И вот начинается Приношение даров (Офферторий). Если использовать сравнение из области музыки, то это похоже на интерлюдию между двумя частями музыкального произведения, которым в Литургии соответствуют провозглашение Слова Божия и собственно Евхаристическая молитва.

Итак, пусть наш взор обратится к алтарю. Алтарь, которым в первые века существования Церкви нередко служила гробница мученика, есть знак и символ Христа: одновременно Священника, Жертвенника и Жертвы. В традиции великих религий мира, в частности в иудаизме, алтарь — это священный стол для жертвоприношения. Значит, это нечто иное, чем просто какой-нибудь сервировочный столик! Литургические предписания настоятельно требуют: алтарь должен предстать во всей своей красе и простоте. На нём не должно находиться никаких предметов, кроме тех, которые необходимы для совершения Евхаристии.

На алтаре, покрытом алтарным покровом, с самого начала Мессы стоят светильники. В прошлом на алтарь или к его подножию ставились свечи, которые несли сопровождавшие священника служители во время входной процессии. Зачем зажигают свечи? Не для того, чтобы осветить храм при отсутствии электричества, но потому, что живое пламя с древних времён символизирует воскресшего Христа, «Свет миру». Вспомните пасхальную свечу, зажигаемую в пасхальную ночь. Кто знает: быть может, это восходит к иудейскому обычаю, когда хозяйка дома зажигала светильник перед субботней трапезой? Дева Мария делала это каждую субботу

Над алтарем высится крест.

Миссал, лежащий на алтаре, должен быть раскрыт. Наличие необходимого текста перед глазами предстоятеля позволяет ему не беспокоиться о том, что он что-то забудет.

Таким образом, должно быть подготовлено место, где на корпорал будут положены приносимые дары.

 

Сбор пожертвований: свидетельство приношения

Что происходит в это время? Для начала имеет смысл поговорить о сборе пожертвований. Вы скажете: «Это низменно и утилитарно. Сбор денег отвлекает. Лучше бы перенести его на другое время, чтобы он не нарушал состояния духа молящихся. Ну, например, на время выхода из храма…» Но это вовсе не очевидно. Лучший момент для сбора пожертвований — именно этот. Почему? Да потому, что пожертвования верующих — не разновидность налога и не плата за место в храме, но нечто значительно большее.

Это — конкретное наше участие в делах братской любви, участие христиан в материальной жизни Церкви, помощь ей в её нуждах. Посмотрите на цифры, которые значатся в годовом отчёте хозяйственного комитета вашего прихода: плата за электричество, за отопление, за техническое обслуживание, зарплата ризничего, органиста, секретаря, расходы на ксерокопирование и многое другое. Но это ещё не всё. Ваши пожертвования помогают Церкви исполнять её миссию помощи нуждающимся братьям.

Вспомните, как святой апостол Павел собирал средства для Иерусалимской церкви. Довольно часто пожертвования делались не только денежные, а в виде необходимых вещей.

Как бы то ни было, этот сбор является по-своему важной частью литургического Приношения даров. Собираемые таким образом деньги оказываются материальным символом приношения нами в дар самих себя, своих сил и своей энергии. Вот почему сбор приурочен именно к этому момент) Мессы.

Но когда эти деньги собраны, их лучше всего отнести в ризницу. Не следует ставить их под алтарём и тем более на алтарь. Деньги не являются «веществом» Таинства Евхаристии, даже если посредством нашего дара мы стараемся показать, что всей своей жизнью присоединяемся к приношению хлеба и вина, которые станут Телом и Кровью Христа.

 

Предложение хлеба и вина

Хлеб и вино, необходимые для совершения Евхаристии, могут быть принесены торжественной процессией, идущей к алтарю из той части храма, где находится собрание. Во время приготовления даров может играть орган.

Предстоятель предлагает Богу сперва хлеб, которому надлежит стать «хлебом жизни», а затем вино, которое «станет питием спасения», предварительно добавляя в него немного воды и молясь: «Через эту тайну воды и вина да приобщимся мы к Божеству Того, Кто ради нас стал Человеком».

Святой Киприан Карфагенский видел в обычае смешивать вино с водою, заимствованном Христом из иудейской традиции, символику нерасторжимого единства Христа в Его Страстях (вино) и Его Церкви (вода, наше греховное человеческое естество).

Также и молитвы, которые произносит священник, предлагая хлеб и вино, являются благословениями, которые произносил Сам Иисус: «Благословен Ты, Господи, Боже вселенной, по щедрости Твоей Ты дал нам хлеб… По щедрости Твоей Ты дал нам вино — плод лозы и трудов человеческих…» Земля — это Земля обетованная, где народ может праздновать славу Божию. Труд человеческий — тоже плод милостей Божиих, и для верующего естественно благодарить за него Бога.

 

Омовение рук

После этого предстоятель приклоняется и смиренно молит Господа принять эту жертву.

Кроме того, на торжественных Мессах он может совершить каждение даров и алтаря, после чего совершается каждение перед ним самим и перед всем собранием — Церковью, Телом Христовым, Храмом Духа Святого.

После этого, тихим голосом говоря: «Омой меня, Господи, от беззакония моего и от греха моего очисти меня», — предстоятель омывает водою свои руки. Не следует неправильно понимать обряд омовения рук, именуемый также — по первому слову латинского текста фрагмента 25-го псалма, которым прежде сопровождался этот обряд: «Буду омывать в невинности руки мои и обходить жертвенник Твой, Господи».

Некоторые историки объясняют обычай омывать руки в конце Приношения даров тем, что первоначально это делалось из чисто практических соображений. У предстоятеля, говорят они, руки бывали, запачканы после того, как он принимал от верующих дары в виде продуктов. Однако на самом деле этот обряд занял своё место в Евхаристической Литургии в знак верности иудейскому богослужебному жесту очищения и покаяния.

Этот простой жест предстоятеля, перенятый из иудейской традиции, занимает вовсе не какое-то второстепенное место; всё его значение в том и состоит, что он вновь связывает нас с тем, что совершал Иисус.

«Это такая мелочь», — скажете вы. Но эта мелочь помогает нам лучше увидеть, куда уходит корнями наше евхаристическое богослужение.

 

Жертва всей Церкви

Все молитвы, сопровождающие различные действия во время Приношения даров (когда предлагаются хлеб и вино, когда служитель Божий смиренно приклоняется, когда он омывает руки), должны по возможности произноситься предстоятелем совсем тихо. Немецкие епископы, кстати, настаивали на том, чтобы они произносились громко, в то время как народ поёт песнопение на Приношение даров.

Хотелось бы кое-что уточнить в этой связи. Одни молитвы произносятся тихо, а другие в обязательном порядке во всеуслышание потому, что этого требует данный литургический «момент» и данное литургическое действие. Как я уже говорил. Приношение даров — это такой момент богослужения, когда каждый из участников делает то, что ему подобает делать: так, священник в это время молится тихим голосом. Напротив, Слово Божие и Евхаристическая молитва всегда произносятся во всеуслышание, так чтобы все могли слушать и внимать. «Внемлем» — говорил на Востоке диакон, ритуально призывая к тишине собрание, которое было весьма шумным во время долгих восточных богослужений.

Каждая часть Мессы завершается молитвой предстоятеля в полный голос. В это время собрание молится стоя:

по окончании обряда Входа — Вступительная молитва (см. гл. VI);

в конце Литургии Слова — Молитва верных (см. гл. VIII);

при завершении Приношения даров — Молитва над дарами;

наконец, в завершение Евхаристической Литургии

Молитва после Причащения (см. гл. XV). Иначе говоря, предстоятельствующий священник соединяет всё, что он перед этим сделал, и всё, что перед этим переживало собрание, в одной молитве, сочетающей в себе благодарение и прошение, — в молитве, которая структурирует ход Божественной Литургии; в молитве, которая от лица всех пае произносится громким голосом и почти всегда обращена к Богу Отцу «через Иисуса Христа, Господа нашего, в общении Святого Духа».

В следующей главе мы приступим к Евхаристической молитве. Однако сейчас остановимся ненадолго на словах, которыми священник приглашает нас к молитве, и поразмыслим над ними: «Помолимся все вместе в то время, как приносится жертва всей Церкви». Собрание отвечает на это: «Ради славы Божией и спасения мира».

Евхаристическое богослужение вашей общины, вашего прихода — это приношение жертвы всей Церкви. Таким образом, вы собрались не затем, чтобы «отметить» то, что каждый из вас пережил или все вы вместе пережили за прошедшую неделю. Ваше собрание не создаёт свою собственную Мессу. Напротив, вы призваны преодолеть собственные границы, чтобы войти в дело всей Церкви, которое, как мы увидим, есть дело Самого Христа. Почему? Повторим эти слова, может быть, довольно трудные для понимания: «Ради славы Божией», которая открывается в «спасении мира» (как говорит св. Ириней Лионский), и «ради спасения мира», в котором проявляется «слава Божия». Вот каково то дело, к участию в котором призываются все христиане, когда они «созываются» (именно таков первоначальный смысл слова «церковь» — по-гречески «экклесиа» означает «созывание») для совершения Божественной Литургии.

Второй Ватиканский Собор в Конституции (ст. 11) говорит об этом вот что: «Участвуя в Евхаристической жертве, источнике и вершине (culmen) всей христианской жизни, верующие приносят Богу божественную Жертву и с Нею самих себя. Таким образам, как через приношение, так и через Святое Причастие, не смешанно, но каждый по-своему, они все имеют соответствующее участие в священнодействии. И, насыщенные Телом Христовым в Святом Причащении, они действительно являют единство Народа Божия, столь совершенно знаменуемое и столь дивно осуществляемое в этом великом Таинстве».

 

Евхаристической молитвой (Евхаристическим каноном) мы называем ту часть Мессы, которая начинается диалогом, вводящим нас в Префацию: «Ввысь сердца… Возблагодарим Господа Бога нашего…» (потому-то эта молитва и названа Евхаристической, т. е. молитвой благодарения), а оканчивается словом Аминь — ответом собрания на восхваление Бога Отца через Христа в силе Святого Духа.

Но прежде всего давайте остановимся на значении слова «Префация», чтобы избежать ошибок в его понимании. Если в современном французском языке оно означает предисловие к какой-то книге, то здесь Префация выступает в значении латинского — слова, произнесённого предстоятельствующим священником публично, торжественно, в полный голос перед всем собранием.

И действительно, именно епископу или священнику — ему и только ему — поручена миссия произнести эту молитву благодарения, в которой соединяется всё собрание. Почему это так?

Обратим внимание на начало первой фразы, практически идентичной во всех Префациях: «Воистину достойно и праведно, должно и спасительно нам всегда и везде благодарить Тебя, Господи, Отче Святой, Всемогущий вечный Боже».

А теперь вспомните завершение этой великой молитвы благодарения: «Через Христа, со Христом и во Христе Тебе, Богу Отцу Всемогущему, в единстве Духа Святого всякая честь и слава во веки веков. Аминь».

 

Молитва, обращаемая священником к Отцу

В этих двух фразах — в первой и в последней — мы обнаруживаем самую суть Евхаристической молитвы, которая оставалась неизменной на протяжении веков. Евхаристическая молитва всегда полностью обращена к Отцу. Она произносится и совершается во имя Христа, «через Него, с Ним и в Нём», ради Его собравшейся Церкви, соединённой с Его жертвой в Святом Духе. Право произносить эту молитву принадлежит священнику.

Священник, неся на себе печать таинства священства, «уподобляется Христу-Священнику» (Декрет Второго Ватиканского Собора о служении пресвитеров, 2). Напомню вам: действуя in persona Christi Capitis («от лица Христа-Главы» — Главы Своего Тела), священник даёт собранию возможность войти через Таинство Евхаристии в уникальные взаимоотношения со Христом Господом. Личное действие рукоположенного служителя (епископа или священника) осуществляет по отношению к Церкви, Телу Христову, действие её Главы, её Начальника Иисуса, Сына Божия, Который приносит Себя за неё в жертву и соединяет её со Своей Жертвой. Эта личная и исключительная роль священника — даже если при сослужении все священники действуют сообща — становится очевидной из евангельского рассказа об установлении Евхаристии, когда Иисус непосредственно обращается к Своей Церкви: «Это есть Тело Моё, которое за вас будет предано. Примите и вкусите от него все». Тем более примечательно, что вся Евхаристическая молитва, которая традиционно произносилась одним только предстоятелем, говорится от первого лица во множественном числе: «мы».

Это торжественное «мы» выражает общность епископа и священников со всей коллегией апостолов, которая является залогом мира и единства Церкви, как говорится об этом в начале наиболее чтимой из всех Евхаристических молитв — Первой, древнего «Римского канона» (советую вам сегодня перечитать его). По это «мы» означает также весь собравшийся народ, всю Вселенскую Церковь, всех живых и умерших, о которых сегодня молится священник.

Второй Ватиканский Собор особо подчёркивал это: «Священник, получивший священную власть, воспитывает священный народ и управляет им, приносит Евхаристическую Жертву от лица Христа (in persona Christi) и предлагает её Богу от имени всего народа» (Lumen gentium, 10).

 

Участие верных

Каким же образом собрание принимает участие в приношении жертвы Христовой, которое осуществляется силою Святого Духа и служителем которого является священник?

Собрание всецело участвует в евхаристическом священнодействии. С самого начала Божественной Литургии собрание являет собою зримый образ Церкви, Тела Христова, — благодаря своей вере, надежде и любви. Принятие друг друга братьями и сестрами Христа, принятие Слова Божия и крещальное исповедание веры собрали воедино «рассеянных чад Божиих» в Церкви, способной совершить жертву Христову и принести себя в жертву вместе с Ним. Божественная Литургия завершается приобщением Телу и Крови Христа. Каждый соединяется — очень лично и очень глубоко — с Самим Христом, чтобы образовать тем самым единое Тело — Церковь, объемлющую все народы, вобравшую в себя людей, которых Бог любит от начала до скончания времён.

Тем не менее, следует подчеркнуть значение словесного участия собрания в Евхаристической молитве, произносимой священником.

Прежде всего, в начале Евхаристической молитвы собрание ведёт диалог со священником, где стороны призывают друг друга к благодарению:

Кроме того, в конце Евхаристической молитвы звучит доксолог (греческое слово, означающее славословие). Произносит его только священник, возносящий Тело и Кровь Христа: «Через Христа, со Христом и во Христе Тебе, Богу Отцу Всемогущему, в единстве Духа Святого всякая честь и слава во веки веков», — а всё собрание единодушно завершает хвалу словом Аминь, которое выражает веру и благодарение.

Внутри самого Евхаристического канона есть одна важная молитва, также произносимая всем собранием вместе со священником; это «Санктус»: «Свят, свят, свят Господь Бог Саваоф…»

Этот литургический текст, помимо всего прочего, напоминает нам, что поклонение земной Церкви совершается единым гласом с поклонением невидимых созданий, которые упомянуты в видении Исайи (6. 2–3), откуда и заимствован этот текст, представляющий собой одну из самых древних частей богослужения: Сам Иисус пел его во время молитвы в синагоге.

 

Молитвы ко Христу

«Но разве не молимся мы непосредственно Христу во время Мессы?» — возразите вы. Да, несомненно. Однако давайте поподробнее рассмотрим, в какие моменты и какими словами. Мы с вами уже размышляли об Обряде покаяния в начале Мессы: верующие призывают Христа избавить их от грехов («Христе, помилуй»). Вы помните возглашение собрания перед началом и по окончании чтения Евангелия, когда воздаётся хвала Христу, Который обращается к нам с Благой Вестью.

Во время Евхаристической молитвы после освящения Даров собрание «творит воспоминание» («анаинесис») Христа, Который «умер и воскрес». В ответ на призыв предстоятеля признать эту «тайну веры» верные обращаются ко Хрипу, присутствующему на алтаре в Святых Дарах: «Смерть Твою возвещаем, Господи, и воскресение Твоё исповедуем, ожидая пришествия Твоего».

Наконец перед Причащением во время преломления освящённого Хлеба собрание поёт или просто произносит небольшую литанию, обращаясь с молением ко Христу Иисусу, Агнцу Божию. Мы просим Христа о милости к нам, грешникам, и молим Его: «Даруй нам мир».

Следует добавить также несколько слов о первой из тех трёх молитв, которые священник в прошлом произносил тайно, готовясь к Причащению. Теперь уже во всеуслышание после «Отче наш» от имени всего собрания он молится: «Господи Иисусе Христе, Ты сказал апостолам Своим: мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам. Не взирай на грехи наши (уже не „мои“, как прежде, когда священник произносил эту молитву только о себе самом, а „наши“), но на веру Церкви Твоей и по воле Твоей благоволи умирить и объединить её».

Если священник хочет, он может произнести и вторую молитву: «Господи Иисусе Христе, Сын Бога живого, по воле Отца при содействии Святого Духа смертью Своею оживотворивший мир, Священным Телом и Кровью Своею избавь меня от всех беззаконий моих и всякого зла, помоги всегда блюсти заповеди Твои и не дай мне отпасть от Тебя». Или третью: «Причащение Тела и Крови Твоей, Господи Иисусе Христе, да не будет мне в суд и осуждение и по милосердию Твоему да охранит и исцелит душу мою и тело», — тихим голосом, в смиренном расположении духа подлинного христианина, который готовится к принятию Тела и Крови Христа.

Все эти молитвы в некотором смысле прерывают общее движение Евхаристии, в котором Церковь обращается к Отцу через Христа в Духе Святом.

Так Церковь, состоящая из грешников, обращается к Иисусу, своему Искупителю, Церковь-Невеста взывает ко Христу, своему Жениху, чтобы сделаться участницей Его брачного пира.

 

Действие Святого Духа

II, III и IV Евхаристические молитвы, в которых сохранены отголоски очень древней традиции, содержат два явно обращённых к Отцу прошения («эпиклесиса») ниспослать Духа Святого на Евхаристическое Тело Христово и на церковное Тело Христово. Первое звучит перед освящением даров: чтобы Дух Святой освятил принесённые хлеб и вино и они стали Телом и Кровью Сына Божия. Затем, после освящения Даров, — другое: чтобы верные, укреплённые Телом Христовым, исполненные Духа Святого, стали сами вечным приношением во славу Отца.

Но если смотреть глубже, то всё евхаристическое священнодействие совершается в Святом Духе.

Как видите, завершение Евхаристической молитвы — «Через Христа, со Христом и во Христе…» — удивительно лаконично выражает двойной смысл Евхаристии Христовой: литургическое действие Церкви и действие Бога — Отца, Сына и Духа, — Бога, приобщающего нас Своей жизни.

 

Вся Евхаристическая молитва обращена к Богу Отцу. Для того чтобы лучше понять её, зададим себе три вопроса: кто говорит? Кто приносит жертву? Кто приносится в жертву?

 

Кто говорит?

Священник.

Это вполне очевидно, об этом шла речь выше. Но когда он говорит в полный голос, то всегда говорит от первого лица во множественном числе: «мы», «наш»… Его устами говорит вся Церковь, всё Мистическое Тело Христово. По ходу этой молитвы, обращаясь к Богу Отцу, священник говорит Ему «Ты». А когда речь идёт о Иисусе Христе, священник говорит о Нём в третьем лице: «Накануне Своих страданий Он взял хлеб во святые и досточтимые руки Свои… преломил и подал ученикам Своим, говоря…»

Христос.

Вот в этот самый момент Евхаристической молитвы, к которому мы подошли, священник начинает говорить от первого лица, передавая свой голос Христу и оставляя за Ним произнесение тех слов, которыми устанавливается Евхаристия: «Это есть Тело Моё, которое за вас будет предано… Это есть чаша Крови Моей […] которая за вас и замногих прольётся… Это совершайте в память обо Мне».

Церковь.

Через служение священника, который может вот так произносить слова, сказанные Самим Иисусом, таинственно осуществляется присутствие в собравшейся Церкви единственной в своём роде Жертвы Христа. Всякая Евхаристическая жертва является истинной жертвой, которая всегда единa с Жертвой Крестной.

Таким образом, Христос, священник и Церковь в неразрывном единстве говорят и действуют в этой Евхаристической молитве, обращённой к Отцу И наши грамматические пояснения очень важны, потому что они помогают нам ощутить ту тайну, в которую мы входим, эту исключительную тайну спасения — вверенную Церкви тайну Христа, Который умер и воскрес. Да, воистину — как священник говорит нам об этом после освящения Даров: «Велика тайна нашей веры».

 

Евхаристия — приношение и жертва

Греческое слово Евхаристия значит «благодарение». В сущности, молитва, именуемая Евхаристической, начинается с первых слов Префации (см. гл. X) — со слов, благословляющих Бога за всё, и особенно за дарованное нам спасение. Вот почему христианское благодарение — сама молитва Христова — не просто слова, не просто вежливая благодарность Богу за все Его благодеяния.

Евхаристия по сути своей является приношением.

Приношение Богу не идёт ни в какое сравнение с ценным подарком, купленным для друга, и даже с дарением какой-то своей собственности, когда говорят родственнику: «Я дарю тебе то, что принадлежало мне, и что я берёг как зеницу ока», — имея в виду, что отрывают это от сердца. Или когда супруги, говоря, друг другу: «Я отдаю тебе себя», — становятся взаимным даром, соединяются в любви и думают прожить вместе всю жизнь. Но этот дар проходит испытание временем, и бывает, что две личности сталкиваются с невозможностью обрести полную гармонию — телесную и душевную…. Евхаристия — нечто значительно большее. В ней мы приносим себя в дар Богу во всей полноте: пашу свободу, наш разум, наше сердце. Это приношение, которое саму нашу жизнь и нас самих делает Божиими, приобщает к Его любви.

Таким образом, когда мы обращаемся к Богу и воздаём Ему благодарность со Христом, через Христа и во Христе, Евхаристия является одновременно приношением и жертвой.

Жертва в полном смысле слова.

Евхаристия — не жертва заклания, подобная кровавым жертвоприношениям животных в ветхозаветные времена, но нечто большее — то, что отдаётся в распоряжение Богу, переносится в святилище Божие, «посвящается» (как говорит об этом святой Августин, давая определение жертвоприношения). Приносить жертву — значит посвящать, отдавать в собственность Богу, на благую волю Его.

Жертва примиряет нас с Богом — не потому, что наш дар должен Его задобрить (как будто можно подкупить Бога!), но потому, что подлинная жертва является, прежде всего, жестом любви, которая противостоит греху, представляющему собой отказ от благодарения и своего рода «евхаристию наизнанку». Грех — это отвращение от Бога и любовь к самому себе вплоть до неприятия Бога, вплоть до забвения Бога, вплоть до отрицания Бога, в то время как святость — это любовь к Богу и открытость к Нему вплоть до самозабвения. «Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её», — скажет Иисус в Евангелии (МФ 10. 39).

Истинная жертва, которую возвещали пророки и которую совершил предавший Себя на страдание Раб, предсказанный в книге Исайи (42. 1–9;49. 1–6; 50. 4-11; 52. 13–53. 12), — это принесённая в любви жертва свободы, а вовсе не пролитая кровь жертвенных животных. Иисус во время последней Вечери благословит чашу с вином, говоря: «Сие есть Кровь Моя Нового Зачета, за многих изливаемая» (МК 14. 24).

Пророки Ветхого Завета неустанно напоминали народу Божию подлинный смысл жертвоприношения; так, Осия говорил: «Я милости хочу, а не жертвы (имея в виду приношения в жертву животных), и Боговедения более, нежели всесожжении (подразумевая баранов, ягнят и т. п.)». Для грешного человека жертва — не только знак, но и проявление вновь познанной и вновь обретённой любви к Богу — является освобождением от греха. Она восстанавливает разрушенное грехом; она изглаживает вину, хулу, тот ужас, который повлёк за собой грех. Опустошённость, порождённую страстями и злом, она заполняет любовью созидающей; она возвращает человеку полноту и благородство чувств, она воскрешает. Истинная жертва не там, где приносятся жалкие подношения людей, хотя и такие жертвы совершались по повелению Бога (вспомните жертвоприношения в Храме по закону Моисееву). Истинная жертва, угодная Богу, как говорит псалмопевец, — «дух сокрушённый; сердца сокрушённого и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс 51 [50]. 19). Истинная жертва — сердце сокрушённое и смиренное.

Евхаристия — Жертва Христа и Церкви.

В этой длительной духовной традиции, в этой терпеливой педагогии Божией мы лучше познаём Христа: «Жертвы и приношения Ты не восхотел […] всесожжения, и жертвы за грех Ты не потребовал. Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне: я желаю исполнить волю Твою, Боже…» — эти слова псалма 40 [39] (7–9) с полным правом могут быть отнесены ко Христу, входящему в мир (ср. Евр 10. 5–9).

Предлагая Себя в жертву благодарения, Иисус исполнил высочайшее дело Единородного Сына Божия, Слова воплощённого, Спасителя и Искупителя, Который избавил человека от греха и ввел его в полное общение с Богом. Именно поэтому снятой Августин смог написать: «Истинная жертва способствует нашему единению с Богом в святом сообществе ради нашего блаженства».

На вопрос о том, кто говорит в Евхаристической молитве, мы должны ответить: священник. Но в то же время это Иисус говорит в Своей Церкви. Вот почему евангельские слова об установлении Евхаристии, звучащие в Евхаристической молитве, производят такое сильное впечатление, и сердца всех христиан обращаются к ним вновь и вновь как к неиссякаемому щедрому источнику, который не оскудеет вовеки. Прочитайте в Новом Завете четыре фрагмента: у Матфея (26. 26–29), у Марка (14. 22–25), у Луки (22. 15–20) и в Первом послании Павла к Коринфянам (11. 23–26) — и сравните их с текстом Литургии.

 

Кто приносит жертву?

Христос.

В Своей Церкви, ради спасения людей Он приносит Свою жизнь в жертву Отцу Своим братьям Он даёт Свою Плоть в пищу: «Примите и вкусите от него все: ибо это есть Тело Моё, которое за вас будет предано»; и Свою Кровь в питие: «Примите и пейте из неё все: ибо это есть чаша Крови Моей, Нового и вечного Завета, которая за вас и за многих прольётся во отпущение грехов».

Священник.

Как служитель Христа и служитель Церкви он сакраментально (таинственно) приносит жертву. Это ознаменовывается его словами и жестами. В конце Евхаристической молитвы (см. гл. X) жестом приношения Богу Отцу он на мгновение возносит Хлеб, ставший Телом Христовым, и Вино, ставшее Кровью Христовой, соединённые в его руках, со словами: «Через Христа, со Христом и во Христе Тебе, Богу Опту Всемогущему, в единстве Духа Святого всякая честь и слава во веки веков».

И собрание от лица всей Церкви отвечает: «Аминь».

Этим возглашением она соединяется с жертвою Христа и приносит её при посредстве священника во славу Отца.

 

Кто приносится в жертву?

Конечно, Христос.

Мы это знаем из свидетельства первого апостольского поколения. «Христос однажды принёс Себя в жертву, чтобы подъять грехимногих» (см. Евр 9.26–28); и ещё: «Мы освящены единократным принесением тела Иисуса Христа» (10.10); Он принёс Себя в жертву однажды — и навеки, в тот момент, когда умер на кресте. Воскресший из мёртвых, навеки вознесённый во славу Отца, Он присутствует в Евхаристии. Христос приносится в Своей Плоти и Крови в «святую и живую Жертву» (III Евхаристическая молитва).

Церковь.

Будучи Телом Христовым, она также приносится вместе с Главою-Христом, через Него, с Ним и в Нём. Действительно, как говорил об этом Павел VI в энциклике в 1965 г., «она [Церковь] постоянно отдаёт себя в жертве, ею приносимой, во вселенскую жертву, прилагая ко спасению всего мира единственную и бесконечную искупительную силу жертвы Креста». И мы дерзаем говорить, особенно в III Евхаристической молитве: «Обрати взор Твой на приношение Церкви Твоей и прими Жертву, примирившую нас с Тобою» (имея в виду крестную жертву Сына Божия).

И священник продолжает: «Да соделает Дух Святой нас вечным даром Тебе».

Каждый из нас, членов Тела Христова, приносит жертву, и сам приносится в жертву, становясь «во Христе жертвой живой», по слову IV Евхаристической молитвы, или «жертвой живой, святой, благоугодной Ногу», если пользоваться словами апостола Павла, побуждавшими римских христиан к духовной жизни (Рим 12. 1). Второй Ватиканский Собор поясняет: «Через служение священников эта духовная жертва верующих совершается в единении с жертвой Христа, Единого Посредника, которая их руками от имени всей Церкви приносится в Евхаристии бескровно и таинственно, пока не придёт Сам Господь» (Декрет о служении и жизни священников, 2; см. также Догматическую конституцию о Церкви «Свет народам», 11 и Конституцию о богослужении, 48).

В Божественной Литургии действия Христа и Церкви (по выражению Павла VI, которое было повторено в Декрете о служении и жизни священников, 13) соединяются и исполняются в благодарении и жертве: «Христос одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых. О сем свидетельствует нам и Дух Святой» (Евр 10. 14–15).

Да, богатство Евхаристической молитвы неиссякаемо! В Церкви, содействием Духа Святого, живущего в нас, со Христом, через Него и в Нём мы обращаемся к Отцу и становимся «во Христе жертвой живой во славу величия» Отца (IV Евхаристическая молитва).

 

Когда мы совершаем Божественную Литургию, мы делаем то, что сделал Сам Иисус на Вечери (вечеря означает ужин) — на последней пасхальной трапезе, которую Он совершил вместе с апостолами и на которой Он председательствовал в соответствии с иудейским ритуалом. Это обстоятельство позволяет нам понять то, о чём мы поначалу не задумываемся.

В самом деле, если великие молитвы благодарения — Евхаристические молитвы — обнаруживают, несмотря на всё своё многообразие и различие христианских литургических обрядов, одинаковую структуру и содержат одинаковые слова, то это потому, что именно так молился Сам Иисус. То, как молимся мы в Евхаристической молитве, является продолжением того, как молился Иисус. Его молитва благодарения есть признательность Богу, Отцу Всемогущему; ею «осуществляется воспоминание» всех чудных дел, совершённых Богом — от сотворения мира до тайны спасения, обретённого через дар Тела Христа, которое было предано, и Его Крови Завета, «за многих пролитой во отпущение грехов». Это «осуществление воспоминания» дел Божиих обусловливает содержание и последовательность нашей Евхаристической молитвы.

 

«Санктус»

После вводного диалога Евхаристической молитвы предстоятель единолично произносит Префацию (см. гл. X); он воздаёт благодарение Богу за все Его благодеяния и особенно за то, что Он — наш Бог, что Он нас создал, призвал и избрал, чтобы мы славили Его; за то, что

Oн «удостоил нас стоять перед Ним и служить Ему», воспевая Ему: «Свят, Свят, Свят Господь…» Этот гимн — «Санктуса» — является одним из ключевых моментов Евхаристической молитвы.

«Свят, свят, свят Господь Бог Саваоф. Полны небеса и земля славы Твоей». Эти слова — первая часть «Санктуса», звучащего в Божественной Литургии, — взяты из книги пророка Исайи, глава 6, стих 3. Они донеслись до слуха Исайи в тот день, когда Слава Божия — то есть сама тайна Бога — открылась перед ним в храме и когда ему возвещен, был призыв стать пророком. И хотя он сознаёт себя грешником, «человеком с нечистыми устами, живущим среди народа также с нечистыми устами», он всем своим сердцем слышит небесный сонм ангельских сил — серафимов. В неземном пении, где эхом отзывается обычное возглашение еврейского богослужения, невидимые создания исповедуют несравненную святость Бога и поклоняются трисвятому Богу, «Господу Саваофу». Это древнееврейское выражение переводят то как «Бог вселенной», то как «Бог сил», то как «Бог Всемогущий»; «Он — Царь славы», — поясняет псалмопевец (Пс 24 [23]. 10).

«Полны небеса и земля славы Твоей». Вся вселенная, простирающаяся далеко за пределы того, что могут увидеть наши очи и что может постичь наш разум, исполнена Божественной Славы. Бог во всей полноте Своей присутствует во всём — как на земле, так и в небесах. Это нельзя понимать так, как если бы Он был соразмерен миру, был бы душою мира. Но как Отец и Создатель Он содержит всё сущее в Своей могущественной деснице и всё объемлет Своей милосердной любовью.

 

Мессианское возглашение

«Осанна в вышних. Благословен Грядущий во имя Господне». Эта вторая часть «Санктуса» представляет собой мессианское возглашение, взятое из псалма 119 [118] (стихи 25–26). Я упоминал о нем в V главе. Арамейское слово Осанна, перешедшее без перевода в христианский богослужебный обиход, означает «Спаси же!» Его переводят, к примеру, так: «Будь милостив, даруй спасение» или «Дай, дай победу». Этот псалом сопровождал торжественный вход в храм на седьмой день праздника Кущей, когда люди шли в процессии с ветвями в руках. Вот почему, как сообщают нам об этом все четыре Евангелиста, толпа, держа по обычаю пальмовые ветви, запоёт это песнопение, приветствуя Иисуса во время Его входа в Иерусалим как Царя-Мессию, кроткого и смиренного, сидящего на осле: «Осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!» (МФ 21.9)

Как видите, христиане, духовной интуицией безошибочно постигнув, Кто есть Иисус, и что Он совершил, твёрдо и последовательно сохраняют в своей литургии эти два фрагмента Священного Писания как существенный и незаменимый элемент Евхаристической молитвы. Важно понимать их буквально, чтобы не искажать самого порядка совершения Евхаристии. Вот почему не только неразумно, но и недопустимо видоизменять текст этого песнопения — ради того ли, чтобы певчим было легче его исполнять, или по каким-то другим причинам, зачастую случайным и второстепенным. Конечно, перефразировать можно любые тексты, но это ещё не значит, что мы вправе это делать. Надо честно это признать и, сохраняя верность истине, принять «Санктус» таким, какой он есть… Возглашение «Свят» составляет часть синагогального богослужения, в котором участвовал Сам Иисус. Церковь признала за этим возглашением его особое христианское содержание — содержание мессианское, добавляя к нему стихи псалма 119. Перед нами, таким образом, текст одновременно ветхозаветный и церковный, выстроенный самым совершенным образом и в литературном, и в богословском отношении.

Теперь во Иисусе, Сыне Давидовом и Помазаннике Божием, наша Церковь, состоящая из смертных и грешных людей — даже если речь идёт о небольшой горстке людей, произносящих эти слова неуверенным голосом, — вновь и вновь воспевает в каждой Евхаристии не утрачивающий своей новизны гимн всего творения, гимн освобождённой вселенной, искупленного человечества. Соединяясь во всецелом поклонении Церкви «с ангелами и архангелами, с престолами и господствами и со всеми небесными воинствами», соединяясь с созерцательной молитвой невидимой части Церкви, соединяясь с благодарением всей свободы человеческой, уже пребывающей во славе Божией, в общении святых, собранных пред лицом Божиим, мы непрестанно провозглашаем славу Отца: «Свят, Свят, Свят…» — во Иисусе, Святом Божием (ср. Лк 4. 34).

 

Тайная Вечеря и сегодняшняя Евхаристия

Итак, в ту ночь, на Вечери, Иисус воздаёт славу и благодарение Богу, Отцу Своему и Отцу нашему. Ритуальным жестом Он воссоздаёт всю историю спасения (лучше сказать, творит её воспоминание). Это то, что мы по-своему делаем в IV Евхаристической молитве, вспоминая сотворение мира, призвание Авраама, избавление от египетского рабства с Исходом и Пасхой, дар Завета с избранным и дорогим, как дети, народом, надежду святости, присутствие Бога в Его храме, обетование Мессии — Спасителя всех людей, призванных стать Детьми Божиими в Сыне. Этим самым ритуальным жестом, с того момента ставшим сакраментальным, Иисус из любви к нам предлагает Себя в жертву в хлебе — таинстве Тела, за нас преданного, и в вине — таинстве Крови, за нас и за многих пролитой; в знак нового и вечного Завета. Oн предваряет Свою смерть и Свое воскресение; Он предваряет Свои Страсти и Свою Пасху.

В Страстной четверг Иисус, предваряя события, даёт Своим апостолам то, что Он совершит Своею смертью на кресте в пятницу и Своим воскресением на третий день силою Отца и Святого Духа, преобразившей Его смертную плоть в тело прославленное.

Совершая Евхаристию сегодня, мы делаем то, что сделал Иисус перед Своими страданиями: повторяем те же самые жесты, говорим те же слова, следуем тому же порядку молитвы. Но мы не должны повторять всё это механически, словно какие-то магические действия. Если мы можем и должны делать это сейчас — уже после Страстей Христовых, — то лишь потому, что Страсти Христовы охватывают, и нынешнее время и что благодаря Его Страстям мы стали общниками Его воскресения.

Поскольку Христос умер за наши грехи и воскрес ради нашей жизни, поскольку через таинство крещения мы погрузились в Его смерть и Его воскресение, мы сделались членами Тела Христова и соединились в новый народ — Церковь. С тех пор, соединённые таким образом со Христом, мы способны силою Святого Духа, Который излился в сердца наши, совершать то приношение, которое Он совершил накануне Своих страданий, прежде чем погрузиться в смерть, чтобы Бог явил Своё могущество, воскресив Его. С тех пор мы можем — сегодня и каждый день — совершать благодарение, Евхаристию Иисуса, и приносить жертву, которую Он, как того требовал ритуал, принёс Отцу накануне Своих страданий, заповедуя апостолам: «Это совершайте в память обо Мне».

 

Божественная Литургия — воспоминание нашего искупления

Жертва Божественной Литургии включает нас в действие Иисуса, совершённое накануне Его Страстей, приобщает Его крестной жертве и силе Иго воскресения. Евхаристия — это в каком-то смысле литургия, которую отслужил Иисус: мы совершаем её в память об Иисусе. Таким образом, Месса является воспоминанием нашего искупления — воспоминанием совершённой Иисусом Пасхи Израиля, воспоминанием Пасхи Христовой, совершаемым «в память о Нём», как Он Сам заповедал Двенадцати. Посредством этого воспоминания мы «принимаем» сегодня совершённое раз и навсегда спасение — в надежде на его окончательное осуществление.

Что такое «воспоминание»? У французов это синоним слова «памятник», который воздвигают в честь какого-то человека или давнего события. А в Библии слова «воспоминание», «память» наполнены более богатым и точным смыслом (например, пасхальный ритуал евреи совершали в память об Исходе из Египта). Для Библии, как и для иудаизма наших дней, «воспоминание» — это «знак» и данное Богом свидетельство того, что сделал Он Сам в начале нашего спасения. Этот «знак» заверяет нас, что Бог продолжает осуществлять в каждом человеке дело спасения. И даётся нам этот знак, прежде всего затем, чтобы мы вновь предъявили его Богу, стремясь обрести полноту спасения, осуществляемого через нас и в нас. Эту «Пасху Господню» — посредством благословения, произнесённого над хлебом: «Это есть Тело Моё…» и над последней чашей вина в конце Вечери: «Это есть Кровь Моя, нового и вечного Завета…» — Иисус дал нам в «воспоминание», в «память» спасения, которое Он совершит Своею смертью и Своим воскресением: «Это совершайте в память обо Мне».

Эти слова и жесты Христа вот уже два тысячелетия являются для христиан таинственным источником верности Церкви тому, что совершил Иисус. Святой апостол Павел живо осознаёт это, когда пишет христианам Коринфа: «Я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и. возблагодарив, преломил и сказал: примите, идите, сие есть Тело Мое, за ломимое; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Моё воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей, и пьёте чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придёт» (1 Кор 11. 23–23).

Евхаристическая «память» — это не просто воспоминание в обыденном смысле слова, но сакраментальное действие, посредством которого то, что было совершено в прошлом — раз и навсегда, — нам реально даётся в настоящем времени веры Церкви и открывает нам будущее человечества, призванного однажды «принять» Христа во славе Его.

 

Евхаристическая молитва называется также Евхаристическим каноном. Греческое слово «канон» означает «правило». И в самом деле, Евхаристическая молитва сформулирована и зафиксирована в таком виде в соответствии с правилами Церкви. Это может удивлять, особенно в наше время. Весь облик современной цивилизации (включая средства массовой информации) приучает нас к спонтанности. Почему бы богослужению тоже не быть таким действом, где царила бы полная импровизация (хотя бы на уровне внешних проявлений)? Чтобы лучше понять, почему оно имеет фиксированную форму, остановимся на самом понятии «фиксированный».

С одной стороны, «фиксированный» можно понимать как «ритуальный». Как мы выяснили в предыдущей главе, Церковь, когда она совершает Евхаристию, повторяет жесты и слова молитвы Самого Иисуса, воспринятые ею из предания, которое восходит к апостолам. А Иисус, когда совершал Вечерю с Двенадцатью, следовал иудейскому ритуалу, который в свою очередь был точно и скрупулёзно кодифицирован. Вот почему в Евхаристической молитве не место импровизации. Некоторые историки придерживаются противоположной точки зрения, основываясь на тексте Иустина Философа, середина II в. (Апология I, 67): «Предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может». Каким бы ни был точный смысл этого отрывка (кстати, уже в начале III в. «Апостольское предание» Ипполита Римского запечатлело образец молитвы, которая могла бы претендовать на бесспорную ортодоксальность), в нём нет никакого намёка на допустимость совершенно субъективной фантазии или спонтанного творчества.

С другой стороны, «фиксированный» не следует понимать как «одинаковый». С самой глубокой христианской древности литургическая традиция принимала разнообразные формы в соответствии с условиями различных языков и культур. Таковы литургические обряды, сложившиеся в среде семитских народов (особенно в антиохийской традиции), коптский обряд, армянский обряд, греко-византийский обряд (его богослужение переведено на арабский, славянские и другие языки) и латинский обряд… Не будем забывать, что и внутри византийской традиции, как, впрочем, и латинской, существуют разнообразные литургические варианты, зачастую весьма оригинальные.

Это обстоятельство могло бы помочь нам запять менее категоричные позиции и найти более соответствующий тон, когда мы говорим о языках богослужения вообще и о латыни в частности. В самом начале церковной истории не латынь была богослужебным языком, а древнееврейский и греческий, да ещё древние языки Востока (арамейский, сирийский, халдейский и др.) Не следует забывать, что Римская Церковь, прежде чем она перешла на латынь, совершала богослужение по-гречески. И всё это разнообразие литургических традиций представляется бесценным сокровищем в едином наследии Церкви.

У народов Запада во времена Римской империи также существовало разнообразие литургических традиций, о богатствах которых мы и не подозреваем и которые известны лишь специалистам.

Существуют амвросианский обряд, который используется в Милане (мне довелось служить по этому обряду вместе с кардиналом Мартини и многими другими европейскими епископами, и великолепие Вечерни изумило меня и моих собратьев), мозарабский обряд в Испании и другие. Нельзя не упомянуть и некоторые своеобразные обряды во Франции, просуществовавшие вплоть до XIX в. (так, в Орлеане был свой особый чин примирения кающихся грешников, служившийся в Великий Четверг). Свой собственный обряд хранила Лионская Церковь; ещё не изгладились из памяти обряды доминиканцев и картезианцев.

Итак, не нужно думать, что фиксированность, «каноничность» Евхаристических молитв — это требование повиноваться правилу Церкви, автоматически порождающее единообразие. Слава Богу, подобно множеству языков, одновременно сосуществует множество литургических традиций..

 

Подлинная традиция

Чтобы закончить эту тему, хочу остановиться на одном актуальном моменте. Я имею ввиду энциклику Иоанна Павла II «APOSTOLI in Slavorum», посвящённую святым братьям Кириллу и Мефодию, 1100-летний юбилей которых мы праздновали в 1985 г. Нам очень важно сегодня извлечь урок из этого юбилея. Германские епископы, которые посылали своих миссионеров для свангелизации славянских народов в IX в., твёрдо придерживались того, что допустимы только три богослужебных языка: древнееврейский, греческий и латынь. Их богослужебным языком был латинский, и они хотели распространять его. Византийцы, в свою очередь, были ревнителями греческого. Кирилл и Мефодий, принадлежа к византийской культуре, обладали апостольской интуицией (в этом их поддерживал Папа), подсказывавшей, что нужно перевести Евангелие и богослужебные тексты на язык славян, чтобы эти народы могли молиться на своём родном языке, хотя этот язык и не имел письменности. Однако Кирилл дал ему письменность. Эта попытка предвидения оказалась столь плодотворной, что имя создателя славянской азбуки закрепилось в её названии: кириллическое письмо, или кириллица.

Дать возможность каждому народу земли услышать на своём родном языке о дивных делах Божиих и исповедать единого Господа, единого Духа, единую веру, единое крещение, единую жертву Христову, единого Бога и Отца — это не просто нововведение, подобное решениям Второго Ватиканского Собора, вызвавшим кое у кого сомнения, но безусловная верность древнейшей церковной традиции, коренящейся в событии Пятидесятницы. Возмущаться по поводу этого законного стремления — значит полностью пренебрегать христианской историей и тем, как Бог силою Святого Духа собирает в единое Тело совершенно разные народы. Самобытность каждого из них обогащает общую сокровищницу всей Церкви Христовой.

Имея фиксированную, ритуализованную форму, Евхаристические молитвы варьируются. В нашем латинском литургическом обряде их можно распределить следующим образом:

с одной стороны, это I Евхаристическая молитва («Римский канон»). Очень древняя, она связана с сирийской литургией, заимствованной у ранних Церквей Иерусалима и Дамаска. Она была непосредственно перенесена в Римскую Церковь и стала там официальной Евхаристической молитвой, Отсюда и её название «Римский канон», сохраняемое по сей день; с другой стороны, это II, III и IV Евхаристические молитвы, введённые после Второго Ватиканского Собора. Эти молитвы вдохновлены прекрасными греческими образцами. II Евхаристическая молитва приводится в Апостольском Предании Ипполита Римского (начало III в.); молитвы III и IV — в Апостольской Конституции (конец V в.).

Это основные Евхаристические молитвы. Хорошо ли вы помните все четыре? Советую вам перечитать их ещё раз.

 

Святой Дух являет присутствие Христа

Как я уже говорил вам (см. предыдущую главу), IV Евхаристическая молитва последовательно представляет нам благодарение Иисуса, которое становится благодарением Церкви. Она вспоминает всю священную историю Ветхого Завета и всё дело спасения, вплоть до дара Сына, Который «Сам Себя предал на смерть и, воскреснув из мёртвых, сокрушил смерть и обновил жизнь». Завет (Союз), заключённый на Синае, исполняется в новом Завете благодаря дару Святого Духа в наших сердцах, — как пророчествовали о том Иезекииль (36. 27; 37. 2 6) и Иеремия (31. 31).

Молитва напоминает нам об этом такими словами: «Но чтобы мы уже не для себя жили, а для Него, умершего и воскресшего ради нас, Он нам послал от Тебя, Отче, Духа Святого, — первый дар верующим, дабы, осуществляя дело Его на земле, Он завершил освящение мироздания». Повторю последние слова о Духе Святом: «дабы, осуществляя дело Его [Христа] на земле, Он завершил освящение мироздания». Вот почему предстоятель — священник, который обрёл на то право при рукоположении, — будет дважды просить Отца о ниспослании Святого Духа, произноси «эпиклесис» (это греческое слово означает «призывание»), что составит два важных момента евхаристического богослужения:

в первый раз непосредственно перед повествованием об установлении Евхаристии, соответственно предваряя освящение даров, он взывает к Богу: «Итак, Господи, молим Тебя: да освятит Дух Твой Святой эти дары». Затем, простирая руки над хлебом и вином, он продолжает: «Чтобы они стали Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа для совершения великого этого Таинства, которое оставил Он нам в установление вечного союза»;

во второй раз после освящения даров, предваряя Причащение, священник призывает Духа Святого на церковное Тело Христово, то есть на «всех от единого этого Хлеба и Чаши причащающихся», чтобы им «быть собранными Духом Святым во единое Тело, — да станут они во Христе жертвой живой во славу величия Твоего». Короче говоря, чтобы тело, сообщество церковное стало, в свою очередь, Телом Христа. Это то, о чём говорил святой Августин, назидая неофитов в Гиппоне (Проповедь 272): «Примите то, чем вы являетесь. Станьте тем, что вы принимаете: Телом Христовым».

Мы — Церковь Пятидесятницы, в которой живёт воскресший Христос, осеняемый славою Отца. Именно Дух Святой делает возможным Его присутствие в Евхаристии под двумя видами и в реальности Его церковного Тела. Таким образом, призывая Духа Святого на Тело Христово — Таинство и затем на Тело Христово — Церковь, Божественная Литургия показывает, что Евхаристическое Тело, которое есть реальное присутствие Христа, оказывается залогом и гарантом Его присутствия в Теле Церковном, Его Мистическом Теле. Иначе тело могло бы быть принято за главу, Церковь — за Христа, Невеста — за Жениха. Иначе Евхаристия была бы не Таинством вечно живого Христа, а ностальгическим воспоминанием чего-то навсегда исчезнувшего.

Особым напоминанием о присутствии живого Христа в Церкви (и давайте постараемся об этом не забывать!) являются сохраняемые в дарохранительницах наших храмов и часовен Святые Дары, которым поклоняются верующие: так называемые «запасные Дары». Они сохраняются, по крайней мере, до ближайшей Божественной Литургии на случай, если потребуется подкрепить Телом Христовым тех верующих, которые лишены возможности присутствовать на Мессе. И это — не просто Святые Дары «про запас» но ещё и таинственное присутствие Христа в Его Церкви.

Церковь, Мистическое Тело Христово, поклоняется не самой себе, но Христу, реально присутствующему в Своем Теле и Своей Крови, принимаемому ею в Таинстве Евхаристии. Он есть жизнь Церкви. Церковь всецело связана ее своим Господом и Владыкой. Церковь — не Христос, не она — Невеста Христова: её красота и величие обновляются благодатью Святого Духа от Евхаристии к Евхаристии.

 

Месса — это жертва благодарения, которую Церковь совершает в воспоминание Христа силою Духа Святого. Мы попытались раскрыть это в трёх предыдущих главах, как бы прервав рассмотрение прямой последовательности Литургии. В X главе мы завершили разговор о Евхаристической молитве и теперь подходим к «моменту» Причащения.

 

«Отче наш»

Почему Обряд Причащения следует начинать молитвой «Отче наш»? Потому что, хотя Причащение является совершенно личным делом (каждый лично приглашается принять Христа, Который дарует Себя в Своём Теле и Своей Крови), оно в то же время представляет собой дело по существу своему церковное (причащаясь, мы действуем только вместе со Христом и только как одно Тело, которое мы составляем вместе с нашими братьями-христианами, детьми одного Отца Небесного).

Физическое действие вкушения позволяет понять не только эту духовную реальность, но и реализм веры: наш телесный состав всецело охвачен воскресшим Христом. «Мы становимся тем, что мы принимаем», по слову святого Августина. Когда мы принимаем и вкушаем Тело Христово, нас принимает Христос. Ибо эта пища «истинно есть пища», «Хлебжизни»; как объясняет Иисус Своим ученикам в капернаумской синагоге, «Ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную… [Он] пребывает во Мне, и Я в нём» (Ин 6. 54, 56). Причастие — это участие в жизни, «симбиоз» в двух смыслах: жизнь Христова становится нашей жизнью, а наша жизнь становится жизнью Христовой. В той степени, в какой апостол Павел дерзает поведать об этом своим братьям — галатским христианам: «Уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Гал 2. 20).

Мы должны подготовиться непосредственно к этому единению со Христом, Которого мы предложили в дар в Евхаристической молитве и вместе с Которым мы приносим себя в дар Отцу. Вот почему мы все вместе произносим молитву, которую Он Сам нам оставил, — «Отче наш»: молитву Самого Иисуса, молитву Христа-Главы, ставшую молитвой Его Тела — Церкви, удивительную молитву Единородного Сына Божия, ставшую общей молитвой всех детей Божиих, братьев и сестёр Иисуса. Воскресший Христос сказал: «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему» (Ин 20. 17). Он научил нас (ср. МФ 6.9 и ел.) говорить: «Отче наш», говорить это всем вместе.

Таким образом, перед Причастием мы произносим от себя слова, которые в нашем человеческом естестве выражают смысл Его существования-самоотдачи, выражают надежду Его сыновней любви, Его свободы, принесённой в дар Отцу Небесному. Разве может быть какая-то лучшая подготовка к принятию Святых Тайн, нежели вхождение в молитву Возлюбленного Сына?

 

Молитва и возглашение

После молитвы «Отче наш», которая говорится или поётся всем собранием, священник один в полный голос продолжает молиться: «Избавь нас, Господи, от всякого зла, даруй милостиво мир во дни наши…»

Эта современная молитвенная формула восходит к V веку и называется греческим словом «эмболизм», т. е. «вставка». В древности христиане её часто использовали, развивая и расширяя последнее прошение молитвы, Отче наш («Избавь нас от лукавого»), от которого и ведут происхождение первые слова: «Избавь нас от всякого зла». Молитва была создана в Римской Церкви во времена, когда та находилась под угрозой нашествия варваров. Это было усердное моление перед лицом надвигающегося бедствия: «Даруй милостиво мир во дни наши», мольба о том, чтобы быть «избавленными от греха и ограждёнными от всякого смятения».

Латинские слова «Ab omni perturbatione securi» no сути означают объективную и субъективную безопасность, о которой мы просим Господа: укрепи нас перед лицом испытаний.

«Ожидая исполнения блаженного упования и пришествия Спасителя нашего Иисуса Христа».

Этот литургический текст перекликается с выражением святого апостола Павла «ожидая блаженного упования» из его Послания к Титу (2. 13), которое поясняется последующими словами: «и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа». Именно фрагмент о «блаженном уповании» читается на Божественной Литургии в ночь Рождества. Мы не ошибёмся, если скажем, что «блаженное упование» — это воскресение мёртвых по дару Христа, как о том сам Павел провозгласил перед синедрионом: «За чаяние воскресения мёртвых меня судят» (Деян 23. 6). Какое конкретное и жизненное упование!

После этой молитвы священника всё собрание возглашает: «Ибо Твоё есть царство, и сила, и слава во веки». Отрадно, что в нашу Литургию вернулось это возглашение, сохранившееся в древних манускриптах, где оно завершало молитву «Отче наш». Подобные возглашения часто встречаются в Священном Писании, например, в Откровении Иоанна Богослова 1. 6: Ему «слава и держава во веки веков»; или 4.11: «достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу» (ср. также, в частности: 5. 13; 7. 12; 19. 1).

 

К совершенному единству

Здесь прерывается евхаристическое молитвословие, произносимое во имя Христа и обращаемое к Отцу при содействии силы Святого Духа. Мы делаем как бы паузу и обращаемся ко Господу Иисусу Христу, Который присутствует посреди нас и дарует нам Себя в Своём Теле и Своей Крови. Во всеуслышание, от имени всех и ради всех, предстоятель творит эту молитву, которая раньше была одной из трёх молитв, произносившихся тайно священником непосредственно перед его Причащением (см. гл. X). «Господи Иисусе Христе, Ты сказал апостолам Своим: мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам. Не взирай на грехи наши, но на веру Церкви Твоей..» Никто из нас не дерзает сказать: «Воззри на мою веру»; мы не дерзаем сказать даже так: «Воззри на веру всех нас, составляющих эту церковную общину». Кто из нас мог бы похвалиться перед Богом, что имеет достаточно веры для того, чтобы получить Его милосердную любовь? Речь может идти только о вере всей Церкви — той самой Церкви, Невесты Христовой и нашей Матери, которая «не перестаёт молиться, надеяться и трудиться и увещает своих детей к очищению и обновлению, дабы знамение Христа светлее воссияло на её лике» (, 15). Только Церковь соразмерна прощению наших грехов, о котором мы просим, и даваемому нам дару Тела Христова.

«И по воле Твоей благоволи умирить и объединить её (= Церковь Твою)». Почему же теперь мы молимся о единстве Церкви? Потому что только Христос — Своим Телом, за нас преданным, — может собрать воедино в общении веры «рассеянных чад Божиих» (ср. Ин 11. 52). Таким образом, вполне естественно, что мы молимся о нашем единстве в Его Церкви в тот самый момент, когда мы собираемся приобщиться Телу Христову, приобщиться единому Хлебу и единой Чаше. Вот как использует святой апостол Павел символизм совершения Евхаристии для обозначения единства Церкви: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, ими многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор 10. 16–17).

Каждый из нас принимает Тело Христа, всецело присутствующего в каждой частице Гостии — освящённого Хлеба (по-латыни слово означает «жертва»). Мы соединены в этом единственном Теле воскресшего Христа. Своею Кровью, пролитой на кресте, Он победил разделение — порождение греха и смерти: «Теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровью Христовою. Ибо Он есть мир наш, сделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотню Своею […] дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нём» (Еф 2. 13–17). Только Таинство Евхаристии, принимаемое и понимаемое на этом уровне веры, устрояет и созидает единство Церкви. Только Христос способен вести Свою Церковь и верующих в Него к совершенному единству. Только Он, вочеловечившийся Сын Божий, до конца возлюбил нас, принеся Себя в жертву, которой мы приобщаемся и в ней обретаем единство: «За них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (Ин 17. 19).

 

Мир Христов, пребывающий с нами

После этой молитвы о мире во дни наши и о единстве Церкви предстоятель говорит собранию: «Мир Господа нашего да будет всегда с вами». Я уже объяснял вам (в IV главе) в связи с приветствием в самом начале Мессы, какое богатство смысла и красоты содержится в пожелании мира. Но ещё большее богатство содержится в словах Господа нашего о мире, которые произносятся перед тем, как Христос дарует Себя в пищу Своей Церкви.

Сказав это, священник призывает верующих обменяться знаками мира, который даёт нам Христос: «Приветствуйте друг друга с миром и любовью». Обмен пожеланиями мира имеет древние корни. Когда-то он был призван соединить предстоятеля и всех клириков, участвующих в богослужении, в единое целое. Но никакое правило не запрещало того, чтобы приветствие мира распространялось и на собрание верных. Вот почему теперь мы это делаем с большой радостью.

Этот момент имеет огромное значение. Это вовсе не жест людей, довольных тем, что встретились, или обменивающихся поздравлениями, или похлопывающих друг друга по спине и восклицающих: «Какое счастье, что мы снова вместе!» Нет. Мир, о котором идёт речь, — вовсе не тот, который мы решили установить сами, своими собственными силами: мы на это не способны! «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир даёт, Я даю вам», — говорит Христос. Христос даёт нам Свой мир, и мы ему (этому миру Христа) приобщаемся: мы принимаем его от Христа как бесценный дар, который нас преображает и наделяет способностью принимать друг друга, несмотря на наш антагонизм и наши человеческие различия.

Так, объятые Христом, Который даёт нам Свой мир, и воссоединённые в единое тело с теми, кто дан нам как братья, мы становимся делателями мира. И, приобщаясь единому Телу Христову, мы принимаем Таинство того, что прежде было дано нам как надежда и залог в слове Иисусовом,

 

Причащение

После молитвы «Агнец Божий» («AGNUS Dei»), представляющей собой короткую литанию, каждый, если он того желает, подходит к Причастию в соответствии с обычаями Церкви и руководствуясь собственными ощущениями: это может быть принятие Тела Христова непосредственно в уста, по обычаю, сложившемуся в Средние века, или в руки, в соответствии с древней практикой, описанной Кириллом Иерусалимским в его «Тайноводственных беседах» (Божественная Литургия, наставление 3): «Левой рукою твоею сотвори престол для правой, ибо она примет Царя. Затем слегка согни свою ладонь, чтобы было углубление, и прими Тело Христово, говоря: Аминь».

Оба способа Причащения в равной мере приемлются Церковью. Каждый имеет полную свободу выбирать любой из них и с благоговением принимать Тело Христово из рук священника или иного служителя Евхаристии. Но никогда верные не причащают себя сами: Причастие не «берётся», а «даётся». Оно принимается от Христа, Которого представляет священнослужитель.

После Второго Ватиканского Собора новый Чин Мессы предусматривает, чтобы исполнялось повеление Христа: «Примите и вкусите от него все… Примите и пейте из неё все…». Теперь в западных обрядах Католической Церкви Причащение под двумя видами — Тела и Крови Христа — не остаётся уже привилегией одних только священников, как это было прежде, но всё чаще и чаще преподаётся и мирянам. И действительно, хотя принимающий одно только Тело Христово полностью приобщается всецелому Христу, всё же великое счастье — принимать во всей полноте и действенной силе Таинство, вкушая его под двумя видами: под видом Хлеба и под видом Вина.

 

Благоговейная тишина, ликующая

Причащение может сопровождаться пением псалма. Но ничто не должно нарушать или подменять собой благоговейную тишину, которую следует сохранять на протяжении нескольких минут после Причащения. Это «уникальный момент, когда в безмолвной душевной близости святость Христа проникает в нас, очищает нас, просветляет нас и укрепляет», как доверительно сказал мне один из моих слушателей. И добавил: «Мне кажется, что если верующий, который только что причастился, должен почти тотчас прослушать объявления о том, что будет на предстоящей неделе, он может почувствовать неуважение к себе и, более того, неуважение к присутствующему в нём Господу. А если неверующий, разбирающийся в вопросах нашей веры, войдёт в это время в храм и станет тому свидетелем, не удивится ли он этому, не покажется ли ему это бездумным легкомыслием?»

Завершает Мессу Молитва после Причащения. Её можно понимать как молитву тех верных, которые счастливы, что были приглашены на Вечерю Господню («Блаженны званные на вечерю Агнца»). И вот, преподав верующим, благословение Бога — Отца и Сына и Святого Духа, — священник во имя Христа отпускает их: «Идите (а не пойдём) в мире Христовом».

В последнем возгласе, выражающем радость и веру, собрание свидетельствует о своей признательности Богу за эту Евхаристию: «Благодарение Богу». Нам, христианам 2000 года, христианам метро и городской толпы, христианам, живущим в мире безымянностей, дана благодать признать, обрести и возлюбить друг друга как братьев во Христе, силою Духа Святого, в каждой Евхаристической жертве — «источнике и вершине всей христианской жизни» (, 11). В Церкви.

Ради вящей славы Божией и спасения мира.