Я ушла в свой собственный мир, где ничто не могло меня достать. Война в Европе официально закончилась, но эта новость как будто совершенно не соприкасалась с моей реальной жизнью. Как сомнамбула, я выполняла свои ежедневные обязанности: убирала, готовила, стирала, следила за тем, чтобы Бад ни в чем не нуждался. Теперь, когда не стало ни сестры, ни бабушки, которые с ним возились, он льнул ко мне, но вместо того, чтобы найти утешение в своем выжившем ребенке, я соблюдала дистанцию. Тогда Бад переключился на Джорджа, и тот окружил его любовью и заботой. Никто не мог бы упрекнуть Джорджа в том, что он не любил сына.

По вечерам, едва заслышав цоканье копыт отцовского коня, он с криком «Папа! Папа!» выбегал на заднее крыльцо.

Джордж выплескивал всю свою любовь на сына, который был точной его копией. С каждым днем Бад становился все выше и стройнее, детская округлость понемногу уступала место телосложению его отца.

В моих объятиях Джордж находил мало утешения. Теплоты в его прикосновениях и ночных ласках так и не появилось, но я знала свой долг и исполняла его. Это было единственное, что я могла ему дать.

Клара пыталась достучаться до меня и вырвать из цепких объятий моего горя, но ей не удавалось пробить брешь в этой толстой стене. Я перестала ходить к ней и вообще выходить из дома. Джордж приносил все необходимое. С самого рождения я не пропустила ни единой воскресной службы, но теперь перестала ходить даже в церковь. Вся моя жизнь протекала на пяти акрах имения Джорджа.

Раньше я вставала с первыми петухами — теперь же стала спать дольше. Джордж ничего не говорил. Он мог и сам пожарить себе бекон и сварить кофе. Уложив Бада спать, я тоже ложилась. Во сне боль отпускала меня — до тех пор, пока не будил крик сына.

Когда Клара приходила ко мне, на ее вопросы я отвечала резко и коротко. Спустя несколько недель такого поведения Клара наконец не выдержала:

— Мод, я люблю тебя, но понимаю, что ты все еще горюешь. Когда понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

Однажды утром, примерно через полгода после окончания эпидемии, мне вдруг пришло в голову, что я и понятия не имею, как себя чувствует Клара. Она ведь потеряла мужа, и неизвестно, откуда брала средства к существованию.

Я пересилила себя и постучалась к ней. Клара очень мне обрадовалась. Она распахнула дверь и стиснула меня в объятиях.

— Я сейчас сварю нам кофе, Мод. Я так тебе рада!

Мы сели за стол, как раньше, и я спросила:

— Мне так стыдно, что я не пришла раньше. Как ты справляешься без Альфреда?

Клара пожала плечами.

— Наняла Билли Симмонса и Грегори Хауторна из церкви, чтобы они помогали мне в лавке. У них отлично получается. Я только прихожу и даю указания и веду учет раз в неделю.

— А кто выполняет мужскую работу у вас в доме?

Поместье у Клары было точь-в-точь как у Джорджа: пять акров на окраине города, двухэтажный дом и большой амбар, где она держала корову, двух коз и лошадь. Рядом с амбаром был курятник.

— Делаю все то же, что и раньше. Посадила садик, кормлю скотину. Хотя, конечно, мне нелегко в одиночку, изматывает. Мэгги помогает мне, но я не хочу лишать ее детства, заставляя с утра до ночи работать. Если что-то сломается, наверное, найму кого-нибудь. Выручки от магазина мне хватает на наемную силу. Альфред всегда умел считать деньги. Я, бывало, злилась, когда он подолгу не покупал новый костюм или сбрую для лошади, но ему, наверное, было виднее. Я подумываю о том, чтобы нанять постоянного работника. Он бы все чинил и ухаживал за скотиной в обмен на крышу над головой. Как думаешь, стоит? Знаешь ведь, как люди любят болтать.

— Да уж, Клара, я-то знаю об этом не понаслышке. Именно так я вышла замуж за Джорджа. На твоем месте я не дала бы ни малейшего повода распускать о себе грязные сплетни.

— Ты права. Обращусь к пастору — может, он что-нибудь посоветует.

— К пастору? У нас новый пастор?

— Уже с месяц. Приехал брат Эймс из Сент-Луиса. Молоденький, совсем недавно проповедует, но хороший.

— А до этого что вы делали на службах?

— Просто встречались, и мужчины по очереди читали Святое Писание, а потом мы пели и молились. Среди прихожан не осталось ни одной семьи, где бы кто-нибудь не умер, Мод. Какой ужас!

Я отвела взгляд.

— Мне так стыдно, Клара. У меня и мысли не возникло о том, каково пришлось остальным. Вместе с Лулу я будто саму себя похоронила. Наверное, для христианки это непростительно — не думать о ближних.

— Возвращайся в церковь, Мод. Мы все нужны друг другу.

— Вернусь. А как вы туда ходите? Пешком?

Клара засмеялась.

— Я с детства умею управлять фургоном. Да и Мэгги помогает. Справляемся.

— В воскресенье поеду с вами.

В воскресенье я вскочила с первыми петухами. Спустилась на кухню и приготовила Джорджу его любимый и единственный вариант завтрака, а себе и Баду пожарила яичницу. Затем поднялась и потрясла Джорджа за плечо:

— Вставай, завтрак готов.

Он открыл глаза и удивленно на меня посмотрел, но молча встал. Потом разбудил Бада и вместе с ним спустился вниз, неся его под мышкой. Когда он сел за стол, я улыбнулась ему. После тех печальных похорон это была первая улыбка, что он видел на моем лице.

— Я собираюсь в церковь, Джордж, — сказал я.

— Это хорошо, Мод, — улыбнулся он в ответ.

— Я хочу, чтобы ты приготовил фургон. Я поеду вместе с Кларой и Мэгги — негоже им управлять фургоном в одиночку.

Джордж не возражал: по моему тону он понял, что надо сделать, как я сказала. Должно быть, он вспомнил свою мать, и это почему-то вселяло в меня утешение.

Мои братья и сестры по церкви приветствовали меня так тепло, что мне стало ужасно стыдно за столь долгое отсутствие. Умиротворение церкви, гимны, молитвы, близость других, понимавших глубину моей утраты, — именно это было мне нужно.