КАНИКУЛЫ БОНИФАЦИЯ

Был на свете один цирк, полный опилок и музыкантов, и жил в том цирке лев Бонифаций. Это был очень хороший лев, такой добрый, умный и работящий, что ему дважды не приходилось ничего повторять. Он ни разу не сорвал ни одного представления, и поэтому директор цирка всегда говорил другим львам:

— Вы все должны брать пример с Бонифация, вот образцовый лев!

Дети его очень любили и писали ему письма: «Милый Бонифаций! Я не могу тебя забыть. Я все ладоши себе отбил, хлопая тебе, когда ты ходил на передних лапах, крутился колесом на турнике и делал сальто-мортале. Ты молодчина! Такое не каждый может».

— Бис! Бис! Повторить! — кричали маленькие зрители, и Бонифаций, этот добряк, снова и снова ходил на передних лапах, крутился на турнике и делал сальто-мортале, да ещё при этом улыбался.

Директор цирка очень дружил с Бонифацием. Вместе они ходили на прогулки и покупали в овощном магазине бананы, которые Бонифаций просто обожал.

Однажды вот так вместе шли они по городу, стоял прекрасный летний день, всюду было полно детей, и Бонифаций спросил:

— Что такое? Почему на улице так много детей? Почему они не в школе?

— А зачем им быть в школе? — ответил директор цирка. — Сейчас у них летние каникулы.

— Каникулы… — вздохнул Бонифаций. — У меня никогда не было каникул.

Директор немного помолчал, а потом и говорит:

— Ну хорошо. Ты образцовый лев. Скажи, если бы я тебе устроил каникулы, куда бы ты поехал?

— Куда же ещё? Конечно, к бабушке! — ответил Бонифаций.

«И правда, — подумал директор, — я совсем забыл, что и у львов есть бабушки».

— Ладно, — сказал он, — поезжай, но с условием: первого сентября ты должен быть на работе!

От радости Бонифаций завертелся волчком: ни о чём таком он и мечтать не смел!

— Ура! Каникулы! Что может быть прекраснее! — воскликнул он. — Спасибо тебе, ты меня просто осчастливил!

И Бонифаций помчался паковать чемоданы, покупать билет в Африку и выбирать подарок для бабушки.

В универмаге толпилось много людей, но, когда у прилавка появился лев, все расступились и пропустили его.

— Что вам угодно? — спросил продавец. — Щётку для гривы или пасту для ваших великолепных зубов?

— Ни щётка, ни паста мне не нужны, — ответил Бонифаций. — Я еду на каникулы к бабушке и хочу купить ей подарок.

— Понимаю, понимаю, — кивнул продавец и задумался, что же предложить: шерстяную шаль, тапочки или очки от солнца?

— Зачем бабушке шаль и тапочки? — удивился Бонифаций. — В Африке ведь жарко. Вы что, не учили географию? А вот очки от солнца — это, пожалуй, то, что нужно, не правда ли?

— Конечно, — согласился продавец. — Впрочем, у меня ещё есть кое-что интересное.

И он вытащил из-под прилавка красивый расписной халат, украшенный и кустами роз, и листьями клевера, и цветами ромашек. Вот это халат так халат! Прекрасный подарок для настоящей старой львицы. Бонифаций не раздумывал, купил халат и очки от солнца и пошёл на вокзал.

Сначала он долго ехал поездом, любуясь из окна проплывающими мимо пейзажами, махал лапой детям, а дети смотрели и удивлялись: «Надо же! Цирк переезжает!» Они и подумать не могли, что это вовсе не цирк, а всего лишь счастливый лев, который путешествует совсем один.

Потом Бонифаций плыл на корабле, бросал булочки акулам, загорал на солнце и мечтал о том, как чудесно будет целыми днями ничего не делать, а только купаться, спать сколько захочешь, есть бананы и беседовать с бабушкой. И никаких представлений — ни дневных, ни вечерних!

А пока он так мечтал, кто-то крикнул:

— Африка! Выходите!

Вот Бонифаций и дома.

«Как всё изменилось с тех пор, как мы играли здесь вместе с моими друзьями! — подумал он. — Там поставили киоск, а тут появилась дорожка между деревьями в густых джунглях… Какой тяжёлый чемодан! — вздохнул Бонифаций. — Скорей бы добраться до бабушкиного дома».

Наконец невдалеке он увидел садик, а в нём старую львицу, сидящую в кресле-качалке.

Тихонько, на цыпочках, как умеют ходить только львы, он подкрался к бабушке и как рявкнет: «Гаф!» Но рявкнул он негромко, почти шёпотом, чтобы не напугать бабушку. Та обернулась, всплеснула лапами и воскликнула:

— Ты ли это, Бонифаций? Тебя просто не узнать! Откуда ты взялся?

И оба были так счастливы! Бонифаций развернул подарки, бабушка надела очки, а потом примерила халат. В нём она выглядела просто прекрасно, прямо как настоящая львица, выглядывающая из кустов роз и цветов ромашек.

— Вот это да! — восхищалась она. — Я непременно должна похвастаться твоими подарками. — И она зарычала так громко, как умеет только старая львица: — Идите все сюда! Посмотрите, приехал Бонифаций и привёз мне в подарок халат и очки от солнца!

И быстрее, чем можно произнести «Гоп!», со всех сторон сбежались самое малое двести львов, все родственники Бонифация: дяди и тёти, а также племянники — маленькие смешные львята. Все приветствовали Бонифация, обнимали его, целовали и рассматривали очки и халат.

— А это что? А как это называется? — спрашивали они и показывали на разноцветные листья и цветы, украшавшие халат.

И Бонифаций объяснял, где листья клевера, а где цветы ромашек и кусты роз, потому что всего этого в Африке нет.

— Этот халат я привёз из-за границы. Там есть универмаги и цирки, — сказал Бонифаций.

— А чем ты там занимаешься? — перебивая друг друга, спрашивали львы, так как это их очень интересовало.

И Бонифаций им рассказал, что он работает в цирке, где крутится на турнике и делает сальто-мортале, а так как львы удивлённо смотрели на него и не понимали, о чём идёт речь, пришлось Бонифацию показать им, что такое сальто-мортале.

Львы очень удивились.

— Ничего подобного мы в жизни не видели! — воскликнули они. — Ведь это не так-то просто сделать! Такое не всякому льву под силу.

А маленькие племянники-львята просили:

— Бис! Бис! Повторить! Браво! Мы хотим ещё!

Они готовы были, хлопая, отбить себе все лапы, и Бонифаций, глядя на своих маленьких смешных племянников и видя, как они забавляются, как смеются, как довольны, повторял свои номера снова и снова. Он ходил на передних лапах, крутился на турнике и делал сальто-мортале. Вечером львят было не уложить в постель, а ни свет ни заря они уже снова были тут как тут, и Бонифаций, этот добряк, вновь давал представление с утра до вечера.

Всё бы хорошо, но у него не осталось времени ни на купание, ни на бананы, ни на разговоры с бабушкой. «Ну что ж, — думал он, — каникулы не каникулы, а я как-никак образцовый цирковой лев, должен держать марку». И он приветливо улыбался, а его маленькие племянники радостно хлопали в ладоши и говорили ему:

— Дядя Бонифаций, как только в школе мы научимся писать, сразу пришлём тебе письмо, в котором расскажем, как нам понравилось твоё представление.

 

О БЕГЕМОТЕ, КОТОРЫЙ БОЯЛСЯ ПРИВИВОК

Жил-был бегемот, который ужасно боялся прививок. Он думал о них постоянно: думал в парке, думал в кино, а чаще всего думал об этом на пляже. Там всегда думается лучше всего. Он лежал в воде и думал: «А вдруг прививки будут делать уже завтра? Надо спросить, может, кто-нибудь знает».

— Вы, случайно, не знаете, когда будут делать прививки? — спрашивал он крокодилов, гусей, лягушек и пеликана. — Не завтра?

— Когда будут, тогда и будут, — ворчали крокодилы и продолжали играть в воде жёлтым мячиком с таким азартом, что брызги летели во все стороны.

— Зачем думать о. всякой ерунде? — квакали лягушки и включали магнитофон с весёлыми песенками.

«Как же так? — размышлял бегемот. — Никто не боится прививок, наверно, они не знают, что прививки — те же уколы».

И бегемот продолжал думать об этом весь день и при этом сильно потел от страха.

И вот однажды он получил по почте открытку, в которой было написано, что он должен прийти в поликлинику и сделать прививки. Бегемот окончательно перепугался и вздрогнул так сильно, что на улице остановились трамваи.

— В чём дело? — воскликнули жирафы и зебры, а также кенгуру и фламинго, которые как раз ехали на трамвае в поликлинику, чтобы сделать прививки.

— Ничего страшного, — ответил водитель, — это бегемот испугался прививок, сейчас поедем дальше.

Когда звери приехали в поликлинику, все встали в очередь у кабинета врача и стали ждать. У лягушек с собой был магнитофон с весёлыми песенками, поэтому ждать было совсем не скучно.

— Надо сходить за бегемотом, — сказал пеликан. — Почему-то его до сих пор нет.

Он встал и пошёл.

Пеликану пришлось долго искать бегемота: тот спрятался за занавеску и так дрожал, что в буфете звенели стаканы и чашки.

— Не бойся, — сказал пеликан. — Пойдём в поликлинику, ничего с тобой не случится, сделают тебе укол, его даже маленький кролик выдержит и не пискнет, это совсем не больно. А если не пойдёшь, то все над тобой будут смеяться, а дело-то выеденного яйца не стоит.

— Хорошо, — сказал бегемот, он понял, что ему не отвертеться. — Только ты не бросай меня.

— Ладно, я тебя не брошу, — согласился пеликан, и они отправились в поликлинику.

А пока шли, навстречу им попадались и курицы, и слоны, и даже маленькие крольчата. И все они говорили:

— Прививки делать ни капельки не больно, только немножко щекотно, бояться абсолютно нечего.

«Хорошо им так говорить, — думал бегемот, — им уже сделали прививку. А как же я?» И он снова потел от страха.

— Да вы совсем мокрый! — воскликнул доктор, когда подошла очередь бегемота.

— Это у него хобби такое, — сказал пеликан, который ни на шаг не отходил от бегемота. — Кто-то любит собирать марки или играть в пинг-понг, а кто-то любит потеть.

— А-а, — ответил доктор, — а я уж подумал, что он боится.

— Нет! — возразил пеликан. — Он такой большой и сильный, что ему неведом страх.

— Хорошо, тогда начнём, — сказал доктор и взял шприц.

Едва бегемот это увидел, как сразу стал белым как мел.

— Батюшки! — удивился доктор. — Почему бегемот такой белый? Бегемоты ведь серые. Белыми бывают мыши, а не бегемоты.

— Это особенный бегемот, очень редкий вид, — пояснил пеликан. — Это белый бегемот, он в мире один такой.

— Но минуту назад он был нормального серого цвета, — возразил дрктор.

— Да, — кивнул пеликан, — это у него такая особенность: то он белый, то серый.

— Ладно, — сказал доктор, — раз этот бегемот такой особенный, ему обязательно нужно сделать прививку.

И доктор стал искать местечко, куда можно воткнуть иглу.

— Ах какая неприятность! — сказал доктор. — На спине у тебя слишком толстая кожа, попробую найти другое место.

— Ой, как сейчас будет больно! — завопил бегемот и со всех ног бросился вон из кабинета врача.

Он выбежал из поликлиники и помчался на пляж. Бегемот кружился волчком и смеялся так громко, что лягушки закричали, чтобы он вёл себя потише, а то его вопли заглушают музыку.

И вот, представьте себе, однажды бегемот проснулся, взглянул на себя в зеркало и обомлел — он был весь жёлтый!

— Что такое? — воскликнул он. — Белым я бываю от страха. Но почему я стал жёлтым? Надо кого-нибудь спросить.

И он отправился на пляж.

Увидев его, звери изумились:

— Жёлтый бегемот? Такого ещё не бывало!

Все рассматривали его и спрашивали, откуда у него такая красивая окраска.

— Наверно, он покрасил свою шкуру, — решили крокодилы. — Наш мячик такого же цвета.

— Да нет, — возразили лягушки, — скорее всего, он слишком сильно намазался кремом для загара.

Лишь курица держалась важно, помахивала крыльями и говорила:

— Для меня это пройденный этап, я тоже была жёлтой в детстве.

— Ах ты, глупая курица! — воскликнул пеликан. — Бегемот не цыплёнок, он не должен быть жёлтым. Скорее всего, он чем-то заболел.

Пеликан вытерся полотенцем и пошёл в поликлинику.

— Скажите, доктор, — спросил он, — почему наш бегемот внезапно стал жёлтым?

— Может, потому, — ответил доктор, — что ваш бегемот особенный? Он меняет окраску, как хамелеон. Сначала он был серым, потом совершенно белым, а теперь вот стал жёлтым.

— Да никакой он не особенный, — возразил пеликан. — Это я так сказал, чтобы бегемоту не было стыдно: он ужасно боится прививок.

— Ах вот в чём дело! — воскликнул доктор. — Значит, это самый обычный бегемот? Ему не сделали прививку, и теперь он заболел желтухой. Желтуха — очень серьёзная болезнь. Он немедленно должен лечь в постель!

Так бегемот оказался в больнице. С купанием пришлось подождать. Ему надо было принимать лекарства, а около его постели дежурила медсестра и регулярно измеряла температуру.

— Как это ужасно, — жаловался бегемот, — лежать в постели, когда все купаются и загорают, играют на пляже в мяч и слушают весёлые песенки. Сестричка, — обратился он к медсестре, — может, вы расскажете мне сказку?

Медсестре стало его жалко, и она начала рассказывать ему сказку:

— Жил-был один бегемот, который ужасно боялся прививок…

 

О МАКАРОНАХ, КОТОРЫЕ ОТПРАВИЛИСЬ НА ПРОГУЛКУ

Лежать в какой-нибудь там коробке и ничего не видеть — такая тоска!

Однажды в кладовой скучало примерно сто двадцать макарон, и, поскольку они были итальянские, они говорили друг с другом по-итальянски:

— Ну да, ну да, нудная у нас жизнь.

— Ну да, — сказала одна макаронина, — сплошная нуда, ещё, чего доброго, от скуки съедим друг друга.

— Сырые макароны есть нельзя, — возразила другая макаронина. — А что, если нам пойти куда-нибудь? Мир так велик, в нём столько всего интересного! Есть, например, карусели и качели, театры и роскошные рестораны, зоопарки и бог знает что ещё.

— Хорошо, — согласилась девятая макаронина. — Но разве нас туда пустят? Люди нас увидят и скажут: «О, макароны!» Схватят — и конец прогулке.

— Нужно замаскироваться так, чтобы нас никто не узнал, — предложила тридцать седьмая макаронина. — Давайте наденем плащи и шляпы.

Так они и сделали.

Сто двадцать макарон шли по улице, а люди говорили:

— Смотрите, какая-то экскурсия.

Макароны изредка останавливались и спрашивали прохожих:

— Как пройти к качелям и каруселям, к театру, зоопарку?

— Идите прямо, потом направо, затем налево, — поясняли прохожие.

Макароны побывали всюду, увидели качели и карусели, посетили театр и зоопарк. Наконец они очень устали и замёрзли.

— Как было интересно! — сказали они. — Все макароны должны бы увидеть такие чудеса. А теперь пошли посидим в каком-нибудь ресторане, отдохнём, согреемся.

Они направились в роскошный ресторан, удобно расположились за столиком и стали беседовать друг с другом по-итальянски. Официант их услышал и решил: «Это итальянцы, сделаю им приятное, принесу им итальянские макароны».

И принёс.

Макароны и в самом деле были приятно удивлены — и те, которые сидели за столиком, и те, на тарелке.

— Какая неожиданность! — воскликнули они. — Откуда вы взялись?

— Ах, — ответили наши макароны, — от скуки мы чуть друг друга не съели, поэтому решили прогуляться, мир посмотреть. Мы так много ходили, что устали и замёрзли. Сюда мы зашли отдохнуть и согреться.

— Как же мы до этого не додумались? — воскликнули варёные макароны. — Мы бы тоже могли мир посмотреть.

— Ещё не поздно. Мы уже многое видели, а вы — нет. Давайте поменяемся местами, — предложили наши макароны. — Наденьте шляпы и плащи, а мы заберёмся в тарелки.

Варёные макароны прыгнули на пол, а пан официант подбежал и сказал гостям:

— Извините, я люблю итальянцев, но как вы себя ведёте? Всю еду разбросали по ковру. Я думал, вы умеете пользоваться ножом и вилкой.

И официант побежал за метлой и совком.

— Вот вам шляпы и плащи, — сказали наши макароны новым друзьям. — Одевайтесь скорее.

Сами они забрались в тарелки, окунули ноги в тёплый соус, быстро согрелись, и им стало очень хорошо.

Когда вернулся официант с метлой и совком, он увидел, что на полу нет ни одной макаронины, а гости собрались уходить. Он очень удивился.

— Куда вы? — спросил он. — Вам не понравились макароны?

— Извините, — ответили странные посетители, — но в приличных ресторанах не подают сырые макароны.

Пан официант взглянул на тарелки и увидел, что макароны действительно сырые. Он принялся извиняться, а сам думал: «Какой стыд!»

Макароны в плащах улыбнулись и сказали:

— Ничего страшного, бывает. С каждым может такое случиться.

Они помахали на прощание нашим макаронам и пошли смотреть на качели и карусели, на весь мир, такой большой и прекрасный.

 

ПЛОХО НАРИСОВАННАЯ КУРИЦА

— Курица — всего лишь курица. Нет такого человека, который бы её не видел и не знал, как она выглядит. Вот и давайте её нарисуем, — сказала однажды пани учительница детям.

Ребята взяли карандаши и принялись рисовать. Чёрным карандашом — чёрную курицу, коричневым — коричневую, а Якуб решил использовать все цветные карандаши, какие у него были. Он нарисовал курицу с оранжевой головой, синими крыльями и красными ногами.

— Какая-то странная курица у тебя получилась, — сказала пани учительница. — Вам не кажется, дети?

Ребята чуть с парт не попадали от смеха.

— Всё потому, — вздохнула учительница, — что Якуб очень невнимательный.

И в самом деле, курица Якуба немного напоминала индюка, немного — воробья, а немного — павлина. Она была круглой, словно капелька, и стройной, как ласточка.

— Да, очень странная получилась у тебя курица, — снова вздохнула учительница. — Двойка.

И вместо того чтобы попасть на выставку детских рисунков, курица Якоба оказалась на шкафу. Ей было очень обидно, скучно и одиноко.

— Что мне тут делать? — возмутилась курица и улетела на улицу через открытое окно.

Но курица — всего лишь курица, далеко ей не улететь. Она приземлилась в ближайшем саду, где росли прекрасная белая черешня, чёрная смородина и красная малина. Сад был чудесный, сразу видно, хозяин любит его и заботится о нём. Он принадлежал большому знатоку природы, всемирно известному учёному профессору Пиште, специалисту по птицам. Он написал о них семь книг и восьмую как раз заканчивал. Устав писать, он решил для разнообразия поработать в своём саду. Он ухаживал за растениями и думал: «На свете столько птиц, а я ни одной не открыл. Как это печально!»

И он размечтался о том, как однажды ему попадётся птица, которую ещё никто в мире не видел. И вдруг он заметил курицу, которая клевала чудесную чёрную смородину, предназначенную совсем не для птиц. Такое безобразие любого может вывести из себя. Профессор бросился к ней и стал выгонять её из сада. Курица испугалась, вспорхнула и полетела, а профессор как увидел её во всей красе, полетел за ней следом, принялся её ловить и наконец поймал и принёс домой.

«Какая странная, курица! — подумал он. — Такой ещё никто никогда не видел. У неё оранжевая голова, синие крылья и красные ноги. Она немного похожа на индюка, немного — на воробья, а немного — на павлина. Она круглая, словно капелька, и стройная, как ласточка».

Эти наблюдения профессор тут же записал, назвал курицу своим именем и понёс её в зоопарк.

Курица — всего лишь курица. Кого она может заинтересовать? Но эта была нечто особенное. В зоопарке поднялась суматоха: такой редкий экземпляр попадается раз в двадцать лет, да и то не всегда. Директор потирал руки, работники зоопарка сразу же принялись мастерить для неё клетку, да не простую, а замечательную, чудесную, прекрасную. Художник нарисовал табличку и прибил её к клетке. На табличке было написано: «Курица Пишты. Gallina Pistae».

Курица была на верху блаженства. За ней ухаживали, кормили, поили, чуть ли не пылинки с неё сдували. Она была в центре внимания, люди валом валили посмотреть на неё.

— Такого наплыва посетителей у нас ещё не было, — радовался директор зоопарка.

К кассе выстроилась огромная очередь, и в этой очереди стояла пани учительница со своим классом. Наконец они купили билеты и пошли смотреть на зверей и птиц.

— Итак, — сказала учительница, — мы с вами только что видели лошадь Пржевальского, а сейчас мы находимся перед клеткой очень редкой птицы, так называемой курицы Пишты. Она немного похожа на индюка, немного — на воробья, немного — на павлина, она круглая, словно капелька, и стройная, как ласточка. Обратите внимание на прекрасный оранжевый цвет её головы, на синие крылья и красные ноги.

Дети стояли раскрыв рот и ахали:

— Ах, какая красивая курица!

Вдруг Иванек воскликнул:

— Да ведь это же курица, которую нарисовал Якуб!

— Что за ерунду ты мелешь? — рассердилась учительница. — Какие глупые мысли приходят тебе в голову! Кстати, а где Якуб? Опять он невнимателен!

А Якуб в это время стоял перед клеткой с дикобразом, вместо того чтобы любоваться курицей Пишты.

— Куда ты смотришь? — возмутилась учительница. — Тебя что, не интересует курица Пишты? В следующий раз останешься дома! — раскричалась она на весь зоопарк. — Ты просто выводишь меня из себя!

И правда, такое невнимание к столь редкому виду курицы любого выведет из себя.

 

ПОЧЕМУ ТЕПЕРЬ В ШКОЛЕ УЧЕНИКОВ БОЛЬШЕ НЕ ДЕРУТ ЗА УШИ

Раньше в школе всё было иначе. Того, кто плохо учился или не слушался, учитель брал за ухо и таскал изо всех сил раз семнадцать, а может, даже и двадцать шесть, в зависимости от того, какую провинность совершил ученик. Некоторые дети набирались ума-разума раньше, другие — позже, но были и такие, которых дери не дери за уши — всё без толку. Но однажды ребята использовали это наказание себе на пользу, и было решено запретить в школах таскать учеников за уши. Произошло это после случая с Цецилией, ученицей пятого «Б» класса.

Цецилия была самой маленькой в классе. Она носила косички с бантами, сидела на первой парте, чтобы её хорошо было видно учителю, потому что она вела себя из рук вон плохо. Едва она садилась за парту, сразу начинала вертеться, бросала бумажки, а порой даже и записки, без конца чем-то шуршала, ела во время урока, рисовала на промокашках, подпирала ладонью подбородок, а когда пан учитель писал на доске арифметические примеры, строила из себя клоуна и веселила весь класс: шевелила ушами, крутила носом, запускала бумажных голубей — словом, ужас что вытворяла! К тому же она плохо училась. Вернувшись из школы домой, бросала портфель под стол, фьють — и нет её: улетала на улицу, потому что летать она любила больше всего на свете. Она уверяла, будто скоро станет летающим акробатом, будет путешествовать по свету и прославится больше, чем Брижит Бардо. Словом, молола всякую чепуху, а дети смеялись и говорили:

— Бедняжка! О чём ты мечтаешь! Ты же из двоек не вылезаешь!

И в самом деле, у неё по всем предметам, кроме географии, были одни единицы и двойки.

А географию она любила, знала, где находится Африка, какие там есть города, но, когда учитель спрашивал её по истории, например когда правил Карл IV, она лишь бормотала:

— Карл IV… Карл IV правил… он правил… Карл IV правил… — и больше не могла выдавить ни слова.

Одноклассники ей подсказывали, но, так как Цецилия была очень маленькой, уши у неё тоже были крошечные, и она почти ничего не слышала.

— Что вы там бурчите? Я не слышу! Подсказывайте громче! — шептала она.

Пан учитель очень сердился и кричал:

— Это переходит все границы! Где это видано, чтобы ученица так себя вела! — И он хватал её за ухо, и таскал, и таскал, таскал до тех пор, пока ухо у Цецилии не становилось красным как рак. Тогда он её отпускал и говорил: — Садись, Цецилия, двойка.

Такое случалось не только на уроке истории. На пении было не лучше. Цецилия пела так ужасно, что пани учительнице приходилось закрывать окно: однажды пения Цецилии испугалась лошадь и понесла, хотя класс находился на пятом этаже, высоко от мостовой.

Цецилия пела очень фальшиво, никто даже понять не мог, что именно она поёт. Если, например, она пела песенку: «Улечу я, ласточки, вместе с вами», казалось, будто она поёт: «Я так люблю слонов, слонов больших и добрых». Пани учительница выходила из себя и возмущённо кричала:

— Это не пение, это какое-то воронье карканье!

В сердцах она хватала девочку за ухо, и таскала, и таскала изо всех сил, чтобы Цецилия запомнила мотив. Но всё было напрасно, в следующий раз Цецилия пела ещё хуже, поэтому неудивительно, что и по пению у неё всегда был кол с минусом.

Если вы думаете, будто Цецилию это огорчало, вы очень ошибаетесь. Даже на физкультуре она была невнимательна и делала одну ошибку за другой. Скажем, когда весь класс по команде учителя поворачивался налево, Цецилия поворачивалась направо. Пан учитель физкультуры очень расстраивался и кричал:

— Цецилия! Ты что, не знаешь, где право, где лево? Покажи, какая у тебя рука правая, а какая левая! Ну, вытяни вперёд левую руку!

— Пожалуйста, — говорила Цецилия и вытягивала правую руку.

Пана учителя аж трясло от злости! Он хватал девочку за ухо и принимался таскать изо всех сил, приговаривая:

— Я тебя научу, где право, где лево! — и ставил ей двойку, огромную, как Брно.

Если всё время драть человека за уши, то в конце концов они станут большими-преболыиими.

Однажды Цецилия взглянула на себя в зеркало и сказала:

— К таким большим ушам косички не идут, надо сделать другую причёску.

И девочка зачесала волосы на уши. Но и это не помогло: учителя продолжали ежедневно таскать её за уши, и вскоре они стали похожи на огромные мухобойки. Ребята показывали на девочку пальцем и смеялись:

— Ну и ушки у нашей Цецилии! Её можно показывать на выставке, уж точно получила бы первую премию, глядишь, и прославилась бы на весь мир!

Но это был ещё не конец. Дальше было хуже. Вскоре уши у Цецилии стали большими, словно классный журнал. На улице прохожие оборачивались ей вслед, многие хотели её сфотографировать, и каждый спрашивал:

— Почему у тебя такие большие уши?

Всё это было очень неприятно, и бедная девочка чуть не плакала. Однако нет худа без добра: неожиданно Цецилия стала лучше учиться, ведь такими большими ушами она прекрасно слышала подсказки даже с последней парты. Она спокойно отвечала, когда родился Карл IV, когда он правил и чем знаменит, а также где находится Голодная стена, когда был построен Карлов мост, а когда — университет.

Пан учитель истории кивал головой и довольно говорил:

— Правильно, Цецилия. Сегодня ты знаешь урок. Ставлю тебе пятёрку. Так и продолжай.

Когда ребята сообразили, что к чему, им расхотелось насмехаться над Цецилией.

— Пожалуй, иметь уши величиной с классный журнал не так уж и плохо, — говорили они. — В этом есть свои преимущества.

Проходя мимо Цецилии, они похлопывали её по плечу и восторженно восклицали:

— Ну и везёт же тебе, старуха!

И правда, теперь у Цецилии всё получалось. Даже пани учительница музыки была довольна девочкой и больше не закрывала окно во время её пения, наоборот, слушала её с удовольствием и говорила:

— Знаешь, Цецилия, у тебя прекрасный слух, ты поёшь просто замечательно! Из тебя может выйти толк. Цени это, ведь с помощью музыки можно с любым договориться.

И когда учительница пения пришла в учительскую, где во время перемены все учителя сидели в креслах, пили кофе и болтали, она сказала:

— С Цецилией из пятого «Б» произошло чудо. С тех пор как её уши стали похожи на два классных журнала, она поёт замечательно, такого пения я отродясь не слышала.

И все учителя и учительницы кивали головой и поддакивали:

— Вот видите, на примере этой нерадивой девочки видно, как полезно учеников драть за уши. Удвоим наши усилия, возможно, она станет лучшей ученицей нашей школы.

И они принялись таскать Цецилию за уши пуще прежнего и таскали до тех пор, пока уши у неё не стали величиной с калитку.

Теперь на уроке физкультуры она уже не могла стоять в одной шеренге с одноклассниками, ей приходилось вставать в самый конец, да ещё отступив на ширину ушей.

Цецилия всегда умела шевелить ушами, даже когда они были крошечными, и теперь это здорово ей помогало. Если, например, на уроке физкультуры дети прыгали в высоту, Цецилии достаточно было слегка взмахнуть ушами — и она взлетала на метр девяносто два. Все одноклассники с завистью смотрели на Цецилию и думали: «Чего доброго, она ещё побьёт мировой рекорд!»

Пан учитель физкультуры как-то сказал в учительской:

— Знаете, эта девочка из пятого «Б» прыгает в высоту лучше мальчиков из двенадцатого класса. У неё талант, Цецилия — надежда нашего спорта.

Учителя кивали головой и говорили:

— Удвоим наши усилия! Возможно, когда-нибудь она станет гордостью нашей школы.

И учителя с удвоенной энергией принялись драть Цецилию за уши. Это было трудным делом, ведь уши у неё стали величиной с калитку, одному человеку было не справиться, и каждый учитель призывал на помощь пана школьного сторожа. Вместе они с такой силой таскали девочку за уши, что та не могла удержаться и падала с парты. Однажды при падении она сильно ушибла колено и сказала:

— Всё! Хватит! Больше я не стану терпеть эти издевательства! Не желаю, чтобы меня драли за уши!

Но пани учительница принялась её уговаривать:

— Потерпи, Цецилия, — говорила она, — ты прославишь нашу школу и своё имя, совсем немножко осталось.

— Нет и нет! - воскликнула Цецилия, и, когда пан школьный сторож попытался её схватить и удержать, она взмахнула ушами, поднялась к потолку, уселась на люстру и ждала, что будет дальше.

А было вот что: в класс прибежал пан директор школы и давай кричать:

— Цецилия, немедленно слезь с люстры! Как ты себя ведёшь! Ученицы не имеют права сидеть на люстрах, такого ещё свет не видывал!

Девочка не сказала в ответ ни «бе» ни «ме», лишь молча наблюдала за всем происходящим, а пятый «Б» смотрел на неё затаив дыхание и болел за неё. Тогда пан директор что-то тихонько прошептал пану сторожу, а Цецилия воскликнула:

— Можете не шептаться, я всё равно слышала, как вы приказали принести метлу и смахнуть меня с люстры.

Пан школьный сторож и в самом деле побежал за метлой, а Цецилия взмахнула ушами, покружила над паном директором и вылетела в открытое окно. Все кинулись смотреть, куда направится девочка, а та опустилась вниз с пятого этажа, залетела в школьный сад, села на яблоню и принялась рвать яблоки с самых верхних веток.

— За ней! — воскликнул пан директор, выбежал в коридор и помчался вниз по лестнице.

Двери классов открывались, из них выглядывали испуганные учителя и ученики. Узнав, в чём дело, все ринулись вслед за паном директором и плотным кольцом окружили дерево, на котором спокойно сидела Цецилия и ела яблоки.

— Цецилия! Прекрати истреблять школьное имущество и немедленно слезай вниз! — кричали учителя. — Если не слезешь, мы стащим тебя. Вот увидишь, как тебе попадёт!

Но Цецилия продолжала молча уплетать яблоки. Тогда на дерево решил влезть пан учитель физкультуры. Он очень старался, и у него здорово получалось. Ещё мгновение — и он бы схватил непослушную девочку.

— Не бойся, Цецилия, — дружески уговаривал он её, — никто тебе ничего не сделает. Мы перестанем драть тебя за уши, честное слово.

Цецилия опять не сказала ни «бе» ни «ме», но, когда пан учитель протянул к ней руку, она взмахнула ушами, взлетела выше дерева, покружила над садом, бросила вниз огрызок яблока, который угодил пану сторожу по шапке, крикнула:

— Извините, пан сторож, я нечаянно! — и улетела в город.

На улице начался страшный переполох: когда неожиданно девочка оказалась над перекрёстком, регулировщик разинул рот и забыл регулировать движение. Что тут началось! Столкнулись несколько машин и трамваев, все водители и пешеходы стояли задрав голову, а Цецилия кружилась в воздухе. Пролетая мимо киосков с мороженым, она хватала на лету то эскимо, то сахарную трубочку и, мгновенно взвиваясь ввысь, заглядывала в окна к людям, живущим на шестом этаже. Так девочка летала часа два, пока у неё не устали уши. Тогда она взмыла в небо, уселась на башне костёла и решила хорошенько отдохнуть.

Она удобно устроилась и посмотрела вниз. А у костёла собрался почти весь город! Было там шестьдесят мам с колясками, два пекаря, один парикмахер, четыре мясника, один сторож из парка, четыреста сорок мальчиков и двести двадцать пять девочек, три продавца книг, одиннадцать официантов, шесть портных, тридцать девять полицейских и двадцать семь солдат. Все показывали пальцем на Цецилию. Наконец приехала большая красная машина, из которой вышли двадцать пожарных.

«Как это глупо! — подумала девочка. — Опять они решили попытаться меня поймать, снова придётся лететь, не дают спокойно отдохнуть».

Но пожарная лестница оказалась слишком короткой, её хватило лишь до половины башни. На самом верху лестницы стоял пан школьный сторож и напрасно махал метлой. Цецилия в ответ помахала ему рукой и облегчённо вздохнула, решив, что может ещё немного спокойно посидеть на башне костёла. Вдруг откуда ни возьмись в небе появился самолёт и направился прямо к девочке. В самолёте сидел пилот, а на месте пассажира — пан школьный сторож в солнцезащитных очках и с метлой в руке.

— Ну вот, опять он со своей метлой, — вздохнула Цецилия, — делать ему больше нечего.

Девочка взмахнула ушами и полетела, а самолёт гонял её по небу туда-сюда, выделывал всякие выкрутасы, чтобы схватить Цецилию. Пилот был очень опытный, он летал даже вниз головой, при этом пан школьный сторож становился зеленее зелёного горошка, но Цецилию не так-то просто было поймать. Она совершала крутые виражи, безупречно исполняла фигуры высшего пилотажа. Люди смотрели на неё затаив дыхание, а один пан, который оказался председателем Союза воздухоплавателей, принялся хлопать в ладоши и кричать:

— Я награждаю Цецилию из пятого «Б» первой премией за высший пилотаж в категории безмоторных летательных средств. Как только она приземлится, я вручу ей два кубка, три медали и один диплом. Такого мастерства я в жизни не видел!

Все дети раскрыли рот от изумления и воскликнули:

— Вот это да-а-а! Цецилия получила первую премию за высший пилотаж! Ни-че-го себе!

Ребятам захотелось иметь такие же большие уши, как у Цецилии, и они стали постоянно сердить учителей и просить, чтобы те изо всех сил драли их за уши.

Но учителя не дураки, их не обманешь, они всё очень быстро поняли и сказали:

— Ну уж нет, мы знаем, что вам нужно! Теперь мы будем драть за уши лишь тех, кто учится только на «отлично» и хорошо себя ведёт.

Пришлось детям стараться изо всех сил, чтобы учиться на пятёрки, и, когда в награду за усердие учителя драли их за уши, глаза ребят светились счастьем и они приговаривали:

— Пожалуйста, посильнее, ещё сильнее!

А сами про себя думали: «Ещё раз пятьдесят меня выдерут, и уши станут совсем как у Цецилии, можно будет летать».

Обо всём этом Цецилия понятия не имела. Самолёт давно улетел, и девочка удобно устроилась на башне костёла. Она насобирала кусочков ваты, перьев, нашла где-то старые шерстяные рукавицы, обрывок шали и тому подобные вещи, из всего этого она устроила себе гнездо, похожее на птичье. Когда всё было готово, Цецилия забралась в своё гнёздышко и стала любоваться на ласточек, которые торопливо летали вверх-вниз, на минутку присаживались на провода и возвращались в гнёзда, словно они там что-то забыли.

«Ага, — подумала Цецилия, — птицы собираются в жаркие страны». И она запела песенку, которую выучила в школе: «Улечу я, ласточки, вместе с вами». Когда она допела до конца, одна ласточка сказала:

— Почему бы и нет? Если хочешь, можешь лететь с нами, мы не возражаем.

От удивления Цецилия чуть с башни не свалилась, но потом сообразила: нет ничего странного в том, что птицы её поняли, ведь с помощью музыки с любым можно договориться. И она спросила, когда они улетают.

— Минут через десять, — ответила ласточка.

Это вам не фунт изюму — подготовиться к полёту в такой дальний путь, как Африка или Брно, поэтому Цецилия решила слетать в магазин за плавлеными сырками, ведь они такие полезные и питательные, а также захватить на дорогу пару булочек. Она едва успела вернуться к отлёту птиц.

Стая поднялась высоко в воздух и понеслась в сторону юга. Цецилия летела позади всех, и ласточки говорили:

— Ты должна стараться, маши крыльями изо всех сил.

— Я стараюсь, но только это не крылья, а уши, — ответила Цецилия.

— Ах, извини, — воскликнули ласточки, — мы не знали. Для ушей ты летишь с очень хорошей скоростью.

И птицы полетели немного медленнее, чтобы Цецилия могла за ними угнаться. А под ними расстилалось море — кругом одна вода и больше ничего. Потом внизу появилась земля, куда ни глянь — один песок.

— Ура! Вот мы и в Африке! — закричали ласточки.

И тут Цецилия увидела пальмы, зебр и носорогов, жирафов и много-много слонов, которые смотрели на уши Цецилии и хмурились: они думали, что девочка их передразнивает. Но это было не так, слоны нравились Цецилии больше других зверей, ведь у них такие же большие уши, как у неё. Она подумала: «Вот это общество как раз по мне». И она запела песенку, которую выучила в школе: «Я так люблю слонов, слонов больших и добрых».

Слоны слушали, кивали головой, и, когда девочка допела до конца, самый большой слон подошёл к ней и сказал:

— Очень приятно, что ты нас любишь. Чувствуй себя как дома.

Остальные слоны подняли хобот и затрубили в знак приветствия.

Но Цецилия схватилась за свои огромные уши и воскликнула:

— Фу! Кто трубит так фальшиво? Я этого не вынесу! У меня лопнут барабанные перепонки!

— Извини, — сказали слоны, — давай попробуем ещё раз.

И они принялись трубить снова и снова, пока не получилось как у настоящего оркестра. Это было чудесно! Но слоны не остановились на достигнутом и репетировали с утра до вечера. И вот однажды во время репетиций на небе появилось несметное количество чёрных точек. Точки становились всё больше и больше, и Цецилия воскликнула:

— Смотрите! Это же ребята из пятого «Б», я узнаю их по голосам!

И правда, это были ученики пятого «Б» класса, те отличники, которых за усердие и хорошее поведение учителя таскали за уши. Всего их было восемьдесят семь человек. Ребята опустились на землю и подбежали к Цецилии.

— Гляди, — кричали они, — у нас такие же большие уши, как у тебя! Мы перелетели через море! Вот было здорово!

Цецилия поздоровалась с ребятами, познакомила их со слонами, а потом поставила в три ряда, и получился настоящий хор.

Затем она нарисовала огромный плакат, на котором было написано:

А потом они все вместе отправились путешествовать по свету. Дети и слоны плыли по морю на пароходе целых четырнадцать дней, а на пятнадцатый день состоялся концерт. Зал был переполнен, аплодисментам не было конца, и Цецилии пришлось кланяться два с половиной часа. Ребята и слоны тоже кланялись, а люди кричали:

— Браво! Прекрасно! Бис! Бис! Повторить!

— Уму непостижимо, — говорили зрители друг другу, — какой тонкий музыкальный слух у этих детей и как чисто и звучно трубят слоны!

— Конечно, — поддакивали другие, — у них такие большие уши, поэтому и слух у них тонкий.

Утром Цецилия прочитала во всех газетах хвалебные отзывы, а в статье под названием «Певческий коллектив ушастых детей удивил весь мир» восторгам не было конца. Там говорилось, какая чудесная, замечательная и уж не знаю какая ещё Цецилия и какие талантливые все дети и слоны, а также о том, что ПКУД собирается в турне по Австралии, Азии, Америке и даже на Северный полюс.

А в самом конце статьи мелкими буквами было написано: «Поскольку участились случаи, когда дети с большими ушами улетали из школы и больше туда не возвращались, с сегодняшнего дня учителям запрещается драть учеников за уши, даже если те выводят их из себя».

Вот с того самого дня детей в школе больше не таскают за уши.

 

ДВЕ ЧЕРЕПАХИ, ТАКСИ И СОЛНЦЕ

Жили на свете две старые черепахи, которые всю жизнь мечтали увидеть восход солнца.

— Нам триста лет, — сетовали они, — а мы никогда не видели, как встаёт солнце.

И они решили не откладывая отправиться на ближайший холм, откуда открывался самый красивый вид.

Но как взобраться на холм вовремя — вот вопрос! Ведь черепахи — это черепахи, передвигаются они медленно, а вокруг все бегут, спешат куда-то. И решили черепахи взять такси.

А уже наступила ночь. Машины, светя фарами, проезжают мимо. Стоят черепахи на обочине, машут лапами, но всё бесполезно.

— Послушайте, — предложила молодая черепаха, которая случайно оказалась рядом, — я знаю одно старое такси, оно стоит в гараже за городом. Возможно, оно вас подвезёт.

Отправились черепахи за город, но, когда они добрели до указанного места, уже начало светать.

Такси и вправду оказалось очень старым. У него были усы как у императора. Почему бы и нет, ведь оно было родом из тех времён, когда страной правил император.

— Что вы, что вы! — сказало такси. — Я старое, безобразное авто и мечтать не могу ни о каких прогулках.

— Ах! — воскликнули две несчастные черепахи. — Неужели вы не поможете двум старым черепахам, которые никогда в жизни не видели восхода солнца? В мире не так уж много радости, сами знаете, разве что какие-нибудь красоты природы — вот, пожалуй, и всё.

— Так-то оно так, — ответило такси. — Жизнь и ко мне была сурова. Я мечтало возить музыкантов, но никогда не испытало этого счастья.

— Мы будем рады что-нибудь сделать для вас, — пообещали черепахи.

Они не стали терять времени, отправились в кафе и уговорили музыкантов пойти с ними.

Ну вот! Совсем другое дело! Такси сразу же согласилось их подвезти.

Такси едет, музыканты играют. Такси просто счастливо! Оно заказывает музыкантам песенки своей молодости, и те наигрывают старые вальсы. И у такси, молодость которого пришлась на время правления императора, на глазах выступили слёзы. И вот вам результат! Расплакавшись за рулём, такси не разглядело дороги и наехало на ёжика.

Хлоп! — и шина лопнула.

— Нам только этого не хватало! — сказали черепахи. — Времени осталось в обрез. Что же нам делать? К тому же ёжик умирает, кажется. Мы на такое не рассчитывали!

А музыкантам-то что? Им всё равно, где и для кого играть. Сейчас вот играют для ёжика, который умирает. Зато ёжик удивлён: он не ждал не гадал, что в последний путь его будут провожать с оркестром, как важную персону.

А такси слушает старые песенки и ни о чём не думает. Лишь черепахи не знают, что делать, чтобы успеть посмотреть на восход солнца.

И они решили отправиться дальше пешком. Но всё напрасно: далеко уйти им не удалось, потому что солнце уже взошло. Да, солнце показалось из-за крыши старого дома, огляделось по сторонам и увидело такси, музыкантов, ёжика и двух старых черепах, которые заливались горючими слезами.

— Кто рано встаёт, тому Бог даёт! — сказало солнце двум старым черепахам, которые как ни спешили, но так и не увидели восхода солнца.

 

ОДИН РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ОСТРОВ

Наверное, в жизни можно обойтись без многих вещей: без шёлковой бумаги, фонтанов и плетёной мебели. Всё это, конечно, не стоит недооценивать, но не надо придавать шёлковой бумаге такое уж большое значение. А вот без чего точно невозможно обойтись, так это без порядка.

Без порядка мир и представить себе нельзя. Даже если говорить о самых простых вещах. Например, о полотенце, которое не может висеть где попало, а всегда должно быть под рукой. Нельзя тратить время на поиски зубной щётки — её место в стакане, а стакану место на полочке, полочке — в ванной, ванной — в доме.

Ну скажите, как бы это выглядело, если бы зубная щётка находилась на ветре, ветер в парке, парк на перекрёстке, а перекрёсток в кабинете зубного врача? Сами понимаете, в кабинете зубного врача перекрёсток бы сильно мешал, ведь врач не может ждать, когда загорится зелёный свет на светофоре, он торопится с пломбой к пациенту, сидящему в кресле.

— Такая работа — пустое дело, — сказал бы врач и был бы прав: порядок есть порядок.

Без порядка жить нельзя, хотя есть такие люди, которые этого не понимают, например мальчик по имени Иржи. Он так любит Рождество и маленький остров в Океании, что всё время думает о Рождестве. Даже когда Рождества нет. И поверьте, есть такие люди, которые знать ничего не желают о порядке. Вот, например, этот самый мальчик. Он хочет иметь у себя дома остров, место которому в Тихом океане. Он мечтает владеть им лично. Но это не главное, ведь речь не идёт о горстке песка и одной-единственной чахлой пальме. Речь идёт о порядке — ребёнок должен приучиться к порядку.

Но Иржи никого не слушал, и посмотрите, к чему это привело.

Другие дети весёлые, а Иржи всегда мрачный, и, куда бы он ни пришёл, с ним сладу нет, ведь его желание такое странное. Где же взять Рождество, когда ещё не пришло его время, и где взять тихоокеанский остров, который он видел только на географической карте?

Но в один холодный, зимний день ему на ум пришла идея. Когда в классе никого не было, он взял и вырезал остров с кусочком моря. Решил, что этого никто даже не заметит — карта же такая большая, а остров совсем крошечный, с одной-единственной пальмой. Но Иржи его было более чем достаточно, он положил его в своём саду. Сад в это время был весь укутан снегом, а на острове было тепло, песок горячий, под пальмой стояла нарядная рождественская ёлочка, потому что это был Рождественский остров, на котором всегда Рождество.

Иржи лежал на песке и уплетал сласти, купался в кусочке синего моря и собирал морские раковины. Но вы же понимаете, долго так продолжаться не могло, ведь в школе нет Рождества, в школе учатся, и как раз шёл урок географии, изучали Океанию.

Пан учитель объяснял ученикам, где находятся Рождественские острова, и вызванный к доске ученик никак не мог найти один остров — тот почему-то пропал, будто его никогда и не было.

— Садись, — сказал пан учитель и принялся сам искать пропавший остров, но всё напрасно: ещё совсем недавно он тут был — и вдруг исчез. — Это сущее безобразие! — рассердился пан учитель. — Виновник должен быть наказан! Мой гнев и гнев пана директора падёт на его голову!

Ученики тоже были в недоумении: остров пропал, и Иржи тоже пропал.

— Наверняка это неспроста. Думаю, обе пропажи сейчас вместе, — сказал учитель и послал на поиски пана сторожа.

Пан сторож напялил наушники, чтобы уши не замёрзли, зябко поёжился и отправился в путь. И вот в саду, заваленном снегом, увидел Иржи. Тот лежал на жёлтом песке и лопал сласти с рождественской ёлки, их там ещё полным-полно — ешь не хочу.

— Хорошо устроился, — буркнул пан сторож.

Он тут же прилепил на остров бумажку с номером и описал весь инвентарь: одна куча песка, одна кокосовая пальма, двадцать девять морских раковин разной величины и так далее, и так далее. Пан сторож всё привёл в надлежащий порядок: посыпал песком скользкую дорожку перед школой, раковины отнёс в кабинет биологии, а пальму — в кабинет пана директора, всё разложил по своим местам.

— Во всём должен быть порядок! — поучал И ржи пан директор школы.

— Ты понимаешь, что натворил? Такое просто недопустимо! Море не может быть то там, то там. Как же можно изучать географию, если всё постоянно меняет свои места?! — внушал ему пан учитель.

И вдруг у И ржи в голове всё прояснилось: конечно же море не может быть сегодня в одном месте, а завтра в другом! Бедняга пан учитель! Если бы он преподавал такую географию, неизвестно, что бы было. Без порядка ничего нельзя себе представить, и порядок начинается с мелочей. Не стоит недооценивать шёлковую бумагу или фонтаны, но порядок — это совсем другое дело, его следует поддерживать.

 

ПОЧЕМУ ИНОГДА НЕ ХВАТАЕТ ГАЗИРОВКИ

Было лето, а летом каждый испытывает жажду, потому что очень жарко.

— Как же я хочу пить! — сказал кактус, стоявший на подоконнике открытого настежь окна.

— Я бы тоже с удовольствием попил, — мечтательно произнёс второй кактус, и оба тяжело вздохнули.

— Где же эта девочка, которая должна нас поливать? Ведь мама велела ей за нами ухаживать!

— Кто знает, где эта девочка?! — возмутился третий кактус. — Уже три дня она нас не поливала, во рту у меня так сухо, что трудно говорить.

— Знаете что, — предложил четвёртый кактус, — а пойдёмте-ка куда-нибудь попьём. Зайдём в ресторан, купим газировки. Не ждать же нам, когда мы совсем засохнем!

— Прекрасная идея! — ответили кактусы и отправились в путь.

Но едва они вышли из дома, как встретили улицу, совсем измождённую от жары, и улица им сказала:

— Я как раз собралась пойти попить, эта жара совсем изнурила меня.

— Мы тоже, — кивнули кактусы. — Мы страдаем от жажды, как и ты. Пойдём вместе.

— Меня должен поливать один пан из поливальной машины, — пояснила улица. — Но кто знает, куда он пропал! Его нет уже три дня, я уже света белого не вижу.

— С нами такая же история, — ответили кактусы. — Нас должна была поливать одна девочка с голубой ленточкой в волосах, и тоже уже три дня её нет как нет. Пошли вместе попьём газировки.

И они пошли. Впереди выступали кактусы, а за ними еле плелась длинная улица — она была просто раскалена. Кактусы порой дули на неё, но всё было напрасно, а сильнее кактусы дуть не могли. Так они шли, и шли, и встретили бельё — огромные простыни и пододеяльники. Им требовалось увлажнение.

— Эй, куда направляетесь? — крикнуло бельё издалека. — Не видели вы где-нибудь ресторан? Меня нужно увлажнить перед глаженьем, это должна была сделать одна пани, но совсем забыла. Я сухое как порох, жажда меня совсем измучила.

— Если вы хотите пить так же, как и мы, — ответили кактусы, — пойдёмте с нами. Мы ищем ресторан. Наверно, он уже близко.

А улица добавила:

— Главное, идите впереди, от вас будет хоть немного тени.

И бельё присоединилось к кактусам и улице, оно шло впереди, и казалось, будто это длинная процессия со знамёнами — длинная, измученная жаждой процессия. А люди открывали окна, высовывались из них и говорили:

— Смотрите, бельё, которое нужно увлажнить, кактусы и улица. Куда это они направляются? Пошли поглядим, а заодно зайдём в ресторан, попьём газировки. Такое пекло — ужас!

И они отправились вслед за процессией.

А бельё, кактусы и улица шли дальше. И вдруг бельё увидело ресторан.

— Ну наконец-то! Я уже вижу ресторан, скоро нам станет лучше.

Они поскорее вошли в вестибюль, а хозяин ресторана их и спрашивает:

— Не слишком ли вас много? Так сразу я не могу вас обслужить, встаньте в очередь.

Бельё, кактусы и улица спокойно встали в очередь, а очередь была длинная-предлинная, она тянулась аж до конца улицы. И тут пришла девочка с голубой ленточкой в волосах, а за ней пан, который поливает улицы, и пани, которая увлажняет бельё перед глаженьем. Очередь была ужасно длинная и двигалась очень медленно, но делать было нечего.

И когда наконец-то до них дошла очередь, знаете что? Они не получили ни капли газировки или лимонада: всё выпили бельё, кактусы и улица — вот какая ужасная у них была жажда.

 

АРБУЗ

Представьте себе арбуз, который родился в огороде, детство провёл в огороде и молодость свою проводит в огороде, а потому боится, что в этом огороде и постареет. Честно говоря, это жуткая скука — сидеть целыми днями на одном месте на грядке и только смотреть по сторонам. Кому-то, может, этого и достаточно. Например, какому-нибудь мячику для пинг-понга этого бы вполне хватило: во-первых, потому, что его всё время колотят по голове; во-вторых, потому, что головка у него малюсенькая; в-третьих, потому, что головка у него, бедняги, не только маленькая, но и совершенно пустая, даже соломой не набита. Так что когда такой мячик для пинг-понга куда-нибудь закатится, там и останется навеки.

Другое дело арбуз, уважаемые. Арбуз — совсем другое дело. Голова у него как бидон, и чем старше он становится, тем больше и больше становится его голова. А такая огромная голова конечно же способна рассуждать. Короче, арбуз всё время думал и думал, главным образом о смысле жизни, о том, для чего он появился на свет — уж, наверно, не для того, чтобы сидеть на грядке.

Наверняка у него есть какая-то миссия. Но вот какая — это ещё тот вопрос! Вопрос, на который он пока ответить. не может — молодой ещё, зелёный. И решил арбуз спросить у лука, росшего на соседней грядке:

— Скажите, пожалуйста, вы, случайно, не знаете, в чём смысл жизни?

Лук огорчённо покачал головой.

— Как же так? — удивился он. — Ты, арбуз, не знаешь, в чём смысл жизни? Наверно, ты ещё совсем молодой, зелёный, потому и глупый. Смысл жизни — вызывать у людей слёзы.

— Правильно, — поддержал приятеля хрен. — Жизнь не шутка, спроси хоть полынь, она подтвердит.

Арбуз мысленно покраснел: как же так, почему он сам до этого не додумался?

— Спасибо, лук, — поблагодарил он. — Теперь мне ясно, что такое жизнь и для чего я родился.

Но время шло, солнышко пригревало, арбуз зрел и зрел, и с каждым днём мысли его становились всё слаще и слаще, а мечты — просто как мёд. Арбуз начинал нервничать. Он решил, будто что-то с ним не так. Сами посудите, ему должны были представляться толпы плачущих людей, а он видел довольных, улыбающихся во весь рот мужчин и женщин.

«Наверно, — подумал арбуз, — я сумасшедший. Я позорю все овощи и поэтому должен покончить с собой. Прямо сейчас! Прощайте, друзья, прощайте, овощи! — воскликнул он и покатился прочь. Выкатившись через дыру в заборе, он закатился в канаву. — Тут я и сгнию», — решил арбуз.

Но, представьте себе, мимо шли дети, увидели арбуз, сладкий-пресладкий арбуз, и впились зубами в его сердцевину. И по щекам и подбородку у них потекли сладкие слёзы.

Это арбуз плакал от радости: он понял, как глубоко он ошибался.

 

КЛУБОК, КОШКА К ВЯЗАЛЬНЫЕ СПИЦЫ

Почти у каждого в доме есть кошка: у печника, у барабанщика и у простой прачки. Кошку держат многие, но мало кто играет с ней целый вечер. А чем кошке заняться? Не будет же она раскладывать пасьянс! Она играет, как умеет, — играет с клубком красной шерсти, они играют вместе.

— Жизнь так коротка! — сказала как-то кошка. — Её смысл в игре. Если хочешь, будем всё время играть вместе.

— Но я же вечно не буду клубком, — ответил клубок.

— Почему? — удивилась кошка. — У клубка есть начало нити, а конец её бог знает где.

Но клубок не понял, о чём толкует кошка. Он чувствовал в себе столько разных вещей! Например, четыре пары носков, две пары рукавиц, красный свитер с большим воротником и длинную, тёплую шаль.

Кошка постучала лапой по лбу и сказала:

— Эти мечты тебя убьют. И откуда ты всё это берёшь?

— Всё это так запутано, я ведь клубок, — ответил клубок, не зная, как всё объяснить кошке.

Но кошка слушала клубок вполуха и зевала.

Тут мимо проходили две спицы для вязания — блестящие, высокие и стройные. Они взглянули на клубок и подумали: «Какой роскошный клубок, неплохо было бы поиграть с ним». Они пристукнули каблуками, поклонились и говорят:

— Мы — вязальные спицы. Можно ли вас пригласить на прогулку? Жизнь коротка, и только игра имеет смысл.

Красный клубок покраснел ещё больше, он не знал, что и сказать. А раз клубок промолчал, вязальные спицы взяли его под ручку с двух сторон и увели с собой.

— Куда ты идёшь, глупый! — крикнула ему кошка. — Вернись, не то тебе скоро придёт конец!

Но клубок её не услышал, он прогуливался со спицами и рассказывал им, что мечтает о маленьких красных носочках или рукавичках. Вязальные спицы только ухмылялись:

— Ну это же так просто!

А сами думали: «Какой наивный клубок!»

И не прошли они и двадцати шагов, как спицы затеяли драку. Они бились из-за чудесного красного клубка, у которого в груди такое горячее сердце. Но кошка об этом ничего не знала, ей было скучно, и по вечерам она раскладывала пасьянс и зевала. И вдруг видит — мимо неё идут четыре пары маленьких носочков, тёплых красных носочков.

— Эй! — крикнула им кошка. — Вы нигде не видели красный клубок? Вы, случайно, не знаете, где ему пришёл конец?

Но красные носочки удивились: они не поняли, о чём это говорит кошка.

— Какой конец? — засмеялись они. — Мы ничего не знаем ни о каком таком конце!

 

ЖИРАФА МАМ ТЮЛЬПАН?

Жила-была одна глупая юная жирафа. Однажды она взяла да и поменялась головой с тюльпаном. Когда она пришла домой, сёстры сказали ей:

— Куда ты, глупая, дела голову? Теперь ты ни жирафа, ни тюльпан. Теперь ты ни то ни сё.

— Ну и пусть, — ответила юная жирафа, у которой голова теперь была как цветок тюльпана.

Вы — обычные жирафы, а я немного цветок, это гораздо интереснее. Цветы попадают в цветочный магазин, где есть отрывные календари, а ещё они попадают на праздник, там бьют в барабан и веселятся люди в чёрных островерхих шляпах. А теперь мне некогда, будьте здоровы.

И она ушла. А поскольку теперь жирафа стала немного цветком, то она легко попала в цветочный магазин, где был отрывной календарь.

— Это отрывной календарь, — сказала цветочница. — Чем быстрее отрываются листки, тем быстрее проходят годы.

— О! — ответила юная жирафа. — Тогда надо торопиться, я хочу увидеть всё самое интересное. Например, праздник. Там барабанщики палочками бьют в барабан и люди ходят в чёрных островерхих шляпах.

Это была очень глупая жирафа, она думала, что всё всегда идёт как по маслу. Но ведь случаются и разные неприятности.

Тут в магазин вошёл один пан.

— Я бы хотел купить какие-нибудь красивые цветы, — сказал он, — например тюльпаны. У моей жены сегодня день рождения.

— У меня есть один необычный тюльпан, — ответила цветочница и вытащила из вазы юную жирафу.

— Извините, — возмутилась жирафа, — но у меня нет времени, я хочу успеть на праздник, где бьют в барабаны.

— Это очень необычный тюльпан, такие редко попадаются, — сказал пан.

— Да, но он немного дороже остальных, — предупредила цветочница.

— За такой тюльпан не жалко и заплатить, — ответил пан, велел упаковать его в шёлковую бумагу и отнёс его своей даме.

Вручая ей тюльпан, он сказал:

— Это очень интересный тюльпан. Это тюльпан, у которого нет времени.

— А у кого оно есть? — ответила дама. — У кого есть время? — И ударилась в слёзы, и рыдала до тех пор, пока у неё не разболелась голова, а лицо совсем не увяло.

Это было ужасно, потому что за окном играла музыка, в воздух взлетали букеты, а дама кричала:

— Ах, голова! Ах, моя голова! — и пила без передышки много кофе из маленьких чашечек.

И не было этому ни конца ни края.

Юной жирафе стало скучно, ноги её зябли в воде, и она чувствовала, что увядает.

— Не буду же я вечно стоять в вазе! — возмутилась она наконец. — Жизнь проходит мимо.

И она разбила фарфоровую вазу и направилась к двери.

— Этого ещё не хватало! — возмутилась дама. — Разбилась такая прекрасная ваза! У меня вконец испорчен день рождения! — И снова зарыдала.

А юная жирафа в это время шла по улице и спрашивала прохожих:

— Где тут какой-нибудь праздник и чтобы били в барабан?

— Праздник уже закончился, — отвечали люди.

Расстроенная жирафа брела по улице и думала: «Ну и что я увидела? Всего лишь отрывной календарь, этого маловато. Я разочарована, хочу домой». — И она заплакала.

Навстречу ей попался мальчик. Увидев поникший тюльпан, он спросил:

— Почему ты плачешь?

— Плачу, потому что хочу домой, к сёстрам.

— К тюльпанам?

— Нет, к жирафам.

— Значит, ты не совсем тюльпан? — удивился мальчик. — Я так и подумал. — И он дал жирафе пять крон на поезд.

И жирафа поехала домой, потом побежала к тюльпану, который поменялся с ней головой, но не нашла его.

— Ох, моя голова, — плакала она. — Где же моя голова?

Эти слова услышал тот самый пан и сказал:

— Разрешите, я дам вам аспирин.

Он думал, что у неё болит её старая, поникшая голова.

Что же было делать несчастной глупой жирафе? Только принять аспирин.

 

КРОЛИК

Бедняга кролик целый день сидел в цилиндре фокусника, лишь вечером во время представления фокусник вытягивал его наружу — конечно же за уши. Вот и стали уши у кролика совсем уж вытянутые. И привиделось ему, что стоит он на сцене во фраке и кричит:

— Внимание! А теперь я вытащу из цилиндра фокусника — конечно же за уши. А когда вытащу, превращу его в полкило смородины. Надеюсь, она вам придётся по вкусу!

А из цилиндра слышался вопль фокусника:

— Помогите!

Фокусник вылез и опрометью помчался прочь, а кролик вздохнул с облегчением и подумал: «Ну наконец-то он навсегда оставил меня в покое!»

 

ЗООПАРК

Приснился однажды старой обезьяне сон, будто гуляет она с семьёй в зоопарке, а в клетках сидят господа в шляпах и дамы с сумочками в руках. И её дочка, маленькая обезьянка, спрашивает её:

— Мамочка, можно я им дам кокосовый орех?

Но тут появилась огромная обезьяна-смотритель в фуражке с козырьком и говорит:

— Кормить людей категорически запрещено! Они получают на обед исключительно сосиски с горчицей! Здесь собраны только редкие и очень ценные экземпляры. Например, вот это — пан инженер. Отойдите от клетки, как бы он не причинил вам вреда!

 

ПИАНИСТ и МУХИ

Жил-был пианист, который так любил музыку, что играл даже тогда, когда его никто не слушал. С раннего утра до самого вечера он играл на рояле и ни о чём другом, кроме музыки, думать не мог.

Он считал, что его никто не слышит. Но это вовсе не так. Его слышали мухи. Одна сидела на окне, вторая — на столе и ещё одна — прямо на рояле. Остальные прогуливались по стене, но пианисту они не мешали, он весь ушёл в музыку. Он играл сонату о летнем вечере, тихом и звёздном, совсем без комаров, а мухи прогуливались и говорили:

— Скоро начнётся концерт. Что вы наденете?

Только это их и заботило, а пианист самозабвенно играл и думал лишь о музыке. Мухи притворялись задумчивыми, ведь у них такие сложные проблемы: кого пригласить на концерт? Может, маленьких мух из овощного магазина? Или большую муху из мясной лавки с её пятнадцатью дочерями? А как быть с мухами из молочного магазина? Приглашать их или нет?

Надо всё хорошенько обдумать в тишине и покое, но пианист играет и играет, и мухи не могут сосредоточиться: концерт вот-вот начнётся, а у них ещё ничего не готово. Наконец пианист закрыл крышку рояля и ушёл.

А что же мухи? У них забот полон рот: надо спешить — подровнять крылышки маленьким мушкам, почистить ножки. Все они надели чёрные вечерние платья, лишь у некоторых фиолетовые туалеты. Но вот прилетела большая зелёная муха из мясной лавки с пятнадцатью дочерями и уселась в первый ряд, хотя у неё прекрасное зрение.

Тут как раз вернулся пианист и снова начал играть. Совершенно обессиленные мухи наконец-то вздохнули свободно — можно спокойно поболтать. Да где там! Пианист продолжал стучать по клавишам. И в самом деле, с ума можно сойти. К счастью, скоро антракт, и мухи уже в нетерпении: так им хочется поболтать, ведь они встречаются раз в год по обещанию. Когда они виделись, например, с большой зелёной мухой из мясной лавки с её пятнадцатью дочерями? А уж скоро осень… Но вот наконец-то пианист перестал играть!

За это мухи действительно ему благодарны, они хлопают лапками, а потом всей толпой вылетают в коридор, и там становится темно от мух. Но так невозможно хорошенько рассмотреть фиолетовые платья, поэтому бедные мухи вынуждены ходить по потолку и махать лапками мухам, которые остались внизу. И всё равно такая прогулка в антракте очень приятна, надо освежиться, пока всё опять не началось, ведь пианист жить не может без музыки.

Мухи снова расселись по местам.

— Договорим после, когда закончится концерт, — кричали они друг другу. — Ведь не будет же он длиться вечно, как-нибудь выдержим!

Мухи вообще могут выдержать что угодно. Но чего ждать от маленьких мушек? От них нельзя требовать, чтобы они сидели на одном месте.

Пианист продолжал играть, его пальцы так быстро бегали по клавишам, что казалось, будто пальцев у него больше, чем лапок у мух. Это было так интересно, что одна маленькая мушка из овощного магазина подлетела поближе, чтобы как следует рассмотреть пальцы пианиста. А большие мухи смеялись:

— Взгляните, какая она шустрая! Прохаживается у пианиста по шее и по лбу, вон села прямо на клавиши. Как это мило!

Но тут прозвучал мощный аккорд, и малышка муха замертво упала на пол.

Все мухи страшно разгневались:

— Это бесчеловечно — убить маленькую мушку из овощной лавки!

И весь зал загудел от гнева так громко, что совсем не стало слышно ни рояля, ни пианиста, который продолжал играть сонату о летнем вечере без комаров. А мухи покинули зал и полетели прочь. Они прощались у выхода и говорили:

— Ну кому может понравиться такой концерт?