Враг выходит на свободу. Мы в западне. Красавица Валентина и Принцесса Севера.
Это письмо разом разрушило стройную версию моей жизни. Той её части, что была мне неведома и выстраивалась по кирпичику, благодаря отдельно сказанным словам и свершившимся событиям.
Я почти уверовала в то, что я Принцесса. Поверила, что все события происходят по моему собственному сценарию, и я вспомню это, как только войду в Переход и верну свою монаршую память. После этого мне, очевидно, придётся заключить брак, подавить недовольство Сиккурийцев и возглавить объединённое королевство: Атики и благословенного Севера.
Но это письмо было написано, когда облик Принцессы растаял, растворился в Тоннеле Преобразования, а в городе появилась девочка Женя, добросовестно курсируя из дома на работу и обратно.
И в это же время из дома-призрака кто-то из тех, чьи кости давно истлели, уничтоженные пожаром, давал письменные указания моему мимолётному знакомцу Людвигу.
Входная дверь стукнула, прерывая мои размышления, и в кабинет вошёл Август, нагруженный разнообразными закусками: всё те же яблоки, кусок курицы и пирожки.
— Уф, пирожки кухарки Розы бесподобны, — пояснил Август, вываливая добытую снедь на стол. — Но за много лет у меня установилась к ним стойкая неприязнь. Ешь. До пожара осталось два с половиной часа.
Я проглотила два пирожка один за другим, а третий ела вдумчиво, внимательно оглядывая измятый листок.
Август видимо решил, что я достаточно времени отвела своему обеду, и принялся задавать вопросы.
— Могу я спросить?
— Угу.
— Ты сказала, что при пожаре выжил кто-то ещё. Могу я узнать кто?
Сказала. Это верно, я сказала. Но мои слова прозвучали до того, как я прочла письмо. И сейчас я ни в чём не была уверена.
— Ну да… — осторожно начала я. — Видишь ли… словом, пожар произошёл не случайно.
— Это верно, — заметил Август. — Его устроила та девушка с косичками — Настя.
— Да? Ты тоже это понял?!
Август усмехнулся.
— Не забывай, я наблюдал этот пожар много раз и с разных сторон. Безусловно, я знаю, кто поджёг.
— И зачем она это сделала?
Август потупил глаза и забарабанил по столешнице длинными пальцами.
— Яков Петрович. Он…
— Надругался над Настей?
— Нет. Вовсе нет! Но тут была девочка… Аннушка. Настина сестра.
Я присвистнула.
— Так вот в чём дело! Значит, это правда?
— Что?
— Что Яков Петрович убил девочку и её мать?
Август вздохнул, и скорбно покачал головой.
— В этом доме новости разносятся быстрее ветра. Это не совсем правда. Яков Петрович самолично не участвовал в расправе, а вот его дворник Михалыч… этот мать родную зарежет, коли будет такой приказ. Верен хозяину, как пёс.
Я выглянула в окно и увидела, сгорбленную спину Михалыча. Он медленно ковылял по двору и собирал опавшие листья в холщовый мешок. Словно почувствовав взгляд, дворник распрямился и бросил в сторону дома внимательный взгляд — холодный и настороженный.
Я отпрянула в сторону, наблюдая из-за пыльных гардин, пока Михалыч не отвернулся и не принялся за свою прежнюю работу.
— Так причём здесь Настя? — продолжал допытываться Август.
— Настя? Видишь ли, в чём дело… может человек существовать одновременно… ну, скажем в двух реальностях?
— Человек не может, — покачал головой Август. — Но человек может послать в иную реальность свою тень. Не каждый, конечно, но многие. Высшие существа, например.
Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд, и я снова его проигнорировала.
— А оборотни?
— Что?
— Ну, оборотни, колдуны… они могут?
Август задумался и поскрёб когтями щёку, чем напомнил мне своего брата.
— Оборотни? В принципе… думаю, скорее да, чем нет.
Я удовлетворённо кивнула с самым значительным видом, на который была способна, хотя выстроенная мной теория мне самой уже казалась весьма сомнительной.
— Ну, так вот. Эта самая Настя — не Настя. Вернее, она Настя, но… Словом, там в… большом мире, есть одна женщина. Так я думаю это она!
Я закончила своё выступление и откинулась в кресле с самым торжествующим видом.
Август выглядел озадаченным.
— Я не понял.
— Да что тут понимать! Эта самая Настя только здесь такая молодая и изо дня в день поджигает генеральский дом, а на самом деле она живёт в мире людей, состарилась давно, и зовут её бабка Настасья! Теперь понятно?!
— Нет, — Август снова потёр щёку и поднял ладонь, предупреждая новую волну моих сбивчивых объяснений. — Я не понял, но кое-что проясняется. Ты хочешь сказать, что девочка Настя оставила свою тень в замкнутом временном пространстве и живёт в реальном мире? Ест, пьёт, работает и стареет, в то время как её тень, раз за разом совершает один и тот же смертоубийственный грех?
— Ну, да! — подтвердила я. — Это точно она. Надо встретиться с ней и расспросить.
— С кем? С бабушкой Настасьей в реальном мире или с девочкой Настей здесь?
— Для начала здесь, — уклончиво ответила я. — Узнаем у неё…
Договорить я не успела. Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился Николай. Его полные губы изогнулись в сардонической усмешке, на лице не осталось и следа от той юношеской растерянности, что я наблюдала у него в гостиной.
— Ба! Вот так встреча!
Николай раскинул руки, словно собираясь заключить меня в объятия. Я шагнула назад.
Август, едва переставляя короткие ножки, засеменил в свой угол и, готова поклясться, Николай проследил за ним глазами.
— Я к Катерине, — привычно пробормотала я. — Только никак её комнату не найду. Не подскажете?
Вялые губы Николая дёрнулись вверх, подбородок затрясся мелкой дрожью, и Николай захохотал.
Он хохотал, закидывая голову назад, дёргая острым кадыком и закатывая глаза. Смех его был неприятен, и я подумала, что супруга Якова Петровича напрасно назвала своих детей здоровыми. Её старший сын был не менее безумен, чем дочь.
Я хотела проскочить мимо Николая к двери, но он заметил мой маневр и схватил за локоть.
— Нет, стой! Дай посмотреть на тебя!
Его бледное лицо продолжал сотрясать смех, но мутные глаза не смеялись — оставались неподвижными, словно стоячая болотная вода.
— Я даже мечтать не мог о такой удаче! Ты — здесь…
Руки Николая держали меня цепко, и я забеспокоилась. Кто знает, что у безумца на уме? Вернее на безумье, если можно так сказать.
— Позвольте…
Я пыталась отцепить его пальцы от моих рук, но Николай, как капризный ребёнок глумливо скорчил мне рожу.
— А вот и не уйдёшь, а вот и не уйдёшь!
Мы оба пыхтели, ведя молчаливую борьбу. Я толкала Николая ногами, не сильно, но достаточно ощутимо, мне всё не верилось, что этот верзила всерьёз хочет причинить мне вред. Николай, тоже действовал вполсилы, казалось, его забавляла моя беспомощность. В это время в доме не слышалось ни звона посуды с кухни, ни шарканья ног наверху, ни голосов с улицы. Дом замер.
Мне стало больно. Николай заломил мои руки за спину и принялся выкручивать, похохатывая и скаля неровные желтоватые зубы. Да он спятил что ли?!
— Пусти! Сказано — пусти!!!
На третьем этаже загромыхало, и пронзительный голос разрезал мрачную тишину дома.
— Кресло! Мама, кресло!
Кричала толстуха. Та самая с выпученными глазами. Она верещала так громко, что Николай замер, беспокойно глядя в потолок.
Из-под стола Август делала мне тайные знаки, а я стояла растрёпанная, раскрасневшаяся и злая, совершенно не понимая, что мне делать с рехнувшимся отпрыском Якова Петровича.
— Не отпустишь меня — пожалуюсь твоему отцу! — крикнула я Николаю в лицо.
Тот только скривил губы и неожиданно ударил меня ногой. Злобно и сильно. Я вскрикнула. Скрежет и шум наверху усилился, и послышалось движение: тяжёлый и неповоротливый лязг инвалидной коляски.
Руки мои по-прежнему были скручены за спиной, и я боднула Николая головой в грудь — он только злорадно рассмеялся.
— Пусти!
Николай прижал меня к столу, его мутные глаза потемнели.
— Я не держу тебя! Ты меня держишь…
Я юлой выкручивалась из его потных ладоней, но у меня мало что получалось.
— Я не держу тебя, с чего ты взял?!
— Нет?! — улыбка Николая походила на оскал Дракулы. — Не держишь?
— Нет!!!
Лязг инвалидной коляски остановился у дверей кабинета и в дверь заколотили тяжело и бесцеремонно.
— Эй! Откройте! Эй…
Николай снова ударил меня ногой так, что у меня перехватило дыхание.
— Не держишь?
Он повторял эту фразу с маниакальным упорством, а я с таким же ожесточением вырывалась из его рук.
— Не держишь? Скажи!
— Нет! Отпусти!
Толстуха барабанила в дверь. В коридоре послышался топот, крики… кажется, началось.
— Не разговаривай с ним, слышишь?! Не разговаривай! Эй! Как тебя там?!..
Это за дверью голосила толстуха. То, что все отпрыски Якова Петровича были идиотами, стало совершенно очевидно. Я испугалась, что толстуха вместе со своей мамой придут на помощь брату и тогда мне несдобровать.
— Да отпусти ты!
За дверью на разные лады взвыли несколько голосов и слова «пожар» и «горим», были основными в этом паническом хоре.
— Ты сгоришь! — мстительно выкрикнула я Николаю в лицо. — Ты сгоришь, придурок, отпусти меня!
— Скажи, что не держишь меня!
— Нет, не держу! Беги отсюда!
Руки Николая разжались. Его бледное лицо исказила судорога, и он захрипел, дёргая кадыком. Кажется, у него наступил припадок. Дверь распахнулась и вместе с языками пламени в кабинет ворвалась толстуха. Подол её длинной юбки занялся огнём, но, не обращая на это никакого внимания, она пыталась встать с кресла и накинуться на меня с кулаками.
— Что ты наделала! Что же ты наделала!!!
С ума все сошли.
Я знала, что толстуха неминуемо сгорит, но инстинкт заставил меня схватить кресло и попытаться выбраться вместе с ним наружу. Как и следовало ожидать, мой благородный порыв не удался. Огонь охватил всё, и оставалось только наблюдать, как рушится этот безумный дом, погребая под слоем пепла своих несчастных жителей, чтобы наутро возродиться вновь. Я не пыталась больше бежать. Дым ел глаза, огонь жаром охватывал тело, и в глазах привычно темнело, но когда сознание уже покидало меня, я успела заметить, что в комнате, охваченной пламенем, мы остались втроём: толстуха, я и Август. Николая в комнате не было.
* * *
Ветерок шевелил скромные ситцевые занавески на открытом окне. Воздух, осенний и бодрящий наполнял лёгкие упоительной свежестью, прогоняя всякое воспоминание о тяжёлом запахе дыма.
— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.
Голос раздался снаружи, и я со стоном прикрыла глаза. Проклятый дом!
— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
— Что, Николай? Дома?
Ответом было молчание. Я с удивлением приоткрыла один глаз: что пластинку заело?
— Нет его, Яков Петрович. Как давеча ушёл, не сказавши ни слова, так и пропал.
Я вскочила и подбежала к окну.
Передо мной был двор генерала Зотова. Сосны. Узкая улочка под названием «Мясницкая» лениво огибает запорошенную осенней листвой площадь. Всё, как обычно, но в тоже время что-то неуловимо изменилось.
За моей спиной послышалось шевеление и металлический лязг. Я обернулась.
— Очнулась?
В углу сидела толстуха в своём кресле, у стола её мать с мотком пряжи и незаконченным вязанием. Я не поняла, кто из них обратился ко мне, и потому мотнула головой неопределённо. Да. Я очнулась.
— Скажи спасибо моей дочери, — высокомерно произнесла старуха. — Это она распорядилась внести тебя в дом. Я бы никогда не позволила такого!
— Спасибо, — пробормотала я. — Простите, как вас зовут?
— Лидия Павловна, — старуха царственно склонила голову. — Я жена генерала Зотова. А это моя дочь Валентина.
— Очприятно. Меня Женя зовут.
При звуках моего имени Валентина тяжело вздохнула.
— Мама, оставь нас, нам надо поговорить.
Лидия Павловна негодующе взглянула на дочь.
— Да полно тебе, Валентина, о чём ты собираешься толковать с этой… с этим… отбросом человеческого общества?! Она валялась на улице!
— Ничего, — кротко отвечала Валентина. — Ступай мама.
Лидия Павловна собрала своё вязание и удалилась, бросив на меня уничтожающий взгляд.
Валентина, казалось, и не собиралась со мной разговаривать. Она безучастно смотрела в окно, покачивая гладко причёсанной головой словно маятник.
Я немного поразмышляла на тему «Почему меня так часто принимают за отброс общества?» Ответа не нашла и решила обратиться к Валентине.
— Извините, — я откашлялась. — Вы хотели поговорить…
Толстуха неопределённо пожала плечами:
— Николай ушёл.
Я не знала, как реагировать на это заявление и на всякий случай отступила к дверям. Обитатели этого дома отличались крайней несдержанностью, и я не знала, что от них ожидать.
— Да?! — я изобразила сочувствие. — Э-э-э… что ж, может он вернётся?
Валентина тяжело вздохнула и подкатила своё кресло к окну, хватая широкие колёса крепкими ладонями.
— До пожара осталось шесть часов. Ты разорвала временное пространство и позволила Николаю уйти. Теперь время пойдёт своим чередом, и сегодня вечером мы все сгорим, чтобы никогда больше не возродиться. Ты не должна была здесь появиться. Как ты оказалась в этом доме?
Кажется, я опять попала впросак. Что за радость владеть магической силой, если она причиняет лишь неприятности? Хотя сожжение заживо можно назвать очень большой неприятностью.
— Ты тоже знала?! Знала, что вращаешься в замкнутом пространстве?!
— Тоже? А кто ещё знал?
— Август.
— А, этот… так называемый домовой.
— Да, домовой. Меня просил его брат, чтобы я помогла ему выбраться, и ещё мне нужна книга Звездочётов. Поэтому я здесь.
Валентина постучала ладонью по столу: хлоп-хлоп… Звук был глухой и едва слышный, но на его зов явился Август. Живой и невредимый. Увидев меня, он радостно оскалил собачью пасть.
— Где служит твой брат? — голос Валентины был суров.
— Мы давно не виделись, — осторожно начал Август.
— Где?!
— Пограничная деревня. Грязновка. Хозяйка тутошняя.
— Что значит «тутошняя»?
— То и значит. Супруга нашего Николая, — Август привычно почесал щёку и уточнил. — Бывшая супруга.
— Тамара?
— Да. Тоже Грязновская.
— Оборотень?
— Солнечная…
Имена и названия мне были знакомы, а вот охватить смысл происходящего я не могла, но внезапное исчезновение Николая показалось мне дурным знаком.
— Кто написал письмо?!
Валентина и Август повернулись ко мне одновременно.
Август смотрел с укором, Валентина с любопытством.
— Какое письмо? — спросила она.
Август исчез, как по волшебству, и тотчас появился, держа в руках знакомый клочок бумаги и книгу о Карле Великолепном.
— На всякий случай, — застенчиво пояснил Август.
Валентина даже не взглянула на произведение Тер-Огибяна. Она развернула потрёпанное послание, внимательно разглядывая текст.
— Почерк Николая, несомненно… — Валентина пожала полными покатыми плечами и от движения её тела коляска возмущённо заскрипела. — Но я не понимаю о чём речь. Если помнишь, я здесь не за этим.
— А зачем? Меня, знаете ли, памяти лишили и всё такое. Может кто-то объяснит, что здесь происходит?
Валентина снова хлопнула и домовой исчез.
— Пять часов двадцать минут. Времени на объяснения нет. Есть план, как отсюда выбраться?
Не нравилась мне эта Валентина. Раздражали её выпуклые глаза, тяжёлая отдышка и командный тон, которым она со мной разговаривала. Как спастись? А из дома выйти не пробовали? Сидят здесь, как пеньки…
Во взгляде Валентины, обращённом на меня, плескалась огромная, прямо-таки вселенская тоска.
— Отличный план! Только наш маленький призрачный мирок не позволит ему осуществиться. Мы можем сколько угодно передвигаться по городу в течение шести часов, но к моменту пожара все должны быть на своих местах. Таковы условия.
— Иначе что?
— Иначе наш мир лопнет. Разлетится, как мыльный пузырь. И мы вместе с ним. Это, разумеется, альтернатива, но не лучшая.
— Кто создал такие условия?
— Тот, кто создал призрачный мир. Полагаю, это была ты.
Я?! Сколько же ещё я наследила в Нижнем слое? И когда всё это произошло? И когда всё это кончится?!
Валентина вздохнула и подкатила своё кресло к столу.
— Ладно, чего уж теперь. Никогда не думала, что смогу простить тебя, но, похоже, ты уже достаточно поплатилась за свои поступки.
Я насторожилась. В чём меня опять хотят обвинить?
Из ящика стола Валентина достала небольшой хрустальный шар, в котором передвигались объёмные фигурки: две девушки грациозно приседали, танцевали и смеялись, беззвучно раскрывая рты. Движения их не повторялись и постоянно появлялись новые, заставляя смотреть на изящных девушек неотрывно. Большее внимание привлекала блондинка: волосы необычайной густоты и пышности роскошными кудрями растекались по тонким плечам. Тёмно-синие глаза обрамляли такие длинные и загнутые к верху ресницы, что захватывало дух. Белоснежный, гладкий лоб изогнутыми тонкими линиями украшали брови безупречной формы, а хорошенький носик покрывался милыми морщинками, когда девушка хохотала. Надо сказать, что смеялась и болтала она беспрерывно, бесшумно открывая чувственный алый рот и демонстрируя ровные белоснежные зубки. Она была так хороша, что на вторую — худенькую брюнетку, я почти не обращала внимания. А когда обратила, то не поверила своим глазам. Второй была я.
Облачённая в странные одежды с необычной причёской, но всё же — я.
— Узнала? — тяжёлое дыхание Валентины прерывалось тихим лязгом коляски. Толстуха каталась на своём кресле: два шага вперёд — два назад, два шага вперёд…
— Это я? А та девушка кто? Блондинка? Мы знакомы?
Валентина засмеялась хрипло и тут же закашлялась. На её выпуклых глазах выступили слёзы, она задыхалась и я налила ей в стакан воды.
— Выпей.
Валентина глотнула воды, шумно вдохнула воздух, прижимая пальцы-сардельки к полной груди, и ответила.
— Блондинка — это я.
Я недоверчиво покосилась на толстуху. Что её так подкосило? Заболела? Разъелась? Но цвет глаз?! Его изменить невозможно! Блёкло-серые глаза толстухи ни в какое сравнение не шли с тёмно-синими очами красавицы-блондинки.
Валентина в свою очередь посмотрела на часы.
— Четыре часа сорок пять минут. Я не знаю, что произошло с тобой, да и нет времени узнавать. Но ты должна вспомнить, то, что случилось много лет назад, возможно это спасёт нас.
Когда Валентина говорила, мне вспомнилась Ивона. Так же, как мой двойник с портрета, Валентина старалась говорить быстро, не теряя ни одной минуты зря.
— Мы росли вместе. Ты и я в Ледяном Королевстве. Дружили. У тебя завязался роман с одним парнем — Людвигом. Не самый лучший выбор, доложу тебе, но ты, как с цепи сорвалась. Этот Людвиг был тот ещё ходок, но как тебе скажешь? Ты ж была влюблена, как кошка. Полагаю, он ухаживал за тобой, надеясь вскоре примерить корону Северного Короля, а сам… он поглядывал в мою сторону. Мерзкий тип, он был мне крайне неприятен, но как только он понял, что я не решаюсь открыть тебе глаза на его похождения, стал подстерегать меня на каждом шагу. Я избегала его, как могла, но он был настойчив. Дошло до того, что Людвиг стал угрожать мне, я уже совсем было решилась рассказать тебе правду. Почему я не сделала этого? Не знаю. Но это была моя ошибка. А раздосадованный Людвиг, исполнил свою угрозу. Он обвинил меня в том, что я нарушаю его покой, домогаясь его любви и пытаясь встать между ним и Принцессой.
— И что же?
Я чувствовала себя неловко. Помнила я этого Людвига. Грузчик. Неужели я питала к нему чувства?! Любовь зла…
— Что? Гнев Принцессы велик, также как и её любовь. Я оказалась в этом теле, в этом мире и в этой коляске. А вскоре ко мне присоединился и Литтус Флэт.
— Что?! Безумный брат Принцессы? Он тоже здесь?!
Валентина посмотрела на меня с упрёком.
— Был здесь. Ты замкнула временное пространство, чтобы Литтус не мог выбраться отсюда, но ты трижды произнесла, что больше не держишь его и тем разомкнула временную цепь и выпустила своего брата.