Прежде в школе все было не так, как теперь: того, кто не слушал или не слушался, пан учитель просто брал за ухо и таскал до обеда примерно раз семнадцать, а иногда двадцать шесть, в зависимости от того, что это был за ученик. Кто-то исправлялся раньше, кто-то позже. Но оказывались и такие, которым таскание за уши не шло впрок, которые этим даже злоупотребляли. Вот почему таскание за уши в школе в конце концов было отменено, а главным поводом для отмены послужил особый случай с ученицей Цецилией из пятого «Б».
Цецилия была совсем маленькая девочка, меньше всех в классе. Она ходила еще с косичками и бантами. Ее посадили на первую парту не только для того, чтобы она не затерялась, а главным образом, чтобы была на виду, потому что она не переставая шалила. Едва Цецилия усаживалась за парту, как тут же начинала вертеться во все стороны, бросала бумажки и даже записки, шепталась то с одним, то с другим, во время урока жевала рогалики, рисовала на промокашках, сидела, подперев голову ладонью, а когда пан учитель писал на доске арифметические примеры, смешила весь класс: шевелила ушами, как лошадь, морщила нос, словно кролик, пускала бумажных ласточек, короче говоря — ужас что творила!
И плюс ко всему плохо училась. Едва переступив порог дома, швыряла портфель под стол и летела куда-нибудь с мальчишками, потому что больше всего на свете любила летать. Она говорила, что когда-нибудь станет летчиком, будет заниматься высшим пилотажем, путешествовать по свету на чем только можно, в том числе на пароходе, и что она станет знаменитее Брижит Бардо. Такие нелепости и прочее в том же роде высказывала постоянно. Дети смеялись над нею и говорили:
— Бедняжка, что ты о себе воображаешь? — потому что по всем предметам у нее были сплошь единицы. Кроме географии. География — единственное, что ее интересовало. Она знала, где находится Африка и какие там города. Но если ее вызывал учитель по истории и спрашивал, когда правил Карл IV, она непрерывно повторяла:
— Карл IV правил… Карл IV правил…
И больше слова вымолвить не могла.
Некоторые ребята пытались подсказывать ей, но Цецилия была маленькая, ушки — всего ничего, слышала она плохо и при этом, нисколько не смущаясь, поворачивалась к классу и просила:
— Подсказывайте погромче, я не слышу, что вы шепчете.
Однажды пан учитель очень рассердился и закричал:
— Это уже переходит все границы! Где это видно, чтобы школьница так себя вела?
Он схватил ее за ухо и стал за него таскать. Таскал до тех пор, пока оно не стало совершенно красным. Потом велел Цецилии сесть на место и поставил ей единицу.
Но такое происходило не только на истории. На пении было ничуть не лучше. Цецилия пела так, что пани учительница вынуждена была закрывать окна. Однажды от ее пения внизу на улице испугалась лошадь. Несмотря на то что класс находился на четвертом этаже, слышать эти звуки все равно было страшно. Цецилия фальшивила так, что никто не понимал, какую песню она, собственно говоря, поет. Когда, например, она пела песню «Я полечу с вами, ласточки», похоже было, будто она поет «Я очень люблю слонов». Пани учительница говорила:
— Ну разве это пение? Это карканье, а не пение!
Она хватала Цецилию за ухо и принималась таскать. Таскала долго, чтобы Цецилия хорошенько запомнила. Но старания ее были напрасны, ибо в следующий раз Цецилия пела намного хуже, поэтому неудивительно, что по пению у Цецилии стояла жирная единица.
Кое-кто думал, будто неудача с пением Цецилию огорчит и уж к физкультуре-то она отнесется прилежнее. Куда там! На физкультуре она все делала не так. Когда весь класс поворачивался налево, Цецилия единственная поворачивалась направо. Сильно рассердившись, пан учитель крикнул:
— Цецилия, в чем дело? Ты что, не знаешь, где у тебя левая рука, а где правая? Покажи, где у тебя левая рука!
Цецилия подняла правую руку и сказала:
— Пожалуйста, вот!
Тут пан учитель схватил ее за ухо и стал таскать. Он таскал ее и при этом приговаривал:
— Я тебя научу! Будешь у меня знать, где левая рука!
В конце концов он поставил ей огромную единицу.
Когда постоянно таскают за уши, они со временем вытягиваются, становясь с каждым разом все больше и больше. Однажды утром в ванной, глянув на себя в зеркало, Цецилия подумала: «Нельзя мне больше носить косички, не годится. Из-за косичек очень уж заметны мои большие уши. Придется изменить прическу». И расчесалась так, чтобы прямые волосы спускались на плечи. Однако новая прическа помогла ненадолго: Цецилию продолжали таскать за уши, и они стали торчать из волос, как две большие хлопушки-мухобойки. Выглядело это довольно смешно, ребята покатывались со смеху, показывали на Цецилию пальцами и говорили между собой:
— Ну и ушищи у нее, прямо хлопушки-мухобойки! Такие хоть на выставку, первая премия обеспечена. Сразу прославится.
Но это было еще не все. Обладать ушами-хлопушками — такое еще можно вынести. Хуже стало, когда уши у Цецилии достигли размеров классного журнала. На нее стали оглядываться, пытались фотографировать, спрашивали:
— Что случилось? Откуда у нее такие огромные уши?
Все это было весьма неприятно. Цецилия была огорчена, но не слишком. Дело в том, что в школе у нее появились определенные преимущества: такие уши очень хорошо слышали, такими ушами удавалось услышать шепот даже с последней парты. И когда на истории кто-нибудь Цецилии подсказывал, она все отлично слышала, отвечала уверенно и без ошибок — когда правил Карл IV и что он сделал для своего королевства, гладко рассказывала о Голодной стене, о Карловом мосте и даже об университете. А пан учитель кивал головой и приговаривал:
— Правильно, Цецилия, верно, сегодня у тебя рассказ получается, сегодня ты выучила на пятерку, продолжай, продолжай, история — дело серьезное.
Слыша это, дети уже и не помышляли о том, чтобы высмеивать Цецилию за ее уши размером в два классных журнала, они про себя думали: «Смотрите-ка, оказывается, совсем неплохо иметь такие уши, в этом есть свои выгоды». А проходя мимо Цецилии, хлопали ее по плечу и говорили:
— Ну и повезло же тебе!
И действительно, все теперь у Цецилии пошло совсем иначе. Учительница по пению была ею весьма довольна. Она больше не закрывала окна, когда Цецилия принималась петь, наоборот, слушала ее с удовольствием. А когда Цецилия заканчивала, говорила ей:
— Послушай, Цецилия, у тебя великолепный слух, поешь ты поистине прекрасно, из тебя и в самом деле может что-нибудь выйти, цени это. Пение — это великолепно, пение понимает каждый, при помощи пения можно найти общий язык где угодно и с кем угодно.
А придя в учительскую, где все пани учительницы и паны учителя пили кофе и курили сигареты, пани учительница сказала:
— С этой Цецилией из пятого «Б» произошло чудо, иначе не объяснишь. С той поры как уши у нее стали размером в два классных журнала, она поет прекрасно, такого пения я в жизни не слышала!
И все пани учительницы и паны учителя восклицали:
— Вот видите, это лучшее доказательство того, как важно таскать детей за уши! Мы обязаны таскать по-прежнему, особенно Цецилию, возможно, тогда из нее выйдет лучшая в классе ученица!
И в самом деле, все шло по-прежнему. Они таскали Цецилию за уши еще больше, чем прежде, пока уши у нее не стали размером каждое с садовую калитку. Так что во время физкультуры она не могла стоять с ребятами в одном ряду, ей приходилось отходить чуть в сторону да еще крепко прижимать уши к телу. На счастье, Цецилия давно уже умела шевелить ушами, и в этом было еще одно преимущество: когда на физкультуре требовалось взять высоту, ей достаточно было слегка махнуть ушами, и она спокойно брала метр девяносто. А ребята смотрели на нее, ошарашенные, и думали про себя: «Наша Цецилия в конце концов побьет мировой рекорд». А пан преподаватель физкультуры сказал в учительской:
— Вы знаете, эта Цецилия из пятого «Б» прыгает выше, чем мальчишки из 12 класса! Она выдающийся спортивный талант и надежда нашего спорта!
И тут все учителя и учительницы воскликнули:
— Не ослаблять усилий! Продолжать таскать! Как знать, может, однажды она прославит нашу школу!
Но кто же в состоянии один таскать за уши размером с садовую калитку? Не так-то оно просто, тут в одиночку не справиться. Поэтому когда какой-нибудь пани учительнице нужно было оттаскать Цецилию за уши, она звала на помощь пана школьного сторожа, и они таскали вдвоем. Стоять Цецилии было неудобно, ей приходилось держаться за парту. А когда однажды пан сторож с пани учительницей потянули чересчур сильно — вытащили ее из-за парты, она упала, ободрала себе колено, поднялась и сказала:
— Я больше не дам так мучить себя, никакого таскания за уши больше не будет, и баста!
Однако пани учительница принялась ее разубеждать, пыталась говорить с нею по-хорошему, гладила Цецилию по ушам и говорила:
— Наберись терпения, дорогая Цецилия, ты должна прославить нашу школу и себя… — ну и всякое такое в том же духе, — потерпи еще немножко.
Но Цецилия сказала:
— Нет и нет!
Когда же пан школьный сторож хотел схватить ее и придержать, Цецилия замахала ушами, как во время прыжка в высоту, поднялась к потолку, уселась на светильник и стала смотреть вниз в ожидании, что же будет дальше.
А дальше события развивались так. Прибежал пан директор и воскликнул:
— Цецилия, немедленно слезай! Как ты себя ведешь?
Школьникам не разрешается сидеть на светильнике! Где такое видано?
Но Цецилия, ни слова не говоря, продолжала сидеть и смотреть. Весь пятый «Б» замер за партами затаив дыхание, все ребята поглядывали то на пана директора, то на Цецилию, болели за нее, в душе желая, чтобы все обошлось благополучно. Пан директор пошептал что-то пану сторожу, пошептал тихо-тихо, чтобы никто не слышал. Но Цецилия сказала сверху:
— Напрасно стараетесь, я все равно все слышу. Пан директор говорит пану сторожу, чтобы он принес швабру и смел меня ею вниз.
Цецилия говорила правду. Пан сторож побежал за шваброй. Но Цецилия в это время покинула светильник, замахала ушами, опустилась ниже, пролетела мимо пана директора и через окно вылетела из класса. Все бросились к окнам и стали смотреть ей вслед — куда же она полетит? А Цецилия с четвертого этажа слетела вниз, в школьный сад, села на дерево и стала рвать яблоки с самых верхних веток.
— За ней! — воскликнул пан директор и выбежал в коридор.
Повсюду открывались двери, и все пани учительницы, и все паны учителя, и все ребята бежали вниз в школьный сад, прямо к дереву, на котором сидела Цецилия и ела яблоки.
— Цецилия, перестань есть школьные яблоки и немедленно слезай! — кричали ей все учителя. — Если ты сейчас же не слезешь, мы заберемся к тебе на дерево, тогда ты увидишь, что мы с тобой сделаем.
Но Цецилия им ничего не ответила и продолжала есть яблоки. Тогда преподаватель физкультуры полез на дерево. Он очень старался, у него все получалось великолепно, вскоре он уже был наверху, меж ветвей, почти рядом с Цецилией, и запросто, по-приятельски сказал ей:
— Слезай вниз, Цецилька! Не бойся, ничего тебе не будет, никто больше тебя за уши таскать не станет, факт!
Но Цецилия на это ничего не сказала, а когда преподаватель протянул к ней руку, замахала ушами, взлетела, закружилась над школьным садом, бросила вниз огрызок яблока, который упал пану сторожу на кепку, крикнула:
— Извините, пан сторож, я не нарочно!
И улетела в город.
На улице поднялась изрядная суматоха. Цецилия неожиданно появилась над перекрестком. От испуга регулировщик перестал регулировать движение. Несколько трамваев и автомобилей тут же столкнулись, все водители и прохожие стали смотреть вверх. А Цецилия время от времени спускалась вниз, пролетала через кондитерскую и, лизнув мороженое, вновь взмывала и на высоте шестого этажа заглядывала в окна. Полетав часов этак около двух и почувствовав, что немного заболели уши, она взлетела еще выше, уселась на башыю костела и сказала сама себе: «Ну вот, а теперь я хорошенько отдохну».
И вот отдыхает она и смотрит вниз. Вокруг башни бурлит город.
Внизу собрались шестьдесят itfaM с детскими колясками, два пекаря, один парикмахер, четыре мясника, один парковый сторож, четыреста сорок мальчиков и двести двадцать девочек, три продавца из книжных магазинов, одиннадцать официантов, шесть портных, тридцать девять милиционеров и девяносто семь солдат. И все показывали вверх на Цецилию. Вдруг подъезжает красный автомобиль, из него выходят двенадцать пожарных. Цецилия подумала: «Фу, какая глупость! Опять кто-то хочет снять меня и спустить вниз. Снова придется летать».
Представьте себе, однако, пожарная лестница оказалась короткой. Ее хватило примерно до половины башни, а на конце лестницы стоял пан сторож и без толку размахивал шваброй. Цецилия с облегчением вздохнула и помахала ему рукой.
Однако в покое ее оставили ненадолго. В небе неожиданно появился самолет и направился прямо к башне. В самолете сидел пилот, а у него за спиной примостился пан школьный сторож в больших очках и со шваброй в руках.
Цецилия сказала про себя: «Опять эта швабра! Когда они наконец угомонятся?» Она замахала ушами и полетела прочь от башни. Но улететь от самолета было не так просто: пилот стал гоняться за нею по всему небу, делал всякие там штопоры, мертвые петли — и все только для того, чтобы поймать Цецилию. Кстати, пилот был очень хороший, и хотя он и летал даже вниз головой — до тех пор пока пан школьный сторож не стал зеленым, как молодой горошек, — однако Цецилию поймать ему было совсем не просто. Она делала в воздухе головокружительные пируэты, словно это было фигурное катание на коньках, так что у людей дух захватывало. А один пан, тот, что был председателем общества высшего пилотажа, зааплодировал и крикнул:
— Награждаю Цецилию из пятого «Б» первым призом за пилотаж в категории безмоторных летающих аппаратов. Как только она приземлится, ей тут же будут вручены два кубка, три медали и один диплом. Ничего подобного я до сих пор никогда не видел!
Ребята все, как один, раскрыли рты и сказали:
— Оооооо! Цецилия получила первый приз за пилотаж! Вот это да!
И каждому из них захотелось иметь такие же большие уши, как у Цецилии. В школе все стали сильно озорничать и очень-очень просить, чтобы пани учительница или пан учитель безжалостно таскали их за уши. Но те сказали:
— Что вы! Ни в коем случае! Мы знаем, чего вы добиваетесь! Не такие уж мы глупые. За уши мы станем таскать только тех, у кого будет отличная успеваемость и примерное поведение.
И все дети стали сидеть тихо как мышки, и все старались учиться как можно лучше. А когда их вызывали, они отвечали правильно, законченными предложениями и только на отлично.
А пани учительница или пан учитель говорили:
— Это хорошо, это нам нравится!
И таскали за уши.
А дети были невероятно счастливы и шептали:
— Пожалуйста, тяните посильней!
А про себя подсчитывали: «Еще шестьсот пятьдесят раз оттаскают, и уши у нас будут, как у Цецилии. И мы полетим куда захотим! Вот будет здорово!»
Но Цецилия обо всем этом не имела ни малейшего понятия. Она сидела на башне — самолет давно уже улетел, улетел ни с чем. Цецилия насобирала хлопьев ваты, перышек, подобрала чьи-то старые шерстяные перчатки, нашла какую-то шаль и всякую всячину в том же роде. Из всего этого сделала гнездо, подобное тем, что во множестве оказались на башне. А когда гнездо было готово, забралась в него и стала смотреть на ласточек, которые все время куда-то спешили. Ласточки слетали вниз, садились на провода и вновь возвращались в гнезда, словно что-то там позабыли. А Цецилия думала про себя: «Ага, они готовятся лететь в теплые края». И просто так, опять же для себя, стала напевать «Полечу я с вами, ласточки», песенку, которую она знала еще со школы. Представьте себе, когда она уже заканчивала петь, одна ласточка и говорит:
— А почему бы тебе в самом деле не полететь? Если хочешь, запросто можешь лететь с нами, мы не против.
От удивления Цецилия чуть не свалилась с башни. А затем подумала, что ничего удивительного в этом нет, подумала, что пение понимают все, что при помощи пения она найдет общий язык с кем угодно на свете, и спросила:
— Когда надо лететь?
На что ласточки ответили:
— Ну, минут примерно через десять.
Собраться в такую дорогу за несколько минут совсем не пустяк. Африка — это не Колин или там Чешская Тршебова.
Пришлось Цецилии быстро залететь в магазин и хотя бы плавленого сыру взять — он вкусный и полезный для здоровья. И еще две булочки к нему. Она едва-едва успела к отлету.
Летели высоко, Цецилия все время была последней, и ласточки кричали ей:
— Быстрей маши крыльями.
Цецилия отвечала им:
— Это не крылья, это уши!
А ласточки кричали:
— О, пардон, мы не хотели тебя обидеть. Если это уши, тогда надо отдать должное — для ушей это отличная скорость.
И ласточки старались лететь медленнее, чтобы Цецилия успевала за ними. Внизу расстилалось бескрайнее море, одно только море, и больше ничего. Но наконец показалась все же земля. Куда ни глянь — сплошь песок. Ласточки радостно закричали:
— Наконец-то мы прилетели! Наконец-то мы в Африке!
И все, как одна, спустились на землю.
Цецилия тоже приземлилась, огляделась вокруг, увидала пальмы, зебр, носорогов, жирафов и множество слонов, которые смотрели на уши Цецилии и хмурились. Они решили, что Цецилия насмехается над ними. Но Цецилия над ними не насмехалась. Слоны понравились ей больше всех остальных, уши у слонов были как у нее. Про себя она подумала: «Вот это подходящая компания для меня» и запела песенку, которую знала еще со школы. Песенка называлась «Я очень люблю слонов».
А слоны слушали и кивали головами. Когда же Цецилия кончила петь, самый большой из них сказал:
— Очень хорошо, что ты любишь слонов, мы приветствуем тебя среди нас.
Сказал он это вполне искренне и сердечно, а остальные слоны подняли хоботы и затрубили.
Но Цецилия зажала свои огромные уши и говорит:
— Фу, кто-то из вас фальшивит, а я этого не выношу. Такие фальшивые звуки режут мне слух!
Слоны извинились и сказали:
— Попробуем еще раз.
И в самом деле стали пробовать. Пробовали они долгодолго, пока не затрубили, словно слаженный оркестр: на два голоса, на три, на четыре и даже на пять голосов. Звучало это необычайно красиво. А поскольку слоны очень старательные, то репетировали они с утра до вечера.
И вот однажды, когда они так репетировали, в небе появились какие-то точки. Точки все увеличивались, и Цецилия сказала слонам:
— Ни за что не угадаете, кто это? Это девчонки и мальчишки из пятого «Б», я их издали узнаю.
И была права. Это оказались лучшие по успеваемости и лучшие по поведению ребята из пятого «Б». Это были те самые ребята, которых чаще всего таскали за уши. Их было восемьдесят семь. Все они, махая ушами, опустились среди пальм и бросились прямо к Цецилии с криком:
— Смотри, Цецилия, у нас уши, как у тебя. У нас теперь тоже уши-крылья, мы летели через море, вот где красотища!
Цецилия поздоровалась с ними, познакомила их со слонами, поставила в три ряда, и получился хор. Она напечатала много-много афиш, на которых значилось: «Сегодня вечером поет ХУД — Хор Ушастых Детей. Руководитель — Цецилия. Пение сопровождает оркестр слонов».
А затем хор отправился гастролировать по свету. Чтобы не слишком утомлять уши продолжительным полетом, они целых две недели плыли на пароходе по морю. На пятнадцатый день хор дал концерт. Все билеты на него были проданы. Аплодисментам не было конца. Цецилии, ребятам и слонам пришось два с половиной часа раскланиваться. Зрители кричали:
— Браво! Отлично! Бис!
Одни, одеваясь в гардеробе, говорили:
— В это даже не верится! Какой совершенный слух у этих детей! А как чисто трубят слоны, правда?
А другие им отвечали:
— Еще бы! С такими ушами можно и петь, и трубить!
Утром Цецилия купила газеты. В каждой из них на первой странице была напечатана статья под крупным заголовком: «Хор Ушастых Детей удивил мир». Статья состояла из сплошных похвал и восторгов. Писалось о том, как сказочно хороша Цецилия, и еще невесть что в том же духе, какие замечательные ребята, какие великолепные слоны в оркестре. Писали также, что впереди у них турне по Австралии, Азии, Америке и поездка на Северный полюс. Дочитав статью, Цецилия обратила внимание на крохотную информацию в самом низу страницы о том, что поскольку были зафиксированы случаи, когда дети с огромными ушами улетают из школ и больше не возвращаются, с сего дня во всех школах прекращается таскание за уши.
Вот так с той поры в школе детей за уши больше не таскают, независимо от того, шалят они или нет.