Очнулась я от звука далекого плача. Лишь когда ужасное воспоминание об увиденном вернулось ко мне, я открыла глаза. Оглядевшись, я увидела, что лежу в своей постели, дома, а рядом на стуле сидит сестра Кларк.

— Джеймс? — вымолвила я.

— Мне очень жаль, Мод, он теперь в руках Божьих, — отвечала та, прикусив губу.

Я села и поискала глазами Лулу.

— А где Лулу, с ней все в порядке?

Сестра Кларк похлопала меня по руке.

— Миссис Хопкинс сидела рядом и подхватила ее, когда ты потеряла сознание. Хелен забрала ее домой. Мы подумали, что ты некоторое время не сможешь за ней ухаживать.

Я откинула голову на подушки и прислушалась к горестным рыданиям, доносившимся из большого дома.

— Матушка Коннор?

— Она очень плоха, Мод. Джеймс ведь был ее единственным сыном. Врач хотел дать ей чего-нибудь, но она отказалась. Я в жизни не видела, чтобы кто-то так горевал. Если она не обратится к Господу, то, чего доброго, сойдет с ума.

Я выскочила из постели, без всякого стеснения сорвала ночную сорочку и натянула первую попавшуюся блузку и юбку. Влезла в туфли, бросила через плечо: «Спасибо!» — и выбежала из дому. Сестра Кларк бросилась за мной, ожидая, что я побегу в дом, но вместо этого я перемахнула через двор и пустилась по улице. Больше всего на свете мне нужно было обнять свою дочку.

Я взбежала по ступенькам и без стука ворвалась в дом Хелен. Она была на кухне с обеими девочками. Услышав меня, она повернулась, как будто хотела что-то сказать, но я лишь схватила Лулу и побежала назад.

— Я буду у Конноров! — крикнула я, сбавляя немного шаг, чтобы не напугать Лулу.

Уже через несколько минут я вновь прибежала к Коннорам, ворвалась в дом через главную дверь и побежала на звук рыданий к спальне. Матушка Коннор сидела на постели, лицо ее распухло, длинные волосы разметались по плечам. Сестра Кларк пыталась напоить ее лекарством, но она отворачивалась, наотрез отказываясь.

Я подошла и положила Лулу на руки рыдающей бабушке, потом отошла к стене. Матушка Коннор взглянула на крошечное круглое личико и светлые волосики. Лулу с любопытством посмотрела на нее. Она никогда не слышала таких звуков от кого-либо, но вместо того, чтобы испугаться, она, склонив головку, разглядывала лицо своей бабушки и ждала, что будет. Матушка Коннор перестала рыдать и глубоко вздохнула. Она все смотрела и смотрела на маленькую девочку, так похожую на своего отца, затем прижалась щекой к щечке Лулу и принялась ее качать. Малышка протянула ручку и погладила бабушку по щеке, затем пальчики ее сомкнулись на пряди длинных мягких волос матушки Коннор.

Сестра Кларк поднесла стакан к губам матушки Коннор, и она отхлебнула немного лекарства, что оставил доктор. Я оставила Лулу с бабушкой и ушла одна в свой флигель. Сестра Кларк просидела с ними, пока они обе не заснули, затем пришла ко мне.

Я сидела в кресле-качалке на крыльце флигеля, надев поверх платья одну из рубашек Джеймса. Это был теплая рубашка из плотной шерстяной ткани — он надевал ее по утрам, когда было прохладно. Должно быть, я сидела, уставившись в пространство, и не замечала жены священника до тех пор, пока она не заговорила со мной.

— Ты знала, что ей нужно, да, Мод? Теперь она поправится. Они обе заснули. Как ты?

— Я и сама ничего не понимаю. Как будто все это нереально, как будто ничего этого не было. Еще сегодня утром он был здесь. Во флигеле еще ощущается его присутствие. Я уговаривала его позавтракать — не хотела, чтобы он вышел на поле с пустым желудком. А теперь его нет, а я сижу тут в его рубашке, хранящей его запах. Никогда больше он не пройдет по этой дорожке, возвращаясь с работы, никогда уже не будет играть с Лулу, никогда… — Голос мой сорвался, я изо всех сил пыталась справиться с дыханием, наконец, вдохнула так глубоко, что все тело содрогнулось. — Я никогда больше его не увижу. Вы не знаете, что он для меня значил. Никто не знает.

— Я знаю, Мод. Знаю, как он тебя любил.

— Неизвестно только, за что. Я некрасива, что бы он там ни говорил. Он мог бы выбрать любую девушку в городе. Почему именно я?

— Он увидел твою душу, Мод, и знал, какова ты на самом деле.

Я перестала раскачиваться и спросила:

— Где он?

— В похоронном бюро, в Юнион-сити. Когда все будет готово, они привезут его в дом. Это займет несколько часов.

Сестра Кларк погладила меня по руке:

— Пойду в дом, посижу с его матерью. Когда будет пора, я пришлю кого-нибудь за тобой.

Я кивнула.

— Спасибо. — Я обвила руками сестру Кларк и крепко прижала к себе. Она вышла из флигеля.

Потом пришли Хелен, Томми и Фэйт, и мы вместе отправились в большой дом. Я была спокойна.

На веранде в простом сосновом гробу, обитом сатиновым сукном, лежал Джеймс, и казалось, он просто спит. Я некоторое время смотрела на него, все еще не веря, что все это происходит на самом деле. Вот сейчас я проснусь, а он лежит рядом со мной, и окажется, что мне просто приснился кошмар.

При виде своего мужа, — такого молодого — и в гробу, — я готова была упасть в обморок. Я присела рядом с папой Коннором и увидела надежду на его лице. Он был уверен, что теперь я все улажу. Я улыбнулась, взяла его под руку и кивнула в знак того, что он доверился правильному человеку. Через пару минут сердце мое стало биться ровнее, и я отправилась будить маму Джеймса.

Матушка Коннор спала, обнимая Лулу, и кудряшки малышки были на ее плече. Какое-то время я стояла и смотрела на них, потом протянула руку и дотронулась ее руки.

— Матушка, все готово, пора вставать.

Матушка Коннор открыла глаза, но не пошевелилась, лишь глядя на меня тяжелым взглядом.

— Ну хорошо, — наконец сказала она.

— Помочь вам одеться?

— Нет, я справлюсь.

Я взяла Лулу и вышла. Войдя на веранду, я увидела, что стулья из столовой и кухни уже снесли туда и расставили рядами. Хелен и Томми сидели во втором ряду. Я села перед ними, держа Лулу на руках. Она потянулась, проснулась и заплакала. Хелен передала Фэйт Томми и взяла Лулу.

— Я пойду с ней во флигель, покормлю и переодену.

Матушка и папа Конноры сели рядом со мной.

Дверь была открыта, стучать не было необходимости. Друзья и соседи просто отодвигали ширму и входили. В течение нескольких часов собрались, наверное, все жители городка. Кто-то лишь принес свои соболезнования и сразу ушел, кто-то остался подольше. Пришли все ребята из команды Джеймса, — они плакали так, будто бы вот-вот наступит конец света. А для меня он уже наступил. Вернулась Хелен с Лулу, и я снова взяла ее на руки и держала какое-то время, но потом Хелен и Томми унесли обеих девочек в дом. Наше бдение длилось, покуда хватило сил, но наконец и мы отправились спать.

Наутро тело перенесли в церковь, и священник провел для Джеймса тот же обряд, что и для моих папы с мамой, и для Генри, маленького сыночка Хелен, восемь лет назад. Это был тот самый священник, он служил на всех похоронах. Я помнила его проповедь наизусть и про себя повторяла ее за ним. Это успокаивало меня, как и обетования Божьи. За несколько лет до того Джеймс принял Божий дар спасения, и я знала, что мы еще встретимся. И от осознания этого на душе становилось легче.

После проповеди, песнопений и молитв мы пошли за похоронным фургоном на кладбище. Матушка Коннор была спокойна, лицо ее было твердым, как сталь. Со дня похорон родителей я бывала на кладбище всего несколько раз, но, придя, удивилась тому, насколько свежи мои воспоминания. Всю жизнь меня мучили кошмары — снился пожар, унесший их жизни, — но после рождения Лулу они прекратились.

Наша семья, друзья и прихожане церкви собрались вокруг могилы, священник еще что-то сказал, потом все бросали горсть земли, молились и отходили. Отходя от могилы, я слышала, как глухо стучат комья земли в крышку гроба, — это мужчины начали закапывать могилу. Этот стук преследовал меня весь обратный путь.

Соседи принесли еды, и несколько часов в доме было полно народу. Женщины из церкви суетились над нами, и я наконец заставила себя что-то съесть, больше размазав еду по тарелке. Мать Джеймса делала то же самое. Наконец все разошлись. Хелен и Томми ушли последними. На прощание Хелен обняла меня.

— Я зайду завтра, слышишь?

Я посмотрела ей вслед, и когда она вышла за дверь, мы с матушкой Коннор переглянулись. Я видела свое отражение в зеркале на стене — у нас обеих под глазами залегли круги, лица осунулись от горя, обе мы ужасно устали.

— Если я вам больше не нужна, я пойду во флигель.

— Думаю, мы справимся, Мод. Господь позаботится о нас. Мы примем все испытания. Теперь же нам обеим нужно поспать. Иди к ребенку, завтра поговорим.

Я отнесла Лулу во флигель и приготовила ко сну. Когда она заснула, я снова сняла с крючка рубашку Джеймса, поднесла ее к лицу и вдохнула запах. Я всегда говорила ему, что он пахнет лучше, чем любой другой мужчина в округе. Мой папа пах кожей, сеном и лошадьми. Джеймс — продуктовым магазином, овсянкой, супом, люцерной и травой.

Несколько минут я прижимала рубашку к лицу, затем снова надела ее поверх платья и вышла на крыльцо. Села в кресло-качалку и посмотрела на небо. Уже темнело. Луна вышла рано, и я видела ее меж деревьев, справа от меня, как будто бы она застряла на вершине сосны. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, росших слева, опутывая тенями двор. Такая хорошая ночь — совсем как те ночи, когда мы с Джеймсом засиживались допоздна, прежде чем отправиться спать.

Я сидела так долго, то неподвижно, то раскачиваясь в кресле, и наконец расплакалась. Я не знала, что будет со мной и с моей маленькой девочкой. К шестнадцати годам я уже побывала и сиротой, и женой, и матерью. А теперь вот стала вдовой.