до 1 месяца

Алек раньше больше интересовался миром, чем необходимым (грудью), потом как бы разочаровался, глаза потускнели. Трагическая морщинка. Изменился после неонатологии: выглядит печально, обиженно, ест старательно и быстро, будто боится, что отнимут.

Für ein Kind, sagt man, braucht man vier Hände; für 2 Kinder braucht man mindestens 16. [Говорят, что для одного ребёнка нужны 4 руки. Для двоих детей нужны по меньшей мере 16.]

М. заботится о «душах» (поёт песни, разговаривает). Я же – о «телах».

 

1

Аня кушает деликатно. Медленно. Александр держит головку.

Кормление по 40 мин., 20 у каждой груди. Ничего не успеваю, постоянно что-то делаю, чтобы не спать. Может быть, потому, что мало сплю, ощущение, что всё происходит во сне.

Когда Александр ест, голову втягивает в плечи, глаза испуганные, затравленные, ручками закрывается – будто сирота в детдоме, прикрывает свой кусочек, чтобы не отняли. Правда, черты лица немножко разгладились.

Улыбаются, гулят.

У Александра животик болит. «Трёхмесячные колики»: пройдут к трём месяцам (надеемся).

Симпатичные, пухлые, ангелочки – это когда спят; но они хитрые: только скажешь: ну вот, заснули – сразу глаз открывают и подсматривают. Ну ладно бы глаз, но и рот к тому же…

Первая работа (на дому): форматирование русских сценариев.

О маленьком счастье. Деткам – 200 мл молока. Маме – на полчаса сбежать. Пойти в душ, в туалет, даже – помыть пол, посуду. Научилась спать по 3 часа частями. Есть самой, кормя двоих, и при этом читать газету.

Картинка: у каждого из нас дети на руках; я держу хлеб – М. намазывает масло.

 

2

Пару раз проспали ночь; случайность. В первый раз пели.

(из письма) Когда М. нет и они кричат, я научилась их носить двоих на руках – 5,5 + 4,5 кг – и танцевать танго, держа одной рукой попы и другой головы; а вчера удалось в таком положении налить стакан воды и попить! Рассказала об этом другу дома – и услышала: «Ну, теперь можно в цирке выступать». Теперь подвигами больше не хвалюсь.

Александр вырос из первых ползунков.

Первый фейерверк (соседи в садике).

Я в первый раз вышла одна, на выставку (Уорхол). Самое большое впечатление: огромное количество детей: в автосиденьях, колясках, платках; а один полз за родителями (по ковру) всю выставку!

(из письма) Шурик научился «разговаривать». Когда я сообщила одному нашему знакомому, он принял всерьёз, решительно отрицал: «Не может быть!» Ну, понятно, он на своём языке «разговаривает»: гулит. Видит, как я рот раскрываю и звуки раздаются, – подражает.

Она любит смотреть на новые предметы, он – слушать.

Оба научились попадать ручкой по висящим игрушкам – оба больше левой рукой.

У налогового советника – тоже близнецы. «Самый неприятный возраст – от года до полутора: думают, что всё могут, а не могут ничего», «Конкуренция – скоро проходит».

Слежу, чтобы были сыты, чисты, здоровы, – М. играет с ними.

 

3

Из русской книжки: 2 раза в день мыть пол с мылом, вытереть, дезинфицировать с хлором (также и дверные ручки, тапочки). Требовать от посетителей, чтоб мыли лицо (!..).

Александр выговаривает свое имя (Алек) и четко произносит «ррр». Начал с того, что научился произносить «р-р-р»!

В 3 (полных) месяца Аня усвоила (понимает) слово «лампа». «Где лампа?» – смотрит. «Лампу выключили!» – смотрит, проверяет.

Аня в больнице, со мной и Алеком. Анкета с вопросом о языковых знаниях; М. написал для хохмы: русский и английский; пришла сестричка, посмотрела на трёхмесячную малышку «иностранку» и жалобно спросила, знает ли та хоть несколько немецких слов…

 

4

В свой «малый день рождения» первый раз проспали всю ночь.

В первый раз ели морковное пюре. Яблочное, овощное пюре, каша с бананом… Аня всего этого не ест. Диатез.

Александр развеселился, нарочно засовывал рукавички в рот; на сердитое «нельзя!» – смеялся.

Ползают: Александр змеёй, Аня попу поднимает и отталкивается.

Дала пустышку Ане – обнаружила у Александра.

Дети, к сожалению, всё ещё не спят ночь напролёт, и трудно предугадать, когда проснутся. Александр просыпается то в 2, то в 3, то в 5, то в 6. Анечка выдерживает до 7. Это значит, 2 раза ночью я встаю по крику. Временами возятся молча. Трудно выспаться. Но если действительно устанешь, то спится.

М.: Аня поняла связь между выключателем и лампой. Сама включает свет: кулачком стукнула по выключателю, чтоб лампу включить.

 

5

Александр сдвинул «занавеску» [между кроватками], смотрит.

Александр ползает задом наперёд: явно хочет двигаться вперёд – а ползётся назад.

Аня, лёжа в кроватке рядом с одеяльцем, засунула под него голову и изобразила страх; залезла в наволочку (та без пуговиц) и «боится». Аня – обольстительница. Хочет быть как взрослые: вырывает стакан, пьёт, ест с закрытым ртом, даже для ложки не открывает. Рассматривала – поняла, что взрослые сами держат ложку, хочет тоже сама.

Александр встаёт на четвереньки. Стоит на четвереньках, раскачивается, будто готовится прыгать. «Стоит» (висит), опираясь на решётку кроватки.

Интерес к пылесосу. Но когда он включён – пугаются, ревут.

Аня быстро выдёргивает у Алека изо рта пустышку, смеётся, засовывает себе в рот. Алек куксится, надувается, ревёт. Отнимать не отваживается: он не такой быстрый.

 

6

Первый зуб у Ани.

У Александра 2 зуба.

В первый раз пили из учебной чашки.

Александр сидит (с опорой на руку).

Выдёргивают пустышку друг у друга.

Александр сам держит бутылочку. Встаёт в кроватке.

 

7

Актёрство Ани: увидела М. – опустила голову, осторожно стукнулась о пол, заревела. Александр почти выключил компьютер.

Александр просыпается ночью.

Родительский афоризм: уход за малышом занимает 48 часов в сутки.

Александр, проснувшись, встал в кровати, смотря в Анину сторону, «говорил» с Аней. В первый раз открыл дверь.

Оба боятся пылесоса – и передвигают его, Александр может и в одиночку.

Боятся китайской самопередвигающейся (механической) уточки.

Залезли в ведро с памперсами – на «нельзя» она плачет и пугается, он смеётся; через некоторое время снова там.

Александр впервые стоял без поддержки.

Александр открыл видеопроигрыватель, нажимал кнопки. Залезает на лестницу (для «полатей» – Hochbett).

(из письма) Уже, кажется, всё убрали из комнаты – но нет пределов бэбиной фантазии. Всегда можно заползти под низкий комод так, что не вытащить. А у Ани любимое развлечение – охота за братовой пустышкой: подкрадывается и выдёргивает изо рта; и хохочет, слушая жуткий рёв.

Аня прыгает макакой или лягушкой.

Александр научился нажимать на резиновую лягушку так, что она пищит.

 

8

Борьба за справедливость: Александр отнял украденную пустышку, подумал – и отдал.

Александру нравится тень. Открывает двери. Разгадывает, как заставить ехать уточку и играть – гитару. Аня – хвостик; пользуется открытиями и отнимает найденное.

Ходят за картонной коробкой. Александр недолго стоит без поддержки.

Едят на высоких стульчиках.

Александр ест яблоко, занят тенью, «работает» на клавиатуре компьютера.

Первая учебная зубная щётка.

В первый раз в гостях на дне рождения. Что поражает: дети ревностно следят за своей собственностью. Посадила Александра на лошадку – сразу слышу: «Это моя лошадка!» Дала попить, слышу: «А это бутылочка Ф.?» «Да нет, – говорю, – наша, просто на вашу похожа». Слово «наша» непонятно, девочка переспросила меня: «Это его [Александра] бутылочка?» И взрослые туда же. Дамочка говорит ребёнку: «Это мой стакан!» Так и осталось в памяти: все охраняют свою собственность. Так взяли бы в руки и носили бы с собой…

 

9

М. чихает, пылесос шумит – Александр плачет. Аня больше изображает рыдания.

В первый раз одни, точнее, без нас: с ними сидит Керстин (мы на концерте – «Клезматикс»).

Через неделю: ходили слушать Патти Смит, с детьми сидели Алехандро с Алином (мужчины! не стали изощряться, развлекая детей дома, – вынесли на прогулку).

Александр – 2 шага по собственной инициативе.

 

10

Алек научился свистеть.

Аня снимает носочки, свои и его. Хитрая: делает вид, что спит, – когда ухожу, садится и смеётся. Если нашалила и видит нас, пугается, пытается бежать. Как будто запрограммирована нарушать запреты. И ожидает, что застигнут.

Истерика Александра, когда стиральная машина работает.

Аня ходит (Александр ходит много).

(из письма) Клопыши начинают ходить. Знакомые пугают: «Теперь побегут в разные стороны», «Пожалеешь, что ходить учила» и т. п.

Аня говорит слоги типа «бавава», «мапата». Она живее, реакция лучше, отнимает всё, что брат в руки возьмёт.

Оба играют вместе: прячутся под простынку друг от друга и смеются.

(из письма) Аня болтает слоги типа «да-та-па-ва-ва», иногда интонации осмысленные, но что значит сие – кто знает? Говорят, у них выработается свой особый язык, так что будут исключительно меж собой общаться… Аня флиртует по-страшному. […] Многие встречные мне высказывают восхищение – но и соболезнования; особенно близнецовые матери сострадают: говорят, все воспоминания – как пеленали с утра до ночи, пеленали, пеленали… Так оно и есть. Потная работа: кормлю, пеленаю, уношу от опасных предметов. Вопросы интересуют типа: когда сажать на горшок. […] Здесь на горшок сажают поздно, и в 3 года считается не зазорно в памперсах бегать: говорят, дети научаются контролировать деятельность кишечника и т. п. к 4 годам, так что усаживать до того времени = наносить чаду травму… Очень все демократичны, всё идёт так, как дитя пожелает, – пустышку сосут чуть не до школы, бывает, 6-летние орлы в войнушку играют с дудульками…

(из письма) С утра сидят они двое в высоких стульчиках, один вылезает, норовит на стол забраться, другая молоко разливает, плюётся им (не любит есть), намеренно чихает, делает вид, что спит, и т. д.

Александр, глядя на Аню, двигает губами, как рыба. Говорит «баба», иногда – «мама».

 

11

(из письма) По сравнению с теперешним временем прошлое кажется одним сплошным кошмаром. Теперь уже можно выспаться (если уметь спать кусочками, от рёва до рёва: потому что всё равно просыпаются ночью); можно позволить себе душ, можно почитать газету, пока они заняты собой (друг другом: играют в прятки, бродят по комнате и исследуют всё, закладывают игрушки в горшок, нажимают кнопки телефона и т. п.). С другой стороны, стало больше опасностей: Аня обмотала горло шнуром от спального мешка, поползла прочь, мешок зацепился… (Она будто специализируется на самоудушениях: даже на прогулке умудрилась, сидя в коляске, нацепить на шею лямку х/б мешка с бутылками, который я положила в колясочную сетку. Хотя, что ж я: она и другое пробует, вчера вывалилась из высокого стульчика, они теперь оба в нём встают.) […] Запретить что-либо не удаётся: ещё в грудном возрасте Александр смеялся слову «нельзя», теперь мои «фу» и «бяка» вызывают бурный восторг и провоцируются: малыши уже понимают, что плохо, и специально делают запретное, чтобы услышать вожделенные слова. […] Ну, это всё следствие их парности. Один ребёнок, как становится понятно, – парадиз, каникулы.

Первая дальняя поездка.

(из письма) Катались на пароме, видели игрушечный Меерсбург «в швейцарском духе» – с картинами на домах, фахверком, двумя дворцами и замком; были на Боденском озере в Констанце, залезли на крутущую гору с крепостью, наконец, наблюдали парад антикварных авто на деревенском празднике (праздник-то деревенский, а экземпляры вполне музейные – роллс-ройс начала 1916 года, один из 9 в его серии, фордик 1912 года, с керосиновыми лампами, грушей, ручкой вместо ключа, в форме кареты; и всё кряхтит, крякает, чихает – и двигается!). Ну, и пейзажи – с любой кочки можно фотографировать для настенного календаря. Правда, погода испортилась, и мелкие засопливились. Зато какой прилив сил! Как будто наконец новая (т. е. старая, нормальная) жизнь проклюнулась. Уже второй день ныть не хочется. Несмотря на унылую пору, осенний мелкий дождичек и зимний холод…

 

1 год

Олину с Инес гусеницу Аня сразу же разобрала, над деревянным «сыром», в котором бегает палочка-«мышка» с верёвочкой-хвостиком, очень смеялся Александр.

Аня сама надела курточку – правда, неправильно.

(из письма) Ничего особенного мы к юбилею не делали, просто кормили необычным и подарили кое-что такое, что отпрыскам нашим до сих пор нравится: куклу, которая начинает хохотать, когда её щекочешь, и велосипедик. Он вообще-то для детей с двух лет, но с ручкой, т. е. можно и наших уже сейчас сажать и катать; они, правда, в таком восхищении, что… этого нам не позволяют делать: Александр садится в седло, а Аня сама его катает. Ане и всегда нравилось что-то толкать (коляску, коробки) больше, чем ездить, а теперь ещё добавился некий травматизировавший эпизод: в магазине М. слишком лихо сделал поворот на таком же велосипедике, Аня упала и в кровь расшибла губку. […] Они у нас бегают, но не говорят. И не скоро начнут, мы к этому готовы. Такой опыт у всех родителей двуязычных детей. Об этом нам многие говорили, да и в книжках о том же пишут. Есть американская статья о том, что такие дети сначала отстают (в языке), но к школьному возрасту обгоняют ровесников, особенно в абстрактном мышлении: они думают понятиями, стоящими за разными словами, которые им приходится использовать для одного и того же предмета. Ну, посмотрим. Пока же наши произносят разнообразные звуки с выразительными интонациями, как будто и в самом деле высказываются о чём-то. Интонации добавились месяц назад (у Ани раньше, у Александра позже), звуки же были давным-давно: Александр начал с того, что научился произносить «р-р-р» (я поразилась). «Папа» говорить отказываются, «мама» получается само, когда ревут. Не хочется думать, что Анино первое слово «кака», хотя она это говорит почти всегда вовремя (покакав), правда, «ка» может значить и «кататься» (на ноге).

(из письма) Все наши новости связаны со «сладкой парочкой» (немцы, как увидят их в коляске, сразу начинают: «Зюс, зюс», сладкие, то есть). Они играют вместе: в прятки, с простынкой, или «пукают» губами» друг перед дружкой и смеются, или отправляются на «разведку боем». Особенную любовь питают к опасным или грязным объектам: Александр обожает открывать мусорное ведро – не оттащишь; оба сидят то и дело в коробке с макулатурой, рвутся с воплями в туалет, стучать по крышке унитаза, включают и выключают компьютер, тянут со стола всё, что плохо лежит… Чтобы спастись от этих «подвигов», ходим чаще гулять, и даже в темноте (теперь темнеет уже в половине пятого). Пытаемся их «развивать» (учим различать формы, цвета, песни поём и т. д.), но результатов пока не заметно. Как я жду, когда им будет 3 года! «Первый пубертат» (с 2 до 3) уже пройдёт, будут говорить – тогда-то и будет легче (наверное). Н. К. мне написала, что в 7 лет «выйдет полный дембель».

 

1 + 1

Александр залезает уже и в мойку.

Смотрели «Эвиту» – Аня поёт за Мадонной, фраза за фразой; в конце так же простёрла руки.

Александр смеётся, увидев, как карандаш рисует.

(из письма) … немцы, как увидят их, сразу: «Зюс, зюс»; если не это, так говорят: двойная работа (интересно, что говорили бы русские?). До смешного: стояла группа подростков этакого хулиганского настроя, пинали мешки с мусором, горланили, я боялась мимо идти; но решилась – один выдвинулся вперёд и орёт тоном следователя: «Близнецы?» Я говорю: «Да!» А он опять орёт, в ответ: «Зюс!» Ну, эти «зюс» и сами хулиганы растут, уже побили кучу посуды…

 

1 + 3

Забравшись на стол, мешали суп ложкой.

Аня – модница, носит шарфик. Пробует пить из взрослого стакана, чашки.

Алек играет на «струнах» сушилки для белья. Требует, чтобы я пила, потом пьёт сам (обжёгся).

Александр научился соединять кубики – Аня только разбирает, и то не всегда.

(из письма) Жизнь моя со временем не становится легче. С одной стороны, у нас установилось твёрдое расписание, с перерывами на отдых в «работе родителями». С другой стороны, у малышат развился вкус к путешествиям и разрушениям. Целыми днями снимаю их со стиральной машины, стола, письменного стола, с «полатей» (Hochbett) – и это несмотря на баррикаду: диван и 2 чемодана!

Аня впервые показала глазки, ротик, папу и маму. Узнаёт слова «пижама», «привидение».

Алек показал «глазки».

(из письма) У нас продолжается хоррор-жизнь (жизнь, полная ужасов. – Прим. ред.), только на новый лад. 2 мычащих, вопящих, сопящих разбойника, кажется, одновременно везде: один выключает компьютер, другой хихикает с «полатей» (как в Питере, деревянная полка с матрасом под потолком). Третий, пододвинув коробку, залез на стиральную машину и оттуда в мойку для посуды, четвёртый сидит на шкафу… (В глазах от них двоится, четверится и семерится.)

Ежедневная борьба с хаосом, «стоическое противостояние абсурду»… Есть всё же надежды, что «хаос» – стихия: пройдёт.

 

1 + 4

Надевают мою обувь, шарфики.

«Подметают», «вытирают пыль», выбрасывают остатки еды.

Александр залезает в кроватку (и Аня за ним), вылезает через «выход» – и снова через верх!

(из письма) Появляется свободное время (к сожалению, разве ночью, как сейчас) – и большое желание выходить в люди и работать. Хотя бы писать. Очень трудно, как оказалось, быть без перерыва только мамой и домохозяйкой. Целыми днями плита, посуда, закупки, уборка, стирка; кормление, прогулки, туалет и т. д. Тем более что малыши, при том что с характерами, вполне несознательные, как зверята. И звуки издают «зверские»: за Алеком в основном нытьё, за Аней – победная труба. Или имитация человеческой речи, но без узнаваемых слов (у нее всё «кака»: трактор, каша, покакала, кататься, ку-ку, коровка…).

На днях сделала открытие: Аня понимает уже очень много слов. Я с ними говорю – и вот мне показалось, что она разумно реагирует. Начала проверять, попросила принести носочки, тапочки, дать чашку, показать глазки, носик, ушки – всё делает правильно! Я спросила, где корова в книжке, где Миша большой и маленький, – она всё нашла и показала. Вот это был восторг! Не знаю, как мы пропустили момент, когда она начала воспринимать слова, и вот оказалось, что она уже сама собой много слов выучила, т. е. понимает больше, чем мы думали. С Александром не так. Он физически более развит, а до книжек и слов ему дела нет. И ещё, что печально, большой индивидуалист: Аня сидит на велосипеде – он её сталкивает и залезает сам. Она в этом отношении золото: почти не плачет, послушно уходит, пристраивается на багажнике…

Александр показывает части лица, правда, дурит (все время трогает нос и суёт пальцы в рот); бежит к покрывальцу, когда спрашиваю, где привидение. «гра» = кря? «Дай!» Тренируется в «мачо»-звуках.

Аня: baby, Daddy (о М. на фото), Александр: «Дай!» Понимает, когда говорю: «Дай чашку».

 

1 + 5

Играют с компьютером; впадают в ярость, если уношу.

Александр включает-выключает плиту, стиральную машину, разогреватель бутылочек.

Во время прогулки без страха бегут к лежащим на траве.

Детям на 1,5 года (тоже юбилей) купили-таки подарки, и неожиданно много, больше, чем планировали: М. настоял на кеглях и дудочке, я на наборе для песочницы и кукольной коляске (из-за этой коляски они в первый раз подрались и до сих пор дерутся и возят её день и ночь со страшным грохотом по комнате…).

Авторы русских книжек советуют приучать к горшку с 8 месяцев, чтобы к году ребёнок просился сам. Не отважилась… Горшок – проблема. Я решила начать с Ани, сажаю её, показываю, как кукла писает, лью воду, опускаю Анину руку в чашку с водой. Никакого результата: она сидит, говорит «псс», поднимается, смотрит, не появилась ли вода в горшке, кажется, сама разочарована; понимает, какой должен быть результат, но не понимает, как его добиться…

Дети теперь говорят слово «нэ», означает «нос» (н – единственный звук, общий для всех языков).

 

1 + 6

3 месяца – переезд (только этим и заняты…). Аня начала говорить по-английски (слова короткие): мальчик, девочка, ботинки, ванна и… «дерьмо!» (shit!) – теперь М. старается не ругаться.

Аня рассматривает книжки. Александра интересуют только еда и техника (но когда она работает, он ревёт).

 

1 + 7

Александр ест двумя руками. Наливает сок из упаковки, пьёт, завинчивает. На карнавале культур ревёт: слишком громко, жарко, необычно. Лучшим удовольствием для них оказалось – бегать взад-вперёд по мостику на детской площадке.

Стоя на окне, открыли створку.

Аня. «Аpu» = Apple. Маако. Киска = собака. (После того, как увидела картинку, где кошка сидит, называет сидящих собак «киска».) Пупок и пуговка – пукока. Вода. Тихо!

Александр: ОК, bye-bye! кака.

 

1 + 8

Аня научилась прыгать.

Александр сам залез в коляску и пристегнулся. Сам вылез, открывал двери, держал, помогал тащить коляску, закрыл двери.

Аня сердито на М.-во «milk»: «Маако»! Почти кулачком по столу стукнула. (А со мной спорила о «чае»: «Tea!»)

(из письма) Пупсы – писала я или нет? – осваивают «великий и могучий». А также и прочие (не столь великие;) наречия – даже и с бо́льшим любопытством и успехом (слова короче). Девица знает с дюжину басурманских слов и меня «поправляет», ещё и возмущается, когда у любимой еды обнаруживается русское название. Молодой человек не столь преуспел, его словарный запас ограничивается минимумом: дай, кака, о’кей, бай-бай, ещё говорит иногда слово «тихо» (призыв? непонятно). Похоже на прожиточный минимум, и никакой тебе игры; серьёзный товарищ; говорят, мужской пол всегда в языке отстаёт.

В России. Первый раз в самолёте (на кораблике к этому времени уже катались). Александр, при посадке было заснувший, проснулся в незнакомом месте, в тесноте, и впал в истерику…

(из письма) В России освоились сразу, всех покорили, но и напугали подвижностью и неисчерпаемостью энергии хулиганского порядка. Оттого родители отказались взять огонь на себя (папа сказался неотпускным, мама больной) – и сорвалась дальняя поездка; правда, в конце удалось вырваться в Кострому – Ипатьевский, музей деревянного зодчества…

 

1 + 9

Хитрая Аня научилась обманывать. Увидев, что беру на руки Александра, тоже просится. Объясняю: у него бо-бо. Тогда Аня кривится и кричит: «Бо-бо!» Спрашиваю: «Где?» – держится за животик.

На площадке: ходят по брёвнам, ползают по сетке.

 

1 + 10

Александр на просьбу сесть на горшок: «Nein, нельзя, nicht, no!»

Александр (по собственному желанию) выливает из горшка. Не только сам открывает – отпирает дверь. Аня сама завела механического кролика.

Ходят по брёвнам, передвигаются по сетке.

Вот неполный перечень подвигов за полдня сегодня: разрисованы белые стены, выпита микстура от кашля, вылиты или выпиты капли от насморка, разбита губа, на позвоночнике появилась ссадина, найдена пила…

Александра уже сейчас начинают обижать (кидают песком, толкают); думаю, как действовать.

(из письма) Что-то у нас необычное происходит. Вчера М. позвал меня смотреть, как Аня «читает». И в самом деле: он написал «baby», спросил, что это, – сказала, написал «mama», спросил, что, – ответила правильно. (Между прочим, следствие привыкания к горшку: пока сидят, М. их часто развлекает, рисуя слова, – я-то просто показываю картинки.) Я понимаю, что она, как собачка, очертания запоминает и связывает со словами, но всё равно странно.

М. писал на маленькой доске слова и учил им Аню – она начала опознавать их. Слова с одной и той же буквой в начале не различает.

Аня начала узнавать отдельные буквы, но называет их словом (по словам, которые с них начинаются): T – tiger, P – papa. Слово dog Аня всегда читает «собака». Странно, что использует русское слово: знакомых русских собак – нет, только американские! И ведь имя Daisy научилась читать одним из первых.

(из письма) Аня повторяет много слов, использует сознательно. Александр же отстаёт: говорит разве только «мама», «бай-бай» и «бади», что значит «молодец!» (И тут горшок! «Бади» – когда в горшке что-то есть и можно идти мыть.)

Александр в самолёте вылил йогурт на себя, на сиденье, на соседку, сломал лампу в туалете, залез под сиденье и застрял – поцарапался так, что могут подумать, мы его сечём (порем)…

 

1 + 11

«тапа» (тапка) – Аня.

(Вернулись из Америки.) Строго говоря, первую фразу сказал «неговорящий» Александр: «All gone!»

Детсад на 1–1,5 часа.

 

2 года

Не хотели уходить из детсада!

В садике остаются до 14:00, со сном.

(из письма) Близнецы – особая история. Они одновременно ничего не могут (при этом одновременно всего хотят), к тому же у них разные желания и темпераменты.

Остаются в саду до 15:00.

ТВ пока на полу – стал игрушкой. Видеоплеер сломан, в мастерской отказались чинить; кстати, нашли в нём (!) 2 шнурка, меню из кафе, пластиковую деталь непонятно от чего.

 

2 + 1

(из письма) О технике замечу: растёт племя младое… Александр уже сейчас наломал из техники дров едва ли не больше, чем вы вместе взятые (понятно, пока в доступных ему масштабах). Из последних подвигов – переносная телефонная трубка, 2 видеомагнитофона и телевизор…

«сопа» (сопли) – Аня.

(из письма) Я это уже в разных версиях слышала: она – «американский» ребёнок, а он – «русский». Как я понимаю, дело в том, что Аня всегда беспечно улыбается, а у Александра всегда романтическое / трагическое / озабоченное / полное тревоги и т. п. выражение лица – оно-то, как я понимаю (я, ошеломлённая, не расспрашивала), и воспринимается как «русское».

Аня смотрит на картинку: мышь выглядывает из унитаза; на предыдущей картинке: сидит на рулоне туалетной бумаги. На моё объяснение: мышь свалилась в горшок – морщится и заявляет: «It’s icky!»

Одарила нас ещё одним осмысленным высказыванием: проснувшись после дневного сна, просится на «детскую ферму»: «Туда! – показывает на окно, т. е. на улицу. – Horse! Papi’s shoes on!»

Готовимся к Рождеству, купили огни на окна (сетка из разноцветных лампочек, шар поющий переливающийся, дед Мороз, падающая звезда, северный олень) – теперь невозможно задёрнуть шторы: парочка сидит на батарее, созерцает, трогает, включает-выключает.

Любовь к рождественским огням у них – чуть не с рождения. Год назад они, лёжа на диване, не отрываясь смотрели на ёлочку в разноцветных лампочках и игрушках.

На Рождество у детей всегда полно впечатлений: разноцветное сияние в окнах, рождественские сцены с двигающимися куклами в витринах, американские горки (в Германии их называют… русскими), карусели и прочие аттракционы, рождественский базар с киосками: щелкунчики, нежно звенящие стеклянные сосульки, керамические домики со свечками внутри, каркающие ведьмы на пружинках (и глаза у них горят)… и лакомства: детский глювайн (глинтвейн. – Прим. ред.) и горячие сосиски, засахаренный миндаль, яблоки в глазури, маленькие пончики из творога… Конечно, дети пока не всё могут оценить…

 

2 + 2

(из письма) В этом году у нас Рождество печальное. Дети подхватили заразу в детском саду. Перед множеством болезней выстояли, не заразились (детсад периодически вывешивал объявления: коклюш, скарлатина, ветрянка), – и заболели буквально в последний день перед каникулами, в пятницу. И как заболели! Пришлось везти сначала одного, потом другого в детскую спасательную службу при университетской клинике. У Ани ангина, у Александра воспаление лёгких (а врач заподозрила поначалу вообще менингит!). Мы решили, что лучше оставим дома (Александр очень плакал от страха перед врачами и больничной обстановкой), и теперь боимся каждую секунду, что возникнут осложнения. Сегодня первый день Александру получше, смог даже встать с постели и пьёт (а до того отказывался и пить, и есть).

(из письма) Аня у нас беспроблемная (тьфу-тьфу-тьфу), а с Александром одни заботы и страхи. Всё ломает, постоянно в шишках и – не говорит (Аня давно болтает). У него «слово месяца», которое он мычит несколько недель подряд, потом оно вытесняется другим словом (из простейших: «дай», «о’кей» и т. п.)…

(из письма) Близнята, как выяснилось, «тащатся» от джаза: визжат, хлопают в ладоши, пляшут и т. д.

Аня использует одни слова для М., другие – для меня (tea и чай).

Мультфильмы о Даффи Даке, «Ёжик в тумане» и др.

 

2 + 3

Александр, видя, как Аня «читает», начал «учить» буквы: водит моим пальцем, требует, чтоб я их называла (сам, правда, не повторяет). «Учит» и слова: показывает моим пальцем на картинку: называй! некоторые слова выслушивает по два раза. Но не повторяет! Интересно, что картинки – выбирает: только те, на которых знакомые вещи / звери.

«Т» у Ани «тигр» и т. п.

Алековы проблемы на фоне его детсадовского одиночества. Аню все знают, меня дети называют «Аня мама» (Анина мама). Алек же как-то остаётся один. Потому что Аня всегда улыбается? не комплексует? Алек же – часто серьёзен? Из-за языка?

4 девочки прощались с Аней, Алек с широкой улыбкой бросился к ним, тоже прощаться, – посмотрели с недоумением.

Сердится, если с Аней читают.

Голубая коробочка – Алекова собственность; плачет, когда даю другим, на прогулке держит в руках, хоть и не ест, – впрочем, может и отдать кому-нибудь добровольно. Отнимает что-то у Ани, когда завидует вниманию к ней. Или если что-то очень сильно хочет…

 

2 + 4

Анино «хапаляпа» – наконец сообразил М. – helicopter. Выговаривается бодро, быстро, без запинок, без тени неуверенности в себе. Что интересно, повторяется «без ошибок» (в том же виде) каждый раз, когда Аня видит картинку.

Аня. Лишь бы что-то сказать: «мламламла» = Wassermelone.

Анино «малилапа» = маленькая лампа.

Должна всегда оставаться невозмутимой, никогда не выходить из себя. Это должно быть принципом: не запрещать – отвлекать, играя. Не можем – наши проблемы, не детские. И, конечно, не кричать, не давить интонациями, не критиковать свысока (даже и в шутку). Если попробовать взглянуть их глазами: я плохой, мной недовольны, меня не любят, я плохой… – это становится лейтмотивом самосознания. (Вот Аней восхищаются, она в книжку смотрит, что-то говорит – и мама так же говорит, Аня что-то умеет такое, чего я не могу…) И вот он всегда серьёзен, смотрит отстранённо, диковато, даже не кричит – рычит, как зверёк, глаза опустевшие, лицо глупеет; у Ани книжку вырывает, выбрасывает, а Аню бьёт. А кто в ответе? Мы.

(из письма) Пожалуюсь под занавес: воспитательница в детсаду отказывается переводить Александра на горшок (хотя мы ей говорим: дома он лучше Ани, забыли, когда и писался): он, видите ли, не желает сообщать, что надо «пипи». (Ребёнок гордый, перфекционист: понял, что не может пока так хорошо говорить, как сестра, – и перестал разговаривать. Да и что требовать пипи, когда в дайперс (памперс. – Прим. ред.) и так пипи можно, соображает ведь дитя.) Дома-то он просто идёт на горшок, а в детсаду разбежишься – ан дверь мешает, ручка высоко.

Александр без дайперса в первый раз (в саду).

Аня опять учит Александра говорить: «Сухалек! Не! Сухалек!»

Александр мычит и показывает пальцем, что нужно. Самостоятельный, любит помогать: «моет» пол / посуду, «подметает», «готовит» суп: «мешает ложкой» (на самом деле, конечно, просто мешает…).

(из письма) Когда я рассказываю о наших буднях (как мою пол, а они видят: лошадка! и вот залезли на спину, дальше мою со сладкой парочкой на борту; или как готовлю – а сзади висит тяжёлый Александр, под 15 кг, причём на шее висит! у повара-удавленника…), – так вот, когда рассказываю, народ помладше смеётся, а у тех, кто постарше, глаза округляются, и сразу: «Ужас! Ужас!» Ну, ужас не ужас, а устаём – больше всего от постоянных драк и соответственно воплей и воя. При этом они очень привязаны друг к другу, умеют делиться, хорошо играют вместе…

Аня: loon, lady bug, сухалек (и Александра учит). «Аннекит» – Anja Kind? Aniseed? Annie get? Аня кекс? «Секс» – socks, Keks, киса? «Komm, Schatzi», «Komm hier».

Александр: «акиа соку» (открыть соку). «Mа-ки» – my kid / маленький?

«Яга» (ягоды) – Аня.

Алек повторяет loon как «муть».

Первый «реалистичный» рисунок Алека: солнышко. Желтый круг хаотически перечёркнут, но есть и отходящие от него «лучики».

 

2 + 5

В детсад – после ветрянки.

Аня: сипет / лесепет, шапа.

Алековы: my, It’s heiß, mehr, more, tschüs, «би-би» (пи-пи), bye-bye, ав-ав, «каса» (каша), «миса» (Миша, то есть мишка), «ещё», «деда», «ОК», «папут», «матщ» (мяч), «акыта» (открыто), «маака» (молока), «пити» (пить) – «пити сока», «мить» (мыть), «пит» (спит). М. называет мамой, себя Аней.

Сегодня на провокационный вопрос: «Это мама?» (я показываю на Аню) – согласился! О папе: «мама». Расширение смысла (все «девочки»? оба родителя?)? Впрочем, после напоминания как будто спохватился (жест как у забывших), исправился.

Смешное: Александр выучил женский вариант глагола, я поправляла – Аня начала учить мужской…

Аня: myself – сама. Путает с yourself.

Аня уже сама поправляется – говорит точнее, услышав, что взрослые слово произносят иначе. Правильное «гулять»; «питиса», более похожее на оригинал – птицу. Даже жалко. А надо бы, вообще-то, ошибки поправлять.

Deine – дай у Ани. Анино Teddy-Dog (Teddy-Bär и Daisy Dog в одном лице).

«Карлсон», «Шрек», «Летающий лев», «Винни-Пух», пока мы монтируем акустику.

Последняя неделя перед «сменой месяца» (перед маленьким юбилеем): они дома. Продвинулся ли за это время язык? Да, хоть и не очень ощутимо. В начале недели Алек неохотно повторял, в конце – чаще соглашался повторять слова, снова начались сидения над книжкой, рассматривания, называние знакомых слов по-русски (немецкий оттеснён?). Пожалуй, прогресс всё же есть: интерес к языку вырос, готовность учить тоже. Повторяет-называет старательно, охотно. Хотя по-прежнему смущается, когда слово трудное (но тем больше радуется похвалам-успехам), и по-прежднему отказывается называть вещи, если слово длинное… Когда пошли в садик, вроде ничего не изменилось: жизнь стабилизировалась – языковой прогресс закрепился на определённом уровне?

Кажется, прорывы – каждый раз перед большим или «малым» днями рождения – т. е. в конце месяца.

 

2 + 6

Иногда Александр сразу же выучивает новое слово. Так было с all gone (после Америки). Недавно та же история – со словом «капут» (смысл расширен: по-моему, под «капут» часто понимает «здесь что-то не так», т. е., что-то может случиться, или: ничего не сломано, просто работает неправильно). Пользуется им весьма активно. Я это назвала «словом месяца», думала, что это у Алека такой объём памяти: вмещает пару слов, при большем количестве память засоряется. А потом обратила внимание, КАК малыш некоторые слова усваивает: когда он услышал «капут», как бы вздрогнул. И сразу начал твердить на все лады. Сразу принял слово – как если бы оно что-то вдруг объяснило в мире. Такое озарение, insight, так сказать. «Песок» – тоже сразу и навсегда. Одно из «озарений», из слов, которые ему что-то «открыли» в жизни…

Досадно, что Алек даже любимое слово произносит с ошибкой: paput (влияет слово папа? Аня «по папе» называет «папалони» – тортеллони). Трёхсложные слова повторять отказывается: «Nein!» Зубные всё ещё заменяет губными: «бада» – вода.

У Ани тоже есть странное словоупотребление. Путает зебру и тигра (его называет больше по-английски), крокодила и попугая (последнего ей назвать легче на немецкий лад).

Мармеладом Аня называет, кажется, всё хорошее. Необычно звучащие слова: бумага – «бамаха», она же «бубака» и «мася» (впрочем, это уже скорее бумажка). Множество слов без суффиксов («реконструирует» формы, ср. бумажка – бумага): «картоха» / «картоша», «моркоха», «петруха», «подуха», «лягуха», «коляся», «шапа» / «шап» (ещё и английское влияние: cap).

«Сосика» (сосиска), «сумака» (сумочка). И «кофа» (кофта). Или это она пытается избежать труднопроизносимого стечения согласных? (Не говорит же о трусиках «туси» – они «тусика»…) Трудно говорить 2 согласных рядом в слове книга – отсюда «кига», «киза». Оттого же «ёзика» (ложка). Или «писица» (птица). «Японизмы» «сухалека» (сухарик), «каласа» (пуговица в форме карандаша). Перед длинными словами нет страха; в состоянии выговаривать слова длиной до 3 слогов. Но четырёхсложные слова склонна сокращать: «лесепет» (велосипед). А слово пуговица – даже ещё короче: «пуга». С другой стороны, говорит же «хапаляпа» (helicopter) и всё то же «сухалека». Все «неправильности» – объяснимы и как бы более соответствуют возрасту, чем у Алека?

Одинаковые трудности:

– путают свои имена (особенно Александр: называет себя Аня). Впрочем, Алек – особый случай: он, похоже, выбрал такой вариант, чтобы что-то говорить, а не молчать.

– Не выговаривают ч,

– с ж – нет слов,

– неотчётливо говорят ш, щ, р, л в конце и начале слов, в.

– Обоим трудно выговаривать разные согласные (даже разделённые гласными) в ряд. Кажется, Алек больше уподобляет их («папут») – Аня переставляет: «тефалон» (телефон). «Бабалян» (барабан) – переставляет слоги и не выговаривает л. А в «целюлю» (целую) – заменяет «йот» на «л»…

Аня: «моркоха – не!» (не буду есть морковь), «носок – не!» (не буду надевать носки).

Анины фразы и выражения: «I need a fork!» «Закрой глазки»: у меня болела голова – я сидела с закрытыми глазами, Аня подошла и высказалась, вспомнив мою вечернюю просьбу. «Мама сидит». «Но коготь!» (не трогать). «Дугой сопа» (ещё есть сопли).

Анино «deine» – дай (а почему так?).

Составляю таблицу: «словарный запас».

В их возрасте они смотрели уже много мультфильмов и фильмов: «Шрек», «Карлсон», «Рони – дочь разбойника», «Даффи Дак» и «Микки Маус» (все по-английски), «Винни-Пух» (русский), «Maulwurf» (бессловесный)…

Алек не только называет себя Аниным именем, не только выучил «женский вариант» слова «сам» (говорит о себе «сама»). Он «не различает» (?) нас с М.! Во всяком случае, путает обозначения папа – мама. М. пришёл в детсад – Алек, увидев отца, радостно заорал: «Мама!» Дело не в том, что со мной они проводят больше времени: чуть позже ребёнок меня назвал «папой». Пришлось объяснять, закреплять, но и после того путаница имела место. В детском саду и на площадке многие называют «мама» чужих мам (не уточняя, чья), но у нас всё как-то радикальнее.

«Мама Лотта», «мама». Алек улыбается Еве, маме Лотты (она сама всегда с улыбкой на лице, часто смеётся), хочет, чтобы она его катала на качелях из шин. Она же занята своим ребёнком, а может, не хочет тратить силы на чужого, вот и «не замечает», что тот сидит на качелях и просит катать. Алек тускнеет… Вечером на вопрос: «Где мама?» – указывает на М.

Днём позже. Дамский угодник: теперь пытается подружиться с женщиной из Spielmobil. Улыбается ей, пакует вещи (довольно тяжелые носит в машину). За новыми игрушками идут вместе, держась за руку. Ласково дотрагивается до колена (брюки с карманом на молнии); каждый раз вместе с ней запрыгивает в машину… Но – уже не «мама».

Как будто выяснилась загадка слова «хайде» (ни мы не опознали, ни Дорит, воспитательница детсада; она спросила у Ани, что это, получила «ответ»: «Алек»). Я догадалась спросить у Ани правильно: «Где хайде?» – «Nach хайде» – и тут до меня дошло: «nach Hause», домой! Чуть позже пришло подтверждение: часов в 6 на детской площадке Александр забе́гал, подбежал к воротам, повторяя своё «хайде», иногда в вариации «хахайде». Спросила: «Домой хочешь?» – подумал, кивнул решительно: «Да!»

Ещё через неделю: «хахайде» – ещё и сухарик! (Или только сухарик? Сухарик дома, потому на вопрос, хочет ли домой, ответ положительный…)

«Аня читает». В 2,5 года Аня уже отличает свое имя от братниного (долгое время читала слово «Аnnie» как Alex). И вообще теперь различает неодинаковые слова с одной и той же буквой в начале.

Захотела увидеть написанным «шакан» (стакан) – М. написал «glass». В тот же день выучила, как пишется «dragon». Оба слова усвоила сразу же, может быть, потому, что написание и произношение совпадают; М. писал побуквенно, называя звуки. Главное событие этого дня: впервые потребовала, чтобы М. писал отдельные буквы (А). Впрочем, уже за неделю перед этим попробовала сама нарисовать «А» – в общем, вывела! С «уголком» справилась, лишь когда начала выводить «перекладину», палочка (доска – магнитная) соскользнула – получился ещё «уголок». Т. е. постепенно переходит к буквенному письму…

Узнаёт: baby, mama, Papa, Alex, Annie, Daisy, dog, apple, banana, grandma, train, tiger, horse, loon, quit. Cat и сap путает. Cat «читает» как «мяу!», dog – как «собака».

Алек, глядя на Аню, тоже захотел знакомиться с буквами. Но по-другому, в своём стиле: слушает молча, водит моим пальцем по буквам, услышав, кивает, переходит к другой букве; потом снова возвращается к уже названной – учит (или думает, что выучил; надо бы ему называть, так ведь легче…).

У меня такое впечатление, что ему мешает его самолюбие: не может перенести, что сестра что-то делает лучше него, – отсюда и поведение.

Может, не надо было предлагать 3 языка (почти) одновременно?

У нас разыгрываются порой абсурдные диалоги. Пример. Алек, рассматривая книжку, успешно повторил за мной слово (что, кстати, не часто случается: у него не всегда появляется желание рассматривать картинки и ещё реже – говорить, что на них). Я: «Алек, а у нас есть ещё утка?» Алек убегает в ванную искать. М. спрашивает его, что он там делает. Я объясняю: «Ich glaube, er sucht eine Ente!» М., проследив за действиями Алека, сообщает мне, что он уже нашёл искомое: «Schon gefunden!» – и кричит Алеку вдогонку английское слово: «Duck!»

Алеково «train auch» значит: другой.

М. говорит, Аня высказалась о соотношении языков: «Мама – маако, папа – milk». Языковое самосознание.

В последнюю неделю месяца я, наконец, начала требовать, чтоб Аня высказывалась полными предложениями. М. давно уже недоволен: по-английски назывные предложения-требования звучат особенно грубо – не хотел бы, чтоб к этому варианту привыкали. Мне же поначалу казалось, рано, невозможно ведь требовать, чтоб начинающий говорить ребёнок просил: «Пожалуйста, дай молока»: он ни выговорить, ни запомнить не то что высказывание – даже слово «пожалуйста» не сможет. Позже просто руки не доходили: всё внимание – отстающему Алеку. А недавно в песочнице услышала, как младший в их группе Ли-Рой по требованию мамы просит дать ему кекс, с «bitte» и называя адресат (кстати, в смешном варианте «мама-папа», хотя только мама в наличии, суть дела, однако, в том, что просьба оформлена как просьба воспитанного ребёнка). Вот и поняла: пора! Первые же попытки удались: Анино «пожалуйста» звучит без ошибок, и память её, как выяснилось, полную просьбу удерживает (хотя более длинные высказывания приходится всё же «репетировать» пару раз: повторяла за мной сначала по частям, затем целиком). Вот так и выяснилось: пока подтягивала Алека, Аня начала «отставать» – то есть сбавила её личный темп освоения языка.

Открытое М.: когда скатываются с горки вдвоём, считают оба по-немецки: ein, zwei, drei, vier, los!

Auch у Ани среди английских и русских слов всё ещё держится, несмотря на все попытки мои и М. исправить (каждый пытается в свою сторону).

Дети играли в игру: быстро открывали лицо и кричали. Я видоизменила «правила»: отрывая ладони от лица, произносила слово – и просила повторить и показать, где то, что этим словом обозначается. Тут и выяснилось, что Алек 1) похоже, не различает «попу» и «пол» (а заодно и «папу»), «стену» и «спину», т. е. плохо различает звуки? 2) моментально забывает (это когда я начала чередовать, чтобы проверить наблюдение: стена – пол – стена – пол…). Утешает, что слова из сферы «озарения» по-прежнему использует активно, вспоминает их самостоятельно, без подсказки.

«Интересное» и язык. Цирк моментально принёс новые слова: верблюд, слон. (Цирк передвижной, маленький, животных у них мало.) Но это Ане, опознаёт теперь этих зверяток даже на сложных картинках.

(Через пару недель: всё забыла, о слоне на картинке говорит horse. Картинка, правда, как раз из сложных: слон спереди, поднял хобот, узнать нелегко.)

Собственно, почему Аня называет лягушку по-русски «лягуха», а не frog? Может, потому, что английский вариант произносит как fack – М. смеется. (Flag тоже произносит как fack.) Есть и другие слова, означающие не то, что думают взрослые с их испорченным воображением…

Одно из первых слов было shit – М. обещал следить за своими эмоциями. И за мной она повторила: «Чёрт!»

Александр самолюбивый ребёнок, просто отказывается повторять слова, в которых больше двух слогов (исключение – машина): «Nein!» Нетерпелив и вспыльчив. Если что не получается – сразу в слёзы; или хуже – ломать неподдающийся, непослушный предмет.

Аня: «бегом» – сама, не учили. То и дело всплывающее, перемежающее прочее: haben. «Собака» – сразу и легко.

Аня перевела мне: «Label back – лейбл сзади».

 

2 + 7

Сидя рядом на горшках, с книжками в руках, то ли беседуют, то ли соревнуются: каждый называет картинки в своей книжке (Аня: «Чеепаха!» Алек: «Песок!» Аня: «Зеба!» Алек: «Масина!»).

Теперь Алек смешивает: пить! milk auch.

У Алека определяется стратегический вариант в обращении с языками, похоже, в худшем варианте: он пытается свести 3 языка к одному. Т. е. выбирает из трёх слов одно – выученное первым, самое простое (практически, выученное первым и есть почти всегда простейшее). Иначе говоря, называет молоко milk и отказывается использовать другие слова. Не сердится, не поправляет нас, как когда-то Аня, просто целеустремлённо и уверенно утверждает своё право говорить так, как ему заблагорассудится.

Аня тоже не всё хорошо слышит: трамвай (впервые, когда поехали, назвала) – «табай».

Разговор.

Аня: Тотолони!

Александр: Нони.

Аня: Нет! Тотолони!

Александр (старательно): Нони!

Аня: Нет! Тотолони!

Александр (смущённо улыбаясь): Толони!

Аня-учительница, видимо, решила, что это возможный компромиссный вариант: повторила.

Хапаляпа теперь уже «хакапа» (разговор с Гейл, М. пытался на расстоянии продемонстрировать, сколько слов Аня знает: показывали довольно толстенькую детскую книжку, Аня называла картинки). «Хакапу» произнесла тише и хотя и повторила, но явно неуверенно. Есть-таки, есть у неё комплексы! В последнее время я то и дело объясняла ей, что не всегда понимаю её, что она иногда путает слова, что должна говорить громче и чётче. Теперь смущённо улыбается, когда обнаруживает, что опять сказала что-то непонятное.

Аня по какой-то причине выделила в детской песенке строчку о падающем Лондонском мосте «London Bridge is falling down» – без конца повторяет её с изумлением и страхом, как будто речь о катастрофе века.

Рядом с детской площадкой на Gaudistraße стоит прицеп для транспортировки легковушек. Алек рассматривал его, собирался залезть на «рельсы»; одна за другой по улице проехало несколько машин, Алек их заметил, сказал, как всегда: «Масина! Есё масина… Есё масина!» Вдруг одна завернула парковаться рядом с прицепом. Алека это привело в такой ужас, что он завизжал и побежал от «проезжей части», не соображая куда. Полная неожиданность; М. обрадовало открытие, что страх быть задавленным (= инстинкт самосохранения) у ребёнка, оказывается, всё же есть.

Считают по-немецки: «Eins zwei vier sechs los!»

Странное. Заново открыли (отрыли в шкафчике «на вырост», куда убираю то, что не по возрасту) Alphabetpal, говорящую буквы и поющую песенки гусеницу. Понравилась музыка, особенно мелодия с алфавитом, потом нашли и песенку с ним. Когда в очередной раз нажимали на ножки и слушали буквы, Аня вдруг – в порыве любви к умной гусенице? – поцеловала её в макушку, и потом каждый раз целовала, когда гусеница букву называла, и Алек целовал.

Я принесла из шкафчика «никитинские квадраты» второй ступени сложности, попробовали – получается (чаще даже без нашей помощи, иногда с нашими подсказками)! Что удивительно, играли с удовольствием, особенно Алек очень старался – и смеялся от радости, когда получалось и хвалили.

Отоларинголог. Ничего не обнаружил.

Поездка в США. Результаты скромнее мечтаний. Нет, не заговорили «как из пулемёта». (Рассказ З.: сын, 2-язычный, с молдавским и русским, молчал до трёх лет; появилась цыганка, попросили её помочь; мать не верила в успех – сын заговорил! неправильно, но уже не молчал.) Но в целом всё соответствует ожиданиям. Выучили новые слова (особенно Аня). Алек начал повторять по собственной инициативе, не только по просьбе, делает это охотно (airplan); вспоминает больше слов. И не только английских. По-русски называет самолёт «малёт» (Аня теперь говорит правильное «самолёт»). Выговаривает и многосложные слова: «пожалуйста». Наконец-то правильно произносит «вода». Ему всё ещё трудно даётся различение слогов («колесо» – сказал «сёсёсё», понял, что неправильно, «исправился»). Но по-прежнему отказывается учить дубликаты, выбирает простейшие слова из трёх языков. (Вместо «горячо» – «heiß»: заменяет трудное слово одного языка – простым другого.) И смешивает языки: «бага да» (lightning bug da – вместо there).

 

2 + 8

М.: большой прогресс: Аня сказала: «Me too». Но по-русски она всё ещё путает 1-е и 2-е лицо, называет себя в 3-м лице.

Аня отвечает: «I don’t».

Алеково «канони» – отклик на тортеллони (а я-то думала, это макароны; впрочем, может, и они тоже).

Развёрнутая коммуникация в варианте Алека: «Ball (показывает). Ставай! Komm hier! Nein!» (Я не поняла «правил» – т. е. что должна просто стоять в конце коридора, на случай, если мяч туда попадёт.) «O, shit!» (Мяч улетел не туда.) «ОК». Н. написала, в их «внутрисемейном» языке они с Д. это «ОК», как и «ja-ja», цитируют.

По существу, мы не знаем объёма их немецкого. То и дело всплывают немецкие словечки и выражения у Ани – чаще всего обнаруживаются, когда удаётся подслушать её общение с братом («Jacke anziehen!»…) Впрочем, часто, когда незаметно прислушиваюсь, оказывается, что обсуждают нечто на «детском языке», вкрапляя «взрослые» слова из всех известных им языков: лепет, а потом вдруг «собака»… Что удивительно, понимают друг друга: Алек кивает, говорит: «Угу», «Да»…

Поездка в Россию.

Алек всё ещё отказывается говорить слова с буквой «р» («горячо»). Заменяет их иноязычными простыми – или просто говорит: «No».

Может быть, нам всем надо было говорить на языке окружающих во время наших поездок?

Настенька – на полгода младше – якобы «Тараканище» наизусть читает.

Алек – одичал. Нескладный, руки торчат, когда ими размахивает, глаза косят от смущения, ещё хуже, если требует что-то без слов, заходится в воплях… Я была слишком занята работой (выяснениями отношений с работой) – опомнилась, стала уделять им больше внимания. Прогулки, разумные (объясняемые) требования, игры, по вечерам книжки. Как ни странно, слушают всегда, даже если не много понимают; видимо, малышата в этом возрасте и в самом деле открыты рифмам и стихам. В итоге Алек выправился.

Повторяет охотно. «Ксюса», «не надо», «мыть»…

Любимое – самолёт («малёт»); М. купил 2 маленьких самолётика. Ещё train, поезд, light, fly, оса, арбуз, Maus, «дудулька». «Тананой» (телефон), «менанада» (мармелад), «наш тамбай» (трамвай), «сахахак» (сухарик; опускает голову, стесняясь плохого произношения, конец трудно расслышать), «тонони» (тортеллони). Домой, платье, «тиче» (птица), «бонон» (Luftballon) – все всплывают случайно (смотрит в сумке, называет, что видит). «Фитот» (цветок) – показывает на кубиках, на горшке. «Капаця много» (купаться), «неситью» (нести, you?), got it.

Смешное: после России однажды утром услышали, как Аня считает до 8… по-английски. Странный результат действия языковой среды. Правда, объяснение всё же есть: похоже, усвоила счёт от 5-летней Ксюши [дочки моего брата], которая учит английский.

А Алек считает до… 1 или до 2.

По приезде как будто снова замолчали (по-русски). Неужели стены напоминают, что здесь язык другой?

После поездок (раньше не было) превращают горшок в читальню. Особенно Аня: перед тем, как идти на горшок, бежит к полке с книжками.

Вскоре после возвращения: любимым становится ещё и «фильм» (Анино «филим», Алеково «финон»).

 

2 + 9

Аня усвоила, что буквы в разных сочетаниях дают разные слова. М. показал ей одну и ту же букву в словах fox и Alex – тем легче ей оказалось ПРОЧЕСТЬ box, слово, которое она ещё не запомнила.

Алек всё ещё отказывается называть себя (автоматически называет «Аня», когда же специально спрашивают, видимо, понимает ошибку – отмалчивается, меняет тему, отказывается однозначно)… Смотрели фото, обнаружили, что избегает называть себя; попробовали играть: показывали на его изображение, спрашивали: «Это мама?» – «Нет.» – «Аня?» – «Нет.» – «Кто же это?» – «…» Или так: «А вот Ксюша!» Но такие подмены его сердят, доводят даже до истерики, если мы настаиваем на своём. Мы не могли сдержать смеха, а он в конце концов полез драться, раздражённый то ли неуважением к его имени, то ли нашим назойливым желанием услышать в его исполнении звук, который ему трудно произнести. Кажется, иногда он сознательно заменяет своё имя Аниным.

Наше лето – пауза в занятиях. Проводим время на детских площадках, пляжах и т. п. Чтоб не досадовать, когда будет дождливо и холодно: тогда-то и примемся снова за книжки и развивающие игры, а пока «развиваемся» от случая к случаю, когда дома минутка выдастся и желание возникнет. Ничего, здоровье и тонус тоже необходимы для интеллектуального развития. «На свежую голову».

Алек говорит: «ся!» (сядь). Я села не так, как ему хотелось бы, – кричит: «Ся дугой!» Сядь, то есть, по-другому. Услышала и такой вариант: «Auch ся!»

Алек ходит, сокрушается-досадует: «Шорт! Mann!»

Аня ещё не усвоила падежи. И множественное число. «Муха… Ещё муха! Ещё муха!» – «Мухи. Много мух!» – «Много муха.» – «Аня, это мухи. Когда много мух, говорим: мухи. Много мух!» (говорю и сразу же понимаю, это может вывести из себя: одно и то же слово почему-то меняется…) – «Много муха!» – «Аня, говорят: много мух.» – «Много муха!!!» (это она произносит уже с гневом и вызовом: так должно быть, и нечего издеваться, сбивать с толку!)

Полуполяк-полунемец в магазине: переобученный левша. Об исследователе-целителе, нашедшем связь между детской травмой и заиканием и успешно лечившем мальчика с помощью музыки; эхо.

М. забирал детей из садика, пришел огорошенный, но в восторге: воспитательница сказала, Алек беседует с ней по-немецки! Задает вопросы, высказывается… Через пару дней, когда я её увидела (она была сменная в нашей группе), расспросила. Оказалось, успех не так уж велик: Алек показывал на предметы и спрашивал, что это, и затем повторял (что он и дома с некоторых пор делает). Так «назвал», например, окно (воспитательница, видимо, учила русский) / window / Fenster. Конечно, я довольна (открылся обучению; и воспитательница делает больше, чем можно было ожидать) – а всё же жалко, что фантастический прорыв оказался мнимым…

Алек обнаруживает чувство юмора. Ушибся, стукнувшись о шкаф, жалуется. Я глажу шкаф, приговаривая: «Бедный шкафчик!» – Алек хохочет.

Алек проявляется как левша (одно время казалось, что переучился / выправился). Даже отказывается брать ложку другой рукой.

Алек «стал джентльменом», как выразился М., хваля его: хочет молока, но, понимая, что оставшееся молоко – Анино, сначала спрашивает: «Аня – несь?» И только после этого пьёт (и время от времени переспрашивает, не будет ли она пить).

Алек получил голубой бокс (коробку. – Прим. ред.) со вкусностями (грецкие орехи, поджаренный маис, фигурки-кексы) и, распробовав, раздаёт сокровища детям. Т. е. делится, понимая, что отдаёт нечто ценное, вкусное. Обычно он один, наособицу, а тут «вышел в люди» – потчует сначала незнакомую соседку-бэби, потом детей из группы в детском садике; такое впечатление, что пытается «влиться в коллектив» – понравиться, чтобы приняли. Не до конца удалось. Почти перед самым нашим уходом наверху на горке Алек лёг и не сразу поехал, не сразу отпустил руки, а сзади уже стоял и ждал Л.; Л. крикнул требовательно раз, другой – и вцепился Алеку в волосы, даже пытался пинать Алекову голову ногой. Л.-ва мама вне себя запрыгнула на горку, требовала от сыночка, чтоб извинился (и не подумал); папа Анны попытался Алека утешить, гладил по голове, был особенно внимателен к нему. Но, по-моему, все участники-дети восприняли происшествие не так драматически, как родители.

Заметки М. Читал «A Woset in the Closet» д-ра Суса – и обнаружил, что Аня выговаривает cupboard как 2 разных слова [kup bō:rd], как если бы она знала, как слово пишется, то есть как будто знает этимологию. (От М. она такого, понятно, слышать не могла, да и ни от кого другого тоже.) Объяснения М. не нашёл.

Аня всё ещё не освоила грамматику персональности: хочет, чтобы папа помог ей мыть руки – говорит: «Wash your hands».

Еще из «мистики» их языкового развития: используют слова, которые я не говорю, например, «соска». Мы обычно говорим «дудулька», иногда «пустышка» (но, может быть, мой папа сказал пару раз? однако это могло случиться, разве что когда им было несколько месяцев; мда-а…).

Глупые ситуации с нашим немецким третьим. Сама не могу дать Алеку персик (занята с Аней) – предлагаю пойти к папе и попросить (и демонстрирую как; ошибка?). Алек бежит, просит по-русски, М. не понимает – я вынуждена кричать из другой комнаты по-немецки, что ребёнок хочет einen Pfirsisch. М., поняв, переспрашивает: «Do you want a peach?» Что за представление должно сложиться у ребёнка: языки, полностью непригодные для общения…

Аня как будто ПЕРЕСТАВЛЯЕТ звуки (т. е. «пошли» звучит как «пляши» – или это было «положи»? козлик превращается в «клозика»).

У Алека фаза: каждый день по 2–3 новых слова.

Алек считает до 2 – и ужасно радуется…

Я проверяю произношение:

в – вода. И weg

ж – живот, нажать, положить, жираф, жук, пожалуйста

л – ложка и др. И Ball

ф – фильм

ц – цветок

ч – выключить, птичка, чаю, четыре, черепаха, часы, качели, чашка, плачет. И tschьs

ш – горшок, машина, шумит, дышит, наша, каша, кушать, душ, сушить, большой, шесть. Fisch

щ – ещё

= Не выговариваются звуки: р, ц

ж, ч, ш, щ – у Ани ближе к з, тс, сс, странным образом у Алека произносятся чище, часто с большим приближением к норме, например ч (в слове «плачет» так вообще чисто), ш (сушить, машина), щ (c щ досадует-«ругается»: звучит нечто среднее между чёрт и shit). Кроме того, он произносит их отдельно практически чисто (!), играя, например, в летящий самолёт или льющуюся воду или имитируя мои призывы говорить тише. У Ани зато в беглой речи л лучше. Т. е. она говорит что-то вроде «платсит», а он – «пачет»…

+ Выговаривается даже «сложное», как мне представлялось, л.

Алек до сих пор редко составляет даже простые предложения; как бы выталкивает слова один за другим, с очевидным усилием.

М. проверяет:

a – bad

o – clock

th – that

r – right

wh – white

w – works, watch

l – please

= Аня комбинирует л с другими согласными в начале (play), что немногие (родные и знакомые) дети в этом возрасте могут. Выговаривает звуки лучше, чем К. это делала в её возрасте (та даже в 6–7 лет хуже говорила). Хорошо говорит л в clock – М. удивляется: вообще-то даже 5-летние дети испытывают трудности с комбинацией cl. Чистое a. Вообще, у Ани по-английски получается всё – или с максимальным приближением к желаемому.

У Алека как будто нет трудностей с гласными. Более-менее говорится w. Трудности с r, th. Qu, wh слышит, но не воспроизводит; l в clock не говорит совсем.

 

2 + 10

Алек сегодня: «самолёт летит» (сначала ошибся: «неси́т»). «Сапет» (велосипед). Охотно повторяет даже трудные слова! Любит повторять цифры.

Но всё ещё не любит учиться в Анином присутствии: кричит: «Weg!» И понятно: она быстрее и лучше выговаривает слова.

Собирают «никитинские квадраты» 2-й степени сложности (иногда с моей помощью).

Поговорили с фрау Фёрстер (воспитательницей) о принципе «один человек – один язык». Она засмеялась: «А я, значит, отвечаю за немецкий?» Тоже смеясь, подтвердили. Она считает, что Алек ленив, – я предложила другое объяснение: самолюбив. Говорит, они не обособлены в группе. Но не смогла сказать, с кем дружны; от нашего замечания, что больше всех с Ли-Роем, отмахнулась: «С ним все дружны, он очень живой» (lebhaft). Она не слишком наблюдательна или не следит за нашими специально. Впрочем, это может и тем объясняться, что их состояние не вызывает беспокойства. Сообщили ей давно усвоенные фразы, явно из детсада: «Komm, Schatzi», «Feierabend!» – она опознала. (Ещё «Papa arbeitet», «Komm ’runter», «Setz dich»…)

Аня переводит на лестнице в садике требование чьей-то мамы «nicht weinen!» – «не плакать!»

Игра с выражениями лиц не пошла, прежде всего у Алека: ему неинтересно. Дело не в усидчивости: разбирать-собирать машинку может долго-долго. Правда, когда начали «переодевать» деревянных сборных мишек, подбирал им личики с удовольствием.

«Убая» у Алека становится синонимом «капут» (иногда говорит «work нет»)…

Аня начинает говорить длинными предложениями. Алек говорит короткие: «Малёт летит». «Улетел» выражает таким сложным способом: «Малёт летит несь». Любит повторять цифры. (Кстати, о «несь»: я приняла за «несть», а М. решил, что «берлинский» немецкий влияет: берлинцы говорят вместо nicht «них» или «ниш», наши же не могут сказать «ш», отсюда «несь».)

Когда говорят друг с другом, очень много русских слов, легко решить, что русский, несмотря на детсадовское окружение, доминирует; но и немецкого много, и английского.

Вот, может быть, влияние языка на поведение: Ане явно нравится произносить «Лирррой» (как и «Papa arrrbeitet») – может быть, тут одна из причин дружбы? Не единственная, конечно: Ли-Рой и в самом деле «живой», непосредственный, экстраверт, в языке продвинутый, в меру эгоцентричный, но и способный сопереживать; с ним просто и легко. Он ещё и с характером – интересно.

Аня считает уже и по-русски до 8. Алек до – 2.

Смотрели фильм – так устали, что, когда TV отключился (с ним такое случается), даже и не позвали нас, просто лежали и слушали. Посмотрели до конца – Алек сам выключил переключатель в удлинителе. Он сам вынимает батарейки из машинки и вставляет тоже сам. Сам отпирает дверь. Разобрал книжку с двигающимися фигурками.

В первый раз скатились с большой горки.

Вычитала, что нормальных детей возмущает, что их корректируют: правильность языка для них не важна, поправки они воспринимают как невнимание к содержанию сказанного ими. Я всё-таки не думаю, что ошибаюсь, когда предлагаю «свой» вариант, то есть когда «перевожу» на русский, если они пытаются что-то сказать мне на немецком или английском. «Понимать» значило бы сдаться чужому языку и потерять свой. А «не понимать»? Было бы глупо, если русское слово детям ещё не известно, – и не слишком разумно, если известно: сколько времени уйдёт на выяснения… Потому – явно не показывая, «поняла» или «не поняла» (как бы «догадываясь» или «предполагая»), повторяю сказанное ими на русском. Уже давно начала пояснять (ещё даже не веря, что поймут): папа так говорит, а мама говорит по-другому; так – на папином языке, а на мамином – вот так. Плоды есть: Аня сама поправляется, комментируя: мама говорит… (и дальше русский вариант).

Оба слышат лучше ударные слоги и усекают слова, но в различном объёме. Повторяли за мной «около стадиона», получилось «диона» (Аня) и «она» (Алек). Иногда смешное: Алек хотя бы первый согласный, да сократит («атасику» – мотоцикл)!

Алековы «тононон» (телефон), «тамины» (витамины), «букики» (кубики), «малёт титит» (самолёт летит).

Показываем Алеку картинку, спрашиваем, что такое? Вдруг отвечает: аква! (И показывает адекватно, на воду.) М. тотчас переспросил: «Алекс, твой язык в прошлой жизни был латынь?» М. говорит, не в первый раз слышит от Алека слова, каким его никто не учил.

Алек, наконец, научился говорить своё имя. Несколько дней назад повторил за мной правильно, пару дней назад 2 раза подряд правильно произнёс. Наконец, сегодня в М.-вом присутствии сказал своё имя (хотя пока и говорит тихо, как бы не совсем уверенно). Когда хвалим – очень радуется.

Слушали музыку; наконец, я выключила проигрыватель и ресивер. Алек тотчас подбежал к удлинителю и выдернул штекер из розетки. В ванной этот любитель порядка после купания выкручивает пробку – чтобы вода вылилась. А позавчера М., зайдя на кухню, обнаружил дитя, сосредоточенно разрезающее дыню. Почти разрезал, и довольно умело! Шутки насчёт того, что скоро мы им будем не нужны, становятся всё более правдоподобными…

М. досадует на то, что у обоих обнаруживается немецкий акцент в английском. Аня, например, говорит «кэт» вместо cat и hungry с немецким r.

Аня уже забыла счёт! Показывает палец и говорит: «О-пять!», 2 пальца – с вопросом: «Пять?» и т. д. Короткая память. А Алек замедлен до крайности. Играть в лото с ними двумя невозможно: заранее ясно, кто выиграет. И – «недостаток концентрации» у Алека; над книжками быстро начинает скучать. А вот фильмы смотрит с удовольствием.

Разговор с Аней утром.

– Папа?

– Папа работает.

– Компьютер?

М. говорит, день назад состоялся такой же диалог, но обо мне.

Алек использует императив: «Пий!» – скомбинировал из «пить» и «пей». Как раз перед тем я уговаривала Аню пить. Примечательно то, что заметил и запомнил форму.

Аня отвечает грамматически верно (только без чередования согласных) на мой вопрос: «Видишь змея?» – «Визю».

 

2 + 11

У Ани не получается русское «р» – и очень хорошо выходит немецкое «р».

У Алека как будто пропал интерес к книжкам, словам.

Прочитала у Карин Ямперт (Jampert K. Schlüsselsituation Sprache. Opladen, 2002. S. 76 u. w.) о сомнениях по поводу принципа «один человек – один язык» (и компромиссного «язык семьи – язык окружения»): не срабатывает ли в голове ребёнка иной механизм выбора языка, не продолжает ли ребёнок «по инерции» говорить на том языке, на каком начат разговор?..

Не со всем, что автор из ситуации детского двуязычия выводит, можно согласиться.

Справедливо, что на практике принцип «один человек – один язык» не выдерживается: в двуязычных семьях, например, всё равно ведь (как правило) один из языков – общий для родителей. О чём-то подобном я уже думала: когда мы говорим между собой на немецком, принцип не работает, так что ещё немного – и детки перестанут верить в необходимость «навязываемого» каждым из нас языка… Но вот вопрос: правильно ли думать, что принципу следовать не надо? Есть ведь и другие причины быть верными своему родному языку: например, чистота языков, которым хочется обучить ребёнка.

И ведь писали уже, что для детей язык не к ним обращённых высказываний не столь важен (М. вспоминает нечто подобное из своего детства).

И ещё: а если ребёнок начинает разговор? При склонности маленьких прагматиков к одноязычию они просто раз и навсегда перейдут на язык большинства (в Германии так, во всяком случае). Как забыть встречу в магазине: папа говорит с девочкой по-русски, она отвечает на немецком. Казалось бы, комфортное для обоих общение – но ведь ситуация означает, что русский для ребёнка не «родной» (т. е. ребёнок фактически не двуязычен). И ведь и в самом деле родители таких детей жалуются, что ребёнок говорит с акцентом и с ошибками, а для многих реалий не находит русских слов…

Ясно, что идеального двуязычия в жизни не бывает. Если пойдут в англо-немецкую школу, в идеале надо бы мне дублировать преподавание на русском, чтобы понятия отложились в голове на 3 языках. Надо бы организовать, помимо немецкого, русское и англоязычное телевидение, чтобы культурный опыт и словарный запас были приближены к соответствующим у русских и американских ровесников. Нереально…

Попробовала, читая, спрашивать Аню, что видит на картинке, что будет дальше, что она запомнила из прочитанного.

М. похвалил их успехи в грамматике. Алекова грамматика: «Don’t, icky».

Аня: «Du machst драться». Победа немецкого? Вообще, Аня может сказать на немецком больше, чем на наших языках. И говорит более связно.

Прислушивается к разговорам взрослых, выуживает уже слышанные, но не вполне усвоенные слова, догадавшись, что они значат, переспрашивает: «Ist das Schrank?»

День рождения на носу. Можно было бы ожидать скачка в языке – скорее откат. И вообще, стали «дикие»: спорят и дерутся, не хотят гулять, по утрам не хотят одеваться, Алек совершенно перестал интересоваться словами и книжками – только железная дорога. Аня не хочет смотреть фильмы (и не только «Монстров»; правда, когда всё-таки включаем, смотрит).

Александр теперь уверенно говорит «Алек», за папой и мамой многое повторяет. Правда, не всегда! Сегодня хотел австралийских орехов, я держала банку и просила повторить за мной: «Дай орехов, пожалуйста!» «Дай» и «пожалуйста» он может, а «орехов» и не вздумал повторять: «р» в слове! Мычал, показывал пальцем и хныкал, но на просьбу повторять за мной «отвечал» молчанием. Ушла, поставив орехи в недоступное место (выступ фильтра над плитой). Перед тем, как уйти, видела: Алек, поставив стул поближе к плите, тянется к орехам; видно было, что не дотягивается. Убежала, делала срочные свои дела, слышала из кухни пару раз грохот двигаемой мебели. Побежала выносить мусор – заметила краешком глаза, что Алек что-то ест; вернулась – засекла, опять-таки краешком глаза, какое-то движение, как будто Алек отходит от плиты и стул оттаскивает. Сказала М.: кажется, Алек достал-таки орехи, но как, ума не приложу: он ведь не мог дотянуться! М., чуть позже, открыл банку – и ахнул: почти всё съедено! И в самом деле, каким-то чудом достал и слопал! Ему легче проявить смекалку и добыть желаемое, чем напрячь лицевые мускулы и, потренировавшись, выдать пару слов…

Может быть, мы можем использовать любовь Алека ко всему сконструированному, чтобы донести до него вкус чтения: надо покупать объёмные и говорящие книжки и т. п.

 

3 года

Аня говорит лучше по-немецки! М., отводя их в детсадик, слышал, как она сказала Ли-Рою: «Ich habe den Stein gefunden!»

Mein, auch – как были выучены, так и остались, хотя «мой» – короче немецкой параллели и «тоже» – не длиннее.

Смотрели книгу о динозаврах и фильм об Исландии, с вулканами. Всё это им показывал М.; Аня сердится на моё «вулкан», поправляет: volcano; удовлетворилась не столько моим разъяснением, что у папы и мамы разные слова, сколько тем, что lava оказалась и у меня лавой. Получается, забывает, что «папа так говорит, а мама по-другому; папа и мама говорят на разных языках».

Любимые книжки Ани: о динозаврах, о золотой рыбке. Из русских оба просили читать: «Самовар» Хармса, «Курочку Рябу», стишок о козе рогатой, «Репку» – может, потому, что изображаю действия? «Волк и семеро козлят» нравится обоим: можно нажимать на волка-пищик – и искать спрятавшихся козлят на картинке. «Телефон» – скажем так: не вызвал сопротивления, как и восторга тоже. Всегда готовы «читать» книжки с наклейками. Фильм о вулканах (похож на фантазийные экспериментальные фильмы Нормана МакЛарена, хотя вообще-то документальный) – Аня не боится! а мультфильм о монстрах смотреть не хочет, страшно… (Кстати, из русских книжек не хочет видеть «Закаляку».)

После «Закаляки» и «Монстров» началось: «Я боюсь». Боится – крокодила в постели, машин на улице, всего…

Что это? Алек:

«коза» – о воздушном змее в небе;

«хеба» – а хочет чаю.

Необъяснимое.

Загадочные реплики Ани. Анино (теперь излюбленное): «Я боюсь», – потом: «Не надо фильма». Я, без надежды на разговор: «Почему? Что в этом фильме плохого?» – «Машина». – «Какая машина?» – «Гончая!» (По крайней мере, так звучало.) – «Гоночная?» – «Да». Я отошла ошарашенная: этого слова они точно знать не могут, ни я, ни мои родные-знакомые, ни наши фильмы или книжки не называли…

Аня уже и в моём присутствии говорит с братом по-немецки: «Bleib hier!», «Was ist los?»

Алек не только повторяет, но и говорит охотно, выговаривает лучше, обнаруживаются всё новые слова, и немецкие тоже: meine Schuhe, meine Jacke, bleib hier… Но… попытка составить ещё один список Алековых слов, начатая с большими надеждами, закончилась почти провалом: из карточек, которые уже несколько раз «проходили», назвал крайне мало. По-русски – всего несколько слов (фитот = цветок, собака, машина, ведро, дом, банан, лампа; носок – это, правда, когда показала на его собственные носки), ещё меньше по-английски (airplane, boot, book, pot), пару немецких (булун = Luftballon, Hose, Ball). А шапка, рыба, медведь, ягоды, гриб, юла, лист, карандаш, лошадь, молоток, дерево, майка, солнце, лопата, кошка, морковь, нож, птица, любимый телефон – забыл? (Что ж говорить о вещах, которые редко видит…) В основном ждёт подсказки – и ведь слова уже знает! Над ботинками, которые ещё утром сам называл по-немецки, думает – потому что игру начала по-русски? Или память отвратительная? Игрушку-тигра называет… крокодилом; и так далее.

На другой день вечером ещё раз попробовали – на этот раз играл с желанием, не хотел заканчивать (пришлось спрятать карточки, о которых думаю, что слова всё равно не знает) – назвал больше слов. Благодаря повторению?

Русские: птица, киса, ыба, майка, гиб. Английские: sun, horse.

Анина грамматика. Спрашивает меня: «Hast Du купил?» А день назад я ещё радовалась, что она грамматически правильно говорит: «Я мокрая».

Алек просит «хеба» – хочет ножницы. Ни за что бы не догадалась, если б Аня перед тем не требовала «резить» и если б Александр, прося, не показывал на ящик с иголками.

Аня отказывается признать, что написала в кровать. Говорит быстро и горячо: «Не надо ругать… Плакать»… И т. п. Я объяснила, что не ругаю. Чуть позже заходит в ванную, видит описанную простынку – говорит: «Анечка написала». Уменьшительный суффикс – для компенсации стыдного признания? оттого, что стыд пропал? Из жалости к себе, для утешения? Называет себя Анечкой теперь часто.

Каламбур: «Einsteigen… два steigen… три steigen…»

Аня говорит с берлинским акцентом. М. собирает её в детсаду: «Take your pants off!» Аня не слушается, пришлось повторить требование. Как выяснилось, она намеренно дурила: сияя улыбкой, передразнила М., а перед тем добавила: «Habe ick die gesaacht!»[ «Я тебе сказал»] – с берлинским акцентом, предложение явно детсадовского происхождения (от одной из воспитательниц?).

Спор между М. и Аней. М.: «I say apple!» – Аня: «I say Apfel!»

Аня наконец (иногда) более-менее развёрнуто рассказывает о садике. Сообщает (мне слышится упрёк), что в садике ели Stulle (бутерброд с колбаской, что дома есть М. не разрешает), «гуммигэрхен» = Gummibärchen (желатиновые фигурки медвежат, дома не поощряются) и «сухарики» (предпочитаем давать фрукты и полноценный завтрак-ужин). Иногда говорит, что кто-то дрался. Что приходила Дёрте, танцевали…

 

3 + 1

Объясняю М., что хочет Аня: «Сумочка ist eine kleine Tasche» – Аня возражает: «Большая». Т. е. уже освоилась в нашем «тайном» немецком.

Анино речетворчество: washing car – стиральная машина.

Аня спокойно говорит сложные слова. Например: «тевелизор». Алек говорит на слог меньше: «бабалян / балян» = барабан. Больше уподобляет согласные.

М. спрашивает о картинке: «What is it?» – «Кошка». М. переспрашивает, с тем же результатом; всё повторяется ещё раз. Аня наконец понимает: «Cat».

Сердце кровью обливается, когда он говорит: мычит, слова вырываются толчками: «Сунуть… карман… мой» (кухонные часы-петушка). Придёт ли время, когда заговорит так, как другие дети в его возрасте?

Weihnachtsmarkt в детсаду. Карусель пользовалась бешеным успехом – и у наших. Аня – что редко с ней бывает – перестала слушаться: не хотела уступать место на лошадке следующим желающим. Алек же хотел сесть на вполне определённого зверя – и упускал освобождавшиеся места и шанс покататься; понятно, впадал в истерику. В конце концов попросила маму из нашей группы: пусть её ребёнок и Аня поменяются местами (на место ребёнка должен был сесть вместо Ани Алек). Бедную Аню пришлось отдирать силком от карусельного места. Было стыдно.

М. показал Алеку яблоко, спрашивая, что это. Алек ревел, отодвигался, мычал «nein», как будто мы его заставляли это яблоко есть. Не назвал.

Играли с успехом в «послушную Лялю»: я отдавала команды («Ляля, ложись… подними руку… встань на четвереньки… а теперь, пожалуйста, сядь… танцуй…»). Алеку часто приходилось показывать (т. е. я сама была не только волшебником, но и Лялей).

Аня с готовностью и правильно отвечает на вопросы из обучающих детских книжек, серии «Игры со сказками» («Школа раннего развития») – Алек не проявляет интереса. Потому что не понимает? потому что вопросы не всегда интересны? (Кстати, английские книжки – doctor’a Seuss’a (доктора Суса. – Прим. ред.) – неизмеримо креативнее русских и больше развивают; ИМХО, конечно.)

Даже Аня всё ещё не слишком хорошо говорит… Её русский – часто набор слов, из которых связные предложения мастерю я («Папа… нет… работать» – «Папа ушёл на работу») – она, повторяя, только ещё учится говорить грамматически правильно.

М. говорит, в английском у Ани, помимо немецкого акцента, специфические ошибки: немецкий порядок слов. Немецкий не только у Ани, но и у Алека лучше прочих языков. Может, потому, что в садике ежедневно усваивают житейски необходимые готовые блоки: «Hast du gehört?», «Mach das nicht»; такое в состоянии сказать и Алек… Там же и «цивилизуются»: перед едой желают друг другу: «Апитит»…

И вновь Анино размышление над разделением языков: «Helga – Rock». Вообще-то Аня пошла в садик в новом сарафане, гордясь, что «купили» «новое»; придя из садика, с блестящими глазами рассказывает, что обновка была замечена; у немцев нет слова для сарафана? Словарные Kleiderrock, Trägerrock, похоже, не используются.

Алек построил железную дорогу, требует «домики» – даю. Сердится, отбрасывает: «Домики!» – «Алек, так это – домики! Может, ты хочешь другое что?» Показывает на рельсы: «Домики!!!» – «Это рельсы!» – «Домики!» – и рычит, рельсы ломает. Нахожу части поезда: «Тебе вагончики? Или паровоз?» – «Домики!!!» – ревёт, впал в истерику. Позвала М., он попытался объяснять, что «домики» – это кубики с окошками, нашёл длинный домик – «station»; по крайней мере, Алек реагирует чуть спокойнее. Показывает, перебирая пальцами по рельсам: «Домики!» М. нашёл весь поезд, начал показывать части, называя по-английски, требуя, чтоб Алек повторял, отдавал часть за частью – поезд Алек и хотел, называя «домиками»! Похоже, 1) истерика была протестом против попытки превратить его игру в обучение языку (так он понял?), 2) он, выучив слово (пусть неправильно), откладывает его в памяти как намертво связанную с предметом часть предмета; попытку поправить воспринимает как… крушение устоев, что ли.

При Алековых «малых способностях к языку» – фантастическая сообразительность, когда дело касается механизмов. Утром дети нашли синтезатор, включили и развлекались, извлекая звуки и хихикая над тем, что безнаказанно делают нечто явно запретное. Отогнала, выключила – через пару минут снова слышу звуки. Снова выключила, вывела из кабинета – через пару минут опять «музыка»: Алек там (он, скорее всего, и в прошлый-позапрошлый раз включал аппарат). Как он нашёл кнопку включения – уму непостижимо: я не показывала, а «читать» он, в отличие от Ани, не умеет…

Анино первое «логическое высказывание»: говорим о Дэйзи.

Я: Дэйзи уже старенькая, не бегает, всё лежит и спит.

Аня (взглянув на спальню, где М. спит после трудовой ночи): И папа?

Я: Да, папа тоже спит.

Аня: Папа тоже старенький?

М. заговорил о том, что, может, нам с ним перейти на один язык.

Нашли «Музыкальную группу» (американский паззл – с батарейкой и звуками, в отличие от подобных немецких) и безостановочно играют. Вместе ищем у нас в квартире такие же инструменты.

Алек, сев после прогулки (и театра) за игру, на все инструменты выдает одно слово, нечто вроде «талат» – после многих повторов! Да, то, что я переживаю, можно назвать отчаянием.

Чтобы Аня ела, перепробовали всё. Самолётик к ней в рот летал и поезд заходил в «туннель». Звери-птицы просились погреться (после сказок о теремке и рукавичке). Когда выучили песенку о ёлочке, я пела, заменяя «Маленькой ёлочке холодно зимой…» на «Маленькой ложечке холодно зимой… Можно зайти погреться?» и т. д. Наконец попробовали совмещать обучение языку с едой: за каждый глоток я называла слово (из тех, что мы почему-то пропустили: локоть, колено, бровь…). С Аней «урок», как и ужин, прошёл с успехом; Алек же назавтра все слова забыл…

Ещё опробовала рассказ, как разные овощи убивают микробов: у лука резкий голос, вопит; картошка толстая, ходит с палкой, дерётся. Рыба притворяется, что никто не нужен, – микробы сползаются посмотреть, рыба нападает, микробы бегут к выходу.

Анины рисунки – следствие рассказов о «микробах»: похожие на амёб овалы, перечёркнутые извилистыми линиями (ножки «микробов»?).

Наметилась странная особенность: настаивают на неправильно выученных словах. Или играют? Впрочем, скорее, и то, и другое. Алек (пару дней назад изошедшийся в крике, требуя дать «домики») показал «локоть» на… шее; на вопрос, где шея, указал на голову – но уже улыбался; когда отвергла ответ, дотронулся до руки. «Ну, у тебя везде шея. Ты, наверное, жираф?» Смеялся.

Трудности с полами-родами. Алек всё ещё «сама». Аня: «Я напи́сал» / «Анечка напи́сал». Усвоила, что она девочка, а Алек мальчик, говорит об этом убеждённо. На вопрос, кто мама и папа, получили ответ – упрощённый, – что девочка и мальчик. Но когда я спросила, кто Феликс, Амели, Леннарт, Аня ответила без исключений неверно! По-немецки правильно сказала только в одном случае. М. говорит, по картинке называет пол правильно.

Были у врача. Алек не хотел открыть рот для осмотра. Когда Аня открыла, с любопытством заглянул ей в горло вслед за врачом; после этого тоже дал себя обследовать. В награду оба получили Gummibärchen. Дома начали играть в доктора. Неистощимая фантазия! Аня использовала как стетоскоп свою любимую веревочку. Меня удивило, что горло посмотреть она забыла, – я предложила взять ложечку и потребовать открыть рот. Аня ложечку взяла вместе со «стаканчиком» (футлярчик от фотопленки): объяснила, что даёт витамины. Я опять напомнила, что нужно осмотреть горло, – Аня исполнила. На мой вопрос, что там увидела, Аня ответила: «Gummibärchen!» Оказалось самым сильным впечатлением от визита к врачу.

Алековы «локша» (ложка), «кокша» (кошка), «денекся» (денежка), «бумакся» (бумажка), «чакся» (чашка), «глакси» (глазки), «бабоця» (бабочка) и т. п. – почему-то так проще выговорить.

М. говорит, Алек освоил английское «а».

Алек снова забыл цвета. (Просила найти в паззле белое облако – и обнаружила провал в памяти.) Я вышла из себя; Алек плакал; хуже некуда (и моё нетерпение, и его память…). Не нужны ли спецпрепараты при такой памяти? М. такому вопросу ужасается.

«Чаток» – для часов, явная контаминация с цветком.

 

3 + 2

Казалось, после каникул Алек говорит лучше: всё повторяет, высказывается с охотой и впопад. И вот снова регресс: указывает на воду, а просит сыра. Поправили – настаивает на своём. Ещё раз указали на ошибку – злится, ревёт.

Алеково «аподус» – автобус.

Вместе с М. собирали механического жука – Алек с большим интересом, Аня поначалу отошла, но, в конце концов, «заразившись» Алековой увлечённостью, тоже вернулась к занятию.

Чтобы Алек усвоил пару новых слов, бегала за ним и засовывала в кармашки карточки из «мемори» со зверятами; бегать он всегда рад, потому втянулся в игру.

В первый раз играли в «мемори» по правилам. Оба поняли, что нужно угадать 2 одинаковые карточки, но открывают их без «стратегии». У Ани внимание-память лучше.

То и дело странности в речи Алека: например, назвал сумку «вода»; идея условности слов слишком глубоко запала в голову? Шарик обозвал «лампа», настаивал на своём; между тем М. подслушал, как он, играя с шариком, говорит о нём «балун» (balloon)!

Аня давно говорит полными предложениями, знает много слов – на всех трёх языках.

Язык общения у них немецкий. Если вообще языком пользуются: нередко общаются звуками типа птичьих и звериных. Часть их явно усвоена из мультфильмов о Дональде Даке и т. п. Потому я рада, что сейчас наступила фаза насыщения фильмами. Алек иногда даже просит НЕ ставить фильмы (или выключает их – он это может), просит лучше «песенку». «Песенкой» у них называется сборник детских русских песен. Узнают и заказывают любимые (о двух весёлых гусях – она у Ани под «кодовым названием» «Гуси-лебеди», по сказке; песенку крокодила Гены и Чебурашки; у Ани ещё песня о кузнечике; под «Чунга-чангу» танцуют). До конца сборник, однако, практически никогда не дослушивают, концентрации внимания не хватает. Подпевают разве что отдельные слова: кричат вместе с вороной «кар, кар», с гусями «га, га, га». Правда, Аня повторяет словечки и строчки из песенок.

Аня оставалась дома, из-за кашля. Алек один был в детсадике. Пришёл необычно послушный, довольно много говорил, принёс неплохо раскрашенную картинку (учили названия зимней одежды), всё назвал правильно! Как если бы ему на пользу шло быть отделённым от сестры. (На другой день спросили названия вещей, им разрисованных, – всё забыл!)

Аня в первый раз была на выставке современного искусства (в основном инсталляции, из собрания Флика). Объяснили перед поездкой, что поедем смотреть «картины» (не «картинки» – большие картины). Понравилось, только хотелось играть со всеми этими вещами: «самолётом», «домиком» и т. п. Под конец, конечно, устала, на пути домой заснула. Дома на вопрос, что видела, ответила «картины» – не больше того.

Смотрели с М. фильм Трюффо «Дикий ребёнок».

Во многом узнаётся Алек: не только трудности овладения языком, но и личное: серьёзность, печаль в глазах (если не тоска; правда, в отличие от «дикого» Алек всё чаще смеётся – полностью отдаваясь смеху), сопротивление обучению. Отсутствие интереса к учёбе – при явных «изобретательских» способностях, но не они им движут, его «интерес» – бегать и возиться на воздухе.

У Алека тут во многом проявляется характер (потому предположила и в мальчике из фильма такой же): сопротивление любому давлению, упрямство, восстание против любых «несправедливых» решений (это если чего-то не дают), что проявляется во взрывах злости и разрушении вещей. Ещё в характере любовь к порядку.

Потому я досадовала на «учёного сухаря», который (в фильме) к ребёнку относится безлично, как к объекту исследований и экспериментов, злится на отсутствие прогресса и «потерянное время», толкует об «идиотизме» (тогда как его подопечный после 3 месяцев обучения «читает» и изобретает!) и готов сдать мальчика в Бисетр – а сам попросту просмотрел личность (не говоря уже о том, что не учитывает детское желание играть и эгоцентрически лишает малыша удовольствий, потому что сам не видит в них смысла). Слеп и прагматичен. Фильм подсказывает логику: учёный-опекун подумывает о том, чтобы отдать найдёныша, оттого что время, оплаченное гувернантке, подходит к концу; похоже, дитя природы в конце концов оставляют в доме лишь потому, что приходит ответ от сиятельного «спонсора»…

Иронизировала над «просветителем», для которого общие принципы важнее конкретного человека. (Проверка на чувство моральных норм: наказывает за ошибки в действиях со словами, которым не учил, ждёт: будет ли Виктор протестовать? тот протестует – и только в эту минуту, наконец, завоёвывает сердце «философа»; тот торжественно объявляет ученика «человеком» – и тут же сообщает о планах дальнейших уроков…)

И пыталась оспорить сами теории. «Ле», имя молока, произнесённое после того, как молоко выпито, а не до, – не изложение потребности, не акт коммуникации? Но «выражение удовольствия» – тоже «коммуникация», только другого рода (поэзия!). К тому же можно интерпретировать и так: чадо с характером, называет вещь не когда этого хотят, а когда сам хочет (довольный жизнью Алек тоже говорит охотнее). Похоже, в такой форме как бы благодарит давших желаемое (ответный жест доброй воли, компромисс в ответ на компромисс: вы не насилуете меня – получите то, что хотели!) – то есть, как ни крути, опять-таки социальность, общение!

М. нашёл информацию о реальной истории. Попытки врача длились не месяцы, а 5 лет; за это время «дикарь» научился произносить и узнавать написанными несколько слов – и не больше. Потому опекун и отчаялся.

Сейчас предполагают, что мальчик с самого начала был аутичен (в фильме – намёки: забота о порядке болезненная; раскачивается из стороны в сторону, когда взволнован; ненавидит посетителей – одного, доктора, он практически выгнал, надев на него шляпу и вручив трость).

Кажется, сейчас считают: «Маугли» – миф; в годы пубертата закрывается «окно» в язык. Оксана Милява (в последние годы почти все найденные дети-дикари – из России) найдена примерно в том же возрасте, с 3 лет была прикована к цепи среди собак, они её и «воспитали». Сейчас ей около 25, живет в институте, изучающем задержки в развитии интеллекта; после всех попыток цивилизовать её остановилась на той же стадии, что и Виктор, говорить так и не научилась.

Я пошутила: они у нас тоже Маугли, дети ТВ/видео-века: подражают Дональду Даку и т. п.

Маугли из Ивановской обл.: четырёхлетний Антон, «воспитанный» кошкой; развитие восстановилось, хотя всё ещё отстаёт. Из Ростова-на-Дону: полуторагодовалый малыш, заползший в конуру собаки и проживший там несколько месяцев. Всё дети алкоголиков…

Статья о Джини (Genie); не усваивая язык, хорошо проходит многие тесты (обнаружение порядка в хаосе и т. п.): использует другие знаковые системы. Обнаружили: левое полушарие почти не активно. (Кстати, Виктор в фильме левша.)

На ночь поставили кастрюльку с раствором для ингаляции – они чуть не подрались, каждый хотел дышать (а под полотенцем не заставишь), легли в одну кроватку и отталкивали друг друга, чтобы занять место поближе к кастрюльке. Пришлось разлить содержимое в 2 сосуда. Ночью – Аня кашляла во сне, не переставая, – я в первой попавшейся («Алековой») заменила раствор и поставила, понятно, около Ани. Анину же кастрюльку пришлось переставить к Алеку. Утром Аня растерянно спрашивает: «Где мой горшочек?» Алек же захотел переставить «свою» кастрюльку от сестриной кроватки к своей. Объяснила, что кастрюлька больше не нужна: не пахнет, вечером поставим снова лекарство – понял, не просто понёс на кухню (как я просила), а зашёл в туалет вылить бесполезную жидкость. Аня же не позволяла тронуть свой «горшочек» (несмотря на все мои объяснения), понесла с собой к завтраку, поставила на стол, время от времени пыталась дышать над кастрюлькой. Алек оказался «умнее», аналитичнее – Аня же, при всех её бесспорных языковых способностях, думает меньше?

Сейчас считают: 2 разных раздела мозга отвечают за «обучаемость» (внимание, память и т. п.) и за сообразительность и креативность (ср. Алеково умение самостоятельно разобраться в технике). Это, понятно, не выводы – речь о том, что надо бы понаблюдать и попытаться достигнуть баланса.

«Длинные» грамматически правильные предложения у Ани. Аня обычно говорит так: «Верёвочка не пускает лошадку» – Алек в состоянии сказать: «Не надо надевать пижаму».

Он многоязычный, близнец, мальчик, правополушарный, с плохой памятью – многовато трудностей… Что касается памяти, вчера подумалось: в его случае о речевом развитии надо бы говорить так: «Сегодня опять забыл…»

 

3 + 3

Огромный Meilenstand (веха. – Прим. ред.), М.-ми словами, в Алековом языковом развитии: на вопрос отвечает не «No», a «I don’t».

Давно уже «Алек», но всё ещё «сама» (а Аня «делал» и т. п.).

Анино «уа» вместо «л» (?!).

Алек строит железную дорогу с туннелем, говорит сам с собой: «Train! Eisenbahn-туннель! Train kommt durch. Я нашёл [груз для грузового вагона]! Закыта [закрыл крышку коробки, изображающей туннель]. Теперь акыта!»

Карнавал; кто одет пиратом, кто привидением, 2 кошки, чудесный негритёнок: лицо замазано краской, огромный чёрный кудрявый парик (М. сказал: появление такого персонажа на карнавале в Америке вызвало бы скандал)… Наши – попугай (Аня) и божья коровка (Алек). Вечером прошу Аню рассказать, как дети были одеты, – не помнит! Смогла вспомнить только, что Хельга была с рожками. И Алеков костюм не забыла.

Костюм Алека Аня несколько дней после праздника вспоминает: как только увидит на картинке божью коровку, говорит: «Алек!»

Алек говорит мне «Открыть!», а М. «Open!». (В детском саду тоже начал было просить М. «открыть», но переключился на английский.)

Алек: «Annie’s crying» – опять-таки большой шаг вперёд.

Мешанина у Алека: «Dein сока пить».

«Усвоение» немецкой грамматики: «Ich bin auch nicht» (…) [Я тоже нет, по-русски, звучит вполне приемлемо для разговорной речи…]

Обсуждение вопроса, кто испачкал столик. Оба отказываются признаться. Я заявляю, что тоже не пачкала, папа тем более: его здесь не было. Аня умозаключает, с уверенностью, как будто ничего другого не остаётся предположить: «Дядя испачкал».

Алек болеет, сидит дома со мной (Аня в садике). Он один легче, чем в компании с Аней. Необычно спокойный, послушный. И – разговорчивый. Сам начинает разговор, пытается новые слова применять, спрашивает: «Правильно?»

Второй день снова в садике – замолчал.

Попыталась проверить, что Аня понимает из прочитанного. Просила её рассказывать мне сказки (я болею). На удивление мало усваивает. Из «Мойдодыра», много раз читанного, ничего не помнит?! даже новые слова (умывальник, мочалка). Из «Доктора Айболита», с картинками-подсказками, «рассказать» смогла только пару сцен (звери в Африке ждут и зовут доктора; у бегемотиков животики болят; ну и, конечно, эпизод, где доктор раздаёт зверятам шоколадки). Как же они слушают, ради ритма, видимо?.. (Ясно, что не только ради картинок: М. им пытался читать «Тома Сойера» без картинок – слушали.)

Я попробовала сказки с фабулой, «Сестрицу Алёнушку и братца Иванушку», – ещё одно разочарование. Кое-как кое-что Аня вспоминает – глядя на картинки и по моим наводящим вопросам; но вот ключевые волшебные события, превращения (Иванушка превратился в козлика и наоборот, ведьма обратилась Алёнушкой) как будто не поняла, пропустила между ушей. («Аня, где Иванушка? Куда он делся?» – «Спрятался».) Правда, отдельные фразы отложились в памяти целиком: «Не пей, козленочком будешь». Это я уже замечала: запоминает отдельные фразы (понятные) из сказок («Козлятушки, отворитеся»), из песенок («Но вот пришла лягушка», «Один серый, другой белый спрятались в канавке»).

Аня говорит с первого раза довольно сложные слова. Сороконожка, например.

Звоню. Аня: «Ты Алеку звонишь?» Странное предположение: Алек едва говорит, тем более по телефону…

М., стоя рядом со шкафом, указывает Ане на штаники, положенные на шкаф: «These?» – Аня соглашается, но называет иначе: «Those». М.: ещё один очевидный случай скачка в развитии языка.

М. уже пару раз заявлял, что язык наших детей подтверждает теорию Хомского (американский лингвист. – Прим. ред.). Вот и сегодня опять заговорил о том же. Аня, собранная и стоящая перед выходом, на М.-ов вопрос: «Ready?» – ответила: «Ready to go». М. уверен в том, что оборот в разговорах с детьми ни разу не использовал; Аня, тем не менее, усвоила выражение в грамматически правильной форме.

 

3 + 4

Приехала после недельного отсутствия; думала, они совсем забыли язык. (А перед поездкой ещё и болела и долго не могла поправиться, дети были почти заброшены.) Но нет! Даже Алек – разговорчивый, с немаленьким словарным запасом, довольно внятно говорящий. Или это можно объяснить эмоциональным зарядом от встречи?

М. говорит, Анин английский – вторичен: собственно, «переводит» немецкое высказывание на английский, сохраняя немецкие конструкции. Никак не научится говорить, например, «me too» – в её исполнении это «I also». А в немецком – этакий берлинский диалект, с «простонародным» оттенком. У Алека в этом отношении прогресс больше (!).

Ночью проснулась от рёва Алека. Сидел на коврике, как будто что-то искал, на вопрос, что делает, промычал что-то вроде «Аня валежка» (так я поняла), на повторные вопросы не отвечал – начал злиться, драться… В руке у него увидела ключ; мы с М. вспомнили, что вечером с ключом носил белую палку; М. нашёл её, показал – Алек слегка поуспокоился… Первое, что сказал, проснувшись утром: «Где моя палочка?» (так вот что оно было!). В общем, когда волнуется, говорит непонятно. И когда в словах не уверен.

Алек охотно повторяет; но не всегда: иногда из самолюбия отказывается.

Общие буквы даются Ане легко. «Круглую, как рот» букву О – запомнила, а показывала я много дней назад. М – «мамина» буква (и папина: «М.»). «Свои» буквы А и Е (Annie) помнит. Сегодня выучила К, «букву кошки», и нашла её на обложке книжки, которую читали («Кошкин дом»). Это из наших общих (общих у латиницы с кириллицей) букв.

У Ани немецкое (мягкое) «л». Пыталась объяснить ей, что могут быть недоразумения. Она хотела сказать «угол» (поставить нелюбимую куклу в угол) – получилось «уголь». Аня тренироваться не захотела (после того как несколько попыток сказать «л» твёрдое закончились неудачей). В таких словах, как «упала», «л» заменяет на «у»: «упауа».

У Алека опять пропал интерес к книжкам и словам. Возится целыми днями с крючками, вешалкой, шваброй и т. п.

У врача. М. был приятно удивлён: врач, услышав, что отец говорит с детьми по-английски, сам перешёл на английский – и Алек выполнял все требования (открыть рот, высунуть язык, перевернуться…); т. е. Алек понимает больше, чем М. думал! Дома для проверки устроили игру в «послушную Лялю» (выполняют быстро мои команды) – Алек частенько посматривал на Аню, но большую часть команд вполне понял сам: реагировал не глядя на сестру.

Если хочет сказать что-то более сложное, чем обычно, кроме вполне значимых слов вставляет слова, какие знает (пусть даже в такой комбинации не имеют смысла). Вот такая имитация сложного высказывания.

Аня осваивает грамматику, 1-е лицо, хотя и не вполне правильно. «Лежу», «дышаю»… Вместе с тем, говорит о себе «упал». (Похоже, путаница в родах у них надолго. Вот и Алек до сих пор говорит «сама».) Алек тоже пользуется 1-м лицом, но чаще сокращает предложения до минимального количества слов.

Образчик Аниных смешений: «Ауч! Стукнуло мою фюсю!»

Стадия освоения грамматики: «Алек моя машина возьмёл!»

Ещё пример «перевода» с немецкого на английский, «от Ани»: «What you doing?» В русском: «Мама, Du shopping?»

Борюсь с Аниной привычкой говорить «эллиптически», с комическим результатом: «Мама, ты молоко?», т. е. «Мама, ты будешь пить молоко?»

 

3 + 5

Уже узнаю от детей новые немецкие слова! Алек услышал, что Аня хнычет (я резко с ней говорила), прибежал, спрашивает: «Was ist los? Hat Mama geschlagen?» [Что случилось? Мама шлёпнула?] – Аня из вредности кивнула. Повернулся ко мне, шлёпнул (как я его иногда) по попе, крикнул: «Nicht hauen!» Я и не знала, что есть hauen (без приставки) – «стукнуть»…

Пришла на кухню и вижу: самостоятельный Алек сервировал полдник на двоих (себя и Аню): чашки с соком (когда я пришла, подтирал пролитый из упаковки сок кухонным полотенцем), ложки и… йогурт, который я вообще-то даю на завтрак. Попыталась йогурт убрать в холодильник – рассердился, закричал, стукнул (становится агрессивен в последнее время), поставил упаковки назад на стол. Уселся, сказал: «Lassen wir es so». Совсем немец.

Рассматривали с Аней книжку; начала объяснять ей, что такое матрёшка, – и услышала: «А я знаю!» Откуда?! Я уверена, что матрёшку она до сих пор не видела. То же самое – с антенной.

Алек, услышав в электричке (в объявлении) слово «S-Bahn», встрепенулся и переспросил: «Essen?» Вечноголодный ребёнок…

Дети приглашены на день рождения к Беннету. Беннет (2 года) двуязычный и тоже отстаёт: говорит лишь несколько слов (Mama, Papa, Opa, auto, aus, nicht…). Зато Алек отличился: говорил много и громко с незнакомыми людьми (Аня же стеснялась и молчала!). Рассказал, что это мама купила подарок, просил торт, сообщил, что пирожное понравилось, призывал посмотреть на новую игрушку, предлагал Беннету играть…

На улице Алек здоровается с прохожими, улыбается, кричит «халло!» Легко и охотно вступает в разговор с незнакомыми людьми, причём чаще всего сам начинает беседу. Например, в воскресенье на площадке рассказывал подошедшим мамам, что построил туннель, а в понедельник просил незнакомого чужого папу взять в руки совок и рыть песок…

Аня: «ждаю».

К Пасхе оба получили в детском саду кучу сладостей; мы даём их на десерт к обеду, после того как съеден суп; Аня стала есть много лучше. Сегодня спрашиваю, что хотят есть. Алек с уверенностью в своём праве требует «колада». Аня, более дисциплинированная, но и не без хитрости, раздумчиво заявляет, что съела бы «шоколадовый суп». Образовала новое слово, по модели, – доказательство того, что осознаёт грамматику, не просто повторяет! Вот только образец не вполне очевиден – название цвета (розовый?)? «Луковый» они не слышали; остальные названия супов образуются, скорее, с суффиксом «н» (капустный, картофельный, рыбный…). По названию сока (абрикосовый, персиковый, апельсиновый, вишнёвый)? Всё равно эти слова они слышат реже, чем прилагательные с «н». И ведь яблочный сок – любимый.

Алек и Аня говорят многое грамматически правильно по-немецки (прошедшее, неопределённый артикль). Алек по-русски почти всегда правильно употребляет лицо (слышала от него 1-е и 3-е, в том числе с изменением формы: вижу), императив. И чаще всего род в прошедшем («Ты умылась?» – в смысле «помыла пол»; «поел»)!

Когда Алек осваивает новую форму / новое слово, спрашивает: «Павильна?»

Об Ане М. сказал: в английском у неё совершенная грамматика, только немецкая: практически переводит с немецкого на английский (we leave = lassen).

У Алека до сих пор встречаются неоткорректированные слова («аподус» – автобус). Когда нужно выразить новую и не привязанную к практическим потребностям мысль, нередко теряется, запинается и мычит, не находя слов. А учиться по-прежнему не хочет. В отличие от Ани.

Аня тоже путает животных! Смотрели «Маугли» – увидев павлина, закричала: пингвин! Правда, это единичный случай – в отличие от Алекова «кадила» (крокодила), который на самом деле всегда оказывается тигром.

Аня, наконец, обратила внимание, что «трусики» как бы множественного числа. Поправляет: «Nur eine!» А чуть раньше пыталась говорить «трусика». (Я тогда не поняла, что это она «анализирует» форму.) Явное осознание категории числа.

Читали «Бармалея». Алек, наконец, участвует в процессе: показывает, где соответствующая тексту картинка. Однако в конце, когда я закрыла книжку, не смог вспомнить вехи сюжета. В отличие от Ани.

Насколько влияет немецкий на их русский язык? До сих пор не до конца разобрались с падежами – не потому ли, что в немецком практически нет падежных окончаний (только артикли)? И в английском нет.

Аня: What is that?

М.: That’s an alarm.

Аня: O! Noch mehr Larm!

(т. е. раскладывает слово на артикль и «слово», похожее на немецкое Lärm).

Если Аню упрекнуть в том, что она жадничает (я это делаю в форме вопроса: «Неужели ты жадная?»), она соглашается – и с чистой совестью прижимает к груди то, чем не хочет делиться. Если то же самое проделать с Алеком, он совершенно выходит из себя, кричит: «Я не жадный!!!» – и лезет драться; делиться, впрочем, тоже не желает… В чём тут дело, в характерологии (нечто вроде «цинизма» на детский лад у Ани?) или в чувстве языка – в том, что Алек чувствует оценочные оттенки значений, а Аня нет?

Алек всё чаще «рассуждает» (как Аня) о том, что у Хельги одни слова, у мамы – другие. Что Аня, как девочка, должна говорить так, он же, как мальчик, иначе. Например, сегодня: «Аня – сама, Алек – сам». М. поражён, спрашивает, как мне удалось достичь того, что он научился, наконец, правильной форме. Однако Алек не «научился»: он, как и прежде, говорит о себе «сама». Точнее будет сказать, он «понял» различие форм.

Были в зоопарке 6 часов – боюсь, поездка скорее не понравилась: замёрзли, устали, звери за решёткой, недосягаемы – а детям хотелось на них кататься и т. п. Правда, можно было гладить и кормить маленьких домашних животных. Думаю, что жираф, обезьяны, бегемот и морские львы в памяти всё же остались. Может быть, ещё фламинго. Из хищников многих не было.

Играли в «магазин» – надеюсь, выучили по крайней мере несколько стереотипных фраз, научились лучше считать и, может быть, запомнили, как выглядят некоторые купюры и монетки («игровые деньги» имитируют настоящие евро и центы).

Оба не выговаривают «р» и «ш».

Аня всё чаще пытается говорить со мной по-немецки (отдельные слова) – я «не понимаю», тогда, после паузы, следует русское слово (похоже, скорее вспоминает, чем неохотно переключается).

Ещё пугающий пример. Англоязычный отец в Германии уже 10 лет, дочь отвечает ему на немецком. Он говорит, опыт всех его знакомых двуязычных семей говорит о том, что дети переходят на язык среды…

К вопросу о том, каким видят мир разноязычные дети. М. сердится, когда Аня называет наш дом Haus (ещё и подкрепляя Хельгиным авторитетом): речь ведь не о собственном строении! Аня настаивает на своём.

М. принес «квадраты Никитина» для иллюстрации разницы в представлениях о мире: будь квадраты сделаны в Америке, голубого не было бы (синий и голубой – одно слово), как и оранжевого, зато был бы розовый, как один из основных цветов. Однако радикальных выводов (в духе Уорфа) о том, что язык (языки) как-то влияет (влияют) на мироощущение наших малышат (то есть о том, что их видение мира какое-то особенное), я бы делать не стала.

Играли в «семью». Алек выказал себя заботливым папой: кормил «Аню», пытался носить, но вот «читать» не захотел (не смог) – зато Аня в первый раз пересказала «Репку» и «Колобок»…

Ещё игры. С завязанными глазами найти и ощупать предмет – назвать и рассказать, что можно с ним сделать. Бросать мячик, называя слово, – ловящий говорит «ам», если вещь съедобная.

Игра: неправильно называю слова («О, какое ведро!» – о ботинке) – Алек поправляет.

Вопрос, как спровоцировать говорить больше. Кажется, самое лучшее – импровизированный спектакль.

Всё ещё смешивают 3 языка: ein бумажка, ein cat… Из грамматики – усвоены первое и второе лицо настоящего времени (3-е редко используется). Единственное число активно используется, но и множественным первого и третьего лица пользуются правильно. С ошибками – мужской и женский род в прошедшем (о себе). Научились (более-менее) употреблять притяжательные прилагательные (с местоимениями проще). Алек всё ещё использует свои «стратегии» упрощения слов («Малёт летит»).

Вроде не было «стадии» отказа от тех языков, что «в меньшинстве»: отвечают на наших языках, хоть Аня – сейчас – и не сразу (забывает слова)?

Собираемся в парк. Уговариваю одеваться быстрее. Спрашиваю Алека, неужели он не хочет увидеть павлина? Аня вмешивается в разговор: «А мне ещё уточек!»; подумав, добавляет: «И Маугли». Ассоциация по смежности: павлин начинает каждую из серий русского мультфильма о Маугли.

 

3 + 6

В последние дни: «можаю» (Аня) – как надеваю-снимаю? Бегу (Алек). Удаётся мужской и женский род прошедшего времени единственного числа.

Аня: «Ты девочка, и я девочка. Папа и Алек – мальчики». Я решила проверить, насколько изменились её представления о «мальчиках» и «девочках». На мои вопросы отвечает: Феликс, Леннарт – мальчики. Анна, Юлия – девочки. «А Хельга?» – «Мальчик». – «Как же так? Почему? А Дорит?» – «Дорит – мальчик». – «Но почему? А Дженни?» – «Девочка». Алек тоже утверждает, что Хельга – мальчик… (Дорит, воспитательница, – худенькая, с короткой стрижкой, всегда в брюках; Хельга, воспитательница в их группе, – тоже с короткой стрижкой, в брюках, массивная, как фрекен Бок, со склонностью к авторитарному воспитанию.)

«Л» мягкое – отсюда «уголёк» вместо «уголок» и «люк» вместо «лук». У Алека не так заметно в слове «угол», но и он говорит «уголёк» – правда, может быть, копирует Аню (повторяет за ней: я просила её сказать «уголок» и после сразу же – Алека). Аня говорит «Анйя» – однако когда мы начали тренироваться (няня), мягкое «н» удалось очень хорошо с первого раза. Скорее всего, Аня копирует произношение, которое слышит в детсаду.

Напрасно я, думая, что детям ещё трудно формулировать длинные предложения, «переводила» / дополняла их короткие высказывания. Аня в итоге начала лениться, а Алек стал избалованным. Всё они могут! Во всяком случае Аня! Недавно начала с лёгкостью повторять обвинительные тирады за папой: «You have to accept the fact that you’ve got a sister». Впрочем, это по-английски – а по-русски, даже повторяя, иногда стягивает 2 слова в одно: мыть руки – «муки»…

Объясняла Ане про корни: соломинки растений, растения так воду пьют из земли.

Страх после чтения скептически настроенного Д. Циммера. Всё уже встречала, но вот ведь как действует тенденциозная подборка… Снова заговаривает о полуязычии, подкрепляя старую формулу метафорой: одна функционирующая машина, как ни крути, лучше двух сломанных. Укрепляет и старое предубеждение против многоязычия: мультилингвы отстают от сверстников-школьников (сообщения из Голландии). Напоминает: из 6 детей, которых наблюдала Дёпке, только двое росли активными билингвами, но и они после поступления в школу превратились в пассивных носителей второго языка. Подчёркивает: у Вернера Леопольда вторая дочь по-немецки не заговорила, лингвист остался при убеждении, что двуязычие не каждому дано. Интерпретация идей Камминза: двуязычие может состояться только на основе хорошо развитого первого языка. А основная идея: многоязычие не каждому даётся…

Чтение наложилось на впечатления от книги Кильхёфера и Жонки «Zweisprachige Kindererziehung» о юных французах в Германии: 1-й язык был уже хорошо развит, когда пошли в детсад, 2-й пассивный – с тех пор немецкий превратился в «сильный» (даже и в самосознании), приводит к интерференции. И это у способных к языку детей, и уже до школы… (Да, надо было нам отдавать их в детсад позднее…)

Двуязычие – удел немногих?.. Посильна ли задача, за какую мы взялись?

А теперь – успокаиваемся. Говорить с детьми на ином языке, кроме своих, ни М., ни я не хотим. До сих пор отвечать нам на наших языках дети не отказываются. Что будет в школе – поживём, увидим. Прогресс в языковом развитии есть. Что касается «отставания» – есть ведь и утверждения, что в школе догоняют в развитии! Может, наши дети «перегружены» языками в общении с нами и эмоционально обеднены? И мы этого не замечаем? Но до сих пор никто нам ни о чём подобном не говорил…

Алек, похоже, играет, когда неправильно называет слова:

– Хочу банан.

– А вот же банан.

– Это не банан!

– А что же?

– Автобус!

И точно так же – «трусики» – о баране, который выпрыгивает из окошка (на картинке).

Анина фантазия: «Аня, как думаешь, что говорит слон котёнку?» – «Я хочу кекс».

Алек: «Papa gesagt / hat gesagt» – «сказает».

Ещё один ребёнок в парке отвечает русским – по-немецки. Молодой человек, друг семьи: «Не заставляют».

Трёхъязычная семья на детской площадке: швед, русская, живут в Германии, девочка младше наших, в детсаду 7–8 ч, 2 ч в день с родителями. В России мама давно не была – в Швецию едут на этой неделе на пару дней. «Я не ожидаю, что русский будет на таком же уровне, как немецкий, но хотелось бы сохранить живой язык». У неё быстрый немецкий с попыткой немецкого произношения, русский несколько неловкий.

Алек вдруг засмущался, не хотел сказать, как его зовут. «Ты Аня?» Качает головой. Шепчет: «Алек». Аня вообще стесняется новых людей. Прислушивается, переспрашивает каждый раз, когда поблизости оказывается «не-немецкий» ребёнок: «Что сказала девочка?»

Не понимаю, что говорят. Иногда фантазия помогает опознать слово, искажённое или неотчётливо выговоренное.

Р, ш не выговаривают.

У Алека развивается самоуверенность. Охотно считает, но с ошибками. По-немецки особенно охотно – и с теми же ошибками всегда (счёт не поправляем). …8…9…4…6. Кажется, «виноват»… автоответчик! Алек ведь называет как раз те цифры, что М. голосом выделял, записывая текст сообщения на автоответчик. Цифры Алек произносит иногда в другом порядке, но в том же составе.

М. учил Алека фехтованию. «Cross! En garde!» – новые слова. Алек довольно удачно защищался и нападал, но вошёл в азарт, больно стукнул М. по руке и был отстранён; попробовала Аня. У неё получалось не так ловко – и с позицией, и с повторением слов. «En garde!» [онгард] она услышала как «My god!»

Играли в испорченный телефон; Алек усвоил правила игры быстрее; слышит слова лучше Ани.

Рассматривали «Зелёные яйца с ветчиной» д-ра Суса и рассуждали о картинках по-русски. Оба хорошо «читают» выражение лиц.

Аня утром рассказывала Алеку сказку о курочке Рябе. (Вчера я читала Алеку сказку, и книжка осталась лежать на диване; Ани вчера с нами не было, она была на кухне: как всегда, долго не могла справиться с ужином.) Рассказала вполне правильно, хотя и не наизусть (мы не настолько часто читаем сказку), не вполне точно имитировала сказовый ритм («Дед бил, бил – никак не разбил»). Вводила дополнительные детали – судя по эмоциям, большой важности: «Кошка на стол залезла – ха-ха-ха!», «Курочка кудахчет: я вам принесу другое ичко. И принесла белое – ice cream!» Душу вложила в пересказ – настоящее «народное творчество». Аня хотела ещё одну книжку «читать» брату («Репку»), но нам пора уже было в детсад.

Разочаровывающее, если не пугающее (Алек):

спрашиваю – по картинке к сказке о репке, – за кого держится дедка, бабка и т. д. – каждый раз отвечает «машина» (?!);

вечером не смог повторить слово «принеси»,

часы назвал «очками»,

на дальнейшие попытки разговорить (повторяли стишки) отвечал «не умею» (почувствовал, что проверяют, не уверен?).

Игры, развивающие абстрактное мышление (что лишнее? и т. п.), у обоих не идут.

Думала, что книжка с комплексными заданиями поможет «заниматься» с детьми. (Хорошая идея: повторяющиеся задания усложняются со временем и скреплены «рамкой» – «путешествием» на конях и т. п.) У Алека поначалу оживился интерес, но довольно быстро пропал. А Аня готова учиться и выполнять задания и без «рамы»… Все-таки групповая динамика – особая.

Т., на полгода младше, говорит отдельные слова – так думает его мама. На самом деле он говорит много, но неотчётливо. Похоже, стесняется.

Оба справляются с лабиринтами более сложными, чем предлагаются в тестах для малышей.

Алеку (в отличие от Ани) неинтересно просто отвечать, «что длиннее», «что лишнее», находить пару или вспоминать, что нарисовано на картинке. Всё меняется, когда задание будит практический интерес, например, если нужно найти потерянные зверятками подарки или подобрать еду для них. Точно так же некоторое время назад с большой охотой пытался разобраться в путанице с хвостами. Идея путаницы хороша. Правда, на «Путаницу» Чуковского я не заметила какой-то особенной реакции. А вот д-ра Суса оба любят. Разыгрывание сказок (театрализация) тоже повышает (Алеков) интерес к говорению.

Его практический разум не позволяет ему заявить, что вагон не того цвета «не подходит»: какая разница, что жёлтый вагончик стоит среди синих, – главное, что все можно сцепить.

Часто намеренно неправильно отвечает. Например, говорит, что мишка стоит с зонтиком (а не с шариком), – и смеётся.

Аня справляется практически со всеми заданиями для трёхлетних (что самое длинное, что лишнее, что одинаковое, счёт), только что не знает некоторых слов (забыла названия времён года, детёнышей животных), множественное число образует не всегда правильно.

Пересказ «Дюймовочки» удался плохо: с моими наводящими вопросами, с запинками.

Аня сидит с бумажкой (инструкция по приёму лекарства) в руке и «читает»: «I am Sam-I-am» (далее ритмизованный набор звуков)… «Meine Straße, deine auch». Похоже, созрела для обучения чтению всерьёз?

Две укоренившиеся у Алека ошибки: «сама» (о себе), «сказает». М.: Алек «усвоил» немецкое употребление (неразличение) английских do и make (= schaffen); ассоциирует make с machen.

Случайно ошибся, поправляет себя: «I am not… I don’t!»

Аня считает по-английски в первый раз до 20; после 19 задумывается – «tenteen!»

«Алек, тише! Папа спит» – Алек переводит Ане (!): «Leise!» А ведь она понимает!

Алек потряс меня, абсолютно чисто выговорив по-немецки zurück; чуть позже услышала grün, опять же в очень точном исполнении. Ну вот, в языке они меня переросли: я так не могу…

М. увидел, что дети дерутся, вырывают что-то друг у друга, и подбежал разобраться. Аня, как более «говорящая», пожаловалась, хныча: «Алек отбирает». М. приказал Алеку отдать всё, что тот взял. Аня быстро забрала предмет спора, Алек повалился на пол и принялся горько плакать. Только тут М. заметил, что в руках у Ани ничего нет. Дрались, стало быть, из-за воображаемого предмета. В этот момент появилась я и, узнав, что произошло, спросила у Ани, за что боролись. Это оказалось «новое платье для мыши» (!). Про голого короля мы ещё не читали. Или сами выдумали невидимую материю, или «видят» платье. Что за возраст…

 

3 + 8

Коринна с детьми в гостях.

Аня: «Lady bugs don’t bite». «I too» – дети Коринны высмеивают.

Алеков вопрос о яичках: «Это – тоже пи́сать?». Продолжение интереса к устройству всего на свете.

Аня залезла на стул: «Я первая». Алек: «Я первый!» И тут Аня, вместо того, чтобы спорить, изрекла сентенцию: «Nur einer kann der erste sein». [Только один может быть первым.]

Говорит «почти литературно» (М.): «The birds are circling and fighting in the courtyard! The little birds cannot fight». С русским сложнее: таких длинных высказываний нет, первое, что вспоминает в разговоре со мной, – английские слова (а между собой они говорят преимущественно по-немецки), приходится настаивать, чтобы вспоминала «мамины слова». Ухватилась за моё предложение: отвечать «не помню» или «не знаю» (это чтобы не молчала), нещадно эксплуатирует фразы. Наконец, однажды уже было не «мама говорит…» или «папа говорит…», а «а я говорю…!» – т. е. настаивала на том, чтобы говорить по-немецки.

У Алека спряжение в основном правильное, а род они оба никак не усвоят окончательно.

Борьба с Алеком за умение приветствовать воспитателя. Сначала повторял: «Guten Morgen, Alek», потом выдавал 2 фразы, с Алеком и с Хельгой («Guten Morgen, Alek. Guten Morgen, Helga»). Затем отказывался говорить («Я не буду говорить гутен морген Хельга») и даже не хотел идти в любимый садик. Теперь начинает с неправильной фразы, после того, как Хельга её отвергнет и запрашивает верную, произносит так, как нужно.

Оливию называет «Сильвия» – по имени бэбиситтера из Венгрии. Айзею тоже однажды назвал «Сильвия» – почему?!..

«Сильвия» – сохраняется…

Дорит называет «Йогурт» / «Йогит».

Анино суждение: Айзея «не мальчик!» – «Почему?» – «Он мой!» – «Но и папа тоже твой и при этом мальчик!» – «Нет, только Айзея мой!»

 

3 + 9

В России.

В целом дело двинулось вперёд, особенно у Ани: говорит бегло. Правда, Ира утверждает, что Алека легче понять (Алек слова произносит громче).

Обескураживающее в конце. Алеково: «Это Ксюша?» – на площадке о чужой девочке… Иногда говорит не то и смеётся, шутит то есть; но на этот раз нет.

Анины проблемы с родом.

Аня выучила фамилию, названия «родных» городов, стран Россия, Германия (правда, тут уже не уверена).

Вот неожиданный результат поездки: их язык общения был немецким – стал смешанным (мешанина из 3 языков!). Т. е. с другими они чётко (Алек меньше, Аня чётче) проводят границу – их внутренний язык потерял монолитность. Вот пример: «Собака krank. Ich gehe лекарства купить. Хе, хе… He will пить und essen», «Я приду mit der cat. Открой мне дверь. Ich bin nicht der Doktor! Там надо Teddy-Bär стоять!»

Странный разговор с Аней. Обсуждаем, кто чей папа. Всё правильно объясняет о себе, Ксюше, обо мне и папе… А на вопрос: «А кто папа Серёжи?» – вдруг отвечает: «Ира». – «Ну как же, папа должен быть мальчик, а Ира девочка!» «Девочка» я всегда говорила для упрощения; а тут вдруг Аня поправляет: «Женщина!» Не понять, «наивный» ребёнок или многоумный…

 

3 + 10

Продолжение разговора «о женщинах». В туннеле тесно, идём не вчетвером, а по двое: Алек с папой, Аня со мной. Аня, усмотрев логику в таком делении на пары, кричит брату: «Алек, ты boy! И папа… (после секундной заминки) …машина». – «Аня, кто тебя научил так говорить?» – «Дедушка!» Тут я поняла, что она имела в виду: «Папа – мужчина!»

Прощальный вечер Хельги. А. идёт в немецко-английский садик. Воспитательницы: «Вы окончательно решили забрать её?» Мать А.: «Да, она уже неделю ходит для пробы в новый садик». Воспитательницы – почти хором: «Да, мы можем это понять…» (В подтексте: да, она слишком хороша для нашего садика… А. лучше всех раскрашивает контурные картинки; видимо, считается особенно продвинутым ребёнком.) Мама А., подавшись вперёд, с жестикуляцией опровержения: «Исключительно ради языка!» Разговорились потом; мама А. долго жила в Америке; в «интернациональном» детсаду, куда А. будет ходить, одна немецкая воспитательница и одна австралийская: «Тоже как бы английский!»

«Stinky Popo!» – ну вот, начинаются ругательства. «Покажи пису» – и детская эротика… И дразнилки: «Плака!» (Алек плакса).

Алек поднял бутылочку, всю в песке, тянет ко рту. Я кричу: «Это бяка!» Алек недоумевает: «Это луце!» И ещё несколько раз повторил. Отчаявшись понять, спросила у Ани, что говорит братик. Она сначала повторила пару раз «луце», потом пояснила: «Это сладкое. Так Хельга говорит». Тут у меня всё и соединилось: Lutscher (от lutschen, сосать), М. позднее пояснил, что Хельга вполне могла так говорить: слово старомодное (потому я его и не знаю).

Сегодня после моей обращённой к М. речи на немецком Аня не перестроилась и заговорила со мной – тоже по-немецки: «Dort steht Lilys Tasse».

«Три толстяка» посмотрели на одном дыхании. Правда, в начале музыка показалась угрожающей – Аня спрятала голову. И в середине, в разгар драматических событий, Алек сказал, что не хочет смотреть. Когда появилась кукла, Аня заявила: «Это я». Утром на следующий день просит платье «как у куклы», уточняет: «у живой куклы».

До сих пор трудности с родом и падежами (кроме случаев, которые выучили); и это «сказаю». Предлоги путаются. Аня начала «тормозить» / «буксовать» (будто пластинку «заело»): «не… не… не…».

Аня подпевает песенкам на диске, Алек иногда тоже.

Алеку трудно сравнивать картинки, отвлекается. Никак не запомнит времена года.

Играли в «скажи наоборот»; Алеку трудно быстро сообразить, путает пары: «Алек грязный!» – «Нет! Я сухой». Правда, и Аня тоже путает («злой» – «нет, хороший»). Множество вариантов сравнения величины (широкий – узкий, высокий – низкий, длинный – короткий…) у нас сведено к одному: «большой – маленький». [Позднее в «русской группе» выяснилось: это даже у старших – пятилетних! – детей может быть так!]

Анины неправильности: «Возьмёла», «сидю», «можу», «помаху» (оказалось – помашу).

Алек хорошо говорит то немногое, что выучил.

Если уж чему научается, так делает это абсолютно правильно. Надевает сандалии всегда «на ту» ногу. И правильно их застёгивает; главное, не ленится не только штырёк в дырочку воткнуть, но и – дальше – ремешок в застёжку.

Аня в первый раз правильно пользуется формами «говорю», «говоришь» (вместо «сказаю» и т. п. – Алек всё ещё не отучился).

Алеку трудно выговорить «сопли»: «слопи».

На этой неделе зашёл разговор о «красоте», и выяснилось, что у Ани твёрдые представления о том, кто красивый, кто нет. Твёрдые – и странные. «Красивые» из мальчиков – только двое: Феликс и… Александр (толстоватый, с сонными глазами).

– А Эмиль?

– Нет.

– Почему?

– Волосы короткие.

– А наш Алек?

– Нет.

– А он почему некрасивый?

– У него T-shirt некрасивый.

Из девочек красивые – Нина, Лилли.

– Рукен?

– Нет. Волосы короткие…

Кстати, выяснилось, что, по Аниному мнению, Рукен мальчик: из-за коротких волос…

Удалось позаниматься наедине с Алеком – впервые пел вместе со мной (заказал песенку сам)! А потом услышала, как он еле слышно поёт-бормочет строчки уже без меня… В состоянии очень хорошо выговаривать все звуки.

 

3 + 11

Ходили без нас в театр. Попросила рассказать Аню, что видела там, – она не смогла. Видно было, что не находит русских слов для глаголов. Восстановили: там были зайчик с морковкой, ёжик, лошадка. Что делала лошадка? «делала вот так» – пришлось подсказать: гладила ёжика – а ёжик колючий! Однако попозже, когда я начала перечислять героев и назвала лошадку, Аня заявила, что лошадки не было; выяснилось, что ёжик был лошадкой… Ещё был крокодил – «schlafen» «с тётем» (спал с тётей?! – нет, что-то непонятное). Крокодил спал, потом кто-то закричал и «разбудел» его. Ещё были детки наверху (это Аня повторила много раз). «Без ручки», «живые», «не настоящие» (?!) – это на мои наводящие вопросы; наконец, стало понятно: куклы, но не на руке. «На веревочках?» – «Нет»… Ещё раз дали «это», «сосать» (поняла: мама Леннарта ещё раз дала леденец на палочке – это уже не часть представления…).

 

4 года

Аня, как оказалось, выучила песенку об английском алфавите.

Я решила посчитать, сколько Аня букв знает, – 18 (7 забыла).

Аня без ошибок и запинок поёт песенку об алфавите (Алек повторяет, кривляясь, делая вид, что эту песенку вообще-то знать не желает). А потом поёт ещё раз, но уже заменяя буквы набором звуков (охотно играют в простейшие языковые игры: замены не обязательно остроумные, вообще бессмысленные чаще всего).

Забыла выражение «Когда я ем, я глух и нем» – «Мама, сказай!» Вспомнила – глаза блестят, цитирует. Алек тоже захотел повторить – память отказывает даже на таком коротком промежутке (после «я ем» следует практически набор звуков, хорошо хоть, не отказывается учить по частям…).

Алек твёрдо знает (вспоминает без подсказки) около 4 букв (А, М, О, К).

По-русски «читаю», собственно, я (быстро произношу буквы), а они опознают (когда не узнать уж нельзя).

Алеку до сих пор трудно выговаривать трёхсложные слова (путаница вроде «вычичил»), да и повторять их (по слогам получается, вместе – опять путаница). До сих пор у нас по-русски склоняются большей частью те слова, что часто употребляются, «нет» рода…

Аня, оказывается, выучила названия языков по-немецки: englisch, russisch… «deutsch» пришлось называть мне. И объяснять, что Russisch – язык мамы, а не Николь.

Проблема: забывают. Не можем запомнить (после нескольких повторений пару дней подряд) названия времён года. Алек забыл и наименования родства. Сценка: обидевшийся Алек объявляет Ане, что она ему «не брат». Пробую вступиться – рассерженный Алек заявляет мне, что и я ему не брат. Соглашаюсь, пытаюсь объяснить, что я мама, а Аня сестра, – Алек упёрся: «Аня мне не сестра. Мне папа сестра». Но это, похоже, просто упрямство в чистом виде (раз уж начал говорить «нет», надо продолжать в том же духе).

Трудно вычислить, что он может и что не может рассказать / вспомнить. Уже знаю, что их группа в цирк не пошла, спрашиваю, был ли в цирке, – «был». А что видел? слона видел? – «видел». А что слон делал? – «вылез» и «летал»! Да разве слоны летают – смеётся и подтверждает: летают!

Русские буквы (из предложенных: таких же, как в английском, и отличающихся) – все, кроме двух.

Алек дедушке по телефону: «Я умею всё сказать».

Алек: «Дырочка идёт in die воду. Ein крыша» – артикль в одном случае по роду русского слова, в другом – соответствующего немецкого. Немецкий – разговорный: «Sieh, was ist da los. Du muß sagen “o”. Wenn man “o” sagt, dann ist es kaputt». «Kommse» (kommst du в разговорном варианте).

Аня впервые написала слово: Ball (разве что В перевернула). А пару дней назад пела алфавит – и рассматривала буквы. М.: впервые соотнесла названия с видом. М., кстати, учит именно названиям букв, со всеми трудностями: hall Аня пыталась прочесть как эйчолл. (Я скромно ориентируюсь на звуки, и только.)

Кажется, мне пора взять дело изучения немецкого в свои руки – спрашивать, как Николь говорит: в, из, вчера… И корректировать немецкий (что уже начинаю делать!).

Аня оставалась одна дома. Много рисовала. Человечки: круг-голова с точками-глазами, линией-ртом, торчащими линиями-волосиками. У некоторых есть прямоугольники-туловища, у других из головы растут палочки-ноги и палочки-руки, от которых отходят веером палочки-пальцы (Аня их явно не считает: их то 2, то 6…). Папу нарисовала почему-то скорее в духе геометрической абстракции: чёрный круг-голова, разноцветные уши (одно – красный полукруг, другое – бирюзовый, а контур жёлтый), тело наполовину коричневое, наполовину зелёное (контур фиолетовый), палочки-руки чёрного цвета.

Аня сама написала «Amelie» латиницей.

Есть придаточные: времени, условные, дополнительные, определительные. Падежи. впечатление, что спрягают правильно (иногда неправильные формы: «держаю»). «Возьмёла» удерживается. Трудности с родами и словом «сама» у обоих; но когда спрашиваю, как в конкретных случаях говорить (обращаем внимание на форму), говорят правильно! Не выговаривается «л» в быстрой речи, у Ани ещё «ш».

Алеково «Я не умею!» – как отказ учиться; самолюбивый человечек!

В поведении откат к младенчеству: «Мама, ты корми меня / одевай меня!» Ожидание нежности – отказывают М., когда хочет помочь им одеться: он просто одевает, не ласкает.

Аня рисует абстрактные цветовые пятна (красками в детсаду), в последнее время иероглифо– / каллиграммоподобные закорючки, которые называет «письма»! (Я рассказала В., с предложением: на выставку абстрактного искусства с темой «Абстракция и дети» вывесить и Анины работы; сначала обиделся, потом вроде внял.)

М. в отчаянии: «I want not», «gefoundet».

Много рисуют – и многое заслуживает выставки (хотя бы дома). Яркие абстракции Алека. У Ани они постепенно уступают «реализму». Впрочем, и цветные абстракции тоже время от времени рисует.

На всякий случай спрашиваю, что изображено. Если затрудняются ответить, подсказываю: «Просто красиво?» Об одном рисунке Алек сказал: «Просто красиво», – но потом поправился: «Рыба» (выглядит как «чистая» абстракция). У Ани многие рисунки смешанные, это отражается в названиях. Одна картинка называется «Зонтик и просто так» (выглядит как лицо на палочке рядом с короткими линиями – дождевыми каплями?).

Аня в огромном количестве производит «письма» и «книги». Это сложенные в 2 и больше раз листы бумаги, испещрённые закорючками-«буквами» (попадаются и настоящие буквы). Иногда рядом с «буквами» размещает и рисунки, чаще абстрактные, но есть и «солнышки» (правда, не обязательно жёлтого цвета) или «цветы».

 

4 + 1

Алек испугал. Прочитали сказку о Морозке, начали разговаривать – заявил, что… убьёт меня: отведёт «на лес» и оставит, стукнет «палкой по голове» и убежит, «ха!» Интуитивно было понятно, что агрессия связана с восприятием сказки (Морозко «палкой»-посохом стучит по земле, заморозил старухину дочку, которую старик отвёз в лес, как и свою), но я хотела обсудить Алекову ярость. И причины её. Однако Алек только твердил: «Тоже нехорошо», – а что нехорошо, не мог толком объяснить. Попробовала понарошку обидеться и предложила ему тогда уйти. «Сама уйди». – «А почему я должна уйти с моей кроватки?» Наконец выяснили, что эта сказка не понравилась, и решили: Алек будет «читать» книжку про машину. Пообещала ему больше не выбирать для чтения книжку со сказкой о Морозке – сразу гнев прошёл, нежности, очень горячо попрощались перед сном. Воспринял чтение мной сказки как моё одобрение того, что там рассказывается? М. заявил, что в английских сказках насилия нет.

Алек до сих пор говорит «вычичил» (выключил), многосложное слово такого типа повторить не может.

Говорила с русским логопедом об их сложностях, о том, что Аня не выговаривает «ш» – в тот же вечер Алек хорошо повторял, а Аня хорошо сказала «Маша»!

Грамматические неправильности – даже у Ани: «глазы», «колёсы», «ножниц» (в винительном), «принцессу и принц», «останет» (в смысле: останется), «мы Алека останем» (оставим). (Ср. неотчётливое, но звучащее правильно у Алека: «Я тебя оставю / оставлю / оставью».) «Возьмёла», «ходу́». М. окончательно уверился, что русский язык невероятно трудно учить: «даже дети не могут усвоить» грамматику!

Произношение Алека: «килесо», «вычичил», «малёт». «На штаниках» (в смысле в штаниках), «на здесь» (в смысле: туда). (Играет: паук ползает якобы у него в штаниках, лягушка прыгает по ноге.) «На домики» (стойкое) вместо домой.

Г.: у Андрея – «жду на тебя».

Оба: «хо́чу». «Прячу», «прятал» (вместо прячусь, спрятался / ась) – т. е. у нас опять трудности с возвратными глаголами!

Аня назвала меня «бусий» (?) – я ответила: «А ты кусий. А Алек мусий». Обиделись. А раньше протестовали, услышав от меня «жадные», – ещё не зная слова! реагировали на интонацию упрека? На этот раз интонация была нейтральная. Получается, обиделись на языковую абстракцию! Угадали в ней «намерение». Значит, и «бусий» было намеренной вредностью, хитрой попыткой тайно дразнить меня. Мои слова поняли как ответную дразнилку и поэтому обиделись.

Не могут пересказывать – забывают? После рождественского базара, где 4 раза катались на карусели, не ответили, что видели, что было лучше всего, какая карусель, даже с наводящими вопросами…

«Позитив»: Аня правильно назвала зелёные лампы на гирлянде green one. По образцу, заданному М. (blue one), но с интервалом в пару дней!

Аня всё ещё рисует в абстрактном жанре.

Анино «письмо» под названием «Окно» – одновременно и окно, и лицо с торчащими вверх палочками-волосиками.

Аня желает знать, «почему папа ушёл на работу, у нас ведь есть компьютер!» И что будет, «если у кого тем-пе-ра-тура». В ответ на моё разъяснение, что тогда не повезём смотреть большую модель поезда, спрашивает: а что будет, «если у кого тем-пе-ра-туры нет, а кашель плохой…»?

Ночью Аня кашляет, но принимать сок от кашля не хочет. Пытаюсь её соблазнить шоколадкой – «Мне нельзя сладкое!» (Я ей говорила, что ей временно нужно отказаться от сладкого: из-за красных пятен – детского «диатеза» / «атопического дерматита».) Сила воли! Сознательное решение.

Алек каждый раз в детсаду, утром и вечером, вызывая усмешки родителей: «Ich habe auch abgeholt!» [вместо «Меня тоже забирают (домой)» получается: «Я тоже забрал»] И я не должна его поправлять?!

Играли долго: сматывала шарф, называла слово, Алек должен был отзываться: она, оно, они, он; если правильно отвечал, отпускала слегка шарф, т. е. позволяла отбегать, шарф разматывая. Закончить игру захотела я – он хотел продолжать! Поначалу почти все ответы были правильные – пока слова были мужского и женского рода (только в роде «медведя» ошибся: «она»). На множественном числе (а это всё известные слова: штаники, огни и т. д) вышла запинка (ножницы —?; кубики – «он? она?»; в таких случаях обычно сначала предлагал женский род: «она»). Потом отвечал правильно, пока вопросы повторялись по типу. Когда начала предлагать слова среднего рода (дерево, окно и т. п.), запутался (одеяло – «он»), после этого начались ошибки даже в мужском и женском роде (мама – «он»!). Начали ещё раз, теперь уже слова среднего рода и множественного числа называла уже с самого начала вперемешку со словами мужского и женского рода – ошибок больше, чем правильных ответов.

«Моя нету слопи» – Алек (…).

«Поедем на лес», «на бабушке», «падает на воду».

Алек смотрит книжку («Where the Wild Things Are»), рассказывает мне, что видит. «Хочет кулить вилка!» (уколоть собаку вилкой). Иногда говорит как «иностранец»! Правда, случаи такие всё же редки.

Нарисованное Алеком привидение сначало было голубовато-бирюзовое, с парой жёлтых и розовых штрихов. Потом Алек, видимо, передумал: обвёл рисунок чётким чёрным контуром, закрасил почти всё коричневым, только верхушка стала чёрная. Очень необычное «привидение».

Алек захотел сам собрать паззл с волком и козлятами – понадобилось полчаса, с моей помощью (и с напоминаниями, чтоб не отвлекался). Потом собирала Аня при моей минимальной помощи – 15 минут.

Аня «делала книгу» (как объяснила Алеку), «сочинила сказку» (как сказала мне). Около получаса «читала» по своему рисунку. Больше всего действо напоминало радиопостановку: Аня то пела, то рассказывала; повествование то текло спокойно, то драматизировалось: актриса топала ногами, вскрикивала: «Ein Geist! Ein Gespenst!!» (импровизировала дочь по-немецки). Героями были яблоня, уехавшие папа и мама, брат и сестра. Этим сходство со сказкой «Гуси-лебеди» исчерпывалось: сестра оказалась принцессой, действие неожиданно перенеслось в… тюрьму («Gefäng», как наши дети её называют), призрак вдруг явился… Услышав о призраке, Алек вклинился: принёс куклу-привидение и попытался ввести интересных ему персонажей (самолёт).

Я отсняла.

Фантазировать им легче, чем рассказывать? Или немецкий настолько обогнал родной русский?

Я начала и продолжаю тренировать по словарю в картинках все 3 языка – слово за словом, с указаниями: «Николь говорит…» – у Алека интерес в глазах. Вспоминает больше слов, чем Аня! Результаты лучше, если показываю не картинки, а вещи. Иногда слово, однозначно знакомое, не вспоминается – начинаю вопрос на том же языке, что и забывшееся слово, тогда всё получается (!). Так, кажется, можно залатать дырки.

Аня: «Я тошнюсь!»

Я начала бороться с Алековым «сама». Так: «Алека сказала, она сама сделает; умная девочка!» – действует.

Алек говорит darum вместо da rum.

Алек:

– Не могу больше есть.

– Почему?

– У меня там, – показывает на тело, – батарейка старая.

 

4 + 2

Аня, после секундного «эканья» (думала, как лучше сказать), оформила своё желание в виде «правила»: «Когда кто-то съел суп, надо дать конфету». В смысле: «Съешь суп – получаешь конфету». Сама вывела для «правила» грамматическую формулу – «изобрела» «языковой велосипед».

М. раздражает вечное «I want don’t…», «I want cake to eat»: и кого же будет есть кекс? И если отвечают: «Кекс!», – издевается: кекс будет есть самого себя?!

Алек папе: «Папа сайзе!» [ «Scheiße», кака, – немецкое ругательство.] От неожиданности не сразу поняла. Выяснить, понимает ли смысл, не удалось.

Узнаю новое от Ани! «Joey» (детёныш кенгуру).

Алек задержался в ванной, дурил. Сама умыла его – Алек рассердился, запротестовал: сам может умыться. Побежал к полотенцу, вытерся, удовлетворённо заявляя: «Теперь я снова грязный!» И пошёл к умывальнику – умываться ещё раз.

Аня начинает рисовать «принцесс» (как другие девочки в детсаду). Я не смогла удержаться, поинтересовалась, почему у принцесс такие страшные зубы (треугольные, как клыки). Оказалось, это губы. Аня не обиделась.

Когда дети рисуют, предпочитают не «гармонию», а «контрасты»: сочетания далёких цветов.

Я взяла в руку 2 сосиски. Аня: «Сосиска как ракета!»

Спор с Алеком. Я решила его наказать: читать только Ане, а его отправить в другую комнату. Алек всё ж пришёл, говорит: «А я всё слышу». Отвечаю:

– А мы уйдём в комнату с ключом и запрёмся.

– А я возьму ключ и отопру.

– А мы ключ с собой возьмём.

– А я возьму лестницу, поднимусь и всё увижу.

– А мы пойдём в комнату с дверью без стёкол.

– Тогда… Тогда… Тогда ты глюпая!

Аня придумала слово: «пикникали». Понимает, что сама сочинила: сказала и смеётся. У Алека какая-то смешная форма «с тебями». Ещё хуже «вместех тебя».

Аня: «Ein Bär… eine берлоге» – этимологическую связь между словами разных языков чувствует?

В рисунках сложные геометрические формы; замкнутые линии – то извилистые, то угловатые.

Аня раскрасила зайчика так, что он получился пёстрым: 7 цветов!

Алек отказывается учиться – и с воодушевлением ходит по буквам, выложенным мной на полу.

Детский детектив. Спросила, почему кукла сидит на экскаваторе. Ответ: у неё украли туфельки и малыша, увозят в машине, надо догонять. (Впереди Алек с игрушечным микроавтобусом.)

По выходным рисуем «как большие»: акварелью на листах поставленного на мольберт альбома; краски смешиваем на палитре. Пробуем работать «в соавторстве»: импровизируем втроём на одном листе.

 

4 + 3

Напомнила поговорку «Когда я ем, я глух и нем» – не подействовало, восприняли как повод к упражнениям в остроумии. Аня переиначила: «Если я ем…» (в её случае, к сожалению, это совершенно правильная формулировка…). Алек, подумав, продекламировал: «Когда я ем, я ПЛОХО ЕМ» (специально скандировал, чтобы подчеркнуть отличие нового варианта от «поговорочного»).

Утром: «Mama, wo bist du?», «Mama, where are you?», «Мама, где ты?» (превратили вопрос в игру, подхватывая её, поочерёдно зовут на разных языках).

«Не браю из дома машинки», «упауа» (Аня!), «вычичить» (всё то же выключить – Алек).

Ходили в клуб / русскую группу. Были в основном сидячие игры, подвёрстанные к сказке «Рукавичка». Алек отказался «играть». Аня поучаствовала, несмотря на то, что стеснялась (говорила опустив голову). Придумывала задания («танцевать»), загадывала предмет и помогала отгадывать: называла цвет и т. д. Отгадывала «загадки», вставляя слова в специально для того задуманные паузы во время чтения сказки (лиса – рыжая… Аня: «Краса!»). Выяснилось, что знает слово «варежка»… Потом всё же убежала в спортивную комнату. Оба примчались назад делать самолётики, но, увидев, что те будут из бумаги, опять скрылись. Пожелали «играть в оркестре» (каждый бьёт ложкой по кастрюле). Алек весь вечер был тяжёл: брал вещи у малышей (обычно такого не делает), не отвечал на просьбы, капризничал и упрямился (хотел есть в клубе и, хотя понял, что еды там нет, отказался идти ужинать домой; потребовал жёлтую машинку и ныл об этом всю дорогу, другие машинки отверг…). Педагог, отвечающая за русский, говорит не без ошибок («загинаете» = загибаете!)…

Алек: «прыгает и лахает» (от немецкого lachen).

Аня вечером слушала старинную ирландскую матросскую песню; была очень заинтересована, спрашивала о каждом слове, захотела выучить наизусть.

Алек: «fahren bis zum снега», «sitzen на лошадь». В одном случае склоняет русское слово, в другом нет.

Аня:

– Schneewittchen wird heiraten mit seiner Mama… [Белоснежка выйдет замуж за её маму…]

– Аня, что такое heiraten?

– Когда кто-то танцует друг с другом.

У Алека: der Menschen. В немецком глаголы сильные без изменения, с чужой связкой («hat gespringen»)…

Ходили в первый раз вместе в библиотеку (детское отделение). Ане понравилось, потребовала несколько книжек взять домой (одну без слов): заинтересовала история. Алек сидел недовольный, на приглашение почитать отвечал, что хочет только смотреть им выбранную книжку.

Аня о театре, организованном в детском садике: дядю зовут Пётр Пан. Приносит куклы с собой, а сегодня приходил один. Говорил «с Николем».

Алек о новом домике в комнате Николь (только этим вопросом удалось вызвать на разговор): «чёрный, немного white, наверху немного жёлтый». Аня о домике в комнате Сибиллы: pink.

Отметили до сих пор единственный случай «интерференции» из английского, у Ани: «Ich bin kalt». М.-во примечание: только он не слышал, чтобы Аня по-английски говорила это правильно (I’m cold)…

Аня требует вечером песенку, «Я не сплю без песенки» (не засыпаю).

Аня весь месяц в ответ на мои просьбы упорно отказывается говорить в моём присутствии (но не со мной) по-русски: «Я же говорю с Алеком».

Алек о руке, застрявшей в пальто: «Сделала вот так (показывает пальцы кольцом), и что-то застрялось. А потом расстрялось».

Наконец, переходим на систему: только английский и русский – хотя бы в их присутствии.

В первый раз смешение английского и русского – у Алека: «Ты будешь сидеть на моём лэпе» (на коленях).

«Er hat ausgetrinkt» – Аня! Как же не поправлять? Вот и поправляю уже с месяц. И слова учим – на двух языках…

Смотрели книжку «Кто что делает» (очередная переводная от Диснея; кстати, очень неприятная картинка в начале: в дождь и снег люди идут на работу – сам художник наверняка дома работает…). А потом просматривали ещё раз быстро и отвечали на мой вопрос, какая работа нравится. «Романтические» профессии вроде пожарника или полицейского, вопреки ожиданиям, интереса не возбудили (при том, что пожарная машина всегда вызывает восторг). Аня сказала, что быть врачом хорошо. Алек захотел быть строителем, точнее, работать с машиной, которая возит и выдаёт цемент. Первая реакция на картинку была: «Это я!» – показал на машину с шофёром! Однако чинить машины он, опять-таки против ожиданий, не захотел. Аня хотела бы стать таксистом. Алек – работать на железной дороге. А также стать пилотом (Аня тоже об этом). Оба не против выращивать овощи (как у дедушки на даче). Алек хотел бы печь торты и пирожные; Аня готова есть их. Почему-то не соблазнила профессия художника. Наконец, Алек «увлёкся» добычей угля (картинка содержательная – срез: машины на земле и люди с тачками под землей), я разубеждала: тяжёлая работа… И ещё заинтересовался… уборкой мусора (каюсь, и тут высказалась против: мусор дурно пахнет). Оба обещали помогать мне по хозяйству.

Играли в разбойника и полицейских. Разбойниками были папа, я, потом Аня, Алек был «жертвой». Всплыли обескураживающие факты: Алек не смог описать «преступника»! Был он высокий? Да. («Разбойник» кричит из укрытия: «Нет!») Во что одет? В штаники? в платье? Алек не знает. (Аня из укрытия: «Платье!») И цвет платья не назвал, заявил с неуверенной интонацией: «Чёрный». (Аня кричит: «Красный! Красный!» – и добавляет: «С собаком!») В общем, спрятавшийся разбойник сам себя описал…

В чём тут дело? В плохой памяти, недостатке внимания? Не только; он ведь и пол разбойника не назвал! («Был разбойник мальчиком?» Алек с готовностью: «Да!» Аня, спрятавшаяся в другой комнате: «Нет! Я был девочкой!»)

В тот же день, когда играли «в слова» (вспоминали для вещей, на которые указывала, названия по-русски и / или по-немецки), Алек на просьбу назвать цвет занавески (на которую я показала), ответил (неверно) «orange». На предложение вспомнить, что за занавеской, задумчиво произнес: «White… blau-white» («уточнил», когда заметил, что я удивилась). Отодвинули занавеску – поправился: «Зелёный» (о юкке). 1) Похоже, он всё-таки забывает слова, 2) неужели он понимает меньше, чем мы думаем? 3) возможно, он соображает медленнее, чем требует заданный темп вопросов; 4) к вопросу о медлительности: мне кажется, перед занавеской я показывала оранжевую кукольную юбку и просила назвать цвет, – т. е., может быть, сын называет цвет следующего предмета по инерции; 5) а может, он называет первое, что в голову приходит, в надежде, что случайно «попадёт в точку»… В любом случае, его словарный запас не так велик, как хотелось бы, значения слов не точны – они, похоже, проясняются для него из контекста; вот оно, поверхностное знание языка, BISC (в Алековом случае ещё и без беглости)?.. И мы теперь уже не можем сдаться, отступить, сократить число языков до минимума!

Аня, заплаканная, прибегает к М. жаловаться, что Алек отнял собаку-далматинца. М. предлагает поменять собаку на фисташки. Аня, держась за руку М., находит Алека, запинаясь, объясняется с ним: «Du…du… du gibst mir собака, und ich gebe dir your pistachios».

Анины песенки:

Дальше ритм сбился:

И ещё:

«Это маленькая песенка» (в смысле: короткая).

Алек провинился – попробовали разыграть появление «полицейских». Даже не столько ради наказания, сколько ради «театра».

Вопрос Алека: что такое «когда»? Глубокий вопрос… Потому, что я Аню поправляла (не «если я ем…», а «когда я ем…»)?

И тут же – снова непонятное. Остался дома (точнее, вместе отвели Аню в садик, зашли к директрисе, сходили в магазин и после того «приземлились» дома) – в течение дня раза 4 спросил, где Аня. Я, удивлённая, поинтересовалась в ответ: «Ты разве не помнишь, как мы её отвели в садик? Помнишь, где мы сегодня утром были?» Алек не помнит. Я: «В цирке?» – «Да». – «Нет, я там не была. Хорошо, а кто там с тобой ещё был?» – «Николь, Сибилла, Хельга». И опять истории о том, что видел в цирке, с новыми подробностями: клоун, который зажигал огонь, – не «палочки», а «колесо»… Что всё сие значит? Где тут граница между игрой, фантазированием и сбоем памяти?..

Ругала Алека за постыдный эпизод в садике – Алек растерянно, по-русски: «Что?» И это при «сильном» немецком, который вроде бы должен включаться в минуту волнения!

К игре в полицейского: на вопрос, что было бы, если б разбойник не пришёл сам «с повинной», придумала 2 варианта: 1) отправиться без «разбойника» смотреть фильм (Болек и Лёлек) о поимке преступника: надо ведь «научиться управляться с преступниками»! это одновременно и наказание, и уход от необходимости «арестовывать», следуя логике игры; 2) (по подсказке М.) выстроить строго охраняемый сейф, для преступника соблазнительный, ювелирный магазин или т. п. (но это совсем непедагогично…).

Алек удивительно точен в словах / определениях. Пояснял мне, что такое Bank (скамейку по-немецки назвал без артикля): «длинный стульчик».

Дети играли. Импровизировали, переходя от одного интересного им мотива к другому: дождь, день рождения, прилетает ведьма, за ней охотятся, приходит поезд и прилетает самолётик… среди прочего вспомнили и маленькую карусель, закрытую от дождя (видели пару раз во время прогулок). Время от времени звучала строчка, как бы ритмизованная. Наконец она развернулась в нечто вроде стихотворения.

Мы записали:

Декламация звучала вполне профессионально, мастерски, энергично. Предваряло её «предисловие»: «Und dann schauspielert er. Und das ist der Sinne…»

Неясно, что это: обрывок стишка, выученного в детсадике, фрагмент какой-то театральной постановки или спонтанное творчество.

Аня пожаловалась: в садике не дают хлеба. Объясняла ей, что немцы почти не едят хлеб к обеду, – как и американцы (папа, например). В отличие от русских, которые едят много хлеба; мама, например, русская, всегда ест обед и ужин с хлебом. Аня: «И я русская!» Так «покупается» национальность…

Сегодня впервые на мою просьбу говорить при мне по-русски Аня ответила согласием; правда, на практике это ничего не изменило…

Объясняла (в который раз), что в субботу и воскресенье не ходим в детсад. На этот раз последовала реакция. В субботу Алек несколько раз спросил, суббота ли сегодня, в воскресенье – опять вопрос: сегодня суббота?

Разговор с дедушкой и бабушкой. Подсказала Ане: сообщить, что сегодня одна ходила в садик. Аня прижала трубку к уху, мне было не слышно, что там говорят, но Аня прекрасно справилась одна! Отвечала на вопросы коротко, но ёмко. Сообщила, что Алек «болеет», пояснила: у него «глаз красный». И Алек поговорил сам, а не только с подсказками. Сказал, что мы ходили кататься, а потом пожаловался: «Я хотел кататься на карусели, а она сказала: нет!» (вообще-то я ему объясняла, что карусели на этот раз не построили).

Грамматика у них лучше, говорят правильнее – разве что Алек забывает слова. Сегодня дома; когда просим о чём-то и не показываем, он в растерянности (stroller, колокольчик —?).

Аня поёт теперь свои песенки и на английском. М.: просто повествование, дополняющее песни настоящие. Использовала неправильное слово в песенке, М. посмеялся, поправил – Аня не согласилась: «Das reimt!» (Рифмуется; но почему она сказала по-немецки?)

Гуляли с Алеком. Как всегда (с младенчества), закрывает уши, когда слышит громкие звуки. Спрашиваю, почему закрыл ушки: болят? Отвечает: «Не хочу слышать, – подумал и добавил, – … шум!» Я довольна, что самостоятельно использует понятие.

Играли в магазин. Аня-продавщица напористо и находчиво предлагает сопутствующие товары, ловко навязывает «нагрузку»: «Вот лекарство… с ложкой! вот зубная щётка для малыша… и ещё две для мамы и папы!» Только что пока не понимает, как работают деньги: уже получив монеты, готова отдать даром другой товар; ещё: запросив сумму и получив её в точности, хочет дать сдачу…

«Sing doch ganz красиво!» – Алек. Но и у Ани всё ещё есть смешения, с элементарными словами, – не в том же дело, что забывают эти слова?!

Пугающее. Смотрели с Алеком книжку о вокзале. Он высказывается до того невнятно, что я едва понимаю. При этом он повторяет высказывания с разной интонацией: сначала вопросительной, потом утвердительной (как бы находит для себя какое-то решение, идею, и успокаивается). Кажется, он хотел сказать что-то вроде: если поезд придёт скоро, надо бежать; если нет, можно подождать на вокзале; но это я за него реконструирую. Попробовала рассказать, что делать, если потерялся на вокзале: бежать туда, где написано латинское «i», и объяснять, что потерялся, ищешь маму-папу. Спросила, как он это скажет по-немецки. «Я не знаю». Изобразила немецкую тетю, которая спрашивает по-немецки, как зовут папу, маму. «Я не знаю». Где он, Алек, живёт, как называется улица? «Einundsechzig»…

Вечером потребовал включить кассетный проигрыватель, слушал Спайка Джонса, много смеялся песенкам и аранжировке «Щелкунчика», захотел танцевать. Танцевала вместе с ним. Хотела показать пару танцевальных движений – «Уходи». Отторгает всякие попытки учить? Правда, Аню тоже прогнал. Хотел освободить место для «танца» (бегает и прыгает)? Позднее стала дурить с ними двумя в ритм – оба были рады.

Алек сказал папе «Kuck» [ «берлинское немецкое» ‘смотри’]. Аня одновременно: «Look». Алек поправился.

Трудно его понять из-за того, что выговаривает не все звуки (в беглой речи). Но если догадаться, что за слово хочет сказать, оказывается, что его речь правильнее, чем можно думать: «Если ты будешь ситать, я… сказаю: не надо ситать» (скажу: не надо считать).

Старые слова Алек всё ещё говорит с «зеркальными отражениями» звуков – а вот «магнитофон» сказал сразу правильно…

Аня (я кончила обрабатывать Алеков глаз мазью): глаз и «мазь» «reimt».

Сказала, что они говорят как малыши: с кашей во рту; как испорченная пластинка («а-а-а-а»); обо всем говорят «это» (пообещала, что стукну «этим» по «этому») – протестовали и смеялись.

Странно: по-немецки речь звучит артикулированнее и громче, чем по-русски (и, кажется, чем по-английски).

 

4 + 4

Результаты моей пятидневной поездки в Россию. Аня (по словам М.) продвинулась в английском. По-русски же она забыла множество слов и пытается использовать со мной немецкий. Алек… как будто стал увереннее в русском! использует более длинные предложения, словарный запас вырос. Алек, в отличие от сестры, назвал улитку на трёх языках. Ответил на вопросы, которые «тётя из киоска Информация» задаст, если он потеряется. Правда, теперь он говорит не так чётко и внятно, как раньше, когда пользовался более короткими фразами… Стали чудовищно самостоятельны и стыдливы: Алек переодеваться пошёл в туалет – и дверь закрыл.

Анины объяснения сильно отличаются от Алековых (среди прочего: Topf schlagen – это «вкусно» —???).

Topfschlagen – искать с завязанными глазами и с деревянной ложкой в руке сладости, спрятанные под кастрюлькой: ищущие размахивают деревяшкой, пока не наткнутся на кастрюлю.

Названия Алековых «картин» очень красивы. Например, «Музыка в трубе»; позднее, правда, передумал, сказал, что рисунок называется «Жираф». Выглядит творение как абстракция; с Алековой точки зрения тут, видимо, «реализм». Сказал, что ещё на том же рисунке изображён «домик с дымом». Присмотрелась – и вправду: внизу справа нечто вроде маленькой буквы А, из вершинки выходит волнистая линия.

Играли в игру «Schwokodil» (можно перевести «Свинкодил» – свинья + корова + крокодил). В книжке страницы – картинки и текст – разрезаны на 3 полосы, можно составлять фантастических зверей, называть их фантастическими словами и фантазировать о том, что такие звери могут. Книжка немецкая, но играли мы по-русски. Начали попыткой заменять лишь одну из трёх частей. Дети иногда сами производили названия, особенно хорошо с носорогом получалось: «козорог», «свинорог» и т. п. (структура прозрачнее, заменять слоги легче?).

Утром в субботу проснулись, по своей «вредной» (с нашей точки зрения) привычке, не только раньше обычного, но и раньше «нормы» для рабочего дня (до семи!). Входя в спальню, Алек сообщил, что сегодня суббота (выучил наконец!).

Ряд сюрпризов (то, что уже намечалось, вылилось в чёткие высказывания). Алек:

– Я не хочу в мою кроватку, потому что она маленькая.

И ещё:

– Мне не нравятся наши домики. (Т. е. у нас дома?)

– Почему же?

– Мне не нравится жёлтое ведёрко, где теперь мои подарки.

Аня решительно отказывается надевать некоторые кофточки и т. п. Сообщила, что ей не нравится имя Аня, – лучше уж Анастасия. И:

– Я хочу, чтобы Алек будет братик Нины. Чтобы Нина будет моя сестра. Хочу другую маму.

– Вот так да! Почему, Аня?!

– Ты не шик… Мне нравится мама Нины. И папа Нины.

– Ты хочешь от нас уйти, потому что мы не шик?

– Вы некрасивые.

– Аня, ты меня очень расстроила. Теперь я тебе читать не смогу… Ты говоришь, я некрасивая?

– Ты красивая…

Прагматик… М. начинает выяснять, кто из пап и мам в группе красивый, кто из детей красивый; наконец, доходит до вопроса, кто в группе самый красивый. Аня без ложной скромности: «Я!!!» Пришлось укрощать самомнение, убеждать, что это не так: сопли бывают и, когда плачет, рот кривится… Алек:

– И пукает! Не будет принцесса!

Может, зря «ускромняли»?..

С неделю назад Аня попыталась образовать прошедшее от do «по правилу» для слабых глаголов: doed, – хотя уже много раз говорила did! Возможно, не видит связи между формами. Во всяком случае, теперь сознательно пользуется языковыми законами.

Аня считает по-немецки до 20 – «сама» научилась. По-английски и по-русски с помощью и поправками – тоже до 20 (и, значит, в состоянии считать дальше!).

Алек с восторгом бесконечно «взвешивал», «измерял длину», а ещё объём (переливал из бутылки в ковшик)… в очередной раз доказывая правоту Монтессори. Урок нам: вот как надо обучать – работать с веществами, действовать!

Алек рассказывает стишок:

У Ани возник зуд рассказывать. Утром: «Как ты зовешь krank?» И, не дожидаясь ответа, начинает: «Помнишь, вы даже [теперь это обычное мусорное слово] фильм посмотрели, а я лежала в твоей кроватке, а потом побега́ла, потому что хотела писать, а потом прыгнула в кроватку, а вы не знали, а потом папа хотела меня взять, а ты сказал: “Du sollst hier bleiben.”». Тут я выразила удивление: я ж не говорю с ней по-немецки! «Что ты теперь сказал?» Не дождавшись ответа, перешла к другому воспоминанию. Я прервала: хотела удостовериться, что она действительно употребила род глаголов «с точностью до наоборот», попросила повторить. Аня отказалась: хотела рассказывать другое. Затем сказала: «А потом я спил и спил». Тут началась новая история. «Ты помнишь, что я болел, и Алек пойдил в садик, но я нет. Но я пойдил даже к празднику и что-то ел. И донат ел…» Потом Аня повторила: «Алек пойдил в садик, но я нет, если я болела». Захотела рассказать что-то новое, но нам нужно уже было в садик… Главная проблема, как прежде, род; о грамматических формах они имеют представление, но образуют не всегда правильно (пойдил, спил).

Алек вышел из себя, как было однажды давно (когда хотел «лис» – рис). Требовал «колать» (?), показать отказывался, визжал. Постепенно успокоился.

Вчера учил меня говорить «pullern»: моё произношение его не устроило.

Просят рассказывать о самолётике и дракончике.

К нам пришла Нина. Алек потребовал, чтобы М. читал английскую книжку. М. заметил, что Нина не поймёт, попросил Нину подтвердить, она, конечно, ответила, что не знает английского. Алек, повернувшись к Нине, заявил, что она должна учить язык: «Du mußt lernen!»

У Маши в русской группе. М., самый разговорчивый ребёнок (аж Машу заглушает!), говорит только по-немецки. Наши начали болтать по-русски, пусть неправильно («Ты большой!», «Большой ворона – как крыша») – «немец» приумолк. После одной игры Алек, спеша к Маше, перепрыгнул через лежащего «немца» и, кажется, задел; тот заревел. Я громким шёпотом потребовала, чтобы Алек извинился, погладил обиженного, – ноль внимания. После занятия спрашиваю, почему не послушался. Ответ: «Я его боюсь». Как всегда, не понять, шутит, говорит всерьёз или нарочно придумал неожиданный ответ (чтоб растерялись и отстали). Алек часто держится совсем как подросток: получаешь отчётливое впечатление нахальства, но доказать, что ощущение правильное, нельзя: ребёнок говорит спокойно, вежливо. Только абсурдность сказанного заставляет предположить намеренный обман…

Новое в английском Ани. М. говорит, в первый раз использовала будущее время: I will do it!

Сегодня (в воскресенье) я слышала, как Аня рассказывает по-немецки – излагает сказку о волке и 7 козлятах. «Die Steine müssen drein… Jetzt zu machen» [Камни должны сюда… теперь закрыть]; потом, бормоча комментарии, поползла «к воде» и «утонула» («ins Wasser gefällt» – я поправила). Выяснилось, однако, странное: Анина уверенность, что она разыгрывает сказку… о «Rotkäppchen» (красной шапочке. – Прим. ред.) (перепутала 2 сказки с волками?).

Им нравится бумажный театр. Аня сама захотела «читать» (рассказывать с помощью театральных фигур) о колобке, потом и Алек попробовал – оба с моей помощью что-то рассказали. Любят новые книжки – на принесённые мной из библиотеки набросились, как голодные. Идея дать им рассказать, что видят на картинках в ещё не прочитанной книжке, приносит хороший результат.

Н. была у нас. Говорит, конечно, много лучше, чем они: словарный запас богаче, знает артикли. А вот на площадке она, в отличие от наших, не карабкалась на горку, а почти заползала по деревянной лесенке.

Попробовала с Аней новый метод чтения: строго по 2 буквы, потом добавляется 3-я (если в слоге 3 буквы), потом то же самое со следующим слогом, потом 2 готовых слога соединяются; работает. Играли в поиски «клада» с использованием «писем»: я прятала конфетки, на доске выкладывала слова-подсказку. Аня читала слова, затем оба отправлялись куда указано (к шкафу или столу, или искать подходящую чашку или сумочку), я кричала «холодно-холодно-теплее-горячо». Игра имела успех, повторили на следующий день.

Не могу точно вспомнить «стишок», сочинённый Аней, – что-то вроде:

Она попробовала и такой вариант:

– и констатировала:

 

4 + 5

М. учит «географии» – показали Россию, Америку. Он им – Францию, Германию. Забывают, конечно.

Аня всё реже рисует абстракции. Рисунки усложняются: солнышко, деревья, цветы-принцессы…

Раскрашивали в садике овалы – «пасхальные яйца». У Алека внутри яйца сложная геометрическая фигура, у Ани, скорее, традиционный декоративный узор.

Termin [назначенная заранее встреча] у Николь: наконец готовы результаты теста sismik. И ещё одного. По тестам Алек иногда ниже среднего, но на уровне лучших иностранных детей. Правда, Николь говорит: на практике дело выглядит лучше, чем в результатах теста. Например: когнитивное развитие, по тесту, страдает; но там требуют написать, говорит ли то-то и то-то, – а он не инициативен в разговоре, более того, его разговорить трудно… Некоторые темы (например, требующую обсуждения во время еды) Николь не «прорабатывала», пожалела Алека: говорит, он так поглощён процессом поедания пищи, что невозможно оторвать! Составили план развития.

Из минусов: за день перед встречей Алек отказался здороваться с Николь. Реакция на «допросы», не желает напрягаться? Его объяснение: «Устал говорить халло, как Хельге»; сам вспомнил Хельгу. Обсудили; я сказала: «Ну а теперь ты отдохнул, будешь воспитанным», – повторил: «Теперь я отдохнул».

Николь занимается с Алеком – теперь он различает цвета по-немецки.

Л. рассказывала: сын неизвестно откуда набрался грубых слов, начал ругаться: «Пися! Гадина!»; никто из взрослых ничего подобного не говорит. Л. шутит: «Буду сваливать на русскую группу!» У нас проблема прямо противоположная: Аня где-то (не дома, к сожалению…) научилась этикету! В кафе вдруг говорит: «Нельзя ставить локти на стол!» Никто из нас от неё этого не требовал. Быстро убрали локти, начали выяснять, кто источник хороших манер. Всех перебрали, ответ был: «Не знаю!», мистика какая-то, наконец, я спросила, не Леннарт ли её просветил, – «Да!» Слегка отлегло (хоть и есть сомнения): нашли рациональное объяснение… А вот реакция Алека на цивилизаторские усилия: «Если я сделаю так, моя животика будет болеть…» (?!)

Аня в первый раз сказала правильно: «Не хочу» (правда, вечером снова был «рецидив», «не хо́чу»).

Аня последовательно говорит «не хочу́», поправляет Алека. Правильно употребляет род.

Конструировали буквы из складного метра. Говорю Ане: вот чернила капнули – образовалась клякса; Аня с ходу изобретает слово: «Бякса!» – и смеётся от удовольствия.

Аня: «А люди в садике не едут ртом закрытым!»

Алек часто: «Устался!» Это теперь любимое слово.

Заметила: на мой вопрос, как папа называет какао, Аня отвечает: «I don’t know». Как переключатель кода срабатывает не слово другого языка, а ассоциация с «представителем языка»… Странность: с моей подсказкой – по-английски какао – cocoa – не согласилась, смеялась.

М. говорит, Аня сообщила ему, что хочет иметь собственного бэби.

Аня дразнит с «рифмой»: «Папа-лапа». М. отвечает: «Little Annie-Fanny». Алек «перевёл»: «Маленькая Аня-Фаня!»

Алеку нравится играть в звуки: например, хлопать, когда в слове есть определённый звук, «л», например. Реагирует медленнее и неувереннее, чем Аня, но достаточно хорошо, чтобы я начала усложнять игру. Попробовала сказать: «Стучать!» Алек автоматически захлопал в ладошки, хотя слово без «л». В конце концов попросил изменить правила игры: он называет слова (с «л») – я хлопаю. Назвал очень много слов!

 

4 + 6

Анина фантазия, которую всем сегодня в саду рассказала: Нина якобы сломала ногу, и будто бы Леннарт об этом сообщил. Дома на моё опровержение: «Но ведь ты Леннарта не видела уже 2 недели!» – не реагировала. И Леннарту тоже рассказала новость, которую будто бы от него услышала!

Аня: «Я хочу, чтобы начиналась такая погода, что я могу носить моё платьице».

М. решил проверить, помнят ли название Эйфелевой башни, подсказывает её имя, аллитерациями в наводящих вопросах: «Is it the awful tower? It is so big, it fills your whole eye». Я в восторге, мне нравится эта игра словом в англоязычной культуре (здесь почти двуязычный каламбур, подобный набоковским). Традиция, которую наши дети усваивают через книжки д-ра Суса и мультфильм о жёлтой подлодке… М.: вообще-то думают, что у истоков – Шекспир, но и он, скорее всего, «всего лишь» вершина языковой традиции. Английский превосходно приспособлен для игры звуками (лучше, чем, например, немецкий: в английском, из-за отсутствия окончаний, много омофонов). По версии М., начало всему – утрата окончаний в английском вследствие норманнского вторжения – она, эта утрата, открыла дорогу словесным играм…

М.-вы заметки: произношение у детей в английском. «Проблемные» звуки – r и th.

Для первого Аня использует w, так же, как почти все англоязычные малыши. В окончаниях – er превращается в – aw («teachaw»), опять-таки, как у многих малышей-носителей языка.

На месте th М. пару раз слышал у Алека f (вряд ли из-за влияния русского языка). Аня склоняется к тому, чтобы говорить на этом месте d, что лучше (ступенька на пути к th).

Время от времени Аня говорит ah на месте английского ж, правда, в большую проблему это не превращается.

Есть и приятное. Раньше оба говорили отцу: «Kuck mal!», – но теперь, кажется, М.-вы настойчивые протесты сняли «недоразумение», оба говорят: «Look!»

Ещё из М.-вых заметок. Вопреки привычным педагогическим рекомендациям, пытается преподавать названия английских букв вместе с различными звуками (насколько они используются в обиходе). Цель – внести ясность в хаос звуков и названий букв в разных языках и предупредить возможную путаницу.

Пример: М. указывает на а и спрашивает, что это. Алек отвечает аh. М. поправляет: а́ (и сообщает название буквы).

Аня тоже очень часто отвечает, называя звук, но для некоторых букв использует всегда название, например, для h, где в названии нет ничего от реального звука. Правда, в итоге она не всегда знает, какой звук обозначается этой буквой…

Недавно М. учил Аню названию буквы и звуку w. Она всё правильно повторила; посмотрим, сохранит ли в голове.

Оба ассоциируют буквы m, p, a с родственниками (последнюю – с Алеком: это ведь заметная, легко узнаваемая часть имени Alex). М. пытался с самого начала выстроить такую ассоциацию между G и grandma, но пока плодов усилий не заметно. p Алек ассоциирует с… обоими родителями и иногда утверждает, что это «мамина буква» (это напоминает смешивание мамы и папы).

Название Алековой (абстрактной!) картины: «Мышка и лабиринт». Что ж, можно и так понять: на рисунке овал среди спутанных линий.

Давали название одной из наших коллективных абстракций. (Я, как всегда, спросила, что это, добавив: «Или это просто красиво?») Аня сомневалась, отвергала свои же названия одно за другим: лес? дверь? остановилась на варианте «Аквариум». Алеково предложение: «Адрес»; уточнил: «Наш адрес».

Влияние русского (и английского?) на… немецкий: «Wo gehst du?» (без hin). Но и влияние той же немецкой фразы на русский: «Где ты идёшь?» (!)

Калька из немецкого в английском: никогда не говорят watch… (наблюдать, следить). Калька из английского в русском (держится уже долго): «Что это для?»

Встреча русских (и смешанных) семей в парке Фридрихсхайн. Аня поначалу стеснялась, потом освоилась. Алек обращался только ко мне, если чего-то хотел. Играли – в роли «ястреба» бегал со мной рядом, чуть ли не за руку держась.

Алеково «Теперь я снова грязный» закрепилось.

Аня запомнила М-ву фразу, говорит: «I’m waiting for you… nervously drumming my fingers».

Зайчик Ани разодет, как африканская модница: кольца на руках и ногах. Заяц, точнее зайчиха, сначала была Ксюша (как двоюродная сестра), потом Нина (как подруга), после прослушивания «Битлз» стала Луси.

В магазине. Алек, нашедший б/х (BН (нем.) – бюстгальтер. – Прим. ред.), показывает Ане: «Das geht ans Po» [Это надевается на попу]; искушённая Аня, понизив голос: «Это надо сюда» (показывает пальчиками на грудь). Народ смеётся.

Анин «стишок»: «Orange und rot macht immer hot».

На моё замечание, что смешивают языки, начали их смешивать намеренно! (Подобно тому, как пупки нарочно показывают и ещё зовут меня: дразнят-провоцируют.) Когда переходят (или, точнее, переводят) на другой язык, происходит заминка, похоже, детям трудно переключаться осознанно (!): «Hast du ein Boot… лодка?», «Hast du ein Wasser… вода?» Начал игру Алек. Он, кстати, тоже теперь играет в рифмы.

Вот уже месяц без конца крутят любимые песенки. Аня – битловскую «Люси». Оба – Спайка Джонса (Аня: «I like Spike…»); особенно «Паяцев». Особенно конец…

Немецкая подружка N. говорит с ошибками («gefaund»), мама их не исправляет. Т. считает: само собой исправится, в детсаду следят, скажут, если заметят отставание. Т.: и сама начала говорить «gefaund»…

Я всё чаще отвечаю Ане, как сказать по-русски то и это (она всё больше забывает). Аня пытается ввести немецкий, как «её» язык, в разговоре со мной и М. На мои возражения: «А папа может по-немецки!»

«Сиду», «сидут», «танцуть», «ложкас» (Аня).

Новая героиня детей – «баралина» (Аня), «бабарина» (Алек). То есть балерина. У Ани, видимо, под влиянием Берлина. У Алека – Бабарихи?..

 

4 + 7

К дню рождения папы оба изготовили по «открытке». Это сложенный вдвое лист бумаги, на первой страничке «заказанный» мной папин портрет. (Алек, вопреки ожиданиям, проявил себя как маленький реалист; Анин же папа – в полный рост, пёстро раскрашен: брюки в 7 цветов!) Тему остальных страниц дети выбирали сами. На развороте Алек крупно написал латиницей «папа» и «Алек», Аня нарисовала меня – «принцессу»: с короной на голове. На последней страничке Алек обвёл свою руку, Аня тоже «подписалась»: нарисовала себя в виде похожей на якорь фигурки (ещё один вынесенный из детсада мотив).

Поездка в Америку.

К.: Аня говорит лучше О. (имеет в виду произношение). А ведь О. старше!

Теперь русский перестал быть «чистым»: «На plant’е сидут eggs и bugs» (Алек). В немецком новообразования: «Du hast es gedroppt», «gejumpt» (Алек). С другой стороны, английские имена склоняют – новообразования по русскому образцу: «Гейлик», «Грэндму»… Зато, наконец, научились говорить «I don’t», «It’s yours». Научились и понимать несоответствие слов и контекста: в ответ на М.-во предложение спросить на кухне у mom (а я сидела рядом), Аня уточнила: «Your mother?»

Может, после русского путешествия исчезнут, наконец, укоренившиеся Алековы «Что это для?», «хо́чу» и «сама», а также «Где мы идём?» и высказывания с одним отрицанием типа «Я буду ничего есть», «Я буду ничего делать»… Мечтаем и о том, что исправится невнятная, косноязычная речь с запинками (у Алека же)…

В Америке Алек научился плавать (в спасательном жилете или с «крылышками»). В аквапарке прошёл «по камушкам» (плавающим, нестабильным опорам) не хуже Оливии.

М., рассматривая звёздное небо, об особо крупной «звезде»: «I think, it’s Jupiter». Аня: «I think, it is Berlin» (авторитетно, голосом компетентного, стопроцентно уверенного в суждении человека). Что ж, ведь мы сюда летели, а что расстояние до Берлина меньше, чем до далёкой планеты, разве важно…

 

4 + 8

В Берлине. М. говорит, снова всё возвращается на круги своя: по прибытии стали говорить с немецким акцентом, немецким порядком слов…

Не выучивают грамматическое значение времён английских глаголов. Итог – мнимая коммуникация, недоразумения. «I don’t eat» – собственно, Аня сказала, что никогда не ест! Фраза провоцирует М.-ву сентенцию на тему: человек ДОЛЖЕН есть, чтобы выжить. Та же самая проблема с фразой «I don’t open the door». Англоговорящий слушатель удивится: не может быть такого, чтобы девочка никогда в жизни не открывала дверей!

Новообразование Алека: микров (кровь + микроб). Оделся без давления, «сам». Игра рифмами: «Я хочу пицца. Мы хочем мыться».

Новообразование Ани в ответ на мое «слабак»: «слабачонок».

Дети переводят мой русский на свой немецкий: «Werden wir essen?»

Алек, просматривая фильм «Аквапарк»: «Я хочу пойти туда!» (Далековато идти – да и как?..)

М. на пляже объяснил детям, почему у одной женщины такой большой живот. Теперь Аня принимает любую полноту за беременность, даже если большой живот – у мужчины.

Аня о рифмах: «Gleichzeitig und gleich – reimt sich schon!». Алек согласился. Примерно через неделю Алек радостно сообщает, что «Nase und Hase reimt sich auch», правда, когда я добавила Vase, какое-то время размышлял.

Длинные слова у Алека выговариваются лучше, если учить его говорить по слогам, сначала по 2 слога, потом по 3–4 (такие слова, как: перевернуть, говорить).

Алек. Кувырок на штанге, может висеть, уцепившись ногами и руками, может передвигаться на руках (боком) по штанге, карабкается по «скале», то есть по стене с привинченными к ней «камушками», – поднимается на высоту до 3 метров.

Алек, возвращаясь домой, поёт по-английски самодельную простенькую песенку: «You will be a grandmother, you will be a grandmother – like this…»

Аня – М.: «How do you say работа? Money?»

Новая тактика Ани: на мою просьбу рассказать, каких рыб видели в аквариуме, заявила: «Я буду тебя учить, как Николь говорит», – и засыпала немецкими названиями рыб и прочих водных тварей. Хитрая.

Разговор.

Аня: Я буду большая. Сначала как ты, потом как папа.

Алек мне (чтоб утешить?): Ты тоже будешь большая. Как папа.

Я: Да не хочу я быть такого роста, как папа!

Аня: Тогда не ешь.

Рассуждение…

Игра. Театр, «Колобок». Ане хочется участвовать ещё одной куклой – «принцессой Ксюшей». Играем. Когда колобок сбегает, Аня, сообразив, что действие дальше будет развиваться рядом с ним, сообщает, что Ксюша не хочет оставаться дома. После этого «Ксюшу» постоянно приходится останавливать: вмешивается в действие, хочет даже говорить от имени колобка. Когда появляется лиса, Ксюша сбивает её с ног. На упрёки Аня отвечает: «Это лиса хотела Ксюшу уронить – и сама упала!»

Их русский – довольно правильный, но с запинками, английский – с богатым словарным запасом, но с кальками из немецкого, немецкий – беглый, но с огромным количеством русских и (меньше) английских слов: «Willst Du крепость aus песка делать?» Приходится мне (!) учить их немецким словам…

Недавно опять слышала, как переводят для себя на немецкий!

Сегодня приятное: отучают друг друга от интерференции. Аня говорит по-немецки, и вдруг: «…quiet!» Алек: «Du sagst einmal wie Nicole, einmal wie Papa! Nicole sagt: leise!» [Ты говоришь то как Николь, то как папа! Николь говорит leise.]

 

4 + 9

Язык Алека точен и конкретен. «Где мои сладкие вещи?»

В эти дни: разговор с Аней. Аня смотрит на пушинку: «Снег!» Я поправляю (несколько удивляясь): «Это пух». Аня настаивает: «Но я хочу сказать: снег!» То есть хочет использовать образный язык! Я предложила говорить «пух как снег!» – может быть, зря: излишняя для настоящей поэзии точность?

Обнаружился новый метод воздействия: чтобы оделись быстро, можно предложить, пусть устроят «чудо». Я удаляюсь, а когда прихожу, дети одеты! тут надо упасть от удивления.

Соглашаться с «образным видением» трудно: иногда оказываешься в безвыходной ситуации. Например: настаивают, что набезобразничали «монстры» (или «привидения»). С монстрами ничего не поделаешь, с них взятки гладки. Но я, кажется, научилась извлекать «выгоды» из педагогически безвыходного положения: на днях предложила Алеку почистить зубы его монстру – Алек с готовностью согласился. Удивительным образом это вызвало протесты Ани. Она с возмущением кричала, что тут нет монстра, тут только Алек! ещё о себе заявила, что она не монстр, а Аня и монстра у неё нет (!). Что ж, с точки зрения педагогической так ещё лучше…

С утра пришёл папа А. просить, чтоб взяли её для присмотра: взрослых пригласили на свадьбу, а бэбиситтер подвела. А. привели – и вот приятный сюрприз: она говорит с нашими по-английски! Чтобы это оценить, надо помнить вот что: 1) все дети наших англоговорящих и русскоязычных знакомых, общаясь между собой, переходят на немецкий. Многие и с родителями по-немецки говорят (хотя родной язык тех понимают); 2) хотя наши (пока ещё?) так далеко не зашли (при том, что Аня время от времени пробует облегчить себе жизнь, заговаривая со мной на немецком), их общим языком давно уже стал язык детсада. 3) При этом А. – уникум вдвойне: оба её родители – немцы. Просто мама решила учить ребёнка английскому с малолетства: сама она 10 (школьных) лет прожила в Америке.

Удивительный факт: иноязычные родители в Германии, встречаясь, сетуют – детей, которые говорили бы между собой на ином, кроме немецкого, языке, днём с огнём не найти. и вот, когда такой ребёнок находится, он оказывается… немцем!

Кажется, я готова отказаться от убеждения, что родителям НАДО говорить с чадами только на своём родном наречии. А., благодаря маме, вполне прилично овладела бытовым английским, в следующем году пойдёт в билингвальный сад, затем в билингвальную школу – у девочки реальные шансы говорить на английском, как на родном. Остаётся аргумент, связывающий выбор языка и степень близости с родителями; но логика в этом случае не срабатывает: если даже К. когда-нибудь в будущем станет трудно общаться с дочерью на неродном языке, что помешает ей в трудных случаях прибегать к родному?

Английский А. на первый взгляд кажется едва ли не лучшим, чем Анин: более беглый, чуть более длинные предложения. М. говорит, речь А. не без ошибочек. Она, видимо, усвоила от мамы типичные просчёты немцев, даже тех, что говорят по-английски отлично.

Во всяком случае, А. делает не больше ошибок, чем Аня. (Надо будет проверить впечатление: я сделала запись.)

Остаётся, конечно, «утешающее» соображение, что наши трёхъязычны, к тому же близнецы (по книжкам, неизбежно отставание). Но не «уравновешивает» ли наши трудности тот факт, что К., мама А., – не носитель языка, который привила дочери?..

Мне кажется, что немецкая речь А. развита… хуже английской: довольно невнятная – как недавно Алекова русская.

М.-во объяснение «феномена А.»: родители настроили её говорить в эти два дня по-английски – потому не действует динамика языкового поведения в детсадовской группе, где все, хотят того или нет, общаются на немецком. А. сознательно выбирает язык у нас в гостях, целеустремлённо следует выбору.

Так или иначе, пока А. у нас, наши (!) оказываются инициаторами перехода на немецкий.

А. и со мной говорит по-английски – при том что слышала, что я обращаюсь к Алеку и Ане по-русски, да я и объяснила, что мой язык – русский. Если заговариваю с А. по-немецки, отвечает на английском – и только если упорно продолжаю использовать немецкий, он побеждает. Некоторые авторы книжек уверены, что предложенный детям язык определяет общение, – но, кажется, начало разговора всё же не так важно.

На следующее утро. Забирая А., её родители несколько развеяли мои радужного оттенка иллюзии. Оказывается, приезжал из Америки на две недели брат К. После 25 лет в США он говорит только по-английски, немецкий же его не без акцента и даже не без калек! То есть всё это время А. тренировалась в английском – и по инерции всё ещё продолжает двигаться в русле чужого языка. Вообще же А., как рассказывает её мама, дома чаще всего переключается с языка на язык.

Но К. и другое сказала: А. гордится тем, что в состоянии говорить на двух языках. Досадно: я ведь знала, насколько это мощный мотив и стимул. отчего ж мы никогда на эту тему с детьми не говорили?

Попробовала объяснить малышам, почему стоит гордиться многоязычием и упражняться в нём постоянно. Вроде поняли, согласились. Посмотрим, что из этого выйдет.

Алек впервые исполнил функцию папиного секретаря: в первый раз грамотно принял телефонный звонок. Дэлси позже рассказала об этом М. с преувеличениями. Будто бы ребёнок был крайне вежлив: «I’m sorry, but…» На деле Алек был деловит и лапидарен. По его рассказу, он говорил с «папас фрэндс» так: «Papa is not here. He is gone to the work» (правильно to work – т. е. сказал с одной ошибочкой!).

Сидит на «втором этаже» кровати, кажется, хотел выбрать новые трусики в шкафу (забираются наверх, чтобы добраться до полки в шкафу). Спрашиваю, почему переодевается. Отвечает:

– Мне не нравятся эти трусики.

– Какие же тебе нужны?

– Я хочу домашние!

– Домашние трусики?!

Не поверила и была права: наклонившись, нашла брошенные на пол влажные. Воображения на то, чтобы спрятать, не хватило… Но спонтанная выдумка о «домашних трусиках» – остроумная.

В России.

Алек «прошёл» на руках (вися) по горизонтальной лестнице на площадке возле школы. Научился, стоя ногами на противоположных стенах в коридоре, взбираться где-то на метр-полтора. Залезал таким образом выключать свет в ванной.

Ксюша играет с детьми. Почти научила Аню скороговорке «Ехал грека…» При этом действовала дидактически мудро: называя слово, нужно было бросать-перекатывать мяч. Девочки начали с повтора отдельных слов, потом перешли к блокам по 2 слова.

«Отдыхали», поднимаясь в коридоре между стенами, в горизонтальном положении (ноги упираются в одну стенку, руки в другую). Аттракцион навёл Ксюшу на мысль показать взрослым «концерт».

Аня выразила пожелание: купить особые туфли. Должны быть «палочки» на туфлях (каблуки).

Ксюша играет с ними в молчанки (кто дольше промолчит) – это нам совсем не на руку! Тут же подумалось со стыдом: нельзя же только целесообразные игры отбирать…

На кладбище Аня, усвоив объяснения М., спокойно говорит о том, что в могилках похоронены люди. Что под землёй лежат косточки (это уже из сказок? «Крошечка Хаврошечка», например). Однако дома подходит встревоженная, с вопросом: «Когда я буду большая, дедушки нет? И бабушки?» Чувствуется, что смерть не кого-то, а дедушки и бабушки ей не нравится. Объяснила, что можно сделать так, чтобы прожили подольше: не расстраивать, помогать.

Алек, как всегда упрямый / с чувством собственного достоинства, не желает переодеваться в пижаму в том темпе, какой задают папа и дед. «I’m talking now with mom!» Разрешила одеваться, как хочется: и сесть, чтобы надеть пижаму, и сделать паузу, чтобы попить.

Аня напоминает нам с М., что в России не надо говорить по-немецки. Но сами они так и не перешли на русский, когда говорят друг с другом.

М. жалуется, что многие английские глаголы (какие уже знали!) заменяют по немецкому образцу на do: «Do the door open!» (ср.: Mach die Tür auf!) Put (on), take (off), turn, get, open, close – всё соединяют с do…

Наблюдение М.: квази-архаизация (искусственная архаизация) английского благодаря многоязычию (точнее, благодаря русскому языку). «Мне хочется» → «me wants» – вообще-то это древняя форма, из тех времён, когда процесс думания представляли как пассивный, как случайное событие. (Теперь разве «me thinks» ещё возможно.) Похожие формы есть в исландском.

Аня говорит теперь гладко. Освоила полностью формы женского и мужского рода и корректирует Алека.

Зато у обоих размножилась новая ошибка: «Я никогда видела…» и т. п. – калька с немецкого отрицания.

 

4 + 10

Аня ещё раз пересказывает «Репку». Начала оговоркой: «Жил-был Реп… Ой, дед». («Дедка» она говорить не хочет.) И дальше время от времени возникала путаница: «Позвала бабка репку…» Недостаточно внимательна, и дело не в том, что её ритм ведёт. Как раз сказовый ритм Аня не всегда выдерживала, например, иногда рассказывала без инверсий: «Дед позвал бабку», «Тянет-потянет – не может вытянуть». Жаль, что забыла формулы сказки. Когда варьирует их, возникают ошибочки: «Потя́нули – вытянуть не могут». Пару раз перепутала род. Внучку называла «мнучкой» (хотя хорошо знает слово!).

Аня: «Deins ist nicht geдвигать».

Алек получил направление к Sprachheilpädagogin. 13-го сентября пойдём разговаривать с ней. Ошибки: смешивает языки, не может концентрироваться, если неинтересно. Смешивает род (а как не смешивать, если родовые системы разные; и ведь в основном женский образец на слуху).

М.-ва двуязычная шутка с перевертнем: Potsdam – madstop [безумная станция].

Аня ходит по бревну (1,5 метра над землёй) без поддержки. Алек тоже может, но не так уверенно: с остановками, приседая, медленнее.

Подробный разговор с Sprachheilpädagogin. Алек 1) не может концентрироваться, 2) смешивает языки, 3) «дисграмматизм», неправильные грамматические формы.

Я: нет особых отклонений. Системы рода разнятся: один и тот же предмет разного рода по-русски и немецки, а английская система – нечто третье. Аня категорию рода освоила только что, Алек (как и многие другие мальчики) запаздывает. Если впрямую требовать выбора или если играем (с мячом), то есть если внимание направлено на род, почти не ошибается. Мне кажется, овладение родом – вопрос времени.

То же самое – с грамматикой вообще.

Не умеет сосредоточиться? если не интересно…

Вообще о его языковом развитии. Большой прогресс в русском этим летом: Аня говорит связно, Алек – более длинными предложениями. Разница в языках: немецкий самый быстрый – и неправильный! И смешанный. Английский – строится по образцу немецких структур. Русский медленнее немецкого, зато свободен от иностранных слов. (М. не согласился: даже шкаф – иностранное слово; я отвергла возражение: мы ведь говорим не о взаимопроникновении языков – о развитии Алековой речи.) Нельзя сказать, что один язык доминантный. Может быть, английский слабее: М. меньше времени с ними проводит. Корень Алековых трудностей: развитое самолюбие / самоуважение – отказывается говорить / делать, если предвидит, что Аня успешнее.

М.: Алек застыл в своих языковых привычках. Я: в этом есть и положительный момент: его язык стабилен, если что-то выучил – то прочно, язык не деградирует (в отличие от речи Ани, которая сильно зависит от наличия и объёма языкового input, «входа»).

Алек сразу же научился ездить на двухколёсном велосипеде. И с такой же скоростью, как на трёхколёсном (собственно, четырёхколёсном, если помнить о двух поддерживающих колёсиках). Паузы (везде. – Прим. ред.) всё реже (тормозит). Анины же попытки – безуспешны… Дело, очевидно, не в способности балансировать (Аня по бревну ходит лучше).

 

4 + 11

Аня размышляет в разговоре с Алеком: «Du warst im Papas Bauch und ich im Mamas. Nur ein Baby kann in einer Leute sein… Kann eigentlich… 3!» [Смысл: «Ты был в папином животе, я в мамином. Только один ребёнок может поместиться в одном (взрослом) человеке… Могут, собственно… трое!»] Интересно; но что за грамматика…

Аня, подходя к медвежьему домику и, указывая на здание музея рядом: «Это тоже берлога?»

Алек чуть ли не в первый раз использовал вместо «сказаю» нужный глагол (правда, в форме «головю»).

Аня посмотрела «Сказку о мёртвой царевне и 7 богатырях». Не запомнила русских названий, спрашивает: «Как её зовут, которая упала?» Я не сразу поняла, объяснила неправильно. Аня: «Я буду царица!..» (?!) Аня поняла свою ошибку, хочет уточнить: «Как зовут, которая яблоко ела?» После того, как суть дела разъяснилась: «Хочу быть царевна!» (Мне попыталась навязать роль царицы…)

Алек захотел смотреть книжку-почемучку с историей велосипеда. Листал дальше и комментировал, начиная с картинок о солнце: «А, мы это видели! Мы были в таком большом… мяче!» (Мы были в планетарии, здание – в форме шара.) Потом дошло до Египта – выразил желание стать… мумией «потом, когда-нибудь».

Пару дней назад Аня придумала более притязательную рифму: «горькие корки».

Алек захотел посмотреть мультфильм «про киску». М. думал, речь идёт о недавних любительских видео с «говорящими» кошками (нашли на YouTube и Google Video). Но Алек требовал какой-то другой фильм, почти впал в истерику, пытаясь объяснить по-английски, какой. Попросила рассказать по-русски, о чём фильм. «Там много снега, домик. Киске холодно, подошла к домику, стучала. Делает вот так (показывает руками), хочет согреться. Ещё там 2 дяди. Потом они кидают в киску… мячики». Он рассказывал, а мы недоумевали: ничего подобного в последнее время не смотрели! Но когда Алек закончил, Аня вдруг вскричала: «Феликс!» Тогда и М. понял, о чём речь: фильм о том, как Феликс отправляется на Аляску. М. говорит, это видео показывал детям в последний раз несколько месяцев назад! Посмотрели; не знаю, почему Алек выбрал как ключевой именно описанный им кусок: зерно сюжета в том, что Феликс хочет есть, безуспешно пытается достать рыбы, наконец, отправляется на Аляску в поисках еды… «Мячики» оказались огромными пулями, которыми хозяин салуна (второго «дяди» не заметила) стрелял в Феликса. Тем не менее, факт остаётся фактом: Алек удержал в памяти сюжет и вспомнил о нём месяцы спустя, дал довольно подробное – и узнаваемое! – описание желанного фильма (фрагмента)!

Дети начали ходить в изостудию. Можно было выбрать преподавателя. Одна поощряет фантазию, параллельно обучает основам «ремесла». На пробном занятии дети учились смешивать краски, «изобретали» новые цвета и свободно (руководствуясь лишь собственным вкусом) сочетали их на листе бумаги, в конце преподаватель спросила, что за фигурку можно увидеть в «абстракции», и помогла детям нарисовать контуры чёрным восковым мелком. Занятие двухчасовое; наши были бы в группе самыми маленькими. Другая преподавательница работает (по часу в неделю) с младшими детьми, вводит их в рисование шаг за шагом. Штрих за штрихом рисует на доске контуры фигурки (каждое занятие – новый мотив: белочка, цветок, птицы над морем…), обходит детей, помогая воспроизвести образец, учит раскрашивать так, чтобы получались тени и переходы цветов. Мне очень понравилась первая художница, но решила отдать детей в группу другой, где упор на «тренировки». Алек не любит тонкой работы руками, крайне редко соглашается рисовать, а перед школой важно развивать руку. Интерес у него был и к первому занятию, и ко второму.

Чудесная книжка Олеси Жуковой «Азбука для мальчиков» о том, что мальчишек интересует (машины, устройства, полные приключений профессии и т. д.). Алек с удовольствием, даже с жадностью рассматривает картинки, ищет «спрятавшиеся» буковки, даже повторял за мной слоги! Вторую часть, где игры со словами, пока не трогаем, а из третьей уже читали. (К сожалению, последняя часть скучновата…)

В изостудии. Преподавательница уважительно относится к «маленьким художникам», они «работают». В конце все получили Gummibärchen, желатиновых медвежат. Алек не отваживается рисовать сам, требует, чтобы я водила его рукой.

Подслушанные стишки. Аня скандирует считалку:

А это рассказывают оба уже около месяца:

Детскую самодеятельность запоминают лучше детских «умных» стихов, сочинённых взрослыми.

 

5 лет

Кажется, занятия в изостудии мало влияют на домашние рисунки детей! Надо бы огорчаться («мастерство не растёт»), а я… радуюсь: боялась, что занятия навяжут детям чужеродный стиль. «Польза» изостудии, на мой взгляд, не в умении «подражать природе», а в том, что дети учатся целеустремлённо «работать», развивают руку перед школой, получают общее представление о рисунке, о цвете.

Алек – неожиданно – лучше Ани сочиняет истории по картинке. С неожиданными, явно им придуманными деталями. Например: волк «посадил» грибы лисички; понюхал – вкусно! ждёт белочек, чтобы поймать (на приманку). Можно, конечно, предположить, что вспомнил продолжение картинки на другой странице (мы один раз уже эту книжку рассматривали; Аня, правда, не вспомнила) – отсюда догадка, что волк белочек поймать хочет. Но вот что он лисички «посадил» и понюхал (проверил, так сказать, действие приманки) – это уж точно Алекова фантазия.

Только было порадовалась, что «прошли» выпадения из памяти, – вдруг говорит нечто вроде «талбако» (вместо далеко). Записали его в СПЦ (социально-педиатрический центр) для обследования – через 3 с половиной месяца, раньше не вышло.

В изостудии Алек теперь рисует полностью самостоятельно! Я уже не сижу в группе, подхожу к концу занятия забрать детей и их «творения».

Сочиняли по дороге сказку о злых духах, которые во время Halloween’a хулиганят: пугают прохожих, задувают фонари и т. д. Аня: один дух кидал камешки, а фонарь «толстый», разбить не удалось, дух устал и упал на землю. Алек: а люди от радости танцевали, а потом дух вскочил, забрал в рот других духов и вдруг всех выпустил (т. е., рассердился на людей и организовал эффектную акцию?), люди убежали. Всё-таки Анина фантазия более предсказуема, а у Алека неожиданные (не вполне понятные) повороты.

Чувство юмора Александра. С таким же смешком, как наблюдал в свой день рождения передвижение дистанционно управляемой машинки, слушал – во второй или третий раз, – как вёдра сами пошли домой, топор дрова рубил, печка выломалась из избы и зашагала во дворец. Смесь чувств: изумление и восторг.

Удивляюсь «долгоиграющей» памяти Алека (на фильмы): пересказал мультфильм о «золотом мальчике» (за которым гнались разбойник и др.). Фильм этот мы смотрели давным-давно!

Решила проверить, насколько произвольны названия Алековых «абстракций». Показала ему его же «картину», нарисованную 2 месяца назад. Алек тогда объяснил: это «клоун с красной головой и руками». Теперь, через 2 месяца, Алек, рассматривая старый рисунок, перевернул его вверх ногами. Новое название: «Клоун стоит на руках». Стало быть, это всё-таки «реализм», и, получается, Алек помнит темы своих работ.

Алек говорит грамматически правильно: несколько раз использовал «мужское» прошедшее: «Я помыл» и т. п. Всё это благодаря Аниным настойчивым поправкам, которые она делает после России.

Высказался: «Я сам справлюсь» (не «сама»).

Написала стишки и упражнения (практически, книжицу) для корректировки их ошибок в глагольных формах. Ошибки такие (у Ани – меньше, у Алека – больше): возьмить, возьмёла, бежу, (по)мо́жу, помогёшь, хо́чу, хочем, будю, сидю, видю, глядю (и гладю), лю́блю, плакаешь, упа́дешь, прятает, головит, сказаешь, сказает.

Алек: «сняй» (сними – на камеру), «папа спёт» (!) – поправился сам: спит.

Алек по моей просьбе пересказывал «Репку». В целом хорошо справился, если не считать обычных ошибок («никогда вытущили»). Алек рассказывал не заглядывая в книжку, свободно, без запинок. Как очевидец, я бы сказала. Как-то по-деловому рассказывал. На ритм не обращал внимания, придерживался… основных событий, скажем так. Не фактов – от фактов он как раз без тени сомнения отступал. Киску, например, пошли звать, а её нет – «тогда собачка пошла посмотреть в доме, киска где». Ещё вольность: в конце концов обошлись без мышки, репку вытащили «дедушка, бабушка, собака и девочка». Вытащили – и понесли в дом. «Всё. До конца» [рассказал]. (Алеку, видимо, надоело говорить.) Мне хотелось его побудить высказываться дальше, спросила: «А есть репку не стали?» Алек неохотно продолжил: «Ну, они теперь готовют…». И дал понять, что уговорам продолжать не поддастся: «И это теперь до конца, мама». Решение окончательное, обжалованию не подлежит…

Слушают «Вредные советы» всегда с серьёзными лицами. Спрашиваю: «Так что, хороший совет?», «Ну что, будем так делать?» – отвечают в один голос: «Нет!» Читала о начальнике, который предлагает маме лучше уж сидеть дома с её ребёнком, связав ему ноги и держа за руки, – Алека вдруг прорвало: «Если ты меня завяжешь, я так побегу… , – вскочил, показывает: семенит “связанными” ногами, – или так сделаю…» (демонстрирует, как выпрастывает ноги из воображаемой верёвки). Нечто подобное уже было после сказки о Морозке. В тот же день вечером Аня ела неаккуратно, на сиденье остались крошки натёртого сыра; в ответ на моё замечание Аня напомнила, усмехаясь: «Советы…» Мол, следую советам, какие ты нам читала… У Ани, таким образом, более точная (отстранённая) реакция на «искусство». Правда, серьёзное восприятие Алека я сама спровоцировала: в начале стишка заметила вскользь: «Алек, это про тебя».

В изостудии Алек старается, Т. его хвалит. К сожалению, дома он рисует нечасто: видимо, у него нет склонности к изобразительному искусству.

 

5 + 1

М.-вы жалобы:

look on me вместо watch me,

hier / there in вместо in here / there,

what other (was anderes) вместо something else.

И всё то же do к месту и не к месту.

She вместо he (Алек).

По-русски, кроме морфологии (отдельные неправильные формы, род) у Алека неправильно разве что одинарное отрицание по немецкому образцу («никогда ела»).

Тесты перед школой. Перенервничав, пообещала Алеку купить самолёт («чтобы сам летал», – уточнил он), если выдержит испытания для справки, что готов к школе. Должен говорить во что бы то ни стало, по-немецки, по-русски или по-английски… Логопед была русская (я поняла позднее, взглянув на табличку на двери кабинета). Спрашивала его сначала по-русски (Аню только по-немецки). Алек старательно говорил, правда, иногда то ли не понимал, то ли фантазировал (на вопрос о домашних животных начал перечислять всех плюшевых; потом сказал, что у него дома есть кошка)… Выдержал испытание. Вечером спросил, купила ли я самолёт.

М.: Аня чуть-чуть учила французский. Райнер прививал ей вкус к этому языку, и она потребовала, чтобы М. научил её паре предложений. М. начал объяснять: «Je» – это «я», «ne» всё равно что русское «не», «sais» значит «знаю», «pas» – «не». М. хотел её перехитрить, не хотел специально рассказывать, что французское отрицание должно стоять и перед глаголом, и после. Удалось: она ничего особенного не заметила и приняла структуру такой, как есть. Потом она захотела узнать, как говорят «Спокойной ночи». М. сообщил, с французским произношением: «Bonne Nuit» [Nuii]. Аня выговорила это на немецкий лад: «Bonne Nueett», то есть со средневековым произношением. Засыпала, снова и снова повторяя: «Je ne sais pas. Je ne sais pas. Je ne sais pas».

М.-во горькое резюме об их английском. Мало практикуются в английской речи, это сказывается. Особенно у Алека, который, кажется, укрепился в чём-то вроде собственного «пиджина». Поправки не действуют. Например, он говорит «what other» (по немецкому образцу: [et]was anderes), «Me is cold / hot / wants» и т. п. (по немецкой модели: Mir ist kalt, heiß и т. д.). (Моё добавление: и по русской модели тоже…) Оба теперь говорят: «Me wants to say you what». (Ср. немецкое: Ich will dir ’was sagen).

Алек: «reimt Handtuch – петух».

Показала придуманное мной упражнение: идем за мёртвой водой «по узкой тропке» (передвигаемся по верёвочке, положенной на пол, на ходу разматывая клубочек). Теперь у нас дома разыгрывается «Сталкер»: Алек ходит только по верёвочке.

Педагог в изостудии похвалила Алека: всё лучше рисует, движения нравятся.

На Аниных рисунках заметила по-русски написанное имя: Аня.

Алек на вопрос М. ответил, что фильм-пародия «Черноуголька» («Coal Black») нравится больше «Белоснежки»: funny.

Играли в перестановки слогов (мышка, камыш) – им нравится. Начали предлагать свои слова для игры. Алек: лента (т. е. Talent?).

Аня считает до 24 (Adventskalender), но после 14 вынуждена посматривать в начало (не может одновременно заниматься словообразованием и следить за порядком цифр).

Объясняла Алеку, почему у нас в розетках стоит (всё ещё) «защита от детей»: малыш-гость может засунуть тонкие пальчики в розетку, его ударит током, может умереть. Алек (растерянно): «А потом? Когда ничего не будет?» Мне ничего не оставалось, как продолжать: «Тогда останется только закопать в землю». (Они ведь уже были на кладбище, о бабушке М. объяснил.) Алек же сказал нечто, что я (поначалу) не поняла: «Станет бэби… Я буду бэби». Я попыталась поправить: вообще-то становятся старше и старше… Оказалось, мысль Алека, оттолкнувшись от темы похорон (смерть бабушки), пошла по другому пути: «А потом снова будет бэби. Бабушка снова будет бэби. Хорошим бэби. А потом… растает [это отголоски сказки о Снегурочке]. А потом снова будет бэби…» Реинкарнация!

М. несколько поумерил мои восторги: он, оказывается, малышам читал книжку о Тибете. Там в основном шла речь о планетах, но и идея о новом рождении упоминалась. Правда, это было уже давно…

Просила Алека не «онемечивать» слово паззл (не выношу, когда немцы говорят «Pusel») – он выдал ещё одну «многоязычную» рифму: паззл – показывал! Радовался рифме и объяснял-оправдывал её: говорят «показывол» – так он слышит редукцию звука в заударном слоге.

Алек в детсаду, раздеваясь, подбирает рифму: «Außenfenster – Monster… Außenfenster – Menster…»

 

5 + 2

Убеждала Алека заниматься. В первый раз прибегла к сильному «взрослому» аргументу: сказала, что, если Алек не будет учиться, не сможет зарабатывать денежки, станет бездомным, будет голодать (как человек, который пару дней назад ночью полчаса рылся в мусорном контейнере). Алек возразил: мы с М. будем его кормить. Пришлось ещё усилить аргументацию: мы будем старенькие, кормить не сможем. Алек сердито потребовал: «Мама! Дай мне подумать!» Дала. Я о смерти говорить не решилась, хоть он и представляет её в гармонизированном варианте; мысль Алека, однако, направилась именно в это русло. Придумал вот что: «Тогда я буду ждать… пока ты снова родишься и папа снова родится». Пришлось раскрыть малоприятные подробности нового рождения: состоится оно не здесь…

На другой день Алек опять вспоминал о смерти. То, чего я начала с некоторых пор опасаться… 23-го, на спектакле огромных кукол, Пётр неожиданно выбрал Аню на роль ребёнка-Христа. А Алек на пути домой зачем-то забежал на детскую площадку и в тёмном углу за урной обнаружил мёртвую птицу (как будто вёл кто…). Ане, так сказать, фортуна подбросила встречу с рождеством-рождением, Алека фатум столкнул лицом к лицу со смертью. Поставлен перед необходимостью размышлять о ней…

М. вывела из себя Анина фраза «I don’t do nothing» (?), с nothing вместо anything: речь обнаруживает глубину необразованности. Звучит как калька с русского. Но Аня в русском часто калькирует немецкую структуру: запросто может сказать: «Я делаю ничего»!

Обескураживающее: Алекова память. Играли в правила дорожного движения. Расставили карты, Алек-полицейский следил, чтоб соблюдались правила, должен был разъяснять нарушителям, за что оштрафованы. Знак «Осторожно, животные» вызвал трудности: Алек забыл слово «животные», назвал их «голодные». В ответ на моё недоумение поправился: «живые» – «расконтаминировал» иначе (как будто животные в его сознании живые + голодные).

Изобрёл новое слово: «апшиби» («другое слово для Gesundheit» [для немецкой параллели русского «Будь здоров!»]). В ответ на вопрос, кто научил этому слову, на полном серьёзе утверждал, что оно ему приснилось. (Похоже, слово произвёл от «апчхи».)

Алек рассказывает сон. Приснился огромный паук, больше Алека. Алек дрался с ним. Потом «открыл глазки – нет паука, только кроватка». Думала – человек-паук. Потом вспомнила – это же из интернета, из рождественского календаря WDR! Флэш-фильм о мухе, пытающейся попасть в гости к обитателям ёлочных игрушек… (Вообще-то практически не допускаем к компьютеру, но недавно, поскольку сын изъявил огромное желание «учиться на компьютере», открыла детскую программу и разрешила поиграть в развивающую игру.) Когда Алек успокоился, отстранил впечатление, утверждал, что не испугался, а геройствовал: подошёл якобы сзади к пауку, ударил палкой.

Как и раньше, закрывает уши от резких громких звуков, даже если и не в непосредственной близости.

«Мама, я нечаянно… как ты сказаешь schwitzen?.. Я нечаянно вспотел в штаниках». Чувство собственного достоинства + изобретательность = эвфемизм.

Рождественский стишок-пародия из детсада:

Оба повторяют, замучили; поняли, что мне надоело, – дразнят повторами.

Алеков рисунок. Карандашом – путаница линий, ручкой – овалы целые и «разбитые», между зубчиками видны птичьи головки. И ещё большая птица. Название Алек захотел дать по-немецки: «Nest, Eier» [ «Гнездо, яйца»].

Аня заговорила о Нине – переходит на немецкий.

Аня: «Когда Райнер придёт? Когда мы суп съели?» (съедим!) Райнер – как десерт: появится «на сладкое» после обеда.

Аня задавалась в детсаду: якобы может говорить на языке «paris».

Алек: «Я полицейский на лужах» (лыжах).

Оба читают из азбуки Н. С. Жуковой короткие предложения (Алек иногда забывает слова). Аня выдерживает дольше, Алек быстрее начинает скучать…

 

5 + 3

Звонок Ф., она в Германии. Интересные для меня новости: А. пошла в школу – и пытается, «хитрая», переходить с мамой на английский (с няней, которая по-английски не говорит, не пытается!). Старшая сестра давно говорит по-английски: ведь в городе все так говорят, ровесники в саду и родители явно понимают английский… Вместе с тем она, в свои 10 лет, проявила интерес к русскому: пытается на улице отпускать комментарии на «тайном языке» (с английским акцентом, недостаточным запасом слов…). Обнадёживающее для нас! Ещё Ф. рассказывала о соседе, друге мужа, американце и внуке русского эмигранта-кадета. Родился в Америке – говорит на чистейшем русском, без акцента! Если и есть какие-то особенности, то не больше, чем в самой России, где ведь тоже множество диалектов и социолектов. Семья жила в Аргентине, потом перебралась в Америку, некоторое время в Нью-Йорке он ходил в русскую школу – пока не уехали. Как семье удалось сохранить и передать язык? Дело не в том, что семья русская: она и у Ф. русская. Разница разве что в факте посещения русской школы.

Были по приглашению в гостях в хабад-центре. Алек кокетничал с красивой девушкой (позднее оказалось – заведующей детсада), но не решался с ней заговорить: заметил, что здесь говорят не (всегда) так, как немцы. Пришёл к нам, спросил, как она сказала бы «хелло», – побежал говорить «шалом». На следующий день учил говорить «шалом» всех в детсадике: детей, воспитательниц. Потом и родителям начал рассказывать, что «шалом» – это «хелло».

М.-вы записи. Алек, кажется, «застывает» в своих языковых привычках. Например, использует «они» вместо всех английских местоимений; или говорит «too» там, где в немецком стояло бы «auch» и т. д. В целом, кажется, говоря по-английски, думает по-немецки, то есть просто ставит английские слова на место немецких. Правда, довольно хорошо выговаривает английские звуки (r). Ещё не выучил английские нерегулярные формы глаголов, даже те, что очень часто слышит и должен был бы применять (например, ate). Большой пассивный словарный запас редко использует активно, может быть, из-за недостатка в практике.

М.-вы наблюдения.

Аня обычно говорит: «That are» (немецкое «Das sind…»).

Алек часто путает «do» и «make», второе использует со значением первого, а не в смысле «создавать» (поскольку «tun» и «machen» в немецком синонимичны). (А в русском, между прочим, и вовсе двух слов для одного и того же нет…)

В немецком Алек пытается образовывать причастия, добавляя «ge-» и «-en» / «-t» к неизменяемому инфинитиву («gegehen» вместо gegangen).

Когда дети проводят с М. некоторое время, их английский заметно улучшается уже через несколько часов, но такие случаи редки, вечера обычно заняты – жалуется М. – визитами друзей или к друзьям и играми или чтением на русском.

Аня «торгуется». Если, к примеру, прошу её съесть ещё 5 ложек, обязательно заспорит: «4!» Разрешили купить что-то маленькое в магазине. Получила сдачу 51 цент; попросила 1 цент себе (за услуги?)…

Характер Алека: если что-то его не интересует, говорит своё «не хочу» – и точка! А сегодня в первый раз объяснился. Пришла (однодневная) зима, ходили кататься на санках, после обеда я снова хотела повести на горку – «не хочу»… Гулять не хочет?! Очень меня это удивило, пристала с просьбой объяснить, почему. «Ну-у… выходить-входить, потом снова выходить и снова входить… Не хочу!»

Обнаружила стул рядом с полкой, где лежат «резиновые» медвежата (Gummibärchen). Дети достаточно изобретательны, чтоб стащить сладкое, но недостаточно хитры, чтоб замести следы…

Прочитали, потом посмотрели «Волшебную лампу Алладина». Стали играть: Аня, понятно, принцесса, Алек – джинн, папа – Алладин («мальчик»), мне досталась роль мамы Алладина (по роли должна пугаться джинна). Мы, родители, попробовали потихоньку «заказывать» нужное – вроде пошло…

Аня каждый раз, видя на картинке принцессу, говорит: «Я – она!»

Пару раз в начале игры назвали джинна «джинс» (даже Аня так выговаривает), обозначили его «она».

Алеково «перевенули» (перевернули): трудно даются длинные труднопроизносимые слова. Но и у 6-летних детей в «русской группе» так. Наши в свои 5 лет говорят совсем чисто. А мальчики в 6 – с акцентом: не получается «русское» (твёрдое) «л»; у одного не получается ещё «ы».

Ну вот, джинн уже отвечает «щас»… А чуть зашла речь о буковках – «Не хочу!»

Алек ещё не забыл «шалом» и расширяет круг охваченных «просвещением».

Посмотрели «Болека и Лёлека». Я сказала, что мама Марии – из Польши. Алек поинтересовался, как она говорит «шалом».

Рассказ М.: Алек «кормил» его пластмассовыми палочками из игры, а потом вдруг потребовал crap it out. М. поддержал неаппетитную игру, пообещав, что вытошнит палочки, изобразил событие. Алек сходил на кухню, вернулся с совком и щёткой, «подмёл», потом объявил, что магазин закрывается, потому что около кассы грязно.

Вот теперь начинается фильтрация друзей по национальному признаку? После дня рождения с большим количеством гостей Н. общается больше с детьми-немцами. Л. тоже. И все прочие. Наши в основном играют друг с другом и с турецкой девочкой Рукен.

В последнее время заметила: Аня, как только заходит речь о детсаде, начинает изъясняться по-немецки. Спросила её, как играют её друзья, – она отвечает на немецком. «Am liebsten spielt Nina und die anderen Gogo schnipsen» – «?» – «Weiß ich nicht. Man muß kucken. Wenn Spielzeugtag wieder da ist. Nina bringt vielleicht Gogos». [Смысл рассказа: Нина и другие чаще всего «сбивают гого»… Что это, Аня объяснить не смогла, предложила посмотреть, когда Нина принесёт гого в группу.]

В изостудии сегодня рисовали кошку. Алеков рисунок – потрясающей красоты. Жёлто-рыжая киса с белой грудкой, рядом зелёный мячик, фон сине-коричневый, несколько фиолетовых мазков. Хотя дети на занятии рисуют один и тот же мотив, рисунки сильно отличаются друг от друга. У Алека центральная фигура всегда крупнее, сочетание цветов выглядит более смелым. Анин рисунок «сентиментальнее»: фон в основном розовый, обои в цветочек.

Аня играет с Алеком: «Die (?) people stehen hier…»

Аня: «Все люди так едят» («так» – с открытым ртом); на мой вопрос, что за люди, ответила: «Все люди из садика».

Аня переключается – в связи с темой. Заговорила о садике (в какую игру играли) – перешла на немецкий.

Алек в первый раз почти весь день без ошибки говорил о себе правильно в прошедшем времени (т. е. без окончания – а).

Меня интересуют культурно обусловленные различия восприятия и речи, идиомы из трёх языков. Когда я об этом заговорила, М. вспомнил случай Аниного восстания против одного английского идиоматического выражения (осенью). М. забрал детей из детского садика, решил по пути домой купить пару мелочей: батарейки и молоко или хлеб. Когда увидели магазин, М. сказал: «Ага, я могу убить двух зайцев одним выстрелом (kill two birds with one stone, ср. немецкое zwei Fliegen mit einer Klappe schlagen): купить здесь и батарейки, и молоко». Аня, шокированная, выкрикнула: «Что?!» М. повторил сказанное в другом порядке (сначала выразил намерение конкретно, потом идиоматически). Аня горячо возразила: «Нет, ты не сможешь, я их спугну!» М. попытался объяснить, что это только выражение такое, но Аня, кажется, не поняла.

Идём с Аней вечером, навстречу группа подростков. Прошли; Аня с довольно-смущённой улыбкой говорит: «Мама, кто-то сказал: “Diese ist süß” [Эта миленькая.]». Я засмеялась, сказала: «Ну, это, конечно, про меня», – Аня обиженно оспорила.

Социально-педиатрический центр. У доктора Д. Алек рисует солнце, говорит, что оно «как киска». Доктор не понимает – приходится М. разъяснять: усики, как у кошки. (А если б не разъяснил? Доктор без фантазии поставила бы диагноз…)

Водила Алека в туалет, вернулась – М. сидит удручённый, кивает, доктор со снисходительной улыбкой объясняет что-то. Когда прислушалась и поняла (речь шла о том, что Алек не может рисовать в разных направлениях, переворачивает лист), пришлось вмешаться: это ведь я ему несколько раз предлагала так поступать! И потому, что тень от руки загораживает рисунок (Алек левша, а лампа слева: одна для обоих детей), и потому, что если ребёнок рисует мелками или жирным карандашом, то рисунок размазывается, если сменить направление и двинуться к другому краю листа. Да и рука пачкается, когда Алек кладёт её на рисунок. (А что левше лучше рисовать всегда справа налево, говорила ему только пару раз: я ведь правша, не уверена, что знаю, как он должен действовать; к тому же он, может быть, «смешанный тип»!) Так иногда врачебные выводы строятся на недоразумениях…

Водили сына на ЭЭГ (электроэнцефалограмму. – Прим. ред.). Итог: никакой патологии… Ещё доктор предложил пару заданий. И, как и у доктора Д., Алек справляется, хоть и медленно (например, с успехом бьёт кулаками в ладонь, попеременно). А вот Аня – нет! А ведь в том, что с её языком (и вообще развитием) всё в порядке, никто никогда не сомневался; даже и тени такого подозрения не возникало! Как всё это понимать?.. У врачей «нормы» завышенные?

Алек в «русской группе», со мной в качестве педагога. Опять невыносим: не играет, сидит наособицу, мешает: болтает постороннее, забирает игрушки, засовывает мне в карманы, требует награды, как и все, хоть и не работал; если не дать, ревёт. Всё-таки ребёнок в группе у мамы – очень большое неудобство. Но возникают и страхи: а что если он и в школе вздумает своевольничать? вдруг в школе для него отношения с ровесниками окажутся важнее учёбы?

Справедливости ради надо заметить, что те же задания я с ним и с Аней уже выполняла дома, – ему было скучновато…

Алек забыл, как называется соломинка, изобрёл для неё новое слово «сосалка».

 

5 + 4

Удалось найти (вспомнить) канал дурной энергии: сердишься – не кричи, превратись в «тигра».

Первая сознательная Анина иллюстрация – к сказке о Белоснежке и 7 гномах. Освоенная деталь: в глазах зрачки.

М. похвалил англо-немецкую рифму Алека Venus – Minus: значит, правильно анализирует звуковой состав. По мнению М., Алек догадывается, что первое слово заканчивается на – us (хотя только слышит слово, не зная написания).

Качество рифм М. вообще-то оценивает строже меня: требует точности. Я объясняю, что в России давно утвердился акцентный стих; часто рифмуются лишь ударные гласные. М.: в английской традиции это не рифмы…

Из разговора с Р.: старшему – 9, младшему – 3. Домашний язык – русский (ещё и папа мало говорит). Старший попал в Америку в 3,5, был шокирован: говорят не на немецком! слушал пластинки – одну, другую сторону, снова… Теперь ходит в вальдорфскую школу и по субботам в русскую; английского ему не хватает.

Sprachheilpädagogin позвонила, спрашивает, к какому логопеду ходит Алек. Удивилась, что д-р Д. отрицает необходимость в логопеде. Спросила: знает ли д-р Д., что у нашего сына есть ещё сестра (мне не очень понятна логика вопроса). Наконец, опять заговорила о нарушении концентрации… Назначили встречу после очередного визита в СПЦ (идём туда для разговора с физиотерапевтом и эрготерапевтом).

СПЦ. Мужество физиотерапевта: не стала наговаривать ради заполучения ребёнка в сети. Особенности Алека в глаза не бросаются. Эмоционально уравновешен и открыт (хоть и несколько сдержан), очень подвижен (разве что мог бы лучше ловить-кидать мячик…), очень сконцентрирован на выполнении заданий… «Двоеручие» – из-за переученности, «латерализация» должна быть выраженной. «Можно» его водить в СПЦ – но «не нужно». Мы не захотели.

Рассказали Николь (которая к этому времени повторила оба теста) о визите – она улыбается с облегчением. Тесты дали примерно такой же результат, как в прошлом году.

Алек действительно поёт в хоре! Сегодня пел; выводит мелодию лучше Ани, более узнаваемо.

Аня не смогла нарисовать корзинку – Алек уверенно набросал контуры (только забыл, что ручка одна). Может, Ане нужна педагогическая поддержка?!

Снова играли со словарём в картинках. Какое-то время, после первых визитов к Sprachheilpädagogin, Алек лучше Ани вспоминал немецкие слова. Зато теперь Аня вспоминает русские слова быстрее. В «русской группе» она – одна из лучших! достойный уровень – даже на фоне 6-летних мальчиков.

Новые рифмы (придуманы обоими): Nutella, Teller, Propeller.

Аня, отвечая на мой вопрос о детсаде, переходит на немецкий: «…потому что там nach dem Schlaf muß man auch so ’was machen» [то есть там после сна тоже нужно расчёсываться]. После моей просьбы говорить со мной по-русски переспросила: «Wie sagst du: nach dem… [Как ты говоришь: после…] – после заминки продолжила грамматически неуклюже, – после спать?» Что тут – наиболее важная причина: что говорение на моём языке затруднено, если тема связана с немецким бытом? что некоторые слова лежат в памяти без параллелей, некоторые выражения пока не усвоены?.. То есть: власть контекста продиктовала «переключение» или пропуски в системе соответствий обусловили «интерференцию»?

Sprachheilpädagogin. Встреча с участием Николь. Я ещё раз – теперь уже не по телефону – рассказала о результатах обследования в СПЦ (выводы специалистов: обычный ребёнок, очень подвижен, очень концентрирован на заданиях, открыт, эмоционально стабилен, особых занятий не нужно). И что дополнительные услуги логопеда не нужны.

Теперь оценка Алековых проблем и нужд выглядит так: наедине концентрация высокая – в группе падает (это она успела поговорить с Николь: та уже сидела с тестами, когда я вошла). Я позволила себе не согласиться: указала, что занимаюсь с обоими детьми (чем не маленькая группа), и успешно: они умеют читать-писать. А потом привела заготовленный заранее более сильный аргумент: Алек ходит в изостудию, работает в группе (6–10 человек) самостоятельно час, не отвлекаясь. Сначала отказывался рисовать, был настолько не уверен в себе, что я сидела рядом и почти водила его рукой, – теперь, напротив, отказывается принимать помощь даже от художницы, рисует всё сам. В изостудии он концентрированнее, чем иные девочки. Показала рисунки Алека.

Спросила о разнице между «педагогом для излечения речи» и логопедом в Германии, правильно ли понимаю, что у логопеда медицинское образование, он имеет дело с физическими дефектами. Ответ: логопед действительно имеет медицинский уклон в образовании (и потому его услуги оплачивает больничная касса), логопед может ставить голос, например. Языковой же педагог работает при школе и для неё (правда, и логопед МОЖЕТ приходить в школу), может заниматься тем, что логопеда не интересует: например, учит разделять слова на слоги.

Мы рассказали, что поставили вопрос о специалисте такого профиля в нашей школе. Спросили, кто, собственно, Алеку (и ему подобным) нужен: логопед или «языковой педагог»? (Ответа, на мой взгляд, мы не получили.) Оставалось правильно, нацеленно ставить вопросы. Каков процент детей, которые нуждаются в особой языковой поддержке? Ответ: в Пренцлауэр Берге около 5 %, вообще-то много, но в других районах ещё больше (речь о втором языке). Верно ли, что мальчики нуждаются в особом подходе (тут я вспомнила Стива Биддалфа)? Да (ответ был со ссылкой на опыт воспитателей детского сада).

Я вела к тому, что случай Алека на фоне двуязычных мальчиков выглядит не настолько уж критическим и не требует особого внимания.

Оформили протокол разговора: нужно продолжение языковой опеки. Педагог сказала, что не видит смысла водить Алека, как до сих пор, в начальную школу у нас под боком, если в «нашей» школе будут организованы занятия, изъявила желание переговорить с руководством школы, готовность прийти для тестирования.

Я продолжила вопросы: о каком тесте идёт речь, он единичный или повторяется? кто автор? (Автор оказался неизвестен.) Есть ли единые критерии и нормы? Или комплект тестов в разных школах разный? (Так оно и есть… – так где ж гарантия, что «особая педагогическая потребность» определяется объективно?!) Об источнике тестов я спросила не случайно: читала книжку с докладами о тестах (публикация материалов одной конференции), весьма критическую даже по отношению к известным авторским тестам.

И ещё очень конкретные вопросы: кто и как будет контролировать ход занятий? Руководство школы. И как долго планируется их проводить? Ответ: до конца основной школы. Но может, закончатся и раньше. О негосударственных же школах Sprachheilpädagogin ничего не может сказать.

Поговорили о конкретных проблемах. Алек неверно использует дательный (но и многие дошкольники этого не могут). Неверно слышит многие слова (а может, запас слов ещё маловат?). О разнице между языками. О том, что в школе нужно будет быстро понимать (это так), уметь переключаться с языка на язык… С последним суждением я не согласилась: в школе, в едином языковом потоке, переключения не нужно совсем. Я говорила и о том, что особой разницы между нашими детьми (что касается умения «переключаться») не вижу. У Ани, после того как столько времени прошло после поездки в Россию, тоже трудности: рассказывает о детсаде – по-немецки!

М. задал давно интересующий его вопрос об артиклях: есть ли у немцев какое-то подсознательное представление о «мужественности» и «женственности» некоторых предметов? Я поддержала: вспомнила замечание учителя немецкого на курсах (знакомая пересказала): артикли нужно не заучивать, а понимать. А как понимать, если род у одного предмета в разных языках разный? Наша собеседница говорила об интуитивном усвоении, но отмела наши предположения о подсознании, знающем «пол вещей». (Т. е. решающим оказывается звучание слов?)

Я спросила о книжках, помогающих с грамматикой, и упражнениях (знаю только о двух книжках). Ответа не получили. Кажется, педагоги в школах ориентируются на анонимные методические пособия, а не на авторские книги…

Услышали давно известное: что занятия языком должны приносить удовольствие, должны быть естественны (хочется почитать по-русски – читаем). И что мы не должны особенно переживать из-за языка детей… (Зачем же педагог пригласила нас и драматизирует нашу ситуацию?!)

Мы уже одеваемся – вопрос, не надо ли нам направление к врачу, чтоб логопед занимался во время каникул (?!). Тут я слегка потеряла терпение: ребёнок уже и так чувствует себя особенным, требующим особого внимания. Если ещё и каникулы занять упражнениями с незнакомым дядей или незнакомой тётей…

Попыталась поделиться сомнениями с Николь. Мне не очень нравится, что письменно зафиксировали обязательство отдавать Алека для особых занятий, и ведь неизвестно, на какой срок. Разве не правильнее была бы система: пара месяцев занятий – проверка, и т. д… Николь не поняла: Алек ведь «наслаждается» занятиями! (Может быть, но почему-то больше не рассказывает нам о том, что в кабинете у педагога происходит…).

Суть вот в чём: я – не противник занятий. Немецкий Алека из всех его языков сейчас – на последнем месте, специально заниматься необходимо. И мне ведь удобнее, если за немецкий язык отвечаю не я, а носитель языка. Ещё лучше, если это будет специалист по развитию детской речи. Я, скорее всего, отведу Алека к логопеду (хоть и не во время каникул)… Я также не против того, чтобы ребёнок регулярно ходил к специалисту при школе. Меня не устраивает… трудно сказать… формальность решения, что ли. Некая безликость. Какая-то неосновательность, поверхностность решений. Хочется, чтобы «диагноз» был более продуманным и убедительным, более соответствующим конкретной ситуации. Ещё хотелось бы, чтобы тесты и методики были не анонимными, а авторскими.

Аня нарисовала пасхального зайца, подписала по-немецки: Anja für Ole (сначала было an Ole). Аня от недостатка внимания написала ещё Man – я «вычитала» детское ругательство, смеялась. Аня пришла в ярость (теперь это с ней всё чаще случается – воет и даже дерётся в таком состоянии), но потом успокоилась и исправила надпись на картинке. Потом решила ещё раз переписать то же «начисто» – и… написала зеркально! то есть каждая буква как в зеркале, и строку надо читать справа налево. Я не сразу заметила – поняла, только когда М. поднес к её листу зеркало. Когда вечером читали по-русски, одно слово Аня начала читать справа налево, но сразу спохватилась. М. сказал, он ребёнком не различал направления и записывал целые предложения зеркально. Только на доске писать так было неудобно, в тетради же никаких проблем не возникало. Лишь когда класс ахал от изумления, М. замечал, что написал не так, как надо. Постепенно отучился.

 

5 + 5

М. потребовал: «Don’t break that bottle!» Алек ошибся: «I’m not break!» (breaking?) Я попробовала исправить, так как М. молчал: «I didn’t break!» Аня поправила меня: «I haven’t broke!» Тут, наконец, в разговор включился М., откорректировал грамматику окончательно: «I haven’t broken it!» – и пояснил: Алек ведь всё ещё держит в руках эту пластиковую бутылочку. М. утверждает, что англоязычные дети «интуитивно» выбирают форму в этом случае, никто их не учит грамматическому правилу.

Алек начал по-немецки, сразу же понял, что со мной надо иначе, и поправился: «Wo… Где…»

Впервые поправляется, используя формы глагола в прошедшем времени (исправляя, женский род поменял на мужской).

На остановке играли: на слова с «и» хлопали, с «у» топали; потом Аня хлопала, Алек топал. «Обменялись»: я поправляла русские звуки, Алек – немецкие. Почему-то называл не только сложные для русских слова (с умляутами, с h или с более твёрдыми, чем в русском, согласными перед гласным переднего образования – wirklich, sitzt), но и простые (Haus). Алек был снисходителен, иногда удовлетворялся несовершенным результатом: «Похоже». Похвалил: «Молодец», – и подытожил: «Заслужила Gummibärchen».

Анина рифма: «Kikeriki – mein Magen ist hier». Алекова: «Kikeriki – mein Magen ist free». Более свободная. Может быть, звуковой слух его не на высоте (хотя поёт лучше Ани), а может, рифму понимает иначе…

Разыгрывали (не читая заранее, импровизировали) сказку о лисе, волке и примёрзшем хвосте. В конце началось их собственное творчество. Аня-лиса решила отдать волку его хвост. Отдала, захотела волка полечить. Волк-Алек пожелал отблагодарить: угостить обедом. Лиса быстренько сбегала за друзьями, привела. Им понравилось жилище волка, попросились переночевать. Волк пообещал «сделать» кроватки. Незваных гостей прибывало всё больше; я предложила уложить их на половичках. Волк хлопотал, пёк колобок. Я побежала за камерой. Пока бегала, они успели поссориться и убежали на кухню к папе…

Аня поёт на мотив любимой «Жёлтой подлодки»: «Kuck mal, WIE schön / die Ostereier sind…»

Lights – яйца (Анина рифма).

Теперь и меня (русский язык) затронуло немецкое влияние, замена значимых слов калькой с немецкой конструкции machen +… Аня, когда я вытерла руки, спросила: «Мама, почему ты сделала ЭТО?» На мой вопрос, что это – «это», пояснила: «СДЕЛАЛА руки», вызвав мои комментарии: «Из чего ж я сделала руки? из дерева? как Буратино? Или из пластилина?» Тут только выяснилось, что я ВЫТЕРЛА руки не тем полотенцем.

После посещения Музея вранья (Lügenmuseum) на мой вопрос, что было интереснее всего, Аня отвечает: «Кошка» (перед музеем). А ведь они были в восторге; вот и вози их после этого далеко, только чтоб потрясти невиданным и вызвать сильные впечатления… Алек, правда, вспомнил комнату с огнями и зеркалами («психоделическую машину»).

Аня на остановке играет в цирк. «Hier ist ein Pferd. Es heißt Conny». М. удивлён: откуда она знает это имя? Я предполагаю: образовала от русского «конь». Аня утверждает, что так зовут девочку в песенке на одном из наших дисков, но не может вспомнить слова песенки или рассказать, что делает девочка в песенке…

Слушали с удовольствием (хотели, чтоб читала дальше) набоковский перевод-переложение Кэрролла («Аня в стране чудес»), хотя книга почти без картинок.

Поставила Аню под душ. Аня захотела помыть лицо, хотя только что умывалась. Говорит по-немецки, что Николь в сауне всегда моет детям лица («Nicole macht das immer in der Sauna»). Теперь всё чаще переходит на немецкий, вспоминая, что происходит в детсаду.

«Стопает» у Алека (останавливается).

Л. (русско-английский ребёнок) у нас. Дети говорят тихо, тоненькими голосами, играют в тихие игры (с куклами). Говорят по-русски. Вечером, когда провожали О. с Л., спели английскую песенку (и на какое-то время перешли на английский). Л. говорит с небольшими запинками и редкими грамматическими ошибками, правда, серьёзными («русский школа» —!). Ходит в русскую школу при Русском доме раз в неделю. Занимается флейтой и скрипкой. В ответ на мою похвалу (все говорят по-русски) Л. сказала, что по-немецки говорить и не хочет. Возможно, Л. не очень уверенно чувствует себя в немецком (не родной и даже не один из первых; до Берлина семья жила в Голландии).

Алек не приглашён к Ш. на день рождения. На мои вопросы, не поссорились ли (не подрались ли) они, печально заявил: «Он меня не любит». Я принялась расспрашивать, почему «не любит», не обиделся ли. Алек почти вышел из себя: «просто не любит»!

Аня: «мамано» (по образцу немецкого mamas?).

Поинтересовалась, кем хотят быть, когда вырастут: немцами, русскими, американцами или всеми. Аня: немцем. Алек сначала: всеми. Когда я пояснила, что нужно будет выбирать, что в лучшем случае можно быть американцем и русским, выбрал последнее (немцем быть не хочет). А ещё сказал, что хочет остаться в Леголанде…

В «книгах» Ани появляются рисунки с колясками.

 

5 + 6

Память Алека. Во вторник рисовал в изостудии Буратино. В четверг новой «героиней» занятия оказалась Мальвина. Чтобы помочь ему вспомнить её имя, решила спросить, кого рисовал в прошлый раз. Забыл, пришлось подсказывать: «Бу…» – «Бурашка!» Правда, Мальвину по первым звукам всё же вспомнил…

Аня время от времени всё ещё изготавливает «книги» (склеивает отдельные изрисованные и исписанные листы скотчем). Оформление «книг» Аню не слишком заботит: иногда просто рисует ручкой, не раскрашивая. Удивительное: хотя уже может писать, «текст» в «книгах» чаще всего представлен закорючками-иероглифами. Чтобы быстрее шло производство?

Звонок: Sprachheilpädagogin. Спрашивает, обсуждался ли вопрос о занятиях с Алеком в «нашей» школе. (Ещё нет.) Сообщает, что позиция её и школьного руководства в отношении языковой поддержки изменилась: в «свободной» школе, куда идут дети, специальный педагог государством не предусмотрен, и ведь всё равно с двуязычными детьми немецким будут заниматься по особым методикам… Потому – прежняя формулировка nicht sinnvoll смысла не имеет, протокол будет переписан – в нём теперь будет стоять, что Алеку никаких спецзанятий не нужно…

Не значит ли это в действительности: школьное руководство решило не тратить время педагога на мальчика, который идёт в другую школу (тогда и отвечать за этого мальчика не придётся…).

И вот ещё что: государство не может создать рабочее место в негосударственной школе – потому Алек как объект обучения, оправдывающий занятость дополнительной рабочей силы, школьной системе неинтересен?

Получается, оценка языкового уровня может быть изменена за один день, вовсе без проверки! вопрос о языковом уровне чисто прагматический, к истине отношения не имеет…

Ну вот, ничем мне не угодишь: не понравилось назойливое внимание системы к нашему сыну, теперь он перестал для неё существовать – опять не нравится…

Теперь снова никто (кроме меня) не отвечает за его немецкий. Снова взваливать на плечи двойную нагрузку; а хотелось ведь наконец расслабиться, просто играть, просто быть рядом…

Алек требует уважения, как взрослый (нельзя накричать, шлёпнуть, заставить), а поведение – несознательного малыша (всё равно не одевается утром).

Легче ли с ними. Они – команда: играют, дерутся – полностью заняты друг другом, самодостаточная единица. Заниматься можно, разве только разделив. Оставить одного в покое – и в это время обучать другого? Невозможно.

Алек и Аня наблюдали, как М. готовит спагетти и соус. Аня делала пометки в своей белой записной книжке (имитировала М.-ву стенографию). М. спросил, что «записала». Аня «прочитала»: «How to make Salzwasser» – «Как делать солёную воду».

Sprachheilpädagogin. Теперь снова началась реклама для логопеда… Аргументы: не очень красиво выговаривает sch (?! немецкое ш от русского не отличается, в русском Алеково «ш» чище Аниного!). Я спросила, есть ли у немецких логопедов понятие «блуждающих звуков», как у русских специалистов. Кажется, есть; в чём же проблема? (Наверное, следовало сказать, что русские звуки мы тренируем чистоговорками.) Я опять спрашивала об упражнениях для детей, чтобы мы дома отрабатывали правильность артиклей и синтаксиса. Практически выпросила обещание давать мне листочки с заданиями.

(Позже) последила за немецкой речью Алека. Он нечётко произносит sch и s, когда встречаются в одном слове. Решила работать со звуком по-русски: «Шла Саша по шоссе…»

Тренируемся с Алеком в произнесении сложных слов – удаются быстрее. Всё ещё переставляет и уподобляет звуки.

С русской мамой 6-летняя Ю. говорит по-немецки, а со мной переходит на русский!

И снова об идентичности. Аня на вопрос, на кого хочет быть похожей, отвечает: хочет быть как Нина. Алек: как папа. Когда сказала Ане, что огорчена тем, что совсем не хочет быть такой, как я и папа, Алек уточнил: он будет как папа и как я. Он чуткий, не хочет расстраивать.

Алек снова забыл фамилию, адрес. На вопрос, есть ли дедушка, как его зовут, ответил: папа. Кто живёт в России? «Grandma Gayle». Имена кузенов-кузин не назвал. Не могу понять, что это за периоды у него; длятся пару дней?

Анин рисунок: принц и принцесса, а название – «Часы». (На руке у принцессы нечто вроде браслета.)

Аня во множестве рисует единорогов со звёздами на рогах.

«Шагаловский» мотив у Ани: «картина» «Летающая кошка». Летающих кошек на рисунке вообще-то 5 (на одной, с короной, сидит принцесса), еще одна кошка, без крыльев, идёт по земле. Нарисованы также самолёт (тема для Ани редкая), дом (многоэтажный), 3 девушки (две из них принцессы).

Аня в рисунках пробует новые техники. Делает коллажи с наклейками-sticker’ами, наклеивает высушенные цветы, замазывает части картинки клеем, примешивая к нему краски. И, как и раньше, включает в рисунки «текст» – иероглифы и буквы.

 

5 + 7

Аня вот уже месяц особенно много рисует. Новый сюжет: поцелуй (кажется, иллюстрация к сказке о мёртвой царевне).

Аня дурит: нарисовала писающую девочку.

Анин рисунок: на большом зайце – маленькие, один на другом. Воспоминание о «д-ре Сусе» («Кот в колпаке»: маленькие коты, обозначенные буквами).

М. рассказывал детям о своей модели броненосца и об истории «Потёмкина», показывал фрагменты фильма Эйзенштейна. Потом спросил Алека, что запомнилось. Алек ответил: всего лучше была сцена, где машина падает в воду – и вдруг у неё появляются крылья! Воспоминание о «Chitty Chitty Bang Bang» «затесалось» в восприятие другого фильма и вытеснило свежие впечатления… Ещё Алеку понравилось, как матросы бросали офицеров в воду. Забавное превращение – в детском восприятии – политической драмы в «Праздник Нептуна»… Аня сделала «политическое» замечание: «Maybe it was good that the Czar went away». Алек оказался менее серьёзным товарищем.

Дети в Америке с М.

Рассказ М. Вечная Алекова проблема с именами; Линна называет «Ленин», несмотря на все поправки. Едет в роскошном кадиллаке Линна – и называет того «Ленин»! В конце концов Линн первый от поправок устал – и сказал, что ему так нравится… Только ближе к концу встречи Алек наконец исправлениям внял и начал называть Линна правильно.

Алековы рифмы: mind is behind.

С Оливией и Айзеей увидеться не удаётся. М. записал близнецов на гимнастику («Superhero camp») и в «летний лагерь» (Summer camp), для общения, на пару часов до обеда. Лагерь на границе местности, где живут «чиканос», одна из воспитательниц принадлежит к этой группе. У второй превосходный английский, сама динамичная, умеет занять детей. У наших улучшился английский. Друг с другом говорят на английском. (Правда, странным образом сразу после «курса», как только залезают в машину, переходят на немецкий…)

 

5 + 8

Все прибыли.

Алек говорит по-русски на удивление много. И правильно! Длинными предложениями с придаточными и даже с деепричастием (чего раньше никогда от него не слышала!): «Я не потерялся, потому что держал папу крепко, не отпуская». Правда, забыл… любимое слово «самолёт»: «Мама, как ты сказаешь airplane?» (Старые ошибки никуда не делись: «сказаешь», «можу»; о себе – опять! – говорит в женском роде: «я сама», «пришла»…). Ещё забыл слово «санки» (купленная копилка, похожая, по первому впечатлению, на туфельку, изображает санки) – назвал их «снег». Когда поправила, стал называть «санка», объяснил: «Она же одна!» Раньше такого не было – это он только теперь обратил внимание на «нелогичность» этой формы?

Аня говорит тоненьким голосом, тихо, с чудовищными запинками, такое впечатление, что многие слова забыла. Зато, говорит М., теперь изъясняется по-английски бегло и правильно.

Друг с другом они, как М. и сообщал, так и говорят по-немецки…

Т. о своих детях. Приехал дедушка, и выяснилось, что П. (1 + 6) не понимает по-немецки! (Папа детей в Вильнюсе.) Теперь Я. вынужден говорить с братом по-русски. Правда, у Я. появилась и другая причина перейти на русский: после поездки в Литву открыл, что русский сильно помогает объясняться. Родители, когда нужно было спросить что-то на улице, предлагали на выбор 3 языка, английский, немецкий и русский, – чаще всего люди выбирали русский! Одна дама в аптеке решилась разговаривать по-немецки (изучала в школе), но, кажется, в уме проговаривала свои ответы сначала по-русски (так я поняла Т.).

С успехом играли в «метлу», угадывание действий, писали кубиками и читали. У Алека нет проблем с глаголами (если не принимать во внимание род). Склоняя, лучше всего справляется с винительным и творительным. Аня иногда делала ошибки (склоняя слово «зеркальце»).

Приехали из летнего лагеря (были там 5 дней). Аня молчит, опускает голову, смущённо улыбается, такое впечатление, будто ей действительно трудно перестроиться с немецкого на русский. Когда я ей сказала, что обижусь, если не будет со мной разговаривать, бросилась ко мне на шею, с умоляющими интонациями (как бы поднывала умоляя) – и не могла из себя выдавить ни слова! Потом успокоилась, перестроилась наконец, всё наладилось. Алек поначалу тоже ничего не рассказывал, но он просто отвлечён своими «размышлениями», когда захотел, разговорился. Говорит уверенно, правильно (М. сказал, и английский у Алека улучшился). (Может, его языки выигрывают оттого, что внимание уделяется исключительно одному?)

Предложила Алеку прочитать «письмо» (выложенную кубиками фразу). Рациональный Алек спросил (в пространство, как бы размышляя наедине с собой): «Что я, глух?» (именно так, с прилагательным в краткой форме).

Слышала пару раз, как говорят друг с другом… по-английски! Но в основном продолжают говорить по-немецки, с русскими вкраплениями изредка (слова из тех, что незадолго до того названы по-русски: «верёвочка»).

Вечером – «Город мастеров» Р. Бычкова. Алек сначала не хотел смотреть, Аня выбрала чтение с папой, потом прибежала. Постепенно так втянулись, что не хотели отправляться спать, отобрали у меня пульт дистанционного управления. Фильм закончился – так переполнились впечатлениями, что не могли молчать, должны были поделиться (хотя мы смотрели втроём). У Алека большей частью «мальчишеский» вариант, нечто вроде: «А он его… А этот… бах! Всех в корзинки засунули!» Теперь они задают вопросы о непонятом; Аню интересовало: как это, в «дядю с горбиком» (Метельщика) «стрелочка» попала, а он встал – почему?

Алек играет сам с собой – говорит исключительно по-английски!

Аня: «Папа – как девочка!» Сказала и смеётся. Я не сразу поняла, о чём она. Потом дошло: она заметила, что «папа» склоняется как слова женского рода.

У Ани вовсе не короткая память. Обещанное ей – помнит. (Если бы ещё и в обратном направлении не забывала…) Ещё: проходили мимо Schaubude – тотчас сама вспомнила, что смотрели здесь спектакль «Ich-bin-Ich» (несколько месяцев назад!).

М.: у них немецкий акцент в английском – Kehlkopfverschluß («гортанный приступ») в начале слов, которые начинаются с гласных, например: «What ’is ’it?» вместо «What is it?» (ср. немецкое «’Ein ’Ei ’in ’einem ’Eimer»).

М.: Алек правильно использует простое прошедшее время нерегулярного глагола (drank).

Более-менее спокойный день. Плескались в лягушатнике (Planschbecken), собрали (по инициативе Алека) для меня букет полевых цветов (Алек назвал пару раз «пакет»). Цветы Алек захотел поставить в вазе на письменный стол. Быстрее читают (после того, как закончились занятия в «русской группе», я решила каждый день писать им кубиками хотя бы по строчке). Играли втроём в «телефон» (сначала «разговаривали» со мной, потом друг с другом, я подсказывала, если было трудно формулировать) – с большой фантазией, говорили много, связно и большей частью правильно. Разве что (у Алека) всё те же ошибки держатся: «можу», «сказаешь» (Аня говорит правильно: «Как ты скажешь…»), путаница в роде у глаголов прошедшего времени… Только после тренировки выговаривается «полицейский», не получается «металлический»… И опять: Алек не выносит требований, возмущается. Сдерживая слёзы, пытался описать свои переживания, когда Николь (воспитательница его группы) тоже пытается что-то требовать.

Приходил Райнер, заявил в шутку, что им должно быть стыдно: знают всего 3 языка. Я, подначивая-подбодряя, сказала, что они знают ещё французский. Алек согласился и в доказательство вспомнил «мерси». А вот с другими языками не прошло: «шалом» Алек забыл.

Анина внезапная стыдливость: переодеваясь в пижаму, прячется от Райнера (а в детском саду, по жаре, бегают голышом, не смущаясь присутствием воспитательниц и родителей: те «свои»?).

Я и Алек играли с мячиком, тренировали ловкость и (упрямая мама…) согласование притяжательных местоимений: «Зуб?» «Мой!» и т. д. (начала играть, потому что показалось: Алек не до конца освоил / забыл модель). Множественное число и средний род я, на всякий случай, продемонстрировала в начале. В целом, как обычно, в игре Алек называет формы правильно. Трудности с родом – когда я называю существительные 3-го склонения (без – а на конце: мышь) или существительные среднего рода. Успели поиграть и с предлогами, по-немецки (что где лежит, кто где сидит; я провоцировала поправки: «укладывала» сыр под диван, кошку на компьютер и т. д.). У Алека путаница в роде-артикле-склонении немецких слов. Но иногда лучше меня: «im Regal» (а не «auf dem Regal», как я говорю).

Почему всё-таки Алеков «лингвистический компьютер» плохо вырабатывает правила, а Анин – хорошо?.. Зато у Ани снова фаза: начала забывать русские слова, пытается использовать немецкие и английские.

Гуляли – Алек назвал берлинскую телебашню «Eifel Tower». Вот как долго помнится то, что нравится! Главное, вовремя назвать на нужном языке…

Сегодня особенно послушные. Рассказали мне каждый по 3 длинные истории на 3-х языках – одну просто так, одну «для дедушки» и одну «для бабушки Гейл». Аня рассказывала по «книжке», которую сама изготовила, Алек – по чужим книжкам (2 русские – «Середина сосиски» и «Золотой петушок» – мы прочитали уже давно, английскую – «М-р Нос» – недавно). Перед рассказом ему нужно было пару минут сосредоточиться (продумать историю?). О «золотом петушке» он сильно фантазировал. Хорошо поработал, под конец даже устал, закончив, вздохнул с облегчением: «Уфф…»

Устроили себе «поезд» из стульев в коридоре, не хотели идти обедать – пошли, только когда я пригласила в «вагон-ресторан» (а не просто на кухню). Аня поинтересовалась, что за ресторан (выговаривая слово по-французски), как называется. Я, на свою голову, объявила, что английский, – дальше мы играли в английских официанта и клиентов. Алек с Аней были явно возбуждены; говорили бегло. Все получили выраженно английские имена. А Алек назвал себя вымышленным именем «Зангзоуз» (почти Зангези – но от меня они этого точно не слышали!), объяснил, что имя это значит «вода-огонь». К имени прилагался рассказ: Алек описывал, как попеременно заливают воду в ракету и зажигают огонь, в результате этих манипуляций ракета летит; «Зангзоуз», обитающий в ракете, – некто вроде супергероя, намерен передвинуть или потушить солнце («Потомки солнца» / «Сатана мысли» как фантазия пятилетнего!) и зажечь звёзды; и его родственники – тоже не обычные люди: могут поднимать волны на море и т. п. (отголосок сказаний о Калевале и мельнице Сампо? недавно читали).

Потом решили поехать на «поезде» «в Россию». Под предлогом проверки на границе удалось потренировать их в согласовании прилагательных с существительными. (Нет, всё-таки не стыдно за одержимость «тренировками»: надо!)

Любопытное. Я изменила правила игры (бросала мячик, называла слово – отвечать нужно было не местоимением в правильном роде, но прилагательным «большая», «большой» и т. д.). Алек быстро перестроился – Аня нет! Иногда я думаю, что у него многое зависит от твёрдого представления о правилах (если сформировано – ему легче), т. е. он аналитичен. Аня же успехами обязана хорошей памяти, вообще же довольно инерционна…

Сейчас английский впереди. У Ани и оба других языка хороши, разве что русская речь с паузами (начала забывать слова) и как бы скандирующая. У Алека в русском совершенно правильное спряжение (кроме случаев с чередованием). Синтаксис сложный. А вот падежи иногда путает (сейчас непорядок с творительным и предложным). Категория рода плохо работает. В немецком – произвольны артикли, падежи, в сложноподчинённом (немецком) иногда порядок слов неверен.

Алеково точное мышление. Забыл, как называется метла, – пытается дать определение: «короткие прутики с ручкой» (и изображает, как подметают).

Новый мотив в рисунках Ани – кошки. Пристрастие к кошкам – от подруги Нины? К сожалению, Аня часто не слишком самостоятельна.

 

5 + 9

Ошибки, как будто уже изжитые (неправильные родовые формы глаголов прошедшего времени в русском), снова вернулись. Что это, следствие поездки в Америку? Неужели так будет после каждого визита в другую страну? Так хочется верить, что когда-нибудь речь их станет, наконец, правильной…

Алек: «вижу маленькая бабочка» (!).

Аня сказала «спют», выслушала мою поправку и начала повторять много раз, как бы пытаясь запомнить правильную форму: «Спят. Спят. Спят…»

У Ани после поездки снова всплыло «возьмила».

То, что (у Алека) некоторые неправильности держатся годами, о чём-то говорит; видимо, о том, что поправки малоэффективны. Значит, нужно опять вернуться к специальным играм, стишкам, хотя бы простейшим, импровизированным (как вчера:

Наверное, паниковать всё же не надо. Недавно вспомнила рассказ Л., как М. тестировали в билингвальной немецко-русской школе у Бранденбургских ворот. Учителя были в восторге от того, что М. склоняет существительные правильно! В отличие от других претендентов на место в школе. Например, она говорила «на кровати», «под кроватью». Л., делясь со мной впечатлениями, вспоминала о своём недоумении: а как можно иначе сказать?.. У Л. в это время семья существовала как, практически, русская: русский представляли мама и бабушка, папа появлялся нечасто и говорил дома по-русски. Неудивительно, что девочка говорит так же хорошо, как дети в России.

Алек получил в подарок свисток-леденец, играл им всю дорогу до детской площадки – на площадке вдруг обнаружилось, что потерял подарок. Говорит, махнул рукой – вещь исчезла в кустах. Показал кустик. И удалился играть; видимо, не придал пропаже большого значения. Потому я не стала долго искать. Минут через 10 пропавшее нашлось: в кармане курточки! Память…

Играли в «уборку»: я создавала хаос, раскладывая всё на неподходящие места (ботинок на письменном столе и т. п.), Алек наводил порядок, комментируя свои действия. Потом ему надоело; сам собой возник новый вариант игры. У каждого из нас было в руках по машинке, они постоянно перемещались (надо было говорить, где они и что делают), соревновались, боролись и т. д. Оказалось полезно: 1) потренировались в падежах, по-русски и по-немецки, 2) в формах прошедшего рода в русском. (Кстати, выяснили серьёзность запущенной проблемы: Алек и после 10 минут игры называл машину «он», «маленький» и говорил «поехал»; неверные формы позиций не сдают!)

Аня: «Я хочу, чтобы ты читаешь».

Аня рассказывает о фильме: подлодка, которая плавает в somebody’s body. Переключение, заданное темой (как обычно), – или заполнение опустевшего места, забытых русских слов оживлёнными в памяти английскими?

М.: Аня теперь говорит всегда tell you something (до поездки say you what, по немецкому образцу Ich möchte dir ’was sagen). Алеку объяснили, в чём ошибка, и он прислушался, теперь ошибается, только если недостаточно сосредоточен.

АЛЕК

в русском

Вернулись трудности с родом глаголов в прошедшем времени (и когда говорит о себе!).

Не всегда правильное согласование (прилагательных и местоимений) с существительными в роде.

Есть трудности с множественным числом («глазы»), с падежами – особенно с предложным (который не всегда использует) и творительным, закрепился и не уходит ужасный оборот «вместях с» (дальше может быть не только творительный, но и… родительный и винительный!).

Спряжение: трудности в глаголах с чередованием / с изменением ударения (сказаю, лю́блю, хо́чу, хо́чил —!), «буду съесть».

В синтаксисе – калька с немецкого «Что это для?», «Где мы идём?», высказывания с одним отрицанием.

Речь с запинками, иногда хуже артикулирована.

в немецком

Трудности с артиклями, окончаниями существительных.

Не всегда верно спрягает неправильные глаголы.

Иногда нарушает порядок слов в сложноподчинённых предложениях.

в английском

Нерегулярные глаголы плохо даются, использует инфинитив вместо причастных форм (случаи fall – fell – has fallen, think – thought, buy – bought, see – saw – has seen). У него go вместо went.

Род бывает не тот.

АНЯ

в русском

Иногда неверно образует предложный падеж; но она сразу же «схватывает» правильную форму.

«Возьмила», «возьмить».

«Я хочу, чтобы ты читаешь».

Русский у Ани тише двух других языков, несколько монотонен, чуть более отчётлив, чем нужно.

в немецком

в английском

Как и у Алека, проблемы с нерегулярными глаголами. У неё goed вместо went.

ОБА

заменяют look at… на look on (что меняет значение: посмотреть – наблюдать). (Мало используют предлог at, заменяют.)

Kehlkopfverschluß в начале английских слов.

«That are…» вместо «Those are…» (переводят немецкую конструкцию: Das sind…, но по русскому образцу: «Это…», со сказуемым-существительным во множественном числе).

«They want, THAT something happens» (вместо They want something to happen) (М.: ошибка теперь считается знаком «бруклинского диалекта»: конструкция из речи еврейских иммигрантов чрезвычайно распространилась).

М. сообщил ещё об одной старой ошибке: дети «всё ещё» используют в английском двойное отрицание («I don’t do nothing» вместо «anything»). По русскому образцу, думал М.; но как раз двойного отрицания мне в русском не хватает! Они используют нужную форму не в том языке…

Аня сказала пару слов по-немецки, я попросила перейти на мой язык. Аня возразила, волнуясь: «Тогда и ты не говори по-немецки с папой». (Мы, к сожалению, иногда переходим, когда тема сложная и времени нет ждать, пока останемся одни: М.-у легче понять письменный русский, чем устный.)

В России.

Смешные рассказы о К. Выпрашивала мелочи из киоска – родители устали бороться и решили обратить приятное (для неё) в полезное. Стали давать карманные деньги, с условием, что сама себе купит, что хочет. К. в итоге рано научилась счёту и операциям с цифрами. Но даже в школе сохранила забавную особенность: с вычитанием-сложением-делением легко справлялась, разве что добавляла после цифры: …рублей. Производить арифметические действия ей было проще, если объясняли, что речь идёт, скажем, о конфетах.

К. (ей теперь 7) говорит, что ей начали давать деньги лет в 5. Нашим почти 6, но они в арифметике далеко не так продвинуты, как К. в их возрасте…

М. говорит, дети используют (по немецкому образцу) форму bring with, а надо бы bring along. Впрочем, уже поколение нынешних 20-летних не опознаёт эту форму как неправильную, как немецкую кальку: она (из языка нью-йоркских евреев?) вошла в слэнг.

Мой брат услышал «акцент» в Аниной речи: ч звучит иначе («по-английски», его словами). Мы с М. этого не чувствовали. Я прислушалась – теперь и мне кажется, что ч не вполне правильное: жестковато, и как будто слышится призвук «ш». Работаем: предложила Ане повторять «чья чашка». Аня говорит, что тоже слышит разницу между её ч и нашим.

Рассказ М. Аня решила, что фигурка шотландца в национальном костюме – кукла-девочка. М. поправил – Аня оспорила и, в доказательство, задрала юбочку куклы, демонстрируя голый животик без пениса. Информация из детского садика… А я-то (из-за Алековых проблем с родовым самообозначением) начала было думать, что мы плохо объяснили им, что такое пол. (Причина – отвращение к «фрейдистской» тотальной сексуальности, не только интерпретирующей детскую психику, но и навязанной целым поколениям – и детям тоже.)

М. говорил с моим отцом – Алек подошёл, положил М. ладонь на рот и потребовал, чтобы тот перестал говорить по-русски. М. думает, потому, что его русский был ломаный.

Алек говорит правильное «люблю»!

Алек не хотел, чтобы М. сидел с ними, пока не заснут, сказал: «I don’t want that you sit here». М. пообещал, что уйдёт, если Алек скажет правильно. Тот не справился – пришлось демонстрировать: «I don’t want you to sit here».

Втроём (с Ксюшей) выстроили домик из стульев, одеял и подушек. Ксюша ушла – продолжили говорить по-русски… Но недолго.

Пытаемся заниматься по «Читарику-Смешарику». Есть хорошие идеи (например, провожать буквы в гости; угадать слова, которые только начаты, – это когда букв ещё маловато, чтобы читать целые слова; распутать удочку с буквами на конце удилища и крючка…). Даже «разминка» – чтение слогов – не раздражает. Но в целом слегка затянуто, многовато необязательного – и вот Алек после пары главок уже потерял интерес. Он как фермент-индикатор: можно проверять качество пособия… Девочки же старательно учатся; и даже Ксюша (уже читающая бегло) – с увлечением.

Ездили с дядей, тётей и Ксюшей в Плёс. Когда вернулись, попросила Алека рассказать, что видел, – отказался: «Не буду, потому что у меня нет слов». Попросила рассказать по-немецки – начал говорить только тогда, когда повторила просьбу по-немецки же. Вдруг связно и бойко рассказал: что поймали двух рыб (ещё нескольких поймали другие, понесли домой), что видели маленькое судно, на котором управляется только один человек (по дальнейшему описанию – вроде моторка; правда, человек на ней мог управлять ею с помощью шеста —?). После немецкого рассказа отвечал на вопросы по-русски, разговорился, но я всё равно расстроилась: по-немецки ему говорить было легче.

Ксюша в этом году очень много времени проводит с нашими. Правда, с Аней они сошлись теснее. Девицы то и дело отъединяются от Алека и чуть ли не объединяются против него. Построят домик из стульев и простынок, а Алека не пускают. Аня от имени «женской мафии» то и дело заявляет: «Мы тебя не любим». Что делать; все другие знакомые дети поблизости – девочки (Настя, Лиза), мальчиков близкого возраста просто нет.

Как всегда, многовато времени проводят у телевизора.

Странное после нашей трёхдневной поездки: такое впечатление, что Ксюшино общество не повлияло на язык детей, подвижек не заметно. Алек, правда, с охотой и внятно пересказал длинный фильм о Томе и Джерри (можно попробовать в будущем просить о пересказе).

Аня рассказала: они гуляли с дедушкой на детской площадке, обнаружили дыру в ограде. И заявили Алеку: кто здесь пролезет, тот девочка. Алек всё равно потянулся за ними – задразнили: «Девочка! Девочка!» На даче не хотели играть с ним. Алек по собственной инициативе набрал им ягод, преподнёс – только тогда приняли в игру. Пришлось с Аней серьёзно поговорить, это ведь она настраивает Ксюшу против Алека (Аня и дома то и дело пытается объявить суверенитет).

Алек обогнал меня в английской грамматике. Сказал: «You will be coming with soon» – с той лишь ошибкой, что надо бы вместо with использовать along. Мне, чтобы выстроить эту форму будущего, надо подумать о том, что в предложении есть задание точного времени. Ребёнок же высказывается грамматически правильно без лишних размышлений.

Аня теперь говорит как требующий, жалующийся, обвиняющий ребёнок; интонации стали, во всяком случае, естественнее. Её русский звучит как родной язык.

 

5 + 10

Игра М. Складывая пальцы, показывает фигуры и приговаривает:

Алек не сразу сообразил, как складывать пальцы, чтобы показать, как люди внутри движутся, поэтому заменил последнюю строчку:

There are no people.

В выходные играли в школе после уборки. Здание снаружи не санировано, внутри красят сами родители, работы в туалете продолжаются. Мебели, понятно, нет. Тоже хожу работать; никак не получается ограничиться только «своим» языком.

Аня, отбирая вещи для школы, со вздохом отложила «красивые»: объяснила тем, что в школе грязно.

Родительский вечер. Ещё нет учителя (учителей) английского. Детей осталось только 16. Это и хорошо (маленькая группа – больше внимания каждому ребёнку), и плохо (мы хотели близнецов отправить в разные классы).

Сегодня Алек весь день говорит о себе в мужском роде (наконец-то!). Правда, теперь другая тенденция: когда нужен женский род, заменяет его мужским… Говоря об Ане – всегда; обо мне – не так последовательно.

Опять женский род вместо мужского проскальзывает у Алека…

После того, как несколько раз ходили убирать двор и школу (а дети в это время знакомились и играли друг с другом), Алек хочет туда. Формулировка: «Хочу только потому, что там мой друг» (Харк). Непонятно, почему он так сказал. Когда я удивилась и переспросила, Алек признал, что друг – всё же не единственная причина любви к школе. Знаменательная проговорка? А Аня школы боится: не уверена, что ответит, когда начнут спрашивать! Я попыталась уверить её, что в школе сначала учат, потом проверяют знания, – чуть позже Аня снова говорит, что не всё знает, потому идти в школу страшно.

В «европейских» школах на английском преподаются: английский (как родной и «партнёрский» язык), окружающий мир (позднее – ещё и естественные науки, история и география). По-немецки – немецкий, математика (это везде так, не избежать?), труд. Музыку, искусство и спорт могут преподавать и на немецком, и на английском: всё зависит от того, каков родной язык учителей. Сейчас в школе им. Нельсона Манделы по-немецки преподаются, кроме обычных предметов и спорта с музыкой, ещё и физика, и рабочие группы и «воркшопы». В каждом классе, как всегда в «европейских» школах, половина детей с родным («материнским») немецким, половина – с родным английским (а как, интересно, они узнают, какой язык родной у детей из двуязычных семей?). На каждый класс 2 учителя и (в начальной школе) воспитатель. Опыт огромный: 750 учеников, в начальной школе по 3 параллельных класса. В школу хотят попасть в 5 раз больше желающих, чем есть мест, – потому проводятся тесты. Журналисты – привилегированная публика.

Сомнения: правильно ли поступили, отозвав регистрацию в «европейской» школе?

Einschulung. Спросила М., чем привлекает его «наша» школа теперь – после того, как обнаружили, что 1) дорога занимает примерно столько же времени, сколько до «европейской» им. Нельсона Манделы, 2) классов будет не 2 (как нам с близнецами надо бы), а один, причём с разновозрастными детьми (как теперь почти везде в Берлине), 3) учителя ещё не все известны – родители познакомились только с директором и учителем немецкого, 4) кстати, последний обучает немецкому – при родном языке английском… вообще, школьный концепт – перевес английского – просто вынуждает нарушать принцип преподавания на родном языке, 5) здание не готово, родители должны уделять школе времени больше, чем там, где школьная жизнь давно налажена, 6) родители должны помогать и позже, например, во время хорта-«продлёнки», 7) как раз нам, может, и не повредил бы «перекос» в сторону немецкого: с садиком из жизни детей почти совсем уходит языковая среда… Не говоря уже о финансовой стороне дела. Ответ М.: важно, что начинают учить сначала английской грамоте, то есть дети сначала осваивают несовпадение произнесённого и написанного слова. Я возразила, что русская грамота уже пошатнула этот принцип (пишется примерно так, как говорится, – хотя иногда я и поясняю, что «привыкли» писать не так, как говорят: «что», например). М. отмёл возражения: если бы после русского письма освоили ещё и немецкое, учиться писать и читать по-английски было бы намного сложнее. Ещё М. напомнил, что есть «перебежчики» из школы Нельсона Манделы (а также из «Метрополитан» и даже… из знаменитой школы Кеннеди!). Некоторые тоже с тремя языками. Акцент на немецком вроде должен был помочь балансу языков у этих детей, но опыт показывает: немецкий начинает вытеснять родные языки! Наконец, ещё аргумент: свободная школа может изменить пути, если окажется, что идеи работают не так, как предполагалось.

Вспомнила то, о чём не все знают. Было предложение руководства школы им. Манделы сделать нашу школу филиалом. Но тогда наш «концепт» (перевес английского, до 5-го класса) был бы отброшен. Родители (из правления) отказались. То есть для «отцов-основателей» главное не только близость новой школы к дому – и в самом деле концептуальные моменты важны, причём настолько, что даже перевесили финансовый вопрос и желание избежать лишних сложностей.

Ещё: К. Б. на первой встрече с родителями говорил о том, что в «европейских» школах английская и немецкая программы не адаптированы друг к другу, соответствующих учебников нет (так я поняла). Учителя английского из школы Манделы жаловались, что мала зарплата.

Первый школьный день. К. Б.: Алек своевольный (К. Б. выразился деликатно: «hat einen eigenen Willen»), не «konvergent» – «divergent». В общем, делает только то, что хочет. Тактика К. Б. – завлекать (он сказал «verführen», соблазнять). Мы рассказали, что дома комбинируем принципы (я играю, М. стоит за строгую дисциплину). К. Б.: в школе тоже один обучающий будет строже, другой мягче; сам он с Алеком пока (в первые дни) не может быть строг.

Алек в школе говорил на немецком и английском, Аня – больше по-английски. К. Б.: если Алек чего-то не понимает, то выходит из себя, и тогда его первые реакции – на немецком. Поэтому К. Б. говорит с Алеком на языке его эмоций. (Русский – тоже язык эмоций, но, понятно, школа это никак не может использовать.)

Алек, боюсь (М. боится в буквальном смысле слова), станет классным клоуном. Не похоже, что это у него от смущения. Кто бы мог подумать, что они так изменятся.

Алек дома сейчас – неулыба (иногда видно, что сдерживается, чтобы не смеяться). Но среди детей – полная свобода (даже анархия) эмоций.

Спросила: было лучше, чем в детсаду, или хуже? Оба ответили: лучше! Аня говорит, что учили какую-то смешную песенку про Tomatensalat, но запомнить сразу она не смогла.

Уже 4 ребёнка (вместе с нашими) из 16 говорят по-русски; во всяком случае, русский понимают. Один – сын москвички из Лондона, немецкого не знает; ещё одна девочка посещала еврейскую группу русско-немецкого садика. Мама её заговорила о возможности организовать преподавание русского как второго иностранного. Однако нам это вряд ли нужно: русский наших детей – не «иностранный» для них.

Алек ещё раз показал себя лучшим переводчиком, чем Аня… Аня рассказывала, чем занимались во время паузы: делали «бук» – так звучало слово, которое я не поняла. Попыталась расспросить её, что это такое, – она просто описывала в воздухе двумя руками кривую и повторяла своё «бук». Попросила о помощи Алека – он сразу же пояснил: замок (крепость то есть: укреплённый замок, Burg).

2 девочки О. Старшей 5,5. О. говорит, не только понимают её, но и могут говорить по-русски, когда потребуется: разговаривали этим летом с русскими гостями. А сейчас обе опять отвечают маме по-немецки… Но почему же у нас сложилось иначе? Сейчас кажется, без труда, когда-то воспринималось по-другому. Во всяком случае, были только единичные попытки перейти с русского и английского на язык детского сада, а не длительный период отказа говорить на наших языках… Вдумалась в разницу – выбор девочек показался вполне понятным: детский садик немецкий, папа немец, мама говорит с папой по-немецки… Вдруг подумалось, что мамам и папам в трёхъязычной семье в каком-то отношении не сложнее, а проще: язык среды заведомо ослаблен, не мешает языкам родителей пробить себе дорогу. Странно, что такие простые вещи не сразу приходят в голову.

Алек час провёл вне класса. Объяснение учителя: захотел играть (учитель предполагает также, что Алек не выносит гвалта в классе; такое может быть). Объяснение Алека: замёрз. Скорее всего, просто разговор о школьных правилах (тема урока) наводит на него скуку. По дороге домой потеряли ранец. Алек о нём попросту забыл, оставил стоять где-то.

Аня – это очевидно – имитирует Ксюшины речевые привычки: интонации те же, усвоила уменьшительные суффиксы («одеялочко»), Ксюшины словечки («красивка» вместо «красавицы»; «красавица», видимо, представляется недоступным существом – то ли дело «красивка»…).

Ещё о «европейских» школах. Первоклассников обучают грамоте на одном языке (в зависимости от того, какой посчитают родным). Понятно решение учить грамоте на родном языке, если ребёнок с трудом говорит на чужом, но если говорит на двух родных – чем оправдать принципиальный выбор одного лишь письменного языка в первый год обучения?

Опыт В. (и не только). В «смешанной семье» очень многое, видимо, зависит от того, к кому ребёнок больше привязан. Если к маме – даже при папе-немце может сложиться сильный русский. Даже если старший ребёнок с более сильным немецким и дети говорят по-немецки друг с другом… Ещё разгадка сильного русского у детей В.: несколько месяцев карантина просидели дома. И всё-таки удивительно: оба ребёнка рано попали к Tagesmutter, немецкий вроде должен был перевешивать…

Рассказ молодой мамы из Марцана: ребёнок разговаривает с ней по-немецки, а с папой – по-молдавски! На русском говорить отказывается. Сама она знает молдавский и с мужем говорит на нём. Папа не знает немецкого. Действительно, ребёнок умница (или хитрец): точно почувствовал слабые места родителей и использовал ситуацию для своей выгоды! Зачем напрягаться, говорить на родном языке мамы, если она немецкий понимает (с папой его язык использовать приходится, тут уж ничего не поделаешь). Кажется, в Германии немецкий становится языком общения детей отнюдь не от неумелости их в другом языке.

Готов ли Алек к школе? Наверное, нет. Его жизнь в школе – сплошной анекдот. Спрашиваю, что делал сегодня в школе.

– Кушал тортеллони. С соусом.

– А ещё что?

– А ещё картошку!

Имела в виду: а ещё что делал? Он же, конечно, думает только о еде…

К. Б. (после того, как Аня «выдала» Алека: не учился, и после того, как я поинтересовалась, так ли это): Алек большую часть математики просидел под столом (в версии Алека, позднее: «немного учился»), не хочет учиться, рисовать. К. Б. предложил купить более удобный для леворукого ребёнка карандаш, треугольный, толстый, с выпуклостями, чтоб пальцы не скользили: Алек выворачивает руку. Я рассказала, как должна лежать тетрадь, и пообещала принести указания, как учить левшей писать. К. Б. говорил о том, что Алек очень эмоционален, ему нужно много тепла (заговаривая, дотрагивается до руки); но ведь математика – не музыка; и повторения неизбежны. Я же показала русские «задачки» Остера и Степанова. Говорила о том, что Алек хорошо выполняет задание, когда требуется кому-то помочь; я имела в виду: надо бы интерпретировать задания иначе. К. Б. понял так, что Алек хорошо работает, когда нужно помогать младшим школьникам. После уроков К. Б. заметно устал, если не вымотан. Как жаль, что нет возможности (времени не хватает, прежде всего) как следует поговорить… Сошлись на том, что методика Монтессори может принести хорошие плоды. Те задания, что я видела в школьных книжках, Алеку, конечно, неинтересны: нарисовать столько палочек, сколько вещей, затем сосчитать.

Странности немецкой педагогики: дети идут в школу с 5 лет (чтобы раньше закончить её, начать работать, стать налогоплательщиками?), а программа не меняется по существу. Мне кажется, пятилеткам нужны задания менее абстрактные, более близкие к их быту и интересам – тогда процесс пойдёт интенсивнее! (И можно будет сократить сроки учёбы… Программа в Германии растянута по сравнению с русской официальной; с русскими программами «раннего развития» сравнивать вообще смысла нет.)

У Ани новая версия брака. Объясняет Алеку: «Das Heiraten heißt, daß sie ein Baby kriegen» – [ «Жениться» значит, что у них будет бэби.] Я спросила, кто объяснял, – Аня сослалась на видеофильм. Алек не согласился с тем, что брак означает рождение детей: «Нет! никакого бэби. Heiraten – должен принц прискакать, тогда они пройдут в замок».

Новая ошибка Ани в английском: goodest вместо best.

Алека второй день хвалят в школе. Правда, ни немецкого, ни математики не было.

М., оказывается, перешла в «нашу» школу из школы Кеннеди: отношения в классе были плохими (дети агрессивны, толкали, обижали друг друга; все знали друг друга по подготовительному классу, новую же школьницу игнорировали). Учительница не помогала детям выработать уважительное, вежливое отношение к одноклассникам – при том, что правила общения (абстрактные) активно обсуждались. В классе немецкая учительница, только 2 ч. в день занимались английским, остальное время отдано немецкому. Просьбу перевести ребёнка в другой класс в школе проигнорировали. Вставать ребёнку приходилось в 6 утра.

Алек и Аня играют с Мишей – говорят по-русски; но как только поблизости оказывается маленький немец и звучит немецкая речь, все сразу «вспоминают» немецкий – и говорят на нём уже и друг с другом.

 

5 + 11

Аня: «Если я ты была бы, я бы его шлёпнула». Немножко неловко сформулировала.

Не перестаю удивляться Алеку. Гуляли в парке рядом со школой; решили заблудиться. Алек потащил нас через чащу на крутую гору, потом вниз к ручью. Ане было всё ещё интересно – Алек решительно сказал, что пора домой, увлёк всех назад той же дорогой, теперь уже знакомой: той же – чтобы не блуждать. Всегда делает то, что хочет, и твёрдо знает, чего хочет. (Для школы это не совсем хорошо: там в почёте не твёрдость характера, а дисциплина, послушание.)

Алеково «should have been buying» – влияние школы? А у Ани из школы: путает lay и lie. (Очень распространённая в Америке и в Австралии ошибка, М. утверждает, до 90 % американцев сейчас говорят неправильно). Видимо, усвоила от кого-то в школе.

На занятии по русскому языку в русской школе. Дети читают. Странное: дети в основном из русских семей, но, как и в Пренцлауэр Берге (где в основном смешанные семьи), говорят по-русски с акцентом. Не отличают л и ль («челёвек», «всплеснуля», «принесля», «гляз», «лёжка»), произносят и вместо ы («на побивку», «син», «грозний»), произносят мягкие согласные с призвуком й («трйяпок», «на деревйе», «живйет»). Ж мягкое (жираф, жизнь, широкий) – обратное влияние грамоты на произношение? Можно бы ожидать, что и вообще говорят так, как читают (дорожного, солдат, сегодня – без редукции гласных, с г вместо в), но этого всё же не происходит.

Закончили с детьми чтение «Читарика-Смешарика». Наконец-то… Главки раза в 2–3 длиннее, чем может осилить ребёнок 5-ти лет. Дидактическое задание часто побеждает художественное: фабула сама по себе не интересна, интрига затухает, уступая место учёбе. Странные пропорции разминок и текстов. Бесконечные разминки отвлекают от сюжета, самоцельны, читать их не хочется – потому и пользы от них нет. Ближе к концу рядом с тренировками ради тренировок вдруг являются длиннющие тексты для самостоятельного чтения – то есть со слишком элементарным соседствует едва посильное для ребёнка. Если всё задумано для более старших, то зачем нужны «разминки», они ведь адресованы тем, кто не умеет или только учится читать? Алек, как всегда, – индикатор меры интересного в книжке. Продвигались по «Читарику» с трудом, завлечь в чтение (даже не увлечь…) становилось всё труднее, несмотря на то, что в конце уже просто выбирала более-менее интересные места… Жаль: были ведь любопытные находки. Видимо, коммерческий принцип вынуждает авторов работать быстро и, как следствие, небрежно.

Что-то читать нужно (хотя бы для того, чтобы скорость чтения увеличилась) – мы снова перешли на «загадочные записки». Теперь они должны стимулировать самостоятельное сочинительство (этим будем заниматься в «русской группе»). Времени придумывать что-то серьёзное не было – просто разбросала клочки послания от «зай…» (Алек предположил, что это Grüni, то есть Rabbit-Hood, Аня – что Lucy, обоих зайцев давно уже не видно, затерялись где-то.) Прочитали вопль о помощи (просьбу спасти от колдуна) – и сразу же начали фантазировать, что́ спасателям надо взять с собой. Сначала детям приходили в голову банальности вроде верёвки или мешка, чтоб колдуна связать и поймать. (Ни пистолет, ни лук брать не захотели! пожалели злого волшебника?) Отобрали полезных помощников. Пришлось усложнить задачу: а как найти колдуна? Аня предложила пригласить лошадку, Алек – собаку, чтоб взяли след зайчика-жертвы. А что если колдун умеет становиться невидимкой? Алек предложил взять водяной пистолет и стрелять в воздух: капли повиснут на одежде, невидимку заметим. Подумали – решили взять порошок: он обрисует контуры невидимого тела.

Странное. Аня за ужином вдруг спросила М.: «Do you understand Russian?» (Не обращала внимания на попытки М. не только понимать, но и говорить по-русски?! Или просто сомневается в объёме языковых знаний?) И попыталась проверять-учить: «Can you say чашка?» – «Чашка» – «That’s cup. Can you say зелёный?» – «Зелёный.» – «That’s green!» И дальше в том же духе со словами очки, глаз… Алек сунулся внести свою лепту: «Глазы!» – М. не без злорадства поправил: «Глаза!» Однако на слове «ложка» и М. попался: произнёс ж звонко. Аня торжествовала: наконец-то смогла реализовать желание поучить папу…

Уже второй раз: спрашиваем, кто лучше всех учится в школе, – Алек отвечает (на полном серьёзе), что он; Аня подтверждает.

На другой день. Зайчик прислал записку: колдун подслушал наши разговоры и решил превратиться в… (конец записки не нашли). Алек сразу же придумал ответный ход: заслать в лагерь противника… лазутчика (слово предложила я, выслушав описание того, чем маленький синий монстр из шоколадного яйца должен будет заниматься). Хотели писать друг другу, чтоб нельзя было подслушать, что́ мы планируем; но это сложно, в итоге просто перешёптывались. Предложение Алека: он берёт с собой синюю птицу, она будет клевать всё вокруг, то одно, то другое: проверять, не колдун ли это (если колдун, он вскрикнет от боли). Аня, застеснявшись, предложила смешное: она, мол, пройдётся, колдун… в неё влюбится. Если он превратился в камень, камень покатится вслед за Аней, тут-то колдуна и поймаем. Алек усовершенствовал: смастерим принцессу, раскрасим, колдун влюбится… и т. д.

Кстати, о синей птице. Алек назвал её «он», я попробовала поправить, но он настаивал: «А я хочу, чтобы это был он», – т. е. хочет птицу-мальчика. Ничего не возразишь – а путаница усугубляется.

Алек нашёл «Свинозавра» М. Яснова, не мог оторваться, листал, читал и смеялся, пока не устал. Пробовали и сами называть фантастических существ-мутантов (полслова + полслова). Аня выдумывает новые слова быстрее, пришлось её удерживать, чтоб дать Алеку возможность думать. (Вот и опять приходится искусственно задерживать её рост: занять её некому, М. работает.)

Попробовала новый «метод» завлекания в чтение. Писала бэби-слова детей – предложила угадывать, что это, и писать слова правильные. Алек почти сразу учуял, что его обучают, и – отказался! «Я думал, это будут рассказы, как тот, где бэби плакал, а это занятия!» Аня же увлеклась и занималась с воодушевлением. Повод для… расстройства: ведь как раз с Аней и заниматься не надо: она читает уже довольно быстро, главное, сама ищет, что почитать (листает книжки, как только увидит что-то написанное большим шрифтом – прочитывает). И, подспудно, ощущение, что мой настрой несправедлив по отношению к Ане. Разве что не останавливаем её, дожидаясь, пока брат догонит… (Но это уж был бы полный абсурд; всё равно, что тушить свечку ИЗ-ЗА того, что лампочка не светится, что-то вроде того.)

Алековы проблемы с родом, «А что это для?» – приводят в отчаяние: удерживаются! Попробовали упражняться («спорить»: «Я решила…» – «А я решил…»). Как и раньше: во время «тренировок» ошибки практически исчезают! (Только в возвратных глаголах путается, не слишком хорошо усвоил, как образуются формы.) Опять говорит замедленно (правда, в целом правильно – правильное спряжение, синтаксис).

Играли в рифмы – без особых находок; раньше рифмы были интереснее; неужели «творческий» запал и потенциал иссякли?

В школе пару дней назад: Алек не исполняет или не сразу исполняет требования, разрушил сделанные другими поделки. Он молчал, поспешили его наказать (сняли с «выставки» в коридоре его картины). Когда он, наконец, разговорился, выяснились меняющие дело детали: одну игрушку испортил не он, другую хотел поправить – она развалилась неожиданно; взрослые, кому попытался рассказать о проблемах, не поняли или времени не имели разобраться. Подошла к К. Б. поговорить – «Он такой чувствительный» (не больше, чем другой ребёнок, с которым поступили несправедливо). Вдруг выяснилось, что Алек «опять» (!) плакал в уголке. По дороге домой расспросила – оказалось: плакал оттого, что отставал от других детей, потому что не понял задание, – а никто из взрослых, опять-таки, не нашёл времени расспросить и разъяснить (и это в маленьком классе!). Малыша-дошкольника (по старым меркам) упрекают в нежелании учиться – а он на самом деле старается, да ещё и расстраивается оттого, что не всё получается! Мы толкуем об индивидуальном подходе (что бы такое выдумать, чтоб ребёнок захотел учиться?) – а всё так просто, ничего сверхординарного не надо, никакого даже особого «интереса» к заданиям, только немножко внимания и справедливости!

Вот как это действует: похвалила – Алек на одном дыхании «прошёл» «От-точки-к-точке-алфавит» («Dot-to-dot Alphabet»): соединил точки на 64 страницах! Старался (и перестарался: сделал много ошибок, теперь потихоньку исправляем).

М., провожая детей в школу, рассказывал историю о том, как бритты восстали против римлян, и о знаменитой битве между теми и другими (бритты проиграли её, потому что, отступая, наткнулись на собственный лагерь). Алек, как всегда, плёлся далеко позади и как будто пропустил историю мимо ушей. Но на пути домой вдруг спросил: почему Баудека (Виктория) сделала такую нелепую ошибку: взяла семьи солдат в поход? Одно из двух: или Аня пересказала ему услышанное (но когда?), или он всё же каким-то чудом (на значительном удалении!) воспринял историю. Но тогда приходится усомниться в правоте Биддалфа, который пишет: мальчики так быстро растут, что их слуховые трубы отстают в росте, так что мальчики действительно не слышат многого, что им говорят родители! Всё они слышат, когда хотят. (У них, наверное, быстрее всего растут фильтры в ушах, отсеивающие «ненужное»…)

Сами затеяли игру «в ресторан». Аня-«официантка» подошла с бумажкой и карандашиком спросить, что я заказываю, для убедительности перебросила полотенце через руку. (Только потом я сообразила, откуда жест: из любимого фильма о «Битлз» «A Hard Day’s Night». Дедушка Пола в казино, проигравшись, изображает официанта и таким образом пополняет кошелёк.) Я «заказала» и «съела» – и потребовала счёт (не удержалась, использовала возможность закрепить навыки письма). Совместными усилиями написали счёт, рассчитались…

Алек, как и Аня, пару раз сказал lay вместо lie. (Как и у Ани, определённо из школы.) М. попробовал поправить. Алек заспорил: для детей дети авторитетнее взрослых… Когда М. услышал lay во второй раз, осмеял: «LIE DOWN not LAY DOWN! You can’t “lay” in your bed unless you’re a chicken. If you lay down in your bed, you’ll have a bed full of eggs, and that would be very uncomfortable to sleep on». Алек и Аня засмеялись, Алек исправил ошибку.

Аня говорит вместо «жду тебя» – «жду для тебя». Неожиданная калька… с английского! (Алек раньше, как и другие русско-немецкие дети, калькировал немецкое управление: «жду на тебя».)

Аня и Алек играют в каких-то животных, маму и бэби. Аня требует, чтобы Алек изобразил, будто сосёт молоко (как в книжке): «Ich bin Deine Mama; Du must aus mir so trinken». [Я твоя мама. Ты должен из меня вот так пить.] Алек сообщает, что выпил ванильное молоко, какао и манго («Jetzt habe ich Vanillemilch, Kakao und Mango ausgetrunken»). Как всегда, его комментарий обнаруживает «детскую» изнанку «взрослых» представлений…

М.: Алек начал употреблять местоимение женского рода, но (всё ещё) не склоняет его: то есть she употребляет и вместо her.

Читали (продолжаем читать) «Летающее счастье» О. Чайковской. Перед тем, как начать, спросила, как звали кота. Алек: «Вральф»; комбинация из имени пса Ральфа и вранья кота Васьки.

Алек: «We’ve been here. And saw that». Я не поняла: почему разные формы? М. объясняет: без паузы можно бы и иначе сказать: «We’ve been here and seen that»; с паузой достаточно в первом предложении соотнести прошедшее и настоящее. Всё-таки удивительно: я сижу и думаю над грамматикой, а ребёнок, не размышляя, интуитивно находит верное решение!

Аня увидела на рынке шкуры. «Look, they did a cover» (надо made).

Взрыв потребности читать. На улице читают всё подряд: вывески магазинов, ценники в витринах, афиши, рекламу… При этом Алек старается читать латиницу… по-русски! Opel – «орёл!» Конечно, не со всеми буквами это получается. Указала ему на это – услышала в ответ: «Но я хочу читать по-русски!» Он хочет делать то, что лучше умеет.

Наш восторг (Аня читает по-английски!) сменился подавленным настроением: Аня читает английские надписи – по-немецки.

Алек, кажется, теперь откровеннее с посторонними. Чужой тёте начал рассказывать о школе. Печально сообщил, что не слишком быстро (nicht zu schnell) всё делает. И не очень хорошо говорит по-немецки («Deutsch kann ich nicht so gut»). (Что, можно сказать, сразу же и продемонстрировал: сообщил, что у него 5 «Lerner» – вместо Lehrer.) Но и хвастался знанием языков: тем, что английский сам выучил, «думая» («Ich habe das selber durch Denken gelernt»)! Тётя ехала с нами в автобусе, услышала, что говорим (играем) по-русски и по-английски, включилась в игру. Женщина, видимо, из ГДР, немножко говорит по-русски. Дети учили её считать на разных языках.

По дороге домой выяснилось ещё и то, что они опять путают город и страну, где живут. Пришлось устроить «интервью» («Представим: вот вы выросли, победили в соревновании, около вас толпятся журналисты с микрофонами, спрашивают: в какой стране живёте? в каком городе?» М. спрашивал по-английски, я по-русски, дети друг друга – по-немецки). Алек, как ни удивительно, справлялся с вопросами лучше Ани.

Перед днём рождения – итоги.

В немецком У АЛЕКА – ошибки в склонении, есть ошибки в спряжении нерегулярных глаголов (gegehen). (Мы перестали заниматься немецким, надеясь на школу.)

В английском – отдельные ошибки У ОБОИХ:

• всё ещё путают do и make;

• look (вместо watch) a movie;

• «Me is cold / hot» (у Ани, кажется, благодаря школе ошибка уходит);

• by вместо with и at или притяжательного местоимения: «I have it by me», «by Lily’s place», «It’s by her» (где надо бы It’s hers);

• from вместо of;

• say вместо tell (у Ани – редко);

• вместо want Acc.+ Inf. – «want that (+ предложение)»;

• «It’s easy that I do it» вместо It’s easy for me to do that: сложное предложение с that вместо более элегантной конструкции.

У АНИ:

• английское произношение – по немецкому образцу: «стаккато» (М.);

• What is that for a.?.. (вместо What kind of… is that?; строит фразу по немецкому образцу: Was für ein Ding ist das?)

• go вместо went (впрочем, эта ошибка не обязательно связана с многоязычием детей).

Иногда (всё ещё) заменяет английские слова немецкими: недавно забыла lady bug!

У АЛЕКА (помимо ошибок в местоимениях, связанных с родом):

• «look on» вместо look at;

• nothing вместо anything;

• «can be that it happens» вместо it might happen;

• длинные слова / предложения «сокращает»: говорит то, что запомнилось.

Это старые ошибки. Из новых:

• away вместо gone (по образцу немецкого ist weg);

• «I’m hearing / seeing that…» вместо I hear / see that…

В русском – ошибки только У АЛЕКА:

• старое «Что это для?» – но по моему требованию поправляется сам;

• всё ещё держится путаница в роде, даже когда говорит о себе («чтобы я могла»), правда, и верные формы тоже можно услышать;

• попадаются ошибочки в глагольных формах (вдруг говорит «принесить» вместо принести) – хотя вообще-то со словообразованием и спряжением нет проблем.

У АНИ нет принципиальных ошибок – только «ошибочки» (т. е. ошибается только тогда, когда формы образуются не по модели, а по конкретному образцу, или когда сталкивается с исключениями).

За завтраком Алек: «for the big ones», для обозначения взрослого. Деление на «маленьких» и «больших» – от меня или из немецкого («die Großen und die Kleinen»). По английски надо бы «adult» / «grown-up». В Америке говорят the big ones (в разговорной речи the big uns, the big ’ns), но в другом смысле: что-то большого размера / кто-то большой. Бесспорный позитив в том, что Алек не калькирует из русского и немецкого (где прилагательное используется как существительное), а образует слово по законам языка!

Нам и сейчас нелегко. Но уже есть ощущение, что некий важный барьер мы преодолели.

Это значит – выбранные нами пути оказались в целом верными.

Можно ли было иначе, лучше?.. Для нас это вопрос праздный (путь пройден). Читателям, надеюсь, удастся продвинуться дальше нас. Ведь для них точка, где мы остановились, превратится в отправной пункт!

Если другие родители хотя бы выйдут на орбиту тех же размышлений – значит, книга свою задачу выполнила…