Дэлалью следует за мной к двери.

— Собери войска завтра в Квадранте к десяти, — говорю я на прощание. — Я должен сделать объявление о последних событиях, и о том, что нас ждет.

— Да, сэр, — говорит Дэлалью. Он не смотрит на меня. Он не поднимал глаз с тех пор, как мы покинули склад.

У меня хватает забот для беспокойства.

Не считая глупости Дэлалью, у меня есть и другие дела, о которых я должен позаботиться сейчас. Я не могу позволить себе больше затруднений, не могу отвлекаться. Ни на нее. Ни на Дэлалью. Ни на кого-либо. Я должен сосредоточиться.

Отвратительно быть раненым в такое время.

Новости о сложившейся ситуации уже попали на национальный уровень. Гражданские и соседние сектора уже в курсе о нашем маленьком восстании, и мы должны притупить слухи как можно быстрее. Мне нужно снизить тревогу, которую разослал Дэлалью, и одновременно подавить любую попытку восстания среди граждан. Они уже охотно сопротивляются, и любое разногласие только зажжет их пыл. Умерло слишком много, и они, кажется, не понимают, что сопротивление Восстановлению несет еще больше разрушения. Жители должны бытьусмирены.

Я не хочу войны в своем секторе.

Сейчас более чем когда-либо я должен взять под контроль себя и свои обязанности. Но мой ум рассеян, тело устало и ранено. Целый день я находился в нескольких дюймах от разрушения, и не знаю, что мне делать. Я понятия не имею, как исправить это. Такая слабость чужда для меня.

Всего за два дня одной девушке удалось покалечить меня.

Я принял еще больше этих отвратительных таблеток, но чувствую себя слабее, чем утром. Я думал, что смогу игнорировать боль и беспокойство, что исходят от травмированного плеча, но осложнения отказываются уменьшаться. Теперь я полностью завишу от чувства бессилия все последующие недели. Лекарства, медики, постельный режим.

И все это ради поцелуя.

Это почти невыносимо.

— Я буду в своем кабинете весь оставшийся день, — говорю я Дэлалью. — Пошлите еду в мою комнату и не беспокойте меня, если не будет никаких изменений.

— Да, сэр.

— На этом все, лейтенант.

— Понял, сэр.

Я даже не осознаю, насколько отвратительно себя чувствую, пока не закрываю дверь спальни. Шатаясь, я иду к кровати и цепляюсь за ее раму, чтобы не упасть. Я снова вспотел, и поэтому решаю снять с себя дополнительное пальто, которое надел для вылазки. Я дергаю за блейзер, что был наброшен на мое травмированное плечо этим утром, и падаю спиной на кровать. И вдруг мне становится холодно. Здоровая рука тянется к кнопке вызова медиков.

Мне нужно сменить повязку на плече. И съесть что-то сытное. Но больше всего на свете я хочу принять нормальный душ, который сейчас просто невозможен.

Кто-то стоит надо мной.

Я несколько раз моргаю, но так и не могу разобрать четкие очертания фигуры. Лицо продолжает проявляться, а потом вновь исчезать, пока я окончательно не сдаюсь. Мои глаза закрываются. Голова раскалывается. Жгучая боль пронзает мои кости и шею; перед глазами мелькают красные, желтые и синие пятна, сливаясь воедино. Я ловлю только кусочки из разговора, что происходит позади:

— видимо, поднялась температура

— … вероятно, нужно дать успокоительное…

— Как много он принял? …

Я понимаю, они собираются убить меня. Это прекрасная возможность. Я слаб, и просто не в состоянии оказать сопротивление, и кто-то, наконец, пришел убить меня. Вот и все. Мое время. Оно пришло. Но как-то я не могу принять его.

Я обращаюсь к голосам; какой-то нечеловеческий звук вырывается из моего горла. Что-то сильное соприкасается с моим кулаком и падает на пол. Руки хватают мое правое предплечье и удерживают на месте. Что-то сомкнулось вокруг моих лодыжек и запястья. Я мечусь, пытаясь освободиться от удерживающих меня средств, пиная ногами воздух. Темнота давит на мои глаза, уши, горло. Я не могу дышать, не могу слышать, четко видеть, а моментальное удушье тут же приводит меня в ужас, отчего мне кажется, что я сошел с ума.

Что-то холодное и острое щипает мою руку.

У меня лишь один миг, чтобы поразмышлять о боли, после чего она охватывает меня полностью.