Безумие! Не тех лечим. Занимательная книга о психотерапии

Лютц Манфред

Часть I. Наша проблема – нормальные люди

 

 

1. Безумие

 

Безумие психиатры находят только при определенных болезнях. Однако, общественность говорит гораздо чаще о «совершенно обычном безумии» и подразумевает под этим не болезни, а всеобъемлющие странности, о которых повсюду сообщают средства массовой информации. Последствия этого совершено обычного безумия более разрушительны, чем безобидные выдумки шизофреника из соседнего дома. Такое очевидное совершено обычное безумие доказывает еще раз тревожный тезис этой книги: наша проблема – это нормальные!

 

Совершено обычное безумие – Гитлер, Сталин и исследования мозга

Был ли Гитлер сумасшедшим? Многие люди на этот вопрос находят быстрый ответ. Такой массовый убийца должен быть сумасшедшим! Ведь явно же ненормально развязать мировую войну и проводить геноцид. Но так ли уж сразу больной? Ни в коем случае! Если бы это было так, то необходимо было бы такого Гитлера объявить невиновным. Насколько известно, только один-единственный психиатр, впоследствии заведующий кафедрой Гейдельбергского университета, Карл Вилльманн видел Гитлера вблизи. Но даже и издали никакой серьезный психиатр не подтвердил бы невиновность Адольфа Гитлера. Он был определенно чудовищным явлением, не знавшим меры в своей ненависти, агрессии, желании уничтожения, но больным он не был. Утверждать, что Адольф Гитлер был болен, значит опошлить ужас исторической катастрофы, которая связана с этим именем. Тогда надо было бы Гитлера только прилежно полечить психиатрическими методами, и вся проблема разрешилась бы наилучшим образом. Небольшое количество лекарств, заботливое окружение и, прежде всего, трудотерапия психически больного мюнхенского живописца могли бы предотвратить смерть миллионов людей. Однако, все это вздор. Гитлер был нормален, ужасно нормален. Он был настолько нормален, что обладал даже особой способностью очень хорошо разбираться в нормальных людях, говорить именно то, что они хотели услышать, что доходило до них. Иоахим Фест в своей классической биографии Гитлера связал историческое величие с ответом на вопрос, может ли человек объединить свое мышление с ощущением времени, и пришел к страшному выводу, что в этом отношении отказать Адольфу Гитлеру в величии не так просто. Ведь, действительно требовалась незаурядная способность убеждать, позволившая с помощью популистской риторики зафиксировать на себе внимание людей, использовать в своих целях сначала их, а затем и целое государство, а после весь мир погнать на войну. Психическое заболевание сделало бы такой продолжавшийся в течение почти 30 лет процесс, требовавший значительных сил, невозможным с самого начала. Злу, которое совершил Гитлер и те, кто был с ним заодно, нет никакого прощения. Гитлер был не болен, а нормален. И это-то как раз и является самым страшным в этом человеке. Войны никогда не ведутся психически больными, для этого требуется слишком большая целеустремленность. Если бы Гитлер был болен психически, он не смог бы совершить своих преступлений.

Для кого-то бывший кандидат в священники Иосиф Сталин – также кандидат в психиатрию. Сторонники этого мнения вспоминают, прежде всего, «патологическое» недоверие старого диктатора, которое стоило жизни бесчисленному количеству людей. Но, если бы кто-то вел себя нерационально только под влиянием далекой от реальности мании преследования, ему скоро перестали бы повиноваться. Напротив, определенное недоверие прямо-таки жизненно необходимо для диктаторов. Среди миллионов мертвых, погибших в результате обычного бреда Сталина, несомненно, были также и такие, которые могли бы представлять опасность для его господства. И его живые противники после всех этих массовых убийств весьма основательно размышляли, хотят ли они рисковать своей жизнью. Нет указаний на то, что Иосиф Сталин мог быть болен психически. Совсем наоборот, именно мощная преступная эффективность Сталина гарантировала ему господство. Когда же самодержцы стареют и заболевают, то систематическое подавление ими противников ослабевает, и это нередко стоит им власти. Пример тому – шах Персии, а также Эрих Хонеккер и конголезский диктатор Мобуту.

Тот, кто в противоположность им действительно страдает манией величия, – встает на перекрестке в Ванне-Эйкеле и заявляет, что он самый великий. После сравнительно короткого лечения в местной психиатрической лечебнице проблема разрешается, и мужчина может снова идти на свою работу в городском архиве. Но если некто, кого зовут Ким Ир Сен, занимает центральное место в северокорейской столице Пхеньян, утверждая то же самое, разумеется, окруженный многочисленными ликующими приверженцами, тогда эту проблему невозможно разрешить обращением к психиатру. Так как мужчина этот нормален, во всяком случае, не болен. То, что такое совершенно обычное безумие может быть наследственным, подтверждается сегодня его в высшей степени странным отпрыском, который с неослабной беспощадностью и непредсказуемостью в международных делах командует самым большим в мире лагерем заключенных. Мао Цзэдун не был, как известно, любимым дядей, как он охотно позволял представлять себя публично, а был эгоистичным садистом и сластолюбцем, на совести которого, пожалуй, больше убийств, чем у любого другого диктатора со времен существования человечества. Но перечисленные качества никогда не создавали у этих удивительных субъектов картины болезни, требующей лечения, а, следовательно, и возможности излечиться.

И в наши дни были примеры совершено обычного безумия: диктатор Саддам Хусейн, террорист Усама бен Ладен или людоед из Роттенбурга Армин Майвес, за которым охотился даже Голливуд. Тем не менее, Саддам Хусейн был в состоянии долгие годы держать под своим контролем большую страну, Усама бен Ладен очень долго и успешно прятался от американцев и поддерживал боеспособной свою террористическую сеть, а Армин Майвес с очевидным удовольствием выступал публично. Все это не болезнь, а отвратительное явление. Это нельзя лечить, можно только презирать и осуждать.

В последнее время исследователи мозга попытались отобрать у нас ответственность за эти постыдные теневые стороны нормального человечества. Исследователь мозга Герхард Рот жизнерадостно объявил, что мы вовсе не виноваты во всем этом. Он настаивает на отмене уголовного права и на отказе от преследования нарушителей закона о гуманной дрессировке животных. Шикарная идея! Это не мы виноваты, это наш мозг! И за него мы, как известно, не отвечаем. Виноват ли я, если нейротрансмиттеры безобразничают в моем переднем мозгу и искажают мою мораль? Идея господина Рота и его друзей-исследователей мозга не особенно нова. В наши дни мы празднуем ее 290-ый день рождения. Некий господин Толанд еще в 1720 году объявил мозг машиной, которая создает наши мысли согласно своим собственным законам. Еще в то время хватило образования, чтобы распознать ошибку. Естественно, нельзя играть сонату для рояля без рояля, и действительно нет звука без движения клавиш. Но без гениальных мыслей таких людей как Людвиг ван Бетховен и без пианисток, как мои дочери, не было бы в действительности сонат для рояля. Естественно, что всем нашим мыслям соответствуют какие-то материальные изменения в мозгу, и также, прежде чем мысли определенно и ясно проявятся, в ожидании мысли происходят некие действия нейротрансмиттеров, которые можно измерить. Но, тот, кто путает пианино с композитором или пианистом, совершает ту же ошибку, что и посетитель ресторана, который путает меню с настоящей едой и откусывает от картонки. Философия называет это сбоем категорий. Раньше можно было бы над таким посмеяться. Сегодня же эзотерически настроенные исследователи мозга едва ли осмеливаются громко говорить или смеяться, не говоря о том, чтобы противостоять совершенно откровенному вздору. Для этого нужны такие философы как Юрген Хабермас, которые разоблачают обман и предостерегают, что с такими необдуманными речами наше свободное общественное устройство полетит в тартарары.

Но чем же привлекательны такие теории? Они освобождают! Они освобождают нас, нормальных, от все более тяжелой тотальной ответственности за обычное безумие, которое мы совершаем изо дня в день. Нам очень жаль, это были не мы, и сейчас это не мы, и мы никогда не будем ими! С нашими-то нейротрансмиттерами! Мы, люди, не отвечаем за все эти войны, массовый голод, эксплуатацию человека и природы и за все это презрение к человечеству. Это все нейротрансмиттеры, презирающие нас. Мы удивительнейшим образом довели себя до волшебного исчезновения. Нас просто в принципе нет, мы ни в чем не виноваты, и таким образом мы оказались неожиданно «научно» помещены по ту сторону добра и зла. Там мы можем хорошо себя чувствовать, наслаждаться отпуском и грядущей вечеринкой. Только если мы немного заболеем, даже неизлечимо заболеем, тогда мы, к сожалению, должны считаться с тем, что нейротрансмиттеры других людей не сочтут это очень веселым. Немного социального участия для собственного здоровья, впрочем, также эволюционно очень хорошо. И оказывается, что человек – это все же человек, а не волк. Но, пожалуйста, без преувеличения! Если уж люди до луны добрались, то можно, пожалуй, найти гуманные методы для отказа от больных, требующих многолетнего ухода! Страдание – плохое состояние нейротрансмиттеров для больного, для работника по уходу за больным и для всего общества, которому лучше финансировать дорогие надувные матрацы для прыжков, чем противопролежневые матрацы. Микас Деккерс назвал надувные матрацы в форме замков потогонными оазисами здоровья. В романе «Ненужные» шведский автор Нинни Холмквист описывает общество совсем не такого уж далекого будущего, в котором все люди старше 50 лет, у которых нет детей, эвакуируются по однажды принятому решению парламента в роскошный район. Там их содержат в комфортных условиях, но они обязаны отдавать свои органы «нужным» людям, и, главное, быстро исчезнуть в приятной атмосфере. Тот, кто хочет последовательно добиваться наибольшего счастья для наибольшего числа людей, может быть только доволен. Нейротрансмиттеры улыбаются.

Сегодня совершенно нормальное безумие более не являет себя в устрашающем образе из мяса и крови в виде гитлеров, сталинов, мао цзэдунов. Совершено нормальное безумие проникло в бескровные теории. И оттуда ползучий яд проникает во все общество. Впрочем, и вы, дорогой читатель, читающий эти строки, тоже уже не выглядите бодрым. Вам не хватает веселья, жизнерадостности, бурной самоотдачи ради будущего нашего общества. Вы ведь не нарушите равновесия нашего довольного общества печальным прогнозом? Вы ведь знаете: есть «выход», и для вас…

 

Безумно нормальные – однотонные и стоящие по стойке «смирно»

Бывает не только совершенно нормальное безумие. Бывают также безумно нормальные. Они существуют, эти пустые бледные фигуры, которых нипочем не вспомнишь, хотя они и сидели напротив тебя в поезде несколько часов подряд. Эти серые мыши нашего нормального общества, девиз которых: как бы не выделиться! В школе они были середнячками вплоть до хорошистов, немного карьеристами, но только в такой степени, чтобы одноклассники не ощутили вызова. В пубертатный период они клеили на стул преподавателю жевательную резинку, никому ничего не сказав, чтобы не попасться. Женщину на всю жизнь они находили в местной прачечной среди тех, для кого чистота до глубины пор, естественно, превыше всего. Они были бухгалтерами в финансовом управлении и сопротивлялись своей внутренней потребности надевать нарукавники, только чтобы не выделяться. Они выбирали одежду всегда так, как это подобает ухоженному господину: мужчина прилично одет, если никто потом не может вспомнить, что на нем было надето. Их мнения всегда совпадают с мнением большинства. Допустимо немного критики, но не слишком. Они умирают несенсационно от инфаркта миокарда, как большинство их друзей, и на надгробном камне стоит: он жил тихо и неприметно и умер, как принято. Тем самым они совершенно в тренде даже в виде трупа. У таких людей никогда не было шанса попасть в психиатрическую лечебницу. Они по всем психологическим тестам безукоризненно соответствуют нормальному состоянию. Глядя на них со стороны, трудно понять, живут ли они вообще, и если да, то как? Вероятно, однако, как-то они живут, только незаметно.

Не будем презирать безумно нормальных. В конце концов, они – клей нашего общества. Они – условие существования всех правил уличного движения. Они – радость всех статистиков, которые ничего так сильно не ненавидят, как не вписывающееся в статистику. Безумно нормальные – это рамки, существующие для того, чтобы все исключительные смогли себя почувствовать действительно исключительными. Но есть и проблема с этими нормальными. Они не любят иных. Они ненавидят всех этих ярких, пронзительных, громких. Их постоянно приводят в ярость эти беспорядочные типы, которые неправильно паркуются, превышают разрешенную скорость и слишком долго едут на автобане по левой полосе. Им никогда не пришло бы в голову поговорить с такими людьми. Но когда сосуд переполнен, то он взрывается, и порядочный гражданин может стать фурией, охваченной праведным гневом. Психотерапевт Пауль Вацлавик изобразил трудности такой жизни в знаменитой истории с молотком: один мужчина хочет повесить картину и понимает, что у него нет молотка. Он раздумывает, не попросить ли молоток у соседа. Но этот сосед – странный человек. Он всегда такой немногословный, по-видимому, высокомерный, заносчивый и эгоистичный; у него, возможно, такой мерзкий характер, что, и имея молоток, он его все равно не даст. Просто немыслимо, какая дерзость, какая бездонная наглость! И вот, он звонит в дверь абсолютно неизвестного ему соседа и с красным от гнева лицом кричит озадаченному мужчине: «Ну и держи у себя свой молоток!»

Хотя безумно нормальные нормальны, они могут быть непредсказуемы. Недавно мужчина, который постоянно спорил из-за пустяков со своими соседями по небольшому садово-огородному участку, взял и убил семью из трех человек. Все свидетельствует о том, что этот мужчина был безумно нормален.

Тот, кто не может видеть кровь и поэтому не хочет убивать своего соседа, сегодня имеет все возможности убить его духовно. В век политкорректности снова введен позорный столб. В средние века людей для наказания выставляли в общественном месте у позорного столба с вывеской, на которой было указано преступление. Сегодня это считается грубым нарушением человеческого достоинства. В то же время, не задумываясь, человека подвергают высмеиванию и глумлению во всех средствах массовой информации из-за любого не очень корректного высказывания. В средневековье у позорного столба стояли в определенном месте и только несколько часов. Жертвам политкорректности достается, как правило, на всю жизнь и отовсюду. Поскольку по электронным средствам массовой информации общественная дискредитация распространяется на весь мир и носит почти нескончаемый характер. Создается впечатление, что человечество имеет низменную потребность в инквизиции, естественную и неутолимую. И поскольку церковь больше не должна прислуживать учреждениям такого рода, мы демократизировали инквизицию. Каждый может объявить любого чертом жареным, отвратительным исчадием ада, неисправимым еретиком. Последние исследования в итоге показали, что настоящая инквизиция придерживалась строгих правил и действовала вследствие этого значительно более сдержанно, чем это изображала чудовищная молва. В основном инквизиция считала своей задачей восстановить справедливость, не навлекая на жертв широкий народный гнев. Преследования ведьм были только в тех местностях, где инквизиция не функционировала, например, в Германии, но не в Испании. Сегодня же для жертв нет политкорректного суда, в котором они могли бы искать защиты. Все эти безумно нормальные люди непреклонно настаивают на том, что раз все, действительно все это говорят, то значит, это правильно. А то, что правильно, они, безумно нормальные, определяют сами.

Неудивительно, что все, отклоняющееся от нормы – единственная неприятность для этих нормальных. Конечно, против отклонения от нормы наверху отдельная маленькая серая мышка не осмелится протестовать. Поэтому вся несорванная досада на тех, кто наверху, превращается в агрессию по отношению к тем, кто внизу. Наверху прогнуться, а внизу подмять – они, безумно нормальные, умеют это делать хорошо. Они считают это своим правом, прямо-таки правами человека. Кто, как не они являются колесами, приводящими все общество в движение? Не они ли являются теми, кто своими отчислениями в виде налогов беспрекословно оплачивает все, что гарантирует надежность и благосостояние всех? И поэтому они стреляют в иностранцев, инвалидов, неудачников общества. И хотя они стреляют только словами, эти слова часто действуют, как пули. Не по легкомыслию они говорят так, а после тщательной проверки. Они скажут это только в благоприятной атмосфере среди таких же нормальных, которые думают так же нормально. Иностранцы должны за милую душу убираться туда, откуда пришли, неудачники сами во всем виноваты (в конце концов, ведь без пота и слез в жизни не пробьешься), а инвалиды – так уже существуют точные исследования, позволяющие предотвратить рождение инвалидов: «сегодня их больше не должно быть…».

Глухая обывательская атмосфера царит в такой среде. Должно быть, она была уже в древних Афинах, когда Диоген Синопский ясным днем бежал по городу с фонарем в руках среди всех этих нормальных и на вопрос, что он делает, отвечал: «Я ищу человека». Очевидно, что во все времена были безумно нормальные, и они встречались во всех слоях населения. И также в кругу врачей. Идея эвтаназии ни в коем случае не была изобретена нацистами, а – врачами, психиатрами. Пользующийся хорошей репутацией коллега Гоше вместе с неким господином Биндингом настаивали на этом уже в 1920 году, в то время, когда Гитлер еще только упражнялся в фантазиях обеспечить «хорошую смерть» для «недостойных жизни». Эвтаназия по-гречески ευ + θάνατος (хорошо + смерть). Ненормальные не должны быть более грузом для общества нормальных людей. Хорошо, когда врачи считают болезни недостатками, которые они пробуют устранить. Мы ценим в них это. Если же они, исходя из профессиональных представлений, создают мировоззрение, медицинская болтовня становится человеконенавистнической. И подобная ментальность без проблем пережила национал-социализм. Она распространяется по всему обществу. Лауреат Нобелевской премии Уотсон, который вместе с господином Криком обнаружил в пятидесятых годах прошлого столетия двойную спираль, совершенно серьезно предлагал взимать с людей с низким коэффициентом интеллекта более высокие налоги, если они производят на свет детей, так как тем самым они перегружают общество. Только позже, когда он заявил о якобы более низком интеллекте черной расы, правозащитники забили тревогу. Поскольку по известным историческим причинам больше не говорят «раса». Надо выражаться по-другому. Можно сказать, например, «чужак», – выражение «проникновение чуждых влияний» стало обычным у нормальных как правых, так и левых убеждений.

Безумно нормальные имеются во всех культурах. Никто в определенных местностях Турции не стал бы лечить у психиатра отца, который принуждает свою дочь к браку, и убивает ее, если она противится, а себе самому позволяет некоторые мужские отклонения от супружеской верности. В определенных местностях Сицилии, должно быть, еще сегодня совершенно обычно исполнять то, что «убедительными аргументами» настоятельно рекомендует мафия. Омерта, обет молчания определяет, что можно говорить и, прежде всего, что говорить нельзя. Это находит поддержку безумно нормальных. Поскольку они, эти нормальные, не так охотно высказываются, особенно публично.

Конечно, они могут стать зловещими, эти пустые фигуры. Они ничего не говорят, но они повсюду. Мифом послевоенной Франции стало то, что почти все французы участвовали в движении Сопротивления против Гитлера и его вассала, старого маршала Петэна. Однако, в самой Франции в начале 70-х годов прошлого столетия появился хорошо смонтированный документальный фильм, который слегка исправил этот миф. Там можно было видеть маршала Петэна, ехавшего по занятому немцами Парижу в начале 1944 года. Улицы и площади были черны от людей. «Весь Париж приветствовал возгласами ликования старых борцов Вердена». Два миллиона человек были на ногах. Это было триумфальное шествие! Четырьмя месяцами позднее: та же самая картина. Только теперь это был бывший смертельный враг, генерал де Голль, который ехал по Парижу после освобождения. Снова стояли два миллиона человек. «Весь Париж приветствовал возгласами ликования освободителя». И примечание: «В Париже в то время было два миллиона жителей. Должно быть, тех же самых».

В Германии тоже нормальные были безумно гибкими. Вернер Хефер, честный журналист культовой передачи «Ранняя кружка», который в Немецком телевидении послевоенного времени представлял совершено нормальную демократическую точку зрения обычной новой демократии, должен был, в конце концов, притихнуть, так как он считал коричневую гниду совершено нормальным явлением и совершено обычно комментировал его. Джордж Оруэлл в своем пророческом романе «1984» изобразил победу масс и то, как трудно одиночке бороться против этого. Безумно нормальные охотно рукоплещут чему угодно, если их много и они вместе. Они славят Гитлера, Сталина, Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена. И тогда они больше не серые, а коричневые или красные или еще какие-нибудь цветные. Тогда безумно нормальные стоят, как клоны, тысячными рядами перед каким-либо отвратительным представителем совершено обычного безумия и хорошо себя чувствуют. Поскольку они могут презирать всех тех, кто презирал их за средненький уровень. Они чувствуют, что их, посредственных, довольно много, и у них есть власть над этими «белыми воронами». И тогда слышится облегченный шепот массы безумно нормальных, тогда их нормальность становится агрессивной.

Нормопатами с легкой иронией называют людей, которые настолько безумно нормальны, что становится больно. По крайней мере, окружающим. Уже сама ирония может быть опасна, поскольку юмор, сомнение по отношению к себе абсолютно чуждо ожесточенным нормопатам. Им не хватает легкости, может быть, даже иногда легкомысленности. Поэтому они сидят в комеди-шоу и смеются в тех местах, где смеются все. Им не надо понимать шуток, – просто в атмосфере общего согласия они хорошо себя чувствуют. Но когда они покидают мероприятие, жизнь для них снова становится чрезвычайно серьезной. У таких людей, которым важно всегда все делать правильно, никогда не парковаться с нарушением правил, проявление настроения просто невозможно. «Глупость» – для них унизительное бранное слово.

 

2. Глупость

 

Глупость может быть, однако, чем-то вполне благопристойным. Рейнский карнавал празднует глупость. Взрослые люди превращаются в детей и дурачатся. И им это нравится. Обычный контроль отменяется. «Внутренний ребенок» в мужчине может так же разгуляться, как и настоящие дети. Жизнь видится совсем с другой стороны. Мы детьми никогда не наряжались в купленные костюмы, а надевали старые, но абсолютно неподходящие «нормальные» шмотки. Нарядившись в соломенную шляпку моей бабушки по отцовской линии и домашний халат моей бабушки с материнской стороны, я должен был нанести на лицо лишь несколько мазков, – и уже мог с головой уйти в суету карнавала. Мы паясничали и наслаждались этим. Есть люди, которые утверждают, что жители Рейнской области только в так называемом пятом сезоне, во время карнавала, становятся сами собой. Остаток года они только притворяются и одеваются, как все нормальные.

Я испытал нечто похожее во время карнавала в Венеции. Во время этого совсем другого карнавала, полного художественной креативности, Венеция становится сценой, и итальянцы в самых фантастических нарядах играют самих себя и других. Там тоже у меня возникло подозрение, что итальянцы целый год только исполняют предписанные роли, и лишь здесь, во время карнавала, становятся сами собой. Я наблюдал, как различные «Папы» с обширной свитой непреднамеренно встречались и импровизировали на улице пленительную комедию. Часами люди в экзотических масках устраивали представления на площадях города, все было потешно, но не остроумно. Остроумными против воли там выглядели только несколько посланцев Рейнской области с их одинаковыми карнавальными шапками, тяжело ступавшие, как аисты в салате, сквозь пеструю толпу.

Каждая театральная постановка абсолютно бесцельна сама по себе, но максимально продумана. Это стимулирует дух, фантазию, силу воображения, это наполняет неповторимый момент жизни, в который она происходит, и вовлекает зрителя в духовное приключение. Каждая игра или театральная постановка расширяет кругозор, позволяет выйти за пределы узких рамок нормальной жизни.

Бывают одаренные богатым воображением люди, которые дурачатся просто, чтобы расслабиться или вырваться из будничной жизни. Разумеется, есть и те, кто, так сказать, культивируют собственную глупость. Но в этом нет ни веселья, ни легкости, ни занимательности. Все чрезвычайно серьезно. И нечто подобное, как эпидемия, расползается по всей стране – совершено обычная глупость.

 

Совершено обычная глупость – Дитер Болен, Пэрис Хилтон и суть вещей

Дитер Болен – это средне одаренный музыкант, который охотно позволяет называть себя поп-титаном. Мало кто смог заставить масс-медиа работать на себя так, как он. Его автобиографическая книга, в которой он сообщает, прежде всего, о жизни нижней половины своего тела, была много лет тому назад бестселлером. В так называемых шоу-кастингах он сыплет перед публикой непристойностями, выливает их на заурядные души, которые считают апогеем своего земного существования хоть раз в жизни выступить по телевизору – и быть опозоренными до мозга костей. Дитер Болен безжалостно, глупо и придурковато нападает на своих жертв с презрительными тирадами, неплохо на этом зарабатывая. Как бы то ни было, он всегда на виду и никогда не скучает в мире, в котором имеется только один такой роскошный экземпляр, как он. В конце концов, это единственный человек, которым он сам действительно интересуется. В чем тайна Дитера Болена? Дитер Болен продает себя самого как продукт. Он сделал из того, что можно было бы назвать неприемлемым в обществе поведением, потрясающее публичное выступление. Хотя у Дитера Болена есть причина для настоящей трагедии. Его отношения с женщинами не выдерживают и нескольких лет. Затем либо партнерша перестает восхищаться этим титаном (а восхищение титан считает единственно уместным отношением), либо состояние кожи его временных партнерш критически изменяется, либо происходит какая-то другая катастрофа. В любом случае, Дитер вынужден срочно менять партнершу. О драматическом конце он регулярно сообщает в бульварной печати. И несколько позже представляется «новая». Тоже в прессе. Новая выглядит обычно примерно так же, как и старая (а если нет, то она должна, вероятно, себя переделать). И вот, Дитер Болен до поры до времени снова счастлив, о чем он также подробно сообщает. Чтобы внести больше драматизма в эту мыльную оперу, иногда он слегка меняет очередность событий – позволяет желтой прессе сначала сообщить, как выглядит новая, и только тогда порывает со старой. Это неприятно для старой, но она, по крайней мере, полностью в курсе дела, когда Дитер Болен сообщает ей, что она теперь бывшая. Сочувствие здесь едва ли уместно, так как, в конце концов, отвергнутые женщины знали, что их ждет, когда они связывались с титаном.

Никто из моих пациентов не извращен так, как Дитер Болен, и никакая из моих пациенток не наивна так, как его подруги. Тем не менее, как бы безумно ни выглядело все это, – ни Дитер Болен, ни его старые/новые подруги не получили бы направления на лечение к психиатру. В соответствии с существующим порядком вещей Дитер Болен радуется своему полному физическому и психическому здоровью. Как бы вы ни противились этому, дорогой читатель: Дитер Болен нормален. Кто после этого оспорит мой тезис, что проблемы создают не психически больные? На таком примере совершенно нормальной глупости становится еще яснее, что наша проблема – это нормальные.

Дитер Болен – не единичный случай. Его даже нельзя назвать первым изданием. Уже до него в наших широтах был некто Гюнтер Закс, который утверждал, что ничего не надо уметь, чтобы тратить большое количество денег. Его профессия была оставаться наследником, и он публично и самозабвенно отдавался своему «предназначению». Он не оставил нам хоть сколько-нибудь остроумных замечаний. В наши дни Борис Беккер продемонстрировал замечательную координацию правой руки с обеими ногами. С помощью этой способности теннисного игрока он заработал большое количество денег. Против ничего не скажешь. Но то, что благодаря способности эффективно координировать определенные мышечные группы, этот мужчина может изрекать житейские мудрости – заблуждение. Достоверно неизвестно, следует ли возлагать ответственность за озвученные глупости на тех, кто задает такие вопросы, или на Бориса Беккера, который не уклоняется ни от одной камеры или микрофона. Ни Гюнтера Закса, ни Бориса Беккера не усовершенствуешь обращением к психиатру. Для этого не хватает решающей предпосылки: они не больны. Совсем наоборот, они запредельно нормальны.

В Америке фигура того же самого пошиба – некая Пэрис Хилтон. Богатая наследница владельца гостиниц решила жить в свете прожекторов. Она готова на любую глупость. Недавно за свое поведение она была вполне справедливо наказана общественными работами. А супермодель Наоми Кэмпбэлл напоминает обществу о себе, бросая телефоны и стаканы в своих домработниц. После этого к общему удовольствию средств массовой информации она идет на несколько часов заниматься общественной уборкой. Можно подумать, что эти дамы совершенно сумасшедшие. Однако, все эти самовлюбленные звезды не больны. Они не страдают от очевидного нарциссизма. Они совершают с ним сделки. Они предлагают свои выходки со всей их эгоцентрикой как образцы поведения. Вместе с тем, они надолго разрушают социальные стандарты нашего общества. Но это их не тревожит, так как совершенно обычная глупость, которую они демонстрируют день за днем, великолепно продается. Ни одна из моих пациенток не вела себя когда-либо так глупо и безответственно, как эти тусовочные леди. Тем не менее, ни госпожа Хилтон, ни госпожа Кэмпбелл в лечении не нуждаются. Все абсолютно нормально!

Тем временем совершенно обычная глупость развилась в самостоятельную профессию. Бизнес называется комеди-клаб, и заключается в том, что довольно натужные шутки по телевизору сопровождаются записанным в другом месте одобрением публики. Комеди-клаб не имеет ничего общего с юмором, комеди-клаб рассчитывает на реакцию толпы. Просто все смеются над всем. Любая неостроумная сентенция, недалекая от половых органов, вызывает смех, напоминающий лошадиное ржание. Уровень интеллекта находится где-то между старшей детсадовской группой и ранним половым созреванием. Затаив дыхание, глупо паясничающие фигуры бегают вдоль декораций, которые подозрительно похожи на обстановку после детского дня рождения. Против таких жалких потуг принудительный смех при болезнях среднего мозга выглядит прямо-таки божественно. Шутки пленительного маньяка более остроумны, чем такие заезженные остроты. Между тем совершено обычная глупость комеди-клаба продолжает угрожать хорошему вкусу. Но лечить это невозможно. Эта совершено обычная глупость, к сожалению, абсолютно нормальна.

Эзотерика была раньше забавным увлечением для скучающих леди, у которых было слишком много времени. Они занимались гороскопами, подмигивая всем на потеху. Никто, естественно, не воспринимал всерьез весь этот вздор. Когда возникла опасность, что простые души смогут принять все это за правду, такие ученые, как Ханс Юрген Айзенк и другие в восьмидесятые годы прошлого столетия уверенно подтвердили несостоятельность астрологии и другого подобного вздора. Но было уже слишком поздно, волна иррациональности неумолимо надвигалась. И нормальные тоже открыли для себя эту тему. Они с головой погружаются в темные тайны этого мира, которые, по их мнению, какими-то невероятными способами можно постичь. В совершенно обычных камнях они видят присутствие незримых энергий, которые отсутствуют у них самих. С волшебными палочками они ходят по непроходимой территории в поисках воды. Эти люди твердо верят в неопознанные летающие объекты, пилотируемые существами с настолько высоким интеллектом, что, собственно, необходимо было бы спросить самого себя, а что же эти существа смогли найти такого интересного в человечестве, приходящем в восторг от глупости. Во многом весь этот таинственный эзотерический разгул обязан своим существованием безумно привлекательному чувству – желанию знать наконец-то больше, чем простая соседка. И, кроме того, в этой короткой жизни ничего не хочется упустить. Недостаток образования и поверхностное образование благоприятствуют ошибочному представлению, что с неким тайным знанием можно – бац! – и добраться до смысла вещей. Видя эту реально существующую, повсюду господствующую, совершено обычную глупость, Сократ улыбнулся бы иронично, Будда мягко, а Лютер покраснел бы от гнева.

В поздней античности считалось: тот, кто ни во что больше не верит, верит всему. Вернулся пещерный страх. Чтобы только не допустить какой-либо ошибки, взрослые люди с высшим образованием качают на нитке какие-нибудь предметы, чтобы узнать, что собственно, теперь надо делать. Они идут к предсказательницам или гадают на картах. Разговаривают без проблем с людьми из потустороннего мира, как будто те сидят здесь за столом, и считаются при этом совершенно нормальными, в то время как в соседней психиатрической больнице увеличивают дозу лекарств пациенту, слышащему голоса. Здесь может быть только одно мнение: заставлять людей из потустороннего мира разговаривать с живыми по малоумным причинам – это не болезнь. Это глупость. Совершенно обычная глупость.

Абсолютно нормальный симпатичный предприниматель рассказал мне, что он вместе с женой после смерти тещи, найдя медиума в горах Таунуса, якобы установил контакт с ушедшей. Из-за жуткого страха перед смертью предаются не только вездесущей религии здоровья, чтобы, вероятно, обмануть смерть, но также и разнообразным видам здорового образа жизни. Однако, чтобы ничего не сорвалось, верят еще на всякий случай и в реинкарнацию. Хотя мудрецы всех народов полностью сходились только в одном: в том, что бесконечная жизнь должна быть адом. Только представьте себе в реальности все это удовольствие с повторной жизнью: еще раз пройти грудной возраст с длительным вполне обоснованным плачем, пережить подростковые прыщи в период полового созревания и все прочие жизненные трудности, преодолев которые вы, наконец, все же стали более свободным. Того, кто серьезно желает себе повторного рождения, надо бы обследовать на предмет его душевного здоровья. Однако, увы, с психиатрической точки зрения это нецелесообразно. Лечение, надо полагать, и здесь полностью исключено. Так как все нормально!

Сегодня в эзотерических кругах царит атмосфера, подобная той, что была в абсурдных античных культовых мистериях. По сравнению с невероятным вздором, которому там верят, иной шизофреник в остром периоде – это кладезь самой чистой рациональности. В конце концов, это все значительно натужнее того, что шизофреник время от времени думает, будто бы соседка беспокоит его лазерными лучами. Но поклонники эзотерики госпожа Мюллер и господин Майер не жалуются. Они уверены, что видят все гораздо глубже и как-то более по-настоящему. Чем сложнее и менее понятно учение, тем более веруют госпожа Мюллер и господин Майер. Но, к сожалению, сложный вздор – это все-таки вздор. Так что эзотерики выносливо и с высокими затратами времени занимаются совершенно очаровательной, загадочной и многословной чепухой. Проще всего это было бы объяснить полным слабоумием. Но с психиатрической точки зрения никакого слабоумия здесь нет. Психиатрический интеллект фриков эзотерики уверенно находится в области нормы. Вся эзотерическая чушь – это не плод слабоумия, а скорее обычная глупость. Над ней, конечно же, нельзя смеяться. Поскольку эзотерика – это зона, где юмор полностью исключен.

 

Глупые нормальные – о моющих женщинах и ревущих оленях

Под нормами раньше понимали правила, проверенные столетиями. Им следовали, признавая их неоспоримость и надежность. Считалось, что на этом фундаменте общество сможет развиваться в верном направлении. Греческая трагедия живет безысходными конфликтами между нормами и произволом властителей. Образ Антигоны Софокла, которая поставила на карту собственную жизнь, чтобы достойно похоронить брата, воспевается до сих пор. Этикой называлась сумма действующих в обществе норм. Но уже греки, считая своим долгом похоронить своих умерших родителей, сталкивались, однако, с тем фактом, что в Азии имелись местности, где правила уважения требовали от детей съедать их мертвых родителей. То есть, различить, что нормально, а что хорошо, можно только тогда, когда знаешь моральные законы определенного общества. Не надо размышлять над представлением о морали. Дети, которые хоронили своих родителей в Греции, действовали не на основе теоретических соображений, – они просто знали, как принято делать. А описания странных обычаев, принятых в далекой Азии, можно было найти только в немногих документах ученых. Сегодня, однако, все по-другому. Открытия, колонизация и деколонизация мира привели к феномену глобализации. Мы, сегодняшние, уже не знаем, что мы точно должны делать в определенное время в определенном месте. Мы всегда можем представить себе людей всех времен и всего мира и их понятия о норме, которые сильно отличаются друг от друга. Что же считать тогда нормой? Определенно, наши знания о том, что понятие нормы весьма размыто, могут освободить нас от всех стесняющих рамок, которые даны нам для ориентации. Поскольку всегда есть места, где счастливо живут и без этих специальных норм, которые случайно сформировали нас.

Цена за такое освобождение – это глубокая неуверенность. Если все нормы равноценны, не лишены ли они тогда смысла? «Позволено то, что нравится» – девиз гетевского Торквато Тассо. Все же, возвращаясь в реальную жизнь, следует сказать, что такое освобождение не действует. Когда человек чувствует, что наказания не последует ни за какой поступок, он подвергается стрессу. Это тот же самый стресс, который делает половое созревание таким напряженным. Поскольку хочется решать все, действительно все, максимально лично и, естественно, совсем иначе, чем до этого решало человечество. Но на что необходимо ориентироваться, если все критерии существуют одновременно? Если все уже было однажды, является (или являлось) нормой где-нибудь и когда-нибудь, то что еще в принципе нормально?

Чтобы уйти от стресса, люди сконструировали себе новые виды искусственной среды, в которых снова господствует что-то вроде нормальности, разумеется, часто довольно глупой. Уже протестующие студенты 68-го года, повально одетые в джинсы, познали проблемы нонконформизма. И даже в знаменитой коммуне № 1, которая представлялась по-революционному нагишом, после выключения кинокамер господствовали, как мы сегодня знаем, негласные правила: женщины мыли посуду, а мужчины делали революцию.

Но и менее революционно настроенные люди также нуждаются в нормальности без проблем. Когда церковь недавно обдумывала, как лучше привлечь людей, она наняла нескольких умных социологов, и те установили, как и следовало ожидать, точно то, что всегда устанавливают социологи: а именно, что просто «людей» не существует. А есть очень разные так называемые синусоидальные группы, в которых сегодня реализуется неутолимая людская потребность в нормальности. Они характеризуются, прежде всего, различной эстетикой. Есть «традиционная» деревенская среда с оленем на коврике над диваном в гостиной; есть заезженная обстановка городской квартиры с суперсовременным искусством по всем углам; есть «постиндустриальный» экологически чистый жилой ландшафт, после которого, по прошествии столетий, археологи ничего не найдут, так как он полностью превратится в компост. Сюда же относятся однообразные и унылые группы людей, где нормальность считается нормой, или гедонистические группы, в которых получение удовольствия является гражданским долгом (что тоже не делает их привлекательнее). Есть даже церковные представители, которые собираются давать этим группам подходящие рекомендации. Но они не осознали настоящую функцию религии. Религия – это то, что может вырвать людей из их повседневности. Она могла бы, в принципе, успешно перетасовать всех этих слабоумно нормальных людей, тщательно защищенных от мыслящих по-другому. Это был бы успех. Напротив, обтекаемо приспособленная религия, которая так же слабоумно нормальна, как все эти слабоумно нормальные, становится излишней, как зоб. Иногда не знаешь, кого считать более сумасшедшим: тех, которые живут в таких мирах, или тех, которые считают эти миры настоящими, как будто бы они не просто интересные социологические феномены, а основательные природные явления. Вообще, в синусоидальных средах нет ничего сумасшедшего, там все точно на своем месте. Люди в таких синусоидальных средах чувствуют себя совершенно нормальными, глупо нормальными.

Синусоидальные группы, так же, как и их «руководства к жизни» – это симптомы кризиса общества. Социолог Ульрих Бек однажды установил, что в Германии литература рекомендательного характера приняла невероятные масштабы. И действительно, на все то, что ранее само собой разумелось, что слышали от матери, отца или видели в деревне, сегодня имеется бумажный советчик. Многие думают, что сами они не компетентны ни в чем. И поэтому имеются рекомендации для всего и каждого. Собственно абсолютно нормальные процессы становятся таинственными феноменами, для преодоления которых срочно необходимы выдающиеся эксперты. Миллионы лет младенца, гомо, более или менее, сапиенса, кормили, более или менее, грудью. С успехом, как видно по вам, дорогой читатель. Сегодня имеются пособия для женщин о том, как кормить грудью. Для мужчин никаких пособий нет – а ведь у отцов тоже есть проблемы, например, когда они качают ребенка, и у маленького проказника вдруг срабатывает сосательный рефлекс, который он, естественно, не может удовлетворить. Неизбежное последствие – громкий крик. Что должен мужчина делать с таким мучительным разочарованием? Мужчины оставались до сих пор с этой проблемой в полном одиночестве. Это нужно срочно исправить и издать отдельное руководство! Можно еще выпустить пособие по ковырянию в носу – чтобы случайно не попасть в артерию. Руководства относятся к главным нормализаторам, сообщающим смущенному обществу, по крайней мере, по мелочам, что делать. Но и таким путем люди не становятся действительно нормальными, а самое большее – глупо нормальными.

Скрепы, удерживающие слабоумно нормальных в синусоидальной группе, это, прежде всего, презрение. Презрение к другим. Кто к какой среде принадлежит, определяют, пожалуй, эффективнее всего по отвращению, которое он испытывает в чужой среде. Себя самого он считает во всем своем обывательском качестве, естественно, образцом нормальности. Терапевт по партнерским отношениям Юрг Вилли сделал наблюдение, что пары укрепляются не столько общими предпочтениями, сколько общими антипатиями. Вряд ли что-то еще так укрепляет партнерство, как возможность по дороге домой позлословить по поводу других гостей.

«Платье фрау Шмиц было просто невозможно!»

«Пожалуй, можно сказать и так…»

Согласитесь, дорогой читатель, ни с вами, ни со мной ведь никогда не происходило ничего подобного…

Как надежнее заполучить наибольшее количество денег? Конечно, рассчитывая на человеческие слабости. Поскольку они присутствуют всегда, как «аминь» в церкви. Быть как все – это такая неискоренимая слабость, и поэтому она мать всех современных маркетинговых стратегий. Не может же быть ошибочным то, что делают все. На всякий случай приму в этом участие! Непременно принять участие, безразлично в чем. Все другое достойно презрения. Волшебное слово – мода. Если все одеваются в клетку, хочется также одеваться в клетку. Поскольку все так делают, а то, что делают все, уж точно нормально. На самом деле это выглядит лишь слабоумно нормальным и, конечно, не имеет ничего общего с настоящей красотой, – эта мысль легко подтверждается тем, что через 10 лет все находят то, что они носили тогда, просто ужасным.

Предположение, что шмотки, которые выдаются сегодня за лучшие, и через 10 лет останутся таковыми, ошибочно. Так как тонко управляемое изменение господствующего «нормального» вкуса – это экономический гвоздь системы. Когда всех людей каждый год с боевым кличем «Это сегодня модно!» заставляют наряжаться в новые, абсолютно обычные шмотки, возникают наилучшие экономические перспективы. Если прибавить слово «мода» к любой глупости, она автоматически становится нормальной. Так тирания моды позволяет всем каждый год снова выглядеть глупо нормальными, и вследствие этого она – экономическая опора текстильной промышленности. Денежки ведь капают. Потерпевшие – это постоянно переодевающиеся попутчики нового времени, потребители моды, которые участвуют в любой нелепости. Не в последнюю очередь страдает хороший вкус. И это цена за жгучее желание быть безукоризненно модными вместе со всеми остальными нормальными. Это не болезнь. Наоборот. Наконец-то выглядишь достаточно нормальным, в крайнем случае, глупо нормальным.

«Он невозможен» – выражение, которое во времена моего детства употреблялось по отношению к людям, которые случайно или намеренно не обращали внимания на какой-либо канон. Но эти люди, философски рассуждая, были не только возможны, а по достоверным источникам существовали в действительности. Но «нормальные» отрицали не только существование этих отклонившихся от нормы людей, но даже и возможность их существования. «Этот человек невозможен!» – было в принципе уничтожающим комментарием глупо нормальных, которые себя считали центром мироздания. На молодежном жаргоне теперь говорят «классно» или «не классно». И еще «неловко» – это такое чувство вне времени, которое может подстерегать тебя или других, если ты оказываешься неожиданно в мире, который тебе не подходит или, по крайней мере, которому не подходит твой собственный наряд. Подростки периода полового созревания, которые не выбрали для себя какую-либо из «нормальных» сред, на всякий случай сначала находят все неловким. Прежде всего, собственных родителей.

«У нас, собственно, нет психических проблем, господин врач. Наша проблема была бы решена, если бы мой муж, наконец, понял, что я права!». Так одна жена убежденным тоном открыла первый сеанс парной терапии. Закаленный в борьбе супруг возразил, сердясь: «Правильно, у нас нет психических проблем. Наша проблема была бы решена, если бы моя жена делала то, что я говорю, как это было раньше». При таком стечении обстоятельств у терапевта плохие карты. Поскольку ему надо вежливо отвергнуть коалиционные предложения обеих сторон. Вмешиваться в такую Тридцатилетнюю войну с собственными воинскими частями, было бы максимально неосторожно. В лучшем случае обе воюющие стороны объединятся тогда против терапевта и, таким образом, хотя бы стабилизируют брак. В таких случаях можно попытаться в терапевтических целях говорить о тех фазах брака, в которых еще не господствовала война, и осторожно обсудить вопрос, как можно было бы восстановить такие успешные фазы. Иногда, однако, в воинственных браках нет интереса к скучному миру. Тогда решение может состоять в том, чтобы вести войну менее изнуряющими средствами. Успех, конечно, наступает только тогда, когда партнерам удается не рассматривать собственную точку зрения как единственно правильную. Но это-то как раз трудно для нормальных, так как в противоположность явным шизофреникам, считающих себя единственно нормальными только в острой фазе болезни, у некоторых так называемых нормальных подобное состояние остается в более или менее выраженной степени в течение всей жизни. Попытка хоть раз поставить для пробы под сомнение самого себя, могла бы быть полезной таким нормальным, как, впрочем, и нам всем, реагирующим порой немножко безумно или глупо нормально. Юмор был бы для этого надежным подспорьем. К сожалению, настоящий юмор редко встречается в обычной жизни.

Настоящий юмор может освобождать от пустого мира глупо нормальных. Юмор позволяет посмотреть со стороны на себя, на собственное упрямство, на собственную затхлую среду. Можно научиться определенной форме приветливого общения с людьми, но никогда нельзя позволять форме овладеть собой. При желании и настроении, с юмором можно просто быть великолепно ненормальным. Но именно юмор они, слабоумно нормальные, ненавидят, как чуму.

В конце главы о совершено обычном безумии, безумно нормальных, совершенно обычной глупости и слабоумно нормальных всем становится ясно, что перечисленные нормальные представляют на самом деле настоящую проблему нашего общества. Этим заполнены передачи последних известий и бульварные газеты, и едва ли можно ожидать улучшения ситуации. Так как для этого просто нет процедурных возможностей. Можно проголосовать за отстранение безумно нормальных политиков не раньше, чем через 4 года. Но в некоторых странах безумно нормальные озабочены ликвидацией выборов, чтобы даже такие решения были невозможны. И они навязывают себя нервной общественности из года в год оптически и акустически посредством СМИ. И так как, с другой стороны, представителей совершенно обычной глупости не избирают и не отстраняют, то, к сожалению, нет никаких средств против дитеров боленов нашего общества. Положение кажется безнадежным. Все эти безумно и слабоумно нормальные определяют нашу жизнь и делают ее адом. Тоскуешь по экстраординарному, а встречаешь как всегда только обычное.