Еще до того как выпал первый снег, Кати переехала в дом Лукаса Кранаха. Ее комната наверху была в два раза больше кельи в Нимбсхене. Окна выходили на Эльбу. Фрау Кранах была понятливой женщиной.
В обязанности Кати входила уборка студии, смешивание красок, очистка кистей, уборка постелей, помощь на кухне и работа в саду. Раньше ей готовить не приходилось, а теперь она вкладывала в это занятие всю душу. В доме было много поваренных книг, и повар вместе с фрау Кранах учил ее готовить аппетитные блюда.
У Кранаха в Виттенберге было четыре дома вместе с аптекой. Иногда Кати работала там, помогая покупателям выбирать лекарства, бумагу, воск и текущий альманах. Вскоре она поняла, что альманахи пользовались спросом, и действительно, большинство покупателей больше интересовалось диаграммами астрологов, чем указаниями из Рима. Астрологи управляли их жизнью, указывая, что сажать, когда собирать урожай, когда жениться. Известный хирург Ги де Шоляк написал в 1363 году: „Если кто-то ранен в шею, когда луна вошла в созвездие Тельца, это будет опасно“. Эта догма принималась почти всеми; как только человек страдал от ран, он сразу же консультировался с альманахом.
Пускание крови, которое делали цирюльники, считалось лекарством от всех болезней. И все же пациенты чувствовали себя лучше, если предварительно заглядывали в альманах и только потом подвергались этой процедуре. Альманах указывал лучшее и худшее время для этой операции.
Когда покупатели собирались в лавке, Кати слышала все больше и больше о крестьянской войне. Истории были малоутешительными. Как-то вечером крестьянин и его жена пришли за альманахом. „Люди из нашей деревни сожгли замок, — сказал согбенный мужчина в тяжелых башмаках. — На прошлой неделе хозяева решили отомстить. Они пришли в нашу деревню, убили всех мужчин, женщин и детей. Потом они подожгли наши дома. Мы с женой уцелели потому, что отправились навещать детей. Если эти убийства не прекратятся, Германия будет разрушена!“
Кати все ждала Иеронима, всегда надеясь и удивляясь, почему он не пишет. Но он так и не появился, и больше она не слышала о нем ничего, пока один студент из Нюрнберга не вернулся после каникул. „Я видел Иеронима“, — сказал он.
„Ох! Он что-нибудь сказал о письме доктора Лютера?“ — спросила с надеждой Кати.
„Да, он получил его. Но он сказал, что его родители не дали согласия на брак. Теперь он встречается с девушкой с юга“.
„Но он должен был дать мне знать! — с болью в голосе воскликнула Кати. — Как он может быть таким бессердечным?“
„Уж такими бывают люди. — Студент пожал плечами. — Мне говорили, что девушка с юга богата“.
Чувствуя, что в ее жизни вот-вот произойдет решительная перемена, Кати взбежала по ступенькам башни, чтобы поговорить с Мартином Лютером. Ее единственным желанием было определить волю Бога и пребывать в ней.
Лютер внимательно слушал, как она открывала свое сердце. Затем, взглянув на часы, он сказал: „Кати, я хотел сказать Катерина, Бог совершает Свою работу непостижимыми путями. Чем больше у нас опыт общения с Ним, тем больше мы понимаем, что это так. Пастор Бугенхаген проводит сегодня занятия вместо меня, поэтому я использую это время для того, чтобы рассказать тебе о самых темных днях моей жизни. Может быть, тебе это поможет.
После того как я прибил свои тезисы на дверь церкви, я с удивлением заметил, что тем самым поджег всю Европу. Папа Лев X был настолько шокирован, что не знал, как поступить. Даже такой праздный человек, как он, понимал, что, если я стану мучеником, это только повредит делу. Тертуллиан писал: „Кровь мучеников — это семя“, и Его Святейшество знал, что это высказывание истинно. Он решил, что лучше всего будет заставить меня раскаяться. Эта идея завладела им, и он просил меня приехать в Аугсбург и встретиться с кардиналом Каэтаном.
Должен сказать тебе, Катерина, я боялся отправиться в этот путь! Для меня это было то же самое, что спуститься в яму со львами. Я был почти уверен, что меня сожгут на костре. И все же после многих часов молитв я убедился в том, что Бог посылает меня в этот путь. Где-то глубоко внутри я был уверен, что Бог защитит меня. Тем не менее я попросил Фридриха Мудрого дать мне охранную грамоту от императора Максимилиана. Он сделал это для меня“.
„В чем она заключалась?“ — спросила Кати.
„Это было письмо, которое гарантировало мне, что меня не арестуют во время путешествия. Путь был трудным особенно потому, что я плохо себя чувствовал, страдая желудком. В конце концов я приехал и встретился с кардиналом Каэтаном. Это произошло 12 октября 1518 года.
Как положено всем священникам, я простерся на полу перед кардиналом. Он взял меня за руку и, подняв меня на ноги, твердым голосом сообщил мне о том, что мне необходимо покаяться.
Каэтан настаивал, что основная проблема заключалась в том, что в моих 95 тезисах я отвергал самую мысль о том, что существует банк достоинств, наполненный праведностью святых, из которого с помощью индульгенции, выданной папой, грешник мог черпать все необходимое и найти прощение в грехах.
Снова и снова я настаивал на том, что Писание стоит выше, чем слова папы. Это разозлило Каэтана. Для него подобное заявление было таким же непереносимым, как горсть стекла, брошенная в глаза. Вскоре он разгневался настолько, что буквально закричал на меня и велел мне удалиться и не появляться до тех пор, пока я не буду готов сказать со смирением revoco — я каюсь.
До меня дошли слухи о том, что, несмотря на мою охранную грамоту, кардинал Каэтан обладал достаточной властью для того, чтобы арестовать меня, если я не раскаюсь. Также я узнал о том, что ворота города охранялись, чтобы не допустить моего побега. Однако друзья дали мне лошадь. Торопясь уехать, я не взял ни своего меча, ни бриджей. Я был одет только в сутану. С Божьей помощью я избежал встречи со стражей.
Положение ухудшалось. Меня пригласили приехать в Лейпциг и открыто вступить в дебаты с Иоанном Экком, профессором университета Ингольштадта. Ко времени моего приезда вся страна бурлила. Улицы были заполнены вооруженными людьми со знаменами. Поскольку городской совет боялся, что Экк может пострадать, там присутствовало более двухсот студентов из Виттенберга, ему дали охрану из семидесяти шести человек.
Кати, я хотел сказать Катерина. Если б ты могла быть там! Дебаты прошли с 4 по 14 июля 1519 года. Стояла страшная жара. Мне все время приходилось вытирать лицо.
Пока я проводил дебаты перед толпой, я чувствовал себя смиренным и униженным, потому что в каждой ассамблее были выдающиеся ученые, рыцари и герцоги. Некоторые почитали меня. Другие, как герцог Георг, хотели сжечь меня на костре. Мы обсуждали разные предметы: первородный грех, чистилище, власть папы, важность соборов и, особенно, индульгенций.
В одном месте я говорил по-немецки, чтобы даже миряне могли понять меня. Я сказал: „Любому мирянину, вооруженному Писанием, нужно верить больше, нежели папе или собору без него“. К концу дебатов мой конфликт с Римом обсуждался по всей Европе.
Летом 1520 года папа Лев выпустил Exsurge Domine — свою буллу против меня. Она заканчивалась такими словами, — он достал документ и прочитал:
Итак, мы даем Мартину шестьдесят дней, в которые ему надлежит покаяться. Дни отсчитываются от публикации этой буллы в этом районе. Любой, кто посмеет нарушить наше отлучение и анафему, предстанет перед гневом Всемогущего Бога и апостолов Петра и Павла.
Эта булла была выпущена 5 июня 1520 года. По какой-то причине я получил ее только 10 октября. За это время мои книги сожгли в Риме и в других местах. Это тоже вызвало много проблем. В Майнце мои книги сложили стопкой, и палач, в чью обязанность входило сжечь их, выступил вперед. Но прежде чем он успел поднести факел, он задал вопрос: „Эти книги были осуждены законно?“ Когда голос из толпы ответил „нет“, он отошел“.
„И на этом все кончилось?“ — спросила Кати с широко открытыми глазами.
„О нет. Мои враги были полны решимости и 12 ноября сделали стопку книг поменьше. Когда палач отказался поджечь их, их зажег могильщик! Только несколько старух остались посмотреть“, — Лютер усмехнулся.
„Но не все ваши сочинения сожгли, — вставила Кати. — Копия „Вавилонского пленения“ попала в Нимбсхен. Только края ее обгорели. Именно этот трактат побудил многих из нас бежать“.
Лютер потер руки. „Это доказывает, что истину Божью нельзя уничтожить. Но давай продолжим. 3 января 1521 года папа выпустил еще одну буллу: Decet Romanum Pontificem. Это было моим отлучением!
Наверное, Его Святейшество считал, что это положит конец беспорядкам. Но этого не произошло, потому что началась война памфлетов, и все вопросы обсуждались всеми классами людей, даже нищими. В конце концов я решил прекратить все это, обратившись к новому императору Карлу V. В этом я последовал примеру апостола Павла.
Всем известно, что я был приглашен для собственной защиты. Боясь за свою безопасность, я потребовал и получил охранную грамоту от императора Карла V. Меня предупредили, что эту грамоту могут не принять в расчет, как это было в случае с Яном Гусом“.
„Ян Гус это тот, которого сожгли в Констанце?“ — спросила Кати.
„Да, я имею в виду богемского реформатора, который проповедовал причастие для всех. Когда Гус был приговорен к суду в Констанце, император Сигизмунд дал ему охранную грамоту, чтобы она охраняла его в пути. Но документ не помог, и его сожгли на костре. Это произошло 6 июля 1415 года.
Я боялся, что так произойдет и со мной, поэтому я стал изучать Карла V, чтобы узнать, что он за человек. Могло ли произойти так, что он тоже нарушит собственное слово и что меня сожгут на костре?
Подошло время, императору Карлу было чуть больше 21, и он испытывал много противоречивых влияний. Папа не одобрял его выбор и отказался короновать его, и все же он был ревностным католиком. Он был внуком императора Максимилиана, его мать, Иоанна, сошла с ума. Когда ее муж Филипп Красивый умер, она отказалась хоронить его. Она сохранила его останки во дворце и, когда отправлялась в путешествие, всегда брала их с собой. Она даже заставляла время от времени открывать гроб!
Для того чтобы помочь мне понять нового императора, один из студентов университета составил таблицу его предков и вручил ее мне. Подожди, я посмотрю, может быть, она со мной“. Лютер встал и поискал что-то в своих книгах. Затем воскликнул: „А, вот она“. Он расправил лист и разложил его на столе перед Кати.
„Вот, ты видишь, что он был внуком королевы Изабеллы, которая финансировала Христофора Колумба, и племянником Екатерины Арагонской, которая вышла замуж за английского короля Генриха VIII.
Должен признаться, Кати, я испугался. Но молитва укрепила меня. Да, я стучал, искал, просил, ждал и снова взывал. 2 апреля доктор Амсдорф, я и еще трое человек отправились в Вормс“. Он остановился и улыбнулся.
„Имя доктора Амсдорфа напомнило мне, что он хотел встретиться с тобой сегодня. Он сказал, что это очень важно. Ты знаешь его?“
„Конечно! Я много раз слышала его проповеди, и он мне очень нравится, потому что он говорит не так долго, как пастор Бугенхаген. Но, доктор Лютер, почему он хочет поговорить со мной?“ Она нахмурилась.
„Я думаю, он хочет сделать тебе предложение. Не пугайся. Ты переживешь это. Давай вернемся к нашей поездке в Вормс. Пока мы путешествовали, толпы людей выходили, чтобы посмотреть на нас и пожать мне руку. В одном месте, однако, мне вручили послание Спалатина — капеллана Фридриха Мудрого. Это послание предупреждало меня о серьезной опасности. Я уже знал об этом. Но Бог помогал мне, и я ощутил прилив новых сил. Я ответил: „Даже если там будет столько дьяволов, сколько дранки на крыше, я все же войду в этот город“.
„16 апреля в 10 часов утра сторожевой на стене заметил наше приближение. Тогда он взобрался на шпиль собора и протрубил, объявляя о нашем приезде. Нам навстречу выехала сотня всадников. Они проводили нас в город. Когда мы въехали в город, улицы были заполнены людьми, деревья и окна также были усыпаны ими. Народу собралось столько, что нам было тяжело продвигаться по улице на телеге. Около двух тысяч доброжелателей провожало нас. 17 числа рейхмаршал вошел в мою комнату и сообщил, что я должен предстать перед парламентом в четыре часа пополудни.“ Он встал и начал прохаживаться. „Последующие за этим часы ожидания были тревожными. В конце концов пришло время идти. Улицы были запружены любопытными, и меня проводили до зала и ввели через заднюю дверь.
Очередная задержка почти истощила запас моих сил, и тут мне велели подняться, чтобы предстать перед судьями. Прямо передо мной сидели император Карл V, несколько епископов, знать и много вооруженных людей. Оглянувшись, я заметил скамью, на которой стопками лежали мои книги. Это навело меня на мысль о том, что должно было произойти.
Пока я стоял и ожидал своей участи, как заключенный, читали имена знатных гостей, причем называли громкий титул каждого. Затем Иоанн Экк, официальный представитель архиепископа Трирского, указал на книги и спросил меня: „Это вы написали их, и готовы ли вы раскаяться?“ Этот вопрос был обоюдоострым мечом, и мне нужно было время, чтобы его обдумать. К счастью, мой друг доктор Иероним Шурфф, профессор из Виттенберга и знаток канона, получил разрешение выступать моим защитником. Он дал мне время, попросив прочитать названия книг.
Пока читали названия тридцати пяти книг, я истово молился, чтобы Бог подсказал мне правильные ответы, и Он услышал меня. Я признался в том, что был автором этих книг. Затем я сказал, что, поскольку вторая часть вопроса касалась веры и спасения души, мне нужно время, чтобы подумать, прежде чем дать ответ. Мне позволили вернуться к себе, для того чтобы встретиться с ними на следующий день.
Эта задержка огорчила моих злейших врагов. Но я убежден в том, что такова была воля Божья. Вернувшись к себе, я молился, изучал, делал пометки. Я знал, что приближалась проверка всей моей жизни, и, Кати, пока я молился, я чувствовал, как объятия Христа возвращают мне силы. Поверь мне, объятия были настоящими. Да, настоящими!
На следующий день 18 апреля меня не вызывали до шести часов. К тому времени уже стемнело. И снова я встретился с властями. Взглянув на императора, я заинтересовался тем, что он делает. У него была привычка сидеть с открытым ртом. Я боялся, что безумие его матери могло повлиять на него. Несмотря на охранную грамоту, достаточно было лишь слова, слетевшего с его губ, чтобы меня сожгли на костре.
Вскоре Экк — не тот Экк, с которым я встретился в Лейпциге, начал обвинения. У меня нет времени повторять все, что он говорил, осуждая мои книги. Задавая вопросы, он злился все больше и больше и в конце концов закричал: „Я спрашиваю тебя, Мартин, отвечай честно, не лукавя: отрекаешься ли ты или нет от своих книг и ошибок, которые они содержат?“
„В этот момент, Кати, я почувствовал новый прилив силы от Господа. Повернувшись к нему, я ответил: „Поскольку ваша милость и господа хотят услышать простой ответ, я отвечу, не лукавя. Поскольку я убежден Писанием и доводами здравого смысла, я не принимаю власти пап и соборов, потому что они противоречат друг другу, — моя совесть подчиняется Слову Бога! Я не могу и не буду каяться в чем-либо, потому что идти против своей совести непозволительно и небезопасно! Вот, я стою перед вами, и по-другому быть не может. Да поможет мне Бог. Аминь“.
„Я оставался в Вормсе еще несколько дней, пока ученые пытались убедить меня в том, что я заблуждаюсь. Я помню, как избиратель из Бранденбурга спросил: „Вы действительно имеете в виду, что не подчинитесь ни в коем случае, если не будете убеждены Святым Писанием?“ На это я ответил: „Да, любезный господин. А еще меня может убедить ясный довод“.
„26 апреля наша группа покинула город. Я не покаялся и не изменил своим мыслям. Во время нашего путешествия назад в Виттенберг нас неожиданно остановили, когда мы проезжали лес Вальтерсхаузен. Какой-то разбойник схватил лошадь под уздцы и ударом кулака сбросил на землю нашего кучера. Другой потребовал, чтобы мы назвали свои имена, и, когда я сказал, что меня зовут Мартин Лютер, он направил на меня свой самострел.
Доктор Амсдорф сильно испугался. Но, зная, в чем дело, я шепнул ему: „Не волнуйтесь, мы среди друзей“. Далее, когда мы оказались в укромном месте, меня переодели рыцарем и сказали, что теперь мое имя Юнкер Йорг. Мы проделали долгий путь и наконец достигли Вартбургского замка. Там меня заперли в келье.
После нескольких часов пребывания в келье меня перевели в лучшую комнату. Там меня держали до тех пор, пока мои волосы и борода полностью не отросли. В ожидании этого я изучал речь и манеры рыцарства“.
„А кто задумал это ложное похищение?“ — спросила Кати.
„Фридрих Мудрый!“
„Почему?“
„Потому что кончалось действие охранной грамоты, а я знал, что император хочет, чтобы меня арестовали“.
Глаза Кати округлились. „А вы боялись?“
„Конечно. Кроме того, я находился под смертным приговором. И все же больше всего я чувствовал скуку. Часы тянулись невыносимо медленно. И вдруг Господь нашел для меня дело. Он велел мне переводить Новый Завет на немецкий язык.
Пока я работал, пытаясь упростить свой вариант так, чтобы любой мирянин мог свободно понимать смысл, меня мучили плохие сны, чувство неуверенности, кроме того, я страдал желудком. Иногда мне казалось, что комната полна демонов. И тем не менее Господь помог мне. Я закончил перевод за одиннадцать недель.
Кати, все дети Божии должны пройти через черные времена. Бог всегда помогает нам. Всегда! Он — наш Вартбургский замок! Сегодня мой Das Newe Testament Deutsch читается по всей Германии. — Он посмотрел на часы. — Не забудь поговорить с доктором Амсдорфом! Он преподавал в Виттенберге за девять лет до того, как я приехал. Доверься ему. На него можно положиться. — Лютер протянул руку. — Ты должна меня простить. У меня занятия“.