Настоящему индейцу завсегда везде ништяк. Романтика – кислород для души

Лютый-Архангельский Миша

Литагент «Ридеро»

Настоящему индейцу завсегда везде ништяк, или Наши на Диком Западе

 

 

Автор сего опуса большой поклонник творчества Луиса Ламура, но он не в восторге от засилья американского национального пафоса и не прочь его, в меру сил своих, опустить. Будучи по натуре отчаянным зубоскалом, не лишенным при этом гражданской совести, он симпатизирует также взглядам Михаила Задорнова на наши взаимоотношения с западной цивилизацией – цивилизацией тёплого сортира. Русскому человеку тёплого сортира и всего к нему прилагающегося для счастья недостаточно – ему нужна более высокая цель. Будь автор более серьёзным – он заявил бы, что его новая книга будет посвящена столкновению этих двух менталитетов.

 

1. Слово Божие, или Кто явился на призыв

Салун «Бледный конь» был полон, но его хозяина это не радовало, поскольку посетители, забыв об оплаченной выпивке, во всю глазели на необычного проповедника, совсем не похожего на своих бродячих коллег. Богатырский торс пастыря вместо чёрного сюртука облекала пропылённая ряса, а вместо привычного белого воротничка главным украшением сего воинствующего апостола был здоровенный крест, покоящийся на добром пивном брюшке. Призывы к покаянию, обращённые к прифронтирной шайке, которые вылетали из растрёпанной бороды преподобного, излагались весьма доходчивым языком, освоенным, очевидно, в портовых притонах Сан-Франциско. При этом, новоявленный фриар Тук дирижировал себе пивной кружкой, зажатой в одной богатырской лапище, и техасским бифштексом с кровью, нацепленным на здоровенный ножик системы ятаган, в другой не менее мощной длани. Гнев Божий, долженствующий пасть на не раскаявшиеся по сию пору головы, в изложении столь грозного вестника обещал быть жутким. Понятно, что любимое пойло, под такой аккомпанемент, в глотки шло туго.

И вот в самый апогей пламенной проповеди, неожиданно хлопнули отброшенные входные створки и в зале возник ещё один не менее живописный персонаж, увенчанный косматой чеченской папахой, в летнем суконном чекмене с кожаной оторочкой, перепоясанном красным кушаком за который была заткнута пара Смит и Вессонов сорок четвёртого калибра. Шашки правда не было. Но и без неё, судя по всему, желающих предъявлять претензии этому молодцу находилось не много. Загорелую физиономию украшали рыжая борода и пара шрамов.

Леденящая кровь филиппика прервалась на полуслове – лужённая глотка проповедника исторгла радостный вопль: «Антоха – ты?!» Затем последовали медвежьи объятия с выбиванием техасской пыли из спин друг друга. Такую встречу требовалось спрыснуть и потому бизнес владельца «Бледного коня» тронулся с мёртвой точки галопом.

 

2. Неисповедимы пути Господни. И наши тоже

Когда изрядно подгулявшие приятели вывалились, наконец, из кабака и, переступая через выброшенных из него несостоятельных претендентов на выпивку, побрели к коновязи их встречали не только верные четвероногие, но и чумазый краснокожий Винису – преданный «Санчо Панса» отца Мефодия. Он и помог своему духовному наставнику взгромоздиться на его «Росинанта». Антон-же всегда чувствовал себя в седле как дома, даже если коварная земля ходила ходуном под тяжестью им выпитого. Взяв в повод вьючных лошадей, Винису вспрыгнул на солдатское одеяло заменявшее седло на спине его пятнистой лошадки и последовал за своими бледнолицыми братьями.

А тем временем Мефодий объяснял старому корешу природу заботливости своей краснокожей няньки: «Сей обращённый язычник был спасён мною от неминучей погибели от огненной воды, к коей он был зело пристрастен. Токмо молебен «Неупиваемая чаша» и вырвал его из когтей зелёного змия. Я из него ещё дьячка сделаю…". В ответ Антон молча кивал – то ли был полностью согласен, то ли привычно спал в седле. Дорогу же ведущую к новым приключениям выбирал мерин святого отца по своему усмотрению. О событиях произошедших в жизни каждого из них со времени последней встречи они поведали друг другу ещё в кабаке у этих чёртовых заморских сектантов, как точно классифицировал их отец Мефодий. Антон узнал, что неуёмное жизнелюбие его старого друга породило скандал в церковных кругах, обеспокоенных его прелюбодеяниями и пьяными дебошами. Поставленный перед выбором – монастырь или миссионерство в заокеанской епархии, Мефодий выбрал последнее. Самому же Антону нечего было особенно рассказывать, кроме того, что война на Балканах закончилась раньше, чем ему хотелось, потому и потянуло его в странствия по новому свету, где он не бывал и не повоевал – давала себя знать цыганская кровь его бабки.

 

3. Не надо искать приключений – они найдут вас сами

Будущий дьячок Винису умело обустроил ночлег на том месте, где свалился с лошади его повелитель. В ложбинке, где удобно расположилась наша компания дымил костерок и кипел на нём чайник, в который просвещённый туземец уже всыпал заварку – чёрт его знает, где он её брал в этой стране кофе. А куда деваться, если наш бравый поп нигде не желал менять своих привычек?

Антон проснулся в неурочный час от страшного грохота. Грохот исходил от земли и отдавался в его больном с похмелья мозгу – кто то приближался к лагерю. Вскоре и воздух донёс до них шум производимый большим стадом. Оно прошло стороной. Сопровождавшие его всадники тоже не свернули к ложбине. Ночной перегон скота наводил на мысли о криминале. Но с уверенностью говорить об этом можно было только тогда, когда объявится хозяин угнанного стада.

Он появился утром – пацан лет двенадцати. Рассказ его был недлинным но жутковатым, о том как бандиты прикончили его отца и угнали скот, а он оставил братишку с сестрёнкой в фургоне и, достав из него припрятанный старый Спенсер пятьдесят шестого калибра, отправился в погоню, надеясь вернуть как-то единственный источник пропитания своей осиротевшей семьи. Мальчик был смелым, как Темучин – будущий Чингисхан, но на его пути не было видно друга, подобного тому, которого встретил будущий повелитель мира и который помог ему вернуть табун оставшийся от отца. Но зато были два старых рубаки, не считая индейца. И им такое безобразие под солнцем не понравилось. «Давно пора подраться на новом месте, чтоб нас здесь узнали», – выразил общую мысль Антон и Мефодий её одобрил, да и Винису не прочь был пополнить свою эксклюзивную коллекцию скальпов парой-другой свежих экземпляров. Взгромоздившись на коней, вся бражка отправилась по широкому следу. Предводительствовал, как всегда, Мефодий, надеющийся освежить свою гудящую с похмела буйну голову встречным ветерком.

 

4. Круче только яйца

Угонщиков было восемь человек. Это была одна из многочисленных шаек янки, притеснявших и грабивших граждан некогда свободной республики Техас, пользуясь попустительством оккупационных властей, мстивших таким образом за поддержку техасцами конфедератов в ходе недавней гражданской войны. Были в этой банде и два донашивавших форму юнионистов негра.

Состав шайки, её вооружение и расположение разнюхал Винису, посланный в разведку Мефодием, заявившим, что ему самому не по сану ползать где попало.

Бандиты встали лагерем у ручья, запруженного, видимо, ещё индейцами – скоту нужен был водопой. Наша же компания отсиживалась, до поры, в зарослях на берегу того же ручья полумилей выше по течению.

Мефодий достал из притороченного к седлу чехла свою двустволку Лефоше десятого калибра с укороченными до двадцати дюймов стволами, осмотрел её и решил почистить – спешить было некуда. Антон упражнялся в перезарядке своих револьверов, оттачивая навык вкладывания в барабан по два патрона одним движением. Винису точил ножи себе и хозяину. Один пацан не находил себе места. «Сядь. Не мельтеши», – сказал ему Мефодий. И добавил: «И добро твоё вернём и этих душегубов побьём.» Смысл сказанного парень, похоже, понял без перевода.

* * *

Перед рассветом они были уже на месте. Мефодий подоткнул спереди подол рясы за пояс, снял сапоги и перекрестившись полез в кусты у воды, где и устроился со своей двустволкой. Антоха, загодя перейдя ручей, готовился в нужный момент проскочить по плотине в логово банды. А Винису с пареньком, которого уже все звали Тэкс, отправились пугнуть стадо в сторону лагеря. Таков был план, и он сработал.

Чёрти-что может учинить индеец подобравшийся к мирно жующему во сне стаду. Несладко пришлось бандитам от рогов и копыт. Когда же они, очумев спросонок от такого дела, ломанулись в кусты, Мефодий встретил их залпами своей мортиры. Парочку-другую хитрожопых бездельников, сунувшихся в воду, пристрелил Антон. Винису тоже успел кое-кого ободрать в соответствии со своими культурными традициями.

Пора было и отдохнуть от трудов праведных, но в оставшемся в наследство от разбойников лагере было не комфортно от коровьих лепёшек и к тому же сильно чадил один из дохлых негров, свалившийся рылом в костёр. Пришлось сразу же начать сгонять скот.

 

5. Правосудие по-техасски

Когда два наших Донкихота в сопровождении единственного Санчи Пансы – Винису подвалили к очередному посёлку, именуемому городом исключительно по самомнению построившего его всемирного сброда – янки, там царило оживление. Вокруг единственного на всю округу дерева собралась возбуждённая толпа. Под деревом валялся связанный и основательно избитый мексиканец. Судя по присутствию лассо, которое разматывали два местных ханыги, парня собирались повесить. Но появление весьма колоритных гостей отвлекло на время публику даже от столь интересного занятия. Отец Мефодий не замедлил поинтересоваться причинами происходящего и получил в ответ хор выкриков из которых следовало, что мексиканские бандиты всех задолбали своими набегами. Вот и было решено вздёрнуть для острастки первого проезжего мексикашку, повесив на него обвинения во всех старых обидах.

Для скорой расправы был и судья, взявший псевдоним «Линч», и двенадцать добровольных присяжных, а все остальные были прокурорами. Не было только адвоката. Его место тут же и занял наш поп, заявив, что у всех местных бродяг не хватает духа схлестнуться с настоящими бандитами и они решили отыграться на постороннем мальчишке. Галдёж собравшихся усилился. В адрес новоприбывших понеслись угрозы. В ответ на них Мефодий посулил толпе божью кару скорую и ужасную. И закончил свой спич словами: «Не судите, да не судимы будете! И только Бог всем судья!» Затем он предложил перейти непосредственно к божьему суду, как в старые добрые времена. А это означало поединок. Толпа притихла.

Антон выбрал на глаз самого наглого парня, который только что громче всех орал, и ткнул в него пальцем, предлагая отойти для решения вопроса. Собравшийся сброд снова оживился и подался в стороны, освобождая место. Образовался живой коридор в котором друг против друга стояли поединьщики. Мефодий объявил, что сам подаст сигнал к началу, сосчитав до трёх. Никто не возражал. Пошёл отсчёт. Антон взялся за рукоятки револьверов, его оппонент, как все такие придурки, стоял оттопырив мизинец, готовясь ухватить рукоятку своего кольта. На счёт три Антоха выдернул из за пояса обе пушки, одновременно смещаясь в сторону. Сеанс стрельбы по-македонски произвёл впечатление на шарахнувшуюся толпу. Только противник нашего бойца остался спокойно лежать на земле.

Все забыли о мексиканце, чему тот был весьма рад, тем паче, что Винису уже разрезал его путы. А тем временем Мефодий намекнул обществу, что не плохо бы, по завершении столь знаменательного события, и выпить. От желающих угостить божьих вестников не было отбоя.

 

6. Железный конь бьет копытом

Антон поделился с Мефодием своей давней мечтой взглянуть на великий Тихий океан и тот поддержал эту затею. Тем более стоило опробовать новенькую трансокеанскую железку. И вот уже они оба сидят у окна в несущемся в даль вагоне. Винису-же катил к большой воде на платформе вместе с их лошадьми.

А беспутная судьба уже вывела шайку Бешенного Гарри на очередную кривую дорожку, которая и привела их прямиком к двум стальным колеям по которым толстосумы с обоих побережий возят большие бабки. Таким образом, обе славные компании силой пара стремительно сближались, даже не подозревая о существовании друг друга.

Когда локомотив со стильно расклешенной трубой заскрёб заблокированными колёсами по рельсам, не желая встречаться с брошенным поперёк путей бревном, Винису едва не проглотил свою трубку мира, жестоко разбуженный Мефодий выругался в бога-душу-мать, а Антон потёр ушибленный затылок. Всем было ясно – что-то случилось, осталось только выяснить – что. Раздавшаяся затем пальба дала понять, что их встречают, причём торжественно. Пора было доставать свой припас.

Когда, опустив стекло, Мефодий высунулся по пояс из окна со своей верной двустволкой в руках, первое, что он увидел – была нагло ухмыляющаяся небритая рожа поверх конских ушей. Обладатель сей богопротивной хари тут же ухватился за стволы ружья и потянул их в сторону. Но не таков был Мефодий, чтобы позволять кому-либо так бесцеремонно распоряжаться своей собственностью. Тем более, чувствуя дружескую поддержку Антона, крепко фиксирующего его за седалище. Возмущённый пастырь ткнул нечестивца стволами в зубы и тут же, подхватив поводья, плюхнулся в покинутое им седло, не обращая внимания на задравшуюся рясу.

Когда навстречу группе встречающих вылетел верхом рычащий жуткие проклятия православный поп с ружьём, они слегка обалдели. Но окончательно их смутил псих, взявшийся палить в них из револьверов с пулемётной скоростью из под ближнего вагона. Это уж точно было плохой приметой, и Бешеный Гарри, забыв о ждущих его деньгах, повёл свой отряд в отступление. Но уже не в полном составе. Из оставшихся выкраивал куски шкур Винису – на ремонт своей трубки.

 

7. Пуп свободы

Город Лохбург готовился к очередным выборам. Спонсором этого праздника демократии был его несменяемый мэр мистер Бир. Посещая по очереди все четыре принадлежащие ему салуна, он выставлял бесплатную выпивку всем посетителям. А тем временем крепкие ребята из его команды по-своему «уговаривали» потенциальных диссидентов. Всё шло привычным путём, пока чёрт не принёс на его голову русских туристов и примкнувшего к ним аборигена.

На демократию им было наплевать, но когда дурачат и мордуют народ – это им было не по вкусу. Узрив погром редакции и типографии независимой газетки со всем их персоналом в лице одного человека, наши приятели не могли пройти мимо и вдрызг распушили банду хулиганов. Разогревшись таким образом, они готовились к решающей потасовке. Ждать её было не долго – битые шестёрки, утирая кровь и сопли, уже трусили за подмогой.

Дерзость пришельцев не на шутку разгневала власть предержащих. На помощь своему младшему брату – шерифу явился сам мэр с ассистентами и лично проорал в рупор предложение беззаконникам сдаться, чтобы быть по закону повешенными.

А Антон уже набил порохом бутылку из под шампанского, наскоро высосанного Мефодием, крепко заколотил в горлышко мундштук трубки Винису, начинённый тем же составом и опустил сей прибор в холщовый мешочек, заполнив оставшееся в нём пространство типографским шрифтом.

Этот-то снаряд и полетел из окна второго этажа типографии в сливки местного общества, весело попыхивая по дороге трубкой мира. Печатное слово имело успех, закреплённый дуплетом десятого калибра и простой берёзовой оглоблей в умелых руках выпрыгнувшего из окна Антона. Сильно расстроенный утратой фамильного курительного прибора Винису тоже оттянулся, славно помахав своим томагавком. После этих его манипуляций взбитые сливки опали настолько, что на выборы пришлось выдвигать новые кандидатуры.

 

8. Златоуст Мефодий

Заводя беседу в салуне много чего узнаешь о местных делах. Иногда такое, что только руками разведёшь. Вот и на сей раз прослышал наш батюшка, что многие из местных ранчеро решили сняться со своих пастбищ и двинуться дальше на запад. Вмешавшись в беседу, поинтересовался он причиной такого серьёзного решения и поведали ему, что местный магнат запретил гонять скот к реке на водопой через земли которые он объявил своими. И уже возводят по его приказу кое-где ограды. А нанятые головорезы отбирают скот, который оказался в «его» владениях. Услышав такое, Мефодий круто разгневался и тут же закатил обличительную проповедь с обширными цитатами из Иоанна Златоуста. «Они бы и небо поделили, если на нём можно было заборы ставить», – гремел он на весь салун, обличая грабителей. В стране длиннорогих коров дело шло к революции. Но местному говяжьему королю грозило не гильотинирование, а линчевание.

 

9. Триста процентов прибыли

Воротила, норовящий подмять под себя всю округу, был человеком уже знакомого нам Бешеного Гарри. Через него тот легализовывал награбленное. Поэтому шайка Бешеного всегда была к его услугам. Вот такой был расклад супротив двух наших джокеров и краснокожего в прикупе.

Штаб банды располагался в местном борделе. Туда и поступило известие о появлении смутьянов, когда Гарри ещё не слез с негритянки Лулу. Лулу осталась недовольна, поскольку её дружок, сразу взбрыкнув, впрыгнул в кожаные штаны и, размахивая револьвером, бросился поднимать свою армию, которая разлагалась в этом же гостеприимном заведении. Поначалу, бойцы были не в восторге от предлагаемой перемены рода деятельности, но слух о том, что на них снова решил наехать шаман с двустволкой, который уже подорвал однажды их репутацию самой отчаянной ватаги во всём штате, возбудил их ярость. Шлюхи были забыты, бурбон остался в бутылках, всех чертей призвали на помощь – зрела большая заваруха.

 

10. Когда чертям тошно

Сидя на крыше платной конюшни, Винису обкуривал свежевыструганную трубку, когда вдали показалось облако пыли. При приближённом рассмотрении, это оказалась шайка Гарри. Винису издал душераздирающий вой, послуживший сигналом боевой готовности, и скатился с крыши.

Среди ранчеро нашлись такие, кому западло было бросать обжитое место и нажитое имущество, даже если за них могут кишки выпустить. Они то и создали комитет бдительности и избрали отца Мефодия его председателем. Комитет заседал в задней комнате салуна и вырабатывал план действий, черпая вдохновение и боевой дух не только из мудрости отцов церкви, но, как водится, и из стеклянных ёмкостей, коих запас имеется в каждом подобном заведении. Сплетник, предупредивший Бешеного, был направлен к нему из-за этого-же обильного стола. Потому трубный глас Винису, донёсшийся в раскрытое окно, и не обескуражил собравшихся – план был готов и каждый знал, что ему делать. На первом этапе следовало сбить спесь с шайки и выбить как можно больше её бойцов.

В городке, где обитали торговцы, ремесленники и прочие нужные населению окрестных ранчо люди, имелись две улицы, соединённые переулками. На одной из них поселились приличные граждане, на другой – менее приличные. Но на задворках обеих имелось множество строений служивших проявлениям их разнообразной предприимчивости. И над всем этим возвышалось три здания: гостиница, церковь и дом мэра. На каждом из них разместилось по паре стрелков с мощными винтовками для охоты на бизонов. В перегороженных повозками переулках засели люди с дробовиками. Имелся и резерв с винчестерами, который держал при себе Мефодий. Антон отправился на свободную охоту. А куда смылся Винису – никто не знал.

* * *

Ватага Бешеного ворвалась в посёлок с ходу. Понеся кое-какие потери от огня расставленных загодя стрелков, бандиты рассредоточились по укрытиям, взяв в осаду салун. Мефодию с его стрелками пришлось укрыться в подвале, поскольку винтовочные пули прошивали каркасное здание насквозь. Обнаружив на новом месте обилие бочонков с пивом и другие припасы, он вслух порадовался, что жажда ни ему, ни его спутникам не грозит и принялся выцеливать супостатов через подвальное оконце своей двустволкой.

Пока обе стороны переводили для поддержания баланса патроны, Антон, из своего укрытия на сеновале конюшни, высматривал, где сховался главарь. И, таки, углядел отмашку, которую тот давал своим подручным. Скользнув вниз по опорному столбу, Антоха пробрался между стойлами и выглянул во двор. Там было спокойно. Перебежав открытое пространство, он перемахнул забор и оказался в саду мэра. До подворотни, где укрылся Гарри, было рукой подать. Антон перевёл дух и крадучись двинулся вперёд. Наконец, из-за розовых кустов открылись посыпанная гравием дорожка и веранда напротив. Дорожка шла к воротам и враг был там. «Гравий достаточно утоптан и не должен скрипеть. Но нужно быть осторожным», – подумал Антон. Невесомыми шагами и почти не дыша проплыл он к калитке и, резко распахнув её, увидел широкую спину крезанутого Гарри. Ухватившись за его воротник, Антон подбил ему пинком колено и втащил завалившуюся тушу во двор. Калитка захлопнулась сама собой. Приложив пару раз по башке револьвером, успокоил клиента. Полдела было сделано. Оставалось упаковать гостя и рассеять его присных.

Когда Антон впихнул своего найдёныша в подвал салуна, это вызвало прилив энтузиазма у собравшегося там общества. Опрокинув по стаканчику за такой случай, бдительные, осыпая градом пуль все подозрительные места, по одному выпускали своих наружу. И вскоре нападавшим самим пришлось расползтись по щелям, из которых их и выковыривали до позднего вечера. По ходу этого дела, нашёлся Винису, который и принял в нём самое живое участие – для его коллекции скальпов потребовался новый мешок. С ударной силой мироеда было покончено, пришёл черёд и его самого.

 

11. Упразднение монархии

Эксвластелин округи собирал манатки. Покидав в тарантас все необходимое в дальней дороге и сунув под сидение саквояж с ценностями, он собрался было влезть на козлы. Но тут во двор ворвались верхами чужие головорезы и мистер Буффер явственно понял, что это по его душу.

Обещанный Мефодием суд линча был на мази. Получив пинок под зад, магнат растянулся на земле, а в воздухе над ним уже завертелась верёвка, будто сама собою свиваясь в петлю. Но тут на сцену явился отец Мефодий во всём своём грозном величии и велел поставить христопродавца пред его ясны очи. Что и было проделано. «Хорош говнюк», – оценил батюшка экспонат. И поинтересовался у окружающих: «Вы, никак, вешать его затеяли?» Гул одобрения ему не понравился. Победителем он был великодушен, да и народному ликованию больше соответствовал комический сюжет. Посему, дело закончилось тем, что засранцу спустили штаны и от души его выпороли. Затем, облили дёгтем, припасённым в его каретном сарае и, разодрав перину, щедро осыпали его перьями. После чего всем стало ясно, что магнатом ему в этих краях больше не бывать. И лучше всех это почувствовал сам виновник торжества – своим задом.

 

12. Как стать настоящим человеком

Вот так, не задумываясь решая чужие проблемы и не ища выгоды для себя, кочевали наши приятели по Новому Свету. А молва бежала впереди них. В каждом городе их уже встречали репортёры местных газет, а жители сбегались на них поглазеть. Телеграф разносил известия об их похождениях и маршруте следования. Становилось скучно, что обостряло любопытство.

На почве этого, Винису пришлось ответить на множество вопросов о нравах и обычаях своего племени. Самым занятным оказалось то, что название племени – «Шайены» переводится, как «настоящие люди». Такая концепция национальной исключительности позабавила Антона, но весьма расстроила отца Мефодия, который даже обругал, в сердцах, Винису жидом. На что тот не обиделся, поскольку не знал, что это означает.

Пора было наставить заблудшее племя на путь истинный. А собираясь в гости, надо было готовить подарки. Со слов Винису, больше всего в его племени радовались огненной воде. Денег на пропой целому племени, вестимо, не было. И потому святой отец посулил не только приобщить соплеменников своего наперсника к истинной вере, но и научить их ставить брагу. Сия материя весьма заинтересовала любознательного краснокожего, и всю дорогу к родным вигвамам он выспрашивал у своего наставника рецепты обещанного нектара, коих тот знал, как оказалось, великое множество. А сам Винису, что выяснилось по прибытии, принадлежал к самой аристократической части своего, претендующего на богоизбранность, народа. Его отец был главным шаманом. Всё племя радовалось возвращению блудного сына и приняло его белых братьев как родных.

Особый фурор среди многочисленных ценителей вызвал вернисаж скальпов, устроенный Винису. Дело дошло даже до потасовки среди претенденток на его руку и сердце.

Религиозный диспут с местным духовенством пришлось отложить на время, поскольку они сильно увлеклись освоением премудростей изготовления нового ритуального напитка. Выяснять отзывается ли Великий Дух на имя Иисус почтенным иерархам было недосуг. И без того в их вигвамах поселились радость и благоговение.

В общем, контакт цивилизаций наладился полный и на самом высоком уровне. Более того, выяснилось, что под этим делом, шайены быстро осваивают русский язык, и в первую очередь его ненормативную лексику. И бывало слышалось у костра за чаркой бражки: «Я тебя как шайен шайена спрашиваю – Ты меня уважаешь?»

 

13. Ветер странствий пахнет керосином

Когда большинство краснокожих приятелей уже повидалось с «белкой», наши землепроходцы благоразумно решили свалить из их гостеприимного стойбища, от греха подальше. Они и не подозревали, что именно с их лёгкой руки, и начался, по уточнённым данным, путь познания дона Хуана, а до бешеных грибочков он докатится значительно позже. Но это другая история и её уже рассказал Кастанеда. А великие брухо русского разлива устремились, тем временем, в направлении южных штатов, поскольку любознательному Мефодию загорелось посмотреть, как уживаются там после гражданской войны разноцветные протестантские еретики.

В то же самое время, негр Луи – прадедушка Луиса Фарахана сколачивал тайную организацию «Чёрная нога» – для обуздания разгулявшегося Ку-Клукс-Клана. Для этого он даже съездил в Бразилию, чтобы перенять опыт тамошних партизан-капоэйристов. До открытия, сделанного его потомком, что исконной религией негров является Ислам, было ещё далеко, но хитрожопых евреев Луи уже не любил, не без основания полагая, что они приложили, таки, свои подлые руки к скупке за бесценок чёрных в Африке. Антисемитизм был единственным в чём он сходился со своими врагами из клана. Те тоже ненавидели иудеев, но уже за то, что их банкиры подбили Линкольна на гражданскую войну и вдоволь помародёрствовали после неё.

Вот в эту то кашу и собирались нырнуть с головой наши неугомонные бродяги и верный им Винису.

 

14. Пикничок

Собравшийся на заброшенной мельнице актив местного отделения клана с воодушевлением выслушал послание верховного магистра, зарядил дробовики, попрыгал в сёдла и отправился задавать очередную острастку черномазым. Но на сей раз сцена для показательного выступления, как на грех, оказалась в непосредственной близости от дешевой гостиницы, где почивали, после продолжительного заседания в баре, наши приятели.

Скорняжная мастерская, принадлежавшая разбогатевшему негру, была обложена по всем правилам. Пропитанный маслом крест разгорелся во всю. Но черномазые не спешили вылезать из своей берлоги, несмотря на любезное предложение угостить их крупной дробью. Хитрый куркуль ждал обещанной подмоги от «Чёрной ноги», которую он финансировал. Поднятые молодцами в белых балахонах гам и пальба способны были разбудить самого ленивого негра в округе и потому завербованная Луи чёрная шпана не замедлила явиться на огонёк. После чего всеобщий гвалт резко усилился.

Пробуждение отца Мефодия от его блаженного сна, в котором фигурировало изобилие разнообразной выпивки и закусок, предлагаемых наперебой смазливыми и бойкими бабёнками, было неприятным. На стенах комнаты плясали тревожные сполохи, под окнами орали. Похоже было на пожар. И сразу стало интересно – не мы ли горим? Выглянув в окно, батюшка узрел удивительную сцену, живо напомнившую ему картины адских мук грешников, которые он так любил живописать в своих пламенных проповедях: при свете догорающего креста какие-то анчутки в белых штанах мутузили чем не попадя еретиков в белых же ритуальных балахонах. В этот момент к Мефодию присоединился проснувшийся Антон. Понаблюдав пару минут представление, он предложил принять в нём участие, раз уж они всё равно проснулись. Мефодий был, в принципе, не против. Оторвав от веранды гостиницы по подходящей балясине, оба молодца с богатырским уханьем принялись расчищать площадку – разом и от нечисти и от нечестивцев. Когда наиболее умные разбежались, а оставшиеся буяны были успокоены домашними средствами, настало время обозреть пейзаж после битвы. Вид был тот ещё: чёрные и белые лежали мирно, как котята, уткнувшись друг в друга носами. Пора было с ними и побеседовать. Сбегав к насосу, Антон окатил парой вёдер отдыхающую публику. Но ничего, кроме стонов и невнятных ругательств, намыть не удалось. «И чего ради нас разбудили?» – недоумевал Антон, но скальпы снимать подошедшему Винису всё же не позволил.

 

15. Чёрный бетмен

Покоцанные рыцари клана, собрав мозги в кучку, припомнили, что обидели их, в основном, двое неизвестных белых от которых досталось и ниггерам, и теперь пытались сообразить, что им с таким счастьем делать.

Но не таков был Луи, считавший, что прошло то время, когда его можно было безответно на конюшне пороть. Попрактиковав пару часов обряды Вуду, он замыслил жуткую месть. И вот на третью после знаменательной битвы ночь, он, разрисовав себя под скелета, с ножом в зубах нырнул в каминную трубу и очутился в комнате отца Мефодия. Ни чего не подозревающий миссионер сладко спал, привольно раскинувшись на двуспальной кровати. Коварный негр решил использовать такой шанс полностью и не только прикончить грозного врага, но и забрать себе его силу. Для чего древний обряд требовал срезать волосы с причинного места ещё живого врага.

Пробуждение Мефодия вновь было неприятным. Почувствовав непотребное поползновение, он открыл очи и, узрев склонившийся над собой шкелет, возопил: «Господи помилуй!» Столь зычный глас посредь ночного безмолвия мог повергнуть в ступор кого и покрепче, чем доморощенный чародей Луи. А наш батюшка, призвав Господа, не теряя времени понапрасну, ухватил шуйцей своей череп за затылок, а правой дланью упёрся ему в подбородок и крутнул образину супротив часовой стрелки. Хорошо, что у негра была бычья шея, иначе отправился бы он прямиком на суд божий, а так он просто грохнулся на пол, получив напоследок по макушке пудовым кулаком от севшего на постели Мефодия.

Явившийся на шум Антон помог приятелю перекинуть незваного гостя в кресло. После чего его привели в чувство с помощью распространённого в здешних краях самопального виски.

 

16. Мудрость соломонова и её последствия

Выслушав душераздирающий рассказ Луи о многовековых негритянских обидах, Мефодий сказал ему: «Ты прав, чадо!» И в этот миг раздался стук в дверь номера – то лидер местного общества «ККК» решился, наконец, на неофициальный визит к загадочным незнакомцам. Когда ему было предложено войти, Луи заголосил навзрыд: «Вот он главный гонитель моих чёрных братьев!» В ответ новый гость изложил свою версию. Недолго подумавши, отец Мефодий и ему молвил: «И ты прав, чадо!» И, обращаясь к обоим, добавил: «Лупите друг друга! Бог рассудит, кто из вас правее! В этой сектантской стране накопилось столько зла, что без кровопролития тут не обойдётся!»

Аминь, однако

 

Эльдорадо

Захудалые идальго Получив в наследство шпагу Отправлялись за моря. Отыскать там Эльдорадо Парни бравые пытались Славы жаждою горя. Воля, смелость и удача Покоряли города, Обращая в бегство толпы Перепуганных туземцев, На языческих руинах Поднимали крест Христа. Горстки тех неукротимых, Океаны бороздя На бортах скорлупок утлых, Глобус меж собой делили И на шпагах подносили В дар надменным королям.

 

Герильяс

Тяжесть револьвера Просится в ладонь. На дворе копытом Бьёт ретивый конь. Нахлобучь сомбреро, Пончо не забудь — Бравых кабальеро Ждёт далёкий путь! Свистнул Панчо Вилья И готов отряд Нагонять на гринго Жуть на всех подряд.

 

Беглец

Горячие камни, Скала за спиной И злобных охотников Жалящий рой. Погоня окончена — Я в западне. Последние капли У фляги на дне. И пояс патронный Почти опустел. Похоже, удаче Подходит предел. Лишь час продержаться И ночь упадёт. Попробую смыться — Нож жертвы найдёт.

 

На запад

Всадник одинокий Держит путь далёкий На запад от Миссури Пыльные где бури. Пространство не обжито, Прошлое забыто. Но манит луч заката Бывшего солдата. Смотрел в лицо он смерти, Но подкачали черти И твёрдая рука Не подвела пока. Никто не ждёт скитальца — Почти что оборванца. Но рукоятка кольта Блестит от перламутра Резвый аппалуза И немного груза В сумке у седла Вот и все дела.

 

Мародёры

Сомкнулся джунглей полог Над грудами камней И путь сюда был долог Отчаянных людей. Сквозь заросли продрались С мачете в их руках. Изыскано ругались, Гоня проклятьем страх. Порой вполглаза спали — Набор угроз велик, А руки их сжимали Короткий дробовик. И вот открылся город, Затерянный в веках. Их вёл богатства голод — Не карты в рюкзаках. Застыли пирамиды — Покинуты людьми. И пальмы, сдвинув плиты, До неба доросли. Повсюду обезьяны Хозяйничают в сласть. Бесчинствуют буяны — Как люди делят власть. Но гулко бухнул выстрел И шайка унеслась. Отряд на место прибыл. Работа началась.

 

На восток!

Тропическая форма, Винтовка на плече. Товарищи упорны, Сержант – упёрт вдвойне. Туземцев мы разгоним, Победу закрепим, Империю достроим И к звёздам полетим. Построим форт на Марсе — Взвивайся гордый стяг! Налогами обложим Зелёных там макак!

 

Засада

Пыль разметут винты на плато И спрыгнут на него солдаты. Вертушки улетят на базу, Но выйдет взвод на связь не сразу. Нагружен каждый как верблюд — Десантники гуськом идут. По склону движется отряд. И звёзды южные горят. На север рвётся караван. Ведёт его лихой душман. Но будет занят перевал И будет акции провал.

 

Снайпер

Негромко клацает затвор И свёрнут мир в кружок прицела На выдохе застывший миг — Этапы снайперского дела. В ударов сердца интервал Спокойно триггер он дожал В плечо толчок – закончил дело И время смыться подоспело.

 

Диверсант

Тень крыла стального Солнце заслонит. И с холма чужого Пуля прилетит. Будет пламя биться По ветру в степи. И патрон последний Греться на груди. Голод и усталость, Стёртая нога, Веры не осталось, Но тверда рука. Бег без остановки — База далека. Ворожит удача Беглецу пока. Подождёт стервятник. И загнётся враг. Выкрутится ванька, Пусть он и дурак.

 

Ополченец

Когда твой дом Укропский миномёт В разрывов вилку Буднично берёт, Простой мужик Бросает свой забой — За род свой русский Он уходит в бой. Для них он ватник, Ворог, колорад. Донецка землю Превратили в Ад. Оставить фашистам Семью и друзей — Не мыслимо это Для русских парней! Беснуется банда Нацистских уродов — Готов для них суд Всех нормальных народов. Идут добровольцы, Как деды их шли, Что знамя Победы В Берлин принесли!

 

Всегда

Полки в стада баранов Нетрудно обратить — Достаточно болвану «Измена!» – заблажить. И вот несётся в пропасть Безумная толпа. Взнуздать её способна Железная рука. Страну спасают снова Избранники судьбы. Но падают герои От яда клеветы.

 

Пойдём в кино!

Мир киношный, иллюзорный Тянет нас порой в себя. Сквозь окно экрана манит Незнакомая земля. Нам знакома атмосфера Фильмов виденных не раз. И любимые герои Стали просто частью нас.

 

Бусидо

Кто в руки меч берёт, Героя путь избрав, Тот ценит только честь И жизнь и смерть поправ. Привязанностей хлам Отбросив сапогом, Постигший дух героя, Стоит особняком. В герое умер трус И смерти больше нет. Есть только мастерство И путеводный свет.

 

Последний самурай

Империя разбита — Поломан её меч. Работает на рынок Не разгибая плеч. Свою войну продолжил Последний самурай. К его услугам бункер И клич его – «Банзай!» На пост его поставил Убитый командир, А изменить присяге Не позволял мундир. Кончаются консервы И больше нет гранат. Шугаются туземцы — Суровый наш солдат. Не сделал харакири, Не чувствуя вины. А перемены в мире Из джунглей не видны…

 

Джеки Чан

Смешной китаец Джеки Чан Дерётся, но не хулиган. Он слабых защитить готов Лишь тапком в ухо – вместо слов. Прикольно бегает и скачет. И лишь злодей с досады плачет. Заплакать многие хотят, Когда наш парень спеть им рад.

 

Лысый бэтмен

В космическом пространстве летит метеорит Науке неизвестен, поскольку не открыт. По курсу жёлтый карлик с планетами вокруг Прохожего скитальца готов принять как друг. Законом притяженья подправлен был полёт И вот болид огромный на Землю тупо прёт. Выходит Брюс Уиллис, берёт своё кайло — Спасать страну родную ему не западло. Он грузит перфоратор в космический челнок, Портянку заправляет в шахтёрский свой сапог. Летит навстречу бяке – шурфы в ней пробивать, Ядрёным динамитом на сто кусков взорвать. Булыжник забоялся – обратно повернул! А бравый Брюс Уиллис ещё травы курнул…

 

Жесть

Вся слава достаётся «Глухарю» (Ай, молодец – Максим Аверин). Но я, вот, Стаса Карпова люблю. Как Станиславский в нём уверен. Наш Стасик – орднунга основа Он гасит отморозь с утра. А пообедает – и снова Уж рубят бабки опера… У парня крышу сорвало. А кто от жизни не свихнётся, Где правит грязное бабло, А честность тупостью зовётся?

 

В переулке тёмном

Новою монетой Катится луна В облаках мелькает Страшно далека. Город полуночный, Редкие огни, В переулке тёмном Слышатся шаги. В рукаве заточка, Кепка на глаза — Вышел на работу Колька-Егоза. Фраер лопоухий, Денюжку готовь. Не отдашь мне бабки — Выпущу всю кровь…

 

Долг мести

Беглый невольник, Наёмный боец, Когда же изгнанью Наступит конец? Краюха в котомке И меч за плечом. Где шапку повесит — Там временный дом. Враги беспощадные Род извели. И продали в рабство Мальчонку они. Не раз замышлял Бедолага побег И грезил свободой В голодный ночлег. Когда же хозяин В немилость попал, На замок его Узурпатор напал. Уж тает дружина Под ливнем из стрел. Куда то намылился Шустрый пострел? Собаки дерутся, А ты не плошай — В ближайшую дырку Быстрей удирай! Старый солдат Беглеца подобрал — В чумазом мальце Земляка он признал. Пара уроков, Зазубренный меч — Такое наследство Нетрудно стеречь.

 

Меч-кладенец

Отвёл рукой он ветку — В пещеру ход открыл, В подземные глубины Решительно ступил. Таинственно мерцает Зелёный бледный свет, Где каменная полка Хранит большой секрет. На полку меч положен В былинные года. Кто меч возьмёт тот в руку Не дрогнет никогда. Стихии покорятся Тому богатырю. Дорогу не уступит Ни духам, ни зверью…

 

Расплата

Удачной охота Сегодня была — Могучий охотник Убил кабана. Из пасти торчит Рукоятка меча. Собаки расходятся, Тихо рыча. Нож готовит слуга, Чтоб разделывать тушу. Грядущее пиршество Радует душу. Но в чаще скрывался Не только секач. За кряжистым дубом Таился палач. И лес этот с детства Скитальцу знаком. Стоял на опушке Родительский дом. Гнездо разорили Пришельцы с заката. Коварно напали Лихие ребята. Баронской короной Увенчан бандит. Где жили славяне Уж замок стоит. Бесшумною тенью Фигура скользнула, Сверкающей сталью Трижды взмахнула. Один на один Двое старых врагов. На гибель отправленный Здесь, жив-здоров. Охотничий меч Уж в умелой руке И слышатся свиты Рога вдалеке. Сверкая глазами Мужчины стоят. Острее кинжала Убийственный взгляд. Матёрый боец, Разъярённый как бык, Дорогу юнцам Уступать не привык. Но правда отвагою Сердце наполнит. А меч-кладенец Его волю исполнит.

 

Храм в лесу

Мало хоженой тропою Через светлый бор сосновый Я иду. И вот открылся Храм старинный Посреди большой поляны. Многогранной он поднялся Башней вверх сужаясь И увенчанный звездою. По ступеням поднимаюсь я широким До резной дубовой двери. Потянув златую ручку Дверь без скрипа открываю И вхожу в душистый сумрак. В глубине там стол старинный Со свечой на нём горящей. За столом – глубокий старец. В белоснежных он одеждах Книгу древнюю читает. Поднимает взор свой светлый На меня И приглашает подойти благословляя Жестом плавным и открытым. Нет вопросов без ответов В книге судеб, Что читает этот жрец Во храме вечном. И кивает, понимая Он без слов мои сомненья На развилках жизни бренной. Суетой мы платим тщетной За попытки уклоненья От судьбы предназначенья.

 

Времени поток

Века меняют лик земли Им даже камень поддаётся И времени поток несётся Смывая грани и углы. Встают народы и уходят, Оставив насыпи камней, И тайны за собой уносят Лишь пополняя мир теней.

 

Облака

Облака, как тени гуннов На закат летят. Племена забытых предков На меня глядят. В лихолетье кони гуннов Этот путь прошли, Бесшабашных седоков На себе несли. Буря гнева поднимала Орды от костров И на Запад их кидала Меняя лик миров.

 

Готика

В зачарованной пещере Ледяная тишина. Света синего колонны Подпирают свод дворца. На высоких спинках кресел Золотых орлов крыла. Чаша странная сверкает В центре круглого стола. Необычное собранье Замерло здесь на века. Вдалеке отсель клокочет Мировая суета. Легендарные герои — Духа рыцарства оплот Боевой трубы призыва Для последней битвы ждёт.

 

Волколак

Призрачным волком Несётся душа Неведомым полем К рассвету спеша. Окончилась битва И враг не проснётся. Душонка растерзана И не вернётся. Посмотрит дрожащий Бродяга бухой Вслед тени летящей Под полной луной.

 

Фантази

Меч рыцаря и слово мага Меняют жизни мира ход. Труху отживших форм сметая, Являя образа приход, Который славой затмевает Спесивой знати прежней сброд И дух народа поднимает До исторических высот.

 

Начало легенды

Таинственный замок Темнеет в ночи. На стрельчатых башнях Вздыхают сычи. Ворота открыты И стражников нет. В петле на воротах Белеет скелет. Под мертвенным светом Ущербной луны Следы разрушенья Повсюду видны. Шаги позабытые Двор потревожат. Их эхо полночное Кратно умножит. Качнутся тенёта Паучьих сетей И петли заноют Открытых дверей. Бродяга вернулся Под отчие крыши. Встречают его Только крысы и мыши. Ты в Англии, Робин, Опальный злодей. Защитником будешь Для бедных людей.

 

Шервудский лес

Дрожит стрела вонзившись И рога звук затих. Разбойники купчишку С седла стащили в миг. В Шервудский лес забрёл ты — Налог нам заплати. Ты с нами отобедай И снова приходи. Здесь царствует свобода — Закон писал медведь. Зарвавшимся тиранам Готовит Робин смерть.

 

Встреча

Дебелый отшельник На кочке сидел. Похмельным он взором На воду глядел. Вот парень подходит — Дубинка и лук. – О чём ты задумался, Миленький друг? – О том, как мне Плоть бы свою укрощать, Чтоб душу до неба Святого поднять. Ну что же, Я в этом тебе помогу. Неси меня к тропке На том берегу. Святоша доставил Бродягу легко, На берег поставил И молвил словцо: «Теперь, паренёк, Ты мне послужи- Оставь ты коня, Где его одолжил.» Натужился парень — Монаха поднял. Пока дотащил — Всех чертей он проклял. – Мне нечего делать На этом краю! Тащи меня снова И будешь в Раю! Монах усмехнулся, Взбрыкнул он и вот — Как рыба поплыл Наш лесной обормот! Проклятый святоша, Тебя проучу — Дубовой оглоблей Я всласть угощу! Монах был не промах — Он зря не болтал — Здоровую палку Он сразу достал. Пошла веселуха — Лишь щепки летят! Из леса на это Пейзане глядят. Умаялись оба. Прошиб парня смех: «Силён братец Тук — Я наслышан от всех!»

 

Абордаж

Стрелы наконечник Надрезал канат И ветра порывом Был парус распят Над палубой полной Французских стрелков. Взобрались как кошки, Посредством крюков. Зелёные куртки Повсюду уже И жирный начальник Визжит на ноже.

 

Корсар

Пророчит бурю снова Кровавая луна. Но для корсара Портленд — Чужая сторона. Покинули мы бухту И держим путь на юг. Матросы вспоминают Рыдающих подруг. Не кончилась на море Удачи наша доля. И ночью потерялась Эскадра короля. А ветер, как хозяин, В таверне стол накрыл — Купчишка невезучий На наш разбой приплыл. Фортуна снова наша. Зажгите фитили. Забейте ядра в пушки. И «Правый борт, пали!»

 

Мы в ответе за тех, кого приручили

Сомалийскому пирату Не охота на работу. Никому его не жалко И гребёт он из под палки. К сухогрузу встречным курсом, О Аллах, не подведи! Где готовит жирный боцман Для него свои подлянки, Ох, шайтан его возьми! Под борта капканы спрятал И помойные ушаты Приготовил для пирата. Хоть в залив не выходи. И патроны для берданки На базаре дорожают И гранат осталось три — Хоть рогатку заводи. А родные негритята Каждый день готовы лопать, Хоть их папка без мотора Уж замаялся грести. Для чего такие муки Сомалийскому пирату? И насколько было лучше В те былые времена, Когда русские возили Каждой чёрной образине Что душе её угодно Ради красного флажка!

 

Солдаты удачи

Макаки обнаглели — Делиться не хотят. Компания послала Наёмников отряд. Диктатор Тумба Юмба Собрал свою орду. Шаман её готовит На жуткую войну! На площади Свободы Беснуется толпа, Готовая убиться За жирного клопа. Найдя борцов с режимом Из племени Бум-Бум, Наёмники готовят Столицы общий штурм. На джипе с безоткаткой Пылит вперёд Степан, А заряжает пушку Его приятель Ян. А сзади на пикапах Несутся дикари. Пустыню заливает Кровавый свет зари. А пьяные гвардейцы Седьмые видят сны, В которых им вручают Награды и чины. Фугасная граната Казармы крышу бьёт. А следом по окошкам Хлопочет пулемёт. Эксфюрер Тумба Юмба, Схватив страны казну, Уже на вертолёте Взмывает в вышину. На улице фиеста — Макаки делят власть. А Стёпа озабочен — Как в телик не попасть?

 

Шпаги звон

Трусливый наёмник чести лишён Лишь из засады осмелится он Подлым ударом ужалить героя Верного слову мастера боя. Просится в руку шпаги эфес. Зря ты, бродяга, в драку полез. Ты не последний и первый не ты Черти которым нагрели котлы!

 

Вольный казак

Наша доля – это воля На степном, лихом просторе. Лишь свободой дорожа, Мясо кушаем с ножа. Волк степной для нас сосед, Конь нам брат, а ветер – след. На четыре стороны Путь казачий наш лежит. И везде над нами Бог, Рядом друг, в руке клинок.

 

Дикое поле

Дикое поле И раненный конь, Близко погоня, На сабле ладонь. Злобный татарин Достанет меня, Но не отнимет Свободы огня. Саблю не брошу И в круге врагов- С собою забрав Пару бритых голов.

 

Нестор Махно

Красные отряды, Белые полки Делят Украину — Стонут мужики. В Гуляй-поле батька Соколом сидит. Ростом не удался, Да шибко знаменит. Верит он в свободу И в селянский труд, Изводя породу Правящих иуд. Над его тачанкой Вьётся чёрный флаг — Череп скалит зубы, Чтоб боялся враг. Сабли хлопцев остры, Кони горячи. Вряд ли кто дождётся Смерти на печи. Погуляем вволю — Пустим гадам кровь. Угнетал народ ты? Гроб себе готовь!

 

Я из времени выпал

Я из времени выпал Лежу на спине И ни кто на планете Не заплачет по мне. И какое мне дело До всей суеты, Что проносится мимо И кидает понты…

 

Бездельник

На перекрёстке троп лесных Я встал, задумавшись на миг. Куда влечёт меня душа? Любая тропка хороша! Бездельнику спешить не надо. Манит любая анфилада Полян знакомых по-пути. Сейчас решу, куда пойти…

 

Браконьеры

Прохладный летний вечер Вступил в свои права. На небе сероватом Прозрачная луна. Лучом последним солнца Стена освещена. Жужжа несётся к улью Усталая пчела. Сидим мы на крылечке И говорим о том: «А не пройтись по речке Да с мелким бреденьком?»

 

Занёс же чёрт!

Сумерки, туман, кусты И зверя дикого следы. Патрон последний есть в стволе И шорох слышится во мгле. Собака жмётся к сапогу. Тащиться дальше не могу. Занёс же чёрт меня сюда. На сто пудов нас ждёт беда…

 

В дорогу!

Железная дорога Своею колеёй Меня соединяет С далёкою Москвой. Грохочет мимо поезд, Мелькают окна вряд. «Пора тебе в дорогу!» — Колёса говорят.

 

Дым цыганских костров

Из далёких степей Ветер странствий принёс Дым цыганских костров В рощу русских берёз. И бродяги душа Развернулась дыша. С пониманьем взглянул Верный пёс. Я раздам этот хлам. Всё прощу я врагам И цыганской душе волю дам. Сбросит с плеч груз забот На Восток поворот, Что на волю степную ведёт…

 

Easy rider

Пыль множества дорог Пристала к сапогам. Куда направить путь Теперь руля рогам? Табун в своём движке Бродяга оседлал. Дух странствий чувака В далёкий путь послал. Развилка позади. К закату путь лежит. Навстречу пацану Опять шоссе бежит.

 

Паркур

Скачет, как макака Городской Тарзан — Гений беспорядка, Мелкий хулиган. Бегает по стенкам, Прыгает, как чёрт, Подражает белкам Юный обормот.

 

Ангелу-хранителю

Мой ангел-хранитель, Ты классный чувак. Тебе под опеку Достался дурак. С такой тренировкой Ты многого стоишь — Мои приключенья Надолго запомнишь. Делов натворили С тобой мы уже — Должно поседел ты С таким протеже!

 

Цыганский уют

По ветке смолистой Бежит огонёк. Под пеплом мерцает В костре уголёк. Над ним ароматный Струится дымок. На донышке кружки — Последний глоток. Метаются отсветы В кронах кустов. Кулеш в котелке Скоро будет готов. В глазах у собаки Блестят огоньки. И свежестью тянет От близкой реки.

 

Ночь

Тёмные фигуры, Бледный свет луны, Тучи словно шкуры В море тишины. Уловил движенье Краем левый глаз. Огонёк далёкий Вспыхнул и погас. В кронах заблудился Лёгкий ветерок — Будто раздаётся Духов говорок.

 

Новый день

Всё уносит в Лету Времени поток. Новый день приходит, Золотя восток. Лечит время раны, Притупляя боль, Обновляет сцену И меняет роль.

 

Таинственный портал

Стремительной акулой Душа моя нырнула В таинственный портал. Навстречу ей бежали Блестящие спирали И гул времён звучал. Разорвана завеса И свет иной звезды Планету освещает, Где бродят мои сны.

 

Солнечный ветер

Солнечный ветер, Пройдя сквозь меня, Душу омоет, Печаль унося. И полетит она К дальним мирам, Что-то расскажет Кому-нибудь там.

 

Полумрак

Приблизилась граница И времени поток Физически сгустился, Как зеркало глубок. И вот, я ясно вижу Событий череду, Как близкими покинут, По лезвию пойду. Звезды далёкой вспышка На тёмных небесах Зовёт меня чуть слышно И мне неведом страх.

 

Бессонница

Горы синие до неба Дотянулись и молчат. Блеском снежным их вершины Сквозь пространство манят взгляд. Часть души моей коснулась Вместе с солнечным лучом Ледника и покатилась Вниз сверкающим ручьём. Разогналась, расплескалась, В водопадах наигралась, В реку прыгнула и вот Море тёплое уж ждёт. Ветер волны подгоняет, Паруса вдали ласкает. В тучи прячется луна — Ей наверно спать пора…

 

Паутинкою душа

Паутинкою душа По ветру летит моя. А внизу плывут поля, Города, леса, моря. Знаю – это только сон. Не кончается пусть он. И свободный от оков Долечу до облаков. Солнца лучик золотой, Поиграй со мной, родной! Где мы встретимся опять Разве можно угадать!

 

Высоко

Моя душа лететь желает В манящей дали синеву. Туда, где жизнь кипит иная, Волнуя дерзкую мечту. Где сил природы первозданной Границ не видно никому И человек ведёт борьбу За жизнь свою и за свободу Согласно сердцу одному. Туда, где горные вершины Бросают тени на долины В лучах закатных И река Бежит бурля в своих теснинах. А озеро лежит безмолвно В большой ладони плоскогорья, Где воздух чистый, как кристалл Приносит эхо нам от дальних скал. И облака летят меняя Их форму Будто наши сны, Когда мы словно забываем, Что смертны мы И время наше, утекая, Мгновенья эти оставляет Запасом золотым судьбы.

 

Остров изумрудный

Остров изумрудный Под небом голубым — Он ждёт меня как друга, Чтоб встретился я с ним. Бежит волна морская И бьется в берег тот, Песок перебирая, Который след мой ждёт.

 

Песенка

Снежинками летят слова, Под звёздами легко кружа, В цепочку строятся и вот — Мотивчик песенка берёт. И, в общем, здесь я ни причём. Мурлыкал ангел над плечом. Когда под звёздами гулял, Я ангелочку подпевал.

 

И мечты становятся стихами

Дым табачный в воздухе ночном. Уголёк на кончике сигары. Свет луны струится сквозь листву И эфир приносит звук гитары. Жизнь остановила бег на миг И покой разлит под небесами. Не мигая смотрят звёзды вниз И мечты становятся стихами…

 

Я в прошлой жизни был котом

Я в прошлой жизни был котом И расскажу теперь о том, Как я бродил в тиши ночной По крышам залитым луной. Разведчиком скользил в траве, Добычу высмотрев во мгле. По тонким веткам бегал я, Желая цапнуть воробья. Гонял соседских я котов — Давал им трёпку – будь здоров! Влюблённых кошек целый хор Лишавший сна весенний двор… *** Но джентльменом я рождён И дамы честь блюсти – закон. Подробности я опущу И о собаках поурчу. Соседский Шарик – обормот И мыловарня его ждёт. Он обещал мне вырвать хвост, А сам – занюханный прохвост. Дурачил я его не раз И метил когти прямо в глаз. Но вот неймётся дураку — Его укус саднит в боку. Но я обиды не спущу И шавке страшно отомщу! Герасим дворник наш – алкан Со страха выронил стакан, Когда на голову ему Забрался я, как по столбу. А Шарик – лох давай скакать, Герасим – на него орать. И обещает мудаку: На шею камень и в реку…