Утром, уходя из гостиницы, Белло вёл себя вполне по-человечески: по пути к господину Мельхиору он шёл рядом, как раньше ходил господин Белло, а если горел красный свет, то не бегал туда-сюда, а смирно стоял на светофоре.

Но теперь он вспомнил свою собачью природу и вёл себя как в самом начале, когда только появился у нас, а поводка мы ещё не купили. То забегал вперёд, то отставал, обнюхивал фонарные столбы и задирал ногу на всех углах. Оказалось, что он идеально владеет двумя языками — и собачьим, и человеческим. Потому что стоило мне как-то крикнуть: «Белло, ко мне!», как он тут же примчался, огляделся по сторонам, не слышит ли кто, и ответил вполголоса:

— Белло хочет только немножко побегать. Собаки любят побегать.

Но как только на другой стороне улицы залаяла овчарка, Белло ответил ей нормальным заливистым громким лаем.

По краю большой площади мы проходили мимо будки с жареными сосисками. Проходили, да так и не прошли. Белло просто не мог оторваться от будки-вагончика, он встал на задние лапы, положил передние на прилавок и жадно уставился на сосиски, которые жарились на решётке.

— Сейчас же убери свою шавку! — раскричался дядька за прилавком.

— Белло, слезай! — скомандовал я.

Он послушался — правда, неохотно.

— Где это ты раздобыл такую моську? — не унимался дядька. — Ну и видок — одно ухо длиннее, другое короче!

Белло счёл, что это уж чересчур. Забыв, что ему нельзя разговаривать на людях, он набросился на продавца:

— А у тебя видок, как у гадкой кошшшки! — Наверное, он считал, что хуже «кошки» ругательств не бывает. — У тебя нос как помидор! У тебя ноги воняют, так что у Белло в носу свербит! И Белло не собирается есть твои чёрные сосиски! Они и так уже подгорели!

— Ты что себе позволяешь?! — завопил в ответ продавец. — Сейчас выйду, узнаешь у меня!

Он и правда чуть не выбежал из вагончика, но налетел на жену — она, наверное, мыла посуду позади будки, потому что сейчас входила с горой тарелок.

— Что это тут происходит? — спросила она, опуская тарелки на стол.

— Он меня оскорбил! — воскликнул её муж, показывая на улицу, где стояли мы с Белло. — Сказал, у меня нос как помидор!

— Ну с цветом он угадал, — сказала жена и усмехнулась, — и мы оба знаем, отчего он такой. А с твоей стороны, — она обратилась ко мне, — просто наглость так разговаривать со взрослыми! Извинился бы!

— Да не мальчик! Собака обзывалась, эта шавка наглая! — вопил муж.

— Это тебе собака сказала, что у тебя нос как помидор? — переспросила жена.

— Ну да. Ни стыда ни совести! — пыхтел дядька и всё не Мог успокоиться. — Прямо хочется выйти и дать ей хорошего пинка под зад.

Женщина снова обратилась ко мне:

— Похоже, это мне надо извиняться. Пожалуйста, забери собаку, отойди и не обращай внимания на то, что болтает мой муж.

Уходя, я слышал, как она говорила:

— Ты же обещал мне не пить до вечера!

Мы с Белло перешли площадь и пошли по тихому переулку. Я огляделся: мы были одни, кругом никого. Кажется, никто не подслушивал.

— Слушай, что я скажу! — обратился я к Белло. — И вообще, постой спокойно, хватит бегать туда-сюда и обнюхивать все углы! А может, взять тебя на поводок, как раньше? Ведь наверняка не захочешь.

Белло сел и внимательно посмотрел на меня.

— Пообещай мне, что больше не будешь разговаривать, когда рядом люди. Ты только что видел, что может случиться, когда замечают, что собака разговаривает. Понял?

Белло смирно сидел передо мной, но не отвечал.

— Я спросил: ты меня понял? — повторил я.

Белло молчал.

— Ты слышал, что я сказал? Или вдруг разучился разговаривать? — спросил я.

— Белло умеет разговаривать, но не хочет, — ответил он.

— А почему это Белло вдруг не хочет? Адриенну изображаешь?

— Белло не хочет, потому что Белло нельзя.

— Чего «нельзя»?

— Белло нельзя разговаривать, когда рядом люди.

— Так никаких людей-то рядом нет, — сказал я.

— Ха-ха! — сказал Белло.

— Что значит «ха-ха»? Ты что, скажи на милость, видишь тут хоть одного человека?

— Да, — сказал Белло.

Я огляделся. Во всём переулке не было ни души.

— И где же? — спросил я.

— Вот! — сказал Белло и показал передней лапой на меня. — Или Макс теперь собака?

— Но я-то не люди, я имею в виду, я — это не чужие, — пояснил я. — Со мной тебе, конечно, можно разговаривать.

— Белло Любит разговаривать с Максом, — сказал он.

— Но только когда никто не слышит! Теперь ты понял меня, да?

— Да. Только когда рядом нету чужих чевекков, — повторил он.

— Ну вот и хорошо, — успокоился я. — Тогда пошли на вокзал. Поедем домой.

В поезде Белло опять чуть было не вызвал переполох.

Мы сидели в купе одни. Белло вспрыгнул на сиденье, прислонился ко мне и задремал, и тут в дверь заглянул проводник.

Я достал из кармана билеты и протянул ему, а возвращая мне их, он заметил:

— Собакам на сиденье делать нечего. Пусть сейчас же слезает.

— А Макс купил для Белло отдельный билет, — сказал Белло и решил пока не слезать с лавки.

— Ты что, чревовещатель? — ошарашенно спросил проводник. Наверное, это была единственная мысль, которая помогала ему объяснить, как собака может разговаривать. — Отличный номер! Здорово научился! Но всё равно собака должна сидеть на полу.

Белло спрыгнул с сиденья.

— Ну вот, значит, можем, когда захотим! — сказал проводник. Он закрыл дверь снаружи, и я снова рассердился на Белло:

— Ты же обещал, что не будешь разговаривать с незнакомыми людьми!

— Макс говорит о проводнике? — уточнил Белло.

— Да.

— А он не незнакомые люди. Мы с ним знакомы, — сказал Белло. — Это же проводник, который вчера сказал господину Белло: «Ваши познания меня не интересуют».

— Ты хочешь сказать, это тот же самый проводник, что и по дороге сюда? — спросил я.

— Да, тот же самый, — ответил Белло, снова запрыгнул на сиденье, положил голову мне на колени, зевнул и пробормотал: — Белло хочет поспать.

— А если опять зайдёт проводник? — спросил я.

— Тогда Белло перелёжет на пол, — сказал он. — Но сначала поспёт.