Личностное развитие ребенка, а также взаимоотношения между ним и родителями или другими членами семьи далеко не всегда складываются идеально. Скажем, ребенок более не доверяет нам из-за обмана с нашей стороны, но мы можем абсолютно не помнить ставший причиной разлада эпизод. Дети помнят некоторые обиды смутно (подробностей приведут еще меньше, чем мы), зато долго.

Особенно это касается отношений с родителями, поскольку из-за сильной любви к ним они ощущают меру случившегося когда-то предательства значительно более болезненно.

Ну, а уж если ребенок однажды понял, что родители поступили с ним нечестно, он наверняка попытается в дальнейшем манипулировать ими путем встречного обмана и/или сокрытия некоторых фактов. И едва ли стоит всерьез ожидать, чтобы уже имевшее случай «насторожиться» в отношении нас чадо вдруг проявило образцовое послушание!.. А даже если именно так и будет, налицо повод не столько для радости, сколько для появления первых подозрений – уж не симулирует ли оно покорность и обязательность в исполнении нашей воли?..

В домах, где авторитет главы семьи поддерживается намеренной, подчеркнутой строгостью обращения с остальными обитателями дома, такому человеку ребенок будет перечить реже, чем кому бы то ни было. Кроме того, малыш будет пытаться подражать ему, копировать его привычки и взгляды – словом, сделает все, что в его силах, чтобы не навлечь на себя немилость.

Разумеется, речь идет о чистом подхалимстве, по-детски наивном и откровенном. Тем не менее, если в семье существуют два лидера вместо одного, обычно возникает ситуация, когда любимый родитель обучает ребенка одному, а, так сказать, уважаемый – совершенно иному. При этом ребенок постоянно мечется между двумя разными «списками» правил, но выбирает всегда худший пример, потому что несоблюдение этих наказов повлечет за собой большую угрозу для него. В таком случае лучший пример (обычно он подается лидером, которого любят, а не боятся) он запомнит, но оставит следование ему «на потом» – на период, когда физически окажется вне зоны досягаемости «грозного» члена семьи.

Преимущественно наличие «острых углов» во взаимоотношениях кого-то из домочадцев отражается в поведении ребенка в виде сочетания непослушания и систематической лжи родителям. В том числе, это относится к ситуациям, когда корень конфликта не имеет отношения именно к ним и/или ребенку. Постоянная напряженность в окружающей обстановке действует на чувствительных к таким вещам малышей всегда, независимо от того, насколько прямо она касается именно их или самых близких – папы с мамой.

И как раз поэтому истинную причину патологического непослушания, агрессии отпрыска в ответ на все просьбы не всегда легко увидеть, в том числе изнутри.

Впрочем, мы сейчас не рассматриваем психологию семейных отношений и варианты, при которых у ребенка может сформироваться упорное, демонстративное наплевательское отношение ко всем родительским просьбам, указаниям и другим ухищрениям, предпринятым в попытке привить ему полезные привычки. Они касаются нас лишь в том смысле, что непослушных, склонных бурно реагировать на любые «нотации» детей на свете не так уж мало. Оттого у каждого из родителей есть все шансы столкнуться с чадом, демонстративно презирающим гигиену, который вместо ответа на нашу просьбу не пачкать грязью ручки наоборот зачерпнет ее побольше и размажет мало того, что по личику, так еще и по одежде.

Несомненно, в норме дети не должны делать что-либо нам назло или отвечать на родительскую просьбу криками, ударами кулачков. Если ребенок реагирует на наше воспитание именно так, стоит присмотреться – быть может, с кем-то из остальных домочадцев он ведет себя ласковее. Почему, сказать сложно – такие ситуации всегда очень индивидуальны. Среди самых распространенных причин детского «зловредства» можно назвать следующие.

1. Вину в чем-либо по отношению к нему, которую ребенок по какой-то причине возлагает именно на нас. Скажем, в современном мире дети чаще всего жалуются (пожаловались бы, если бы могли оформить эту мысль) на дефицит родительского внимания. В таком случае, при редких (по их мнению) встречах и на воскресных уроках гигиены они едва ли будут вести так, как мы ожидаем: выполнять все наши указания с преувеличенной готовностью. Напротив, ребенок, который уже однажды обиделся на наше вечное отсутствие, наверняка решит «надуться» и «наказать» нас в ответ.

Если на простое предложение «по-играть в стоматолога» (почистить зубки) малыш немедля отвечает: «Не хочу!», будет заметно, что он словно предлагает маме его уговорить. Более того, ко-гда мамины аргументы в пользу игровой чистки зубов закончатся, и она отступит, юный шантажист примет вид обиженного только что, и еще сильнее. А дети помладше (в возрасте до четырех лет) в такие моменты (то есть, когда мы, устав уговаривать, уходим со словами «Хорошо, не хочешь – и не надо!») реагируют еще менее двусмысленно: в растерянности бегут с плачем за уходящей мамой.

Полагаем, суть ситуации ясна: ребенок демонстративно упирается, пытается спорить, отказывается от урока вовсе не потому, что боится умываться или ему неприятна эта мысль. Просто в текущей ситуации ему важнее другое – то, что мама уже общается с ним, пусть и в процессе уговоров. Ребенок, испытывающий дефицит родительского внимания, наслаждается этим мигом и стремится продлить его за счет сопротивления, споров. Поэтому он побежит за мамой или обидится еще больше, если она уйдет, устав от напрасных уговоров.

2. Страх, внушаемый ребенку в течение уже довольно длительного периода времени. Дети склонных к авторитарности родителей вообще учатся неплохо, но только ради оценок. Полученные за время урока знания у них в голове не задерживаются – видимо из чувства безмолвного протеста против принуждения. Такие детки обычно стараются ровно до тех пор, когда им поставят итоговую оценку – похвалят со словами «урок окончен» и отпустят, так сказать, с миром…

Поэтому если ребенок не хочет нам сознательно лгать, но и опасается открыто спорить, то согласится на проведение урока личной гигиены без особой радости, зато с первого раза. В процессе обучения он будет стараться сделать, что от него требуется, как можно быстрее и ближе к идеалу. В то же время в игровых элементах на уроке такие детки не нуждаются: они хотят лишь, чтобы их отпустили без очередного скандала и побыстрее – отсюда их покорность и молчаливая, сосредоточенная старательность в течение всего «мастер-класса». Таким образом, основную проблему обучения боящихся своих родителей детей составляет не уговорить ребенка научиться принимать душ или, например, ухаживать за волосами, а необходимость постоянно следить за прочностью усвоения знаний и регулярностью их применения на практике.

Ребенок, который боится ссориться с родителями, видит конечной целью занятия именно успешное избегание конфликта, а вовсе не пользу от применения в дальнейшем усвоенных навыков. Поэтому он и далее будет применять усвоенное «из-под палки», когда возникнет новая угроза скандала, то есть когда мы ему напомним, что надо чистить зубы, принимать душ и т. д. В итоге, у авторитарных родителей так и выходит: они бегают за чадом целый день, заставляя сделать то одно, то другое.

При этом чадо вовсе не торопится соблюдать режим по собственному почину, не старается поддержать однажды усвоенный навык, и не проявляет ни тени энтузиазма при выполнении приказов, хотя и не перечит в открытую… При таком положении дел авторитарный родитель быстро замечает, что свои правила здесь добровольно соблюдает один он – остальных нужно еще заставить это сделать.

3. Неуважение к авторитету и, следовательно, точке зрения родителя на какой бы то ни было вопрос. Как уже было сказано выше, для детей такое отношение к маме и папе не характерно – напротив, изначально они опираются и ориентируются только на них, легко подменяют свою точку зрения родительской. Личность ребенка еще крайне аморфна, поэтому ему легко любить родителей настолько без-оговорочно, чтобы видеть в них все – начало и конец своего мира, его безусловный центр. Однако пренебрежению, как минимум, к «ценным указаниям» старшего чадо несложно научить…

Как правило, когда семью образуют два человека, обладающих качествами лидера примерно в одинаковой степени, один из них непременно «уходит в оппозицию» другому, и вся семейная жизнь, включая воспитание детей, превращается в состязание этих двоих за «умы и души» остальных членов семьи. Разумеется, с особым азартом они перетягивают, словно канат, самое слабое в плане самостоятельности «звено» – ребенка… В результате такого «состязания» получается, что папа дает ребенку один совет, а мама – противоположный. Причем обе стороны за глаза говорят о «второй половинке» в пренебрежительном тоне, и даже напрямую советуют не слушать «глупостей», рекомендованных оппонентом.

Ребенок, естественно, не может разорваться поровну, так сказать, чтобы никому из родителей не было обидно… А значит, все, что ему остается – рано научиться ориентироваться, кто дал ему более полезный совет или, если угодно, чьи слова больше похожи на правду, близки к его собственному мнению. И уже по мере совершенствования этого достаточно взрослого (критического) взгляда на поведение и рекомендации обеих сторон у ребенка проявляется и другая не свойственная «нежному» возрасту черта – здоровый, тоже взрослый в своей основе цинизм, то есть способность слушать советы обеих сторон, не считая в то же время нужным соблюдать ни один из них – ни частично, ни полностью.

Дети из таких семей рано приобретают самостоятельность мышления, личное мнение. Но они так же рано утрачивают безусловную, бесконечную любовь к родителям. В течение некоторого времени (до начала подросткового периода) у них еще сохраняется модификация этого чувства – дружеское (ну, чуть более глубокое и крепкое, чем сама дружба) отношение к обеим сторонам. Впоследствии распадается и оно, а на его месте формируется обычный прагматизм. то есть отношение к родителям как к любым другим приятелям, знакомство с которыми может принести им ряд выгод или, напротив, проблем.