Мы думали, что война скоро закончится, но она все тянулась. 6 июня 1944 года союзные войска высадились в Европе. Наверное, это давно планировалось, и именно по этой причине Бада и других ребят отправляли за море. В газетах писали об успехе операции, а я гадала про себя, сколько матерей и отцов потеряли своих сыновей.

Все, кто остался дома, работали для поддержания фронта. В нашей семье уже давно привыкли к девизу «Не выбрасывай — используй, экономь, и будет польза!». Я всегда считала, что понапрасну переводить продукты — грех, но теперь даже я старалась экономить еще сильнее.

Когда ботинки Пола износились, кожи на заплатки не нашлось, и я вырезала стельки из куска картона и проложила ватой, чтобы ботинки послужили еще. Я носила плотные хлопковые чулки вместо нейлоновых, а когда изнашивались эластичные подвязки, я закатывала их и подвязывала веревкой. Чулки служили мне до тех пор, пока не протирались на мысках и пятках, и все ноги у меня были в мозолях. Вскоре все женщины в нашем доме перешли на белые носки — они были прочнее чулок.

Наливая молоко в чашку Полу, я выжимала из пакета все до последней капли, а разбивая яйцо, вычищала из скорлупы все без остатка. Джордж дразнил меня, но мне было все равно.

Джордж тоже отдал дань патриотизму: стал меньше курить и пить пиво. Теперь он больше не покупал сигареты, а делал самокрутки, как в Миссури.

Бетти Сью в конце июня закончила школу. Я приготовила праздничный ужин, заняв у Бесси талоны, чтобы хватило сахара на торт, и устроила вечеринку на две семьи.

Дружба между Бетти Сью и Эвелин теперь осталась в прошлом, но последняя все же улыбнулась ей и поздравила. Я невольно заметила в глазах Эвелин грусть: она думала о том, чего сама лишилась. Впервые за долгое время мне стало ее жаль.

Через неделю после окончания школы Бетти Сью устроилась на работу. Работа заключалась в том, чтобы стоять на конвейере по производству джипов на заводе «Виллис». По такому случаю мы купили ей пару новых брюк в качестве рабочей одежды. Бетти Сью никогда в жизни не носила брюк, но в платье ее бы не пустили на производство. Брюки, что мы купили, были темными — чтобы не видно было потертостей и грязи. Спереди у них были стрелки, а сбоку — молния.

В понедельник Бетти Сью отправилась на работу, завязав свои длинные черные волосы платком. Вернувшись домой, она принялась с воодушевлением рассказывать о том, как делает свое дело: каждый раз, когда мимо нее проезжает джип, она вставляет в него маленькое лобовое стекло. Я ей завидовала. У Бетти Сью будет такая жизнь, о которой я не смела и мечтать, — она будет работать вместе с мужчинами и женщинами, а главное — не сидеть дома.

К осени 1944 года Донна уже вовсю бегала по дому. Когда отец приходил с работы, она со всех ног бежала к нему. Джин подхватывал ее на руки и крепко обнимал.

Потом они сидели на кухне, и он играл с ее пальчиками в «Маленького поросенка». Девочка весело смеялась, когда отец, допев песенку, дергал ее за большой пальчик. Еще они пели про паучка и играли в «ладушки». Я смотрела на них, и сердце мое радовалось. Джин был счастлив и окружал любовью и заботой Эвелин и Донну. Может быть, я зря опасалась, что Эвелин принесет нам горе?

Бетти Сью начала встречаться с рабочим своего завода — Эллисом Маршаллом из Кентукки. Это был высокий и ладный молодой человек со светлыми волнистыми волосами, ниспадавшими ему на лоб. На вид — истинный джентльмен. Немного прихрамывал, но в остальном, похоже, был здоров. Я спросила, почему он не на фронте. Бетти Сью объяснила, что он был в армии, но повредил колено, и его комиссовали.

Тут я задумалась: может, глядя на Джина, кто-то тоже думает, что он уклоняется от службы? На вид ему нельзя было дать категорию 4F.

Однажды Бетти Сью вернулась с работы в разорванной блузке и с исцарапанной рукой. Я обработала царапину меркурохромом и спросила:

— Что случилось?

— Мы были в столовой, и эта ведьма Марис Тэверс начала строить глазки Эллису. Когда я попросила прекратить, она набросилась на меня и сказала не совать нос не в свое дело. Ну, я и влепила ей. Она дала сдачи, и мы покатились по полу. Митч, бригадир, оттащил меня от нее. Когда я поднялась, то обнаружила у себя в руке клок ее мерзких волос.

— Теперь тебе влетит?

— Нет, все, кто там был, сказали, что она первая начала. Митч спросил, хочу ли я, чтобы ее уволили, я сказала — нет. К тому времени моя злость прошла. Я бы ей все волосы повыдирала, но не желаю, чтобы из-за меня ее выгнали с работы.

— А почему ты не ударила Эллиса?

— Ну, он-то ничего не сделал, даже пытался сам от нее отделаться.

Я помнила ее вспышки гнева с самого детства. Этой Марис еще повезло, что она отделалась всего лишь клоком выдранных волос.