Это было первое воскресенье после побега, и Кати вместе с друзьями доктора Лютера наслаждалась монастырским обедом, состоявшим из жареной говядины и капусты. Когда с едой было покончено, доктор Лютер сделал объявление. „Для многих из вас нашлось место, — сказал он. — Поскольку многие из вас в конце месяца переезжают, мне хотелось бы объяснить вам несколько краеугольных камней нашей веры. Это важно, потому что вы будете работать с другими семьями, будете воспитывать собственных детей, а для этого вам необходимо понимать всю глубину библейской истины“.

Затем Лютер проводил девять девушек в свой кабинет в башне. В простой и строгой комнате двойное окно открывало вид на Эльбу. Кабинет украшали лишь темные стенные панели, большая печь и стол, заваленный книгами, за которым работал доктор Лютер.

Лютер заговорил со всей серьезностью: „Этот кабинет стал для меня тем, чем горящий куст был для Моисея. Именно здесь я познал истинное значение оправдания. Но об этом я вам уже говорил, поэтому сейчас мне хочется рассказать вам о 95 тезисах, которые чуть не привели меня к столбу…“

„Герр Цвиллинг говорил нам об этих тезисах“, — перебила его Кати.

„Он вам объяснил их?“ — спросил Лютер, и тень промелькнула на его лице.

„Нет. Он начал, но потом остановился. Он сказал, что вы сами хотели нам объяснить их“.

„Хорошо! — Из угла Лютер вытащил свернутый манускрипт. — Это копия тезисов. А теперь идите за мной, и я расскажу вам, что заставило меня прибить их на дверь церкви. По пути я расскажу вам также об истории реликвий и индульгенций“.

Человек в одежде монаха повел их вниз, и тут его одежда зацепилась за гвоздь.

„Позвольте мне зашить вашу одежду“, — почти в один голос предложили Кати и Аве фон Шенефельд.

„Ничего страшного, — ответил поспешно Лютер. — Когда я был монахом, я научился чинить собственную одежду. Кроме того, дырка не такая уж и большая“. Он рассмеялся.

Спустившись по ступеням, Лютер указал свитком на улицу и сказал: „Мы пойдем туда“. Устремившись по Коллегиен Гассе к церкви замка, он остановился перед домом Меланхтона. „Подойдите поближе, — сказал он, — пока я буду объяснять. Архиепископу Альберту не нужно было долго искать энергичного кандидата для продажи индульгенций. Германия, как всегда, полна энергичных людей, мечтающих заработать лишние деньги“.

„А кто он, этот архиепископ Альберт? — спросила Кати. — Как он был связан с индульгенциями? Я думала, что только папа может ввести индульгенции!“ Этот вопрос заинтересовал и других девочек.

„Ответ на твой вопрос, — ответил Лютер с ноткой веселья в голосе, — кроется в постоянном стремлении Рима к наживе. Папа Лев X, умерший в прошлом году, мечтал о реках и океанах, полных денег. Может быть, это объясняется тем, что он был сыном Лоренцо Величественного, флорентийского магната, для которого деньги были что снег, и их приходилось сгребать лопатой. Таким образом, мы должны сначала узнать побольше о нем.

Лев — его настоящее имя Джованни — был умным человеком. Он научился читать, когда ему было всего три года. Тонзура украсила его голову, когда ему не было и восьми лет“.

„Тонзура?“ — спросил чей-то голос.

„Да, его голова была обрита в знак того, что он не мирянин. Когда ему исполнилось тринадцать, папа Юлий II сделал его кардиналом. Он был самым молодым человеком, удостоившимся такой чести. Если это, конечно, честь! — рассмеялся Лютер.

Льва больше интересовало искусство, чем богословие. Сомневаюсь, что он когда-нибудь серьезно изучал Библию. Когда его избрали папой в 1513 году, он столкнулся с проблемой, поскольку никогда на самом деле не был посвящен в духовный сан. Власти решили эту проблему, посвятив его в священники 15 марта, в епископы 17-го, а в папы 19-го.

Папа Лев очень любил охоту. Он говорил всем, что обожает свежий воздух. Иногда он приглашал тысячу или даже две тысячи своих друзей на охоту“.

„Разве это не стоило огромных денег?“ — спросила Аве.

„Конечно. Но, как я сказал, деньги ничего для него не значили. У него был огромный доход, который он свободно тратил. Эти охоты вызвали еще одно затруднение, потому что как-то раз он не захотел снимать сапоги, и это разозлило его церемонимейстера“.

„А почему это его разозлило?“ — спросила Кати.

„Церемониймейстер — его звали Пари де Грази — разозлился потому, что сапоги не позволяли людям целовать ноги его господина!“ Он рассмеялся, и девочки присоединились к нему, разделив его веселье.

Перестав смеяться, Лютер поправил берет и продолжал: „Самой главной проблемой для папы Льва была необходимость закончить строительство собора Святого Петра, массивной постройки, начатой папой Юлием II. Сначала он собирал деньги, продавая должности в церкви. Он посвятил в духовный сан 31 кардинала и получил за это 500 тысяч дукатов“.

„Но кто мог заплатить такие деньги?“ — спросила Ланета фон Гольтц.

Лютер пожал плечами. „Это действительно большие деньги, — ответил он. — Но помните, у многих кардиналов доход составлял 30 тысяч дукатов в год“.

Эльза засмеялась. Затем воскликнула: „На эти деньги можно купить много колбасы!“

„Конечно много, — согласился, улыбаясь, бывший монах, — но большинство князей церкви живет роскошно. У некоторых из них по триста слуг“.

Когда они подошли к церкви замка, Лютер сказал: „Теперь я должен рассказать вам об Альберте. Хотя ему было всего двадцать четыре года, и он уже был епископом Хальбертштадским и Магдебургским, он мечтал стать архиепископом Майнцким. Альберт решил подобраться к Льву через немецкий банк Фуггера. Он выбрал именно этот банк потому, что знал, что многие папы брали огромные суммы в этом банке.

„Это будет стоить двенадцать тысяч дукатов, — сказал представитель Фуггера. — Папа Лев хочет по тысяче дукатов за каждого из двенадцати апостолов“.

„Это слишком много! — торговался Альберт. — Я дал им семь тысяч дукатов, по тысяче за каждый смертный грех“.

„Они сторговались на десяти тысячах дукатов, по тысяче на каждую из десяти дев. Получив новую должность, Альберт стал искать деньги, чтобы вернуть долг Фуггеру: несмотря на то, что теперь у него было огромный доход от трех епархий, десять тысяч дукатов все еще были огромной суммой.

Но решение этой проблемы оказалось простым. — Лютер потряс свитком и с отчаянием покачал головой. — Папа Лев дал ему право продавать индульгенции! Для того чтобы делать это как можно успешней, архиепископ Альберт нанял Иоанна Тетцеля, доминиканского священника, чтобы тот занимался продажей. Доминиканский орден, как вы знаете, был основан святым Домиником. Доминик верил в бедность и был близким другом Франциска Ассизского. Тем не менее Тетцель жаждал денег. Да, человек полон противоречий!“

Подойдя к дверям церкви, Лютер показал на 95 тезисов. „Теперь я объясню, что такое индульгенция, — сказал он, — и расскажу, почему я прибил эти тезисы на дверь 31 октября. Это был день Святой Вечери. Этот день назывался так потому, что праздновался перед днем Всех Святых.

Мы начнем с истории индульгенций, потому что именно моя реакция на них поставила меня в трудное положение. История…“ Лютера перебил Иероним, который с помощью локтей пробился через группу студентов и занял свое место рядом с девушками на верхней ступеньке лестницы.

„Ты чего-то ищешь, Иероним?“ — спросил Лютер.

„Я просто хочу послушать“, — ответил Иероним.

„Хорошо, можешь слушать. Но я буду признателен, если ты не станешь задавать вопросы и делать замечания. Тебе понятно?“

„Да, понятно! — ответил Иероним. Затем, пододвинувшись поближе к Кати, он прошептал: — Я не знаком с вами лично“.

„Я Катерина фон Бора“.

„Катерина? Мне нравится. Как…“ — Он резко остановился, потому что поймал весьма недружелюбный взгляд Лютера.

„Как я говорил, — продолжал Лютер, — история индульгенций длинная. Она восходит к Крестовым походам — тому периоду, когда христиане пытались отвоевать Святую Землю.

Во время тех войн мусульмане пользовались преимуществом, потому что их солдат учили, что если они погибнут в битве против христиан, то их души попадут прямо в рай. Напротив, крестоносцы боялись смерти, потому что им предстояло провести миллионы лет в очистительных муках чистилища. Эту трудность устранили папы в XI веке. Они объявили, что все христиане, которые погибнут в битве против мусульман, автоматически получат прощение за все грехи и избегнут чистилища.

Но это привело к другой проблеме. — Лютер начал расхаживать взад-вперед и нервно теребить свой капюшон. — Проблема заключалась в том, что многие христиане физически не могли участвовать в святых войнах. И опять решение оказалось проще простого. Римские власти разрешили продавать индульгенции каждому, кто внесет достаточно денег, чтобы поддержать одного крестоносца.

Таким образом, мысль заключалась в том, что уплата денег могла дать человеку индульгенцию, которая являлась платой за прощение грехов, собственных или чужих. Во времена папы Бонифация VIII Церковь остро нуждалась в деньгах. Было решено собирать деньги, продавая индульгенции, несмотря на то что эти деньги не пойдут на святые войны против мусульман.

Теперь, узнав все об индульгенциях, давайте подумаем об Иоанне Тетцеле и о том, как он продавал индульгенции. Каждый раз, когда Тетцель приближался к городу, его встречали отцы города. Затем создавалась процессия, и он вместе с почтенными горожанами входил на городскую площадь. Там он проповедовал об аде. Проповедь была драматичной, его аудитория почти чувствовала запах пламени, ощущала жар и слышала крики проклятых.

После проповеди Тетцель направлялся в самую большую Церковь или собор в городе. Там он проповедовал о чистилище. Порой толпа была настолько велика, что не помещалась в святилище. В таких случаях он проповедовал на улице.

Каждый раз люди ставили большой крест прямо на земле или в церкви. Папская булла, гарантирующая индульгенцию, помещалась на украшенную подушку, отделанную золотом и прикрепленную к кресту.

Сжимая руки, протирая глаза, трясясь от эмоций, брат Иоанн выглядел весьма убедительно. Описав страшные мучения в очистительном пламени, он спрашивал между рыданиями: „Неужели вы не хотите извлечь их из этого ужасного места?“ Затем он снова рыдал: „Прислушайтесь к голосам своих умерших родных и друзей, взывающих к вам и говорящих: „Сжальтесь, сжальтесь над нами! Мы страдаем, но вы можете избавить нас от этого. Хотите ли вы этого?“

„Далее, — продолжал Лютер, — Тетцель добавлял: „Послушайте, как отец говорит сыну, а мать дочери: „Мы выносили тебя, выкормили тебя, воспитали, оставили тебе состояние, а теперь ты настолько жесток, что не хочешь сделать так мало для нашей свободы. Неужели вы оставите нас в пламени? Неужели вы, дорогие дети, не приблизите нас к обещанной славе?“ Далее он поднимал руки, взор его устремлялся на небо, и он восклицал: „Помните, что вы можете освободить их немедленно, потому что, как только монеты упадут в кружку, душа покидает чистилище.

Неужели вы откажете в четверти флорина для того, чтобы купить индульгенцию, с помощью которой вы можете ввести божественную и бессмертную душу в рай?“

„В этот момент люди начинали вытаскивать деньги и бросать их в кружки. — Лютер с отвращением покачал головой. — Когда я думаю об этом, меня тошнит! Но такой обман никогда не волновал Тетцеля. Он гордился тем, что, по его мнению, послал больше людей в рай, чем сам Петр. Он стал очень богатым человеком“.

Лютер развернул копию тезисов и высоко поднял ее. „Обманщики, подобные Иоанну Тетцелю, — а их много, так опечалили меня, что я в конце концов решил разобраться с вопросами об этой системе. Я прочту вам некоторые из тезисов, потому что у меня назначена встреча. Один представитель приедет, чтобы побеседовать со мной о восстании крестьян. Иероним прочтет вам остальное“. Когда он передал список Иерониму, Кати сказала: „Но, доктор Лютер, я думала, что вы еще расскажете нам о реликвиях“.

„Ты права. — Он нервно взглянул на солнце. Затем сказал: — Я думаю, что представитель подождет еще несколько минут! Всем вам необходимо знать предрассудки, окружающие реликвии.

Поскольку большинство из вас никогда не специализировалось в церковной истории, вы можете не знать, что Никейский собор постановил, что ни одна церковь не может существовать без реликвии. Реликвии, то есть мощи, кости святых, их одежда или что-нибудь, к чему они прикасались, находились в церквах всю историю христианства. Некоторые — подлинные, но большинство нет.

В Риме власти утверждают, что владеют костями Петра и Павла, монетой, которую получил Нуда за предательство Христа, камнем, на котором он стоял, когда вешался, щепками от креста и так далее.

На протяжении веков существовала огромная потребность в мощах. Есть много коллекционеров. Один из наиболее рьяных — наш собственный правитель Фридрих Мудрый.

Он начал собирать свою коллекцию после того, как посетил Святую Землю много лет тому назад. Мне говорили, что в 1509 году в его коллекции было 5005 экземпляров. Считалось, что, стоит только взглянуть на эти мощи, и время пребывания в чистилище сокращается на 1443 года. Ободренный энтузиазмом и интересом, который вызывала у людей его коллекция, Фридрих стал собирать дальше. К 1520 году у него было 19013 костей“.

„Человеческих костей?“ — спросила Кати.

„Да, человеческих костей! Но в его коллекции были не только кости. У него был зуб святого Иеронима и четыре волоска Девы Марии, три лоскутка от ее плаща и четыре — от ее пояса. Он также утверждает, что у него есть прядь бороды Иисуса, несколько нитей из Его одежды, немного золота из того, что принесли волхвы в Вифлеем, сук от горящего куста и многое другое.

Коллекция Фридриха настолько обширна, что было подсчитано, что те, кто увидят ее целиком, сократят свое пребывание в чистилище на 1902202 года и 270 дней. Люди, посмотревшие коллекцию, могут передать эту заслугу своим близким. Один человек передал свои духовные заслуги своей жене, а другой — своей дочери“.

„А как определяется ценность реликвии?“ — спросила Аве.

„В Риме есть таблицы. Несколько столетий назад было решено, что стоит взглянуть на кости одного святого — я забыл, какого именно, и пребывание в очистительном пламени сокращается на 4000 лет.

Поскольку у Фридриха так много реликвий, он установил традицию выставлять их каждый год в День Всех Святых, 1 ноября. Вот поэтому я прибил свои тезисы 31 октября. Ведь люди могли увидеть их на следующий день.

И мой план удался. Я слышал, как один человек сказал: „Отец Лютер прав. Индульгенции противоречат Библий“, а другой добавил: „Я устал посылать деньги в Рим на строительство собора святого Петра и поддерживать Микеланджело, хоть он и великий мастер“.

„Я перевел тезисы с латыни на немецкий и отправил их друзьям и недругам. Я даже послал копию архиепископу Альберту!“ Он почесал затылок и рассмеялся. Затем добавил: „А теперь я должен торопиться, у меня назначена встреча“. Он улыбнулся девушкам и кивнул Иерониму. „Он покажет вам город“.

Иероним, окруженный девушками, пошел в восточном направлении. „Его тезисы на самом деле перевернули мир, — сказал он. — Я писал о них. Льва больше всего задели 82 и 86. Они гласят:

Почему папа не освободит из чистилища всех во имя любви?…

С моральной точки зрения это лучшая из причин…

Раз доход папы больше, чем у самых богатых людей, следующим вопросом Лютера был такой:

Почему бы ему не построить этот собор святого Петра на свои собственные деньги?…

Деньги текли сквозь его пухлые пальцы, как вода!“

Ведя за собой бывших монахинь, Иероним перешел через ров, окружавший Виттенберг. Он поболтал со стражниками, посмотрел укрепления, остановился у пекарни и купил каждой девушке пирожное. Куда бы он ни направился, везде его и девушек встречали улыбками. Кати услышала, как один старик сказал: „Ну и ну! Неужели фон Карлштадт наконец сумел вернуться к ветхозаветным временам и ввел многоженство?“

Это встревожило Кати, и она спросила: „А кто такой Карлштадт?“

„О, он и Цвиллинг доставили много неприятностей Лютеру, когда он скрывался в Вартбургском замке, — ответил Иероним. — Эти двое чуть все не испортили“.

„А что они натворили?“ — спросила Кати, повышая голос.

„Это долгая история…“

„Давайте вернемся. Я падаю с ног“, — перебила Аве, едва не падая.

У ворот Черного монастыря Иеронима снова посетило вдохновение. Повернувшись к Кати, он спросил: „Не хотите пойти со мной к Лукасу Кранаху? Он пишет мой портрет“.

Кати посмотрела на него в замешательстве. „Т-только мы вдвоем?“

„Вы не возражаете?“

„Я раньше никогда не оставалась наедине с мужчиной. Это далеко?“

„Нет. Это между монастырем и церковью замка. Это красивый дом, построенный Каспером Тройшелем, умершим десять лет назад“.

Немного отстав от Иеронима, Кати покинула других и почувствовала, что Аве и все остальные смотрят ей вслед с удивлением.

Пройдя полквартала, Иероним остановился. „Давайте пойдем рядом, — попросил он. — Так удобнее разговаривать. Мы почти пришли“.

Чувствуя ужасное смущение, Кати весьма неохотно выполнила его просьбу.