. Это он, на мой лично взгляд, сильно преувеличил. В смысле веков у нас с Алкой вышла полная мешанина. С каждой эпохи по нитке. Был, конечно, и восемнадцатый, но в сочетании, так сказать, с поздним Николаем Вторым и, сильно подозреваю, даже с ранним Сталиным. Однако заказчик не понял, а мы, разумеется, возражать не стали. Главное — человеку радость доставить. Остальное детали.

Фирма росла, популярность ее ширилась, а времена менялись. Пришлось изменить и название на более соответствующее моменту. И стали мы «Фиестой» с девизом «Праздник всегда с тобой». Попользовались стариной Хэмом от души. Работы прибавилось, и зарабатывали мы все лучше и лучше. Алка на оформлении торжеств даже имя себе сделала. В определенных, конечно, кругах. Теперь она громко именовалась дизайнером и, помимо нашей фирмы, неплохо подрабатывала созданием интерьеров.

Вова ее тоже неожиданно пошел в гору. То ли ему, глядя на жену, стало завидно, то ли вся его поза объяснялась тем, что ему просто никто как следует не предлагал изменить принципам, то ли помогло стечение обстоятельств, но из позы он наконец вышел, и притом кардинально.

Однажды ему заказал свой портрет новый русский. Вова ответил, что, пожалуй, согласится, ибо модель ему интересна как тип. Сказал он это, впрочем, не самому новому русскому, а Алле. Тип был совершенно стандартный. Из тех, которых называют «кошелек с ушками при длинноногой модели-блондинке». Портрет Вова написал комплиментарный. Кошелек, прослезившись от умиления, молвил нечто вроде того, что жаль, мама его уже умерла и никогда сына таким не увидит, вслед за чем одарил Вову щедрым гонораром, а также широко пропиарил его среди всех своих знакомых, которые тоже возжаждали быть запечатленными маслом на крупноформатном холсте. Наш великий художник от новых заказов не отказался. В его художественной натуре вдруг пробудился интерес к богатым заказчикам как «образам современной действительности».

Не удержавшись, я однажды ехидно осведомилась:

— Вова, а как же высокое творчество?

— Не продается вдохновенье, а картина запросто, — весело подмигнул он мне.

Теперь Алка могла бы не работать. Однако и сидеть дома ей было незачем. Дети выросли, а сама она уже чувствовала себя состоявшимся человеком, и ей совершенно не улыбалось превращаться в мужнину жену.

— Вот еще, копейки у него клянчить. Сама заработаю на что мне надо. И потом, черт его знает, вдруг ему снова с кем-нибудь приспичит сельское хозяйство или еще что-нибудь там поднимать. В этом возрасте у мужиков седина в бороду, бес в ребро.

— Опять отклоняется? — спросила я.

— Пока нет, — подруга суеверно постучала костяшками пальцев по деревянной столешнице. — Но кто его знает. Нет уж, Глафира, буду продолжать трудиться. Я во вкус вошла.

Утром в день Лизиной свадьбы я с трудом встала. Убегалась накануне, и с Сашкой мы далеко за полночь засиделись. Да еще ели и чай пили, что утром не замедлило сказаться на моей физиономии. Ну почему так несправедливо? Когда тебе двадцать, всю ночь напролет можно сидеть, есть, пить, и утром ты как огурчик. А в сорок пять, хоть баба и ягодка опять, однако сильно помятая. И если хочешь хорошо выглядеть, приходится тратить массу времени на реанимацию.

Я с собой поступила как с увядшей петрушкой. Знаете, есть такой рецепт для рачительной и экономной хозяйки. Не торопитесь выбрасывать увядшую петрушку. Промойте ее сперва горячей, а затем холодной водой, и она сделается совсем свежей. Ну, насчет полной свежести это, пожалуй, чересчур, однако употреблять в пищу можно.

Себя я в помойное ведро выбрасывать точно не собиралась. То есть при первом утреннем контакте с зеркалом такая мысль возникла, но меня ждал клиент, которого я не могла подвести, потому что, как известно, он всегда прав и его интересы прежде всего. И я полезла под контрастный душ, а после еще ныряла лицом в воду со льдом. Затем намазалась, накрасилась и с удовольствием убедилась, что песенка моя еще до конца не спета. Лет десять долой точно.

Немного подпортила настроение Мавра. Когда я уже надевала в передней туфли, она, удивленно меня оглядев, спросила:

— У тебя разве сегодня опять поминки? А мне казалось, свадьба.

— Не говори глупости, Мавра. Конечно, свадьба. С чего ты взяла про поминки?

— А почему тогда ты в черном? — продолжала мрачно взирать на меня моя младшая дочь.

— А по-твоему я должна быть в белом? — вскинулась я. — Это, между прочим, не моя свадьба. Я там только распорядитель. Вот и оделась строго.

— Все равно могла бы на свадьбу что-нибудь повеселее придумать. А то у тебя, мать, такой вид… Венок в руки, и на кладбище.

Ну совсем моя девица обнаглела!

— Знаешь, дорогая, позволь уж мне как-нибудь самой решить, что я на свою работу надену.

— Ради Бога. Я всего лишь высказала свое мнение, — буркнула Мавра и удалилась, хлопнув дверью перед моим носом.

Меня вмиг одолели сомнения, и я в панике завертелась перед зеркалом. Неужели Мавра права? Хотя нет, по-моему, я очень даже неплохо выгляжу. Аккуратно, строго. Ничего особенного, конечно, но мне и не следует привлекать к себе внимание. И этот черный костюм замечательно на мне сидит. Какое счастье, что мне удалось сохранить фигуру. За последние двадцать лет не больше пяти килограммов прибавила, и все они очень удачно расположились в нужных местах. Грудь пополнела, бедра слегка округлились. Мне теперь моя фигура нравится куда больше, чем в молодости. Слава работе, которая заставляет меня много двигаться!

Я вновь уставилась на свое отражение в зеркале. Может, действительно черный костюм несколько строговат? Синий или серый наверняка смотрелись бы помягче. С другой стороны, черный — более торжественно. И переодеваться уже нет времени. Ладно, оживлю впечатление брошкой.

Я приколола на лацкан стрекозу из цветного стекла. Мне понравилось. Кинув на себя последний взгляд, я, вполне довольная результатом, побежала к машине.

День выдался сложный, однако мне каким-то чудом удалось все состыковать и даже благополучно обсыпать рисом новобрачных. Травм никому не нанесли. Когда по прибытии в ресторан выяснилось, что все заказанное имеется в наличии, зал украшен, музыканты в полном составе на месте и — о чудо! — абсолютно трезвые, а трехъярусный свадебный торт во всей красе дожидается на кухне своего часа, я поняла, что наконец-то могу расслабиться. Основные подводные рифы были пройдены.

Счастливая Лиза в белоснежном парижском платье и ее упитанный молодой муж в белом смокинге, сшитом, по слухам, в лондонском ателье на Сэвил Роу, принимали поздравления и подарки: коробки, коробищи и крохотные коробочки, завернутые в подарочную бумагу. По тому, как с ними обращались, я поняла, что самое ценное содержится как раз в самых маленьких. Их складывали в большую сумку, которую крепко держал личный охранник папы невесты. Однако вскоре я убедилась, что время двух основных подарков еще впереди.

После того как все выпили за здоровье молодых и от души поорали «горько», слово вместе с микрофоном взял папа невесты. Сперва он с важным видом наговорил кучу банальных и вполне обычных для таких случаев вещей. Я совершенно не понимала, к чему он ведет, но он уверенно выплыл к цели: молодые, мол, должны вить свое собственное гнездо. Тут же выяснилось, что вить им уже ничего не надо. Папа сам свил и теперь вручил молодым ключи от новенькой квартиры.

— Там все полностью обставлено! — сообщил Лизин родитель неизвестно кому. То ли молодым, то ли гостям.

Гости захлопали. Музыканты сыграли туш. Покричали, естественно, «горько». Как следует выпили. И наступила очередь папы жениха.

Он тоже долго изрекал торжественные банальности, но, в свою очередь, оказался хорошим пловцом и уверенными взмахами достиг берега. Оказалось, что молодые могут не только гнездиться, но и активно перемещаться по Москве и окрестностям. Им вручили вторую пару ключей — на этот раз от машины, марка которой, разумеется, была торжественно оглашена. И снова бурные аплодисменты. И новое требование «горько». И еще один туш от музыкантов.

После этого все начали постепенно расковываться. Свадьба закрутилась-завертелась. Ели, пили, танцевали. Даже меня несколько раз пытались пригласить. Мне стало смешно: Мавра явно ошиблась. Никто не подумал, будто я оделась на поминки. С другой стороны, выходило, что и мой замысел оставаться незаметной и не привлекать к себе внимания не удался. Ведь официанток никто из этого благородного собрания не приглашал на танец. То есть меня периодически принимали за гостью. А это тоже, по-моему, недостаток профессионализма.

В остальном, правда, мой профессионализм оказался на высоте. Свадьба прошла как по маслу. Все были сыты, пьяны и очень довольны. Невеста в добрых традициях, как и предполагала моя приятельница Марина, залила платье шампанским и заляпала мороженым, у жениха на белоснежной коленке тоже образовалось какое-то пятно. Работа Марине была обеспечена.

Наконец молодых отправили на первую брачную ночь в новое «гнездо». Гости начали разъезжаться. Ли-зины папа и мама поблагодарили меня, вручив дополнительный конверт.

— Глафира Филипповна, вы так расстарались, — просюсюкала мама.

— Все на высочайшем уровне, — с достоинством покивал папа.

— Пожалуйста, обращайтесь, — улыбнулась я.

— Непременно, — сказал папа.

— Когда будем справлять крестины, — подхватила мама.

«Неужели Мавра права? — пронеслось у меня в голове. — Невеста-то, кажется, и впрямь чуть-чуть беременная!»

Прихватив коробочку с двумя кусками свадебного торта — для Саши и Мавры (он был такой огромный, что добрая половина осталась), я напоследок окинула внимательным взглядом зал. Подарки увезли. Посуду почти не побили, а за разбитую я уже расплатилась. Мебель вообще не ломали, — гости оказались приличные. Элементы декора Алла заберет завтра утром. Словом, кажется, все в порядке. Можно ехать домой.