Таково название книги о судьбе евреев в Советской России1. Оно представляется мне очень выразительным и точным. «Это действительно случилось», — повторяю я с удивлением, ужасом, отвращением, страхом, вспоминая все то, о чем столь подробно и вместе с тем эпически повествует Арно Люстигер. Некоторые из этих событий я пережил. Говоря «эпически повествует», я имею в виду, что автор «Красной книги» прилагает титанические усилия, чтобы рассказать о невозможном, невыразимом, разрывающем сердце. Нелегко взять на себя роль историка, сохраняющего эпическое спокойствие, отыскать необходимые взвешенные слова, когда хотелось бы, собственно говоря, кричать, проклинать, выть и стонать.

Арно Люстигер, который в этой книге о Сталине и евреях выступает в качестве историка, — современник и свидетель. Он знает историю польских, русских и немецких «Brider un Schwester» не только понаслышке. Освенцим и Бухенвальд для него — не абстрактные названия и не мемориалы на месте бывших концлагерей. Там он провел юность — и выжил чудом.

Несколько лет назад стала известна большая поэма Ицхака Кацнельсона «Великая песнь об уничтоженном еврейском народе». Арно Люстигер вдохновил Вольфа Бирмана на перевод поэмы на немецкий язык и сделал для этого фонетическую транскрипцию оригинала, написанного на идиш. Поэма родилась в лагере в период с конца 1943 по начало 1944 г. Автор был убит в Освенциме 1 мая 1944 г. В 13-й песне, в которой Кацнельсон рассказывает о восстании в варшавском гетто, он говорит о том, как один из руководителей борьбы, Ицхак Цукерман, поручил ему, поэту, остаться в живых, чтобы рассказать потомкам правду о гетто: «…Er ruft den chaluz zu: “Geh gleich un such a bunker oif do in dem hof un fihr arein sej!..”»(Он крикнул одному из бойцов: «Иди сейчас же, найди бункер во дворе и отведи туда их обоих». «Их» — значит поэта Кацнельсона и его сына Цви.)

Еще несколько месяцев поэт оставался в живых. За это время он и создал «Великую песнь…».

Арно Люстигер избежал судьбы своего любимого поэта. Он пережил Холокост и с тех пор вновь и вновь рассказывал о трагедии евреев, о сопротивлении войне и фашизму.

Свою спасенную жизнь Арно Люстигер посвятил опровержению лжи будто евреи, как беспомощные бараны, без всякого сопротивления шли в газовые камеры. Ицхак Кацнельсон воспроизводит жалобу нескольких польских евреев:

Может быть, Кацнельсон знал «Хоралы о Гитлере» Брехта, где иронически говорится о том же самом:

Нет, доказывает Арно Люстигер, дело было совсем не так: «Нас, переживших Холокост, особенно больно ранят обвинения в пассивности. Того, кто пытался сохранить моральную независимость и утвердить себя в самых тяжелых условиях жизни, будь то подполье или концентрационный лагерь, и тем самым в любом случае резко сокращал свои потенциальные шансы на выживание, как нельзя сильнее оскорбляют такого рода упреки…

Наряду с вооруженным сопротивлением, которое было возможно лишь в редчайших случаях, многие евреи постоянно осуществляли гражданское, пассивное и духовное сопротивление. Каждый выживший тому свидетель…»3

Люстигер цитирует гимн еврейских партизан, написанный поэтом Г. Гликом, который в 1944 г. пал «с оружием в руках» (в оригинальном еврейском тексте «с наганом в руке». — Прим, пер.), сражаясь в партизанском отряде в Эстонии:

Судьба евреев России и других республик бывшего СССР трагична по-иному, нежели судьба жертв нацизма, хотя и их было много на территории Советского Союза. Арно Люстигер показывает в «Красной книге», что они действовали не в соответствии со словами библейского пророка: «А я, как кроткий агнец, ведомый на заклание, и не знал, что они составляют замыслы против меня» (Иеремия, II: 19). С гордостью упоминает Люстигер о том, сколько евреев воевали в годы Второй мировой войны в рядах Красной армии (более 500 тыс.) и были награждены за свою храбрость: «Заслуги евреев в годы войны куда выше, чем их численная доля. С 1941 по 1945 г. еврейские солдаты удостоились 160 772 орденов и других наград, заняв по этому показателю четвертое место среди всех народов СССР». Во время войны боевые заслуги солдат-евреев оценивались по достоинству, по окончании же войны партийное и государственное руководство делало все возможное, чтобы замолчать их. Надлежало забыть о том, что было много генералов и Героев Советского Союза еврейского происхождения, что два журналиста и писателя, чьи газетные статьи и даже романы имели особое значение для действующей армии, Илья Эренбург и Василий Гроссман (оба находились во время войны на фронте, постоянно рискуя жизнью), были евреями. Я сам в звании лейтенанта служил на Севере, в Карелии, и нашей 26-й армией командовал еврей Лев Сквирский, которого за решительность, постоянную готовность помочь и храбрость уважали все солдаты и офицеры.

Антисемитизм коммунистического руководства в послевоенные годы, прежде всего в последние годы сталинского правления (1948–1953 гг.), оказался особенно страшен. В середине 1930-х гг., перед началом террора 1937–1938 гг., мы, русская интеллигенция еврейского происхождения, были горячими приверженцами коммунистического режима. Сегодня большинство представителей новых поколений не могут понять этого. Нас спрашивают: как же вы не видели кровавых преступлений Советов? Чтобы понять позицию моих современников, попытаемся вспомнить о положении евреев в 1935 г. в Советской России и в нацистской Германии.

В 1935 г. в Советском Союзе было много еврейских школ и издательств, выходили многочисленные газеты и журналы на идиш. В Москве, Баку, Киеве и Минске работали интересные еврейские театры. Особенно знаменит был московский ГОСЕТ — Государственный еврейский театр. Много лет его возглавлял уникальный актер Соломон Михоэлс, уже тогда стяжавший мировую славу благодаря исполнению ролей Вениамина («Путешествие Вениамина III» Менделе Мойхер-Сфорима) и Тевье («Тевье-молочник» Шолом-Алейхе-ма). При поддержке Советского государства, провозгласившего интернационализм своей идеологической основой, культура русских евреев расцвела во всех областях. В те же годы была основана Еврейская автономная область со столицей в Биробиджане. Пропаганда превозносила тамошнюю жизнь «как гармонический симбиоз всех национальностей… Биробиджанские евреи изображались как часть семьи советских народов, которой под защитой ее отца Сталина больше не грозила дискриминация»4.

Так обстояли дела в СССР. Нечто совершенно иное происходило в нацистской Германии. Граждане Советской России знали об этом не много, но все же достаточно, чтобы представить себе немецкий кошмар. Понять положение евреев в 1935 г. помогут несколько записей из дневника Виктора Клемперера, немецкого профессора еврейского происхождения. Клемперер пишет, например, о голосовании в Саарской области, во время которого более 90 % участников высказались за Германию: «И в самом рейхе 90 % также предпочитают фюрера и рабство и желают смерти науке, свободной мысли, духовности и евреям» (16 января). «Травля евреев сильнее день ото дня […] Речи Геббельса (“Истреблять, как клопов и блох!”)» (21 июля). «Травля евреев приняла чудовищные масштабы, все намного хуже, чем при первом бойкоте; то тут, то там попытки погрома, и мы не исключаем того, что и здесь нас могут убить в самое ближайшее время» (11 августа). «Травля евреев продолжает усиливаться […] становится все более безумной» (15 сентября). «Я ожидаю погрома, гетто, конфискации дома и денег — всего […] Просто нахожусь в состоянии отупения и беспомощности» (29 сентября). В сентябре 1935 г. в Нюрнберге были приняты законы «об охране немецкой крови и немецкой чести: каторжная тюрьма за брак или внебрачные сексуальные отношения между евреями и немцами, запрет евреям брать “немецких” служанок моложе сорока пяти лет […] Лишение прав гражданства […] Омерзение буквально душит меня» (17 сентября)5.

В том же 1935 г., как раз тогда, когда в Германии «травля евреев приняла чудовищные масштабы», в ГОСЕТе играли «Короля Лира». Вся Москва, а позже Ленинград, вся Европа восхищались спектаклем. Идиш превратился в нем в язык Шекспира. Но сначала небольшое отступление.

Мне было тринадцать лет, когда отец взял меня с собой из Ленинграда в Москву и привел к другу, носившему странное имя — Михоэлс, Соломон Михоэлс. Я знал только, что этот Соломон был нашим дальним родственником и актером. Взглянув на него, я изумился: да как может этакая обезьяна быть актером? Я думал, что все актеры должны быть красавцами, а этот — маленького роста, с отвратительно отвисшей нижней губой, да и говорил громко и безапелляционным тоном. На меня он едва обратил внимание. Увидев Михоэлса через некоторое время в роли короля Лира, я был потрясен: это комичное, безобразное лицо могло выражать сильнейшие страсти и глубочайшие чувства, этот хриплый голос звучал трагически и мягко, гневно и строго, этот низкорослый человек был величествен, а идиш, который я иногда слышал в разговорах домашних и который казался мне лишь пародией на немецкий, был поэтически возвышенным языком Шекспира. Внезапно я увидел Соломона Михоэлса другими глазами — он предстал передо мной гениальным трагиком. Его постоянный спутник, шут, которого играл Вениамин Зускин, был фигурой хотя и гротескной, но тоже трагической. Остроты шута вызывали громкий смех, но этот смех мог легко перейти в рыдания. Оба артиста были незабываемы и нераздельны в своей контрастности. С тех пор мне довелось посмотреть не одну трагедию Шекспира в нескольких странах, но никто из шекспировских персонажей не произвел на меня более сильного впечатления, чем еврейский Лир и его всегдашний партнер, еврейский шут:

Так пел шут. Его жесты были комичны, но свидетельствовали о любви и печали. Я все еще слышу последние слова умирающего короля:

Лишь много позже я узнал, как погибли они оба, — Михоэлс был убит в Минске по приказу Сталина в 1948 г., а Зускин расстрелян через несколько лет в Москве после долгих допросов и нечеловеческих пыток. Обоих обвинили в еврейском национализме — они говорили на идиш и играли на идиш Шекспира и Шолом-Алейхема. Разве не было это достаточной причиной для вынесения смертного приговора социалистическим судом?

Едва ли можно поверить в столь разительный поворот: в 1935-м — еврейские издательства, школы, театры, газеты на идиш и повсеместные овации. В 1948—1952-м — аресты и казни поэтов, писавших на идиш, актеров, игравших на этом языке, профессоров, которые на нем преподавали. Как стала возможна эта невероятная перемена? Этот переход от «интернационализма» к кровавой травле евреев, от якобы гуманного меценатства со стороны социалистического государства к дикому нацизму? Государство, партия — все оставалось таким же, как прежде, ничто не изменилось. Вот только то, чему раньше оказывалось покровительство, что прославлялось, превратилось теперь в тяжкое преступление. Еще недавно поэты Маркиш, Бергельсон, Квитко, Фефер, актеры Михоэлс, Зускин и многие другие получали высшие государственные награды, а теперь их «разоблачали» как предателей. Михоэлс был убит, других подвергли пыткам и расстреляли.

Книга Арно Люстигера представляет собой попытку ответа на эти вопросы. Люстигер сделал все мыслимое, чтобы разгадать загадку. В последнее время были опубликованы многочисленные документы. О многом из того, что мы могли лишь предполагать, сообщает дочь Сталина Светлана. Она пишет о своем отце: «Безусловно, он (антисемитизм Сталина. — Прим. пер.) был вызван долголетней борьбой с Троцким и его сторонниками и превратился постепенно из политической ненависти в расовое чувство ко всем евреям без исключения»6.

Дочь говорит о расовой ненависти. Это очень важное свидетельство, и на эту тему в настоящее время существует немало научных исследований7. Но решающее значение имеет инструментарий тоталитарного режима, а не личная позиция тирана. Для обоих диктаторов важно было лишь одно — сохранение абсолютной власти. До начала войны Сталин был убежден, что для обеспечения его господства будет достаточно коммунистических лозунгов; он играл роль противника Гитлера (хотя втайне восхищался им), приверженца интернационалистических идеалов, вождя антифашистов и противников расизма во всем мире. Уже в начале войны оказалось, однако, что немецкий фанатизм сильнее коммунистической риторики. Национализм проникал в народные массы глубже, чем советская пропаганда мнимой дружбы народов. Вследствие этого Сталин изменил свою политическую тактику — газеты военных лет больше не упоминали о социалистических достижениях, они славили заслуги русской нации и возвеличивали деяния православной церкви, еще совсем недавно предававшейся анафеме. Тогда-то и последовали первые ограничения и запреты для евреев — сначала они не могли занимать дипломатические должности, затем высокие политические посты, и постепенно эти запреты распространились на все области социальной жизни. Вот только вовне все должно было выглядеть по-социалистически, поэтому о «запрете для евреев» никогда открыто не говорили. Их изгоняли из всех вузов и научно-исследовательских институтов, но не как евреев, а как «космополитов» и «безродных антипатриотов», позже как «сионистов» и «буржуазных националистов». Это безумие достигло кульминации в 1948 г., когда было арестовано и три года спустя расстреляно все руководство Еврейского антифашистского комитета, причем в конечном счете единственным обвинением оказалось употребление идиш — «языка… националистов». Как же долго должны были избивать и пытать в застенках тайной полиции знаменитого лирика Льва Квитко, чтобы он сделал во время процесса заявление, перечеркивавшее всю его писательскую жизнь! Квитко сказал: «Пользоваться языком, который массы оставили, который отжил свой век, который обособляет нас не только от всей большой жизни Советского Союза, но и от основной массы евреев, которые уже ассимилировались, пользоваться таким языком, по-моему, — своеобразное проявление национализма. В остальном я не чувствую себя виновным».

Это признание было абсурдным, но достаточным для того, чтобы 12 августа 1952 г. расстрелять поэта вместе с 12 другими членами Еврейского антифашистского комитета.

Чего хотел Сталин, чего хотела Коммунистическая партия Советского Союза добиться с помощью этих бессмысленных убийств? Должно ли было после этого быть депортировано или даже уничтожено все еврейское население СССР, на что намекает название французского перевода книги Александра Борщаговского «Обвиняется кровь» — «L’Holocauste inacheve», т. е. «незавершенный Холокост»? Опыт уже имелся: в Сибирь были депортированы два миллиона немцев Поволжья, сотни тысяч крымских татар, чеченцев и ингушей. Почему бы не сделать то же самое и с евреями? Придуманный тайной полицией заговор еврейских врачей, якобы намеревавшихся отравить все партийное и государственное руководство, мог дать отличный предлог для осуществления этого советского варианта «окончательного решения».

Но 5 марта 1953 г. умер Сталин. Еврейский народ Советского Союза был на время спасен.

Об истории евреев России и СССР написано уже много статей и книг, в основном в Америке, а в последнее время они появляются и в России. Книгу же Арно Люстигера нельзя сравнить ни с какой Другой — он знает все, что появилось до сих пор, и создает некий синтез. В высшей степени важно, что он владеет всеми языками, необходимыми для чтения документов, — польским, русским, английским, идиш, ивритом, французским и немецким. Возможно, его книга заставит, наконец, западных читателей понять, что преступления советской коммунистической системы против евреев — другой вид Холокоста. Поэтому я хотел бы здесь процитировать одно предложение из книги Арно Люстигера о еврейском Сопротивлении: «Миф о евреях, позволявших вести себя, как баранов, на бойню, принадлежит к числу тех исторических фальсификаций, которые пережили все фазы “озадаченности” и “осмысления” недавней германской истории»8. Люстигер говорит в данном случае о сопротивлении евреев нацистскому режиму. В «Красной книге» он со всей ясностью показывает нам, как сумели оказать сопротивление евреи Советского Союза. Несмотря на бесчеловечные пытки, опасность, грозившую семьям арестованных, почти все обвиняемые на судебном процессе 1952 г. отрицали вину, которую уже признали в ходе следствия, и говорили правду. Они едва ли могли вообразить, что примерно через полстолетия их последние слова будут опубликованы. С достоинством и гордостью обращались они к судьям, которые, как, вероятно, знали обвиняемые, получили приказ приговорить их к смертной казни. Это последнее достоинство стало единственной возможностью морального сопротивления всемогущей партии и ее полицейскому аппарату.

Большая заслуга Арно Люстигера заключается в обнаружении и публикации предисловия Альберта Эйнштейна к «Черной книге». Уже 50 лет назад Эйнштейн понимал, чтб будет иметь решающее значение для мира сегодняшнего и завтрашнего. Эти несколько слов должны завершить мое предисловие и в то же время стать девизом книги Люстигера. Альберт Эйнштейн писал о «Черной книге» 1946 г., но его слова актуальны и в применении к «Красной книге», вышедшей в 1998 г.: эта публикация «должна убедить читателя в том, что какая-либо международная организация безопасности эффективна лишь в том случае, если она не ограничивается защитой государственных образований от нападения на них, но в состоянии защитить и национальные меньшинства отдельной страны. Каждому человеку должна быть обеспечена защита от жестокого обращения и полного уничтожения.

Цель эта не может быть достигнута до тех пор, пока окончательно не будет отброшен принцип невмешательства, который сыграл роковую роль в последние десятилетия. Необходимость этого больше не вызывает сомнений; даже те, кто в первую очередь озабочен защитой от военных нападений извне, должны теперь понять, что военные катастрофы предопределяются внутренним развитием некоторых стран, выходящим далеко за пределы исключительно технических и военных приготовлений. Только если создание и обеспечение для всех людей условий, достойных человека, будет признано общей обязанностью всех государств и людей и ощущаться как таковая обязанность, можно будет с определенным основанием говорить о цивилизованном человечестве».

Ефим Григорьевич Эткинд (1918–1999) изучал германскую и романскую филологию и с 1952 г. преподавал в Ленинградском педагогическом институте им. Герцена. Весной 1974 г., незадолго до высылки Солженицына, был лишен звания профессора, работы и членства в Союзе писателей. Не имея никакой возможности преподавать и публиковаться, он в том же году покинул Советский Союз и с 1974 по 1986 г. был профессором русской и сравнительной литературы, поэтики и стилистики в университете «Париж X Нан-терр». Он был членом-корреспондентом академий в Дармштадте, Майнце и Мюнхене, а также действительным членом Академии гуманитарных наук в Санкт-Петербурге.

Эткинд опубликовал многочисленные антологии русской лирики, переводы немецкой лирики и исследования по лирической поэзии. Книга «Внутренний человек и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVHI–XIX вв.» (Москва) была удостоена награды как лучший филологический труд 1997 г. В Германии вышли: «Бескровная казнь. Почему мне пришлось покинуть Советский Союз» (Мюнхен, 1981), антологии «Русская лирика (XVIII–XX вв.)» (Мюнхен, 1981) и «Русская лирика от Октябрьской революции до наших дней. Опыт представления» (Мюнхен, 1984).

1 Книга поэтессы и журналистки Марии Шкапской-Андреевой вышла в 1942 г. под названием «Это действительно случилось».

2 Katzenelson J. Dos lied vunem ojsgehargetn jidischn volk — Großer Gesang vom ausgerotteten jüdischen Volk. Köln, 1994. S. 198.

3 Lustiger A. Zum Kampf auf Leben und Tod! Vom Widerstand der Juden 1933–1945. Köln, 1994. S. 18.

4 Ср.: Vetter M. Antisemiten und Bolschewiki. Zum Verhältnis von Sowjetsystem und Judenfeindschaft 1917–1939. Berlin, 1995.

5 Клемперер В. Свидетельствовать до конца. М., 1998. С. 43–45.

6 Аллилуева С. И. Только один год. Нью-Йорк, 1970. С. 146.

7 Brakman R. Anti-Semitism of Joseph Stalin: Ph. D. Diss. New York University, 1980. Здесь утверждается, например, что Сталин был агентом царской охранки, а при обнаружении соответствующих документов в начале 1920-х гг. важную роль сыграли якобы служащие-евреи. См. об этом: Vetter М. Antisemiten und Bolschewiki. S. 288.

8 Lustiger A. Zum Kampf auf Leben und Tod! S. 592.