Дима проснулся не в духе. Если точнее, он просто встал не с той ноги. Он понял это сразу, как только обнаружил под кроватью нечетное количество носков. В такие серые утра носков оказывается либо пять, либо три, причем один гаже другого и крайне трудно подобрать сносную пару. Вот и сидишь, словно какой-то мифический грустный многоногий зверь. Желание одеваться, умываться, бриться и вообще двигаться пропадает сразу и напрочь.

Тем не менее он совершил деловой звонок.

— Алё, Костя. Как там у нас с автоматами? Только десятирублевые? Бэу? То, что надо. Да хрена ли, здесь не столица. По-любому прокатит. Перепрограммировали? А чего так вяло? Мне нужно семьдесят пять процентов, понял?.. Ага. Ну, всё ладом.

Братец Кролик проснулся не то чтобы в духе. Первым делом он осторожно выглянул из-за штор — не видно ли Веселых Велосипедистов? Обычно они появлялись тогда, когда их не ждешь, когда относительно благополучен и счастлив. Визиты В. В. можно было упредить, если постоянно чуть-чуть бояться — всего на свете, равномерно. Сегодня утром Братцу Кролику это замечательно удавалось.

Потом Братец Кролик тоже совершил деловой звонок.

— Привет, сестренка. Слушай, вопрос на засыпку. Вот эти тропические цветы, которые хавают насекомых… Ну, птичек там мелких… грызунов… еще дерьмом пахнут… Как они называются?

— Росянки, — без запинки ответила Сестрица Черепаха. — И не дерьмом вовсе, а падалью. Типа привлекают жертву.

— А-а, — сказал Братец Кролик. — Теперь понятно. А у тебя нет ничего сейчас?

— Нет, ничего нет, — без запинки ответила Сестрица Черепаха.

— Ты за ботаника меня держишь? А? Росянки, твою мать…

— А ты вообще когда-нибудь спрыгивать собираешься? — сердито спросила Сестрица Черепаха и бросила трубу. Но это был риторический вопрос. Поэтому Братец Кролик нисколько не расстроился. Где-то к полудню Сестрица Черепаха сама его вызвонит хоть со дна Марианской впадины, сама чего-нибудь промутит, достанет и сварит.

Он не знал, что Сестрица Черепаха проснулась сильно не в духе.

Дима бодрым шагом прошел через игровой зал. Перемигнулся с оператором: мол, как нынче стрижем баранов? Дима когда-то сам работал на подобной точке и с тех пор взял себе за правило знать весь персонал в лицо. Он был незаносчивый человек.

На душе все-таки скребло. Все-таки Гаруда первый из местных додумался перепрограммировать игровые автоматы на определенное соотношение выигрыш-проигрыш. По идее, это раз плюнуть. Но Гаруда был именно тот парень, который сказал «Поехали!» и махнул рукой. При таком раскладе уже не важно, кто там вышел в открытый космос или посадил в океан станцию «Мир».

Гаруда делал историю на вверенном ему участке. Он больше не вкладывался в инновации — ему хватало. А теперь дешевые машинки образца семьдесят лохматого года, обещанные Костей Казанским, могли запросто создать Гаруде нехилую конкуренцию. Причем на его же, Гарудином, поле.

— Я встряла, — сказала Сестрица Черепаха. — Я встряла. Я просто охрененно встряла.

Она повторяла эту фразу с незначительными вариациями уже целый час. Если в двух словах: мудрая, прожженная Черепаха подсела на шпилевую тему. И оставила в автоматах кучу бабок. Чужих бабок.

С Чужими Бабками вообще всегда возникали трудности. Пока их не трогать, они существуют в качестве сугубо отвлеченных понятий. Но приходит день, когда Чужие Бабки начинают ощутимо жечь задний карман. И вот тут они вырастают в очень даже конкретную величину.

— Типа ты не знала, что это такое, — сказал Братец Кролик с укоризной. — Типа ты не знала, что это хуже, чем гера.

— Давай вернемся к нашей общей проблеме, — сказала Сестрица Черепаха, как взрослая.

— Абсолютно нереально. Ты видела этих охранников? У них у каждого волына.

— Фигня, — сказала Черепаха. — Я за ними наблюдала. Они только колдырей умеют гонять. Коснись чего — сами же первые дадут заднего. Им, знаешь ли, за риск не доплачивают. Это раз. Потом, у них бывают пересменки, когда в зале — только оператор. А знаешь, где они волыны хранят? В раздевалке. В шкафчиках.

— Ну-у, мать, — изумился Кролик. Такая техническая осведомленность его убеждала стопроцентно.

Под столом у Гаруды лежала объемистая туристская сумка с надписью «Shangri L.A.» На столе — симпатичный обтекаемый кейс.

— Полная герметизация, — сказал Гаруда по поводу кейса. — Огнеупорный, водо-, свето-, запахо- и прочее непроницаемый. Уникальная комбинация цифр.

Гаруда в инновации не вкладывался, но достижения прогресса ценил.

— Зачем тебе такой? — спросил Дима.

— Кокс возить, — на полном серьезе ответил Гаруда. — Ни одна падла не унюхает.

Наверное, Димино лицо как-то вытянулось или перекосилось, потому что Гаруда заржал:

— Ты чего такой трудный, Дима? Это же переносной несгораемый сейф. Банк, который всегда с тобой.

Гаруда покрутил цилиндрики кодового замка и распахнул кейс. Дима застенчиво отвел глаза.

— Вообще-то деньги для меня — говно, — сказал Гаруда, как бы даже оправдываясь. Дима был в курсе. Тут следовало учитывать размеры доходов босса, чтобы понять, насколько для него мало значат деньги. — Для меня путешествия — НЕ говно. Вот опять в Тибет собираюсь к своему ламе. — Гаруда кивнул на сумку. — И здоровье. И еще человеческие отношения. Например, дружба. А ты, Дима, этим злоупотребляешь. В буквальном смысле гадишь мне в карман. Я тебя насквозь вижу.

Насчет дружбы с боссом Дима тоже был абсолютно в курсе. Это было испытание для нервов. Дима представил себя засунутым в рентгеновскую кабину. Отстраненный голос хирурга говорил в пространство: «Отек правого легкого… перелом ключицы… внутреннее кровотечение…» и прочие приятные вещи. Но тут Гарудин телефон запел «Песню мамонтенка».

— Где? — переспросил Гаруда. — На Сенной? В рот меня мама целовала… Щас буду. — И, не взглянув на Диму, вышел.

Кейс на столе остался… недозакрытым, да. Характерного щелчка, когда срабатывает хитрый кодовый замок, не последовало. Это Дима точно уловил.

— Нет, ну не блядство ли, а? — сказала Сестрица Черепаха. — Почему мне, именно вот мне так не прёт в этой жизни?

Непонятно, к кому она обращалась. Вероятнее всего, к мертвому оператору, распростертому на полу в темной луже. Братец Кролик отчетливо увидел, как оператор приоткрыл один мертвый глаз и сказал:

— Ну не прёт — так не прёт… Такие дела, мать.

— Надо валить, — сказал Братец Кролик. Его трясло.

— У тебя опять глюки? — спросила Сестрица Черепаха.

— Если бы только они, — сказал Братец Кролик. — Хуже. Посмотри вокруг.

В зале были люди. Старый поц в дешевом сером костюме, похожий на подопытную мышь, чудом сбежавшую из лаборатории. По всем признакам — хронический шпильман. Такие готовы просаживать пенсию на самую тяжкую синтетическую дурь типа «Аладдина».

И еще один — молодой, здоровый, в камуфляжных штанах, с каким-то жвачным лицом. Где-то приблизительно вторая стадия.

Самое интересное, что оба смотрели на Братца Кролика без страха. В их глазах читался детский восторг.

— Значит, ты будешь Братец Енот, — сказала Черепаха. — А ты… ага, Братец Опоссум.

— Почему сразу Опоссум? Я тридцать лет отдал средней школе. Я заслуженный учитель, — обиделся старикан.

— Сказки дядюшки Римуса надо читать, — сказал Братец Кролик и вытер со лба горячий пот. — У меня сейчас башню сорвет… вот, снова.

Веселые В., свободно проницая обтекаемые бока автомобилей, вырулили на перекресток. То, что Велосипедисты куда более реальны, чем весь городской транспорт, город — дома, деревья, тротуары, рекламные щиты — и он сам, для Братца Кролика не было новостью.

— А оружие нам дадут? — спросил камуфляжножвачный детина.

— Дурдом, — сказала Черепаха — И по ходу, мы тут еще более-менее нормальные, Братец Кролик.

Только за боссом хлопнула дверь, зазвонил Димин телефон.

— У тебя как с метеочувствительностью? — спросил Костя Казанский.

— Да вроде ничего, — осторожно ответил Дима. — А что это такое?

— Очко к непогоде не ноет?

— Нет.

— А, ну тогда все в порядке.

Костя говорил каким-то новым тоном. Очень подозрительным тоном.

— Ты это, — заторопился Дима. — Ты к чему?

— А к тому, что бери ноги в руки и рви оттуда, где ты находишься. Вот прямо сейчас.

— Надо Гаруду предупредить, — начал было Дима.

— Ага, давай. Давай-давай, шестерка.

Дима понял, чем его так насторожил Костин голос. В нем была власть. И еще в нем было торжество. Странно, но Диме это нравилось.

— Бабосов там много? — продолжал Казанский.

— Не, — сказал Дима, глядя на кейс. — Нету. Совсем. Ты мне объясни, что случилось?

— Смена караула. Король мертв — да здравствует король. Пост сдал — пост принял. Ты мне еще должен будешь за то, что я тебя предупредил, понял? — Все-таки загадочно выражался нынче Костян. Тут в трубке послышались какие-то посторонние звуки, шум, возня и несколько одиночных хлопков. Вроде тех, какими по субботам в актовом зале учреждения ПЧ/ЯЧ № 78–09 награждали заезжих артистов сцены. Потом Костя отключился.

— Понял, — сказал Дима в пустоту, и его упавшее сердце взметнулось под горло.

Квартира попалась жирная, хорошо обставленная. На стенах висели увеличенные фотографии в золоченых рамах, изображающие одного и того же человека — с тщательно выбритым черепом, тяжелым подбородком и мускулистым взглядом — в окружении разных людей, в разных интерьерах и ландшафтах. Вот он обнимает двух негритяночек в некоей довольно среднерусской баньке. Он же — на ослепительном песке океанского взморья. Он же — в компании убитого льва.

На одном снимке он стоял рядом с каким-то типом, одетым в лохмотья, на фоне заснеженных гор. Тип был бритоголовый, толстомордый, но что-то сильно неопрятный. Если бы не это, людей на снимке можно было принять за братьев. Выражения лиц у обоих были непривычно благостные, на шеях болтались венки из больших белых, желтых, оранжевых цветов.

Сестрица Черепаха, как в музее, бродила от одной фотографии к другой, вскрикивая: «Ух ты, Лас-Вегас!.. Хард-рок-кафе!.. Большой каньон!..»

Поужинали разогретыми в микроволновке вегетарианскими отбивными. Братец Кролик ворчал:

— Во, буржуазия… Денег им жалко на нормальную жранку, что ли?

— Вы, наверное, читали про этого говнюка, про этого вонючего выродка, — говорил Братец Опоссум, ковыряя спичкой в зубах. — Его звали Укуси Мое Лицо. Он заманивал детишек в безлюдные места… Конфетка, «Дядя Степа» или фишка от «Cheetos»… Он знает, что любят дети… Медленно-медленно так приманкой перед носом… Туда-сюда, туда-сюда. А потом — ам!.. Жертва, само собой, деморализована… Тогда начинается самое интересное:

Короткий рывок.

Обнаженные десны.

Крик.

Крэк.

Крак.

— Не пугай нас, дядя, — сказал Братец Кролик. — Мы же еще маленькие.

Для организованного отступления Диме не хватило ровно одной минуты. На пороге возник Гаруда. Теперь босс потерял значительную часть своего брутального обаяния, как сказал бы Димин психолог. Проще говоря, видок у него был не очень. Как будто он получил телеграмму с приглашением на собственные похороны — VIP-похороны, где будет много нужных людей, так что отказаться нельзя.

— Чем так воняет? — спросил Гаруда, страдальчески морщась. — И, не дожидаясь ответа, буднично продолжил: — Мы в жопе. В «Бонусе» оператора вальнули. Это уже третий.

— Наглушняк? — профессионально осведомился Дима, пытаясь унять дрожь в коленках.

— Вот так — от уха до уха. Красиво, блядь. Чисто.

— Много взяли?

— Да в том-то и дело, что нисколько. Ни копейки. Только-только сдали кассу. Единственное — четыре пушки забрали… Даже обидно. Ведь ни за что замочили пацана. А у меня срок лицензии знаешь когда вышел?

Гаруда вздохнул и снова одарил Диму рентгеновским взглядом.

— Ладно, некогда мне с тобой в Штирлица играть. Вали отсюда и подумай. Хорошо подумай. Помни, кто я и кто ты. И кем ты был. И кем — вернее, ЧЕМ — ты мог стать. Если бы не я… Нет, правда, канализацию прорвало, что ли?

Он взял в одну руку кейс, в другую — туристскую сумку с надписью «Shangri L.A.».

— Короче, накрылся мой Тибет. Поеду домой.

— Я тридцать лет отдал школе, — продолжал Братец Опоссум, раскачиваясь, как пьяный дервиш, из стороны в сторону. — Тридцать лет. Тридцать лет. Я ЗНАЮ, ЧТО НРАВИТСЯ ДЕТЯМ.

Рывок.

Обнаженные десны.

Крик.

— Сука! Вот сука!.. Он мне нос откусил!..

— Не. Вроде не совсем, — сказал Братец Кролик. — Не бзди, сестренка. Тащи бинт и перекись водорода.

Братец Опоссум поскулил за стенкой, а потом как-то сразу и подозрительно затих.

— Ой-ё, щиплет же, — сказала Сестрица Черепаха, морщась. — Давай анекдоты травить, чтобы не так паршиво было… Приходит чукча анализы сдавать. И приносит такую пол-литровую банку с мочой. Ему говорят: «Ты бы еще чемодан говна принес». А он достает из-за спины чемодан: «Ну как знал, что понадобится!»

— Однако, — сказал Братец Кролик.

— Чего?

— Ты забыла сказать «однако». Они все так говорят в анекдотах.

Вернулся Братец Енот.

— Теперь кусаться не будет, — сказал он и с грохотом выгрузил в мойку плоскогубцы. — По ходу, завязал. — Братец Енот открыл оба крана. Вода в мойке стала розовой.

— Насчет дурдома, — сказал Братец Кролик. — Что-то у меня такое впечатление, мать, что ты была права.

— Тихо! — сказал Братец Енот.

В двери повернулся ключ.

— Кто тут? — спросил настороженный голос.

— Кто-кто… — передразнил Братец Енот. — Агния Барто, блядь.

Гаруда сидел посреди комнаты связанный. Один глаз у него заплыл.

— Сопляки, — сплюнул Гаруда.

Братец Енот ударил его еще раз, посильнее. Гаруда выплюнул кровь и повторил:

— Сопляки грёбаные. Смелые стали, да? Руки развяжите.

— Ага, — сказала Сестрица Черепаха. — Что в кейсе?

— Не твое дело, мокрощелка.

— У-у, — протянул заинтересованный Братец Кролик.

— Ничего не «у-у». Вас же грохнут завтра. Нет, уже сегодня. По-любому. Чего, вмазанные, что ли?

— Я сейчас, — сказал Братец Енот и скрылся в кухне.

— Срал я на вас, — сказал Гаруда с удовольствием.

— Сигарет не осталось? — спросила Сестрица Черепаха.

— Возьми на подоконнике, — отозвался Братец Кролик. — А вот еще тоже тема: пошел мужик анализы сдавать. А пузырька не было. Он, короче, навалил в спичечный коробок и пошел. Потом его день нету, другой нету… Жена все морги обзвонила. На третий день нашла его в реанимации. С такой вот дырой в башке. «Милый, ты меня помнишь?» — «Помню». — «А что еще помнишь?» — «Иду по улице. Подходят пацаны: спичек не будет?.. Пожалуйста, говорю. А дальше ни хера не помню…» Эй, братан, ты там не гони лошадей, а?

— Я тебя сразу узнал, — говорил в это время Братец Енот Гаруде. — Ты — Арслан из Хасан-Юрта.

— …Я СРАЛ НА ВАС

СРАЛНАВАСРАЛНАВАСРАЛНАВАС

СРРРРРРААААААААЛНАВАСССС

ССССССРРРРАРА

РАРАЛЛЛЛ НА ВАВАВА

ВВАССРАА

РАРАЛНА

ВАСАААСАСАССС

РАААРАЛНАВАВАВВВВАС

ПИДАДАДАДАРРРРЫЫЫЫЫЫЫШ — отвечал Гаруда.

— Ты у него код сначала спроси, — напомнил Братец Кролик.

Гаруда дернулся и забулькал.

— Я же предупреждал, — сказал Братец Кролик.

— По данным разведки, — сказал Братец Енот, — позывные чеченской рации восемь-шесть-шесть-семь-шесть-шесть-шесть-девять.

— Эй, боец, — окликнула Сестрица Черепаха. Братец Енот обернулся к ней:

— Это кто, блядь, урод контуженный? Это я — урод контуженный? — Глаза у него были нехорошие, белесые.

— ЗА ПАЦАНОВ!!! — заорал Братец Енот, выхватывая пистолет.

— УБЕРИ ВОЛЫНУ!!! — заорала Сестрица Черепаха, выхватывая пистолет.

— ТИХО ВСЕ!!! — заорал Братец Кролик, выхватывая пистолет.

Держа на мушке обоих, Братец Кролик подобрался к кейсу. Набрал на кодовом замке 86676669. Открыл. Посмотрел. И захлопнул.

Мертвый Гаруда сказал: «Ом мани падме хум» — и уютно развалился в кресле.

— Давайте скипать помаленьку, — очень тихим голосом сказал Братец Кролик, зачем-то вытирая пальцы о скатерть.

— Нет уж, давайте побешедуем, — сказал Братец Опоссум и выстрелил в спину Братцу Еноту. — Оружие на пол, шошунки!

Где-то — сперва далеко, а потом не очень далеко и вдруг сразу очень недалеко — заныли ментовские сирены.

— О!.. — сказал Братец Опоссум. — Мне пора. Я тут вроде как шамый главный подонок. То ешть напошледок должен как-то шовшем ужашно поштупить, да?.. Ну так вот… — Он прихватил со стола кейс. — И пушть вам будет очень, очень горько и обидно.

Братец Енот лежал лицом вверх и молчал. Лицо у него, вот что странно, было не жвачное, а счастливое и целеустремленное. Как будто на самом деле он сейчас бежал по чужой выжженной земле, под чужим низким небом, выполняя задание. Падал, поднимался и снова бежал.

— Ты спрыгнешь когда-нибудь? — спросила Сестрица Черепаха. Из-за повязки на лице она говорила невнятно.

— Хэ его знает. Не факт… А ты?

— Тоже не факт.

Они помолчали, покурили еще. За окнами надрывались сирены.

— Умеешь пускать кольца носом? — спросил Братец Кролик.

— Ты издеваешься, да?

— Я тебя научу. Потом. Когда созвонимся.

— А мы созвонимся?

— Обязательно. Ну, я пошел.

— Клёво было, — сказала Сестрица Черепаха.

— Угу, повеселились. Это же надо. Целый чемодан говна, блядь.

— Как в анекдоте.

— Точно. Пошел я.

— Береги себя, однако, — сказала Сестрица Черепаха.

…Дима знал, что у него совсем немного времени, чтобы переложить деньги из кейса — ну вот, например, в туристскую сумку.

Потом он неловко взгромоздился на стол. Расстегивая штаны, он чувствовал, что давно должен был сделать то, что сделает сейчас. Он вспомнил где-то прочитанную или услышанную фразу: «Хотя бы для того, чтобы остаться человеком».

— Остаться человеком… — бормотал Дима. — Просто остаться человеком…

Теперь он чувствовал облегчение. Кажется, он даже понял истинный смысл этого выражения: «Облегчиться».

Дима сполз со стола и аккуратно защелкнул кейс.

Братец Кролик вышел на улицу, и сирены сразу смолкли. Было пусто — ни одного мента — и солнечно. У крыльца Братца Кролика поджидали В. Велосипедисты. Они приветливо улыбались и кивали Кролику. Их было двое, а рядом стоял новенький ничейный велосипед.

Братец Кролик стиснул нагретый руль и крутанул педали. На спине парусом надулась рубашка.

Маленький мальчик на другой стороне улицы с завистью посмотрел вослед удаляющемуся Кролику, поднял руку с вытянутым указательным пальцем и сделал губами вот так:

— БА-БАХХХ!..

Сестрица Черепаха сосредоточенно считала выстрелы за окном.

— Суки… суки… су-ки…

Она вытерла слезы, огляделась. На глаза попалась сумка с непонятной надписью «Shangri L.A.». Наверное, какой-то курорт или казино. Сестрица Черепаха засунула ствол пистолета в рот и подумала, что выглядит сейчас очень необычно и сексуально. Больше она ничего не думала. В следующее мгновение у нее во рту распустился огромный, мохнатый, вероятно хищный, цветок, какие растут только в далеких загадочных странах.