Жил-был однажды один мальчик, звали его Йонаш. Этот Йонаш хотел стать регулировщиком и регулировать движение на перекрестке. Но все дело в том, что милиционер-регулировщик должен быть очень закаленным — чтобы ноги у него зимой не мерзли. А Йонаш, бедняжка, был этакий хлипкий зяблик, слабенький еще и потому, что не ел рыбу.
Бывало, подует он на поцарапанный палец и от этого дуновения сразу же начинает кашлять. В таких случаях отец бежал к телефону, набирал номер 1–2—3—4–5. Приходил пан доктор Заруба и тут же давал Йонашу капли.
Или, скажем, просматривает Йонаш книжку с картинками и при этом переворачивает страницы чуть быстрее, чем обычно, и от этого ветерка хватает такой насморк, что отец вынужден бежать к телефону и набирать номер 1-2-3-4-5. Приходил пан доктор Заруба и тут же давал Йонашу порошки.
И вот представьте себе, однажды, именно в тот момент, когда Йонаш собирался вместе с папой и мамой к бабушке, тетя Клотильда принесла Йонашу мятные конфеты. Разумеется, с ее стороны это было глупо, тетя Клотильда должна была понимать, что купить ей следовало что-нибудь другое, например, мармелад.
Но тетя бог весть о чем думала, купила мятные конфеты и принесла их Йонашу.
Бедняжка Йонаш проглотил мятную конфету, от которой, как известно, становится прохладно, словно свежим ветерком потянет, и в животе у него поднялся такой ветер, что в ушах свистело. Когда же он открыл рот, все газеты, старые билеты в кино разлетелись по комнате, скатерть захлопала, а тетя Клотильда и мама вынуждены были прижимать руками подолы платьев.
Когда во рту дует такой ветер, это вам не пустяк. И у Йонаша заболело горло. А это штука похуже, чем насморк или кашель. Вот почему отец побежал к телефону быстрее обычного, хотел набрать номер 12345, но так как он думал о том, что к бабушке теперь они уже вряд ли поедут, набрал номер 12346. Через некоторое время раздался звонок в дверь, но вошел не пан доктор Заруба, а Рыба-кит.
— Что вам угодно? — спросил папа.
— Вы звонили мне по телефону, мой номер 1-2-3-4-6,— говорит Рыба-кит.
— Это недоразумение, я ошибся номером, — говорит папа, — я звонил доктору Зарубе, у Йонаша заболело горло.
— Неважно, — говорит Рыба-кит, — я случайно в этом кое-что понимаю.
И идет в комнату.
— Привет, Йонаш, — говорит Рыба-кит, — скажи «ааа», чтобы мы знали, что с тобой.
Йонаш сказал «ааа», а Рыба-кит заглянула ему в горло и говорит:
— Это ангина. Придется тебе как следует пополоскать горло. У вас в доме есть марганцовка?
Услышав это, мама очень расстроилась, пошла на кухню и покорно принесла марганцовку, как велела Рыба-кит, которую приходится слушать, словно она не рыба, а пан доктор Заруба.
Но тетя Клотильда не хотела с этим смириться и сказала отцу в прихожей:
— Йонашека не должна лечить какая-то там Рыба-кит. А вдруг она в этом ничего не понимает?
«Разумеется, — подумал папа, — от этого могут возникнуть всякие неприятные осложнения». Он вошел в комнату и говорит:
— А откуда вы знаете, что это ангина? Ведь вы никакой не доктор, а обыкновенная Рыба-кит.
— А почему вы думаете, что я в этом не разбираюсь? — говорит Рыба-кит. — Вы ведь обыкновенный папаша. Между прочим, я разбираюсь в этом. Когда я была еще маленькой, случалось так, что и я, бедняжка, болела ангиной. Сегодня я, разумеется, и знать не знаю, что значит болеть. И это потому, что я закалялась в Ледовитом океане, ела рыбу и пила рыбий жир. И вот полюбуйтесь на меня теперь. Ну что, удивляетесь? Мой рост тридцать девять метров в длину. Так что пусть Йонаш полощет горло, а там увидим.
— Гм, — сказал папа, — пожалуй, вы правы, пусть Йонаш полощет горло.
Только Йонаш о полоскании слышать не хотел. Он понятия не имел, как это делается. Рыбе-кит пришлось показывать. Пасть у нее огромная, и она попробовала булькать в горле, пустив в ход полотенце и мыло, телефон и кроватку, но все заглатывала. Проглотила она плиту со сковородкой, и радиоприемник, и книжку со сказками, но в конце концов у нее все-таки получилось, и Йонаша она тоже научила. Так они полоскали горло до тех пор, пока Йонаш не поправился.
— Йонаш здоров, — сказали Рыбе-кит папа, мама и тетя Клотильда, — спасибо вам большое, можете идти домой, а мы едем к бабушке.
— Что вы, что вы! Это вам только кажется, будто он здоров. Он еще не закален, он еще не ест рыбу и не пьет рыбий жир. С чего вы взяли, будто он здоров?
— Гм, — сказал папа, — пожалуй, вы правы, Йонашу нужно закаляться. Если вы располагаете временем, оставайтесь с ним. Мы поедем к бабушке, а вы привезете туда Йонаша, как только он закалится. Ну, до свидания.
— До свидания, — говорит Рыба-кит.
Налила она в ванну холодной воды и позвала Йонаша.
— Йонаш, будем закаляться. Оботри как следует губкой шею, уши и так далее.
— Бррр! — сказал Йонаш. — Вода ледяная. Я не стану мыться такой водой.
Он взял губку и вобрал в нее всю воду.
— Я не могу обтираться, — говорит он Рыбе-кит, — в ванне нет воды.
«Невероятно! — подумала Рыба-кит. — Куда же эта вода подевалась?»
И опять налила воды в ванну.
А Йонаш взял губку, высосал ею всю воду и говорит:
— Я же сказал: не могу обтираться, здесь нет воды.
«Спятила я, что ли? — подумала про себя Рыба. — Куда же она каждый раз девается?»
И налила воду в третий раз.
А Йонаш опять взял губку и опять высосал ею всю воду.
«Интересно, — думал он, — кто раньше сдастся?»
Губка стала тяжелой, воды в ней скопилось, как в озере.
«Куда же все-таки она девается?» — задавала себе вопрос Рыба и все наливала и наливала воду. Так и шло по кругу, пока Рыба не умаялась окончательно и не сказала Йонашу:
— Давай пока прекратим это дело, я должна немного отдохнуть.
И села на стул, где лежала губка со всей водой, которую она впитала.
Тотчас все оказалось в воде, в тот же миг образовалось море, и в этом море плавала Рыба-кит. Она была весьма удивлена, пасть открыта, а в пасти сидел Йонаш и про себя думал: «Вот это да!»
— Ну и натворил же ты дел, теперь плавать нам в Ледовитом океане. Беги-ка в утробу, а то простудишься. Ты ведь еще не закалился, — говорит Рыба, захлопывает пасть, и Йонаш оказывается у нее в брюхе.
К счастью, внутри Рыбы неплохо. В брюхе он обнаружил все необходимое: кроватку, радиоприемник, книгу сказок, мыло и полотенце, так что почувствовал он себя как дома. Включил он фонарик, лег в постель и стал читать сказки.
Лежит он этак, читает, как вдруг зазвонил телефон. Оказалось, звонит Рыба-кит. Спрашивает:
— Не проголодался? В холодильнике рыба и рыбий жир, можешь взять.
— Спасибо, — говорит Йонаш, — как раз на это у меня аппетита и нет.
— Как хочешь, — говорит Рыба-кит. — Появится аппетит, бери, а теперь ложись спать, утром научу тебя плавать.
И действительно, утром Рыба-кит распахнула пасть, затем нырнула и сразу же вся наполнилась водой. Йонаш стал кричать:
— Бррр! Какая вода холодная!
Но это ему не помогло.
Потом он насухо растерся полотенцем, сделал зарядку по радио, чтобы согреться, а так как почувствовал голод, стал есть рыбу и пить рыбий жир. Через несколько дней и рыба, и жир уже пришлись ему по вкусу и даже холодная вода его больше не пугала. Наоборот, наверху он принимал душ под струей, которая бьет у Рыбы-кит из головы.
Так он стал совершенно другим мальчиком: на голову вырос, вдвое прибавил в весе, самый холодный ветер был ему нипочем, а поскольку он ел много рыбы, кости его были — сплошной фосфор, который к тому же ярко светился.
— Знаешь что, — предложила ему однажды Рыба-кит, — поплывем-ка мы к бабушке, я думаю, пора.
И поплыли. А когда — приплыли, то все были страшно удивлены:
— Да ведь это не наш Йонаш! Наш, бедняжка, маленький, — сказали бабушка, и папа, и мама, и тетя Клотильда.
— И все-таки это я, — говорит Йонаш, — только я уже больше никакой не бедняжка.
— Ради нашей встречи я бы купила тебе мятные конфеты, — сказала тетя Клотильда, — да ведь ты знаешь, к чему это привело в тот раз.
— Ха! — сказал Йонаш. И проглотил пять пакетов мятных конфет одним махом. А после того как он раскрыл рот, от ветра, что подул оттуда, тетя Клотильда носилась в воздухе целых две недели.
А Йонаш простился с Рыбой-кит, поблагодарил ее и стал милиционером-регулировщиком на перекрестке. Ноги у него никогда не мерзли, даже в самые сильные морозы. А ночью он светился, как неоновая реклама, и все шоферы его очень хвалили, особенно когда бывал туман, любили его, знали по имени и говорили:
— Ну, это же наш Йонаш!