Жил-был однажды один мальчик. Звали его Валентин. Он любил своего дедушку, который знал про все на свете, а после дедушки еще любил небо, красные тюльпаны и желтую канарейку, что распевала с утра до вечера.

Но каждый вечер солнышко уходило за горизонт, канарейка переставала петь, а дедушка засыпал. Вот этого Валентин не любил. Он говорил:

— День — это прекрасно, а ночь мне нисколечко не нравится. Ночью темно и печально, ночью кошка может канарейку сожрать. Сожрет и что потом?

Однажды утром Валентин говорит канарейке:

— А знаешь ли ты, что я уже большой и должен идти в школу? Всего доброго, будь осторожна, внимательно следи за кошкой.

И пошел в школу.

В школе посадили его на первую парту перед самой доской. Поглядел Валентин на доску и подумал: «Почему она такая черная? Мне от нее так тоскливо, что даже спать хочется».

— Что с тобой, Валентин? — спрашивает пани учительница. — Почему ты закрываешь глаза?

— Я не знаю, почему, — говорит Валентин, — только когда я смотрю на эту черную доску, мне становится тоскливо и хочется спать.

— Сейчас тебе нельзя спать, — говорит пани учительница, — сейчас я буду рисовать на доске много интересного, смотри внимательно.

Она взяла мел и нарисовала один кружок, потом два кружка и наконец три кружка.

— Один кружок и еще два кружка будет три кружка, — сказала пани учительница. — Нравится тебе считать, Валентин?

— Нравится, — говорит Валентин, — только если бы вы нарисовали канареек, было бы еще красивее.

— Пожалуйста, — говорит пани учительница. Она стерла кружки и нарисовала одну канарейку, потом две канарейки и наконец три канарейки.

Валентин был очень доволен, канарейки получились одна лучше другой и нравились ему. Столько канареек сразу ему еще никогда не доводилось видеть. Он улыбался, а сам думал: «Хорошо, что я сижу на первой парте, по крайней мере могу их рассмотреть как следует».

— А теперь пойдем дальшё, — говорит пани учительница, — канареек мы сотрем и нарисуем что-нибудь другое.

Взяла она тряпку и мокрую губку и хотела стереть канареек.

— Зачем же стирать таких красивых канареек! — закричал Валентин с испугу. — Оставьте их, они ведь вам ничего худого не сделали!

— Нельзя так кричать, — говорит пани учительница, — ты ведь в школе и вести себя должен прилично. Канареек мы сотрем, чтобы можно было нарисовать что-то другое. Школа есть школа.

Она стерла канареек и нарисовала четыре яблока. Потом стерла четыре яблока и нарисовала пять больших тюльпанов. И наконец стерла пять больших тюльпанов и нарисовала шесть яблонь.

«Как же так, — задумался Валентин, — только что на доске было столько всего, и вдруг там ничего нет, а потом опять много всякого другого, а потом снова ничего? Куда же оно все-таки девается? Пусть только мне никто не рассказывает, что это просто так стирается», — убеждал сам себя Валентин.

Во время перемены он нарочно взял тряпку и губку и попытался вытряхнуть и выжать из них канареек и тюльпаны. Но ничего у него не получилось.

«Тогда где же им еще быть, если не в самой доске?» — подумал Валентин. Поскольку в классе никого не было, он подошел к доске, приложил к ней ухо и, представьте себе, действительно услышал, как где-то далеко вроде бы поют канарейки.

«Вот это да! — подумал он. — Надо будет про это спросить у дедушки, он ведь все знает».

Пришел он домой и спрашивает дедушку:

— Скажи, пожалуйста, как это в доске умещается столько канареек, кружочков, яблок и тюльпанов?

— А почему бы им там не уместиться? — ответил дедушка. — Ничего особенного в этом нет. Если бы ты знал, из чего делают классные доски, ты бы этому не удивлялся.

— Доски делают из дерева, — говорит Валентин.

— Так все думают, — сказал дедушка, — только это неправда. Классные доски делают из ночного неба. Вырезают по линейке кусок тьмы, и доска готова. После этого можешь на ней написать и нарисовать все, что захочешь, в ней все исчезнет, как в ночи.

«Ага, — подумал Валентин, — вот отчего мне так хочется спать, когда я гляжу на доску. Потому-то в школе мне иногда так грустно».

На следующий день спрашивает он у Губерта, соседа по парте:

— Угадай, куда исчезает все, что рисуют на доске?

— Стирается, — отвечает тот.

— Как бы не так! — говорит Валентин. — Оно прячется там, внутри, только в темноте не видно.

— Тише, — сказала пани учительница, — сегодня мы продолжим рисование разных замечательных вещей, следите внимательно.

Взяла она мел и нарисовала семь кошек, а потом восемь больших дорожных катков.

«Вот тебе и на! — подумал Валентин. — Сотрет она потом все, и в темноте кошки сожрут канареек, а катки сомнут все вчерашние прекрасные тюльпаны. Надо что-то делать, сейчас же!»

— Губерт, — шепнул он тихонько, — после уроков я подойду к доске, а ты меня сотрешь, понял?

Губерт был хорошим товарищем, дважды повторять ему не пришлось. После уроков он стер Валентина. А когда увидел, что Валентин на самом деле исчез, испугался.

— Ты где, Валентин? Я тебя совсем не вижу!

А из доски послышалось:

— Я в доске, где же мне еще быть? Тут темно, как в погребе. Нарисуй и сотри, пожалуйста, карманный фонарик, пока я не споткнулся обо что-нибудь.

Губерт нарисовал фонарик и тут же стер его.

Валентин говорит из доски:

— Спасибо, так гораздо лучше.

После этого Губерт слышал, как Валентин в доске свистнул, а потом уже не раздалось ни звука. Он подождал еще немного и пошел домой, потому что проголодался.

А в это время Валентин стоял глубоко в доске, светил фонариком и озирался вокруг. То, что он увидел, было ужасно. На земле валялось множество раздавленных яблок и тюльпанов, по которым туда и обратно раскатывали дорожные катки. Они сталкивались между собой, были со всех сторон помяты, а между ними кошки гонялись за канарейками, а те в страхе пищали и перелетали с одной яблони на другую.

Но это было еще не все. Там оказалось много всякого другого: жирафы и пароходы, стулья и шляпы, буквы и цифры, самолеты и ботинки, а также нарисованные дети — маленькие и большие, ласточки и ромашки, кенгуру, груши, зубные щетки, автобусы — и все в страшном беспорядке.

— Откуда все это взялось? — удивился Валентин.

— Это все здесь с прошлого года, — сказали нарисованные дети и показали на жирафов. — А это с позапрошлого, — и показали на ромашки. — А мы здесь уже три года, это старая доска.

— Так дальше продолжаться не может, здесь темно и от мокрой губки сыро, это вредно для здоровья. Вы портите себе глаза, лица у вас бледные, вам нужны солнце и голубое небо, — сказал Валентин, — взгляните, как увядают ромашки. Помогите мне поймать канареек, и я выведу вас отсюда, у меня есть карманный фонарик.

Дети помогли поймать канареек. Валентин осторожно рассовал их по карманам, все остальное, что было в доске, вывел наружу в проходы между партами в классе, погасил фонарик и увидел, как все жмурятся от солнца.

— Ну, — объявил Валентин, — а теперь пойдем к пани учительнице, я должен кое-что ей сказать.

И они пошли к дому, где жила пани учительница. Получилась длиннющая процессия из вещей сплошь и рядом удивительных, какие обычно в процессиях не встречаются. Прохожие останавливались и спрашивали Валентина:

— Что это значит?

А Валентин отвечал им:

— Все это было в классной доске, почти три года!

И прохожие кричали:

— Как такое может быть? С этим надо что-то делать! Как вы считаете?

А Валентин говорит:

— Погодите, я спрошу у дедушки, он что-нибудь придумает.

И дедушка действительно придумал. Вместе с Валентином он отправился к пани учительнице, а когда они пришли, сказал:

— Ночь никто не любит, черные доски нагоняют тоску. Почему бы не делать доски из синего неба? Все было бы совсем по-другому, все стало бы намного веселее, как вы думаете?

Прохожие кричали:

— А ведь это верная мысль! Почему бы доскам не быть чудесного синего цвета?

А пани учительница пожала плечами и сказала:

— Коль это говорит дедушка Валентина, классные доски будут синими.

Тут дедушка вынул из кармана нож, одолжил линейку и вырезал из неба большой синий квадрат с кусочком солнышка, кусочком белого облачка и с тремя ласточками, которые летали по доске из угла в угол, а дети кричали:

— Одна ласточка и две ласточки будет три ласточки!

Все шутили и смеялись, и никому нисколечко не хотелось спать.