— Ох, и напугали же вы нас, душа моя! — выговаривала Дарья Платоновна своему супругу, в то время как он вместе с Генрихом Карловичем, самозабвенно поглощал аппетитные яства, коими уставили широкий деревянный стол, доселе столь нелюбезные Стражи.

Отец Никон, Виктор и компания летунов, находились там же, с усердием воздавая должное богатому угощению. Несмотря на спартанский образ жизни, который преимущественно вели Слипуна, гостей своих они кормили на славу, стараясь угодить новым хозяевам. Посредине стола стояло огромное блюдо с выложенными на нём кусками сочного, поджаренного на костре бараньего мяса, от которого в воздухе стоял необыкновенно дивный аромат! В миске поменьше янтарные ломти вяленой рыбы (жир с неё капал тонкой струйкой и нежное мягкое мясо таяло во рту не вызывая необходимости работать зубами!). Жареная форель, украшенная красной, кисловатой на вкус ягодой, толстые колбаски, с подрумяненными бочками, чашки, полные лесных орехов и ягод стояли возле каждого гостя, мёд светлый и тёмный в больших деревянных плошках и в довершение ко всему пенистое сладко-кислое вино!

Подождав, когда гости утолят первый голод, рыжебородый Савелий начал разговор.

— Мы вас, Дмитрий Степанович, уж не один год в гости-то ждём! — задумчиво барабаня пальцами по столу, начал он, — дела запущены, народец от рук отбивается… вот вы, скажите-ка мне, — перегнулся Савелий через стол, — бывали вы на Совете?

— Нет, — пожал плечами Дмитрий Степанович, примериваясь к новому куску золотистой, поджаренной рыбы.

— Я так и думал! — откинулся назад Савелий, — а отчего же, позвольте спросить?

Что-то в его голосе заставило Перегудова насторожиться.

— Так не время ещё, — хитро сощурив глазки, отвечал он, — вот управлюсь с делами, тогда перед Советом и показаться не стыдно! А пока что обожду…

— Что за дела такие? — насмешливо спросил Савелий, — уж не поиски ли Абуджайской Шали? Поговаривают, что потерялась она, а новые Видящие, дескать, обойтись без неё не могут! Видящие, которые не видят! Так ли?

Дмитрий Степанович насупился, отложил в сторону недоеденный кусок и аккуратно вытер руки чистой тряпицей.

— А дела мои такие, староста, — тихим голосом начал Перегудов, — что тебе и знать бы ни к чему, не по чину вопрос задаёшь! А вот я к тебе вопрос имею!

Дмитрий Степанович упёрся крупными руками в стол, наклоняясь вперёд всем своим большим грузным телом.

— Где человек мой, Данила?!

За столом разом стало тихо.

Савелий привстал со своего места и прошипел, глядя Перегудову прямо в глаза.

— Мы сами решим его судьбу! Наличие скипетра ещё не всё! Вы не можете быть Видящим, пока вас не назначит Совет! — Савелий раздражённо отмахнулся от белокудрого, который пытался его остановить, — вот только без Шали вам на Совет не попасть! И кто вы есть?! Простые смертные! Что вы здесь можете решать?! Ничего!

— Уж будто? — с нарочитым спокойствием усомнился Дмитрий Степанович, теребя пушистые бакенбарды, — так, стало быть, ты тут начальство? — голос Перегудова, вначале тихий окреп и угрожающе зазвенел, — какие заслуги приписал ты себе, деревенский староста, что мне, хозяину своему указывать вздумал?!

Огромный, волосатый кулак Дмитрия Степановича с грохотом опустился на стол.

— В имении моём?! — голос Перегудова уже звучал подобно львиному рыку грозно и беспощадно, — на страже, чьих интересов поставлен ты, смерд?! Моих?! Так изволь ответ держать за бесчинства, что творятся в деревне! А может, ты свои интересы блюдёшь? Так напомню, что не для того ты вызван сюда! Утвердит меня Совет или нет, да только, — Дмитрий Степанович помахал перед лицом остолбеневшего Савелия толстым крепким пальцем с желтоватым, прокуренным ногтем, — ты мне верой и правдой на моей земле служить обязан! Ты и все соплеменники твои!

Перегудов грозно обвёл глазами притихших Стражей.

— А кто считает, что это не так, — добавил он, как ни в чём не бывало, наливая себе из кувшина красного вина, — так я не держу! Как там, бишь, называется ваша страна? Синегория? Вот и ступайте себе в свою Синегорию…

Дмитрий Степанович отпил из бокала и аккуратно промокнул чистой тряпицей пушистые усы.

— Где Данила? — повторил он вопрос, крепко сжимая в руке опустевший сосуд.

Через несколько минут томительного молчания отозвался белокудрый.

— Данила сам пришёл к нам… мы не держим его силой!

— Враки! — рубанул Перегудов, — мой кучер видел, что вы вели его как пленника, прокрался вслед за вами и слышал, что вы готовили ему смертную казнь! Мальчика держали в яме, возле этой самой пещеры! И Фёдор помог ему бежать!

— Это верно, — согласился белокудрый, — но с тех пор кое-что изменилось и наше отношение к Даниле тоже. Он вернулся к нам, отдался на наш суд и мы разрешили Даниле жить среди Стражей.

— Да что здесь, чёрт возьми, происходит?! — выругался в нетерпении Дмитрий Степанович, чем заслужил крайне неодобрительный взгляд супруги.

— Это долгая история, — отвечал белокудрый (Слипуны называли его Яков), — и, началась она очень давно…

— А нам торопиться некуда, — пробурчал Дмитрий Степанович, набивая табаком трубку, — а коли так, так и сказывайте, а мы послушаем!

Затаив дыхание, слушатели молча внимали рассказчику, с каждым новым словом всё, более узнавая мрачную тайну Данилиного (а вернее сказать, Фролушкиного) рождения.

Николеньке, в отличие от остальных, эта часть рассказа была известна, но и он слушал с неослабным вниманием, ничем не выдавая своей осведомлённости.

— Люди считают, что все мороки одинаково злобны и бессердечны, да и как иначе, если губят они души чужие? — говорил меж тем Яков, — на самом деле это не так. Не стоит забывать, что морок рождается от человеческой женщины! И ему присущи многие человеческие черты. Среди них, как и среди людей случаются всякие характеры, вот Антип-конюх, тот был жестоким и коварным существом, а сын его Данила (имя Фролушки давно позабыто!), напротив застенчивый и тихий. Его мать Пелагея всеми силами оберегала мальчика от влияния родного отца, да разве убережёшь! Всё одно, вскоре Данила узнал, какими возможностями обладают мороки. Узнал и запомнил. Но пока мальчик был юн, чужие тела его не прельщали, а в силу свое природной незлобивости и некоторой лености характера, подчинять себе других людей, используя свою силу, Данила не хотел. Хотя тому можно дать и другое объяснение: такое свойство мороки обычно используют после рождения ребёнка, для того, чтобы окружить своего единственного малыша безропотной и послушной охраной. Как бы то ни было, Данила тихо и мирно прожил среди ничего не подозревающих жителей Полянки двадцать лет. И неизвестно, сколько прожил бы ещё, ежели бы не попался на глаза одному из Стражей, а Стражи, как известно способны отличить морока от обычного человека…

— Мы его, как первый раз увидали, так глазам не поверили, — встрял в рассказ веснушчатый Тимошка, — думали, нет больше мороков в Полянке, уничтожены все!

— А много ль их было?! — ахнула Дарья Платоновна.

— Да морок-то был всего один, — ответил молчавший доселе Савелий, — Антип-конюх. Вот только он-то свою силу использовал с размахом! Завладел разумом всех людей, что в услуженье у Старой Барыни состояли, видно и к самой Софье Михайловне подбирался, да орешек оказался не по зубам, почуяла барыня неладное. А как почуяла, Зеркало Сути взяла, на людей своих через Зеркало взглянула!

— Прибежала, помнится сюда сама не своя, — поддержал рассказчика Яков, — дрожит вся, как лист осиновый, а в глазах тоска смертельная и ужас мертвящий! Страшно стало, как узнала, что её столько времени не живые люди окружали, а бездушные порождения ада, касались её ледяными своими руками и смотрели пустыми глазницами мёртвых глаз!

Дарья Платоновна прижалась теснее к тёплому, такому родному боку своего супруга.

— Что же стало с этими ужасными существами?! — дрожащим голоском спросила она.

— То же что и со Старой Барыней, — тихо покачивая головой, отвечал Савелий, — мы могли ей помочь, очистить землю от поганых существ, но она по-другому всё решила… говорила: Я виновата, что злобный морок людей моих погубил. Недоглядела, упустила, ведь не за один день эдакое случилось, а я не видела ничего, а должна была, на то здесь и поставлена! Эти люди по моей вине погибли, не искупить мне вины своей и оттого, — говорит, должна я их участь разделить! И до того это ей в голову втемяшилось, что и не отговорить! А в ночь глядим, над усадьбой зарево поднимается, тогда и поняли мы, какую участь Софья Михайловна себе уготовила!

— Неужто это она сама усадьбу подожгла?! — ахнули слушатели наперебой, жадно поедая глазами рассказчика.

— Она! — торжественно кивнул головой Савелий, — мученическую смерть приняла, скорбя сердцем своим о загубленных душах!

Отец Никон при этих словах перекрестился, сурово глядя на яркий огонь, и против обыкновения промолчал, при этом подвижное лицо его было необычно серьёзно и даже грустно.

Собравшиеся молчали, думая каждый о своём, но когда веснушчатый Тимошка подбросил в огонь хворосту и яркий свет озарил задумчивые лица, все несколько оживились и повеселели.

— А что же Данила? — нетерпеливо спросил Николенька, движимый жгучим любопытством.

— Данила? — откликнулся Яков, — увидев его впервые, решение наше было однозначно — уничтожить без всякой пощады, дабы никогда не омрачать эти чудесные места присутствием злобных и коварных мороков! Свежа ещё в памяти страшная смерть Старой Барыни и оттого суд наш был скор и суровый приговор Даниле вынесли безо всякого сожаления. Но тут случился кучер ваш, — Яков усмехнулся в бороду, вспоминая пьяненького, перепуганного мужичонку, — Фёдор помог Даниле выбраться из ямы, куда мы его посадили и вдвоём они покинули наш хутор…

— И что же дальше? — заворожено глядя на Якова, прошептала Дарья Платоновна, не в силах вынести затянувшуюся паузу.

— Дальнейшее мы знаем только со слов самого Данилы, — задумчиво отвечал Яков, подкидывая сухое полено в догоравший огонь.

— И что же этот шельмец вам тут рассказывал? — нахмурился Дмитрий Степанович.

— Выбравшись из плена, Данила смекнул, что деваться ему, в общем-то, некуда. Имение — территория для пришельников закрытая, и поскольку тайна его стала известна, найти Данилу не представит никакого труда, это лишь вопрос времени. К тому же мальчик понимал, что, узнав, кто он есть на самом деле, вряд ли найдётся у него союзник среди односельчан, и тогда Данила решился на страшное. Времени на раздумье у юноши не было, кроме ничего не подозревающего Фёдора рядом никого не оказалось, и Данила напал на него, собираясь наградить несчастного кучера смертельным поцелуем и тем самым спастись самому!

— И что же?! — звонко выкрикнул Виктор, сам, испугавшись своего громкого голоса.

Яков поворошил тлеющие угли костра.

— Он не смог. Когда оглушённый Фёдор беззащитный лежал перед Данилой, бедный юноша, обливаясь слезами, перевязал его рану и отнёс неподвижного кучера к Ползучей топи, дождался, пока того обнаружат, а сам ушёл в развалины, проклиная свою горькую участь. В развалинах Данила просидел два дня без воды и без пищи, и жизнь больше не казалась ему слишком привлекательной. Он сам пришёл к нам на хутор, оборванный, грязный и голодный и просил только скорой смерти для себя, потому что жизнь для него потеряла всякий смысл…

Долгое время все молчали, глядя на сверкающие искорки гаснущего костра, наконец, Дмитрий Степанович спросил, откашливаясь и кутаясь от ночной прохлады в полы длинного сюртука.

— Отчего же вы переменили своё решение? Почему не уничтожили его, едва он вернулся на ваш хутор?

— Данила доказал, что тоже имеет право на жизнь. Умение сострадать, делает его более похожим на человека, чем кого бы то ни было… ну а мы, в свою очередь, присмотрим, чтобы впредь у юноши не возникало искушения использовать свою силу морока. Он будет жить здесь и проживёт тот срок, что был отпущен когда-то бедному мальчику по имени Данила…