Одри проспала всю ночь как убитая. Ей нравилось ощущать, что она вернулась из поездки и теперь дома. Она, правда, была не у себя, а у своей тети, однако разницы Одри почти не замечала. Это был хороший признак.

В щель между шторами проскальзывали солнечные лучи, по которым, даже не выглядывая в окно, можно было понять, что сейчас летнее утро, а потому на улице много света. С кухни до Одри доносились звуки и запахи готовящегося завтрака. Она вдруг почувствовала, что ей очень хочется есть.

«Что мне сейчас нужно — так это, присев у окошка, выпить чашечку вкусного ароматного чая», — подумала она, потягиваясь под простынями.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, она вскочила с постели, накинула халат и направилась к двери. Распахнув ее, Одри едва не столкнулась лоб в лоб со своей тетей, которая принесла ей сюда, на второй этаж, чашечку чая… А замечательные все-таки у тети Шарлотты в доме порядки!

— Ой!.. Извини, тетя Шарлотта! А я как раз собиралась спуститься на кухню и выпить чаю, чтобы набраться сил для нового дня. Ты прочла мои мысли.

— А ты что, забыла, какие в этом доме традиции, малышка? — радостно улыбнулась племяннице Шарлотта.

Затем она протянула Одри принесенную чашку чая. Одри взяла чашку обеими руками и прильнула губами к ее краю.

— М-м-м… — застонала она от удовольствия.

— Как тебе спалось? Хорошо?

— Мне спалось просто замечательно, спасибо.

— Внизу тебя ждут горячие гренки. А еще, если захочешь, и кое-что покрепче чая.

— От гренок я не откажусь. Четверть часа, не больше — и я буду готова.

— Поступай, как хочешь. Твоя мама уже встала и гуляет по саду. Мы будем ждать тебя внизу.

Закрыв дверь, Одри придвинула кресло к окну и, слегка отдернув штору и опершись коленом о лежащую на кресле подушку, стала пить чай и рассматривать освещенный утренними лучами сад. Мать и в самом деле бродила с задумчивым видом среди растущих в саду розовых кустов, держа в руках чашку с чаем. Одри подумала, что эти красивые розы сейчас, наверное, покрыты росой, и ей захотелось спуститься в сад и взглянуть на них. Может, после завтрака. А пока что она решила не отвлекать мать от ее размышлений. Хотя Виолетта и старалась не подавать вида, Одри знала, что она очень обеспокоена тем, что ей предстоит услышать от Арчи.

Виолетта и в самом деле опасалась, что она может услышать от Арчи нечто весьма неприятное о Сэме, а потому пока не хотела об этом даже и думать. Когда приедет Арчи, она все узнает, а до тех пор не стоит мучить себя догадками…

Одри, допив чай, отошла от окна и осмотрелась по сторонам. Ей очень нравилась комната, в которой она сейчас находилась. Она словно увидела ее впервые в жизни. Симпатичные обои с маленькими бордовыми розами на бежевом фоне, переходящие ближе к полу в другие обои, имитирующие своей расцветкой толстые облицовочные брусья красно-коричневого цвета; кровать с фигурными металлическими ножками; бордовые — под цвет обоев — шторы; венецианские кружевные занавески — такие прозрачные, что они казались лишь легкой дымкой; кресло, стоящее возле окна и обитое той же материей, из которой были изготовлены шторы. На лежащей на кресле подушке осталась вмятина от колена Одри, и девушка, не выдержав, поправила эту подушку, чтобы придать ей первоначальную форму. Затем Одри подошла к висевшим на стене фотографиям, сделанным еще в то время, когда тетя Шарлотта была молодой. На одной из них была запечатлена сама Шарлотта на фоне очень красивых цветов — наверное, на какой-то цветочной выставке. На второй фотографии Одри увидела себя, еще в младенческом возрасте, и свою, тогда еще молодую, мать. Девушка подумала, что этот снимок был сделан, наверное, тогда, когда ее мать вскоре после родов и поездки в Лондон к врачу приехала сюда, в «Роуз-Гарден». Одри все еще не верилось, что Виолетта могла решиться на операцию, не посоветовавшись с мужем.

Время текло очень быстро, а потому ей, пожалуй, нужно поскорее принять душ и привести себя в порядок. Затем она позавтракает, а после завтрака — побродит по саду и потешит себя воспоминаниями о детстве и юности.

Одри зашла в ванную и, покрутив в душевой кабинке краны с горячей и холодной водой, добилась, чтобы текущая из душа вода была приемлемой для нее температуры. От пара уже начало запотевать висящее в ванной зеркало, когда Одри наконец вошла в душевую кабинку и встала под струю теплой воды. Ей показалось, что она впервые в жизни получает удовольствие от утреннего душа. Одри захотелось расхохотаться, но она ограничилась тем, что стала тихонько напевать себе под нос. Она сосредоточилась на наслаждении, которое получала оттого, что теплая вода струится по ее лицу, затылку, спине — да и вообще по всему телу, — словно эта вода хотела ее обнять и затем полностью поглотить. У Одри возникло ощущение, что она долго спала — очень-очень долго, — а теперь вот проснулась и обнаружила, что находится в невероятно богатом мире, — мире, полном приятных мелочей, которыми можно наслаждаться изо дня в день, как она сейчас наслаждается душем.

Девушка закрыла оба крана и несколько минут стояла неподвижно. Пар окутывал ее, проникая в каждую пору ее тела. Затем она открыла дверь душевой кабинки и взяла с вешалки махровое полотенце, от которого пахло чем-то успокаивающе-приятным.

«Я соскучилась по прикосновениям, вот в чем дело», — подумала она.

Иногда просто невероятно, насколько человек может отдалиться от самого себя. Одри сейчас заново открывала для себя множество различных ощущений, о которых уже давно забыла.

— Наверное, именно это имеют в виду, когда говорят о чувственности, — пробормотала она, обращаясь к смутным очертаниям, угадывавшимся в запотевшем зеркале.

Одри взяла с полки красивый флакон с лосьоном для тела — судя по этикетке, он должен был пахнуть розами, — и, положив на пол махровое полотенце и усевшись на него, стала натирать сначала ноги, а затем — длинными и равномерными массирующими движениями — живот и грудь. Вскоре девушка ощутила нежный, приятный запах роз. Одри продолжала неторопливо растирать кожу от ног до шеи и обратно, стараясь, чтобы жидкость получше впиталась в кожу. Запах роз вскоре распространился по всей ванной. Сколько времени она не получала такого удовольствия? Для кого же изготавливают все эти душистые лосьоны, как не для женщин? Одри пообещала себе, что будет предаваться подобным маленьким удовольствиям всегда, когда у нее только появится такая возможность. На это у нее сейчас ушло ненамного больше времени, чем тогда, когда она, готовясь утром пойти на работу, машинальными движениями натирала свое тело лосьоном, не чувствуя при этом абсолютно ничего.

Встав перед зеркалом, Одри взяла пластмассовую баночку с тальком для тела и мягкой пушистой кисточкой стала наносить легкими движениями тальк себе на грудь, плечи и шею. Закончив, она с удивлением взглянула на результат своей работы в зеркало. Ее — теперь уже отчетливое — отражение посмотрело с загадочным видом, как будто знало нечто такое, чего не знала сама Одри.

Закутавшись в махровое полотенце, девушка вернулась в комнату и там бросила полотенце на пол. Остаться один на один с собственным телом — да и вообще со своей внешностью — было для Одри нелегким испытанием. Она всегда находила в себе какие-то изъяны: то волосы на ногах, которые она уже давно не удаляла, то проступающие жировые складки, то носки, нелепо топорщащиеся на щиколотках, то лифчик, явно не гармонирующий с трусиками («Да кто станет ежедневно следить за тем, чтобы один предмет нижнего белья соответствовал другому?»), то ступни, коже на которых уже давно не уделялось внимания, то ногти, по которым не мешало бы пройтись пилочкой…

В общем, в ее внешности всегда обнаруживалось что-нибудь такое, что не выдерживало критики. Действительность была далека от того, что показывают в телепередачах: женщины в собственной спальне, всегда идеально красивые, выбирают, какое бы платье надеть, стоя перед раскрытым шкафом в безупречном комплекте нижнего белья. Одри уставилась в зеркало, пытаясь не оценивать критически то, что она сейчас видит, а просто разглядывать свое отражение.

«Это — я, и никуда мне от этого не деться. Так что лучше относиться к себе с любовью», — подумала она.

Девушка довольно долго хладнокровно себя разглядывала, не пытаясь ни что-либо скрыть, ни улучшить внешний вид, изменяя позу. Она была именно такой, нравится ей это или нет.

Затем она подошла к своему — стоящему возле шкафа и все еще не распакованному — чемодану. Порывшись в нем, Одри выбрала платье, купленное, когда она ходила вместе с матерью в Лондоне по магазинам, — платье, которое изменит ее жизнь! Одри расправила его, и ей показалось, что с того момента, когда его купили, прошло целое столетие, а не каких-то неполных две недели. Ее удивило, насколько она сейчас отличалась от той угрюмой и подавленной Одри, которая еле волочила ноги, идя за матерью по универмагу «Харродс». Нет лучшего способа разогнать собравшиеся на душе тучи, чем резкая смена обстановки. Горести, переживаемые на фоне интересной и содержательной поездки, кажутся уже не такими серьезными. Одри обула альпаргатыс ленточками, на невысоких каблучках и спустилась на кухню.

— Доброе утро!

Виолетта и Шарлотта ждали, сидя за столом и разговаривая. Мисс Марпл старательно занималась утренним туалетом, усевшись на полке возле холодильника. В окне виднелся зеленый газон. Одри, взглянув на мать и тетю Шарлотту, увидела, как сильно отличаются они друг от друга. Виолетта — с выкрашенными в платиновый цвет и аккуратно расчесанными волосами с загнутыми вверх кончиками; Шарлотта — с шевелюрой естественного цвета (в которой проглядывало множество похожих на серебряные нити седых волос), собранной на затылке в пучок, из которого выбивались маленькие непослушные пряди. Виолетта — с легким макияжем, одетая в желтовато-коричневые брюки с вышивкой по краям и в клетчатую миткалевую рубашку небесно-голубого цвета, с рукавами, засученными выше локтей; Шарлотта — без какой-либо косметики и в платье из ткани в маленький темный цветочек на светлом фоне. Куда уж больше отличий?

При появлении Одри сестры вдруг замолчали, и она поняла, что они разговаривали о чем-то очень важном.

— Ну вот я и пришла. Умираю от голода. Как тебе спалось, мама?

— Замечательно.

Виолетта, по-видимому, только что обсуждала с сестрой проблемы, связанные с «Виллоу-Хаусом» и с Сэмом. Шарлотта, правда, почти не знала Сэма. Последний раз она видела его еще на похоронах Теобальда.

— Хочешь гренок?

— Да, тетя, очень хочу.

— Ты, я смотрю, в прекрасном настроении. Видать, тебе очень хорошо спалось, — сказала дочери Виолетта.

— Да. Кроме того, сегодня такой чудесный день. У вас уже есть какие-нибудь планы?

— Я хочу отдохнуть после всех этих замков, а ты можешь делать все, что хочешь.

Одри подумала, что ей, пожалуй, следует дать матери и тете возможность поговорить с глазу на глаз, а потому стала быстренько соображать, куда бы пойти.

— Мне хочется сходить в Кентерберийский собор, да и вообще погулять по городу. Может, нужно что-нибудь купить?

Шарлотта покачала головой.

— Спасибо, солнышко, но я накупила продуктов еще за день до вашего приезда. Так что лично мне ничего не нужно.

— И мне тоже, Одри, спасибо.

Полчаса спустя Одри уже ехала на своем автомобиле в сторону центра Кентербери. Она припарковалась неподалеку от собора и, выйдя из машины, направилась к нему.

Войдя в собор, она прошла по боковым нефам, не отрывая взгляда от свода. Она постояла перед скульптурным изображением Эдуарда Плантагенета, прозванного Черным Принцем, алебастровыми фигурами Генриха IV и Джоанны Наваррской, могилой Томаса Торнхерста и его супруги в капелле Святого Михаила, могилой Томаса Бекета в капелле Троицы. Обойдя боковые нефы, Одри направилась к клиросу. Подойдя к пересечению центрального нефа и трансепта, она подняла голову и посмотрела на центральную башню собора. Проникавшие через окна солнечные лучи освещали красивое сочетание архитектурных украшений, выполненных в виде вееров и щитов. Одри уже забыла, какое грандиозное впечатление производит Кентерберийский собор… Затем она стала рассматривать хоры с расставленными слева и справа скамьями, сиденья которых были обиты красной материей. Стены уходили высоко вверх — чуть ли не до неба. Одри присела на скамью и попыталась предаться размышлениям, однако так и не смогла заставить себя не вертеть головой по сторонам: уж очень ей нравилось разглядывать внутреннее убранство храма. В конце концов она сдалась и стала делать то, что ей нравится.

Выйдя через некоторое время из собора, Одри стала медленно, с удовольствием, бродить по центру города, останавливаясь перед витринами. Она зашла в книжный магазин и начала ходить между стеллажами, уставленными книгами. Остановившись из любопытства у секции, посвященной цветоводству и садоводству, она, к собственному удивлению, обнаружила там одну из книг, написанных ее тетей, — как будто наличие этих книг здесь являлось подтверждением того, что тетя Шарлотта и вправду их написала. Одри ведь знала, что ее тетя пишет книги, и потому удивляться было вроде бы нечему, однако Одри впервые соизволила искать книги, написанные ее тетей, на полках книжного магазина.

Девушка купила несколько книг для себя — чтобы читать, сидя где-нибудь в глубине сада в «Роуз-Гарден», — и пару книг для матери. Ей хотелось приобрести книгу и для тети Шарлотты, но Одри так и не смогла выбрать какую. Может, удастся купить что-нибудь в другом магазине?

Когда Одри вышла на улицу, уже вовсю припекало солнце. В центре города кипела жизнь: люди сновали туда-сюда по вымощенным булыжником тротуарам, заходя в магазины и выходя из них. Одри остановилась перед витриной, на которой был выставлен фарфор, и подумала, что, пожалуй, красивый декоративный горшочек для цветов будет неплохим подарком для тети. В доме, где уделяется так много внимания цветам, цветочный горшочек никогда не будет лишним. Одри выбрала стеклянный горшок средней величины и два соответствующих ему по стилю канделябра. Конструкция его была современной, простой, без излишних украшений — в общем, именно то, что нужно.

После долгого хождения по улицам и магазинам Одри решила зайти в чайную и немного отдохнуть. Она уселась за симпатичный столик у окна, чтобы можно было смотреть на главную улицу города и на снующих по ней людей. Ожидая, когда ей принесут заказанные чай и пирожное с заварным кремом, девушка решила полистать купленные книги. Она начала с романа Румер Годден «Дом с четырьмя комнатами», а затем пролистала и остальные книги и прочитала аннотации к ним. Она одновременно и отдыхала, и наслаждалась чтением. Именно этим ей сейчас и хотелось заниматься.

Наконец принесли чай и пирожное. Одри вдруг осознала, что уже давным-давно не доставляла себе этого удовольствия, — удовольствия уделять время лишь себе самой, удовольствия бродить погожим утром по городу и никуда при этом не спешить. Она не доставляла себе этого удовольствия, потому что всегда подстраивалась под планы Джона, и если он не изъявлял желания пойти с ней погулять, почти всегда предпочитала остаться дома, чтобы потом томиться бездельем и изнывать от гложущей ее обиды. Свобода — одно из преимуществ незамужней женщины, однако Одри понимала, что такая свобода может очень быстро надоесть. Она была уверена, что лучше все-таки жить с кем-нибудь вдвоем, хотя при этом осознавала, что теперь предпочла бы остаться одна, нежели соглашаться на неравноправные и несправедливые отношения только лишь из страха перед одиночеством. Раньше Одри была влюблена в Джона, и она знала, что придавала их отношениям гораздо больше значения, чем он, и что она с этим смирилась, оправдывая это тем, что у них с Джоном слишком разные характеры. Теперь же, охладев к Джону, она смотрела на вещи гораздо прагматичнее. Давившие на психику тучи в ее душе рассеялись, небо стало чистым и безоблачным, и можно было увидеть линию горизонта — далекую и недосягаемую. Мир не рухнул, и жизнь не остановилась.

Одри пока что не имела ни малейшего понятия, чем же она будет заниматься дальше, однако уже твердо знала, что справится с навалившимися на нее напастями. Ей еще предстояло очень многое узнать и о жизни, и о себе самой. Более того, она осознавала, что жизнь дала ей хорошую возможность получше изучить себя, выяснить, что она собой представляет и на что способна… Подобные мысли вихрем проносились в сознании Одри, заставляя ее поверить, что перед ней целое море различных возможностей. Она поняла, что, путешествуя с матерью, смогла получить немало удовольствия, и что ее — идеализированная ею — поездка по долине реки Луары не была бы такой замечательной, если бы она путешествовала вместе с Джоном. Именно так: если бы Одри поехала в долину реки Луары вместе с Джоном, ее ожидало бы разочарование.

Правда, они с матерью не ходили, взявшись за руки, и не читали друг другу стихи под каким-нибудь вековым дубом, но теперь Одри понимала, что если бы она отправилась в путешествие с Джоном, она не только не делала бы всего этого, но и не получила бы удовольствия от самой поездки и не испытала бы чувства независимости. Ей нравились происходившие в ней сейчас изменения. А еще ей нравилось то, что она уже начала более-менее отчетливо осознавать, какими были в действительности ее отношения с Джоном, как много она для него делала и как мало он это ценил. Больше она не допустит такой ошибки. Нет в этом мире мужчины, ради которого стоило бы жертвовать собой… Одри с довольной улыбкой допила чай и решила вернуться в дом тети Шарлотты и помочь ей на кухне. Ее тетя была искуснейшей поварихой, знавшей удивительные кулинарные секреты. Одри было известно, что у Шарлотты имеется блокнот с рецептами, записанными еще ее матерью, и что она время от времени добавляет туда новые рецепты и различные комментарии. Это ведь очень интересно — провести целый день у плиты, колдуя над булочками или пирожками, чтобы затем представить свое произведение на суд двух-трех искушенных в кулинарии подруг.

Подъехав к «Роуз-Гарден», Одри услышала хохот, доносящийся из расположенного по ту сторону дома сада, и, пройдя туда, увидела, что ее мать и тетя Шарлотта сидят за столом на веранде и распивают бутылочку хереса.

— Присоединяйся к нам, дорогая. Ну и как ты провела утро? — спросила тетя Шарлотта.

— Не так весело, как вы. Надеюсь, вы не превысили свою норму?

— Тебе что, не понравилось в городе? Он, наверное, сильно изменился с тех пор, как ты была здесь в прошлый раз? — спросила с показной любезностью Виолетта.

— Наоборот, он все такой же, как и…

— Ну тогда не трать время на разговоры, а лучше выпей-ка с нами бокальчик. Чтобы отпраздновать наш приезд сюда, в «Роуз-Гарден», — сказала Виолетта и, прежде чем Одри успела что-то возразить, налила ей почти полный бокал.

— И давно вы тут празднуете?

Виолетта и Шарлотта снова расхохотались. Совладав с приступом смеха, Виолетта ответила:

— Я готова праздновать по любому поводу. Знаешь, Одри, в моем возрасте в голову приходит очень много поводов для того, чтобы отпраздновать, да и тебе их должно приходить в голову немало.

Одри не смогла удержаться от улыбки при виде пожилых женщин, которых вино развеселило гораздо сильнее, чем оно может обычно развеселить, и которые охотно воспользовались представившейся им возможностью немного расслабиться. А еще Одри поняла, что херес — всего лишь предлог. Главная причина столь бурного веселья сестер заключалась в чем-то другом: может, в том, что они снова встретились, или в том, что они после многих-многих месяцев серой и монотонной жизни могут позволить себе немного поразвлечься, или в том, что они могут поболтать друг с другом с откровенностью и раскованностью, усиленной их опьянением, или в том, что им представилась возможность осознать, что у них впереди еще много лет жизни и много дел и что у человека вообще всегда много времени, если он только может это понять, если он способен увидеть это и использовать представившуюся возможность, если он в состоянии сказать самому себе «да».

— Я зашла в книжный магазин и увидела там твои книги. Должна, к сожалению, признаться, что раньше, заходя в книжные магазины, даже не пыталась их искать, но… Не знаю… Увидеть твою фамилию и имя там, а теперь увидеть тебя здесь… навеселе… — Одри рассмеялась. — Теперь мне и самой хочется выпить… Вы обе какие-то особенные.

И они все трое начали смеяться.

— Расскажи, Одри, так чем же ты занималась этим утром?

— Расскажу попозже, а то сейчас это прозвучит слишком нелепо. А вы что делали?

— Мы вспоминали старые времена… — ответила Виолетта.

— И не очень старые, — добавила Шарлотта.

— Знаешь, Шарлотта, тебе, я думаю, должны были бы дать мое имя, а мне — твое, — вдруг сказала Виолетта. — А ты что думаешь?

Шарлотта уставилась на сестру, готовая снова расхохотаться.

— Думаю, что нам нужно приготовить что-нибудь поесть, — сказала она. — Утро прошло замечательно, но после того как мы уделили внимание потребностям души, нужно подумать и о бренном теле.

— Я тебе помогу, тетя Шарлотта, — вызвалась Одри, — но сначала мне хочется вам кое-что подарить.

— О! Подарки! — с неподдельной радостью воскликнула Виолетта.

Одри порылась в принесенных ею пакетах.

— Я купила себе кучу книг, но вот эта книга — для тебя. И вот эта тоже.

Одри протянула книги матери, и та стала их с интересом разглядывать.

— Большое спасибо, дорогуша. Мне и в самом деле нужно немножко пищи для души.

— Я не знаю, тетя Шарлотта, любишь ли ты читать, а потому решила купить тебе кое-что другое. Надеюсь, тебе понравится.

Одри протянула пакет Шарлотте, и та с любопытством в него заглянула.

— Дорогая, тебе не следовало себя утруждать… Ого! — воскликнула она. — Красивые. Большое спасибо.

Одри всегда чувствовала себя неловко, когда дарила кому-нибудь подарки, потому что взгляды окружающих в этот момент устремлялись на нее, а те, кому она что-то дарила, пытались изобразить на лице радость. Радость эта, как ей казалось, не всегда была искренней: просто когда кому-то дарят подарок, человек должен выразить благодарность по этому поводу.

Одри обожала покупать подарки, учитывая при этом вкусы и предпочтения человека, для которого они предназначались, но вот эффектно дарить их не умела, потому что ее очень смущал заинтригованный взгляд того, кому она вручала запакованный подарок. Возможно, окружающие этого и не замечали, но она была уверена в том, что им все известно. Одри помнила, что все было по-другому, когда она дарила подарки Джону. Он не любил сюрпризов, предпочитал, чтобы ему дарили именно то, в чем он действительно нуждался, но, тем не менее, Одри поначалу всегда старалась подыскать что-нибудь такое, что ему было вроде бы нужно, но что он сам себе никогда бы не купил. После нескольких явно неудачных попыток, на которые Джон отреагировал фразами вроде «Ну и что я с этим буду делать?», Одри решила покупать ему только то, о чем он сам ее попросит. Джон заранее — за несколько недель — давал ей понять, какой подарок мог бы ему понравиться, и Одри составляла у себя в уме что-то вроде воображаемого списка из подарков, на которые намекнул ей Джон — намекнул как бы невзначай. Единственным, что Одри позволяла себе подарить ему неожиданно для него, были книги, однако Джон не очень-то увлекался чтением: он читал только произведения современных модных авторов, чтобы ему было о чем поговорить с коллегами на работе. Ради удовольствия он никогда ничего не читал. Из глубины сознания Одри вынырнул вопрос: «Что я так долго делала рядом с человеком, с которым у меня так мало общих увлечений и интересов?»

— Ну что ж, а теперь мы можем пойти и приготовить что-нибудь поесть, — сказала Одри. — Я умираю от голода, — соврала она.

Они подкрепились холодным ростбифом, салатом и сыром, сидя на веранде и обсуждая, чем они сегодня еще будут заниматься. Шарлотте, как выяснилось, нужно было поработать в саду, и Одри вызвалась ей помочь. Виолетта же сказала, что будет читать книгу, наслаждаясь солнечным летним днем вместе с Мисс Марпл, и для этого она заберется вместе с кошкой в один из висевших в саду очень удобных гамаков и в течение нескольких ближайших часов будет чувствовать себя Клеопатрой.

Закончив трапезу и еще немного поболтав, они собрали посуду и затем занялись каждая своим делом. Шарлотта и Одри, вооружившись садовым инвентарем, направились в розарий. Одри не очень хорошо представляла, что им предстояло делать: в лондонской квартире у нее имелась лишь парочка домашних растений. Они оказались самыми стойкими к ее «уходу», и поэтому, в отличие от многих других, смогли выжить, однако Одри приходилось признать, что это были явно не самые красивые из растений и что им еле-еле удавалось не завянуть. Одри решила следовать указаниям тетушки и подражать ее действиям, чтобы не дай бог не испортить чего-нибудь в этом великолепном саду. Главное, что ей было нужно, — вызвать тетю Шарлотту на серьезный и обстоятельный разговор. Растения же были лишь поводом для этого.