Стоял томительный летний день. Жара была такая, что казалось, будто воздух загустел как смола. Я и моя восьмилетняя дочь медленно шли через лес, расстилавшийся перед нашим домом. И вот наступила одна из тех волшебных минут, какие иногда случаются между мамой и дочкой. Канули в прошлое годы, когда жизнь была наполнена сменой пеленок, изнурительной заботой о ребенке, лихорадочными метаниями между карьерой и материнством, ворчанием по поводу комнат, в которых нужно убирать, и домашних животных, которых нужно кормить, все неизбежные обиды, конфликты и ссоры, и остались только мы вдвоем, близкие друг другу и связанные между собой люди.

Мы остановились на горе, подставляя себя лучам солнца, и моя дочь застенчиво сообщила мне, что на ее теле появилось несколько новых волосков.

«Вот здесь», — показала она.

Я наполнялась гордостью, видя, как она карабкается по горам, похожая на длинноногого олененка, элегантного и очень красивого, и восхищалась ее уверенностью и раскованностью. Она превращалась в женщину с гораздо большим изяществом, чем когда-то я. У меня переход к половой зрелости шел болезненно — с резкими толчками и остановками.

Я также гордилась нашим родством потому, что она спокойно доверялась мне. Никогда в отрочестве, даже в самой необузданной игре воображения я не могла подумать о том, чтобы рассказать своей матери о волосках, выросших у меня на лобке. Мы просто не обсуждали подобные вещи. Меня радовало, что у нас с дочерью было все по-другому.

В тот день мы не говорили больше о ее открытии. Проходили недели и месяцы, и мы даже не вспоминали об этой теме, но наши взаимоотношения становились все более близкими и непринужденными.

«Радуйся жизни, — говорили мне подруги, у которых дочери были старше моей. — Как только они достигают половой зрелости, всякой близости приходит конец. Они начинают много воображать о себе, и с ними уже не поговоришь по душам».

Я молча слушала их; мне знаком был этот стереотип: надутая замкнутая дочь-подросток и ворчащая гарпия-мать, которые не в состоянии понять друг друга. Но у нас с дочерью все было по-другому.

Это началось, когда ей исполнилось лет девять или десять, — она столкнулась с неприязнью девочек и с жестокими играми, которые те вели между собой. Она пришла из школы вся в слезах: ее лучшая подруга стала дружить с другой девочкой; ее не пригласили на предстоящий праздник; она стала жертвой еще какого преднамеренного пренебрежения одноклассниц. Дочь плакала навзрыд, и я не знала, чем ее утешить.

«Ну, раз они так себя ведут, найди себе другую подругу», — сказала я.

Дочь успокоилась, но слезы теперь случались каждую неделю, потом дважды в неделю. Так шло из месяца в месяц. И наконец, услышала ее разговор по телефону. Оказывается, слезы еще не успели обсохнуть, а она уже сплетничает с какой-то девочкой о своей бывшей подруге и строит новые дружеские отношения на заговоре против прежней приятельницы. Я пришла в негодование, дождалась, пока она закончит разговор, и стала выговаривать ей за непоследовательность ее поведения.

«Ты ничего не понимаешь!» — крикнула она и убежала в спальню, хлопнув дверью.

Она была права, я ничего не понимала. Время от времени я разговаривала с матерями других девочек, и у всех было одно и то же. Почему наши дочери ведут себя подобным образом? Никто из нас не мог ответить на этот вопрос.

«Такие уж они, девочки, — философски вздохнула одна из матерей. — Все они ведут себя так, и мы были такими же в их возрасте».

Я обратилась к своему прошлому. Неужели и мы так себя вели? Мне вспомнился клуб «Пуховки от пудры», к которому принадлежали я и мои подруги. В отличие от «Девчачьих скаутов» и других разрешенных взрослыми клубов, куда дети ходили после школы, наш клуб не устраивал официальных собраний и не ставил перед собой конкретных задач, но это не означало, что у клуба не было цели. Напротив. Членские карточки на редкость официального вида, которые напечатал папа одной из девочек в своей типографии, мы бережно хранили в прозрачных целлофановых обертках у себя в кожаных сумочках и заверяли всех, что являемся членами Наиважнейшей Группы. Будто этого было мало, мы всюду ходили вместе, как стадо коров, вместе завтракали на нашей особой лужайке, сидели рядом, гогоча, как стадо гусей, на школьных тусовках, писали имена друг друга на кроссовках, делали одинаковые прически, одинаково одевались и старались всячески насолить тем девочкам, которые не принадлежали к нашей группе.

Сегодня, примерно двадцать лет спустя, я с трудом могу припомнить имена и лица остальных членов «Пуховок от пудры». Но я помню одну девочку, да так живо, что чуть ли не могу сосчитать веснушки на ее лице. Ее звали Пам, и, что самое странное, она не была членом нашей группы, хотя отчаянно хотела этого — настолько отчаянно, что даже как-то оставила на моей парте записку:

«Дорогая Линда! Пожалуйста, прошу тебя, умоляю, позволь мне стать членом «Пуховок от пудры». Если ты согласишься, то и остальные девочки не станут возражать. Пожалуйста!!! Пожалуйста!!!! Пожалуйста!!!!! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пам».

Записка привела меня в сильное смущение, и, конечно, одно то, что Пам написала ее, навеки приговорило бедняжку к статусу аутсайдера. Я начисто забыла, что с ней было потом. Знаю лишь, что она так никогда и не стала членом нашей команды, и допускаю, что мы сделали ее жизнь сущим кошмаром своими насмешками и пренебрежением, шепотом за спиной — обычной тактикой подростков. (Интересно, будет ли для Пам утешением то, что через год, когда моя семья перебралась в другой штат, я получила хорошую взбучку. Теперь я попала в уязвимое положение новенькой, я стала постоянной мишенью для насмешек и каждый день ехала в школьном автобусе, старательно делая вид, что не замечаю шепота за спиной.)

Самое страшное, что я была ничем не хуже большинства девочек-подростков. Я разговаривала с другими женщинами о том, какие у них взаимоотношения со школьными одноклассницами, и услышала примерно такие же истории. Человеческая доброта незнакома девочкам-подросткам.

Все мы хорошо помним, как это было. У всех у нас была лучшая подруга, с которой мы были неразлучны, делились самыми сокровенными секретами и клялись в вечной дружбе.

И была у нас большая компания, куда входили девочки помладше. У каждой в этой компании была своя роль: лидер, сторонник, жертва. Несмотря на то, что дети менялись, роли оставались неизменными.

Игры, в которые мы играли, также были далеко не праведными. Главным их правилом было исключение. В качестве жертвы выбиралась какая-нибудь девочка — самая шикарная, самая хорошенькая, самая уродливая, самая глупая, самая развитая в сексуальном отношении и т. д. Ее исключали из игры и всячески бойкотировали.

Но что оставило наиболее болезненный след в моей душе, так это личностный характер наших игр, предательство лучшей подруги. Подруга, с которой ты была неразлучна, больше не хотела с тобой общаться после школы, идти в субботу в кино и т. д., потому что у нее появилась новая лучшая подруга. Ты же, убитая горем, чувствовала себя покинутой и плакала навзрыд.

Мальчик в этом возрасте не тратит время на такую мелодраматическую ерунду. У него тоже есть компания, лучший друг, и он тоже исключает из своей компании ребят, особенно неспортивных, тихих и спокойных. Но у мальчиков не бывает столь явно выраженных личностных взаимоотношений и открытой враждебности, которая характерна для девочек-подростков.

И я подумала, что, наверно, права та мать, которая, вздохнув, сказала, мол, девочки всегда останутся девочками. Наверно, это неизбежно. А может быть, в этом проявляется наша звериная природа. Я не в восторге, но никуда от этого не денешься.

Однако вернемся к моей дочери. Что мне еще не понравилось, так это возникшее и все нарастающее напряжение между нами. У нее стало часто бывать очень плохое настроение, и у меня создалось впечатление, что она постоянно сердится на меня. А я начала часто выражать неудовольствие ее поведением. Конечно, мы и раньше ссорились, но теперь наши ссоры стали почти беспрерывными. Мало того, наше общение происходило на довольно шумном уровне.

Все это сильно беспокоило меня, но еще больше я волновалась по поводу того, как она стала относиться к своему телу. Раньше она робко восторгалась первыми волосками на лобке, а теперь буквально с ужасом воспринимала увеличение молочных желез и первые месячные. Как и большинству современных матерей, мне бы хотелось, чтобы превращение моей дочери из девочки в женщину происходило мирно и радостно, я намеревалась снабдить ее всей необходимой информацией в откровенной, добросердечной беседе. «Так, по крайней мере, — я думала, — мне удастся избежать всяких проблем».

Дочь, выслушав меня, заявила, что не желает, чтобы у нее росла грудь и шли месячные. Я спросила, почему, но не добилась ничего, кроме «потому что не хочу». Я стала увещевать ее фразами типа «это так здорово стать взрослой», которые резали пустотой даже мой собственный слух. Бесполезно.

Что-то было упущено. Хотя я снабдила дочь необходимой информацией и преподнесла ее с достаточно современных позиций, но ожидаемых результатов, то есть здорового и положительного отношения дочери к своему телу, не достигла.

Я долго и упорно размышляла над причинами неудачи. Наконец поняла, что не познакомила дочь со всеми необходимыми знаниями. Она была достаточно хорошо информирована о мельчайших подробностях яйцеклетки и спермы, о беременности и родах, о практических и даже эмоциональных аспектах вступления в половую связь. Однако она ничего или почти ничего не знала о менструации и тех изменениях, которые будут происходить в ее теле в ближайшие несколько лет. Она видела, как я в туалете меняла прокладки, и я наспех объяснила ей, что такое месячные, но никогда не обсуждала с ней подробно эту тему. Я прочитала ей много замечательных детских книг, где говорилось о зачатии, родах и сексуальности, но никогда не останавливалась на менструации. Очевидно, настало время поговорить об этом.

Я отправилась в библиотеку, но не нашла там подходящую информацию. Были одна-две книжки, в которых эта тема слегка затрагивалась, но они безнадежно устарели, да и написаны были совсем не таким языком, как я бы хотела. В других книжках менструация описывалась чуть ли не как болезнь.

Чем глубже я погружалась в тему, тем меньше меня удивлял тот факт, что нет книги для девочек о менструации. На всех этапах развития человечества, во всех культурах менструация рассматривалась как нечто ужасное. Поэтому нельзя было есть пищу, приготовленную женщиной, у которой была менструация; притрагиваться к предметам, к которым прикасалась она; смотреть ей в глаза; заниматься с ней сексом. Теперь мы больше не верим в то, что взгляд женщины, у которой идет менструация, способен испепелить целое поле пшеницы, или что своим прикосновением она может отравить воду в колодце, или что у мужчины после сексуальных отношений с ней отвалится пенис. Но тем не менее менструация остается как бы под запретом.

Конечно, женщина теперь во время менструации не должна скрываться в специальной хижине, подобно нашим прабабкам. Однако, как замечает Нэнси Фрайди в книге «Моя мать — моя сущность», то, что мы каждый месяц не удаляемся в изгнание, еще не говорит о том, что у нас более просвещенные взгляды на менструацию. Напротив, пишет Нэнси, вследствие столетних условностей мы настолько привыкли к запретам, связанным с менструацией, что у нас просто нет нужды беспокоиться о хижинах. Современное поколение не в состоянии вытравить данные табу из своего сознания. И в этом повинны мы сами, ибо намеренно избегаем публичных дискуссий о менструации и стыдливо прячем окровавленные тампоны.

Мы настолько окружили молчанием эту тему, что иногда и сами не подозреваем о том. Мать может заявить: «Да я рассказывала дочери об этом», а дочь может ответить: «Она мне ни о чем таком не говорила».

Но даже если мы сознаем, что пора разделаться с прискорбной ситуацией, наши табу и смущения по поводу менструации могут сыграть с нами злую шутку.

Предположим, мы хотим, чтобы наши дочери положительно восприняли те естественные изменения, которые происходят в них, особенно если у нас самих были проблемы в этом отношении. Мы собираем все наше мужество и тщательно репетируем слова. Намереваясь улучшить сценарий, которые написали для нас наши матери, мы смело объявляем дочерям: «Менструация является удивительной частью удела женщины, уникальной способностью, которой ты должна гордиться».

И в то же время никому из нас не приходит в голову запихивать зубные щетки под раковину или в дальний угол шкафа в ванной комнате; редко где можно встретить коробку с прокладками рядом с дезодорантами, зубной пастой и спреями для волос, которыми уставлены полки в наших ванных. Мы постоянно противоречим себе, даем дочерям двойные стандарты. Мы говорим: это прекрасно и замечательно, — но наши бессознательные действия демонстрируют как раз обратное. А, как мы знаем, действия гораздо красноречивее слов.

Печальная истина заключается в том, что многие из нас очень плохо представляют себе, как изложить данную проблему своей дочери. Часто мы не знаем даже основных фактов о нашем теле и менструальном цикле.

В результате проведенных мною исследований я узнала кое-что о физиологии менструации. По крайней мере, я смогла внятно объяснить ее ученице 6-го класса. Но я узнала и то, что во мне роится целый сонм предубеждений против менструации, о котором я даже не подозревала. Эти предубеждения исчезли, но кто знает, что еще может спрятаться в глубинах подсознания? Говоря со своей дочерью о менструации, я смогла найти нужные слова, но разве тон моего голоса и все остальные безотчетные способы передачи информации не выдали мое предубеждение?

Я беспокоилась об этом до тех пор, пока меня вдруг не осенило. Тогда я просто объяснила дочери, что, когда я была в ее возрасте, менструация воспринималась мной как нечто нечистое, недостойное упоминания. Теперь, когда я повзрослела, мое отношение к менструации изменилось. Но некоторые ощущения остались прежними, я носила их в себе столь долго, фактически всю жизнь, что от них трудно избавиться. Иногда они вновь встают на моем пути, а я даже не подозреваю об этом.

На дочь, конечно, такой разговор произвел большое впечатление, и, начиная с этого момента мы с ней принялись вместе изучать женское тело.

Мы не устраивали специальных бесед, как моя мать однажды. Она усадила меня для откровенного разговора. Возможно, она объясняла все достаточно понятно. Но я запомнила только, что мать ужасно нервничала и много говорила о грудных младенцах и о крови, предупреждала, что, когда это произойдет со мной, я должна порыться в нижнем ящике ее туалетного шкафа и взять несколько салфеток. Я удивилась и хотела спросить, почему она хранит салфетки в нижнем ящике туалетного шкафа, а не на кухне, где обычно держит всякие нужные вещи, но мне показалось, что сейчас неподходящее время задавать подобные вопросы.

Едва ли принесет пользу столь нужный разговор, если вести его в нервном тоне. Половое созревание — сложная тема, для раскрытия ее мало одной беседы. Я решила возвращаться к менструации время от времени. Это выглядело бы вполне естественным, поскольку я много занималась исследованием женского тела.

В одной из медицинских книг, которые я прорабатывала, был раздел о половом воспитании, в нем пять страниц было посвящено пяти стадиям роста лобковых волос и развитию груди, прилагались фотографии. Я прочитала раздел дочери, попутно объясняла популярным языком медицинские термины, чтобы она узнала, какие изменения скоро произойдут в ней.

И так я беседовала с ней о том, что узнала о менструальном цикле, показывала ей великолепные картинки с изображениями того, что происходит внутри тела женщины в момент овуляции.

Мать одной моей подруги подарила нам чудесное собрание буклетов, выпущенное фирмой по производству гигиенической продукции примерно 30 лет тому назад. Мы с дочерью читали их, смеясь над старомодными позами, которые казались нормальными лишь во времена моего детства.

В процессе чтения мы узнали, что у многих девочек начинаются небольшие выделения из влагалища за год-два до менструации. Я сказала дочери, что когда у нее начнутся месячные, я подарю ей кольцо с опалом, которое всегда носила на левой руке и которое она когда-нибудь передаст моей внучке. Но когда у нее появились первые признаки выделений, мы обе так возликовали, что я сразу же подарила ей это кольцо. (После начала менструаций она получила еще одно такое же.)

Спустя несколько часов после чтения я сидела за пишущей машинкой и вдруг услышала крик из ванной: «Мама, угадай-ка, чего у меня 21 штука?»

В то время у нас была беременна кошка, и на несколько мгновений я потеряла дар речи при мысли о рождении 21 котенка. Но это были не котята. Моя дочь сосчитала волосы у себя на лобке.

Время, потраченное нами на изучение тем менструации и полового созревания, было сторицей оплачено. Дочь снова стала восторгаться переменами, происходящими в ее организме. Уже одно ее здоровое отношение к своему телу сделало наши дискуссии заслуживающими одобрения. Но были и другие изменения. Во-первых, отношения между нами значительно улучшились. Нам снова стало легко и просто общаться друг с другом.

У дочери не возникла чудесная страсть к уборке своей комнаты или что-то в этом роде. Мы продолжали ссориться, но наши ссоры имели под собой жизненную основу. И спорили мы по вопросам, которые стоили того. Прежние обиды и напряжение ушли из наших отношений, не говоря уже о взрывных спорах.

Но самым поразительным оказалось то, что поменялась роль, которую брала на себя моя дочь в детских играх. В книге «Моя мать — моя сущность» Фрайди пишет, что мать терялась перед растущей сексуальностью дочери, что она ничего не говорила ей о менструации и изменениях, происходящих в ее организме, что дочь воспринимала это как пренебрежение к своей женской сущности и сексуальным началом.

Пассивное отношение матери к столь важным аспектам натуры, как женственность и сексуальность именно в период, когда они начинают проявляться через изменения тела, оказывает весьма отрицательное воздействие на дочь. Она чувствует, что ее отвергает человек, к которому она больше всего привязана, и пытается самостоятельно обрести контроль над своей эмоциональной жизнью, разыгрывая перед родителями психодрамы отторжения. Эти сцены можно сравнить с тем, что происходит у кур. Самая большая и наглая курица отгоняет меньшую от миски с едой, обиженная платит тем же другой, поменьше, и т. д. Девочка не может прямо противостоять матери. Она слишком мала, беззащитна и уязвима, поэтому по классическому закону вымещает зло на ровеснице. Или использует любую возможность отыграться за нанесенную обиду в знакомых всем нам играх, где ребенок исполняет роль то лидера, то сообщника, то жертвы.

Что же касается конкретного механизма распределения ролей, то я предполагаю, что отношение общества к менструации, невежество матери в половом воспитании, ее нежелание говорить на «скользкую» тему и характер детских игр неразрывно связаны между собой.

Однажды утром между мной и дочерью появились прежние разногласия. По дороге в школу дочь стала делиться со мной теми проблемами, которые возникли у нее с подругами. Я затаила дыхание. Эта тема настолько неуловимо витала в воздухе, что я даже перестала касаться ее в наших разговорах, потому что боялась ошибиться.

«Не знаю, как быть, мама», — сказала мне дочь. — «Я хочу дружить со Сьюзен и Таней, но они постоянно сплетничают о Кати и делают это так громко, что она может услышать. А я дружу с ними, но мне нравится и Кати».

«Дружи со всеми», — предложила я и сразу прикусила язык. Я постоянно давала ей такой совет, и каждый раз он вызывал у нее бурю эмоций.

На сей раз дочь просто ответила: «Если я не буду вместе со Сьюзен и Таней нападать на Кати, они откажутся со мной дружить».

«И как же ты выходишь из ситуации?» — спросила я, чтобы не выдать удивления.

«Стараюсь как-то выстоять. Я не говорю ничего плохого о Кати, но одно то, что я общаюсь со Сьюзен и Таней, уже означает, что я против нее. И мне очень плохо. Получается, будто я не очень хороший человек, — призналась она, готовясь заплакать. — Не знаю, что мне делать».

«Ну, давай разберемся. Сьюзен и Таня сами по себе действительно хорошие девочки. Почему бы тебе не сказать им: «Послушайте, у меня возникла проблема, и я из-за нее чувствую себя отвратительно»? После этого сказать им то, что ты сказала мне», — посоветовала я.

Дочь взглядом дала мне понять, что подумает о моем предложении.

«Ты не в восторге от моей идеи?» — спросила я.

«Да уж!» — подтвердила она.

Прозвенел школьный звонок, я поцеловала ее на прощанье. Вероятно, мой совет не очень пригодился, а может быть, и вовсе не пригодился, но, по крайней мере, мы поговорили на эту тему.

Через два дня, когда я забирала Ареа из школы, она сказала мне: «Знаешь, я попыталась сделать так, как ты посоветовала».

«Ну и как?»

«Подействовало. Сьюзен и Таня сказали, что ничего страшного, они будут продолжать со мной дружить, даже если я не питаю ненависти к Кати».

« Грандиозно с их стороны», — подумала я, но вслух ничего не сказала. По правде говоря, я была польщена: моя дочь стала выбирать в своем поведении новую роль для себя.

Видимо, Нэнси Фрайди права. Дочь расценила мое внимание к переменам, происходящим в ее организме, как принятие ее сексуальной сущности, а это, в свою очередь, уменьшило ее потребность разыгрывать психодрамы отторжения.

Я не знаю до сих пор, действительно ли можно объяснить случившееся с помощью теории Фрайди, и не собираюсь утверждать, что если вы потратите время на беседы со своей дочерью о менструации и других физиологических изменениях, связанных с половым созреванием, то автоматически избавитесь от напряженности, которая так часто возникает между родителями и их взрослеющими дочерьми. Но мой опыт матери и совсем недавний опыт преподавателя в школе по вопросам полового созревания и сексуальности у подростков и более младших детей убедили меня в том, что дети всех возрастов нуждаются в информации о происходящих в них переменах.

Эту информацию не всегда легко донести до детей. Слишком часто мы просто не владеем необходимыми фактами. Многие из нас имеют в лучшем случае поверхностное понятие о менструации, и редко кто из нас может описать пять стадий роста груди или лобковых волос.

Данная книга предназначена для девочек 10–15 лет. Ее могут читать девочки и более младшего или старшего возраста. В ней подробно описаны те изменения, которые происходят в организме будущей женщины в период полового созревания. Книга будет полезна и для родителей. Я не гарантирую им, что она охватит все темы, которые вы захотите обсудить со своими дочерьми. Но что есть книга? Всего лишь повод для разговора. А умеем ли мы вести такой разговор?

У меня есть опасение, что родители сосредоточат свое внимание на аспектах книги, связанных с половым воспитанием, и проигнорируют первые восемь глав, в которых речь идет о вопросах полового созревания.

Меня беспокоит тенденция некоторых родителей и воспитателей заниматься половым воспитанием детей, не обеспечив их сначала информацией по половому созреванию. По-моему, просвещение по вопросам полового созревания и половое воспитание совершенно разные вещи. Конечно, есть области, где они пересекаются, но в основном просвещение по вопросам полового созревания сосредоточено на физических и эмоциональных изменениях, в то время как половое воспитание берет за основу этические проблемы, связанные с половым сношением, средствами предохранения от беременности, опасностью СПИДа, правилами сексуального поведения и т. д.

Учащиеся до седьмого класса нуждаются не в половом воспитании, а в просвещении по вопросам полового созревания. У них бывает множество вопросов и страхов из-за изменений в их организме, когда они не понимают, что с ними происходит.

Когда родители и учителя игнорируют необходимость образования по вопросам полового созревания, действительно обращенного к нуждам детей, в пользу полового воспитания, которое более необходимо нервным взрослым, они упускают очень важную вещь. Дети, не получившие этих знаний вовремя, не реагируют на усилия своих родителей и школы передать им моральные нормы или даже просто на попытки последних научить их безопасному, здоровому сексуальному поведению.

Думаю, механизм действия здесь такой. Дети думают: «Вы слишком озабочены тем, что я могу вступить в сексуальные отношения, вместо того, чтобы объяснить мне, что происходит с моим телом и поддержать меня? Раз вам кажется странным мое поведение, тогда я покажу вам! Если вы будете пытаться навязать мне свои моральные правила, сексуальное поведение и запреты, знайте, что вы опоздали. Моя сексуальность вас больше не касается, я не собираюсь слушать вас. Оставьте меня в покое».

Если же дети получают необходимую информацию по вопросам полового созревания, то динамика здесь совсем другая. По своему собственному опыту я знаю, что дети очень благодарны за оказанную поддержку.

Суть заключается в том, что родители могут приобрести очень крепкую связь со своими детьми, если они окажутся рядом с ними в необходимый период, не говоря уже о том, как поможет обеим сторонам доверие и поддержка, когда дело дойдет до полового воспитания.

Если у вашей дочери еще не прошел этот период, я прошу вас, чтобы главы 9, 10, 11 не становились единственной или даже главной темой ваших бесед. Даже если ей самой больше хочется остановиться на этих вопросах, сделайте усилие и переведите разговор на физические и эмоциональные изменения.

В книге приводятся советы по поводу того, как лучше вести разговор с дочерью о половом созревании. Во-первых, имейте в виду, что вам, возможно, придется первой начинать такие разговоры. Родители обычно обрушивают на своих детей непрерывный поток информации обо всех сторонах их жизни, начиная с того, зачем им нужно получить хорошее образование и кончая тем, что им следует есть. Но когда дело доходит до сексуальности, мы даем им гораздо меньше советов или окружаем эту тему полным молчанием. Наша сдержанность и молчание несет в себе определенный смысл: нехорошо говорить на эту тему. Если именно так происходит с вами и вашей дочерью, вам придется приложить усилие, чтобы нарушить это молчание.

Еще один совет: говорите как бы мимоходом, пользуясь моментом, а не ведите формальные беседы, например: «Сейчас мы с тобой будем говорить о половом созревании». Помните, что если какие-то вопросы вызывают у вас смущение, в этом нет ничего страшного. Нигде не написано, что вы не должны смущаться, ведя разговоры на сексуальные темы со своими отпрысками. Многие родители чувствуют неловкость, особенно когда речь заходит о таких вещах, как онанизм. В этом случае вы просто можете сказать: «Ты знаешь, мне неловко говорить с тобой на эту тему. Но мне жаль, что мои родители мало беседовали об этом со мной, поэтому я не хочу, чтобы мое смущение помешало мне поговорить об этом с тобой».

Еще один мудрый совет: избегайте прямого подхода, например, таких вопросов, как: «У тебя есть какие-нибудь вопросы по поводу прочитанного в этой книге?» или «Ты бы хотела поговорить об изменениях, происходящих в твоем теле?» Такие вопросы застанут вашу дочь врасплох и ничего хорошего не дадут. Используйте несколько другую тактику. Выберите подходящий момент и скажите: «Когда я была в твоем возрасте, я…» и вставьте вместо точек «у меня начали расти волосы на лобке, и меня это очень беспокоило, потому что…», «у меня начала расти грудь, и я чувствовала…» и еще о каком-то недоразумении или о том, что смущало вас в период полового созревания. Это вполне надежный подход.

Признавшись в своих собственных чувствах или рассказав о каком-то смущавшем вас эпизоде, вы дадите этим своей дочери понять, что: 1) можно пережить период полового созревания и даже потом посмеяться над ним; 2) вполне нормально быть не во всем осведомленной и уверенной во всех этих вопросах полового созревания; 3) и, о чудо! вы тоже были когда-то молодыми — этот факт редко укладывается в головах подростков.

Я знаю, что есть родители, которых беспокоит, что полученная их детьми информация по поводу предупреждения беременности может вдохновить их на сексуальные эксперименты. Таким родителям ясно одно: чем больше дети будут знать методов контрацепции, тем больше вероятность того, что они будут иметь сексуальные отношения.

Но у подростков ум работает по-другому, и для них предохранение от беременности и сексуальные отношения не обязательно связаны между собой. Обычно девочка-подросток уже, по крайней мере, год имеет сексуальные отношения, прежде чем ей приходит в голову подумать о предупреждении беременности. Узнав о существовании таких методов, примерно две трети никогда не прибегают к ним или используют очень редко. Кроме того, если бы знания о методах предупреждения беременности побуждали подростков иметь сексуальные отношения, мы бы не имели ежегодно миллион беременностей среди подростков и не сталкивались бы с такой тревожной статистикой, что четыре из десяти 14-летних девочек беременеют, по крайней мере, один раз, не достигнув конца подросткового периода. В течение десяти лет, пока я работала с детьми, я знала только двух девочек, которые стали применять контрацептивы с началом половой жизни. Если вы считаете, что подростки имеют сексуальные отношения благодаря доступности контрацептивных средств, вы принимаете следствие за причину, по крайней мере, согласно взрослой логике. Но так не получается.

Поэтому не будет вреда, если ваш ребенок прочитает раздел о предупреждении беременности, даже несмотря на то, что в ее возрасте это практически не нужно. Слишком многие родители дожидаются, пока их дети начнут ходить на свидания или дочь сама затронет эту тему. Часто первая беседа о контрацепции между родителем и ребенком происходит в такой форме: «Я не хочу пока, чтобы ты вступала в сексуальные отношения, но если ты все же будешь заниматься этим, я настаиваю на том, чтобы ты применяла кое-что». Думаю, что со стороны родителя здесь все в порядке с моральными нормами, но бывает и так, что образование по вопросам контрацепции начинается в более нервозной обстановке, и дети часто запутываются в том, что звучит для них как двойные послания. Гораздо проще и менее запутанно для детей и, несомненно, более эффективно начинать беседы о предупреждении беременности в более раннем возрасте.