Неприятности этого безумного дня начались с самого утра. Впрочем, первый тревожный звонок прозвучал даже накануне вечером. Звонок — в самом что ни на есть буквальном смысле. Мне позвонила по телефону моя подруга Настя и, среди прочих сведений, сообщила, что наш Дом Культуры переоборудуется под Дом свиданий и что на работе меня ждет удивительный сюрприз.
Хорошо зная Настю, я не приняла ее слова всерьез. Думаю, все сумасшедшие дома Петербурга забиты людьми, принимающими всерьез юмор моей подруги. Я лишь поинтересовалась, собирается ли она в таком случае увольняться из бывшего Дома Культуры или намерена продолжать там трудиться в новом качестве.
— Увольняться! — с искренним возмущением простонала она. — И жить на нашу институтскую зарплату? Я буду держаться до последнего. В конце концов, не все ли равно? Вместо изучения пособий по английскому языку буду изучать с группой пособия по сексу. При моем методе парной работы это абсолютно безразлично.
Настя, как и я, преподает в Техническом Институте, только я математику, а она английский. Именно поэтому мне найти приработок удается редко, она же сумела устроиться вести курсы в Дом Культуры. У нее там группа взрослых и группа подростков. На дополнительную деятельность подруги я смотрю с огромной завистью, ибо, когда бы я ни заглянула на эти хваленые курсы, застаю там Настю, сидящую за столом и тихо хихикающую в потолок, и учащихся, увлеченно беседующих друг с другом. Это и называется методом парной работы. Я пыталась перенести сей шедевр на свой предмет, но потерпела позорное фиаско. Ну, не могут студенты, разбившись на пары, полтора часа разговаривать о математике! Не так они воспитаны. Или так невоспитанны.
— Слушай, — обрадовалась я, — парная работа — это как раз то, что тебе теперь надо! Надеюсь, они у тебя разбиты на смешанные пары? В смысле, мужчина с женщиной? Тогда ты первая впишешься в новую специфику.
— Среди взрослых у меня мужчин раз, два, и обчелся, — призналась Настя. — Но это неважно. Я думаю, лесбийский секс тоже имеет право на существование. В конце концов, одним из достижений нашей неокрепшей демократии является свобода сексуальных меньшинств. А подростков как раз поровну, так что ориентирую их гетеросексуально — как не имеющих достаточного опыта.
— А с чего ты все-таки взяла, — рискнула поинтересоваться я, — что вас переквалифицируют?
— Зайди к нам при первом удобном случае, и я тебе все покажу. Я неделю проболела, и когда появилась, глазам своим не поверила. Словами этого не передать!
Сами понимаете, после такого жалкий сюрприз на работе отступил на второй план, и вспомнила я о нем лишь наутро, по дороге. Вообще-то сюрпризы я люблю. Приятные, разумеется. Однако последние годы жизнь наша почему-то выполняет план по сюрпризам с помощью всяких гадостей. Не отстает в этом и работа. За примером недалеко ходить! Неделю назад, например, в аудитории, где я веду семинарские занятия, непосредственно на мой стол упала оконная рама вместе со стеклом. Слава богу, в тот момент я как раз торчала у последней парты, безуспешно обращаясь к знаменитому тупостью на весь факультет Вовочке, поэтому обошлось без жертв, а восседай я на положенном месте, получила бы по голове. Помереть, возможно, и не померла б, но кто из нас кому после этого сумел бы лучше объяснить новый материал, большой вопрос. Правда, нет худа без добра — Вовочка так возгордился своей ролью в спасении преподавателя, что на следующий день впервые в жизни попытался сделать домашнее задание.
Я глубоко задумалась. Пожалуй, падение еще пары рам или даже потолочной плиты Настя сюрпризом бы не назвала. Она прекрасно знает, что слово это переводится как «удивление», а подобными вещами меня больше не удивишь. В чем же дело? Даже добравшись до института и приступив к чтению лекции, я упорно размышляла на данную тему, пока странные звуки не заставили меня отвлечься. Мне показалось, что я услышала жалобное блеянье. Неужели это студенты?
Я обернулась. Студенты и впрямь показались мне излишне возбужденными. И излишне радостными. Вряд ли причиной радости могла стать теорема об инвариантных подпространствах. С другой стороны, на причину превращения человека в овцу эта теорема тоже не тянула. Что я, не знаю, из-за чего становятся овцами? «Не пей, Иванушка, из этой лужицы, а то хуже будет!» Лужица, кстати, в аудитории имелась. Как наверняка догадался проницательный читатель, наш институт давно нуждается в ремонте, однако из-за отсутствия финансирования вынужден довольствоваться полумерами. Таким образом, стены во вверенном мне помещении покрасили, а дыра в потолке осталась. Поэтому относительно всех приятных весенних событий типа «журчат ручьи, и тает снег, и сердце тает» я обычно бываю в курсе, даже не покидая рабочего места. Удобно, правда?
Тем не менее мысль, что кто-то из учащихся напился из нашей лужи, я с ходу отвергла. Возможно, и впрямь молодежь становится с каждым годом глупее и ленивее, но не такими же темпами! Скорее всего, блеянье мне просто почудилось. Я снова повернулась к доске… и опять услышала тот же звук, сопровождаемый к тому же приглушенным хихиканьем. Вот это уже хуже. Неужто коварные студенты хотят меня обидеть? А ведь после зимних каникул встретили меня бурными продолжительными аплодисментами! Правда, с тех пор я успела доставить им массу тяжелых минут. Теорема о базисе… теорема о линейном операторе… теорема о… да, учащимся есть, что мне припомнить. Однако как талантливо блеет этот тип! Да ему в цирке надо выступать, а не тратить время на обучение математике! Где же он?
Я вгляделась — и оцепенела. За партой сидела овца. Вид у нее был донельзя несчастный. А у окружающих ее парней — донельзя счастливый. И удивляться тут, пожалуй, нечему. Подавив в себе желание спросить, из какой же группы мой новый ученик, я честно признала:
— Вас я понимаю, но что ее-то тут могло привлечь?
— Она тут, видимо, была с самого начала, — объяснили мне. — Тихо сидела, боялась, наверное. Мы ее и не видели.
— А может, спала, — добавил кто-то. — А теперь проснулась. И кричит.
Я живо представила себе бедное животное, открывшее глаза после мирного сна и узревшее инвариантные подпространства. Тут закричишь! Нет, надо срочно ее выдворить, пока она не лишилась остатков разума. Овцы и без того разумом не блещут. Однако я всегда отличалась адекватной оценкой собственной личности и потому твердо знала, что на роль тореро не гожусь. Придется просить студентов… да, нашла дураков! Чтобы они добровольно лишились такого развлечения! Я обвела взглядом аудиторию. Андрей покладистый, но освобожден от физкультуры… Дима культурист, но плохо воспитан… Игорь всем хорош, но любит качать права… а вот Толик вполне сгодится.
— Я вас попрошу, Толя, выведите ее в парк.
— А может, не надо? — робко спросил Андрей. — Она тихо посидит. Мешать не будет.
— Нельзя думать только о себе, дорогие, — вздохнула я. — Вас в детстве учили, что мучить животных нехорошо?
Это возымело действие. Трое добровольцев (видимо, члены общества охраны животных) присоединились к Толе, и их совместными усилиями нелегалка была выдворена из храма знаний. Я посмотрела на часы. Пора делать перерыв. А как же инвариантные подпространства?
— В связи с последними событиями теорема остается вам для самостоятельного изучения.
По аудитории пронесся стон, и я поспешила сказать во утешение:
— Ради братьев наших меньших можно пойти на некоторые жертвы.
— В следующий раз, — гневно выкрикнул Игорь, — я лично буду проверять, не сидит ли где-нибудь под партой меньший брат, и выкину его за шкирку!
Поскольку именно это и являлось целью моего последнего маневра, я не стала возражать. Если кто-то специально привел милое животное с целью срыва лекции, повторять эксперимент он теперь явно не станет. Впрочем, я не исключала, что оно заявилось само. Дело в том, что наш институт располагается в обширном парке. Исчерпав резервы по сдаче в аренду учебных помещений, последнее время ректорат перешел на парк, и часть лужаек огородили, снабдив надписями «Частное владение». На одной из них начали строить теннисный корт, а на другой возвели хлипкий сарайчик, всегда возбуждавший мое любопытство, поскольку из него доносились странные звуки. Уж не овчарня ли там и не протекает ли ее крыша похлеще нашей? Вот бедная овечка и нашла пристанище в аудитории.
— Ты меня слышишь? — неожиданно завизжали мне в ухо, причем так пронзительно, что я сочла за лучшее отскочить подальше. Отскочила и увидела то, что давным-давно хотела увидеть. Свету. На ней был пиджак. Точнее, я не дала бы голову на отсечение, что пиджак являлся ее единственным предметом туалета. Хотя бы потому, что, опустив глаза, я заметила наличие туфель и даже колготок. Но вот имелась ли юбка — это вопрос. И блузка тоже. Из-под пиджака не торчало никаких фрагментов. За исключением фрагментов Светиного тела, разумеется.
— Слушай, а юбка там есть? — не выдержала я, отодвинув на второй план те важные вопросы, которые собиралась задать подруге при встрече.
— Где? — заинтересовалась она.
— Что где?
— Где ты видела юбки?
— Я? Я как раз не видела. Под твоим пиджаком.
— А, ты об этом. Я думала, о бутике.
— Бутике? — покорно повторила я. «Батик» — это вид росписи по ткани, а «бутик» — вроде бы, такой магазин? Вернее, не такой, а этакий. Плевать мне на этакие магазины! Все равно мне там не бывать.
— Ну, бутик, где я это купила, — прервала мои мысли Света. — Только юбки сейчас не носят. То есть носят, но в других комбинациях.
Я не стала уточнять, подразумевается под комбинацией вид нижнего белья или сочетание предметов. Мне не хотелось сбивать подругу с темы.
— А носят сейчас вот что, — бодро продолжила она и жестом фокусника распахнула пиджак. — Хочешь, я тебе сошью на день рождения? Конечно, это будет не фирма, но для твоих лекций сойдет.
— Ты уверена? — хмыкнула я, внимательно рассматривая короткие плюшевые шортики зеленого цвета на лямках и нечто вроде желтенькой маечки, от которой злая собака оторвала все, за что сумела уцепиться.
Света обиделась:
— Я шью очень хорошо. Я бы и себе шила сама, да престиж не позволяет.
— Вот именно! Если я появлюсь здесь в таком наряде, на занятия сбегутся студенты со всех факультетов и разнесут аудиторию в клочья.
— Кстати, вот это твое платье обрезать сантиметров на двадцать, и будет самое то. Оно тебе идет.
— Еще бы! Я сегодня заманила к себе овцу. А укороти его на двадцать сантиметров, так наверняка заявился бы сам баран. Слушай, а куда ты пропала? И вообще, что все это значит? Я тебе звоню и звоню…
— Боже! — схватилась за голову моя собеседница. — Я ведь пришла к тебе по жутко важному делу, а ты меня опять отвлекла. А у меня времени осталось ровно пять минут. В общем, у меня большие неприятности, и ты должна мне помочь.
— Какие неприятности?
— По работе. При следующей встрече расскажу подробно. Я здорово влипла.
Ты ведь не хочешь, чтобы меня посадили?
— Нет, разумеется. А есть за что?
— Покажи мне финансового директора, которого не за что, и я его лично задушу, — непонятно, но очень эмоционально объяснила Света, и я тут же решила, даже если судьба сведет меня с этим финансовым директором, не показывать его подруге. Так будет для всех спокойнее. — В общем, от тебя нужна сущая ерунда. Вот! — и она протянула мне элегантный пакет.
— Спрятать? — в ужасе уточнила я. Нет, Света ни за что не подсунула бы мне бомбу! Там наркотики или золото-бриллианты, переложенные пачками долларов. Как-никак, я читаю современные детективы. Разумеется, тратить на подобную литературу деньги я бы не стала, но ко мне прекрасно относятся в библиотеке и постоянно подсовывают дефицитные новинки. После прочтения каждой из них я минимум неделю стараюсь не выходить из дому после наступления темноты. Что обычно не удается, поскольку девять месяцев в году в нашем городе темно с утра до вечера.
— Нет-нет! — отвергла моя подруга. — Если спрячешь, совсем помнешь. Скорее всего, и так придется гладить. Ты знаешь, как гладят бархат?
— Утюгом, наверное? Разве нет?
Света махнула рукой:
— Ну, бог с тобой! Я потом подержу над паром. Туфли я не принесла, у нас размер не совпадает. Тут одежда и сумочка с косметикой. Обязательно хорошенько накрасься, а то тебя просекут! Поняла? Ладно, я пойду.
Хорошо, что я успела вцепиться в полу ее пиджака.
— Ничего не поняла! Объясни толком!
— Ну, ты должна сегодня пойти кое-куда вместо меня. Адрес я тебе записала. Там будет презентация по случаю открытия нового офиса. Я должна там быть. Ты создашь мне алиби.
— Зачем?
— Потому что мне надо быть совсем в другом месте. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?
Час от часу не легче!
— Не хочу! Но если ты не расскажешь мне все по порядку, то придется.
— Ну, вот, — одобрительно кивнула Света. — Поэтому ты должна сыграть мою роль как можно лучше. Чтобы никто не заподозрил, что это была не я. Вот я и принесла тебе одежду. Все очень просто. И сиди там до упора, ладно? Ну, я побежала, а то меня засекут!
И она рванула вперед со скоростью хорошо разогнавшейся ракеты, а я понеслась следом, исступленно выкрикивая: «А они тебя знают?» Видимо, это доконало мою подругу окончательно. Она резко притормозила каблуком, обернулась и возмущенно фыркнула:
— Ты считаешь меня совсем дурочкой? Если б они меня знали, я б послала тебя не к ним. Если буду жива, позвоню.
И растворилась в воздухе. А я осталась в коридоре, столь ошарашенная, что даже мысль о покинутых мною на произвол судьбы картинах показалась ерундовой. Картинами этими украсили мою аудиторию после косметического ремонта. Их преподнес в дар институту его бывший выпускник, эмигрировавший в Америку и переквалифицировавшийся там из инженера в художника. Я умоляла коменданта облагодетельствовать ими не меня, а кого-нибудь другого, однако оказалось, что именно в этом помещении прошли счастливейшие часы жизни гения. Хотя трудно себе представить, что у человека, способного создать такое, бывали в жизни счастливые часы. Конечно, по моему любимому принципу «нет худа без добра» украшение стен этими шедеврами современной живописи имело не только отрицательный, но и положительный эффект. Последний
выражался в том, что студенты больше не могли себе позволить во время лекции глазеть по сторонам и были вынуждены, не отрываясь, смотреть на доску. Однако отрицательный эффект перевешивал. Мало того, что я вздрагивала каждый раз, когда случайно поворачивала голову, я еще пугала бедную маму, регулярно передавая ей просьбу, чтобы после смерти меня кремировали, а ни в коем случае не хоронили в натуральном виде. Дело в том, что изображение на картинах больше всего напоминало мое чисто умозрительное представление о том, как выглядит труп через пару лет после захоронения. Тем не менее основной ужас даже не в этом, а в цене доверенного мне сокровища. Не знаю, кто занимался оценкой, скорее всего, сам автор, но он не поскупился. И, видимо, для того, чтобы уберечь нас от соблазна похитить полюбившееся творение мастера и тайком упиваться им по ночам, был заведен строгий учет и контроль. Получая ключ от аудитории, я расписывалась за наличие там картин по описи, и меня строго предупредили, что я обязана охранять институтское достояние от порчи несознательными студентами, иначе ущерб будет взыскан с меня. И все перемены я цербером рыскала глазами по сторонам, выискивая ненормальных, рискнувших приблизиться к стене. Впрочем, обычно таковых не находилось.
Слава богу, во время моей погони за подругой тоже ничего не пропало. Однако настроение мое все равно было ниже среднего. Хотелось все спокойно обдумать, но не было возможности, поскольку перерыв я уже проволынила и пришлось начинать следующую пару. Одно ясно — Света не шутила. Если б с подобной просьбой ко мне обратилась Настя, я бы похихикала и выбросила все из головы. Однако Света — другое дело. Да и вообще, с ней последнее время явно что-то не так. Во-первых, мы не виделись с самого ее новоселья, то есть четыре месяца. Ну, это еще ладно, человек занят обустройством долгожданной квартиры, и ему не до встреч. Но мне и по телефону никак не удается ее поймать! Записываю просьбу позвонить на автоответчик, а ответного звонка нет. Это, видимо, во-вторых. А в-третьих… в-третьих, что-то есть очень хочется. То есть о чем я? Не думай о еде, думай о Свете!
Не получилось. Впрочем, удивительно не то, что мои мысли снесло на еду, а то, что это произошло так поздно. Дело в том, что последнее время я завтракаю на западный манер — мюслями. Инициатором была мама, уверенная, что мой изнуренный мясом организм требует злаков. Точнее, мама настаивала на кашах, но против каш я решительно возражала (не буду говорить, какие они у меня вызывают ассоциации, чтобы не ужаснуть тех счастливчиков, которые их любят). Тогда Настя посоветовала мне употреблять мюсли, уверяя, что в них бездна растительного белка. Я осмотрела этот продукт и нашла вполне приличным. Какие-то раздавленные зернышки, для утешения потребителя смешанные с большим количеством семечек и изюма. Если верить аннотации, там вообще присутствовало девять видов фруктов! И варить не надо — только залить молоком, а именно вид разваренных каш вызывает у меня отвращенье. Разумеется, легко сдаваться я не собиралась и в обмен на обещание укрепить свой организм потребовала от мамы немедленно поставить вылетевшую год назад коронку (заманить маму к зубному — дело нелегкое). Контракт мы обе выполнили честно.
Не стану скрывать, на трагический эксперимент меня подвигли несколько причин. Одной из них явилась картинка, попавшаяся мне на глаза при чтении любимого журнала «Наука и жизнь». На ней я узрела тощего паука, обнимающего высокий столбик, и толстого, горестно опершегося о низкий. Рядом были нарисованы две крысы, попавшие в аналогичную ситуацию — тощей достался матерый столб, а толстой — какая-то жалкая тумбочка. Завершало наглядную агитацию изображение двух людей, и сами понимаете, какому из них больше повезло.
Заинтересовавшись, я прочла опубликованную на той же странице статью и с горечью узнала, что столбики — это символ. Когда калорийность крысиного рациона снизили вдвое, почти вдвое увеличилась продолжительность жизни. Что уж говорить про пауков! Они и вовсе превратились в паучих аксакалов. Правда, людям советовали вступать на низкокалорийный путь лишь после двадцати, когда организм вполне сформирован, однако я, к сожалению, уже проскочила сей рубеж. К тому же требовалось не просто меньше есть, а умудряться при этом потреблять должное количество всех необходимых организму веществ. Ну, разве это не прямое указание на мюсли? Божий промысел, честное слово!
Вторым толчком к подвигу явилось стремление к экономии. Ну, стремление — мягко сказано. Невозможность без нее обойтись, поскольку моей зарплаты не хватает даже на потребительскую корзину, а ведь при нашем климате и самому непритязательному гражданину не обойтись только едой — требуются одежда и жилье. Я рассчитала, что европейский завтрак втрое дешевле моего, состоящего из бутербродов, и окончательно решилась.
Увы, радужные планы рассыпались, как карточный домик. Нам вечно тычут в нос пример цивилизованных стран и удивляются, почему у нас все иначе. Да потому, что в цивилизованных странах живут совсем другие существа. По крайней мере, желудки у них точно другие. Вероятно, французы или немцы способны позавтракать горстью зерен и после этого чувствовать себя вполне счастливыми, а в качестве обеда довольствуются «Сникерсом» (если, конечно, проголодались). Мне же придется смириться с тем, что мой столбик не дорастет до желаемых высот, и ничего тут не поделаешь.
Хотя начиналось все прилично. Я залила молоком четыре столовые ложки низкокалорийного кушанья и довольно бодро за него принялась. Должна признать, что насыщают мюсли поразительно. По крайней мере, ощущение безумной сытости возникло у меня гораздо раньше, чем четыре ложки были съедены. Обрадовавшись, я подсунула остатки маме и отправилась на работу.
Голод пронзил меня при подходе к институту. В свое оправданье могу лишь сказать, что добираюсь до института почти два часа. Страданья мои были неописуемы. Еды я с собой по привычке не взяла, а денег на буфет и вовсе не имела. Как я провела занятия, не знаю сама. Желудок выплясывал какой-то бешеный танец, а мозги одно за другим фабриковали видения различных вкусных блюд. Спас автоматизм. Возможно, с профессиональной точки зрения я оказалась даже в выигрыше, так как у меня резко повысилась свирепость, столь необходимая преподавателю и недостаточно развитая у меня в обычном состоянии.
Дома я вцепилась в ужин, словно не ела год. Следующий день пришелся на субботу, и через два часа после потребления мюсли я, не выдержав испытания, сделала себе пару бутербродов. Свой обычный завтрак. Таким образом, экономия, как всегда, обернулась своей полной противоположностью. Равно как и уменьшение калорийности. Я просто перешла на четырехразовое питание, добавив к рациону злаки. Однако такой вариант меня решительно не устраивал. В результате я упорно продолжала попытки воспитать организм на западный манер, надеясь, что рано или поздно он привыкнет и образумится. И обедов с собой в институт не брала. Нечего его баловать! Хватит того, что по выходным я иду у него на поводу и даю ему потачку.
Результатом этой воспитательной работы и являются мысли о еде, вытеснившие из моей головы даже Светины заботы. Впрочем, правду говорят, что насыщенная жизнь притупляет чувство голода. Из-за свалившихся на меня проблем мучения начались минимум на три часа позже, чем обычно. «Нет худа без добра» подействовало и на сей раз!
После звонка ноги сами понесли меня к выходу, поскольку прекрасно знали, что чем быстрее они будут двигаться, тем скорее попадут домой, где их ожидает вкусный ужин. Однако я велела ногам остановиться, а рукам полезть в Светин пакет. Первое, что мне попалось — это микроскопическая красная бархатная сумочка, обшитая бисером. Помимо помады, туши и зеркальца, внутри лежала записка с адресом. А также с указанием времени — «к девятнадцати часам». Домой смотаться мне явно не успеть. Придется занимать деньги у Насти, благо она сейчас в Доме Культуры, совсем под боком. К тому же там я смогу уединиться куда-нибудь и внимательно осмотреть полученный сверток. И с Настей посоветуюсь.
— Вот ты где! — раздался обличающий голос Курицына. — Ты что, на подоконнике сидишь?
Я вздохнула. Кто еще, застав меня на подоконнике, мог задать подобный вопрос?
Курицын когда-то учился со мной в одной группе, а теперь работал на той же кафедре. Еще в студенческие годы он славился на весь университет. Помню, мы обсуждали с подругами, в какой из групп мат-меха хуже обстоят дела с мужским обществом — а надо заметить, что количеством юношей наш факультет не блистал, и каждая из нас имела право пожаловаться. Однако самой обделенной единогласно была признана я, ибо, по меткому выражению Светы, в моей группе на двадцать девочек четыре мальчика, из которых один при виде любой особы женского пола пытается спрятаться под стол, другой алкоголик, третий негр, а четвертый вообще Курицын. Света, кстати, отработав с нами в институте год, уволилась и перешла в частную фирму, и я подозреваю, что, помимо странной преподавательской зарплаты, ее отпугнула перспектива вечно видеть перед собой это удивительное существо.
Чисто внешне Курицын был вполне похож на нормального человека, однако впечатление нормальности рассеивалось быстро. Он был патологически скуп, глуп и нахален. Если кто-нибудь подскакивает к тебе в очереди в буфет и, громко сопя, кричит: «Она должна была предупредить вас, что я здесь стоял! Возьми-ка мне котлету с картошкой, а деньги я отдам потом!», то можешь не сомневаться, что это Курицын и что денег ты не получишь никогда. Разумеется, никто не мешает тебе притвориться глухой и котлету с картошкой ему не взять, однако тогда будь готова к тому, что он схватит с тарелки твою, мотивируя это тем, что из-за твоей глупости не намерен оставаться голодным. Когда однажды он, давясь от жадности, неожиданно предложил угостить меня сушкой, весь мат-мех долго обсуждал сие потрясающее событие и поздравлял меня с великой честью стать предметом чувств знаменитости.
Увы, шутки были близки к истине. Курицын и впрямь стал оказывать мне знаки внимания. Его сопение вечно слышалось за моим плечом, а мои котлеты
чаще, чем чьи бы то ни было, перекочевывали в его желудок. Стоило мне повернуться в его сторону, как я была вынуждена упиваться рассказами о его выдающихся достоинствах. «Есть люди, для которых не существует невозможного, — повествовал мне Курицын, — и один из них — я. Иногда мне от этого даже не по себе. Впрочем, во все времена встречались избранники богов. Ты знаешь, что при последнем тестировании компьютер выдал мне характеристику — «редкий бриллиант»?»
Теперь бриллиант сверкал на нашей кафедре, доводя до исступления студентов и секретарш. Одна секретарша призналась мне, что в рабочие дни Курицына она всегда заранее пьет валерианку, а последнее время даже подумывает об элениуме. Я валерианку не пью — как-никак, закалена долголетним общением — однако и я не в силах спокойно переносить его потрясающую манеру подкарауливать меня после занятий и, неумолчно что-то бубня, провожать до дому.
Короче, я с понятным недоброжелательством ответила:
— Я уже ухожу. У меня нет времени.
— Хорошо, я с тобой. Все равно делать нечего.
— Я не домой, а к подруге. В Дом Культуры.
— Ага, — обрадовался Кирицын, — есть будете. В Доме Культуры часто еда остается, после банкетов всяких. Так я с вами. Не волнуйся, я не из нахлебников, так что свою долю честно внесу.
— Какую долю? — не поняла я.
— Вот! — и он гордо продемонстрировал мне пакетик кофе. — Тут написано — три в одном. Правда, по-английски, но для таких, как я, это не проблема. Так что хватит на три чашки — мне, тебе и подруге. А она за это меня угостит.
Я посмотрела на пакетик.
— Между прочим, три в одном означает, что в одной упаковке кофе, молоко и сахар. А порция всего одна. Кстати, сколько он стоит, Витя?
Курицын так и подскочил на месте от гнева.
— Ну, ничего себе! Одна порция! Надувательство сплошное. А сколько стоит, я не знаю. Я его взял.
— Из дому? — с надеждой спросила я.
— Да нет, из стола секретарши. А больше ничего съедобного там не было.
Я окинула редкий бриллиант ледяным взглядом, но бриллиант и глазом не моргнул. Пришлось действовать без обиняков.
— Лазить по чужим столам непорядочно. Ты это знаешь?
— Конечно. Но ведь я же никаких тайных записок там не искал. И не воровал ничего. Просто открыл ящик и достал кофе. Мне пить захотелось. Вот и все. Так я иду с тобой?
— Мы вовсе не собираемся есть, а будем мерить одежду. Так что, сам понимаешь, ты нам будешь мешать.
— Да уж, — обиделся Курицын, — это ты только говоришь, что не будете, а сами будете. Стоит прийти к девчонке, и каждый раз ей надо мерить одежду. Так я вам и поверил!
Однако я была непреклонна и к Насте заявилась одна. Курицына она бы мне никогда не простила!
Моя подруга сидела за столом, вперившись в какую-то бумажку, а подростки оживленно общались между собой. Я сунула голову в дверь и маняще махнула рукой, что тут же стимулировало Настину активность.
— Сейчас у нас с вами будет тест. Я раздам вам карточки, на них будут тексты с пропущенными словами. Слова эти напечатаны на обратной стороне. Вы
выбираете подходящее и вставляете.
— Так мы пишем сочинение? — опешил кто-то.
— Нет, — возразила моя подруга. — Сейчас у нас с вами будет тест.
— На вопросы отвечать, что ли?
— Я раздам вам карточки, на них будут тексты с пропущенными словами, — с олимпийским спокойствием повторила Настя. — Слова эти напечатаны на обратной стороне.
— А как же мы их прочтем?
— Перевернете карточку. Вот так!
— Но тогда не видно текста!
— Перевернете обратно. А можете сразу выписать слова на листок. Не спешите. Времени достаточно.
И, лучезарно улыбнувшись, она выскочила в коридор.
— И как у тебя хватает терпения? — восхитилась я.
— Они приносят деньги, — объяснила мне подруга. — Так и знала, что ты не выдержишь и прибежишь. Сейчас я тебе его покажу.
— Кого?
— Не кого, а что. Атрибут дома свиданий. Впрочем, суди сама.
Она распахнула соседнюю дверь и впихнула меня в помещение. Да, зрелище впечатляло! Посереди аудитории был построен довольно высокий подиум, выложенный кафелем. На подиуме располагался миниатюрный — размером с ванну — бассейн. А с потолка свисал сверкающий металлический душ.
— Каково? — с гордостью матери вундеркинда поинтересовалась Настя.
— Что это?
— Откровенно говоря, эту аудиторию в следующем семестре обещали отдать мне. И вот прихожу я — а тут оно. Как это прикажешь понимать?
— Хоть бы занавесочку какую повесили, — задыхаясь от смеха, простонала я.
— Как раз отсутствие занавесочки и навело меня на мысли. Мы садимся за парты, и я вызываю к… ну, не к доске, разумеется, а к душу. Человек поднимается на подиум и медленно начинает раздеваться. Звучит тихая музыка. Я подаю команды…
— Слушай, а он работает?
— Не знаю. Мы не проверяли. Включишь — все стены забрызгаешь водой. Пока что мы с другими преподавателями пьем здесь чай. Вон, видишь, розетка? Сейчас вскипячу. Кстати, как тебе сюрпризик на работе? На сколько минут ты в результате опоздала? Я на пятнадцать. Но студенты, к сожалению, дождались. Ну и вредная пошла молодежь, правда?
Я, опешив, присела на край бассейна.
— Погоди! Какой сюрприз? Почему опоздала? Ничего такого не было!
— Шутишь? — с подозрением осведомилась Настя, однако мое лицо убедило ее в обратном, и она с искренним интересом продолжила:
— Слушай, неужели ты сразу нашла этот вход через подвал? А еще делаешь вид, что плохо ориентируешься! Я лично вчера просто решила, что институт замуровали. Тыркаюсь — а все входы закрыты.
— И как же ты вошла?
— Я ж объяснила — через подвал. В институте решено ввести пропускную систему, а вахтеров не хватает. Поэтому все четыре нормальных входа намертво запечатали, а открыли один ненормальный. Ну, не делай вид, что ты там сегодня не шла! Сперва пробираешься по тропинке мимо жутко вонючих мусорных бачков, из которых на тебя валится мусор, потом прыгаешь через три большие лужи, потом спускаешься вниз по дырявым ступенькам, в которых застревают ноги, а потом протискиваешься в узкую дверь, отпихивая студентов, пытающихся проникнуть в противоположном направлении. И оказываешься в подвале! Сколько лет работаю, а ни разу там не была! И по винтовой лестнице проникаешь наконец в само здание.
— Погоди! — прервала я. — А почему открыли этот вход, а не оставили один из нормальных?
— Ну, знаешь ли! — возмутилась моя подруга. — Вся страна ненормальная, а вход в институт, по-твоему, должен быть нормальным? Это нелогично. Так ты что, не провалилась ногой в дыру на ступеньке? Как это скучно!
Я неуверенно пожала плечами.
— Может, и провалилась, только этого не заметила. Я так раздумывала над обещанным сюрпризом, что даже подвала, видимо, не заметила. Хотя теперь задним числом понимаю, что захождение в институт действительно отняло у меня больше времени, чем всегда.
— А если ты входа не заметила, — строго вопросила Настя, — как же ты его сумела найти? Что-то ты темнишь.
Я включила мыслительный аппарат и тут же выдвинула предположение:
— Наверное, я автоматически двинулась в общем потоке за студентами, вот и
все.
— А назад? Назад ты как выбралась? — жадно настаивала моя подруга, разочарованная в лучших ожиданиях.
— Не знаю. Наверное, вслед за Курицыным. Мне ведь требовалось убедиться, что он действительно ушел, а не собирается вслед за мной притащиться к тебе.
— Спасибо! — искренне поблагодарила Настя. — Вот тебе за это бутерброды. Я специально взяла сегодня побольше, знала, что ты придешь. А шоколадка осталась с банкета. Таким ослабленным, как ты, нужно хорошо питаться. Не заметить мусорных бачков и подвала, причем дважды, — это дурной признак. Ешь!
Подивившись про себя прозорливости Курицына, я набросилась на еду, и не успела съесть бутерброда, как мозги мои пришли в норму.
— Вообще-то я к тебе по важному делу, — пояснила я. — Оно связано со Светой.
— Да, — оживилась Настя, — мне никак до нее не дозвониться. А тебе?
— Мне тоже. Но сегодня она приходила в институт.
И я по мере сил попыталась пересказать недавнее происшествие. Оно не вполне поддавалось пересказу, ибо хромало по части логики, что тут же заметила моя мудрая подруга.
— Есть подозрение, что у кого-то из вас не в порядке с головой.
— И не только у нас! — радостно поведала я, вспомнив нечто, ускользавшее от меня весь сегодняшний день. — Представляешь себе, месяц назад обнаруживаю я у себя на лекции… кого бы ты думала? Рэкетера!
— Серьезно? — прервала меня Настя. — И сколько он с тебя потребовал? Вот уж, нынешние преступники не брезгуют ничем.
— Ну уж, нашей зарплатой все-таки брезгуют, — вступилась за преступников я. — Он пришел не за наживой.
— Неужели за знаниями?
— В некотором роде. В перерыв он подошел ко мне и спросил, знаю ли я Светлану Барскую. Ну, я, естественно, скрывать не стала. Потом он спросил, правда ли, что мы с ней вместе учились в университете и до сих пор дружим. Я так опешила, что подтвердила, хотя надо было потребовать с него отчета, чего это он ею так интересуется. И он слинял. Вот с тех пор я и названивала Свете каждый вечер. Надеялась понять, что это значит. Кстати, дай-ка снова позвоню. Вдруг она дома?
«Я буду позднее, — раздался из телефонной трубки милый Светин голосок. — Оставьте, пожалуйста, свое сообщение на автоответчике». «Срочно звони Насте на работу, — буркнула я. — Я до шести буду там. Не позвонишь, тебе же хуже, потому что я ничего не понимаю. Все!»
— И вот так постоянно, — объяснила я Насте. — Какие я ей за месяц наоставляла сообщения, ты себе не представляешь!
— Интересно. А почему ты считаешь, что к тебе приходил именно рэкетир?
— По его одежде и внешнему виду. Да и по мычанию вместо речи. Может, и не рэкетир, но явно продукт рыночной экономики.
— В следующий раз, когда тебя навестит подобный продукт, будешь умнее, — наставительно заметила Настя.
— Не буду, — вздохнула я. — Точнее, не была. Ко мне еще раз являлся подобный тип, хотя и другой. Но с тем же результатом. Я опять забыла у него спросить, в чем дело. А сегодня забыла спросить у Светы. Только думаю, не связано ли это все между собой.
— Возможно. А что в ее мешке? Ты внимательно смотрела?
— Вообще не смотрела. Меня Курицын застукал. И я, как благородная птица от гнезда с птенцами, вынуждена была отвлекать его от твоего Дома Культуры. Так что мне было не до мешка.
— Но теперь-то мы в нем пошуруем?
Я кивнула и снова вытащила на свет божий красную сумочку, за ней — два небольших свертка и нераспечатанный пакетик с колготками «Голден леди». Первый сверток порадовал нас светлым париком, второй — бархатным красным свитерочком (видимо, по его поводу Света пыталась объяснить мне, как гладят бархат). И все!
— А где юбка? — с претензией поинтересовалась моя подруга.
— Юбки сейчас не носят, — машинально процитировала Свету я. — Вернее, носят, но без комбинации. То есть не в той комбинации.
Настя хмыкнула и ткнула перстом в миниатюрное одеяние:
— И она полагает, ты в это влезешь? Может, тебя намылить?
Намыливать меня, как ни странно, не пришлось, поскольку материал оказался на прорезиненной основе. Зато при взгляде в зеркало выяснилась страшная вещь, заставившая меня оцепенеть. Свитерочек определенно претендовал на роль платья! В одном из прочитанных мною современных детективов из библиотеки фигурировала проститутка, дома изображавшая невинную девочку и носившая там скромную юбочку «всего на пару мужских ладоней выше колен». При чтении я громко хохотала, и лишь теперь поняла, одежду какой длины носила эта дама на работе.
— Зато тебя не должно волновать, как гладят бархат, — попыталась утешить меня Настя.
И она была совершенно права. Возможно, на более худощавой Свете платьице и сумело бы найти повод продемонстрировать неуместные складки, на мне же оно демонстрировало исключительно меня. Особенно мой бюст. Именно он составляет основное отличие моей фигуры от Светиной.
— Хорошо, что я не мужчина, — задумчиво заметила моя подруга.
Я, нисколько в этом не сомневающаяся, тем не менее автоматически поинтересовалась:
— Почему?
— Не хотелось бы попасть в тюрьму за изнасилование.
— Никуда я в таком виде не пойду, — сделала вывод я. — И Света прекрасно это понимает. Меня арестует первый встречный милиционер. Наверное, это все-таки розыгрыш.
Настя неуверенно пожала плечами:
— Ну, арестовывать, наверное, не за что. И вообще, на улице ты ведь будешь в плаще. Если Света способна на подобные розыгрыши, значит, я ничего не понимаю в людях. Давай-ка посмотрим ее записку! Так, адрес, время… — она перевернула бумажку и протянула ее мне: — Смотри!
Светино обращение ко мне отличалось эмоциональностью и лаконизмом.
«Катя! Ты выдашь себя за меня! Не забудь про парик! Веди себя, как я! Никто не должен заподозрить! А то меня посадят! А что делать?»
Один из вечных русских вопросов в очередной раз поставил меня в тупик. Действительно, а что делать? Шуткой явно не пахнет. Светка опять влипла, а с нею и я. Не могу ж я ей отказать, если действительно надо!
— Светка опять влипла, — словно прочла мои мысли Настя. — Все-таки у нее талант!
И она была права. Света действительно обладала феноменальным талантом по попаданию в криминальные ситуации — и не менее феноменальным по выпутыванию из них. Нападали на нее в этом году три раза. Первый — в восемь вечера почти у порога ее родного офиса. Ткнули в ребра пистолет и потребовали шубу и сумку. Как пояснила потом сама Света, она сочла более умным убедить себя, что пистолет игрушечный, и бодро завопила: «Охрана, ко мне!» Охрана, разумеется, не почесалась, зато бандиты моментально исчезли, оставив у ног потерпевшей свое оружие (кстати, вполне настоящее). Потом ей сообщили в милиции, что в тот день подобным образом было ограблено не менее десяти человек, из них половина — мужчины, видимо, не сумевшие убедить себя в игрушечности наставляемого на них пистолета. Вскоре в подъезде на мою несчастную подругу набросился сексуальный маньяк. Распространяться не буду, но побила она его так, что сломала себе руку. А маньяк, надеюсь, зарекся после этого приставать к беззащитным женщинам. Третий раз был самый скучный — какой-то дурак попытался вырвать у Светы сумку. Нашел, у кого, ха!
Дважды за последнее время грабили ее квартиру. Вначале старую, перед переездом, и потому сумели поживиться лишь продуктами из холодильника да парой бутылок мартини — ничего более ценного уже не оставалось. Света тут же поставила на новой квартире железную дверь, однако это не помогло. Придя как-то с работы, она обнаружила, что замок заело, его пришлось выпиливать, и, попав после долгих мытарств домой, она с горечью заметила, что осталась без видеоцентра, аэрогриля, компьютера, а также всевозможных документов. Это я вспомнила лишь самые вопиющие примеры из Светиной биографии. А сколько раз она влипала по мелочам, не сосчитать даже мне — кандидату физ-мат наук!
Я вздохнула и натянула на голову парик. Если подруге требуется алиби, по мере сил я ей его обеспечу, и бог мне судья!
— А тебе идет, — обрадовалась Настя. — Теперь давай тебя красить.
Мы извлекли из бархатной сумочки кучу косметики, и я с отвращением взялась за помаду. Терпеть не могу ощущение чего-то инородного на губах! Так и тянет вытащить носовой платок и стереть. Ну, тушь и тени для век — это еще ладно. Лак для ногтей тоже переживу. А это что за штучка? Подводка для глаз, что ли? Ладно, если она предназначена для чего-то другого, Света сама виновата — надо было вложить инструкцию. Так, румяна… честно говоря, при моем нервном состоянии скорее были бы кстати белила… впрочем, и они имеются — точнее, тональный крем. Господи, и как женщины выдерживают подобное издевательство над своей кожей ежедневно? Надеюсь, это все?
— Слушай, — изумилась Настя, — никогда не замечала, как вы с ней похожи! Просто фантастика!
— Не фантастика, а косметика, — буркнула я. — Все становятся на одно лицо. Тем не менее надеюсь, что в этом новом офисе Свету и впрямь никто не видел. Чтобы нас перепутать, надо быть слепым. Придумала какой-то бред, а я теперь отдувайся!
Я бы наговорила еще многое, если б наш тет-а-тет не прервали самым беспардонным образом.
— Анастасия Васильевна! — прорычал громовой бас. — Я уже написал сочинение. Мне можно домой? А… — и уверенный рык сменился задавленным хрипением. Еще бы! Бедный юнец узрел меня, современной Венерой восседающей на краю бассейна под сверкающим никелем душем.
Настя схватилась за голову:
— Уже шесть! Ты опоздаешь! А я уже опоздала! Ну, ни пуха тебе, ни пера!
— К черту, — искренне ответила я и отправилась в путь.
Признаюсь, шла я, как на голгофу. Чтобы полностью охарактеризовать мое настроение, сообщу лишь, что какой-то праздношатающийся индивид бодро окликнул меня, предложив:
— Эй, девушка! Костыли нужны? За бутылку отдам!
Лишь тут я сообразила, что не мешало бы выпрямиться и перестать волочить ноги. Я холодно отказалась от костылей и почти недрогнувшей рукой нажала кнопку звонка под астрономической вывеской «Эридан». Не знаю, почему фирмы так тянет к названиям звезд?
— Кто? — подозрительно осведомились из-за двери.
— Светлана Барская, — после минутного замешательства сообщила я, тайно надеясь, что от меня потребуют удостоверения личности и за неимением такового выгонят вон.
Не выгнали. Железная дверь распахнулась, и за ней предстали трое — два амбала в осточертевшей коже и маленький толстенький человечек, весь обшитый галунами. Честное слово! Или, возможно, это были позументы. По крайней мере, не малиновый, а почему-то зеленый пиджак субъекта сиял от золотых нашивок, под которыми было почти не видно ткани. Субъект прижимал к животу мобильник. Опешив, я даже забыла поздороваться и лишь с изумлением изучала галуны. Видимо, такая политика была правильной. По крайней мере, меня взяли под руку и втянули внутрь.
Новый офис фирмы явно подвергся недавно процедуре, носящей загадочное название евроремонт. Слава богу, я уже сталкивалась с его последствиями. Это случилось, когда в институте меня послали замещать заболевшего преподавателя на гуманитарный факультет. Наличие гуманитарного факультета в Техническом институте уже само по себе явилось для меня откровением, вторым же откровением стало то, что самостоятельно проникнуть в назначенную для занятий аудиторию я не сумела. Мне помогли студенты, не забыв любезно пояснить, что ручки дверей, как, впрочем, и все остальное, сделаны по европейским стандартам. К слову, фамилии студентов показались мне знакомыми, но лишь на следующий день я поняла, где встречала эти фамилии раньше. На кабинетах наших проректоров.
Таким образом, благодаря полученному опыту я сумела просочиться в следующую комнату, не утруждая мужчин просьбой открыть мне дверь. Боюсь, эта просьба весьма бы их удивила.
Оглядевшись, я с горечью поняла, что, придя вовремя, явно явилась слишком рано. Видимо, пунктуальность здесь не в почете. По крайней мере, гости слонялись в ожидании начала презентации и не знали, куда себя деть. Я наметила мягкое на вид кресло и только собиралась в него усесться, как с ужасом вспомнила, что изображаю из себя Свету. А как поступила бы она в подобной ситуации, я, к сожалению, знала твердо. Она отправилась бы помогать на кухню.
Кухня встретила меня обилием приятных запахов, моментально напомнивших моему организму, что, за исключением мюсли и пары бутербродов, он сегодня не сумел поживиться ничем. Наверное, какой-то из окружающих меня агрегатов был фритюрницей, а какой-то аэрогрилем. Знакомая с этими достижениями цивилизации лишь по рекламным картинкам, я не сумела их опознать, безошибочно идентифицировав лишь микроволновую печь — она имелась в Доме Культуры. Правда, пользоваться ею мне ни разу не приходилось, однако уверяют, что это просто.
Я оглядела окружающих. Три девицы и три молодых человека. Если б я пришла на экзамен, то могла бы смело заключать пари, что мне придется поставить пять двоек, зато один парень потянул бы на четыре или даже на пять. Он-то и направился ко мне.
— Ты, разумеется, Светик, — радостно известил меня он. — А я Андрей. Эдик много нам про тебя рассказывал. Не узнать тебя по его описанию было бы невозможно!
— Правда? — вежливо осведомилась я, судорожно думая, кто же такой этот мерзкий Эдик и не заявится ли он сюда. Вспомнила! Эдик — Светин хозяин. Она как-то жаловалась, что вместо денег ей часто выдают бумажки, которые работники фирмы называют «эдиками» — ими можно расплачиваться исключительно в принадлежащих Эдику магазинах.
— Эдик так тебя ценит! — продолжал Андрей. — Просто замечательно, что вы с ним согласились нам помочь. На первых порах у нас наверняка возникнут проблемы. Мы ведь так расширились совсем недавно. И все благодаря удивительным способностям Геннадия Борисовича, — и он повернулся к орангутаноподобному субъекту, внимательно изучающему мои ноги. — Он — душа и мозг нашего предприятия.
— Для тебя… блин… — Гена, — милостиво разрешил душа и мозг, вцепившись в мою руку и тряся ее в весьма крепком пожатии. — Эдька сказал, ты баба во! И ты — баба во!
— Спасибо, — пробормотала я, безуспешно пытаясь вырвать руку.
— И я ему сейчас скажу, — словно заезженная пластинка, повторил Гена, — ты баба во!
И, к моему ужасу, начал тыкать пальцами в кнопки мобильника. Я оцепенела. Неужели позвонит Эдику? Что же мне делать? Уж он-то прекрасно знает Светин голос!
— Эдька, — как сквозь пелену, услышала я, — она пришла. И она — баба во!
Поскольку ради телефона мою руку пришлось отпустить, я судорожно попятилась, надеясь скрыться. Бац! Я обернулась. Да что ж они все сгрудились на кухне, гады такие! На полу у моих ног лежал тот, который с галунами. И не так уж сильно я в него врезалась, честное слово. Просто неустойчивый какой-то попался.
— А это — заместитель Геннадия Борисовича, — проинформировал меня вездесущий Андрей. — В основном тебе придется работать именно с ним. Давайте я вам помогу, Николай Борисович!
Горько вздохнув, что ливрейный лакей оказался обыкновенным заместителем, я принесла свои извинения. Наверное, он их принял. По крайней мере, замычал, дохнул на меня винным перегаром и куда-то смылся. Я хотела последовать его примеру (в последнем пункте, разумеется), однако Андрей явно не желал прекращать свою деятельность экскурсовода.
— А я осуществляю менеджмент, — признался он почти шепотом, словно открывая великую тайну. — Ну, ты понимаешь?
— Да, — на всякий случай соврала я. — А кто это режет колбасу? Очень красивая девочка.
Я надеялась отвлечь ею внимание собеседника, однако он равнодушно кивнул:
— Это Вика, моя жена. Теперь она будет руководить одной из наших школ.
Слово «школа» меня несколько успокоило, хотя, честно говоря, я с трудом представляла себе окружающих пашущими на ниве образования. Но всерьез задуматься у меня не было времени, ибо в этот момент к Вике подошел Гена. Пошуровав рукой в блюде с колбасой, он гневно пророкотал: «Ты как режешь, блин!» — и, схватив девушку за волосы, добросовестно повозил ее лицом по
по блюду. Я созерцала происходящее молча, ибо лишилась дара речи. Почему молчали другие, не знаю. Вика быстро стряхнула с лица колбасу и приложила к носу салфетку, тут же пропитавшуюся кровью. Похоже, начальника это слегка проняло. Он скривился, вытащил из кармана какую-то купюру и небрежно сунул в вырез Викиного платья. Инцидент был исчерпан. Все вернулись к своим делам. Одна я стояла, как завороженная.
Первой мыслью было срочно отсюда бежать. А второй — что в подобных кругах, пожалуй, не шутят. И если Света уверяет, что ее убьют, это вовсе не фигура речи, а констатация факта. Раз женщину без особой причины тычут мордой в колбасу, что же с нею сотворят, когда причина будет иметься? Я должна создать подруге алиби. Даже хорошо, что Гена позвонил Эдику — лишний свидетель не помешает. И я обязана просидеть здесь подольше. И просижу!
Единственная поблажка, которую я себе позволила — это отказалась от идеи помочь с приготовлением пищи. Откровенно признаюсь, хозяйственные способности не являются самой выигрышной моей стороной. Более того, один мой знакомый, долгое время мечтавший на мне жениться, мгновенно исцелился, увидев, как я режу твердокопченую колбасу.
Я выползла из кухни обратно в зал. Народу прибавилось, еды на столах тоже. Особо нетерпеливые уже хватали куски прямо с блюд. А вот и бутерброды с икрой. Сейчас стащу один, и будь что будет! Сил больше нет терпеть! Я протянула руку — и снова ее опустила. Ведь я — это не я, а Света, и от моего поведения, быть может, зависит ее жизнь. А Света не стала бы воровать бутерброды. Она занялась бы совсем другим.
И я обреченно оглянулась по сторонам в поисках самого длинного мужчины в зале. Несомненно, вон тот. Значит, придется к нему пристать.
Скажу прямо, мне лично совершенно непонятно пристрастие Светы к пожарным каланчам. Мы с нею одинакового роста — между прочим, того самого, какой считался у древних римлян ростом Венеры — и в наш век манекенщиц выглядим скорее невысокими. Поэтому я предпочитаю мужчин… ну, разумеется, выше меня, однако на разумную величину… кому приятно постоянно задирать голову? Так вот, Свете приятно. При виде любого двухметрового субъекта она просто теряет разум. Не сомневаюсь, что за своего бывшего мужа она выскочила исключительно потому, что он был самым долговязым на курсе. Казалось бы, это должно было ее исцелить — да где там! До сих пор, описывая кого-нибудь, она первым делом упомянет рост, а в любой компании молниеносно притулится к какому-нибудь верзиле.
Я подошла к пожарной каланче. Легко сказать — притулится! Как же она это делает? Не скрою, мой личный опыт приставания фактически равняется нулю, в моей жизни превалируют иные интересы. Однако я сейчас — не я, а Света. И, бросив прощальный взгляд в сторону бутербродов, я лучезарно улыбнулась намеченной жертве.
Боюсь, от голода улыбка моя вышла чересчур плотоядной. По крайней мере, жертва попятилась.
— Вы не знаете, когда начало? — решила не прекращать атаки я.
Мой визави глянул на часы:
— Сейчас восемь. Уже на час опаздывают. Они и в школе опаздывали.
Опять эта школа! Вообще-то, Света могла бы объяснить, куда именно меня отправляет. Так и тянет спросить, что за школа, а спрашивать нельзя. Надо перевести разговор на другое… только помнить, что я Света… значит, ни о каком театре… и тем более о книгах… о… о…
И тут я с ужасом обнаружила, что мне безумно хочется заговорить о математике. Вот ведь незадача! Самое главное, я на самом деле — отнюдь не правоверный ученый и думаю о науке гораздо меньше, чем полагается. А уж в свободное время и вовсе о ней забываю и тем более не навязываю ее собеседникам. Но сейчас словно бес какой-то в меня вселился и требовал поведать каланче содержание первой теоремы о гомоморфизме. Понимаете ли, гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма. Такая вот простенькая теоремка. Однако сомневаюсь, что Света выбрала бы ее в качестве инструмента обольщения. А я сейчас — Света и ни в коем случае не должна думать о гомоморфном образе группы! О чем угодно — лишь бы не о нем!
— А знаете, — снова сделала попытку я, — го… — я задохнулась от ужаса, но мужественно исправилась: — Голодно что-то.
Это каланче понравилось.
— Точно. Я уже всю буженину у них съел. Пошли!
И он подвел меня к вожделенным бутербродам. Однако не успела я откусить и куска, как наконец началось. Под звук аплодисментов в зале появились Гена, Вика в подновленном макияже и тип в галунах, с которым мне предстояло работать. Или Свете? Все-таки мне, потому что как Света намеревается объяснить ему свою метаморфозу, ума не приложу.
Пересказать торжественные речи я не берусь. Они были довольно долгими, но немногословными. Точнее, слов было достаточно, однако все одних и тех же. Звучал «блин», иногда разбавляемый мычанием. Еще фигурировали новый офис, евроремонт и школа. Больше я не поняла ничего — за исключением, пожалуй, того факта, что большинству из присутствующих грозило впоследствии старческое слабоумие. И не подумайте, что я кого-то оскорбляю — просто ставлю медицинский диагноз. Дело в том, что в обожаемом мною журнале «Наука и жизнь» одна из статей была посвящена этой весьма распространенной в последние десятилетия болезни, и в качестве главного признака ее приближения называлось нежелание индивидуума употреблять сложные предложения. С тех пор авторы большинства бестселлеров вызывают у меня живое сочувствие. Стоит мне прочесть: «Он сунул руку в карман. Вытащил пистолет. Взвел курок. И выстрелил. В нее», — как будущее писателя предстает передо мной в весьма мрачном свете. Так вот, будущее работников загадочной школы было не лучше. А статья мне запала в душу потому, что я впервые наткнулась на болезнь, симптомов которой пока не сумела найти у себя. Впрочем, возможно, дело в том, что до старости мне дожить не удастся.
За столом Гена посадил меня рядом с собой, по другую сторону от него сидела Вика. А от меня — каланча (по имени Артем). Я оглядела яства и в очередной раз осознала, что нет худа без добра. Я ведь давно хотела побывать на месте собаки нового русского — и жизнь с помощью Светы наконец предоставила мне случай.
Новорусская собачья жизнь уже несколько месяцев не давала мне покоя. Ровно с того дня, когда я впервые переступила порог квартиры своего частного ученика, которого обещала подтянуть по математике. Отец ученика владел сетью магазинов, женой и собакой по имени Неллюша. Неллюша потрясла меня с первого взгляда. При виде нее я поняла, что поговорка «поперек себя шире» вполне может иметь буквальное значение. Представьте себе шкафчик с ушками — вот вам точный портрет этой собачки, впрочем, вполне милой и безобидной.
С порога мне сообщили, что Неллюше сегодня нездоровится. Она почти ничего не ела. И в качестве доказательства мне была продемонстрирована полная миска вырезки, столь привлекательного вида, что мне тут же захотелось вместо Неллюши слопать ее самой, возможно, даже сырою.
— Может быть, — горестно предположила хозяйка, — Неллюша предпочитает сосисечку? Или сарделечку?
Из холодильника были вынуты и та, и другая, но собачка, понюхав каждую, презрительно отвернулась. Я, в очередной раз не получившая вовремя зарплату и сидящая на вынужденной диете, лишь глотала слюнки, созерцая деликатес за деликатесом, пока обрадованная мать моего ученика не закричала:
— Я поняла, что тебе надо! — и, открыв коробку пастилы в шоколаде, не начала по одной всовывать конфеты Неллюше в пасть.
И такое зрелище я была вынуждена наблюдать постоянно! Сами понимаете, мне очень хотелось хоть ненадолго попробовать собачьей жизни. Впрочем, Неллюша зато явно хотела попробовать моей. Во время занятий я выставляла ее на кухню, а она упорно рвалась к нам. Хозяйка несколько раз с подозрением интересовалась, чем я ее приманиваю, а мой ответ: «Знаниями», — ее явно не удовлетворял. Завершил мою бесславную карьеру репетитора потрясающий эпизод — Неллюша стала ходить вокруг меня на задних лапах. Только не спрашивайте у меня, почему, лучше спросите об этом у нее. Хотите верьте, хотите нет, но после этого в сей богатый дом меня больше не приглашали.
Короче, на презентации нового офиса я вдоволь развила свою способность к перевоплощению — побывала не только Светой, но и самой Неллюшей. Слава богу, платье было на резиновой основе, так что я могла себе это позволить. Правда, мои соседи проявляли воспитанность ровно наполовину: они явно полагали, что их долг — заботиться о том, чтобы у женщины не пустовала рюмка, а тарелкой она займется сама, однако в их пользу должна заметить, что в отношении данной конкретной женщины они были совершенно правы.
Пила я неохотно. И не только потому, что не больно-то хотелось. К сожалению, меня не покидало желание поведать миру о гомоморфизме. Ведь обычно не заставишь себя думать о подобных вещах, а тут думается и думается! Правда, я нашла неплохой выход и в ответ на все более невнятное мычание Гены говорила: «Го… господи, господи», — но опасалась, что алкоголь затуманит мой непривычный к спиртному разум и в качестве реакции на очередную скабрезность я сообщу владельцу загадочной школы, чему равен гомоморфный образ группы. Разумеется, бедная Света тут же будет разоблачена! Поэтому я тайком подливала себе в рюмку минералку вместо водки.
Окружающие становились все пьянее.
— Я — лучший ученик их школы, — бил себя в грудь каланча-Артем. — Потому что я любого свалю. Бац — и на полу. Ноги-руки переломаю. В момент! Не веришь? Сейчас покажу!
— Верю, — поспешно соглашалась я. И я действительно верила. Пожалуй, подобному типу даже такой принципиальный преподаватель, как я, поставит отличные оценки. Разумеется, если Артем начнет ломать не с правой руки — левой я писать не умею.
— А жена ему: «Хочешь, да не можешь», — шептал мне в другое ухо Гена, пытаясь ногой нащупать под столом мою ногу. К счастью, бдительная Вика каждый раз успевала подсунуть ему свою.
Шел одиннадцатый час. «В одиннадцать уйду, — решила я. — Не было такого уговора — всю ночь сидеть. Я тут с семи — за это время можно совершить десяток преступлений, особенно при Светиной энергии. А мне завтра на работу». И тут я с ужасом вспомнила, что сегодня четверг! А завтра, следовательно, пятница! А по пятницам у меня занятия начинаются с восьми утра!
Если вы — «жаворонок», вам меня не понять. Впрочем, по западным тестам «жаворонком» являюсь и я, причем лживым. Хотя сама себя несомненно считаю «совой». То есть человеком, предназначенным природой для того, чтобы поздно ложиться и поздно вставать. И, сколько б мне ни говорили, что приучить свой организм можно к любому режиму, не поверю. Пробовала — не помогает! Ранним утром я еле таскаю ноги, а вечерами бодра и весела. Что касается западных тестов, то они в отношении меня вечно дают странные результаты. Там подсовывают хитрые вопросы на проверку правдивости испытуемого, и мои честные и откровенные ответы признаются недостоверными. Ну, не бывает у них на западе таких людей, как я, и все тут! В частности, из того факта, что я к утру сбрасываю с себя одеяло, а на завтрак предпочитаю мясо, сделали вывод, что я «жаворонок», из соображений карьеры притворяющийся «совой». Если б это было так! Кроме того, по тесту Гарвардского университета, предназначенного для поступающих на работу, все виды деятельности, за исключением спорта и военной службы, оказались у меня в крутом минусе, зато высоко котировались мои хозяйственные способности и покладистость. Сии выводы я бы вставила в рамку и показывала знакомым мужчинам, да мешает одно — в первых же строках сообщается, что недостоверность равна девяноста семи процентам. Что же касается наших российских тестов, то там мои результаты несколько более обнадеживают. За исключением того, что на вопрос «Стоит ли вам заниматься бизнесом?» я получила ответ «Не расстраивайтесь, зато вы порядочный человек», все остальное меня вполне устраивает.
Короче, притворяясь «совой», я ненавижу ранние вставания. А по пятницам у меня эта жуткая нулевая пара. В институте не хватает аудиторий, а я со студентами отдувайся! Они хоть прогуливают иногда, а мне что делать? До работы два часа езды, так что вставать надо в пять пятнадцать. И, глядя по вечерам на будильник и высчитывая, что он зазвонит через три часа, я прихожу в такой ужас, что долго не могу заснуть. А когда просыпаюсь, у меня все падает из рук. И, если это посуда, то бьется. Сплошной убыток! Впрочем, удивляться не приходится. Однажды, когда полшестого утра я почувствовала себя особенно мерзко, я померила температуру в надежде, что она повышенная и я просто-напросто больна. Максимальный результат, которого я сумела достигнуть — тридцать пять и три. Правда, в журнале «Наука и жизнь» я прочла, что, имей человек температуру на градус ниже, он бы жил на сто лет дольше, однако, поверьте, жил бы он при этом скверно. А мне в таком состоянии надо восемь часов подряд занятия вести! Две лекции и два семинара! Лекции — стоя на ногах и непрерывно болтая! Зато, конечно, именно это и не дает мне там заснуть. Стоя вроде бы спать можно, а вот разговаривая — вряд ли. Но ведь я же не политик, я привыкла читать наизусть, а для этого я должна лекции выучить, что всегда и проделываю накануне вечером. Выучить на четыре часа текста, состоящего почти исключительно из формул. Слава богу, он у меня с собой! Надо торопиться!
Видимо, соседи успевали иногда подливать мне водки в рюмку и я все-таки опьянела. По крайней мере, я как-то не учла, что время и место для математических изысканий не слишком подходящее. Смутно припоминаю, что меня тянули танцевать, а я гневно вырывалась и бежала в холл, где валялась моя сумка с вожделенными лекциями. Меня не пускали, подозревая, что я пытаюсь слинять. Однако мне удалось на минуту оставить преследователей позади, и я, прижимая к груди свое священное писание, плюхнулась в кресло и сунула нос в конспект. Не тут-то было! К конспекту потянулись жадные руки — всем требовалось узнать, что же именно вдруг так меня заинтересовало. А я и в пьяном виде твердо помнила, что инкогнито мое раскрывать нельзя, я — Света, и все тут! А Света не стала бы вместо танцев читать научные труды. Значит, надо отвлечь окружающих… рассказать им что-нибудь увлекательное… что же? И, лучезарно улыбаясь, я продекламировала: «Гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма».
Это громом поразило всех — в том числе и меня. Самое главное, теорема о гомоморфизме даже не входит в курс моих лекций. Ее просто нашептал мне бес. Нашептал и выдал бедную Свету. Теперь уже ничем не поможешь. Надо делать ноги!
И, воспользовавшись всеобщим замешательством, я беспрепятственно умчалась.
Дома я позвонила подруге и продиктовала автоответчику: «Кажется, я провалилась. Если завтра ты не появишься и ничего мне не расскажешь, я вернусь в этот дурацкий офис, спрошу у них адрес твоей работы и подкараулю тебя там. Тебе же хуже!»
В каком состоянии я явилась утром на занятия, словами не передать. Несомненно лишь, что я опровергла собственное утверждение о том, что невозможно спать и разговаривать одновременно. Иначе чем объяснить, что, на секунду сумев сосредоточиться, я с глубоким недоумением узрела на доске написанные моим почерком бессмертные строки:
«Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя», и услышала свой голос, эти строки произносящий. Успокаивало одно — похоже, моя аудитория спала еще крепче меня и реагировать на странное поведение преподавателя не имела сил. Нет, не одно! Говорят, что в подсознании даже у самых порядочных людей таятся всякие омерзительные штуки и, например, под наркозом большинство начинает матерно ругаться. Так вот, отныне за свое подсознанье я могу быть спокойна. Из его недр в крайнем случае вырвется Пушкин.
Света позвонила мне в первом часу ночи и голосом умирающего лебедя прошептала:
— Если хочешь, заедь завтра ко мне. Только с ночевкой. Я раньше девяти с работы не вырвусь. Так что приезжай в десять. Хоть это и бесполезно.
— Что бесполезно? — взяла быка за рога я.
— Все бесполезно, — с чувством высказала мне подруга и положила бы трубку, если б не мой гневный вопль:
— Эй! Я ж не помню твоего нового адреса! И вообще, в чем, собственно, дело?
Адрес я получила, однако этим мои достижения ограничились. Нет, придется ехать, иначе умру от любопытства!
Света выглядела ужасно — ничего общего с той очаровашкой, которая запархивала в мою скромную келью позавчера. Лицо осунулось, волосы развились, под глазами мешки. Мне даже совестно стало, что я навязалась человеку, пребывающему в подобном состоянии. А, с другой стороны, еще неизвестно, кто кому навязался! И я бодро начала:
— Так объясни мне, в чем дело? И вообще, нет таких проблем, которые нельзя
решить.
Света пожала плечами:
— А что тебе непонятно? Я же все тебе объяснила. Хоть это уже и неважно.
— Ничего себе — все! — возмутилась я. — Да я весь вечер из-за тебя промучилась! Ты даже не сказала мне, куда именно меня отправляешь.
— Да? — изумилась моя подруга. — А мне казалось, что сказала. На презентацию по случаю открытия нового офиса.
— Какого офиса?
— Нового, — покорно, как я самому тупому из учеников, повторила Света.
Я почувствовала, что ум мой слегка заходит за разум, однако не сдавалась:
— Хорошо. А чем занимаются в этом офисе? Только не говори мне, что менеджментом. Я хочу знать конкретнее. У них там якобы какая-то школа, но верится с трудом.
— Почему? У них действительно хорошая школа. Эдик даже вложил туда деньги.
— В школу?
— Ну да.
— И это… выгодно?
— Довольно-таки. Они ведь берут плату и с учеников, и с работодателей. А расходов считай никаких.
— И какие же предметы преподают в этой школе? — искренне заинтересовалась я. — Им математики случайно не нужны?
Света пожала плечами:
— Ну, что там нужно рэкетиру? Я особенно не задумывалась. Не математика, по крайней мере.
— Кому-кому?
— Ну, у них школа рэкетиров, — словно азбучную истину, пояснила мне подруга. — Какая же еще? — Однако, увидев выражение моего лица, быстро поправилась: — Охранников, то есть. Обычных охранников. Да ты не маленькая, сама все понимаешь!
Я лишь открывала и закрывала рот. Не знаю, возможно, охранники — в глубине души милейшие ребята, но у меня против них почему-то предубеждение. Я никогда раньше не имела с ними дела и надеялась, что не буду иметь и впредь. И, уж несомненно, они — последние из тех, кого я захотела бы водить за нос. Это я и высказала Свете, едва овладела собой.
— Они действительно милые ребята, — оживившись, согласилась она. — Высокие такие! Мне даже было жаль, что туда иду не я. Впрочем, ты им очень понравилась. Эдик говорит, все уши обо мне ему прожужжали. О тебе то есть.
Я с недоверием переспросила:
— Ты уверена? То есть ты уверена, что они не поняли, что я — это не ты? Мне казалось, я все напортила.
— Ничего подобного! Я ведь сразу тебя предупредила, что ничего сложного тут нет. Ну, Эдика слегка удивило, конечно, что тамошний директор потребовал сообщить ему объем моей груди. Но Эдику не жалко — он сообщил.
— А он знает? — опешила я.
— А как же? Моей, разумеется, а не твоей, — Света захихикала. — Я так и вижу, как этот главный рэкетир требует, чтобы ему подобрали секретутку с соответствующими данными. То-то будет разочарован!
— И нажалуется Эдику, а он все поймет.
— А я скажу, что у меня был лифчик такой специальный! — с торжеством выпалила моя умная подруга. — У меня все схвачено! И вообще, я быстро ориентируюсь в ситуации. Кстати, а что это был за анекдот? Ты мне можешь его рассказать?
Я потрясла головой:
— Света, ты меня совсем сбила с толку. Какой еще анекдот?
— Ну, который ты там рассказывала. О гомиках. Между прочим, могла бы меня предупредить. А то Эдик пристал ко мне, как банный лист — расскажи и расскажи.
— О… о гомиках? — с любопытством переспросила я.
— Да. Ты под конец рассказала такой прикол про гомиков, что весь офис лежал в лежку. Такого, мол, никогда не слышали. Вот их начальник и похвастался Эдику. Ну, я-то тоже не дура, я ответила, что в трезвом виде я такое повторить не могу. Он и заткнулся. Но ты на всякий случай должна меня срочно научить. Мало ли что! Да что с тобой?
Думаю, я делала именно то, что Света охарактеризовала метким выражением «лежать в лежку». Я лежала на диване и дрыгала ногами, а все попытки заговорить превращались в новые приступы хохота. Через минуту, сама не понимая, над чем, захохотала и моя подруга, а через пять я гордо поведала ей о гомоморфизме.
— Слушай, — наконец, взяла себя в руки я, — так зачем тебе это все-таки было надо?
Света моментально помрачнела.
— Понимаешь, я собиралась совершить преступление. И мне требовалось алиби.
— Собиралась — значит, не совершила? — обрадовалась я. — И слава богу!
— Никакая не слава! — отрезала она. — Из-за этого твоего бога я теперь попаду в тюрьму. Теперь тебе все понятно? Пойдем спать?
На какой-то миг у меня возникло желание воспользоваться методами столь привлекающих мою подругу рэкетиров и пригрозить ей стукнуть по голове утюгом, если она не прекратит своего издевательства. Но тут же я вспомнила, что мое оружие — интеллект и что даже из самого скрытного студента я на экзамене обычно умею выжать имеющиеся у него обрывки знаний.
— Расскажи все, пожалуйста, с самого начала. Итак, за что тебя могут посадить?
— За финансовые преступления.
— А почему вдруг именно тебя и именно сейчас? Финансовые преступления совершают многие.
В данном случае я знала, что говорю. Я недавно прослушала по радио передачу о ревизии предприятий мелкого и среднего бизнеса, и глава какой-то там комиссии честно признался, что законы нынче столь противоречивы, что выполнять их все почти невозможно. А выполнять их все и не разориться невозможно без «почти». И если в финансовых бумагах какого-нибудь заведения комиссия обнаруживала полный порядок, то она срочно приступала к серьезному расследованию, ибо это значило, что заведение существует за счет совсем уж противозаконных вещей типа проституции или наркотиков.
— Судя по всему, Эдик решил меня подставить, — неохотно выдавила Света. — А я оказалась совсем дурой.
— А с чего ты взяла, что он так решил? И вообще, наверняка он сам повязан не меньше тебя. Если посадят тебя, то его тоже. Зачем ему это надо?
— Понимаешь… в чем-то ты, конечно, права. Мы с ним бежим в одной упряжке, и я всегда была спокойна. Тем более ничего вопиющего я не делала. Все так, как у всех. Знаешь, обычные бухгалтерские лазейки… в общем, ерунда. А потом мне дали этот кредит. На квартиру то есть. Я радовалась, как девчонка. Сама понимаешь!
Я понимала. Жить вместе с бывшим мужем — небольшое удовольствие.
— Но ведь кредит ты получила законно? Эдик имел право тебе его дать?
— Да, но… знаешь, как это бывает… Сразу после этого он попросил меня кое-что подписать. Так получилось, что одну операцию надо было проворачивать срочно, пока у нас не перехватили заказ… а у нас как раз были проблемы с одним из счетов… В общем, я не хочу вдаваться в детали, но в этой бумаге ответственность беру на себя я. Не мы оба, а только я. Так получалось удобнее. И Эдик твердо обещал потом эту бумагу аннулировать. То есть задним числом переделать все, как надо. Я и согласилась. Тем более он только что дал мне кредит… неудобно как-то…
— Но в других документах вы подписывались оба? Значит, он все-таки не будет тебя выдавать?
— Так-то так, но… После этой чертовой бумаги и остальные будут восприниматься иначе. У бедного наивного начальника хитрый финансовый директор, для личной наживы заморочивший ему голову. К тому же есть другая проблема.
— Какая?
— Ты помнишь, что меня ограбили? И, кроме прочего, утащили бумаги. В частности, документы по кредиту. То есть подтверждения, что его дал мне Эдик, у меня теперь нет. Может, я его хапнула сама?
— Подожди! — остановила подругу я. — Все документы можно восстановить. Должны быть какие-то вторые экземпляры.
— Ты еще будешь мне объяснять! — раздраженно возразила мне Света. — Ну, есть. У Эдика.
— Так попроси его сделать для тебя копии. И проверь, уничтожил ли он ту странную бумагу. Может, ты зря паникуешь?
— Он говорит, что уничтожил. А документы по кредиту, мол, пусть лучше хранятся у него. А то вдруг меня снова ограбят.
Я задумалась. Может, у меня просто предубеждение против новых русских? Может, они вполне честные люди? По крайней мере, со своими… Правда, мне тут же вспомнилась моя бывшая студентка с экономического факультета — симпатичная хохотушка Таня. Когда я ее недавно встретила, она была зеленого цвета и вздрагивала от каждого шороха. Оказалось, ее взяли бухгалтером на фирму к маминым знакомым и вскоре повесили на нее все грехи. За время суда она похудела на шестнадцать килограмм. Слава богу, от тюрьмы Таня отвертелась, однако квартиру им с мамой пришлось обменять на меньшую. К тому же бедная девочка теперь стояла на учете в психдиспансере.
Схожих случаев я знала несколько. Кстати, все они в результате завершились одинаково — продажей жилплощади. Похоже, предприимчивые фирмы любят расширять помещение за счет собственных сотрудников. Однако у Светы, боюсь, ситуация более серьезная. Она-то ведь не мелкая сошка, значит, и навесить на нее можно немало. Тут квартирой не обойдется.
— А тебе-то самой как кажется? Доверяешь ты Эдику или нет? Я всегда считала, что он к тебе неравнодушен. И вообще, какой ему смысл тебя сажать? Как ни крути, а фирме от этого один вред.
— Ох, Катя, — вздохнула Света, — как я тебе завидую! Тебе-то хорошо! Работаешь себе и работаешь. Никаких проблем. Студенты кругом. Некоторые даже высокие.
— Зато мне денег не платят, — напомнила я. — Наш институт упорно пытаются перевести на самофинансирование, а доходов-то у нас нет.
— Зато и расходов мало. А у нас долг все растет и растет. Как снежный ком.
— Какой долг? — опешила я. — Да вашей рекламой обвешан весь город! Вы наверняка гребете деньги лопатой.
— Эдик гребет, — подтвердила моя подруга. — Коттедж вот недавно построил. А предприятие катится в пропасть. Каждый квартал как подбиваю баланс — выть хочется. Там десять тысяч баксов в минус, тут десять тысяч баксов в минус. В общем, кранты. Каждый раз думаю, что следующий квартал не протянем. Правда, пока живем, но конец не за горами. И тогда встанет вопрос, кто виноват. Разумеется, Эдик ничего против меня не имеет, но в случае чего не самому ж ему садиться? Вот он и готовит себе тылы.
Я вспомнила бессмертные «Рога и копыта» и посоветовала:
— А может, вам для этой цели кого-нибудь нанять?
— Ищи дурака! Тем более, нанимают за деньги, а меня посадят бесплатно. Впрочем, я и сама бы не поверила, что Эдик именно меня так подставит. Кого угодно, но не меня! Но я слышала своими ушами.
— Слышала — что?
— Понимаешь, месяц назад наезжают на меня смежники. Мол, я их подвела. А я что? Делала, как велел Эдик. А они не верят. Мол, он хороший, а я аферистка. Вращаюсь в кругу всяких там проходимцев и дурачу честных людей. Ну, я не выдержала и всыпала им по первое число. Что я закончила математический факультет университета и никакая не аферистка, а культурный человек. И вращаюсь в очень порядочном кругу. А моя лучшая подруга — преподаватель института, кандидат наук и доцент. Так что я порядочнее их с Эдиком, вместе взятых! — закончила Света так гордо и горячо, что я не могла не засмеяться. Аргументы меня сразили, однако логика никогда не была самой сильной Светиной стороной.
— Наверное, деловая женщина должна была среагировать иначе, — сочувственно заметила я.
— Почему? На них подействовало. На следующий день ко мне пришел их главный и сказал, что он бы на моем месте был с Эдиком поосторожнее. Что, похоже, на меня собираются повесить всех собак. А он, их главный, сам учился когда-то в твоем институте и верит, что преподаватель родного вуза не станет дружить с нечестным человеком. И ему будет жалко, если такую очаровательную женщину, как я, ни за что ни про что посадят в тюрьму.
— А второй раз зачем ты на меня кого-то натравила? — потребовала отчета я. — Ладно, первый раз по дурости, а второй зачем?
— Как зачем? — изумилась Света. — Раз подействовало на одних, естественно, я так же ответила и следующим. Но встревожилась. Понимаешь, два раза подряд Эдик сваливает на меня свои грехи. Значит, так или иначе он намерен от меня избавляться. К тому же предложил мне подработать на стороне. Тоже подозрительно, да? Я стала держать ушки на макушке и недавно… подслушала, в общем. А что оставалось?
— Ничего. И что он говорил?
— Оправдывался перед женой. Она с ним из-за меня скандалила. А он сказал, что она все не так понимает и что я нужна ему совсем не для того. Что в случае неприятностей он сможет доказать, что подтасовками на фирме занималась только я. И он даже сделает так, чтобы я добровольно от него уволилась — сбежала вроде бы. Это окончательно подтвердит мою вину.
— И поэтому он так открыто на тебя наговорил? — догадалась я. — Чтобы тебя спровоцировать, да? Рассчитывал, что ты на него обидишься? И поэтому послал работать к рэкетирам?
— Наверное. Меня как обухом по голове, честное слово!
— Еще бы! Слушай, а ограбил тебя не он?
— Не знаю, — опешила Света. — Мне и в голову не пришло.
Мы обе помолчали, потом я осторожно поинтересовалась:
— А где у него хранится твоя бумага, ты знаешь? Найти бы ее и взять, а?
— А чем я, по-твоему, позавчера занималась?
Я уставилась на подругу:
— Ты выкрала этот документ? А если у Эдика есть копия? В конце концов, ксерокс сейчас не проблема.
— Так и знала, что ты додумаешься до какой-нибудь гадости, — с неодобрением поведала мне Света. — Не понимаю, почему тебе так нравится предполагать самое худшее? Ну, зачем ему еще и копия? В любом случае, эта бумага фирме не на пользу и без нужды ее показывать нельзя. Только если уж нас окончательно прикроют, причем по суду. Так что тиражировать эту гадость для него тоже опасно. Я думала, наверняка хранит дома в сейфе этот единственный экземпляр. А с ним мои документы по кредиту. Вот все разом и стащу.
— Ты — медвежатник? — с почтением осведомилась я.
— Вот еще! — фыркнула моя подруга. — По-твоему, если я за месяц прибавила четыреста грамм, так уже и медвежатник. Все равно я худее тебя.
— Да нет! Медвежатник — это тот, кто умеет открывать сейфы. Ты умеешь?
— Если знаю код, — серьезно объяснила Света.
— А ты знаешь?
— Нет, но я знаю Эдика. У него дырявая голова. Запомнить шестизначное число он не в силах. А если запишет, так забудет, где. Поэтому у нас на работе он всегда использует вместо шифра даты. Свой день рожденья или мой день рожденья. Или еще что-нибудь. Я была уверена, что и дома у него так же. Что я догадаюсь.
— А в квартиру как попасть? — Мне казалось, что я обсуждаю не реальное происшествие, а очередной детективный роман.
— Я все продумала, — оживилась Света. — У Эдика режим такой. На работу он заявляется часам к пяти вечера и раньше десяти не уходит. Так что до одиннадцати его дома нет. Но проблема в том, что раньше него и нам с работы не уйти, понимаешь! Приходится из-за него тоже торчать. А тут — как судьба помогла. Жена его в шоп-туре, а меня он на презентацию послал. Надеялся, мне там понравится и я уволюсь. Тебя я отправила за алиби. Комар носа не подточит! Эдик свято верит, что это была я.
— Пока кто-нибудь из этих рэкетиров не увидит тебя настоящую, — вставила я.
— Прекрати! — с отвращением прервала меня подруга. — Зачем им на меня смотреть? Я к ним за версту не подойду. Найдут себе другого консультанта, это не проблема. Ключи от квартиры я у Эдика стащила. Он, как жены нет, каждый вечер напивается на работе вдрызг, я и вытащила из кармана.
— Ага, — снова не удержалась я, — и Эдик догадается, что вытащила именно ты. Что он сделает, если узнает, что ты его ограбила?
— Не знаю, — мрачно ответила Света. — Может, прикончит. А может, и нет. Ты не интересовалась, почем нынче килер? Дорого Эдик не заплатит — скупой очень. — Она помолчала и, не дождавшись моей реакции, добавила: — Впрочем, откуда ему догадаться? Он решил, ключи просто вывалились, пока он по полу валялся, и взял из сейфа на работе запасные. А вчера я подсунула связку в карман другой куртки. Он даже не удивился. С ним такое часто бывает.
Я с восторгом посмотрела на подругу. Действительно, у нее было схвачено все! Я представила себе, как она в черной маске крадется к заколдованным дверям, отпирает их, в каждый момент ожидая появления непрошенных свидетелей, потом вскрывает отмычкой сейф… Впрочем, нет, она же не медвежатник!
— Так тебе удалось отгадать код сейфа?
— Да, — без восторга кивнула Света. — Хотя намучилась я — жуть. Все даты перебрала. Думала, так и уйду ни с чем. А потом озарение нашло! Я всегда подозревала, что его жена куда старше, чем притворяется. Мы в этом году справляли ей тридцатник. Ха! Если верить шифру сейфа, ей все тридцать пять. А еще бантик нацепила! Тоже мне, девочка нашлась!
— Ну, — в нетерпении поторопила я, — и что в сейфе?
— Ничего. Вернее, много чего, но не обо мне. Я и не стала брать. Вот такая история. И что делать, не знаю.
— Так, может, и нет никаких документов?
— Ну, по кредиту-то бумаги точно где-то есть. Если он их не уничтожил, конечно. Но непохоже. Он как белка — все хранит.
— Значит — в сейфе на работе, — сделала вывод я. — Оттуда тебе стащить даже легче, да?
— А ты была у меня на работе? — вопросом на вопрос ответила Света.
— Сама знаешь, что нет. У вас там охранники.
— Вот именно. Даже по моей просьбе тебя отказались пустить. Идиоты какие-то! Так не могу же я у них на глазах сидеть и подбирать шифр к Эдикову сейфу. Даже они что-то заподозрят.
— А ночью? Ночью тоже охрана?
— Ночью всего двое. Один на входе, а другой внутри. Правда, войти незаметно я могу. У меня есть ключ от второй двери. А внутри пост как раз у кабинета Эдика, так что кранты.
— И охранник всегда на посту? — не поверила я.
Глаза у Светы неожиданно засияли:
— Слушай, а не всегда! Особенно если это Вадик! Вадик — халтурщик, каких мало. Наверняка дрыхнет полночи на диване. Только нам надо идти вдвоем. Ты сторожишь, а я граблю. А то вдруг кто-то из них заявится? Получится неудобно. Но ты здорово придумала, честное слово! Давай не будем откладывать, а?
Придя в себя от шока, я холодно высказала все, что думаю о попытке втянуть меня в очередную авантюру. Потом добавила, что только совершеннейшая дура, один раз попавшись на Светину удочку, согласится на такое вторично. И что за страдания позавчерашнего вечера Света обязана выплачивать мне пенсию до конца моих дней. Каковой, впрочем, не за горами, если я послушаюсь ее еще хоть когда-нибудь. И что…
Короче, на следующую ночь мы дружно крались к Эдикову офису, и мне чудилось, что весь город дрожит от гула наших шагов. Назад пути не было — мы приехали на последнем электропоезде метро, и до пяти утра в любом случае деться было некуда.
— Если нас поймают, — в последний раз инструктировала Света, — стой смирно и поднимай руки вверх. Охранники меня знают, и я им что-нибудь наплету. Что мне срочно понадобились какие-то бумаги, вот я и пришла.
— И это будет правдой, — согласилась я. — А если меня поймают, пока тебя не будет? Я ведь буду сторожить, а ты отправишься на промысел.
— Главное — не убегай. А то они парни не очень интеллектуально развитые, у них сплошные рефлексы. Натренированы на движущуюся цель.
Мне стало не по себе. Раньше из рассказов моей подруги образы охранников вырисовывались несколько иначе. Два безобидных лентяя, мирно дрыхнущих на диване. Такие если и увидят движущуюся цель, так только зевнут ей вслед. Новые сведения не преисполнили меня восторгом.
— Ладно, убегать я не стану. А что же мне делать?
— Объясни, что ты здесь вместе со мной. И позови меня. Погромче, чтобы я быстренько замела следы и пришла к тебе.
— И зачем, интересно, я б могла тебе ночью в офисе понадобиться? Ты не считаешь, что это их удивит?
Света вздохнула:
— Вечно ты выдумываешь какие-то проблемы! Ну, мало ли, зачем. Чтобы не скучно было. Зачем еще женщине подруги?
С подобным суждением я вынуждена была согласиться. Действительно, скучать мне сейчас, к сожалению, не приходилось, и, кроме подруги, мне некого было за это благодарить.
Начинались белые ночи, и в их призрачном свете мы прошмыгнули через арку и вынырнули у черного хода, в заставленном помойками дворе. Света пошебуршила ключами, открыла дверь и быстро щелкнула какими-то рычажками внутри помещения — скорее всего, отключила сигнализацию. Спросить я не решалась, опасаясь, что у малоразвитых парней реакция не только на бег, но и на голос. Подруга молча втянула меня в офис и тихо двинулась вперед. Я — за ней. Мы заранее договорились, что она поставит меня на стратегически выгодный пост при пересечении двух коридоров — один ведет к главному входу, а второй к кабинету шефа. Дома эта идея казалась мне исключительно удачной. Действительно, предположим, ленивый Вадик неожиданно решит-таки проснуться и навестить доверенный его заботам кабинет — ему не останется ничего другого, кроме как пройти мимо меня. Если же что-нибудь насторожит охранника, чье место у главного входа, и он направится все в тот же кабинет, я тем более успею его заметить и заблаговременно предупредить Свету. В общем, все дороги ведут в Рим.
Однако при соприкосновении с реальностью достоинства плана внезапно стали выглядеть недостатками. Подруга моя, значит, благополучно смоется, а я останусь одна на таком замечательном перекрестке, который не минует ни один из типов с рефлексами. Разумеется, убегать я не собираюсь, но кто знает, что примерещится им в темноте… может, лучше на всякий случай замаскироваться? Как же я раньше об этом не подумала! А теперь уже поздно. Где спрячешься в голом коридоре? Я прислонилась к стенке и горестно проводила взглядом исчезающую Свету.
Не знаю, чем объяснить, но, стоило ей уйти, и со всех сторон возникли странные шорохи. По логике вещей, должно было случиться наоборот — ведь с ее исчезновением исчез и последний источник шума. Однако факты — упрямая вещь и с логикой считаться не желают. На меня нахлынуло море таинственных и пугающих звуков.
Первое, что я сделала — это на всякий случай подняла руки, любезно улыбнулась и набрала в грудь побольше воздуха, дабы успеть выпалить заготовленную речь раньше, чем меня пристрелят. «Я — подруга Светы Барской. Она пришла сюда по делу, а меня взяла с собой, чтобы не скучать». Честное слово, человека, сообщившего подобное на полном серьезе, грех убивать! Его надо срочно сдавать в паноптикум. За большие деньги.
Но минуты протекали за минутами, а повода блеснуть замечательной речью мне не предоставлялось. Так что воздух я выпустила обратно. Поразмыслив, убрала также и любезную улыбку — все равно здесь недостаточно светло, так стоит ли стараться. Шорохи не прекращались. Судя по всему, их издавали не охранники — охранники бы не ограничились шуршанием, правда? Так кто это? Мыши?
Я пошарила по полу ногой. Мышей я боюсь умеренно. Точнее, визуально не боюсь их вовсе. Симпатичные животные! Когда я была маленькой, я однажды обнаружила мышонка у нас в ванне. Я тут же решила поймать его и приручить. Поэтому я нашла большую банку и попыталась засунуть туда зверюшку рукой. А она, несчастная, испугалась и по одежде залезла мне на воротник. И все бы хорошо, да я не выношу щекотки. Вот с тех пор я и предпочитаю не иметь с мышами физических контактов. А того мышонка под давлением мамы пришлось выпустить. Я уговаривала маму хотя бы выпустить его в нашей парадной, чтобы он не замерз, но мама твердо запретила. Поэтому пришлось выпустить его в соседней парадной — о ней мама мне сказать не догадалась.
Кого я действительно боюсь, так это змей. Но откуда здесь змеи, правда? У нас ведь не Бразилия. Это в Бразилии, если верить журналу «Наука и жизнь», во многих магазинах вместо охраны держат пресмыкающихся… и они, наверное, точно так же шуршат… Я почувствовала себя неуютно и инстинктивно поджала левую ногу, оставшись, как аист, на одной. Однако почему левая нога должна быть в привилегированном положении? Правой и так больше достается, еще не хватало, чтобы за нее цапнула змея! И я встала на левую. Вокруг ползали змеи, шаркая хвостами по покрытому ковровыми дорожками полу. Шершавый ковер вызывал их недовольство, и они бодали меня холодными твердыми носами… бодали и бодали… бух!
Я в ужасе тряхнула головой. Сердце мое колотилось, как бешеное. Теперь, наверное, охранники даже если и спали, то проснулись от шума. Проснулись, зарядили оружие и мчатся ко мне. А я стою тут на голом перекрестке. Господи, что ж это так грохотало? Да еще и змеи!
Я протерла глаза. Змей не было. Ковровой дорожки, впрочем, тоже — обычный линолеум. Я что, заснула, стоя? Да еще на одной ноге? Немудрено, что я чуть не упала и громко бухнулась о стенку. Ну, что ж эти гады не идут? Все равно спрятаться некуда, так уж пускай все кончится быстрее! Одна радость — не надо предупреждать ни о чем Свету. Если она не глухая, то сама должна заподозрить неладное.
Я стояла и стояла, а шагов не раздавалось. Никто ко мне не спешил. Не друзья, не враги. Я стояла на перекрестке, как одинокая сирота. Глаза слипались. Но спать на посту нельзя — в этом я убедилась на собственном опыте. И опять эти шорохи! И что-то светится в темноте… фонарик… нет, оно не электрическое… привидение, что ли?
Сон как рукой сняло, и я мигом взбодрилась. Нет, я вполне трезвомыслящий человек и знаю, что ничего такого не существует. Особенно твердо я знаю это днем. А по ночам как-то надеешься — вдруг оно все-таки есть? Не зря же многие в это верят. Вот было бы интересно! Мне безразлично — сказочные привидения или псевдонаучные существа из параллельных миров. Или философские монады. В крайнем случае, согласна даже на пришельцев из космоса, хотя они привлекают меня существенно меньше. В общем, пусть придет хоть кто-нибудь и меня развлечет!
Кто-нибудь не шел, и я почувствовала, что у меня устали ноги. Ноги мне следует беречь — они вместе с языком меня худо-бедно, но кормят. Поэтому я села. Прямо на пол. И посмотрела на часы. Потом посмотрела снова. Полчетвертого. Господи, да что ж там Света делает столько времени! Скоро утро!
Меня затрясло. А может, ее застрелили, а я ничего не знаю? Малоразвитый Вадик с рефлексами застрелил и снова улегся спать. А она истекает кровью, и некому вызвать скорую помощь… Да нет, я бы слышала выстрел… Но вдруг я от него и проснулась?
Я поняла, что чем дольше я буду тут сидеть, тем больше ерунды полезет мне в голову. Тут никаких нервов не хватит! И я решила уйти с поста. Дезертировать, научно говоря. Впрочем, дезертировать не куда-нибудь, а на поле боя. К Свете.
Я крадучись двинулась вперед, и, полагаю, у меня это получилось гораздо изящнее, чем у большинства людей. Дело в том, что я увлекаюсь балетом. К сожалению, это не означает, что я танцую, а лишь то, что я не могу существовать в этом мире, пару раз в неделю не отвлекаясь от его несовершенств в Мариинском театре. Так вот, в «Баядерке» индусский танец начинается с того, что на сцену по одному крадется полуголый мужской кордебалет. Это зрелище всегда меня очаровывало, и мне нередко хотелось попытаться проделать нечто сходное самой. Следовательно, образец у меня перед глазами был неплохой. Правда, индусы, крадучись, громко бьют в бубны, но в своей ситуации я сочла это излишним. Да и бубна рядом не наблюдалось.
Видение неясного силуэта, притулившегося в углу, заставило меня разогнуться и перестать пружинить на носочках. Я замерла. Кто это? Охранник? Труп? Матрас? Я отшатнулась, и тут же снова всплыли балетные ассоциации. Однажды на концерте хореографического училища индусский танец стоял непосредственно после одного классического па-де-де. Бедные мальчики по ошибке приняли небольшую паузу за конец предыдущего номера и, недолго думая, покрались на сцену. Можете представить себе их ужас, когда они обнаружили там крутящуюся девочку в сияющих туниках. На их лицах так и читалось: «Как же нам быть? Уползти задом? Или просто сделать вид, что нас здесь нет?» И, не в силах решить эту проблему, они уныло и размеренно били в бубны.
Нечто подобное почувствовала сейчас я. Утешало лишь то, что объект явно меня не замечал. А я его замечала! Кроме того, он вкусно пах. Ванилью. Это настраивало в его пользу. Немного подумав, я вспомнила, что, перенюхав в Светиной квартире всю туалетную воду, я остановилась на изделии фирмы «Ив Орше» именно с таким чарующим запахом. Наверное, добросердечная подруга решила мне угодить. Хотя лучше бы она не душилась, идя на дело — еще унюхает кто-нибудь!
Я подошла к Свете и тронула ее за плечо рукой. Она завопила так, будто ее как минимум укусил крокодил, и подпрыгнула вверх. Из положения сидя. Никогда не думала, что это возможно.
— Тише! — прошипела я. — Еще придет кто-нибудь.
— Не придет, — ответила она с удивившим меня отчаяньем. Если охранников тут нет, меня лично это бы только порадовало.
— Куда ты пропала? — строго осведомилась я.
— Здесь сижу, — честно призналась Света.
Спорить с этим не приходилось, но удовлетворения ее слова мне почему-то не принесли. Не хотелось среди ночи задействовать профессиональные навыки, однако другого выхода не было. Я должна собраться и так четко формулировать вопросы, чтобы даже двоечник не мог ошибиться.
— Украла?
— Нет.
— Почему?
— Там занято.
Постаравшись выкинуть из головы тут же закравшиеся в нее мысли о туалете, я повторила:
— Занято? Кем?
— Посмотри сама, — простонала моя подруга, и глаза ее наполнились слезами. — Я надеялась, они скоро кончат. А теперь боюсь, это у них до утра. Все жду-жду, а они…
— Ты что — посмотри?! Они меня заметят.
— Не заметят…
Я взглянула на Свету с подозрением. Может, там мыши, и она их боится? И зря проторчала под дверью столько времени? Ну, если она из-за каких-то мышей полночи мотала мне нервы…
Я осторожно сунула голову в комнату. Светало. Какие-то силуэты копошились прямо на полу. Крупные. И в большом количестве. Человеческие, наверное. Но, похоже, им и впрямь было не до меня — они были слишком увлечены. И довольно скоро я поняла, чем именно, поэтому предпочла отвернуться.
— Надеюсь, там с ними есть женщина? — полюбопытствовала я.
— Да. Там Юлечка. А с ней оба охранника. И откуда у них только силы берутся!
— Скоро будет совсем светло. Ты как считаешь, есть смысл дальше ждать?
— Нет. В крайнем случае, они тут же и заснут. Все равно сейф мне теперь не вскрыть.
Я кивнула, и в тот же миг раздался душераздирающий Светин вопль. Вопль, полный такого ужаса, что я бы тут же завопила и сама, если б не потеряла голос, как со мной нередко бывает от шока. И причина для шока имелась! Что-то невидимое, однако, несомненно, смертоносное, схватило меня за шею. Похоже, оно сперва принялось за мою подругу, и вот, быстро с ней расправившись, приступило ко мне. Однако неведомое нечто не знало, как высоко я ценю свою жизнь. Чтобы я позволила жалкому монстру лишить меня возможности вновь и вновь смотреть балет Мариинского театра — ведь не покажут же мне его в загробном мире? Чтобы я осталась без долгожданной летней поездки на море! Чтобы моя любимая мама безвременно стала сиротой — или как там это называется? Чтобы мои студенты не получили к сессии зачета! Чтобы… и я, выйдя из оцепененья, оторвала чудовище от своей шеи. Оно тоже не сплоховало и молниеносно порезало мне руку, вызвав неприятные ассоциации со знаменитым «Кошмаром на улице Вязов» — там ведь у убийцы на каждом пальце по ножу. Замолчавшая было Света снова принялась вопить, и я с изумлением увидела, как по ней движутся сверкающие огни. Движутся и издают звуки, больше всего напоминающие вой противоугонного устройства автомобиля. Эти звуки мигом перенесли меня в мирную домашнюю обстановку, и я успокоилась. Более того, безумно захотела спать. И неудивительно — ведь я слышу их каждую ночь из-под своего окна и приучилась воспринимать как современную колыбельную песенку.
Из кабинета шефа раздались встревоженные голоса.
— Молчи! Бежим! — цыкнула я Свете, и мы быстро помчались по коридору, а через минуту уже были во дворе. Несолоно хлебавши.
На улице я коршуном накинулась на Свету.
— И что это было?
— Ты о чем? — невинно поинтересовалась она.
— О животном. Вообще-то, могла бы и предупредить. Кто у вас там живет? Росомаха?
— Кошка, — вздохнула моя подруга.
Этого моя душа не вынесла.
— Кошка? И из-за обычной кошки ты чуть не довела меня до инфаркта? Зачем в таком случае было так вопить?
— Ну, покричала чуть-чуть, — обиделась Света. — Любой бы закричал, если бы в подобной ситуации на него кто-то прыгнул. Да еще и поцарапал. А кошка у нас от мышей. Я сама ее принесла. С помойки. А то мышей прорва.
— И помогло? — машинально осведомилась я.
— Ха! Ты ее не видела, что ли? Да она и за куском вырезки никуда не побежит, тем более за мышью. В мыши и есть-то нечего — одни кости. Я бы и сама на ее месте мышь есть не стала. А Василису у нас закормили. Еле в дверь проходит.
— Василису?
— Я считала, кот, назвала Васькой. А это Василиса. Иногда смотрю я на нее и думаю: «Вот ведь повезло тебе, Василиса! Миллион красивых и умных кошек всю жизнь мучатся на помойке, а ты благодаря мне катаешься, как сыр в масле. И даже спасибо от тебя не дождешься!» И ведь страшна, как смертный грех, правда?
— Не знаю, — холодно ответила я. — Между прочим, я не имела счастья ее увидеть — было темно. По твоим воплям надеялась как минимум на росомаху.
Интересно, нас успели заметить? Услышать-то, разумеется, услышали…
— Нет, конечно, — с присущим ей оптимизмом махнула рукой Света. — Они наверняка решили, что это Василиса с мышами воюет. Мужики раньше ставили мышеловки, но я запретила. Я часто прихожу на работу первая и не могу зайти в комнату, если вижу окровавленную мышь. У нас такие мышеловки, которые — бац! — и прихлопывают.
Я решила, что вопрос кошек и мышей сейчас не слишком актуален, и перевела разговор на другое.
— Я тебя предупреждала по поводу Юлечки или нет? Вот ты и получила! Если б не она, все прошло бы прекрасно. Ты забрала бы свои бумаги и спала спокойно. И еще от нее получишь, можешь не сомневаться! Она еще себя покажет!
Признаюсь, Юлечку я невзлюбила с первого взгляда. Света подобрала ее на шейпинге, где занималась коррекцией своей и без того очаровательной фигуры.
— Представляешь, — радостно поделилась она, — у нас там есть одна девочка — ну, такая некрасивая! Ни груди, ни талии. Она говорит, что мечтает стать похожей на меня. Но не надеется. Такая несчастная! Я ей подарила свои лосины. Те, зеленые. Пусть порадуется, правда?
Вскоре несчастная Юлечка дневала и ночевала у Светы. В тот период я с этим ангелочком и познакомилась, причем восторга подруги отнюдь не разделила. Юлечка показалось мне особой, умеющей не упустить своего — а часто и чужого. Разумеется, она доверительно сообщила мне, что до встречи со мною думала, что женщина не может быть и красивой, и умной одновременно, однако теперь переменила свое мнение и не устанет благодарить судьбу за эту удивительную встречу. Но я, жестокая, вовсе не собиралась дарить робкой девочке за сей панегирик лосины. Тем более, что их не имела. Наоборот — я предупредила Свету, что общепринятое мнение о том, будто женщина любит ушами, а мужчина глазами, не вполне истинно. В частности, Светин муж — в то время еще актуальный — явно купается в комплиментах, которых раньше в таком количестве ему не перепадало никогда. Моя подруга обиженно заявила, что ее муж не слепой и Юлечкой не прельстится ни при каких обстоятельствах. И что бедненькой девочке не нравится жить с родителями, которые мешают ее личной жизни, поэтому пусть поживет месяцок в гостях.
Спорить было бесполезно. Света разделяла распространенное заблуждение, что страшненькие и необразованные простодушны и благодарны каждому, кто обратит на них внимание. Поэтому их надо опекать — ведь умные и красивые пробьются сами. В результате, например, в скором времени Юлечку поставили вести шейпинг в одной из групп — по словам руководительницы, несчастное дитя не имеет никаких способностей, а ведь на хлеб ей зарабатывать надо! А претендующая на ту же должность Вера весьма спортивно одарена и с легкостью найдет другое место. Список Юлечкиных побед легко продолжить. Кроме меня, не попалась на ее удочку одна Настя, наотрез отказавшаяся бесплатно заниматься с нею английским — несмотря на Светины уверения, что ведь заброшенный эгоистичными родителями ребенок совсем ничего не знает, так надо же его хоть чему-нибудь научить! Настя заявила, что такие, как Юля, все, что им требуется, знают с рожденья. И была совершенно права.
Разумеется, через некоторое время скромная мышка вытеснила Свету из семейной постели, что моя подруга и обнаружила, вернувшись не вовремя домой. Однако Юлечка и тут была оправдана. Она так трогательно описала жестокую борьбу с охватившим ее непреодолимым чувством, твердое решение ни за что, ни за что не причинять боли самому дорогому ей существу — Свете, потом случайное прикосновение руки желанного мужчины… порыв физической страсти, затмевающей разум… ужас от совершенного… понимание того, что со стороны Сережи это была не более, чем жалость… Короче, мое сообщение, что нет худа без добра и Юлечка по крайней мере будет выдворена из квартиры, Света встретила с недоумением.
— Ей и так тяжело, — объяснила она, — так неужели я могу ее выгнать? А то, что она влюбилась в Сережку, вполне естественно. Я тоже в него когда-то влюбилась. Главное, что он любит не ее, а меня. Я вот думаю о другом — не взять ли мне ее к себе на работу? Секретаршей. Работа легкая, платят порядочно, и как раз место освободилось. Не вечно же ей, бедной, за гроши вкалывать. Ты как считаешь?
Я поведала подруге о горбатом, которого исправит лишь могила, и вскоре Юлечка была пристроена. Я надеялась, что на этом она успокоится, получив от Светы все, что могла, однако я ошибалась. Несчастной девочке явно не нравилось тесниться втроем под одной крышей, и она нашла простой выход. В результате, вернувшись как-то с работы домой, Света услышала от своего мужа слова, которые даже ее привычное к речи новых русских ухо выдержало с трудом — и слова эти относились к ней и к ее поведению. Оказалось, что Юлечка живописала Сергею некоторые факты Светиной биографии — и те, которые моя подруга по дурости поведала ей сама, и подхваченные в офисе, — разукрасив их в меру собственной фантазии. Не скрою, скромность — не главное из Светиных достоинств, однако то, в чем обвинил ее муж, неизмеримо превосходило даже самые смелые ее демарши. Поэтому, оскорбленная, она излишне эмоционально высказалась ему в ответ, и, на радость Юлечке, они разругались вдрызг. Развестись, правда, не развелись — подозреваю, что хитрый Сережа, понимая, с кем имеет дело, предпочитал числиться женатым — но расстались. Именно поэтому у Светы и возникла такая нужда в отдельной квартире. И вот теперь из-за все той же… уж не знаю, как ее назвать… мы остались ни с чем! Вот ведь вредная особа!
— Почему она не могла выбрать для своих сексуальных упражнений другое место? — кипела я. — У вас в офисе что, других мест нет?
— Сколько угодно, — грустно кивнула Света. — И она о них знает, это точно.
— А почему ночью? — не прекращала гневаться я. — Дня ей мало?
— Днем мы работаем, — назидательно пояснила мне подруга. — И потом, днем там сидит Борька. А при нем она не может.
— Стесняется, что ли? — не поверила я.
— Нет, но она считается его телкой. А он все-таки замдиректора — величина. Он обидится, если увидит ее с охранниками. А ей, бедной, явно мужика не хватает. С Сережкой они расстались.
Я оживилась:
— Наконец-то приятная новость. Хоть кто-то ее раскусил!
— Да, Сережка сказал, что они не сошлись характерами. Поэтому она вернулась к родителям. А они очень строгих правил. Не позволяют ей домой мужчин водить.
Я пожала плечами. Да уж, результат строгого воспитания был налицо!
— А от Борьки ей проку мало, — сочувственно продолжила Света. — Вот и вынуждена, бедная, изворачиваться. Я, честно говоря, и не знала.
— И чем же ее не устраивает ваш Борька? Ей что, необходим целый легион?
— Два — еще не легион, — подумав, возразила мне подруга, — и три тоже. А Борька последнее время… ну, не очень, чтобы очень. Понимаешь? И почему, абсолютно непонятно.
— Из-за кормов, — машинально ответила я. Дело в том, что брат моей подруги Маши — ихтиолог, специалист по выращиванию осетров, и последнее время его крайне волновала проблема их размножения. Почти во всех питомниках самцы прекрасно прибавляли в весе, а оплодотворять икру отказывались. И лишь после долгих раздумий он понял, в чем причина. Сейчас появилось множество импортных кормов, от употребления которых рыба жиреет, но теряет потенцию. А наших кормов требуется больше, зато все они идут не в жир, а в… в общем, впрок. Это я и поведала Свете.
— Надо же, — изумилась она. — А ведь действительно мысль! Знаешь, Эдик тоже… ну, не очень, чтобы очень. И тоже ест все импортное из супермаркета. Как Борька. Лицо такое стало — поперек себя шире, а потенции нет. Слушай, а правительству нашему, наверное, бесплатно что-нибудь такое выдают. Как ты считаешь?
— Не знаю. С чего ты взяла?
— А ты не замечала? Вот был симпатичный мужик, попал в правительство, в
Думу или еще в какое-нибудь такое место — а через месяц лицо в телевизор не лезет. Не помещается, честное слово! Я давно удивлялась — специально их, что ли, откармливают? Импортными кормами.
— Потенцию понижают, — мрачно предположила я. — Чтобы не слишком быстро размножались. Только я телевизор не смотрю, поэтому их не вижу.
На сей светлой ноте мы и расстались.
Следующий раз Света возникла через неделю, позвонив по телефону.
— Ты ведь любишь театр? — подозрительно сладко спросила она.
— Люблю, — не стала скрывать я. — Особенно Мариинский. А что?
— А Большой Драматический? Имени Товстоногова? — голосом ярмарочного зазывалы настаивала моя подруга. — Он тебе нравится?
— Меньше, чем при жизни Товстоногова. А что?
— Там «Макбета» поставили. Все туда ходят.
Я удивилась. О постановке я, разумеется, знала, однако Светин интерес к искусству был для меня в диковинку. «Все туда ходят». Неужели новых русских отправляют по разнарядке в театр?
— Хочешь сходить на «Макбета»? Бесплатно, — наконец-то перешла к конкретике Света.
— Не отказалась бы.
— Вот и замечательно! Я так и знала, что ты не будешь возражать. Я сразу за тебя согласилась. Так что завтра нам надо встретиться, я передам тебе платье.
Страшное подозренье закралось в мою душу.
— Платье? Зачем мне твое платье? Я всегда хожу в театр в обычном костюме. С пиджаком. Если жарко, его можно снять, а если холодно, надеть. Очень удобно.
— Но я не хожу в таких костюмах, — как нежная мать неразумному ребенку, пояснила мне подруга. — Они сразу что-нибудь заподозрят. Зачем нам это надо?
— Опять на дело собралась? — окончательно поняла я. — На меня не рассчитывай. Хватит!
— Да какое там дело! Я по глазам Юлечки вижу, что она каждую ночь проводит в офисе. Так что дело стоит. Но, понимаешь, тут так получилось… позвонил Гена, тот твой знакомый… ну, глава охранников. И сказал Эдику, что они купили себе на два вечера в неделю ложу в БДТ. Оплатили на год вперед. Здорово, правда? И завтра первый раз туда пойдут. Их пять человек. А мест шесть. И очень хотят, чтобы шестой была я. То есть ты. Очень я им понравилась. Эдик захихикал и передал мне трубку. Я поблагодарила и согласилась.
— Лучше бы ты поблагодарила и отказалась, — отрезала я.
— Да? — изумилась Света. — Но я ведь знала, что ты любишь театр. Я не думала, что ты против. А отказаться я при Эдике не могла. Что тебе, трудно, что ли? Я бы сама с удовольствием пошла, но это ведь невозможно. Парик все еще у тебя, да? Наденешь и пойдешь. Проблема только в платье.
— Платье тоже все еще у меня, так что проблема не в нем.
— Да ты что? — заикаясь от ужаса, выдавила моя подруга. — Не вздумай! Прийти второй раз в ту же компанию в том же платье! Да они тебя тут же раскусят! Ни за что!
«Семь бед — один ответ», — обреченно подумала я. Все-таки театр — место более для меня привычное и приятное, чем офис. В случае чего, скажу, что мы со Светой устроили милый розыгрыш. Даже рэкетиры вряд ли прикончат кого-нибудь за милый розыгрыш, правда? Особенно в людном месте. Поэтому на следующий вечер, облачившись в черный хитончик, я торчала в холле БДТ. Компания явилась до боли знакомая — начальник Гена, его заместитель в галунах (пиджак он сменил, однако блеску не убавил), менеджер Андрей с женой Викой и лучший ученик Артем. Помахав перед билетершей какой-то бумажкой, мы прошли в фойе. Там почтительная дама выдала нам ключ от ложи бенуара, которую мы радостно заполонили.
Откровенно говоря, настроение у меня было приподнятое. Уже много лет не сидела я на таких хороших местах. Моих финансов с трудом хватает на галерку. А тут — и низко, и близко, и мягко. Перед ложей небольшой холльчик с диваном и зеркалом — все в нашем личном и безраздельном пользовании. Лепота! Нам с Викой принесли шампанского, а мужчины с треском открывали банки пива. Правда, пить в ложе я считаю некультурным, но ведь я — это теперь не я! Омрачало настроение одно — запах рыбьего жира. Сколько я ни вертелась, он не прекращал меня преследовать. Лишь через десять минут я с горечью поняла, что пахнет от Артема, бодро пристроившегося рядом со мной. Точнее — от его кожаной куртки, с которой он почему-то не расстался даже в ложе. Не скрою, однажды я слышала по радио совет мазать для сохранности кожаные изделия рыбьим жиром, но не подозревала, что есть на свете мазохисты, готовые этому совету последовать. Три акта в таком соседстве мне не выдержать.
— Тебе не жарко? — дипломатично осведомилась я.
— Нет.
— Снял бы куртку. Во время спектакля будет душно.
— Нет.
— Целый день носить кожаное вредно. Тело не дышит.
— Нет, — мрачно и твердо отвечал на мои инсинуации Артем. Заткнулась я, лишь обнаружив, что все в ложе молчат и с интересом прислушиваются. Только тут я поняла, что мои попытки сорвать с соседа одежду выглядят довольно странно. Поэтому я сунула себе под нос надушенный платочек и перевела взгляд на сцену.
Декорации меня заинтриговали. Сперва я решила, что действие будет происходить в душевой. По крайней мере, с потолка свисали жестяные штуки, сильно смахивающие на душ в Доме Культуры. В качестве второго предмета интерьера выступали железные мостки, похожие на пожарную лестницу, однако расположенные горизонтально. Вот и все. Но при нынешнем уровне финансирования театров, наверное, на большее рассчитывать грешно?
Впрочем, эффектные декорации все равно были бы излишними, поскольку спектакль шел в полутьме. В связи с чем лучше всего я разглядела лицо некоего бессловесного типа в пенсне — пенсне замечательно сверкало. Тип
почти постоянно пребывал на сцене и наверняка символизировал недоступные мне глубины Шекспировской мысли. Правда, иной раз свет загорался поярче — души оказались закамуфлированными лампочками. В эти моменты мне дважды удалось лицезреть плохо сделанные восковые фигуры — сперва таковая изображала призрак, а потом — труп Макбета. Точнее, окровавленную отрубленную голову. Я утешилась было мыслью, что как качество реквизита, так и скудость освещения зато свидетельствуют об умении режиссера экономить, но тут же вспомнила одну из оперных постановок Мариинки со странными декорациями, состоящими из… из… таких странных штучек. Мы тогда тоже считали их дешевыми, пока не прочли в газете, что по оформлению это самый дорогой спектакль последнего десятилетия.
Короче, весь первый акт я боролась с мыслью тихонько переместиться на диванчик в холле и прикорнуть. А во время второго акта я эту гениальную мысль осуществила. Тем более, что от Артемова благоухания у меня разболелась голова. Я даже, почти убедив себя, будто я — Света, а не Катя, в антракте игриво попыталась просто силой стянуть куртку со своего соседа — но не тут-то было. Он держался за нее, как лягушка-царевна за лягушачью кожу. К тому же мне помешал Андрей.
— Ты знаешь, — сообщил он, затискивая меня куда-то в угол, — мы ведь платим все положенные налоги. До копейки.
И он посмотрел на меня странным ожидающим взглядом. Это что, проверка? Он заподозрил, что я — не та, за кого себя выдаю, и в финансах ничего не смыслю? Однако я не лыком шита и ответила так, как полагается:
— В таком случае вы бы моментально разорились.
Казалось, это должно было его успокоить. Но нет!
— У нас очень продуманные законы о налогах, — упорствовал он. — Удобные и справедливые.
Ха, меня на мякине не проведешь! Я тоже могу упорствовать.
— Похоже, вам действительно срочно требуется моя помощь в области финансов. Ваш бухгалтер явно водит вас за нос. Я научу вас, как устроить, чтобы налогов платить фактически не пришлось. Так ведь делают все!
Подобным образом мы препирались до третьего звонка. Покончив с налогами, Андрей перешел к другим проблемам школы охранников и с жаром уверял меня, что самое страшное — это если кто-нибудь из ее выпускников пойдет в рэкет. Но руководители школы, и особенно лично Гена, — святые люди, и свои высокие моральные качества передают ученикам. Поэтому их школу нельзя сравнивать с остальными заведениями такого рода. Остальные действительно поставляют рэкетиров, и лишь они — честных и самоотверженных телохранителей. Мне оставалось только удивляться, что я произвожу впечатление человека, способного попасться на столь примитивную удочку, и я изо всех сил демонстрировала, что воспринимаю его речи как остроумную шутку.
После спектакля мы втиснулись в довольно здоровый серебристый автомобиль. За руль сел тот, который в галунах. Это мне не понравилось. Дело в том, что в антракте все мы продолжили начатое перед спектаклем употребление спиртных напитков, и этот тип усердствовал больше других. Поэтому я пыталась уверить окружающих, что вшестером нам в машине тесно и я с удовольствием поеду на метро. Однако добилась лишь того, что Вика уселась Гене на колени.
— Куда везти? — поинтересовался у меня наш нетрезвый шофер. — Адрес твой какой?
Мои, тоже не вполне трезвые, мозги медленно заворочались. Светиного адреса я не знаю. Помню только наглядно место, и все. Да и вообще, я должна ехать домой. Мне завтра на работу, а дома ждут непроверенные контрольные и недописанные конспекты. Но имею ли я право сообщать, где живу? Не раскроется ли тогда мое инкогнито?
— Куда везти? — настойчиво требовали ответа со всех сторон, и я, не выдержав, честно продиктовала свой адрес. Мне почудилось, что Андрей тут же кинул на меня весьма скептический взгляд, и я сочла нужным добавить, что еду к подруге. Упоминание подруги ужасно насмешило Гену, и он всю дорогу мычал что-то о том, чем именно мы с нею будем заниматься и какого размера у нее… ну, некоторые детали, которых, вообще говоря, у подруг обычно не наблюдается. А Андрей с Артемом смотрели на меня, как два волка. Впрочем, Андрей, возможно, предпочел бы смотреть волком на свою жену, однако счел это небезопасным и избрал меня. Не знаю. Во всяком случае, вылезая из машины, я очень порадовалась, что живу рядом с отделением милиции. Ходят слухи, будто милиция теперь коррумпирована, однако вряд ли меня решатся прихлопнуть прямо у ее стен.
Когда через пару дней я узрела на своей лекции сияющую Свету, у меня, представьте себе, вовсе не возникло дурных предчувствий. Потому что там, где есть уверенность, предчувствиям не место. Я лишь вздохнула и подумала, что было бы жутко обидно попасть в переплет как раз сейчас, когда не за горами долгожданное и желанное лето и мы с Настей даже успели взять в профкоме очень дешевые путевки на пригородную базу отдыха. Поэтому я должна проявить твердость и не поддаваться ни на какие провокации. В конце концов, вот уже три раза я пошла у подруги на поводу, и что в результате? А ничего. Значит, я спокойно могу отказаться. Переживет!
— Знаешь, нам удивительно повезло! — с трудом дождавшись перерыва, бодро известила меня Света. — Вадика уволили.
— Это вашего ленивого охранника? — уточнила я. — А за что?
— За Юлечку. Его застукали с нею в рабочее время.
Я обрадовалась:
— А ее? Тоже уволили?
— Ее застукали в е г о рабочее время, — пояснила Света. — Ее-то за что увольнять? Но дело не в этом. Вадика в офисе ночью не будет, понимаешь! И ее, скорее всего, тоже. А если она и будет, то не в кабинете, а у входа. С Костиком, другим охранником. А кабинет будет свободен! Ну, что скажешь?
Я пожала плечами, а она пару раз подпрыгнула от прилива бодрости:
— Вот сегодня мы все и стянем! И я буду спать спокойно! Ура!
— Так сразу и сегодня, — буркнула я, ощущая, как решимость понемногу меня покидает. У меня не поворачивался язык расстроить столь счастливого человека.
— Именно сегодня! Завтра наймут нового. Я его уже видела. Парень — блеск. Ростом… — моя подруга в восторге оглядела лекционную аудиторию и, не найдя подходящего объекта, указала на первую парту: — Вот к этому приделать вторую голову. Или, — она задумалась, — или полторы головы. Скорее полторы.
В первую минуту видение существа с двумя с половиной головами так меня ошарашило, что я не сразу заподозрила истину. А, заподозрив, осторожно поинтересовалась:
— И как эту каланчу зовут?
— Темочка. Красивое имя, правда?
— Да? А этот Темочка тебя видел или только ты его?
— Разумеется, видел. И не один раз. Да, — изумилась Света, — ты ведь и сама это знаешь. Первые два раза он меня видел как тебя. То есть тебя как меня. В общем, через тебя мы с ним прекрасно знакомы. Так что я сразу почувствовала себя с ним легко и непринужденно. Такой милый!
Я меня ослабли ноги, и я села. Наверное, у кого-то из нас не в порядке с головой. Или у меня, или у Светы, или у Темы. Хотя… возможно, не с головой, а с глазами? Похож ли Артем на слепого? Нет, не похож. А на недоразвитого? На недоразвитого похож… но недоразвитостью тут не обойдешься. Чтобы не отличить меня от Светы, надо быть и слепым, и недоразвитым одновременно.
Я решила поставить точки над «и».
— Ты хочешь сказать, что Артем не заметил, что ты уже не та?
— Что значит — «уже не та»? — обиделась Света. — Мне ж не тридцать еще, в конце концов. Да я и не выгляжу на свои годы.
— При чем тут годы! Его не удивило, что в его офисе и в театре ты выглядела, как я, а потом стала выглядеть, как ты?
— Как я, как ты… — с легкой оторопью повторила моя подруга. — Что ты имеешь в виду? А, поняла! Это все ерунда. Я Темочке все рассказала. Так что он не удивился.
Поскольку я уже сидела, сесть вторично я не могла. Разве что сползти на пол. Но пол у нас грязный, а я в светлом платье, поэтому я предпочла не поверить своим ушам и переспросить:
— Рассказала? Что рассказала?
— Про бюстгальтер, — покорно пояснила мне Света. — Ты разве не помнишь? Мы ведь сразу договаривались — если кого-нибудь удивит, что у меня была такая грудь, я скажу, что у меня специальный бюстгальтер. Знаешь, Темочка так удивился! Собирается купить такой же своей девушке на день рожденья. Как ты думаешь, его девушка красивая?
— Я думаю, — мрачно поведала я, — что он водит тебя за нос. Посмотри на себя и на меня. Мы что, близнецы?
— Потому что ты почти не красишься, — оживилась Света. — Если бы ты стала краситься, я бы подарила тебе французский косметический набор. Фирменный! Давай, а? Тебе очень пойдет. И будешь совсем, как я. У нас половина девчонок ужасно похожи. Особенно когда хорошо осветлят волосы. Ты ведь не забыла надеть парик?
Доля истины в ее словах была. Меня часто удивляло, что на большинстве рекламных щитов изображены особы, удивительно смахивающие на мою подругу, и я лишь недавно догадалась, что дело в количестве и качестве макияжа. Однако между сходством и тождеством дистанция огромного размера.
— Но он ведь был пьяный! — попыталась развеять мои сомненья Света.
— Пьяный он был под конец, — упорствовала я.
— Это ты была пьяная под конец, — засмеялась она, — а остальные с самого начала. Да, видно, что у тебя нет опыта презентаций! Ну, кто ходит туда трезвым? И вообще, при чем здесь Тема? Мы сегодня идем на дело. Другого случая не будет. Я прошу тебя в последний раз. В самый-самый предпоследний! — она помрачнела. — Говорят, сейчас в тюрьмах очень плохо кормят. Особенно во время предварительного следствия. А у меня ведь был гепатит. Печень загублю — как пить дать. Или, может, ничего? Я крепкая.
Я вздохнула и оправилась звонить маме — сообщить, что не приду ночевать. Мама к подобному привыкла — после театра я часто ночую у одной из подруг. А что на сей раз иду на дело, я решила не уточнять.
Правду говорят, будто привычка — вторая натура. Наверное, потренировавшись немного, я бы вполне сумела выполнять хорошо оплачиваемую работу взломщика. По крайней мере, я бестрепетно прошла знакомым путем до Светиной конторы и осталась ждать на облюбованном в прошлый раз месте. Только пожалела, что не догадалась взять с собой складной стульчик.
Стульчика не было, поэтому я стояла. Стояла и стояла. И стояла, и стояла, и стояла. Пока это занятие мне окончательно не осточертело. И, проклиная про себя Юлечку, наверняка из вредности опять примостившуюся в кабинете, я двинулась вперед. Вокруг подозрительно шуршало, но мои закаленные нервы не обращали на это ни малейшего внимания. Пошуршит и перестанет.
В коридорчике, где я в прошлый раз встретила Свету, пустота. Я осторожно сунула голову в кабинет — ага, там какая-то темная фигура. Фигура сидела на стуле с невероятно несчастным видом, и я на миг даже пожалела бедную Юлечку. Может, она нимфоманка и теперь, лишившись необходимой ей дозы секса, страдает на месте былых утех? И вздыхает просто душераздирающе! Потом подходит к сейфу и с отчаяньем бьет его ногой. Сейф в ответ издает гулкий звук, и мне почему-то вспоминается колокол, сбирающий народ на новгородское вече. Не понимаю, почему сплав для колоколов всегда считался великой тайной и непосвященные были не в силах ее отгадать. Производители сейфов явно угадали ее без труда.
Темная фигура, похоже, не ожидавшая подобного эффекта, нервно обернулась. Это Света.
— Ммм… я тут поработать решила, — скороговоркой выпалила она. — А то днем ничего не успеваю. Мешают вечно. А сейчас хорошо — нет никого.
— Нет — так будут, — сурово ответила я. — На твой стук и мертвый придет. Бежим!
И, схватив оторопевшую подругу за руку, я выволокла ее в коридорчик, и мы обе нырнули за первую попавшуюся дверь. И зря! Ни мертвые, ни живые на зов колокола не явились. Зато я с опозданием почувствовала жуткий страх. Меня прямо-таки затрясло, хотя причин, казалось бы, не было… правда, что-то шуршит… — о господи! — и вцепляется мне в шею, да причем с большой силой. Однако я быстро решила, что второй раз тратить мои драгоценные нервы на толстую кошку Василису не собираюсь. Поэтому я цыкнула, тряхнула головой, и глупая Василиса оставила меня в покое.
— Мне кажется, ждать больше нет смысла, — робко высказалась Света. — Никто ничего не слышал.
— Ну и работничков вы себе подбираете! — прокомментировала я. — Одни слепые, другие глухие. А нормальных у вас нет?
— А зачем тебе нормальные?
Меня поразила логичность вопроса. Действительно, будь тут хоть один нормальный, нас давно бы поймали и привязали к позорному столбу, а так все в порядке. Сейчас откроем сейф и возьмем свои бумаги. Чего это Света так долго над ним причитала?
— Не могу угадать шифра, — призналась она. — Ну, все перепробовала! Просто все! И дни рожденья, и даты наших контрактов. Даже номера счетов. Наверное, Эдик поумнел и выбрал какую-нибудь ничего не значащую цифру.
— Не цифру, а число, — машинально поправила я. — Цифр на свете всего десять. Но ты говорила, у Эдика память дырявая. Зачем ему выбирать шифр, который он сам забудет?
— Не знаю.
Я задумалась. Как раз недавно в журнале «Наука и жизнь» я прочла статью физика-ядерщика, увлекавшегося вскрытием сейфов. Он уверял, что у большинства людей нет фантазии. Они либо задают шифр, который легко вычислить, либо записывают его во вполне определенных местах… на нижней стороне письменного стола, или на стенке, или на перекидном календаре…
— Пойдем! — предложила я, выхватила из рук подруги фонарик и взором Шерлока Холмса окинула кабинет. Итак, стенка, письменный стол… а это что за номер? Вряд ли инвентарный номер стола — контора-то не государственная!
— Пятьдесят восемь — сорок — тридцать пять, — продиктовала я.
Света с подозрением пожала плечами и пошла к сейфу… чем-то пошуровала… и с суеверным восторгом повернулась ко мне.
— Сработало! Открылось! Слушай, ты гений!
Я не стала спорить с очевидностью и сунула нос в сейф. Он был пуст. Света судорожно шарила руками по полкам, словно не веря своим глазам. Но и на ощупь получалось то же самое. Пуст, черт побери!
Однако вволю попереживать мы не успели. Где-то сзади громко завопила Василиса. В жизни не встречала кошки, с которой было бы столько хлопот! С другой стороны, вопила она очень жалобно, а кошек я люблю. Хотя данный конкретный экземпляр сегодня так оседлал мою шею, что больно до сих пор.
— Наверное, застряла где-нибудь, — предположила моя подруга. — Она ведь такая дура!
— Не больше, чем мы, — резюмировала я, и мы поспешили на помощь. По звуку было ясно, что несчастье произошло в другом конце коридора. Однако дура-Василиса, покричав немного, замолчала, поэтому мы вынуждены были заходить в каждый кабинет и приглушенно звать «кис-кис». Включать свет при этом мы опасались и лишь шарили фонариком.
Наконец, одно из «кис-кис» возымело действие. Раздался приглушенный стон — стон существа, находящегося при последнем издыхании. И — гробовое молчание. Напрасно мы звали самыми сахарными голосами — кошка замолкла. Неужели умерла?
— Она дура, но хорошая, — жалостливо сообщила Света. — Теплая, мягкая. Жалко!
Мы переглянулись и занялись поисками. Есть такой анекдот, о поисках черной кошки в темной комнате — так вот, абсолютно это не смешно. Особенно если
учесть, что, случайно роняя какой-нибудь предмет, мы в ужасе цепенели и начинали ожидать прихода охранника. А я уже имела счастье слышать, какое объяснение заготовила для него Света, и в восторг оно меня не привело. Одна надежда — он, как и все в их конторе, слабоумный.
Через полчаса мы не выдержали.
— Я включу свет, а ты, как хочешь, — твердо заявила мне подруга. — Вдруг ее еще можно спасти?
Я пожала плечами — жест, в темноте неактуальный, но больше я ни на что не была способна. Свет был зажжен — и не дал никакого эффекта. То есть, разумеется, стало светло, однако мерзкое животное не появилось. Мы уже стали склоняться к мысли о привидениях, когда услышали легкое царапанье где-то в районе письменного стола. Я выдвинула ящик за ящиком — безрезультатно. Света пошарила у стенки — ничего. А стон возобновился с новой силой, причем именно из того квадрата, который мы подвергли столь тщательному исследованию.
Как Василиса умудрилась залезть за ящик, то есть между ящиком и задней стенкой стола, лучше меня не спрашивайте. Одно знаю — она там была. И, разумеется, не могла выбраться. Еще бы! По логике вещей, она вообще не могла там поместиться. По крайней мере, чтобы вытащить ее, нам пришлось разобрать стол. И, как обычно со мною происходит, при попытке запихнуть какие-то железяки обратно я обнаружила, что их куда больше, чем мне надо. Я вообще очень экономная — у меня всегда остаются лишние детали. В этом я убедилась еще в школе на гражданской обороне, где мы разбирали автомат Калашникова. Правда, в результате моей сборки изделие перестает работать, но это — его проблемы.
Спасла дело Света, ловко сунувшая металлические ролики куда-то в недра стола. Стряхнув трудовой пот, мы выглянули в коридор — и кровь застыла у меня в жилах. Честное слово, это не поэтическое преувеличение! Я так и почувствовала, что кровь моя застряла в сосудах, и от этого по рукам и ногам бегут мурашки. Отблески света представили нашим глазам контуры человеческого тела, лежащего на полу.
Как ни странно, ни одна из нас не завопила. Я со своей застывшей кровью тупо пялилась на пол, а Света, быстро сняв перчатки, схватила тело за руку в надежде обнаружить пульс. Перчатки мы обе надели, дабы не оставлять отпечатков пальцев — как-никак, мы обожали детективы.
— Уже холодный, — не своим голосом выдавила Света. — Мертвый совсем. Это Костик. Он должен был сидеть у входа.
— Теперь ясно, почему на наш шум никто не пришел, — автоматически заметила я.
— Ты говорила, что придет и мертвый, — с кротким укором возразила мне подруга.
Лишь в этот миг на меня вдруг обрушился смысл происходящего.
— Где у вас телефон? Надо срочно позвонить в скорую. И в милицию тоже.
— Скорая! — почти в истерике крикнула Света. — Издеваешься, что ли? Он уже давно мертвый! Скорая! Думаешь, они покойников оживляют? А он был такой хороший… симпатичный такой…
Я привыкла доверять подруге во всех практических вопросах, однако ее состояние заставило меня усомниться в правильности поставленного ею диагноза. Но снять перчатку и прикоснуться к предполагаемому трупу я не решилась. Поэтому я полезла к себе в сумку. Косметичка никак не попадалась. Я нервно вывалила все на пол и выхватила из кучи карманное зеркальце. Зеркальце надо приложить к губам тела… ну… ну… Но нет. Оно не затуманилось. Мертв. Еще бы — под ним такая лужа крови! А раны как будто нет…
— Тогда звоним в милицию. Где у вас телефон?
— Вон! Только учти — ты меня сажаешь. А может, и хуже. Впрочем, мне уже плевать, — закончила Света и, заплакав, села прямо на пол.
— Почему сажаю? — не поняла я.
— Очень просто. Сейф пустой. Труп лежит. Я сижу, — лаконично и горько объяснила мне подруга. — У меня уже нет сил. Только Наташку жалко.
Наташкой звали ее дочь. В данный момент она находилась в Ялте, гостя у своего прадедушки.
— Никто тебя не обвинит, — попыталась возразить я. — Ты не убивала. Я свидетель.
— Кто тебе поверит! Вскроется, что ты выдавала себя за меня. Они сразу решат, что это подозрительно. А Эдик скажет милиции, что я аферистка. Украла бумаги из сейфа, а Костик меня застукал. Вот я его и убила. Проще простого.
У меня защемило сердце. Какие мы все-таки идиотки! Действительно, кто мне теперь поверит! Кто поверит, что я, непонятно с какой целью, вырядилась под Свету и отправилась на презентацию? Обеспечивать ей алиби, ха! А зачем честному человеку алиби? Алиби… Еще одна страшная мысль закралась мне в голову, и я с ужасом спросила:
— Слушай, а алиби ты себе обеспечила?
— Какое алиби? — удивилась Света.
— Ну, когда ты впервые оправилась воровать… домой к Эдику, в смысле… ты считала очень важным, чтобы у тебя было алиби. Чтобы никто не заподозрил, что это была ты. Я ведь ради этого и поперлась к твоим рэкетирам. А сейчас? Ты тоже обеспечила себе какое-нибудь алиби?
— Нет, — растерянно призналась моя подруга и широко раскрыла глаза. — Я как-то об этом забыла. Да ну его, это алиби, правда? Тем более, оно тебе не понравилось. И вообще, кого я о нем должна была просить? Не Настю же! Она ни в одно мое платье не влезет.
Мои мозги упорно продолжали работать и выдали следующий вопрос:
— И как же ты собиралась воровать? Ведь, раз в сейфе лежали твои бумаги, Эдик сразу догадался бы, что их украла именно ты.
Света не нашла, что возразить, и лишь тихо застонала.
Я посмотрела на тело. Господи, неужели это в самом деле труп? В таком случае, мы и впрямь ничем ему не поможем, а Свете навредим. С другой стороны, если мы скроем, что тут были, а впоследствии это выяснится, наше поведение будет выглядеть уж совсем подозрительно.
— Не выяснится! — с присущим ей оптимизмом отвергла мои инсинуации Света и потянула меня за локоть. Я покорно поплелась за ней, но тут глазам моим предстало нечто, заставившее меня остановиться.
— Все-таки решила сдать меня милиции? — без тени упрека, а лишь с непередаваемой горечью констатировала моя подруга. — Я тут с Наташкой начала устным счетом заниматься. Чтоб она дурой не росла. Без меня это будешь делать ты, хорошо? А то, пока я буду сидеть в тюрьме, она все забудет.
— Смотри! — не отвечая на гнусные инсинуации, ткнула пальцем я.
На полу рядом с телом отчетливо отпечатался кровавый след. След человеческой ноги. Или, точнее, человеческой обуви.
— Похоже, женский, — сделала вывод Света.
— Почему?
— Видишь, высокий каблук?
— Как я могу его видеть? — обиделась я. — Башмака-то нет.
— Да вот же! След состоит из двух кусков. Довольно узкий след каблука и отдельно след носочка. А у мужских ботинок след фактически слитный. И каблук широкий.
Для сравнения она тут же поставила рядом с уликой свою ногу — и я аж поперхнулась. Зрелище ошеломляло. Светина изящная ступня была чуть ли не вдвое меньше отпечатка загадочного монстра.
— Таких женщин не бывает, — твердо высказалась я.
— Ерунда! Встань-ка сама!
Да, рядом с моей ногой след казался не великанским, а просто весьма внушительным.
— Надо его перерисовать! — предложила я. — А потом по нему искать. Как Золушку.
Моя подруга пожала плечами и принесла бумагу и карандаш. Зная мои способности к рисованию (вернее, их полное отсутствие), она приступила к делу сама.
— Ну, как?
— Не знаю, — засомневалась я. — Мне кажется, он на самом деле гораздо больше.
— А мне так не кажется. У меня хороший глазомер.
— А у меня плохой. Но все равно надо бы как-нибудь сравнить. Для нас это может быть очень важно. В случае, если настоящего убийцу не найдут и попытаются свалить все на нас.
Мудрая Света думала совсем не долго, а потом притащила ножницы. Вырезав свою картинку, она приложила ее к оригиналу и убедилась в их тождестве. Лишь после этого мы позволили себе удалиться.
У себя дома моя подруга достала из холодильника бутылку водки, потом пристально взглянула на меня и заменила водку шампанским.
— Я понимаю, что праздновать нам нечего, — объяснила она, — но водку ты не пьешь, а напиться надо.
— Очень надо, — подтвердила я.
После первого бокала я наконец снова стала воспринимать окружающий мир. И зря! Меня затошнило, поскольку на светлом джемпере подруги я заметила странные темные пятна. Кровь! Я отвернулась, и тут Света издала дикий отчаянный вопль. Моя тошнота моментально прошла. Ее сменил ужас. И как мне было не ужасаться, если Света тыкала пальцем в мою шею и, воя, как автомобильная сирена, повторяла: «Это оно! Это оно!»
«Грязь — не оно, а она, — машинально подумала я. — Тем более, шею я регулярно мою. Что же такое страшное на ней сидит? Насекомое?» Насекомых я побаиваюсь, однако набралась смелости и пощупала затылок — ничего особенного. Без дырок. Бросила взгляд в зеркало. Шея как шея. Лицо гораздо удивительнее. Не розовое и не белое, а желто-зеленое. Таких я раньше не видала!
— Оно сзади, — уточнила моя слегка успокоившаяся подруга.
Попытки обозреть шею сзади мне не удались. Лишь с помощью двух зеркал я сумела обнаружить, что именно так перепугало бедную Свету. На моей, прямо вам скажу, нежной и тонкой коже явственно отпечатались следы пальцев. Человеческих пальцев.
Видимо, моя способность ужасаться исчерпалась до дна. Она, похоже, у меня от природы не слишком велика. По крайней мере, я не поддержала Светиных воплей.
— А я обвиняла Василису, — сказала вместо этого я. — Надо будет перед нею извиниться.
— Ты… ты собираешься туда снова? — простонала моя подруга. — Ты что, не понимаешь? Тебя ведь могли убить… задушить… о господи! И зачем я тебя с собой потащила! Как бы я оправдывалась перед твоей мамой? Она бы меня прокляла! И чем ты этому гаду не угодила?
— С тем же успехом он мог придушить и тебя.
— И правильно сделал бы! — в порыве самоуничижения заявила Света. — Потащить тебя к убийцам! Да у меня крыша поехала!
— Ну, ты ведь не знала. А вообще-то, дело странное. Значит, убийца был в офисе одновременно с нами. И решил убрать нас, как свидетелей.
— Так почему же не убрал? — с интересом спросила Света.
— У него спроси! Может, передумал. Понял, что таких дур, как мы, опасаться нечего. Что, проторчав рядом с ним два часа, они его даже не заметят. А и заметят, так побоятся рассказать. А и расскажут, так им не поверят. Меня удивляет другое. Костик… то есть тело… выглядел совсем мертвым. В смысле, не только что убитым, а уже успевшим… — я замолкла, подыскивая нужное слово.
— Что успевшим?
— Ну, немного там полежать. И крови натекло, и вообще. Так почему убийца сразу не смылся?
— Сейф вскрывал, — не задумываясь, предположила Света.
— Сейф вскрывала ты, — возразила я. — Ведь ты бы его заметила, да?
— Я что, по твоему, совсем дурочка? Не заметить, что вместе с тобой с сейфом возится кто-то другой — надо быть слепой. Значит, он искал что-то еще. Как ты думаешь, мои документы у него?
— По логике вещей — да. Если ты уверена, что они были в сейфе.
— Я уже ни в чем не уверена. Только в одном — я попала в переплет. Ты права — если в сейфе лежали именно мои бумаги, Эдик сразу поймет, кому было выгодно грабить сейф, и обвинит во всем меня.
— А вот и нет! — неожиданно догадалась я. — Ведь мы-то знаем, что сейф вскрыл кто-то другой. Значит, там находилось нечто, ему нужное. Не за твоими же бумагами он охотился, правда? Да еще убил человека!
— Но никто, кроме нас, не знает, что сейф вскрыли не мы!
— Зато Эдик знает, что именно у него там лежало. И знает, что там было нечто, интересное кому-то еще, не только тебе. Так что на подозрении не ты одна.
— Спасибо, — без энтузиазма поблагодарила Света.
— Кстати, а ты не заметила, как он был убит?
Подруга оторопело повернулась ко мне:
— Ты что? Если б я видела, как его убивали, я бы сразу бросилась на помощь.
— Нет, я не о том. Холодным оружием или огнестрельным? Если огнестрельным, то это, наверное, сужает круг подозреваемых. У тебя ведь нет пистолета?
— Только газовый баллончик. Но на груди у него ран не было. А крови натекло много. Наверное, выстрелили в спину. Или ножом ударили. Какие гады!
— А если это Юлечка? — предположила я. — Она ведь шляется у вас там ночами. И след как раз женский.
— И за что ты ее так не любишь? — вздохнула Света. — Ты считаешь, у нее сорок первый размер ноги? Максимум тридцать восемь. И вообще, зачем ей его убивать, да еще грабить сейф? Какой на нее может быть компромат? Про нее и так всем все теперь известно.
— А вдруг в сейфе лежали деньги? Деньги она любит.
— Деньги, разумеется, лежали. Но убивать ради них Костика она бы не стала. Ты что, не помнишь, что между ними было?
— Если б она оберегала всех мужчин, с которыми у нее что-то было, род мужской никогда бы не вымер, — не вполне логично, однако искренне заметила я.
— Он и так никогда не вымрет. Они с Костиком поделили бы деньги пополам.
— А Эдик? — не унималась я. — Он ведь на грани разорения. Помнишь детектив, где директор магазина инсценирует кражу, чтобы скрыть недостачу? Это не мог сделать он?
Света возмущенно фыркнула:
— Раз я тебе о нем плохо говорила, ты уж сразу думаешь, что он убийца! Хороший парень. С убийцей я бы работать не стала. Это был кто-то посторонний.
— А постороннего Костик впустил бы?
— Нет, — твердо ответила моя подруга. — Костик дисциплинированный. Тем более, совсем недавно за нарушение правил выгнали Вадика. Демонстративно. Нет, пустить чужого Костик бы побоялся.
— Значит, свои.
— А если вошли через черный ход?
— А ключ откуда?
— Отмычка.
Я пожала плечами:
— Не знаю. Когда ты открывала дверь, ничего странного не заметила?
— Нет. Мне кажется, замок был не поврежден.
— Свои! — удовлетворенно повторила я.
— Нашла, чему радоваться, — упрекнула меня Света.
— А ты не понимаешь? Постороннего милиции вовек не найти, поэтому возьмут и прицепятся к тебе. А своего, возможно, вычислят.
Горестно вздохнув, моя подруга стянула джемпер и, с отвращением посмотрев на кровавые пятна, бросила его на стиральную машину.
— Между прочим, — заметила я, — вот на таких вещах в детективах люди и попадаются. Ты должна срочно все выстирать. Причем этим… проникающим между волокнами… его еще рекламируют по всем программам. Чтобы и следов крови не осталось! Кстати, перчатки тоже. Они у тебя тоже наверняка в крови.
Света покорно достала из сумочки перчатки и уставилась на них в некотором недоумении. Потом надела одну на себя — и недоумение стало вполне мне понятным. В перчатке свободно уместились бы обе ее руки… а в придачу, полагаю, и обе ноги.
— Откуда у тебя такие? — опешила я.
— Не знаю, — тихо ответила она и пошарила в сумочке. — Моих тут нет. Есть только эти.
Я схватилась за голову.
— Все понятно! Ты снимала перчатки рядом с трупом, а потом свои забыла, а его взяла с собой. И у трупа лежит улика! Лежит и указывает на тебя!
Я посмотрела на часы. О том, чтобы возвращаться в офис, не могло быть и речи. Скоро туда начнут съезжаться сотрудники. Начнут и увидят… о боже!
— Это не Костика, — прервала молчание моя подруга. — Он не носит перчаток. Только в самые морозы. И размер… странный. Гигантский просто! Даже для мужчины.
— Убийца очень высокий, — злорадно прокомментировала я. — И поэтому ты возьмешь его вину на себя, из жалости. Слушай, а может, это Артем? Костик его знал… ведь Артем к вам уже приходил, да? Явился ночью, якобы перенимать опыт, и…
— Охота тебе оговаривать хороших людей! — вспылила Света. — Если бы Темочка надел туфли на каблуках, он пробил бы головой потолок! И вообще, у него нога гораздо больше, чем этот наш дурацкий след!
— Значит, действовала шайка гигантов. Женщина и мужчина. Мужчина — Артем, а вот где найти подходящую женщину? Ты не знаешь, у него есть сестра?
— Прекрати! Не нервируй меня!
Я пожала плечами. Как будто она не понимает, что кто-то все равно это убийство совершил! Ну, не кошка же Василиса!
Однако убийства убийствами, а жизнь продолжается. Мне скоро на работу, а я еще не ложилась. Впрочем, «еще» тут неуместно. Я полезла в сумку и вытащила пачку непроверенных работ. А где листок со списком должников? То есть тех студентов, у которых не сдана какая-нибудь тема. Мне надо проставить туда последние результаты. Я высыпала все из сумки на пол — листка не было. А ведь я его брала, это точно! Растяпа!
— Ты что? — сочувственно поинтересовалась моя подруга.
— Кажется, я тоже оставила на месте преступления сувенир, — призналась я. — Помнишь, я ведь выгребала все из сумки? И забыла листок со своими должниками.
— Да не переживай так! Спросишь у студентов, кто что тебе не сдал. Ну, не обманут же они тебя? — попыталась утешить меня Света.
Я махнула рукой:
— Обманут, разумеется, но дело не в этом! Ты понимаешь, что это тоже улика? Изучат список, найдут меня, спросят, что я там делала.
— Ерунда! Где им тебя найти? Ты вращаешься в других кругах.
— Да. И эти круги совершенно явно выясняются по списку. Не могла потерять что-нибудь другое! Две идиотки! А ты тоже — со своей перчаткой ненормального размера. Кроме тебя, такой маленькой руки наверняка нет ни у кого в вашей конторе.
Света покаянно кивнула. У нее были на редкость изящные руки и ноги — предмет ее особой (и естественной) гордости. Однако сейчас столь яркое отличие от окружающих было совсем некстати.
— Мне пора на работу, — вздохнула я. — И тебе тоже. Только постарайся не приехать в офис первой. Пусть Костика найдет кто-нибудь другой. И поахай там немного, для достоверности. А может, скажем правду? Пока не поздно.
— Ни за что! Я тебе позвоню.
— Только сегодня. Завтра я уезжаю.
— Куда? — удивилась Света. — Еще ведь не каникулы.
— Зато завтра начинается сессия. А у меня хорошее расписание экзаменов, так что десять дней подряд оказались выходные. А потом зато их совсем нет. Выходных, а не экзаменов, разумеется. А у Насти английский, поэтому экзаменов не бывает. У нее весь июнь свободный.
— Так куда вы едете?
— На базу отдыха. Нашу, институтскую. Поселок Горы. Настя выбила нам профсоюзные путевки. Говорят, там замечательно. Я, правда, ни разу там не была, но при хорошей погоде в Ленинградской области очень здорово. Настя сперва уговаривала меня поехать пораньше, от одних майских праздников до других, но у меня из-за работы не получилось.
— На год, что ли? — с почтением спросила Света.
— С первого до девятого мая, — не выдержав, фыркнула я. — А ты считала, с первомая до первомая?
— Ну, зная Настю…
Я кивнула. Настя, не колеблясь, согласилась бы пробыть на базе отдыха с первомая до первомая, и только осведомилась бы, есть ли там возможность получать дополнительное питание.
— Слушай, а может, мне не ехать? Вдруг у тебя возникнут проблемы? И срочно потребуется свидетель.
— Да ты что! — возмутилась моя подруга. — И не думай! Вот когда возникнут проблемы, тогда и будем переживать. В крайнем случае, я тебе туда позвоню. Узнаю в профкоме телефон и позвоню. А тебе надо отдохнуть! И мне будет спокойнее. Уж там-то тебя никакая милиция и никакие убийцы не найдут, хоть им десять списков подкидывай!
Я кивнула, и мы обе отправились на работу. Каждая на свою.
Уже в метро я вспомнила, что у меня назначена встреча. Вообще-то я человек ответственный и редко о подобном забываю, однако сегодняшняя ситуация была исключительной. К счастью, я вполне успевала. Рандеву было в удобном для меня месте, по пути, и мысль об этом рандеву тут же слегка подняла мое ужасное настроение. Дело в том, что я должна была получить маринованных крысят, о которых мечтала уже несколько месяцев.
Возможно, вас удивят столь странные для романтической девушки мечты, однако каждому свое. Брат моей подруги Маши — тот самый, который не одобряет импортные корма для осетров — не одобряет их и для домашних животных типа кошек и собак. Он считает, от них все болезни. С другой стороны, он обожает строить различные планы обогащения, причем не абы какие, а с использованием своей специализации. Один из его планов состоял в выпуске отечественных кошачьих кормов — натуральных, вкусных, полезных и дешевых — а конкретно, консервированных крысят. Насчет маринованных, это уже мои домыслы, просто я привыкла так их называть. Представляете, как здорово? Двойная польза — и животные будут питаться тем, чем им положено, и подвалы домов очистятся от крыс. Нет, тройная — автор гениальной идеи заслуженно обогатится. Себестоимость продукта будет низкой, а прибыль высокой.
Впрочем, последний пункт вызывал мои оправданные сомнения. Возможно, кто-то на этой идее и обогатится, но определенно не Машин брат. Это ведь не первый его проект, так что к гадалке ходить не надо! Как бы там ни было, я вымолила обещание, как только выйдет пробная партия, подарить мне баночку, и мысль об этом весьма меня грела. Разве не здорово иметь в своем распоряжении столь потрясающее лакомство, недоступное пока простым смертным? Я так и видела, как говорю, например, той же Насте, обожающей консервы: «Загляни-ка в холодильник и вытащи какую-нибудь подходящую баночку!» И вот она вытаскивает ее на свет божий, с вожделением облизывается и читает: «Маринованные крысята». Согласитесь, подобное видение способно повысить настроение даже в самую тяжкую минуту!
Правда, действительность несколько отличалась от моих ожиданий. Оказалось, что этикетка еще не разработана, и крысята мирно почивают в банке с надписью «Черная икра». Однако я быстро утешилась. В этом была своя прелесть! В первый момент я в нетерпении даже собиралась подсунуть замечательный сюрприз своей родной маме, так мне не терпелось его испробовать. Представляете лицо человека, открывающего баночку икры и обнаруживающего маринованных крысят? Но добрые чувства возобладали. У мамы гипертония, а чудесный подарочек с легкостью может вызвать криз. Придется дожидаться моего возвращения с базы отдыха и визита подруг. Точно, мне надо будет специально собрать их всех у себя в гостях и хорошенько угостить. А знать, в чем дело, будем лишь мы с Машей. Ух, здорово!
Я так взбодрилась, что почти забыла о трупе. В конце концов, я этого
Костика ни разу в жизни не видела — в его жизни, я имею в виду. Что касается Светиных проблем, она права — будем думать о них, когда они начнутся. Если в наше время переживать заранее, так быстренько сойдешь с ума!
Не успела я войти в аудиторию, как на меня накинулись студенты, и дальнейшие три часа своей жизни я описать не в силах. Должники талдычили мне что-то в ухо (нет, в оба уха одновременно), а я проверяла их работы, что-то объясняла и старательно притворялась, будто прекрасно помню, кто мне что должен, и не нуждаюсь в списке. Наконец, пытка кончилась, и я подняла голову.
— Все, дорогие. Ваше время истекло.
— А где вас в следующий раз можно будет найти?
— Через десять дней на экзамене.
— А раньше?
— Увы, — злорадно поведала я, — раньше никак. Я уеду на нашу базу отдыха.
— А может, не надо? — жалобно поинтересовался Вовочка, не сумевший написать ни одной контрольной. — Меня ведь к сессии не допустят!
— Не будьте эгоистом, — возразила я. — Зато, отдохнув, я снисходительнее отнесусь к вашим коллегам, которые придут сдавать мне экзамен, и выставлю им хорошие оценки.
Это сразу утешило студентов, и они пожелали мне приятного отдыха. Я уже собиралась уходить, как вдруг обнаружила страшную вещь. Моей сумки не было.
— Вы не видели здесь сумки? — поинтересовалась я. — По-моему, я ее клала на этот стул.
— Точно, — согласился кто-то, — она тут была.
— А теперь нет, — с упреком заметила я. — Кому она понадобилась?
Мои ученики похлопали глазами и принялись обыскивать аудиторию. Остановила я их лишь при попытке самых ретивых оторвать доску от стены.
— Украли! Но в ней нет абсолютно ничего ценного. Если это шутка, то, я думаю, достаточно. Верните — она мне еще пригодится, а вам нет.
— Как вы могли подумать! — с жаром воскликнул Вовочка. — Да мы бы ни за что!
— Мужики, — сообразил его приятель, — а ведь тут терся один такой. Я еще спросил, чего ему надо, а он пробурчал что-то, и все. Я еще подумал, что он парит, да мне было не до него.
Подавив желание поинтересоваться, что именно парил неизвестный тип, я лишь уточнила:
— И как он выглядел?
— Не помню. Обыкновенно, наверное. Понимаете, я ведь получал зачет…
Я кивнула. Впрочем, таинственный незнакомец вполне мог оказаться просто- напросто моим же студентом, но с другого факультета. Загадочная история, честное слово! Ну, что привлекательного нашли в моей сумке? Выглядит она… как бы помягче выразиться… короче, год назад, когда моя предыдущая окончательно порвалась (не выдержала тяжести учебников, которые я с собой таскаю), я обегала множество магазинов в поисках самой дешевой замены и нашла нечто. Из клеенки. Оно и при покупке не производило впечатления респектабельности, а уж сейчас… Что касается внутреннего содержания, и оно наверняка не блещет. Прежде всего, косметичку я вытащила, вот она лежит передо мной на столе. А в косметичке у меня не косметика, как подумал бы наивный человек, а деньги, читательский билет, ключи от квартиры и шариковая ручка. Из-за шариковой ручки, необходимой для проставления зачетов, все ценности остались при мне и не достались подлому ворюге. Что же ему досталось? Очки в футляре (мама давно пилит меня, что их пора сменить на новые). Книжка в мягком переплете (ношу с собой, чтобы не скучать в дороге). Анальгин. Средство от кашля. И — о боже! — маринованные крысята! У меня похитили маринованных крысят! Я так о них мечтала! Я заготовила такой план! Чтоб его черти съели, этого маньяка! Надо сперва думать, а потом красть! Только круглый идиот мог польститься на сумку из клеенки!
Помянув круглых идиотов, я вспомнила Светин офис, и у меня мелькнула неожиданная идея. Ведь мы со Светой не только оставили на месте преступления ложные улики, указывающие на нас — мы еще и прихватили с собой улику истинную. Точнее, прихватила ее Света, однако преступники могли об этом не знать. Они заметили исчезновение перчаток и решили, что перчатки теперь у меня, а вместе с ними и рисунок загадочного следа. Ведь убийцы были в конторе одновременно с нами и наверняка видели, чем мы занимаемся, вот и среагировали. Взяли и похитили мою сумку. И, не обнаружив искомого, теперь бросятся грабить мою подругу. Ха! У нее в квартире теперь такая сигнализация, что мышь не пробежит, так что останутся с носом. Поэтому я бы на них почти не злилась, если бы они не прихватили совершенно им не нужных маринованных крысят. Впрочем, они же не знают, что в этой банке. Там написано — «Икра». Наверняка они ее откроют… как жаль, что меня при этом не будет! Все бы
отдала, чтобы увидеть это зрелище! Однако даже одна мысль о нем моментально согрела душу. Может, так оно и лучше? Я собиралась разыгрывать своих ни в чем не повинных подруг, а вместо этого доставлю незабываемые ощущения паре бандитов. Надеюсь, больше они никогда не рискнут воровать у первого встречного!
Успокоившись, я отправилась домой. Мне предстояла куча дел. Во-первых, в очередной раз наведаться в милицию. Не подумайте, что я состою там на учете и обязана ежедневно отмечаться. Просто мы с Настей решили поехать в июле в Крым, и нас напугали, что для этого необходим российский паспорт, ибо по советскому в сие очень суверенное государство не пускают. А мы с мамой уже делали попытку сменить паспорта, но узрели огромную очередь и повернули обратно. При виде очереди мы всегда так поступаем, это у нас наследственное. Однако выхода не было, и, отстояв полдня в паспортном столе, я узнала, что получать вожделенный документ надо в милиции. Сколько раз я туда ходила — уму непостижимо! То они работают с утра, то вечером — разумеется, в унисон с моими занятиями. То на кабинете висит записка «Скоро буду» — я считаю, шедевр человеческой мысли, особенно если на ней не стоит время написания. А мне обязательно требовалось вернуть себе паспорт до отъезда на базу — там он понадобится для прописки. В общем, сплошные проблемы.
Кроме того, мне, естественно, надо было собрать вещи. Точнее, одежду — остальное было уже готово, об этом позаботилась Настя. Она ежедневно названивала мне домой и давала подробные инструкции. Едва мы взяли путевки, она серьезно заявила:
— Я узнавала у людей, что там за обстановка. Одежда почти не нужна, потому что кругом лес и места дикие. Главное, взять купальник.
— Купальник? — изумилась я. Стоял месяц май, и меня легко понять.
— Разумеется. Обещают жару, а там Вуокса. Вуокса, к твоему сведению, — это разветвленная система рек и озер. Так что будем купаться.
Купаться мы обе обожали, и температура воды смущала нас редко, поэтому спорить я не стала.
— А еще говорят, — трагическим тоном добавила Настя, — что питание соответствует цене путевки.
— То есть нас заморят голодом? — ужаснулась я. — А магазин там есть?
— На железнодорожной станции. В пяти километрах. И обычно закрыт. Так что питание надо брать с собой.
— И как мы с ним доберемся? Пять километров от станции — тут и без груза-то еле дотащишься.
Моя подруга возмущенно фыркнула:
— Если ты считаешь, что я согласна идти пять километров лесом, да еще с таким проводником, как ты, то ты крупно ошибаешься. Особенно если учесть, что мы обе не знаем дороги.
— Я намеревалась пристроиться к кому-нибудь, кто едет не в первый раз, и идти за ним. А как иначе?
— Катером. О нем мало, кто знает, потому что на всех не хватит мест. Но я, естественно, все выведала. Два раза в неделю от Приозерска ходит катер до этого самого поселка Горы, и я поеду на нем. А ты, если хочешь, иди пешком. Хотя я лично не советую.
Разумеется, я тоже предпочитала катер, и вопрос дороги был закрыт. Оставался вопрос питания, всегда животрепещущий как для меня, так и для Насти.
— Когда я была у тебя в гостях, — мечтательно заявила она, — я видела у тебя такую штучку… они еще были во всех квартирах пятьдесят лет назад, когда не было газовых плит. На ней готовят еду.
— Керосинку, что ли? — изумилась я. — По-моему, у нас нет керосинки.
— Нет, она на электричестве.
— А, электроплитку! Точно, валяется где-то. Только я боюсь, она давно испортилась. И потом, ты уверена, что на базе есть электричество?
— Есть. Там многие сами себе готовят, я слышала. В общем, ты возьмешь эту штуку, а я — кастрюлю и сковородку.
После этого каждый вечер приносил мне новый пункт в список необходимых на отдыхе вещей. В понедельник я узнавала, что я должна купить литр растительного масла, а Настя — полкило сливочного. Во вторник — что я повезу гречу, а она макароны. Среда обогащала мой рюкзак тушенкой, а сумку моей подруги банками шпрот. В общем, заботиться еще и об одежде у меня не
хватало времени, и проблема оттянулась до последнего.
Дома, обозрев внушительную кучу продуктов, я поняла, что если я все это дотащу, то смело могу принимать участие в соревнованиях по подъему тяжестей. Среди мужчин. Слава богу, что обещают невиданную жару, а купальник — вещь легкая. Лучше я, конечно, возьму два купальника — один будет сохнуть, а другой на мне. Футболка, шорты. Еще физкультурные штаны — ходить в лес. Кофточка с длинным рукавом — от комаров. Клеенчатый плащ на случай дождя. Свитер на случай холода. Старое платье — для посещения столовой. Резиновые сапоги. Босоножки. Кажется, все?
— Ты что, не берешь с собой куртку? — заинтересовалась мама.
— А зачем? Обещают тепло.
— Ну, мало ли, что они обещают. Ты же в Ленинграде. Сегодня тепло, а завтра холодно. Конец мая — это еще не лето. Нет, без куртки я тебя не отпущу! А к ней толстый свитер… и фланелевую рубашку… и…
Мы препирались довольно долго. Я уверяла, что у меня и так слишком тяжелый груз, а мама рекомендовала в таком случае пренебречь футболкой с шортами. Я гневно возражала: «А в чем же я тогда буду ходить, когда начнется жара?» — и спор возобновлялся с начала.
Дело кончилось компромиссом. Я обещала поехать в куртке, а также прихватить с собой, помимо хлопчатобумажных, шерстяные носки, а мама признала, что май стоит на редкость теплый.
Выехав за пределы города, я внезапно почувствовала, что мои проблемы не стоят выеденного яйца. И Светины тоже. Надо отдохнуть и выбросить эту муть из головы, а тем временем все образуется. В конце концов, ну, что такое с нами случилось? Случилось ведь не с нами, а с Костиком. Его, разумеется, жалко, но помочь ему мы не можем и его убийц не знаем. Знали бы, так сообщили в милицию, а на нет суда нет.
Добирались до поселка Горы мы почти целый день. Сперва на электричке до Приозерска. Потом ждали катера — причем никаким расписанием на пристани даже и не пахло. Слава богу, пара аборигенов, безмерно нам удивившихся, подтвердили, что владелец катера здесь и сейчас отправился выпить. Через пару часов явился жилистый красноносый мужик, а с ним — пять женщин деревенского вида, как оказалось, жительниц Гор. Наше желание отправиться туда их всех поразило, но мы вытащили деньги, и вопрос был решен.
Мы проплывали мимо необычайно красивых островов, поросших лесом, и я была бы совершенно счастлива, если б не смутное подозрение, что мы движемся куда-то не туда. Почему нет больше ни одного человека, едущего на базу? Почему мы одни?
— Потому что никто не знает про катер, — утешала меня Настя.
— А старожилы, которые тебе про него рассказали! — не успокаивалась я. — Они где прячутся?
— Они едут на машинах. Машиной, разумеется, удобнее всего. Но у нас ведь ее нет.
Наконец, мы прибыли. Река мирно плескалась у наших ног. Сосны источали дурманящий запах. Трава имела неправдоподобно зеленый цвет. Солнце жарило вовсю. Господи, счастье-то какое! Говорят, база совсем недалеко. Я попыталась надеть рюкзак, но он почему-то не желал отрываться от земли. Как же я его раньше надевала? Впрочем, в Приозерске мы купили килограмм печенья — оно, похоже, и явилось той соломинкой, которая доконала бедного верблюда.
— Давай приподнимем вместе! — предложили Настя.
С грехом пополам, мы водворили рюкзак мне на спину, и я согнулась почти под прямым углом. Ничего, жить можно. Настя подтолкнула свою тележку, и мы двинулись в путь. Сперва довольно бодро. А потом еще бодрей, потому что дорога пошла под уклон. Телега неудержимо влекла свою хозяйку вперед, не учитывая ее физические возможности. Все быстрее и быстрее, я, разумеется, отстала и вижу лишь Настины ноги, мелькающие со скоростью курьерского поезда, еще, еще быстрее… бац! Бедная Настя плюхнулась носом в грязь, а обрадовавшаяся тележка, избавившись от эксплуататора, понеслась куда-то вдаль.
Я подошла к подруге и наклонилась, желая ей помочь. Лучше б я этого не делала! Я не учла, что держать в равновесии свой многопудовый груз могла лишь во вполне определенном положении. Центр тяжести сместился, и я упала рядом — причем любой специалист по физике сразу догадается, что я, в отличие от Насти, упала на спину. Точнее, на рюкзак. Он достигал таких размеров, что я лежала, не доставая ногами до земли. О том, чтобы подняться, не стоило и говорить, тем более, что мои руки были прочно стянуты крепкими лямками. Помимо всего прочего, я начала дико хохотать, поскольку вспомнила детский стишок:
«Жук упал и встать не может,
Ждет он, кто ему поможет».
В конечном итоге помогла мне Настя. А я ей, собрав часть ее вещей, рассыпавшихся по обочине. Разумеется, телега не выдержала самоуправления и свалилась в кювет.
База отдыха нам понравилась. Симпатичные деревянные домики на двоих. Мебели, конечно, почти нет — пара кроватей, пара стульев и сломанный стол.
Но мы не избалованы. Единственное каменное здание — столовая. Удобства, разумеется, во дворе — вернее, на окраине леса. А чуть поближе — мойка с раковинами. Много ли надо человеку? Нам выдали простыни, наволочки, по одеялу, по матрасу и по подушке. Да, еще ключ и замок. И мы тут же побежали купаться.
Вода бодрила. По моим представлениям, там было градусов двенадцать. Однако быстрое течение заставляло нас прикладывать столько усилий, что мы не успели замерзнуть. Не знаю, чем объяснить, но по течению Настя плыла быстрее меня, а против течения наоборот. Это нас очень интриговало.
Когда мы вышли на берег, оказалось, что там собралась толпа. Не знаю, за кого они нас приняли — за дипломированных моржей? По крайней мере, смотрели на нас, широко открыв глаза. Пальцем у виска, правда, никто не крутил. Даже три моих студента, которым, вообще-то, сейчас полагалось сидеть в городе и зубрить. Особенно Вовочке, одно имя которого ясно говорило, что он не получил вовремя зачетов.
Помимо студентов, у чудесной базы выявился еще один недостаток. За ужином, заставившим меня похвалить Настину прозорливость, нашим недовольным взорам предстал никто иной, как Курицын! Увидев нас, он тут же уселся за наш столик и начал изводить нас рассказами о своих достоинствах. Нам с трудом удалось от него сбежать.
— И ведь могли бы догадаться! — сетовала Настя. — Где дешево, там без него не обойдется. И что теперь делать?
— Побольше гулять, — предложила я. — Он в этом смысле слабак. Долго не выдержит. А теперь давай поедим. Ужин был какой-то мелкий. Где тут розетка?
Мы внимательно осмотрели стены домика — розетки не было. Моя многоопытная подруга тут же отправилась на улицу собирать информацию и вскоре вернулась, весьма недовольная.
— Розетки есть, но не везде, — пояснила она. — Домики с розетками заняли старожилы. А для остальных розетка на мойке. Пойдем?
А что нам оставалось? Я взяла под мышку плитку и кипятильник, Настя — сковородку, кружки и банку тушенки, и мы отправились в путь.
На улице похолодало. Мягко говоря. Я надела куртку, но согреться все равно не могла. Настя тихо стучала зубами рядом. Розетки на мойке имелись, однако с напряжением там явно были нелады. Через пятнадцать минут я предположила:
— Ты не находишь, что плитка греет ровно с такой скоростью, с какой воздух охлаждает?
— Нет, чуть-чуть быстрее, — возразила мне подруга. — Видишь, я о сковородку руки грею. Значит, она теплее воздуха, да?
Забегая вперед, сообщу, что мое предположение оправдалось в отношении кипятильника. Вскипятить чай представлялось невозможным, пока я не сообразила сунуть в кружку два кипятильника сразу. Вероятно, это опасно для жизни, зато эффективно. Плитка же действовала лучше, и через два часа мы, голодные и закоченевшие до последней степени, получили изысканное блюдо — теплую тушенку с разогретыми кусочками хлеба. Стемнело. Все давно попрятались по домикам. Мы одни, как несчастные сироты, торчали на продуваемой ветрами мойке. Но зато каков результат!
— А нести сковородку назад я буду ухватом, — гордо заявила Настя. — Я и о нем позаботилась! Вот он!
И она продемонстрировала мне деревянную ручку с железякой на конце. Подцепив железякой сковородку, она попыталась ее поднять — не тут-то было! Сковорода держалась неплотно и тут же упала — правда, не перевернувшись. Однако мужественная Настя не оставила своих усилий и после нескольких попыток подняла-таки строптивицу вверх. Подняла и побежала. Я успела лишь услышать: «Скорее! Открой мне дверь!»
Бросив наше добро без присмотра, я бросилась вперед и успела отпереть замок буквально за секунду до появления подруги. Точнее, я отперла замок и крикнула: «Сюда!», поскольку Настя неслась по дороге, далеко вытянув руку с ухватом, и имела такой вид, словно собиралась пропутешествовать подобным образом вокруг земного шара.
— Ух! — она села и отерла пот со лба. — Ухват — хорошая вещь, но управиться с ним нелегко.
— А зачем ты так бежала? — поинтересовалась я.
— Понимаешь… эта сковорода все время выскальзывала, и, если б я замедлила шаг, то она бы выпала. Вот и пришлось поторопиться.
— Предупреждаю, — тут же внесла ясность я, — я ухватом пользоваться не стану. У меня не получится.
— Разумеется, — не стала спорить Настя. — Ты будешь отвечать за плитку, а я за сковородку. Все по справедливости.
Ночью мне не спалось. От холода. Одеяло почти не грело. Снизу дуло. Я встала и надела на себя футболку со свитером, а также две пары носков. Это немного помогло, и, проворочавшись пару часов, я заснула.
Утром я подвергла допросу подругу:
— Слушай, а тебе было не холодно?
— Холодно, — подтвердила она, — но я сложила одеяло вдвое, и стало тепло.
— Надо же, — позавидовала я, — а я не могу сложить одеяло вдвое.
— Почему?
— Оно же становится коротким! У меня тогда ноги торчат и мерзнут. Или плечи.
— А у меня не торчат. Хотя я удивляюсь, что при нашем климате они не сделали хоть какого-то отопления. Домик-то картонный!
Да, климат давал о себе знать. Обещанной жары не наблюдалось. Наоборот. Я, например, надевала на себя все, что имела, за исключением купальника и ночной рубашки. Я ходила гулять в шортах, физкультурных штанах, футболке, рубашке, свитере, куртке, двух парах носков и резиновых сапогах. Настя же придерживалась мнения, что скоро станет еще холоднее и потому следует оставить что-нибудь про запас, поэтому она обходилась без футболки и шортов. Я не поддерживала ее идеи, поскольку не понимала, как может еще похолодать без того, чтобы наступило великое оледенение. А тогда футболка будет ни к чему.
На следующее утро моя подруга накинулась на меня, как волк на ягненка.
— Ты зачем рассказала мне, что, если сложить одеяло вдвое, то торчат ноги или плечи?
— Поделилась опытом.
— Не нужен мне такой опыт! Вчера все было прекрасно, а сегодня из-за тебя я всю ночь не спала! У меня мерзли ноги и плечи! Придется идти к коменданту.
Комендант, пожилой, но крепкий мужичок, явно был неравнодушен к пышным блондинкам и делал Насте авансы, ею, разумеется, гордо отвергаемые. Но холод не тетка, и моя подруга отправилась к нему на поклон и вернулась раздраженная, однако с парой одеял.
— Ну, теперь ты не мерзла? — осведомилась она на третье утро.
— Как сказать, — призналась я. — Матрасы ужасно тонкие. Скажи, тебе снизу не поддувает?
— Абсолютно. А как может поддувать снизу? Придумаешь тоже!
— А мне поддувает.
Четвертое утро Настя опять встретила мрачно.
— Знаешь, — заявила она, — если тебе еще откуда-нибудь будет дуть, то ты молчи. Сбоку или с потолка — что ты там еще измыслишь? Я из-за тебя получу радикулит.
— Радикулит?
— Разумеется. Я всю ночь просто ощущала, как мой спинной нерв выходит из строя из-за жуткого сквозняка, веющего из-под кровати. Как жива осталась — не знаю.
И она, вздохнув, поплелась вымаливать нам по дополнительному матрасу.
Несмотря на холод, мы продолжали купаться. И вовсе не потому, что мы моржи. Наоборот — обе предпочитаем водичку теплую и милую. Однако жить у речки и не купаться представлялось нам необычайно трагичным. К тому же у купания было то несомненное достоинство, что в воду Курицын за нами не лез никогда. В лес иной раз увязывался, вода же была зоной мира. А к глазеющим студентам я быстро привыкла. Ничего, вот вернемся в город и посмотрим, кто будет смеяться последним!
В общем и в целом отдыхали мы прекрасно, особенно по сравнению с остальными. Остальные упорно жаловались нам на скуку и спрашивали, чем мы весь день занимаемся при такой жуткой погоде. Чем-чем! С утра завтрак. Потом идем в лес, а, если дождь совсем уж проливной, в игротеку.
Игротека — это такой сарайчик, где собраны разные игры, видимо, оставшиеся с прошлого лета, когда наша база отдыха функционировала в качестве пионерского (или как его нынче надо называть?) лагеря. Некоторые из них оказались одноразовыми, как, например, «Титаник» и айсберги». Там, если айсберги не совсем дураки, они всегда могут так окружить «Титаника». Ему некуда деться, что хотя и соответствует жизненной правде, зато скучновато. Другие, типа «Ниндзя и самураев», имели непредсказуемый результат, и мы ломали себе над ними голову регулярно. Очаровательная игра «Рыболов», где удочкой на магните ты вылавливаешь из садка рыбу, напоминала сладкое детство и тоже была нами любима.
Должна признаться, что первые несколько дней мы были единственными посетителями игротеки. Однако вскоре к нам зачастили любопытные студенты, сперва просто с изумлением пожирающие глазами странные развлечения великовозрастных дур, а потом рискнувшие присоединиться. Ну и обыгрывали же мы их! Если б мы играли на деньги, то в августе могли бы поехать не в Крым, а на Ривьеру. Все-таки интеллект — великая вещь. Особенно весомыми наши успехи были в игре «Смелые астронавты», самой «взрослой» из имеющихся — не
для детей трех-пяти или семи-восьми, а для подростков тринадцати-пятнадцати лет. Мы с Настей составляли одну команду, а студенты другую. С помощью жребия определялась планета, на которую мы летим, а там происходили различные чрезвычайные происшествия. Если ты правильно оценивал ситуацию (например, знал, что по Венере не стоит бродить без жаростойкого костюма), то летел дальше, а если совершал ошибку, то терял жизненные единицы. Если же хоть один член экипажа оставался вовсе без жизненных единиц, то корабль погибал. Впрочем, единицами этими можно было делиться друг с другом.
Так вот, за все время в эту игру нас не обыграл никто, и причина не только в моем увлечении журналом «Наука и жизнь», но и в мировоззрении. Представители молодого поколения, воспитанные в условиях рынка, в принципе не способны делиться! «Ха! — хмыкнул Вовочка в ответ на просьбу собственного штурмана одолжить десяток единиц. — Чего это я свои астробаксы тебе отдам! Нашел дурака!» Мы с Настей честно объяснили, что никакие это не астробаксы, а взаимовыручка экипажа, однако нам, разумеется, не поверили.
Короче, до обеда нам скучать не приходилось. После обеда тоже, поскольку мы ложились соснуть. Кто-нибудь, возможно, и умеет скучать во сне, а мы нет. Проблема была лишь в том, чтобы не продрыхнуть до ужина, потому как надо было успеть посетить фермера. Фермера обнаружила Настя. На второй же день она с пристрастием вопросила:
— Знаешь ли ты, отчего мы мерзнем?
— От холода, — мудро пояснила я.
— Ничего подобного! Чукчи не мерзнут в сорокаградусный мороз.
— Дело привычки.
— Нет, дело в питании, — подняла палец моя подруга. — Нам не хватает животного белка. Растительный белок мы получаем в достаточных количествах, поскольку я специально включила в наш рацион баночную кукурузу. Кукуруза — просто кладезь растительного белка. Однако организм требует животного, и с ним не поспоришь.
— Тушенки у нас в обрез, — осадила Настю я.
— Кладезь животного белка — парное молоко. Грешно жить в деревне и не оздоровить организм парным молочком. Он нам этого не простит!
Не приходится удивляться, что в тот же вечер мы, судорожно оглядываясь по сторонам, бежали на ферму, где продавали молоко. Оглядывались мы по той причине, что о чудесном месте Насте сообщили под большим секретом, ибо коров была мало, а жаждущих много. Моя подруга обещала, что не наведет на ферму лишних конкурентов, способных нагло обскакать старожилов нашей базы и лишить их привычного лакомства. Вот мы и пытались избавиться от возможных преследователей. В общем, пока кругами доберешься до места, пока вернешься обратно — пора ужинать.
После ужина мы тоже не скучали. Мы занимались приготовлением пищи.
— Знаешь, — в приливе откровенности поведала мне Настя, — если б я жила не с мамой, а одна, и готовила себе завтрак, обед и ужин, ни на что другое у меня явно не оставалось бы времени. И как это замужние женщины ухитряются еще и работать?
Да, наши с нею блюда — это не какие-нибудь скороспелки, поспевающие через пять минут. Два часа — минимальный срок! Я даже придумала усовершенствование, достойное Кая Юлия Цезаря — мы уплотняли собственное время. Ставили сковороду на электроплитку, а сами шли на другой конец базы играть в бадминтон. Каждые полчаса я ходила проведывать пищу, и ни разу она не подгорела. Наоборот — обычно мы не выдерживали раньше, чем она казалась мне полностью готовой. Поев, мы ложились спать. А завтра — новый день. Когда люди скучают?
Да, еще мы плавали по Вуоксе на лодке. Обе мы были не очень-то мощными гребцами и быстро уставали, зато обожали красивые виды, открывающиеся с воды. Гранитные острова, покрытые соснами, нас просто зачаровывали. Чары рассеивали лишь надписи, оставленные каким-то трудолюбивым мерзавцем. Не знаю, когда и зачем, но он вооружился ведром с масляной краской и наляпал всюду свои автографы. На одном острове красовалось пронзенное стрелой сердце, второй сообщал нам, что Серж дурак, третий и вовсе ругался матом. Хорошо, что мы с Настей близоруки! Есть и другое «хорошо» — когда в очередное плаванье с нами навязался Курицын, мы заставили его всю дорогу грести под тем предлогом, что он якобы мужчина. Замерзли до смерти, однако Курицына отвадили навсегда. Жизнь была прекрасна!
Однако мое безмятежное счастье в забытом богом уголке длилось лишь несколько дней. Началось все поздно вечером, фактически ночью. Мы мирно лежали в ледяных постелях и весело болтали. Обсуждали крайне важный вопрос — где сушить белье? Я стояла за свежий воздух, Настя же предпочитала помещение.
У каждого варианта имелись недостатки. В помещении вещи не сохли, а, наоборот, отсыревали, а на воздухе в тот короткий миг, когда выглядывало солнышко, запросто могли бы высохнуть. Главное — успеть их убрать до дождя. Но мы, разумеется, не успевали, поскольку нас вечно не было дома.
И вот именно тогда, когда Настя высказала гениальную идею сушить белье на себе, раздался страшный грохот. Сперва я решила, что наш ветхий домик рушится и сейчас погребет нас под собой, однако почти не испугалась, так как понимала, что пара упавших на голову кусков фанеры вряд ли особо нам повредит. Но тут же услышала, как моя подруга рычит: «Прочь! Прочь!» — и, привыкшая к послушанию, я покорно вылезла из кровати. «Прочь!» — продолжала Настя голосом тигра, которому вместо мяса подсунули морскую капусту. А сама продолжала лежать в постели! И глядела не на меня, а в окно. Что-то ударило в стекло, и шум прекратился.
Я юркнула под одеяло.
— Ты поняла, что это было?
— Какая-то мерзкая рожа в окне! — гневно выкрикнула моя подруга. — Этого нам не хватало!
— Мне казалось, воров здесь не бывает, — заметила я. — Удивительно тихое место. Мы постоянно оставляем без присмотра сковородку, и никто не берет. И домиков почти никто не запирает.
— Воры! — продолжала гневаться Настя. — Ерунда! Это был Курицын! Больше некому! Помнишь, у нас под окном такая колода? Он влез на нее и подслушивал наш разговор. То-то мне казалось, что там шуршит. А потом упал с колоды. Обнаглел совсем! Ты его распустила!
— А зачем ему наши разговоры? Судя по всему, он не очень-то часто стирает свое белье. Он мне рассказывал, что повезет все в город, а там мама постирает.
— Так он же не знал, что мы обсуждаем белье. Он думал, что его обсуждаем. У него ж самомнение! Наверное, интересуется, почему ты от него бегаешь. Считает, что у тебя кто-то есть, и хочет подслушать, кто. Ты ведь знаешь, что противоположно понятию «молодой человек»?
— Старый нелюдь, — не задумываясь, поведала я.
Это поставило в тупик даже Настю.
— Почему «старый нелюдь»?
— Как почему? Противоположно понятию «молодой человек», — раздельно повторила я, — понятие «старый нелюдь». По-моему, элементарно.
Отсмеявшись, моя подруга продолжила начатую мысль.
— Я имела в виду, что ни один молодой человек не поверит, что его можно отвергать, не имея в запасе другого. У них такая психология. А Кирицын ведь тоже из мужчин.
— Так ты видела, что это он? — уточнила я.
— Нет. Мелькнула рожа и исчезла. Я бы даже сказала, совершенно на него не похожа, однако больше быть некому. Ты как считаешь?
К сожалению, я считала иначе. Вернее, меня терзали сомнения. Уехав из города, я, казалось, оставила все свои проблемы там. А вдруг нет? Вдруг они просочились за мною сюда? Я была на месте преступления… украла одну улику и подкинула другую… потом меня ограбили… а теперь подслушивают. Интересуются, что я о них знаю, и строят коварные планы. А если это так, то бедная Настя подвергается большому риску, бродя со мной по лесным закоулкам. И не подозревает ни о чем! Правда, Света просила меня никому ничего не рассказывать, однако я выторговала обещание, что Насте в крайнем случае можно. Так вот, похоже, крайний случай настал.
Со вздохом я снова покинула постель и, завернувшись в одеяло, села на кровать к Насте.
— Сейчас я сообщу тебе нечто. Помнишь, ты спрашивала, зачем я переодевалась в Свету?
— Да, а ты еще наврала, будто просто в шутку, и я из деликатности притворилась, что поверила. Колись!
— Ладно. Только, пожалуйста, без критических замечаний в наш адрес. Что случилось, то уже случилось, ладно?
И я раскололась. Слушая, моя подруга скрежетала зубами, видимо, прилагая отчаянные усилия, чтобы критические замечания не вырвались наружу. А по окончании мрачно заявила:
— С этого момента мы должны быть особенно бдительны. Вот, например, сейчас у меня возникло явное желание выйти. Но опасаюсь. Особенно идти на опушку леса.
— Пойдем вместе.
— Ты считаешь, если нас будет двое, убийцы в ужасе убегут? Нет, буду терпеть. Утро вечера мудренее.
Я вернулась к себе и едва начала задремывать, как услышала громкий Настин голос:
— Знаешь, что? В следующий раз я буду жить непременно в каменном корпусе. Это я заявляю со всей ответственностью. Никаких домиков — только каменный корпус. Что ты об этом думаешь?
В данный момент я как раз боролась с искушением спросить подругу, не чувствует ли она, как дует сегодня от стены, поэтому предпочла не открывать рта. Вскоре, несмотря на ветер из щелей, мне все же удалось уснуть, но ненадолго.
— И там непременно должен быть туалет, — донеслось до меня откуда-то издалека. — Ты слышишь? Не просто каменный корпус — это будет каменный корпус с туалетом. Пусть не на этаже, но в самом здании обязательно. Иначе я к ним не поеду. Не поеду… не поеду…
Разумеется, наутро ситуация показалась нам не столь критической. В конце концов, что такое произошло? Кто-то сунул нос в наше окно. Случайный прохожий или и впрямь свихнувшийся Курицын. Рассуждая логически, лично нам вряд ли что-нибудь грозит. Если уж за кем и станут охотиться, то за Светой. Однако, раз она не звонит, значит, дела ее не так уж плохи. Может, убийцу уже нашли?
А на нас свалилось занятие поинтереснее, чем сидеть посереди базы и дрожать. И, естественно, присмотрела его Настя.
— Ты знаешь, — возбужденно заявила она, — мы с тобой совершаем огромную ошибку, бессмысленно бродя по лесу. У нас ведь там нет никакого дела!
— Это у тебя нет никакого дела, — с достоинством возразила я, — а я
слежу за тем, чтобы мы не заблудились.
Еще не хватало, чтобы моя благородная миссия была забыта! Мы с Настей обе очень плохо ориентируемся. Точнее, я очень плохо, а она неправдоподобно плохо. В смысле, я способна заблудиться почти везде, однако есть набор мест, которые представляются мне понятными и знакомыми. У Насти таковых не имеется. Поэтому именно на меня возложена задача мальчика-с-пальчик — отмечать дорогу. Впрочем, я пользуюсь научным методом. Мы гуляем так, чтобы я постоянно держала в поле зрения шоссе, а уж по нему вернуться мы способны. Иногда, правда, мы увлекаемся, и теряем шоссе из виду, и с ужасом думаем, что заблудились, и рисуем в воображении пропущенный обед, но рано или поздно невдалеке раздаются голоса, и мы понимаем, что все обошлось.
— Я не умаляю твоих заслуг, — кивнула Настя, — но речь не об этом. Конечно, прогуливаясь, мы приносим огромную пользу нашим организмам, но всегда лучше прогуливаться с целью. Так вот, старожилы так и делают. Они собирают грибы!
— В начале июня? — не поверила я. — И какие же, хотелось бы знать?
— Сверчки и стручки! — торжествующе выпалила моя подруга. — Я узнавала.
— Сверчки — это насекомые, — с мягкой укоризной поведала я. — У Машиного брата их уйма. Живут в аквариуме и ночами стрекочут. А на вид — вылитые тараканы, только огромные.
— Да? — подозрительно спросила Настя. — А стручки? Тоже насекомые?
— Нет, стручки — это растения. Вернее, часть растения. А грибы… наверное, сморчки. И строчки. Только я их в жизни не видела, и если встречу, то не отличу.
— А ты много грибов до сих пор здесь встречала? Не сезон ведь. Мы смело можем собирать все, что найдем, а потом показывать старожилам. Они объяснят, что съедобно, а что нет. Зато нам какое развлечение!
Против развлечений я никогда не возражала, и мы тут же отправились в лес за сверчками. Брели себе и смотрели под ноги, а валежник хрустел под нашими ногами. Потом мы остановились, а валежник все продолжал хрустеть. Недолго, однако продолжал.
Мы молча уставились друг на друга. Потом молча вышли на шоссе. Оно почему-то казалось безопаснее.
— За нами явно следили, — мрачно прокомментировала Настя. — Если это Курицын и из-за него мы теперь будем сиднем сидеть на базе, я никогда
ему этого не прощу!
— А может, это зайчик? — предположила я.
— Мы с тобой так громко болтаем, что все зайцы должны разбежаться. По крайней мере, я б на их месте разбежалась. Гадство какое!
— Давай вернемся на базу и посмотрим, там Курицын или нет. Хоть что-то узнаем.
Курицына не было, но, разумеется, этот факт ничего не значил. Зато после обеда, когда мы привычно крались за молоком, кто-то нагло крался за нами. Даже кусты шевелились, честное слово! А ведь мы обещали ни в коем случае не
привести на ферму шпиона! Поэтому я собиралась смело броситься к подозрительным кустам, надеясь вспугнуть негодяя, и остановила меня лишь осторожная Настя. Мне почему-то не верилось, что нам может грозить опасность — уж больно неподходящий кругом антураж. Овечки, цветочки. А моя подруга утверждала, что преступники вряд ли обладают моим тонким вкусом и на антураж способны просто наплевать.
Тяжелый день продолжался. На ферме мы поссорились с вожаком баранов. Мне он и раньше не нравился, поскольку выглядел глупым и наглым, а теперь отношения наши испортились окончательно. Его при нас отдубасил кот Васька. Отдубасил — и правильно сделал! Коту всегда первому наливают молоко, даже раньше, чем нам с Настей. А баран попытался это молоко выпить. Тогда Васька встал на задние лапы, а передними надавал конкуренту по мордам. Зрелище неописуемое! Маленький кот с энтузиазмом раздает пощечины обалдевшему толстому барану. Мы, естественно, не удержались от смеха, а баран потом в отместку встал у нас на пути и не давал уйти с фермы. Пришлось звать на помощь.
После ужина, пребывая в нехарактерном для нас довольно кислом настроении, мы решили взбодриться. Поэтому, поставив на плитку сковороду с тушенкой, мы сели в лодку и отправились в путь.
— Только через час мы должны вернуться, — предупредила я. — Все-таки плитка греется. А ты уверена, что убийцы не попрутся за нами?
— Вплавь, что ли? — злорадно поинтересовалась Настя. — Лодка-то всего одна. А водичка ледяная.
— Одолжат где-нибудь лодку. Или украдут. Для убийц это не проблема. Подплывут к нам и — бах!
— Зачем? — прервала меня подруга. Ответить на это было нечего, и мы бодро замахали веслами.
Быстро сгущались сумерки. Подозрительно быстро.
— У нас сейчас белые ночи или как? — осведомилась Настя.
— Белые. И даже, по-моему, более белые, чем всегда. По крайней мере, фонари на моей улице не горят всю ночь. А раньше их хоть на пару часов, да зажигали.
— Экономия. И природа туда же. Тоже свет экономит. Весла не видно.
— Зато она не экономит воду, — заметила я. — Дождик пошел. Давай обратно, а?
Не успела я довести фразу до конца, как дождик превратился в грозу. Правда, мы предусмотрительно не расставались с клеенчатыми плащами, однако даже сквозь них иной раз проникали омерзительно холодные струи. А еще они больно били по лицу. Где-то в вышине загремел гром, услужливо сопровождая стремительную молнию. Желание вернуться росло и крепло. Для скорости мы поделили весла — одно Насте, другое мне. Это нарушало синхронность, но мы ведь не на соревнованиях! Вот протока, выводящая в соседнее озеро, теперь надо проплыть через него до следующей протоки, а там и пристань недалеко. Молнии били все чаще, самые наглые позволяли себе вонзаться в воду совсем рядом с нами.
— В журнале «Наука и жизнь» написано, — позволила себе заговорить я, — что одно и то же напряжение может кого-то убить, а кому-то не причинить вреда. Все зависит от сопротивление организма. А сопротивление во многом зависит от эмоционального настроя. Попытайся эмоционально настроиться.
— На что? — буркнула Настя. — На то, что сейчас в меня ударит молния? Думаешь, это поможет?
Впрочем, вести долгие разговоры обстановка не позволяла — в рот затекали струи дождя. Они были какие-то косые и добирались до тебя, как бы ты ни извивался. Ага, протока, а за ней…
— Слушай, мы тут когда-нибудь были?
— Не знаю, — неуверенно ответила мне подруга. — Может, это от грозы все выглядит иначе?
— Система Вуоксы соединяется с Ладожским озером. Может, это оно? Здоровое больно.
— Нет, вряд ли. Это иллюзия. Фата-моргана.
Я не стала препираться, хотя была уверена, что фата-моргана нам не грозит. Она возникает в засушливой пустыне, а наша обстановка от сухости была далека. Мы судорожно гребли, а моему воображению представлялась взорвавшаяся плитка и сожженная база отдыха, а также сумма выставленного нам после этого счета. Вот и конец озера… тупик.
— Все-таки это не наше озеро, — сделала вывод Настя. — Плывем обратно!
Руки болели, на теле не было сухой нитки, молнии так и сновали вокруг, и я стала вспоминать маму и попугайчика Кешку — как славно мы с ними жили и как нежно любили друг друга, и вот бедная мама останется сиротой, а у нее гипертония. Господи, хоть бы выбраться живой — о большем я не мечтаю.
Тупик.
— Вон протока! — указываю я.
Мы долго плывем. Плывем из последних сил. Опять тупик! Но ведь как-то мы сюда попали, значит, и выбраться тоже можно! Мы дважды оплыли озеро — безрезультатно.
— Как ты думаешь, — осведомилась Настя, — за завтраком они удивятся, что нас нет? Может, организуют спасательную партию?
— Да они и не заметят.
— Наши порции останутся.
— Их съест Курицын.
— Значит, он заметит.
— И никому не скажет, — с мазохистским удовольствием уверила я. — В надежде съесть еще и обед. И вообще, ночь тут мы не продержимся.
— Мы выйдем на берег. Переночуем под деревом.
— По-моему, в грозу под деревом — самое опасное место. Впрочем, мне уже безразлично. Только маму жалко.
Слово «мама» плохо подействовало на бедную Настю. Если б мы и так не были насквозь мокрыми, я бы уверенно утверждала, что она плачет. Но тут… именно в этот самый страшный миг… забрезжил луч надежды. Я увидела рыбака! Он сидел себе спокойненько в лодке с удочкой и ловил рыбу!
— Вон, смотри! Рыбак! Мы спросим у него дорогу!
— Он что, ненормальный? Ловить рыбу в такую грозу!
Я махнула рукой:
— Рыбаки все ненормальные. Но дорогу наверняка знает. Правда, далеко примостился, но уж поднапряжемся напоследок.
И мы поднапряглись. До сих пор удивляюсь, как мы выдержали эту пытку, однако, представьте себе, мы доплыли. И узрели чайку, уныло восседающую на валуне.
Вообще-то, я люблю животных. Особенно птиц. Но счастье этой чайки, что у меня не оказалось под рукой хорошего булыжника, иначе дни ее прервались бы раньше отмеренного богом срока, а к моим многочисленным грехам прибавилось убийство. Впрочем, нельзя не порадоваться, что булыжника не было также у Насти. Иначе прервались бы мои личные драгоценные дни.
Мы молча и медленно гребли к берегу, надеясь выискать для ночлега место посуше. Может, лучше на островке? Он каменный, а с камня вода вроде бы стекает. Камень… ну, не сухой, конечно, однако и не такой мокрый, как земля. А это что? Короткое матерное слово. Такое короткое — и такое прекрасное!
Никогда я не понимала любви русского народа к мату. Никогда не предполагала, что удачно употребленное ругательство способно вызвать у меня восторг. О, как мало мы себя знаем! Теперь мне хотелось снова и снова повторять три чудесные буквы, мне хотелось навеки запечатлеть их в своем сердце! Путеводные буквы, спасительные буквы! Все будущие годы моей жизни я не стану, как раньше, при их звучании презрительно морщить нос. Они будут звучать для меня божественной музыкой.
Разумеется, по предусмотрительно оставленным неким гением опознавательным знакам мы довольно быстро нашли дорогу. От мата к Сержу- дураку, дальше любовная картинка, а вот и пристань. Лишь тут я взглянула на часы. Полночь! Мы болтались по Вуоксе четыре часа. А у нас сковородка на огне! Господи спаси!
Господь действительно спас. Правда, в данном конкретном случае он принял удивительно неподходящий облик — облик Курицына. Наше счастье стояло на мойке и сверлило взглядом сковородку.
— Тушенка пожарилась, а вас все нет, — объяснил мой коллега. — Ну, я ее и съел.
— Правильно, — кивнула я.
— А теперь макароны жарю, — горько добавил он. — Жарю, и жарю, и жарю. Два часа жарю. Бутылку масла извел, а они все жесткие! Подсунули какой-то брак!
Я заглянула на сковородку. Курицын жарил сырые макароны! И тут, видимо, наступила реакция. Я принялась хохотать. Вообще-то, на меня нечасто нападают приступы смеха, но уж если началось, то только держись. Очень скоро ко мне присоединилась Настя, а потом и Курицын — видимо, за компанию. Мы выли и держались за животы. Сразу скажу, что в результате этой акции назавтра у меня болели руки, ноги, живот и щеки. Первое и второе от гребли, а остальное от смеха. И даже выяснив, что истраченная бутылка постного масла принадлежала не Курицыну, а нам, мы не прекратили веселиться. Жизнь — прекрасная штука!
И, словно в подтверждение этой мысли, наутро нашим с Настей глазам предстало прекрасное видение. Или даже, скорее, гений чистой красоты. В условиях, приближенных к полевым, сохранить чистоту трудно, однако гению это удалось. Представьте себе белые ботиночки, белоснежные узкие брючки и белоснежную же курточку — и вы поймете, что мы были бы очарованы, даже если б из курточки не выглядывало довольное Светино лицо. Как она прошла по дороге, утопающей в грязи, и не посадила ни пятнышка на свой прелестный туалет, простому смертному не понять. Наверное, у гениев чистой красоты особая походка.
— Привет! — махнула рукой Света. — Как поживаете?
— Замечательно. Слушай, откуда ты тут взялась?
— Из города, — ответила наша любимая подружка в свойственной ей манере и, не дав нам опомниться, тут же поинтересовалась: — Что вы теперь будете делать? Какие у вас планы?
— Вообще-то, — призналась я, — после завтрака мы собирались в лес за сверчками. Но в связи с твоим приездом мы можем планы изменить.
— Девчонки, — ласково засмеялась Света, — ну, кому, кроме вас, придет в голову искать сверчков в лесу? Они живут за печкой.
— Да? — скептически хмыкнула я. — А я всегда считала, на шестке.
— На каком еще шестке?
— На своем. Всяк сверчок знай свой шесток. Может, конечно, он его только знает, а жить на нем не собирается, но тогда зачем ему это надо? Вряд ли у сверчков развита абстрактная тяга к знаниям.
Света молчала довольно долго, потом неуверенно спросила:
— Слушай, а ты сама понимаешь, что говоришь? Если честно?
— Если честно — откуда мне знать? Я не вслушивалась. А о чем я
говорила?
— Сверчки — это грибы, — не выдержав, пояснила Настя. — Давайте не будем больше о них! Ты Катю извини, но она мне все рассказала. Ну, о твоих неприятностях. Надеюсь, сейчас все в порядке?
— Почти, — неопределенно сообщила Света.
— Ну, мы так и думали. Раз ты не звонишь…
— Не звонишь! А как, по-твоему, я могла позвонить? В вашей глуши даже нет телефона.
— Как — нет?
— Очень просто — нет. Ближайший телефон на станции. В пяти километрах. Пока вы бы до него добрели, я бы разорилась. Он ведь междугородний.
— Значит, у тебя неприятности? — уточнила я. — И ты из-за них приехала?
— До некоторой степени. Сегодня суббота, так что я решила проветриться. И заодно спросить у вас совета. Вот!
И она жестом фокусника достала из миниатюрной белой сумочки огромный страшный нож. Наверное, самодельный. На его широком лезвии красовались подозрительные пятна — то ли кровь, то ли ржавчина. Ручка была зачем-то обмотана изолентой. Не нож, а ночной кошмар.
— Что это? — в ужасе попятилась Настя.
— Нож, — доходчиво поведала Света.
— Где ты его взяла?
— В своем письменном столе. В офисе. Я не знала, что с ним делать, и решила отвезти его вам. Вы как считаете?
— Спрячь! — зашипела я. — Нам нельзя тут об этом болтать! За нами могут следить!
— Точно, — кивнула Настя. — Нам надо уйти в безопасное место. А пока — ни слова.
Легко сказать — в безопасное место! Разумеется, порог столовой, где мы пребывали сейчас — наихудший вариант. Однако домик тоже не вызвал у нас доверия — вдруг противник снова притаится под окном? Лес тоже — каждый куст казался нам прикрытием бандита. Единственная радость, что Света прихватила с собой «Поляроид», и мы бодро фотографировались во всех забракованных нами местах. Наконец, мы присмотрели себе большую лужайку, покрытую невысокой травой. Надо встать посередине, и никто нас не услышит.
К сожалению, мы радовались раньше времени. Стратегически выигрышная позиция была уже занята — и никем иным, как вредным бараном, заслуженно получившим вчера по мордам! Барана оправдывало одно — уйти он никак не мог, ибо был привязан к колышку.
— Вы что, его боитесь? — удивилась Света. — Он такой милый!
И она смело двинулась прямо к ужасному животному и протянула к нему руку. Похоже, этого баран не ожидал. По крайней мере, в первое мгновение он уставился на нашу подругу так, как ему полагается смотреть исключительно на новые ворота. А во вторую подскочил на полметра вверх, ловко приземлился на все четыре ноги и бросился с невиданной скоростью описывать вокруг Светы круги. Веревка тут же сбила ее с ног, но мерзкому барану этого показалось мало. Он сделал второй, третий круг, и вскоре Света уже лежала на земле, тщательно спеленатая веревкой.
Наверное, в прошлой жизни коварная тварь была пауком — вот единственное мало-мальски правдоподобное объяснение случившегося. Не сомневаюсь, промедли мы еще минуту — и баран, как положено, перекусил бы у своей жертвы жизненно важные центры, после чего подвесил бы ее на дерево, чтобы стала помягче. Но в этот момент мы с Настей очнулись от ступора и, не думая о риске, подбежали к нашей несчастной подруге. Какими героическими усилиями нам удалось ее размотать — это предмет отдельной саги. Однако удалось. Правда, в результате мы выглядели как три индийских йога, давших в подражание Будде обет семь лет не мыться, но сие — мелочи жизни. Что делать, если лужок оказался болотом.
Света горестно оглядела свое некогда белоснежное одеяние.
— Ничего, — утешила ее Настя. — Высохнет — отряхнем. Зато теперь мы спокойно можем сесть прямо на землю. Нам уже ничто не повредит.
Что мы и выполнили. Разумеется, в безопасном отдалении от барана.
— Расскажи все по порядку, — потребовала я. — Я перед отъездом весь вечер не могла до тебя дозвониться. Итак, ты пришла в офис и узнала…
— Узнала, что уборщица обнаружила тело Костика. И знаешь, где?
— Разумеется, — удивилась я.
— Вот и нет! В кабинете у Эдика! Рядом с пустым раскрытым сейфом! Вот!
Я кивнула:
— Понятно. А мы его оставили в коридоре. И сейф, по-моему, захлопнули. А кровавый след остался?
— Нет. Все абсолютно чисто.
— Может, это уборщица? — предположила Настя. — Увидела грязь и помыла. А труп передвинула, чтобы не мешал.
— Нет, не уборщица, — серьезно возразила Света. — Она бы сказала. Ну, все, естественно, заахали. Милиционеры приехали. Кстати, не такие уж они и ужасные. Один так и вовсе ничего.
— Высокий? — ехидно поинтересовалась я.
— Да, — обрадовалась моя подруга. — А как ты догадалась?
— Телепатия. Ладно, что дальше?
— Дальше? Эдик сказал, что в сейфе была куча денег, а также важная документация. Вообще-то, с этой кражей ему крупно повезло. Теперь все концы в воду.
— Вот именно! — вклинилась Настя. — Наверняка все подстроил он. Убил Костика, обокрал собственный сейф, потом чуть не задушил бедную Катю. А после вашего ухода перенес труп в кабинет. И теперь — невинный агнец. Скажи-ка, он после этого убийства не вел себя подозрительно?
— Ну… в общем, да. Он должен был от счастья скакать до потолка. А он делал вид, будто безумно огорчен. Ладно, перед милицией, но передо мной! Уж я его дела знаю, как никто!
— Ага! Ты примеряла ему перчатки? Те, которые вы нашли?
— Нет, — испугалась Света. — А что, надо было?
— Ни в коем случае, — возразила я. — Надо только прикинуть, подойдут ли они ему.
— Нет. У него руки и ноги довольно мелкие. А перед милицией он лебезил — даже стыдно. И стульчик подставит, и кофеек подаст. Мне бы хоть раз подал!
— А как вела себя Юлечка? — это уже, разумеется, я.
— Никак. Она заболела.
— Ага! — мы с Настей хором.
— Ну, не знаю. В общем, все ходят на ушах, я тоже, чтобы никто меня не заподозрил, потом иду к себе — и нахожу в столе… это.
И Света снова вытащила на свет божий бандитский нож. Как будто мы могли о нем забыть!
— Мне этот нож не понравился, — убежденно заявила она. — А вам?
— Мы что, похожи на извращенок? — буркнула я. — Убери его, а? Что-то меня от него тошнит. И еще эти пятна!
— Вот именно! Скорее всего, это орудие убийства. Сказали, что Костика зарезали ножом. Орудие убийства не найдено. В смысле, милицией не найдено. А я вот нашла.
— Подкинули, чтобы навлечь на тебя подозрения, — сделала вывод Настя.
— И я так решила! Поэтому я для верности тут же спрятала его в сумочку. А сумочку ношу с собой.
— И ты не боялась, что тебя обыщут?
— Нет. А зачем меня обыскивать?
— Ну, не знаю, — заметила я. — Тот, кто подкинул тебе нож, вполне мог специально навести милицию на эту мысль.
— Однако не навел, — вставила Настя. — Откровенно говоря, я не одобряю вашего поведения. Вы ставите милиции палки в колеса. Так они никогда ничего не раскроют.
Света искренне изумилась:
— Разве? А что нам, по твоему, надо делать?
— Отдать милиции улики. Перчатки, след и нож.
— След давно смыт, — возразила я. — Где мы взяли перчатки, милиция не знает. А на ноже теперь полно Светиных отпечатков пальцев. А свои убийца наверняка стер, иначе не стал бы его подбрасывать.
— И вообще, — опомнилась Света, — в этой милиции мне было как-то неуютно. Всякие вопросики с подковыркой, запугивания. «Знаете ли вы меру ответственности за дачу ложных показаний?» Не знаю и знать не хочу! И
добровольно я к ним не пойду. Хотите отдать им улики — идите сами. Там из всех только один ничего. Такой, вполне и вполне.
— Высокий, — уточнила я.
— Можно послать по почте, — заявила Настя. — Предварительно хорошенько протерев нож.
Я пожала плечами:
— И по какому адресу? «Петербург, милиция»? И потом, сами по себе наши улики — совсем не улики. К ним нужны подробные объяснения. Что за перчатки, что за след. Да и про нож, в конце концов, что-то наврать. А по письму нас сразу вычислят. Во всех детективах стоит написать письмо, и можешь собираться в тюремную камеру.
— Мы же его напишем не от руки, а на машинке!
— По шрифту машинки тоже найдут. У меня, правда, есть компьютер. Вот не знаю, у принтеров есть индивидуальные особенности или нет? На вид они все печатают одинаково. Только надо действовать в перчатках. Чтобы на бумаге не осталось отпечатков пальцев. Хотя я все равно в сомнении.
— Ладно, обдумаем потом. Когда вернемся в город.
— А пока возьмите нож себе, — тоном хорошей хозяйки, потчующей гостей, предложила Света. — Вы совершенно правы — вдруг меня обыщут? Теперь из-за вас я себя с ним буду чувствовать неуверенно.
И она в очередной раз ткнула нам в нос ужасное орудие. Мы шарахнулись в разные стороны. Однако оставлять его Свете и впрямь опасно. И хранить у нас в домике — тоже. Учитывая слежку неизвестных бандитов.
— Зароем! — сообразила Настя. — А перед отъездом заберем.
— И увидим, — не удержалась я, — что на этом месте выросло целое дерево, украшенное новенькими, роскошными, окровавленными ножами.
— Не надо о гадостях! Ладно уж, когда отроем, я отвезу его к себе домой. Он ведь может понадобиться, а я все-таки связана с этим делом меньше, чем вы.
— Вот и хорошо! — обрадовалась Света. — У меня гора с плеч. Как хорошо, что я к вам приехала! Поделилась, и стало легче.
— Да, — вспомнила я, — а твои перчатки и мой список должников? Ты о них что-нибудь знаешь?
— Перчатки мне предъявили для опознания. Я сказала, что в первый раз вижу. Они стали что-то бубнить, будто это мой размер, но я стояла на своем.
— А если твои коллеги их опознают?
— Не опознают. Они старые. Перчатки то есть. Я их носила еще в университете. Кроме тебя, их опознать некому. А про список ничего не знаю. Может, его не нашли? Кстати, вот еще что! Не знаю, почему, но в милицию таскали и бедного Темочку. И даже его начальника — ну, Гену из школы рэкетиров. Странно, правда? Уж они-то там не сбоку припеку.
Настя подозрительно покачала головой:
— Милиции лучше знать. Вообще-то, они мне по Катиным рассказам сразу не внушили доверия. Особенно их поведение в театре! Зачем они врали, что платят все налоги? Зачем хвалили законодательство, которое все ругают? Ангелов решили изобразить? А сами наверняка задумали гадость. И милиция запросто могла найти улику, которую вы не заметили. Улику именно на них. К тому же очень странное совпадение — стоит этому Артему устроиться к вам на работу, и тут же происходит ЧП. Не верю я в совпадения!
Во время этого спича мы со Светой обе мотали головами — она горизонтально, а я вертикально. Вдоволь намотавшись, мы отправились искать место, подходящее для зарывания улики. Оно должно быть уединенным, но запоминающимся. Мне хотелось высказаться по поводу поля чудес и страны дураков, однако я взяла себя в руки и сдержалась. «Поле чудес» — любимая Светина телепередача, а я боялась, что мои высказывания будут восприняты как критика в ее адрес.
Наконец, мы присмотрели ветвистую сосну у самой дороги, огляделись по сторонам в поисках шпионов и, не найдя последних, вырыли неглубокую ямку, в которую опустили наше добро. И, клянусь, на душе у меня тут же стало легче!
— Пора обедать, — глянув на часы, с удовлетворением отметила Настя. — Мы поделим две порции на троих.
— Еще не хватало! — возмутилась Света. — За кого вы меня принимаете? Пока я здесь, вы не будете есть эту мерзкую столовскую пищу. Я привезла еды на три дня. Сейчас мы устроим восхитительный пикник. Только мне надо переодеться.
Крик восхищения вырвался из самой глубины моей души:
— И ты шла с тонной еды пять километров от станции?! И выглядела после этого, как гений чистой красоты.
— Да нет, — снисходительно возразила Настя, — на электричке ей так рано было бы не добраться. Она плыла на катере.
— Ну, девчонки, — весело засмеялась Света. — Придумаете тоже! Меня привезли на машине. А как еще?
— И кто? Смена-то уже началась. Кто и зачем мог сюда приехать?
— Темочка. У него БМВ. Летит — сказка. Как по воздуху промчались.
Я остановилась на полном ходу. Потом решила, что у меня что-то не в порядке со слухом. А потом осторожно осведомилась:
— Темочка — это не каланча из школы рэкетиров?
— Ах, — мило защебетала моя подруга, — он вовсе не каланча. Он замечательно высокого роста. Я уверена, он вам понравится.
— Я его видела, — напомнила я.
— Да, конечно. Скажи, он милый? Мне стоило только заикнуться, что я хочу поехать к подругам на базу, и он тут же предложил свои услуги. А завтра отвезет меня обратно. Я надеюсь, вы найдете, где устроить его на ночь? В крайнем случае, одну-то ночь поспим по двое. На одной кровати вы, а на другой мы с ним. В тесноте, да не в обиде.
Я грустно села на придорожный валун и непроизвольно приняла позу знаменитого «Мыслителя» Родена. Теперь я поняла, почему у него такой понурый вид. Наверное, от него тоже в последний момент уплыл восхитительный пикник, а в отдалении маячила перспектива ночевать в лесу.
— Ты что? — удивилась Света.
— Это ты — что? — рявкнула на нее Настя. — Ты понимаешь, что ты сделала? Ты завела шашни с подозреваемым номер один! Он с радостью тебя привез! Еще бы! Хочет выпытать побольше, чтобы удобнее было все на тебя свалить. Надеюсь, ты не показывала ему нож? И не рассказывала про этот чертов компромат, который собрал на тебя Эдик? Ну?
— Я… я… — залепетала Света, — я как раз хотела спросить у вас совета. Мне кажется, мне надо ему все рассказать. Он мне поможет. Он такой милый! Но без вашего разрешения я не рискнула. Так, намекнула пару раз…
— Ух, — вздохнула Настя, — рада слышать, что у тебя есть хоть какой-то разум. Чтобы этому типу — ни слова. Он все использует против тебя. И, между прочим, у него наверняка большие руки. Как раз под ваши перчатки.
— Но ноги тоже большие.
— Значит, был с сообщницей. А Катю ты подставила здорово. Даже и не знаю, где ей лучше прятаться.
— Прятаться? От кого?
Я всплеснула руками:
— Ты еще спрашиваешь! Он же меня видел! Ладно, я могу еще с грехом пополам поверить, что он — круглый идиот и ему что ты, что я в парике — все едино. Но, встретив тебя и меня вместе — то есть тебя в двух экземплярах — даже идиот заподозрит неладное. Даже если он не убийца, ему достаточно проболтаться милиции, и, так как ты и без того под подозрением…
Я замолчала, поскольку у меня прервалось дыхание. Света изумленно похлопала глазами:
— Настя… Она ведь при тебе переодевалась под меня?
— Да.
— Надеюсь, макияж она наложила?
— Оштукатурилась в лучшем виде.
— Ну, вот. И платьице было — первый сорт. А теперь посмотри на нее внимательно. Ты считаешь, есть что-нибудь общее? Если честно?
И они так на меня уставились, что мне стало не по себе. Господи, чего во мне такого? Ну, резиновые сапоги, разумеется, не новые и несколько великоваты. И правильно — я ведь поддеваю двое носков. Физкультурные штаны… я их купила на первом курсе, и сейчас они пузырятся на коленях… и на заду, пожалуй, тоже. Зато без дырок. Я все аккуратненько заштопала. Даже вот эту, на боку, где я вчера зацепила сучком. Свитер толстый и длинный. Он со временем очень удачно растянулся и греет мою драгоценную поясницу. Куртка… она не до конца высохла после вчерашнего вояжа и стала какой-то пятнистой. Лицо… лица не видно. Наверное, слегка обветрилось. Или не слегка. Вот губы потрескались, это точно. А в остальном — конфетка.
— Пожалуй, — медленно произнесла Настя, — разница имеется. Трудно утверждать наверняка, можно ее узнать или нет. Зависит от наблюдательности человека.
— Женщину делает имидж, — заявила Света. — А Темочка совсем не наблюдательный. Зачем ему это надо? И потом, веришь же ты Кате, что она часто путает своих студентов? В смысле, они ей кажутся на одно лицо. Многим мужчинам все женщины с хорошим макияжем тоже кажутся на одно лицо.
Определенный смысл в этом был, и мы, наверное, еще долго спорили бы на эту тему, если бы перед нами неожиданно не возникла высокая фигура. Как из-под земли выросла!
— Темочка! — заворковала Света. — Это мои подруги. Катя и Настя. Я так по ним соскучилась!
— Здрасьте, — буркнул Артем, вовсе не собираясь, похоже, падать в обморок от лицезрения моей особы. — Есть хочется! Я съел пирожки из маленькой корзинки.
— Умница! Пирожки есть еще. Сейчас я переоденусь, и мы начнем пикник. Как здорово, да?
Пикник и впрямь был чудесен. Света настояла на том, что он должен проходить на свежем воздухе, и мы вытащили на улицу стол и стулья. А на столе… лучше я помолчу. Что было, того уже нет. Что касается ночлега, то за небольшую мзду нашим гостям предложили отдельный домик. Живи и радуйся! Но наутро нас ждал очередной сюрприз.
Мы втроем мирно сидели на берегу реки и болтали ногами. Артем ловил рыбу в отдалении, а мы с энтузиазмом вырывали друг у друга из рук сделанные накануне фотографии. Великая вещь — «Поляроид»! Никаких хлопот. Раз — и карточка.
Света, как всегда, получилась великолепно. Что касается нас с Настей, то привередливый эстет мог бы придраться к состоянию нашего гардероба или к цвету лица, но мы лично были вполне довольны своими портретами. Главное — не люди, а фон. Торча в загазованном переполненном городе, мы будем рассматривать фотографии и вспоминать мирные деревянные домики, зеленые лужайки и густые леса. Поэтому мы с Настей именно их изображению уделили особенно пристальное внимание. Так что ничего удивительного, что Насте было суждено сделать выдающееся открытие.
— Что это? — спросила она, тыча пальцем в живописный куст, весьма украшающий снимок, где я в грациозной позе стою на пеньке.
— По-моему, бузина, — неуверенно ответила Света. — Если б были ягоды, я бы сказала точно, а так…
— Хоть белена, — махнула рукой Настя. — Вот сюда смотрите. Я не я, если это не нога.
Мы с интересом уставились на указанный фрагмент. Пожалуй, и впрямь нога. Мужская. Правда, видна весьма нечетно. Обман зрения? Сосредоточившись, мы, подобно герою знаменитого фильма «Блоу ап», с огромным тщанием заново изучили фотографии — уже в новом аспекте. И обнаружили локоть. Он торчал из-за толстого ствола. Не буду скрывать, лично я углядела еще множество всяких интересных объектов, от гребня дракона до модели строения атома, но мои достижения завистливые подруги признать отказались. Однако факт остается фактом — ногу и локоть заметили все. Вот так номер!
— А мы-то думали, что оторвались от слежки, — горестно поведала я.
— А я думала, — вздохнула Света, — что вы все про слежку выдумали. Для смеха.
— Вопрос в другом, — прервала нас Настя. — Сможем ли мы по этим деталям опознать бандитов? И за себя я ручаюсь, что нет. Единственное, в чем я уверена — что это мужчина.
— И, по-моему, крупный, — сделала вывод я после некоторых размышлений. — Локоть довольно высоко. Наверняка ему подойдут те большие перчатки.
— Большие перчатки наверняка принадлежат Артему. У него не руки, а грабли.
Лучше б Насте этого было не говорить! Света тут же закусила удила и сообщила ей свои мысли по поводу некоторых свирепых особ, которые в качестве развлечения любят порочить честных людей.
— К тому же, — гневно добавила она, — рядом с телом был след женской ноги. Тоже большой. Может, и он принадлежит Теме?
— Вике, — брякнула я. — У нее огромная ступня. Как раз под размер следа.
— Не болтай ерунды! Никто не возьмет на такую работу уродину с большой ступней. На такую работу берут высоких стройных длинноногих блондинок.
— Вот именно! Сейчас какая-то мания. Главное — длина ног, а то, что по форме они напоминают кривые макаронины, никого не волнует. А ступни у этих громадин такие, что им и лыжи не нужны.
— Вы из зависти! Вам лишь бы посмеяться, и вы любого изничтожите! Вы…
Я поспешила прервать эту филиппику.
— Девчонки, у меня есть мысль! Конечно, узнать по нашим фотографиям никого невозможно, но зато какую-нибудь конкретную кандидатуру мы сейчас с легкостью можем проверить. Например, Курицына. Вдруг это он валяет дурака, а мы напридумывали тайны мадридского двора?
— Ты предлагаешь сравнить Кирицынский локоть с этим снимком? — изумилась Света. — И у тебя получится?
— Да нет, я предлагаю другое. Ведь нас теперь трое! Ты должна занять Курицына любезным разговором и не выпускать из виду, а мы с Настей пойдем за сверчками. И проверим, будут за нами следить или нет. Если будут, то это наверняка не он. Ну, и, значит, дело в убийстве Костика. Потому что больше вариантов я не вижу. А если не будут… значит, нам не повезло.
— Попробовать стоит, — согласилась Настя. — Только учти — ни на минуту не выпускай его из виду. Поняла?
И, натравив бедную Свету на моего изумленного коллегу, мы с Настей отправились в лес. Точнее, мы медленно пошли по шоссе, внимательно вслушиваясь, не раздаются ли из лесу подозрительные звуки. Ведь преследователи наверняка решат красться за нами по обочине — не идти же им по открытой местности! Звуки раздавались, а окончательно мы убедились в своей правоте, когда я резко повернулась к придорожным кустам и рявкнула: «Прочь!» — и после этого мы даже увидели, как сгибаются и разгибаются сучья, будто кто-то прорывается сквозь них в чащу. Итак, задача была решена.
— Не понимаю, — откровенно призналась Настя, — зачем они это делают? Если б хотели тебя убить, так возможностей была масса. К тому же это удобнее сделать, когда ты одна.
— Подслушивают наши разговоры. Они не знают, ч т о я знаю про убийство, а что нет. А им важно знать все, что я знаю.
— Может, и так, а все равно странно. Овчинка выделки не стоит. Что мы, дурочки, постоянно болтать про убийство? Других забот у нас нет? И вообще… раз сюда приехала Света, для них весь резон переключиться на нее, а они предпочли нас. Дебилы какие-то!
— Света говорила, у них в конторе все дебилы, — вспомнила я. — Да, дело странное. Наверное, нам с тобой не понять психологию бандитов. Мы слишком честные. Раз они за нами следят, значит, есть причины. А отгадать их невозможно. А насчет желания меня убить я согласна. Сомневаюсь, что им и впрямь этого хочется. А если захочется, то всегда найдут способ, и ничего тут не попишешь. Так что махну-ка я на них рукой!
За милой беседой мы и не заметили, как вернулись на базу. Точнее, почти вернулись. На самом ее краю стоял огромный валун — вот к нему-то мы и приблизились. И с изумлением узрели Курицына, со скоростью ветра несущегося вокруг валуна. Я и не подозревала, что Курицын так хорошо развит физически! Он буквально летел, не касаясь ногами земли. Но этого мало! Та же трасса оказалась привлекательной еще для одного мужчины — для Артема. Не прошло и мига, как он тоже предстал нашим глазам — и тоже явно намереваясь поставить рекорд. Откровенно говоря, я всегда считала, что бегом удобнее заниматься на прямой, однако вынуждена была признать, что ошибалась. Оба спортсмена демонстрировали потрясающий результат, наматывая круг за кругом, и резкие повороты абсолютно не заставляли их снижать скорость.
— Ладно, Артем, — поделилась с Настей я, — он охранник, ему надо поддерживать форму. Но от Курицына я не ожидала.
— Да, он не такой пентюх, как я думала. Может, Артем позвал его в свою школу и устраивает проверку на выносливость?
К сожалению, в этот момент нам пришлось отвлечься от чарующего зрелища, поскольку мы увидели на дороге спешащую к нам Свету. Она двигалась довольно быстро, но, разумеется, ее скорость и сравниться не могла со скоростью участников странного состязания. Зато они молчали, а она вопила, что было сил: «Темочка! Не надо! Темочка!» Оказавшись у валуна, она выставила вперед ногу, и Артем, не ожидавший подобного коварства, упал носом в грязь, Курицын же, видимо, испугавшись, что и его постигнет та же участь, сменил траекторию и помчался куда-то по шоссе.
Света нежно поднимала Артема, что было с ее стороны чистой воды лицемерием, поскольку я своими глазами наблюдала за тем, как она подставила ему ножку.
— Милый, — приговаривала она, — ну, разве так можно? Мы с Витей учились на одном курсе. Не виделись уже несколько лет. Почему бы нам с ним не поболтать? Совершенно невинно! Ты ведь знаешь, что для меня единственный мужчина на свете — это ты.
— Слушай и учись, — шепнула мне Настя.
— Ты меня уронила, — буркнул Артем, вытирая лицо.
— Понимаешь, ты ведь у меня такой сильный! Если б ты его поймал, от него бы не осталось даже мокрого места. И мне было бы очень жалко вас обоих. Особенно тебя. Тебя бы за убийство посадили в тюрьму. Разве я могла это допустить?
Слушать дальше мы сочли неприличным, поэтому тихонько пошли домой. А вечером Света с Артемом уехали в город.
Разумеется, за оставшуюся неделю на лоне природы мы с Настей пережили массу приключений. Чего стоит, например, потрясающая сага о найденных нами сверчках… то есть сморчках или строчках, которые мы боялись есть, но жалели выкинуть, и поэтому решили засушить. А сушить было негде, и ночами нам приходилось тайно подбрасывать сверчков в кухонную печь, а утром забирать обратно. А история со мстительным вожаком баранов, который подговорил стадо овец подкрасться к нам сзади и спихнуть в канаву — и если б не наше удивительное самообладание, результат мог бы оказаться весьма плачевным! А… Но к загадочному убийству все эти события не имели ни малейшего отношения. Важны лишь два факта — во-первых, за нами упорно продолжали следить, а во-вторых, когда в последний день смены мы отправились в лес забрать спрятанный нож, то не сумели его найти.
Сначала мы, естественно, решили, что перепутали место. Мало ли раскидистых сосен! Но потом Настя вспомнила, что у этой сосны мы сделали очередное фото, и, сравнив снимок с оригиналом, мы убедились, что не ошиблись. Как два взбесившихся крота, мы рыли и рыли, а результата не было. Если не считать результатом обнаружение удивительно мерзких насекомых незнакомого мне вида, очень похожих на Курицына лицом и фигурой. Но даже такие не в состоянии бесследно уничтожить здоровенный нож! Поэтому оставалось сделать вывод, что его украли, и вывод этот не утешал. Бандиты выследили нас, похитили улику и теперь, наверное, дожидаются случая, чтобы использовать ее против несчастной Светы. А виновата во всем наша глупость! Даже история с обманутым Буратино не научила нас уму-разуму.
Вот с какими грустными мыслями мы отправились домой.
Ввалившись к себе в квартиру, я с горечью поняла, что мама на работе. А я так соскучилась! Правда, мама благородно приготовила для меня котлеты с картошкой и пирог — давно забытые мною лакомства, но ее отсутствия это скомпенсировать не могло. Единственное, что утешало — что мой любимый Кешенька не работает, а постоянно сидит и ждет меня. Или летает и ждет меня. Кешенька — это волнистый попугайчик. Совершенно очаровательное существо! И хлопот никаких не требует. Главное для него — не уход, а общение. Стоит нам уйти, и он мрачнеет, зато, пока мы на месте, весел и оживлен. Раньше, если я возвращалась после длительной, на взгляд Кешуни, отлучки, он начинал меня чихвостить, гневно и возмущенно повторяя: «У-у-у! Катька! У-у-у! Катька!» Но последнее время понял, что грубостью меня не проймешь, и сменил тактику. Он садится мне на плечо и нежнейшим тоном сообщает: «Катенька — прелесть! Катя хорошая! Кто самый красивый попугай на свете? Катя — красивый попугай». Разумеется, от подобных высказываний сердце мое тает.
Однако сейчас на плечо мне никто не сел и ласковых слов не говорил. Странно! Где же Кешка? В клетке нет… на лампе нет… на книжной полке тоже… о господи! Я бросилась к балкону — так и есть, он слегка приоткрыт. Неужели улетел? А ведь он такой доверчивый — его заклюет первая попавшаяся ворона. Может, он все-таки тут? Я забегала по квартире, истошно завывая: «Кешуня! Кешуня!» и заглядывая во все углы. Как корова языком слизнула! Бедная птичка! Бедная я! Бедная мама! Нет, мама сама виновата — нечего было оставлять открытый балкон. Да за что мне такое несчастье?
И в тот миг, когда я уже отчаялась и, схватившись за голову, плюхнулась на диван, неожиданно раздался загробный голос. Голос известил меня: «У Кеши проблемы». Известил — и смолк.
Я опешила. Похоже, что говорил Кешка, но как-то странно. Замогильно, иначе не назовешь! С чем у него, интересно, проблемы? Неужели в рай не берут? «Кешуня!» — жалобно позвала я. «Ой! Ой! Ой!» — горестно поведал мне он. И опять смолк. Но на сей раз я сумела приблизительно обнаружить источник звука. Где-то в районе обеденного стола. Однако Кешки там нет. Да там и спрятаться негде! Голый стол, а на нем вазочка, из тех, которые нравятся маме — пузатая и с узким горлом. Вот и все. Я заглянула в вазочку — и оттуда раздался дикий писк и стук. Будто кто-то ощипывал дюжину живых цыплят, а они, разумеется, возражали и защищали свою честь из последних сил. Нет, с этим Кешкой в цирк ходить не надо! В своем неуемном любопытстве он залез в вазу, а вылезти, естественно, не может. Как же мне его вытащить? Руку не всунешь. Не крючком же его выковыривать, правда? Я осторожно перевернула вазочку горлом вниз и потрясла. Кешка запричитал пуще прежнего — вот и весь результат. Ладно, жизнь — это самое дорогое, что есть на свете. Дороже какой-то там безделушки! Главное, действовать аккуратно и не травмировать бедную птичку. Я достала молоток — бац! — узкое горло разбилось, и наш красавец, целый и невредимый, вылетел на божий свет и тут же отправился подкреплять угасшие силы. Я собиралась последовать его примеру, но не тут-то было! Какой-то злой рок разделял меня и котлеты с картошкой. Раздался телефонный звонок.
— Это ты? — полузадушено поинтересовалась Света.
— Да, — честно призналась я.
— Слава богу, что ты приехала! У меня неприятности.
— Какие?
— Большие, — без тени иронии ответила мне подруга.
Но меня не так-то легко сбить с толку.
— В чем они заключаются?
— Это не телефонный разговор. Я с работы.
— Тогда приезжай после работы ко мне.
— Хорошо, но это будет не раньше девяти. И позвони, пожалуйста, Насте. Пусть она тоже к тебе приедет.
— Нет уж! — отрезала я. — Позвони ей сама. У тебя это лучше получится.
Я примерно представляла себе реакцию Насти, только что принявшей ванну и до отвала наевшейся за праздничным столом, на предложение вскочить и ехать через весь город в гости. Мои нервы и без того не в порядке после Кешкиного афронта, с меня достаточно!
— Ты думаешь? — удивилась Света. — Ладно, я ей позвоню. Она будет рада.
Разумеется, ввалившаяся ко мне в десятом часу Настя рычала и плевалась ядом. Причем в меня, поскольку Светы, конечно, еще в помине не было.
— Хорошо отдохнула дома? — подхалимски осведомилась я. — Все-таки дом действует удивительно успокаивающе.
— Да? — вскипела Настя. — Какой идиот тебе это сказал? Дом! Ха! Ты знаешь, что со мной там сегодня произошло? Да за все время на базе с нами не было ничего подобного!
— И что? — полюбопытствовала я.
— Представляешь, сижу я себе спокойненько, попиваю кофеек, и вдруг из туалета доносится подозрительный шум. Я иду туда — и что я там вижу?
Мое буйное воображение нарисовало множество различных картин, начиная от вылившихся из унитаза фекалий и заканчивая упавшей шваброй. И впрямь, что же она там увидала?
— Голого подростка! — с мазохистским удовольствием произнесла моя подруга. — Представляешь?
Представить голого подростка я, пожалуй, могла, хотя и не очень хотела. Я даже могла представить его себе в Настином туалете, хотя зрелище и не прибавляло аппетита. Но вот как он туда попал — на это не хватает фантазии даже мне!
— И как он туда попал?
— Через вентиляционную отдушину, разумеется. У нас ведь четырнадцатый этаж.
В моем мозгу что-то щелкнуло, и я поспешила уточнить:
— Кого ты нашла у себя в туалете, повтори?
— Голову подростка, — покорно повторила Настя. — И, главное, мечется, мечется.
«А ведь завтра мне принимать экзамен, — с отчаяньем подумала я. — Бедные студенты! Сдавать экзамен преподавателю со сдвигом — удовольствие небольшое. Отрубленная голова мечется в туалете, о боже! Может быть, я сплю и вижу сон?»
— И вот, — возбужденно продолжала Настя, — я беру его тряпкой…
— Кого? — прервала я.
— Голубя, кого же еще! Не птенец, но еще и не взрослый. Провалился к нам через отдушину. Я его посадила на балкон, и он улетел. Но нервов он мне стоил — не описать словами. А мама, главное, смотрела этот чертов сериал и ничего не слышала. Не понимаю, почему я не взяла путевку на две смены?
В этот момент раздался звонок в дверь, и отвечать, что на две смены ей никто бы путевки не дал, мне не пришлось.
Света была мрачнее тучи.
— В общем, девчонки, такое дело. Меня шантажируют. Вы как на это смотрите?
— Отрицательно, — честно призналась я. — А кто тебя шантажирует и чем?
— Ну, шантажисты какие-то, кто же еще? У них мои бумаги из Эдикова сейфа. Они говорят, что отдадут их милиции, и тогда меня посадят за убийство.
— Подожди, — вмешалась Настя, — а убийство-то тут причем?
— Про том. Они знают, что я была ночью в офисе. И знают, что перчатки, которые нашли рядом с трупом, мои. И тоже обещают рассказать это милиции. И тогда всем станет понятно, что я полезла за документами, Костик мне помешал, и я его убила. И забыла перчатки. Просто, как огурец.
— Значит, тебя шантажирует убийца, — сделала вывод я.
— Почему убийца? Ты что?
— Подумайте сами. Откуда у него бумаги? Взял из сейфа. А откуда он знает, что ты была той ночью в офисе? Был там сам. Против фактов не попрешь.
Девчонки с ужасом уставились на меня, а я на них. Только убийцы нам не хватало!
— Вы привезли его нож? — нервозно осведомилась Света. — Раз это убийца, он запросто может потребовать его обратно. Лучше мне иметь его под рукой.
Мы с Настей вздохнули и покаялись. Особого эффекта трагическое сообщение не возымело — наша подруга пребывала в столь мрачном настроении, что стать мрачней уже была не в силах. Тогда я предложила:
— Расскажи, пожалуйста, все по порядку. И поподробнее. Как и когда он объявился?
— Позвонил по телефону. Вчера. Как раз к вашему приезду — словно специально! — и Света окинула нас столь подозрительным взглядом, что я поспешила внести ясность:
— Это были не мы. Вчера мы были на базе, а ты знаешь, что там нет телефона. К тому же даже нашим шуткам есть предел.
— Вчера вечером, когда я собиралась ложиться спать, этот гад стал трезвонить. Я сперва не хотела брать трубку, а потом сдуру взяла. Он и спрашивает: «Светлана Барская?»
— Подожди! Ты уверена, что это он? То есть мужчина?
— Почти. Если не мужчина, то ловко под него подделывается.
— А голос? Он ничего тебе не напомнил?
— Голос странный. Такой, знаете, как в комедиях. Наверное, нарочно выделывался, чтобы я его не узнала.
— Значит, знакомый, — кивнула я.
— Почему еще?
— Незнакомому нет смысла менять ради тебя голос. Слушай, а может, это Юлечкин любовник?
— Его же убили, — напомнила шокированная Света.
— Одного. А другого уволили. Кажется, Вадик, да? Вот они и решили отомстить. Ограбили офис, убили Костика, а теперь шантажируют тебя. След Юлечкин, а перчатки Вадика. Ты не забыла его голос? Кстати, а Юлечка вышла на работу?
— Да, но она как-то от меня отдалилась. Я пыталась поболтать с нею по душам, у меня не получилось.
— А я ставлю на Артема с его рэкетирами, — возразила Настя. — Не зря он так за тобой увивается! И не зря притворяется идиотом. Между прочим, когда вы отворачивались, он так на Катю смотрел — просто ел глазами. Несомненно, он ее узнал, но счел за лучшее не показывать виду. Рэкетиры как раз тем и занимаются, что шантажируют и убивают. Это их профессия. Ограбили офис, чтобы получить компрометирующие документы, и теперь используют их для шантажа. Причем, скорее всего, шантажируют не только тебя.
Пофыркав от возмущения, Света сообщила:
— Раз уж так, пусть это лучше будет Эдик. Сделал вид, что его ограбили, а на самом деле ограбил себя сам. В результате и денежки припрятал, и бумаги всякие. Контора наша, конечно, развалится, зато он останется чист и богат. Да еще и с шантажа неплохо разбогатеет. Впору новое дело начинать. Но все равно я не верю, что он убийца!
— Ладно! Что тебе сказал этот измененный голос?
— Я же вам уже говорила. Что у него есть документы, которые запросто обеспечат мне несколько лет тюрьмы. И что они же докажут мою причастность к убийству. И, если я не заплачу, то он все сообщит милиции. Дословно я не помню — я была в шоке.
— И много он потребовал?
— Двадцать пять.
— Двадцать пять — чего? — наивно поинтересовалась я.
— Тысяч баксов, разумеется. Не деревянных же!
— И у тебя столько есть? — с уважением посмотрела на подругу Настя.
— Относительно. Ровно столько я получу, если продам квартиру. Но я не хочу ее продавать! Куда я теперь денусь? К Сереге? Мы с ним, когда я уезжала, так поскандалили, что жить вместе нам после этого совершенно невозможно. И потом, ходят слухи, он водит бабу за бабой — как с цепи сорвался. А комнаты смежные. Нет, я не выдержу!
Я предупредила:
— Платить шантажистам — последнее дело. Ни в коем случае! Где гарантия, что он успокоится и не потребует еще?
— У меня всего одна квартира, — объяснила Света.
— Все равно. Кроме того, в наш век ксероксов он может хоть сто раз отдавать тебе одни и те же бумаги, а у него все равно останется экземпляр. Дуры мы, что сразу не вызвали милицию! Признались бы во всем, а теперь жили спокойно.
— Это ты жила бы спокойно. А я беспокоилась бы за Наташку — как она будет расти без матери. Даже если б от убийства я и открутилась, мне пришлось бы признаться, чего ради мы полезли ночью в офис. Вряд ли они поверили бы, что меня просто охватил рабочий раж. А мне безразлично, сяду я на год или на десять лет. Все равно выйду из тюрьмы старой развалиной, на которую ни один мужик даже не взглянет. Разве что какой-нибудь недомерок.
Нет, милицию нельзя впутывать ни в коем случае! Уж лучше я заплачу.
— Если ты собираешься заплатить, но не хочешь продавать квартиру, тебе остается только броситься под «Мерседес», — мрачно пошутила я.
— В каком смысле?
— В прямом. Помнишь Ирку Соболеву из студсовета? Ну, на два курса старше нас. Шустрая такая! У нее всегда была мечта выйти замуж за богатого иностранца. Чего она только ни делала — все безуспешно. И тогда она придумала гениальный план. Пошла к гостинице «Европейская» и бросилась под «Мерседес». Не демонстративно, разумеется, а будто бы по рассеянности. И осторожненько. В машине сидел швед. Он выскочил, отвез Ирку в больницу и добросовестно там ее навещал. Она сломала ногу. И вот уже шесть лет живет в Швеции. Двое детей. Говорят, довольна.
Как ни странно, это все — чистая правда. Однако я лично никогда не решилась бы пойти по Иркиным стопам. Уверена, что меня даже самый тихоходный автомобиль умудрился бы перерезать надвое.
— Слушайте, — прервала меня Настя, — чего-то я в этой истории не понимаю.
— А чего тут не понимать? — удивилась Света. — Ирка всегда была бойцовской девчонкой, ей палец в рот не клади. И одевалась хорошо.
— Да нет, — махнула рукой Настя, — я не о том. Какое мне дело до ваших Ирок и «Мерседесов»? Что я, ради них сюда притащилась? Я об убийстве и связанных с ним моментах. От меня ускользает логическая нить.
— А ты уверена, что она вообще существует, эта нить? — осведомилась я.
— А по-твоему, орудует банда сумасшедших? Посуди сама! Началось с того, что Эдик ввязался в финансовые махинации и при угрозе разоблачения решил свалить вину на Свету. Это естественно и логично.
Света гневно фыркнула, однако наша подруга не дала сбить себя с мысли.
— Вы в ответ решили похитить документ, с помощью которого Эдик собирался это проделать. Тоже вполне логично. Дважды вам это не удалось — первый раз оттого, что дома у Эдика документа не оказалось, а второй — потому, что около сейфа засела Юлечка.
— Залегла, — поправила я. — А с нею — Вадик и Костик.
— Хорошо, они залегли все втроем и нарушили ваши планы. Но, я полагаю, не нарочно. Ведь не могли же они знать, что вы придете!
— Не могли.
— Итак, это была роковая, однако понятная случайность. Моральный уровень у Юлечки невысок, и она не пренебрегает никаким способом упрочить отношения с нужными людьми, вот и делает это через секс.
— Все-таки вы к ней несправедливы, — нахмурилась Света. — Просто ей нравятся сразу оба и никого из них не хочется обидеть. А что бы вы сами сделали на ее месте?
Я добросовестно задумалась, но Настя решительным жестом отмела неактуальную тему.
— Короче, вы отправились на дело в третий раз — и тут-то начались чудеса.
— Чудеса? — возмутилась я. — Тебе бы такие чудеса!
— Под чудесами я подразумеваю странные явления, — снисходительно пояснила Настя. — Обстоятельства были для вас самыми благоприятными. Вадика уволили за связь с Юлечкой в рабочее время, оставался один Костик, и документы похитить вам было легче легкого.
Я с трудом сдержала желание снова встрять с замечанием, что вот сама бы она попробовала что-нибудь похитить, а потом уже судила, легко это или сложно, однако сдержалась. Было интересно, к чему подруга клонит. И я обратилась в слух.
— Действительно, плацдарм был свободен, и Света имела массу времени, чтобы подобрать шифр к сейфу. А теперь — внимание! Она ударила по сейфу, вы в панике бросились бежать, и в темноте кто-то схватил Катю за шею.
— Кошка Василиса, — пояснила Света.
— А почему в результате на шее оказались следы человеческих пальцев? Ваша Василиса что, оборотень?
Я вздрогнула. И впрямь, этот момент мы как-то упустили из виду. В первый раз действительно действовала Василиса, а во второй — кто-то другой! Кто?
— Вот именно, кто? — поддержала Настя. — Очевидно, убийца. Итак, в ту же ночь, что и вы, на дело собралась еще одна банда. Согласны?
— Что значит — еще одна банда? — вскинулась Света. — По-твоему, мы с Катей — банда?
Настя пожала плечами:
— Возможно, двое — это для банды маловато, я не очень сведуща в уголовных терминах. В общем, какие-то еще бандиты, кроме вас. Зачем?
— Чтобы очистить сейф, — без запинки отрапортовала я. — Причем они успели это сделать д о нас. Ведь, когда мы его открыли, там ничего не оказалось!
— А почему, очистив сейф, они сразу не ушли? Глупо торчать на месте преступления.
— Действительно, глупо. А с чего ты взяла, что они не ушли?
— Посуди сама! Итак, некто убил Костика и ворвался в офис. Нет, не так! Света, Костик ведь был, в отличие от Вадика, добросовестным работником? Ты, кажется, утверждала, что постороннего он бы не впустил?
— Не впустил бы, — мрачно кивнула Света.
— Итак, кто-то знакомый уговорил Костика открыть дверь. В первую очередь, это мог быть Эдик. С начальством ведь не спорят!
— У Эдика свои ключи.
— Тем более! Второй вариант — Юлечка. Ей бы он тоже наверняка не отказал, тут ему бы никакая добросовестность не помогла. Есть еще охранник Вадик. Они как, с Костиком дружили?
— Раньше да, но в последний день… Понимаете, Вадика застукали с Юлечкой и вышибли с позором, а Костика оставили. Костик, он действительно куда осторожнее и при начальстве с Юлечкой ни-ни. А Вадик, тот возмутился и начал говорить, что Костика тогда тоже надо уволить, потому что он тоже с Юлечкой трахается. Можно подумать, за это увольняют! Увольняют, когда работаешь плохо.
— То есть в последний день они поссорились? Значит, Вадик отпадает — его бы Костик не впустил.
— Разве что в комплекте с Юлечкой, — ехидно прокомментировала я. — И вообще, не верю, что ленивый Вадик отправился бы на дело по собственной инициативе. Я сама ленивая, поэтому прекрасно знаю. Даже если это и был он, мозговым трестом и движущей силой наверняка являлась Юлечка, а он — покорным орудием в ее руках.
— Глупости! — вступилась Света. — Про Вадика согласна, он ленивый и глупый, а про Юлечку нет. Она тоже глупенькая, какой из нее мозговой трест?
— Главный признак ума какого-либо индивидуума, — сообщила Настя, — это высокий уровень приспособляемости, а по данному фактору Юлечка даст каждому сто очков вперед. Впрочем, я ничего не утверждаю. Возможно, Костик впустил не ее, а Артема. Артем наплел, что пришел поучиться, поскольку ему на следующий день приступать к работе в качестве охранника, вот наивный Костик и впустил.
— Чем-то похоже на сказку про теремок, — кивнула я. — Но зачем сразу убивать?
— Темочка ни за что ничего подобного не сделал бы, — это уже, разумеется, Света.
— Ладно, отвлечемся от вопроса, кто, важно, з а ч е м. Очевидно, Костик не подпустил бы преступника к сейфу. В офис впустил бы, но держал бы под присмотром. Света, как?
— Да, это точно. Он добросовестный.
— Вот и поплатился.
— Значит, убийца не Эдик, — сделала вывод я. — Ведь у Эдика свой ключ, он вошел бы тайком от Костика и никого не стал убивать.
— Да, но Костик мог его застукать и нарушить этим все его планы. Если Эдик решил сам себя ограбить, чтобы замести следы собственных махинаций, свидетели ему ни к чему. К тому же… Точно! Ведь для Эдика важно не просто забрать свои бумаги — это для него проще пареной репы, — главное для него убедить окружающих, что это сделал не он. А теперь представьте — бумаги пропали, Эдик изображает великую скорбь, вызывает милицию, и выясняется, что двери не взломаны, а Костик никому не открывал. Да, и сейф не взломан! Ежу станет ясно, что все это мог проделать только человек, имеющий ключ, то есть сам Эдик.
— Или Света. У Светы тоже есть ключ.
— Да, пожалуй. Но из двух подозреваемых милиции легче выбрать нужного, чем, например, из пяти. Вот Эдик и убил Костика, чтобы круг подозреваемых стал пошире.
— Неправда, — сквозь зубы процедила Света. — Пусть он и сволочь, но не такая.
— А, чего с ней говорить! — фыркнула Настя. — Ей поверишь, так убийство совершил святой дух. Катя, слушай меня хотя бы ты. Итак, преступник или несколько преступников проникают в офис, убивают Костика, закрывающего доступ к сейфу, взламывают сейф… нет, скорее подбирают к нему шифр или просто заранее узнают, что шифр записан на столе… забирают все из сейфа, но почему-то не уходят. Очень странно!
— Может, проверяют, не оставили ли улик? Или решают, что делать с трупом?
— Возможно. Только что касается улик, это им не помогло — улики они все-таки оставили. Может, они изучают украденные бумаги, чтобы проверить, есть ли там то, что им требуется? В таком случае, им были нужны не деньги, а, так же как и вам, нечто конкретное. Тут мне не все ясно. Короче, в это время в офисе появляетесь вы, Света возится с сейфом… Долго?
Вспомнив ужасную ночь, я искренне сообщила:
— Не меньше ста лет. Я стояла, а кругом все шуршало, но я в это шуршание не верила.
— Убийцы шуршали, — кивнула Настя. — Потом Света стукнула по сейфу, на звук прибежал убийца и с потрясением обнаружил конкурентов. Он решает вас убить — сто бед, один ответ, — и бросается на бедную Катю. Знай она, что ее душит преступник, оцепенела бы от ужаса и разрешила ему выполнить свое черное дело, но погибать от руки кошки сочла недостойным, поэтому сумела вырваться.
Я гордо приосанилась.
— Да, я сумела вырваться, мы подождали немного, потом вернулись к сейфу и его открыли. А там — пусто.
— Естественно, ведь преступники успели раньше вас. Рассуждаем дальше. Пока вы шуровали в сейфе, они наткнулись Василису, и ее испуганные вопли заставили вас броситься на помощь. За это время бандиты, с неизвестной целью торчащие в офисе, скрылись, оставив тело Костика в коридоре, а рядом с телом — перчатки и след. Ну, не странно ли? У них была масса времени, пока вы возились с этой драной кошкой, а впечатление, что сбежали в панике, не успев принять даже элементарных мер предосторожности. Пол бы хоть протерли, это же недолго!
— Что-то их напугало, — предположила я.
— Наверное, я, — с достоинством заметила Света. — Так им и надо! Нечего было лезть в офис в ту же ночь, что и мы. Другого времени не нашли!
— Кстати, еще одна странность! — подняла палец Настя. — Действительно, что за загадочное совпадение? Почему неизвестные влезли в офис именно одновременно с вами — ни на день раньше или позже?
— Вот именно! У нас-то с Катей просто не было выбора, мы должны были успеть, пока в офисе всего один охранник…
Меня осенило.
— Точно! Ведь это была та единственная ночь, когда в офисе находился всего один охранник! Не одни мы такие умные. Если кому другому требовалось что-то украсть, он должен был рассуждать так же, как и мы, и выбрать, по его мнению, самое безопасное время. Нет случайных совпадений — есть железная логика! Ты что?
Я оторопело смотрела на Свету, которая вдруг взвилась со стула и заскакала вокруг него, словно взбесившаяся коза. Хотя звуки, которые она при этом издавала, скорее наводили на мысли о корове.
Наконец, среди мычания мне удалось уловить обрывки слов.
— А Темочка не при чем! А Темочка не при чем!
— Почему это не при чем?
— А потому! Ты сама сказала — убийца пришел одновременно с нами, потому что на следующий день к работе приступит Темочка, а Темочка — это тебе не глупый Костик, у него не больно-то поворуешь. Но ведь самому Темочке как раз было бы удобнее вскрыть сейф, уже работая у нас! Подождал бы денек и ограбил Эдика без проблем. Кому легче всего ограбить, как не охраннику?
Я хмыкнула:
— То-то и оно! Если бы сейф вскрыли в ту ночь, когда к его охране приступил Артем, кого бы в первую очередь заподозрили? Разумеется, самого Артема. Зачем ему это надо? Вот уж, именно для него последняя возможность безнаказанно ограбить офис была в ту самую ночь, и, если он не дурак, он это прекрасно понимал. Или он дурак?
— У тебя на редкость отвратительный характер, — проигнорировав последний вопрос, свирепо заметила подруга, ради спасения которой я совсем недавно чуть не пожертвовала жизнью. — Тебе что, нравится выдумывать всякие гадости?
Я пожала плечами. Против фактов-то не попрешь!
— Мысль дельная, — снисходительно кивнула Настя. — Я и сама это предполагала.
— Вот видишь! — с торжеством выкрикнула Света. — Даже Настя согласна, что ты это просто придумала из вредности!
— Не сомневаюсь, что Настя согласна со мной, а не с тобой.
— Я согласна с вами обеими, — примирительно улыбнулась та. — У Кати характер ужасный, но логическое мышление на высоте. Действительно, тот факт, что неизвестные бандиты выбрали ту же ночь, что и вы, неслучаен. И действительно, самым подозрительным в свете данных фактов выглядит Артем. Давайте выстраивать картину происшествия дальше. Мы закончили на том, что бандиты, испугавшись, сбежали, а вы вышли в коридор и наткнулись на труп. Около него вы обнаружили след и перчатки.
— Перчатки мы нашли у Светы в сумке, — возразила я.
— Кстати, — вдруг оживилась Света. — Раз уж вы потеряли нож, может, вы хотя бы возьмете след?
Я несколько опешила. Возьмете след — это, кажется, что-то из области охоты? И, по-моему, подобное поручение обычно дают собакам.
— Возьмем след преступника? — неуверенно уточнила я.
— Ну, да. Вот этот!
И она, открыв сумочку, достала на свет божий фигурно вырезанный лист бумаги. На нем краснели пятна, и я с ужасом поняла, что передо мной и впрямь след преступника — тот самый, который мы со Светой предусмотрительно срисовали в роковую ночь.
А она голосом продавщицы в разоряющемся магазине продолжила:
— Может, еще и перчатки возьмете? Вот эти! Если б вы знали, как мне все это надоело!
Тон был полон несвойственной Свете тоски, и мы с Настей дружно кивнули.
— Вот и славно! Кто из вас это возьмет?
— Одну она, одну я, — поразмыслив, велела Настя. — По справедливости.
— А след? Может, разорвать его пополам?
— Гораздо легче сделать дубликат. Вообще-то, идея здравая. У каждой из нас будет по следу и по перчатке, так что, увидев подозрительного индивидуума, каждая с легкостью сможет его идентифицировать по рукам или по ногам.
— Ты думаешь, — заинтересовалась Света, — перчатка и след от одного и того же человека? След женский, размера этак сорокового, а перчатка мужская, и размер… я подобных в продаже не видела. Гигантская!
Настя подняла брови.
— Разве ты не заметила — говоря о бандитах, я стараюсь употреблять множественное число? Или это Юлечка с Вадиком, или Артем, например, с Викой, или Эдик с… ну, не знаю. А может, все сложнее. Может, улики подкинули нарочно, чтобы запутать следствие? Вот ради этого преступники и задержались — фабриковали ложные улики.
— Мы со Светой тоже их фабриковали, — покаянно вспомнила я. — Я список должников, а она свои перчатки. Но мы не нарочно!
— Нет ничего хуже дилетантизма, — прокомментировала Настя. — Ладно, двигаемся дальше. Дальше у тебя стащили сумку. Кто это сделал и зачем?
— Убийца, разумеется. Он думал, что там хранятся улики, но улики были у Светы, а в сумке только крысята. Не трави душу!
— Значит, убийца знал, где ты работаешь. Значит, это Юлечка.
— Ну, Эдик тоже знал, — возразила Света. — Я ему хвасталась! А вот Темочка не знал. Съели?
— Не знал, так запросто мог узнать. Тоже мне, тайна мадридского двора! У Кати ее профессия на лбу написана. К тому же он мог просто-напросто за нею проследить. Это все вроде бы понятно, а вот дальше — очередная странность. Наутро уборщица обнаруживает труп вовсе не там, где его видели вы. Не в коридоре, а прямо у пустого раскрытого сейфа. Вывод?
— Преступники вовсе не бежали в панике, — вынуждена была признать я. — Или бежали, но вернулись, перенесли тело и открыли сейф, чтобы подчеркнуть тот факт, что бедный Костик погиб из-за этого самого сейфа. Зачем им это было надо — наводить на себя подозрения?
— А вот зачем! Они успели просмотреть бумаги и поняли, что на посторонний взгляд выгоднее всех ограбить Эдика было Свете. Вот они и избрали ее козлом отпущения и постарались так выстроить мизансцену, чтобы все указывало на нее. Вспомни! Одновременно они подкинули орудие убийства Свете в стол. Что получается? Они знают, что она была на месте преступления, и надеются, что милиция сможет обнаружить какие-то подтверждения этого факта. Кстати, разве оставленные Светой перчатки — не подтверждение? Их нашли у сейфа, хотя оставила она их в коридоре. Кто их перенес? Убийцы! Они поняли, что у Светы есть как возможность совершить преступление, так и мотив, поэтому они срочно фабрикуют недостающее звено — вещественное доказательство в виде ножа. Правда, Света успевает найти нож раньше, чем милиция, а потом отдает его нам. Но следить за нами на базе отдыха начинают еще раньше, и это — очередная странность. Чего убийце нужно от Кати? Украв ее сумку, он убедился, что улик там нет, так что мог бы все силы перенести на Свету.
— Следил Курицын, — вставила Света. — Я его знаю, он такой.
— А нож вырыл тоже Курицын? И теперь из экономии режет им колбасу? Нет, тут какая-то тайна. А теперь вот еще и шантажист. Давайте мыслить логически. Некто настолько хотел вскрыть Эдиков сейф, что даже убил ради этого человека. Что могло на это подвигнуть? Лежащие там деньги? Или, как и Свету, собственная безопасность? Катя, как ты думаешь, Эдик мог хранить в сейфе компромат на рэкетиров?
— Запросто. Они явно пытались ко мне подольститься… то есть к Свете… а вряд ли рэкетиры стали бы подольщаться без важной причины.
— Итак, они… Света, прекрати пихаться! Я имею в виду, кто-то достает из сейфа то, что хотел, по мере сил сваливает вину на тебя и, казалось бы, может почивать на лаврах. Ни тут-то было! Не успев отдохнуть, он тут же принимается за шантаж, причем шантажирует не кого-нибудь, а опять тебя. Есть в этом некоторая двойственность. Если уж тебя избрали козлом отпущения по убийству, так и держали бы в данном качестве, а требовать еще и денег — это просто неприлично. Предположим, ты заплатишь, они вернут тебе компромат, и тогда вся их затея с тем, чтобы спихнуть на тебя убийство, провалится. А ведь личная безопасность должна быть для преступников превыше всего!
— Значит, они в любом случае вовсе не намерены возвращать компромат, — пояснила я. — Поэтому им в любом случае не стоит платить. Смотрите! Они очистили сейф со своей личной целью — ради денег или важных бумаг. Обнаружили также и бумаги, важные для Светы, решили свалить на Свету вину, а заодно подзаработать.
— Но ведь это риск! Свету арестуют из-за убийства, а она расскажет про шантаж, и подозрения направятся не на нее, а на шантажиста!
— Во-первых, они, видимо, полагают, что ей никто не поверит, а во-вторых… Знаешь, бывает такая патологическая жадность. Вспомни Курицына! Ох, жаль, что он тут явно не при чем, потому что по психологическому портрету — самое то…
— Погоди, — прервала меня Настя. — Еще одно соображение, указывающее, что шантажист откровенно блефует. Ну, как он передаст документы милиции, подумайте?
— По почте, — подумав, сообразила Света.
— И что? Как он объяснит, что они оказались у него? Будет ясно, что он их украл. Вот он и навлечет на себя самые большие подозрения.
— Да, но ведь его никто не знает! Как можно подозревать неизвестно кого?
Света рассуждала здраво, и я тут же сообразила:
— Значит, главное — узнать, кто он. А после этого еще неизвестно, кто кого ловчее сшантажирует. Он у нас еще попляшет!
— А как узнать?
— Надо что-нибудь придумать. Он когда ждет от тебя ответа?
— Обещал сегодня вечером позвонить, да что-то не звонит.
— Куда? — засмеялась Настя. — К Кате?
— Да, точно, меня же нет дома! Я как-то упустила это из виду. И что теперь делать? Если ехать домой, то на тачке. Метро закрыто.
— Обойдется твой шантажист. Даже к лучшему. Завтра позвонит. Кстати, у тебя ведь телефон с определителем номера?
— Да, но он наверняка звонил из автомата.
— Все равно, номера надо записывать. Мало ли что! И еще надо записать его голос. У тебя ведь хороший магнитофон? С микрофоном?
— Да.
— Ну, вот. Завтра вечером держи микрофон наготове и жди звонка. Если спросит, почему вчера тебя не было, скажи, что до ночи сидела на работе. И проверь реакцию. Если не поверит, значит, кто-то из ваших. Из тех, кто знает, во сколько ты ушла. И еще скажи следующее. Что ты заплатила бы ему, если б была уверена, что это гарантирует тебя от дальнейших его посягательств. Что ты боишься, что у него останутся копии документов и он попытается использовать их вторично. В общем, попроси гарантий.
— Какой смысл? Разве могут быть гарантии?
— А смысл простой. Во-первых, он что-то будет отвечать, и мы запишем его голос. А во-вторых, потянем время. Чем больше мы с ним будем общаться, тем вероятнее, что угадаем, кто он. Надо играть на оттяжку!
В результате на следующий вечер я сидела дома у Светы и с напряжением ждала звонка. Он раздался в двенадцатом часу, когда мы обе уже отчаялись. Я заметалась, судорожно включая микрофон, а Света подбежала к телефону.
— Вчера вечером вы не подняли трубку. Со мной эти шутки не пройдут!
— Я сидела допоздна на работе.
— Ври больше! Просто испугалась. Не заплатишь — тебе же хуже.
Света дрожащим голосом продекламировала хорошо выученный текст о гарантиях и, неожиданно оживившись, прибавила от себя лично:
— Я предлагаю такой план. Я заплачу вам деньги, а вы дадите мне какой-нибудь компромат на себя. Ведь он наверняка у вас есть, правда? Иначе вы не стали бы забираться в сейф. Вот и будет мне гарантия, что вы больше не сможете меня обижать. Прекрасная мысль, да?
Похоже, шантажиста эта свежая идея поразила еще больше, чем меня. По крайней мере, он помолчал и дал отбой.
— Чего это он? — удивилась Света. — Слушай, меня как в голову ударило. Замечательно я придумала, а?
— Умереть — не встать, — признала я. — Но, боюсь, шантажист на это не пойдет. Шантажисты — ужасные эгоисты. Кстати, вот и подтверждение, что это кто-то из твоих. Он знал, что ты была не на работе. И к тому же незаметно перешел на «ты». Только, к сожалению, все наши подозреваемые без исключения этому условию удовлетворяют. Юлечка с Вадиком, Эдик, Артем — все знают, во сколько ты вчера ушла. Давай прослушаем запись, и попытайся понять, чей тут голос! Ты можешь его узнать!
Света честно попыталась, но безрезультатно.
— Ладно, — махнула рукой я. — Наверняка он позвонит завтра. Справишься без меня? А то не могу же я вечно ночевать в чужих постелях.
— Не знаю. А что я ему скажу? Раз ты считаешь, что он не согласится на мой план, он, скорее всего, предложит свой.
— По мере сил поторгуйся. А в крайнем случае притворись, будто ты хочешь убедиться, что у него и впрямь есть компрометирующие тебя бумаги. Что тебе надо посмотреть хоть на одну из них прежде, чем заплатить.
— Да, — протянула моя подруга, — а он обидится и пошлет их в милицию. И я сяду.
— Не пошлет. Это ему невыгодно, да и небезопасно. Сама подумай, какой ему в этом смысл?
— Свалить на меня убийство.
— Мы дадим милиции запись голоса, и его найдут. В конце концов, вариантов немного. Вадик со своей Юлечкой, Эдик или Артем. Как-нибудь разберутся. Только обязательно держи нас в курсе, ладно? А то тебе попробуй дозвонись.
Света обещала, и я беспечно оставила ее на произвол судьбы. А зря! На следующий вечер я стерла себе указательный палец, накручивая телефонный диск — ответа не было. И на второй вечер тоже. Прокляв свою непредусмотрительность — я умудрилась не спросить номер ее рабочего телефона — на третий день после работы я решила отправиться к подруге в офис. Слава богу, в связи с последними событиями его адрес впечатался мне в память навечно. Так что б вы думали! Моя попытка выскочить из аудитории и со скоростью ветра двинуть к станции метро была пресечена наглым и откровенным хватанием за рукав пиджака, и если вы считаете, что я настолько распустила своих студентов, то плохо меня знаете. Хватал Курицын.
— Ну, чего тебе? — вздохнула я.
— Есть идешь? — с энтузиазмом осведомился он. — Я с тобой.
— Иду на работу к подруге. Спешу.
— В Дом Культуры? А там есть будете?
— Не будем, Витя.
Он горестно вздохнул и поведал:
— Ну, ладно. Из-за тебя пойду голодный.
— Иди, — обрадовалась я.
— Так я не знаю, куда, — пояснил собеседник.
— Домой.
— Ну, нет! Я с тобой. Я так решил. Мы, мужчины, если что решим, то так оно и будет. Вот я пойду с тобой, даже если ты меня не накормишь. Понимаешь?
— Вообще-то я тебя не звала, — холодно парировала я.
— И не позовешь, — с удовлетворением кивнул он. — Потому что скромная. Ты считаешь, инициатива должна принадлежать мужчине, и я так тоже считаю. Мы с тобою очень похожи.
Я внутренне содрогнулась, а Курицын безмятежно продолжил:
— Мне нравится, что ты такая скромная. Знаешь, я женюсь только на скромной. Нескромные, они для женитьбы не годятся.
— Я тоже не гожусь, — в порыве вдохновения сообразила я. — Я очень расточительная, Витя.
А про себя подумала: «Что, съел? При твоей-то жадности!»
— Да ладно тебе! — махнул рукой он. — Я так мало получаю, что ты все равно не сможешь много тратить, поэтому не беспокойся.
Вообще-то, я человек на редкость толерантный, однако иногда не действует ничто, кроме грубости. Я вырвала рукав и припустила к метро, Курицын мчался за мной. Когда он опустил жетон в прорезь автомата, я поняла, что дело серьезно. Он заплатил деньги!!! После такого отогнать его сможет разве что атомная бомба.
Тем не менее я сделала очередную попытку.
— Витя, — сказала я, — надоел ты мне до жути. У меня и без тебя проблем хватает. Шел бы ты своей дорогой, а?
— Кокетничаешь? — самодовольно кивнул он. — Правильно. Мы, мужчины, это любим.
— Делать мне нечего — с тобой кокетничать! Ты меня не первый год знаешь. Я человек честный и врать не приучена. Если говорю, что надоел, значит, надоел.
— Я тебя знаю, да. Ты шутки шутить любишь, но мне это не мешает. У меня с чувством юмора все прекрасно, я сразу вижу, когда шутят, а когда нет. Шути, шути, мне только нравится!
Ну, что с таким поделаешь! В результате я прибыла к Свете на работу с прицепом, причем по привычке попыталась влезть в дверь черного хода. Правда, быстро опомнилась и прошла к парадному подъезду. Там стоял охранник — не Артем, а какой-то незнакомый. Я потребовала Светлану Барскую, и он после недолгих разговоров с каким-то типом сообщил мне, что Барская на больничном. Более подробных сведений мне выудить не удалось. Тогда я попросила позвать Юлечку. Не то, чтобы я надеялась хоть что-то от нее узнать, просто, раз уж я сюда притащилась, хотелось посмотреть на нее хорошенько и решить, похожа она на преступницу или нет. Возможно, Света права и я придираюсь?
Юлечка, как обычно, походила не на преступницу, а на малоразвитого ангела.
— Катя! — вскричал ангел так, словно узрел праведника, на поиски которого и был направлен на грешную землю. — Ты хотела меня видеть?! Я так рада! Я так по тебе соскучилась! Как твои дела? Ты выглядишь на тысячу баксов!
Ничего особенного в данной речи не было, обычная манера девочки общаться. Большинство тут же тает и глотает крючок даже без наживки, и только редкие монстры, подобные нам с Настей, остаются холодными. Возможно, сказывается большой педагогический опыт.
Тут Юлечка перевела взгляд чуть в сторону, и глаза ее загорелись чудесным огнем. Неудивительно! Я, кажется, уже упоминала, что внешне Курицын вполне похож на нормального человека, все его необыкновенности таятся внутри. Однако на данном этапе я, видимо, казалась Юлечке более перспективным объектом, чем мой спутник, поэтому она не позволила себе выразить восхищение им вслух, ограничившись потрясенным взглядом широко раскрытых наивных глаз. Вот так же поначалу она смотрела на Светиного мужа. Чем это закончилось, вы, наверное, помните. Если бы она польстилась и на Курицына, я бы ей все простила!
— Ты не знаешь, что со Светой? — спросила я и открыла сумку, делая вид, будто ищу носовой платок. На самом деле я искала след. Вот он! Но увы. Даже мой слабый глазомер констатировал, что ноги моей собеседницы существенно меньше, чем мне бы хотелось. Про руку даже не стоит и говорить.
— Света на больничном.
— А что с ней?
— Не знаю. Я так за нее переживаю, просто ночей не сплю! Кто-то позвонил и сказал, что она больна, а подробностей не сказал.
— У вас вообще сейчас тяжелый период, — бросила пробный шар я.
— Да.
— А убийцу не нашли?
— Боюсь, и не найдут, — вздохнула Юлечка. — В Питере столько преступных группировок! Узнали, что Эдик оставляет деньги на ночь в офисе, ворвались, прикончили бедного Костика… Как вспомню, слезы на глаза наворачиваются!
Слезы у нее действительно навернулись. Честное слово, и почему я — такой Фома неверующий? Вон, Курицын, и тот преисполнен сочувствия.
— А как же вы теперь без охранников? — с деланным безразличием осведомилась я. — Бедного Костика убили, а второго — Вадик, кажется? — уволили. Мне Света говорила. Его не взяли теперь обратно?
— Нет, — коротко ответила Юлечка.
— А ты не знаешь, как у него теперь дела? Он устроился на работу? А то у меня есть знакомые, им в фирму как раз нужен охранник.
— Какая ты добрая! Но я ничего про него не знаю.
В этот момент на пороге показался малорослый тип, чья тщательно закамуфлированная волосами лысина и выступающее брюшко наводили на мысль о тридцати годах, прожитых не без удовольствия.
— Эдуард Петрович! — воскликнула Юлечка, и я тут же представила себе человека, который неделю полз по пустыне и вдруг обнаружил источник пресной воды. Вот так он и восклицает при виде источника — если, разумеется, язык совсем уж не присох к гортани.
Однако Эдик, не обратив внимания, уставился на меня. Я поздоровалась и, в свою очередь, уставилась на него. Нет, в бандитских перчатках он явно утонет. Кто остается? Артем и Вадик. Как бы мне на этого Вадика посмотреть? Жаль, Юлечка не купилась на мое предложение. Похоже, наше с нею недоверие является взаимным.
— Что со Светой? — поинтересовался Эдик, вдоволь наглядевшись, и голос его звучал довольно сдавленно.
— Не знаю. Думала, знаете вы.
Тогда он молча повернулся и, прихватив Юлечку, скрылся в офисе, а я осталась ни с чем. Хуже, чем ни с чем, — с Курицыным!
Дома в порыве сообразительности я вспомнила, что когда-то Света дала мне номер телефона своих родителей. Я приятно поразила маму, высыпав все из ящиков своего письменного стола и устроив форменную ревизию. Господи, сколько у меня накопилось хламу! Одних карточек с вариантами контрольных работ такое количество, что я каждый раз раздумываю, что легче — отыскать нужное задание в этом хаосе или написать его заново. А ведь часть бумаг я отправила под кровать, благодаря чему скоро, я боюсь, она перестанет касаться ножками пола. А некоторые книги живут на шкафу, где становятся легкой добычей нашего попугайчика — он обожает грызть бумагу. Если бумажка с номером брошена на шкаф, с ней можно проститься навеки.
Слава богу, после многочасового каторжного труда желанный изодранный клочок все-таки нашелся. Я с трепетом позвонила — и у меня отлегло от сердца. Света и впрямь лежала в больнице с легкой уличной травмой. Обещали вот-вот выписать. А я-то предполагала все на свете, от похищения до убийства! Разумеется, я узнала адрес и тут же помчалась навещать подругу.
Признаюсь, в былые времена мне казалось, что проникнуть в больницу с первого раза — дело почти безнадежное. Обязательно будет неприемный день, или карантин, или с тебя потребуют иметь стерильно чистый белый халат и тапки. Тапки, впрочем, я захватила. А могла бы и обойтись, поскольку никому до меня не было никакого дела. Светина койка стояла в коридоре, прямо под открытой форточкой. Хорошо, здоровье у моей подруги железное, иначе из больницы ее бы вынесли вперед ногами. Я вообще отношусь к лечебным учреждениям подозрительно и по мере сил лечусь сама. Подруга моей мамы, например, давно жаловалась на боль в колене. Жаловалась себе и жаловалась, много лет, а потом черт ее дернул отправиться к врачу. Теперь ходит на костылях.
Света выглядела не лучшим образом — издерганная, желтая, с кругами под глазами.
— Что с тобою приключилось? — сочувственно спросила я.
Она посмотрела на меня с тихим укором:
— Воспользовалась твоим советом. Не могу понять, почему, зная тебя столько лет, я все равно тебе доверяю? Какая-то патология.
— Ты о чем? — не поняла я.
— Я бросилась под «Мерседес», — трагическим тоном известила меня подруга. — И что теперь делать, не знаю.
— Ты — что сделала?
— Бросилась под «Мерседес», — отчетливо повторила она. — Я решила, дельная мысль. Если я выйду замуж за иностранца, никаким шантажистам меня не достать. А если он не захочет жениться или уже женатый, так, может, подкинет деньжат. Что он, пожалеет двадцати пяти тысяч баксов для сбитой девушки? Я сделала все, как полагается. Пошла к «Европейской» и бросилась.
— Платить деньги шантажистам ни в коем случае нельзя — это пишут во всех детективах. И вообще, о чем ты думала! Тебя ж могло убить! — ужаснулась я.
— Еще чего! Я осторожненько. Слегка ушибло да слабая форма сотрясения мозга. Меня только из-за нее здесь и держат. Завтра выпишут.
Немного успокоившись, я заинтересовалась:
— И что? Этот гад не стал тебя навещать?
— Ха! — хмыкнула Света. — Если бы! За рулем сидел кавказец. Вот такого роста.
И она помахала рукой где-то на уровне моей груди. Я не выдержала и захохотала.
— Мне плохо, а ты смеешься, — обиделась бедная жертва технического прогресса. — Он шляется ко мне по два раза в день. Я умоляю, чтобы его не пропускали, но им ведь плевать! Принесет бутылку пива и сам же ее выдует. Скупой до чертиков! Попьет из горлышка и мне предлагает. А я после такого пить боюсь — мало ли, какую подцепишь заразу. А у самого денег куры не клюют. Да еще жена и пятеро детей. Не в Питере, а где-то там.
— Он тебе и это рассказал?
— Он считает, что одной женщины мужчине мало. Что жениться надо на мусульманках, а время проводить с русскими. Знаешь, сколько стоит номер в «Европейской»?
— Не знаю.
— Триста пятьдесят баксов в день. Но на это ему не жалко, потому что надо для представительства. Ох! Я про него все теперь знаю. Болтает без умолку. Что б я только ни дала, чтобы от него отвязаться! Ты не можешь что-нибудь придумать?
Я напрягла извилины.
— Скажи, что у тебя есть муж.
— Он знает. Он говорит, что для русских девушек это не имеет никакого значения. Ой! Вот он! А я из-за тебя не успела спрятаться. Обычно я прячусь от него в туалет. Воняет там жутко, но приходится терпеть.
Я оглянулась. К нам важно шествовал чернявый кудрявый коротышка. Его прыщавая кожа лоснилась, а гнилые зубы скалились в улыбке. В руках он держал бутылку пива.
Я почувствовала себя виноватой. Из-за меня бедная Света попала в такую печальную ситуацию. Чем бы ей помочь? Жаль, я не успела подучить ее признаться, что у нее триппер. Это бы, наверное, образумило нахального типа. А сказать ему это самой у меня не хватит духу. Я человек с комплексами.
— Две! — радостно заявил темпераментный кавказец и схватил нас обеих за бока. Я взвилась, как горная лань, обнаружившая охотника, и с удивившей меня ловкостью перескочила через кровать. Еще бы! Руки у типа были в подозрительных язвах. Нет, такого триппером не проймешь! Я судорожно соображала, что бы такое посоветовать, как вдруг увидела, что по коридору движется нечто размером с пожарную каланчу. Артем! И, честное слово, он ровно вдвое выше этого докучающего моей подруге каприза природы!
— Светочка! — гулко пробасил он. — Почему ты мне не позвонила? Я же не знал, в какой ты больнице. Все справочные обзвонил.
— Была не в состоянии, — объяснила я, поскольку Света явно потеряла голос. — Она даже мне не позвонила. Посмотри, вот это — тот, кто ее сбил. Теперь пришел порадоваться результату своих трудов. Сбить такую девушку, а?
Я неоднократно встречала в литературе выражение «лицо его мгновенно потемнело». Так вот, теперь я убедилась, что это вовсе не абстрактная фигура речи. Лицо Артема мгновенно потемнело, и он протянул руки к кавказцу, непонимающе глазеющему по сторонам. Потом поднял его, закинул себе на плечо — куда там моим любимым танцорам из Мариинки — и унес с наших глаз долой. Вернулся минут через пять, тихий и умиротворенный, и так посмотрел на Свету, что я почувствовала себя лишней и быстро распрощалась, лишь строго потребовав от подруги не забывать мне звонить. Нет, честное слово, может, Артем и убийца, но очень милый парень и за Светой ухаживает отнюдь не из корыстных соображений. Это видно невооруженным глазом. Правда, руки у него большие — в точности по перчатке. Но, возможно, у Вадика не меньше?
Моя подруга проявила благородство и позвонила на следующий же день.
— Я получила письмо. От шантажиста, — поделилась она. — Я подъеду к тебе на экзамен и его покажу. Скажешь, что делать дальше.
На экзамене я, разумеется, сидела, как на иголках, и даже поставила две тройки там, где больше двойки ставить было незачем. Но вот, наконец, Света здесь и протягивает мне листок бумаги. Обычный листок. По-моему, это называется офисной бумагой. Довольно качественная. Текст напечатан на струйном принтере — у меня у самой такой, так что не ошибусь. Странно, с чего вдруг шантажист переключился на письма? Звонки гораздо безопасней. Впрочем, все понятно. Он не мог дозвониться, поскольку моя подруга лежала в больнице, вот и вынужден был написать.
«Гарантия в том что я знаю что заплатить большую сумму вы не в состоянии. Посылать документы в милицию для меня риск и я этого не хочу. Заплатите и больше не бойтесь. Скоро позвоню».
— Хорошо, — констатировала я. — У нас теперь есть и голос, и текст. Что за беспечный преступник? Помнишь, мы обсуждали, можно ли определить, на каком конкретном принтере что-нибудь напечатано? Так вот, я напечатаю этот текст у себя дома, а ты на работе. И сравним. Мне кажется, что это заведомо печаталось в вашем офисе.
— А что я скажу, когда он позвонит?
— То, что договаривались. Что хочешь посмотреть бумаги и убедиться, что они те самые. А потом еще что-нибудь выдумаем. Это даже неплохо, что ты попала в больницу, оттяжки нам на руку. Итак, решено?
Советовать другим оказалось гораздо легче, чем сделать самой. Компьютером я более-менее владею — все же математик. Но вообще мои взаимоотношения с техникой явно оставляют желать лучшего. Не знаю, почему, но она меня не любит. Более того, при общении со мной отчаянно стремится сделать харакири. Именно так и поступил мой принтер. Не печатает, и все! Мало того — в порядке издевательства он гудит, шуршит бумагой и старательно изображает бурную деятельность. Не принтер, а симулянт!
Сперва я решила, что в картридже кончились чернила. Вроде бы не должны, но кто их знает! Значит, надо сменить картридж. Только нового у меня нет. А стоит он, гад, пол моей зарплаты. Или дело не в чернилах?
Подумав, я извлекла из-под кровати инструкцию к принтеру. Так, «если принтер как будто печатает, но на бумаге ничего не печатается, то чернильные сопла картриджа засорены высохшими чернилами. См. раздел — «Когда засорены чернильные сопла». Ладно, посмотрю, хотя, что такое сопла, даже не могу себе представить. «Возьмите печатающий картридж. С помощью салфетки из ткани не спеша удалите засохшие чернила с сопел над корзиной для мусора. Повторите эти действия. Поставьте печатающий картридж на место». Лаконично, да? «Возьмите печатающий картридж». Откуда я его возьму? Он таится в недрах принтера. Ладно, где наша не пропадала! Я с отчаяньем обреченного сорвала с
принтера крышку и узрела нечто, сильно смахивающее на маленькую скляночку чернил. Посадите меня на диету, если это нет он! И за такую дрянь столько приходится платить! Слава богу, что последнее делаю не я, а математическое общество. Теперь требуется его взять. Легко сказать! Он намертво присобачен к какой-то железяке. Сейчас все поломаю, а нового-то мне не купят. Однако выхода нет. Я схватила склянку и с силой потянула на себя. Хрусть — и она у меня в руках, а чернил в ней полно. Значит, надо протирать сопла.
Слово «сопло» почему-то ассоциируется у меня с космическими полетами. Точно, это какая-то деталь ракеты! Неужели она имеется и в картридже? По- моему, из сопел вырывается дым. Значит, сопло — это дырка. Железная логика!
Дырок в картридже не оказалось. И правда, если б там были дырки, то все чернила вылились бы наружу! Я потрясла скляночку. Ничего не льется. Значит, дырок нет. Есть лишь медная полоска, прилепленная к бокам. Протереть, что ли, ее? Чистота еще никому не повредила.
Увы — тщательно омытый мною картридж печатать по-прежнему не хотел. Тогда я сделала то, с чего следовало бы начать — позвонила своему коллеге. И услышала от него, что картридж — чрезвычайно тонкий агрегат и при грубом прикосновении тряпки к неподходящим местам портится безвозвратно. Так бесславно закончилась моя эпопея.
Света действовала куда удачнее, и напечатанный ею экземпляр уже на следующий день подвергся нашему тщательному осмотру. Он оказался полностью идентичен полученному ею по почте, однако это ничего не доказывало. Мой, может быть, выглядел бы точно так же, если б я знала, что такое чернильные сопла! Таким образом, все сомнения остались при нас.
Поразмыслив, я решила, что мы ведем себя неправильно. Сколько читаешь детективов, и каждый раз удивляешься, почему герои делают кучу глупостей вместо того, чтобы сесть и пораскинуть мозгами. Я всегда подозревала, что причина примитивна — если б мозгами пораскинули на первых страницах, о чем бы пришлось писать на последних? Однако теперь я поняла, что все не так легко. События бегут одно за другим, ты вертишься-вертишься, а времени на размышления вроде бы нет. Но ведь я — математик! Мозги — мое орудие труда, и я просто обязана его применять. Поэтому, вздохнув, я села в кресло и начала думать. И делала это долго, причем с большим удовольствием, пока не обнаружила, что почему-то думаю не о Светиных проблемах, а о том, куда я поеду этим летом отдыхать. Нет, так не годится! Возьму-ка я бумагу и ручку, это поможет сконцентрироваться.
Я достала красивый белый листок и написала заглавие: «Список неприятностей». Но, представьте себе, и тут возникли осложнения! Заглавие я выбрала какое-то слишком емкое. Мне ужасно захотелось начать с рассказа о размере зарплаты, которую выплачивает мне благодарное государство, а в качестве последнего пункта списка я уже прямо-таки видела сообщение о том, что купленный сегодня рис почему-то воняет бензином. Между этими двумя записями я вполне могла бы поместить нечто, не уступающее по длине Большой Советской энциклопедии.
Тряхнув головой, я заставила себя сосредоточиться. Надо поточнее сформулировать заголовок, чтобы отсечь все лишнее, а то я просижу над листком до конца моих дней. И я вставила еще одно слово. Получилось: «Список неприятностей-непонятностей». Это гораздо лучше! И три графы — «неприятность-непонятность», «комментарии», «вывод». Итак, начнем с начала.
«1. а). Света заставила меня пойти вместо нее к рэкетирам.
б). Она хотела создать себе алиби.
в). Лучше б она этого не делала. Украсть ничего не украла, а мы обе будем выглядеть очень подозрительно, если это вскроется. Причем я почти уверена, что Артем не слепой и все про нас знает.
2. а). Света заставила меня пойти вместо нее с рэкетирами в театр.
б). Пришлось, раз уж я выдала себя за нее.
в). Они делали мне странные намеки. И после этого Артем устроился в Светину контору. Может быть, Эдик имел компромат не только на Свету, но и на рэкетиров? Тогда получается, что преступник — Артем, которому они, как лучшему ученику, поручили втереться к Эдику в доверие и взять сейф. А заодно он втирался в доверие и ко мне, считая меня финансовым директором, то есть Светой. И к Свете. Но он в больнице смотрел на нее такими глазами, что я не верю. Хотя перчатка… Но есть еще след! Викин?
3. а). Ночью Юлечка в конторе крутила шашни сразу с двумя охранниками — Костиком и Вадиком.
б). И из-за этой (нет слов, какой) мы не украли Светины документы! Если б мы их в ту ночь забрали, все проблемы были б решены.
в). Может, она нарочно? Ведь могла бы заниматься своим делом не в кабинете Эдика, а, например, в коридоре. Или еще где-нибудь.
4. а). Убили Костика. А меня чуть не задушили. И перед нашим носом обчистили сейф.
б). Или это сделали рэкетиры — возможно, пришли, как и мы, за своим компроматом, Костик их обнаружил, а убивать им не впервой. Или Юлечка, скорее всего, руками уволенного Вадика. Небось в сейфе хранилась куча денег! Или сам Эдик, чтобы замести следы.
в). В общем, ничего не ясно. Зря я оставила на месте преступления список должников, а Света перчатки! Впредь надо быть аккуратнее. Но почему преступники не сбежали, а продолжали крутиться в офисе?
5. а). У меня стащили маринованных крысят.
б). Так им и надо! Жаль, что мне не посмотреть на лица этих гадов, когда они откроют банку.
в). Хотели стащить перчатки убийцы. Значит, перчатки — важная улика. Может, отдать их в милицию? Только Света не разрешит.
6. а). Кто-то перенес труп и подкинул Свете нож.
б). По логике вещей, их двое — большеногая женщина на каблуках (мы видели ее след) и гигантский мужчина (у нас его перчатки). Может, брат и сестра, раз оба такие здоровые?
в). Мужчина все-таки Артем. Других таких нет. А я не верю! Вся надежда на
Вадика. Как бы мне на него выйти?
7. а). На базе отдыха за нами с Настей следили. И нож похитили.
б). Мы проверяли, это не Курицын. И у нас есть фотографии преступных элементов. Точнее, некоторых элементов преступника.
в). Может, это студенты? Ведь больше никого на базе не было. Но зачем им? Их наняли бандиты? Я всегда считала, что студенты относятся ко мне неплохо и смерти мне не хотят. Но перед сессией всего можно ожидать. Они тоже не железные.
8. а). Свету шантажируют.
б). Шантажист и есть убийца, потому что взял документы из сейфа. А вдруг нет? Вдруг они были где-нибудь еще? Или, например, шантажирует Эдик, а убил кто-то другой.
в). Все-таки интересно, кто же это? Надо нам его поймать!»
Вероятно, к этой гениальной идее я прибавила бы еще множество других, но тут зазвонил телефон, и я с радостью бросила листок.
— Слушай, — оживленно заговорила Света, — он, кажется, согласен.
— Кто и на что? — не поняла я.
— Ну, как? Шантажист, разумеется. Я потребовала показать мне документы, чтобы я убедилась, что они у него есть. И он молча положил трубку. А молчание — знак согласия, да?
Я не была в этом убеждена, однако в любом случае покладистость преступника не могла не удивлять. Он просто обязан был в ответ на такую беспрецедентную наглость закатить скандал, а не тихо дать отбой. Ох, что-то здесь не то! Может, он и впрямь блефует? Если у него ничего на Свету нет, можно смело донести на него милиции. Не скрою, мысль об обращении в органы правопорядка возникала у меня довольно часто. Я, как человек, воспитанный во времена застоя, упорно продолжала им доверять, сколько бы ни чернили их средства массовой информации. Более того, несколько раз я даже заходила в свое отделение милиции с желанием рассказать хотя бы часть правды, но дальше желания дело не шло. Мимо шныряли мужчины в форме, удивительно похожие на моих студентов, и я тут же поворачивала обратно. Видимо, это профессиональное заболевание — большинство мужчин кажутся мне вылитыми моими учениками, а опыт учит, что доверять ученикам нельзя.
На следующий день Света в очередной раз заявилась ко мне на экзамен, приведя в состояние полного ступора и без того деморализованных сессией студентов. Действительно, вспоминать теорему о базисе из собственных векторов для самосопряженного оператора и при этом видеть, как очаровательная блондинка в обтягивающей кожаной юбочке оперлась о стол твоего преподавателя, выпятив и без того вызывающий зад — не многого ли я требую от несчастных? Понятно, что от одного из этих двух занятий моим ученикам придется отказаться — и вы, я думаю, не сомневаетесь, каков был их выбор.
А Света выпятила свой почти неприкрытый зад вовсе не из изощренного коварства. Она упорно совала мне листок бумаги, содержащий абсолютно непонятные записи, и требовательно спрашивала: «Теперь ты убедилась? Убедилась?»
— В чем? — поинтересовалась я, когда она несколько успокоилась.
— У этого убийцы и впрямь мои бумаги. Значит, я должна ему заплатить.
— Ты хочешь сказать, что эта филькина грамота и есть то, ради чего ты затеяла весь сыр-бор? — опешила я. — Из-за этой писульки я пошла на преступление?
— Много ты понимаешь! В общем, ничего не поделаешь. Я ему заплачу.
— Чем? — ехидно осведомилась я.
— Продам квартиру.
— Не продашь. И оба вы с твоим покладистым шантажистом малоразвитые люди. У тебя ведь прописана твоя дочка, да?
— Разумеется.
— Значит, номер не пройдет. Есть такой закон, по которому нельзя ухудшать жилищные условия несовершеннолетних. Между прочим, закон направлен против таких, как ты, эгоистичных матерей. Чтобы продать квартиру, где прописан ребенок, требуется справка из роно, что он получит не меньшую жилплощадь. А тебе такой справки не дадут.
— Выдумываешь! — предположила Света. — Первый раз слышу.
— Я тоже, но это правда. Вчера мне звонила Маша и жаловалась на жизнь. Она у меня теперь бомж. Дети ее сестры прописаны в ее квартире, а она в квартире сестры. Это давно так вышло, я уж не помню, почему. И теперь они хотят перепрописаться так, как на самом деле. И им не разрешают, поскольку это нарушает права детей. В результате Машу сейчас выписали вообще, а детей временно прописали в какое-то фиктивное место. В общем, я ничего не поняла, однако закон какой-то точно есть. И постоянно требуют новые справки, а за каждую дерут деньги.
— И что же мне делать? — понурилась моя подруга. — Ведь этот шантажист не блефует. Он действительно может меня подставить.
— Скажешь ему правду. Что и рада бы продать квартиру, да не можешь. Интересно, как он среагирует? Он ведь у тебя покладистый. Или нет! Придумала! Ты скажешь, что есть одно препятствие, но это не телефонный разговор. Что ты должна встретиться с ним лично и тогда все объяснишь.
— Зачем?
Я победоносно улыбнулась и достала их сумочки «список неприятностей- непонятностей», завершающийся бойцовской фразой «надо нам его поймать!» Список Свету ошеломил. Она изучала его так, словно это новые скрижали, присланные непосредственно господом богом. Вдоволь насладившись чтением, она неуверенно произнесла:
— Значит, я обязательно должна его поймать? И для этого надо с ним встретиться? А ты не думаешь, что при встрече он меня убьет?
Однако я была тверда:
— Шантажисты не убивают. Наоборот, это их убивают! Так что главное — следи за собой. Займи чем-нибудь руки.
— Да, — возразила Света, — но ведь наш шантажист — он еще и убийца.
Резон в ее словах был, но я стояла на своем:
— Платить ему нельзя, я гарантирую. Из этого никогда ничего хорошего не выходит. А убивать тебя ему совсем не выгодно. Либо он от тебя отстанет, либо… — я задумалась.
— Что либо? — не выдержала моя подруга.
— Либо мы изловим его, твои документы отберем, а его сдадим в милицию.
Света обреченно пожала плечами. Не скрою, мне и самой виделись некоторые изъяны в моем плане, но другого не было. Я была глубоко убеждена, что стоит один раз заплатить, и ты пропал. Поэтому я решила проявить бдительность и переночевать у Светы, чтобы лично проследить за тем, как она ответит на звонок коварного врага.
Коварный враг не обманул наших ожиданий. Телефон затрезвонил именно в тот момент, когда я набила рот большим куском сливочного полена, очень вкусного, но вязкого, как замазка. Я с сочувствием посмотрела на подругу, с выпученными глазами старательно делающую глотательные движения. Нет, такое враз не проглотишь! Я плеснула в бокал сухого вина и сунула Свете. Это ее взбодрило, и она подняла трубку, я же занялась включением магнитофона.
— Это я, — сдавленным голосом отрапортовала Света невидимому абоненту. — Я не шучу. Это точно я. Света Барская. Нет, не простудилась. А…
Гудки. Покладистый, но нервный шантажист дал отбой. Подруга попыталась просверлить меня укоризненным взглядом (сами понимаете, идея о полене принадлежала мне), однако я тут же возразила:
— Нам это на руку. Чем дольше все будет тянуться, тем вероятнее, что его изловят.
— Так его же должны изловить мы! — поймала меня на противоречии Света.
— Ничего. Если за нас поработает милиция, тем лучше для нас. Им все-таки за это деньги платят. И…
Звонок. Откашлявшись, подобно оперной примадонне, моя подруга глубоким вибрирующим контральто произносит:
— Алло! У телефона Светлана Барская.
Никогда бы не подумала, что в недрах ее организма таится такой прекрасный грудной голос! И преступник тоже этого не думал. Даже слова не проронил — шмяк трубку на рычаг, и был таков.
— И что теперь?
Я пожала плечами:
— Позвонит еще. У него, судя по всему, неиссякаемый запас жетонов. Нажился, подлец, на шантаже! Я лично не могу себе позволить раззваниваться из автомата. И вообще, если звоню, так и вовсе без жетона.
— Это как? — заинтересовалась Света.
— Я договариваюсь с мамой, что позвоню ей два раза, если неожиданно соберусь в театр. Звоню, она поднимает трубку, но, разумеется, без жетона автомат нас не соединяет. И так два раза. И она уже понимает, что это я.
— Любопытно! Только теперь большинство автоматов не с жетонами, а с магнитными картами. У нашего мерзавца, наверное, магнитная карта. Слушай, а вдруг он решит, что я над ним издеваюсь, и от обиды пошлет мои бумаги в милицию?
— В милиции никто твоих бумаг не поймет. Раз их даже я не поняла…
Нашу интересную беседу в очередной раз прервали.
— Как жаль, что вы мне не доверяете, — с искренней укоризной затараторила в трубку моя подруга. — Я просто подавилась, а вы уже считаете, что я — это не я. Мне это ужасно обидно! Что же я, уже не имею право хоть иногда поесть сливочного полена, чтобы меня не заподозрили во всяких злых умыслах?
Я одобрительно кивала. Покладистый шантажист просто обязан в очередной раз опешить. Он и опешил. Сдавленно мычал и даже стонал, а я записывала его стоны на магнитофон, пока Света разочарованно не выдавила:
— Ой, это ты! Мне сейчас некогда. Перезвоню, — и она нажала на рычаг.
— Ты что? — удивилась я.
— Это Темочка. Совсем некстати. Мне сейчас не до него.
— Слушай, а ты уверена, что до этого звонил не он? — мрачно осведомилась я. — Может, голос он ловко переделывает, а мычание переделать не смог? Вот ты и узнала его по мычанию. Как ты считаешь?
Моя подруга молча обхватила руками голову, не побоявшись испортить прическу, и я поняла, что ее проняло всерьез. Да и меня тоже. Боже, опять звонок! Сговорились они, что ли?
— Алло! Да, это я. И раньше была я, а что вы такой недоверчивый, так сами виноваты, — раздраженно прокаркала Света. — Ну, получила я этот ваш документ, получила, а толку-то? Я бы и рада заплатить вам деньги, да в нынешней ситуации не могу. Я же русским языком сказала, не хочу, а не могу. И вы, как специалист в подобных вопросах, могли бы сами все предусмотреть. Почему я должна думать за вас? Нет, раз вы сами не понимаете, то я не могу вам объяснить. Это не телефонный разговор. Да, не телефонный! Ладно уж, давайте встретимся лично и все обсудим, тогда, может, вдвоем что-нибудь придумаем. Хотите, приезжайте сейчас ко мне. Что? Ну, тогда продиктуйте свой адрес, я напишу вам письмо. Адрес-то у вас есть? Эй! — она положила трубку и яростно сообщила: — Снова дал отбой. Маньяк какой-то! Так бы и убила гада! Из-за него мы вынуждены подозревать несчастного Темочку! Нет, ты совершенно права. Мы непременно должны его изловить. Изловить и изучить. Тогда мы убедимся, что это не Темочка, и я успокоюсь. А денег он от меня фиг получит! Порочит честных людей, а я за это денежки плати? Разбежался!
Я слушала эту филиппику с восторгом. Мне казалось, что разговор с покладистым шантажистом моя подруга провела на высшем уровне. Интересно, что он теперь предпримет? Он… Снова телефон. Прямо не прибор, а орудие пытки.
— Алло! — гаркнула Света. — Что? Сам такой! Импотент полудурочный!
И она в гневе брякнула адское изобретение мерзкого Белла об пол, отчего оно, разумеется, разлетелось на куски. Моя подруга подняла правую ногу и собиралась топнуть, но передумала, быстрее ветра смоталась в прихожую и, вернувшись оттуда уже не в мягких тапочках, а в сабо на деревянной подошве, стала топтать остатки телефона, пока от них не осталось одно воспоминание. Лишь после этого она нашла в себе силы сесть и одним духом выпить бокал вина.
— Это опять он? — сочувственно спросила я, преисполнившись раскаянья. Нет, не стоило мне давать столь опасных советов! Даже самого покладистого шантажиста лучше не дразнить, а то он разъярится и наговорит такого… такого… в общем, я толком не разобрала, но на пленке у нас все записано.
— Ну, уж это точно не он! — чуть успокоившись, помотала головой Света. — У Темочки низкий красивый голос, а не этот мерзкий писк. Это был не Темочка.
— Я имела в виду, это был шантажист? — уточнила я.
— А? Откуда мне знать? Шантажист всегда был вежливый, а этот ругался матом. Но, может, он ругался оттого, что обиделся? Я ведь, кажется, была с ним не очень-то любезна? Хотя, наверное, зря. Он, скорее всего, вовсе не нарочно подставляет бедного Темочку. Ой, неудобно-то как!
— Зато он нарочно подставляет тебя, — напомнила я. — Вот у нас теперь коллекция записей — любой позавидует! Давай слушать и сличать.
И мы полночи с увлечением прокручивали кассету с телефонными разговорами, однако к определенным выводам не пришли. Голоса шантажиста и ругателя матом были высокие, Темочкино мычание — низким. Однако мне казалось, что шантажист пищит специально, чтобы его не узнали. Хотя не знаю, сумел бы Темочка так пропищать или нет? Если сумел бы, так ему стоит выступать на эстраде. Да, а у ругателя матом какие-то странные восточные интонации. Впрочем, мне до этого не приходилось внимательно вслушиваться в интонации ругателей матом. Возможно, мат требует определенного микроакцента?
— Кстати, — вспомнила я, — а как выглядит Вадик? Он высокий?
— Довольно-таки, — подтвердила удивленная Света, — но до Темочки ему далеко. А что?
— Просто думаю про перчатки. Может, его?
— Такие большие? Вряд ли, — машинально ответила подруга, однако тут же поправилась: — Хотя вполне может быть!
Однако мотивы последней фразы были мне слишком ясны, и я строго потребовала сообщить мне Вадикин адрес. Как ни странно, Света его знала, и я решила при первом удобном случае туда наведаться с легендой о знакомых, которым требуется охранник. Наведаться и изучить подозрительные руки.
Наутро Света достала из почтового ящика послание от шантажиста. Удивительно оперативно работает подлец! Впрочем, как бы оперативно он ни работал, наша почта должна была вставить ему палки в колеса. Чтобы за ночь доставить письмо, пусть даже в пределах города — держи карман шире! Я, например, неоднократно получала поздравление с Новым годом примерно к восьмому марта. Точно, конверт без штемпеля!
— А прошлые письма шантажиста тоже были без штемпеля? — поинтересовалась я.
— Не знаю, — покаянно ответила Света. — Я не смотрела. А конверты выкинула.
— Между прочим, во всех детективах сыщики в первую очередь изучают конверты, — менторским тоном поведала я.
— Вот и сказала бы мне об этом раньше!
Упрек был заслужен, и я лишь кивнула. Итак, конверт с адресом и фамилией, но без почтовых штемпелей. Все отпечатано на принтере. В мой принтер тоже можно совать конверты, это я знаю. Письмо короткое. «Объяснение оставьте в следующем месте. На Моховой 24 во дворе на мусорном бачке. В девять часов вечера. И уйдите».
— Темочка ни за что бы не полез за письмом в мусорный бачок, — обрадовано заметила Света. — Он очень гигиеничный. И заботливый. Представляешь, у него в каждом кармане пакетик презервативов!
— И что из этого следует? Наденет резиновые перчатки и полезет в бачок. А тем более — «на бачок». Или мальчишку какого наймет. Скажи лучше, кто из наших подозреваемых живет недалеко от тебя?
— А зачем тебе это?
— Ну, раз шантажист успел лично принести тебе письмо, значит, ехать было недалеко.
— Глупости! За целую ночь можно хоть из Москвы добраться, — фыркнула на меня подруга, и я догадалась, что недалеко живет никто иной, как заботливый и гигиеничный Артем. — И вообще, что нам теперь делать? План встретиться с этим гадом провалился. И дернул меня черт ляпнуть ему, что я
могу послать свое объяснение письмом! Но я думала, он даст мне адрес, а по адресу мы его опознаем.
— Не такой уж он дурак. Впрочем, в детективах обычно требуют, чтобы письма посылали до востребования. Интересно, почему он этого не потребовал?
— Наверное, не такой начитанный, как ты.
— Впрочем, это безразлично. Мы сделаем так. Ты положишь на бачок письмо и уйдешь, а мы с Настей притаимся и покараулим. Шантажист увидит, что тебя нет, полезет к бачку, и мы его увидим. Довольно просто. И с письмом «до востребования» на почте тоже можно было бы его подкараулить. А еще хорошее место для засады — твой почтовый ящик. Телефона у тебя теперь нет, так что преступник будет вынужден вступить в переписку, а почте он явно не доверяет…
Короче, в семь вечера мы втроем — Света, Настя и я — отправились изучать плацдарм будущих действий. Погода стояла прекрасная, и мы с удовольствием гуляли по старым улочкам, приближаясь к Моховой. Однако удовольствие наше было скоро испорчено наблюдательной Настей.
— Я не хочу вас пугать, — сообщила она, — но, похоже, за нами следят.
Я обернулась. Редкие прохожие, редкие автомобили. Ничего подозрительного.
— С чего ты взяла?
— Вон, видишь ту красивую машину? Я давно обратила на нее внимание. Тонированные стекла и все такое. Так за нами и плетется!
— Это не «Мерседес», — просветила нас опытная Света. — По-моему, называется «Ланчия». Ты уверена, что она не просто так?
Настя пожала плечами. «Ланчия» тихо и невинно стояла у обочины. Номера я разглядеть не могла.
— Света, у тебя хорошее зрение. Номер не видишь?
Света задумчиво покачала головой и пошла по направлению к подозрительному автомобилю. И он, представьте себе, задним ходом скрылся в переулке! Мало того! Послышался дикий грохот, из-за тополя выскочило нечто и сигануло в ближайший двор. Судя по размерам — не кошка и даже не собака. Человек!
Машину догонять не имело смысла, и мы бросились за ним. Двор, разумеется, оказался проходным. Вздохнув, мы уселись там на лавочку и начали обсуждать сложившуюся ситуацию. Ситуация была, мягко говоря, странной.
— Это шантажист, — твердо заявила Света. — Он решил проследить, не веду ли я с собой соглядатаев. То есть вас. Увидит, что веду, и за письмом не придет. Значит, либо мне надо идти дальше одной, либо избавляться от слежки.
— Какой из них — шантажист? — скептически осведомилась Настя. — Пеший или конный? И кто в этом случае второй? Нет, я подозреваю, что доверчивый шантажист работает не только с тобой, и не только ты хочешь узнать, кто он. За тобой следят, чтобы выйти на него, и это хорошо. Они с ним расправятся, и ты вздохнешь спокойно. Так что пусть следят.
— А если шантажист — Темочка? — вскипела Света. — Я не позволю с ним расправляться! Как хорошо, что мы заметили слежку раньше, чем пришли на Моховую. Теперь нам надо хорошенько поплутать по проходным дворам.
Я не знала, что и подумать.
— Понимаете, ведь слежка-то началась раньше, чем шантаж, — объяснила я подругам. — А может, за нами следит милиция?
Почему-то это предположение вызвало всеобщий гнев, и в результате мы пререкались до тех пор, пока не обнаружили, что уже без четверти девять, так что о блуждании по проходным дворам речь идти не может. Если Света намерена нести письмо на помойку, мы должны срочно бежать. А поскольку мы как-то заранее настроились на то, что его необходимо доставить по назначению, мы и побежали, и даже успели ровно к положенному часу. Бачок красовался недалеко от парадной и жутко вонял. Света водрузила на положенное место свое послание и отступила на несколько шагов, чтобы взглядом ценителя обозреть получившуюся картину. И в этом миг произошло непоправимое. Откуда ни возьмись возникла человеческая фигура, хапнула с таким трудом составленную нами записку и вихрем ворвалась в ближайший подъезд. Света — следом. А мы с Настей, как две дуры, заметались по двору, не зная, куда правильнее направиться — вперед или назад. Потом решили — конечно, туда, где скрылась наша любимая подруга, пробежали через сквозную парадную и успели заметить лишь быстро удаляющуюся «Ланчию». Света исчезла. Как корова языком слизнула! И ведь уже во второй раз!
— Ты не заметила, — грустно спросила я, — она была в этой мерзкой машине или нет?
— Там тонированные стекла, — нервно напомнила Настя. — А ты успела рассмотреть этого гада, который стащил записку?
— Не очень. Только это не Артем. Артему пришлось бы сложиться вдвое. Кто- то низкорослый.
— Ребенок?
— А кто его знает!
Настроение было — хуже некуда. Неужели Свету похитили? Может, вся эпопея с письмом была придумана исключительно ради этого? Но зачем ее похищать? И что теперь делать нам? В милицию заявлять? О чем? О том, что наша подруга, возможно, села в машину? Детский лепет!
— Я не могу поехать домой и спокойно лечь спать, — призналась я. — Нервы у меня уже не те. Я поеду в засаду.
— Какую засаду?
— У Светиного почтового ящика. Если письмо забрал не шантажист, то шантажист должен потребовать со Светы разъяснения, почему он не получил этого письма. А как он потребует? Подкинет свое письмо в почтовый ящик, выбора у него нет. А я подкараулю.
— Если Свету похитили, то этим ты ей не поможешь, — резонно заметила Настя.
Однако я не желала прислушиваться к голосу разума. Моя душа требовала, чтобы я хоть что-то предприняла для любимой подруги, а другого варианта я не видела, поэтому в гордом одиночестве я отправилась в засаду. И была совершенно права. В первом часу ночи в мою засаду попалась самая желанная дичь — Света собственной персоной.
— Жива! — только и смогла выдохнуть я, сама не своя от счастья.
— Разве что жива, — раздраженно сообщила мне она. — Теперь я наконец поняла, отчего люди спиваются. Идем, у меня есть бутылка «Мартини». Здорово шибает, зараза!
— Где же ты была? — я, после всех перенесенных мук, считала себя вправе требовать ответа. Попробуйте сами простоять больше часа в подъезде! Ноги просто отваливаются. Подростки, торчащие вечерами в моей парадной, теперь никогда не будут вызывать у меня ничего, кроме уважения к их физической кондиции.
— В «Европейской».
— В… в «Европейской»? И каким ветром тебя туда занесло?
— Ну, привез этот гад. Он ведь там живет, я ж тебе говорила.
— Кавказец! — схватилась за голову я. — Господи, я о нем и думать забыла! Но у него же «Мерседес»!
— Он его продал. Утверждает, что не мог больше ездить на машине, которая задавила такую девушку, как я.
— Ну, ладно, продал. А ехал за нами зачем?
— Хотел выследить, где живет Темочка. Он считает, что я из-за Темочки ему отказываю. Да будь он хоть единственным мужчиной на свете, я бы и то таким не прельстилась! Да ты сама его помнишь.
— А письмо твое зачем стянул?
— Идиот потому что. Увидел, что я положила конверт, и стянул. Наверное,
у кавказцев такой условный рефлекс. А теперь из-за него я попала в неловкое положение перед шантажистом. Шантажист будет считать, что я врунья. Поверишь ли, еще и деньги предлагал! Хватает же у людей наглости!
— Деньги? — удивилась я. — Мне казалось, он жутко скупой.
— Скупой, но темпераментный, — пояснила Света. — Да за кого он меня принимает! Фрр! Еле отвязалась. И что теперь делать, не знаю. Сил моих больше нет! Да еще и милиция как-то активизировалась. Только и знают, что меня на допросы тягать. По десять раз спрашивают одно и то же — зачем, интересно? Ведь все ж записывают. Могли бы перечитать, чем человека мучить.
— А ты отвечаешь каждый раз одно и то же или нет?
— Зависит от настроения. Чего ради я их буду баловать? Слушай, а может, завтра в девять мне положить на бачок новое письмо? Точнее, сегодня. Ты как считаешь?
Эту сложную проблему решил за нас покладистый шантажист. Очевидно, он понял, что затея со связью через помойку сложновата, и предпочел наш первоначальный вариант — нормальную человеческую встречу. По крайней мере, Светин почтовый ящик содержал очередное послание без штемпеля.
— Ох, не зря я устраивала засаду, и зря ты затащила меня в квартиру, — попеняла подруге я. — Надо было нам чередоваться — стоять по часу на посту. Вот и поймали бы гада.
— У меня не было сил. И у тебя тоже. Терпеть не могу стоять!
— Я тоже. Но стояние — жизнь, а сидение — смерть.
— В каком смысле? — опешила Света.
— Так утверждает Настя. Прочла в какой-то книжке о самолечении. Я всегда повторяю про себя эту фразу, когда мужчины не уступают дамам место в общественном транспорте. Наверное, поэтому они меньше живут.
— А что тогда хождение?
— Наверное, жизнь в квадрате. А лежание — смерть в квадрате. Впрочем, сейчас это неактуально. Значит, наш шантажист предлагает тебе встретиться в заброшенном доме? Откровенно говоря, выбор места мне не нравится. Уж и не знаю, стоит ли тебе идти. Пристукнет, и дело с концом.
— Зачем?
— Ой, не знаю. Вроде бы незачем. Но одна ты туда не пойдешь. Пойдем втроем, — твердо заявила я. — Даже нашему идиотизму должен быть предел.
— А если это его отпугнет?
— Это его проблемы. Раз он такой пугливый, нечего было идти в шантажисты. Шантажисту надо иметь крепкие нервы. И, в конце концов, он покладистый.
Таким образом, вечером мы трое дружно шагали к заброшенному дому, адрес которого нам услужливо сообщил преступник. Видимо, здесь скоро начнется капитальный ремонт, а сейчас вид совершенно непрезентабельный — исписанные стены, качающиеся на петлях двери, лестница без перил. Господи, страшно-то как! И что за черт нас сюда занес? Ах, да, это ж была моя идея. Таких, как я, надо сдавать в психбольницу. Сейчас нас как двинут по головам из темноты, мало не покажется! Бедные наши мамы! А у Светы еще и дочка! Впрочем, ради счастья Светиной Наташи мы сейчас и рискуем. Все-таки убить сразу троих нелегко, да и неэкономно как-то. Нет, они не станут этого делать, незачем им, правда? Какой резон нас убивать?
Вот и квартира шестнадцать. Там Свету ждет некто. Или не ждет. Испугался нас и убежал. Ха! Нас — испугался! Хотела бы я на это посмотреть!
Стуча зубами, мы переступили через порог. Темно. Тихо.
— Эй! — негромко позвала Света.
Молчание. Тогда она включила припасенный фонарик, поводила им по сторонам. Ничего.
— Он не пришел, — с нескрываемым облегчением вздохнула Настя и неожиданно чертыхнулась.
— Ты что? — изумилась я.
— Упала. Споткнулась о какую-то гадость. Посветите-ка, а?
Лучше б мы ее не послушались! Луч фонаря упал на неподвижное тело, лежащее на полу. И это вовсе не было тело Насти. Настя не носила пиджаков.
— Опять! — истерически выкрикнула Света. — Сколько можно! Я этого не перенесу! Почему опять нам, почему?
— Планида наша такая, — мрачно прокомментировала я. — Проверь для порядка, может, он жив?
Это поручение моментально успокоило мою подругу. Она сунула мне фонарик и принялась искать у тела пульс. Не нашла. Потом вытащила зеркальце и приложила к губам предполагаемого трупа. Оно затуманилось. Однако едва мы успели порадоваться этому факту, как обнаружилось, что Света по ошибке исследовала с помощью зеркальца Настю, без сознания покоящуюся у нас в ногах. А я еще удивлялась Настиной выдержке — такие обстоятельства, а она молчит, как рыба! Теперь я удивляться перестала. Света тщательно протерла зеркало, словно собиралась отправлять его на выставку полированных изделий, и применила вторично. Нет, труп — он и есть труп, так что надеялись мы зря.
— Надо растормошить Настю и бежать отсюда, — предложила Света. — Только проследим, чтобы не оставить новых улик.
— Сперва хорошенько его осмотрим. Вдруг кто-то знакомый?
Все-таки опыт — великое дело. При обнаружении первого трупа мы вели себя, как пара вспугнутых воробьев. Второй уже не лишил нас способности рассуждать. А когда нам попадется третий, мы, наверное, даже глазом не моргнем. Я тщательно направила луч фонарика — и оцепенела.
— Смотри!
— Куда?
— Сюда! Смотри на его обувь! Туфли на каблуках!
— Ты хочешь сказать, — опешила моя подруга, — что это женщина?
— Я хочу сказать, что это низкорослый мужчина, который не стесняется носить каблуки. Вот мы с тобой дуры! И размер, мне кажется, точь-в-точь, как тот. Ну, как тот след, который мы с тобой зарисовали. А я, как назло, забыла взять его с собой!
У меня смутно возникла мысль, что следует снять с трупа башмак и забрать для сравнения, однако я тут же подумала, что такое поведение называется мародерством, и меня затошнило. Я поспешно перевела луч на лицо неизвестного. Оно было покрыто густой растительностью. Настолько густой, что ее натуральность представлялась весьма проблематичной. Конечно, маскировка! Но срывать ее у меня не было душевных сил. Возможно, третий труп я с легкостью смогу дернуть за бороду, а пока я еще не созрела. Тем не менее поток моих идей упорно не желал иссякать.
— Света, — умирающим голосом предложила я, — если хочешь, пошарь в его карманах. Вдруг там твои документы? Вдруг он взял их с собой?
— Не хочу, — с горечью отрезала моя подруга. — За кого ты меня принимаешь?
И она начала расталкивать Настю, требовательно ворча: «Ну, чего разлеглась? Придет милиция и тебя заметет. Будешь мотать срок за мокруху. Охота тебе?»
Как ни странно, уговоры подействовали. Настя открыла глаза и приподняла голову. Похоже, увиденное не вызвало у нее восторга. По крайней мере, она попыталась улечься снова. Однако мы безжалостно заставили ее подняться и под руки повели из ужасной квартиры. А во дворе я, вспомнив очередной детектив, набрала из автомата «02» и сообщила, по какому адресу следует искать неизвестный труп. Называть себя я не стала. Поди объясни, не впутывая Свету, почему приличная женщина вроде меня шляется ночью по заброшенным домам!
А на следующий день нас ждал очередной удар. Будто судьбе все было мало! Света пришла ко мне на экзамен зеленая и уставилась на меня так, что у меня закололо в груди. И, не будь это место справа, я бы поручилась, что у меня болит сердце!
— Убили Эдика, — не понижая голоса, трагическим тоном сообщила она. — Нашего Эдика, представляешь? Его нашли загримированным в заброшенном доме. По крайней мере, такие у всех подозрения. Прямо милиция ничего признать не хочет.
— Если он загримировался, — вырвалось у меня, — как узнали, что это он?
Наверное, следовало среагировать более трепетно, однако надо учесть, что Эдик не относился к числу моих близких знакомых, к тому же никогда не внушал симпатии.
— У него в кармане был паспорт. А труп нашли из-за телефонного звонка. Милиция считает, что звонившую они легко вычислят по особым приметам.
— Каким? — ужаснулась я.
— Дежурный сказал, что звонила девушка с необычайно интеллигентным голосом, — с кротким упреком разъяснила мне Света. — Если тебя вызовут на допрос, ты уж постарайся говорить, как нормальный человек, ладно?
— Да с чего вдруг меня вызовут на допрос? Какое я имею отношение к Эдику? И вообще, найти труп — еще не преступление.
— Ты забываешь, что в нашем офисе осталась улика! Список твоих должников! — тоном приговоренного к смертной казни продолжала вещать моя подруга. — Они решат, что между двумя убийствами есть связь. У меня нет больше сил! Я, наверное, на следующем допросе во всем признаюсь. Ведь тебя же не посадят, правда? Посадят только меня. Если б не Наташка…
Я подняла голову. Студенты сидели, вытянув шеи, и судорожно ловили каждое слово.
— В чем дело? — цыкнула я. — Вы что, уже готовы сдавать экзамен? Тогда идите на заднюю парту. Три преподавателя свободны и ждут ваших ответов. Так, вот у вас какой вопрос?
— Эпилепсоид, — с трудом выдавил из себя Вовочка.
— Что?
— Эпилепсоид.
Несмотря на трагизм ситуации, я не смогла не фыркнуть.
— Эллипсоид — от слова «эллипс». А эпилепсия тут, надеюсь, не при чем.
И, схватив Свету за руку, я выскочила в коридор. Еще не хватало устраивать ученикам бесплатный цирк! Я присела на подоконник и выдала:
— Получается, шантажист — это Эдик. Ты должна радоваться.
— Радоваться? — возмутилась моя подруга. — Смерти хорошего человека?
— Радоваться, что это не Артем. Итак, давай рассуждать. Значит, Эдик собрал на тебя компромат. И, видимо, не только на тебя. Например, еще на рэкетиров, и в довершение столкнул вас друг с другом. В смысле, нарочно заслал тебя к ним, чтобы они тебя стали подозревать. Поэтому они и делали мне странные намеки!
— Подозревать — в чем?
— В шантаже, наверное. Наверное, он их начал шантажировать раньше, чем тебя, и раньше, чем погиб Костик.
— С чего ты взяла, что он их шантажировал?
— Да с того, что его убили! Ладно, пусть он шантажировал не обязательно их, но наверняка еще кого-нибудь, кроме тебя, и этот кто-нибудь принял радикальные меры. Давай соберемся с мыслями и осознаем ситуацию. Раз шантажом занимался Эдик, значит, он сам ограбил собственный сейф и убил Костика, который его за этим застукал.
Света помотала головой:
— Тогда он не стал бы меня шантажировать.
— Есть другой вариант, — согласилась я, — только он тебе понравится еще меньше. Убил Артем. Полез за своим компроматом и убил. То есть той ночью в офисе, кроме нас, было еще двое, причем независимо друг от друга. Это Эдик и Артем. Эдик оставил кровавый след, а Артем потерял перчатку. Слушай, все сходится! Оба выбрали эту ночь, поскольку именно тогда в офисе находился всего один охранник. Эдик пробрался первым и забрал документы из сейфа, но не ушел, поскольку ему еще требовалось создать видимость ограбления. Пока он над этим корпел, в офис хитростью проник Артем и, убив добросовестного Костика, полез в сейф. Но не тут-то было — сейф уже был пуст! Поэтому Артем тоже не убежал с места преступления, а стал раздумывать над ситуацией. Раздумывал, пока не увидел нас. Он решил, что его опередили именно мы, и попытался меня задушить. А в это время Эдик обнаружил труп, в испуге наступил в кровавую лужу и, оставив след, слинял. Ему больше не требовалось создавать видимость преступления, об этом за него позаботился Артем!
— Ерунда! На Темочке у тебя просто свет клином сошелся. Давай вернемся к первому варианту. Пусть лучше убийцей будет Эдик.
— Ладно, пусть будет Эдик. Жадному Эдику все казалось мало. Сперва он шантажировал рэкетиров, а потом стал шантажировать еще и тебя.
— Не может быть, — упорствовала моя подруга. — Он не мог послать мои бумаги в милицию. Этим он подставил бы не только меня, но и свою контору.
— Да, но ты ведь не знала, что это он! Разумеется, он ничего не послал бы в милицию. Он блефовал. Поэтому и был такой покладистый! И он прекрасно знал, сколько стоит твоя квартира и сколько с тебя можно содрать. Сам помогал тебе выбить кредит. И тебе пришлось бы продать квартиру, а кредит все равно выплатить. И документы он бы тебе вернул, а ксероксы оставил себе. И в случае, если б его прижала налоговая инспекция, сумел бы свалить все на тебя. Беспроигрышный вариант!
— Ничего себе — беспроигрышный! Его же убили!
— Но ведь не ты, — заверила Свету я. — По отношению к тебе — беспроигрышный. Зато по отношению к тому, второму. К Ар… не дерись! К тому, кого Эдик шантажировал одновременно с тобой — такая формулировка тебя устраивает? Этот человек — убийца. Не знаю, он ли убил Костика, но Эдика — точно он. А Юлечку Эдик шантажировать не мог? Тогда б я за его жизнь и гроша ломаного не дала.
Моя подруга попыталась было возразить, но быстро сообразила, что перед ней стоит выбор — Юлечка или Артем. А из них последний был ей явно дороже, поэтому гневные слова застряли у нее на языке, и она спросила о другом:
— Как ты считаешь, где же теперь мои документы?
— А милиция с тобой о них беседовала?
— В каком смысле?
— Они тебе не намекали, что ты подписывала то, чего подписывать не следовало?
— Нет.
— Значит, твой компромат у убийцы. Он, в отличие от нас, не постеснялся Эдика обыскать. И я даже не знаю, что теперь тебе посоветовать. Возможно, в такой ситуации безопаснее заплатить. Или и впрямь признаться во всем властям? Потому что если убийца начнет тебя шантажировать, то водить его за нос, как покладистого Эдика, явно не стоит.
— Ты думаешь, — простонала Света, — он станет меня шантажировать?
— Скорее всего. А иначе зачем он стащил твои бумаги? Оставил бы их при Эдике, и они были бы явной уликой против тебя. А он предпочел их забрать. Возможно, конечно, что он собирается попридержать их до удобного момента, а потом обнародовать. В любом случае, хорошего мало. Я об одном тебя прошу — не предпринимай ничего, не сказав мне, ладно? И каждый день звони. А то жизнь дается человеку только один раз, и мне будет жаль, если ты лишишься ее без моей помощи. А теперь я пойду работать, и спаси боже того студента, который первым попадется мне под руку!
Домой я пришла в состоянии, близком к умопомешательству. Меня терзало чувство, что надо что-то делать, однако что именно, я не представляла. И, поскольку энергия требовала выхода, я занялась уборкой.
Должна признать, что хозяйственные дела не принадлежат к числу моих излюбленных развлечений. Мама даже считает, что я ими манкирую. Но зато если уж я за них берусь, то только держись!
Через пару часов в квартиру было не войти. Всю прихожую занимала внушительная куча, состоящая из вещей, предназначенных на выброс. Пол в маминой комнате был покрыт так называемыми «подозрительными вещами» — их мне тоже хотелось выбросить, но я считала своим долгом сперва посоветоваться с прародительницей. Непонятно одно — где весь этот хлам хранился до моей генеральной уборки? Ни один шкаф не вместил бы и десятой части. А еще гора старых тряпок за шкафом, гора бумаг под моей кроватью — ого-го, сколько работы!
Мамин приход с работы застал меня врасплох.
— Что, уже десять вечера? — удивилась я. — Время пролетело незаметно.
— Что это? — растерянно пролепетала мама.
— Мусор. Не волнуйся, я мигом это выкину. Заверну в полиэтилен и носок за пять-шесть унесу на помойку. И будет у нас чистота.
— Э… это ты хочешь унести на помойку? — заикаясь, выдавила мама и, легче птички подскочив к вещам на выброс, выхватила и прижала к груди рваную картонную коробку.
Я вытаращила глаза. Такого я не ожидала. Я заранее приготовилась к сопротивлению, но уж в этой-то куче была уверена на все сто!
— Зачем тебе эта коробка? Она дырявая.
— В ней когда-то были конфеты «Жар-птица», — пояснила мама. — Очень вкусные.
— Но теперь ведь их нет. Отдай! Видишь, вот она и развалилась. А эта бутылочка к чему? В ней когда-то был вкусный ликер?
— Она красивая.
— Лежит, только место занимает. Ее и не примут нигде, потому что нестандартная. И не нальешь ничего — пробки нет. Ну, а это зачем схватила? Сумка с дыркой. И без ручки. И молния сломана.
— Да, — возразила мама, — зато из нее можно вырезать заплатку. Вдруг понадобится!
— Заплатку — к чему?
— К другой сумке.
— Я лично не собираюсь носить сумки с заплатками.
И вот так мы боролись за каждую вещь, представляете? Иногда побеждала мама, иногда я. В конце концов она отправилась готовить запоздалый ужин, а я побежала на помойку, вынести то, что мне удалось отстоять. Вернувшись, я с удовольствием наложила себе на тарелку жареной картошки, но, съев кусочек, застыла в удивлении. Мороженная картошка зимой — это понятно, но летом? Однако факт остается фактом — картошка сладкая.
— Катя, — поинтересовалась мама, — мне чудится, что картошка сладкая, или в самом деле?
— Видимо, в самом деле. По крайней мере, мне тоже чудится. Где ты ее купила?
— На рынке. И пожарила на кукурузном масле. Вот оно… ох!
Я глянула на масло. Это был лимонный сироп!
— А все ты виновата! — защищалась мама. — С твоими генеральными уборками! Я, может, всю жизнь копила этот хлам, а ты хочешь, чтобы я в одночасье взяла и с ним рассталась. Такое не проходит безболезненно.
— Я хочу не только этого, — не унималась я. — Сейчас мы будем красить тебе волосы. Ты ведь давно жаловалась, что пора, да все никак не соберешься. Вот и приступим.
Не привыкшая к моей активности мама покорно согласилась. Краска у нас была закуплена давно, и к лету от седины требовалось избавляться. Я смешала нечто из тюбика и какую-то таблетку — все по инструкции. Нанесла смесь на мамину голову. Не скупясь — что называется, как для себя. И через пару часов мама стала абсолютно рыжей! Не какой-то там рыжеватой или бронзовой — рыжей, как хороший апельсин. Нет, рыжее!
— Что ты со мной сделала? — потрясенно спросила она.
— Покрасила. Наверное, я слегка переборщила. Ты как считаешь?
Мама гневно фыркнула:
— Я считаю, что в таком виде я из дома не выйду! А мне завтра на работу. Вместо меня на работу пойдешь ты. И по магазинам. А я стану затворницей, пока не отрастут новые волосы.
— Они у тебя растут медленно, — напомнила я.
— Что поделаешь. Стану затворницей до конца жизни. Стара я показываться людям с такими волосами.
И она гордо удалилась к себе. А назавтра я еще до открытия стояла у дверей парфюмерного магазина, в котором тут же приобрела черную краску. В итоге мама стала похожа на цыганку, что не привело ее в восторг, но по сравнению с предыдущим вариантом показалось приемлемым. Зато и сбросила она лет двадцать, не меньше! И, самое главное, меня эта эпопея если и не успокоила, то, по крайней мере, вернула в привычное мне за последнее время состояние умеренного беспокойства. В самом деле, что такое принципиально новое произошло? Убили Эдика, и поэтому мы сменили одного шантажиста на другого. Шило на мыло. Эдика, как и всякого человека, жалко, однако надевать по нему траур было бы странным. А Свету пока не трогают. Могло быть и хуже!
В двенадцать часов, безумно сонная, однако вполне пригодная к работе, я уже вовсю принимала экзамен, когда дверь аудитории распахнулась и вошедшая Света в гробовом молчании кинула на мой стол сверкающий нож. Нож упал как раз между мною и опрашиваемым студентом, заставив нас обоих оцепенеть. Мы с ним одинаково уставились на страшное орудие, полностью забыв о линейных операторах и их матрицах в ортонормированном базисе. Какие тут базисы, если перед тобой лежит такое!
Первой опомнилась я. И неудивительно — я уже упоминала о силе привычки. Для моего бедного ученика эта сцена происходила впервые, а мне была знакома. Поэтому я нашла в себе силы спросить:
— Что?
А моя поднаторевшая в ужасах жизни подруга нашла силы ответить:
— Вот!
И мы снова впали в оцепененье. Не знаю, сколько бы мы в нем пробыли — возможно, до девяти вечера, когда уборщица запирает помещение — если бы не прозвенел звонок. Вот ведь — во время семестра, когда он необходим, никогда не дождешься, а в сессию вдруг воспрял! И мы вместе с ним. Я лично подскочила вверх по крайней мере на двадцать сантиметров, а более спортивно развитые студенты — не меньше, чем на полметра. Что касается Светы, то она ограничилась тем, что схватилась за сердце и застонала.
— Это ты нашла в своем столе? — приземлившись, уточнила я.
— Да.
— Сегодня?
— Да.
Я задумалась и сделала гениальный вывод:
— Тогда это не Эдик.
— Что — не Эдик?
— Подбросил.
— А ты сомневалась? Эдик сейчас в морге. Или в крематории. Поэтому нож я принесла тебе.
Мои мозги упорно отказывались работать. Блестящий нож словно гипнотизировал. Казалось, он сейчас взлетит и набросится на свою жертву, а кто ею станет — загадка природы. В то же время отказать подруге, очевидно пребывающей в тяжелом состоянии, я не могла, поэтому вытащила из кармана носовой платок, завернула в него загадочный инструмент и сунула в сумку.
— Слава богу! — обрадовалась Света, у которой исчезновение с глаз орудия убийства явно вызвало огромное облегчение. — Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь.
— Придумаю? — ужаснулась я. — Ты что имеешь в виду? Опять зарыть его в лесу, чтобы его съели похожие на Курицына жуки?
Жуткий грохот потряс аудиторию. Нет, это не для моих нервов!
— Извините, я упал, — дрожащим голосом сообщил Вовочка с последней парты. Упал он, видите ли! Что за не приспособленная к жизни пошла молодежь! А бедная Света из-за него позеленела.
— Знаешь, — горько заметила она, — я уже совсем было решилась идти в милицию признаваться. Но теперь раздумала. Потому что все указывает на меня. Все!
— Не все. А найденные нами большие перчатки?
— Но они найдены нами, и никто, кроме нас, не знает, что мы и впрямь нашли их у трупа. Заколдованный круг!
— Ладно. Мне надо допринимать экзамен, а вечером мы соберемся втроем и все обсудим. Хорошо?
Моя подруга в ответ кивнула с непередаваемым отчаяньем и медленно удалилась походкой человека, вынужденного пешком добираться к месту собственной казни.
Вечером мы втроем сидели на лавочке в Летнем саду — погода стояла прекрасная — и с некоторым оживлением смотрели на пакет в моих руках. Нам только что выдали его на почте, и он пришел из Австрии, причем не кому-нибудь, а лично мне. Согласитесь, что получение загадочной посылки из-за границы всегда интересно, тем более в нашей тягостной ситуации. Что называется, пустячок, а приятно.
— Я знаю! — догадалась Света. — Ты, наверное, тайком познакомилась по переписке с австрийцем. На западе многие хотят жениться на русских. И вот
он прислал тебе подарок.
— А это не розыгрыш? — подозрительно осведомилась Настя.
Я засмеялась:
— Единственный австриец, с которым я в своей жизни общалась, — это математик, три месяца назад приезжавший к нам на конференцию. Я его выдала за русского и провела по дешевке в Мариинский театр.
— Как это?
— Там для иностранцев безумно дорогие билеты, а он небогатый. А я достала обычные дешевые билеты и на контроле сказала Гюнреру: «Пойдем, папочка!» Вот его и пропустили. На «Спящую красавицу». Никогда не забуду свои попытки по-английски объяснить ему, кто такая фея Сирени! В конце концов он сделал вид, что понял, но на самом деле наверняка просто устал и отключился. А вообще-то очень меня благодарил. Так что можно смело вскрывать — там не бомба.
И я разорвала пакет. В нем оказалась большая коробка с чрезвычайно завлекательной картинкой на крышке. На картинке симпатичная девушка с вожделением тянула руку к горе конфет. Причем фигура девушки наводила на мысль о том, что счастье отведать сладкого ей выпадает нечасто, и раз уж она дорвалась до вазочки, то не успокоится, пока не слопает все.
Наш полиглот Настя тут же перевела с немецкого:
— «В этой коробке десять сортов конфет. С марципаном, миндалем, кунжутом, ромом, шерри, ликером, джемом, халвой»… а эти два слова я не знаю. Так, «это самые вкусные конфеты в мире. Стоит вам их попробовать, и вам всегда будет их хотеться».
— Трагическая надпись, — не удержавшись, прокомментировала я.
— Почему? — изумилась Света. — Замечательная надпись. Открываем?
— Не советую, — вставила я голосом хорошо тренированной пифии.
— Почему?
— Представь себе твою дальнейшую жизнь. Вот ты сейчас попробуешь конфетку, и тебе всегда будет ее хотеться. Всегда! До самой смерти! А где ты ее возьмешь? Вряд ли Гюнтер намерен присылать мне подарки каждую неделю, а у нас таких коробок наверняка нет. Так что надо хорошенько подумать, прежде чем подвигнуться на подобный шаг.
— Ничего. Возможно, жить мне осталось недолго, так что недолго и промучусь. Начну-ка я с марципана, а вы, как хотите.
Мы с Настей тоже решили не отставать, и через десять минут наше настроение поднялось достаточно для того, чтобы мы без риска гипертонического криза смогли приступить к обсуждению наших проблем.
— Итак, — начала Настя, — что на сегодняшний день прояснилось? Роль Эдика. Именно он тебя шантажировал, и, скорее всего, все твои изначальные предположения относительно него были верны.
— Какие изначальные предположения? — изумилась Света.
— Что он хотел тебя подставить. Он явно много, чего хотел. А что осталось неясным? Боюсь, практически все. Итак, Эдик сам себя грабит. Но Костика убил, мне кажется, все-таки не он. Костика убил некто, кого тоже интересовало содержимое сейфа. Этот некто убить-то убил, а сейф нашел уже пустым. И Эдик этого некто шантажировал — так же, как и тебя, только с более печальным для себя результатом. Так?
— Подожди, — прервала я, — а как быть с тем, что за нами следили? Ладно, нож Свете подсунул этот некто, он же перенес труп и украл мою сумку, но следить-то за нами зачем? И вообще, глупо было похищать у нас с тобою нож, если сам же его недавно подкинул.
— Вероятно, подкинул Эдик, а украл некто. Или наоборот. Конкурирующие фирмы.
— А как вам кажется, вот этот, второй нож… он второй или снова первый?
Настя подняла брови, и я поспешила пояснить:
— Тот самый, который мы зарыли, или другой? Мне кажется, другой. Тот был гораздо грязнее — с пятнами, а этот довольно чистый.
— Могли помыть, — предположила Света. — По виду очень похож.
— А я не вглядывалась, — призналась Настя, — мне нервы не позволяют. Ты думаешь, убийца следил за нами, заметил, где мы зарыли нож, потом вырыл его, помыл и подкинул обратно?
— Подозрительная чистоплотность, — мрачно прокомментировала я. — А эта слежка и вовсе не дает мне покоя.
— Так за нами следил мой кавказец, — напомнила Света. — Из ревности.
— Это за тобой следил кавказец, а за нами следили на базе отдыха, когда его еще в помине не было. И никого не было, кроме студентов. Напрашивается вывод, что следили они.
— У тебя помешательство на почве студентов. Зачем мы им дались?
— Не знаю, но чем больше с ними общаюсь, тем больше убеждаюсь, что они способны на все. Сегодня один упал со стула на пол, представляешь? Света свидетель.
— Забудь ты про студентов! Лучше скажи, кто этот некто.
— Сто раз говорила — Юлечка со своим выгнанным Вадиком. Очень подходят.
Света не выдержала:
— А я сто раз говорила, что Юлечку нечем шантажировать. Все-таки ты к ней несправедлива! Ты, наверное, не знаешь, но она тебя ужасно боится.
— Знаю, — гордо ответствовала я. — Она понимает, что я — единственный человек, который видит ее насквозь, и, естественно, трепещет.
— Значит, не Юлечка? — переспросила Свету Настя. — То есть Артем. Мне он тоже кажется более подозрительным. Не отличает тебя от Кати, устраивается к вам на работу, за тобой ухаживает…
— Оставь его в покое!
— Ладно, — поспешила погасить назревавший конфликт я, — вопрос-то в другом. Этому некто достались по наследству от Эдика Светины бумаги. Дорого бы я отдала, чтобы знать, собирается ли он тоже заняться шантажом.
— Отдавай, — кивнула Света.
— Что отдавать?
— Дорого. Только при твоей зарплате вряд ли сумеешь. Конечно, он собирается заняться шантажом.
— С чего ты взяла? Может, он предпочтет затаиться. Все-таки два убийства — не шутка.
— Глупости! Если б он решил затаиться, то не стал бы писать мне письмо.
Четыре округлившихся глаза уставились на Свету в полном недоумении, а она небрежно продолжала:
— Знаете, стандартный текст. «У нас ваши бумаги. Условия прежние. Как передать деньги, сообщим потом». А подписи нет. Ничего особенного!
— И… и давно ты это получила? — с трудом выдавила Настя.
— Сегодня днем нашла в столе на работе. А что?
— А то, — гневно заявила я, — что могла бы сразу нам сообщить. Мы ломаем себе головы, а она скрывает такой важный факт.
— Ой, — слегка смутилась моя любимая подруга, — извините. У меня как-то вылетело из головы. По сравнению с этим жутким ножом письмо не произвело на меня ни малейшего впечатления. Вот оно!
Я клещом вцепилась в небольшой листок. Что за безобразие — опять напечатано на струйном принтере! Во всех детективах фигурируют пишущие машинки со скошенными буквами, позволяющие с легкостью обнаруживать авторов анонимных посланий. Не успевает наша литература за действительностью, не учитывает технического прогресса! Ни в одной книге я не читала, как идентифицировать текст, набранный на компьютере. А самой умных мыслей не приходит.
— Кто бы это ни был, — заметила Настя, — он убийца. И шутить с ним, как с Эдиком, явно не стоит. Дело опасное.
Света чуть не плакала:
— Но я ведь действительно не могу продать квартиру, пока в ней прописана Наташка! Если б этот убийца позвонил мне по телефону, а не посылал дурацкие письма, я бы ему объяснила!
— Телефонный аппарат ты разбила собственной рукой, — напомнила я. — Точнее, собственной ногой. Так что позвонить он не может при всем желании. А тебе надо тоже написать ему письмо. С объяснениями.
— И куда послать? На деревню дедушке?
— Напиши в двух экземплярах. Одно отдай Юлечке, а другое Артему. Какое-нибудь да достигнет цели.
— Да, — встряла Настя, — а потом окажется, что этим занимается, например, Эдикова жена, преспокойненько получившая все его барахло по наследству, а с ним и твои бумаги. Нет, с письмом дело ясное. Мы отдадим его вместо денег. Ведь они должны будут рассказать тебе, куда передать деньги! А ты передашь вместо них письмо. Хочется верить, что за это тебя не убьют.
— А если убьют? — с живым интересом осведомилась Света.
— Давайте признаемся милиции, — снова завела свою песню я. — Я боюсь.
И тут героиня нашей эпопеи выдала такое, какого я не ожидала даже от нее.
— Милиции? — повторила она с непередаваемым ужасом, словно я предложила ей прикончить тупым ножом ее единственное дитя. — А если шантажист и убийца — Темочка? Не хочешь же ты, чтобы из-за нас его посадили!
И, сколько бы я не убеждала ее, что очень даже хочу, поверить в подобную степень моего коварства она была не в силах. Наконец, я не выдержала.
— Ладно! В конце концов, тебе решать. Но, откровенно говоря, ситуация представляется мне более серьезной, чем когда-либо раньше. Одно убийство можно свалить на обстоятельства, но два — это уже дурная привычка. Чтобы я была за тебя хоть в какой-то мере спокойна, ты должна постоянно мне звонить. А то у тебя телефона нет, и ты снова пропадешь неизвестно куда, а я буду сходить с ума. И вообще, раз ты чуть не утаила такое важное известие, как очередной шантаж, мы должны постоянно держать тебя под контролем. Не пускать на самотек. Так что звони два раза в день. В одиннадцать утра и в одиннадцать вечера. Если меня не будет дома, так будет мама. Ты передашь ей, что звонила Света и все у тебя в порядке.
— В порядке? — горько повторила моя подруга.
— Ну, не в порядке, а как всегда. А если есть новости, то так и скажи. И ни в коем случае не ходи на встречу с убийцами без нас! Поняла?
— Два раза в день звонить — жетонов не напасешься. Давай лучше один?
— Не давай. Купи магнитную карту. И учти, если ты пропустишь хоть один звонок, я не знаю, что я сделаю. Буду ждать под дверью твоей квартиры, или у твоего офиса, или у квартиры твоей мамы…
— Маму не пугай, — предупредила Света. — У нее сердце.
— Буду пугать, — пригрозила я. — Пропустишь хоть один звонок — отправлюсь к твоей маме и буду ее пугать. Так что смотри!
На этом мы расстались. Не знаю, чем помогла бы подруге постоянная связь со мной — в конце концов, разве это помешало бы убийце, если б он и впрямь что-нибудь задумал? — но мне слегка полегчало. Возникла хотя бы некоторая иллюзия того, что я обеспечиваю Светину безопасность.
Первый же звонок дал хорошие — или хорошими их лучше не называть, а ограничиться словом «важные»? — результаты.
— А я получила очередное письмо! — похвасталась Света. — От шантажиста. Подсунул в почтовый ящик. И опять без штемпеля.
— Просто какой-то жалкий Эдиков подражатель, — поразилась я. — И что он пишет?
— Он действительно Эдиков подражатель. Велит оставить деньги сегодня вечером в заброшенном доме. Правда, в другом.
— И почему они все упорно игнорируют послания «до востребования»? — недоумевала я. — Дались им эти заброшенные дома!
— Возможно, деньги им требуются срочно, — предположила моя подруга. — А как работает почта, сама знаешь. Кстати, у меня сохранился в компьютере файл с объяснением, которое я заготовила для Эдика. Я его уже заново отпечатала и теперь отдам убийце. Очень удобно, правда? Все-таки компьютер — шикарная штука. Без него для каждого следующего шантажиста пришлось бы составлять послание заново. Очень утомительно. Так вы со мной пойдете?
— Придется. Хочется верить, что мы не обнаружим там очередной труп.
— Конечно, не обнаружим, — оптимистично заверила Света. — Ведь не станет же убийца убивать сам себя! И мы его убивать тоже не станем. Откуда взяться трупу?
На сей счет у меня были некоторые печальные мысли, однако делиться ими я не стала. И вечером мы отправились к очередному разрушенному дому, которыми так богат сейчас наш нищий город. От моей идеи предварительно провести разведку, поскольку убийца наверняка затаился в подъезде, было решено отказаться. Даже если мы его обнаружим, трагедией это станет не для него, а для нас. Поэтому мы, дрожа и трепеща, быстро забрались в нужную квартиру и еще быстрее оттуда выбрались. Не исключаю, что, побродив там немного, мы обнаружили бы целую дюжину трупов, однако жизненный опыт советовал нам не засиживаться в подозрительном месте и не глазеть по сторонам. Каждый должен делать свое дело и не лезть в чужие. Мы пришли положить письмо, и мы его положили, а на остальное плевать. Ошибкой прошлого было то, что мы проявляли излишнюю любознательность, а ошибки повторяют лишь дураки.
— Хорошо, что там письмо, а не деньги, — радовалась практичная Света. — За деньги бы у меня вся душа изболелась. Вдруг их забрали бы какие-нибудь бомжи, а я потом объясняйся! А письма не жалко. Новое напечатаю. Интересно, как отреагирует убийца?
От этой фразы мне стало тошно, и я потребовала:
— Знаешь, переночуй-ка ты сегодня у мамы. Нельзя тебе быть одной. Или я с тобой переночую.
— Вообще-то к маме мне все равно надо. Я давно обещала ей снять с нее мерки для платья, да все никак не соберусь. Если приеду, она будет счастлива. Так что не беспокойся!
И я не беспокоилась. Или почти не беспокоилась. И делала это ровно до одиннадцати утра, когда клятвенно обещанный звонок почему-то не прозвучал. Когда он не прозвучал и в двенадцать, я набрала телефон Светиной мамы. Мама бодро отрапортовала, что любимая доченька переночевала у нее и рано утром поехала на работу. У меня в тот день был выходной, так что туда же поспешила и я.
Как обычно, у входа в офис ошивался охранник, и внутрь он меня не пропустил. Я попросила позвать Светлану Барскую. Спустя десять минут появился какой-то маленький мордатый тип, требовательно спросивший, кто я и что мне надо. Я холодно заметила, что пришла поговорить с подругой и надеюсь, что она может себе позволить оторваться от дел хотя бы на пять минут. Тогда тип заявил, что она сегодня на работе не появлялась и все они от этого в недоумении. Даже если начальник убит, это еще не повод для прогулов. Сникнув, я поинтересовалась, не может ли она находиться в милиции. Мордатый аж подскочил и согласился, что это дельная мысль. А я не могла оторвать взгляда от его ног. Представьте себе, небольшие для мужчины ступни и туфли на каблуках! Боюсь, мы со Светой правильно в свое время заподозрили, что все дело в импортных кормах, делающих новых русских почти неразличимыми. Неужели след у трупа принадлежал не Эдику, а этому?
Новый русский между тем звякнул куда-то по мобильнику, немного поговорил голосом, полным елея, и уже нормальным тоном известил меня, что в милицию Свету не вызывали. И ушел, а я осталась — в недоумении и расстройстве.
Вскоре я поняла, что и дальше стоять тут, тупо глазея на охранника, не очень прилично. Охраннику явно было не по себе, и он поминутно ощупывал что-то под пиджаком — уж не пистолет ли? Однако уходить не солоно хлебавши было обидно, и я попросила позвать Артема.
— Какого Артема? — подозрительно осведомился страж.
— Он работает тут в охране. А фамилии я не знаю.
— Ах, не знаете? — повторил он с такой интонацией, что я на всякий случай попятилась. — И зачем же он вам нужен?
— Ладно, — махнула рукой я, — тогда позовите Юлечку. Юлечку вы не можете не знать. Передайте, что к ней пришла Катя по важному делу.
Да, Юлечку громила у входа несомненно знал, причем не понаслышке. По крайней мере, лицо его просияло, и, кивнув, он исчез. Вскоре вернувшись, он пробубнил, что Юлечка очень занята и выйти не может, хотя была бы крайне рада меня видеть. Ха, занята! Так я и поверила! Просто боится. И, значит, рыльце у нее в пушку. Однако хорошие слова Юлечки обо мне мгновенно размягчили охранника, и он услужливо сообщил:
— А Артема я вспомнил. Соколов, да? Так он уволился. Со вчерашнего дня.
Я поблагодарила и ретировалась, а на душе скребли кошки. Итак, от мамы Света ушла, а на работу не пришла. И не предупредила никого, и мне не позвонила. Что-то с нею случилось. Если бы ее арестовала милиция, то они бы, наверное, не стали это скрывать. Тогда что? Убили, похитили? Кто? Артем? Очень подозрительно мне его увольнение — безумно своевременно. А нежелание Юлечки со мной поговорить… При всех ее недостатках, она всегда отличалась чисто внешней услужливостью и никогда не отказывала в мелочах, скорее наоборот, слишком пыталась угодить. И если изменила своей роли, наверняка дело серьезное. К сожалению, и Юлечка, и Артем в данный момент недоступны. Зато у меня есть адрес ленивого Вадика! Застать бы его, изучить его руки и ноги, да и вообще, хорошенько поприжать. В отсутствие Юлечки он наверняка не сможет должным образом противостоять напору. Прекрасно знаю — сама ленивая.
С большим трудом, но нужный дом я все-таки нашла. Он располагался неподалеку от моего института, однако пробираться к нему пришлось проходными дворами. В процессе поисков энтузиазм мой несколько угас. Мне стало стыдно. Вот ввалюсь я сейчас к незнакомому человеку и заявлю: «Я подруга вашей бывшей
коллеги и хочу предложить вам работу». Он решит, что я сумасшедшая! Да, но ради подруги почему бы не попритворяться сумасшедшей? В конце концов, какое мне дело до того, что этот тип обо мне подумает? Главное, помочь Свете! Только вдруг Вадик не захочет впустить сумасшедшую даму в квартиру? Может, выдумать что-нибудь пореалистичней?
Пока я размышляла, дверь подъезда отворилась, и оттуда вышла… вышла Юлечка, якобы крайне занятая в офисе. Впрочем, возможно, в офисе она и впрямь недавно была, но потом не плутала, как я, а сразу направилась, куда следует, и сумела меня обогнать. Зачем? Зачем, услышав, что я ею интересуюсь, она помчалась к любовнику? Или это простое совпадение? Эдик погиб, вот она и воспользовалась ослаблением дисциплины?
Заинтригованная, я двинулась за ней. Слава богу, она шла пешком, не оглядываясь, зато время от времени посматривая на часы. Шла по направлению к институту! Неужели ищет меня? Вот будет номер!
Неожиданно Юлечка бросилась вперед, потом остановилась, и я чуть не охнула вслух. Рядом с нею стоял Курицын, весь раздувшийся от важности. Юлечка купила две порции мороженого, одну вручила ему, вторую взяла себе, и чудесная парочка принялась прогуливаться по бульвару.
Я таращила глаза в глубоком недоумении. Юлечка и Курицын — что за противоестественное сочетание? Они ведь незнакомы! Хотя виделись совсем недавно у Светиной конторы, куда Курицын потащился вслед за мною. И что, любовь пронзила обоих, как финский нож? Юлечка только что сбегала навек попрощаться с прежним возлюбленным и теперь обхаживает нового? Загадка природы! Или ухажеры других женщин вызывают у бедной девочки непреодолимое желание отбить? Сперва Светин муж, теперь вот это. Она что, полагает, я буду рыдать? Да я благодарить ее буду, если она сумеет отвадить от меня этого типа. Но вдруг… вдруг их связывает нечто другое, имеющее отношение к преступлению? Может, он не случайно в тот раз за мной увязался? Может, был знаком с Юлечкой раньше? Нет, не верю! Чтобы Курицын пробрался ночью в офис, вскрыл сейф, совершил убийство… Да он не сумеет справиться и со вдесятеро более легкой задачей! Что я, первый год его знаю?
Я оторопело помотала головой и только было собралась продолжить слежку, как обнаружила, что ее объекты успели скрыться. Надо было сразу бежать за ними, а дедуцировать уже потом, я же с моим научным мышлением начала с теоретического осмысления. Впрочем, увиденная картина была настолько парадоксальной, что всякий бы на моем месте временно обездвижил!
Горестно вздохнув, я вернулась к дому Вадика. Стыд мой как рукой сняло. Они все явно мухлюют, а я что, стану стыдиться? И я бестрепетной рукой нажала на звонок.
— Кто? — мрачно поинтересовался замогильный голос.
— Я, — автоматически ответила я.
Как ни странно, подействовало. Дверь открылась, и на пороге показался здоровый коротко стриженый амбал. Здоровый, однако куда ниже Артема. Зато существенно толще. Руки у амбала явно недотягивали до размера перчаток, зато ноги существенно переросли след. Короче, где недолет, а где и перелет.
— Извините, — вежливо начала я, — что вас беспокою. Я от Юлечки… то есть по поводу работы…
Вадик молча на меня смотрел, и от этого взгляда я осеклась. Нет, он смотрел не н а меня, а сквозь меня, и пустые глаза с огромными черными зрачками наводили невыразимый ужас. Мой путь преподавателя вуза был усеян не только розами, так что диагноз я поставила сразу — наркоман под кайфом. Признаюсь, наркоманов я боюсь не меньше, чем сумасшедших. У тех и у других неадекватное восприятие действительности, и ты не знаешь, что этот человек сейчас видит и чего от него ожидать. Пришьет и не заметит!
В данном случае мне повезло. Вадик выругался матом и захлопнул дверь перед моим носом. Я, забыв про лифт, опрометью бросилась вниз по лестнице.
На улице я немного пришла в себя. Ну, и чего я добилась? В направлении поиска Светы — ничего. А в направлении раскрытия убийств? Я узнала, что Вадик вполне способен их совершить, особенно ежели его направит чужая воля. Совершить, но вряд ли спланировать. Тут вовсе не лень, тут полная деградация личности. Только способность еще не означает причастности. Перчатки определенно не его. Кстати, а какие руки у Курицына? Тоже маловаты. Хотя оба эти типа и связаны с Юлечкой, которая вызывает у меня все больше и больше подозрений, перчатки, похоже, принадлежат Артему. А, раз так, я должна его найти!
И, недолго думая, я направилась в офис школы рэкетиров. А подумать не мешало бы, что я и осознала, когда открывший дверь Андрей уставился на меня так, словно увидел привидение. Однако мои нервы были в таком напряжении, что и море казалось по колено. Поэтому, не вдаваясь в объяснения произошедшей со мной метаморфозы, я лаконично потребовала Артема Соколова. Андрей быстро и невнятно затараторил в ответ, словно от скорости речи зависела его жизнь, и я с огромными усилиями поняла, что он оправдывается в том, что после окончания учениками школы охранников он более не следит за их судьбами. Он разглагольствовал бы еще долго, если бы я не огорошила его вопросом о том, не знает ли он, где сейчас Светлана Барская. От этих простых слов Андрей остановился на полном скаку, побледнел и в ужасе захлопнул перед моим носом дверь. Наверное, я накаркала и он принял меня за сумасшедшую. Действительно, спрашивать о том, где находишься ты сам — не признак душевного здоровья, а ведь для него Светлана Барская — это я. Видимо, сумасшедших он боялся не меньше, чем я сама. По крайней мере, я долго слышала шум запираемых замков и засовов. Опять неудача! Господи, а вдруг тревога ложная и Света, например, лежит дома с повышенной температурой?
Я помчалась к подруге на квартиру и трезвонила до посинения — безрезультатно. В почтовом ящике через дырочки белела бумажка, однако было ли это нормальное человеческое письмо или очередное послание убийцы, я была разглядеть не в силах. Что же делать, что делать? Заявлять в милицию об исчезновении? А что я им скажу? Что уже пять часов не имею известий от любимой подруги? Они покрутят пальцем у виска и будут правы. Ведь один раз она уже пропадала, и все обошлось. Даже два раза! Неужели она снова бросилась под «Мерседес»? Или… или ее снова похитил кавказец? Он живет в гостинице «Европейская». Срочно еду туда!
У «Европейской» мой энтузиазм в очередной раз поугас. Откровенно говоря, я ни разу в жизни не посещала интуристовских гостиниц и… ну, если и не боялась их, как огня, то, по крайней мере, предпочитала обходить стороной. У швейцаров такой важный вид, что чувствуешь себя круглой идиоткой! И все предъявляют какие-то бумажки, которых нет у обычного человека, и вообще другой мир. Однако ради Светы я просто обязана переступить через себя. Вдруг она томится, запертая в одном из номеров, и я — ее единственная надежда на спасение?
От мысли подойти к администратору и попросить его провести меня в комнату, где живет малорослый кавказец, имя и фамилия которого мне неизвестны, я отказалась быстро. В основном потому, что понимала — даже в случае удивительной услужливости персонала придется проверить фактически пол- «Европейской». А в более вероятном случае отсутствия удивительной услужливости меня сдадут в милицию как подозрительную личность. Нет, надо действовать иначе. Но как?
Подумав, я заняла стратегически выигрышный пост напротив выхода и стала внимательно изучать лиц кавказской национальности, так и снующих туда-сюда, особое внимание уделяя тем, кто не вышел ростом. Вскоре от этого занятия я почувствовала волчий голод, и мне пришлось купить пирожок с мясом, чтобы хоть немного его утихомирить. Вообще-то я ничего не приобретаю в предприятиях общественного питания, и вовсе не из боязни отравиться, а по причине дороговизны. Домашняя еда обходится несравненно дешевле. Однако в данном случае пришлось пренебречь принципами. И, представьте себе, не успела я вгрызться во вкусно пахнущее машинным маслом тесто, как один из проходящих прямым ходом направился ко мне! Я судорожно вспоминала, так ли должен выглядеть искомый объект, а странный тип все приближался, вращая глазами и вожделенно рассматривая дорогостоящий пирожок.
— Сколько? — лаконично спросил кавказец, притормозив почти вплотную ко мне.
— Десять, — не стала скрывать я.
Лицо его переменилось, и он выдавил:
— Почему столько? — с таким непередаваемым ужасом, что я сочла своим долгом пояснить:
— Так с мясом же!
Естественно, пирожок с повидлом стоил бы меньше. Но это почему-то не утешило незнакомца, и, гневно фыркнув:
— Вот дура! — он вприпрыжку убежал прочь.
А я осталась, не в силах не хихикать над случившимся. Однако через пару часов мне стало не до хихиканья. Ноги отваливались, швейцар сверлил меня пронизывающим взглядом, а толку не было. Возможно, Светин ухажер вообще уехал из города? Что же мне, до смерти тут ошиваться? Нет, я лучше поеду обратно в офис и подкараулю Юлечку, выходящую с работы — если, конечно, она туда вернулась. Пускай-ка объяснится!
Мое внезапное появление из-за угла, где я благоразумно притаилась, произвело на Юлечку впечатление разорвавшейся бомбы. Она молча смотрела на меня, то открывая, то закрывая рот, и даже прислонилась к стенке. Неужели я так страшна? И очень хорошо. Надо ковать железо, пока горячо.
— Где сейчас Света? — грозно осведомилась я.
— Не знаю, — пролепетала Юлечка, и в ее тоне мне послышалось некоторое облегчение. Интересно, почему? Каких еще вопросов она могла от меня ожидать? Однако времени на размышления не было, и я повторила:
— Где Света? Лучше говори правду.
— Я… я правду говорю, честное слово. Я сама удивляюсь, почему ее нет. Это так на нее непохоже!
Я уставилась на свою собеседницу. А ведь, скорее всего, она не врет! Должна сказать, что в игре «веришь — не веришь» я всегда одерживала заслуженную победу, и это немудрено. Все-таки я — профессионал. Когда студент рассказывает мне, что не сумел сделать домашнее задание из-за отключенного во всем доме света, я должна, бросив на него всего один рентгеновский взор, тут же определить — верю или не верю — получше самого Станиславского. Так вот, я верила. Хотя передо мной был не кто-нибудь, а Юлечка, я верила, и все тут! Она и впрямь не знала, где сейчас находится моя несчастная подруга. О чем-то еще я собиралась ее спросить… Да, Курицын! Но не успела я открыть рот, как рядом с нами остановилась машина, низкорослый заместитель Эдика распахнул дверь, Юлечка радостно впорхнула в салон и унеслась на четырех колесах. Все-таки не хватает мне расторопности в общении! Наверное, воспитанность мешает.
Оставалась последняя надежда — Артем. Слава богу, я случайно узнала его фамилию — Соколов. И, к сожалению, фамилия до отвращения распространенная. Сколько всяких Артемов Соколовых понапиханы по петербургским квартирам и как их вычленить? Впрочем, моя подруга Маша работает на телефонной сети и на эти вопросы сумеет предоставить квалифицированный ответ. Уж Соколовых-то она мне выдаст. Правда, этот гад может не иметь телефона или, например, жить в общежитии, но о таком варианте лучше не думать. Так что я вздохнула и направилась к подруге в офис.
Последующие два часа моей жизни превратились в сплошной кошмар. Маша диктовала мне номер телефона, а я, краснея от смущения, его набирала. Легко ли приставать к незнакомым людям с идиотским требованием позвать Артема? Мне, воспитанной интеллигентной мамой, — очень даже нелегко. Однако на что только ни пойдешь ради спасения ближнего!
Если мне сообщали: «Вы ошиблись, таких здесь нет», Маша вычеркивала соответствующий номер. Если никто не поднимал трубку, мы ставили знак вопроса. Указательный палец болел, я сменила руку на левую, а проклятые Соколовы все не заканчивались! Наконец, в один неожиданный для меня момент я услышала спокойное: «Да, я вас слушаю». И поняла, что к подобному варианту совсем не подготовилась. А должна бы! Голос вроде не тот. Хотя, возможно, просто искажен телефоном. Почему я заранее не составила какой-нибудь хитроумной фразы, позволяющей отличить истинного Артема от фальшивого? А теперь надо соображать побыстрее, не то загадочный абонент даст отбой. И я, недолго думая, выпалила:
— Извините, вы не знаете Светлану Барскую?
Реакция была нестандартной.
— Барскими бывают барыни, милая девушка.
В моей голове стали всплывать полузабытые сведения из истории России. Кажется, «барская барыня» — это крепостная, которую помещица назначила следить за другими крепостными? Или нет?
— Вас еще что-нибудь интересует? — вежливо осведомился голос.
— Нет, спасибо, — ошарашено поблагодарила я и отключилась. Барские барыни надежно заполонили последнюю работающую извилину моего измученного мозга, и я молча думала об их тяжкой участи, зачем-то прижимая к уху гудящую трубку. Впрочем, Маша быстро извлекла меня из ступора, попытавшись вырвать трубку из рук. По непонятным причинам я не хотела расставаться с этим чудесным механизмом и при попытке защитить его от посягательств пришла в себя и даже сообразила, что все получилось весьма удачно. Разумеется, Артем был фальшивый. Истинный о барских барынях наверняка никогда не слышал.
Моя подруга моментально продиктовала очередной номер, и снова завертелась та же карусель, пока какая-то женщина не известила меня, что Артем придет попозже. Еще один Артем пребывал в командировке. Вот и весь улов. А сколько других обладателей подходящего имени таилось в тех домах, где никто не подходил к телефону, — тайна, покрытая мраком. Маша знала лишь фамилию и инициалы того, на кого оформлен номер. Однако если у Артема есть родители, то номер может быть записан на кого-нибудь из них. У меня откуда-то укоренилось мнение, что он должен жить один, но подтверждено оно ничем не было. Решив довериться интуиции — а что еще оставалось? — я, кроме адреса Артема, обещавшего прийти попозже, переписала также адреса однокомнатных квартир, не реагировавших на наши звонки, и, подстегиваемая необходимостью за вечер объехать восемнадцать мест, отправилась в путь.
Начала я, впрочем, с того, что в очередной раз навестила Свету. Точнее, ее подъезд. Подруги не было дома, а в почтовом ящике по-прежнему что-то белело. Я аршинными буквами накарябала записку: «Света! Срочно позвони, иначе я буду жутко пугать твою маму! Катя», — и, пришпилив угрозу на дверь, быстро удалилась.
Следующей я, разумеется, посетила ту квартиру, где хоть какой-то Артем, но заведомо обещал появиться. Мне открыла симпатичная женщина лет тридцати.
— Темочка вот-вот будет, — сообщила она. — Вы подождите. Вы, наверное, по поводу школы?
— В некотором роде, — согласилась я, незаметно оглядывая возможную Светину соперницу. Разумеется, Света лучше, но и эта ничего. Неужели Артем женат? Вот и верь мужчинам!
— Понимаете, — продолжала незнакомка, — он ведь был в своей школе лучшим учеником.
То же самое мне говорили про Артема на презентации нового офиса школы телохранителей, и я навострила уши.
— Но последнее время у него, к сожалению, начались проблемы. И я сама не могу понять, почему. Знаете… мне кажется, он что-то от меня скрывает. Раньше он рассказывал мне все, а теперь… Я очень боюсь, что он ввязался в какую-то нехорошую историю. Приятели втянули, а он теперь не знает, как
выкрутиться. Как вы считаете, это вероятно?
Я горестно кивнула. С каждой минутой собеседница нравилась мне все больше. Она рассуждала очень логично и казалась искренне огорченной. Еще бы! Разумеется, она не могла не почувствовать, что ее муж переменился. Наверное, только что женившись, Артем был вполне порядочным человеком, а теперь участвует в подозрительных аферах и, с большой долей вероятности, даже в убийствах. И все из-за школы телохранителей!
— Не стоило поступать в эту школу, — вслух заметила я.
— Вы совершенно правы, но кто мог заранее знать? Вы ведь понимаете, как бывает… Тут и материальная сторона, и другие моменты. К тому же я всегда была уверена, что у Артема твердый характер и чужому влиянию он не поддается.
Я пожала плечами:
— Сейчас такое время. Трудно не поддаваться тому, что нам настойчиво пропагандируют средства массовой информации. Стоит включить телевизор — там сплошные триллеры, где кровь льется рекой. Вот и приучаемся к мысли, что убить человека — раз плюнуть.
— Ну, — взволнованно перебила меня женщина, — я надеюсь, до «убить» дело пока не дошло. Хотя я с вами согласна. Эти триллеры совершенно деформируют психику, особенно детскую. Но что же мы стоим в дверях? Давайте я напою вас кофе.
Мы еще полчаса пообсуждали разные проблемы, обнаруживая большое единодушие во взглядах, когда в дверь затрезвонили так, словно некто твердо вознамерился нас оглушить.
— Слышите? — прокричала моя собеседница.
Будто такое можно было не услышать!
— Раньше он никогда себе подобного не позволял, — объяснила мне она и выскочила в коридор. Оттуда до меня донесся ее оживленный голос: — Ну, Артем, наконец-то за тебя взялись. Уж вдвоем-то мы сейчас все у тебя выясним.
И она втащила в комнату упирающегося мальчишку лет десяти!
Не стану подробно рассказывать, как я вывернулась из сложившегося положения. Достаточно одного — когда я покинула гостеприимную квартиру, радостная мать осталась в убеждении, что учительница по ошибке зашла к ним вместо того, чтобы посетить другого школьника, по сравнению с которым ее сын — просто ангел, а все его проблемы — естественные трудности переходного возраста. Кстати замечу, что у мальчишек, по-моему, любой возраст — переходный.
Что же касается меня, то поводов для радости не наблюдалось. Проинспектировать семнадцать адресов с нашей работой общественного транспорта — на это потребуются минимум сутки, а сейчас десятый час вечера. И денег у меня в обрез. Честное слово, если найду Свету, выставлю ей счет на дорожные расходы. Будет знать, как пропадать! А то я уже проездила свой завтрашний обед, и теперь остается только проездить ужин. Но на семнадцать поездок ужина не хватит. Может, заняться нищенством? Наверное, выгодный промысел, иначе им не занималось бы столько народу. Стоит мне войти в метро, и непременно за мой подол уцепится грязный ребенок, а не менее грязная мать закричит мне в ухо: «Люди добрые поможите пожалуйста кто чем могет мы бедные люди мы здесь проездом деньги украли на хлеб копеечку». Подозреваю, у меня слишком щедрый вид, по крайней мере, опытный взгляд профессионала с удивительным упорством избирает в качестве возможного спонсора именно меня. А меня, в соответствии с известным анекдотом, вместо денег так и тянет дать совет. Дело в том, что текст, явно составленный для Москвы, в Петербурге нуждается в некоторой корректировке. Куда, интересно, они едут мимо нас проездом? В Финляндию или в Мурманск — других вариантов нет. А я вот пойду по вагонам и своим хорошо поставленным преподавательским голосом честно извещу: «Люди добрые! Требуются деньги на спасение из когтей рэкета лучшей подруги. Помогите, кто чем может. Кроме денег, принимаю жетоны на метро. Заранее благодарна». Любопытно, подадут или нет? В крайнем случае, предварительно повожусь вон в той луже. А платье у меня вполне подходящее. Мне его сшили в десятом классе. Убеждена, что ни одна цыганка не сможет сравниться со мной древностью и дешевизной одежды! Их наряды, хоть и висят мешком, явно куплены в дорогом магазине.
Однако перспектива нищенства как-то мало меня вдохновила. У каждого свое призвание. Кому-то легче пошататься по вагонам, а кому-то — выучить теорему о гомоморфизме. Нет, мое оружие — интеллект. «Если не хочешь, чтобы я поволокла тебя просить милостыню, — предупредила интеллект я, — ты должен что-нибудь придумать. Я дважды повторять не стану».
Действительно, куда это годится! Видите ли, запаниковал и отключился! А я за него отдувайся. Не на ту напал!
Сраженный моим напором, интеллект вынужден был проснуться и напомнил мне, как бурно среагировала Света на мои слова, что шантажист лично бросил в ее почтовый ящик письмо. Я еще решила, что Артем наверняка живет неподалеку. Решила и моментально забыла, как забываю все, что не слишком меня интересует. А иной раз и то, что интересует. Есть такая болезнь — склероз. Или, как учили нас на психологии, рассеянность ученого. Разница в том, что склеротик забывает раз и навсегда, а ученый помещает лишние сведения в подсознанье, и они там у него таятся до лучших времен. Вот в данном случае они у меня таились, а под угрозой нищенства предпочли вылезти на свет.
Я внимательно изучила список — нужного района там нет. Что за невезуха! А время к одиннадцати. Впрочем, Маша, как и я, — типичная сова. Она приходит в контору не раньше двух, а засиживается допоздна. Уверяет, что ей лучше работается, когда никого кругом нет. А сегодня я ей наверняка сбила все планы. Вдруг по этому поводу она еще не ушла домой?
Я с замиранием сердца позвонила по телефону — и, представьте себе, Маша подняла трубку.
— Среди этих Соколовых, — без обиняков приступила я, — есть с Василеостровской?
— Сейчас посмотрю. Да, есть. Кстати, а.
Я подождала продолжения и, не дождавшись, уточнила:
— Что — а?
— Инициал. Соколов А.
— Почему ж ты сразу не дала мне его адреса! — возмутилась я.
— Потому что ты просила однокомнатные квартиры. А здесь пять комнат. Коммуналка. Вот, у меня отмечено. Там все время было занято. Наверняка плохо лежит трубка или просто отключено.
И подруга продиктовала мне телефон и адрес. Я сунула последний жетон в щель автомата — короткие гудки. Маша права — не бывает занято с утра до вечера. Ладно, зато жетон сэкономила. На него и поеду.
Дверь мне открыла древняя старушка в ватной жилетке и пуховом платке. Я потеряла дар речи. Дело в том, что жара стояла неслыханная. Как сообщила мне Маша, «подобной погоды не помнит даже старейший житель нашего города. Что характерно, он вообще ничего не помнит». По крайней мере, лишь после десяти вечера я перестала ощущать себя куском масла, брошенным на горячую сковородку. А на мне было нечто эфемерное из батиста!
Впрочем, жительницу коммуналки мое почтительное молчание нисколько не обескуражило.
— Опять к этому? — неодобрительно осведомилась она и ткнула пальцем в одну из дверей. — Дуры вы, девки.
И покинула плацдарм. А я, для храбрости расправив плечи, постучалась. Безрезультатно. Постучалась погромче. Совсем громко. И, вроде бы, изнутри что-то промычали. Приняв это за приглашение, я с вежливой улыбкой заглянула в комнату. О боже!
Не скрою, я не отличаюсь особой любовью к порядку. По мнению мамы, неособой тоже. Когда кто-нибудь, приглашая меня в гости, извещает: «Извини, у меня неубрано», я честно отвечаю: «Неважно, я все равно не замечу». Всякая невытертая вовремя пыль, или неровно стоящие безделушки, или висящая на стуле одежда ни на миг не способны нарушить моего душевного равновесия. Я считаю, если кому-то пыль мешает, так пусть ее вытирает. А если другому не мешает, было бы глупо с его стороны тратить на нее драгоценное время. Как известно, жизнь дается человеку только один раз.
Однако сейчас сохранить душевное равновесие не удалось даже мне. Войти в комнату тоже. Ибо у самой двери громоздилась куча… куча… чего-то. Скорее всего, металлического. По крайней мере, ударилась я здорово. Далее моему взору предстали менее опасные вещи. Весь пол усыпан бумагами и пухом. Стулья валяются по углам. Стол опрокинут. Пиджаки и свитера выкинуты из шкафа и служат подстилкой для провизии, состоящей из разломанного батона, искромсанных ломтей вареной колбасы и двух бутылок водки. Да, а дверца упомянутого шкафа висит на одной петле и жалобно поскрипывает!
Сердце мое похолодело. Первоначальная мысль о том, что у рэкетиров принято устраивать металлические ловушки у самого входа, чтобы к ним не шлялся, кто попало, сменилась более страшной. Сейчас я найду новый труп! Обстановка как нельзя более подходящая. Убили, разгромили, а я, как всегда, расхлебывай! Нет уж, поищите дурочку в другом месте. Не стану глядеть по сторонам, и все тут! Повернусь и уйду! Не вижу я никаких трупов и видеть не собираюсь… а что это там, на диване? Лежит… длинное такое… опять тело? Почему я не сообразила сразу закрыть глаза? А теперь уж ничего не поделаешь. Я должна подойти к нему и проверить, живо оно или нет. Предшествующий опыт наглядно убеждал, что нет, однако совесть решительно требовала действий. Если я не попытаюсь спасти неизвестного, она ведь меня потом заест!
Я осторожно раздвинула железяки и прямо по бумагам двинулась к дивану. Кто еще может быть таким длинным? Разумеется, Артем. Значит, я его все-таки вычислила. Кто бы подумал, что я так умна? Или так глупа. Сначала проверяется, кажется, пульс? Жаль, что на сей раз со мной нет Светы. Я этот дурацкий пульс никогда не обнаруживаю даже у себя самой. А вообще-то, рука теплая. И шевелится. Или это галлюцинации? Я в ужасе попятилась, и тело, потянувшись за мной, село и застонало. Живой! Слава богу!
После облегчения пришло возмущение. Из-за этого мерзкого типа я трудилась целый день, как негр на плантации, да к тому же натерпелась страху! А он напился себе и в ус не дует. Кайфует, видите ли, на диванчике! Ну, я ему кайф попорчу!
— Где Света? — гаркнула я прямо Артему в ухо.
— У-у-у! — завыл в ответ он.
Однако я была непреклонна и повторяла одно и то же, пока не поняла, что буду делать это до посинения, а результата добьюсь вряд ли. Тогда я выхватила из горы железяк какой-то ковшик, смело вылезла на кухню и набрала холодной воды. А, вернувшись, злодейски вылила ее на заснувшего пьянчугу.
Как ни странно, мои чисто теоретические познания по поводу общения с алкоголиками блестяще подтвердились на практике. Артем встряхнулся, посмотрел на меня почти осмысленным взглядом и удивленно выдавил:
— Катя? Ты чего?
— Где Света? — настаивала я.
— Она меня не любит, — обиженно известил меня Темочка. — Она меня не любит!
— Какая разница, — отмахнулась я. — Где она?
— У него.
— У кого?
— Кого она любит! — возопил Артем и после секундной паузы сорвал с потолка люстру. Мне очень захотелось вмазать ему ковшиком по голове, но я сдержалась и медленно, доходчиво разъяснила:
— У нее нет никого, кроме тебя. И она исчезла. Не пришла на работу и не позвонила мне. Где она может быть?
— У нее есть! Есть!
Мне снова захотелось схватиться за ковшик, однако я предпочла ткнуть ногой в плафон на люстре, сочтя, что это ей уже не повредит.
— Нет у нее никого! Нет!
— Откуда ты знаешь?
— От меня она бы скрывать не стала.
Секунду назад мне казалось, что ничего для меня неожиданного мой собеседник больше выкинуть не сумеет. В конце концов, в комнате не осталось ни одной целой вещи! Однако Артем использовал внутренние ресурсы. Он зажужжал. Делал он это виртуозно и самозабвенно, даже размахивая для колорита руками, и больше всего это напоминало знаменитый «Полет шмеля». Сперва я ждала, что он быстро выдохнется и прекратит, но скоро поняла, что это бесполезно, и попыталась прервать поразительное действо и привлечь внимание к себе и своим вопросам — да где тут! Даже очередная порция воды из ковшика не помогла. И я удалилась, справедливо заподозрив, что Артем знает о местоположении Светы не больше меня. Так что последняя моя надежда рухнула. Единственное, чего я достигла — вытащила из сумки бандитские перчатки и откровенно сравнила их размер с размером Артемовых конечностей. Полное совпадение! Ну, и что мне теперь делать? Все равно от этого типа толку сейчас не добьешься. Подожду до завтра, а там он у меня попляшет!
Домой я явилась за полночь и узнала у мамы, что мне никто не звонил. Ночь я фактически не спала. Точнее, я бы дала голову на отсечение, что ночью я ни на минуту не сомкнула глаз, если б мне не приснился сон, где фигурировали Света, парни в кожаных куртках и раскаленные утюги. Пожалуй, чтение детективов не всегда идет на пользу.
Наутро у меня был экзамен. Точнее, переэкзаменовка. С десяти. А отвечать двоечники начнут с одиннадцати, поскольку час им дается на подготовку. Я сидела в аудитории и с несвойственным мне отвращением смотрела на студентов. Не могли сдать с первого раза, дебилы! Уж я ли ни иду им навстречу! Уж я ли ни хожу по рядам, повторяя: «Если кто-то что-то забыл, ничего страшного. Спросите у меня, и я подскажу». Вот Игорь, например, вполне умный парень. Я была уверена, что у него с экзаменом не будет никаких проблем. Нет, умудрился завалить! И Дима тоже. Хоть чуть-чуть бы поучили, и дело в шляпе. Видеть их не могу! Скорее бы одиннадцать. И не потому, что начну спрашивать этих мучителей, а потому, что в четверть двенадцатого позвоню домой, чтобы узнать, не позвонила ли Света. Что-то последняя фраза напоминает, да?
Вспоминать у меня не было душевных сил. Секундная стрелка медленно ползла по циферблату, а студенты вместо того, чтобы готовиться, ели меня глазами. Я устало подумала, что, наверное, забыла причесаться, но мне уже было все равно.
Неожиданно дверь открылась, и я вскочила в нетерпении. Света!
Это был Курицын. Он снисходительно помахал мне рукой, словно политический деятель у трапа самолета при прилете в малоразвитую страну, и единственное, что меня в тот момент утешило — это что я не прихватила с собою бандитского ножа. Будь он у меня в сумке, наверняка совершила бы убийство, а тут бог меня сберег. Курицына нельзя убивать — он еще не ответил на кое-какие вопросы.
— Витя, — свирепо осведомилась я, поскольку состояние нервов исключало деликатные обиняки, — куда вы ходили вчера с Юлечкой?
— А, — обрадовался он, — ревнуешь! Я так и знал. Да ты не переживай, я на ней жениться не собираюсь. Умные парни гуляют со многими, а женятся на одной, а я парень умный.
— Куда вы ходили вчера с Юлечкой? — тупо и настойчиво повторила я. Нет, пожалуй, бандитский нож я не прихватила зря, он бы очень пригодился!
— Ну… если тебе интересно… в пирожковую ходили. Юлечка, она щедрая. Пирожками угостила. Не то, что некоторые!
И Курицын окинул меня взором, полным неприкрытого упрека.
Я с трудом взяла себя в руки. Сама виновата — задаю вопросы недостаточно конкретно, а с этим чудом природы растекаться мыслью по древу не стоит.
— Вы что, договорились с ней о свидании?
— Да говорю тебе, не переживай! — самодовольно усмехнулся мой собеседник. — Она гуляла и случайно меня встретила. Случайно, понимаешь! Это было не свидание.
По поводу случайности данной встречи я имела, что порассказать, но смолчала. Итак, Юлечка проведала, во сколько Курицын возвращается с работы, и ловко его
подкараулила. Не зря все посматривала на часы!
— Хорошо, случайно встретила, и что дальше? Как вы друг друга узнали? Вы же фактически не знакомы.
— О н а узнала, — гордо констатировал Витя. — Она говорит, такого, как я, невозможно не узнать. Такие мужчины, как я, крайне редки.
Подивившись Юлечкиной проницательности, я продолжила допрос.
— Узнала, и что дальше?
— Предложила погулять. Я согласился. Она мороженое мне купила! — снова скрытый упрек в мой адрес. — Мы немного погуляли, потом в пирожковую зашли, а потом она заспешила на работу, да и мне было пора.
— И о чем вы говорили?
Кирицын хитро прищурился:
— О тебе!
— И что именно?
— Это неприлично — передавать то, что говорится за спиной, — кокетливо поведал мне собеседник.
Я глубоко вздохнула, дабы охладить обуревающую меня ярость, и по причине отсутствия бандитского ножа решила применить политику пряника.
— Хочешь, я тебя свожу в буфет? Только не сейчас, а попозже.
— Ну, конечно.
— Тогда колись!
— Да ладно, — согласился Курицын, — мы ведь говорили хорошее. Она мало тебя знает, но ты ей так нравишься, что хочет узнать поближе, только стесняется. Стеснительная очень, понимаешь? Вот и расспрашивала про твою жизнь. Раз ты, говорит, Витя, ее парень, так все про нее знаешь. Чем она занимается, не беспокоит ли ее что-нибудь, есть ли у нее какие проблемы. Если, говорит, у нее какие проблемы, так я хочу ей помочь. Она, говорит, такая добрая, всем готова помочь, а я поэтому помогу ей.
— Интересно, — в задумчивости кивнула я.
— Ну, да. Вот у них работал какой-то парень, его уволили, и ты захотела ему помочь. Работу нашла, что ли? Юлечка говорит, парень такой хороший, но несчастный, он тебе спасибо скажет. Его, говорит, вечно всякие там обижали, за всю жизнь только твоя подруга Света и была к нему добрая, а теперь вот ты. Он, говорит, Свету на руках готов носить, так ее за доброту уважает, а теперь тебя станет уважать. Юлечка этому рада. Она хочет, чтобы вас обеих все уважали. Ей вы со Светой, как родные сестры. Она так тебя уважает, что даже…
Витя замялся, и я поощрительно вставила:
— Даже что?
— Ну, короче… Понравился я ей очень, и если б я был не твой, то она бы… Но раз я твой, проплакала всю ночь и решила пожертвовать своим счастьем. Жаль ее, да?
Осмыслить информацию я не успела — часы показали четверть двенадцатого. Пора звонить маме! Только сперва надо избавиться от этого типа. Ох, нет бандитского ножа! Но ничего, применим психологическое оружие.
— Витя, у тебя жетон для автомата есть? Или магнитная карта? Облагодетельствуй даму!
Угроза подействовала — Курицын пробормотал, что ему пора, и умчался быстрее ветра. Я, тоже быстрее ветра, бросилась к автомату.
Света не звонила. Не звонила. Не звонила. И я не знаю, что предпринять. Обратиться в милицию? Она мне этого не простит. И пускай не простит, лишь бы жива была! Только воспримут ли меня всерьез? Значит, надо постараться, чтобы восприняли. В конце концов, я в этом смысле профессионал. Одно из условий успеха лектора — уметь заставить воспринимать себя всерьез. Лектора? Да, у меня ведь сидят студенты. Я окинула их взглядом и вдруг поняла, что не могу начинать экзамен. Не могу, и баста. Прежде всего потому, что они видны мне как-то не в фокусе. Расплываются и двоятся. И вообще я забыла программу. Надо взять себя в руки. А это реально?
— Екатерина Игоревна, — робко обратился ко мне Дима, — вы переживаете из-за своей подруги, да? Вот этой?
И он сделал неуловимое движение корпусом, мгновенно вызвавшее в моей памяти несчастную Свету.
— Да, — кивнула я.
— Вы не знаете, куда она делась, да? Ее увезли. Вчера утром.
— Что?
— Ее вчера утром увезли на машине. Номер… сейчас, у меня он записан… сейчас найду…
— На машине, — слабо повторила я. — Кто? Куда?
— Какой-то мужик. На дачу, на шестьдесят третьем километре.
— Она поехала… добровольно?
— Поехала-то да, а вот потом… из машины ее почему-то выводили под руки. Как пьяную. Но не могла же она во время пути напиться? Или могла? Что с вами?
Я запрокинула голову, поскольку от волнения у меня пошла носом кровь. Господи, на машине, на дачу! Бред какой-то! Как бы остановить кровь?
— Поройтесь, пожалуйста, у меня в сумке. Там должен быть носовой платок.
— Вот, возьмите мой. Не бойтесь, он чистый, я им мобильник протираю. И нужно к переносице приложить холодного. Вот!
Мне сунули в руку нечто большое и ледяное, и я смело пихнула это себе на нос. Не сразу, однако помогло.
— Как удачно, что я купил в буфете «колы», — гордо объяснял друзьям Игорь. — Только что из холодильника.
Устав охлаждать переносицу банкой «Кока-колы», я открыла последнюю и залпом выпила. И, представьте себе, в мозгах тут же прояснилось.
— Вы можете показать мне эту дачу?
— Конечно. Там сейчас чижик караулит. Ваша подруга наверняка еще там.
— Чижик, — обреченно вздохнула я, горестно подумав, что с мозгами у меня все-таки до сих пор не в порядке.
— Толька Пыжиков. Вы его знаете! Он сдал экзамен с первого раза, поэтому и смог там остаться. А мы поехали сюда. Так что, отвезти вас на дачу?
— Это с какого вокзала лучше ехать?
— Нет, электричкой неудобно, надо на тачке. Вовка сегодня на колесах, так что не проблема.
Идея доверить свою жизнь Вовочкиному искусству водителя не показалась мне здравой, однако выхода не было. Мы вышли во двор и вчетвером уселись в автомобиль, который взревел и вихрем помчался вперед. Меня трясло. Перед глазами так и стоял ужасный сон, наполненный моей подругой и раскаленными утюгами. Света целые сутки пребывает у каких-то таинственных типов, и они не разрешают ей звонить по телефону. А похитители обычно, наоборот, заставляют звонить и умолять о выкупе. Неужели ее убили? Зачем? За что? Почему ее вели, как пьяную? Вдруг это уже был ее труп? Что делать, что делать?
— Вот она, — гордо возгласил Вовочка, указывая перстом на одиноко стоящую роскошную двухэтажную дачу. — Вашу подругу завели через эти ворота.
И тут он неожиданно крякнул. Я изумленно захлопала глазами, не зная, стоит ли воспринять этот странный звук как оскорбление моего преподавательского достоинства, а из ближайших кустов уже вылезла всклоченная голова и голосом Пыжикова сообщила:
— Да слышу я, слышу. Сегодня еще никто не приезжал. Так что на даче, скорее всего, одна она. Ой, Екатерина Игоревна, здравствуйте!
— А вчера кто приезжал? — осведомилась я.
— Вчера дежурил я, — вмешался Игорь. — Тот, кто ее привез, тут же умотал, а приезжали такие двое. Один — типичный новый русский, но старый, лет сорока, а второй помоложе и похож на обычного человека. Час пробыли и уехали.
Все это было более, чем загадочно, но поиски ответов я оставила на потом. Первое дело — поиски Светы.
— Скажите, вы можете перелезть через эти ворота? — без обиняков спросила я. — И заглянуть в окно.
— Перелезть как бы можно, но хата на сигнализации, — предупредил Вовочка. — Поэтому и собаки нет. Приедут менты, пиши пропало.
— И пусть приезжают. Я скажу, что это я виновата. В смысле, что это я, а не вы, полезла на чужую дачу. Понимаете, мы не знаем, в каком состоянии там бедная Света. Вдруг ей требуется немедленная помощь? Давайте немного покричим, и, если она не откликнется, надо будет лезть.
Мы обошли дачу, вызывая мою подругу по имени — безрезультатно. Нет, ситуация явно подозрительная! Мы вернулись к воротам, и я машинально отметила их фундаментальность. Словно не для загородного домика предназначены, а для крепости.
— Готово, — радостно отрапортовал Дима. — Сигнализацию ихнюю я отключил. Плевое дело!
— Вы… вы умеете? — восхитилась я.
— Я же с электромеханического. Да и подрабатывать приходится. Хотите, мы и вам поможем влезть? Или вы подождете нас снаружи?
— Обязательно помогите.
Парни ловко перелезли через стену и аккуратно перетащили меня. Здание оказалось не менее фундаментальным, чем стена. Мы еще немного покричали, и Игорь внимательно осмотрел замок.
— Повезло, что у меня в кейсе инструменты. Здесь голыми руками не обойдешься. Вы тут, Екатерина Игоревна, пока отдохните на травке, а мы займемся.
Я покорно села на травку, с почтением глядя, как мои двоечники занимаются взломом. Вот уж, понятия не имела, что на моих глазах зреют такие таланты… как мне с ними повезло… даже слишком повезло… неправдоподобно повезло… откуда они узнали, где прячут Свету? Точнее, каким образом им удалось ее выследить? Впрочем, отложим это на потом.
— Готово! Зайдем, да?
Я кивнула. Семь бед, один ответ. Арестуют нас, как пить дать. Но ведь мы не собираемся ничего красть! Только посмотрим и уйдем. Неужели за это вкатят особо большой срок? Хотя, конечно, если явятся возмущенные хозяева, то запросто обвинят нас во всех смертных грехах. Скажут, что у них похищен бриллиант «Кохинор», и отчитывайся потом! Однако выхода нет — надо рисковать.
Интерьеры поражали роскошью, для дач не характерной. Становились понятны и сигнализация, и хитрый замок. Одной техники тут на колоссальную сумму! Но техника нас не интересовала. Нас интересовала Света, однако ее нигде не было. И никого не было. Полное безлюдие.
— Ну, Чижик! — угрожающе фыркнул Вовочка. — Ты чем смотрел?
— Я не спал, честное слово! — оправдывался Пыжиков. — Она не выходила. Я следил!
— Давайте еще покричим, — с завидным упорством предложила я. Студенты, явно предпочитающие более криминальные меры, разочарованно согласились. И, представьте себе, на очередной ор я неожиданно услышала слабый отклик. Или почудилось?
— Стойте! Вы слышали?
— Кажется, было что-то. Только откуда?
— Света! — завопила я. — Ты где?
И еще отчетливее раздался загадочный звук.
— По-моему, это из-под пола, — с сомнением заметил Пыжиков. — Тут наверняка подвал есть. Надо поискать.
Усадив меня в кресло, студенты начали с энтузиазмом ползать по полу, буквально тычась в него носом. Я никогда еще не видела их такими счастливыми. И, если учесть, что альтернативным времяпрепровождением была переэкзаменовка по математике, я их вполне понимала.
— Здесь! — через несколько минут обрадовал нас Игорь. — И опять на замке, блин. Но вы не волнуйтесь, Екатерина Игоревна, мы быстро. Эти современные замки — ерунда на постном масле. А в случае чего, так просто дверь снимем.
Я молча кивнула. Если бы мои двоечники сообщили, что голыми руками сметут с лица земли весь этот двухэтажный каменный дом, я бы и то не удивилась. После всего случившегося я поверила им безгранично. И была права! Прошло совсем немного времени, и крышка подвала была откинута, а оттуда, словно чертик из табакерки, выскочила Света — растрепанная и раздраженная. Выскочила и стала трясти бедного Игоря за плечи, фыркая, как разгневанный еж.
— Ты что его обижаешь? — возмутилась я. — Если тебе так нравится этот подвал, сиди там, пожалуйста. А мы хотели, как лучше.
— Ты? — остолбенела моя подруга. — Ты? Зачем ты это сделала?
— Я решила, что тебя надо спасать, — объяснила я. — А что, не надо было?
— От… от мамы спасать, что ли?
— Подожди… уж не хочешь ли ты сказать, что это — дача твоей мамы? — чуть не поперхнулась я.
Света окинула меня изучающим взглядом и уточнила:
— Так это ты или не ты засадила меня в подвал?
— Ну, знаешь ли! Я тебя отсюда выпустила, а не засадила.
— А… ну, тогда ладно. И не он, да? — она указала на Игоря.
— Он — твой спаситель.
— Да? Ну, в таком случае мне его бить, наверное, не надо? — неуверенно поинтересовалась моя подруга.
— Да уж, наверное.
— А жаль. Очень побить кого-нибудь хочется. Того гада, который меня здесь держал. Представляешь, мне ни разу не дали поесть!
— За целые сутки? Вот мерзавцы! Слушай, ты не считаешь, что нам пора делать отсюда ноги? А то нас со студентами посадят за кражу со взломом.
— А что вы украли?
— Тебя. Самое ценное, что здесь есть.
Дружной толпой мы выбрались за пределы опасной территории, причем мстительная Света специально оставила двери нараспашку, надеясь, что это привлечет истинных грабителей. И тут случилось нечто. Мы не успели и двух шагов отойти от ворот, как перед ними затормозила роскошная машина, а из нее выскочил… Артем! Артем, черт его побери! Тот самый, которого я по психологическим соображениям сочла невиновным — по крайней мере, в Светином похищении! Тот самый, про кого я была уверена, что он понятия не имеет, где искать мою несчастную подругу! И вот теперь он стоял перед нами, как ни в чем не бывало. Стоял и пялился на Свету, будто она — восставший из-под земли динозавр. Впрочем, все понятно. Он именно не думал, что она восстанет из-под земли. Недооценил высшую школу, ха!
Света оцепенела лишь на мгновение. Уже в следующее мгновение она бросилась к своему коварному возлюбленному и принялась бить его ногами, руками и головами. Хотя голова у человека всего одна? Тем не менее я вспомнила танцующего индийского бога Шиву, у которого, если не ошибаюсь, имелось шесть рук и шесть ног. Так вот, моя подруга фантастическим образом умудрилась отрастить себе тридцать шесть рук, тридцать шесть ног и шесть голов, причем всеми этими столь кстати появившимися конечностями она стремилась нанести Артему телесные повреждения. Он не защищался. Впрочем, это все равно было бы бесполезно. Он лишь повторял, как заведенный: «Жива. Жива. Жива». Говорить он мог благодаря своему высокому росту. Света при всем желании была не в состоянии дотянуться до его лица, чтобы выбить зубы.
Жаль было прерывать столь бесподобное зрелище, однако я всегда стояла и буду стоять на позициях гуманности. Поэтому я силой оторвала подругу от Артема и затащила в Вовочкин автомобиль. Она по инерции еще пыталась размахивать руками, но нас набилось слишком много, и ей быстро пришлось прекратить.
Студенты, недолго думая, привезли меня обратно к институту.
— А теперь, дорогие мои, — обратилась я к ним, когда мы вошли в аудиторию и сели за парты, — расскажите-ка мне, пожалуйста, всю правду.
— О… о чем? — пролепетал Вовочка.
— О вас и о нас. И, главное, не бойтесь. Сердиться на вас я сейчас не способна. Итак, каким образом вы все узнали? Вы ведь следили за нами, да?
— Да.
— А зачем?
— Понимаете… мы на вас поспорили.
— Что? — не выдержала я. — Это как понимать?
— Ну, нам давно было ясно, что у вас есть какая-то тайна. И было интересно, какая.
— И с чего вы это взяли?
— Ну, например, вы после занятий часто вскакиваете и быстро куда-то убегаете. А еще, помните, когда я спросил, в какой аудитории вас можно найти в семь вечера, вы засмеялись и ответили: «Вы что, всерьез полагаете, будто я здесь живу?»
— Ну и что?
— Странно это. Вы не обижайтесь, но другие преподаватели ведут себя не так. И к другим на лекции не ходят посторонние люди. А к вам сперва бандиты приходили, а потом… потом ваша подруга… — глаза парней мечтательно уставились на Свету. — И говорила она вам странные вещи. Мы не все расслышали, но странные. То про убийства, то про другие преступления. И мы заключили пари. Кто первый догадается, что у вас за тайна, за того весь следующий семестр остальные будут делать все домашние задания по математике. Представляете, все домашние задания!
Я укоризненно покачала головой:
— Можно подумать, вы не знаете, что я все равно задаю дополнительные вопросы. На понимание.
— Ну и что! Легче разобраться в том, что решил другой, чем решать самому. И мы стали за вами наблюдать.
«Детский сад», — подумала я, но тут же вспомнила, как в студенческие годы мы с Машей, две девочки-отличницы, вдруг обнаружили, что один из преподавателей приходит на занятия то с одной, то с другой станции метро, и очень этим заинтересовались. Представьте себе, даже выслеживали его тайком. Это мы-то! И выяснили скучный факт, что он живет на две семьи. Так что студенты — любопытный народ.
— И вы поехали вместе со мной на базу отдыха и там ползали за мной в траве вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, — изобличила я.
— Неужели было заметно? — разочарованно протянул Игорь.
Я пожала плечами:
— У меня даже есть ваши фотографии. Точнее, фотографии ваших фрагментов. И нож вы стащили? Вырыли и стащили!
— Я верну его в любой момент! — моментально вставил Дима и добавил: — Сил у меня с ним больше нет. Каждую ночь мне снится. Я его спрятал в носок и почему-то вечно проверяю, на месте он или нет. Не нож, сплошной кошмар.
— Погодите! Так он до сих пор у вас? Обратно вы его не подбрасывали?
— Обратно? Нет, не подбрасывали. А надо было? Я не знал, что с ним положено делать, и просто держу в носке.
— Мудрое решение, — кивнула я.
— Вот после ножа, — объяснил Вовочка, — мы и решили, что дело пахнет керосином.
— А маринованные крысята? — по сложной ассоциации с керосином уточнила я. — Их тоже хапнули вы?
— Ма… ма… кры… — стали заикаться студенты с таким безграничным изумлением, что подозрение в краже крысят я с радостью отмела. А то крысят я бы не смогла им простить!
— А за Светой вы тоже следили?
— Когда была возможность. После ножа мы поняли, что, когда есть возможность, обязательно надо следить за вами обеими. Мало ли что! Мы ведь ничего не знали. То ли вы кого-то убили, ли вас хотят убить, ясно только, что жизнь у вас интересная. Но вы ловко от нас скрывались, прямо на удивление! А последнее время мы с парнями составили график, чтобы не дублировать друг друга. Тем более, сессия, надо заниматься. Завалили мы, конечно, все на свете.
— Ну, математику-то я вам сейчас зачту, — поняла намек я. — Но учтите — авансом. На следующем экзамене буду спрашивать и по основным вопросам этого семестра. Это ведь математика, здесь одно вытекает из другого.
— Я вовсе не это имел в виду, — застеснялся Вовочка. — Ставьте нам двойки, мы не обидимся! Но вот… вот…
— Говорите, — подбодрила Света. — За мое спасение я заставлю ее сделать все, что пожелаете.
— Если б вы рассказали нам, в чем ваша тайна… мы паримся каждый вечер, а понять ничего не можем. Нож, дача, машина, труп…
— Понимаете, дорогие, мне и самой пока еще не все ясно. Вот когда все пойму, мы встретимся, и я расскажу в подробностях. Или даже опишу. Устроит? А пока давайте ваши зачетки.
Едва обалдевшие студенты вымелись за порог, я принялась за свою подругу.
— Видишь, люди требуют от меня отчета, а я сама ничего не знаю. Объясни-ка, кто тебя похитил и зачем.
— А мне откуда знать? Похитили себе и похитили. Психи какие-то. Хотя нет, почему психи? Наверное, Артем. Мы ж его застали на месте преступления. И почему ты не дала мне его убить? Как вспомню, руки чешутся, — и она состроила зловещую гримасу, не сулившую ее бывшему возлюбленному ничего хорошего.
— Ладно, — слегка опешив от Светиного напора, махнула рукой я, — я не требую от тебя выводов. Расскажи факты. В подробностях.
— Ну, какие там факты? Выхожу вчера утром от мамы. Рядом останавливается шикарная тачка. За рулем высокий парень. Говорит: «Давай, красавица, подвезу». Ну, я, разумеется, и села.
— «Разумеется»! — застонала я. — Кто же садится в автомобиль к незнакомым мужикам?
— А что? — удивилась моя подруга. — Почему нельзя? Он ведь сам предложил.
— А тебе не пришло в голову, — съязвила я, — что он мог сделать тебе что-нибудь плохое?
— Нет, конечно. А с чего вдруг ему делать мне плохое?
— Так сделал же, — резонно заметила я.
— Ну, это случайность. Такое нельзя принимать в расчет. Тебя послушать, так и на тачке никогда не подъедешь. Что, в общественном транспорте давиться?
И я с горечью поняла, что следующему похитителю, ежели таковой обнаружится, не понадобится выдумывать нового способа — ему достаточно будет воспользоваться старым. Боюсь, мало кто и впрямь учится на ошибках.
— Ладно. Ты села. Дальше?
— А дальше он сунул мне под нос какую-то гадость. Видимо, я заснула. Проснулась в темноте, на твердом полу, вот в этом дурацком подвале. Но я же не понимала, что нахожусь в подвале! Ползаю наощупь, как крот. Холодно, сыро, мебели нет. Уж не знала, что и думать. К тому же часов не видно. Казалось, целый год здесь торчу. Брр!
— А потом?
— А потом вперлись двое. Чтоб их разнесло!
— Ты их знаешь? — поинтересовалась я.
Света пожала плечами:
— Было темно. Кто их разберет! Два мужика. По голосам, нестарые. Но круглые идиоты.
— Почему?
— А мне откуда знать? Родились, наверное, такими, — раздраженно ответила подруга.
— Нет, я о другом. В чем проявлялся их идиотизм?
— В их вопросах. «Где вы держите наши документы? Отдайте наши документы. Мы убьем вас, если вы не отдадите нам документы». Не идиотизм ли, а?
— Идиотизм. А ты им что ответила?
— Что нет у меня никаких документов. Может, через пару дней и были бы, а пока ничего нет. Что я еще могла ответить? Ведь именно из-за их дурацкого похищения я не успела получить ничего от шантажиста. Я надеялась, что они просекут ситуацию и меня выпустят, а они, гады, даже поесть не дали. Ну, тут уж я не выдержала! В темноте, конечно, целиться трудно, но поколотила я их здорово. Им это не понравилось, и они ушли. А потом пришла ты. Вот и все. Если ты что-нибудь понимаешь, разъясни мне.
— Понимаю, но мало. Вопрос слежки благополучно разрешился — следили за нами студенты, и они же похитили нож. Зато с остальным — темный лес. Вот подумай — эти типы, которые тебя похитили…
— То есть Артем, — гневно уточнила Света.
— Да, Артем со своими рэкетирами, — кивнула я. — Они требовали от тебя какие-то документы, так? Значит, полагали, что у тебя они имеются. Почему?
— Потому что придурки! Хотя нет, Артем не придурок. Наверное, они считали, я успела повидаться со вторым шантажистом, заплатила ему и получила наконец свои бумаги по кредиту.
— Если б они так считали, точно были бы придурками. Во-первых, так быстро продать квартиру ты бы не сумела. Во-вторых, вряд ли шантажист и впрямь собирался возвращать тебе бумаги по кредиту, шантажисты так не поступают. И, наконец, в третьих, на кой черт посторонним людям т в о и бумаги? Они ведь требовали с в о и бумаги, разве нет?
— Вроде бы, свои. Не знаю! Я была такая злая, что особо не вслушивалась.
Я была тверда:
— Свои, наверняка свои! Смотри, что получается. Нам ведь известно, что Эдик шантажировал не только тебя, но и кого-то еще. Ну, того, кто его убил, правильно? Иначе непонятен мотив этого убийства. Итак, та единственную ночь, когда в офисе находился всего один охранник, привлекла туда не только нас, но и других жаждущих.
— Эдика, — уточнила Света. — Он украл сам у себя бумаги и наследил рядом с трупом.
— Да, но не только Эдика! Похоже, эта ночь привлекла и Артема. Устроившись к вам работать в надежде что-нибудь выведать, он решил не упускать последний шанс пошуровать в сейфе, не вызывая подозрений. Раз ты уверяешь, что он не придурок, грабить охраняемый им же самим объект он бы не стал, поэтому его устраивала исключительно та роковая ночь. Я исследовала руки всех фигурантов — перчатки подходят только ему. Он убил Костика…
Света жалобно вздохнула, и я поспешила уточнить:
— Или Костика убил Эдик, тут я не убеждена. Короче, Артем обнаружил, что сейф пуст, и потерял у трупа перчатки. Видимо, он же чуть не задушил меня, застав рядом с сейфом. Но потом успокоился и понял, что мы ему еще пригодимся — в особенности ты. Пока он над этим размышлял, мы успели уйти, и ты захватила его перчатки, оставив свои. Тогда он подкинул орудие убийства тебе в стол и перетащил труп вместе с твоими перчатками к сейфу.
— Зачем перетащил труп к сейфу? — быстро осведомилась Света.
— Ума не приложу, — честно ответила я. — Хотел привлечь к сейфу внимание, то есть подчеркнуть мотив убийства. Возможно, поскольку бумаги достались не ему, а Эдику, он надеялся направить таким образом подозрения на Эдика.
— Так на Эдика или на меня?
— Наверное, лишь бы не на себя, — неуверенно предположила я. Что-то тут не состыковывалось, однако ничего разумнее я придумать была не в силах. — Давай на этом не зацикливаться! В общем, вскоре Эдик стал тебя шантажировать — а заодно, видимо, и рэкетиров. Их бумаги наверняка хранились вместе с твоею в сейфе. Им он тоже назначил встречу в заброшенном доме, и они его убили, а документы забрали себе — причем все, и свои, и твои.
— У тебя железная логика! — уважительно сообщила мне подруга.
— Зато у них — нет, — не без обиды вздохнула я. — Если они заполучили все бумаги, и свои собственные, и твои, зачем похищать тебя и что-то требовать?
Возможно, в тот момент меня бы и озарило — оставалось сделать безупречный логический вывод, и дело было бы в шляпе, — но Света не дала вдоволь поразмыслить.
— Есть хочу! — хищно заявила она. — У вас буфет открыт?
— Да. А потом ты куда? Надеюсь, не на работу?
— Домой. Отсыпаться. В этом подвале толком не поспишь. И еще мыться буду!
— Ладно, поедем вместе. А дома запрись и никому не открывай, хорошо?
— И долго мне там замурованной сидеть?
— До вечера. Я приду и позвоню тебе условным звонком. Длинный-длинный- короткий. У меня мелькнула одна идея, и я до вечера попытаюсь определиться.
Расставшись со Светой, я прямым ходом направилась к Артему, благо, адрес был мне знаком. Однако моей надежды не оказалось на месте. Расстроенная, я поехала домой — и под дверью моей квартиры узрела того, кого искала.
— Привет, Катя. Ты не будешь меня бить, как била Света?
— По обстоятельствам. Не исключено, побью куда сильнее.
Я смотрела на злодея, совершившего пару убийств и одно похищение, и совершенно, ну, совершенно его не боялась. Это я-то, для которой верная психологическая оценка личности студента — основное условие успешного труда! Почему-то мне так и виделось, что на лбу Артема стоит крупный штамп: «Рекомендовано Минздравом. Безопасно». И я произнесла:
— Проходи в квартиру. Разговор ожидается долгий.
— Понимаешь, — торопливо начал Артем, едва мы вошли, — я бы все объяснил Свете, но она не хочет меня слушать. Темперамент у нее, понимаешь? Может быть, ты вместо нее послушаешь и передашь ей? Я ведь решил вам во всем признаться. Конечно, у меня могут быть из-за этого неприятности, но если нет другого способа помириться со Светой, я согласен даже сесть…
— Действительно, садись, — вспомнила об обязанностях хозяйки я. — А теперь рассказывай.
— Понимаешь, все началось с Эдика. Он был гад.
— О мертвых так не говорят, — напомнила я.
— Но он действительно был гад! Я не знаю подробностей, но он заполучил компромат на нашу школу. Сперва предложил нам помощь в уплате налогов… в смысле, научить нас эти налоги обходить… а потом оказалось, что, если вскроется, так это подсудное дело. И нашим ничего не оставалось, как передать часть акций ему. А в конце концов он загреб бы все. Свою фирму ликвидировал бы за долги и всплыл бы у нас. Но он повел себя еще хуже! Он свалил вину на Свету!
— В каком смысле?
— В прямом. Он сказал, что сам он, разумеется, никогда не стал бы нас выдавать, но его финансовый директор, очень вредная баба, все пронюхала и требует свою долю. Понимаешь? Хапал себе, а притворялся, что Свете! А мы ведь ее не знали и всему верили!
— Вот гад! — не выдержала я. — Прости его, господи.
— Ну, когда он сказал, что эта баба хочет прийти к нам на презентацию, а потом помочь с отчетностью, мы от такой наглости офонарели. Придет, открыто все разнюхает, а потом нас же шантажировать начнет! Но выгнать ее тоже невозможно — она уже слишком много знает. Андрюха предложил попытаться завести с ней контакт. Когда бабу трахнешь, с ней иметь дело легче.
— Да? Буду знать. И что, на это командировали тебя?
— Кого придется. Когда выпьют, обычно все равно. Но, ты уж извини, вела ты себя не вполне. Андрюха быстро понял, что ты не из бизнеса, а из ментовки.
— Что-что? — ошеломленно переспросила я.
— Ну, не обижайся. Я теперь знаю, что ты там не работаешь, а только подрабатываешь. Я не осуждаю — с твоей зарплатой приходится.
— Где?
— В милиции, где!
— О господи! С чего вы взяли?
— Я с ментами дел имел мало, а с математиками и вовсе никогда, я все больше по бизнесу. Только голос у тебя такой… как в кино старом.
Я обиделась:
— Скрипучий, что ли?
— Нет, наоборот. И говоришь, как в книжке. И баксы мы тебе под ноги подкинули, так ты подобрала и на стол положила, будто бумажки какие. И лапать себя не давала. Конечно, мы не сразу просекли, что ты из милиции, но все равно типичное не то. Таких в бизнесе нет.
— Пусть не то, но милицию-то вы откуда выкопали? — настаивала я.
— Да проследили за тобой! Поняли, что не то, и проследили. Ты ведь каждый день в отделение ходила. С отчетом, что ли? Тут-то мы и переполошились. Да еще увидели настоящую Свету и поняли, что нам подсунули подделку. Навела ты нам шороху! Я слышал, что сейчас в налоговой инспекции используют подсадки, но столкнулся впервые. Конечно, ловко придумано! Эдик круто нас подставил. Генку посадят, а на его место кого? Эдика, кого еще! Только никак не могли понять, чего ты от нас хочешь — налогов или взятки. В смысле, работаешь только на ментов или на себя тоже.
— Так, значит, я еще и похожа на взяточницу, — вздохнула я.
— Нет, не похожа. А с другой стороны, ты ведь в театре явно нам намекала.
— Намекала — на что?
— Что ты из налоговой, на это намекала. Говорила, при нынешнем законодательстве никто не платит полностью налогов и ты научишь нас, как их обходить. Научишь, потому что там работаешь. И что пистолет мой заметила, тоже намекала.
— Артем! — покачала головой я. — Что-то ты путаешь.
— Ты, наверное, забыла. У меня же под курткой пистолет был. Я всегда его ношу, хоть и не положено. И как ты про него пронюхала, ума не приложу, но я с тобой просто измучился. Ты у меня чуть силой этот пистолет не вырвала.
— Вот именно, что пронюхала, — вспомнила, наконец, я. — Просто твоя куртка воняла рыбьим жиром, я и хотела ее убрать. А в милицию я ходила за новым паспортом. Обменять хотела, понимаешь? А там очередь. Вы серьезные люди, но выдумываете всякие глупости. Милиция, скажешь тоже!
— А адрес? — не сдавался Артем. — Когда мы ехали из театра, ты дала нам адрес отделения милиции. Скажешь, нет?
— Скажу, а где ты сейчас находишься? Рядом с милицией, да. Но не в отделении же!
Мой собеседник вздохнул:
— Ладно, может быть. Я уже ничего не понимаю. В общем, запутались мы до последней степени. Чего Эдик хочет, понять не можем. И зачем тебя прислал, тоже не понимаем. Поэтому решили устроить меня к нему охранником. Для разъяснения ситуации.
— И велели тебе особо заняться Светой, — вставила я.
Артем грустно кивнул:
— Да. Но я ж тогда не знал, что она за человек. Думал, стерва какая-то. Шантажистка. А потом… слушай, ты точно не из милиции?
— Точно.
— И не из налоговой?
— Не из.
— Ладно, все равно. В общем, слушай. Подумали мы и решили наши бумаги у Эдика украсть.
— Оригинальная мысль, — не удержалась я.
— А что делать? — вздохнул Артем. — Я был почти уверен, что они в сейфе Эдика на работе. И тут оказалось, что мы сглупили. Ну, не мог же я очистить сейф, который охраняю! Эдик сразу разобрался бы, что к чему! Вот и пришлось поспешить. Понимаешь, я был вынужден вломиться в офис именно в ту дурацкую ночь, когда там случилось убийства!
— Понимаю. И как же ты туда вломился?
— Ну, вообще-то я собирался… короче, мне любую дверь открыть — пара простых. Только она была уже открыта. Ну, я удивился, но зашел. Зашел, а в коридоре труп. Все-таки надо быть последней сволочью, чтобы прикончить Костика, которого было достаточно слегка оглушить. Я лично собирался оглушить, и все. А тут — лежит. Я перчатки-то снял, пульс пощупать, потом услышал шум и спрятался, а перчатки забыл.
— И что за шум?
— Катя, — вдруг решившись, заявил Артем, — я ведь видел, что вы со Светой там были. В смысле, в офисе. Вы искали документы за ящиками стола. Извини, но вы так шумели… Учти на будущее — подобные вещи так не делаются. Даже разбирая письменный стол, надо стараться действовать тихо.
— Учту, — согласилась я. — На будущее.
— Слушай, — оживился мой собеседник, — а вы что, думали, документы в этом столе? Зачем вы его разбирали?
— Там застряла кошка. Скажи, Артем, а меня ты тоже собирался придушить не до смерти, а слегка?
— Тебя? Придушить? — опешил он. — В мыслях не было! Я женщин того… не душу. Мне это зачем?
— Значит, ты никого не убивал и даже не придушивал? — поставила вопрос ребром я.
— Нет.
— А кто убивал и придушивал?
— Не знаю. Я сперва думал, вы.
— Мы? — взвилась я. — Мы со Светой убивали и придушивали? Да мы кошек спасали, вот мы что!
— А, — немного растерянно кивнул Артем. — Вы пришли ночью в офис спасать кошку? Ту, толстую? Она что, мышей боится?
Я слегка сбавила обороты.
— Мы пришли в офис с той же целью, что и ты, и, полагаю, с тем же результатом. В смысле, без такового. Сейф очистили до нас.
— Точно! Я потом туда заглянул, а там пусто. Интересно, кто же это все-таки сделал?
— Эдик, — сообщила я. — Я видела его след рядом с трупом. Он сам стащил у себя документы, а потом стал шантажировать ими бедную Свету. И вас тоже, да?
— Нет, нас шантажировал не он. Его ведь убили, а шантаж не прекратился. Именно поэтому наши придурки окончательно решили, что этим занимается Света. Раз не он, то она. Понимаешь… Я застал в офисе пустой сейф, труп и вас со Светой. Что я должен был подумать? Да, еще вы долго мухлевали с трупом и забрали мои перчатки.
— А потом ты перетащил труп к сейфу?
— Да нет. Я думал, это вы сделали. Короче, я доложил про вас начальству, и тут начался шантаж. Все показывало на вас, а выдать вас ментам мы не могли — вы бы тогда выдали нас.
— Ты же считал, что я сама — мент, — с гордостью напомнила я.
— То считал, то не считал. Я вообще, как сошелся со Светой ближе, понял, что она не… Ну, не такая она! И ты не такая — раз она с тобою дружит. Но наши были уверены, что шантажом занимается или она, или Эдик.
— Ничего-то вы не знаете! — с презрением фыркнула я. — Сперва шантажировал Эдик, а потом его наследство досталось его убийце — по совместительству убийце Костика. А ножи Свете подкидывали вы?
— Нет, что ты! Я бы не позволил. Если б ты знала, что со мной было, когда я узнал, что эти гады похитили Свету!
Я довольно хмыкнула:
— То есть ты не знал?
— Конечно. Они понимали, как я к ней отношусь, и сделали это тайком. А я… знаешь, как раз тогда Света стала как-то странно ко мне относиться… совсем не так, как раньше. Я решил, что она нашла себе другого, и… да ты сама все видела! И вдруг приходишь ты, ее лучшая подруга. И говоришь, что никого у нее больше нет, — Артем вперился в меня с непередаваемой нежностью и повторил: — Раз ты мне так говоришь… И только утром до меня дошло, что она пропала. И я догадался, куда ее могли спрятать. Я поехал ее спасать, а она…
— А она решила, что именно ты ее и похитил. И вообще, что завел с ней роман из корыстных соображений. Поэтому она и стала к тебе не так относиться, понимаешь?
— Но ты ведь ей объяснишь, да?
— Постараюсь.
— Скажи ей, что больше я к этой школе близко не подойду. Раз они такие гады. А на зубы Генке переводом вышлю.
— На какие зубы? — не поняла я.
— Которые я ему сегодня выбил. Чтобы искусственные вставил.
— Ладно. Надеюсь, Свете это понравится. Слушай, а Эдика убили точно не твои? Ты в этом уверен?
— На все сто. Мы вообще не знали, кто именно нас шантажирует. И Эдика подозревали, и вас, поэтому не знали, как быть. А после смерти Эдика остались только вы, вот наши Свету и украли. А на самом деле, значит, в офисе был кто-то еще?
— Похоже. Просто столпотворение какое-то в Эдикиной конторе! С нами-то понятно — нас устраивала одна-единственная ночь, тебя тоже, Эдика, видимо, тоже — при тебе он бы уже не решился. Наверное, убийца рассуждал аналогично.
— И, самое главное, — вскипел Артем, — он нарочно направил подозрения на нас!
— Серьезно? Свете он упорно подкидывал ножи, а вам что?
— Нам гораздо хуже. Он подсунул к трупу Костика фальшивую улику. Список, понимаешь? Если б не этот список, милиция о нас и думать бы не стала.
Я похолодела:
— Какой список?
— Обыкновенный. Кто сколько должен. Неразборчивые клички и цифры. Клиенты часто посылают нас выбивать долги. Есть такие типы — пока им не пригрозишь, не заплатят. Вот мы этим и занимаемся. Но этот список — явная подделка. Подставить нас хотели, твари! Вывели на нас ментов!
— Список моих должников, — с ужасом прошептала я.
— Что?
— Нет, ничего. Скажи, пожалуйста, а сумку мою не вы украли? Только честно.
— Мы, — с почтением посмотрел на меня Артем. — Мы думали, там мои перчатки, а там… что это было?
— Вам понравилось? — оживилась я. — Получили удовольствие?
— Вика теперь тебя ненавидит, — помолчав, неожиданно заявил мой собеседник. — Стоит о тебе заговорить, и ее трясет.
— А почему именно Вика?
— Мы теперь все не можем есть консервы. Как увидим банку, начинается тошнота. Ей теперь приходится на всех готовить.
Светин ухажер несколько раз судорожно сглотнул, потом осмелился поинтересоваться:
— Что это было, а?
— Маринованные крысята. Деликатес для котов.
— Кры… кры…
И, схватившись за горло, Артем выбежал из комнаты. Я сочувственно глянула ему вслед. Все-таки он оказался вполне приличным человеком. Не убийца. Не шантажист. Ножей не подкидывал, меня не придушивал. И, главное, Свету любит.
Вечером того же дня я таилась у дверей Эдикова офиса. А вот и Юлечка — наш ангелок. Идет и не знает, что ее ждет через несколько минут. Точнее, кто.
— Привет, Юлечка. Давай присядем на скамейку.
Ой, как ей этого не хотелось, но сила моего гипнотического воздействия была слишком велика. Мы присели.
— Отдай-ка мне Светины бумаги. А то доведут они тебя до греха.
— Бумаги? Какие бумаги? — ангелочек захлопал глазами.
«Не верю!» — заявил мой внутренний голос.
— А теперь слушай меня внимательно, — ласково заговорила я на доступном собеседнице языке. — Я, как тебе наверняка известно, была в офисе в ночь убийства Костика и кое-что видела. Видела достаточно, чтобы вас посадить. Сперва я решила молчать, чтобы в деле не всплыли бумаги Светы. Но теперь ситуация становится опасной для меня, а рисковать жизнью ради Светиной свободы я не собираюсь. Своя рубашка ближе к телу, а я перед законом чиста. Посадят Свету в результате или нет, но в милицию я заявлю в любом случае. Вопрос в том, что именно я там расскажу. Ты, наверное, замечала, как я умею воздействовать на слушателей? Если ты не отдашь мне Светины бумаги, я опишу в милиции тебя и различные факты твоей биографии так, что всех твоих талантов не хватит, чтобы исправить впечатление и изобразить из себя невинную жертву. А если ты мне их отдашь, то сможешь пойти в милицию сама и рассказать им собственную версию происшедшего, а я не стану против нее возражать. И учти, убивать меня вам с Вадиком бесполезно — в курсе событий не одна я.
— Невинную жертву? — заинтересованно повторила Юлечка, и я с восторгом поняла — клюнуло.
— Ну да, невинную жертву. Запуганную наркоманом-любовником девушку, которая боялась обратиться в милицию, но все-таки совершила подвиг и решилась. Где эти документы?
Юлечка всхлипнула и протянула мне бумажку с номером автоматической камеры хранения.
Возможно, высокоморальный читатель меня осудит. Картина преступления рисовалась моему внутреннему взору так. Вадик при увольнении поссорился с Костиком и, будучи неуравновешенным типом, возжаждал отомстить. Юлечка эту жажду умело направила в нужное русло, решив не упускать случая разжиться деньгами. Следовало действовать срочно, пока к службе не успел приступить Артем. Она пришла ночью в офис, Костик открыл ей дверь — ну, действительно, кому еще он открыл бы ее с большей охотой? Однако вслед за Юлечкой в офис ворвался Вадик и зарезал бывшего приятеля. Парочка помчалась к сейфу — и обнаружила его опустошенным. Эдик, успевший забрать документы раньше, из потайного угла с ужасом наблюдал за убийцами. Пока они все раздумывали, как же быть в столь неординарной ситуации, в офисе появились мы со Светой. Неуравновешенный Вадик сделал попытку меня придушить, но умная Юлечка его остановила. У нее возник гораздо лучший план — использовать нас со Светой в качестве козлов отпущения.
Подождав, пока все, включая неудачливого Артема, покинут помещение, преступники перетащили тело Костика к сейфу. Зачем? Элементарно, Ватсон! Все знали, что Костик и Вадик крупно поссорились, и, если Костика убили не по рабочим, а по личным соображениям, то имя убийцы просчитывалось однозначно. Поэтому следовало четко указать — убили, чтобы вскрыть сейф. Полагаю, первоначально это деяние собирались свалить на неизвестную бандитскую шайку, пронюхавшую про наличие денег, однако мы со Светой показались куда симпатичнее. Светины перчаточки и мой список подбросили к трупу, да еще подложили нож в Светин стол.
После этого в игру вступил Эдик. У него была прямо-таки страсть к шантажу — или патологическая жадность? Или он просто не верил, что со стороны такого ангелочка, как Юлечка, можно ожидать опасности? А следовало бы понять, что шантажировать убийц — последнее дело. Мы со Светой или рэкетиры — это пожалуйста, но трогать голыми руками Юлечку я бы не рискнула! Впрочем, Эдик, как и всякий мужчина, был убежден, что бедная девочка страстно в него влюблена и скорее умрет, нежели причинит ему малейший вред. Другому — да, но не ему, любимому!
Короче, глупый Эдик сообразил одно — что Вадик и Юлечка у него под колпаком и что они тоже имеют квартиры, которые должны продать, а денежки передать ему. Впрочем, не исключено, что он находился в безвыходном положении. Его махинации со своим предприятием зашли так далеко, что срочно требовалась крупная сумма. Он назначил Юлечке встречу, та прихватила на встречу Вадика, и произошло второе убийство, причем если после первого Юлечка осталась с носом, то теперь она раздобыла компрометирующие документы против рэкетиров и Светы. Не понимаю, зачем Эдик взял их с собой. Впрочем, Юлечка, она любого обведет вокруг пальца, обвела и его. И, разумеется, решила продолжить его славное дело — шантаж. Ну, не из тех она, кто упустит случай обогатиться!
И все бы хорошо, но тут к Юлечке заявилась я в компании Курицына, да еще стала расспрашивать про Вадика, предлагая последнему работу. В доброту моей души Юлечка, разумеется, не поверила — меньше всего на свете она склонна верить в чью-либо доброту — и запаниковала. Мы со Светой были в офисе в ночь убийства, а вот что мы там видели, а что нет, оставалось для Юлечки мрачной тайной. Светы она не боялась, прекрасно понимая, что обращаться в милицию для той рискованно, зато боялась меня. Я — человек законопослушный и по большому счету ни в чем не замешанный, поэтому смело могла пойти в соответствующие органы и рассказать то, что знаю, а ведь не исключено, что я знаю все. Что меня останавливает? Нежелание сажать в тюрьму лучшую подругу? И Юлечка подбрасывает Свете в стол второй нож, в точности напоминающий первый. Этот тактический ход сработал безупречно — Света, почти склонившаяся к откровенности с милицией, тут же в страхе передумала. Я снова появляюсь в офисе, требуя Юлечку, она не выходит ко мне — боится! — и летит предупредить об угрозе Вадика, а потом подкарауливает Курицына, ошибочно считая его моим любовником. Она пытается выведать у него мои планы, а заодно убедить, что Вадик и она обожают нас со Светой и никогда не стали бы нам вредить. И все равно она не уверена, что я стану молчать. Она высоко ставит мою проницательность, к тому же убеждена, что любому человеку своя рубашка ближе к телу. Зачем я буду рисковать собственной безопасностью, покрывая убийц? Неужто ради подруги? Чепуха!
Каков итог? Я не могу пойти в милицию и доложить там все, как есть, поскольку у Юлечки компромат на Свету, а я не в силах, ну, не в силах оставить бедную Наташку сиротой! Однако Юлечка-то этого не подозревает. Она устала бояться разоблачения, она опасается неуравновешенного наркомана-сообщника и предпочла бы от него избавиться. Воспользовавшись этим, я, блефуя, вынудила ее к компромиссу. Другого способа спасти подругу от тюрьмы я не видела, а что касается возмездия Юлечке… бог ей судья!
Ей дали срок условно. Трогательная история любви не могла не покорить сердца судей. По наметанной мною канве Юлечка вышила роскошное полотно. Она влюбилась — первый раз в своей юной жизни. Вадик был красив и смел, и она с радостью подчинялась ему во всем. Ведь у нее такой покладистый характер! Но вот произошло непредвиденное — Эдик уволил Вадика с работы. И оказалось, что герой ее романа эгоистичен и мстителен. О, она готова была работать за двоих, но это лишь раздражало возлюбленного, завидующего ее служебным успехам.
В ту роковую ночь Юлечка задержалась в офисе, чтобы бескорыстно помочь Костику, которому тяжело было бы дежурить одному. Когда раздался звонок в дверь, сердце подсказало ей — это Он. Он попросил впустить его, и она — разве она могла отказать? Ведь она была уверена, что его привела Любовь. Но нет! Совсем другое влекло коварного Вадика в опустевший офис. Удар — и бездыханный Костик лежит на полу, и все усилия Юлечки вернуть его к жизни не приводят к успеху. В это время корыстолюбивый возлюбленный очищает сейф. «Ты живешь столько, сколько молчишь», — заявляет он своей нежной подруге и, силой увлекая ее за собой, покидает офис. О, как она страдала! Как часто стояла у порога отделения милиции, мечтая поведать правду! Но мысль о старушке-матери, чье сердце не выдержит смерти единственной дочки, каждый раз останавливала ее в последний момент. И лишь второе убийство — убийство Эдика — придало ей силы. Эдик знал, кто зарезал Костю, он был опасен для Вадика и поплатился за это. А кто станет следующей жертвой? Нет! Пусть ценой собственной жизни, Юлечка решила прервать кровавую цепь. И она ее прервет!
Меня удивляет лишь одно — что по постановлению суда героине не выдали медаль «За отвагу». Все потуги Вадика создать свою версию происшедшего были восприняты как наговор, к тому же отличались противоречивостью. А полной картины случившегося не знает никто, в том числе и я.
Вот и вся история. Если бывают крутые детективы, то должны, по логике вещей, быть и детективы всмятку. Так вот, наш детектив явно получился всмятку. Хотя в нем есть все, что надо. Переодевание, пара убийств, слежка, таинственные улики, кражи, шантаж, слежка и даже киндаппинг — кажется, так это по-научному называется? Хотя Света давно вышла из возраста киндера и скорее сгодилось бы слово «фройленаппинг». В общем, будь на нашем месте кто-нибудь другой, не обошлось бы без перестрелок, погонь по крышам, моря крови и кучи костей. И, наверное, по окончании половина героев попали бы в тюрьму, а половина в психушку. А у нас все прошло мирно и почти весело. Работу, и ту пропускать не пришлось. Действительно, сколько ни находи трупов, но справку, оправдывающую прогул, они тебе не выдадут!
А сегодня мне позвонила Света.
— Ты ведь теперь в отпуске? — нежно поинтересовалась она.
— Да.
— Вот и хорошо. Ты знаешь, у Темочки из-за нас неприятности. Он ведь поссорился из-за нас с этой мерзкой школой рэкетиров.
— И чего они от него хотят?
— Лучше не спрашивай! Но от тебя потребуется сущая ерунда. Ты ведь ему поможешь, да?
— И не надейся, — отрезала я. — Я еще не отошла от прошлого раза.
— Вот и замечательно! — обрадовалась моя подруга. — Я знала, что ты не станешь возражать. У меня нет времени с тобой болтать, но все, что надо, я сунула к тебе в почтовый ящик. Спустись, пожалуйста, и забери. Ну, пока!
И она положила трубку.