«Император Земли, наследный президент Марса, генеральный секретарь Венеры и Полномочный Управляющий Ближнего Космоса, король Неритонии, Гандрии и Нового Нового Амстердама, Великий Князь Энсико-Памфеи…»
Символ современной императорской власти — не скипетр, не держава и даже не трон. Это огромный стол из натурального дерева, встроенные компьютеры имеют доступ к любой базе данных планеты. И самый натуральный секретарь — не механический органайзер, каким в нашу эпоху тотального подорожания наемного труда приходится довольствоваться даже министрам.
И чашечка с натуральным кофе на краю стола. Фарфор тоньше лепестка розы, аромат привязчивей речей цыганки, горечь и сладость, смешанные в завлекательнейшей пропорции… Семь утра по Гринвичу, впереди — невозможная прорва дел.
— На повестке дня требование провинции Энсико-Памфеи о национальном самоопределении…
— Требование?.. — приподнятая бровь императора говорит о его чувстве юмора, не об удивлении. — Ты еще скажи — «ультиматум». Подробнее.
Секретарь чуть сильнее выпрямляется, хотя, казалось бы, куда уж сильнее.
— После вашего эдикта о разрешении преподавании на национальном языке в школах второй ступени на волне народного недовольства нарушений традиций Империи выдвинулся некий деятель Задвижке…
— «Выдвинулся» — «Задвижке»… Алекс, ты же из титульной нации. Уж свой-то родной язык мог бы и выучить.
— Виноват, Ваше Величество. Исправлюсь. Разрешите продолжать?
— Валяй.
— Господин Задвижке призвал всех к недопущению, как он выразился, «языкового разврата». Поскольку этот деятель отличается… так сказать… некоторой одиозностью, эффект, которого он добился, был несколько противоположный. Согласно отчету аналитического центра «Джиордан» за номером 234-В, напряженность в этом сектора росла последние два месяца, но уровень не выходит за сферу компетенции регионального губернатора. И вот теперь депутаты Национального Собрания Энсико-Памфеи обратились к губернатору с прошением на высочайшее имя о разрешении на введение национальной валюты и о закреплении определенной квоты среди высшего местного чиновничьего состава за коренным населением.
— Вот как? — император (молодой красивый человек с задумчивыми темными глазами) улыбается. — Ничего удивительного. Введение валюты, говоришь?.. Ну что ж, введем… не валюту, а войска. Усиленный контингент, дивизии должно хватить… Направь резюме военному министру, он лучше знает. Отметь особо, чтобы вежливо все… Ничего пусть не делают, пусть только… эээ… войдут. И немножко так постоят.
— Расходы за счет местной казны? — секретарь исправно делает пометки световым пером.
— Эээ… нет. Мы же не звери. И пусть членов местной коллегии, или как их там, свозят покататься на боевых истребителях. До пояса астероидов, или что там есть… Посмотреть достопримечательности. И назад вернут. Уверен, масса удовольствия. И министру образования, пожалуйста… пусть доведет до сведений, чтобы господина Задвижке проверили на грамотность. Тест обыкновенный, для вступительных экзаменов. Если не наберет проходного балла в тот университет, который кончал, пусть диплом объявят недействительным. Ну, им лучше знать, как это делается. Записал?
— Так точно.
— Давай дальше.
«…Великий Хан Уграйны, герцог Травальонский, Лорд Колец Сатурна, Великий Кормчий Объединения Межзвездых станций…»
— Взаимосвязанный случай на внешней границе. Прошение на высочайшее имя от гражданина… или от гражданки, пол не указан, Син Ки. Заявляет, что…
— Пол не указан? — интересуется император. — Недоработка.
— Осмелюсь возразить, никак нет. Согласно распоряжению вашего прадеда о недопустимости дискриминации по половому признаку, в официальных документах не отмечается пол, если только он не является обстоятельством по существу дела.
— А что, по фотографии не понять? Или тоже не приложили?
— Не понять, сир. Изволите взглянуть?
Несколько секунд монарх изучает услужливо переданный планшет, после чего возвращает Алексу со странным выражением лица.
— Спорю на шоколадку, что женщина.
— Принимаю, Ваше Величество. Мужчина.
— Выясните. Ладно, излагайте дальше.
— Так вот, согласно заявлению, данную особу не допустили к должности управляющего государственным лакокрасочным предприятием на основании непринадлежности к титульной нации. Прошение к Совету провинции было якобы отклонено по процедурному предлогу на том же основании. Дело имеет большой резонанс в провинции.
— Так, если допустили до резонанса, значит, там действительно не все гладко. Что говорят аналитики?
— Согласно отчету номер…
— Ладно, избавь. Давай проще, передай это в Колониальный комитет, пусть возьмут на заметку. Что касается Син Ки… Пусть вызовут в Метрополию, и Син Ки, и того, кто эту должность занимает. Предстанут перед аттестационной комиссией из министерства легкой промышленности. Если Син Ки сочтут более подходящей кандидатурой, пусть инициируют расследование. Если нет — сами разберутся со скандалистом. Дальше.
— Открытие сто второго Ежегодного Фестиваля Единства Народов империи состоится…
— Внеси в расписание, и пусть речь подготовят. Появлюсь, это запускать нельзя. Дальше.
«…барон Павлонии, наследный староста Даян-Шлейтский…»
Дела следуют одним за другим. Вопросы не мелкие и не крупные — вопросы национального единства. Это нельзя доверить ни одной комиссии, комитету или министерству. Это вопросы здоровья тела империи. Так повелось с момента принятия «Уложения об этнической политике» сто пятьдесят два года назад, так пребудет и впредь, пока жива империя. Или, скорее, империя будет жива, пока пребудет так.
— И последнее, сир… — Алекс слегка нервничает.
— А, точно! — император усмехается. — Кажется, при этих сеансах ты еще не присутствовал. Ну, раз уж Катрина в отпуске, придется тебе. Ничего, привыкай.
«…наследный вождь, самый равный среди равных Великих Детей Роганы…»
Чтобы обратиться к этому делу, Его Величеству требуется некоторая подготовка. Во-первых, нужно надеть три необходимых статусных предмета (не просите перечислить их, ибо таких названий нет ни в одном нормальном языке). Во-вторых, зачесать волосы на лицо, ибо мужи племени должны всегда ходить так, когда не охоте. В-третьих, надлежит нанести на щеки символы Небесного Огня, Неба и Рагоны, великой реки.
Что ж, самый равный среди равных — готов.
Император усаживается на ковровую дорожку в своем кабинете, в круг захвата голографической камеры. За большим окном падает дождь, прямо на столетние ели в дворцовом саду. Это не картинка с наружных камер в глубину бункера, как можно подумать. Это — настоящий сад и настоящая непогода. Чтобы обеспечить эту роскошь, требуется охраны больше, чем президенту иной корпорации — но, по чести сказать, покушений на члена царствующей фамилии не было уже лет пятнадцать. Собственно, нынешний император ждет следующего с нетерпением ребенка, которому пообещали редкий подарок, и уже начал понемногу уставать от ожидания.
Однако вождю племени Детей Роганы никаких покушений ожидать не приходится. Вождь может бежать со своими собратьями берегом вольных вод, по выжженной солнцем равнине далекой, богом забытой планеты на самом краю Галактики, и невозбранно радоваться — молодости, физической силе, ловкости и выносливости. Иногда императору нравится дразнить свое воображение этой картинкой.
Сейчас же он присутствует в круге племени, вокруг большого костра, исключительно в виде голограммы.
— А, привет, вождь, — после положенных церемониальных приветствий говорит Большое Облако, тот, кто берет на себя все повседневные дела племени. — Слушай, тут такое дело приключилось… У нас Большой У вздумал жениться.
— Да, это дело серьезное, — кивает Имератор. — За чем же дело стало?
— Так он не хочет идти за Реку и выбирать себе жену из нумизонов или Гончих Соколов!
— А чего же он хочет?
— Да влюбился в дочь Ретранслятора Связи!
Эту девушку император несколько раз видел на праздниках, очень хорошо помнил и отлично понимал, каким образом несчастного Большого У так угораздило.
— Не повезло парню, — вздыхает император. — Ведь ее отец — троюродный брат его дедушки.
— Вот то-то и оно… — вздыхает в свой черед Большое Облако. — Хороший охотник, жалко… Но Большой У возражает: дескать, Поющая Трава не родная дочь Ретранслятора Связи, она дочь его погибшего друга, Красного Когтя, он только взял в жены ее мать. И правда, этот друг не приходится Большому У родней.
— А девочка родилась до или после смерти Красного Когтя?
— Ей было год, когда Красный Коготь погиб. Но ведь Ретранслятор Связи при всех назвал ее и ее брата своими детьми, значит, так то и есть перед ликом Реки.
— Сложное дело… Так может, пусть река их и рассудит?
Охотники переглянулись.
— Нет, ну мы, конечно, можем их кинуть в воду связанными, если выплывут… — говорит кто-то, но на него шикают.
Император хмурится, ерошит волосы, чешет в затылке. Секретарь Алекс никогда прежде не видел у него таких вульгарных жестов.
— Да ведь отец Большого У — Космический Корабль! — соображает, наконец, император. — Он ведь попал под обвал прошлой зимой.
— Ну, так и есть, — кивают охотники. — Жалко было мужика… Хороший охотник…
— Так пусть кто-нибудь усыновит Большого У. Да вот хоть ты, Большое Облако! Ты Поющей Траве не родич, и имена у вас с У похожие!
Охотники начинают ржать, стуча себя по оттопыренным коленям: по их мнению, Император сделал сейчас очень смешное наблюдение.
— Да я что… — Большое Облако гладит бороду. — Да я завсегда… хороший же парень… Только я…
— Он за него свою дочь хотел отдать, — говорит другой охотник, Рысья Походка.
— Ну так он все равно тебе сыном будет, — пожимает плечами Император. — Давай, решено, значит.
— Ну, ты самый равный, тебе виднее… — ворчит Большое Облако. Дело и в самом деле решено. — Но знаешь, в морду я тебе все-таки дам за такое.
— Давай, — пожимает плечами император. — Я тебе тоже тем же, и в расчете.
«…Просто Самый Главный в Мире Племени Железной Длани…»
Алекс вспоминает, как Катрин со смехом инструктировала его по порядку оглашения повестки дня: «Вообще-то, это дело должно стоять первым в твоем органайзере, если бы мы шли по официальной важности титулов Его Величества. Согласись, что Самый Главный в Мире — это почище императора… Но тут уж вся Земля бы возмутилась. Поэтому и в титуле это шестьдесят лет назад поставили на последнее место, и в повестке дня в хвост запихали…» Еще он вспоминает, что Племя Железной Длани — соседи Детей Роганы, и удивляется, какие там разные обычаи.
Император стирает со щек всю раскраску. Перед железнодланцами он может появляться как угодно, как сам сочтет нужным, но носить раскраску их недругов не хочет. Жалко подданных.
Перед ним загорается экран. На сей раз император стоит, стоит и его голограмма. Она огромного роста, метра три, и занимает центр общей площади посреди крохотной деревни.
— О Владыка! — железнодланцы падают ниц, и тощий Верховный Жрец вскидывает руки. — О, Владыка, ты явился! Прошу тебя, помоги Буйному Вепрю! Он — наш самый мудрый охотник, никто лучше него не считает следы уйгруков, и никто не знает больше месторождений соли! Сейчас же он лежит при смерти, и даже Старая Ба не может понять, что с ним.
— Ведите меня к нему, — говорит Император.
Жрец машет рукой, указывая путь. Алекс управляет голограммой, двигая рычагом. Император сохраняет неподвижность — его образ словно плывет над землей. Маленькая хижина, низкий потолок… Алекс заставляет голограмму нагнуться, и уже мысленно прикидывает, что, видимо, нужно будет откомандировать с военной базы на орбите планеты шаттл с врачом и медикаментами…
На лежанке у стены — нестарый еще мужчина, он очень изможден, под глазами мешки.
— Буйный Вепрь… — говорит Император.
— Мой владыка! — из глаз охотника текут слезы. — Ты пришел!
— Да, я пришел, чтобы сказать тебе: не умирай. Ты нужен своим людям. Ты нужен мне. Ты — мой помощник на этой земле.
— О, владыка! — охотник с усилием приподнимается и садится на ложе. Слезы все еще текут из его темных глаз, губы растягиваются в улыбке, обнажая редкие зубы. — Владыка, я повинуюсь… О, Владыка!
Алекс выключает экран; на лбу императора — капли пота.
— Прикажете выслать флаер с врачом? — спрашивает секретарь.
— Что?.. А, нет. Это очень гордый народ. Они примут помощь, если я им велю, но будут страдать. Нет необходимости.
— Как скажете, сир.
Император оборачивается к Алексу.
— Ты думаешь, тот человек умрет? Он выздоровеет.
— Я не хочу спорить о жизни и смерти, сир.
— Он и в самом деле выздоровеет. Я в третий раз уже наблюдаю это. И записи моего отца говорят о том же. И деда.
Алекс слегка меняется в лице.
— Они так верят в вас?
Император улыбается немного странною улыбкой.
— Да. В отличие от всех прочих.
Алекс думает, что понимает, отчего дед Его Величества изволил присоединить эти два малозначащих племени к своему титулу. Именно их вдвоем.
«…и прочая, и прочая, и прочая».