Краткие тезисы

Несмотря на достигнутые успехи в деле ликвидации монополистического режима Лысенко, положение в биологической науке продолжает быть неудовлетворительным, так как истинное практическое значение лысенковщины продолжает оставаться неясным, и ученые, занимающие столь высокое положение, как, например, президент АН СССР Несмеянов, считают возможным замалчивать Н. И. Вавилова и выдвигать Лысенко.

Колоссальный ущерб, нанесенный нашему хозяйству деятельностью Лысенко, всего легче может быть выявлен путем составления динамики урожайности в зарубежных странах и у нас.

По основным зерновым культурам (пшеница, рожь, ячмень, овес) урожайность всех зарубежных стран повысилась от 9,81 ц на га в 1932 году до 12,5 в 1953 г., что соответствует среднему годовому приросту в 1,18%; по главной культуре, пшенице, — от 8,9 ц до 12,0 ц при среднем годовом приросте 1,43%.

В Германии за 200 лет урожайность возросла в 3,45 раза (среднегодовой прирост — 0,60%), а последние годы на 26% (среднегодовой прирост — 1,39%).

В Великобритании за 500 лет урожайность возросла в пять раз (среднегодовой прирост 0,32%), за последние годы (18 лет) средний годовой прирост урожайности пшеницы 1,31%, всех зерновых — 1,20%.

В Канаде и США было резкое падение урожайности в связи с химической эксплуатацией земель, сейчас положение восстановлено и урожайность растет быстрыми темпами.

Для всех культурных стран даже за период, включающий войну, мы имеем за последние 20 лет средний годовой прирост 1,23%.

В России урожайность зерновых была стабильна до 1861 г., после, вплоть до революции поднималась, падение — во время Первой мировой и Гражданской войн, после восстановительного периода — бурный подъем урожайности, достигшей в 1940 г. уровня 10,5 ц с га. Мы могли бы ожидать в настоящее время средней урожайности не менее 18 центнеров с гектара.

Данные о средней урожайности зерновых по СССР в настоящее время не опубликованы: можно показать, что средняя урожайность порядка 8—9 центнеров и никак не выше 10 центнеров в год. Между ожидаемым и фактическим урожаем наблюдается разрыв не менее 3 центнеров на га, или при современных площадях недобор около 2,35 млрд пудов — четырехкратный размер дореволюционного экспорта зерна.

В отношении кукурузы разрыв между ожидаемым урожаем (25 ц) и фактическим (никак не более 15) не менее 10 центнеров, что соответствует недобору 93 млн центнера, или около 600 млн пудов зерна. «Ножницы» между динамикой урожайности кукурузы в США (от 15 к 25 ц) и у нас (от 15 к 10, может быть, восстановлено до 15 за самые последние годы) целиком объясняются противодействием Лысенко введению гибридных семян (против Н. И. Вавилова).

По картофелю полностью выявлена ошибочность защищаемых Лысенко положений против Н. И. Вавилова: пренебрежение половой гибридизацией, уменьшение числа сеянцев, «направленное воспитание» на высоких агрофонах, летние посадки как средство борьбы с вырождением. Все основные успехи картофелеводства достигнуты до 1940 года, сейчас ухудшение селекции и семеноводства, распространение болезней, падение урожайности. Цифры урожайности недоступны.

По сахарной свекле — относительно приличное положение и прекрасное в некоторых районах свеклосеяния (напр., в Киргизии): лучшее сравнительно положение свекловодства объясняется особенностями семеноводства этой культуры и недостаточным вниманием, проявленным Лысенко к этой культуре.

По хлопчатнику — блестящее положение в основных хлопкосеющих республиках: рост площадей, рост урожайности; урожайность у нас сейчас выше, чем где бы то ни было — средний годовой прирост урожайности за 43 года — 1,63%, за 25 нормальных лет — около 2,81% в год.

Исключение: полный провал попытки с внедрением культуры хлопчатника в новых районах: до полумиллиона гектаров. Эта идея оспаривалась Н. И. Вавиловым и полностью поддерживалась Лысенко, обещавшим вывести новые сорта в 2—3 года.

То же с чаем: прекрасное развитие (по площадям и урожайности) в Грузии и Азербайджане, полный провал в новых районах под «научным руководством» Лысенко.

В отношении цитрусовых то же самое — успех в субтропиках, полный провал культуры цитрусовых в Крыму под эгидой Лысенко: при этом было запущено крымское виноградарство и садоводство.

В виноградарстве и садоводстве урожайность низка, «мичуринская биология» оказалась совершенно бесплодной.

Решительно все культуры в тех местах и в те периоды, когда они подвергались особому вниманию Лысенко, показывают деградацию, напротив, все культуры вне его внимания процветают. Можно сказать, что « закон падающего плодородия почвы» оказывается справедливым в сфере деятельности Лысенко и решительно опровергается в культурных странах вне сферы его деятельности независимо от общественно-политического строя страны.

Краткий разбор всех его предложений показывает, что все они: а) как правило, не новы, а пробовались ранее и часто были забракованы; б) дельные в определенных условиях предложения в связи с проведением их во всех условиях оказались неэффективными; в) отсутствие правильно поставленного учета не допускало своевременного вскрытия ошибок.

Причиной такого губительного действия лысенковщины являются в основном даже не бесполезность его конкретных мероприятий, а полная дезорганизация селекционной, семеноводческой и опытной работы, учета и контроля результатов работы, соединенная с разнуздавшимся хвастовством, фальсификацией, клеветой на своих противников и политическими инсинуациями, т. е. нарушением основных признаков не только подлинной социалистической культуры, но и всей культуры.

Эта система сделала почти совершенно бесполезной работу агрономов, вызвала у Сталина преувеличенное представление о благосостоянии советского колхозника, что повлекло сокращение выдач на трудодень, лишило колхозника материальной заинтересованности и привело к пренебрежению самыми элементарными агротехническими требованиями, как, например, вывоз навоза на поля в Нечерноземной полосе.

Утверждение, что Лысенко не виноват в деградации нашего сельского хозяйства, так как ему кто-то «мешал», совершенно не обосновано. Ему действительно «мешали» Н. И. Вавилов с сотрудниками, но пока были эти «невежи», наше хозяйство прогрессивно развивалось. Когда же «помехи» по настойчивому требованию Лысенко (сопровождавшему эти требования клятвенными уверениями, что он отвечает за прогресс хозяйства, если помехи будут удалены) были действительно удалены, наше хозяйство пошло не вверх, а вниз; при этом никаких указаний на необходимость устранения новых «помех» (после 1948 г.) мы от Лысенко не слышали.

Подъем нашего сельского хозяйства настоятельно требует полной ликвидации лысенковщины; в отношении же самого Лысенко выдвигается необходимость психиатрической экспертизы.

Подробное обоснование настоящих тезисов дается мной в машинописной работе (около четырех печатных листов) под тем же заголовком.

 

§ 1. Введение

Положение на фронте биологической науки в СССР за последнее время как будто стабилизировалось. Правда, произошли весьма существенные изменения по сравнению с периодом 1948—1952 гг. Полностью разоблачен Бошьян, уже совсем почти не слышно об О. Б. Лепешинской. Сломлена монополия Т. Д. Лысенко в научно-исследовательских учреждениях и высших учебных заведениях. Большинство «менделистов-морганистов» получили возможность разрабатывать недавно отвергаемые отрасли биологии в хорошо оборудованных учреждениях при весьма активном содействии ряда выдающихся математиков, физиков и химиков. На научных биологических съездах и совещаниях лысенковцы оказываются в ничтожном меньшинстве. В печать же последние пять лет проникло большое число статей, резко критикующих преимущественно теоретические взгляды Лысенко. В высшие учебные заведения возвратилось очень много ученых, удаленных оттуда в 1948 году, и в некоторых вузах преподают классическую, так называемую менделистскую генетику. Положительное (а не ругательное) изложение менделизма и хромосомной теории проникло и в Большую Советскую Энциклопедию. Из учебников удалены «достижения» не только Бошьяна и Лепешинской, но и «новое в учении о виде». Появились новые журналы, как, например, «Биофизика», и в некоторых старых журналах произошла смена редакционных коллегий. Может создаться впечатление, что в биологии достигнут правильный синтез двух направлений: лысенковского и вавиловского; последний термин, пожалуй, не применялся, но он подчеркивает тот факт, что общепризнанным критиком Лысенко являлся до самого ареста в 1940 году незабываемый Н. И. Вавилов. Можно подумать, что оба направления имеют заслуги, делали и ошибки; устранением ошибок обеих направлений и синтезом положительных сторон мы можем получить «единое» биологическое направление, свободное уже от ошибок. Дальнейшая же полемика осуждается как проявление низменных сторон человеческой психики: мстительности, стремления к «реваншизму», карьеризма и других неблагородных побуждений. Это кажется тем более обоснованным, что в некоторых кругах нашего общества не сомневаются в крупных практических достижениях Т. Д. Лысенко и его школы. Это касается и тех лиц, которые критически относятся ко многим последним «теоретическим» высказываниям Лысенко. Напр., Олег Писаржевский в своей статье «Дружба наук и ее нарушения» («Альманах» — Год тридцать седьмой, третья книга 1954 г., с. 193—254) с восхищением вспоминает о расцвете колхозного опытничества и о свежем вихре свежих дел, ворвавшемся после 1948 года в душные комнаты менделистов (с. 198).

Еще определеннее поступает редакция журнала «Техника — молодежи». Начиная с № 5 1957 г. в журнале помещена серия работ вавиловского направления, иллюстрирующих новейшие успехи хромосомной теории в классической генетике, как в теории, так и в практике селекции, принадлежащих ряду крупных ученых, как биологов, так и физиков, химиков, математиков: упомяну И. Е. Тамма, И. Л. Кнунянца, А. А. Ляпунова, Н. П. Дубинина, А. Р. Жебрака, С. И. Алиханяна и других. В статьях, конечно, нет никакого упоминания о Лысенко, но редакция сочла нужным предпослать в двух местах вводные замечания, где, между прочим, говорится, что общеизвестна большая роль академика Т. Д. Лысенко в крупных успехах социалистического земледелия (№ 5, с. 34).

Редакцию нельзя обвинить в таком прибавлении, так как, например, академик И. Л. Кнунянц в одной из статей в «Литературной газете» (11 января 1955 г.) не отрицал заслуг Лысенко, да и сам Н. И. Вавилов и его сторонники в первый период работы Т. Д. Лысенко (с 1929 по 1935 г.) не только старался его зажать (как это часто утверждают), но всячески поддерживал его работы по стадийной теории и яровизации (см., например, Теоретические основы селекции под ред. Н. И. Вавилова, т. 1, 1935, с. 15, 72, 370, 388, 452, 574, 807, 811, 865 и др.).

Даже на совещании по генетике и селекции, состоявшемся с 7 по 14 октября 1939 года по инициативе редакции журнала «Под знаменем марксизма», как указал руководитель совещания академик М. Митин, никто из присутствующих не отрицал, что в достижениях акад. Лысенко «мы имеем много нового, ценного, полезного, дающего большой народно-хозяйственный эффект» (Под знаменем марксизма», 1939, т. 10, с. 150). Спор шел исключительно в плоскости защиты менделистской генетики Н. И. Вавиловым и его сторонниками и полного ее отрицания лысенковцами. В этой же плоскости шла борьба и на сессии 1948 года.

Что же касается И. В. Мичурина, именем которого Лысенко окрестил свое направление, то тут, если судить по печатной литературе, вообще нет сомнений в его большом теоретическом и практическом значении. Вавиловцы только постоянно упрекают Лысенко и его сторонников, что они неправильно называют свое направление мичуринским.

Таким образом, получается как будто «сосуществование» двух научных направлений, одинаково имеющих право на поддержку и на развитие. Но это сосуществование отнюдь не мирное. Сам Лысенко, невзирая на критику, не сдал решительно не одной позиции и продолжает свое «теоретическое творчество» в прежнем духе: например, в заключительном докладе конференции по наследственности и изменчивости Института генетики АН СССР 8—14 октября 1957 г. он «разрешил» свою проблему целесообразности, указав, что она есть просто результат закона жизни, направленного на увеличение массы данного конкретного вида («Сельское хозяйство», 17 октября 1957, «Правда», 17 июля 1957, статья «Интересные работы по животноводству в Горках Ленинских», перепеч. в журнале «Агробиология», 1957, №4).

С другой стороны, критики Лысенко все больше и больше приходят к выводу, что высокая первоначальная оценка достижений Лысенко, а также Мичурина была ошибкой.

Во вступительном докладе академика В. Н. Сукачева на открытии 2-го делегатского съезда Всесоюзного ботанического общества 9 мая 1957 года о Мичурине было упомянуто только вскользь, о Лысенко и о стадийной теории не сказано ни слова, неоднократно с большой похвалой упомянут Н. И. Вавилов и очень много сказано об отставании ряда разделов ботаники вследствие искусственного задержания развития классической генетики. Это повторено и в резолюции делегатского съезда, принятой единогласно 17 мая и одобренной Бюро Академии наук СССР; в резолюции также отмечен низкий уровень преподавания генетики, цитологии и дарвинизма в высших учебных заведениях и ботаники в средней школе (см. Ботанический журнал, 1957, т. 42, № 11, с. 1727-1734).

В недавнем обзорном выступлении по радио академика А. Л. Курсанова (14 сентября) по физиологии растений в числе многих имен не упоминается ни Мичурин, ни Лысенко, и ни слова не говорится о стадийной теории развития.

Таким образом, среди советских ботаников достигнуто большое единодушие в отрицательной оценке лысенковщины, и на общих съездах лысенковцы даже не решаются выступать, однако это мнение ботаников, поддержанное Бюро Биологического отделения АН СССР, игнорируется официальными главами АН СССР и ВАСХНИЛ.

Президент академии наук СССР академик А. Н. Несмеянов в статье «Сорок лет советской науки» («Правда», 2 ноября 1957) в разделе ботаники считает возможным привести лишь имена Т. Д. Лысенко и Н. В. Цицина, вовсе не упоминает имени Н. И. Вавилова.

Как будто из такого текста можно сделать вывод, что, по мнению Несмеянова, все вавиловское направление является уже осужденным. Нет, даже из текста статьи такого заключения сделать нельзя, так как там с одобрением говорится, что биологи все более привлекают методы и идеи математики, химии и что «мы можем ожидать наиболее революционных событий в биологии, именно в тех ее разделах, которые изучают элементарные биологические акты, их физику и химию, как на уровне клетки, так и на уровне ткани и органа». На этот путь Несмеянов возлагает большие надежды в смысле глубокого овладения и вмешательства человека в наследственность, размножение и т. д. Но ведь весь спор Вавилова и Лысенко и возник из-за того, что Лысенко протестовал против менделизма как «математизации» биологии и считал бесперспективным использование таких агентов как колхицин, рентгеновские лучи и другие мощные физические и химические агенты.

Таким образом, статья Несмеянова имеет два аспекта: для далеких от науки лиц дело совершенно ясное: Лысенко победил; для понимающих дело тоже совершенно ясное, что Лысенко упомянут из соображений, не имеющих ничего общего с наукой.

Приблизительно ту же структуру имеет и статья президента ВАСХНИЛ П. П. Лобанова («Сельское хозяйство», 2 ноября 1957): полное игнорирование Н. И. Вавилова, выпячивание Мичурина и Лысенко, изображение истории нашей селекции и семеноводства как единого процесса, шедшего мичуринским путем и приведшего к созданию многочисленных сортов растений, из которых многие являются лучшими в мире.

Неудивительно, в средних школах в числе основных пособий по курсу дарвинизма фигурируют портреты Мичурина и Лысенко и их работы считаются важнейшими достижениями советского периода. Правда, в отношении Лысенко речь идет только о стадийной теории и ее приложении, «новое в учении о биологическом виде» не упоминается и даже не говорится об органо-минеральных смесях.

Раскол в среде биологов и агрономов не только продолжает существовать, но и расширяется, и не без основания. Если первые работы Лысенко по стадийной теории развития носили научный характер, то после разрыва с Вавиловым в 1935 году вся теоретическая продукция Лысенко не имела решительно ничего общего с наукой, как показано многочисленными его критиками.

Любопытно вместе с тем, что в то время как одобряющие деятельность Лысенко президенты Несмеянов и Лобанов на первое место ставят его стадийную теорию, не упоминая о последних теоретических «достижениях», сам Лысенко в последней статье «Теоретические успехи агрономической биологии» («Известия», 8 декабря 1957) вовсе не упоминает стадийную теорию развития и больше всего упирает на изменение наследственности «мичуринскими» методами. Правда, сейчас ему уже невозможно оспаривать применение тех методов, которые он так долго задерживал (гибридные семена кукурузы, применение радиоактивных и химических веществ для получения мутаций и пр.), но он старается показать, что все эти методы не связаны с классической генетикой.

Попытка побудить представителей обоих направлений работать совместно и дружно над развитием биологической науки напоминает все-таки крыловскую басню о лебеде, раке и щуке, и результат надо ожидать совершенно аналогичный.

Каков же выход из положения? Дальнейшие теоретические споры бесполезны, так как Лысенко по своему культурному уровню просто не понимает доводов своих противников. Вопрос должен быть решен основным критерием всякой науки — практикой. Как было сказано в начале, большинство критиков Лысенко не отрицало серьезных его достижений и сейчас многие, и в том числе и весьма влиятельные лица, не сомневаются в практической ценности некоторых его достижений, перекрывающей вред, происшедший от внедрения ошибочных, раскритикованных предложений.

Задачей настоящей статьи и является показать, что это совершенно неверно. Общий итог деятельности Лысенко: колоссальные убытки, причиненные нашему сельскому хозяйству, сохранение же Лысенко и его сторонников на видных постах в научных учреждениях, высшей школе и административных органах чрезвычайно тормозит прогрессивное развитие нашего сельского хозяйства, а косвенно и всей экономики.

Утверждение же Лысенко в начале последней цитируемой статьи: «После Великой Октябрьской социалистической революции теоретическая биология впервые в истории получила возможность сделать целью своей работы непосредственную помощь сельскохозяйственной практике» — является, как, впрочем, все оригинальные утверждения у Лысенко, ничем не оправданным хвастовством.

 

§ 2. Методические замечания

До недавнего времени главным путем для оценки практических предложений Лысенко был путь анализа опытных результатов того или иного предложения. Я постарался применить этот метод в моей первой главе «О монополии Лысенко в биологии», написанной в 1953 году, и показал, что большое число предложений Лысенко совершенно необоснованны. Если такой тщательный анализ провести по каждому предложению, то в результате можно получить предложение об общем балансе деятельности Лысенко. Это метод, как, оказалось, является недостаточно убедительным, так как всегда мыслимо возражение, что, раскритиковав некоторое количество предложений, мы оставили без критики другие, а именно среди них и имеются предложения исключительной эффективности.

В настоящее время к решению этой задачи можно подойти другим методом, свободным от указанного дефекта. Я имею в виду анализ динамики урожайности культур за ряд лет и сопоставление этой динамики для разных стран и разных периодов. Этот метод сейчас становится возможным благодаря тому, что за последние годы появились справочники, содержащие большой материал по динамике урожайности зарубежных стран: «Зарубежные страны», последние тома Большой Советской Энциклопедии и др. О динамике урожайности СССР данные несравненно более скудные, но кое-что все-таки можно извлечь. Масштаб деятельности Лысенко и длительность его влияния облегчат задачу.

Сущность этого сравнительного метода заключается в перенесении в область сельского хозяйства этого метода сравнения, который широко используется в нашей печати для иллюстрации успехов советской промышленности и хозяйства в целом. Этот метод широко применен, например, в сборнике «Достижения советской власти за сорок лет в цифрах», 1957. Напр., весь объем национального дохода с 1913 по 1957 год, несмотря на две ужасные по своим последствиям войны, в СССР увеличился в 19 раз, в США, избежавших ужасов войны и даже нажившихся на войнах, — всего в 3,24 раза (с. 25). За этот же период производительность труда в СССР увеличилась примерно в 9 раз, в США немногим больше чем в два раза, в Англии и Франции менее чем в два раза (с. 28) и т.д. Отсюда можно выводить средние темпы прироста продукции, и мы увидим, что средние годовые приросты за все 40 лет для промышленности у нас выражаются цифрой в 10,0%, а если взять нормальные 22 года, т.е. за исключением войны и последующих периодов восстановления народного хозяйства, то получим огромную цифру 16,2 % годового прироста. В капиталистических странах максимальным приростом (у США за пять военных лет, когда промышленность развивалась бурно для ведения войны) является 9,8% (с. 19).

Что же касается сельского хозяйства, то в справочнике мы находим такие данные, как рост товарной продукции сельского хозяйства, рост посевных площадей, особенно целинных и залежных земель, развитие механизации и пр., но совершенно отсутствуют данные об урожайности основных культур в центнерах на га. В вышедшем в 1956 году справочнике «Народное хозяйство СССР» мы также не имеем данных по урожайности, валовой же сбор показан не в тоннах, а лишь в процентах по отношению к 1950 году (с. 101).

Для суждения о повышении агрономического уровня страны интереснее сведения о повышении урожайности (в центн. на га), чем данные о валовом сборе или о росте посевных площадей. Урожайность есть мера интенсивности сельского хозяйства, рост же площадей есть показатель ее экстенсивности. В зависимости от условий наиболее экономически выгодной может быть экстенсивная или интенсивная система земледелия. При обилии свободных плодородных площадей наиболее оправдывает себя расширение площадей без особенной заботы об агротехнике, при ограниченной территории необходимо повышать уровень агротехники. Из капиталистических стран странами экстенсивного земледелия являются, например, США и Канада с относительно невысокими средними урожаями, странами интенсивного земледелия являются Германия, Англия, Бельгия, Голландия и др. Само собой разумеется, что и экстенсивное хозяйство должно заботиться об агротехнике, а не эксплуатировать химически землю: иначе может получиться то, что случилось в Канаде и в США: распыление почвы, выдувание ее (эрозия) ветром и потеря плодородия на обширных пространствах.

Сведения о динамике урожайности, насколько мне известно, не были собраны, и нужные цифры разбросаны и даже часто даны в неясном виде: в справочнике «Зарубежные страны» большей частью приводятся лишь валовой сбор и посевная площадь, урожайность приходится вычислять.

Средний годовой процент роста урожайности получается по обычной формуле сложных процентов. Напр., известно по данным английской литературы, что в Англии за пять столетий (XV—XIX века) средняя урожайность хлебных злаков повысилась в пять раз. Извлекаем корень пятисотой степени из пяти, получаем 1,0032. Значит, средний годовой прирост составляет 0,0032 или 0,32%, то через пятьдесят лет она повысилась бы в пять раз. Конечно, рост урожайности шел неравномерно: были периоды застоя и упадка сельского хозяйства, но были и периоды несравненно более быстрого роста урожайности.

Однако применение этого метода вовсе не так просто, как кажется на первый взгляд, так как урожаи от года к году сильно колеблются под влиянием климатических причин, чего, вообще говоря, нет в промышленности. Эти колебания имеют место особенно при континентальном климате и при невысоком уровне сельскохозяйственной культуры, но они исчезнут и в морском климате и при самом высоком уровне сельскохозяйственной культуры. Из справочника «Зарубежные страны» можно видеть, что наивысшую урожайность пшеницы в мировом масштабе показывает Дания, где мы имеем следующие показатели урожайности в центнерах на гектар:

Вправе ли мы приписывать ошибкам в земледелии «падение» урожайности с 1952 по 1954 г. на 8,0 ц, т.е. на 19%, или рассматривать как успех в земледелии повышение в 1955 г. на 3,8 ц, или на 11%? Конечно нет: все дело, очевидно, в каких-то исключительно благоприятных условиях в 1952 г. и гораздо менее благоприятных в 1954 г. Сравнение от года к году могло бы дать надежное суждение о реальности усовершенствования приемов возделывания земель лишь в том случае, если бы можно учесть естественно-исторические факторы, но так как точная зависимость пока не установлена, то мы можем судить о реальных изменениях только при наличии достаточно длинного интервала наблюдений. Такие данные приводятся, например, в книге Ястремского (Математическая статистика, 1956): динамика урожайности зерновых в России за 1800—1914 годы (с.132) и за 1921—1940 гг.: (с.40—41). Приведены последние данные.

Таблица 1

Для непосредственного суждения об изменении урожайности эти цифры не годятся, так как они слишком колеблются. Ястремский показывает, каким способом можно из этих цифр получить ясную картину. Применяется прежде всего метод скользящей средней, которая сглаживает резкие колебания. В итоге получаем, что в интервале 20-х годов можно говорить о стабильной урожайности, но начиная с 1930 года имеем стойкий подъем урожайности. Этот последний период изображен графически на чертеже (с. 11). Колебания урожайности велики. Если сравнить урожайности 1936 и 1937 года, то мы имеем повышение на 3,4 ц, или 42%, а если сравнить годы 1937 и 1938, то получим снижение на 2,2 ц, или на 19%. Однако общий характер кривой не оставляет сомнений. Сглаженная методом скользящей средней кривая хотя с изгибами, но все время поднимается. Для определения среднего подъема можно построить при помощи метода наименьших квадратов две линии:

прямую линию: У = 4,469х + 65,54 и

показательную кривую: У = 67,20 (1,0519)х.

В обоих случаях цифры показывают центномеры, умноженные на десять. При построении прямой получается, что средний прирост урожайности в год равен 0,447 ц на га, показательная кривая дает средний годовой прирост в 5,19%. При пользовании прямой линией мы получаем урожайность в 1930 году 6,55 ц, а в 1940 году 11,02 ц на га, т.е. повышение на 68,2%. Средний годовой процент прироста составляет 5,34%, т.е. очень близкий к первой цифре. Это и удивительно, так как из чертежа видно, что обе линии очень близки друг к другу. Поэтому мы можем считать достаточно обоснованным вывод, что за десятилетие 1931—1940 гг. средняя урожайность зерновых в СССР возрастала в среднем в год примерно на 5%. Как увидим дальше, это исключительно высокий прирост.

Но так как длинные ряды цифр урожайности большей частью недоступны, то приходится довольствоваться сравнением средних, взятых за определенные отрезки времени.

Это вносит часто существенную неточность в определение среднего процента. Напр., если мы возьмем те же цифры табл. 1 и определим среднюю урожайность за десятилетия 1921—1940, то получим соответственно 7,38 и 8,01 ц на га, прирост за десятилетие составит 22,1%, или, принимая равномерный рост, 2,01% в год.

Обе цифры имеют разное значение: первая отражает рост урожайности в пределах одного десятилетия, вторая сравнивает два соседних десятилетия. Если бы в пределах двух десятилетий прирост урожайности был равномерным, то обе цифры совпадали бы. Но мы знаем, что в первом десятилетии урожайность непрерывно колебалась около постоянного уровня, а во втором — резко поднялась вверх. Причину этого различия мы сейчас развивать не будем, этого нам придется коснуться потом. Для нас важно показать, какие различия получаются при пользовании разными методами подхода, чтобы в дальнейшем производить сравнения цифр лишь в том случае, если они получаются сравнимыми методами.

В основном придется пользоваться методом сравнения средних за определенные отрезки времени. За интервал будем брать число лет, протекших между серединами сравниваемых периодов. Напр., если имеем данные урожайности по Германии, с одной стороны, за XVIII век (середина — 1750 год) и за период 1870—1880 (середина — 1875 год), то интервал для определения среднего годового прироста окажется равным 125 годам.

Используем данные, помещенные в первом издании БСЭ (т. 56, статья «Урожай и урожайность») для 1932 года (возможна ошибка в годе на один год в ту или иную сторону, так как год, к которому относятся данные в статье, не указан) и во втором издании, т. 33, статья «Полеводство» для 1950 года и т. 44, статья «Урожайность» для 1953 года, получаем табл. 2

Таблица 2

Данные по урожайности для всего мира за исключением СССР (в центнерах на га)

Как видно для всех четырех культур, урожайность все время растет, и темп этого возрастания не ослабевает: при вычислении среднего годового прироста в интервале 21 года мы получаем большой прирост (или практически равный — для овса), чем при определении в интервале 18 лет. При сравнении урожайности по частям света, Европе, Азии и т.д. — эта правильность несколько нарушается, что естественно: кроме того, сравнение затруднено, так как для Америки в первом и втором изданиях принято несколько отличное проведение границы.

Для определения среднего годового прироста по всем четырем культурам используем соотношение площадей за 1950 год, когда из общей посевной площади в 222,7 млн га на долю пшеницы приходилось 59%, ржи — 6,7%, ячменя — 17,4% и овса — 16,9%.

Пользуясь этими соотношениями, определяем средневзвешенный урожай по зерновым, что и приведено в последней строке табл. 2. Конечно, в мировом масштабе урожайность колеблется гораздо слабее, чем в масштабе любого государства, и вывод, что за последние 20 лет мы имеем систематическое возрастание урожайности зерновых в мировом масштабе в размере 1,0—1,2% в год, является достаточно обоснованным.

Однако полезно этот вывод проверить и дифференцировать на основании опыта отдельных стран, так как совершенно несомненно, что прогресс земледелия идет неодинаковыми темпами в разных странах.

Наиболее подробные сведения имеются в моем распоряжении по Германии, внесшей, как известно, солидный вклад в агрономию и являющейся представительницей стран интенсивного земледелия. Данные до начала Первой мировой войны приведены в статье «Урожайность» (БСЭ, 2-е изд., т. 44, с. 332). Получим табл. 3.

Таблица 3

Динамика урожайности зерновых в Германии (в ц с га)

Я подозреваю, что последняя цифра урожайности (23,0 ц на га) для 1906—1910 гг. неточна, возможно, вкралась опечатка, так как по данным первого издания БСЭ (т. 56) для Германии за промежуток 1908—1912 гг. дана урожайность для пшеницы 21,0 и для ржи 18,0 центнера. Однако несомненным является постоянный, хотя и неравномерный рост урожайности. В общем, за 158 лет урожайность возросла в 3,07 раза, что соответствует среднему годовому приросту за весь период 0,71%. Особенно резко возросла урожайность со второй половины XIX века, что совпадает с началом массового производства и применения минеральных удобрений (суперфосфат, томасшлак, калийные удобрения, селитра). Важное значение имела также замена старых сортов селекционными и улучшение обработки почвы.

Для того чтобы судить о динамике урожайности в Германии в новейшие времена, используем справочник «Зарубежные страны», где данные приведены отдельно по ГДР и ФРГ (с. 85 и 99, 974—976). На основании этих данных составляем следующую таблицу:

Таблица 4

По поводу таблицы можно сделать следующие замечания. Только за некоторые годы имеются цифры по обеим частям Германии, и в этих случаях разница невелика и за последний сравнимый 1955 год совершенно несущественна. Урожайность зерновых для ГДР включает и кукурузу, поэтому для сравнимости пришлось и для ФРГ включить кукурузу (в отличие от остальных стран), но это никакого существенного отличия внести не могло, так как посевная площадь кукурузы на зерно в ФРГ ничтожна (для 1955 года — 7 тысяч гектар при 4438 тыс. гектаров остальных зерновых, т.е. всего 0,16%) и урожайность ее не отличается существенно от урожайности зерновых: средняя урожайность за пять лет 26,2 ц с га при средней урожайности остальных зерновых за тот же период 25,9 ц с га. Площади и урожайность кукурузы для ГДР не указаны.

Рассматривая приведенные цифры, мы видим: за годы, предшествовавшие Второй мировой войне, в Германии наблюдалось существенное снижение урожайности по сравнению с вторым Пятилетием XX века — на 2,5 центнера и урожайность лишь немного повысилась (на 0,9 ц) по сравнению с первым пятилетием;

послевоенная урожайность (1946) дала еще более резкое снижение до 14,8 ц с га, но что в 1950 году произошло выравнивание;

средняя урожайность 50-х годов получается для всей Германии равной 25,9 ц с га.

Если сравнить эту урожайность с довоенной (1934—1938), то мы получаем увеличение в 1,254 раза, или средний годовой прирост в 1,3%.

Если сравнивать эту урожайность с максимальной урожайностью перед Первой мировой войной и учесть весь период 45 лет, игнорируя происшедшие в связи с войнами снижения урожайности, то мы получим отношение урожайности, равное 1,126, и средний годовой прирост 0,26%.

Наконец, если мы рассмотрим весь охваченный приведенными цифрами период в 203 года (1750—1953), то увидим, что за два века, несмотря на имевшие место снижения урожайности в связи с двумя войнами, урожайность в Германии возросла в 3,45 раза, что соответствует среднему годовому приросту в 0,60%.

Интересно коснуться вопроса о причинах снижения урожайности. Особенно сильное снижение было в 1946 году (до 14,8 ц в ГДР). Вряд ли есть основания сомневаться в том, что снижение урожайности в военные и послевоенные годы связано с сокращением количества удобрений, прежде всего минеральных. Стойкий же рост урожайности в нормальные годы в очень значительной степени зависит от улучшения сортового материала.

Таких подробных сведений, как по Германии, по другим странам в справочниках не приводится, но из цитируемых книг для ряда стран можно извлечь довольно подробные данные за срок до 45 лет. Это касается, прежде всего, основной продовольственной культуры — пшеницы. На табл. 5 (см с. 22) приведена средняя урожайность для пшеницы по 18 странам, для которых имеются достаточно надежные цифры, т.е. где каждая цифра основана на урожайности ряда лет, а не на данных одного года. Страны приведены в алфавитном порядке.

Таблица 5

Урожайность пшеницы в центнерах на га на основании данных справочников: БСЭ (1-е и 2-е изд.), Ежегодник БСЭ 1957 г. и «Зарубежные страны», 1957 г.

Рассмотренные 18 стран показывают неодинаковую картину динамики урожайности: 1) к первой группе стран, показывающих стойкое повышение урожайности пшеницы в течение достаточно длинного промежутка времени (от 24 до 45 лет) относятся шесть стран: Австралия, Аргентина, Великобритания, Италия, Турция и Франция;

2) вероятно, к этой же группе относятся три страны, которые тоже показывают повышение, но только на недостаточно длинном интервале: Египет, Уругвай и Япония; 3) более или менее стабильную урожайность показывают четыре страны: Индия, Ирак, Испания и Марокко; 4) некоторое падение в первом интервале с последующим стойким возрастанием показывает Германия; 5) повышение с последующим более слабым понижением показывает Польша; 6) снижение урожайности до 30-х годов с последующим резким повышением мы видим у Канады и США; 7) наконец, существенное снижение в последнем периоде мы встречаем у Ирана.

Как можно растолковать такое различие? Оставим в стороне Иран, причины резкого снижения его урожайности остаются неясными, что же касается остальных стран, то, мне кажется, под наблюдаемые различия можно подвести достаточно обоснованные истолкования. Непрерывно возрастающая урожайность объясняется, конечно, усовершенствованием методов обработки, увеличением количества удобрений и введением новых селекционных сортов. В разных странах господствует то тот, то иной фактор: в странах экстенсивного земледелия главную роль играет введение лучших сортов, при интенсивном земледелии — удобрения и лучшая обработка земли. Что же касается такого важного фактора, как механизация сельского хозяйства, то ее роль заключается прежде всего в повышении производительности труда и в гораздо меньшей степени в повышении производительности земли, т.е. роста урожайности.

Стабильная урожайность отвечает застойному общественно-экономическому устройству или периоду реорганизации после длительного периода колониальной зависимости, как в Индии. Резкое снижение урожайности вызывает, конечно, война, что было показано выше для Германии. Для Польши, например, в 1949 году мы имеем всего 8,7 ц на га для пшеницы. Но в последнем интервале (между 30-ми и 50-ми годами) снижение, вызванное войной, уже было восстановлено за исключением Польши.

Есть все основания думать, что сейчас и в Индии, и в Китае идет довольно энергичный рост урожайности основных культур. Именно мы имеем такие цифры:

Таблица 6

Урожайность пшеницы и риса в Индии и Китае (из сборника «Зарубежные страны») в ц с га

Во взятом интервале рост урожайности вряд ли вызывает сомнение, но не надо забывать, что 1949/50 год для Индии дал урожайность пшеницы низшую, чем за второй рассматриваемый нами период, а в Китае гражданская война закончилась только в 1949 году. Поэтому трудно сказать на основании этих данных, что в этом возрастании урожайности надо отнести за счет восстановления, а что за счет прогрессивного роста урожайности.

Снижение урожайности в Германии в первом интервале, по-видимому, можно связать с последствиями поражения в Первой мировой войне.

Для нас наиболее интересными и поучительными являются данные, относящиеся к Канаде и США. В Канаде мы имеем очень сильное (на 3,7 цент, с га) снижение урожайности во втором интервале, в США менее резкое, но тоже ясное в течение первых двух интервалов, но зато в третьем интервале для обоих стран мы имеем исключительно резкий подъем урожайности: в интервале 17—18 лет мы имеем увеличение урожайности в Канаде в два раза, а в США — в полтора раза. Чем объясняются такие огромные колебания урожайности в странах, не только не испытавших бедствий войны, а даже нажившихся на войнах?

Разгадку мы находим, если обратимся к книге В. Мацкевича «Что мы видели в США и Канаде?» (1956). На с. 96 читаем: «В степях пшеничного района, подверженных сильным ветрам, на протяжении многих лет происходило сдувание почвы. Это, как объясняют в Канаде, являлось результатом неправильной агротехники: земля пахалась отвальными орудиями (плугами), что способствовало сдуванию почвы. Когда почвы в этом районе открытой степи были распаханы, бушевавшие ветры почти полностью уносили почвенный слой. В Канаде помнят годы, когда уносимой ветрами землей засыпались целые поселки и города слоем в несколько сантиметров. Для ликвидации этого бедствия в Канаде был принят закон о сохранении почв, а в Министерстве сельского хозяйства было создано специальное территориальное управление по борьбе с эрозией почв. Кстати сказать, это управление находится не в столице Канады, Оттаве, а в провинции Саскачеван, в центре пшеничного района — городе Риджайне».

Динамика урожайности пшеницы в Канаде показывает, к каким огромным потерям приводит часто экстенсивное земледелие без учета агротехники; вместе с тем она же показывает, что ошибки были исправлены в относительно короткий срок. Эта история весьма поучительна и для нас. Как совершенно правильно указывает В. Мацкевич, природные условия западных провинций Канады — Саскачевана и Манитобы весьма напоминают таковые наших Зауралья, Северного Казахстана, т.е. тех, где сейчас развернулось грандиозное освоение целинных и залежных земель. И уже поступают сигналы (см., напр., «Комсомольская правда», 19 декабря, 1957), что имело место при неправильном освоении земель в Канаде: черные бури, сорняки. Появилась в массе зерновая севка: надо ожидать вспышек саранчовых и мышевидных грызунов. В корреспонденции в «Московскую правду» автор, Герой Социалистического Труда М. Рудской правильно отмечает, что наступила пора планомерной и научной борьбы за высокие постоянные урожаи.

Вычислим средние годовые проценты прироста урожайности на основании данных табл. 5 для важнейших стран, показывающих рост урожайности. Получим табл. 7.

Таблица 7

Средние годовые приросты урожайности пшеницы по данным табл.5 при сравнении урожайности в интервалах

Используем также данные указанных справочников для суждения о динамике урожайности зерновых в целом. Эти данные касаются только 3-го и 4-го периодов табл. 5.

Получаем табл. 8.

Таблица 8

Сравнение урожайности в ц с га зерновых (пшеница, рожь, ячмень, овес) для ряда стран

За исключением некоторого снижения урожайности в Польше и ничтожного прироста за этот срок в Турции мы в остальных странах имеем средний годовой прирост урожайности в размере 0,88—3,48%. Последняя цифра для Канады объясняется резким восстановлением урожайности, сниженной из-за неправильного ведения хозяйства.

Рост урожайности в США в условиях капиталистической системы оказывается даже некоторым «бедствием». На с. 863 справочника «Зарубежные страны» можно даже прочесть, что предпринятое правительством, как мера борьбы с перепроизводством пшеницы, принудительное сокращение посевов пшеницы на 20% в 1954 г. не привело к соответствующему уменьшению производства вследствие интенсификации обработки оставшихся земель. Поэтому в послании президента Эйзенхауэра в январе 1956 г. было предложено превратить на длительный период 10 млн. га посевных площадей в залежь. Такая странная, на наш взгляд, мера объясняется накоплением нереализованной продукции, стоимость которой с 1953 по 1956 г. возросла с 1,10 миллиардов долларов до 2,85 миллиардов долларов. Постараемся подсчитать средний годовой процент, который можно принять за основу для планирования. При этом мы устраним страны отсталые, находящиеся в состоянии переустройства, а также те, которые находятся в особенно благоприятных условиях. Не примем мы также в соображение те чрезвычайно высокие темпы, которые имеем для Канады и США (4,24%, 1,66%, 3,48%, 1,56%), которые являются следствием оздоровления сельского хозяйства после длительного периода хищнической эксплуатации. Мы возьмем государства культурные и вместе с тем пережившие за исследуемый период или войну, или период расстройства хозяйства, как в Канаде. Получаем для Великобритании среднюю цифру из трех (1,31%, 1,01%, 1,28%)- 1,17. Для Германии из трех 1,27%, для Италии и Франции каждая по трем цифрам 0,96% и 1,40% соответственно, и, наконец, для Канады и США — 1,27 и 1,30% соответственно. Средняя для шести государств составит 1,25%. Мы видим, что цифры для Канады и США лишь немногим превышают среднюю, с другой стороны, эта цифра несколько выше той, которую мы нашли для среднего мирового урожая, а именно 1,02%.

Цифру 1,23 среднего годового прироста урожайности за последние двадцать лет мы и можем положить в основу для наших вычислений. Она отнюдь не превышена, а скорее, ниже реальной для нормального мирного времени, так как она вычислена при игнорировании того снижения урожайности, которое имело место у исследованных стран вследствие войны. Каков нормальный темп роста урожайности, мы пока сказать не можем, так как послевоенный период слишком краток: до 1950 года надо считать восстановительным периодом. Но даже эта на первый взгляд скромная, но достаточно обоснованная цифра 1,23%, заставляет сделать небезынтересные выводы.

Во-первых, она является великолепным опровержением мальтузианства. По мнению Мальтуса, сформулированному примерно полтора века назад, рост народонаселения превышает рост средств существования людей. А мы видим, что даже теперь, в середине 20-го века, темп роста производительности земли превышает темп прироста населения даже в странах европейской культуры.

С другой стороны, эти цифры опровергают так называемый закон убывающего плодородия почвы. Для двух стран старой земледельческой культуры мы имеем возможность сравнить темпы роста урожайности за периоды разной длительности. Для Великобритании, как я уже указывал, за 50 лет урожайность возросла в 5 раз, что соответствует среднему годовому проценту 0,32%: за последние двадцать лет этот средний годовой прирост равен (несмотря на войну, вызвавшую падение урожайности) 1,17%.

Для Германии за период 203 года мы имеем увеличение урожайности в 3,45 раза, что соответствует среднему годовому приросту 0,60%, а за последние двадцать лет этот период равен 1,27%. Следовательно, не только нельзя говорить о «законе» убывающего плодородия почв, а можно говорить о «законе возрастающего плодородия почвы» и притом даже в рамках капиталистического хозяйства и за этот период, на который падает опустошительная война.

Эти высокие, хотя и кажущиеся скромными, темпы роста производительности земли объясняются, конечно, внедрением достижений агрономической науки в производство, о чем уже было указано, причем в разных странах и в разные времена на первое место выдвигался один или два главных фактора повышения урожайности: удобрения, севооборот и селекция.

Эти выводы мы запомним при суждении о динамике урожайности нашего отечества.

 

§ 3. Россия и СССР

По этому вопросу имеются солидные исследования, вкратце изложенные как образец изучения динамических рядов в недавно вышедшей книжке нашего известного ученого проф. Б. С. Ястремского: Математическая статистика, Госстатиздат, 1956 г., с. 125—137. Приведена и кривая динамики урожайности зерновых в России за период 1800— 1914 год (рис. 22, с. 132). Правда, урожайность показана не в ц/га, как принято теперь, а как урожай-сам, но так как норма высева оставалась в общем стабильной, то динамика урожай-сам даст хорошее представление о динамике урожайности. Эти данные были тщательно обработаны Ястремским. У Ястремского на рисунке изображена как кривая фактического колебания урожайности, так и результаты математической обработки в виде двух линий: 1) уровня без учета квазипериодичности; 2) уровень с учетом квазипериодичности. Рассмотрение всех данных и результатов вычислений приводит к следующим выводам: 1) урожайность от года к году чрезвычайно сильно колеблется, но без всякой обработки видно, что до 1860 года урожайность остается в общем стабильной (колебания происходят около одного уровня), а после 1860 года повышается так, что во второй половине рассматриваемого интервала минимальная урожайность не опускается ниже среднего уровня первой половины, а в начале XX века минимальная урожайность лишь немного уступает максимальной урожайности первой половины XIX века; 2) урожайность за 1800—1860 годы колеблется около постоянного уровня-сам — 3,51; 3) за 54 года 1861— 1914 урожайность возрастает до сам-5,72 или в 1,63 раза, что соответствует среднегодовому приросту урожайности 0,01%; 4) прирост урожайности возрастает с годами: так за первые 27 лет 1861—87 гг. урожайность достигает сам-4,34, т.е. увеличивается в 1,237 раза, что соответствует среднегодовому приросту 0,78%, а за вторую половину, т.е. за период 1888—1914 гг. возрастает в 1,318 раза при среднегодовом приросте 1,01%. Мы видим, таким образом, что рост урожайности перед революцией за долгие периоды был одного порядка с ростом урожайности других стран. Ястремский отмечает вместе с тем, что во второй половине послекрепостнического периода почти исчезла квазипериодичность, т.е. наличие периодов из нескольких урожайных и неурожайных лет.

За начало XX века мы имеем данные, приведенные в статье «Полеводство» (БСЭ, 1-е изд., 1948, с. 889). Данные приводим в табл. 9.

Таблица 9

Урожайность зерновых в центн. на га по России и СССР

Данные по годам приведены в табл.1, во второй главе. Они совпадают за соответствующие годы с цифрами, приведенными в статье «Урожай и урожайность» — 1-го изд. БСЭ, 1936.

Мы видим, что средняя урожайность за последние 15 лет перед Первой мировой войной составляет 6,97 ц с га. За время Первой мировой войны и гражданской войны урожайность упала, но уже к 1928 году она была восстановлена, а дальше пошла быстро вперед, как это видно из приложенного ко второй главе рисунка. Из той же статьи «Полеводство» первого издания БСЭ мы узнаем, что в 1937 г. в СССР был собран самый высокий урожай зерновых — 11,5 ц с га и валовой сбор достиг 1202,9 миллиарда центнеров или 7,34 миллиарда пудов, хотя еще не были введены правильные севообороты. По заданию XVII съезда ВКП(б) к концу третьей пятилетки (1942—1943 гг.) намечено было достижение урожайности в 13 центнеров на га. Конечно, война сорвала эти планы, но полезно задать себе вопрос: был ли этот план чрезмерно завышенным? Правда, это был напряженный план, но, может быть, не через три года, а лет через пять после XVIII съезда этот план мог бы быть выполнен.

Из трех основных мощных факторов повышения урожайности: селекции, химических удобрений и правильных севооборотов был умело использован только первый фактор — селекция, введение улучшенных сортов. Севообороты только вводились, а минеральные удобрения для зерновых и сейчас очень слабо применяются. Кстати сказать, и отмеченный выше рост урожайности дореволюционной России в значительной степени обязан введению новых сортов зерновых, большей частью заграничных, напр., сортов овса Победа и Золотой дождь.

Как было указано, в 1940 году средняя урожайность зерновых достигла 10,5 ц на га при среднем годовом приросте в 0,447 ц или на 5,19%. Для того, чтобы урожайность достигла 13 ц на га, т.е. повысилась на 2,5, требовалось 5,6 или 4,2 (по второму способу) лет. Конечно, при этом не принималось в расчет, что рост урожайности в тридцатых годах следовал за упадком ее в 1931 и 1932 году, поэтому нельзя экстраполировать такой высокий темп прироста, как 5%, но в условиях того времени эта ошибка была понятна. Возникла твердая уверенность в быстром подъеме урожайности. В цитированной уже статье «Урожай и урожайность» первого издания БСЭ, 1936, т. 36. с. 272, Е.Ботвинник пишет, что 1931 и 1932 гг. — годы наибольшего разгара реорганизации сельского хозяйства — годы наибольшего уменьшения продукции зерновых культур. Отчетный период был для сельского хозяйства периодом создания предпосылок для быстрого подъема и мощного разбега в ближайшем будущем (Сталин. Вопросы ленинизма, 10 изд., с. 560).

В той же статье Ботвинника, с. 274, мы читаем: «Это гениальное предвидение Сталина находит себе полное подтверждение в движении урожайности, а также в общем росте сельского хозяйства за истекшие три года второй пятилетки». На с. 275: «На XVII съезде ВКП(б) т. Сталин указал на то, что 1935 год — первый год после реорганизационного периода — является переломным годом в развитии зерновых и технических культур. Это значит, что зерновые культуры прежде всего, а за ними — технические культуры отныне будут идти к мощному подъему твердо и уверенно» (там же, с. 562).

До 1940 года подъем был действительно твердый и уверенный, хотя, конечно, гораздо более медленный, чем подъем промышленности. Это «отставание» казалось Сталину следствием неправильного руководства сельскохозяйственной наукой Н. И. Вавиловым. Поэтому в 1939 г. Н. И. Вавилов был заменен на посту Президента ВАСХНИЛ

Т. Д. Лысенко, но оставался еще директором Всесоюзного Института Растениеводства (ВИР), а в 1940 году он был арестован и исчез для нашей науки и нашей страны.

А для того чтобы понять, что требовалось от Н. И. Вавилова и сельскохозяйственной науки вообще, следует прочесть следующие слова из цитированной статьи Е. Ботвинника «Урожай и урожайность» в БСЭ (1-е изд., с. 276): «Истекшие годы первой пятилетки, в особенности 1933—35 показали, что не только по увеличению сельскохозяйственной продукции, но и по уровню урожайности соц. земледелие дает такие темпы роста, которых не знало не только отсталое сельское хозяйство царской России, но и передовые капиталистические страны. Урожайность зерновых культур только за 2 года второй пятилетки выросла на 15,3% по сравнению со средней за 1928—1932 гг. Средний годовой прирост сельскохозяйственной продукции во второй пятилетке составляет 14,9%, а только за 1936 по сравнению с 1935 — 24%, в Германии в период наибольшего подъема с 1860 по 1913 год он равнялся 2,9%, прирост продукции сельского хозяйства в США за годы «процветания» составляет только 1,7%… Это означает, что в социалистическом земледелии заложены такие возможности убыстренного продвижения вперед, при которых урожайность передовых капиталистических стран может быть перекрыта в ближайшие годы».

Не все разделяли такие оптимистические взгляды и, конечно, Н. И. Вавилов как образованный, талантливый и честный ученый не мог не возражать против такой недопустимой экстраполяции; его критиковал Лысенко при поддержке Вильямса и достиг своего.

Какая же картина наблюдается после 1940 года? Ответить на этот вопрос с той же степенью точности, как за более ранний период, невозможно, так как ни в одном официальном справочнике мы не найдем данных по динамике урожайности всего СССР за рассматриваемый период. Если и есть цифры, то выражены либо в процентах к урожайности 1960 года, либо в количестве товарного зерна. Но можно поставить два вопроса: 1) какую минимальную урожайность мы должны были бы ожидать в настоящее время? и 2) какую максимальную реальную урожайность мы должны принять?

На первый вопрос можно ответить исходя из ряда соображений:

1) В 1933—1938 гг. урожайность зерновых в СССР равнялось 9,1 ц с гектара (табл. 9), т.е. почти не отличалась от средней урожайности США (9,3 ц., табл.8) и была выше урожайности Канады (8,1 ц с га), и в настоящее время средние урожайности зерновых этих стран 12,7 ц с га и 15,0 ц с га соответственно. Поскольку естественно-исторические условия Канады сходны с таковыми в СССР, мы вправе были бы ожидать, что мы не отстанем от Канады. Ссылаться на войну вряд ли возможно, так как мы знаем, что наша промышленность подвергалась страшному разорению во время гитлеровского нашествия и, несмотря на это, по темпам развития промышленности мы не отстаем, а перегоняем самые развитые капиталистические страны.

2) Как было указано выше, по заданию XVIII съезда Партии, на конец третьей пятилетки (1942 г.) было намечено достижение урожайности в 13 центн. с га и, как было показано, темпы роста урожайности перед Великой Отечественной войной были таковы, что эта задача могла бы быть осуществлена если не в 1942 г., то в 1945—1946 году Война сорвала планы, дадим отсрочку в десять лет на войну и восстановительный период и, значит, среднюю урожайность в 13 центнеров можно требовать в 1956 году.

3) Наконец, как было показано выше, мы вправе принять 1,23% среднего годового прироста урожайности для передовых капиталистических стран за последние 20 лет; причем такой прирост предусматривает временное снижение урожайности за время войны в восстановительный период. За 16 лет 1940—1956 гг. это должно привести к повышению урожайности на 21,61 % или, так как в 1940 году средняя урожайность равнялась 10,5 ц, мы имеем право ожидать в 1956 году среднюю урожайность в 12,8 ц с га.

Все три подхода к определению минимальной урожайности дают очень сходный результат: 13 ц с га. Можно бы, имея в виду преимущества социалистической системы ведения хозяйства перед капиталистической, ожидать, что мы перегоним самые передовые капиталистические страны со сходными естественно-историческими условиями, например, Канаду, с ее 15 центнерами, но мы поставили себе задачу определить самый скромный, минимальный уровень урожайности. Этот уровень —13 ц зерновых на га для 1956 г.

Теперь попытаемся определить, каков действительный достигнутый уровень. Как было уже указано, прямых указаний по СССР на урожайность мы в официальных документах не имеем, а только косвенные. Например, в книге «Об итогах выполнения пятого пятилетнего плана развития СССР и союзных республик на 1951—1955 годы», Госполитиздат, 1956 г., читаем на с. 19: «Повысилась урожайность зерновых культур. Среднегодовой фактический сбор зерна (выборный урожай) с одного гектара за 1951—55 годы повысился по сравнению со сбором за 1946—50 годы на 18 процентов. Валовой сбор зерна в 1955 году превысил уровень 1950 года на 20 процентов, в том числе сбор пшеницы — в 1,5 раза и кукурузы — в 2 раза. Существенным недостатком в производстве зерновых является все еще низкая урожайность их (подчеркнуто мной. — А. Л.) и большие потери зерна при уборке».

На основании справочников «Народное хозяйство СССР», Госстатиздат, 1956 (с. 101 и 106), «Ежегодник БСЭ» за 1957 г. (с. 58) и указания Центрального Статистического Управления при Совете Министерств об итогах выполнения плана можно составить таблицу, характеризующую динамику урожайности за период 1950—56 гг., причем она выражена в процентах от урожайности 1950 г., получаем таблицу 10. Разделяя относительный валовой сбор на посевную площадь, мы получаем урожайность, отнесенную к урожайности 1950 года. К сожалению, нет данных по посевной площади наиболее урожайного 1952 года, а также для 1951 года, но так как в интервале 1950— 1953 гг. она возрастала очень медленно, примерно по миллиону га в год, то, интерполируя данные, можно получить цифры, указанные в таблице со знаком вопроса.

Таблица 10

Относительный валовой сбор зерновых, посевные площади и относительная урожайность по СССР

На табл. 10 мы видим разные колебания относительной урожайности, и только 1956 год выделяется повышенной урожайностью. Средний уровень за шесть лет 1950—56 выражается цифрой 101,17 % (от уровня 1950 года), т. е. практически стабилен. По отношению к этому уровню урожайность 1956 года составляет скачок на 22,4 %, обусловленный тремя факторами: 1) использованием плодородных целинных и залежных земель; 2) очень благоприятными климатическими условиями в большинстве зерновых районов, кроме Украины, где из-за значительной гибели озимой пшеницы урожай 1956 г. был ниже рекордного для республики уровня 1955 года; 3) улучшением агротехники. Определить относительную роль всех трех факторов в настоящее время не представляется возможным, но можно считать доказанным, что средняя урожайность 1956 г. значительно выше урожайности первых шести лет. Мы знаем, что 1957 год показал значительное снижение урожайности по сравнению с 1956 годом, так что, несомненно, урожайность еще не закрепилась на уровне 1956 года. Это вызывает озабоченность руководства, и в своей речи на заседании Верховного Совета СССР (см. «Известия» от 22 декабря 1957 года) министр В. Мацкевич заявил: «Наиболее важной задачей в области сельского хозяйства и в дальнейшем остается всемерное увеличение производства зерна как за счет дополнительного освоения новых земель, так и главным образом за счет повышения урожайности (подчеркнуто мной. — А. Л.).

Относительный валовой сбор зерновых, посевные площади и относительная урожайность по СССР

В своей речи на юбилейной сессии Верховного Совета СССР 24 декабря Н. С. Хрущев сказал: «Важнейшей задачей колхозов и совхозов является дальнейшее повышение урожайности всех сельскохозяйственных культур и прежде всего зерновых». Ясно, что урожайность зерновых — одна из наименее благополучных. Постараемся определить, какое ее наибольшее возможное значение. 1956 год был (Сообщение ЦСУ, «Правда», 31 января) рекордным по валовому сбору: валовой сбор зерна был намного выше амбарного урожая за всю историю страны, в том числе и наиболее урожайных 1937, 1940 и 1952 гг. Каков был валовой урожай в 1956 году мы не знаем, но, несомненно, что он был значительно ниже 11 миллиардов пудов, намеченных в Директивах 20-му съезду к 1960 году. Я слыхал о цифре 8 миллиардов пудов (1,31 миллиарда центнеров), и уж никак нельзя допустить, что он выше 9 миллиардов пудов (1,475 миллиарда центнеров) зерновых. Так как посевная площадь в 1956 г. равна 128,3 миллиона гектаров, то мы получаем наивысшую возможную урожайность для 1956 года 10,2—11,5 ц на га. Но это вовсе не уровень средней урожайности за ряд лет, а урожайность исключительного года, и в 1957 году она оказалась значительно более низкой. Примерное представление о достигнутом уровне мы получим, если суммируем относительные урожайности трех последних лет (97, 105 и 124) и отнесем среднюю из этих трех цифр к 124, получим 0,878 урожайности 1956 года или 8,9—10,1 ц. Это, несомненно, не заниженный уровень средней урожайности, а вероятно завышенный, но так как мы стремимся получить максимальную возможную цифру достигнутой урожайности, то и остановимся на 10 центнерах. Из компетентных источников я слыхал, что на самом деле средний уровень всего 7—8 центнеров на га.

Можно подойти и с другого конца. На 1960 год, как известно, запланировано получение 11 миллиардов пудов (1,80 млрд центнеров) зерна, что считается задачей, требующей напряженных усилий, т.е., следовательно, требующей значительного роста урожайности. Цифра площадей и урожайности не указана в директивах, но мы знаем, что решение задачи предполагает дальнейшее расширение посевных площадей и, главным образом, повышение урожайности. Беря даже умеренное для наших масштабов расширение посевных площадей в год на 2,5 млн га, т.е. десять миллионов га, за четыре года мы получаем ожидаемую урожайность в 1960 году, равную 1,800:138,3 или 13,0 ц на га.

Таким образом, цифра, в свое время запланированная на 1942 г., предполагается к осуществлению лишь в 1960 году и то при крайнем напряжении.

Неблагополучность с урожайностью зерновых станет особенно ясной, если мы от всесоюзных масштабов перейдем к областным, так как здесь мы имеем опубликованные и вполне официальные данные. В обращении ЦК КПСС и Сов. Министров СССР (Правда, 17 января 1957 года) говорится, что в целом по стране урожайность продолжает оставаться невысокой. «Низкие урожаи зерна, не превышающие 3—4 центнера с гектара, которые получают в течение ряда лет многие колхозы и совхозы в Новгородской, Псковской, Костромской и Великолукской и некоторых других областей РСФСР, в Белоруссии, Прибалтике, в первую очередь являются результатом того, что там не вносится достаточного количества удобрений, не заботятся о восстановлении плодородия почвы. Надо обязательно вносить под посевы необходимое количество органических удобрений, и тогда урожай будет обеспечен. Подтверждением этому является то, что колхозы Московской области в 1956 году получили средний урожай зерновых 10,3 центнера с гектара, в то время как в Калининской области урожайность составила всего лишь 6,9 центнера, Ярославской — 6,5, Калужской — 6 и Рязанской — 5,6 центнера. Такая разница в урожайности объясняется тем, что колхозы Московской области за последнее время повысили культуру земледелия, начали больше вносить под посевы зерновых культур местных удобрений, шире применять органоминеральные смеси по методу, разработанному академиком Лысенко и другими работниками Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина».

Таким образом, в рекордный по урожайности год в области, уже повысившей культуру земледелия, и притом центральной области нашего Союза, Московской, да еще при содействии «достижений» долголетнего руководителя нашей сельскохозяйственной науки, Лысенко, был получен действительно «завидный» урожай в 10,5 центнера с гектара. А как было раньше в Московской области? Для того чтобы выяснить это, обратимся опять к первому изданию БСЭ, статье «Урожаи и урожайность», т. 56, 1936. Вторая половина статьи написана академиком И. Якушкиным, с. 279: «Мы видим уже, что повышение уровня урожаев в сов. земледелии происходит быстро. Так, в 1935 г. по некоторым культурам рост урожаев составлял 40% и даже 60%. Так, в дореволюционное время ферма сельскохозяйственной академии в Москве гордилась урожаями ржи в 20 ц, а в 1935 г. десятки колхозов Московской области имели урожаи ржи в 30 ц и выше».

А мы знаем, что 1935 г. был далеко не рекордным по урожайности.

В отношении нечерноземной полосы РСФСР можно сказать с полной уверенностью, что продуктивность сельского хозяйства очень резко снизилась по сравнению с 1935—1940 годами. Там, где богатая почва не требует применения удобрений или проводится орошение, урожайность снизилась меньше, а местами, может быть, даже повысилась.

В новейшем справочнике «Ежегодник БСЭ» 1957 г. из всех республик СССР данные о динамике урожайности за достаточно длинный период приводятся для трех: Грузии, Киргизии и Украине. Для Грузии (с. 126): «Рост урожайности в 1956 г. по сравнению с 1940 г. составлял (%): по всем зерновым культурам 171,2, в том числе по пшенице озимой 255,8, по кукурузе 150,6, по сахарной свекле 190,0, по чайному листу 103». По Киргизии (с. 143): «По сравнению с 1950 г. валовый сбор зерна возрос в 1955 г. на 19%», но площадь за это время тоже увеличилась, и поэтому урожайность зерна увеличилась только на 9%, да к тому же изменилось соотношение площадей в пользу более урожайной кукурузы, так что о размерах изменения урожайности основных зерновых судить трудно.

Наконец, для Украины (с. 311) читаем: «В 1955 году колхозы и совхозы Кировоградской, Днепропетровской, Херсонской, Сталинской, Николаевской, Харьковской, Черкасской, Запорожской и Одесской областей на всей площади собрали зерновых культур в среднем по 17—21 ц с 1 га (вместо 9,4 ц в 1913 г. и 12,4 ц в 1940 году)».

Сравниваются два высоких по урожайности года, и разница как будто получается существенная. Но, во-первых, взята не вся Украина, а девять областей из двадцати шести, а во-вторых, за это время резко изменилось соотношение площадей пшеницы и зерновой кукурузы: в 1940 году пшеницы и кукурузы на зерно было 7,13 и 1,51 миллиона га, а в 1955 г. 8,62 и 4,77 соответственно. А известно, что кукуруза на зерно много урожайнее пшеницы: иначе нет смысла ее разводить. Так что о росте урожайности пшеницы эти цифры еще ничего не говорят.

Что касается Грузии, то без более детальных данных ничего сказать нельзя: можно только выразить сомнение, так как выше была достаточно ясно показана ненадежность сравнения единичных лет.

В «Достижениях Советской власти за 40 лет в цифрах» 1957 г. о динамике урожайности зерновых ничего не говорится: очевидно, похвастаться нечем.

Я думаю поэтому, что можно считать совершенно доказанным, что мы имеем на настоящее время разрыв между ожидаемой и фактической урожайностью по крайней мере в три центнера на га (13— 10 центнеров). Вероятнее более высокая цифра: преимущества соц. хозяйства давали бы право на достижение канадской урожайности (15 ц с га). Разумеется, пока не реально ставить вопрос о достижении средней урожайности Великобритании или Германии (около 26 ц с га), не говоря уже о Дании (свыше 30 ц).

С другой стороны, принятая мной средняя урожайность 10 ц с га для настоящего времени является почти наверное завышенной на 1—2 центнера и потому наиболее вероятным надо считать разрыв в шесть центнеров на га, но и разрыв в три центнера является достаточно существенным. А что это значит? При посевной площади зерновых в 128,3 млн га это означает недобор в год 385 миллионов центнеров или 2,35 миллиарда пудов зерна. Как известно, царская Россия вывозила ежегодно около 600 миллионов пудов зерна за границу. Мы, таким образом, теряем ежегодно четырехкратный объем дореволюционного экспорта.

Можно постараться оценить эти потери в золоте. Не знаю каковы сейчас мировые цены на зерно, в дореволюционной России пшеница обычно ценилась рубль за пуд, рожь примерно в два раза меньше. В среднем стоимость пуда зерна можно принять за 70 дореволюционных копеек. Общая стоимость недобора будет примерно 1,65 млрд рублей (золотых). Припомним, что после победы 1871 года Бисмарк добился от Франции контрибуции в 5 миллиардов франков (по тому времени — неслыханная контрибуция) или 1,875 миллиарда золотых рублей. Таким образом, СССР ежегодно выплачивает какому-то неведомому врагу контрибуцию, примерно равную бисмарковской.

О причинах такого положения будем говорить после обзора других сельскохозяйственных культур.

Обратимся к кукурузе.

 

§ 4. Кукуруза

На основании тех же данных (БСЭ, 1-е и 2-е издание) получаем табл. 11 — динамики урожайности кукурузы за те же годы.

Таблица 11

Урожайность кукурузы на зерно по данным БСЭ в ц на га

Получается картина, несколько отличная от прежнего: общий рост урожайности, но при этом особенно сильный в Америке, особенно в Северной, и снижение урожайности в Европе. Рост урожайности в Северной Америке был бы еще заметнее, если бы в 1953 и в 1955 г. в нее не были включены Мексика и страны Центральной Америки с более низкой урожайностью, чем США и Канада. Составим поэтому таблицу, подобную табл. 8, на основании справочника «Зарубежные страны», 1957. Получим табл. 12. Наибольшее значение, как известно, кукуруза имеет в Америке, поэтому материал имеется преимущественно по американским странам. При этом для пяти стран в справочнике указан процент гибридных семян, но так как для трех из этих пяти стран данные для периода 30-х годов основаны всего на одном годе, следовательно, сравнение не отличается надежностью, то для получения общей картины я вставил в таблицу по возможности все данные, даже недостаточно надежные, но (если первая цифра основана на данных одного года) такие страны отметил вопросительным знаком (их семь из восемнадцати): все они относятся к числу стран низкой или средней урожайности.

Картина получилась чрезвычайно пестрая: из 18 стран девять стран показывают повышение урожайности за истекший период, столько же — понижение. Как будто выходит, дело стоит на месте, откуда же получилось мировое повышение урожайности, показанное на табл. 11?

Для объяснения этого достаточно обратиться к рассмотрению первой графы табл. 12, где показана площадь под зерновой кукурузой в начале и конце исследуемого периода.

Из нее мы увидим, что площади под кукурузой в США равнялись 37,8—32,4 миллиона га, а площадь у всех остальных 17 стран табл. 12, взятых вместе, составляет 17,1—18,5 млн га, т.е. примерно в два раза меньше. А урожайность кукурузы в США значительно превосходит урожайность остальных американских стран (кроме Канады, где площади пока ничтожны по сравнению с США) и за истекший период поднялась с 14,0 ц на га до 25,2, т. е. на 80%. Это соответствует среднему годовому приросту урожайности в 3,14%.

Таблица 12

Урожайность кукурузы на зерно в цента, на га по данным справочника «Зарубежные страны»

Площадь в миллионах га показана для начала и конца периода, за который приводятся данные. Сомнительные данные отмечены вопросительным знаком. Повышение урожайности отмечено знаком плюс, снижение — минус

Возможно, что реальный прирост урожайности меньше, так как урожайность за пятилетие 1934—1938, видимо, снизились по сравнению с двадцатыми годами. Цифра 14,04 фигурирует и в другом справочнике, «Ежегоднике БСЭ», 1957 г., с. 405 как урожайность 1934—1938 г., равно как и 25,0 ц с га — урожайность 1955 г., но в книге Мацкевича «Что мы видели в США и Канаде», с. 105, говорится, что в 20-х годах урожайность кукурузы в США равнялась 18,8 центнера с гектара и до 1940 года находились примерно на одном уровне — около 18 центнеров с небольшими колебаниями. Тут — явное противоречие, но беря цифру 18 центн., как характерную для 1934—1938 гг., мы получаем увеличение урожайности на 38% при среднем годовом приросте 1,70%. Это почти совпадает с данными «Зарубежные страны», с. 861, где говорится, что урожайность с 1933 г. до 1954 г. возросла на 32%. Так как мы берем большой интервал времени, то и должны получить большое повышение, тем более что урожайность продолжает повышаться: за 1956 г. мы имеем 28,2 ц с га.

Быстрый рост урожайности «Зарубежные страны» вполне справедливо приписывают внедрению в производство гибридных семян кукурузы: посев гибридными семенами увеличился с 1933 г. до 1954 г. с 0,1% всей площади до 87,1%, а в настоящее время, вероятно, близок к 100%.

В табл. 12 приведены там, где они известны, проценты гибридных семян. Высокий процент — только у США, в остальных случаях, где процент известен, — он низок и урожайность падает. В Аргентине имеет место сильное сокращение посевных площадей вместе с падением урожайности: объем продукции уменьшился почти в три раза. Как пишут «Зарубежные страны», с. 689, играет роль конкуренция с США, где использование гибридных семян, очевидно, сильно удешевило себестоимость кукурузы. Хорошие проценты прироста мы имеем в Канаде (но там посевные площади очень малы, хотя и расширяются), Колумбии и Эквадоре. Относительно Канады можно быть уверенным, что там тоже используются гибридные семена, цифры же для Колумбии и Эквадора не могут дать, […] (в рукописи пропуск. — Ред.) площади малы, урожайность низка и неизвестен процент гибридных семян.

Для нас представляют интерес данные по Германской Федеративной Республике. Урожайность кукурузы там высока, но падает, сокращаются и посевные площади и без того ничтожные (7—13 тысяч гектаров). Конечно, кукуруза с урожайностью 26,2 ц не может конкурировать с пшеницей такой же урожайности, но не исключена возможность, что в ФРГ еще не закончена работа по получению гибридных семян, пригодных для местных условий.

Картина получается совершенно ясная: в современных условиях только введение гибридных семян обеспечивает очень быстрый рост урожайности порядка по крайней мере в 30% по сравнению с обычными семенами.

Посмотрим теперь на соответствующую картину в СССР.

В новейших справочниках, если и говорится об урожайности, то только о рекордистах, получивших на малых площадях урожаи порядка 200 центнеров с га. Сведения о динамике урожайности можно получить из статьи К. Билинского и Н. Дроздова «Кукуруза» из третьего издания Сельскохозяйственной Энциклопедии, т. 2, 1951, с. 592—596 и из первого издания БСЭ, 1948, статья А. Караваева «Полеводство», с. 892.

Из этих статей мы узнаем, что площадь кукурузы (в границах СССР до 1939 г.) занимала в 1938 г. свыше 2,6 миллиона гектаров и увеличилась по сравнению с площадью 1913 года почти вдвое. Валовой же сбор кукурузы составлял: в 1913 г. — 11,8 миллиона центнеров, в 1928 — 31,5 млн ц, а в 1937 г. — 38,9 млн ц. Урожайность в 1937—1938 году, значит, была около 15 ц. Так как площадь увеличилась вдвое, а валовой сбор больше чем втрое, то, значит, урожайность увеличилась в полтора раза и в 1913 году составляла около 10 ц с га. Значит, от 1913 года до 1937 года, несмотря на бывшие в интервале первую мировую и гражданские войны, урожайность повышалась со средним годовым процентом в 1,6%. Конечно, несомненно, и здесь основной прирост урожайности падал на тридцатые годы.

Что же произошло после 1938 года? Из доклада Н. С. Хрущева на Пленуме ЦК КПСС 25 января 1955 года видно, что в 1953 году с площади в 3,5 млн гектаров собрали 230 миллионов пудов или 37,7 миллиона центнеров — по 10,8 центнера с гектара. Другими словами, мы почти вернулись к уровню 1913 года! В том же докладе Н. С. Хрущев указал на имевшее место повышение урожайности кукурузы в США с 15 центнеров до 25 благодаря введению гибридных семян.

Картина получается совершенно аналогичная тому, что мы видели в отношении основных зерновых культур, но еще более ясная. В тридцатых годах урожайность кукурузы у нас и в США была на одном уровне — около 15 центнеров. С тех пор в США урожайность пошла резко вверх — до 25 центнеров, а у нас — вниз, до 10 центнеров. Но, может быть, мы не смогли бы ожидать такого роста урожайности, так как у нас не было гибридных семян, или просто руководители науки о них не подозревали? Мы же знаем ряд американских стран, которые только теперь начали внедрять в производство гибридные семена. И на этот вопрос можно дать совершенно четкий ответ, используя, например, прекрасную статью П. А. Баранова, Н. П. Дубинина и М. И. Хаджинова «Проблема гибридной кукурузы», Бот. журн., т. 40, 1955 г., с. 481—507. Из нее видно, что работа, начатая В. В. Талановым еще в 1910 г., была продолжена Е. П. Соколовым и Хаджиновым, и в 1935 году вопрос о межлинейных гибридах был совершенно ясен. Это направление целиком поддерживалось Н. И. Вавиловым, и в своем последнем выступлении в 1939 году (см. «Под знаменем марксизма», 1939, № 11, с. 129) он отметил практические достижения США по этому вопросу. Но не только сторонники Лысенко, а и председательствующий академик М. Митин нашли в выступлении Н. И. Вавилова прежде всего преклонение перед заграницей. Лысенко же еще в 1939 году решительно возражал против использования гибридных семян кукурузы, полученных методом инцухта: «Любое же индуктирование перекрестника ведет всегда к биологическому обеднению биологической основы, а тем самым и понижение биологической приспособленности» (Агробиология, 4-е изд., 1948, с. 138). Лысенко при этом забывал, что индуктированные линии были только материалом для получения гибридных семян, дававших резкое увеличение урожайности.

Арест Н. И. Вавилова привел к прекращению работы с гибридными семенами, но во время войны менделистские генетики получили большую возможность работать (напомним, что Н. П. Дубинин был избран членом-корреспондентом Академии Наук СССР) и потому на основе ввезенных из США семян были получены гибриды ВИР`а. В 1947 г. было даже вынесено решение Федерального пленума ЦК ВКП(б) и постановление Совета Министров СССР о переходе к массовому посеву гибридными семенами (см. Сельскохозяйственная Энциклопедия, 3-е издание, т. 2, с. 594).

Но в 1948 году состоялась сессия ВАСХНИЛ. Ни в докладе, ни в заключительном слове Лысенко ни словом не упомянул о гибридных семенах кукурузы, но в прениях один из виднейших лысенковцев Н. И. Фейгинсон заявил (с. 316): «Надо прежде всего иметь в виду, что использование гибридных семян в семеноводстве полевых культур к теории менделизма-морганизма никакого отношения не имеет (об этом, кстати говоря, писал еще К. А. Тимирязев). Морганисты предложили лишь сложные технические приемы получения таких семян кукурузы (предварительное самоопыление и отбор самоопыленных линий), сильно затрудняющее массовое их использование. Это служит, очевидно, для обеспечения интересов капиталистических семенных фирм, так как рядовым фермерам в капиталистических странах предложенные приемы недоступны».

В 1948 году гибридные семена уже имели широкое распространение в США, а в настоящее время, как мы видели, они почти полностью вытеснили обычные, негибридные семена.

На той же сессии ВАСХНИЛ весьма развязный журналист А. В. Михалевич, выступавший с решительной поддержкой Лысенко, заявил (с. 352), что на Украине по почину Черкасского района, которому много помог академик М. Д. Колесник, десятки районов борются за то, чтобы за один текущий год поднять средний урожай кукурузы до 40 ц с гектара на всей площади посева, т.е. добиться резкого скачка в прибавке урожая на 20—25 ц с гектара. Вот какие «перспективы» рисовали лысенковцы как следствие «торжества «мичуринской биологии», и неудивительно, что, получив власть в сельскохозяйственной и биологической науке, Лысенко счел возможным «ревизовать» постановление пленума ЦК о расширении посевов гибридными семенами, и этот метод был совершенно заброшен, как и вся кукуруза, до известного выступления Н. С. Хрущева в 1954 г.

Ну а теперь, когда оспаривать практическое значение гибридных семян просто невозможно, Лысенко в выступлении на 20-м съезде КПСС и новейшей статье «Теоретические успехи агрономической биологии» (Известия, 8 декабря, 1957 г.) старается доказать, что сущность явления гетерозиса, лежащего в основе высокой урожайности гибридных семян, раскрыта мичуринцами, а не менделистами. Так если мичуринцы это раскрыли, то почему же они препятствовали продвижению этого открытия? Об этом, конечно, Лысенко умалчивает.

Я остановился подробно на этом вопросе, так как в данном случае виновность Лысенко в торможении продвижения нового важного открытия может быть доказана с исчерпывающей документальностью.

Каковы же потери, вызванные этой «ошибкой» Лысенко?

Как было указано, в 30-х годах урожайность кукурузы в СССР была приблизительно равна урожайности в США, около 15 ц на га. В настоящее время урожайность в США равна 25 ц с га, а в Канаде даже 35 ц. Возьмем (так как в Канаде слишком малые посевные площади) цифру 25 ц, взятую с огромной площади свыше 30 миллионов га. Урожайности в СССР была в 1954 г. — 10 ц с га. Какова сейчас — не знаем, но знаем, что в выступлении на сессии Верховного Совета В. Мацкевич заявил (Известия, 22 декабря 1957 г.), что в 1958 г. нужно добиться резкого повышения урожайности кукурузы и картофеля. Очевидно, урожайность по-прежнему невысока, несмотря на начавшееся использование гибридных семян, так как, судя вообще по методам культуры кукурузы, это внедрение производится в штурмовом порядке. Допустим даже (что можно считать верхним пределом), что мы восстановили прежнюю урожайность 15 центнеров. Следовательно, с каждого гектара мы недобираем по крайней мере 10 центнеров. При посевной площади кукурузы на зерно в 1956 г. 9,3 млн гектар мы имеем недобор 93 млн центнеров или 567 миллионов пудов в год: по весу величина, равная ежегодному экспорту зерна дореволюционной России. При этом, как уже указано, это можно считать минимальным убытком.

 

§ 5. Картофель

Здесь данных гораздо меньше, но кое-что интересное извлечь можно. Из статей «Полеводство» и «Урожайность», БСЭ, 2-е издание, сопоставляем данные на табл. 13.

Таблица 13

Урожайность картофеля для всех стран, кроме СССР, в центн. на га и площади на 1950 г. по данным 2-го изд. БСЭ (статьи «Полеводство», «Урожайность»)

Цифры колеблются, и на таком коротком интервале надежные выводы сделать невозможно. Очевидно, 1953 год был неурожайным для картофеля в Европе, а так как площадь под картофель в Европе составляет почти три четверти всей площади, охватываемой таблицей, то это сказалось и на уровне мирового урожая.

По некоторым странам можно извлечь достаточно надежные данные из справочника «Зарубежные страны», 1957. Приводим их на табл. 14.

Из этой таблицы мы видим, что в интервале 18—19 лет урожайность очень слабо повысилась в ГДР, прилично — в Великобритании и ФРГ, и показала исключительно высокий прирост (4,483 среднегодовых) в США, но так как за первый период урожайность картофеля там была очень низка, то, видимо, этот быстрый рост урожайности шел прежде всего за счет восстановления нарушенного какими-то причинами прежнего уровня урожайности. В разделе о пшенице этот вопрос был уже обсужден. Это же соображение касается и данных по Океании, табл. 13. Из сборника «Зарубежные страны» можно сказать, что урожайность картофеля за ряд лет в Австралии колеблется в границах 22,0—145,6 ц на га, а в Новой Зеландии — от 105,8 до 176,7 ц на га.

Таблица 14

Урожайность картофеля в некоторых странах по данным справочника «Зарубежные страны», 1957 г.

В общем, темп прироста урожайности картофеля существенно не отличается от темпов прироста зерновых.

Перейдем теперь к СССР. Из статьи «Картофель», БСЭ, 2-е изд., 1953, т. 20, с. 289—291, узнаем, что на территории СССР площадь под картофелем с 3064 тыс. га (при средней урожайности 76,1 ц на га) в 1913 году возросла до 7636 тыс. га при средней урожайности 109,4 ц с га в 1940 году, и валовой сбор достиг 84,2 миллиона тонн или 5,14 миллиарда пудов. Директивы XIX съезда КПСС по пятому пятилетнему плану 1951—55 гг. определяли увеличение валового урожая за пятилетие на 40—45 %; урожайность картофеля на 1 га должна за это время быть доведена: по районам нечерноземной полосы до 155—175 ц, по районам центральных черноземных областей до 140—160 ц, по районам Юга и Сев. Кавказа до 135—155 и по районам Урала и Сибири до 125—145 ц. В этой статье ничего не говорится о вирусных болезнях картофеля, но рекомендуется для борьбы с вырождением картофеля на юге летние посадки по методу Лысенко.

Мы видим, что в интервале 1913—1940 годов (т. е. за 27 лет), несмотря на имевшие место в этом интервале Первую мировую и Гражданскую войны, урожайность картофеля повысилась на 43,7 %, т.е. соответствовала среднегодовому приросту 1,35 %. Само собой разумеется, что урожайность не возрастала, а падала за период войн и процент прироста за последние годы этого периода был, конечно, значительно выше; если мы отнесем 43,7 % прироста на последнее десятилетие 1931—1940 гг., то получим среднегодовой процент прироста 3,7 %. Быстрое повышение урожайности этого периода и привело к иллюзии, что такой стремительный темп может быть сохранен и впредь на долгий срок. В цитированной уже статье И. Якушкина (БСЭ, 1-е изд., 1936, т. 56, с. 278) автор приводит данные по рекордным урожаям. У нас они оказываются равными 400—500 ц с га, тогда как в Германии они почти никогда не превышают 320 ц. Автор пишет: «Приведенные примеры можно было бы значительно расширить, но и сказанного достаточно для того, чтобы придти к основному выводу. Социалистическое земледелие и стахановское движение сломили привычные нормы урожайности по самым различным культурам. Достигнуты урожаи, превосходящие западноевропейские и очень близкие к ним».

Оправдался ли этот оптимизм? Осуществлены ли директивы XIX съезда КПСС? Похоже, что нет: о современной урожайности картофеля во всех справочниках не говорится ничего, но в цитированном уже выступлении В. Мацкевича на сессии Верховного Совета говорится о необходимости резкого повышения урожайности картофеля.

В книге «Народное хозяйство СССР, 1956», только приводится указание из Директив по шестому пятилетнему плану, что в 1960 году производство картофеля должно составлять 185 % от такового 1955 г.

Можно думать, что средняя урожайность картофеля не удержалась даже на уровне 1940 года. Картофель, как известно, распространен, главным образом, в нечерноземной зоне и там он дает наивысшие урожаи, но при условии внесения навоза и других удобрений, а общеизвестно, что с внесением навоза на поля дело обстоит очень неблагополучно. Хорошо удобряются только приусадебные участки и там, вероятно, урожайность сохранилась на старом уровне, но ручаться и за это нельзя. Дело в том, что кроме бесспорных сторон картофелеводства (как-то: удобрения, борьба с сорняками и т.д.) перспективы дальнейшего повышения урожайности картофеля рисовались двояко:

1) Н. И. Вавилов и его последователи так представляли себе дальнейшую работу в области селекции картофеля.

а) вывод новых сортов путем половой гибридизации с использованием новых, ранее неизвестных в науке видов и сортов картофеля, прежде всего обширного ассортимента картофеля, вывезенного экспедициями ВИРа с родины картофеля — Америки; одной из важнейших задач при этом являлось выведение фитоустойчивых сортов, припомним, что фитофлора была главным виновником страшного голода в 1939 году в Ирландии, с тех пор ее значение сократилось, но и сейчас в определенных климатических условиях она имеет большое значение;

б) требование получения возможно большего количества гибридных сортов с целью автономного отбора;

в) отбор в селекционных питомниках проводился не на повышенных агрофонах, а на близких к среднему уровню соответствующей области, так как классическая менделевская генетика отмечает значение направленного воспитания в селекции;

г) вне селекционной работы последователи Н. И. Вавилова считали, что болезнь вырождения картофеля есть следствие заражения посадочного материала ультрамикроскопическими вирусами, видимыми только вообще в электронный микроскоп; борьба с этим заболеванием должна идти путем устранения зараженных клубней, как посадочного материала.

2) Лысенко же и так называемые мичуринцы выдвигали прямо противоположные положения:

а) особое внимание было уделено вегетативной гибридизации;

б) упор делался на направленное воспитание, и при гибридизации резко сокращалось количество сеянцев, так как отбору придавалось ничтожное значение;

в) селекция и сортоиспытание велись на возможно высоком агрофоне, часто резко отличном от обычных условий области, так как считалось, что фенотипические особенности (размеры клубней и т.д.) передаются по наследству;

г) наконец, Лысенко полностью отрицал роль вирусов в возникновении болезней вырождения картофеля и для борьбы с ними рекомендовал летние посадки картофеля.

Это различие резко проявилось в 1935 году, и с 1936 года Институт картофелеводства начал работу по новым, лысенковско-мичуринским установкам. Что из этого произошло?

Ответ мы можем найти в статье доктора с. х. наук И. Пушкарева: «Улучшить селекционно-семеноведческую работу с картофелем», журн. «Земледелие», 1956, № 2, с. 101—107. Статья представляет исключительный интерес, так как написана целиком «с мичуринских позиций». Автор отмечает значительные успехи в данной области работы, причем по ряду вопросов советские селекционеры превзошли достижения зарубежной агрономической науки, где работа была начата намного раньше; он указывает, что коренным образом изменились направление и методы селекции благодаря введению в селекцию новых, ранее неизвестных видов; отмечает большое значение метода летних посадок Лысенко, признает направленное улучшение выращиваемого семенного материала, вегетативную гибридизацию и, наконец, ни словом не упоминает о Н. И. Вавилове. Мало знакомому с делом читателю может показаться, что вся работа по селекции картофеля шла плавно, без наличия острых конфликтов и под эгидой идей Мичурина и Лысенко. Но внимательное чтение статьи должно привести даже совершенно незнакомого с делом читателя в полное недоумение.

Приведем несколько выводов.

На станице 102—103 автор указывает, что широкое применение мичуринских методов было начато Институтом картофелеводства в 1936 году, но до сих пор ни один вегетативный гибрид картофеля не стал районированным сортом и, насколько известно автору, даже не испытывался в государственном сортоиспытании. Вместе с тем был заброшен основной метод — половая гибридизация, и в результате Институт картофельного хозяйства за 20 лет работы не вывел ни одного сорта. На с. 103—104 говорится о «направленном воспитании» на высоких агрофонах и сравниваются два сорта: первого типа без высоких агрофонов — Лорх, сорт второго типа при применении таковых — Трудовой. Сорт Лорх районирован в 1931 г.,. через 10 лет он занимал 100 тыс. гектаров. Сорт Трудовой был районирован в 1948 году во всех областях Белорусской ССР, в 1954— только на одну область: в 1955 г. его площадь всего 1265 га. Требующий высоких агрофонов сорт плохо мирится с обычными условиями.

Наконец, резкое сокращение числа выращиваемых сеянцев задержало выведение новых сортов картофеля.

с. 106: «Известно, например, что первые в мире фитофтороустойчивые сорта картофеля в СССР были районированы на 3 года раньше, чем в Германии, и на 7 лет раньше, чем в США.

Но в связи с сокращением числа выращиваемых сеянцев первого года и рассмотренными выше другими причинами в СССР в 1954 году были районированы 6 фитофтороустойчивых сортов, тогда как в 1953 году в Германии таких сортов было 13, а в США — 15, причем в этих странах новые сорта внедряются в производство быстрее, чем у нас.

В конце статьи автор указывает (с. 107): «Из всего сказанного можно сделать вывод, что попытки применять в селекции и семеноводстве картофеля мичуринские методы путем простого их переноса из практики садоводства оказались неудачными» и кратко перечисляет те более эффективные приемы селекции, которые я выше привел, как характерные для классической генетики.

Следует оговориться, что автор, защищая в принципе мичуринские методы, отмечает, что роль прививок заключается, главным образом, в преодолении не скрещиваемости, и что не все сообщения о получении вегетационных гибридов являются правильными (с. 103).

Есть, наконец, указания в статье и на неудовлетворительную работу Госкомиссий по сортоиспытанию и на ухудшение дела внедрения новых сортов картофеля в сельскохозяйственное производство, с. 102: «Так, сорт Лорх в 1941 г., т.е. через 10 лет после районирования, занимал уже около 100 тыс. га, тогда как ни один другой сорт, районированный 10 лет назад, в настоящее время не занимает и десятой части такой площади. Мало того, если раньше случаев быстрого исключения сортов из районированного ассортимента почти не было, то многие из сортов, районированных в РСФСР, например, в 1943 году, в 1954 году были забракованы. С другой стороны, некоторые сорта, например, Ухомский или Кавказский, были забракованы Госкомиссией по сортоиспытаниям сельскохозяйственных культур, а в колхозах площади под этими сортами расширяются».

Так что же остается от «достижений» картофелеводов лысенковского периода? Оказывается, число сортов отечественной селекции из года в год неуклонно увеличивается (с. 101). Действительно, в то время как в тридцатых годах число отечественных районированных сортов измерялось единицами (от 2 до 8, но число увеличивалось), число заграничных — от 17 до 26, тоже увеличивалось, но слабее: процент отечественных сортов в ассортименте дошел к концу десятилетия до 22—28%. В сороковых и пятидесятых годах число отечественных сортов дошло до 43, число заграничных почти не изменилось (до 28) и процент отечественных сортов достиг 60%. С точки зрения квасного патриотизма это, конечно, успех, но сам же автор на следующих страницах показывает цену большинства этих сортов и устанавливает тот факт, что при Вавилове (имени этого он, правда, не упоминает) мы были пионерами в деле выведения фитофтороустойчивых сортов и шли впереди Германии и США, а сейчас благополучно оказались позади.

Вывод из статьи совершенно ясен: основные успехи были до 1940 года, когда селекция была основана на использовании всех данных современной науки, сейчас вся система селекции и сортоиспытания основательнейшим образом испорчена.

Остается вопрос к автору: неужели он не понимает, что содержание статьи совершенно не соответствует реверансам по отношению к Лысенко и Мичурину, или это новый эзоповский язык для того, чтобы притупить бдительность редакционных коллегий и вышестоящих организаций?

Что же касается вопроса о вырождении картофеля, то на одном многолюдном совещании по защите растений ВИЗРА в Ленинграде я слышал выступление одного видного фитопатолога (не оспоренное никем из присутствующих), что советские ученые в тридцатых годах разработали капельный метод диагностики вирусов, и что в Голландии благодаря использованию этого советского метода удалось полностью ликвидировать болезнь вырождения картофеля. Игнорирование же этого метода привело к сильному распространению болезней вырождения, как говорят, даже в Институте картофельного хозяйства.

Что же кается летних посадок, то Линник в статье о причинах вырождения картофеля (Бот. журн., 1955, т. 40, № 4, с. 523—541) указывает, во-первых, что они были известны задолго до Лысенко (Гаспарен, 1862, Маракуео, 1912, Стьюарт, 1923) и что такие посадки применялись в плавнях Днепра с незапамятных времен. Линник указывает на прямой вред летних посадок при применении их по методу Лысенко: он выдвигает свою теорию вырождения, отличную от изложенных.

Столь же новыми являются и другие мероприятия Лысенко, предложенные для картофеля, в особенности метод посадки глазками и верхушками и также мало эффективны в широкой производственной обстановке.

Решительно по всем пунктам то новое, что внес Лысенко, оказалось вредным. Подсчитать даже приблизительно убытки, нанесенные им картофелю, сейчас очень трудно, но, несомненно, они грандиозны, если принять в соображение, что площадь, занятая картофелем в СССР, равна 9,2 миллиона га (1956, см. Ежегод., БСЭ, 1957) и составляет (по данным 1950 г.) 40% всей мировой площади картофеля.

 

§ 6. Сахарная свекла

По этой культуре имеется тоже недостаточно данных, но кое-что получить возможно. Приведены данные по урожайности в табл. 15.

Таблица 15

Урожайность сахарной свеклы по сборнику «Зарубежные страны», в центнерах на га

Для Нидерландов, кроме данных «Зарубежных стран», использовано указание И. Якушкина (БСЭ, 1-е изд., 1936, т. 56, с. 276—280), что лучшая средняя урожайность в Западной Европе не выше 390 ц (Голландия, 1933—1934). Мы видим, что кроме Нидерландов, продолжающих улучшать показатели урожайности и сохраняющих первое место, остальные страны Западной Европы не дают существенного роста урожайности за этот период. В общем — около 400 центнеров на га — это в настоящее время верхний предел для средней урожайности. В Бельгии урожайность колеблется в пределах 341—406 центнеров, в Австрии 267—320, в Швейцарии — 305—378.

Очень высокие темпы показывает Турция (поначалу — на очень низком уровне), хорошо поднялась урожайность сахарной свеклы в США, которые сейчас по этой культуре достигли западноевропейского уровня.

Обратимся теперь к Советскому Союзу. В неоднократно цитированной статье И. Якушкина в БСЭ, 1 издание, в числе выдающихся успехов социалистического земледелия указан рекордный урожай — 631 ц с га для Велико-Половецкого района, по сравнению с которым лучшая средняя урожайность Западной Европы (Голландия, 1933—34, 350 ц) кажется скромной. Вот что писалось в 1936 году. А что сейчас? В Обращении ЦК КПСС («Правда», 17 января 1957 года) указано, что урожайность свеклы продолжает оставаться низкой. В книге «Итоги выполнения пятого пятилетнего плана развития СССР и союзных республик на 1951—55 годы», 1956, на с. 75—76 указано: «Среднегодовой фактический сбор с гектара за 1951—1955 годы повысился по сравнению со сбором за 1946—1950 годы зерновых культур (амбарный урожай) и сахарной свеклы (фабричной) почти в полтора раза». Но 1946—1950 — восстановительные годы и неудивительно, что после них урожайность повысилась. Об абсолютной высоте урожайности свеклы или относительной по отношению к дореволюционному времени эти слова ничего не говорят. Кое-что, однако, можно извлечь из справочника «Достижения СССР за 40 лет в цифрах», 1957 г. Мы получили урожайность не свеклы, а сахарного песка, но так как вся фабричная свекла идет на переработку, то сопоставление этих цифр дает некое указание на колебания урожайности. Сопоставим данные с. 7, 43 и 173 справочника «Достижения СССР» и получим табл. 16. При этом численность населения на 1928 год получена прибавкой к численности на 17 декабря 1926 года среднего прироста населения за полтора года. Я не вполне уверен, что население для 1928 года и 1940 года соответствует современным границам СССР и поэтому эти цифры недостаточно надежны: наиболее надежны цифры за 1913 и 1956 годы.

В общем мы видим, что упавшая в 1928 году урожайность постепенно повышается, но еще не достигла дореволюционного уровня. Но мы знаем, что и в Западной Европе, как правило, существенного прогресса нет, так что свеклу мы можем считать более благополучной культурой, чем зерновые, кукурузу и картофель.

Таблица 16

Урожайность сахара-песка в центнерах на га по данным справочника «Достижения СССР за сорок лет», 1957 (с. 7, 43, 173)

Особенно благополучной она является в новых районах свеклосеяния, освоенных только при Советской власти: посевная площадь этих районов в 1956 году составила 212000 га, т.е. более 10% общей площади. Свекла проникла в Киргизию, Казахстан, Узбекистан, на Алтай и Дальний Восток. Мне известна по личному опыту сахарная свекла в Киргизии, где она развивается превосходно, и Чуйская долина справедливо называется «Долиной сахара». Правда, вся сахарная свекла там поливная. Урожаи у рекордистов достигают 1500 ц на га, а средний районный урожай 400 центнеров на га не является редкостью. Полученный в виде премий сахар всегда в изобилии продается колхозниками на базарах. Таким благополучием старые районы свеклосеяния похвастаться не могут.

 

§ 7. Хлопчатник

Добравшись до этой культуры, мы можем вздохнуть свободно, так как хлопководство — одна из самых блестящих, если не самая блестящая отрасль социалистического земледелия. Если царская Россия по валовому сбору хлопка-сырца занимала пятое место (после США, Индии, Китая и Египта), а по урожайности тоже стояла очень невысоко (см. БСЭ, 2-е изд., т. 46, статья «Хлопководство»), то сейчас по валовому сбору СССР уступает только США, а по урожайности вышла безусловно на первое место, превосходя даже Египет, где культура хлопчатника так же, как в СССР (почти исключительно), ведется в поливных условиях. Из справочника «Достижения СССР за сорок лет», 1957 год можно видеть (с. 177), что если посевные площади увеличились в 1956 году в 3 раза по сравнению с 1913 годом, то валовой сбор возрос в шесть раз. Таким образом, урожайность хлопка с одного гектара возросла в 2 раза, что составляет за 43 года средний годовой прирост в 1,63%. Если принять в соображение, что за этот период наша страна пережила тягчайшие потрясения, то такой прирост следует признать превосходным. В основной хлопкосеющей республике Узбекистане (площадь посевов составляет 63% всех посевов хлопчатника в СССР) средняя урожайность в 1956 году достигла 22 центнеров хлопка-сырца. В наиболее урожайной республике Таджикистане собрано по 28 центнеров с га обычных советских сортов и по 22 центнера хлопка-сырца особо ценных тонковолокнистых сортов.

Для сравнения приведем цифры для Египта и США по справочнику «Зарубежные страны». Но так как там цифры касаются сбора волокна (а волокно составляет примерно 35% от сбора хлопка-сырца), то приведенные цифры пришлось перечислить. Для Египта (поливной хлопок) мы имеем урожайность хлопка-сырца в 1935—1939 годах 15,5 центнера с га и в 1953—1956 гг. — 15,2 ц. Урожайность, таким образом, стабильна.

В США урожайность хлопка-сырца в 1934—1938 г. была 6,9 ц с га и в 1953—1956 — 11,4 ц. Прирост урожайности очень хороший (средний годовой прирост 2,68%), но от низкого исходного уровня. У СССР, если учесть только нормальные годы, прирост был во всяком случае не меньше: если отнести удвоение урожайности к 25 нормальным годам, то мы получим средний прирост 2,81% в год.

Хлопководство в СССР обнаруживает таким образом одновременно и огромный рост посевных площадей и очень значительное повышение урожайности. Значит, в истории хлопчатника все обстояло благополучно? Нет, не все, и на этом блестящем фоне можно найти далеко не блестящее пятно. Для того, чтобы его обнаружить обратимся к той же с. 177 справочника «Достижения СССР», но приведенную там таблицу несколько обработаем, используя простейшие операции сложения и вычитания. На с. 177 показана как вся посевная площадь хлопчатника в СССР, так и площадь по основным семи хлопкосеющим республикам, расположенным в порядке убывания посевных площадей: Узбекская, Азербайджанская, Туркменская, Таджикская, Казахская, Киргизская, Армянская: посевная площадь последней всего 16000 га. Суммируем все данные по этим семи республикам и вычтем эту сумму из общей площади: получив для каждого года площадь хлопчатника для остальных республик, где возможно хлопкосеяние: Грузинская, РСФСР (южная часть) и молдавская. Результат приводим в табл. 17.

Таблица 17

Рост посевных хлопчатника в СССР в тыс. гектаров («Достижения СССР», 1957, с. 177)

Как видим, площади хлопчатника в «остальных республиках» остались на старом уровне, но резко выделяется огромная цифра 526 т/га для 1940 г. Эта цифра касается преимущественно Украины и некоторых областей РСФСР (напр., Краснодарская обл.) была следствием усиленного внедрения хлопчатника в новые области во второй половине тридцатых годов. Этот прирост вызвал у ученых разное отношение. Опытные ученые вавиловского направления говорили, что такое новое дело требует основательного изучения, выработки специальных приемов и, прежде всего, выведение сортов, приспособленных к новым условиям: такая задача не может быть разрешена меньше, чем в десятилетний срок. Лысенко же утверждал, что его новыми методами он сумеет уложиться в несравненно более короткий срок и вывести новый сорт в два года. Полезно привести его собственные слова в речи на совещании передовиков урожайности с руководителями партии и правительства (напечатано в «Известиях» 3 января 1936 г., перепечатано в книге Т. Д. Лысенко «Стадийное развитие растений», 1952, с. 703): «…мне хотелось бы здесь всем товарищам, работникам науки, которые спорят со мной и другими о неправильности наших методов работы, предложить: давайте сделаем проще, прекратим абстрактные споры и обратимся к единственной верной проверке — практике; давайте заключим соцсоревнование и докажем, чей метод лучше — старый или новый. Будем подводить итоги не спорами, не дискуссиями, а новыми сортами — результатами нашей работы. Если наш метод неверен, если в основе работы нашими методами не получится разрешение того или иного вопроса, тогда я первый перейду к другим методам работы… Товарищи, мы имеем задание, которое нам дали партия и правительство УССР, а также нарком земледелия Союза, обязав нас вывести сорт хлопчатника для УССР лучший, чем сорт Вредер 1306. Когда со мной беседовали и задали мне вопрос, через сколько лет мы сможем вывести такой сорт хлопчатника, то ведь у меня не мог повернуться язык, чтобы сказать, что «через 10 лет мы вам дадим ответ, будет ли этот сорт или нет». Я сказал тогда, что беру тот срок, который указан в постановлении ЦИК, то есть через 4—5 лет. Мне ответили: «Через 4—5 лет? 4—5 лет ждать — это долго». И, крепко продумав план действия, мы совместно с нашим специалистом по хлопчатнику Ольшаниным, решили сделать это значительно раньше. Прошло всего немногим больше года, и мы теперь обещаем, что к концу второго года задание СНК УССР мы выполним. К октябрю 1936 г. мы дадим новый сорт хлопчатника, выведенный за два года, в количестве 5 тонн семян (Аплодисменты)… И эту работу с хлопчатником мы также проводим на основе наших положений, против которых многие представители науки с нами больше всего спорят». На голос из президиума с просьбой назвать фамилии, Лысенко указал, что большинство генетиков и Н. И. Вавилов с его положениями не соглашаются.

Всем этим заверениям Лысенко было оказано незаслуженное доверие, выведенный сорт Одесский X оказался основным сортом-для новых районов хлопководства (см. выступление С. О. Демидова на сессии ВАСХНИЛ 1949 года, стенограмма, с. 429). Как видно из табл. 17, в новых районах хлопководства, в основном в южной Украине, были заняты огромные площади, показывающие, однако, (эти цифры были опубликованы перед последней войной) крайне низкую урожайность за исключением очень немногих мест, насколько мне помнится, Краснодарского края. Признал ли Лысенко, что не выполнил своего обещания, как он обещал сделать в 1936 году? Ничуть! В программной статье: «О задачах Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина по выполнению решений XIX съезда партии в области развития сельского хозяйства» (журн. «Агробиология», 1952, № 6 и доклады ВАСХНИЛ, 1953 г. № 1) на с. 29 имеется особый раздел: «О хлопчатнике в южных районах Европейской части СССР». Там Лысенко говорит о необходимости быстрейшего выведения хороших скороспелых сортов хлопчатника как одной из главнейших задач, стоящих перед всеми научными организациями по хлопководству. И опять говорится об умелом использовании теоретических достижений мичуринской генетики, совершенно забывая о цитированных выше словах, что он признает свою ошибку и отказывается от своих методов, если практика его опровергнет. Сколько же десятилетий мы должны ждать, чтобы признать, что практика Лысенко никуда не годится?

Как известно, кроме рекордного по скорости выведения нового сорта хлопчатника, Лысенко придумал и другое достижение: «чеканка хлопчатника» для устранения массового опадения завязей. Из того, что в настоящее время хлопчатник практически выведен из новых районов хлопкосеяния, мы вправе сделать заключение, что и это достижение много делу не помогло. Кстати и оно, как подавляющее большинство предложений Лысенко, не является, по-видимому, чем-либо новым. Мне указывали старую литературу с упоминанием его приема: Никифоров Н. И. О культуре хлопчатника в Ташкентском районе. Ташкент, 1936, с. 12; Бушуев М. М. Чеканка хлопчатника, 1926; БАТО, 1931, 42, с. 447-462.

Проверить эти указания я лишен возможности. Общий вывод: в основных старых районах хлопкосеяния Лысенко, по-видимому, не принес никакого вреда по той простой причине, что эти благословенные республики оказались вне сферы его внимания. Но упорная поддержка авантюристического плана развития хлопководства в южной Украине и других местах заставляет мне приписать ему значительную долю вины в совершенно непроизводительной затрате сил и средств, которыми сопровождалось выполнение этой авантюры.

 

§ 8. Чай, виноград, плоды

1. Чай. В «Достижениях СССР за сорок лет», 1957, с. 179, читаем: «В настоящее время площадь чайных насаждений в СССР по сравнению с дореволюционной увеличилась в 83 раза, а валовой сбор чайного листа — в 200 раз». Это значит, что урожайность за 43 года возросла в 2,41 раза, что соответствует среднему годовому приросту в 2,073 (на весь промежуток в 43 года) или в 3,59%, принимая во внимание только 25 нормальных лет. Такие темпы роста урожайности являются совершенно исключительными. Сравнить эти данные с заграничными нет возможности, так как для основных стран, производящих чай (Китай, Индия и Цейлон), сведений в справочниках недостаточно.

Да урожайности чая в СССР видна в табл. 18.

Таблица 18

Производство чая в СССР («Достижения в СССР за сорок лет», 1957, с. 173)

Мы видим, что в 1928 году урожайность сильно упала, но потом быстро поднялась. По отношению к дореволюционному уровню урожайность 1940 года возросла в 1,54 раза и сделала новый подъем от 1940 к 1956 г. в 1,57 раза. Видимо, таким образом, что в нормальные годы урожайность продолжает возрастать с очень хорошим темпом. Кстати, видимо, в справочнике «Ежегодник БСЭ, 1957 г.» вкралась ошибка, так как там на с. 126 в отношении Грузии (основной республики, производящей чай в СССР) сказано, что урожайность 1956 года составляет 103% по отношению к урожайности 1940 года.

Можно ли считать, что в прекрасной картине развития нашего чаеводства заметную роль играет Лысенко? Он, конечно, не мог не охватить и этой культуры, но, к счастью, закавказскому чаеводству он как будто бы не мешал. Его роль — продвижение чая в новые районы, и эта роль отмечена в статье «Академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина» в БСЭ, 2-е издание, т. 1, 1940, с. 585, как одно из достижений ВАСХНИЛ под руководством Лысенко. Отметил это и известный французский писатель Луи Арагон в своем выступлении по поводу сессии ВАСНХИЛ 1949 (журнал «Europa», 1949, 33—34, р. 16—79). А что осталось от этой попытки? Из «Ежегодника БСЭ, 1957 г.», с. 126 мы узнаем, что в Грузии площадь под чайными плантациями в 1955 году составляла 66000 га, в Азербайджане в 1956 году — 6,9 тыс. га (с. 101), в сумме 72,9 тыс. га. Это на 1,4 тыс. га меньшие цифры для 1956 года по СССР, но не надо забывать, что площади под чаем в Грузии все время растут. А данных по 1956 году для Грузии у меня нет. Ясно, что и здесь культура чая в новых районах при помощи мичуринских методов кончилась, как и в отношении хлопчатника, абсолютным провалом. Тот же припев: куда не касался Лысенко — превосходно. Коснулся — очень плохо.

2. Цитрусовые. Здесь придется касаться только СССР и лишь роста площадей за отсутствием данных по урожайности. В Грузии, где больше всего имеется цитрусовых, площадь под ними возросла со 160 га в 1913 году до 16,4 тыс. га в 1956 году, т.е. больше чем в 100 раз, и всякий, кто бывал в Грузии, запомнит цветущее состояние цитрусовых насаждений в этой благословенной стране. А неплохо продвинуть цитрусовые в новые районы! Нетрудно догадаться, что за эту задачу взялся тот же Лысенко со свойственным ему темпераментом, и его сторонники уже трубили победу (там же, где трубили по поводу чая) и с тем же плачевным результатом, вернее, с гораздо более плачевным, чем в случае хлопчатника и чая. Там были — бессмысленные затраты труда и средств. А здесь, кроме всего этого, привели к запустению когда-то блестящее крымское виноградарство и садоводство.

В 1956 году я посетил хорошо мне знакомый в молодости южный берег Крыма в виноградный и плодовый сезон и поразился состоянием садоводства и виноградарства: об этом прямо кричала даже «Курортная газета». На экскурсиях около Гурзуфа я слышал много взрывов; многие площади были ограждены: это в широком масштабе подготавливалась почва под закладку виноградников: исправляются ошибки недавнего прошлого. Разговоры с компетентными работниками Института виноградства «Магарач» выяснили картину: в широких масштабах внедряли цитрусовые и все остальные плодовые культуры пришли в запустение, не говоря уже об яблонях и грушах, персиках, даже такие, как инжир, маслина и лавр и другие.

Баланс: актив — абсолютный нуль, пассив — колоссальные потери в садоводстве и виноградарстве: знаменитые крымские вина сейчас являются редкостью.

3. Виноградарство и садоводство. Об этом кое-что уже говорилось выше. В «Достижениях СССР, 1957 г.», с. 179, приводятся данные о росте площадей и говорится: «Площадь соадово-ягодных насаждений в СССР по сравнению с 1913 годом расширена в 4 раза, а площадь виноградных насаждений — более чем в два раза. Садоводство продвинуто в районы Урала, Сибири и Дальнего Востока. Однако садоводство и виноградарство являются наиболее отстающими отраслями сельского хозяйства». В «Ежегоднике БСЭ, 1957 г.», с. 59, к этому прибавлено, что урожайность садоводства и виноградарства очень низкая.

Защитники Лысенко и «мичуринской биологии» очень часто говорят, что никем не отрицаемый упадок нашего садоводства объясняется другими причинами: страшными морозами, погубившими огромное количество плодовых насаждений, и финансовой политикой, проводившейся по указанию Сталина Зверевым и приводившей к тому, что колхозники сами вырубали свои приусадебные сады (слова Н. С. Хрущева в одном из его недавних выступлений). Никто не отрицает губительного действия этих причин, но если бы эти причины были ведущими факторами, то они сказались бы на уменьшении площади плодово-ягодных насаждений, а не на снижении урожайности. А из той же страницы 179 «Достижений» мы видим, что площади плодово-ягодных насаждений в 1913, 1940,1945,1952 и 1956 годах составляли 655, 1530,1462,2100 и 2640 тыс. га соответственно. За исключением падения в 1945 году, вызванного, очевидно, уничтожением садов гитлеровской армией, мы имеем все время увеличение площадей.

Но мы знаем со слов Лысенко и его сторонников, что в отличие от западного мира у нас есть особая наука «мичуринская биология», которая призвана и охранять насаждения от морозов, и способствовать увеличению урожайности. Что же делала эта наука в это время?

На этот счет можно привести пояснения весьма авторитетного садовода П. П. Лобанова. Как известно, П. П. Лобанов председательствовал на роковой для советской биологии сессии ВАСХНИЛ 1949 г., заподозрить его в неприязненном отношении к Лысенко и мичуринской биологии невозможно. И вот что пишет Лобанов в докладе «О мероприятиях по увеличению производства и сдачи государству сельскохозяйственной продукции колхозами и совхозами» на совещании работников сельского хозяйства областей центрально-черноземной полосы в Воронеже. В марте 1955 г. (газ. «Сельское хозяйство», 30 марта 1955 г., № 75, с. 1—2) он указывает, что несмотря на то, что в районах ЦЧО сосредоточены крупнейшие в стране научно-исследовательские учреждения по плодоводству, эти научные учреждения не видят действительного положения дел в колхозах и мало помогают им в повышении продуктивности садов, увлекаясь выведением новых сортов. На с. 2 в первом столбце читаем «Научно-исследовательский институт плодоводства имени И. В. Мичурина за длительный срок работы не дал производству ничего реального по вопросам повышения зимостойкости плодовых культур: институт изучает и Мичуринские стелющиеся формы садов, хотя их лучше изучить в более подходящих по климату районах; несмотря на длительную работу не разрешены здесь и вопросы формирования и обрезки кроны плодовых деревьев, так как садовником трудится «старший научный сотрудник» института Г. С. Гельфадбейн, имеющий образование лекарского работника».

Пушкарев в работе, разобранной в главе о картофеле, признавая большое значение мичуринских методов, считает, что неудачи в картофелеводстве объясняются простым переносом их на садоводство. И в плодоводстве «мичуринские методы» не более продуктивны, чем в картофелеводстве. Везде щеголяют огромным количеством выведенных сортов, умалчивая, что эти сорта не превышают старые ни по урожайности, ни по качеству, ни по морозостойкости, ни по нежности, а немногие мичуринские сорта, заслуживающие внимания, выведены обычными методами.

Об этом я подробно писал в третьей главе моей рукописи «О монополии Лысенко в биологии», еще в 1955 году.

В газеты время от времени проникают сведения о печальнейшем состоянии нашего садоводства: если бы свести все эти сведения воедино, то получилась бы поистине потрясающая картина. Несомненно, что в «мичуринском рвении» далекие от науки, но весьма влиятельные лица нарушают заветы самого Мичурина: страшно сократились площади под знаменитой Владимирской «родителевой» вишней, которой так восхищался Мичурин.

Выразить цифрами убытки, причиненные Лысенко садоводству, за отсутствием материалов невозможно. Можно только утверждать, что они грандиозны и, перефразируя знаменитую фразу, можно сказать:

 

§ 9. Подведение итогов

Мы разобрали ряд культур. И во всех случаях наблюдается одна и та же закономерность: чем больше внимания обращал Лысенко на данную культуру, тем хуже с ней обстоит дело, и наилучшее положение, часто прямо блестящее, с теми культурами и в тех частях Советского Союза, где деятельность Лысенко не имела места. С другой стороны, и культуры, в настоящее время вызывающие серьезную озабоченность, как-то: зерновые, кукуруза и картофель до 1940 года развивались превосходно. Наиболее не благополучные культуры: хлопчатник, чай, цитрусовые терпели полное фиаско, как только под «научным руководством» Лысенко они занимали новые районы. Уже такое совпадение наводит на мысль об ответственности Лысенко за серьезное отставание нашего сельского хозяйства. Для ряда культур: кукурузы, картофеля, хлопчатника, чая, цитрусовых и садовых насаждений я документально подтвердил справедливость такого обвинения. Труднее это сделать для зерновых ввиду разнообразия культур и приемов, и многочисленности привходящих факторов. Многие рассуждают так: конечно, урожайность упала в силу ряда факторов: неправильное планирование, материальная незаинтересованность, сокращение удобрений и т.д., но если бы не было Лысенко, то было бы еще хуже. Тогда перечислим те мероприятия (не ограничиваясь, конечно, зерновыми культурами), которые вел Лысенко и которые, по мнению его защитников, спасли наше сельское хозяйство от полного расстройства. Возьмем статью «Академия с/х наук имени В. И. Ленина» в БСЭ, 2-е издание, 1949, т. 1, с. 584—586. Там читаем: «На основе правильно вскрытых Т. Д. Лысенко закономерностей в развитии растительных организмов Академия разрешила ряд больших проблем по поднятию продуктивности сельского хозяйства в СССР». Перечислю их вкратце и занумерую для удобства дальнейших ссылок:

1) яровизация зерновых,

2) вырождение картофеля на юге,

3) яровизация картофеля,

4) использование верхушек картофеля,

5) культура каучуконосов,

6) повышение урожайности проса,

7) повышение урожайности гречихи,

8) летние посевы люцерны,

9) стерневые посевы озимой пшеницы в Сибири,

10) гибридные семена для многих культур,

11) метод определения жизнеспособности и повышение всхожести обогреванием,

12) гнездовые посевы лесных полос,

13) работа в направлении выведения ветвистой пшеницы для получения урожая 100 центнеров с га и выше,

14) продвижение субтропических культур — цитрусовых и чая в новые районы,

15) перспективный план племенного дела животноводства в связи с трехлетним планом развития животноводства 1949 — 1951 гг.,

16) как заслуга Института генетики и селекции им. Лысенко в Одессе указывается: метод подбора, вывод новых ценных сортов озимой и яровой пшеницы, ячменя и скороспелого высокоурожайного хлопчатника.

В своей речи на совещании по генетике в 1939 году И. Митин («Под знаменем марксизма», 1939, № 10, с. 150) выставил, как совершенно бесспорные практические достижения, кроме яровизации зерновых и борьбы с вырождением картофеля на юге, вегетативную гибридизацию. Пометим ее п. 17.

17) вегетативная гибридизация.

Наконец, в этом списке отсутствует ряд предложений Лысенко и его школы, которые частично еще не были тогда предложены, а частично уже оказались скомпрометированными. Приведу их для полноты в той же нумерации:

18) Внутрисортовое скрещивание растений-самоопылителей,

19) добавочное искусственное опыление кукурузы, подсолнечника, ржи, проса, гречихи, конопли и люцерны (метод Мусийко),

20) борьба с черепашкой при помощи теленомуса,

21) борьба со свекловичным долгоносиком с помощью кур,

22) усиленное внедрение травопольной системы на юге,

23) внедрение яровой пшеницы вместо озимой на Украине,

24) новые методы борьбы с овсюгом, костром безостым и другими сорняками на основе «теории» порождения новых видов,

25) органоминеральные смеси для нечерноземной полосы,

26) новейшие приемы повышения жирности молока у коров путем скрещивания с быками жирномолочной породы и направленного кормления стельных коров.

Этот список далеко не исчерпывает всех предложений, но самые главные я, кажется, привел. Посмотрим, какова их судьба.

Разберем все эти предложения:

5 предложений были разобраны выше и показана их несостоятельность (№ 2, 3,4, 14,17). Ряд предложений уже самими лысенковцами не упоминается.

Сюда относятся № 20 и 21 — о борьбе со свекловичным долгоносиком при помощи кур и о борьбе с вредной черепашкой при помощи теленомуса: эти методы, не новые и не применимые на больших площадях, были чрезвычайно разрекламированы Колесником и Г. Омшем как окончательная победа над этими серьезными вредителями; сейчас о них молчат.

№ 6 и 7 (повышение урожайности проса и гречихи) совсем позабыты.

Крайне трудоемкое (кастрация цветков пшеницы при помощи пинцетов) внутрисортвое опыление (№ 13) также позабыто.

Летние посевы люцерны (№ 3) справедливо раскритикованы и сданы в архив.

О значении № 5 (культура каучуконосов) — трудно судить, так как тот каучуконос, по отношению к которому предлагались лысенковские мероприятия (как-сетка) сейчас как будто совсем не культивируется.

№ 15, связанный с животноводством, проверен быть не может, так как весь трехлетний план фактически не был осуществлен.

№ 22 и 23 связывались с пропагандой идей Вильямса: оба полностью искажали идеи Вильямса (что показано мной в третьей главе работы «О монополии Лысенко в биологии») и сейчас разоблачены Н. С. Хрущевым в известном его докладе.

В том же докладе разоблачено и предложение № 24, связанное с работами Дмитриева и др.

В главе о хлопчатнике указана неверность утверждения № 16 в отношении хлопчатника, под сомнением и все остальное.

Полностью опровергнуто добавочное опыление люцерны (№ 19): так как остальные объекты того же номера выдвинуты тем же автором (Мусийко) и с той же методикой, то и они сомнительны.

Что касается яровизации (№ 1), то это — первое и наиболее нашумевшее предложение Лысенко и наименее оспоримое.

В известных условиях яровизация может иметь эффект, вся беда в том, что при других условиях она может дать отрицательный результат. Для практического осуществления требуется тщательная разработка. Сам Лысенко это дело забросил. В настоящее время выяснилось, что этот прием широко испытывался в Северной Америке около 100 лет тому назад, был забракован и основательно позабыт, так что даже компетентные люди считали этот прием новым открытием.

Стерневые посевы для озимой пшеницы в Сибири (N° 9) — одно из самых ярких предложений Лысенко, но вот что мы читаем в редакционной статье (анонимной) журнала «Партийная жизнь», 1956, № 9, с. 27—35: «О принципиальности в научной работе», с. 29—30: «…бывает и так, что рекомендации видного ученого в данной конкретной обстановке опровергаются практикой, но отказаться от этих рекомендаций у научных работников не хватает мужества. На основе опытов в районах с относительно мягкой зимой и значительно снежным покровом академик Т. Д. Лысенко усиленно рекомендовал сеять озимую пшеницу в стерню в южных районах Западной Сибири. Однако производственная практика в условиях Омской и других областей Западной Сибири доказала, что здесь эти рекомендации совершенно непригодны. Тем не менее, работники Сибирского научно-исследовательского института сельского хозяйства в Омске, в угоду тов. Лысенко, игнорируя очевидные факты, в тепличных условиях на делянках института доказывали недоказуемое и упорно зачисляли в разряд консерваторов от науки добросовестных специалистов сельского хозяйства, которые смотрели фактам в лицо. В результате только в Омской области в течение ряда лет сеяли десятки тысяч гектаров озимой пшеницы по стерне, с которых никогда не были собраны полностью даже затраченные семена».

№ 10: гибридные семена для многих культур. Это — очень важный пункт, так как теперь, когда пришлось признать исключительное значение и гибридных семян кукурузы, Лысенко делает вид, что он всегда стоял за гибридные семена, что гетерозис (мощное развитие гибридов) известен был хорошо еще Дарвину, и что, следовательно, здесь менделистская генетика не при чем. В главе о кукурузе было указано, однако, что лысенковцы отвергали технические приемы получения гибридных семян кукурузы. А именно эти технические приемы: предварительный инцухт (опыление в теснейших степенях родства) и последующее скрещивание специально подобранных линий и обеспечило успех.

В чем разница?

Дарвину просто были известны факты гетерозиса и больше ничего. Менделисты установили, что гетерозис — не обязательное явление: в иных случаях получается мощное развитие гибридов, в других — никакого эффекта, в третьих — ухудшение, а не улучшение. Следовательно, нельзя скрещивать напропалую, надо подобрать специальные пары, дающие максимальный эффект, а для того, чтобы этот факт был равномерным, необходима максимальная гомозиготность скрещиваемых растений, что достигается длительным инцухтом. Гетерозис, таким образом, связан с гетерозиготностью (неодинаковостью хромосом), атак как при созревании половых клеток гетерозиготность исчезает и не восстанавливается автоматически в той же благоприятной форме в следующем поколении, то во втором поколении гетерозис прекращается и, следовательно, гибридные семена надо для каждого посева готовить заново на специальных станциях под руководством знающих генетиков. Это, конечно, удорожает стоимость семян: расход оправдывается повышенной урожайностью, но генетики сейчас работают, чтобы устранить этот недостаток, и ими намечены два пути преодоления этого недостатка, о чем можно прочесть в цитированной уже статье Баранова, Дубинина и Хаджинова в т. 40 Ботанического журнала:

получение при помощи ионизирующих излучений структурной гетерозиготности: обнадеживающие результаты уже получены Н. П. Дубининым на морской свинке генетиков — столь охаянной дрозофиле;

использование полиплоидии у кукурузы.

В явлении гетерозиса еще, конечно, много неясного (а есть ли такие проблемы в физике и химии, где бы все было абсолютно «ясно»?), но в выработке гибридных семян кукурузы наблюдается редкое в биологии единство высоко развитой теории и блестящей практики.

А как понимал и как хотел использовать гетерозис Лысенко? Для него гетерозис — общий закон, в особенности при свободном опылении, когда на основе «избирательного оплодотворения» происходит «брак по любви».

Это кратко изложено ближайшим сотрудником Лысенко М. А. Ольшанским в речи на сессии ВАСХНИЛ 1948 г. (стеногр. отчет, с. 45) и поддержано, к сожалению, человеком, когда-то сотрудничавшим с Прянишниковым, академиком И. В. Якушкиным (там же, с. 63): «…Иногда высказывается мнение, будто бы отрицательное отношение Т. Д. Лысенко к инцухту задержало создание фонда гибридных кукурузных семян. На самом деле, применение этого приема и накопление гибридных семян было задержано отнюдь не мичуринской школой, а теми селекционерами, которые стремились подражать американской практике и настаивали на длительном предварительном применении инцухта».

Лысенковское понимание гетерозиса привело и к соответствующей практике: ликвидация расстояний между ветроопыляемыми растениями (кукуруза, рожь) для предупреждения бесконтрольной гибридизации: зачем разделять, растение само выберет наилучшее. Эта практика проводилась и до 1940 г., а после этого года — полностью внедрилась в производство. А каков результат «свободного опыления»? Известный селекционер, защищающий «мичуринские методы», академик В. Я. Юрьев указывает, однако (статья «Из практики селекции и семеноводства зерновых культур», газ. «Сельское хозяйство», 6 августа 1954 года), что межсортовое свободное опыление приводило к потере сортов, могло приводить и к снижению урожайности и сейчас этот прием в семеноводстве совсем не применяется, сохранился только в селекционной работе.

Поэтому, когда сейчас Лысенко и его защитники говорят: «Мы тоже за гетерозис, ничего нового менделисты не дали», то это звучит примерно так же, как если бы из гроба встал один из древних алхимиков, искателей философского камня, и сказал бы современным физикам: «Вы говорите, что из одного элемента получили другой: так что же тут нового? Это мы утверждали давно и даже методику получения золота из олова разработали; правда, немножко недоработали, были внешние помехи, но зато мы стояли всегда на правильных методологических, диалектических позициях, а вы корпели почти полтораста лет на метафизических позициях Лавуазье, Ломоносова и Менделеева, утверждавших постоянство элементов и задержавших развитие прогрессивной науки; сейчас вы немного поумнели, если бы следовали нам, то получили бы золото из олова уже давно». Не напоминает ли этот воображаемый разговор аргументы защитников Лысенко, в частности слова П. Н. Лобанова в статье «Наука в сельском хозяйстве», «Природа», 1957, № 11, с. 95: «… Для перехода на посевы двойными межлинейными гибридами кукурузы в США потребовалось более 25 лет. Социалистические методы хозяйствования и созданная система семеноводства кукурузы позволяют нашей стране осуществить эту важнейшую работу за 2—3 года и, таким образом, обеспечить дальнейший рост урожайности и увеличение производства этой культуры». Так как имени Н. И. Вавилова в статье не упоминается, а Лысенко фигурирует неоднократно, то может создаваться впечатление, что все дело создания гибридных семян кукурузы — результат мичуринского направления.

№11: метод определения жизнеспособности и повышения всхожести путем предпосевного обогрева. Вот что пишет об этом методе академик И. В. Цицин в брошюре «Роль науки и передовой практики в подъеме зернового хозяйства», 1954, с. 44:«… Пользы весеннего воздушного обогрева и сушки семян на солнце, уже давно известных в агрономии (подчеркнуто мной. — А. Л.), отрицать нельзя. Но необходимо настаивать на том, чтобы вся опытная работа и вся практическая подготовка семян зерновых для семеноводческих и производственных посевов методами весеннего обогрева проводилась как дополнение к обязательному осеннему подсушиванию семян, доведенных до принятых кондиций по влажности». Таким образом, Лысенко неосторожным распространением (на фоне запрещения сушки семенного зерна на огневых сушилках) ухудшил давно известный прием и сейчас задача — возвращение с лысенковских высот к старой практике.

№ 12: гнездовые посевы лесных полос — полностью раскритикованы академиком В. Н. Сукачевым и его школой. Опять и здесь взят прием, известный ранее и в известных условиях, вероятно, природный, но обобщая и дополняя посевом покровных культур.

Результат: «… В настоящее время следует считать твердо установленным, что в степных условиях основной причиной гибели лесополос из дуба, заложенных по способу гнездовых посевов, явилось применение сплошного покрова зерновых культур и многолетних летних трав, сильно иссушающих почву» (статья О. И. Травень «О полезащитном лесоразведении в степной зоне», журн. «Земледелие», 1956, № 2, с. 70).

№ 13: ветвистая пшеница. Это тоже — один из коронных номеров Лысенко, недаром в изданной огромным тиражом его книге «Агробиология» он сфотографирован с колосом ветвистой пшеницы в руках. Демонстрация ветвистой пшеницы на «Горках Ленинских» участникам сессии 1948 г. — один из главных козырей Лысенко. Есть поэтому полное основание верить тем сведениям, что именно этот сноп отборных колосьев ветвистой пшеницы с перспективой получения до 100 центнеров и выше на гектар и был тем «наглядным» аргументом, который сломил сопротивление Сталина на предоставление Лысенко неограниченной власти в биологической науке.

А что сейчас? В цитированной уже статье Юрьев указывает, что ветвистая пшеница (кстати, она была известна еще во времена египетских фараонов) дает обычно худший урожай, чем обычная неветвистая, и ее вообще сейчас нигде не видно.

№ 25: органоминеральные смеси (тройчатка) подверглись уничтожающей критике на секции агрохимии, прекрасно резюмировал эту критику профессор Соколов. Здесь Лысенко еще удалось убедить Н. С. Хрущева тем же «наглядным» приемом, что был им применен и по отношению к Сталину (ветвистая пшеница), ряд практических и научных работников поддерживает его по тому же принципу, как многие поддерживали стерневые посевы (см. выше), но абсолютная необоснованность и бесперспективность этого приема ясна при сколько-нибудь близком ознакомлении с делом. И здесь, как всегда, Лысенко взял идею другого работника о применении в некоторых условиях, специальных почвах в дополнение к обычному удобрению сравнительно небольших доз смесей для стимулирования бактериальной флоры почв, но распространил на всю черноземную зону.

№ 26: последний пункт о повышении жирности молока совсем новый. Он сводится к использованию как производителей быков джерсейской породы, имеющей в молоке высокий процент жира, в особом содержании коров для закрепления этого признака. Мы не имеем основания особенно доверять этому новому открытию, зная провал огромного числа прежних, тем более что Лысенко связывает свой метод с вскрытым им новым законом жизни биологических видов, полученных им, очевидно в порядке божественного откровения. Но допустим даже, что, в порядке исключения, этот метод оправдывается. Но не впадает ли Лысенко при этом в ненавистный вейсманизм-менделизм? Ведь основное различие между «материалистической» мичуринской биологией и «идеалистическим» вейсманизмом заключается в признании первой наследования приобретенных свойств. Поэтому мичуринцы-животноводы считали, что мощное развитие вымени у продуктивных коров есть следствие упражнения в течение многих поколений (стенограмма сессии ВАСХНИЛ, с. 217), ссылаясь при этом на Ч. Дарвина, который действительно признавал наследование приобретенных свойств как вспомогательный фактор. Вейсманисты отвергли это и считали, что высокая молочность передается по наследству, пожалуй, даже лучше быками, чем коровами, хотя, как известно, за редким исключением быков-гинекомастов, быков нигде не доят. Вот если бы Лысенко, используя быков-гинекомастов, доказал, что в этом случае селекция ведется быстрее, чем при обычной селекции, мы должны были бы признать оригинальность его достижения.

Мы постарались разобрать все частные предложения Лысенко и убедились, что, как правило, они не новы; некоторые дельные предложения, пригодные в специальных условиях, .испорчены отсебятиной и распространением в широчайшем масштабе. И все-таки это не главное. Главное из числа конкретных мероприятий — полная дезорганизация селекции, семеноводства и опытного дела.

Власти Лысенко в этой области действительно серьезно мешал Н. И. Вавилов с товарищами. Приведу слова Лысенко на совещании по генетике и селекции в 1939 году («Под знаменем марксизма», 1939, № 11, с. 156): «… я знаю, что в науке администрированием мало что хорошего сделаешь. Это не раз Н. И. Вавилов слышал от меня. Но Н. И. Вавилов, на мой взгляд, утрирует это мое положение. Насколько я на слух мог уловить, поданное Н. И. Вавиловым в президиум заявление, разъясняющее его выступление, гласит, что, будучи директором института, входящего в систему Академии с.х. наук, акад.

Н. И. Вавилов не будет подчиняться руководству Академии. Как это можно понять? Руководство Академии должно отвечать за академические институты, а директор одного из наиболее крупных институтов — Всесоюзного института растениеводства — заявляет, что он не будет подчиняться руководству».

Требование абсолютного подчинения своему руководству Лысенко связывал с той ответственностью, которую он несет за скорейшее выполнение правительственных заданий. В том же выступлении Лысенко (с. 146) мы читаем: «В постановлении Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 6 января 1939 г. Наркомзему СССР и Всесоюзной академии с.х. наук им. Ленина поручено «через 4—5 года вывести морозоустойчивый сорт озимой ржи для открыто-степной бесснежной зоны и через 3—5 лет дать для подтаежной и северной лесостепной части высокоурожайный сорт озимой пшеницы, биологически приспособленный к суровым условиям Сибири.

Если в указанный срок не будут получены эти сорта, будет сорвано хозяйственное мероприятие. Кто будет нести научную ответственность за этот срыв? Думаю, что не менделизм и не дарвинизм вообще, а в первую очередь Лысенко, как руководитель Академии с.х. наук и как академик по разделу селекции и семеноводства. Поэтому, если бы менделисты, мобилизовав свою науку, дали бы хотя намек на то, как в 2—3 года получить сорт ржи и в 3—5 лет — сорт пшеницы, приспособленный к суровым сибирским условиям, неужели можно думать, что я бы от этого отказался? Конечно, не отказался бы, а принял ценное предложение. Ведь три года не за горами: после получения указанного предложения уже прошел почти год».

Таким образом, Лысенко точно указал, кто ему мешал в работе:

Н. И. Вавилов с менделистами. Меньше чем через год это препятствие было устранено. Н. И. Вавилов был арестован. За что? Защитники Лысенко сейчас говорят, что Лысенко не виновен в аресте Н. И. Вавилова. Так, насколько мне известно, ответил и Берия академику Д. И. Прянишникову, когда последний добился у Берия свидания. Можем ли мы верить этим людям? Кому выгоден был арест Н. И. Вавилова? Только Лысенко. А в 1940 году аресты уже не были массовыми, как в ежовщину, и «случайно» попасть под обух такая крупная фигура, как Н. И. Вавилов, не могла.

Вывод: помехой для Лысенко был действительно Н. И. Вавилов до 1940 года и как раз до этого срока наша селекция развивалась блестяще: после устранения «помехи» дело пошло гораздо хуже и еще хуже после окончательной чистки в 1948 году. За этот период тоже «мешали» сторонники Вавилова и прежде всего арестованный академик Д. И. Прянишников, скончавшийся в 1948 г. 83 лет от роду.

Но осуществил ли Лысенко задание, которое он брался выполнить в короткий срок и за выполнение которого он считал себя ответственным — выведение озимых сортов для Сибири? На бумаге — да: даже в учебник для средней школы «Основы дарвинизма» проникло сообщение об этом успехе (1953 г., с. 152), но потом для обеспечения озимых посевов он занялся стерневыми посевами, о которых речь шла выше.

Освобожденный от «помех» Лысенко действительно реформировал всю селекционную и семеноводческую работу, конкретные примеры чего были указаны выше. Государственные сортоиспытательные комиссии продвигали те сорта, которые были угодны начальству. Об ухудшении работы сортоиспытательных комиссий говорилось в главе о картофеле, есть об этом и в цитированной уже статье академика Юрьева. Вводилось «направленное воспитание», внутрисортовое скрещивание, прекращение пространственной изоляции сортов и т.д. — все под флагом борьбы с менделизмом, и это действительно была борьба с ненавистным менделизмом. Но как мог добиться успеха один человек? Ведь не хотел же Сталин разорения нашего сельского хозяйства, почему он ему поверил? Для этого обратимся к общей характеристике деятельности Лысенко.

 

§ 10. Характеристика деятельности Лысенко

Причина необыкновенного успеха Лысенко, как очковтирателя, заключается в комбинации определенных качеств:

как крестьянин по происхождению, он, конечно, лучше знал технику возделывания земли, и в этом отношении казался выше таких ученых, как Н. И. Вавилов, Д. Н. Прянишников или В. Н. Сукачев;

он обладал несомненной изворотливостью и находил, на первый взгляд, подходящие ответы на любой поставленный вопрос;

колоссальная самоуверенность, тщеславие и абсолютная беспринципность, а также зависть, какую питает тщеславный недоучка по отношению к подлинно культурным людям, позволили ему использовать ошибки своих противников, в частности, те чрезмерные похвалы, которые расточали его теории стадийного развития Н. И. Вавилов и другие;

он использовал также ошибки Сталина: недоверие к специалистам, «буржуазной» биологии и ту своеобразную «теорию», что по мере роста социализма сопротивление вражеских элементов усиливается.

Поэтому он давал невыполнимые обещания о выводе в кратчайший срок новых прекрасных сортов, о подъеме урожайности до 50—100 центнеров и т.д. В этом, как и в политических инсинуациях по адресу своих научных противников, его целиком поддерживал В. Р. Вильямс.

Поворотным пунктом в борьбе за настоящую науку явился Всесоюзный съезд колхозников-ударников в 1935 году, доклад Лысенко был опубликован в газете «Правда» от 15 февраля 1935 г. и перепечатан в книге Т. Д. Лысенко «Стадийная теория развития», 1952. Приведем самое интересное место, с. 650: «…я уверен, что чрезвычайно плохо изложил здесь вам затронутые мной вопросы по генетике и селекции. Я не оратор. Если Демьян Бедный сказал, что он не оратор, а писатель, то я не оратор и не писатель, я только импровизатор, и поэтому я не сумел вам это дело просто объяснить (СТАЛИН: «Браво! Лысенко, браво»!в зале аплодисменты) (выделено автором. — А. Л.).

Заканчивая свое выступление, я хочу сказать следующее. Каждый из вас, колхозников, чувствует, что за жизнь у нас появилась, что за благодатная, счастливая колхозная жизнь. Вы чувствуете, насколько у вас растут производительные силы при колхозном строе. Ученые это еще больше чувствуют. Недаром я пожалел и довольно искренно пожалел своих кровных врагов, которые на каждом шагу и теперь еще в колеса палки ставят. — это буржуазных ученых. А пожалел я их вот почему: больно уж низка у них производительность труда, а как высока производительность труда у наших ученых!» (Подчеркнуто мной. — А. Л.).

Как дорого стоили стране краткие сталинские слова! Ошибки Сталина в других областях прекрасно вскрыл XX съезд КПСС, эти ошибки еще не признаны, но вина Лысенко остается не меньшей, так как он использовал оторванность от жизни Сталина в своих личных целях и оклеветал честных противников.

Ожидалось, что как многие «ученые», Н. И. Вавилов поймет «установку» Сталина и перестанет «мешать» Лысенко. Он не понял, несмотря на суровую политику того времени. В 1939 г. на посту президента ВАСХНИЛ его заменил Лысенко.

Как показано выше, Н. И. Вавилов продолжал «упорствовать». За разъяснение «теоретических ошибок» Н. И. Вавилова взялся мастер этих дел Берия и разъяснял так основательно, что выступать против «теоретических установок» Лысенко могли только герои. И к величайшей гордости нашей страны, такие герои нашлись. Знамя, выпавшее из рук бессмертного Н. И. Вавилова, поднял выдающийся ученый, престарелый академик Д. Н. Прянишников, с чрезвычайной резкостью выступил против Лысенко и написавший в 1944 году уничтожающую оценку книги Лысенко «Наследственность и ее изменчивость». «Враги» Лысенко не сдавались, потребовалась сессия 1948 года, чтобы сломить упорство. И на сессии некоторые ученые держались превосходно: упомяну Раппопорта, акад. Немчинова. Некоторые, выступавшие превосходно на сессии, в конце сдались. Не бросим им упрека: у каждого самого стойкого человека бывают минуты слабости. Вспомним Галилея!

После сессии 1948 года Лысенко приобрел новую власть, какая и не снилась ни одному ученому за все существование науки. Он и его сторонники диктовали не только биологам, но и представителям точных наук. Возьму для примера книгу нашего известного астронома В. В. Кукаркина «Исследование строения и развития звездных систем на основе изучения переменных звезд», 1949 — серьезное астрономическое сочинение, не имеющее никакого отношения к биологии. И однако, в предисловии на с. 7 автор был, очевидно, принужден написать «для проходимости» такие слова: «Автор стремился учесть итоги философской дискуссии по книге Г. Ф. Александрова и сессии ВАСХНИЛ о положении в биологической науке». Президент Академии наук С. И. Вавилов в статье по философским вопросам физики писал и с неодобрением о менделистах-морганистах, чего он не мог сделать искренне, будучи братом Н. И. Вавилова.

Прочищены были библиотеки для изъятия неугодной литературы, и этот процесс длился очень долго. На днях при подготовке к этой работе, я захотел навести справки о книге Д. Н. Прянишникова «Частное земледелие», 10-е изд., 1938 г. В библиотеке сельскохозяйственного института на карточке книги я нашел пометку: «устарела, пр. № 90 от 20.IV. 1951, 695» и от зав. библиотеки узнал, что все эти книги изъяты вовсе (в библиотеке СХИ нет фонда). Само изъятие не удивительно, так как заместителем министра высшего образования до сего времени оставался Столетов.

Кстати, это устаревшее сочинение Прянишникова в трехтомном энциклопедическом словаре, изд. 1955 года, приводится как одно из главных его (совместно с Якушкиным) произведений. Так кто же мог мешать Лысенко в его деятельности? Призраки? Нечистая совесть? Страх перед грядущим?

Но говорят и так: согласимся, что Лысенко нанес серьезный вред, но нельзя же весь недобор зерна и других культур относить на долю вины Лысенко, действовали и другие факторы: ошибки планирования, слабая материальная заинтересованность колхозников, недостаток людей и транспорта, отчего во многих районах нечерноземной полосы навоз не вывозят на поля, даже не сжигают (как это делают в степи из-за недостатка топлива), а просто сваливают в овраги или накапливают в огромном количестве. Почему же за эти грехи я делаю ответственным Лысенко, а не считаю ответственным Н. И. Вавилова за многие ошибки в сельском хозяйстве, причинившие тоже огромные убытки? Назову некоторые: монокультуры, мелкая вспашка, сверхранние посевы, массовое продвижение сои в новые районы и т.д. Мы не можем за эти ошибки считать ответственным Н. И. Вавилова, так как: он не обладал властью в плановых органах, но только консультировал и всегда протестовал против авангардистских мероприятий; хорошо помню одно заседание, когда разные журналисты доказывали «с цифрами в руках», какое благодеяние принесет соя в новых районах, как она полностью вытеснит овес: они снисходительно упрекали Н. И. Вавилова в том, что он, собрав первую в мире коллекцию сортов растений, очень робко и нерешительно ее использует. Должен сказать, что для лиц, стоявших далеко от селекции и семеноводства, действительно казалось иногда, что Н. И. Вавилов слишком осторожен и медлителен; у меня тоже создавалось иногда такое впечатление. Но у Н. И. Вавилова было средство борьбы со своими непомерно развязными противниками: тщательно поставленный учет на опытных полях и поэтому он мог исправлять сделанные не им ошибки в сравнительно короткий срок: два-три года.

Для Лысенко же всякий правильно поставленный учет был гибельным, поэтому он сознательно его устранял. В предисловии к книге B. С. Ястремского «Математическая статистика», 1956 год, читаем на 3 с.: «… преподавание математической статистики в экономических вузах долгое время не велось и было восстановлено лишь в результате всесоюзного совещания в марте 1954 года». А кто изгнал математическую статистику из экономических вузов? Ее изгнали после сессии 1948 г., так как вся математическая статистика была объявлена «подозрительной» из-за связи с менделизмом: «помогло» и то, что акад. Немчинов, статистик по специальности, решительно защищал хромосомную теорию на сессии ВАСХНИЛ. Но, может быть, B. С. Ястремский вредный морганист? О нет! На с. 42 той же книги с величайшим удивлением читаем строки, звучащие полным анахронизмом в 1956 г.: «…теория стихийного сохранения устойчивости свила себе гнездо и в области биологической науки. Противники дарвиновской и мичуринской науки, проповедники учения Вейсмана-Моргана-Менделя поставили многочисленные «доказательства» устойчивости в мире животных и растений». О высоких познаниях по генетике и теории эволюции профессора B. С. Ястремского эта фраза, конечно не свидетельствует.

На сессии ВАСХНИЛ 1948 г. академик Немчинов указал, что Лысенко протестовал против того, что институт экономики сельского хозяйства был при ВАСХНИЛ (стеногр. отч.; с. 475): серьезное запустение конкретной экономики было выгодно Лысенко: легче ловить рыбу в мутной воде. И так замутили воду, что даже правительственные организации не знали точно, сколько собрано зерна. Урожай определялся видовой, т.е. комиссиями определялись «виды на урожай» еще тогда, когда колосья не созревали. Так как в комиссии принимали участие представители МТС и районных организаций, заинтересованных в повышении «видового урожая» (натуроплата МТС шла по «видовому урожаю»), то урожайность оказывалась завышенной. Это привело Сталина к преувеличенным представлениям о благосостоянии колхозников, о чем прекрасно говорилось на XX съезде КПСС. А Лысенко, пользовавшийся неограниченным доверием Сталина, не только не пытался рассеять эту иллюзию, а поддерживал ее, так как она была для него выгодна. Если бы раскрылась правильная картина, то выяснилось, что мы не только не идем к обещанным 50—100 ц на га, а напротив, начинаем отставать. Отсутствие правильного учета не позволяло заметить ошибки в планировании, когда из в года в год заставляли сеять малоурожайные культуры. Ко всему этому делу Лысенко приложил свою руку. Вот и получалось: Сталин считал, положим, что в 1952 г. было собрано 8 млд пудов (эта цифра была даже опубликована) и, исходя из этой цифры, и планировались поставки зерна крестьянам. На бумаге у колхозников оставалось вполне достаточно зерна. А на деле выходило все меньше и трудодень делался слабее, а местами доходил до нуля. Естественно, пропадала заинтересованность крестьян в колхозной работе; крестьяне, в особенности молодежь, бежали из деревни, а те, кто оставался, обращали внимание на приусадебные участки. Чего там вывозить навоз на поля! Все равно за это ничего не получишь!

Обескураживающее влияние производит, конечно, и пропаганда совершенно бесполезных мероприятий, продолжающихся и до сего времени. Возьму номер «Ульяновской правды» от 23 декабря 1957 г., с. 3, статья «Против течения». Рекомендованный лысенковцем Мусейко метод дополнительного опыления люцерны протягиванием веревки, а также возможность использования домашних пчел для опыления люцерны полностью опровергнуты и нашей, и заграничной наукой, но когда автор диссертации по этому вопросу ознакомил с этим работников сельхозуправления, то, как пишет автор статьи в газете «Ульяновская правда», «…там ее выслушали, поздравили с успехом, но, сославшись на инструкции, не захотели сделать никаких практических выводов для выращивания семенной люцерны в колхозах. И по-прежнему в иных хозяйствах выносят летом пчел на люцерну, по-прежнему по радио раздаются призывы специалистов опылять эти растения веревкой…».

Но это все — лысенковский дух: строгие инструкции не допускают никаких отклонений, хотя бы применение их было явно нелепым. Конечно, этот дух не выдуман Лысенко, но он целиком его поддерживал и всех своих противников обвинял в идеализме, космополитизме, и проч., поддерживая мнение Дмитриева, что никаких школ в науке не должно быть (стеногр. отчет сессии ВАСХНИЛ, с. 390).

Этот поддерживаемый официальным главой биологической и агрономической науки дух проник во все инструкции. А к чему это приводит? К полному устранению агрономов как конкретных руководителей сельского хозяйства. По инструкции сказано: пахать на глубину 25 сантиметров. Но в ряде мест почвенный слой очень маломощный и пахать на эту глубину — значит выворачивать бесплодный слой на поверхность. Все равно паши: дисциплина есть дисциплина. Многие примеры такой «дисциплины» показаны в превосходных повестях В. Тендрякова: «Ненастье», «Тугой узел». Почему эти нелепости стали выясняться только после смерти Сталина? Потому, что их замазывали, а в замазывании был заинтересован в числе прочих и Лысенко.

Получилась, таким образом, своеобразная «цепная реакция»: нелепые мероприятия повлекли за собой ликвидацию правильного учета, это вызвало оторванность от реального понимания жизни, за этим — чрезмерная нагрузка на колхозника, исчезновение материальной заинтересованности, пренебрежение агротехникой.

Отсюда ясно, что основной грех Лысенко вовсе не в тех конкретных неэффективных предложениях, как бы многочисленны они ни были. Главное преступление: борьба с наукой всеми доступными средствами, прежде всего клеветой, фальсификацией и устранением контроля. Поэтому неправы те, кто считает, что Лысенко — представитель особой школы. Лысенко вообще находится вне науки и, как правильно отметил профессор Соколов, он в науку об удобрениях ничего не внес. Сосуществование с лысенковщиной у науки невозможно: поэтому он последовательно устранял подлинных ученых со своего пути.

Но такая позиция есть отказ от социализма. Социализм только в качестве одного из признаков включает устранение капиталистов, подлинный социализм имеет много признаков и прежде всего использование всей науки и строго поставленный учет и контроль. «Ни одно изделие, ни один фунт хлеба не должен находиться вне учета, ибо социализм — это прежде всего учет» (Ленин, 4-е изд., т. 26, с. 255). Вот как высоко оценивал правильный учет основатель первой социалистической республики! Так может ли считать себя почитателем Ленина тот, кто так грубо нарушил его завет?

Но тогда становится понятным такой контраст между развитием нашей промышленности и сельского хозяйства. Были очковтиратели и в промышленности, но долго заниматься этим делом в промышленности невозможно; специфика сельского хозяйства и заключается в том, что там и учет и контроль труднее. Сейчас поняли, что надо по-научному организовать хозяйство в колхозах. В цитированной уже речи на заседании Верховного Совета («Известия», 22 декабря 1957 г.)

В. Мацкевич говорил: «…Во всех колхозах и совхозах надо по-настоящему заняться организацией земельных территорий, составлением почвенных карт, упорядочением севооборотов, семеноводства». Почему об этом вспомнили только через 40 лет после Великой революции и почти через 30 лет после организации колхозов? При руководстве Лысенко с.х. наукой во всем этом не было надобности: все решалось сверху на основе вскрытия великих общебиологических закономерностей.

Так кто же такой Лысенко? Сверхъестественный вредитель? Объективно — да: все его мероприятия не принесли пользы, а вред он нанес колоссальный и не только нарушением нашего сельского хозяйства, но и нарушением преемственности в подготовке кадров. Субъективно — весьма сомнительно, так как продолжает упорствовать в таких вещах, которые, по справедливому замечанию шведского селекционера Густавссона, характеризуют его как помешанного. Тогда сейчас же протесты: как может человек, не специалист-психиатр судить об этих вещах. Положим, Лысенко судит далеко за пределами своей специальности, а кроме того, в каждой области есть такие ясные вещи, которые доступны и неспециалистам. Не нужно быть ботаником, чтобы отличить березу от сосны, энтомологом для отличия клопа от блохи и медиком, чтобы констатировать смерть у человека с отрубленной головой. И в данном деле случай как будто совершенно ясный. Возьмем слово «Паранойя» БСЭ, 2-е изд., т. 32, с. 75 — «редкая форма психического заболевания, характеризующаяся развитием стойкого систематизированного бреда без галлюцинаций… Бредовые идеи больного П. имеют в основе преимущественно идеи величия, часто сочетающиеся с идеями преследования, нередко бред изобретательства («изображение» нелепых конструкций машин, решение задачи перпетуум мобиле), ревности. Особенной разновидностью П. является т.н. сутяжное помешательство. Характерной для П. является способность к правильному логическому мышлению во всех областях, кроме той, к которой непосредственно относится бред больного. Работоспособность сохраняется очень долго. Патофизиологические механизмы, лежащие в основе истинной П., были установлены И. П. Павловым… В результате возникшие у больного явно не соответствующие действительности мысли удерживаются в его сознании как абсолютно правильные и не поддаются исправлению ни опытом, ни убеждением…»

Неужели это не психологический портрет Лысенко?

Ну, а защитники Лысенко — неужели параноики? Нет конечно! Это — очень гетерогенное собрание, и по склонности к систематике я попытаюсь дать краткую их классификацию: 1) сторонники Ламарка, которые приветствуют у Лысенко его ламаркистские тенденции, не замечая или не желая замечать, что он и не ламаркист, и не дарвинист, а стоит вообще вне науки; самым выдающимся представителем этой категории является покойный талантливейший драматург Бернард Шоу; сюда же относятся и многие добросовестные мичуринцы; 2) лица, далекие от науки, которые ослеплены кажущейся наглядностью и убедительностью его высказываний, широким размахом связи с колхозами в начале его деятельности; в качестве примера этой группы я назвал бы нашего выдающегося писателя В. Овечкина; 3) настоящие ученые, признавшие в свое время под сильным давлением Лысенко и либо не желавшие признаться в ошибке из чувства ложного самолюбия, либо опасающиеся возможности полного рецидива лысенковщины; 4) лица малой и никакой научной ценности, которые сделали карьеру на Лысенко и которые держатся за него как за необходимую опору: они, конечно, проявляют максимальную энергию в этом деле.

 

§ 11. Разбор некоторых возражений

В этой главе я коснусь довольно странных возражений, настолько странных, что в научной работе их можно бы не касаться. Но, во-первых, моя работа, скорее, публицистическая, чем научная, а во-вторых, эти возражения приходится так часто слышать, они так распространены и некоторые даже проникли в печать, что игнорировать их не приходится.

1. Спутники помешали. Один из моих корреспондентов выражается так: «Чем объясняется, на мой взгляд, отставание сельского хозяйства СССР от зарубежных стран? Тем, что государство не могло на последнее отпускать того количества средств, какие были нужны. Иначе у нас не было бы спутников земли».

Факт отставания не отрицается, но, оказывается, эта жертва была необходима для технического прогресса. Значит, выходит, советская власть, обращала недостаточное внимание на сельское хозяйство? Но мы видели выше, что дело обстояло как раз наоборот. На примере хлопчатника и цитрусовых в новых районах можно было видеть, что расширению этих отраслей сельского хозяйства было уделено огромное внимание, затрачены впустую огромные средства. Я не знаю, сколько стоят искусственные спутники, полагаю, что гораздо меньше, чем те убытки, которые понесло наше хозяйство от неправильного руководства и планирования.

Может быть, на кадры было обращено мало внимания? Возьмем тот же справочник «Достижения советской власти за сорок лет» и со страниц 257 и 258 выпишем сведения о росте некоторых категорий образованных людей и представим это в таблице 10.

Таблица 20

Численность специалистов с высшим образованием по данным справочника «Достижения советской власти за сорок лет», с. 257—268, тысяч человек

При колоссальном количественном росте нашей интеллигенции мы наблюдаем также возрастание численности при переходе от 1928 к 1956 году: для инженеров — в 15,3 раза, для агрономов и пр. — в 6,4 раза, для врачей — 5,2 раза, для педагогов и культпросвет, работников — в 18,9 раза. Значит, больше всего выросла огромная армия педагогов, на втором месте идут инженеры, на третьем агрономы и др., на последнем — врачи. Следовательно, больше всего внимания по количеству кадров обращалось на общий подъем культуры и лишь на втором месте на технику. Количество же врачей выросло меньше, чем количество агрономов. А сравним результаты: инженеры преобразовали всю страну, изменили течения рек, подняли благоустройство городов, открыли бесчисленные сокровища земли, завоевали воздух, вторглись в межпланетные пространства, помогли одержать неслыханную победу в неслыханной по тяжести войне. Врачи перенесли в прошлое ряд болезней: чуму, холеру, оспу, сыпной и возвратный тифы; почти ликвидирована малярия; достигнуты огромные успехи в борьбе с .туберкулезом, венерическими заболеваниями и пр., смертность упала настолько, что средняя продолжительность жизни при сравнении дореволюционной и современной России возросла с 32 до 67 лет (Достиж. сов. власти, с. 345), т.е. более чем в два раза. И великая победа не была бы одержана, если бы санитарная служба нашей армии не была организована так, что вызывала восхищение наших союзников: наша армия истекла бы кровью.

И во всех этих условиях большую роль сыграла мало заметная, хотя и огромная по размерам армия скромных тружеников — педагогов.

А агрономы? Каков результат деятельности этой армии? Снижение урожайности ряда культур, провалы авантюристических мероприятий, необходимость принятия срочных мер для выправления положения в сельском хозяйстве, ввоз зерновых из Сибири. Но, может быть, как раз за последнее время на подготовку их обращено мало внимания? Опять используем таблицу 10. За период 1928—1941 гг. число инженеров возросло в 6,2 раза, агрономов в 2,5 раза, за период же 1941—1956 гг. инженеров в 2,5 раза, агрономов в 2,6 раза. Таким образом, темп роста числа инженеров уменьшается, агрономов практически остается на том же уровне, и сейчас эти темпы сравнялись. Говорить, что советская власть экономит на подготовке кадров агрономов, значит клеветать на советскую власть.

Но виноваты ли агрономы в безрезультативности своей деятельности? Виноват ли наш труженик-агроном в том, что сейчас наиболее актуальным вопросом в РСФСР является не внедрение новейших завоеваний науки, а внедрение на поля навоза,, вывозимого в овраги и сваливаемого в реки? Виноват ли он в том, что из организатора сельскохозяйственного производства он превращен в проводника инструкций, как бы нелепы эти инструкции ни оказывались в конкретных условиях, в составителя бесчисленных ненужных сводок, в дежурного у телефона для выслушивания цуртов (ценных указаний руководящих товарищей)? Виноват ли он в том, что из вузов он выходит недоучкой, что вместо настоящей генетики и теории селекции ему преподают «мичуринскую генетику», что ему не дают понятия о настоящей методике постановки и обработки полевых опытов, что книги Прянишникова изымаются как устаревшие, а преподаются творения современных лысенковцев, что, наконец, из-за крайнего напряжения нашего сельского хозяйства ему приходится все лето проводить на целине в качестве сельскохозяйственного рабочего и ему нет времени для ознакомления, например, с главнейшими вредителями сельского хозяйства? Кто же в этом виноват? Николай II? Пережитки капитализма? Капиталистическое окружение? Внутренние враги? Дайте агроному настоящее образование, дайте ему свободу в выборе технических приемов обработки, избавьте его от ненужной опеки, сделайте его (как говорил Н. С.Хрущев в Клеве в бытность его первым секретарем Украинской КП) подлинным организатором сельского хозяйства — и мы в этой области догоним и перегоним западные страны. Но для этого прежде всего надо смыть с нашей культуры грязное и позорящее пятно лысенковщины.

2. Спутники свидетельствуют о росте всех отраслей нашей культуры.

Указывается, что запуск спутников свидетельствует об общем подъеме культуры, который был бы невозможен, если бы на каком-то обширном отрезке культуры был зияющий провал. Следовательно, надо амнистировать Лысенко; имя его, правда, обычно не упоминается, но логически такой вывод неизбежен, так как в прессе, в особенности заграничной, часто пишут, что этот поразительный успех свидетельствует, что и, например, в советской школе все обстоит благополучно. Эту аргументацию вы не услышите, конечно, у лиц, сколько-нибудь соприкасающихся с наукой как у нас, так и заграницей, но она очень популярна у журналистов, писателей и политических деятелей. Мысль о том, что запуск искусственных спутников свидетельствует о скачке всей советской науки в наиболее яркой форме, выразил даже один из злейших врагов СССР вице-президент США Никсон. В своем выступлении в Нью-Йорке он сказал: «Русская наука за период 40 лет перешла из 18-го века в 20-й» (Известия, 8 декабря, 1957); симптоматично, что это сообщение было напечатано в том же номере «Известий», где опубликована и статья о новейшем достижении Лысенко: «Теоретические успехи агрономической биологии». Никсон не сказал: «просвещение» или «экономика» СССР перешла из XVIII века в XX (в этом не было бы большого преувеличения), а именно «русская наука». Нечто подобное писал и один французский писатель в «Литературной газете», что, мол, перед революцией русский народ ездил в санях, а теперь летает на гигантских реактивных самолетах.

Чтобы проверить мнение мистера Никсона и показать уровень русской науки, достаточно подумать несколько минут и привести список крупнейших ученых XIX и начала XX века, среди которых немало основателей новых отраслей наук и ученых самого первого ранга, ограничиваясь при этом точными и естественными науками: а) математика: Лобачевский, Чебышев, Ляпунов, Марков; б) физика: Лебедев, Столетов, Голицын; в) механика в широком смысле слова: Крылов, Циолковский, Жуковский; г) химия: Менделеев, Бутлеров, Ипатьев, Зелинский; д) минералогия и геология: Федоров, Карпинский, Вернадский; е) металлургия: Чернов; ж) почвоведение: Докучаев; з) физиология растений: Тимирязев, Прянишников; и) физиология животных: Сеченов, Введенский, Павлов; к) эмбриология животных и зоология: Бэр, Мечников, братья Ковалевские. Может быть, русская наука была вовсе оторвана от техники? Нет, в России возникла гальванопластика (Якоби), появился первый арифмометр (Однер), пионерами электрического освещения были Яблочков и Ладыгин, радио создал Попов, первые тяжелые самолеты («Илья Муромец») построены были в первой мировой войне И. И. Сикорским. Последнее надо бы помнить Никсону, ведь Сикорский сейчас работает в США, где он, кроме тяжелых самолетов, создал первые в мире вертолеты. Впрочем, Никсон, может быть, думает, что Сикорский родился в Америке: ведь государственные деятели его ранга и чином и положением от ума, культуры и памяти избавлены: для этого существуют служащие более низкого ранга.

Русская наука в начале XX века стояла качественно на уровне XX века: количественно она была недостаточна и приходится удивляться, что тонкая пленка русской интеллигенции дала так много блестящих имен. Количественный дефект за время советской власти полностью ликвидирован, и в этом заключается бесспорное достижение советской власти. Там, где сохранялась преемственность с высокой по качеству старой наукой, там и качество не только не ослабло, а даже повысилось. Там же, где эта преемственность была уничтожена, там и качество пострадало. И нельзя сказать, что советская биология с XX века скатилась к XVIII: это было бы еще не так плохо — ведь в XVIII веке работали Линней, Эразм Дарвин, у нас Ломоносов.

3. Личные счеты.

Резкость и категоричность моих суждений заставляет многих, даже расположенных ко мне лиц, подозревать у меня наличие личных счетов с Лысенко. Некоторые даже цитируют старое выражение: «Юпитер, ты сердишься, стало быть, ты неправ». Они забывают, что это выражение относится к тому случаю, когда гневающееся лицо подвергается само критике, но меня Лысенко ни в одном выступлении не критиковал (возможно, даже не знает о моем существовании), и я от него нисколько не пострадал. И в мою защиту, и в защиту ученых самых различных специальностей, не менее резко, чем я, критикующих Лысенко, могу лишь привести слова нашего Некрасова:

Но эволюция моего отношения к Лысенко является, вероятно, типичной для многих ученых и поэтому представляет некоторый интерес. Я не имею чести быть лично знакомым с Лысенко, но слышал его выступления в тридцатых годах три раза: в Ленинграде, Кировабаде (Ганджа) и Киеве. Во всех случаях был ясен общий низкий культурный уровень и вместе с тем доклады вызывали интерес обычно в конечной части. Его выступление в Ленинграде (в ВИР’е) сопровождалось очень одобрительным заключительным словом Н. И. Вавилова. Все это располагало на сочувственный лад.

Критика моих более осведомленных товарищей существенно не влияла на мое отношение к Лысенко. Серьезно я стал задумываться перед войной. Побудительными причинами к этому были: I) доклад самого Лысенко в Киеве, где он по поводу летних посадок картофеля сам признал, что причиной плохого внедрения этого метода на Украине является невыясненность его экономической выгодности; 2) временное вторжение Лысенко в сферу моей узкой специальности, прикладной энтомологии: борьба со свекловичным долгоносиком и вредной черепашкой. Я немало бродил по полям Украины весной 1941 года и убедился, что необычная безвредность свекловичного долгоносика в этот год объяснялась исключительно холодной и влажной весной, а лысенковцы трубили, что это победа лысенковских методов. Имея знакомство с материалами по черепашке, я тоже убедился, что разнузданная реклама Г. Фиша совершенно не соответствует действительности. Но и это еще не настроило меня решительно против Лысенко. Я думал: теоретик-то он, конечно, никуда не годный, но кое-что хорошее у него, наверное, есть. Даже сессия 1948 г., возмутившая меня безобразной травлей честных ученых, не ликвидировала полностью моего отношения к Лысенко: я не допускал мысли, что все обещания о стерневых посевах и пр. были сплошным обманом. Играло, несомненно, роль и то, что после войны до 1950 года я жил в Киргизии, где уровень сельского хозяйства значительно выше, чем в большей части РСФСР, и, несомненно, является в общем благополучным. Естественно, я полагал, что и в РСФСР особо вредного влияния на сельское хозяйство не было. Переезд в Ульяновск в 1950 г., в типичную для РСФСР область, начал открывать мне глаза: этому способствовал и ряд разоблачений конкретных мероприятий и воззрений Лысенко и лысенковцев (продвижение яровой пшеницы вместо озимой на Украине, гнездовые посевы лесных полос, дополнительное опыление люцерны, бредовая идея видообразования и др.).

Это заставило меня в конце 1953 года сделать первый набросок критики практических предложений Лысенко в первой главе работы «О монополии Лысенко в биологии». Она была написана достаточно резко, и я тогда понял, что главный вред Лысенко — разрушение научной методики исследования, но я помнил слова безвременно погибшего Д. А. Сабинина: «Беда биологии в том, что грубые ошибки работы нелегко вскрываются на практике». Поэтому я допускал, что баланс положительных и отрицательных мероприятий будет несущественно отличаться от нуля. Это мое мнение было разрушено докладом Н. С. Хрущева на февральском пленуме ЦК КПСС 1954 г., где он указал на пропущенный мной огромный источник убытков: бестолковое внедрение травопольной системы там, где не нужно. Тут уж сомнения исчезли: общий баланс деятельности Лысенко безусловно отрицателен, но вместе с тем ликвидация ошибок с травопольной системой прекращает действие этого вреда, а урожайность зерновых от злоупотреблений травопольной системой не могла пасть. Я чувствовал свое бессилие оценить вред лысенковщины.

По отношению к кукурузе вопрос был также ясен из доклада Н. С. Хрущева, но в отношении других зерновых было труднее. В 1956 году ряд соображений и разговоров заставили меня придти к выводу о падении урожайности зерновых в СССР, но резкое отставание наше по этому пункту от зарубежных стран стало ясным лишь по ознакомлении с 44 томом БСЭ (вышедшим в 1956 г.), статьей «Урожайность», где сказалось, что средняя мировая урожайность зерновых (кроме СССР) равна примерно 13 ц с га. За другие годы урожайность в мировом масштабе не указана, но я помнил еще с тридцатых годов, что тогда урожайность (как в СССР, так и в зарубежных странах) была на уровне 10 ц. Я стал разыскивать разбросанные явные и неявные данные об урожайности в разных справочниках и результатом явилась настоящая работа. Вывод для меня самого явился неожиданным: я и не подозревал, что разрушительная деятельность Лысенко настолько грандиозна, что может быть обнаружена и оценена столь грубыми […] (оценками? — Ред.). Вот мой личный счет по отношению к Лысенко.

4. Культ личности Н. И. Вавилова.

Есть и такое мнение, что критика Лысенко есть следствие «чрезмерной» переоценки Н. И. Вавилова, культа его личности. Этого странного мнения можно бы не касаться, но оно характерно для нашей современности. Культ личности Сталина ликвидирован, но «культовое» настроение сохранилось. Послушайте, например, статьи и радиопередачи, посвященные выдающимся деятелям старой русской и советской культуры, скажем, Мусоргскому, Стасову, Тимирязеву, Л. Н. Толстому: все отрицательные черты тщательно устраняются, все противники изображаются чернейшей краской: акафист и больше ничего. Бывают, конечно, исключения: например, блестящая биография Н. С. Лескова, написанная его сыном, но не эти произведения делают погоду.

При жизни Н. И. Вавилова не было и намека на какой-то культ его личности, да и сейчас есть заслуженное уважение, но не культ. Культ начинается тогда, когда по отношению к определенному лицу заявляется, что это лицо недостатков не имеет, и когда всякая критика его высказываний категорически воспрещается. Меня сейчас обвиняют в культе Н. И. Вавилова: но при жизни его я с Н. И. Вавиловым кое в чем не соглашался и сейчас могу указать его ошибки. В тридцатых годах возник вопрос о причинах так называемого «белого пятна», т.е. о почти полном отсутствии посевов пшеницы и ячменя в центре европейской части СССР.

Ряд известных деятелей сельскохозяйственной науки, в том числе Н. И. Вавилов, Таланов, Дояренко, Винер и другие, а также энтомологи А. В. Знаменский, Н. Н. Троицкий считали, что причиной этого является вредная деятельность шведской мушки. Этот взгляд был почти общепризнанным: сомнения в справедливости этого взгляда высказывали немногие: директор Петровской станции Гуляев (и ныне, насколько мне известно, работающий на этой станции) и один молодой работник, оставивший рукопись на Шатиловской опытной станции.

Тщательное ознакомление и обработка с материалами позволили мне опровергнуть взгляд, что шведская мушка является районирующим фактором, к этому в конце концов присоединились все разнообразные члены комиссии, изучавшей этот вопрос (включая историка, академика Б. Д. Грекова). Испортились ли после этого отношения у меня с Н. И. Вавиловым и В. В. Талановым? Даже легчайшей тени не легло на наши отношения.

Сейчас можно сказать с полной определенностью, что бесспорной ошибкой Вавилова была чрезмерная высокая оценка Мичурина и Лысенко, которой и воспользовался наш «новатор».

 

§ 12. Заключение

Таким образом, после рассмотренного мы имеем право утверждать, что основная вина Лысенко — дезорганизация биологии и агрономии. Дезорганизаторская деятельность Лысенко доказывается тем, что пресловутый «закон падающего плодородия почвы» оказывается справедливым там, где действует Лысенко, и блестяще опровергается в тех местах, куда он не совался, независимо от общественного строя страны. Этого он достиг путем бессовестнейшей клеветы по адресу своих честных и талантливых противников, подлинных организаторов сельскохозяйственной науки, во главе с Н. И. Вавиловым. Силу ему дало то, что он брался за осуществление грандиозных планов преобразования нашего сельского хозяйства в кратчайший срок и во всех решительно случаях полностью провалился. Готовность в кратчайший срок выполнять совершенно нереальные планы он прикрывал лозунгами о партийности науки и клеветой о низкопоклонстве перед «буржуазной» наукой на своих противников, честных и трудолюбивых ученых. Такое понимание партийности в науке есть ложное и вредное понимание, и я утверждаю, что истинное понимание долга ученого в социалистическом государстве заключается не в том, чтобы выполнять нереальные проекты и повторять необоснованные высказывания руководящих лиц, а в следовании тем требованиям, которые были прекрасно сформулированы в журнале «Коммунист» в 1953 году и выражаются следующими пунктами: сознание общественного долга; уважение к общественному труду и собственности; забота о поднятии обороноспособности советского государства; воспитание патриотизма и пролетарского интернационализма; готовность преодолевать трудности построения социализма; уверенность в победе дела коммунизма (под коммунизмом я понимаю законченный социализм, лишенный дефектов современного социализма).

Я и считаю, что мои выступления против Лысенко проникнуты именно этой идеологией. В самом деле:

хотя я и доктор сельскохозяйственных наук, но не агроном по специальности, а биолог (университетское образование), получил я доктора с.х. наук как специалист по экономическому значению сельскохозяйственных вредителей, никакой ответственности, ни юридической, ни моральной за ошибки Лысенко я нести не мог; выступить за пределы моей специальности в ущерб более для меня интересных работ заставило меня только сознание общественного долга, когда я убедился, что многие знающие люди молчали из-за низменных соображений;

рекомендация и пропаганда многих вредных лысенковских предложений или замалчивание их дефектов есть проявление неуважения к социалистическому труду и собственности;

политика Лысенко привела к снижению урожайности наших полей и, следовательно, снизила нашу экономическую обороноспособность;

не только как ученый, но и как патриот, я не мог не скорбеть о том падении престижа нашей биологической науки, которое было прямым следствием деятельности Лысенко;

я знал, что на моем пути будут трудности и ярая оппозиция проникших всюду сторонников Лысенко, но это не удержало меня от выступления, несмотря на многочисленные предупреждения моих беспартийных и партийных друзей, которые в этом отношении были менее идеологически выдержаны, чем я;

наконец, если бы у меня было отсутствие уверенности в победе правого дела и в том, что партийное руководство не даст меня в обиду (на первом этапе мой оптимизм оправдался), я, может быть, уступил бы, как уступают очень многие, настояниям близких и друзей, обвинявших меня в необузданном донкихотстве.

Я постарался изложить в возможно полной, ясной и доступной форме все имеющиеся у меня соображения. Ни от кого довольно многочисленных читателей моих предыдущих писаний о Лысенко я не встретил возражений по существу, а от многих — горячее одобрение.

Больше мне писать о Лысенко нечего. Разбирать его «теоретические» и «философские» размышления бессмысленно, так как для всякого понимающего все они — сплошной сумбур (вспомним, например, отзыв М. Пренана), а кто не хочет понимать, не поймет доводов.

Весьма возможно, что и эта моя работа будет признана «неубедительной» без всякой конкретной мотивировки. Ну что ж, мое дело сделано, совесть моя чиста, а это для старого человека очень важно.

Ульяновск, 13 января 1958 г.