Солнце нещадно палило. Солдаты поднимались вверх по склону, страдая от жары и жажды, сжимая мушкеты потными руками. Штыки ярко сверкали. Позади отряда громыхали колеса повозок, на которых тянули пушки. Флетчер с саблей на боку шел рядом со своими солдатами.

Когда до вершины оставалось не более 400 футов, лейтенант Айронс приказал своим солдатам остановиться и перестроиться. Они подобрали тела погибших и собрали раненых. Флетчер вглядывался в силуэт форта. Восставшие замерли, спрятавшись за земляными стенами. Флетчер мог различить худую светловолосую фигуру доктора Уоррена, ходившего между рядами. Этот человек вызывал восхищение и уважение лейтенанта, несмотря на то что стоял во главе восстания. Флетчер прищурил глаза и поднял руку.

— Вперед!

Медленно, ряд за рядом, британские солдаты двинулись вперед. Вверх поднимались мушкеты. Флетчер ждал, отсчитывая последние секунды перед выстрелом!

— Огонь!

Выстрелил первый ряд. Солдаты припали на одно колено и начали перезаряжать мушкеты. Их место занял второй ряд.

— Огонь! Огонь!

Выстрелы раздавались сразу после команды офицеров. Но из форта не отвечали. Противник не стрелял. Флетчер подумал, что теперь ему придется подвести солдат еще ближе к стенам форта. Эти американцы затевали опасную игру, но их тактика была дьявольски эффективной.

Внезапно Флетчер почувствовал запах гари, отличный от запаха пороха. Он обернулся и увидел черное облако дыма, поднимающееся со стороны Чарльстона. То на одной, то на другой улице городка вспыхивало пламя. В течение нескольких минут дым распространился вокруг. Только вершина холма виднелась среди дыма, и небо над головами солдат было по-прежнему светлым и беспредельным.

— Вперед! — раздалась команда.

— Огонь!

Земля была липкой от крови. Отряд подошел я тому месту, где уже сложили головы многие солдаты и офицеры. Тела убитых в ярко-красных костюмах пестрели по всему склону холма.

— Вперед, огонь!

Почему они не отвечают? Неужели их командиры в состоянии удержать от выстрелов солдат, когда каждую минуту рядом с ними падают их товарищи, убитые или раненые. Или это было вызвано отсутствием боеприпасов? Флетчер подозревал, что теперь восставшие будут делать только отдельные выстрелы по особо важным мишеням.

— Вперед, огонь!

И тут впервые из форта раздались ответные выстрелы, сопровождающиеся выбросами желтых клубов дыма. Эта стрельба была опаснее той, что встретила первую волну наступавших британцев. Американцы вели прицельный огонь. Флетчер сжал зубы, видя, как его солдаты один за другим падают на землю как подкошенные. До стен форта оставалось не более 60 футов, но это был самый опасный участок пути, покрытый телами убитых и залитый кровью.

Обнажив саблю, Флетчер приказал солдатам сбросить снаряжение на землю.

— Приготовиться к штыковой атаке! Мушкеты были выставлены вперед. Примкнутые штыки сверкнули на солнце. И солдаты упали на землю.

— Встать! Господи, помоги нам! — молился Флетчер. — Заряжай!

Они продвигались к стене все ближе и ближе, карабкаясь по склону. Флетчер чувствовал, как скользят его подошвы. Он кричал, призывал солдат не останавливаться и двигаться вперед. Он больше не пытался стереть пот, который заливал глаза, мешая смотреть вперед. Ружейные выстрелы эхом отдавались в его ушах. Но было в этом аду одно мгновение, когда он вспомнил о Вере.

— Айронс!

Флетчер повернулся и увидел Брайана Аптона с саблей на боку. Он был спокоен и беззаботен, как будто ему предстоял не штурм укрепления, а завтрак с друзьями.

— Какого черта, Брайан? Что ты здесь делаешь? — спросил Флетчер, забыв, что оба они были заняты одним и тем же делом и подвергались одинаковой опасности.

— Старик, мы сделаем это! Мы победим! — закричал Брайан, взмахнув саблей.

Флетчер улыбнулся. Его глаза светились злобным огнем.

— Мы сделаем это, Брайан! Мы победим!

За стенами укрепления готовились к последней битве. Ящики со снарядами были открыты, порох распределен. У большинства обороняющихся осталось боеприпасов на два или три выстрела. У некоторых — на один. Джек перезарядил мушкет.

«Последний раз, — подумал он, — надо выбирать точно».

Он приготовился стрелять, вытянувшись рядом с телом своего погибшего товарища и всматриваясь в атакующих.

«Надо стрелять в офицера, — подумал он, — а их осталось чертовски мало. В любом случае еще не время отступать».

Ряды наступавших были рассеяны, но они продолжали продвигаться вперед. Британцы не собирались отступать. Они будут биться до последнего человека. У восставших уже не оставалось пороха, и они не у могли остановить ослабевшего врага.

Джек немного приподнялся над заграждением, выбирая цель, и в этот момент пуля из британского мушкета ударила в камень, рядом с которым он лежал, и рикошетом отскочила ему в лоб. Джек откинулся назад, пытаясь рукавом стереть кровь с лица.

— Чертов ублюдок, — прошептал он по-французски и снова приподнялся.

Он выбрал черноволосого лейтенанта, но пуля отскочила от земли у самых его ног. Он промахнулся. Джек нагнулся над убитым товарищем в надежде найти у него остатки пороха, но больше ничего не осталось.

Джек поднял голову. Перед ним стоял доктор Уоррен.

— Генерал Уоррен, я только хотел… Теперь в пылу битвы все обращались к доктору только так.

— Боеприпасов больше нет, Джек. У нас осталось всего несколько минут, если британцы будут еще выжидать. Нет, послушай! Уже отдали приказ о штыковой атаке. Постарайся использовать ружье как можно лучше. Ты еще сможешь спасти свою жизнь!

Джек медленно поднялся с земли. Он протянул руку доктору, и тот с чувством пожал ее.

— Что будет, то будет, — сказал Джек. Уоррен кивнул.

— Ты храбрый солдат, Джек.

— Да, сэр.

— И если сегодня твой последний день, Джек, и ты предстанешь перед Господом нашим, сотворившим тебя и возложившим на твои плечи столь непосильную ношу, он дарует тебе прощение. Я молю его, чтобы он даровал прощение и мне.

— Сэр… — начал Джек, но доктор как будто не слышал его.

— Однажды, — сказал он, — мне привиделось это самое место, и я стоял с ружьем в руках.

Джек обернулся. Он услышал шум с противоположной стороны укрепления. Британцы уже перелезли через парапет и шли со штыками наперевес, убивая людей, протыкая их, словно куски мяса, и проливая потоки крови на землю. Британцев оставалось еще слишком много.

— Джек, — сказал доктор Уоррен, — в моем ружье осталась еще одна пуля. Возьми его и отдай мне свое. Делай так, как я сказал. Используй его или беги, мой мальчик, если желание жить еще не остыло в тебе!

— Но я не трус! — крикнул Джек.

— Я знаю это, Джек. Кто знает это лучше, чем я!

Джозеф Уоррен повернулся. Но было уже слишком поздно. Поздно обмениваться ружьями, поздно предпринимать что-либо еще. Раздался выстрел, пуля пробила лоб доктора Уоррена, и его не стало.

Джек яростно орудовал своим незаряженным мушкетом, нанося удары направо а налево. Он действовал как безумный, не видя перед собой ничего. Он вырвал мушкет с примкнутым штыком у солдата и теперь колол врагов без пощады, движимый страхом и отчаянием. Справа от него взрывались ядра. Британские пушки взяли форт под прицел. Правое крыло американцев было смято. Подкрепление из Чарльстона не подходило.

Все было кончено. Теперь невозможно было даже сдаться в плен. Не было ни одного выхода, кроме смерти. Как ни странно, эта мысль принесла успокоение Джеку. Страх оставил его. Теперь он сражался почти весело.

А «красные мундиры» уже занимали форт.

Флетчер сидел, уперевшись локтями в колени и опустив голову на руки. Он был целиком погружен в созерцание маленького жучка, который совершал свой трудный переход по шерстяному ковру. Он продвигался между вытянутыми ногами Флетчера. Складки ковра были для жучка горами и долинами. Флетчер не отрывал взгляда от маленького путешественника до тех пор, пока тот не скрылся под его ботинком, а потом продолжал смотреть на то место, где он исчез.

Айронс уже не выглядел таким бледным, как после болезни. Его кожа покрылась легким загаром. Физическая боль, хотя и не отпустила до конца, не причиняла серьезных страданий. Душевная мука, вот что теперь заполняло его всего.

Он приподнялся и посмотрел в окно. Чайки, крича, носились в небе, как это было раньше, как это было всегда. Он знал, что если встанет и посмотрит в окно, то снова увидит знакомый двор, прачечную, конюшню, прачек-негритянок, развешивающих белье, мальчишек, убирающих конюшни, и солдат, оставшихся в живых. Возможно, он почувствует запах мыла, травы и конского помета. Услышит, как полощутся простыни на ветру.

Но он не вставал. Он не хотел видеть этих обыденных вещей. Простая повседневная жизнь стала ему безразлична.

По подернутому легкой дымкой небу носились чайки. Флетчер смотрел на них до боли в глазах, до тех пор пока не выступили слезы.

Лейтенант медленно поднялся и обошел небольшую комнату. Осмотрел беленые стены, аккуратно заправленную кровать-комод и полупустую бутылку коньяка.

Солнечный луч пробивался через густую жидкость и отбрасывал блики на блестящую деревянную поверхность.

«Мы ждали слишком долго, — подумал он, — слишком долго, чтобы выпить этот коньяк».

Флетчер подошел к кровати и прикоснулся к подушке.

«Почему ты это сделал? Почему заслонил меня собой?» — снова и снова мысленно спрашивал Флетчер. «Да потому, — мог бы ответить ему Брайан, — что я дал слово, я обещал». — «Ты не давал никаких обещаний…» — «Не тебе я дал слово. Не тебе, а ей…»

Флетчер закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Он взял в руки бутылку коньяка. Стекло было холодным.

— Я люблю тебя, Брайан.

Успел ли он сказать другу эти слова? Может быть, и нет. Но ему очень хотелось, чтобы он услышал их.