Графу Шаповалову так и не дали отдохнуть. С железнодорожной станции все дружно отправились вместе с ним на Эриванскую площадь. В самой дальней части площади, у самого подножья горы и находился особняк графа Шаповалова.
Пока он приводил себя в порядок и переодевался, все расположились у него на летней террасе за чашкой чая. Иза всё время угрюмо посматривала в сторону двери, из-за которой должен был появиться граф Шаповалов, чем не раз вызывала улыбку Рипсиме.
– Ты будешь счастлива, обязательно будешь, – глядя на неё думала Рипсиме. – Она точно знала, какие чувства Иза сейчас испытывает.
– Крёстный! – Иза облегчённо вздохнула, когда граф Шаповалов присоединился к ним. Слуга поставил перед ним чашку чая и сразу же ушёл. Граф Шаповалов с видимым наслаждением отпил несколько глотков.
– Крёстный! – не сдержалась Иза.
– Что?
– Крёстный! – возмущённо выдохнула Иза.
– Я ведь уже сказал, что он сегодня приедет в Тифлис. Чего ещё ты хочешь узнать?
– Ты что-то скрываешь. Я знаю тебя. Говори, крёстный, – потребовала Иза.
– А ты сможешь выдержать правду?
Все за столом мгновенно затихли. Граф Шаповалов выглядел более чем серьёзно. Иза сразу изменилась в лице.
– Он…
– Нет. Он здоров и прекрасно себя чувствует. И он точно будет сегодня в Тифлисе.
– Я не понимаю…
Граф Шаповалов развёл руками.
– Даже не знаю, как тебе сказать. Всё скверно. Я бы даже сказал, весьма скверно. Я его несколько раз просил поехать в Белый ключ, но он всегда отказывался. А перед самой поездкой, когда я стал особенно настаивать, он ответил, что будет, так как хочет Иза.
Иза радостно засмеялась. Все оживились, но поскольку граф Шаповалов оставался печальным, почти сразу же радостные голоса замолкли.
– Когда я спросил, почему в таком случае он отказывается, знаешь. что он ответил? «Никогда, слышишь никогда, не смей возвращаться назад. У тебя нет дома.
Иза резко побледнела.
– Что я не скажу, в ответ он цитировал строки из твоего письма. Он даже слышать ничего не хочет. Так и сказал: «Я никого не виню. Я всех простил, даже тех, кто меня на каторгу отправил, но никогда не говорите мне об Изе или других людях из моей прошлой жизни. Я ничего не хочу слышать и никого не хочу видеть. А если вы ещё раз затронете этот вопрос, я больше не смогу находится рядом с вами.
Сразу после этих слов воцарилось тягостное молчание. На Изу невозможно было смотреть без слёз. Она как-то вся сжалась и постоянно вздрагивала.
– Он просто обижен, – подала голос Рипсиме желая ободрить дочь.
– Боюсь, что всё обстоит хуже. Много хуже, – ответил на это граф Шаповалов, – он просто в ярость приходит, когда я называю его «Андро». Саракамуш и всё тут. А ведь вывести его из равновесия представляется делом крайне затруднительным. Уму не приложу что делать, – граф Шаповалов сокрушённо покачал головой, – от всего отказывается…ничего и не от кого не принимает. Жизнь свою не ценит совсем. В последнем бою едва меня до смерти не довёл своей выходкой. Я ему сделку предложил. Хорошо, говорю, хочешь умереть? Я тебе дам возможность умереть самой прекрасной смертью. Отправлю тебе одного на укрепления, а потом пойдём мы. Но если жив останешься, станешь моим наследником и женишься на Изе. Он наотрез отказался, а на следующее утро пробрался в крепость и едва не погиб. Как скала стал…ничем не прошибёшь. Умереть пошлёшь, сразу побежит, а предложишь что, наотрез от всего отказывается. И здесь дело вовсе не в Изе или ком-то ещё. Он просто отказывается принимать жизнь. Да и не удивительно. Столько пережил за такое короткое время. На несколько жизней хватит. Полагаю, нам всем более не стоит его беспокоить. Так будет правильней всего.
– Я однажды бросила его одного. Больше такого никогда не повторится. Никогда.
– Мне безразлично как ты поступишь!
Иза вздрогнула и резко повернулась. У дверей стоял Саракамуш в военной форме и штабс-капитан Орловский. Иза, а за ней и все остальные поднялись, собираясь броситься к нему, но он пригвоздил всех к месту одним ледяным взглядом. Он смотрел с таким холодом, что никто не осмелился к нему подойти. Даже Иза.
– Я повторю всё, что сказал графу Шаповалову, – раздался ледяной голос, – я никого не виню, а если кто-то считает себя виноватым, то я его прощаю. Надеюсь, этого достаточно, чтобы успокоить вашу совесть?!
Саракамуш остановил взгляд на графе Шаповалове.
– Отныне вас нет в моей жизни. Уважайте моё решение, так же как я уважаю вас.
Саракамуш оглядел всех и отрывисто бросил «прощайте», собирался уйти.
– Я во всём виновата. Меня и наказывай! – Ася встала. Она была чрезвычайно бледна и едва держалась на ногах, но смотрела прямо в глаза Саракамушу. За ней встал Ашот и Роберт. Потом встала Иза.
Саракамуш холодно оглядел их всех.
– Мне непонятна ваша настойчивость. Я уже сказал, что никого не виню. Мне не нужны ни ваши извинения, ни ваши страдания. Живите, радуйтесь жизни. Создавайте семьи.
– Ты успеешь уйти. – Граф Шаповалов поднялся вслед за остальными. – Садись, поговорим…
– Ни слова больше! – взор Саракамуша загорелся мрачным огнём. – Просто дайте мне спокойно уйти и никогда больше не вставайте на моём пути.
Он снова собрался уйти, но его остановил голос Изы.
– Андро, – с глубокой любовью прошептала Иза, протягивая к нему руки, – прости свою Изу, прости…я люблю тебя, очень люблю…я всё это время любила и ждала тебя…каждый день…
– Андро умер. Умер в той шахте, куда вы все его отправили! – вскричал Саракамуш.
– Это жестоко! – не выдержала Рипсиме. – Это очень жестоко…
– Жестоко? – гневно сверкая глазами, переспросил у неё Саракамуш. – Вы знаете, что такое жестоко? Жестоко – это когда тебя обвиняют в убийстве женщины, которую ты любил как родную мать. Жестоко – это когда все плюют тебе в лицо! Жестоко – это когда тебе ставят клеймо позора, потому что ты не можешь выдержать боль! Жестоко – это когда тебя гонят по дороге в кандалах, и ты не понимаешь почему. Что вы знаете о жестокости? – закричал Саракамуш. – Вы вынесли мне приговор, даже не выслушав меня, а теперь говорите о жестокости? А ты, – Саракамуш устремил на Изу взгляд полный презрения, – как ты смеешь говорить о любви? Вот твоя любовь, – не сделав даже короткой передышки, Саракамуш начал цитировать письмо наизусть: -
«Иза Ванандаци для Андро Пахлавуни!
Никогда не смей приезжать сюда! Слышишь? Никогда! У тебя здесь нет дома. И если у тебя осталась хоть капля уважения к покойной маме Ареват – ты никогда, слышишь? Никогда не назовёшь себя Андро Пахлавуни! Ты чудовище, у которого нет ни имени, ни души, ни сердца. Им и оставайся. Я же проклинаю тебя. Проклинаю всем сердцем! Я проклинаю тот день, когда встретила тебя! Я проклинаю водопад, где мы впервые признались в любви! Я проклинаю день, когда приняла тебя как своего супруга! Я отрекаюсь от тебя! Я отрекаюсь от всего, что нас с тобой связывает! Я отрекаюсь от своих клятв! Я отрекаюсь от своих чувств! Отныне ты для меня никто и ничто!
– Я сделал, как ты хотела. Отныне никогда, слышишь, никогда не смей говорить мне о любви! – Саракамуш расстегнул воротник камзола, сорвал ткань с кольцами и бросил его к ногам Изы. А потом резко повернулся и быстро ушёл. Вслед за ним направился и штабс-капитан Орловский.
– Не приближайтесь к нему, – перед уходом попросил штабс-капитан Орловский, обращаясь ко всем сразу, – будет только хуже.
Иза медленно наклонилась и подняла кольца с письмом.
– Отныне, это моя ноша! – только и сказала она.