– Борислав, вы знаете, что такое вариохроника?

Теперь Сумароков был спокоен и печален. В зале совещаний «Януса», куда они прошли из палаты, никого не было.

– Э… Видимо, нет.

Сумароков вздохнул.

– Кто вы по образованию?

– Я историк.

– А… Это может быть кстати. Я вообще начинаю думать: наверное, все-таки хорошо, что вы здесь… Ладно. Про физику постараюсь кратко. Лет тридцать назад стало окончательно ясно, что время нашей Галактики – это, на самом деле, очень сложная структура. Есть, скажем, зоны, где время течет очень медленно – их называют брадихронами. Есть, наоборот, тахихроны. А есть, по-видимому, и ретрохроны, где ход времени попятный… Это было открыто в ходе нуль-экспериментов, но быстро выяснилось, что такие зоны существуют во Вселенной и помимо нас. И в результате возникла целая ветвь физики, занятая изучением разнообразных вариохронов, областей с переменным временем… Ну, какое-то время вариохроника была в основном делом теоретиков. Самое большое, что получалось – это составлять карты. Тоже, впрочем, интересное занятие.

– Древнее, – сказал Борислав.

Сумароков с интересом взглянул на него.

– Да. Пожалуй… Ну так вот. Постепенно стало понятно, что брадихроны ветвятся. Почти как реки: несколько протяженных брадихронов собираются в один более мощный… И вот когда это выяснилось – возникла идея. Создать корабль, способный пройти по брадихрону вниз.

– До устья?

Сумароков кивнул, поджав губы.

– Как назывался корабль?

– «Руслан». Так вышло, что его собирали именно здесь, на орбите Радуги. Это был уникальный звездолет. Темпоральный люгер с форсированным Д-двигателем и гиперполевой броней. Он был способен выдержать даже попадание в тахихрон, которое вообще разрушительно для чего угодно… И вот когда он ушел в свою первую экспедицию… Когда он ушел – тут-то все и случилось.

Звездолет «Руслан» (продолжение)

31 мая 96-го года «Руслан» вошел в один из истоков ветвящегося брадихрона, расположенного в темной зоне в дальней части галактического рукава Ориона.

Иглообразный корпус «Руслана» нес на себе решетки нейтринных отражателей: защита, дававшая некоторую надежду выжить даже в темпоральном шторме. Еще ни один земной корабль никогда не входил в зону переменного времени насколько глубоко. Экипаж следил за приборами, готовый к любым неожиданностям.

3 июня по бортовым часам «Руслан» вышел из устья брадихрона. Теперь вокруг была знакомая чернота самого обыкновенного космоса, в которой светили самые обыкновенные звезды, в основном относившиеся к спектральным классам G, K и M. Получив заверения физиков, что никаких угроз не наблюдается, капитан корабля Курт Хартманн принял решение отключить отражатели и лечь в дрейф. Надо было осмотреться.

Астроном Луиджи Феррари довольно быстро провел начальную привязку, из которой следовало, что за свое путешествие «Руслан» сместился в пространстве очень слабо. Кое-кто из экипажа даже высказал по этому поводу разочарование. Завязалось обсуждение, в котором предлагались разные идеи о том, куда стоит двигаться дальше.

И тут подал голос навигатор Вуонг Чан. В окрестности «Руслана» появился корабль.

Он был уже достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть в оптическом диапазоне. Довольно неуклюжий – прямоугольная серая коробка с какими-то надстройками, – и все же производящий впечатление уверенной хищной силы.

Больше всего людей с «Руслана» удивили две вещи. Во-первых, нанесенное на середину корпуса чужака подобие крылатого герба. И во-вторых, десяток дюз в носовом срезе. Кто-то предположил было, что это противометеоритные пушки, но зачем их так много? Да и кто будет держать порты для противометеоритных пушек постоянно открытыми?..

Приблизившись к «Руслану», неизвестный корабль стал настойчиво подавать радиосигналы. Связист Джон Мэтьюз потратил минут десять, прежде чем сумел установить надежную связь. А потом включился видеофонный режим, и на экране возник человек.

Самый обычный человек. Молодой, светловолосый, одетый в черный мундир с серебряными позументами – почти как на старой парадной форме земных звездолетчиков.

Видя замешательство собеседников, он заговорил первым.

– Зигфрид фон Вальдау, командир линкора «Виттельсбах». Представьтесь, пожалуйста. Сообщите название корабля, планету приписки и пункт назначения, иначе я имею право открыть огонь.

Экипаж «Руслана» буквально потерял дар речи. Никаких мыслей ни у кого не было. Кроме одной: неизвестный человек говорил по-немецки. На искаженном, но все-таки вполне узнаваемом немецком языке.

Капитан нашарил кресло перед пультом связи и сел.

– Курт Хартманн, командир исследовательского звездолета «Руслан». Идем с планеты Радуга, пункт назначения не определен. Пожалуйста, представьтесь полностью. Я вас не понимаю.

На лице Зигфрида фон Вальдау появилось заинтересованное выражение.

– Планеты под названием Радуга в моем реестре нет, – сообщил он. – Капитан, если это шутка, то не самая удачная. Я имел право расстрелять вас еще десять минут назад, когда вы не ответили на запрос. Ни о каких исследовательских звездолетах в этом секторе меня не предупреждали. Кстати, что это у вас за внешние решетки?

– Это нейтринные отражатели. Средство защиты от темпоральных бурь. Наш корабль спроектирован для движения по брадихронам, из одного из них мы только что вышли.

Вот тут Вальдау удивился.

– Откуда вы вышли?..

– Из брадихрона. Зоны замедленного времени.

Вальдау немного помолчал.

– И сколько вы там пробыли?

– Смотря как считать. Мы вошли туда тридцать первого мая.

Вальдау приподнял бровь.

– М-да, получается больше четырех месяцев…

– Это странно, – сказал Хартманн. – По нашим бортовым часам сейчас третье июня девяносто шестого года.

Глаза Вальдау чуть шире раскрылись.

– Девяносто шестого года? – переспросил он.

– Две тысячи сто девяносто шестого. А что?

Вальдау ответил не сразу. Теперь он смотрел на членов экипажа «Руслана» вроде бы даже сочувственно.

Как на лягушку, провалившуюся в колодец.

– Сейчас восемьсот пятьдесят девятый год космической эры, – сказал он. – Или шестидесятый год эры Нового Галактического Рейха.