На хуторе

Рене пришёл в себя от боли и тряски и открыл глаза. Он лежал на спине, закрытый до подбородка куском тёмного грубого войлока. Светло-синее весеннее небо покачивалось перед ним. Цокот копыт… Невидимый возница изредка звонко причмокивал, подгоняя медленно плетущуюся лошадь. Небольшие камушки, попадая под колёса, каждый раз отдавали сильной болью в груди. Краем глаза Рене видел проплывающие мимо деревья и Сайку, понуро идущую рядом с телегой.

– Сайка, – пробормотал Рене.

– Что ты, что ты! Молчи! Тебе нельзя разговаривать! – зашикала на него девочка, – Не волнуйся. Нам здорово повезло. Скоро мы будем на месте.

– Где… будем? На каком… месте?

– Не знаю. Но где бы мы ни были, это всё же лучше, чем там, где мы были.

– Где… были?

Рене напрягся, но события последних дней полностью выпали из его памяти. Он чувствовал себя так, словно только что снова родился. В памяти осталась усталость, тревожное чувство постоянной опасности и это смешное имя, которым он только что назвал эту девчонку. Девчонку… Имя…

– Имя… – прохрипел Рене.

– Что? – не поняла Сайка, – Погоди немного, Рене. Осталось совсем чуть-чуть.

– Рене… – своё имя он скорее принял заново, чем вспомнил. А вот имя девочки куда-то ушло, оставив в душе смятение и страх.

Снова толчок. Опять эта сильная боль в груди… Красные пятна перед глазами. Рене закашлялся и снова потерял сознание.

Подвода въехала на небогатый, но уютный двор и остановилась перед небольшим аккуратным домиком, выложенным зелёной черепицей. Невысокая пожилая женщина стояла на высоком крыльце и явно ждала их. Спустившись, она глянула на Рене, коснулась его лба ладонью и покачала головой.

– Он совсем плох, у него сильный жар.

– Он потерял сознание у больших каменных столбов. Мы нашли там мёртвого рыбака. А потом я его ещё тащила на себе, пока мы не встретили вот его. Он сказал, что Вы послали его специально за нами. И что Вы поможете нам…

– Всё правильно, – кивнула женщина, – Ким, накорми девочку. А я пока займусь мальчиком.

Возница, одногодок Рене, высокий светловолосый мальчик, которого хозяйка назвала Кимом, неторопливо слез с облучка и подошёл к Сайке. А женщина откинула войлок и, неожиданно легко подхватив бесчувственное тело, внесла Рене в домик.

– Умывальник там, – махнул рукой Ким, – Иди, умойся, приведи себя в порядок, а я пока распрягу лошадь. Затем поднимайся в дом.

Сайка кивнула и вдруг почувствовала ужасный голод. Волнения последней ночи совсем заглушили его, но напоминание о еде вновь пробудило зверский аппетит. Она отправилась в небольшую пристройку и обнаружила там незатейливый деревенский умывальник и мыло на полочке. Ким быстро распряг лошадь и отвёл её на задний двор. Затем, придерживая за гриву, вывел через заднюю калитку на луг и легонько хлопнул по крупу. Лошадь лениво подалась вперёд и принялась выискивать среди пожухлой прошлогодней травы молодые весенние всходы.

Ким вернулся и обнаружил Сайку у дома, нервно переминающуюся с ноги на ногу.

– Ты чего? – удивился он, – Я же сказал, поднимайся.

Сайка преодолела неожиданную робость, поднялась на крыльцо и отворила дверь. А Ким вернулся в пристройку и загремел умывальником.

После яркого света улицы темнота слегка ослепила девочку. Но по-привыкнув, она разглядела небольшое помещение, которое служило прихожей и одновременно большой кладовкой для всего, что постоянно нужно в хозяйстве и поэтому всегда должно быть под рукой. За входной дверью располагалась вешалка для одежды – несколько вбитых в стену крючков и гвоздей, на которых висели плащи и дождевики – одежда для ненастной погоды. Тут же стояли старые сапоги с обрезанными голенищами – бесхитростные деревенские чуни, предназначенные не столько для сырой погоды, сколько для постоянного хождения по грязной дороге и работы в огороде. Далее, в самом углу, прямо под небольшим окошком, забранным мутным заляпанным стеклом, были свалены в кучу лопаты, грабли и прочий садовый инструмент.

Второй угол со всем содержимым наверняка принадлежал Киму. На аккуратно прибитых полочках были с любовью разложены рыболовные снасти: крючки, лески и даже небольшая сеть. К стене был прислонён самодельный спиннинг – бесспорно, предмет особой гордости мальчика. Напротив окна, вдоль стены, на специальной подставке стояла большая модель трёхмачтового парусного корабля, когда-то выполненная с поразительной точностью и аккуратностью, а теперь явно забытая под слоем пыли, с выцветшими бумажными парусами на мачтах.

В жилые помещения вели две двери. Левая была слегка приоткрыта. Оттуда доносился распевный речитатив. Заглянув внутрь, Сайка увидела Рене. Мальчик лежал неподвижно, бледный, совершенно голый, на узкой невысокой кровати, возле которой стояла на маленьком столике курительная кружка. Над ней вился сладковатый дымок. Женщина связывала травы в небольшие пучки и, бормоча непонятные слова, раскладывала их вокруг Рене. Почувствовав на себе тревожный взгляд, она оглянулась и, не прерывая речитатива, печально покачала головой из стороны в сторону. У Сайки защипало в глазах. Размазывая слёзы, девочка рванулась назад и оказалась в руках Кима.

– Ну, ты что? Бабушка поможет ему, вот увидишь.

Сайка судорожно всхлипывала. Слёзы катились градом, и она не могла остановить их.

– Фу ты! Да перестань же! Пойдём, слышишь?

Ким буквально втолкнул Сайку в правую дверь. В центре чистой комнаты стоял небольшой стол, накрытый на четверых. На белоснежной скатерти стояло блюдо со сдобой. От рогаликов и крендельков поднимался волшебный аромат свежевыпеченного хлеба. Рядом стоял кувшин с молоком и крынка со сметаной. Сайка сама росла в деревне, поэтому очень удивилась, что в такую рань на столе стоит свежая выпечка. Это означало, что пекли её всю ночь, специально для них.

Ким усадил Сайку за стол, по-хозяйски налил ей в кружку парного молока, положил сметаны и пододвинул блюдо со сдобой. Буквально силой втиснув ей в руку деревянную ложку, он встал рядом и стоял, пока Сайка не начала есть. Проглотив несколько кусков, девочка успокоилась и перестала плакать, а Ким, сказав, что он на мгновение, выскользнул в соседнюю комнату.

Когда он вернулся, Сайка крепко спала, безмятежно раскидав светлые волосы по столу…

– Пусть спят! – женщина стояла в дверях, – Самое трудное у них ещё впереди. Возьми хлеб, Ким. Мы позавтракаем во дворе…

 

Ири-Тао

Сайка проснулась где-то в середине дня. Проснулась от кошмара. Ей приснилось, будто они с Рене идут вдоль реки. Вдруг река вздувается, поднимается гигантская волна, всей своей мощью обрушивается на них. Девочка пытается бежать, но ноги не слушаются её. Тогда она начинает кричать и звать на помощь…

– Рене… – всхлипнула Сайка и вскочила.

– Ему уже лучше. Всё хорошо. Успокойся, – женщина сидела напротив я явно ждала, когда девочка проснётся.

– Где он? Я пойду к нему, – воскликнула Сайка, спросонья ещё не совсем понимая, где находится.

– Сядь. Он спит. Ты не сможешь сделать больше, чем уже сделала.

– Что сделала?

– Ты спасла ему жизнь. Если бы ты не вытащила его из ворот, он бы погиб.

– Ужасное место. Там нет людей, – вздрогнула Сайка, – Этот человек… он так и лежит там. Почему его не похоронили? Ведь Ким, он же встретил нас совсем рядом?

– Ким никогда не прошёл бы между этих камней.

– Почему?

– Потому что немногие, очень немногие, кто проходит этим путём, остаются в живых. А из тех, кто вошёл против течения реки, за всю историю людей в живых остались вообще только двое.

– Кто?

– Ты и тот человек, с которым ты была.

Сайка была растеряна и ошарашена.

– Да, Рене говорил, что там живет какое-то могучее зло… – нерешительно прошептала она.

Женщина закивала.

– Он всё время волновался, что там никого нет. Почему, ведь равнина действительно пригодна для жилья? Что это за зло?

– Это не зло. Но и не добро. И это – не равнина. Каждый, кто попадает туда, видит эту землю по-своему. Для кого-то это – горы, для кого-то – болото. Войдя в Ворота, можно оказаться в знойной пустыне. Прямо посреди зимы. А можно и наоборот, замёрзнуть в середине лета. Единственное, что всегда встречаешь там – это река. Иногда – ленивая, сонная. Иногда – это бешеный горный поток. Это – река Времени.

Место это заповедное. Немногие из тех, кто посмел потревожить Время, остались в живых. Единственный способ выйти оттуда – не беспокоить его, идти всегда вдоль реки, вниз по течению…

– Эй, мы ведь и шли по течению! – вдруг сообразила Сайка.

– Да.

– Но как же… Ты ведь сказала, что мы…

– Не “мы”, а “ты”! Рене здесь не при чем. И сейчас речь не о вашем нынешнем приключении. Ты – единственная из всех, кто смог выжить, войдя в Ворота дважды. Ты – единственная, для кого Время отложило свой приговор. Более того, ты – единственная на памяти людей, кто прошёл весь путь против течения реки.

– Но я никогда раньше не…

– Ты родилась на берегах этой реки. На этом самом дворе.

– Я?

– Да. И ты очень похожа на свою мать.

– Расскажи мне, – вскинулась девочка, – Я совсем-совсем ничего не знаю о ней!

– Я… э-э… тоже, – явно уклонилась женщина, – Я видела её лишь однажды. И никогда не разговаривала с ней.

Когда-то в долине, как раз неподалеку от того места, где вы вышли, стоял небольшой город, который назывался Тао – Страж. Люди в нём жили мирные и трудолюбивые. В основном ремесленники – каменотёсы. Они-то и построили Ворота Времени. Там же они поставили постоянный дозор. Нет, это не были могучие воины. Им не нужно было вступать в схватку. Желающих войти в Ворота, тем более с этой стороны, было немного. А защита тем, кто прошёл через Время, и вовсе не требовалась. Но они встречали каждого, кто выходил из Ворот, оказывали им помощь, если она была нужна, расспрашивали о путешествии, пытаясь составить карту Заповедных земель. Были среди стражников и женщины.

Постепенно никогда не воевавшие стражники всё больше и больше стали походить на монахов. На месте дозора вырос монастырь. Монахи потихоньку приобщились к магии и стали называть себя Стражами. Они превратились в целителей, хранителей древних знаний и самого главного сокровища, которое держалось в монастыре – карты Заповедных земель. Многие Стражи впоследствии стали могучими волшебниками, разбрелись по свету, основали свои школы, начали передавать свои знания людям. Учиться у Стража почитал за честь любой маг.

Лучшие из их последователей стали звать себя Таори – Ученик Стража.

Так продолжалось много столетий. Стражи изучали Время, уточняли карту Заповедных земель. Они узнали, что войти в Заповедную страну можно только через Западные Ворота, пройти её из конца в конец можно только один раз в жизни.

– Почему?

– Всё дело в Приговоре Времени. Дело в том, что пройти через Заповедную страну – всё равно, что пройти через Время. Поэтому каждому человеку, выходящему оттуда, Время выносит вслед свой Приговор. И если человек, знающий свой Приговор, дерзнёт второй раз войти в Заповедную страну – приводит его в исполнение.

– Чушь! Я не слышала никакого приговора!

– Естественно! Ведь Время однажды уже вынесло его тебе. А вот почему ты осталась жива?

– Конечно, я ведь не знаю Приговора! – радостно сообразила Сайка, – Ведь ты сказала, что я уже была там, хотя я и не помню этого.

– Вероятно.

– Но тогда и Рене может ещё раз войти в эти Ворота? Он ведь тоже не слышал Приговора? Он был без сознания.

– Войти-то он может, а вот выйдет ли – неизвестно. И Приговор – ещё не самое ужасное, что есть у Времени в запасе против смельчака. Дело в том, что человек, трижды прошедший через Время и имеющий пламенное сердце, приобретает способность повелевать им.

– Повелевать Временем?

– Ну, не совсем. Но один раз в жизни он может делать со временем всё, что хочет. Правда, всего одну минуту. Когда угодно. Один раз в жизни он может изменить весь мир. Кроме того, входя третий раз в Ворота, человек рвёт нить рока. Этот человек живёт свою жизнь так, как хочет сам. У него нет судьбы, для него будущее не предопределено. И если в руках этого человека зачарованное оружие, исполняющее своё предназначение, то он недосягаем для любого, самого коварного, самого хитрого врага. Недосягаем и неуязвим. Он сам – оружие!

– А много их было?

– Кого?

– Ну, этих, Повелителей Времени.

– Ни одного. Но однажды из ворот вышел человек, который предсказал появление первого Повелителя.

– Как?

– Да в общем-то, ничего особенного. Это был обычный человек, и было даже удивительно, что он смог пройти Дорогу до конца. Как и все, прошедшие через Заповедную страну, он услышал свой Приговор. Он был сапожник, и весьма неплохой сапожник. Время предсказало ему, что он пошьёт свадебные туфли для матери первого Повелителя. Когда он пришёл в город и открыл свою лавку, от желающих не было отбоя. Ещё бы, каждая женщина втайне мечтала о том, что именно её ребёнок будет великим магом и первым Повелителем Времени. Сначала он шил туфли сам, но заказов было так много, что он начал поручать работу подмастерьям, и теперь мастерил только пряжки. Но всё равно мастерская не могла справиться с огромным количеством заказов, и он поручил подмастерьям вообще всю работу, а сам делал только последний стежок.

Прошло достаточно много времени. Повелитель всё не появлялся, поэтому горожане уже начали судачить, что сапожник просто придумал свой Приговор, чтобы разбогатеть. Тем не менее, охотнее всего шили свадебные туфли именно у него. Неожиданно об этом предсказании прослышал Архот. Он прекрасно понимал, какую опасность для него представляет маг, способный изменить мир. Особенно, если в его руках зачарованное оружие. Он немедленно напал на город. И горожане отбились бы. Но вместе с Архотом был Номут. Это ужасное зло. Любой металл в его власти.

Множество стрел выпустили защитники города, но ни одна из них не попала в цель, ведь на всех были железные наконечники. Многие пали, поражённые собственными мечами, преданные собственными щитами, задавленные собственными латами. Город был разрушен. Был разрушен и монастырь, который основали Таори. С помощью Номута Архот изловил и уничтожил всех женщин, до которых ему удалось добраться. И всех детей. Стоило им коснуться чего-нибудь металлического, пусть даже дверной ручки, как сзади тотчас же возникал Архот, вооруженный волшебным мечом. Спасаясь от изверга, горожане и Таори кинулись к Воротам Времени. Пройти через Заповедную страну, против течения реки – это был единственный, пусть призрачный, шанс на спасение.

Большой отряд вошёл в Восточные ворота, но справиться с потоком Времени смог только один человек. Молодой кузнец, заехавший в наш город по торговым делам. Он был красив и удивительно силён, поэтому не только выжил сам, но и вынес на руках новорожденную девочку.

– Меня?

– Да, тебя. Выйдя из Ворот Времени, кузнец пропал. Город был разрушен до основания. Таори разбежались или были истреблены. На месте монастыря возник вот этот хутор. Теперь, я думаю, пора тебе узнать, кто я. Позволь представиться. Я – лучший лекарь в этих землях. Весьма могущественный маг. Верховный настоятель погибшего монастыря. Главный хранитель забытых знаний. Я – Ири-Тао, Последний Страж.

 

Тяжёлая болезнь

Сайка открыла глаза так широко, что чуть не упала со стула. От своей бабушки она часто слышала древние легенды о великих магах, охраняющих Аролу где-то очень далеко, на самых дальних подступах, – Стражах. Но в легендах они были другими. Всегда какими-то далёкими и могучими, великанами, безучастными к судьбам людей. Если в легендах какой-нибудь захудалый Страж вступал в битву, то обычно она оканчивалась рождением нового материка, ну, в крайнем случае – острова. Целые армии гибли от одной их воли. Взмах их руки менял историю, уничтожал королевства, вздымал горы. А тут… на этом забытом хуторе… в маленьком домике… в потёртой кофте? В деревенских сапогах-чунях? Самый-самый главный, самый-самый верховный… Страж? Нет. Этого не может быть!

– Почему же не может?

Девочка подняла глаза… и увидела… ноги. Деревянный домик как-то расширился, растворился. То ли ей вдруг почудилось, то ли действительно перед ней стоит огромная немолодая уже женщина. Воительница в полном боевом облачении. Ветер треплет её густые волосы, чуть тронутые сединой. Двумя руками она опирается на гигантский меч, который, казалось, настолько широк, что если бы захотела, Сайка вряд ли смогла обхватить его лезвие своими руками. Девочка зажмурилась и сползла под стол.

– Эй, что с тобой? Да, я – Страж… и мне нужна твоя помощь.

Сайка снова открыла глаза и увидела обычную комнату… и обычную пожилую деревенскую женщину. Очень милую и добрую. Если бы ей не привиделось чудесное превращение мгновение назад, она бы не поверила, что перед ней – Страж.

– Но что я могу?

– Ты можешь стать Повелителем Времени. Правда, сначала тебе нужно стать Стражем. Но ещё раньше нам нужно попытаться спасти мальчика, который помог тебе пройти через Время.

– Рене? Что с ним?

– Он простудился. У него очень сильное воспаление лёгких. Моя магия сильна, в моём хозяйстве есть разные лечебные травы, но с их помощью я не могу вылечить Рене, если он сам этого не хочет. Возможно, потому, что он сильно устал, а возможно, что всему виной то зло, которое он носит на поясе, он не хочет жить. Чтобы выздороветь, он должен помочь мне.

– Но как я могу…

– Я должна приготовить салеп. Для этого мне нужна трава, которую мы называем Ирмуна – последняя надежда. Я не знаю, как она называется в мире людей. Она пробуждает в человеке желание жить. Вся беда в том, что здесь она встречается крайне редко. Я уже послала Кима к реке, но он вряд ли найдёт её.

Лицо Сайки неожиданно озарилось, она вскочила и захлопала в ладоши:

– Салеп? Я знаю, из чего его делают. Я знаю эту траву. Более того, у меня есть один корень. Вот он, моя бабушка называла её Царицей ночи.

Сайка торопливо достала полузасушеный корешок и протянула его Ири-Тао. Женщина радостно вскрикнула и выхватила его из рук Сайки. Она немедленно разрезала корень Царицы ночи на тонкие пластинки и положила их на печь сушиться. То ли оттого, что печь была ещё тёплая после выпечки хлеба, то ли виновата во всём магия Ири, но пластинки высохли очень быстро.

Ири-Тао попросила Сайку вскипятить немного молока, а сама бросила пластинки в маленькую фарфоровую ступку и растолкла их в порошок. Когда молоко закипело и поднялось, Ири-Тао бросила в него порошок и стала помешивать, монотонно бормоча какие-то заклятия. Сайка заворожённо следила за женщиной, тихонько повторяя всё, что смогла разобрать. Когда порошок растворился, и молоко приобрело желтоватый оттенок, Ири-Тао сняла его с печи и поставила остужаться.

– Удивительная удача! А ты не так проста, как кажешься, моя девочка, – словно сытая кошка замурлыкала Ири-Тао, – Я чувствую, что внутри у тебя гораздо больше, чем снаружи. Ну, пойдём отпаивать твоего принца.

Сайка опустила голову и залилась краской. Отец никогда не ругал, но и никогда не хвалил её. Бабушка тоже не часто рассыпалась в благодарностях. Рене всё время воспринимал её такой, какая есть, и вообще не оценивал её поступки. Поэтому слова Ири-Тао, Великого Стража, вызвали в детской душе целую бурю переживаний. В носу что-то хлюпнуло, по щеке скатилась предательская слезинка. Ири-Тао расценила эти слёзы по-своему:

– Да ты что? Ведь всё хорошо. Так хорошо, что лучше – только поискать, – сказала она с какой-то особенной теплотой и обняла Сайку.

Но Сайка уже взяла себя в руки и успокоилась. Подняв благодарные глаза на женщину, она молча кивнула.

Девочка, подталкиваемая Ири-Тао, на цыпочках вошла в комнату, где лежал Рене. Его одежда, скомканная, была брошена в углу. И лишь пояс, в складках которого угадывались очертания монеты, лежал у изголовья. Скользнув взглядом, она заметила, что мальчик так и лежит совершенно голый. У Сайки задрожали руки, она попятилась назад, растерянно глядя на Ири-Тао. Но женщина только тихонько засмеялась:

– Ты что, никогда не видела голых мальчишек?

Девочка отрицательно замотала головой.

– Так посмотри и успокойся! Ты ведь пришла, чтобы лечить его?

– Э-э… Н-н… да!

– Ну, так и лечи, не отвлекайся!

В этой комнате было гораздо теплее, пахло травами. Девочка подошла к Рене. Он дышал редко и неглубоко, с какими-то хрипами.

Почувствовав, что рядом кто-то есть, Рене с трудом открыл глаза и пробормотал что-то бессвязное.

– Ну, милый, только не сейчас, – мгновенно отреагировала Ири-Тао, – Не стоило для этого проходить сквозь Время. Поднимись-ка!

Она аккуратно приподняла голову Рене, и Сайка влила ему в рот ложку тёплого салепа. А затем ещё одну. По телу мальчика прошла короткая дрожь. Он закашлялся, но довольно быстро затих и закрыл глаза. Ири-Тао опустила его голову и повернулась к Сайке:

– Идём, – одними губами неслышно позвала она.

К вечеру состояние Рене изменилось. Бледность отступила, у него начался сильный жар. Мальчика трясло в лихорадке. Сайка здорово перепугалась, но Ири-Тао только удовлетворённо хмыкнула:

– Радуйся, он борется с болезнью.

Ким вернулся затемно. Травы он не нашёл. Забрав снасти, он беззаботно убежал на речку – рыбачить.

А ночью начались занятия. Сайка сильно устала, но только она собралась лечь спать, как Ири-Тао позвала её за собой. Закрыв двери, она разложила на столе старинные книги и начала обучать девочку древнему искусству высшей магии Стражей.

 

Таори

Десять дней Рене находился между жизнью и смертью. Изредка он приходил в себя, и тогда Сайке удавалось покормить его, но чаще он лежал на своей низкой кровати и бредил. Её не узнавал. Лоб его, покрытый липкой испариной, пылал. Тяжёлый хриплый кашель, часто с кровью, мучил его даже во сне. К концу второй недели его состояние немного улучшилось.

Сайке тоже досталось за эти десять дней. На её плечи легли все заботы по уходу за Рене: стирка, уборка, готовка. Ким помогал ей, но толку от такой помощи было мало: сорванец норовил сбежать при первой возможности. Девочка буквально падала с ног, но стоило только Сайке освободиться, как тут же, словно ниоткуда, появлялась Ири-Тао, и начинался урок. Сначала она обучила Сайку магии защиты. Девочка научилась накладывать магические щиты, усиливать боевой дух, увеличивать силу и выносливость. Затем Ири-Тао начала с помощью магии развивать её чувства.

– Почувствуй природу. Почувствуй всё живое, полюби. Обними его мысленно, – учила Ири-Тао.

Сайка закрывала глаза, морщила лоб, пробовала представить всё живое сразу и полюбить его, но ничего не получалось. Тогда Ири-Тао повела её на задний двор. Там, на сеновале, жили кролики. Никто не ловил их, не считал, и они плодились там, непуганые и несчитанные, уже много поколений, роя норы в сухой траве. Раскопав сено, Ири-Тао достала за уши крольчонка со смешным белым пятнышком на носу и подала его девочке. Пушистый серый комочек доверчиво устроился на её руках, сложил уши на спину и стал намываться. Сайка представила себе кроликов и полюбила их. Ири-Тао прищурилась и удовлетворённо хмыкнула. Дело пошло быстрее.

– Легко любить что-то мягкое, тёплое и приятное, – усмехнулась Ири-Тао, – Иди за мной…

И она подвела её к ульям. Сняв крышку и раскрыв гнездо, женщина, как показалось Сайке, наугад вынула соты из улья.

– Смотри, – она пальцем показала на пчелу, которая была значительно длиннее остальных, – Это – пчелиная царица, матка. Она одна в улье. Держи… только не прижми, не обижай. Погибнет матка – погибнет вся семья.

Сайка поразилась, насколько быстро Ири-Тао нашла пчелиную царицу. Как будто они перед этим договорились, где та будет её ждать. А тем временем Ири-Тао ловким движением подхватила матку и протянула её Сайке. Не сразу, девочка аккуратно сжала её в кулачке, стараясь не придавить. Пчёлы забеспокоились.

– Протяни руку, – приказала Ири-Тао, – Осторожно, не волнуйся…

Сайка от ужаса зажмурилась и вытянула кулак вперёд. Почувствовав царицу, пчёлы стали перебираться на её пальцы. В улье росло возбуждение. Осиротевшие пчёлы взволнованно гудели. Ири-Тао стояла молча. Сайка долго боялась посмотреть перед собой. Наконец, она отважилась открыть глаза. Почти все пчёлы перебрались из улья к ней на руку и теперь свисали с неё, словно гроздь винограда. Она чувствовала тревожную тяжесть их шевелящейся массы.

– Полюби их. Почувствуй их волнение. Успокой, – велела женщина.

С большим трудом удалось девочке успокоить пчёл…

Ещё три дня Сайка упорно училась любить и чувствовать всё живое, а на четвёртое утро проснулась с удивительным чувством. Лёжа в кровати, она чувствовала кроликов, пчёл, старую лошадь, дремлющую на заднем дворе. Она ощущала частое хриплое дыхание Рене, лежащего в соседней комнате, и ровный пульс спящей Ири-Тао. Ей передалось возбуждение Кима, мечтающего выйти в открытое море и поймать самую большую в своей жизни рыбу. Правда, для этого ему нужно будет снова что-нибудь придумать, чтобы сбежать от постели больного. И спокойное безразличие этой самой рыбы, даже не подозревающей о существовании Кима.

Все эти чувства мириадами струн проходили через голову Сайки, гудели, звенели, бренчали, создавая странную какофонию звуков и образов. Ощущения были неприятными, даже болезненными. Скоро у неё закружилась голова. Тогда, помня последние уроки, девочка попыталась полюбить эти чувства. Стало значительно легче. В конце концов, Сайке даже понравилось. Она попыталась снова почувствовать Рене. Сразу же вернулась боль, шевельнулось волнение. Девочка прервала попытку и решила больше её не повторять.

Начался новый день с тревогами и заботами, и к вечеру Сайка как-то отвлеклась от звенящих струн. Ощущения притупились. А с закатом Ири-Тао повела её на сеновал. Волшебница выбрала кролика и велела девочке сделать то же самое. Сайка выбрала своего любимого, с белым пятнышком.

– Тебе сегодня предстоит очень трудный урок, – не оглядываясь на девочку, проронила Ири-Тао через плечо.

Они вернулись в дом и сели за стол.

– Ты великолепно учишься, – заметила женщина, – Ты уже превосходно защищаешься, можешь чувствовать врага, предугадывать его поступки. Но этого мало. Помни: любое добро – это ещё и зло! Ты должна уметь лечить. И должна уметь терять…

Подняв кролика за уши, Ири-Тао схватила со стола нож и резким движением разрезала его вдоль почти напополам. Бедное животное забилось в предсмертных судорогах. Сайку сковал ужас. Она хотела закричать, но не смогла. А Ири-Тао, спокойно разложив мёртвого кролика на столе, буквально вывернула его наизнанку и стала показывать девочке сердце, печень, лёгкие и другие жизненно важные органы. Она рассказывала о боли, о признаках и причинах того или иного заболевания, о ранениях, опасных и не очень, о способах лечения… травах… заклинаниях… Девочка сидела как в тумане. Она не могла оторвать взгляд от тёмных капелек, изредка стекавших на пол… и от лужицы, постепенно становящейся всё более тёмной и твёрдой.

– Усвоила? – спросила волшебница.

У Сайки пересохло в горле. Она смогла только кивнуть головой. Удовлетворённо хмыкнув, волшебница протянула нож и колючим взглядом показала на второго кролика…

Девочка, покачиваясь, выбралась на улицу и, опёршись окровавленными руками, сползла с крыльца. Всё плыло перед глазами. Противный ком стоял в горле. Сайку стошнило.

– На ужин будут тушёные кролики, – объявила Ири-Тао. И, глянув на девочку, добавила, – Ладно, Таори, я сама приготовлю…

Сайка долго отмывала руки. В этот вечер она легла спать голодной…

 

Выздоровление

Три дня шёл дождь. А наутро выглянуло солнце. Природа умылась и расцвела. Установилась тёплая, почти летняя погода. Сады и луга буйным цветом праздновали приход весны.

Ким стал шарахаться от Сайки. Девочка ясно чувствовала, что он её боится. Обращаясь к ней, сорванец всегда старался проявить максимум уважения и иначе, как Таори, не называл. Это её немного забавляло. И немного злило. Ведь с Ири-Тао Ким вёл себя совершенно раскованно. Но, что ещё больше удивило Сайку, сама Ири-Тао начала относиться к ней с опаской. Волшебница однажды вдруг прервала урок, с тревогой глядя на девочку. В мыслях её Сайка явно чувствовала робость и сомнение.

Этим утром Рене в первый раз поднялся с кровати. Мальчик был бледен и слаб. Ноги не держали его, и Сайка подставила свое плечо. Рене смотрел вокруг и был счастлив. В глазах его светилась радостная решимость.

– Пойдём, – сказал он коротко.

– Куда? – удивилась Сайка.

– Куда угодно. Видеть больше не могу эти стены.

– Тогда пошли в другую комнату. Сидеть сможешь?

– Да, – уверенно кивнул мальчик и рухнул на пол.

Приподнявшись на руках, Рене посмотрел на Сайку снизу вверх с виноватой улыбкой. Тяжело вздохнув и покачав головой, Сайка скрестила на груди руки и приняла Силу, как учила Ири-Тао. Затем подняла Рене и отнесла его в другую комнату. Легко, будто ребёнок куклу, девочка переложила Рене на плечо, отодвинула стул и усадила его. Рене был ошарашен. Широко раскрыв глаза, он уставился на Сайку.

– Ого! По-моему, пока я болел, ты явно стала сильнее.

Сайка потупила взгляд и ничего не ответила. Ири-Тао рядом не было, и Сайка не знала, стоит ли Рене говорить, что она учится магии. Решив, что пока не стоит, она украдкой бросила взгляд на мальчика, но Рене уже отвлёкся и не заметил её замешательства. Он с жадностью смотрел на мир, будто видел его впервые. Раздувая ноздри, Рене вдыхал новые запахи, вслушивался в новые звуки. Сухо треснуло полено в печи, скрипнула входная дверь…

– Рада видеть тебя, – Ири-Тао стояла на пороге, – Не рано выбрался?

Рене отрицательно затряс головой. Впрочем, Ири-Тао и сама была не из тех лекарей, которые считают, что больной должен выздоравливать лёжа. Кинув оценивающий взгляд на мальчика, она занялась приготовлением нехитрого завтрака. Молоко, хлеб домашней выпечки, мёд и сметана немедленно появились на столе. Снова хлопнула входная дверь. Сняв заляпанные сапоги, вошёл Ким. В его ведёрке пузом кверху плавал утренний улов – две небольшие рыбёшки размером с ладонь. Река не баловала Кима. За ним, как обычно, ещё с реки, увязались две кошки неопределённо-серой масти. Ири-Тао звала их “наши придворные Муськи”.

Кошки были полудикие и жили на хуторе на правах хозяев, считая всех людей временным явлением. Зимой они обычно перебирались поближе к огню, в дом, а летом могли запросто исчезнуть на целый месяц. Ири-Тао не кормила кошек, а, как она говорила, присматривала за ними. Котов поблизости не было, но Муськи исправно приносили Ири-Тао котят два раза в год. Котята вырастали и обычно куда-то исчезали: Муськи не любили конкуренции.

Кима кошки считали своим вассалом. А рыбалку – делом непременным, ежедневным и требующим обязательного надзора. Стоило мальчику взять снасти, кошки возникали, словно ниоткуда, становились по бокам и молча сопровождали его к реке. Они так и рыбачили втроём: Ким и две кошки. Мальчик не следил за удочками. Кошки сидели молча, но стоило поплавку дёрнуться – немедленно поднимали крик. Киму оставалось только подсечь добычу. Поэтому улов придворные Муськи считали своим, и каждый раз нетерпеливыми гортанными криками требовали долю. В принципе, улов был невелик, и Ким мог отдать его кошкам сразу, ещё на реке, но ему очень не хотелось идти домой с пустым ведром. Ким стеснялся Сайки.

– Мой руки, садись за стол, – скомандовала Киму Ири-Тао.

Глянув в ведёрко с уловом, она бесцеремонно хмыкнула и выплеснула воду вместе с рыбками прямо в открытое окно. Муськи двумя серыми молниями метнулись следом, по пути опрокинув с подоконника банку с цветами. Торжествующий “Мяв!”, начавшись в унисон в комнате, прервался на улице сытым урчанием. Ким обиженно засопел и, взяв пустое ведёрко, отправился мыться. Сайка, чуть отстав для приличия, бросилась следом.

Ким стоял у умывальника и молча намыливал руки. Вода хлестала из крана вовсю. Мальчик не видел перед собой ничего. Его губы сжались в тонкую линию, на глазах дрожали слезинки.

– Ким, – позвала Сайка, – Ким, ты чего?

– Ничего, – буркнул Ким и отвернулся.

– Перестань, слышишь, Ким.

– Зачем она так? – вдруг прорвало мальчика, – Зачем? Как она смеет? Она ведь мне никто!

– Как никто? – оторопела Сайка.

– Никто, – упрямо повторил мальчик, – она нашла меня на развалинах города и выходила. Все думали, что я уже умер и бросили… а она нашла. Зачем она меня нашла?

– Значит, она тебя спасла.

– Я её об этом не просил, – буркнул Ким.

Он пытался смахнуть слезу со щеки, но мыло попало в глаза и начало щипать. Ким зашипел, заойкал и сунул руки под струю, пытаясь смыть пену. Сайка, набрав в ладонь воды, протёрла ему глаз. Вернулись вместе. Мир был восстановлен.

Сайка ела молча, уставившись в свою тарелку. Она думала. Думала обо всех близких ей людях. О себе, о Рене, Киме, кузнеце, бабушке. Думала о родителях, которых она никогда не знала. О жителях родного города. И даже о такой могучей волшебнице, как Ири-Тао. Получалось, что все, все они пострадали от того зла, которому они с Рене объявили войну. Войну-то объявили, но что они могут сделать? Сайка подняла глаза и встретилась с тревожным взглядом Рене.

– Мы ещё победим. Обязательно победим. Мы должны, просто не можем не победить, – уверенно сказала она.

– Ну что ж. Тогда сегодня вечером соберём военный совет, – подытожила Ири-Тао.

Рене молча кивнул. Он всё-таки не рассчитал свои силы и теперь чувствовал неприятную слабость. Ноги противно дрожали. На лбу выступил липкий холодный пот. Ему нужен был отдых. Военный совет перенесли на два дня.

 

Военный совет

– Я с вами не пойду, – буркнул Ким.

– Тогда тебе незачем слышать всё это, – тут же отозвалась Ири-Тао, – Уходи.

Сайка кивнула. Ким поднялся. Чуть позже девочка заметила в окне его удаляющуюся, слегка сутулую фигуру. Ким отправился на рыбалку. В сопровождении кошек.

– Зачем вы так? – удивился Рене, – Он ведь неплохой парень.

– Да, Рене, неплохой, – ответила Ири-Тао, – И пусть таким и остаётся. Помни о методах, которыми пользуется Архот. Пусть лучше Ким не знает, о чём мы сейчас будем говорить. Может быть, именно это спасёт ему когда-нибудь жизнь. А если уж ему суждено погибнуть от рук Архота, – что ж, по крайней мере, предателем он не станет.

– Пойми, Рене, – подала голос Сайка, – Ким уже проиграл. Он уже побеждён. Ведь он ведёт себя именно так, как должен вести. По мнению Архота.

Рене вытаращил глаза на девочку. Прошёл всего месяц, нет, меньше. Но от той, старой Сайки, которую помнил, и которую так любил поучать Рене, ничего не осталось. Рядом с ним сидел друг. Верный, надёжный старший товарищ, готовый подставить плечо, выручить из беды, помочь дельным советом. Ему вдруг припомнилось, как запросто Сайка ворочала его одной рукой. Что же случилось, пока он болел?

– Похоже, пока я здесь валялся, я пропустил что-то важное, – пробормотал мальчик.

– Давайте пока не будем об этом говорить, – мягко прервала его Ири-Тао, – В конце концов, ваш единственный шанс победить – стать лучше и сильнее, чем о вас думает враг. Пусть он вас недооценивает. Ему же хуже. А теперь, дети, расскажите-ка мне всё по порядку. Только чур, ничего не пропускать.

И Рене начал с того самого осеннего утра, когда он сбежал от Храповых дружков. Ири-Тао кивала, лишь изредка прерывая его, чтобы что-либо дополнить или объяснить. Знала она много. Похоже, у неё были свои методы добывать сведения. Когда Рене начал описывать встречу с Хирной, волшебница нахмурилась:

– Странно, очень странно, – пробормотала она.

– Что странно? – не понял Рене.

– Я знаю, что однажды Хирна попала в очень неприятную переделку. Попала не случайно. У меня есть все основания полагать, что сам Архот приложил к этому руку. Точнее – не руку, а магический камень.

– Погоди, – прервал Рене, – Выходит, Хирна знала, что камень у Архота. Но это значит, что она никогда не послала бы нас за камнем?

– Никогда, – согласилась Ири-Тао, – Хирна должна была точно знать, что камень у Архота.

– А не могла она отбить камень? Ну, или Архот просто его потерял? – поинтересовалась Сайка.

– Исключено. Надо знать Хирну. Это очень могучий маг. Даже с камнем Архот не смог пройти через её Покрывало. Если он лишится камня – силы его ослабнут многократно. Тогда ему конец. И он это знает.

– Что же выходит, Хирна сошла с ума и послала нас на верную смерть? – удивился Рене.

– А может, они договорились? – встрепенулась Сайка.

– Сомневаюсь… – покачала головой Ири-Тао, – Слишком много страданий принёс Архот Хирне. Она никогда не пойдёт на сделку с ним. Вероятно, она что-то задумала… вот только что?

– А не могла она использовать нас как приманку? – поинтересовался мальчик.

– Маловероятно… – протянула Ири-Тао, – Не похоже это на Хирну. В конце концов, даже если и так, приманка-то сработала. Насколько я понимаю, Архот-то за вами пришёл. Кому тогда нужны лишние жертвы?

– А вдруг мы всё же ошибаемся? Если Архот не клюнул на эту удочку?

– Тогда вообще нет смысла отпускать вас. Что толку в приманке, за которой колдун будет носиться по всему свету? Не-ет, рыбка клюнула, – Ири-Тао задумалась, – Вот только почему она сорвалась?

– А заодно неплохо узнать бы, что это за рыбалка такая? – глухо проворчал Рене.

Помолчали. Первой не выдержала Ири-Тао:

– У меня сейчас голова треснет! – взорвалась она, – Не понимаю! Давайте начнём сначала. Будем исходить из того, что Хирна не могла послать вас на верную смерть. В конце концов, вы ведь так и не пошли за камнем. Так. Вы полгода сидите в долине. Архот это знает… – в голосе женщины появилась неуверенность, – Полгода ждёт, а потом приходит к Хирне? Зачем?

– А может он силы копил? – предположил Рене.

– Если бы Архот решил прорываться силой, наверняка был бы бой. А боя не было. Значит, Архот вошёл в долину не силой, а хитростью или подлостью.

– Интересно, всё-таки хитростью или подлостью? – поинтересовался Рене.

– Сейчас это уже неважно. Важно то, что стал делать Архот, войдя в долину.

– А чего здесь важного-то? – удивилась Сайка.

– Как что? Представь себе, Архот полгода охотится за вами, прорывается, наконец, через покрывало, с одной лишь целью – убить. И что? Спокойненько беседует с Хирной?

– Ничего себе, единомышленники…

– Тем не менее, будем считать этот факт доказанным… Вероятнее всего, Архот пытался что-то выторговать. Вот только что?

– Я знаю! – воскликнул Рене, – Книгу! Он её ещё в приюте хотел взять!

– А почему не взял?

– Н-не знаю, – неуверенно пожал плечами мальчик, – Он потребовал, чтобы ему её вынесли.

– Ишь ты, – буркнула Ири-Тао, – Чтобы, значит, на блюдечке. Да с поклончиком, с целованием сапога… зачем?

– А может на книге заклятие какое-нибудь? – прошептала Сайка, – Вот он и не может её коснуться…

– Как в сказке, – недоверчиво хмыкнула старая волшебница, – Нет, попробуем найти более простое объяснение. Нам очень важно понять, зачем Архот пришёл в долину? Что он хотел получить? Вас? Книгу? Если вас, то почему он торгуется с Хирной, пока добыча ускользает?

– Значит, не нас.

– А если книгу, то почему он не взял её ещё в Саре? Ведь он полгода ждал у Покрывала, хотя с книгой мог сам снять его за пять минут. Значит, он пришёл не за книгой.

– Есть! – неожиданно воскликнул Рене. Это было как озарение. Мальчик оживился. Глаза его вспыхнули, – он пришёл за Хирной!

– А Хирна… нет! Не могла Хирна пойти с ним на переговоры! – замотала головой девочка.

– Могла! – отрезал Рене, – Архот знает, какую ценность представляет для неё книга. И прекрасно понимает, что Хирна ни при каких обстоятельствах не возьмет её из его рук. Ему нужен кто-то, кто вынес бы эту книгу и отнёс её Хирне. Он подряжает Храпа.

Однако Храп глуп и не умеет читать. Он крадёт не ту книгу. В результате план срывается. Но всё, с точки зрения Архота, происходит даже лучше. Покрывало снято, и он начинает крупную игру, ставка в которой – не мы. Архот считает, что с нами он разберётся попозже. Что для него пара подростков? Хирна – вот его главный соперник.

И, может быть даже нарочно, упустив меня, он находит способ сообщить волшебнице, что её книга уже в долине, доставлена туда, мол, только благодаря его стараниями. Драться, якобы, он не намерен. Чем не повод для переговоров? И Хирна решила с ним встретиться.

– Хирна? – рассмеялась Ири-Тао.

– Стойте! – вдруг подалась Сайка, – Мы всё время говорим, что Хирна не сделала бы того, не могла бы этого. А что, если это вообще не Хирна?

– Как это? – уставился на неё Рене.

– Очень просто. Давайте исходить из того, что Хирна не могла послать нас на верную смерть. Тем не менее, нас на верную смерть послали. Если и то, и другое верно, значит, та, которую мы видели – не Хирна. Но кто мог подменить её так, чтобы никто не заподозрил обмана? Судя по всему, подмена произошла уже давно. Ведь в долину никто, кроме Рене, не входил. Обманщица долго жила в долине. Её видели сотни людей. И ни у кого не зародилось даже крупицы подозрения.

– Для этого необходимо, во-первых, владеть магией. По крайней мере, так, как ей владела Хирна, – проворчала недоверчиво Ири-Тао.

– Во-первых, совсем не обязательно. Достаточно просто знать несколько наиболее распространённых пассов. Этому, кстати, могла обучить её сама Хирна. Хотя, мне кажется, я поняла, в чём дело, и к нашей обманщице это не относится. Она – тоже волшебница. А вот, во-вторых, что действительно необходимо, так это близко знать Хирну, уметь её копировать. Ну и, в-третьих, наконец, просто быть на неё похожей.

– Релина, – выдохнул Рене.

– Да. Сделать такое могла только сестра Хирны – Релина! – Сайка победно оглядела присутствующих. В глазах её бесились золотые искорки.

– А ведь это возможно, – оторопела Ири-Тао, – Релина вполне могла подменить сестру. Если, например, Хирна её об этом попросила… Браво, девочка. Ты снова делаешь невероятные успехи.

Сайка смутилась и покраснела.

– Но где тогда Хирна? – поразился Рене. Он чувствовал себя слегка уязвлённым.

– И о чём всё-таки договорились Архот и Релина? – добавила волшебница.

– Договорились? – неуверенно переспросила Сайка.

– Естественно. Иначе за вами не выслали бы погоню. Архот, похоже, торговался и выторговал-таки всё, что нужно. Но что он мог предложить взамен? – задумчиво проговорила Ири-Тао.

– Камень? – неуверенно предположила девочка.

– И Хирну! – неожиданно выпалил Рене, – Послушайте! Релина согласилась на время подменить Хирну, чтобы сбить Архота с толку. А та пропала, и Релине теперь надо управляться с её делами. Она боится, что жители долины обнаружат обман. Она беспокоится за сестру. В этот момент появляется Архот, который предлагает ей обмен: нас на Хирну. У Релины нет выхода: зная про обман, Архот угрожает ей разоблачением…

В комнате повисло тяжёлое продолжительное молчание. Ири-Тао насмешливо покачала головой:

– Ну, нет. Релина не настолько глупа, чтобы поверить, что Архот просто так отдаст ей сестру.

– А она ему и не верит, – уверенно проговорил Рене, – Слушайте, я, кажется, всё понял. Её цель – не сестра. Её цель – маг, чьё сердце сейчас у Архота. Ей нужен Архот. Нужен, чтобы оживить мага. Ей нужно сердце! Нужна монета! Поэтому они и встретились. И договорились они только потому, что, договариваясь, думали каждый о своём.

Сайка с ужасом округлила глаза.

– Ты хочешь сказать, что Релина сама… Что она нарочно… взяла у Архота…

Рене кивнул.

– Да-а… – медленно протянула Ири-Тао, – Жаль, но, кажется, судьба Хирны действительно стала мелкой разменной монетой в игре её сестры. Прости за каламбур, Рене.

История приближалась к концу. Рене начал путаться. Последнее, что он помнил точно – мёртвого человека в лодке. Лицо, изъеденное червями и бледные кости рук, сжимающие цепкой хваткой свёрток и кинжал, навсегда оставили в его памяти яркий и страшный образ. Сайка продолжила рассказ. Ири-Тао попросила детей очень скрупулёзно вспомнить всё, что произошло в момент их выхода из Ворот Времени:

– Вы точно ничего не слышали? – переспросила она.

Дети дружно замотали головами.

– И рядом с вами не было никаких надписей, табличек, дощечек?

– Никаких, – уверенно произнёс Рене.

– Никаких, – подумав, повторила Сайка.

– А название лодки? Название-то было? Как она называлась?

– Название… – растерялась Сайка, – Название? Не помню, кажется, нет. Какое это имеет значение?

– Всё имеет значение! – рассердилась Ири-Тао, – Особенно, когда вы выходите из Заповедных земель. Время выносит свой Приговор каждый раз по-разному. Оно может сказать его, написать, даже нарисовать… Вы могли не обратить на него внимания, просто скользнуть взглядом, услышать краем уха. Стоит вам ещё раз войти в Ворота, оно тут же напомнит вам его. Тогда пощады не ждите!

Сайка растерянно огляделась:

– Но я действительно не помню, – виновато пробормотала она, – Рене вот был без сознания, он точно ничего не видел и не слышал…

– И даже в этом случае вы должны быть предельно аккуратными, – наставительно произнесла волшебница, – Тем более, если вы хотите снова туда идти.

– А разве нам нужно снова туда идти? – заволновался мальчик.

– Только в самом крайнем случае, – жёстко отрубила Ири-Тао, – Если вы всё-таки захотите победить…

 

Нож и пергамент

– Давайте подведём итоги, – предложила Ири-Тао, – Как-то вам удалось пройти через Заповедные земли и не узнать своего Приговора. Это очень большая удача. Почему-то мне кажется, что у вас теперь есть ещё один шанс.

– Какой шанс? – осторожно поинтересовался Рене.

– Шанс войти в Ворота и остаться в живых… – разозлилась Ири-Тао, – Стоп! А вы ведь что-то вынесли оттуда?

Дети молча переглянулись.

– Сейчас принесу… – пролепетала Сайка и поднялась.

– Стой! – осадила её волшебница, – Сядь. Что это было?

– Нож, – нерешительно произнесла девочка. Она совсем забыла о находках.

– И свёрток, – добавил Рене.

– Да, и свёрток, – словно эхо подтвердила Сайка.

– Прекра-асно… – протянула нараспев Ири-Тао тоном, не предвещающем ничего хорошего.

Сайка сжалась в комочек, почувствовав себя маленькой и виноватой.

– Кто это поднял?

– Я, – словно на уроке вытянул руку Рене.

– Как это было? Только подробно.

Девочка не очень хорошо помнила их находки. Всё её внимание было занято заботой о Рене. За всё время, пока мальчик болел, она даже ни разу не вспомнила о них. А вот в память Рене они врезались достаточно глубоко. Он и начал рассказ. Сначала он описал нож, стараясь не пропустить ни одной детали, а потом начал рассказывать о свёртке, но здесь и он был бессилен. Свёрток дети даже не удосужились развернуть…

Глаза Стража, вначале тревожные, к концу рассказа всё больше озарялись надеждой.

– Так, значит, находки брал в руки только Рене?

– Да, – хором закивали дети.

– А ты, Сайка. Ты не дотрагивалась до них?

– Н-нет… – удивлённо пробормотала девочка.

– Точно?

– Точно! – подумав, уверенно ответила та, – Я только подхватила их, когда тащила Рене…

– Хорошенькое “точно”! Ну-ка, Рене, принеси их сюда, – нетерпеливо попросила Ири-Тао.

Мальчик поднялся и принёс находки. Ири-Тао внимательно рассматривала их, не прикасаясь руками. С каждой секундой её охватывало всё большее возбуждение. Под конец она просто рассмеялась:

– Здорово! Не могу пока утверждать наверняка, но, кажется, вы вынесли из Заповедных земель самое ценное, что только можно было оттуда вынести.

Сайка с интересом подалась вперёд, но тут же получила чувствительный щелчок по носу.

– Чу! – сурово прикрикнула на неё волшебница, – Радуйся пока, что дважды вышла из Ворот и не узнала Приговора! Не каждому и однажды везёт!

– Да что случится-то? – захныкала девочка, потирая ушибленное место, – Это же просто свёрток…

– Нет, – в голос засмеялась Ири-Тао, развязывая верёвку, – Кажется, я знаю, что это. Это не просто свёрток. Многие годы хранилось это у Стражей. Создавалось и дополнялось ими. Это самая главная наша драгоценность, утерянная после падения монастыря, – колдунью охватило чрезвычайное возбуждение, – Я думаю, что перед нами карта Заповедных земель… во всяком случае, что-то, обладающее очень сильной магией!

Ири-Тао с трудом разогнула задубевшую кожу и извлекла на свет толстый пакет, аккуратно обёрнутый в вощеную парусину. Чувствовалось, что тот, чьи руки последними касались свёртка, придавал огромное значение его содержимому и сделал всё, что мог для его сохранения. Воск, с этой точки зрения, являлся наиболее надёжным решением. Он не портится, не пропускает воду, не повреждается насекомыми.

Вероятно, под действием прошлогоднего солнца парусиновые слои склеились, надёжно укрыв бесценное содержимое от всего, что могло ему повредить. Если бы Рене не забрал карту, она могла бы пролежать там ещё столетия. Ири-Тао бережно развернула бесценное содержимое на столе и бессильно опустила руки.

Словно сам воздух качнулся от разочарования. Сайка не столько увидела, сколько почувствовала, насколько сильным оказался этот удар для Стража. Она ошиблась. Древний пергамент был девственно чист.

Мальчик поднял на девочку округлившиеся глаза. Сайка взглянула на Рене и растерянно пожала плечами.

А тем временем, оправившись от удара, Ири-Тао взяла в руки клинок.

– Что-то не припомню я такого оружия… – задумалась она, – В нём чувствуется сила, но что это за сила, мне неизвестно. Он сделан не Стражами. Такой крохотный… Мне кажется, этот нож никого не сможет убить…

– Тем не менее, я порезался им, едва коснувшись лезвия, – возразил Рене.

– А-а? – рассеянно протянула Волшебница, глядя на кровь, стекающую тонкой струйкой по левой руке, – Да-да! Я – тоже! – радостно улыбнувшись, сообщила она, – Странно, совсем не чувствуется боли… и заживает прямо на глазах… Удивительная магия! Что же это всё-таки такое?

Военный совет у Ири-Тао подошёл к концу. Точнее, он просто прекратился. У Рене, ещё достаточно слабого из-за болезни, разболелась голова. Решить все проблемы они так и не смогли. Ири-Тао не знала, ни что это за нож, ни что это за пергамент.

– Это что-то важное, что-то, несомненно, магическое, – задумчиво произнесла она, – Но мне эти предметы неведомы.

– Может, их просто выбросить? – устало поинтересовался Рене, – Пусть магические, но ведь на них может быть и зло.

– Что ты, что ты, – замахала руками колдунья, – Я думаю, что они не просто так попали к вам в руки. Нельзя относиться к ним так легкомысленно. Их дало вам само Время. Вот только неизвестно – кому? И не будь я Ири-Тао, если они оказались у вас случайно.

Я могу видеть сущность всех простых предметов, – продолжала она, – А также предназначение почти всех магических. Я, например, прекрасно вижу твою монету, Рене, и знаю, что это такое. Я могу запросто отличить эту монету от сотен серебряных монет так же, как ты отличаешь дерево от стекла. Но предназначение этого ножа и этого куска пергамента мне неизвестно. Мне не дано видеть их суть. Это какая-то древняя магия. Они сильнее меня.

– Постой, – глаза Сайки озарились надеждой, – Если ты видишь монету, значит ты сильнее Архота?

– Да, – Ири-Тао медленно кивнула, – Я сильнее Архота. Но у него есть Хут. Магический камень, который умножает его силы тысячекратно. С каждым днём. Не забывай, что он разорил город и монастырь ещё до твоего рождения. Моя сила в этой земле. На этом месте. Пока Архот не может победить меня. Но и я не могу уйти отсюда без опасности для себя. К тому же, Архоту помогает Номут, а он гораздо сильнее. С двумя я могу не справиться. Но и они не могут победить меня, пока ссорятся и враждуют между собой.

– А почему они враждуют? – удивилась Сайка, – Они же оба, ну… плохие.

– Они ссорились ещё до того, как стали великими во тьме. И их не двое, а трое. Однажды они поделили сердце великого волшебника. Архот был нищим. У него всегда не хватало решимости на какое-нибудь дело. Он ненавидел труд. И людей. Он ходил от дома к дому и клянчил себе подаяние, постоянно пресмыкаясь и унижаясь. Чтобы доказать самому себе, что он самый сильный, он забрал Волю. Номут был гораздо хитрее, он ведь всю жизнь был мелким торговцем. Он всегда мечтал придумать какой-нибудь изворотливый манёвр, обмануть всех на свете и получить много денег сразу. Поэтому он сразу наложил лапу на Ум.

– А что взял третий?

– Монах? – Ири-Тао вздохнула и рассеянно замолчала, – В принципе, каждый получил то, чего ему недоставало. Ему досталась Любовь… Великая Любовь Великого человека.

 

Кольцо

Ей было, наверное, лет двести. Грязные патлы густых, некогда очень красивых волос, болтались на её плечах, и ветер трепал их, щедро пересыпая рыжеватой дорожной пылью. Она шла, босая, опираясь на посох, такой же старый и уродливый, как она сама. Серое рубище, лохмотьями свисавшее с её худых дрожащих плеч, было подхвачено на бёдрах чёрной засаленной верёвкой.

Собаки извылись. Они бежали следом, норовя ухватить зубами за грязные икры. Она иногда останавливалась и отгоняла их посохом. Без особого, впрочем, успеха. Отскочив на два-три шага, свора заливалась злобным многоголосым лаем, после чего набрасывалась на старуху с новой силой, подгоняя и доводя до полного изнеможения.

За собаками бежали деревенские мальчишки. Они смеялись над ней и кидали камни. Один попал ей в ногу, оставив неглубокий кровавый росчерк. Собаки, почуяв кровь, глухо заворчали и ощерились. Положение становилось серьёзным. Ковыляя из последних сил, старуха ускорила шаг и подошла к деревенскому колодцу. Громко выдохнув, она с трудом опустилась на маленькую скамеечку, предназначенную для вёдер с водой.

– Пить! Достаньте воды, дрянные дети! – твёрдо произнесла она.

В её голосе было столько власти и холодной ярости, что собаки отскочили, поджав хвосты, и, мгновенно умолкнув, порскнули в разные стороны. Старуха не сильно и даже как-то неуклюже ткнула посохом в землю, и тут же где-то высоко в безоблачном небе что-то полыхнуло.

Треск родился почти сразу. Осторожно прошуршав над головами, он вырос, окреп, и через несколько мгновений мощным громовым раскатом накрыл всё в округе. Потемнело. “Дрянные дети” замерли, точно наткнувшись на какую-то невидимую преграду, чуть потоптались на месте, видимо соображая, как дальше поступить, и с рёвом и воплями разбежались в разные стороны.

– Ку-уда? Назад! – растягивая гласные, взревела старуха и расхохоталась.

Но вокруг уже было пусто. Только где-то вдалеке выли собаки. Трусливо и осторожно. Ведьма расслабилась и противно захихикала.

– Что там ещё? – толстый маленький человечек капризно надул губки.

– Вы приказали впускать каждого, кто придёт к Вам с просьбой, повелитель…

– Ну?

– Там старуха…

– Старуха?

– Да, повелитель. Нищая старуха. Она почти не одета. От неё воняет, как от свиньи.

– Чего она просит?

– Она просит денег.

– Так дайте ей денег и вышвырните вон, – капризно надул губки маленький.

– Она не берёт, повелитель.

– То есть как это, не берёт?

– Она просит золота, повелитель.

– Золота? – человечек глумливо рассмеялся, – А больше ей ничего не надо? Не слишком ли хорошо живут нищие в моей стране, если просят золото? Ладно, волоките её сюда. Я хочу взглянуть на эту каргу.

Дворецкий поклонился и вышел. На безымянном пальце его левой руки сверкнул крупным камнем богатый перстень.

Старуха вошла в покои. Быстро и как-то небрежно для её возраста. Чересчур небрежно. “Никакого уважения”, – про себя усмехнулся Номут и мгновенно насторожился, хотя виду не подал.

– Что нужно тебе, старая женщина? – смиренным голосом поинтересовался он.

– Золото, – просто ответила та.

– Зачем тебе золото?

– Хочу быть богатой, – заявила старуха.

Номут расхохотался.

– Что толку от богатства в твоём возрасте? Богатство нужно молодым. Им – жить, тебе – умирать, – философски изрёк толстяк.

– Никто не знает своего срока, – захихикала старуха, – На своём веку я повидала немало таких, как ты, молодых и уверенных в себе людей, которых уже нет на этом свете.

Ни один мускул не дрогнул на лице толстяка, но спина его мгновенно вспотела. Как любой подлец, он прекрасно разбирался в людях и чувствовал любую, даже самую хитрую и самую каверзную западню. За долгие годы жизни в замке он повидал немало искусных ловушек и распутал великое множество придворных интриг и заговоров. Великолепный ум, чудовищная интуиция, полное отсутствие совести и невероятное, почти звериное чутьё на опасность, позволяли Номуту всегда одерживать победу задолго до окончания сражения. Но теперь… теперь Номут никак не мог понять одной простой вещи: зачем к нему пришла эта старая ведьма?

– Дайте ей золота, – глухо произнёс он, – Дайте чистое золото. Дайте столько, сколько захочет и сможет унести.

“Посмотрим, что ты будешь с ним делать”, – рассуждал Номут.

“Чёрта-с-два ты отделаешься от меня своими железками”, – думала про себя старуха. Вслух же она опять тоненько захихикала. От этого смеха Номуту стало совсем не по себе.

– Я не возьму это золото, – посерьёзнела она, – Оно всё равно не настоящее.

– Золото – всегда золото. Что же тебе ещё надо?

– Нет, Номут. Бывает золото, которое вытекает сквозь пальцы, как вода. Сколько бы его не было – оно исчезнет, уйдёт от меня. И ты это прекрасно знаешь. И нищета вернётся. Не надо мне такого золота.

– Это зависит не от золота, а от человека, – расхохотался Номут.

– О, да! И я даже знаю, от какого именно человека, – прошипела старуха, – Отдай золото, Номут. Отдай из рук в руки. Отдай кольцо. Отдай сердце.

Номут вскочил.

– Знаешь ли ты, что просишь, старая карга?

– А то – нет. Конечно, знаю.

Когда-то давно, очень давно три оборванных грязных путника разделили на дороге чужое сердце. Номут хорошо помнил это. Он тогда ещё не был Номутом. Но уже тогда был самым хитрым из этой троицы. Поэтому он сразу же забрал себе золотое кольцо. И получил удивительный дар – управлять презренным металлом. Особенно, если золото находилось где-то поблизости. А то золото, которого он хотя бы раз коснулся, становилось проклятым навечно и оставалось под его властью навсегда.

Очень быстро Номут понял, что может добавлять в золото частицу своего золотого сердца. Да что в золото – в любой металл вообще. Стоило Номуту коснуться чего-то металлического и передать это что-то любому встречному-поперечному из рук в руки, как бедняга сам становился проклятым. Какое бы золото в дальнейшем не попало к нему, оно становилось золотом Номута. А Номут очень любил золото. И хотел его больше и больше.

Люди в ужасе бежали от толстяка. Это его только позабавило. Что плохого в том, что твои руки стали длиннее? Часто, вырядившись бедным путником или мелким торговцем, Номут мог за день заразить своим даром-проклятьем десятки, а то и сотни человек.

Прошло время, и люди поняли, что не могут убежать от Номута. Они вернулись. И попытались его убить. Но не смогли. И Номут стал правителем. А затем, совсем недавно – королём. Его проклинали. Его боялись как огня. Его именем пугали детей. Ни один нормальный человек, даже под страхом самой лютой смерти, не осмелился бы прикоснуться к нему. Его окружали только проклятые им же люди. Люди, которым было нечего терять и некуда идти, потому что человеческое сообщество исторгло их из своих рядов, изгнало как зверей, как прокажённых, обрекло на голод и нищету. Но даже они прикасались к нему со страхом и омерзением. Никто и никогда не хотел такой судьбы добровольно.

Кроме этой подозрительной старухи… очень подозрительной старухи… И Номут испугался по-настоящему:

– Не дам! – взвизгнул он.

– Не дашь – потеряешь свой дар, – ухмыльнулась ведьма, – разве тебе не известно?

– Что – не известно? – Номут был ошарашен.

– Ты можешь заражать своим проклятьем людей, как чумная крыса, – зашипела старуха, – Сколько угодно. До тех пор, пока не откажешь тому, кто пришёл за проклятьем сам.

Номут этого не знал. К нему ещё никто никогда не приходил с такой просьбой. И на какой-то миг у него вдруг возникло страстное желание избавиться от проклятия. Отказать старухе. Стать снова человеком.

– Хе-хе, – то ли смех, то ли кашель прервал его мысли, – Посмотри-ка на своих людей, бодрячок.

Номут очнулся и огляделся. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: его не простят. Его убьют. Сразу, как только он потеряет своё проклятье, свою власть над металлом, своё золото.

– Откуда тебе известно, что я потеряю свой дар? Мне никто не говорил об этом.

– Не важно, – старуха подбросила что-то на ладони.

Номут отшатнулся. Он узнал эту монетку. Он узнал бы её из тысячи. Голос сел. В горле пересохло. “Неужели Архот? Предатель!” – мелькнула безумная мысль.

– Если хочешь, можешь попробовать. Ты уже отказал мне. Осталось маленькая формальность. Стоит мне сделать шаг назад, и…

– Нет! Стой, где стоишь, – просипел он, – Вот тебе. Держи…

Поймав золотое кольцо, старуха рассмеялась странным костяным смехом и растаяла в воздухе.

– Два, – волшебница уже приняла свой обычный облик и теперь, положив кольцо рядом с монетой, стаскивала с себя грязные лохмотья, – Это было совсем не трудно. Даже весело. Как легко этот пупсик поверил, что потеряет свой “дар”. Как восхитительно он испугался. Интересно, а что взял себе третий?

Номут ликовал. Его проклятие осталось с ним. Золото, как обычно, подчинилось ему. Все слуги, слышавшие разговор, уже остывали в лужах собственной крови. Он стал сильнее. Потому что рискнул. Впервые в жизни. И выиграл! В первый раз он ощутил чувство опасности, опасности для себя лично. И оно понравилось ему.

Вообще-то, ему уже давно не был нужен этот сомнительный “талант”. За те деньги, которые у него уже были, он давно мог купить весь мир. Если он и утратит свои способности, мало кто узнает об этом. Ещё меньше – поверят. И Номут решил рискнуть. Впервые в жизни он поставил такую высокую ставку. Интересно, что будет делать старуха, когда узнает, что в этом кольце нет ни сердца, ни магии? Когда поймёт, что купилась на обычную блестящую побрякушку?

“Но как восхитительно она блефовала! – впервые за многие годы его распирала гордость от выигранной партии. Партии, но не войны, – Кто была эта ведьма? И зачем ей моё проклятие? Что она хочет у меня отнять? Впрочем, не важно. Всё равно не отдам. Значит – война. Значит – игра. Она обманула этого простачка – Архота. Она думает, что обманула меня. Кажется, ясно, где её ещё можно ждать. Ну-ну! Посмотрим, как она возьмёт то, что и взять-то никак нельзя!”

– Ах, какая интересная, какая нескучная штука, эта жизнь, – промурлыкал он.

Быстрым кошачьим шагом Номут спустился в подвал. Там, в полной темноте, на полу железной клетки сидел человек. Даже не человек, а так, одно название. Тень. Если можно назвать тенью что-то в полной темноте. Толстяк отпёр решётку.

– Проваливай к своему хозяину. И скажи, пусть зайдёт на огонёк. Надо потолковать.

Тень колыхнулась, сощурилась на бледное пятно дверного проёма, шмыгнула носом и исчезла.

 

Третья доля

– Как? – хором закричали дети.

– Как Любовь? – раскрыл рот Рене, – Разве Любовь может быть злой?

– Может, – поморщилась Ири-Тао, – Извратить, в принципе, можно что угодно. Хотя… те, кто попал под власть монаха, кажется, не жалеют о своей участи. И ещё: пока никто не слышал, что монах смог извратить Любовь…

– В смысле?

– До сих пор никто не приходил к нам с востока с проклятием, от которого хотел бы избавиться и не мог. Никаких серебряных монет, никаких золотых побрякушек.

– Значит, люди там счастливы? – подалась вперёд Сайка.

– Трудно утверждать наверняка, – пожала плечами Ири-Тао, – По всему выходит, что там лучше, чем здесь. Но тех, кого я видела, счастливыми назвать было никак нельзя.

– Почему? – поинтересовался Рене, – То есть, что в этих людях было такое, что делало их несчастными?

– Да вроде и не несчастными. Они какие-то неживые. Как деревья, которые ещё стоят, несмотря на то, что топор дровосека уже перерубил их сердцевину. Они ещё полны сил, ветер ещё колышет их листву, но их смерть – лишь вопрос времени.

– А что они сами говорят? – удивился Рене.

– Ничего! Ни один из тех, кто пришёл с востока, не сказал ни слова о том, что там творится. Номут даже награду назначал. А однажды отловил несколько человек и пытал у себя в замке. Но так и не узнал тайну.

Дети переглянулись.

– Просто ужас какой-то, – прошептала Сайка.

– А что получил монах, когда они сердце делили?

– Рене, ты невнимателен. Я же сказала – Любовь. Номут с Архотом забрали всё зло, которое было в сердце. Монаху же досталось всё доброе, что было в нём.

– Да нет, – мальчик поморщился, – я не про это. Нищий взял серебро. Торгаш – золото. А что взял монах? Как эта Любовь выглядела?

– Не знаю. Ходили даже слухи, что монах вообще не взял свою долю. Не смог. Будто бы то, что ему досталось, вообще взять нельзя. Поговаривали даже, что так и лежит эта доля в пыли на дороге, и каждый, кто её пытается взять – гибнет в страшных муках. В начале-то желающих было хоть отбавляй. Особенно среди Стражей. Конечно, стать великим и добрым – что может быть привлекательней? – Ири-Тао покачала головой, – Никто не вернулся. Правда, это было очень давно. Ещё до того, как монах стал властелином своего удела, и люди перестали приносить вести с Востока.

Ири-Тао словно стряхнула оцепенение:

– Что-то Кима давно нет. Темнеет уже. Интересно, где он пропадает? А? Сайка?

– Н-не знаю… – Сайка пожала плечами, словно поёжилась, – Я почему-то его не чувствую…

Ким так и не вернулся…

 

На восток

К вечеру Релина уже проклинала себя за поспешно принятое решение. Действительно, чего она вдруг решила отказаться от магии? Давно бы уже была на месте. Нет, решила всё делать как люди. Вот и трясись теперь неделю в этой телеге.

– Куда путь держишь, бабуля? – возница чуть тронул вожжи, направляя лошадь левее, в обход грязной лужи.

– А? Вперёд, милый.

Теперь Релина выглядела значительно моложе. Правда, повстречайся им Номут, он без труда бы узнал свою помолодевшую гостью. Но толстяк настолько давно не попадался людям на глаза воочию, что некоторые даже перестали бояться встретить его. “Да и чего бояться, если золота у людей давным-давно уже нет и в помине. Можно, конечно, сходить за ним во дворец. Говорят, что там, возле крыльца, стоят две огромные корзины, наполненные золотом и драгоценностями. Бери, сколько душе угодно. Да только желающих брать-то с каждым днём всё меньше”, – так, или примерно так думал возница, изредка подгоняя тощую старую лошадь, которая еле тащилась по сонной пыльной дороге.

“Что толку в драгоценностях, которые враз снова окажутся у короля, стоит ему только свистнуть. И кому нужны золотые монеты, за которые ни в одном придорожном кабачке не нальют кружечку доброго пенного пива. И-и-эх! Какое там пиво! Теперь уж никто не возьмёт в оплату старый добрый золотой. И разбираться не будут. Хорошо, если просто вытолкают. Того и гляди, отмутузят, – возница громко причмокнул и тронул вожжи, – Нет, не в почёте нынче золото. Ох, не в почёте.

Папаша-то, царствие ему небесное, сорок золотых оставил после себя. Ещё до того, как город разрушили. Настоящих, добрых. Мог бы безбедно жить. Хорошее золото-то, Номутом не порченное. Проверено. Да кто ж поверит-то? Протяни кому золотой, люди только шарахаются. А то ещё ищеек номутовых накличут. Те-то до чистого золота большие охотники. Они в последнее время словно совсем с цепи сорвались. Кольцо какое-то ищут. Большие деньги сулят. Да что толку в грязных деньгах?

Недоброе нынче время, ох, недоброе. Беда”.

– Чем за подвоз расплатишься, бабуля?

– Так деньгами, милый. Работа-то не большая, но долгая. Так что хочешь – золотом, хочешь – серебром.

– Э, – рассмеялся возница, – да ты, видать, не здешняя.

Релине это не понравилось.

– Да, милый, а что?

– Кто ж у тебя теперь золото-серебро возьмёт-то. Король наш пальцами только щёлкнет – вмиг всё золото к себе призовёт. На что мне золото, которое через неделю у короля окажется?

– Ну, серебром возьми.

Возница помрачнел и надолго ушёл в себя.

– С серебром последнее время тоже неладно стало, – мрачно выговорил он наконец, – У короля-то нашего дружок появился. Честь по чести людям серебром платил. А уж сколько серебра просто так нищим роздал… целыми семьями люди к нему за милостыней шли. Да только нелепое что-то стало с людьми теми твориться. Богатеют сначала, а потом враз мрут как мухи. И перед смертью своей словно бешеные становятся. Точно – звери. На детей охотятся. Особенно на тех, что в возраст входят. По всем сёлам-деревням крик материнский стоит. Многих насмерть побили. Да благо бы просто убьют. А то ещё разрубят тело, сердце вырвут, точно любуются, да тут же и бросят. Звери и есть. Так что и серебро не в почёте нынче.

– Как же вы живёте-то?

– Так и живём. Но ни золото, ни серебро из рук твоих ни я, ни другой кто не возьмёт в этих землях. А вот если есть у тебя мешочек крупы, пару картофелин или пяток яиц, – приму с поклоном, не побрезгую.

– Ладно, будет тебе крупа.

Замолчали надолго. Релина уж начала задрёмывать под равномерное поскрипывание телеги, как возница снова окликнул её:

– Сама-то откуда будешь?

– Издалёка я, – встрепенувшись, неохотно отозвалась волшебница.

– Это-то как раз понятно, – криво усмехнулся возница, – Дом-то твой где?

– На севере… – спросонок брякнула Релина и сразу спохватилась, но было уже поздно.

– Вот как? – удивился возница, – Да на севере же горы. Разве там кто-то живёт?

– Как видишь, – проворчала Релина, проклиная себя за неосмотрительность.

– Странно… ещё от отца я слышал, что горы эти зачарованные. Через них даже тропинок нет. И люди туда не ходят, потому что ещё никто назад не вернулся. А ты, значит, вернулась?

– Никуда я не вернулась, – рассердилась волшебница, – Я просто пришла оттуда.

– С гор?

– С гор.

– И там, в горах, люди ничего не знают о том, что у нас творится?

– Почему?

– Почему? – возница озверел, – Потому что ты хотела расплатиться деньгами! – его лицо заострилось. Глаза полыхали тёмным огнём, – Не считай меня идиотом! На тебе одежда. Старая, рваная, но это – одежда. И пошита эта одежда не тобой. И башмаки. Старые, но вполне добротные. И сделаны они сапожником, который знает своё дело. Хорошо знает. Такие башмаки можно только купить. Значит, там, на севере, живут люди. Живут нормально, иначе ты не предлагала бы мне деньги. Это значит, что север ещё не проклят! Так?

– Нет, не так, – Релина горько усмехнулась. У неё была мысль взять в дорогу более старую обувь, но она пожалела свои ноги, – Проклят север. Уже проклят! Поэтому я здесь.

– И ты едешь его спасать? – возница притих. Его голос сразу стал каким-то тусклым и безразличным. В нём появились нотки жалости и сострадания.

– Почему спасать? – Релине очень не понравилось, что её планы раскрыты первым же встречным, – Может, я просто бегу.

– Бежишь? – возница помолчал, – Если люди бегут, то бегут не к проклятию, а от него. Здесь. Здесь, а не где-либо самое сердце проклятых земель. Здесь проклято всё. Земля, вода, воздух. Здесь проклята сама жизнь. Сюда не бегут. Бегут отсюда. Впрочем, это ещё никому не помогло…

– И куда же отсюда бегут? – подумав, спросила Релина.

Мужчина пожал плечами.

– Да, отсюда – куда ни беги… на севере – Заповедные земли, зачарованные горы. Ты – первая за многие годы, кто пришёл оттуда. На юге и на западе всё разрушено. Туда бежать бесполезно. Не добежишь. Иногда бегут на восток, но это непросто.

– Почему?

– Там граница. Она хорошо охраняется. С этой стороны – Номут. Он пощады не знает. Да и с той стороны нас не очень-то ждут. А с востока высылают к нам всякое отребье: воров и бандитов. Даже не понятно, гонят ли их, или сами бегут. Так что места вдоль границы неспокойные. Ночью – опасные. Хотя, нет худа без добра. Разбойники так распоясались, что ни номутовы ищейки, ни те, что нынче за детьми охотятся, туда не суются. Боятся, – возница хмыкнул, скосив глаза на Релину, – Ты стара, да и выглядишь небогато. Так что, тебя, поди, и не тронут.

Долго молчали.

Вечерело. Громко причмокнув, возница натянул поводья и съехал с большака к небольшому деревянному строению, окружённому плотным высоким частоколом. Ворота, утопавшие в грязи и навозе, были раскрыты настежь. На старой широкой доске, прибитой над двумя покосившимися створками, в вечерних сумерках с трудом угадывалась полустёртая надпись: “Гостиница “Забияка””. Изнутри слышался невнятный гул нескольких пьяных голосов. Лошадь всхрапнула и дёрнула, вытаскивая ноги из дорожной грязи. Телега со скрипом вывернула на постоялый двор.

 

Гостиница “Забияка”

Хозяин постоялого двора, невысокий, но очень плотный человек с тяжёлыми руками и потной лысиной, вопросительно посмотрел на Релину.

– Ночлег на одну ночь. Для меня и возницы. Место для кобылы. Ужин для двоих… отдельно.

– Устроим в лучшем виде, – кивнул хозяин, – Так как ты нездешняя, в порядке э-э-э… исключения, я могу взять оплату деньгами. Правда, подороже. Всё-таки риск велик. Это избавит вас от многих трудностей.

Релина нахмурилась: “Ох, что-то неладно с моей маскировкой. Откуда он узнал, что я приезжая?”

– Мы знаем почти всех местных, – словно прочитав её мысли, отозвался хозяин, – Кроме того, в этих проклятых местах никому обычно и в голову не приходит заботиться об извозчике и его лошади. Так что, если и дальше изволите маскироваться, советую принять к сведению. Так как, ужин на двоих подавать? – замер он.

– А… – Релина устало махнула рукой, – Давай на двоих.

Волшебница протянула владельцу две серебряные монеты. Увидев деньги, хозяин сразу преобразился. В глазах появился блеск, язык заметно оживился.

– Не извольте беспокоиться. В номера подадим. Сейчас всё устроим, – громко щёлкнув пальцами над головой, он потащил гостей к неприметной двери в дальней части строения, – Здесь нередко так бывает, что люди э-э-э… хотят скрыть своё пребывание в нашей гостинице. Времена-то лихие.

На зов хозяина из душной темноты главного входа появился мальчишка, взял лошадь под уздцы и повёл её на конюшню.

– А нам не впервой. Устроим так, что никто ничего не узнает, – тараторил битюг, – Номера тут у меня есть э-э-э… специальные. Секретные номера-то. Как войдёте, так будто вас и нет здесь. Всё тихо-крыто… а утречком вас поднимем затемно, да проводим в путь-дорожку. Удобства, конечно, э-э-э… не те, но мы понимаем. Мы всё понимаем… если нужно, то нужно. Не беспокойтесь, всё будет тихо-крыто. Вот!

Хозяйское “Вот!” прозвучало заключительным аккордом. Релина нагнула голову и шагнула в гостеприимно распахнутую темноту. Сделав шаг, волшебница застыла с открытым ртом.

– Ты куда привёл меня? Это что, курятник?

– Точно. Точно, курятник, – хозяин закивал головой, – Удобства, конечно, не те, но коли тихо-крыто на…

– Ты что, издеваешься? – взвилась Релина, – ты меня что, в курятнике поселить решил?

– Не извольте беспокоиться. Всё сделано в лучшем виде. Специальные клетуш… э-э-э… комнатушки… два этажа. Мягкое постелено. Тюфячок потрясите… чтобы вшей, значит… А утречком, ещё затемно, разбудим вас и всё тихо-крыто…

– Что??? – Релина вскинула руку.

Хозяин вдруг почувствовал, что внутри него кончился воздух. Схватившись за горло, он упал на колени и закашлялся.

Волшебница опустила руку и вышла, кипя негодованием.

– Эй, Забияка, ты, что ли? – раздался сонный голос из дальнего угла, – Я же просил, чтобы всё тихо и никаких сюрпризов. Кого ты там ещё ведёшь?

– Ошибочка вышла. Не извольте беспокоиться. Всё будет в лучшем виде, – трясясь, как желе, сипло прохрипел хозяин.

Судорожно вдохнув несколько раз вонючий воздух курятника, он встал с колен и, покачиваясь, вывалился во двор, как мешок.

Вскоре всё было улажено. Релина и её попутчик ужинали в “общей зале”. Так Забияка назвал длинное, но не слишком широкое помещение, в одном конце которого располагалась гостиничная кухня, а в другом стоял большой грязный стол тёмного дерева, за которым сидели три мрачных, изрядно пьяных человека. Стараясь загладить вину, хозяин прыгал вокруг Релины, постоянно причитая, что “всё не тихо-крыто”. Однако волшебница настолько устала и проголодалась, что почти не обращала на него внимания.

Пододвинув к себе блюдо, она ощутила сомнительный аромат похлёбки с чесноком и поняла, что ей нужно будет приложить большое усилие, чтобы съесть это.

– Чт-то, старая карга, не нравится? – слегка заикаясь, захохотал один из собутыльников, – Ты, наверно, только кроликов со спаржей кушаешь?

– Не стесняйся, – поддержал его второй, – Кликни Забияку, одень ему это на голову. Ему не впервой…

– Да, – веселился первый, – А мы полюбуемся, как он живо тебе объяснит, что это его фирменное блюдо, с которым так не поступают. Т-ты видела его кулаки, ведьма?

– А то, значит, рыбки закажи, коли мясо приелось, – вступил третий.

– Что ты, Хом, – пробасил первый, – от его рыбки сегодня даже я траванулся. Не задалась нынче рыбка у Забияки. Эт-то он ей по дружбе… свеженького подал.

– А чеснока, значит, набаландил, чтобы свежим мясом случайных прохожих ненароком не завлечь.

– Не, Хом. Чеснок – эт-то мух отпугивать… чтоб с ч-червями проблем не было…

Компания дружно загоготала.

Релина была вне себя. Всё шло не так. Всё наперекосяк! Ей ничего не стоило лёгким пассом исправить вкус похлёбки. А заодно и собутыльников этих усмирить. Но это значило раскрыть себя. Правда, сегодня она уже показала зубы хозяину. Но он вроде напуган и должен молчать.

В отличие от своей младшей сестры, Релина не любила попадать в обстоятельства, когда было необходимо быстро принимать важные решения. Решения, которые уже нельзя исправить. Поэтому, отправляясь на восток, она и решила прикинуться обычной старой попрошайкой. Она не знала, что ждёт её, и справедливо надеялась, что у нищенки будет больше времени, чтобы разобраться в ситуации.

Компания, обсудив местную кухню, теперь отпускала колкости по поводу её наряда. Релину трясло от ярости. Перехватив её взгляд, хозяин подошёл к собутыльникам и что-то шепнул им. Компания враз утихомирилась и уставилась на волшебницу. “А, теперь уже всё равно”, – решила та и щёлкнула пальцами. Среди грубых местных запахов поплыл изысканный аромат кроличьего супа со спаржей. Бражники будто подавились, и дальше сидели молча, изредка кидая на Релину настороженные взгляды.

Чуть позже, осторожно озираясь и перешёптываясь, собутыльники убрались по своим норам. Закончив ужин, отправились спать и Релина со спутником. Хозяин стоял, уперев руки о стол, рассеянно глядя перед собой. Затем он оглянулся и, резко выпрямившись, пальцем поманил поварёнка.

– Вот что. Сбегай-ка… сам знаешь куда. Скажи… сам знаешь что. Сдаётся мне, что это та самая бабушка, что нашему королю вдруг позарез понадобилась…

Мальчонка прибежал под утро.

– Высочайше… велено… отпустить, – задыхаясь, прошептал он прямо в ухо, – Ему известно, куда она навра… направла… Куда она идёт.

Хозяин небрежно кивнул.

– Иди, работай. Будешь молчать – получишь монету. Не порченую… брысь, кому говорю.

 

Гибель Кима

Ким утонул. Нет, это не было делом рук Архота. Номут тоже был ни при чём. Просто случилась одна из трагических нелепостей, которые иногда, к сожалению, происходят. Ким стоял по колено в воде, под кроной широкого развесистого дерева, склонившего свои ветви над рекой. Пытаясь забросить наживку, он резко взмахнул удочкой и потерял равновесие. Скользнув голыми пятками вперёд по глинистому дну, он упал на спину и оказался под толстым подводным корнем. Рубашка зацепилась за короткий узловатый отросток. Киму не хватило времени, чтобы отцепиться и всплыть.

Сайка первая увидела его. Ей помогли Муськи. Кошки истошно орали рядом с местом трагедии. Мальчик лежал под водой на спине, придавленный древесным корнем. Широко раскинутые руки слегка шевелились в такт течению, изредка поднимая со дна тоненькие струйки мути. Глаза были открыты и безмятежно смотрели в небо. Ири-Тао и Рене, прибежав на Сайкин крик, вытащили Кима из воды и уложили на берегу. Ири-Тао склонилась над мальчиком. Муськи смолкли и стали в сторонке, нервно молотя хвостами из стороны в сторону.

Рене с надеждой смотрел на женщину. Ири-Тао устало выпрямилась и молча покачала головой. Кошки подняли вой. Сайка тихонько заплакала.

Заканчивались вторые сутки после трагедии. Смерть мальчика надломила Стража. Ири-Тао часами сидела на стуле, невидящим взором уставившись в какую-то одной ей известную точку на стене. Иногда, словно спохватившись, она вдруг вскакивала и начинала суетиться. Но затем, будто вспомнив о смерти Кима, снова опускалась на стул и надолго умолкала. Все заботы по дому легли на Сайку, а организацию похорон взял на себя Рене.

Это были тяжёлые дни. Хлопот было много. Но ещё больше давило некое чувство вины, ощущение недосказанности и недоделанности. Детям было трудно разговаривать и смотреть друг другу в глаза. Рене, сам ещё не оправившийся после болезни, снова сдал.

Кима похоронили неподалёку от хутора под высокой берёзой. Рене хотел похоронить его рядом с рекой, около злосчастного дерева, но речная вода просачивалась в свежую могилу, и детям это не понравилось. Пришлось искать новое место.

Закончив орудовать заступом, Рене вытолкнул его из ямы и окликнул Сайку. Ири-Тао подхватила тело Кима, завёрнутое в саван из белой парусины, и положила его на два ремня, разложенные на земле. Вдвоём с девочкой они опустили тело в открытую могилу.

Рене первый бросил землю. Сайка долго не решалась повторить это. Ей казалось, что всё, что сейчас происходит – сон, игра, глупый розыгрыш. Что Ким, разматывая тряпки, сейчас вскочит и засмеётся. Её мысли прервал негромкий дробный стук: свою горсть земли бросила Ири-Тао.

Остальное доделал Рене. Ни Ири-Тао, ни Сайка так и не смогли заставить себя притронуться к лопатам. Когда он закончил, девочка взяла заранее принесённую из кладовки модель корабля и водрузила её на холмике.

– Он всегда мечтал о море, – тихо произнесла она, – Пусть эта мечта останется с ним…

– Всё! – подала голос Ири-Тао, – Кончилось одно время. Начинается другое. Нам надо подумать, что делать дальше.

Резко развернувшись, женщина направилась к дому.

– По-моему, она съехала, – сощурился ей вслед Рене.

– Не мудрено, – пожала плечами девочка, – Она – последняя.

– Что, “последняя”, – не понял мальчик.

Сайка долго собиралась с ответом, а потом и вовсе раздумала отвечать. Забросив на плечо заступ, и перекинув через него ремни, она второй рукой подхватила лопаты и обернулась к мальчику:

– Пойдём, Чиару. Темнеет уже.

 

В замке

– И что ты решил? – Архот сидел, развалясь, на кресле, нервно теребя в руке серебряную монетку.

– Я? Ничего, – Номут легкомысленно пожал плечами.

Он переигрывал. Он это чувствовал. Ему это нравилось. И эта нервная рассеянность Архота, и эта непривычно высокая для него ставка – собственная жизнь. И эта победа. Да-да, победа! Архот-то явно смущён. Он ведь поддался на эту уловку, отдал старухе своё сердце. Теперь, поди, мается, бедняга. Растерялся. Что бы с него потребовать за старуху? Может, камень? Нет, не отдаст… ни за что не отдаст камень.

– Чего, вдруг, мне решать? Старуха просила золото. Я и дал ей золото. Только золото, – подчеркнул Номут, – А вот что ты решил?

– Подождём, – хмыкнул Архот и убрал монетку, – Пока ничего опасного не случилось. Кажется, старуха хочет собрать сердце мага. Пусть. Твою-то часть ты не отдал. Сейчас у неё только монета.

Номут мысленно выругался. Он ненавидел эту Архотовскую тупость, это наплевательское отношение к опасности. А то, что действия старой карги опасны, Номут понимал великолепно. В отличие от Архота, который никогда не просчитывал ходы противника и был готов на безрассудную ярость, толстяк всегда чуял опасность и предпочитал вести дела осторожно.

“Поэтому ты всегда был нищим”, – озверел Номут.

Но сейчас эта черта характера Архота сослужила ему добрую службу. Номут понимал, что тот сорвался с крючка и теперь не отдаст ничего. Выигрыш обернулся ничьей. Жаль…

– Говоришь, старуха умеет колдовать? Пусть. Она – не первая колдунья, к кому попало моё сердце. Говоришь, она идёт к монаху? Пусть идёт… кстати, ты его предупредил?

– Нет, – ухмыльнулся толстяк.

– Правильно, – кивнул Архот, – Эксперимент хорош только тогда, когда он чисто поставлен.

– Да и как я, по-твоему, могу его предупредить? Моих людей на восток и палками не загонишь, не то, что за деньги. А самому идти – слишком много чести, – хмыкнул Номут.

– Да-да… – задумчиво промямлил Архот, – А я, пожалуй, схожу. Делать мне сейчас всё равно нечего. Посмотрю, как ведьма возьмёт долю этого святоши…

– Ты что, решил её отпустить?

– Почему бы и нет? Заодно развлечёмся…

– А вдруг ей удастся то, что ещё никому не удавалось?

– Ну и что? – скривился Архот, – Тогда я посмотрю, что она собирается делать и поспешу к тебе.

– Зачем? – оторопел Номут.

– Где твоя хвалёная смекалка? – расхохотался собеседник, – Рано или поздно старуха поймёт, что ты её обманул, и придёт к тебе за золотом снова. Только тогда уж мы точно будем знать, какую участь она нам приготовила. А я, к тому же, в отличие от тебя, буду знать, как взять долю монаха. Что-то он стал меня сильно раздражать в последнее время.

– Чем же?

– Он недавно был в Саре, – Архот потемнел, – Тайно. Интересовался книгой Неназываемого.

Он вдруг задумался:

– Знаешь, я, пожалуй, скажу, что это за карга.

– Ты её знаешь?

– Конечно, дурень, – Архот иронично ухмыльнулся, – Ты же сам говорил: у неё моя монета. Значит, хотя бы раз я с ней встречался… но дело не в монете.

– А в чём же?

– В книге. В этой самой книге. Только в ней можно прочесть всё о сердце. О моём сердце. И о твоём, кстати, тоже…

– Книга у монаха? – взвизгнул толстяк. В глазах его сквозил ужас.

– У Релины. Я же тебе говорил, что мальчишка…

– Значит… Релина?

– Надо проверить… – Архот нервно передёрнул плечами, – скорее всего…

– И она снова придёт ко мне… – Номут не смог удержаться и разъехался в широчайшей улыбке. – “Всё-таки Архот полный простофиля, раз отпустил Релину. Впрочем, удача вечно уходила от него сквозь пальцы. Старуха-то действительно придёт ко мне. С книгой”.

Толстяк облегчённо вздохнул. Он выиграл… гораздо больше, чем ожидал. Хотя, Архот вырос… повзрослел. Стал независимым, наглым. Правда, он ещё не научился молчать. Но это не имеет значения: он стал опасен. Это слегка беспокоило Номута. Ах, как бы отобрать у него камень.

“Старый блохастый тюфяк, – мрачно сверкнув глазами, подумал Архот, – Книгу захотел? Как бы ни так! Разжирел! Отупел! Разнежился! Где твоё хвалёное предчувствие? Ты всё ещё гоняешься за пешками. А в игру вот-вот должна вступить королева!”

 

Экзамен

Наступало лето. Неохотно, лениво, словно извиняясь за прекрасную буйную весну. Зарядили дожди. Тропинки намокли и потемнели. Трава на лугах буйствовала. Разнотравье вымахало такое, что Сайку было едва видно. Изредка, когда выдавался погожий вечер, медвяная благодать донника и клевера наполняла лёгкие, радовала душу. Сайка, расправившись с дневными заботами, собирала цветы, а то и просто бродила в зарослях вокруг хутора. А вот Рене, с тревогой глядя в тёмное беспросветное небо, каждый раз хмурился. Урожай полёг на корню. О заготовке сена по такой погоде нечего было и думать. Одна надежда, что в лесу пойдут грибы. Зима ожидалась голодной.

Но ещё большее беспокойство внушало состояние хозяйки, Ири-Тао. Прежняя мудрая уверенная неторопливость сменилась рассеянным безразличием и апатией. Вставая утром, дети наблюдали, как она сидит за столом, безучастным взглядом провожая облака. Всё хозяйство легло на Сайку. Работы было очень много. Сайка не справлялась. Часто, хлопоча по дому, девочка от бессилия прикрикивала на Стража. Взгляд Ири-Тао на некоторое время становился осмысленным, она механически вставала, бралась за какое-нибудь занятие, но до конца его обычно не доводила. Движения её становились всё более медленными, вялыми, пока она вновь не впадала в какое-то дремотное забытьё.

Рене это быстро надоело. Поняв, что надолго его не хватит, мальчик отправился на задний двор, где, облазав все сараи и кладовки, нашёл большой кусок сыромятной кожи, верёвки, доски и инструмент. Натаскав в сарай глины, он соорудил из неё горн, совсем такой, какой был в кузнице у Сайкиного отца. С кожей пришлось повозиться. Но, несмотря на трудности, через два дня кузнечные мехи были готовы.

Молот Рене нашёл в сарае. Правда, только один и очень тяжёлый. Пришлось немного переделать ручку. Старая была слишком длинна для его роста. Мальчик укоротил её. Это ослабляло удар, но позволяло дольше работать без перерыва. А вот хорошей наковальни в хозяйстве Ири-Тао не нашлось. В конце концов, послонявшись по задворкам, Рене приспособил под наковальню крупный камень с плоской треугольной вершиной, предварительно оковав его железом. Наковальня получилась жёсткой и неудобной. Каждый удар чувствительно отдавался в руки. Кроме того, Рене боялся во время работы расколоть камень и бил не в полную силу.

Как бы то ни было, через девять дней мальчик, стоя в дверях своей кузницы, впервые в жизни перековал лошадь новенькими самодельными подковами. Рене был счастлив. Лошадь, впрочем, тоже. Сайка смотрела на его бесхитростную работу как на труд какого-нибудь знаменитого ювелира. Её глаза светились гордостью и уважением. Закончив с подковами, Рене взялся за работу, которая обычно в большом количестве накапливается в любом хозяйстве после длительного перерыва. И через три дня на хуторе не осталось ни одного лопнувшего обода, погнутой петли или расклёпанного обруча. А ещё через день к новоявленному кузнецу потянулись с несложными заказами обитатели близлежащих деревень и хуторов.

Сайка, в конце концов, нашла занятие для Ири-Тао. Поздно вечером, закончив хлопоты по дому, она села напротив Стража и произнесла только одно слово:

– Учи!

Словно очнувшись от спячки, вначале неохотно, а потом всё более увлекаясь, Ири-Тао продолжила обучение девочки.

Примерно к середине лета она решила устроить Сайке экзамен.

Солнце ещё не взошло. Как обычно, шёл дождь. Ири-Тао тихо подошла и тронула спящую девочку за плечо. Сайка сонно потянулась и открыла глаза.

– Вставай, пошли, – одними губами прошептала Ири-Тао.

– Куда? – спросонок испугалась Сайка, но та уже вышла.

Девочка села на кровати, сонно зевнула и протёрла глаза. Рене спал.

За окном было ещё темно. Силуэты деревьев смутно проступали через пелену водяных капель. Накинув дождевик, Сайка, как была босиком, вышла на улицу. Ири-Тао стояла у неприметной калитки, опираясь на алмазный посох. Он переливался всеми оттенками розового, синего и фиолетового и был похож на застывшую молнию.

Девочка от изумления вытаращила глаза. Ещё ни разу она не видела Ири-Тао такой. Перед ней стояла великая гордая волшебница в длинном платье, серебряном под струями дождя. Её лоб охватывал тонкий обруч причудливой работы с крупным винно-красным камнем, оправленным в узор из мельчайших золотых листьев. Кристалл светился изнутри призрачным подрагивающим светом. Сайке стало не по себе. Ей вдруг показалось, что камень живой и видит её насквозь. Девочка зябко закуталась в дождевик.

– Подойди и встань рядом! – промолвила волшебница.

Вроде бы и не громко было сказано, но девочка услышала, как эхо дважды вернулось на этот зов. Вселенная колыхнулась. Бешено взревел ветер. Что-то громыхнуло. Белая молния резанула небо. Холодные струи плеснули в лицо. Сайка вздрогнула и окончательно проснулась. Она вдруг ощутила себя, почти раздетую, одинокую, под потоками этого разъярённого ночного дождя. И неожиданно успокоилась. Не в силах противостоять приказу, она скинула дождевик и подошла.

– Время берёт, – возвышенно начала Ири-Тао ритуальную фразу, – В его воле взять всё. Можешь ли ты отдать всё, что имеешь?

– Да, – оторопела Сайка, – Наверное…

“А что отдавать-то, если всё равно ничего нет?” – про себя подумала девочка.

– Время даёт, – торжественно продолжала женщина, – Согласна ли ты принять дар Времени?

– Какой дар?

– Дар выбора, – волшебница напряжённо ждала ответа.

– Согласна! – буря взревела. Сайкин крик потонул в её вое.

Ири-Тао ударила посохом о землю. Снова полыхнула молния. Калитка беззвучно отворилась.

– Правом Хранителя Врат я даю тебе волю оборвать нить! Выбирай!

– Какую нить?

Девочка осторожно взглянула за ограду. Эта калитка вела на скотный двор. Сайка это знала. Вела, но не сейчас. Там, справа, должен быть загон с поросятами и сеновал, в котором жили кролики. А слева обычно лениво всхрапывала лошадь… Ничего… Пусто… Просто чёрное ничто. Сайке стало страшно. Она взглянула на Стража. Ири-Тао стояла неподвижно, как изваяние. Ни один мускул не дрогнул. Только красный камень на её обруче горел ярким пульсирующим огнём. Но даже он не мог осветить мрак неизвестности за оградой. Сайке предстоял очень трудный выбор…

Буря ревела всё сильнее. Ветер рвал волосы, продувал насквозь. Дождь, казалось, хлестал сверху и снизу. В двух шагах от Сайки была дорога, но девочка всё ещё не могла сделать свой выбор. Молнии полосовали небо, оно заходилось яркими вспышками. Впереди было темно.

Наконец Сайка замёрзла и обозлилась сама на себя: “Да что такое, в конце концов? Чего я боюсь?” – подумала она и сделала шаг.

– Запомни, – беспристрастно произнесла Ири-Тао. Сайка в нерешительности остановилась, – Если ты пройдёшь до конца – ты сможешь стать Стражем. Дорога может быть опасной, даже смертельно опасной. Но у тебя всегда будет выбор. Пусть он ведёт тебя. И ещё. Тебе предстоит борьба. Если ты на этой дороге найдёшь что-то, что Время не дало тебе, и если оно не сможет у тебя это отнять, тогда…

В этот момент сверкнула ослепительная молния, бешеный порыв бури толкнул девочку вперёд, и тьма приняла её в свои объятия…

 

Последняя надежда

Дождь прекратился. Природа отдыхала, как человек, упарившийся в бане. Капли воды изредка ещё срывались с крыши, серебрились в лучах утреннего солнца. Травы склонились под их тяжестью, ожидая хотя бы лёгкого дуновения ветерка, чтобы стряхнуть с себя это бремя. Лужи темнели на дорожках. Растекаясь крохотными ручейками, вода стремилась спрятаться от лучей восходящего солнца. От земли поднимался пар.

Рене проснулся от необычной тишины. Даже Муськи, которые по утрам обычно закатывали голодные истерики, требуя еду, сидели молча и внимательно смотрели на мальчика. Кроме кошек в доме никого не было. Рене быстро оделся и выскочил на улицу.

Ири-Тао в старой кофте и деревенских сапогах-чунях стояла, опираясь подбородком на кривую суковатую палку, и неотрывно смотрела на запертую калитку. Увидев мальчика, она в знак приветствия подняла руку. Рене поразился, насколько усталой и разбитой она выглядела.

– Что случилось? Где Сайка? – взволнованно спросил он.

– Ничего. В Пути, – не отрываясь, в тон ему ответила женщина.

Рене растерянно оглянулся. Нервно потоптался на месте. Ничего.

Всё как обычно. Зачем-то отворил калитку и взглянул за неё. Кролики выбрались из сеновала и наслаждались утренним солнцем. Заметив мальчика, они веером порскнули в стороны. Лошадь приветствовала его сдержанным ржанием. Рене вывел её на луг. Вернувшись, он обнаружил Ири-Тао в той же позе около калитки. Тем же напряжённым взглядом она смотрела перед собой.

– Ничего не понимаю. Какой путь? Куда ушла Сайка?

– Успокойся. Всё идёт так, как должно. Эта девочка – наша последняя надежда.

– Какая надежда? О чём ты?

– Тебя ждёт Архот. Или ты забыл? Он уже протянул к твоему сердцу свои хищные лапы. Если ты будешь прятаться – ты погибнешь! Тебе предстоит битва. Архот не теряет времени. Он ищет тебя. Вам нужно идти дальше. Ты должен найти его первым. И ты должен быть готов.

– Я готов. Я даже выковал меч. Он лежит в кузнице. Сейчас принесу.

– Не надо. Обычным мечом Архота всё равно не победить. Поэтому я и говорю, что Сайка – наша последняя надежда. Бессчётные годы Стражи хранили древнее пророчество. Вот оно:

– Какое право? Что возьмёт?

– Я и сама толком не знаю. Этим словам уже более тысячи лет. Стражи верили, что Время может дать человеку всё, что захочет. И отнять тогда, когда пожелает. Ни один человек не в силах противостоять его воле. Рано или поздно, оно отнимает у человека всё, что когда-то дало. Всё, чем мы владеем в жизни, дано нам взаймы. Умирая, люди не могут ничего забрать с собой. Но в пророчестве говорится, что однажды Избранная возьмёт что-то у Времени и не отдаст. Это что-то должно принадлежать ей даже после смерти. Я не знаю, что это может быть. Стражи поколениями пытались разгадать эту загадку. Многие вступили на Путь. Немногие сошли с него. И никто ещё не принёс того, что впоследствии не могло бы быть уничтожено или утрачено.

И вот Стражи канули в прошлое. Я – последняя. Но и мои дни сочтены. Срок, отпущенный мне, подходит к концу. Я чувствую это. Когда-то и я прошла через Ворота Времени. Всё, что я вынесла оттуда, Время вернуло себе. А недавно я потеряла последнее, что обрела на этой дороге, – Кима.

– Постой, – вскричал Рене, – Ворота? Ты сказала Ворота Времени? Но ведь они не здесь. Мы ведь вышли совсем в другом месте.

– Они здесь везде. Тот, кто готов, – увидит и войдёт. А нам, простым смертным, остаётся только смиренно ждать, когда Великие вернутся с выбранного ими Пути. Ступай, отдохни. Я не думаю, что она вернётся так скоро.

– А-пчхи-и!

Рене от неожиданности подпрыгнул. Сайка стояла за его спиной, мокрая до нитки. Белая ночная рубашка липла к телу, с волос текла вода. Девочка сощурилась от яркого света.

– Что, уже утро? Ой, дождь кончился! Уф, как я замёрзла и хочу кушать. А…а…апчхи! – Сайка тряхнула волосами и забрызгала Рене с головы до ног.

– Ты ничего не нашла на Пути? Ничего не принесла оттуда? – тревожно оглядев девочку, спросила Ири-Тао.

– Что я, по-твоему, могла найти в такую темень? – проворчала та, – Я и себя-то не видела толком. Просто ужас какой-то. Тьма – хоть глаз коли. Молнии так и хлещут по небу. Только всё равно ничего не видно. Вода сверху, вода снизу. У, какое яркое сегодня солнце! Я сначала испугалась и хотела повернуть. Но потом подумала, что это будет глупо – войти и сразу выйти. Чего мне бояться на нашем дворе? Правда? Поэтому я вытянула руки и пошла на ощупь. Я ещё удивилась, что так долго иду. Ведь задний двор на нашем хуторе совсем маленький…

– И тебе ничего не попало в руки? – в глазах Ири-Тао была мольба.

– Почему ничего? Вон, калитка попала. Я толкнула её и вышла.

Ири-Тао схватилась за голову и застонала.

– А в чём дело-то? – удивилась девочка, – Разве что-то случилось?

– Ничего, – махнул рукой Рене, – Пусть ты ничего не принесла оттуда. Главное, Сайка, что ты вернулась, Что ты жива. Знаешь, Сайка, мне почему-то очень беспокойно за тебя было.

Девочка ещё раз чихнула и снова затрясла головой, отряхивая локоны.

– Я, пока шла – вот что решила. У каждого человека есть имя. А у меня – нет. Родители не успели меня никак назвать, а кузнец или не подумал, или не захотел. Пора с этим покончить. Надоели мне эти клички: Сайка, Стрелка. Там, во тьме, я выбрала себе имя. Зовите меня Ирмуна.

Ири поднялась. Глаза Стража осветились:

– Да пребудет с тобой твой выбор, Ирмуна-Тао, – торжественно произнесла она.

Сайка весело засмеялась, показала Рене язык и, шлёпая босиком по лужам, побежала в дом. Мальчик оторопело ворочал глазами. В голове его была каша.

– Эй, погоди, – закричал ей вслед Рене, – Ирмуна – это ведь цветок какой-то…

– Всё верно, – эхом отозвалась Ири-Тао, – На древнем языке Аролы Ирмуна – Последняя надежда.

 

Исполнение пророчества

Следующие дни потратили на сборы. Когда дошло до дела, Рене вдруг почувствовал, что ему очень не хочется отправляться в путь. Он привык к этому хутору и к старой Ири. К яростному гулу огня в горне и ровным ударам молота о наковальню. Но Ирмуна торопила мальчика. Девочке так понравилось новое имя, что она никому не позволяла теперь называть себя по-другому.

Через три дня сборы были окончены. Ирмуна накинула на плечи дорожный мешок с припасами, а Рене взвалил на плечи небольшой тюфячок и смену тёплой одежды. Пергамент и нож замотал в тряпку и засунул за пазуху. Затем подпоясался широким кожаным поясом, к которому прицепил выкованный им меч. Клинок получился неказистым, немного коротковат, но был выполнен из превосходной стали, отлично сбалансирован и великолепно сидел в руке.

Вынув меч из ножен, Рене торжественно отсалютовал Муськам. Кошки одобрительно мявкнули и встали по бокам от мальчика, словно стража. Убрав оружие, мальчик вышел на крыльцо. Ирмуна последовала следом. Старая Ири стояла во дворе, мрачно ковыряя суковатой палкой в песке. Понимая, что час расставания близок, дети медленно подошли к ней.

– Вот и всё, – торжественно произнёс Рене.

Ири печально кивнула, словно соглашаясь.

– Мы уходим, – подтвердила Ирмуна.

– Не сейчас, – глухо отозвалась Ири-Тао, не прерывая своего занятия.

Дети переглянулись.

– Что случилось? – встревожилась девочка.

– Ничего. Ничего не случилось, – проворчала Ири-Тао, – И именно поэтому вам ещё рано уходить.

– А что должно случиться? – удивился Рене.

– Должно исполниться Пророчество, – мрачно проронила Ири, – Вообще-то, я и так считаю, что в Пророчестве говорится о вас, но мы не можем рисковать. Предсказанное должно сбыться дословно. Или оно может быть предсказано не вам.

– Ничего не понимаю. Долго ждать-то? – удивилась Ирмуна.

– Надеюсь, что да, – нахмурилась женщина.

Ирмуна растерянно оглянулась на мальчика. Рене, ничего не понимая, осторожно пожал плечами и развернулся в сторону дома.

– Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросила девочка, когда дети вернулись на крыльцо.

– Нет, – растерянно ответил Рене, – По-моему, она что-то ждёт.

– Подумаешь, загадка, – хмыкнула Ирмуна, – Да она сама только что это сказала. Что-то должно случиться.

– Что-то? Подумаешь, загадка, – передразнил Рене, – Должно исполниться Пророчество.

– Пророчество? Ты что, издеваешься? – разозлилась девочка, – Что именно должно случиться? Откуда она знает, что нам нельзя уходить? Что значит: “Надеюсь, что да”? Она что, надеется, что мы здесь до старости торчать будем?

– Да что ты на меня-то накинулась? – взвился Рене, – Я-то тут при чём? Я не больше твоего знаю!

Ирмуна неожиданно успокоилась.

– Мне она не говорила ни о каком Пророчестве, – с опозданием удивилась она.

– Да она и мне о нём сказала совсем недавно, когда ты ночью ходила… ну… не знаю, куда, – глухо отозвался Рене, – Там всё странно, мрачно даже. Она пойдёт. Возьмёт – не отдаст. Потом отдаст. И будет свет.

– И всё?

– Всё!

Ирмуна долго и пристально смотрела на мальчика. Рене не вытерпел и показал ей язык.

– Чушь какая-то! – опомнившись, возмутилась девочка, – Если это про меня, то я тогда ночью ничего вообще не брала.

– Знаю, – пожал плечами Рене, – Но она почему-то верит, что это про тебя сказано.

– Ха! Как я вообще могу что-то отдать, если у меня ничего нет? И кому?

– Ему.

– Кому, ему? – опешила Ирмуна.

– Не знаю, – снова пожал плечами мальчик, – Так в Пророчестве было сказано. Всё передаст Ему. А потом свет в сердце запустит, и будет светиться…

Девочка пристально взглянула на него. Рене морщил лоб, стараясь вспомнить слова Предсказания, и выглядел до ужаса комично. Ирмуна едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Бред, – фыркнула она, – Пойдёт – не пойдёт. Найдёт – не найдёт. Отдаст – не отдаст. И засветится! С этими древними текстами с ума сойти можно. Ты что, тоже думаешь, что это про нас?

Мальчик в третий раз неопределённо пожал плечами.

– Пойду, приготовлю поесть. Если нам не суждено уйти сегодня, так хоть пообедаем нормально.

Хлопнув дверью, Ирмуна вошла в дом. Потоптавшись на крыльце, Рене обречённо вздохнул и снял с себя поклажу. Пристроил её в уголке. Подумал немного. Достал свёрток с ножом и пергаментом, покрутил в руках и снова засунул за пазуху. Затем отцепил пояс с мечом и поставил рядом.

– Ну, если ты всерьёз собираешься драться этим оружием, – неожиданно раздался за его спиной сухой насмешливый голос, – тогда всё образуется очень быстро.

Мальчик резко оглянулся. Архот стоял сзади, опираясь на свой магический клинок. Синяя змея кольцами бесновалась на блестящем лезвии. Богатый золотой пояс блестел на летнем солнце крупными драгоценными камнями. Широкая чёрная накидка, спадая с его узких плеч, лениво полоскалась под порывами утреннего ветра.

– Я тут проходил неподалёку, – колдун глумливо расползся в улыбке, – Случайно. И решил зайти. Чтобы сказать тебе, что скоро всё кончится. Помнится, при нашей последней встрече я посоветовал тебе радоваться жизни. Надеюсь, ты уже получил от неё всё, что хотел?

Коротко вскрикнув, Рене выхватил свой меч и направил его на Архота..

– О, нет, – рассмеялся тот, – Слишком много чести. Я даже пачкаться не буду.

Бросив на мальчика мрачный взгляд, колдун отступил в сторону.

– Попробуй вот это.

За его спиной маячил огромный чёрный камень, очертаниями смутно напоминающий человека. Мальчик закричал от ужаса. Камень шевельнулся и сделал тяжёлый широкий шаг. Рене попятился и упёрся спиной в стену. В этот момент, словно вздрогнув от тяжёлой поступи великана, земля вторично качнулась под его ногами…