В 1923 году я получила письмо от сестры Джорджа, Бесси, в котором она писала, что родила чудесную девочку и назвала ее Максин. Бесси была на седьмом небе от счастья: все эти годы она мечтала о ребенке, и вот наконец родила. В тот самый год, когда мне исполнилось 32, я и сама произвела на свет вторую дочку. После сложностей с рождением Джина, мы решили сразу вызвать врача, но ребенок родился так быстро, что мы просто не успели. Среди ночи я разбудила Джорджа, и он побежал за Кларой. Роды прошли легко. Когда малыша искупали и привели в порядок, Клара вложила в мои руки крошечный сверток, и я с облегчением испытала прилив любви — тот самый, что почувствовала, когда родились Джин и Лулу.

Теперь настал черед Джорджа, и он назвал девочку Элизабет Сьюзан, в честь сестры, но мы договорились звать ее не Бесси, а Бетти Сью. У меня в голове были другие имена, но поскольку Джордж не возражал, когда я назвала сына Джином в честь отца, то и я не стала с ним спорить. К тому же я любила Бесси, и мне всегда нравилось имя Элизабет. Я вписала его в Библию: Элизабет Сьюзан Фоли. Уже дописывая, я посадила кляксу и немного всплакнула, прочтя в верхней строчке имя Лулу. Она любила бы мальчиков, но как же она обрадовалась бы сестренке!

Вскоре после рождения Бетти Сью все прихожане церкви принялись делать семейные фотографии. Местный владелец бюро ритуальных услуг побывал в Сент-Луисе и научился обращаться с фотокамерой, он организовал небольшое ателье в одной из комнат своего дома, а одна из прихожанок, талантливая художница, расписала ему стену.

Когда Бетти Сью исполнилось несколько месяцев, мы все отправились в город фотографироваться. Я сидела на стуле с прямой спинкой с Бетти Сью на руках. Джин, прильнув ко мне, стоял справа, с другой стороны стоял Джордж, положив мне правую руку на плечо, а левой крепко держа извивающегося Бада. Когда фотография была готова, я купила двойную рамку с петельками. В одну половину я вставила наш семейный портрет, а во вторую — единственное оставшееся у меня фото Лулу, сделанное, когда ей было одиннадцать. На ней было белое платье и широкая лента в волосах, и веселые кудряшки струились по плечам почти до талии.

Когда Бад подрос, то стал ездить в город на Пауни, позади отца. Бад был точной копией Джорджа — внешне, по походке и манере говорить, и так же, как отец, легко умел рассмешить людей. Все любили Джорджа, и Бада тоже все полюбили.

В школе он передразнивал учительницу, когда та поворачивалась к нему спиной, но даже она смеялась над его пародией. В церкви он притворялся, что засыпал, и принимался нарочито громко храпеть, пока я не тыкала его локтем под ребра. Священник лишь улыбался ему в дверях, гладил меня по руке и напоминал о том, что терпение — одна из добродетелей. Бад унаследовал обаяние своего отца: он очаровывал всех вокруг.