Валентина. Лесное озеро. Секрет лешего. Снова Переход.
— А я ей говорил! Говорил: дрянная деревенька! Так нет же — пошла! Она вообще кого-нибудь слушает?
— Да никого она не слушает. Поступает только так, как ей хочется!
— Перестань, ты несправедлив.
— Да? Да я про неё такое…
— Что?!
— Ничего. Смотрите, кажется, очнулась.
Зрение медленно возвращалось ко мне. Сначала я видела только колебание света. Горела свеча. Затем различила размытые пятна человеческих лиц. Этого знания мне было достаточно, чтобы снова забыться. Человеческие лица, это вам не рыла ослоухих постземов, среди них можно и расслабиться.
Снова я очнулась, когда в глаза бил дневной свет. Оплывшая свеча стояла на столе в красивом подсвечнике. Стол был застелен накрахмаленной скатертью и его красочно расшитые искусной вышивкой края топорщились, не смятые ежедневным использованием. Запах кофе дурманил, заставляя сглотнуть набежавшую слюну.
Последнее, что я помню, как свалилась у стены лесной избушки, оглушённая тяжёлым ударом. Где я сейчас?
Льняные занавески колышутся, прикрывая чисто вымытое окно, старинные часы беспечно тикают на стене. В глиняной, расписанной причудливыми узорами вазе — свежие розы. Да где я, чёрт возьми?!
— Очнулась?
Мелодичный голосок раздался сзади, и я резко повернула голову. В темени, словно молоточки застучали, и голова моя бессильно откинулась на подушку.
— Осторожно! — белокурая Валентина заботливо положила прохладную руку на мой лоб. Ну, конечно! Кто ж у нас ещё способен придать уют и домашнее очарование любому, самому затрапезному уголку вселенной?! Но как она здесь оказалась?
— Откуда ты? — говорить мне было трудно, и я старалась строить короткие фразы.
— Мы так волновались за тебя, так волновались, — защебетала Валентина, накладывая на мой лоб холодную повязку. И чего ей дался мой лоб?! Меня ж по темени ударили. — Ты ушла — и пропала! Я говорю: давайте искать! Мальчики оделись и пошли. И я с ними. Мы Настасью нашли. Бабушку Настасью. Нам Август помог.
— Да хоть бы и пропала — невелика потеря! — к моему ложу независимо фыркая, приблизился Мелка Лёк. Его лоб пересекала глубокая царапина, рука держалась на привязи, а морщин возле глаз заметно прибавилось.
— Не говори так — ты тоже волновался! — Валентина хлопотливо поправила мою подушку.
— Волновался? Да я за Омара волновался! Ей и в голову не приходит, что есть люди, о которых надо заботиться. Предупреждать, когда собираешься смыться в неизвестном направлении, чтобы другие не чувствовали себя брошенными!
— Брошенными?! — голова моя гудела, но я поднялась на локтях, сбрасывая со лба мокрую повязку. — А кто оставил меня одну на берегу? Забыл?!
— Ой, ну не надо! Не надо! Снова безосновательные придирки!..
— Женя!!! — в комнату вбежал Омар, и деревянные стены озарились ярким светом. Разноцветные искры заметались, падая вокруг, и на белоснежной скатерти я заметила маленькую чёрную дырочку. Да этот парень когда-нибудь подожжёт нас на радостях!
— Женя я так рад! Бабушка Вера сказала, что ты обязательно очнёшься, а я всё ждал-ждал… Она рассказала, как ты храбро сражалась. Ты всех спасла! Наволы всех одурманили и нас тоже. Если бы не ты, нам бы никогда из этого леса не выбраться.
— Всех спасла? А дядьку Василия?
Валентина горестно вздохнула, а Мелка отвёл глаза.
— Нет. Его было не спасти. Мы похоронили старика. Рядом… ну, ты знаешь.
— Рядом с ангелом! — голос Омара звенел от жалости и горя. — Ты знаешь, Женя, ангел тоже сражался и погиб, как герой. Этого никто не знал. Никто не знает про ангелов, что они такие!.. Я про них напишу. И другим расскажу тоже.
Я прикрыла глаза. Все живы. Все, кроме старого лешего.
Короткий разговор лишил меня остатков сил, и я тихо задремала. Из забытья меня вывел скрип закрывающейся двери.
В комнате по-прежнему было светло, но рядом никого не оставалось, лишь Валентина сидела поодаль, подперев кудрявую голову маленьким кулачком. Взгляд её был задумчив, и лицо казалось постаревшим, утратившим свою привлекательность. На секунду мне почудилось, что сквозь персиковую кожу проступили очертания прежних черт: одутловатые серы щёки, выпуклые глаза… но наваждение тотчас исчезло, и Валентина повернулась ко мне с приветливой улыбкой.
— Проснулась? Ты, наверное, голодна?
— Да. То есть — нет. Не очень.
— Марья печёт пирожки, — Валентина пренебрежительно передёрнула изящными плечиками. — Она не признаёт моих угощений. Тебе принесут.
— Ага. А что же постземы? Отступили?
— Боюсь, это ненадолго, — Валентина озабоченно покачала тщательно завитой головой. — Они озадачены, что встретили такого серьёзного противника, но они соберутся с силами и выступят вновь. Но теперь мы готовы их встретить.
Я хмыкнула. Это она что ли готова? Маникюр не боится испортить?
Валентина заметила моё недоверие и, кажется, обиделась. Мне стало неловко, и я решила сменить тему.
— Как бабка Настасья? Ей уже лучше?
— Да, — ответ Валентины был кратким. Точно, обиделась. — Омар собирается в село, если хочешь, передай бабушке Настасье письмо.
— Какое письмо? — предложение Валентины сбило меня с толку.
Валентина пожала плечами.
— Когда друзья болеют, их обычно навещают. Передают гостинцы или пишут письмо. Хотя бы.
Тон её был сух.
Я задумалась.
Была ли бабка Настасья мне другом? Вот уж не знаю. Суровая старуха с жёсткими, всегда поджатыми губами. Впрочем, врагом она мне тоже не была. Как-никак на одной стороне воюем.
— Хорошо. Я напишу письмо.
Но сказать это было куда проще, чем сделать. Правая рука всё так же не двигалась и лишь возможность слабо шевелить пальцами давала надежду, что чувствительность и сила к ней вернётся.
— Я помогу, — смилостивилась Валентина.
Она щёлкнула тонкими пальчиками, и в её руке появилось изящное перо и розовый лист бумаги.
— Диктуй.
Я вздохнула. Сроду не писала писем. По-крайней мере, не помню, чтобы писала. Да и глупая по-моему затея. Хотя…
— Пиши: «Баб Настасья перекантуйся одна ещё пару дней. У нас тут аврал. Если постземы тебя атакуют, дай знать с Омаром».
— Всё?! — брови Валентины поползли вверх.
— А что ещё?
— Ты не хочешь узнать про её здоровье?
— Так ей вроде лучше… или нет?
— О боже! — Валентина макнула перо в воображаемую чернильницу и быстро застрочила по бумаге. Спустя минуту, передо мной лежало безукоризненно вежливое послание.
«Дорогая бабушка Анастасия!
Очень беспокоюсь, как твоё здоровье? Надеюсь, ты скоро поправишься. К сожалению, не могу вернуться так скоро, как хотелось бы — дела задерживают меня на некоторое время. Если возникнут трудности — передай сообщение с Омаром.
Твоя Женя».
Валентина картинно закинула ногу на ногу.
— Согласись, так гораздо лучше.
Да так лучше.
Листок лежал прямо передо мной, исписанный небрежным, таким знакомым подчерком…
В комнату бочком протиснулся Омар и спросил громким шёпотом.
— Не спит?
Не сплю.
Омар пришёл не с пустыми руками. Принёс тарелку, наполненную горячими пирожками, и по обыкновению заговорил быстро, брызгая разноцветными искрами.
— Женя, тебе лучше? Мы с бабушкой Верой к озеру ходили! Знаешь, какое здесь озеро?! Бескрайнее, как море!
Его что, тоже по голове ударили? Мальчуган явно бредит. Откуда в Грязновке озеро?!
Сомнения отразились на моём лице, и за Омара вступилась Валентина.
— Есть озеро. Мы же во владениях лешего. А здесь всё не так. Лешие способны менять мир по собственной прихоти. Оттого их и не встретить — живут в своих мирах.
— Создают собственную реальность?
— Да.
— А постземы? Они здесь откуда?!
— Создать собственный мир не значит, закрыть в него ход. Кто-нибудь, да проникнет. А жители Бездны те ещё проныры. Были времена, когда они и в Высший мир проникали.
— И что же?
— Ничего. Их уничтожили Северяне. Ты не помнишь?
Нет. Я не помню.
Я попыталась встать, и боль тотчас заколотила в голове маленькими тревожными молоточками.
— Куда ты?! — всполошилась Валентина. — Тебе лежать надо!
— Подышу свежим воздухом, — пробормотала я. — Не надо меня провожать.
Валентина всё же довела меня до двери, заботливо поддерживая за плечи, и лишь после неоднократного заверения в моей способности идти самостоятельно, оставила меня в покое.
Воздух в лесу был упоительный. Всюду, куда хватало глаз стояли огромные, покрытые древним мхом сосны. На земле лежал слой подтаявшего снега, и следы недавней борьбы отчётливо виднелись на его рыхлой поверхности.
Меж стволов безобразно чернели два могильных холма, и я поковыляла к ним, бережно придерживая больную руку и стараясь не шевелить головой.
На поваленном стволе у могил сидел Мелка. Увидев меня, он кивнул, но против обыкновения не улыбнулся и не отпустил одну из своих мерзких шуточек.
— Встала? Я тётку Марью позову. Она велела кликнуть тебя, когда очнёшься.
— Хорошо.
Я заняла Мелкино место и дождалась, когда его силуэт исчезнет за стволами деревьев. Придав телу скорбную позу, а лицу задумчивый вид я, осторожно, огляделась кругом. Никого. Серо-рыжая белка пробежала по гладкому, лишённому сучьев стволу, недоверчиво покосилась на меня чёрными глазами и скрылась в кроне сосны. Дятел, принялся стучать над моей головой, разыскивая еду, да видно передумал и тоже исчез меж деревьев. Ничто более не нарушало моего одиночества.
Больше не таясь, я запустила левую руку в карман и вынула два письма. Одно на красивой розовой бумаге, а другое — старый, множество раз перечёркнутый черновик. Помятый листок, вырванный из обычной ученической тетради.
Оба письма были написаны одной рукой.
«…почерк Николая, несомненно». Слова Валентины не давали мне покоя. Несомненно?! Для кого — несомненно?! Валентина, глазом не моргнув, выдала своё письмо за происки подлого Литтуса Флэта. Она была так искренна, когда рассказывала о наглых приставаниях Людвига. Дорогого Людвига.
«Дорогой Людвиг! Настала пора действовать…»
Я снова и снова перечитывала эти строчки. Мне припомнилась наша единственная встреча с Людвигом. Серый ноябрьский день. Кольцо… да, верно, он дал мне кольцо и указал направление. И я пошла. И там был ломбард, точно!
Я даже подпрыгнула от волнения, и боль тут же дала о себе знать, суетливо стукнув молоточками внутри головы: тук-тук, я здесь! Я снова села, подпирая под себя ноги. Так, ломбард действительно был. Но я туда не пошла. Почему?
Тот день мне помнился со всей отчётливостью. Я не пошла туда, потому что поранила руку. Я поранилась о свой старый зонт. Или, если Мелка не врёт, я поранилась о… Мелку? Я поморщилась: чушь какая-то. Конечно, Мелка врёт.
Итак, я поранилась и не вошла в ломбард. А в ломбарде, судя по письму, меня ждал Переход. Переход, подготовленный Людвигом и Валентиной. Куда он вёл?
«К дорогому Людвигу, куда же ещё», — мрачно подсказал внутренний голос: «ты бы вернулась в Высший мир, лишённая сил и знаний — Женя из Грязновки вместо блистательной Принцессы Севера». Так вот каков был план!!!
Чем больше я думала обо всём этом, тем большая злость поднималась во мне. У всех был план. У всех, кто меня окружал, был план, который касался меня, моего будущего и я, как бездомная собачонка приставала то к тем, то к этим, следуя чьему-то придуманному плану. Надоело.
Даже у меня самой, той, чьей жизни я не помнила и не знала, был план и чёткие указания для меня нынешней, что я должно делать.
Я нащупала мешочек с «прахом» Ивоны, по-прежнему висевший у меня на шее. Никак не могла с ним расстаться. Не покидало ощущение, что это часть меня, да впрочем, вне всякого сомнения, это так и было.
«— Зачем камень вынимали из гнезда?
— Чтобы изменить путь. У тебя есть враги, нельзя чтобы они знали каждый твой шаг».
Я покрутила пальцами кольцо. Камни: чёрный и пурпурно-красный переливались, бросая блики на поверхность окружающих предметом. Приметное колечко. Я предпочитала камни прятать внутрь ладони. Тогда кольцо становилось обычной желтоватой полоской металла, многочисленные царапины на которой выдавали не слишком бережное хранение. Кольцо я не снимала с того самого дня, когда потерянное и вновь обретённое одела его на указательный палец правой руки. Там, в маленькой норе в дождливый, ноябрьский вечер. И тогда я попала в мир лесных Лохмов. И встретила Ре Тука. И… пошло-поехало! Так значит, я следую тем путём, которым ведёт меня кольцо?
«А кольцо тебе дал Людвиг», — подсказал неугомонный внутренний голос.
— А Ивона предусмотрительно изменила путь, до поры до времени припрятав чёрный камень, — вслух возразила я и лес возмущённо зашелестел тысячью крепких, закалённых морозами сосновых иголок.
«Ш-ш-ш-ш-шу-т-т-т-т-ит, ш-ш-ш-ш-шу-т-т-т-тит. П-п-п-у-т-т-т-ть п-п-проло-ж-ж-жен. П-п-пу-т-ть п-п-п-пролож-жен».
Кем проложен мой Путь? Людвигом? Валентиной? Ивоной?
Кольцо неслышно упало на талый снег.
— Женька!
Меж сосен показалась фигура тётки Марьи, согнувшейся под неизменным рюкзаком.
Я наступила ногой на кольцо, и оно исчезло в снегу, придавленное моим весом.
— Я тут!
— Да уж вижу…
Тётка Марья поправила шапку, съехавшую на лоб и, не смущаясь, высморкалась.
— Чего поднялась-то? Оклемалась? Дай-ка руку гляну…
Она цепко пробежала пальцами по моей руке, задирая рукав до самого локтя, и удовлетворённо кивнула.
— Пустяки. На-ка вот — на ночь приложишь.
Тётка Марья пошарила руками в необъятном рюкзаке и вынула пакетик, перевязанный чёрной суровой ниткой.
— Это чего?
— Так… тряпица. Ты ею плечо обмотай — к утру и пройдёт. Обязательно вечером. Эта вещь только при лунном свете действует.
— А ты? Ты что — уходишь?
Тётка Марья снова высморкалась и беспокойно оглянулась на избу.
— Не нравятся нам, Женька твои гости. Ты уж извиняй.
— Подождите, — я ничего не могла понять. — Так вы все уходите? И бабка Вера? А я как же? А постземы? Бездна? Ведь они снова нападут!
— Непременно нападут, — согласилась тётка Марья. — Так мы прямо к Бездне и пойдём. Чего ждать-то? Только ты вот что, Женька… — тётка Марья снова оглянулась на избу и зашептала мне в самое ухо, больно сдавливая ладонью раненое плечо.
— Ты про то молчок! Я твоим-то сказала, что мы в деревню возвращаемся. И мальчонка ихний с нами идёт. А эта здесь со своим хахалем останется. Вроде как за тобой присмотреть.
— Кто, Валентина? — не поняла я. — С каким хахалем?
— Да ты чего, Женька?! — тётка Марья рассердилась. — Глаза разуй. Мирослав этот глаз со своей крали не сводит, только что слюни не пускает. Мальчонка им без надобности, вот и отсылают его. Так мы его в деревню отведём под Настасьин присмотр. Только и ты, Женька, уходи.
— Чтобы Валентину с Мел… Мирославом не мешать? — мрачно осведомилась я.
— Да бог с ними, — тётка Марья подхватила рюкзак и зашагала по узкой тропинке, петляющей меж сосен. — Пошли, Женька!
Я послушно поднялась и пошла вслед за тёткой Марьей. В ту же минуту, как мы ступили на тропу, дверь лесной избушки хлопнула, и серебристый голос Валентины огласил безмолвный лес.
— Женя, ау! Где ты?
Я хотела отозваться, но тётка Марья проворно прыгнула назад и зажала мне рот, сухой, горячей ладонью.
— Ах, ты, господи! Не успели… Молчи, Женька! Беги за мной, авось не догонят!
Ничего не понимая, я заторопилась за тёткой Марьей вглубь леса. Сзади по-прежнему продолжали кричать. К мелодичному голоску Валентины прибавился звонкий крик Омара и хриплый тенорок Мелки.
Что-то им вторила бабка Вера, но я уже не слушала, ныряя за проворной тёткой Марьей, под разлапистые ветви сосен. Тропа уходила вниз и вскоре среди стволов, замелькала водная синь. Омар был прав — недалеко от избушки находилось непокрытое льдом озеро.
— Сюда! — тётка Марья съехала на спине к самой воде и засеменила вдоль крутого берега, внимательно оглядывая припорошенный снегом обрыв.
— Тёть Маша, мы чего ищем-то?
— Лодку, — тётка Марья высмотрела что-то в завале серых веток и полезла в самую их гущу — разгребать.
— Лодку? А чего мы поплывём что ли? Да ты можешь объяснить толком?!
Тётка Марья уже толкала громоздкую на вид лодку, обливаясь струями пота. Не лодка, а целый корабль!
— Подсоби!
Судно оказалось неожиданно лёгким и вместе мы подтянули лодку к кромке воды.
Тётка Марья встревожено посмотрела вверх, откуда мы только что спустились. Погони не было.
— Ты вот что, Женька. Слушай и запоминай: мы, когда Василия нашли, он ещё живой был. Растерзанный, избитый, в чём только и душа держалась — а живой. Так он мне перед смертью передал, что бы ты нашла эту лодку. Про переход что-то толковал. Велел тебя сюда привести. Да только тайно, чтоб никто не видел. Он бы и сам всё хотел сделать, да вот видишь — не судьба.
— Переход? — я с сомнением посмотрела на утлую лодчонку. — Что тебе известно про Переход?
— Ничего, — тётка Марья пожала плечами. — Василий сказал — ты сама всё поймёшь.
Ветер тревожно загудел и донёс до нас далёкие голоса.
— Женя! Ты где? Маша!
— Поторопись! — тётка Марья подтолкнула меня к лодке. — Я им навстречу пойду, на обманную тропу выведу, а ты ступай…
Тётка Марья оттолкнула лодку от берега, и я взяла в руки тяжёлые вёсла. Долго у меня не получалось вставить их в уключины, наконец вёсла встали на свои места, но гребла я тяжело и неумело.
— Женька! — тётка Марья стояла с обнажённой головой. Поднявшийся ветер сорвал с её головы шапку, и седые волосы разметались, закрывая лицо. — Ты возвращайся, Женька! Без тебя, сама знаешь!.. А мы уж тут…
Ветер подхватил лодку, и неуклюжие движения вёсел скорее мешали, чем направляли лёгкую посудину в нужном направлении. Да я и не очень-то знала, какое из направлений нужное. Я перестала грести и только наблюдала, как одинокая фигурка тётки Марьи становится всё меньше и дальше. Вскоре берег исчез в налетевшем тумане и вовсе стал невидим.
Дядька Василий… надо же. Непрост оказался старый леший, ох, не прост. Что он знал о Переходе? Откуда ему известно, что я искала? А может и неизвестно вовсе, передал тётке Марье тайну, что не смог унести с собой в могилу? И куда приведёт меня этот путь? Я перестала задавать себе бесполезные вопросы, ответы на которые знал только мёртвый леший и внимательно огляделась вокруг.
Вблизи вода была свинцового цвета, ледяная на ощупь. Немного воды залилось в плохо промазанные щели. Для долгого пути лодка явно не годилась. Я нашла помятую алюминиевую кружку и принялась выплёскивать набежавшую воду за борт. Но вода снова набиралась, куда быстрее, чем мне удавалось от неё избавиться, и я поняла всю бесплодность моей затеи.
Ветер всё крепчал, и теперь лодка неслась по свинцовой поверхности, как хороший катер, снабжённый мощным мотором. Серый, потёртый нос вздымал белые буруны, и такой же след оставался за кормой. Неожиданно с правого борта показался серый, лоснящийся бок и лодку ощутимо тряхнуло. Вряд ли в этом озере водились акулы или им подобные существа, но мне стало беспокойно. Снова под водой мелькнула серая тень, и из воды вынырнула голова: круглая с огромными выпученными глазами. Она держалась чуть поодаль и, казалось, не предпринимает никаких усилий, чтобы двигаться вперёд, меж тем существо ни на шаг не отставало от бешено мчащейся лодки.
— Кыш! — я попыталась напугать чудовище взмахом весла, но только обдала себя фонтаном ледяных брызг.
Водяной монстр даже не моргнул глазом, но я снова ощутила мощный толчок под самое дно. Весло вывернулось из моих рук и вылетело из уключины, тяжело плюхаясь в воду. Ох, ты…
Чудовище, видимо, расценило потерю весла, как нападение и толчки усилились. Лодку трясло и качало в разные стороны. Гнилые доски трещали, щели меж ними увеличивались на глазах, и вода всё быстрее набиралась в маленькое пространство лодки.
Я лихорадочно работала алюминиевой кружкой, выплёскивая воду. Левая рука моя закоченела и потеряла чувствительность почти так же, как и правая. Промокшие ноги сводила судорога, а молоточки в больной голове уже стучали, не переставая, грозя разнести мой бедный череп в мелкие осколки.
Я уже готова была плюнуть на Переход и покинуть своё ненадёжное средство передвижения, поднявшись в воздух, как вдруг толчки прекратились.
Чудовище исчезло, ветер утих, и потянуло запахом костра. Я завертела головой и заметила невдалеке полоску берега. Серый дымок вился из-за красноватых валунов, снега на берегу не было вовсе, вода в озере приобрела иной оттенок, меняя свинцовую серость на лазоревую синеву. Кажется, переход состоялся и первое приятное известие — водяной монстр остался в покинутой мною реальности.
Течение не торопясь приближало лодку к берегу, давая мне время осмотреться.
Бурые скалы, скудная растительность. Не слишком приветливый мир. На берегу не видно никаких построек, лишь серый дымок указывает на возможное присутствие людей. Только сейчас вспомнила про Тотошку и пожалела, что не взяла зверька с собой. Впрочем, отчаянным бабкам, вставшим на пути у Бездны он сейчас нужнее.
Днище лодки зашуршало по прибрежному песку. Я прыгнула в воду, не дожидаясь, когда лодка достигнет берега и вытянула судно на землю, насколько хватило сил. Выудив из-под скамьи ржавый якорь, я надёжно закрепила его в расщелине меж двумя валунами и зашагала в ту сторону, откуда вился тонкий дымок.