День прошел вяло.

Несколько раз у Роя просто-напросто выпадали из памяти отрезки времени: должно быть, он терял сознание. Всякий раз его приводил в себя юный алхимик.

Он вообще оказался на диво полезным: поддерживал костер, насобирал в лесу каких-то грибов, которые объявил съедобными и даже целебными, нажарил и заставил Роя съесть — самое удивительное, что ему потом действительно полегчало: в голове поселился прозрачный легкий туман, но мучительная, дергающая боль в глазнице отошла на задний план. Еще мальчик что-то сделал с ранениями Лизы: они не исцелились, но кровоточащие царапины как по-волшебству превратились в ровные шрамы — самолучший придворный хирург не зашил бы аккуратнее. Женщина наконец-то перестала метаться и уснула спокойно.

Вот только с лошадьми алхимик ничего поделать не мог: как ни удивительно, оказалось, что он, по всей видимости, толком не умел с ними обращаться. Он не смог даже уговорить их подпустить его к себе настолько, чтобы они позволили отвязать поводья и перевести их чуть подальше, где они еще не объели всю траву, и уж тем более — отвести к речке напиться. Это пришлось сделать Рою, причем одному: Эдварда он оставил у костра, охранять. Почему-то к этому моменту Рой доверился ему целиком и полностью, не только своей жизнью, но и жизнями друзей. Ему даже казалось, что он уже откуда-то знает этого мальчишку… может быть, что они были знакомы давно, еще в детстве, или он был дальним родственником Мустанга, да тот забыл.

До вечера они даже успели два или три раза поругаться… Рой не помнил, о чем.

Для человека, который не ел несколько тысяч лет, аппетит у Эдварда оказался совсем неважный. Он довольно вяло поковырял жареного на вертеле кролика (зверек попался в расставленную Хьюзом еще вчера ловушку, а разделать его предложил сам великий алхимик — и превосходно справился с задачей).

К вечеру эффект от грибов прошел, боль возобновилась. Но усталость была так сильна, что Рой повалился спать еще засветло, не опасаясь даже диких зверей: Эдвард обещал поддерживать огонь.

Спать алхимик не пошел: просыпаясь урывками, Рой видел его ссутулившуюся фигуру у догорающего костра. Рыжие сполохи пламени высвечивали рывками желтые волосы.

Что с ним все-таки делать… он алхимик, да, но он же совсем ребенок. С лошадьми управляться не умеет… хотя в седле сидит… странно, странно. Придется глаз да глаз… Да еще и Лиза с Маэсом больны.

Когда Рой все-таки засыпал, он проваливался в диковинные кошмары, и детальные до боли, и сумбурные, как миска лапши по-западному, с острой подливкой и черт знает какими приправами. Казалось ему: вокруг воздвигается каменный город, страннее и причудливее Столицы. И все же во сне город ему был хорошо знаком, как хорошо знакомы были диковинные механизмы, с грохотом несущиеся по мощеным улицам, и люди в синих мундирах, окружавшие его со всех сторон. Многие лепестки пламени цвели вокруг него диковинным букетом, воздвигались корабельными соснами. Он сеял огненный лес щелчками пальцев, прорываясь сквозь горечь и радость битвы. Алые стрелы пролетали мимо его лица, не опаляя. Ад рушился вокруг, жар вскипал внутри и снаружи, оставляя от всех бесконечных вариантов прошлого и будущего один-единственный миг, и он безжалостно подминал его подошвами сапог, под аккомпанемент торжествующего, радостного танца ликования души… жига, да, самая веселая жига, которую он только мог вообразить, но жига, вдруг присоединившая к себе торжественность паваны и бесшабашность народных плясок…

Потом он вываливался, хватая пересохшим ртом воздух, в прохладу северной ночи — и безумно цеплялся за бодрствование. Но кошмар не желал отпускать — и вскоре Рой снова оказывался внутри.

…Лихорадка от ранения, не иначе. Усилием воли он сумел отсрочить ее, отложить — но не отменить совершенно. В забытьи Рою казалось, что кто-то прикладывает ему ко лбу мокрую тряпку и заставляет что-то там выпить, вроде бы, кислое, но он не был уверен, что это ему не привидилось. Это могло быть и частью сна: там, во сне, один раз он встретил Лизу, которая кормила его яблоками.

Наконец рыцарь Мустанг проснулся уже окончательно.

Было серое утро, росистое, туманное и унылое. В этом тумане едва ли угадывалось кострище и чей-то темный силуэт возле него, скрючившийся над котелком с чаем. Не алхимик…

— Ты кто? — спросил Рой, и сам подивился: слова вышли кашлем, вороньим граем.

— Дожили, — ответил темный силуэт голосом Хьюза. — Ты как, про цвет неба в курсе?.. Или тоже запамятовал?

— Какое небо? — ответил Рой, выбираясь из-под одеяла, но не расставаясь с ним: его знобило, так что рыцарь по-старушечьи укутался в шерстяную ткань. — Нет неба и не было никогда. Как там Лиза?

— Нормально, — ответил непривычно слабый, но твердый голос Лизы. Доковыляв к костру, Рой обнаружил, что и она тоже сидит там: на седле, которое кто-то бросил на землю, и привалившись спиною к притащенному ими позавчера — боже, только позавчера! — бревну. Стянутое рубцами лицо уже не походило на кровавую маску, но красные, воспалившиеся царапины выглядели ужасно. Рой поймал себя на том, что он с какой-то болезненной пристальностью вглядывается в знакомые черты — и не находит сил отвести от них взгляд даже из вежливости.

Лиза в глаза ему не смотрела.

Вот уж действительно, три калеки.

— Что будем делать, сэр предводитель? — спросил Маэс слегка насмешливо.

— А где… мальчик? — спросил Рой. Мысли ворочались в голове туго: он не сразу даже сообразил, как называть их «приобретение».

— Пошел в озере плавать, — сказал Маэс.

— И ты его пустил?.. А если утонет?!

— Черт возьми, а что я должен был делать?! Идти на него глазеть и вас оставить на произвол судьбы? Я тут единственный более или менее здоровый…

— Ты таким не выглядишь.

Маэс действительно выглядел даже не бледным, а землисто-серым, под глазами — мешки, как у покойника. Сразу понятно, что вчера он провалялся весь день не просто так. Но разве поймешь, что…

Рой не успел додумать мысль: в следующую секунду он неведомо каким образом оказался сидящим на бревне, поодаль от Лизы, и в руках у него остывала горячая деревянная кружка с маэсовской травяной отравой. Ага, разрывы. Как вчера, он помнил… Ну что ж, оставалось надеяться, что это не навсегда.

— Так ты серьезно? — Маэс смотрел на него со странной смесью недоверия и восхищения. — Ты считаешь, что мы так и должны продолжать?

Рой хотел было спросить «что — продолжать?» — но раздумал. К чему пугать старого друга состоянием своего разума?.. Он просто кивнул. «Продолжать» — в этом слове было что-то ясное, четкое и знакомое, чуть ли не из того сна. Как пить дать, он будет продолжать, пока… пока не кончится вообще абсолютно все. Он «продолжал» всю сознательную жизнь.

— Что — продолжать? — вместо Мустанга спросил сердитый ломающийся голос.

Они обернулись. Эдвард, с полной бадьей в руках, с мокрыми после купания волосами, голый по пояс (до пояса ему приладили запасные штаны Лизы, которые оказались чуть широковаты, но хотя бы почти подошли по длине), с переброшенной по плечи рубахой, стоял по колено в высокой траве. Туман лежал на его голове и плечах пуховой периной, точно и в самом деле не был алхимик настоящим человеком, а призраком, духом, явившимся из отдаленных времен.

— Мой ненормальный друг, — Маэс ткнул в Роя рукоятью ножа, коим пытался откромсать полоску поменьше от куска вяленого мяса, — считает, что тебя надо посадить на трон. Вместо Крысиного Короля. Мол, только такая легендарная фигура сможет всех вокруг себя объединить.

Эдвард, кажется, поперхнулся смешком. Потом сказал:

— Тьфу на вас.

Подошел, поставил бадью у костра — вода плеснула, — потом сел рядом с Мустангом на бревно, задел плечом. Утренняя прохлада его, кажется, несколько не беспокоила.

— Глупости это, — сказал он. — Во-первых, хрена с два мне становится королем? Зануднее дела не придумаешь. Во-вторых, вы чего с церковью собрались делать?.. Я так понял, она алхимию запрещает. Вот так возьмет и за здорово живешь примирится с алхимиком на троне! В-третьих… — он задумался. — В-третьих, всякие там заговоры на свержение власти — дело долгое. А я с вами недолго буду. Помогу только-только, раз уж вы меня так… — он недобро покосился на Роя, — выдернули. А потом домой. Как только выясню, как это — домой. И куда.

— Слушай, мальчик! — это взорвался уже не Рой, а Маэс, да взорвался так, что у него аж губы побелели. — Если в этом все дело — ступай своей дорогой хоть сейчас! Нам тут твоя благотворительность…

— Оставь, сэр Хьюз, — устало бросил Рой. — Он прав. Это не его война и не его дело. И мы ему никто. Но он нам нужен — и он любезно соглашается помочь. Просто так. Это невероятно много, Маэс.

— О как, — мрачно скривился Эдвард. — Очень умно с твоей стороны.

Так же резко, как и сел, он встал и отошел прочь, потерявшись в тумане. С поляны не уходил: треска сучьев они не слышали. Видимо, стоял рядом и думал о чем-то. Как будто… обиделся?.. Но на что он обижался? Разве Рой не обрисовал истинное положение дел?.. И разве не об этом они говорили вчера?..

Они, трое взрослых у костра, молчали. Рой пил настойку — Хьюз превзошел самого себя, взвар был еще противней, чем обычно. Лиза, морщась, ощупывала лицо, и Рой боролся сам с собой, чтобы не велеть ей прекратить. Лиза сама не девочка — знает, что такое шрамы. Если щупает, значит, надо ей.

Маэс хмуро жевал вяленую козлятину.

Потом вдруг Эдвард Элрик вернулся.

— Ладно, — сказал он жестко. — Ладно. Поисками пути домой можно заниматься параллельно со свержением этого вашего Крысиного Короля. Может, даже удобнее выйдет. Так уж и быть, впутаюсь в вашу чертову кашу. Только уж вы мне все изложите подробно, и убедите сперва, что ваш чертов план может осуществиться — а то знаю я… — он осекся. — Знаю я эти чертовы планы, — закончил, сбившись. — Они и в мое время никогда не осуществлялись. А уж сейчас…

— Я не думаю, что доля неучтенных случайностей зависит от времени, — заметила Лиза. Рой поразился спокойствию и даже мягкости ее голоса. Ей, должно быть, очень больно… Или все же странная магия-алхимия Эдварда помогла?..

— Я хочу, — сказал Рой, — чтобы вы, Эдвард, свергли Крысиного Короля тайно. Чтобы никто об этом даже не узнал. И исподволь изменили бы всю политику страны.

— Тайно? — Эдвард рассмеялся. — Отвратное чувство юмора. Может быть, мне еще и от его жены шифроваться?..

— Молчание королевы можно гарантировать разными способами, — произнес Мустанг все так же серьезно. — Что же касается самого короля, то это вполне осуществимо. Я точно знаю, что почти никто из придворных не видел его настоящего лица.

— Как так? — удивился Эдвард. — К чему бы…

— Никто не знает, к чему. Но вот уже десять лет он ни разу на людях не снимал тяжелого доспеха. Говорят, он ходит в нем даже в своих покоях — если бы не голос Его Величества, придворные бы даже опасались подмены.

А вот на этом месте рассказа лицо Эдварда стало совершенно неживым.