Убийство Маранзано явилось частью запутанной, непостижимой цепочки из числа убийств, вдохновлявшихся тем самым франтоватым, вкрадчивым, с холодными глазами Чарли Счастливчиком Лючиано, который так тонко организовал устранение Массерия всего несколько месяцев тому назад. В день смерти Маранзано около сорока руководителей «Коза Ностры», являвшихся его приближенными, были умерщвлены по всей стране. Практически все они принадлежали к числу старых, родившихся в Италии функционеров, уничтоженных молодым поколением, стремившимся к власти.

Валачи тут же ушел в подполье, как только узнал о том, что трое парней, которых он завербовал для Маранзано, — Стефан (Щеголь Джонс) Казертано, Питер (Пити Маггинз) Мионе и Джон (Джонни Ди) Де Беллис, — едва избежали смерти, когда по ним был открыт огонь во время их прогулки по Лексингтон авеню. Валачи подумал: «Если они хотят устранить их, то мне остается предположить, что они будут охотиться и за мной». Первым, к кому он обратился, был Ник Падоваво, с которым его принимали в члены «Коза Ностры». Падовано без особого желания разрешил ему переночевать у себя, но слезно просил его уйти рано утром. «Я обязан поставить их в известность, если увижу тебя, — сказал Падовано. — А потому, ради Христа, не говори никому, что ты был здесь».

В отчаянии Валачи позвонил сыну Гаэтано Рейна и напомнил ему, как он боролся, чтобы отомстить за смерть его отца от рук Массерия. Молодой Рейна, будучи сам членом «семьи» Гальяно, согласился, что он многим обязан Валачи, вновь используя свои прошлые заслуги, позвонил Томасу Люччезе. «Оставайся на месте, — сказал ему Люччезе. — Ты в безопасности там, где находишься. Я подумаю, что можно для тебя сделать».

Через два дня Люччезе позвонил и сообщил, что он сам и Гальяно хотели бы встретиться с ним. Когда Валачи приехал, то, по его утверждению, говорил в основном Люччезе. Люччезе начал с того, что спросил Валачи о том, было ли ему известно, что Маранзано угонял принадлежащие Люччезе грузовики со спиртным. «Томми, — сказал Валачи, — мне ничего не известно об этом, да поможет мне Бог».

Люччезе продолжал давить на него. Видел ли он большие суммы денег, которые делили в конторе Маранзано? «Да, — ответил Валачи, — но я не задавал никаких вопросов. Ты знаешь, как к этому относился старик». Был ли ему известен тот факт, что Маранзано тайно содержал внештатного убийцу вне структуры «Коза Ностры» — Винсента (Бешеный Пес) Колла, чтобы уничтожить Лючиано и Вито Дженовезе? «Нет, — отрицал Валачи, — я не знал об этом, поверь мне! Я ни разу ничего не слышал об этих делах. К чему вы все это клоните?»

— Джо, — обратился к нему Лючеззе, — я думаю, ты все понимаешь, но необходимо проверить тебя. Я должен сообщить тебе, что старик сошел с ума и собирался развязать новую войну. Он не мог спокойно переносить одиночество.

В этот момент Валачи совершенно отчетливо все вспомнил. Тем временем Люччезе продолжал: «Теперь Том Гальяно хочет, чтобы ты снова был вместе с нами, но при условии, что ты скажешь всю правду. Однако мы заинтересованы только в тебе, а не в Бобби Дойле или этих трех парнях, которых ты привел к старику. Обдумай все в течение нескольких дней, пока мы разберемся с твоей историей. До истечения этого времени тебе не стоит ни о чем беспокоиться».

Имея, как минимум, возможность попасть на чердак Рейна, Валачи возвратился в квартиру в Восточном Гарлеме, которую он содержал для своей матери, младшего брата и сестер. Однако почти сразу же возникли новые осложнения, когда Громила из Чикаго, который исчез после убийства Маранзано, однажды ночью нанес ему визит. «Что будем делать? — спросил Громила. — Будем бороться? Если нет, то они в любом случае перебьют нас одного за другим».

— Не знаю, что и подумать, — сказал Валачи. — Возможно, ты прав. Давай дождемся Бобби Дойла. Не попадайся никому на глаза и ни с кем не вступай в разговоры.

Громила, однако, не прислушался к совету. Через неделю, по утверждению Валачи, он был убит в восточной части Манхэттена по приказу Лючиано и Дженовезе. Куда делось его тело, остается загадкой; как отметил Валачи, гангстеры могут организовать убийство так, что в полиции никогда не появится никаких свидетельств. Между тем Дойл был, наконец, освобожден из-под стражи после убийства Маранзано.

Все это время я ждал, когда выпустят Бобби на свободу, и только тогда узнал, что произошло в конторе на Парк авеню. Он рассказал мне, что все они сидели в приемной, когда вошли те четверо евреев и предъявили эмблемы агентов полиции. Я полагаю, что одним из них был Голландец Шульц, ну а другие походили на настоящих ребят Майера Лански. Чарли Счастливчик вполне мог прибегнуть к их услугам, поскольку его «семья» действовала совместно с Лански в его еврейской войне с Уокси Гордоном. Во всяком случае, сказал Бобби, услышав шум, старик появился из внутреннего помещения, чтобы узнать, что происходит, и один из псевдоагентов спросил: «С кем бы мы могли переговорить?» Старик ответил: «Вы можете решить вопросы со мной». Тогда двое из них прошли вместе с ним внутрь, а двое других зорко следили за оставшимися в приемной.

Через много лет после этого случая я встретил одного из парней, кто вошел вместе со стариком внутрь. Я столкнулся с ним на скачках. Звали его Ред Левайн. Я сказал ему: «Я слышал, ты был там». Левайн ответил: «Да. Он был крепкий орешек». Он рассказал мне, что они намеревались покончить с ним с помощью ножа, чтобы все было тихо, но старик стал сопротивляться, и им пришлось сначала воспользоваться оружием.

Естественно, Бобби Дойлу ничего не было известно об этом, поскольку он находился в приемной. Единственное, что он помнит, так это звук нескольких выстрелов, а затем Левайн и другой парень-еврей выскочили из кабинета и предложили всем уносить ноги. Однако Бобби сказал, что он вбежал в кабинет посмотреть, можно ли было еще чем-нибудь помочь старику. Тут нагрянули полицейские и схватили его.

(В документах полиции Нью-Йорка зафиксировано, что в 2 часа 50 минут 10 сентября 1931 года некто Сальваторе Маранзано, мужского пола, белый, проживающий в Бруклине на авеню И, 2706, был убит в конторе Игл Билдинг Корпорейшн в помещении номер 925 и 926 по адресу: Парк авеню, 230. Преступниками являлись четверо неизвестных мужчин, выдававших себя за служащих полиции. Причина смерти: четыре огнестрельных и шесть ножевых ранений).

И вот я обратился к Бобби: «Громила намерен бороться. Что ты думаешь по этому поводу?» Он ответил: «Бессмысленно. Все оружие нацелено на нас. Дай мне несколько дней сроку. Я знаю Вито достаточно хорошо». Я спросил: «Что ты замыслил?» И в ответ услышал: «Возможно, мы будем действовать вместе с Вито». Сказать по правде, я был потрясен, но поинтересовался: «Хорошо, а что я, по-твоему, должен делать?» Он произнес: «Просто позвонить мне через пару дней».

Тем временем я разыскал своего доброго друга Редкозубого, и мы немного прогулялись. Я обратился к нему: «Послушай, что мне делать? Я понимаю, что мистер Маранзано совершил массу грязных дел, и во всяком случае создается впечатление, что мы не собираемся добиваться возвращения. Том Гальяно хочет, чтобы я вернулся к нему под крылышко, а теперь Бобби говорит, что мы можем пойти к Вито. Что бы ты мне посоветовал?»

Редкозубый ответил: «Иди к Вито».

Но у меня еще не было полной уверенности. Тогда Редкозубый пояснил, что в случае со мной, кто был столь близок к старику, наилучшей возможностью выбраться из ямы, где я находился, — это работать с Вито, который действует вместе с Чарли Счастливчиком. В этом случае никто никогда даже не осмелится спросить, с кем я.

Итак, я позвонил Бобби, и он сообщил мне, что договорился о встрече с Вито Дженовезе на завтра. Затем он поинтересовался: «Как думаешь, ты мог бы найти для них других парней?» — имея в виду Щеголя Джонса, Пити Маггинза и Джонни Ди. Все мы встретились с Вито в отеле «Корниш армн» на западной окраине города на 23-ей улице. Когда мы туда прибыли, то Вито обратился к нам со словами: «Я хочу, ребята, чтобы вы были вместе со мной, поскольку намерен вернуть вам то уважение окружающих, которое вы заслуживаете». Другими словами, он подразумевал, что организует все так, что нам не нужно будет заботиться о собственной безопасности из-за того, что за нами кто-то охотится, поскольку мы были вместе с Маранзано.

Он сказал: «Ваша работа с нами обеспечит вам уважение, и все вернется на круги своя». Он объяснил нам, что его люди в тот период располагали большой властью. Кроме того, он сам являлся заместителем босса, Чарли Счастливчика. Поверьте мне, я много размышлял. Вы не знаете, что значит находиться на вершине славы и в один день оказаться у разбитого корыта. Мне известно, что на поминки к старику никто не пришел.

Затем Вито отметил: «Вы знаете, что мы сделали все за считанные минуты». Теперь я понял, что стояло за всем этим. Помню, когда я поехал в Бруклин для встречи со стариком, тот сообщил мне, что намерен встретиться на следующий день с Чарли Счастливчиком и Вито. Именно тогда он намеревался их уничтожить. У него был парень-ирландец Винсент Колл, пришедший, чтобы убить их. Он использовал Колла, поскольку тот ненормальный: расстреливал всех и вся повсюду в Нью-Йорке, а потому, кто бы смог заподозрить мистера Маранзано в причастности к такому убийству? Колл только входил в здание, когда старик уже был убит. Видимо, здесь шла двойная игра. Все это наводило на подозрение причастности к этому делу Бобби Дойла, но у меня нет никаких фактов.

Мне повезло, что меня не было в конторе. Редкозубый спас мне жизнь, вовремя подстраховав меня. Однако много других лиц из окружения мистера Маранзано, спавших в ту ночь в постелях, заснули навсегда. Они застали врасплох Джимми Марино, который сидел в кресле в парикмахерской в Бронксе, они сбросили Сэма Монако и некоторых других парней, бывших ключевыми фигурами в Нью-Джерси, в реку Пассаик. Сэму забили в зад металлическую трубу.

(В документах полиции Нью-Йорка имеется запись, что в 17 часов 45 минут 10 сентября 1931 года, в день убийства Маранзано, Джеймс ле Поре, известный также как Джимми Марино, мужского пола, белый, когда он находился в дверях парикмахерской на Артур авеню, 2400 в Бронксе, был поражен шестью выстрелами в голову и тело, что привело к смертельному исходу. В документах полиции Нью-Джерси говорится, что 13 сентября 1931 года два трупа были обнаружены в воде у берега в заливе Ньюарк. Один труп был идентифицирован как Самуэль Монако, а другой — как Луис Вассо. У обоих были разбиты головы и перерезано горло. Они были обвязаны шнуром, к которому был прикреплен груз. Бюллетень о пропавших без вести сообщал об исчезновении Монако 10 сентября. Между тем его автомобиль был обнаружен припаркованным на 46-й улице недалеко от Парк авеню в Нью-Йорке).

Я спросил Вито, как так случилось, что прошли эти убийства. Он объяснил мне, что когда умирает босс, то все его приближенные следуют за ним, но теперь уже все закончено, и у нас нет поводов для беспокойства. После этого он вернулся к рассказу о том, как Маранзано угонял грузовики со спиртным, принадлежавшие Чарли Счастливчику, а также говорил еще о чем-то. Вито изрек: «Если бы старику удалось провести в жизнь свою политику, то мы все перегрызли бы друг другу горло».

Тогда я спросил: «Если вы все полагали, что он совершает так много ошибок, то почему вы не пытались сблизиться со мной?»

— Мы не могли сблизиться с тобой, — отреагировал Вито. — Старик полагался на тебя на все 100 процентов.

Другими словами, он дал мне понять, что опасался, что я предупрежу Маранзано, и он был прав. Я ему так и сказал. Затем объявил: «Если я принимаю вашу сторону, я хочу действовать не как обманщик». Мне было не по душе работать с Вито, но что оставалось делать?

Итак, я влился в «семью» Чарли Счастливчика. Вито взял нас с собой в Городок и представил Тони Бендера, настоящее имя которого было Энтони Стролло. Необходимо напомнить, что каждая «семья» подразделялась на так называемые команды. Вито поставил меня в команду Тони. Так что для меня он стал «лейтенантом».

Сальваторе Лючиано заплатил за кличку дорогой ценой. В незапамятные времена, когда он поднимался по иерархическим ступеням итальянского преступного мира, его выкрали конкуренты-бандиты, искавшие тайник с наркотиками, который он прятал. Лючиано привезли в пустынное место на остров Стэйтен и подвесили за большие пальцы рук на дерево. Его пытали лезвиями от бритвы, зажженными сигаретами, но он отказался говорить. Полагая, что он скоро умрет, инквизиторы бросили его на произвол судьбы. Лючиано, однако, выжил, и родилась легенда о Чарли Счастливчике. Благодаря подобным, неоднократно повторявшимся, инцидентам он, естественно, стал наиболее влиятельным лидером, какие только были известны в «Коза Ностре», и устраивал приемы в сопровождении избранной свиты в гостинице «Валдорф-Астория», где он проживал как «Господин Чарльз Росс». Во времена, когда преступная деятельность — «купленные скачки», подпольная «лотерея», вымогательство, наркотики, ростовщичество и т. п. — осуществлялась в Нью-Йорке вяло, он не участвовал в ней и никуда не вмешивался.

После первоначальной чистки «преданных» Маранзано лиц широкомасштабное кровопускание, охватившее «Коза Ностру», в значительной мере сократилось. Действительно, как утверждает Валачи, Лючиано попытался быстро снять ту атмосферу напряженности, которая существовала в районе Нью-Йорка, учредив институт советников в составе шести человек, — по одному от каждой из пяти нью-йоркских «семей», а шестой представлял близлежащий Ньюарк; в обязанность советников входила защита отдельных «солдат» от личного возмездия со стороны различных «лейтенантов», которые могли оказаться их мишенью во время Кастелламмарской войны. Советники, как заявил Лючиано, должны были выслушивать аргументированное обвинение против каждого конкретного «солдата», прежде чем дать санкцию на исполнение смертного приговора. Если голоса разделялись поровну, любой из боссов имел право присутствовать и объявлять свое решающее слово. В то время как советников игнорировали или прислушивались к ним, создание этого института, по меньшей мере, способствовало созданию атмосферы стабильности, к которой стремился Лючиано.

Лючиано также упразднил пост босса всех боссов, столь близкого сердцу Маранзано; фактическая власть была для него гораздо важнее, чем ее формальные атрибуты. И сама организация его собственной «семьи» символизировала, по крайней мере для непосвященного глаза, окончательный разрыв со старой системой враждебности между неаполитанцами и сицилийцами. Лючиано был родом из Сицилии; его второй человек, Дженовезе, родился в Неаполе. Но наиболее существенным было то, как Лючиано изменил сферу деятельности и авторитет «Коза Ностры» в преступном мире США.

Проницательный, одаренный богатым воображением и, прежде всего, прагматичный, он упразднил традиционную клановость своих предшественников и стал участвовать в совместных действиях с такими преступными сообщниками итальянцев, как Голландец Шульц, Луис (Лепке) Бухальтер, Майер Лански и Эбнер (Длинный) Цвильман. Однако в то же самое время он тщательно оберегал индивидуальность «Коза Ностры», поскольку, как считал Лючиано, мирное сосуществование являлось, скорее, шагом в направлении полного доминирования организованной преступности.

Тем не менее с целью консолидации собственных сил Лючиано сразу же пришлось искать оправдание для успокоения ключевых фигур «Коза Ностры» в связи с устранением Маранзано. «Когда босса убивают, — подчеркивал Валачи, — необходимо объяснить остальным, почему это было сделано». И, к своему удивлению, Валачи узнал от Дженовезе, что Чарли Счастливчик хотел, чтобы Валачи лично давал показания против Маранзано в Чикаго, где Каноне, хотя и находился на грани ареста за уклонение от уплаты налогов, был еще в силе, с которой приходилось считаться.

— Почему я? — удивился Валачи.

— Во-первых, потому, что ты известен как приближенный старика, — объяснил Дженовезе. — А, во-вторых, будучи одним из его «солдат», ты не получил ничего, когда его убрали. Так какой смысл тебе лгать?

Валачи взмолился, поскольку он не был достаточно красноречив для столь деликатного дела, и предложил, чтобы более опытный член, например такой, как Бобби Доил, был направлен вместо него. В действительности боеспособный, но всегда осторожный, Валачи опасался, что подобного рода миссия предполагала непредсказуемый риск, если готовился новый переворот. Однако, какими бы неубедительными ни казались его сомнения, он свое сказал. Дженовезе согласился, и Дойл, вдохновленный авторитетом, который он завоюет в ходе поездки, был направлен для встречи с «нашими друзьями в Чикаго», как их называл Валачи.

Вскоре после этого Валачи вместе с Дойлом ощутил впервые реальное преимущество членства в «семье» Лючиано. Фрэнк Костелло, являвшийся в то время коварным «лейтенантом» Лючиано, стремился к политическому влиянию с тем, чтобы укрепить свои позиции. Нью-Йорк был идеальным местом для Костелло в те времена. При нерешительном правлении мэра Джэймса Уокера он «открыл» город для игровых автоматов и руководил этим бизнесом.

Валачи и Дойл обратились к своему «лейтенанту» Тони Бендеру и спросили, есть ли у них возможность обзавестись «несколькими игровыми автоматами». Бендер отвел их в контору вторсырья на Томпсон-стрит в Гринвич-виллидж, которую Вито Дженовезе использовал как легальное прикрытие. Это был один из тех дней, когда здесь находился Лючиано. Когда дверь во внутреннее помещение открылась, Валачи вдруг почувствовал, что его туда вталкивает Бендер, в то время как Дойл, страдавший в тот момент от сильной простуды, остался снаружи. Лючиано в величественной позе обратился не к Валачи, а к Бендеру: «Что ему нужно?»

«Он хотел бы получить несколько игровых автоматов».

Пока Валачи ожидал, молча нервничая в присутствии великих людей, он в конце концов услышал голос Лючиано: «Хорошо, дай ему двадцать штук».

Это однако не означало игровых автоматов в реальном смысле; Валачи и Дойл должны были сами оплатить их приобретение. Это лишь свидетельствовало, что Валачи получил право на двадцать специальных наклеек, которые ему должен был дать Костелло. Теоретически, поскольку игровые автоматы были номинально не запрещены, любой предприниматель мог установить один автомат в задней части кондитерской лавки, плавательного бассейна и т. п. Фактически, если на автомате не было наклеек Костелло, цвет которых периодически изменяли, он сразу же становился не только объектом действий со стороны группировки, но и конфискации со стороны полиции. Однажды, как рассказал Валачи, какой-то полицейский, обходя свой район патрулирования в Манхэттене, выплеснул, непонятно по какой причине, бутыль с томатным соусом на «защищенный» игровой автомат и был быстро переведен в отдаленный район Квина. «Теперь, — вспоминал Валачи, — нетрудно было догадаться, кто его туда отправил».

Валачи должен был сам позаботиться о том, где разместить автоматы. Он выбрал наиболее знакомый ему район — Восточный Гарлем — и вместе с Дойлом, как только они установили их в нужных местах, стал зарабатывать около 2,5 тысяч долларов в неделю. Валачи нанял брата своего бывшего знакомого, скупщика краденного Фэтса Уэтса, для обслуживания автоматов и сбора денег. Однажды Валачи сам поиграл на одном из них, удваивая или утраивая обычную ставку, чтобы убедиться, будет ли ему возвращено превышение суммы. К счастью для здоровья молодого Уэтса, он оказался честным парнем.

Валачи получал истинное удовлетворение, кроме, естественно, прибыли, от того, что он был «признан своим парнем в группировке» и обладал связями. Первая возможность проявить себя, помимо того, что он уже имел, представилась, когда пожилой Александр Воллеро был освобожден из тюрьмы Синг-Синг, отсидев четырнадцать лет за убийство брата Чиро Терранова. Воллеро, опасавшийся, что Терранова будет стремиться отомстить, направил эмиссара к Валачи с просьбой о содействии. «Старичок теперь никого не знает, — сказал эмиссар, — но он слышал, что вы с Вито и его людьми. Вы могли бы чем-нибудь ему помочь?»

Валачи вспомнил Воллеро с нежностью, пообещал подумать, что он сможет сделать, и обсудил вопрос с Вито Дженовезе. Поначалу Дженовезе не проявил желания быть причастным к этой волнующей истории: «Когда, черт побери, это случилось, двадцать лет тому назад?» Но в конце концов он сказал, что Воллеро может больше ничего не опасаться. Когда Валачи передал добрые вести, для него ничего не могло быть более приятным, чем сходить домой к Воллеро в гости. «Это было действительно кое-что, — вспоминает Валачи. — Он собрал всю свою семью, чтобы поприветствовать меня. Он называл меня своим спасителем. Мы пообедали, и это было в последний раз, когда я его видел. Позже я узнал, что он возвратился в Италию и умер в мире и покое».

Тогда будучи в возрасте двадцати шести лет, в последнее время разбогатевший и пользовавшийся уважением, Валачи был готов жениться. Его роман с владелицей танцевального зала Мэй продолжался, однако он узнал, что она проявляла неверность во время его частых отлучек из-за перипетий Кастелламмарской войны. «Я говорил ей, что побуду с ней некоторое время, но ни о чем постоянном не могло быть и речи».

Настоящая любовь охватила его, когда он скрывался в доме Рейна и встретил старшую дочь почившего преступника, Милдред. Ей было в то время двадцать два, она приходила на чердак каждый вечер, чтобы составить ему компанию. И когда он вышел из своего укрытия, то стал часто наведываться в дом Рейна. Но мать Милдред, ее брат и дядюшки, как только поняли, что происходит, отнюдь не порадовались возможности лицезреть Валами в качестве будущего жениха. На долю Ромео и Джульетты не выпало столько страданий, которые вытерпели Джозеф и Милдред. Прежде чем все разрешилось, их роман походил на травлю зверя во время охоты, на попытку самоубийства и, наконец, привел к вмешательству самого Вито Дженовезе.

Когда я сидел на чердаке, Милдред поднималась ко мне по лестнице, напоминавшей шторм-трап, и мы болтали. Она сказала, что много слышала обо мне. Я спросил ее, кто же ей все это наговорил, и она назвала Чарли Ковша, — парня, которого я использовал для продажи краденых вещей.

После того, как все было урегулировано с Вито относительно дел Маранзано, я был вновь приглашен в этот дом на обед ее братом. Я принял приглашение и пришел туда вместе с Джонни Ди. В течение всего обеда Джонни пинал меня ногой под столом и шептал, что Милдред по уши в меня влюблена и не может скрыть этого. Когда мы ушли, я сказал Джонни, что Милдред прекрасная девушка, с ней все в порядке, однако ее семья довольно холодно относится ко мне, и лучше, видимо, не связывать себя с ними узами родства. Во всяком случае, я сделал вид, что не знаю, как мне себя с ней вести, так как я привык иметь дело с девицами из танцевального зала. Я уже собирался забыть все эти дела, как вдруг идея — окончательно разрубить этот узел — начала овладевать мной. Я пытался проводить время с некоторыми жившими по соседству симпатичными девицами. Но это не помогло. Все они выглядели жалкими по сравнению с Милдред.

Через несколько дней у нас с Бобби Дойлом разговор каким-то образом зашел о ней. Бобби достаточно хорошо знал ее семью. Он даже был знаком со стариком до того, как его убил Массерия. Бобби рассказал мне, что его жена Лена говорила, что я очень нравлюсь Милдред. «Да, — сказал я, — с Милдред все в порядке, но ее мать — суровая женщина, а брат, по-моему, похож на мать. Ну, а о ее дядюшках я вообще не хочу говорить».

— Почему они тебя должны волновать? — спросил Бобби. — Самое главное, как она к тебе относится.

Я сказал, что не знаю, как мне быть. Кроме того, вся моя родня из Неаполя, а они — сицилийцы.

Через несколько дней жена Бобби сказала мне, что Милдред хотела бы, чтобы я поговорил о нас с ее братом. Я ответил, что не стану этого делать. В конце концов Лена сообщила, что Милдред намеревается уйти ко мне. Она имела ввиду, что Милдред готова покинуть дом и выйти за меня замуж. В то время я жил на 108-й улице, 335. Здание было только что отстроено, в нем имелись паровое отопление и горячая вода, а у нас было четыре комнаты, так что это было приемлемым вариантом для проживания на некоторое время. Я спросил Лену, как мне узнать, когда Милдред будет дома одна, но она сказала, чтобы я предоставил ей возможность все сделать самой.

Когда она мне все это сказала, я поспешил к Милдред. Все ее вещи были собраны для отъезда, но тут ее сестра Роуэ заявила, что ей тоже нужно уйти, или они изобьют ее до смерти. Как только я услышал это, я попросил, чтобы Милдред распаковала свои веши, и сказал: «Ладно, я поговорю с вашим братом».

Я был озадачен, когда ее брат сообщил мне, что он ничего не имеет против нашего брака. Но в следующий момент сказал, что Милдред находится в госпитале. Она выпила пузырек йода. Я спросил, почему она это сделала. Оказалось, что брат сказал ей, что я не хочу иметь с ней никаких дел. Теперь мне стало ясно, как они действовали. Ее брат говорил мне одно, а ей — противоположное. Лена попросила меня не подниматься на второй этаж, так как там не убирались. Я поинтересовался у нее, может быть, мне лучше следует бросить все, но она сказала: «Ты — хороший парень. Она выпила йод из-за тебя, а ты говоришь такие вещи».

Тогда я отправился к Вито в его контору на Томпсон-стрит по соседству с хранилищем вторсырья, владельцем которого он был, и рассказал ему все без утайки. Он заверил, что замолвит за меня словечко и намерен поговорить с дядьями Милдред обо всем. «Не переживай, — успокоил он, — я знаю, что им сказать».

— Но вы дадите мне знать о результатах? — спросил я.

— Конечно, — ответил он, — а пока иди занимайся своим делом и положись на меня. Не вступай с ними ни в какие разговоры. Не теряй голову, поскольку это как раз то, чего они ждут. Я знаю этих девчонок. Они росли, как птицы в клетке. Они никогда нигде не были. Единственное место, куда им разрешалось ходить одним, — в кино по соседству.

Через несколько дней Вито сообщил мне, что сицилийцы, имея в виду дядюшек Милдред, капитулировали. Он порекомендовал им не совать свой нос в это дело. Если им было дозволено жениться на своих женах, то Джо может взять в жены Милдред. Если Джо не подходит для этого, то никто из нас не может на это претендовать. Кроме того, он, как бы между прочим, сказал им, что они знают, как ко всему относится Джо, и сообщил им, что намерен быть моим ярым сторонником. Он известил их также, что Чарли в курсе событий и он поддерживает Джо. Упоминая Чарли, он, конечно, имел в виду Чарли Счастливчика.

Затем Вито сказал мне: «Я сделаю для тебя даже больше. Я заеду к ним домой и поговорю с матерью. Договорись с ней о моей встрече». Я выполнил его просьбу, и Вито приехал и сообщил ей, что он взял на себя всю полноту ответственности за мою судьбу. Все вроде бы разрешилось, но старая леди все еще не была готова подчиниться обстоятельствам. Она выставила условие, чтобы Милдред и я подождали шесть месяцев, когда можно будет объявить о помолвке. Ей запрещалось где-либо бывать вместе со мной, и единственным местом, где мне разрешалось видеть ее, был их дом, причем приходить я мог только по воскресеньям.

Честно говоря, я чуть было не послал все это подальше. Когда я приходил по воскресеньям, у нас с Милдред не было никакой возможности остаться одним. После еды единственное, что мы могли, так это сидеть и разговаривать, старая леди или брат были все время рядом. Если мы с Милдред садились на софу слишком близко друг к другу, они всегда находили повод, чтобы позвать ее в другую комнату. Не знаю, как я все это вытерпел до празднования помолвки. Тогда было объявлено, что венчание намечено на 18 сентября 1932 года. В промежутке между помолвкой и венчанием продолжалась та же самая воскресная экзекуция с той лишь разницей, что Милдред и ее сестра Роуэ были заняты согласованиями относительно церемонии, покупали платья, осматривали апартаменты и занимались тому подобными делами. Ну, а я, естественно, был занят делами со своими игровыми автоматами.

После венчания наше торжество проходило в Паям Гарденс на 52-й улице рядом с Бродвеем. Оно было весьма пышным, и только за аренду зала пришлось заплатить почти тысячу долларов. Это были большие деньги в те времена. Я нанял две группы оркестрантов для того, чтобы все могли танцевать без перерыва. Были поданы тысячи сэндвичей и больше, чем на 500 долларов итальянских блюд и всяких сладостей. Несмотря на запрет, было много вина и виски. Я получил также двадцать пять баррелей пива в качестве подарка от одного из парней.

В тот период все еще помнили убийство Маранзано и все перипетии, которые этому предшествовали. Подспудно еще существовала напряженность, а потому мне пришлось осуществлять выбор приглашаемых весьма тщательно. Но я должен сказать, что оказалось много случайных людей, которые приходили или присылали деньги.

Вито Дженовезе не мог присутствовать на венчании, не помню, по какой причине, и он прислал вместо себя Тони Бен-дера. Однако на торжество он пришел. Здесь были Том Гальяно и Томми Браун. Чарли Счастливчик прислал конверт с деньгами, Вилли Мур, Фрэнк Костелло, Джо Банан и Джо «Док» из старой группировки, которая работала вместе с Маранзано, но Громила к этому времени был уже мертв. Здесь были Альберт Анастазия и Карло Гамбино. Присутствовал также Винсент Мангано, который впоследствии стал боссом, однако тогда в течение длительного времени нигде не появлялся. Джо Адонис прислал деньга. Пришел Джо Жук. Тут же были Бобби Дойл, Томми Рай, Фрэнк Ливорси, Джо Бруно, брат Вилли Мура Джерри, Джони Ди, Джо Бруно, Пяти Маггинз и, конечно, Редкозубый, Майк Миранда, а также все ребята с Тони Бендером, которые входили в мою команду. Трудно вспомнить все имена, но зал был полон.

После всех расходов на аренду квартиры и покупку мебели, в том числе восточного ковра, у нас осталось еще около 3 тысяч 800 долларов от суммы, которую мы извлекли из конвертов, полученных в подарок. Единственная ошибка состояла в том, что Милдред выбрала квартиру на Бриггс-авеню в Бронксе недалеко от Мошолу Парквэй, другими словами, в двух шагах от своей матери.

Несмотря на этот романтический антракт, нужно было, как обычно, возвращаться к работе. Вскоре после своей женитьбы на Милдред Валачи получил свой первый «контракт» на убийство со времени вступления в «семью» Лючиано. В «Коза Ностре» солдату, такому как Валачи, никакой оплаты за подобное исполнение поручения не причиталось; это просто являлось частью его работы. Он был не знаком с жертвой и весьма поверхностно был осведомлен о причинах, по которым она должна была умереть. Его «лейтенант», Тонн Бен-дер, передал приказ. Информация носила фрагментарный характер. Подлежащий устранению субъект был известен под кличкой Мелкие Яблоки, и Валачи так никогда и не узнал его настоящего имени. Бендер сообщил, что ему приблизительно двадцать два года и он постоянно бывает в магазине, торгующем кофе, на 109-й улице. Бендер, как бы между прочим, упомянул, что два брата Мелких Яблок обманули Лючиано и Дженовезе несколько лет тому назад и в результате были убиты. Видимо, существовали подозрения, что он собирался предпринять попытку отомстить за их смерть. Валачи не пытался выяснить у Бендера подробности; это действительно его не волновало.

Когда «солдат» получает «контракт», он несет ответственность за его успешное исполнение. Он может, однако, привлечь других членов в помощь для выполнения «контракта». Валачи выбрал себе в помощники Пити Маггинза и Джонни Ди, которые присоединились к «семье» Лючиано в одно время с ним. Затем он начал постоянно бывать в магазине по продаже кофе и случайно завязал знакомство с Мелкими Яблоками. В течение следующих двух или трех дней Валачи заходил периодически в магазин с тем, чтобы приобрести кофе и поболтать с парнем. Тем временем он подобрал несколько подходящих для убийства мест и окончательно остановил свой выбор на взятой в аренду квартире на расстоянии одного квартала от магазина, на 110-й улице. Она отвечала целям Валачи. На первом этаже никто не проживал, а на заднем дворе не было забора, который мог бы помешать быстрому уходу. Согласно его плану, Маггинз и Джонни Ди должны были сначала находиться в подъезде и затем завлечь Мелкие Яблоки в арендованную квартиру под предлогом того, что в квартире наверху играют в карты.

В день убийства Валачи договорился встретиться с Мелкими Яблоками вечером в магазине по продаже кофе. «Привет, — сказал он, — пойдем пройдемся. Я слышал, здесь где-то играют по-крупному, чуть выше по улице».

«Отлично! Мне как раз этого не хватало!»

Как рассказал Валачи, он шел сзади Мелких Яблок, когда они входили в квартиру, и вдруг он резко повернулся и убежал. «Я услышал выстрелы, но, естественно, продолжал идти по улице».

(В материалах полиции Нью-Йорка имеется запись о том, что в 21 час 20 минут 25 ноября 1932 года мужчина, белый, обнаружен в подъезде дома номер 340 по 110-й улице. Причина смерти: три огнестрельных раны в голову).

Валачи направился прямо домой. «Ведь я был женат всего пару месяцев, и мне не хотелось, чтобы Милдред думала, что я уже где-то шляюсь», — вспомнил Валачи.