Последний день дома-призрака. У каждого свой талант.
— Четыре часа.
Из уст Валентины эта обычная фраза прозвучала, как приговор.
В соседней комнате слышались звуки рояля — музицировала Лидия Павловна. Катенька пробежала мимо двери: скорый топот её туфелек сопровождало мрачное рыдание. Кто-то, кажется Роза, окликнули её снизу, и Катенька ответила, нетерпеливо, зло. Голос снизу больше не повторился. Времени до пожара оставалось всё меньше.
Я решительно встала и направилась к двери.
— Куда ты?
— Куда?!
Голоса раздались одновременно. Август просеменил ближе к двери и встал, потупив глаза. Он боялся оставаться в доме. Валентина дёрнула за колесо, зацепилась за скатерть и стеклянная ваза, украшавшая стол, с грохотом полетела на пол. Музыка за стеной смолкла.
— На улицу, — пояснила я. — Попробую прощупать полотно реальности. Если Николаю удалось уйти, то почему мы не можем?
— Я с тобой!
— Мы с тобой!
Снова нестройный хор голосов.
В дверь заглянула Лидия Павловна.
— Детка, у тебя всё в порядке?
Валентина не ответила на вопрос, словно и не слыхала.
— Помоги мне спуститься, мама.
Лидия Павловна, не говоря ни слова, покатила коляску к выходу. Любое требование Валентины было для неё непререкаемым законом. Лестница в доме была достаточно крута, и я поспешила на помощь, но Лидия Павловна мои услуги решительно отвергла.
Валентина цеплялась за перила, притормаживая движение кресла, Лидия Павловна, пыхтя пихала громоздкое сооружение вниз по лестнице, стараясь не выпустить коляску из слабых рук. Я ступала следом, готовая в любую секунду подхватить тяжкую ношу. По пятам за мной семенил Август, крепко сжимая в мохнатых руках увесистый том о Карле Великолепном.
Так что к двери мы подошли все разом и сгрудились у входа не решаясь выйти наружу. На улице шёл дождь.
Крепкий осенний ливень поливал пожелтевшую листву, барабанил по металлическому навесу над низеньким крыльцом и бурлил водоворотами, стекая по наклонной улице вниз к пустынной площади.
Валентина выставила вперёд ладошку и блаженно жмурилась, когда холодные капли разбивались о её ладонь и брызги попадали в лицо.
— Ты простудишься, — Лидия Павловна озабоченно посмотрела на серое небо. — Вынести дождевик?
— Нет. Ничего не надо. Ступай.
Лидия Павловна тяжело побрела вверх по лестнице. Она с таким трудом переставляла старческие ноги, будто вновь волокла непосильный груз. Сердце моё сжалось. Неужели мы все погибнем?
— Их не спасти, — Валентина произнесла эти слова так, будто подслушала мои мысли. — Я и Николай-Литтус здесь по твоей воле. Август — случайный пленник, так же, как вон тот паучок, ползающий по стеклу. Ты… пришла сюда сама. А остальных уже нет. Они погибли. Давно, сорок лет назад. И теперь, когда временной круг разомкнулся, этот бесконечный день для них закончится.
— А для нас? Какие у нас шансы?
— Я не знаю, — Валентина пожала плечами и выкатила коляску во двор. — Ты знаешь, а здесь ни разу не было дождя! Вот… впервые.
Август переместился под сосну и прижался к шершавому стволу, прячась от фейерверка холодных брызг.
— Не знаешь? А почему ты не исчезла, когда разомкнулся временной круг? Вениамин говорил что-то про человеческое сознание… Что тебя удерживает?
— Не знаю, — Валентина встряхнулась, как мокрая собака и неожиданно рассмеялась. — Извини. Я так долго не видела дождя…
Дверь чёрного хода снова распахнулась и на пороге показалась Настя. Лицо её было красно от слёз, на шее виднелись багровые пятна. Знакомая картина. Она воровато огляделась вокруг, увидела нас, насупилась и мышью шмыгнула между сосен к забору.
— За керосином побежала, — констатировал Август, провожая её взглядом.
Валентина шумно вздохнула.
От парадного входа послышались возня и шум. Раздался серебряный голосок юной красавицы, резкий тенор её лысеющего отца и низкий рокот самого хозяина, Якова Петровича. Голоса смешались с шумом дождя, шелестом мокрых ветвей и хриплым дыханием Валентины. У меня закружилась голова. Неужели это наши последние минуты?!
Тени легли передо мной: одна, вторая, третья… они метнулись прочь, откинутые моим взглядом. Ринулись, извиваясь и скручиваясь в спирали, безнадёжно скользя вдоль полотна умирающей реальности, тщетно пытаясь найти выход.
Мысли и чувства мои раздвоились, разтроились, размножились…
За каждой своей тенью я следовала по пятам, ощущала её ощущения, чувствовала прикосновения плотной стены, отделяющей нас от реального мира, её неприступность, непроницаемость. И чувствовала, что сила её ослабла. Раньше здесь спиралью закручивался временной поток, не давая и подступиться к полотну реальности, а сейчас оно было обнажено, дышало и пульсировало о каждого прикосновения, но не давало выйти наружу. Чёрт бы побрал моё незнание, неумение пользоваться тем, что приобрела я в далёкой пещере То! Но так же, как легко и непринуждённо я пользовалась своей силой в тамошнем мире, и даже в Срединном слое, так же трудно, капля за каплей я постигала свои возможности и правила их использования здесь в Нижнем мире — уродливом отображении далёких миров.
Неожиданно одна из моих теней забеспокоилась, завибрировала и все мои помыслы устремились к ней, представив остальным действовать самостоятельно. Пространство изогнулось, и я прыгнула вперёд, одним движением достигая своей тени. И оказалась в лесу.
То есть, это сначала мне показалось, что я в лесу. Но потом я поняла, что деревья растут всего в четыре ряда, вдоль одного из которых пролегало шоссе, а другой край лесной полосы граничил с бескрайним полем, на котором чёрными, кривыми столбиками темнели иссохшие стволы подсолнечника с безжалостно отрубленными головами.
Впереди, меж деревьев мелькнул человеческий силуэт, и я побежала за ним, боясь потерять его из виду, словно от этой потери зависела моя судьба. Силуэт приблизился и оказался знакомой фигуркой в ветхом полинялом платье с двумя тощими косичками на голове. Девочка нагнулась вниз и из-под кучки опавшей листвы показалась металлическая канистра, выкрашенная в защитный зелёный цвет.
— Настя!
Девочка вздрогнула и выпрямилась. Медленно повернулась и посмотрела на меня широко открытыми глазами. Страха в них не было.
— Что тебе нужно?
— Я хотела поговорить.
— Стой! — девушка повелительно подняла ладонь, и мои ноги неожиданно замерли не в силах сделать ни шагу. — Говори.
Я попробовала пошевелить конечностями. Безрезультатно.
— Эй, ты что сделала?!
— Это мой мир, — тощие косички задорно подскочили вверх. — И командую здесь я. Когда разрешу — тогда и сдвинешься с места.
— Твой мир?! Твой мир рухнет меньше чем через два часа! Это последний день твоего мира, Настя! Ты знаешь об этом?
— Глупости! — девочка фыркнула. — Я здесь живу уже больше сорока лет.
— Живёшь? Это, по-твоему, жизнь? Каждый день переживать один и тот же день!
— Да! — косички снова взлетели вверх. — И каждый день побеждать своих врагов!
— Послушай, — я снова хотела шагнуть, но ноги не слушались меня. — Может ты и права. Но твоё время здесь закончилось. Последний пожар тебе не пережить. Никому не пережить. И если ты вернёшься…
Настя взвизгнула, прерывая мои слова.
— Вернусь?! Куда? Я здесь живу, родилась и… здесь и помру!
— Нет, — (проклятая скованность не позволяла мне даже пальцем шевельнуть!) — Тебе не нужно помирать. Ты можешь вернуться в реальный мир. Я видела тебя… там. В настоящей жизни. У тебя есть друзья. Есть дела. Важные дела. Это правда. А этот мир… он заканчивается. И если ты погибнешь здесь, то там, та, другая… я не знаю, что будет с ней.
— Какая другая? — ревниво спросила Настя. — Она разбогатела? Удачно вышла замуж? Что она вообще такое?
Я заколебалась. Потом посмотрела в ясные серые глаза Насти и решила не врать.
— Нет. Она старая уже. Бабка Настасья, ночной оборотень. И не богатая вовсе. Но ты ей нужна. Ведь… ты её тень?
Последний вопрос я задала очень осторожно. Как знать, что чувствуют наши тени? Как относятся к нашим успехам и неудачам? Кого считают главным в симбиозе с человеком?
Настя молчала. Косички прилежно лежали вдоль головы, не выказывая желания подскочить вверх.
— Она сама так хотела, — наконец произнесла девочка. — Мечтала наслаждаться видом их гибели каждый день. Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина. Это она создала нашу реальность. Здесь… все лишь тени. Настоящие люди померли давно.
— Тени?
Настя неохотно передёрнула плечами.
— Ну, кроме тебя. И Валентины. И Николая. Эти здесь после появились.
— А ты?
— Я? Я средь них хозяйка. Пока я здесь, этот мир существует.
Настя сказала это с таким убеждением, что я на секунду усомнилась, да полно? Так ли уж близок наш конец? А ещё я подумала: кто же создал эту реальность? Выходит девочка Настя здесь только кукла. Кукла, вынужденная изо дня в день выслушивать бредовые замыслы Катерины, терпеть боль и жить, прячась от всех не имея семьи, друзей, знать лишь одну цель: поджигать проклятый дом, слушая крики заживо горевших людей.
«…Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина».
Нет, Настя, это не твой мир. Не ты его создала и не твоя настоящая хозяйка старая бабка Настасья. Кажется, я знаю, кто эта сильная женщина.
Пространство снова послушно изогнулось, и знакомые сосны зашумели над моей головой влажными от дождя ветвями.
Валентина и Август смирно сидели под их кронами и едва шевельнулись, увидев меня.
— Двадцать девять минут, — тихо шепнула Валентина. — Осталось всего двадцать девять минут.
Я не очень-то знала что делать. И не была уверена, что права, но времени оставалось так мало…
— Вениамин говорил, люди создают ситуации, пользуясь силой своего сознания.
Валентина не слушала меня. Она отвернула голову и наблюдала, как юная девочка Настя деловито и обильно плещет керосином в открытые окна генеральского дома. Я взяла ладони Валентины в свои руки, стараясь привлечь её внимание.
— Но, эти же люди разрушают ситуации, когда сознание меняется. Этот дом… это наказание. Оно родилось от ненависти. Ревности. Может и от любви тоже. Я не знаю, что во мне осталось от той… ну, ты знаешь. И я ли это вовсе или я не она… словом, если я хоть немного та самая… сильная женщина, то во мне нет к тебе ненависти. Нет ревности…
Руки Валентины потеплели. Она слегка сжала мои пальцы, и я закрыла глаза — не хочу видеть, как языки пламени с жадностью пожирают дом.
«…Нет ненависти… нет ревности».
Я скорее увидела, чем почувствовала, как ко мне медленно, словно огромные чёрные змеи собираются мои тени. Не нашли выхода бедолаги и теперь легли у моих ног, как виноватые псы.
— Нет ненависти. Нет ревности.
Я снова и снова повторяла эти слова, едва размыкая губы и где-то глубоко, в моей голове заиграла тихая музыка, раздался мелодичный смех и перед глазами закружились, тонкие фигурки: тёмная и светлая и между ними не было ненависти, не было ревности, только лишь одно безграничное доверие и любовь.
Руки Валентины стали тяжелы и горячи так, что я почувствовала нестерпимую боль. Тени мои вихрем поднялись с земли и закрутились в тугую спираль, смерчем сметая с земли всё то, что не принадлежало этому умирающему миру. Огонь полыхнул в окнах дома, послышался звон разбитого стекла, осколки разлетелись, срезая, словно бритвой тяжёлые ветви сосен. Послышался женский крик. Дом заходил ходуном, топот и гомон сотрясали его. Рухнула стена деревянного флигеля, искры столбом взметнулись вверх, окрашивая небо в багряный цвет. Раздался бой часов, хриплый, надорванный пламенем: один удар, два…
С третьим ударом гибнущая реальность сжалась, до размеров улицы, двора, дома… полотно гаснущего мира лопнуло, разлетаясь рваными лоскутами, и мы вылетели, подхваченные тенью, прямо в ослепительно белый, запорошенный девственно чистым снегом мир живых людей.
* * *
Я сидела на верхушке сугроба и в лицо мне тыкалась мохнатая и колючая ветка сосны. Я вздрогнула и торопливо посмотрела вокруг. Нет, это были не те сосны. Проклятый дом генерала Зотова исчез навсегда, а я находилась во дворе обычного деревенского дома, обнесённого покосившимся, чёрным от времени забором. От дома к калитке вела узкая, тщательно расчищенная от снега тропинка, на которой, испуганно озираясь, стоял Август. Книга о Карле Великолепном по-прежнему была в его мохнатых руках. Увидев меня, он ощерил свою физиономию подобием улыбки и тотчас отвернулся, принимая деловито-озабоченный вид. Кажется, он уже подумывал, как слинять. Не нравились ему приключения последних сорока лет жизни.
За моей спиной послышалось тихое оханье и короткий всхлип. Я обернулась. Настя в летнем, коротком платьишке выбиралась из сугроба, испуганно озираясь и стуча зубами от холода. Она хотела что-то сказать, смахивая налипшие снежинки с побелевшего от холода лица, но не смогла. Тело её стало таять, приобретая невесомость и тёмный дымчатый окрас, а затем оно порхнуло вверх, и исчезло. Только ямка в сугробе напоминала о некой девочке Насте, прожившей долгую жизнь, только ради одной цели: изо дня в день карать тех, кто причинил ей боль много лет назад.
— Полетела к своей хозяйке, — мелодичный голос раздался слева от меня. — Как-то они встретятся?
По другую сторону разлапистой сосны, беззаботно покачивая точёной ножкой, обутой в изящный сапожок, сидела девушка. Не девушка — Снегурочка. Мороз и сугробы нимало не беспокоят её. Белоснежная короткая шубка небрежно распахнута, яркий голубой шарфик бережно охватывает тонкую шейку. Из-под меховой шапочки, струятся белокурые локоны. Гладкие щёчки девушки раскраснелись, синие глаза излучают веселье, а подвижные губы готовы в любую минут расхохотаться. Неужели это…
— Валентина, — девушка скатилась с сугроба, словно с горки и расхохоталась, присаживаясь передо мной в реверансе. — Не узнала?
Она закружила в танце на узкой дорожке, поскользнулась, на подвернувшейся ледышке и упала, снова заливаясь хохотом от собственной неловкости. Я смотрела на неё, как заворожённая.
— А это… ну, шубка там… откуда?
Почему-то этот вопрос беспокоил меня больше всего.
— Это? — Валентина недоумённо оглядела себя и снова рассмеялась. — Ах, это! Ты и вправду всё забыла?! У меня не много талантов, до тебя мне далеко, но красивая одежда, украшения!.. — Валентина мечтательно прикрыла глаза. — Всегда были моей слабостью. При любых обстоятельствах я умею трансформировать самый незначительный предмет в нужную мне вещичку. Например…
Валентина слепила снежок и кинула мне в руки.
— Лови!
Я схватила комочек снега и… у меня в руках лежали нежнейшие, вязанные рукавички. Мягкие, пушистые, они так и просили надеть их!
— Нравятся? Забирай! Я тебе сейчас тоже шубку сделаю. Не замёрзнем!
Я посмотрела на свои поцарапанные в схватке с Николаем-Литтусом ладони, помяла полу бабки Вериной куртки и буркнула.
— Да ладно. Мне и так сойдёт. Не холодно.
Валентина пожала плечами, и рукавички высыпались из моих рук струйкой холодного снега.
Хлопнула калитка.
Август юркнул за угол дома, бросив книгу Звездочётов, а мы с Валентиной остались стоять на месте и в первую минуту не могли разглядеть тех, кто вошёл на заснеженный двор. От калитки бил такой сноп ярких разноцветных искр, что мы зажмурились.
— Ох! Вот это да! Так это же Женя!
По узкой дорожке к нам бежал Омар, за его спиной, кисло улыбаясь ковылял Мелка Лёк, небритый, одетый в грязный китайский пуховик из-под полы которого… глазам не верю! Выглядывала нахальная морда Тотошки. Он выскользнул из рук Мелки, бросился следом за удиравшим Августом, остановился, подозрительно понюхав сказание о Карле Великолепном, и только потом подошёл ко мне, независимой, медленной походкой.
— Женя, до чего я рад тебя видеть! А Мелка сказал, что ты уехала! А теперь приехала, да? Как ты нас нашла?!
Вопросы сыпались из Омара один за другим, и я с благодарностью посмотрела на Мелку: «Спасибо, что не сказал мальчишке про ангела. И про меня».
Мелка отвёл глаза и встретился взглядом с Валентиной. Холодное равнодушие тотчас исчезло из его глаз. Мелка подтянулся, распрямил сгорбленную спину и заворковал, гоголем расхаживая вокруг прекрасной Снегурочки. Забормотал что-то про «счастлив видеть», про «благословенную судьбу» забросившую «дивное создание» и так далее. Я вздохнула и подхватила Тотошку на руки.
— Да, я уезжала. И…
Омар меня не слушал. Взгляд Омара был устремлён на Валентину и искры сыпались из него так интенсивно, что снег вокруг оплавился и покрылся ноздреватой коркой.
— Вы Валентина?! Вы ведь красавица Валентина из Северного королевства! Я видел ваш портрет!
Валентина заулыбалась и нежно прижала мальчика к своей белоснежной шубке.
— Здравствуй, милый мальчик. Вот уж не думала, что кто-то помнит обо мне!
— Да вы что! — Омар прямо таки зафонтанировал искрами и мне пришлось отступить в сторону, чтобы не быть обожжённой. — Конечно, вас помнят! Вас Принцесса Льда несправедливо выгнала из королевства! Где же вы были столько времени? Вам нужна помощь? Мы с Мелкой с радостью вам поможем.
— Всенепременно, — вставил Мелка, предупредительно беря Валентину под локоток и оборачиваясь назад. Во взгляде его читалось неприкрытое злорадство.
Тропинка была узкая и потому мы шли гуськом.
Впереди — Омар. Он шёл спиной к дому, поминутно рискуя оступиться и упасть, и влюблено рассматривая красавицу Валентину. Следом за ними Валентина и Мелка. Пройдоха держал Валентину под руку, а перед самым крыльцом положил руку на талию, будто опасаясь, что красотка не сумеет самостоятельно забраться на крыльцо. Я брела сзади всех. Тотошка на моих руках безмятежно дремал, словно мы и не разлучались. Августа нигде не было видно.
Омар распахнул дверь, приглашая зайти в дом. Первой зашла Валентина, Омар шмыгнул следом, а Мелка задержался на пороге, ухмыльнулся и придержал передо мной дверь.
— Заходи, Женя. Не царские хоромы, кончено, но… зато здесь все свои, не так ли?