Цирк

Почти в самой середине нашего большого государства находится большой город.

Почти в самой середине большого города находится большой цирк.

А в самой середине этого большого цирка устроен круглый манеж (иногда его по старинке называют ареной).

И на этом круглом манеже каждый вечер выступают артисты. Они выступают и в дневное время, но только по воскресеньям.

Здесь можно увидеть акробатов, жонглёров, дрессировщиков. И конечно — клоунов.

 

Клоун

В цирке, да и в городе все очень любили замечательного клоуна, которого прозвали «Жура». Разумеется, он имел настоящее русское имя и фамилию. Однако на цирковых афишах он назывался «музыкальный клоун Жура». Так и мы будем звать его в нашей истории.

…Всё-таки надо объяснить, откуда появилось такое необычное прозвище. Дело в том, что наш клоун чем-то очень походил на журавля. Он был тоненький и высокий; ноги у него длинные-предлинные, шея длинная и даже нос — тоже длинноватый и остренький, как у птицы. Ну, чем не журавль!

А глаза у нашего клоуна были круглые. Ярко-голубые круглые глаза, которыми он смотрел весело и, может быть, чуть-чуть удивлённо. Но каждый, кто хоть раз заглянул в эти глаза, сразу же понимал, что Жура — человек добрый. На редкость добрый. Бесконечно добрый!

Этот клоун замечательно потешал людей. Размахивая длинными руками, словно крыльями, он рассказывал всякие весёлые истории. Высоко подкидывая тонкие ноги, необыкновенно забавно танцевал.

Но всем особенно нравилось, как он играет на глиняной свистульке.

 

Свистулька

Самая простая, грубо обожжённая деревенская свистулька из самой обыкновенной глины. Издали напоминала она маленькую птичку — что-то вроде воробья или чижика.

Свистулька — если на ней хорошо играть — инструмент замечательный! Что и говорить: прекрасно поёт скрипка, звонко заливается медная труба, далеко слышен бодрый стук барабана… Это всё инструменты серьёзные, без них не обходится ни один оркестр.

А что — свистулька? Так, мелочь какая-то: «фью-фью-фью» да «ти-ли-ли»…

Но когда Жура подносил к губам свою глиняную птичку, из её клювика вылетали вдруг такие нежные мелодии, такие ласковые напевы, что все зрители в цирке — все две тысячи человек! — моментально умолкали.

Это было похоже на чудо. Только что люди хохотали, глядя, как по-журавлиному приплясывает клоун; только что в цирке не было ни одного серьёзного лица; только что гремел оглушительный смех… И вдруг наступала тишина!

Две тысячи человек, как по команде, замирали и даже наклонялись вперёд, чтобы лучше слышать, чтобы не пропустить ни одного звука. Как будто бы клоунская свистулька говорила какие-то чрезвычайно важные вещи, как будто она объясняла то, что люди давно хотели понять.

Мелодия была самая простенькая, но всегда новая, не похожая на вчерашнюю. И каждый мог её сразу же запомнить. И всё было в ней понятно. И почему-то хотелось слушать ещё и ещё. А когда Жура медленно отнимал свистульку от губ, все кричали ему: «Ещё! Ещё сыграйте! Пожалуйста, не останавливайтесь!..»

И клоун уходил за кулисы под долгие дружные аплодисменты.

 

Ещё про свистульку

Другие артисты — другие клоуны и даже весьма серьёзные музыканты из циркового оркестра — тоже пробовали играть на глиняной свистульке. Иногда у них получалось неплохо. Но с Журой никто сравниться не мог. Только он умел играть так ясно, нежно и понятно. Только во время его игры в огромном цирке становилось совершенно тихо.

«В чём тут дело, в чём секрет?»— спрашивали у Директора цирка.

И Директор (он был чрезвычайно умный человек, который знал решительно всё на свете… но не точно!) отвечал так:

— Секрета вовсе нет. Ведь всякому известно, что чем добрее музыкант, тем лучше его музыка. А наш клоун невероятно добрый. Конечно, и свистулька у него особенная…

— А в чём же её особенность?

— В том, что слепил её знаменитый Профессор чародейства, фокусов и забав, который проживает в деревне Весёлые Горы.

— А где же находится эта деревня?

— Не близко, не далеко. До неё можно доехать на автобусе, но лучше всего туда лететь на самолёте. Там с одной стороны деревни — поля, пашни. А с другой — тайга, дремучий бор. А в том бору — прозрачное озеро. Чтобы замесить глину, Профессор брал воду из этого озера. Поэтому голос у пташки чистый и звонкий. К сожалению, громко играть на ней нельзя. А я лично обожаю громкую музыку — так, чтобы в ушах трещало!

— А кто научил играть вашего клоуна?

— Конечно, тот же знаменитый Профессор, Жура — его любимый ученик!

 

Джинсовая старуха

Директору всегда хотелось, чтобы на каждом представлении было очень много народу, чтобы все места в цирке были заняты, чтобы весь зал был забит до отказа. Конечно, для этого нужны были самые хорошие артисты.

Но публика ходила в цирк не столько для того, чтобы посмотреть этих самых хороших артистов, но главным образом, чтобы посмотреть и послушать Журу.

Над цирковым входом сияли буквы: «Сегодня и ежедневно!

Музыкальный клоун Жура и его волшебная свистулька! Приходите к нам — слушать, смеяться, мечтать!»

Каждый день, подходя к своему цирку, клоун читал эту светящуюся надпись и чувствовал себя счастливым. Для настоящего клоуна нет в жизни большего счастья, чем радостный смех в зале и доброе внимание публики.

Да-да! Жура был счастлив!

Но вот однажды…

Однажды — это было весной, в конце апреля, — он заметил в первом ряду, в кресле номер семьдесят семь, маленькую старуху.

Худенькая такая, лицо тёмное, смуглое, как будто сильно загорело. Глаза смотрят пронзительно, и в них словно огонёк поблёскивает. Поверх крючковатого носа большие квадратные очки.

Одета старуха была, прямо скажем, не по возрасту: в ярко-синий модный джинсовый костюм со множеством блестящих пуговиц — штук сто пуговиц (а может, и больше!) на куртке, на брюках, спереди, сзади… От этих пуговиц рябит в глазах, до того они блестящие, сверкающие.

Но Жура не из-за пуговиц обратил внимание на эту старуху. Нет, дело тут в другом.

Старуха морщилась, как от зубной боли, когда в полной тишине пела глиняная птичка.

Все, абсолютно все — мужчины и женщины, мальчики и девочки, старики и малыши, военные и школьники — тысяча девятьсот девяносто девять человек — смеются от души, а потом слушают удивительную мелодию. И только одна эта старуха кривится и морщится…

Можно не обращать на неё внимания: что значит одна недовольная старуха в переполненном цирке?

Но Жура был действительно добрейшим человеком и на старуху не обижался, не сердился. Наоборот, он сердился на самого себя.

Он думал: наверное, у несчастной бабушки большая неприятность. И чтобы хоть немножечко развлечься, бабуся забрела в цирк. А вот он — музыкальный клоун, артист — не может помочь ей, не умеет развлечь старого человека. Выходит, он вовсе не такой уж хороший музыкант!..

Так Жура думал о старухе, думал о самом себе. И совсем не думал о той песенке, что высвистывала его глиняная свистулька.

И не заметил, что песенка-то получилась в этот раз не такая задушевная, как обычно.

…Впервые нашего клоуна слушали не очень внимательно. И зрители уходили из цирка чуть-чуть недовольные.

 

Странный разговор

Но всех недовольнее был сам клоун. Поздно вечером вышел он из цирка расстроенный, сердитый неизвестно на кого… То есть почему же — неизвестно на кого? Конечно, на самого себя!

На улице было темно. Моросил холодный дождь. Фонари отражались в холодных лужах. Неуютная, промозглая погода.

Жура поднял воротник плаща, пониже нахлобучил шляпу — ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал его в такой неудачный вечер.

Он уже повернул в переулок к своему дому, как вдруг за углом увидел… Кого бы вы думали?

За углом его поджидала та самая джинсовая старуха в квадратных очках на крючковатом носу. Во мгле ярко светились металлические пуговицы.

— Извините, молодой человек, — скрипучим голосом сказала старуха. — Но мне нужна кошка!

— Какая кошка? — удивился Жура.

— Ну, не совсем кошка, а, точнее, кот. Рыжий.

— Не понимаю…

— Чего ж тут непонятного? Я, кажется, ясно сказала: отдайте моего рыжего кота!.. Или продайте. За любые деньги.

— За сто рублей? — усмехнулся клоун.

— Какая мелочь!

— А если за тысячу?

— Будьте любезны!.. Отсчитать?

— А за миллион?

— Только поскорее. Мне срочно нужен мой рыжий кот!

— Жаль! — вздохнул музыкант.

— Чего жаль?

— Хорошо бы получить миллион рублей!.. Да вот жаль: нет у меня ни кошки, ни кота. Ни рыжего, ни серого. Ошиблись, бабушка: кошек не держу.

— Странно… — старуха покрутила головой, словно нюхала воздух. — Тут ошибки быть не должно — я чую, что рыжий кот где-то поблизости. Что ж, не хочешь отдать, не хочешь продать— пеняй на себя, журавлиная нога!

Она круто повернулась. Пуговицы сверкнули, как молния. И ничего нельзя было разглядеть вокруг… Клоун зажмурил глаза… А когда открыл — в переулке никого не было.

 

На другой вечер в цирке

Представление началось как обычно: выступали акробаты, жонглёры, наездники…

Наконец публика дождалась: «Выступает знаменитый лирический клоун, неповторимый и единственный Жура!»

Он весело выбежал на манеж в своих неуклюжих красных ботинках, уселся на бархатный барьер и долго-долго с огромным удовольствием разглядывал зрителей в зале. Он так простодушно радовался этой милой публике! Он просто не мог поверить, что здесь собралось столько прекрасных людей! Он удивлялся! Он поражался! Он ликовал!

От немыслимой радости клоун поднялся с барьера и взмахнул руками. Потом он стал пританцовывать… Прыгать! Высоко прыгать! Он даже сделал сальто — в воздухе перевернулся через голову! Казалось, его длинные несуразные ноги, и руки вот-вот перепутаются между собой, и он сейчас грохнется, растянется на манеже. Но это только казалось! «Ах, какой он ловкий! Какой сильный и умелый!» — восхищались зрители.

А клоун вдруг замер, как журавль, на одной ноге… Вот он стал чрезвычайно серьёзным и, запрокинув голову, уставился взглядом в одну точку — куда-то вверх, под самый купол цирка… Да-да! Всем показалось, что он смотрит сквозь бетонный купол и видит звёзды на небе: далёкие звёзды — яркие, чистые…

Медленно погасли белые цирковые прожекторы. Густой тёмно-фиолетовый свет поплыл над манежем. И длинная неуклюжая фигура с поджатой ногой сделалась похожей на знак скрипичного ключа.

И наступила такая тишина, что слышно было, как на манеже шуршат опилки. Вот появилась глиняная свистулька… Вот она приблизилась к губам… Вот артист легко вздохнул… Вот началась мелодия…

— Остановите музыку! — внезапно взвизгнули из первого ряда. — Остановите музыку! Прошу вас я!

На сиденье кресла номер семьдесят семь стояла и топала ногами маленькая вертлявая девчонка в ярко-синем джинсовом костюмчике. Сто пуговиц (а может, и больше!) блестели на куртке и брюках.

Глиняная птичка, словно поперхнувшись, мгновенно умолкла. Снова вспыхнули белые прожекторы. Публика зашумела.

А джинсовая девчонка в три прыжка перемахнула со своего кресла на манеж, подскочила к клоуну и вполголоса пискнула:

— Дяденька, отдай рыжего!

— Какого рыжего?

— Кота!

— Нет у меня кота!

— Ой, смотри, дядя, пожалеешь!.. Ахалай-махалай!

Все, кто был в цирке, во все глаза глядели на манеж, но, честное слово, никто не заметил — когда и как в руках этой девчонки появилась большущая рогатая электрогитара…

Ручаюсь, что вы никогда не видели такого жуткого инструмента. Он весь был сделан из ослепительно-холодной стали. Издали казалось, что девчонка держит в руках не электрогитару, а глыбу льда. И в этот лёд, словно острый кинжал, вонзился широкий гриф, на котором были натянуты не шесть, не семь, а тридцать три стальных струны!

Жура растерянно держал свою бедную свистульку. А девчонка резко повернулась и как будто случайно ударила кинжальным грифом по свистульке… Бедная глиняная птичка раскололась на мелкие кусочки. И осколки эти…

Нет, вы не угадали: осколки не разлетелись по белу свету, как разлетелись зеркальные осколки в знаменитой сказке. Они лежали на манеже, а джинсовая девчонка, как безумная, скакала и втаптывала их в опилки.

Гитарная сталь завывала, ревела, громыхала… Мелодии, конечно, не было никакой. Басовые струны гремели твёрдо, ритмично — подобно ударам дьявольского барабана. Воздух дрожал…

И вот уже зрители в самых дальних рядах, оглушённые, заворожённые этой чудовищной нездешней музыкой, стали постукивать каблуками в такт гитаре — всё громче, всё чётче!.. Вот и средние ряды грохнули ногами об пол!.. А вот и первые тоже начали сходить с ума… Гул и дрожь повисли в воздухе — будто могучий реактивный самолёт кружился над манежем и зрителями.

В это невыносимое гудение, в этот топот и грохот врезался пронзительный девчонкин визг:

Клоун Жура весь как-то сгорбился и, шаркая красными башмаками, поплёлся прочь с манежа… И — подумайте только! — кто-то нехорошо засмеялся над ним, в тех дальних рядах, где было потемнее. А для артиста, как и для любого человека, — беда, если кто-то смеётся над его несчастьем. Беда!..

Вздрогнули узкие плечи клоуна, поползли вверх и сдвинулись тонкие брови… Впервые в жизни Жура горько заплакал. Слёзы крупными каплями скатывались по загримированным щекам.

…То ли потому, что слёзы были прозрачными, то ли ещё по какой уважительной причине — но чрезвычайно умный и всё знающий (но не точно!) Директор цирка совсем их не заметил.

Директор — небольшого роста, толстенький, лысый — стоял за занавесом и с удовольствием поглаживал свои пышные усы. Он бодро похлопал клоуна по плечу:

— Правильно, дорогой Журинька! Хорошо сделали, что удалились с манежа. Молодчина! Уступил место молодёжи! Ах, какой трам-тарарам устроил этот отчаянный ребёнок. И гитара хороша! Громко играет — я люблю, когда громко… Слышите, как зрители топают ногами?.. Наверное, эта девчонка нигде ещё не училась, а выступает получше настоящих артистов! Талант! Я приглашу её на работу в наш цирк. Пусть выступит вместо вас. А вы, мой дорогой Журинька, немножко отдохните. Поезжайте к Профессору в деревню Весёлые Горы — закажите себе новую свистульку… Дорогу молодым! Дорогу детям!

 

«Этого не может быть!»

Клоун жил неподалёку от цирка, на самом верхнем этаже девятиэтажного дома.

Лифт в этот вечер почему-то не работал, и Журе пришлось подниматься пешком. После всего, что произошло сегодня в цирке, он чувствовал себя невероятно усталым — шёл медленно, часто останавливаясь и вздыхая.

Вдруг ему показалось, что кто-то крадётся за ним. Он оглянулся — нет никого…

Он опять вздохнул и снова тяжело зашагал по ступенькам.

И опять ему послышались позади чьи-то лёгкие шаги. Он опять оглянулся — никого… Клоун снова вздохнул… И тут кто-то сказал шёпотом:

— Нечего вздыхать! Подумаешь — свистульку его разбили! Новая будет. Надо сражаться, а не вздыхать, как больной мышонок!

Кто это сказал?..

Жура глянул под ноги и увидел рядом с собой кругломордого рыжего кота.

— Откуда ты, дружище? — спросил клоун.

И вот здесь произошло самое поразительное, самое сказочное (что случается только в самых старинных сказках!): кот приложил переднюю лапу к своим рыжим усам и произнёс:

— Тс-с-с! Тише!..

И подмигнул левым глазом.

Что?.. Говорящий кот?.. Этого не может быть!

Клоун сел на ступеньки, приложил руку ко лбу:

— Кажется, у меня жар… Я устал сегодня. Я заболел.

 

Голубая акварель

Зато кот не собирался попусту рассиживаться на лестнице.

— А ну-ка, вставай! — зашипел он. — Живее! За нами погоня!

— Какая ещё погоня?

— Потом узнаешь. Вставай!

Клоун тяжело поднялся и, хватаясь за перила, кое-как доплёлся до своей двери.

Кот первым прошмыгнул в квартиру и деловито обнюхал прихожую, кухню, комнату. Потом спросил:

— Краски есть?

— Краски?.. Какие?..

— Любые. Давай сюда!

— Я не художник. Зачем мне краски? Я клоун, артист.

— Я слышал сегодня на улице, про тебя говорили: «Этот артист — большой художник»… Давай краски!

— Это, наверное, в другом смысле говорили. Клоунов иногда называют художниками, а художников иногда — клоунами… Нет у меня красок. Только грим.

— Грим не годится. Эх, пропаду я сегодня!

— Постой-ка! Где-то у меня ещё с детства завалялись акварельные краски. Сейчас поищу…

— Быстрее!

Жура полез под диван и извлёк оттуда изрядно потёртый портфельчик, с которым лет двадцать тому назад бегал в школу. Из портфеля он вынул коробку акварельных красок… Ах, какая жалость! — краски высохли, рассыпались. Уцелела только одна — голубая.

— Кроме этой, к сожалению, ничего больше нет!

— Эх ты, «большой художник»! — сердито фыркнул кот. — Ладно, в крайнем случае и голубая пригодится. Живо разведи в блюдечке. Да побольше!.. Пошевеливайся! Каждая секунда дорога!

— А зачем это всё?

— Вопросы потом! — яростно прошипел кот. — Скорее краску! Развёл?.. Приступай к делу! Начинай!

— Что начинать-то?

— Ты, братишка, совсем непонятливый. С тобой мышей не поймаешь.

— Я не собираюсь ловить мышей.

— Это у меня поговорка такая… Уж очень ты медлительный. И за что тебя в цирке держат?.. Начинай красить!

— Что красить-то?

— Шерсть! Мою шерсть начинай красить — от носа до хвоста, от ушей и до когтей. Только быстренько, быстренько! Лови мышей! Пошевеливайся!

Жура приступил к делу. И через несколько минут рыжий кот сделался… нет-нет, не голубым…

В том-то и дело, что, если рыжего кота выкрасить голубой акварельной краской, он станет, представьте себе, не голубым, а зелёным. Нежно-зелёным, как первая майская травка.

— Ага! Теперь живём! — сказал бывший рыжий кот, оглядев себя в зеркале. — Отлично получилось. Сам Профессор не узнает теперь меня.

— Какой Профессор?

— Всемирно известный Профессор чародейства, фокусов и забав!

Жура удивился:

— Ты знаком с моим учителем?

— Да! Перед тобой его любимый ученик! — кот поднял кверху нежно-зелёный хвост.

— Вот как? А мне всегда казалось, что самый любимый ученик Профессора — это я, — сказал клоун.

— Что поделать! Был когда-то — ты. А теперь вот стал я.

— Он специально для меня сделал глиняную птичку-свистульку…

— Подумаешь — птичка! А ты знаешь, что сделал Профессор для знаменитого кота Котькина?..

— Котькин? Это твоя фамилия? А как же тебя звать поимени?

— Вот что — запомни раз и навсегда: терпеть не могу, когда меня называют по имени. Прошу обращаться ко мне только по фамилии. Я не Васька и не Мурзик, не Тигрик и не Киска. Котькин — моя фамилия. Только так, а не иначе!

Нежно-зелёный кот гордо посмотрел направо и налево.

 

Плоская кепка

В прихожей раздался требовательный резкий звонок. Жура взглянул на часы: ровно полночь!

— Кто это пришёл к нам так поздно?.. — клоун кинулся открывать входную дверь.

— Тс! Стой! — зашипел приятель Котькин. — Ты что — ослеп?.. Вылей из блюдечка остатки краски! Спрячь кисточку! Вымой как следует руки!.. Имей в виду: меня сегодня зовут Мурка. Кошка Мурка. А ещё лучше — Мурочка.

Клоун сделал всё, как велел Котькин. А когда позвонили во второй раз — открыл дверь.

В квартиру не вошёл, а прямо-таки влетел маленький человечек в широкой плоской кепке. Из-под кепки выглядывали очки и чёрная всклокоченная борода. Человечек почему-то ужасно сердился, всё время размахивал плоскогубцами и отвёрткой. А говорил с сильным кавказским акцентом.

— Я — бюро рэмонта! Мастэр! — выпалил он с такой силой, что плоская кепка даже слегка подпрыгнула. — Бэзобразие, понимаешь?

— Какое безобразие? Что случилось?

— Э! Он ещё спрашиваэт, что случилось! Тэлэвизор твой барахлыт. Бэзобразие! Твои сосэды обижаются: смотрэть мешаешь!

Искажэния: смотрят артыстку Доронину — видят Пугачёву. Хотят

«Здоровье», а смотрят «В мире животных»… Барахлыт тэлэвизор, проверять будем! Где тэлэвизор? Антенна?.. Э?.. Вэсь дом показывай! Всё показывай, бэз утайки!

Чернобородый мастер без спросу шагнул в комнату и заметался по квартире, будто искал булавку, а не телевизор. Он быстро-быстро всё оглядел: стол, стулья, кресло, книги, широкий подоконник… Взглянув на диван, он попятился в испуге:

— Зэлэная кошка?.. Нэ бывает! Кошмар!

— Что такое? — вежливо спросил клоун. — Обнаружили неисправность в телевизоре?

— Обнаружил нэисправность в кошке! Кошка нэ бывает зэлэный. Ни один зверь нэ бывает зэлэный.

— Ну почему же?.. Всякие бывают звери. Вы, должно быть, плохо знаете кошек.

— Кто? Я нэ знаю! — от возмущения мастер затряс бородой, и его кепка опять подпрыгнула. — Я нэ знаю кошэк!.. Да вэдь я…

Но тут он внезапно чихнул от внезапной простуды. Потом ещё раз внимательно и подозрительно посмотрел на Котькина:

— Слушай, как звать этот зэлэный кошмар?

— Мурка… А ещё лучше — Мурочка.

Нежно-зелёный кот, свернувшись клубком, мурлыкал и делал вид, будто совершенно не понимает, о чём говорят люди.

— Слушай, а ещё кот имеется? Рыжий такой? Мордатый? Э?..

— Других котов не держим. Хватит с меня и этой Мурочки…

А как же насчёт телевизора? — спросил Жура, заметив, что мастер уже собирается уходить. — Вы, кажется, интересовались антенной?

— Всё в порядке! Полный порядок!

Сунув нос, на всякий случай, ещё раз в кухню; открыв, опять-таки на всякий случай, дверцу платяного шкафа; нагнувшись, конечно, совершенно случайно, чтобы заглянуть под диван, — мастер из бюро ремонта поспешил уйти.

Дверь за ним захлопнулась. Жура прислушался: ни звука на лестнице — словно никто и не приходил. Тишина… Поздняя ночь.

 

Кто же это был?

— Странный какой-то мастер, — пожал плечами клоун. — Ушёл, ничего не проверив.

— Всё, что ему было нужно, он проверил, — сказал Котькин.

— Что же ему было нужно в моей квартире?

— Ему был нужен замечательный рыжий кот!.. Но она меня не узнала — мы её перехитрили!

— Почему «она»? Ведь это был мастер— «он»…

— Эх ты, артист! Перед людьми каждый день выступаешь, сам гримируешься, а фальшивую бороду не разглядел!.. Приходил не мастер из бюро ремонта, а злющая колдунья Цапа Цопик, которая пробивается в большие ведьмы.

— Цапа?.. Где я слышал это имя?.. Позвольте, так зовут девочку с электрогитарой! «Цапа Цопик — это я! Громче, музыка моя!»… Но в цирке у неё не было бороды и очков.

— Очки — только у старухи, а не у девочки.

— Не понимаю…

— Чего ж тут непонятного? — нежно-зелёный кот даже фыркнул с досады. — Обыкновенная колдунья — девочка-старуха.

— Девочка-старуха? Разве такие бывают?

— Колдуньи всякие бывают.

— Первый раз слышу!

— Сразу видать — не шибко образованный. И чему ты только учился у нашего Профессора?

— Я учился музыке. И, между прочим, на одни «пятёрки».

И нет мне никакого дела до ведьмы и колдуний!

— Ишь ты! Тебе до колдуньи дела нет, а вот она тобой интересуется.

— Зачем я ей нужен?

— Ты ей не нужен. Ей нужен только я. Опять не понял? Ладно, садись и слушай мудрого приятеля Котькина. Время у нас пока что есть: самолёт в деревню по ночам не летает.

— В деревню?

— Конечно. Утром мы полетим к Профессору. Надо срочно с ним посоветоваться, рассказать о моих приключениях.

— Какие у кота могут быть приключения?

— Ого!.. Вот садись и слушай.

 

Котькин рассказывает

— А для начала ответь мне по-честному: нет ли у тебя жареной печёнки в сметане? — спросил приятель Котькин. — Нет?.. Жаль, очень-очень жаль! Я, видишь ли, большой любитель печёнки — знаешь, такой печёнки, чтобы снаружи она была тёмно-золотистая, а внутри чуть-чуть розоватая. Некоторые коты предпочитают печёнку жёсткую, пережаренную. Но я люблю — мягкую, сочную. Вонзишь в неё острые зубы, окунёшь усы в тёплую сметану — и по всему телу бодрость разливается… С жареной печёнки всё и началось.

Нет, всё-таки началось, пожалуй, не с печёнки, а с того, что в Весёлых Горах откуда ни возьмись появилась старуха в джинсовом костюме. В таких костюмах и наши деревенские теперь иногда щеголяют, однако таких блестящих пуговиц ни у кого нет.

Старуха пару раз, вроде бы случайно, прошмыгнула по переулку Фантазёров. А вечером, как только стемнело, постучалась к нам в окошко.

Профессор крикнул: «Заходите! Мы гостям рады!» Он всегда так кричит, если кто-нибудь стукнет в окно.

Шустро, словно ящерица, старуха вбежала в избу. Ноги о половичок не вытерла. С Профессором не поздоровалась. Мне — образованному коту — это совсем не понравилось!

— Какое же у тебя образование? — спросил, улыбнувшись, клоун.

— Незаконченное высшее специальное! Кроме родного кошачьего и кроме человеческого, знаю ещё несколько языков.

— Каких же?

— Ну, разных — звериных и птичьих… Понимаю, разговариваю и перевожу…

— Ну-ка скажи что-нибудь по-собачьи.

— Что именно?

— Например: «Спасибо за угощение!»

— С какой стати говорить «спасибо», если ты ничем ещё меня не угостил? Хотя бы кусочек колбаски кинул — с самого утра во рту ничего не было,

— Так бы сразу и сказал! Сейчас поищу в холодильнике.

Кажется, у меня там варёная колбаса оставалась…

— Муррр-мурр-мурр! — обрадовался кот. — Мурр!

— Неужели это по-собачьи?

— Нет, это я на родном языке говорю: «Дай побольше, не жадничай!»

Два изрядных куска колбасы были моментально проглочены.

«Гав-гав!»— хотел сказать Котькин, что по-собачьи означало бы «Спасибо за угощение», но вместо этого у него получилось «тяф-тяф!», что значит «Дай-ка ещё!»

Жура, к сожалению, этого не понял. И вообще, колбасы в холодильнике больше не было.

— Ничего не поделаешь! — вздохнул приятель Котькин и провёл лапой по усам. — Всё-таки немного подкрепил свою мощную кошачью силу… Слушай дальше.

 

Котькин продолжает рассказывать

Растянув тонкие губы, старуха улыбнулась Профессору: «Как поживаешь, старый хитрец? Или ты меня не узнал?» Профессор надел очки, посмотрел на старуху и ответил:

«Простите, но мы с вами не знакомы…»

«Ай-яй-яй! Нехорошо забывать бывших сослуживцев. Цапу Цопик помнишь? Маленькую такую Цапочку припоминаешь? Фокусницу?.. Вместе же выступали! Неужели забыл?»

«Цапа Цопик?.. — Профессор задумался. — Да, когда-то очень давно работала в нашем цирке девочка с таким именем. Да, её называли фокусницей. Но выступала она плоховато — не желала учиться нашему трудному искусству. Ту девочку помню. А вас…»

«А посмотри-ка получше! — сказала старуха. — Ахалай-маха-лай!»

И вдруг превратилась в девчонку.

Я — образованный кот. У меня незаконченное высшее специальное образование. Но, веришь ли, я не понял, как это у неё получилось!

«Ловко! — похвалил Профессор. — Впервые вижу такой фокус!»

«Ха-ха! Деревня ты! — захохотала девчонка. — Это же не фокус. Это самое настоящее колдовство! Погляди ещё разок: ахалай-махалай!»

И снова превратилась в старуху.

«Отличный трюк! — сказал Профессор. — Объясните, как это делается?»

«Ишь чего захотел! Это мой колдовской секрет. Ведь я не какая-нибудь цирковая артистка. Я теперь колдунья! Понял?»

«Колдунья?.. Это бывает только в сказках».

«А вот я как раз и есть — сказочная колдунья!»

«Вроде Бабы Яги, что ли?»

«Ну, до Бабы Яги мне ещё далеко! Она — большая ведьма. А я только пробиваюсь к этому почётному званию. Ведьмы делают не только фокусы: они умеют исчезать и появляться, прикидываться лесом, рекой, облаком. У них чёрный ум и белое сердце… Эх, пробиться бы мне в настоящие большие ведьмы! Уж тогда бы я!..»

«Что же вам для этого нужно?»

«Лично мне нужен учёный кот, который умеет болтать по-человечески и понимает язык зверей и птиц».

Профессор подумал, прищурился и развел руками:

«Нет у меня таких котов. И с чего это вы решили, будто я имею говорящего кота?»

«Разведка донесла».

«Какая разведка?»

«Секрет. Дашь хорошего умного говорящего котика — так и быть, скажу, какая разведка».

«Говорящего не имею. Есть у меня один рыжий Васька, так он и „мур-мур“ толком сказать не может».

«Ну что ж, старикашечка, пожалеешь!..»

И, сердито хлопнув дверью, Цапа Цопик ушла.

А Профессор достал с полки какую-то толстую старинную книгу в кожаном переплёте и читал её всю ночь, до рассвета.

 

Котькин всё ещё рассказывает

А на другой день я попался. И во всём виновата жареная печёнка.

Видишь ли, мне нравится гулять ранним утром, когда люди ещё не проснулись, а собаки уже сладко спят после ночного дежурства. Тогда можно пройтись не только по забору или по крыше, но и по самой середине улицы.

И вот вышел я раненько-рано из дому, иду не торопясь, не оглядываясь по сторонам… Как вдруг свежий ветерок донёс до меня прекраснейший в мире аромат. Я мгновенно его распознал!

Что такое? Откуда в эту пору — жареная печёнка?

Огляделся, принюхался… И сообразил, что этот великолепный запах течёт со двора тётки Доставалихи, нашей соседки. Позабыв всякую осторожность, я перелез через высокий забор.

Первая радость: будка, где проживает чёрный пёс Аспид, была пуста; почему-то в это утро Аспид спал в закрытом сарайчике.

Вторая радость: посредине двора, прямо на земле, стояла большая закопчённая сковородка… А в ней плавали в сметане два куска золотистой печёнки!

Кто оставил во дворе такую прелесть? Зачем?.. Раздумывать было некогда. Надо действовать! Немедленно!..

Чудное мгновенье! Радость жизни! Утренняя тишина. Вокруг ни души. И я наедине с печёнкой!..

Позади раздался ласковый голос:

«Вкусно, голубок?»

«Ещё бы! Конечно, вкусно! — ответил я по-человечески. — Любимая еда!..»

«Мы так и думали! Хе-хе!..»

Над головой что-то прошелестело. И на меня упала сеть! Кусок капроновой рыболовной сети. Никуда не денешься. Не разорвёшь. Не удерёшь… Я сразу же запутался всеми четырьмя лапами.

Через полминуты всё было кончено…

«Получите подарочек! — сказала тётка Доставалиха. — А с вас — пуговички!»

«Подождёшь!»— ответила Цапа Цопик. Она тоже пряталась здесь.

Чёрный пёс Аспид выбежал из сарайчика, кинулся было к сковородке с печёнкой, но тётка Доставалиха сердито пнула его ногой:

«Пшёл!.. За неё деньги плачены. Сама доем!..» Меня засунули в брезентовый рюкзак. Я сидел там и слушал, как Доставалиха жаловалась:

«Обижаете, гражданочка ведьма! Очень обижаете. Я вам прямо на квартиру и творожок деревенский привозила, и сметанку домашнюю. Нынче вот и котика предоставила в целости. Да ещё на печёнку тратилась… А вы мне вместо пуговичек двадцать пять рублей суёте. А такой котик не меньше сотни стоит. Я на базаре и за полторы сотни его продала бы!.. Да не в деньгах дело. Белое креп-жоржетовое платье уже почти построено, а пуговиц всё нет. Обижаете, гражданочка ведьма!»

«Дура! Я ещё не ведьма, только маленькая колдунья — всё равно как младший ненаучный сотрудник. Откуда я тебе сотню возьму?.. А пуговицы дома забыла — старая стала, память ослабла, понимаешь?»

«Как не понять! И сама-то я не молоденькая… А ведь хочется…»

«Мало ли что хочется! Жди — надейся! Я этого кота сколько ждала? Два года ждала — надеялась, пока его старик разным языкам обучал. Да и неизвестно ещё — хорошо ли кот обучен? Может, он только про печёнку и способен болтать?»

«Опять обижаете, гражданочка ведьма! Я ведь каждый день у ихнего окошечка подслушивала, как идёт ученье. Котик на одни пятёрки учился. Правда, в математике слабоват — больше трёх считать не умеет. Ну да ведь ему не на рынке торговать и не в Академию наук поступать… И голосок у него, правда, малость гнусавый, будто бы насморочный. А всё равно, для вашей работы котик очень даже подходящий!.. Когда мне за пуговичками прибыть?»

«Никогда! Ты теперь в городе у меня, смотри, не показывайся!»

«Ас пуговицами как будет?»

«Получишь в свое время! Дай только в большие ведьмы пробиться!»

Надела колдунья рюкзак на плечи. И — на самолёт. В тот же день привезла меня к себе домой.

— Она живёт в нашем городе? — спросил Жура. — А на какой улице?..

— Не знаю… Где-то в новом микрорайоне. Там все дома одинаковые. Я когда удрал от неё — так чуть не заблудился.

— Как же тебе удалось удрать?

— Проще простого. Развязала колдунья рюкзак, — и я, не долго думая, шасть в открытую форточку! Оттуда — на чей-то балкон… с балкона — на карниз… с карниза — на высокое дерево!.. С дерева — на тротуар. И был таков! Удрал!.. Потом два дня по городу бродил — до цирка добрался, тебя искал.

— Меня?

— А кого же ещё?.. Мы с тобой у одного Профессора учились.

Однокашники, значит. Должны помогать друг другу… Вот и нашёл я тебя. Тут и конец моей истории.

— До конца ещё, наверное, далеко! — вздохнул клоун.

— Пожалуй… — согласился Котькин. — А пока что нам пора в аэропорт. За окном посветлело. Утро уже.

 

В аэропорту

Путешествовать можно по-разному: и на автомобиле, и на поезде, и на телеге, и просто пешком. Но, конечно, быстрее всего — по воздуху, в самолёте. У нас в Сибири это особенно принято: расстояния тут огромные, а народ живёт деловой, торопливый, даром времени терять не любит.

В здешних аэропортах всегда многолюдно: одни прилетают, другие улетают, встречаются, провожают… Колхозники, шахтёры, артисты, охотники, нефтяники — все люди занятые, каждая минутка у них на счету.

На площади перед аэровокзалом тихо постукивают моторы легковых автомобилей. А там, за аэровокзалом — на необозримом бетонном лётном поле, могуче ревут реактивные двигатели огромных самолётов-лайнеров.

Эти белые красавцы лайнеры летают только в большие города. А в деревни, районные посёлки, на далекие шахты и прииски люди добираются на маленьких зелёных самолётиках, чем-то похожих на стрекоз…

Клоун Жура вошёл в аэровокзал.

Приятель Котькин сидел на руках у клоуна и всё время оглядывался по сторонам: не выслеживает ли их злая колдунья Ца-па Цопик?.. Нет, здесь её, кажется, не было.

Жура прикрыл кота полой своей оранжевой куртки: всё-таки шкура у приятеля Котькина была не обычного цвета…

«Зачем этой колдунье нужен кот? — думал Жура. — И не простой кот, а именно говорящий? Зачем она гоняется за ним?.. А всё-таки хоть она и злая колдунья, хоть очень меня обидела — всё равно мне её немножечко жалко: живёт, наверное, совсем одна и поговорить не с кем. Кто захочет с нею разговаривать, с такой злой? Вот и нужен ей котик для беседы…»

Котькин, сидя под курткой, прикрыл глаза и размышлял совсем о другом: «Вот прилетим в деревню — расскажу я Профессору о своих приключениях. Нальёт он мне полную миску молока, отрежет кусок печёнки… Я поем, отдохну… Потом к знакомым побегу — расскажу им о городе: про высоченные дома, про цирк, про троллейбусы и трамваи…»

Жура ещё думал: «Давно я не видел моего дорогого Профессора! Наверное, состарился он, совсем прозрачным стал… Сможет ли слепить новую птичку-свистульку? А без неё что мне делать в цирке?.. А без цирка я жить не смогу!»

Котькин тоже задумался: «И зачем это я научился разговаривать по-человечески? Жил бы себе неграмотным… С неграмотного много ли спросишь?»

Так они размышляли, каждый о своём.

А пассажиры в аэровокзале смотрели на своего любимого клоуна и радовались, что видят его совсем близко и даже могут поговорить с ним:

— Здравствуйте, Жура! Как поживаете?

— Наверное, жалеете свою свистульку?

— Мы вчера видели, как она разбилась…

— А можно ли сделать новую?

— Вчера мы чуть с ума не сошли от электрогитары!

— Совсем не умеет играть эта девчонка!

— Так бренчать — просто безобразие!

— И скакала, как ненормальная!

— Откуда она взялась в нашем цирке?

— Здравствуйте, товарищ клоун!

— Разрешите пожать вашу руку, товарищ артист!

Жура улыбался, здоровался, отвечал на разные вопросы…

Наконец он купил билет до деревни Весёлые Горы.

И вот уже объявили, что можно садиться в самолёт. Но вдруг низенькая толстая контролёрша, чем-то похожая на закрытый шкафчик-тумбочку, плотно загородила проход:

— А кто такой у вас под мышкой?

— Видите ли, это кот… — смущенно ответил Жура. — Домашний кот… Рыжий… То есть бывший рыжий…

— Меня ваш кошачий цвет не колеблет! — сказала контролёрша. — А справка на данную животную имеется?

— Какая справка?

— Медицинская. По всей форме. А если ваша животная заразная?

— Это совершенно здоровый кот. Честное слово!

— Я ваше честное слово к самолёту не подошью. Справку!

— Пропустите без справки! — попросили контролёршу другие пассажиры. — Кот здоровый — зачем же справка?

— Ежели всякие неизвестные граждане будут провозить по воздуху всякую неизвестную животную…

— Да разве этот гражданин — неизвестный? Это же наш любимый клоун из цирка. Его каждый знает!

— А вот я лично не знаю! — возразила тумбочка. — В цирк отродясь не хожу и знать не знаю ваших всяких клоунов и их них заразных кошек!

— Хорошо, хорошо, — сказал Жура. — Будь по-вашему. Сейчас представлю справку. Но кто мне её даст?

— А вон там, в углу за стеклянной перегородкой докторша сидит — специалист по животной твари. Предъявите ей для медицинского осмотра вашу кошку и получите справку.

Что поделать! Отправился Жура к стеклянной перегородке с надписью: «Выдача справок». Поднёс нежно-зелёного приятеля Котькина к окошку…

А оттуда высунулась костлявая рука и поманила:

— Кис-кис-кис!.. Иди-ка сюда, голубок! Цапа Цопик!

 

Усатый младенчик

Клоун прижал кота к груди и в несколько прыжков переметнулся в другой конец аэровокзала… Побежал на второй этаж, где рядами стояли сотни низких кожаных кресел.

А Котькин торопливо командовал:

— Ну, теперь лови мышей! Быстренько работай! Снимай свой клетчатый шарф… Закутывай меня! Скорей!.. Держи, как младенчиков на руках держат… Баюкай!.. Пой колыбельную!.. Подними воротник на куртке… Спрячь лицо… Берет надвинь до самых глаз!.. Наклони голову! Теперь ты — мой папочка, а я — твой капризный младенчик!.. Давай к выходу! Быстрей! Лови мышей, тебе говорят! Поторапливайся!

Контролёрша-тумбочка даже зажала пальцы ушами, когда проверяла билет у высокого пассажира с младенцем на руках. Из клетчатого свертка на весь аэровокзал раздавался оглушительный вой: «Ой, папа!.. Ой, мама!..»

— Простыл, должно быть, — покачала головой контролёрша. — Голосок-то какой хрипловатый… А мамочки нету… А папочка разве может дитятю понимать?.. Несите, несите его скорее в самолётик!

К счастью, контролёрша не заметила, что с одной стороны свёртка у младенчика высунулись зелёные усы, а с другой — кончик зелёного хвоста.

Бегом к самолёту!

Бегом по трапу!

Дверь захлопнулась. Мотор взревел. Самолёт разогнался по бетонной полосе и — в воздух!

Внизу — длинные проспекты. Жилые кварталы. Под утренним солнцем ярко зарозовела широкая полоса реки. А вон там — с самого края большого парка — цирк!.. Мы сегодня в нём не выступаем. Директор, который знает решительно всё (но не точно!), пригласил сегодня джинсовую девчонку со страшной электрогитарой.

А мы летим к Весёлым Горам.

…В это время к контролёрше подскочила старуха в белом докторском халате и в больших квадратных очках:

— Пропустили?.. А я вас предупреждала: никаких кошек в самолёт!

— Что вы, доктор! — оправдывалась контролёрша. — Никаких кошек не было. Был высокий пассажир с болящим младенчиком на руках…

— А хвост у младенчика вы не приметили?

— А хвост не приметила!

— Вот тебе за это!.. Ахалай-махалай!

И шкафчик-тумбочка на своём ответственном посту затопала толстыми ножками и запела (до этой минуты она совсем не умела петь) на весь аэровокзал:

Громче топайте ногами! Громче хлопайте руками!

Она прыгала и повторяла эту песенку до тех пор, пока её не уволили за неправильное поведение во время исполнения служебных обязанностей.

Конец первой части

 

Профессор и его изба

Наверное, весёлый был тот человек, который назвал эту деревню Весёлые Горы. Никаких гор тут нет и никогда не бывало. Вокруг — поля, пашни да леса с глубокими озёрами.

Однако если внимательно приглядеться — деревня действительно весёлая. Крепкие избы с расписными наличниками. На этих наличниках расписные петушки, цветы, кони скачущие, ну и, конечно, солнышко с длинными-предлинными лучами.

Посреди деревни — магазины с большими витринами, красивый Дом культуры, библиотека. А рядом с библиотекой — переулок Фантазёров.

Переулочек совсем крохотный — всего несколько домов. Зато один из них — необыкновенный. Этот дом вот какой.

Деревянный, рубленный из толстенных лиственниц. У него высокая остроконечная крыша, выложенная тёмно-красной черепицей. На самом коньке крыши крутится зелёная флюгарка, изображающая всадника с флагом и с трубой. Этот всадник поворачивается не туда, откуда дует ветер, а в ту сторону, откуда едет в деревню хороший человек. Вот как!

А под коньком крыши, на фронтоне дома, — круглое слуховое окошечко. И в нём каждый вечер показывается забавная рожица; если погода на завтра ожидается хорошая — рожица улыбается, а если плохая — горько плачет. Между прочим, предсказывая погоду, эта рожица ни разу не ошиблась. Вот как!

Окна у домика небольшие, деревенские. Стёкла в них чисто вымыты, переплёты покрашены белой краской. А наличники на окнах такие забавные, такие причудливые, что глядеть на них можно целый день и всё равно не наглядишься: там и зайчики прыгают, и олени бегут, и гуси-лебеди летят, и зимородки порхают, и ёжики грибы собирают, и птички-пеночки на ветках распевают… Вот как!

Живёт в этом удивительном доме знаменитый Профессор чародейства, фокусов и забав. В деревне все зовут его «уважаемый Профессор». И совершенно правильно, что так зовут — ведь Профессор достоин настоящего, большого уважения!

Когда-то давным-давно был он цирковым артистом. Сначала — клоуном. А потом научился фокусы показывать. И сделался таким знаменитым фокусником, что объездил весь мир, во всех странах побывал и прославил наш русский цирк.

Но вот подошла старость, выступать стало трудно… Да и в городе жить не захотелось. И поселился тогда Профессор здесь, в деревне Весёлые Горы, в переулке Фантазёров. Свежий воздух, лес, поля, луга… — что может быть лучше!

Профессор чародейства, фокусов и забав — совершенно седой, очень худенький старичок. Весь какой-то прозрачный. Одевается во все шерстяное, тёплое и даже в летнюю пору носит разноцветную вязаную шапочку с помпоном.

В Весёлых Горах Профессора сильно полюбили. Колхозники сами построили ему этот сказочный дом. Каждое утро с колхозной фермы ему приносят парное молоко. Школьники — те, кто постарше, колют ему дрова, а те, кто помоложе, собирают для него кедровые шишки, землянику, бруснику, костянику…

Профессор тоже всем помогает по мере своих слабых сил. Придёт на полевой стан, когда у трактористов отдых после работы, и начинает им весёлые фокусы показывать. Трактористы смеются, хохочут… Зато работа потом у них идёт веселее.

Или песенку споёт людям забавную. Или стишок сочинит. Но есть у Профессора и более важные дела в деревне.

 

Волк на бечёвке

Тётка Доставалиха, которая живёт по соседству с Профессором, пошла в лес за берёзовыми вениками, чтобы метлу сделать (это она так говорит; а на самом-то деле ей хотелось нарвать побольше подснежников и медунок и отвезти их в город на базар). В лесу на лужайке тётка Доставалиха увидела волка.

Отчаянно размахивая красной спортивной сумкой, без оглядки примчалась Доставалиха в деревню и, всё ещё дрожа от страха, рассказала:

— Выхожу это, значит, я на лужайку, а там цветков медунок полным-полно!.. Смотрю — на пенёчке волчина сидит, как ненормальный: башка у него задумчивая и набок склонилась, а подбородок на серую лапу опирается… И смотрит он так серьёзно… У меня внутри всё прямо затряслось — ну, думаю, сейчас сожрёт меня и косточки не оставит. Стою перед волчиной ни жива ни мертва… А он как вздохнет: «О-ох!»… Помолчал маленько, и ещё раз: «О-ох!..» Ну, третьего разу я, конечно, дожидаться не стала, а помаленьку дала задний ход — за кустики, за кусточки и со всех ног домой!.. Да, уж всякое у нас бывало — и снег среди лета выпадал, и гром зимой грохотал, и моя пузатая корова на крышу залезала… Но чтобы серый волчина сидел на пенёчке да охал — такого никто не видывал и не слыхивал!..

Все колхозники в Весёлых Горах знали, что тётка Доставалиха, как говорится, «соврёт — недорого возьмёт», уж такой у неё характер. Но в этот раз ей почему-то поверили. И от этого тёткиного рассказа началось в деревне беспокойство.

Если бы волк напал на Доставалиху или даже схрупал её белые косточки — это всё-таки было бы понятно: тётка хоть и староватая, да с большого голода волк может и не разобрать — кто там ему на зуб попался: тётка или молодая овечка?..

Но чтобы волк сидел на пеньке! Чтобы — вздыхал!.. Вот это, действительно, совсем невероятно, непонятно и, значит, очень страшно.

Трактористы, сеяльщики и все другие настоящие мужчины, которые ничего не боятся, в это время находились в поле — пахали и сеяли. А те, кто в деревне остался, — забеспокоились.

Даже дежурный пожарник — уж на что отчаянный гражданин! — а ведь и он струхнул да на всякий случай стал пожарный шланг разматывать.

Храбрый егерь — над всеми охотниками начальник! — который с двуствольным ружьём даже во сне не расстаётся, и тот в лес, однако, не поспешил…

Но всемирно знаменитый прозрачный старичок — Профессор чародейства, фокусов и забав, тот сразу же как ни в чём не бывало, без всякого оружия отправился в лес и пришёл на ту лужайку, где полным-полно цветков медунок.

— Здорово, Старый Знакомый! — весело закричал Профессор. — Значит, решился?.. Ну и правильно!.. Хватит вздыхать! Идём-ка!

С этими словами Профессор достал из кармана обрывок тонкой бечёвки, сделал петлю наподобие ошейника и спокойно надел её на волчью шею.

— Пошли!

Старый Знакомый ещё разок тихонько вздохнул, спрыгнул с пенька и поплёлся за прозрачным старичком.

— К ноге! — скомандовал Профессор. — Рядом! Так и пришли они в деревню.

Храбрый егерь — начальник всех охотников — храбро выбежал на улицу с двуствольным ружьём и сразу же храбро прицелился в волка, чтобы храбро застрелить его с расстояния в три шага… Но Профессор отвёл ружье в сторону и немного даже рассердился:

— Разве можно убивать зверя, который сам пришёл к людям? Это очень неблагородно! Это очень нехорошо!

— Да ведь если я его застрелю, — сказал храбрый егерь, — то получу премию в сто рублей. За волчью шкуру всегда дают премию.

— Когда волков разводится в лесу слишком много и они начинают губить овец да телят — тогда действительно за волков дают премию. Но тот, кто застрелит этого волка, — непременно будет оштрафован. Ведь это самый последний здешний волк. Его охранять надо!.. Теперь Старый Знакомый будет жить у меня, в переулке Фантазёров. И каждый, кто хочет, пусть приходит смотреть на него и любоваться!

— А чего им любоваться! — удивился дежурный пожарник. — Волк, он и есть волк! Хищник! Ишь, зубы какие вострые. И хвост серый, волчий. Хищник!

— Это красивое животное, — возразил Профессор. — Сильное, смелое, умное.

— Скажете тоже— «умное», — тётка Доставалиха презрительно выставила нижнюю губу. — Дурак, каких мало: сам в руки дался!

— Так ведь он к людям пришёл! — сказал Профессор. — Он поверил нам, потому и пришёл… Я этого Старого Знакомого всю зиму уговаривал: «Пропадёшь ты один в лесу; не бойся, приходи к нам; мы и накормим тебя, и шерсть твою расчешем, и в обиду тебя не дадим!»

— Да разве волки понимают человеческий язык? — спросил храбрый егерь.

— Если говорить по-человечески, — ответил мудрый Профессор, — то вас поймёт всякий зверь и всякая птица.

— А почему же Старый Знакомый вздыхал? — спросил дежурный пожарник.

— Не знаю… Этого я объяснить не могу — ведь в мире животных так много необъяснимого. А чтобы нам всё понять, нужно быть к ним поближе, жить с ними в ладу и дружбе… Ой-ой! Смотрите!..

И Профессор взглянул на крышу своего дома, где закружилась флюгарка и всадник с флагом и трубой повернулся в ту сторону, откуда сейчас должен был показаться хороший человек…

Верно! И минуты не прошло, как в переулок Фантазёров вошёл высокий тонкий человек в оранжевой куртке и в берете, с котом на плече.

— Ура клоуну Журе! — закричали хором егерь, пожарник и, конечно, старенький Профессор. — Ура славному артисту! Добро пожаловать в Весёлые Горы!

Молчали только Старый Знакомый и тётка Доставалиха. В цирке тётка не бывала, телевизора в её избе не было, и она ни разу не видела знаменитого музыкального клоуна.

Волк клоунов тоже никогда не видел. Да и вообще он не умел говорить по-нашему…

 

В доме под флюгаркой

В прохладной кладовой Профессор хранил консервы под названием «Перловая каша с мясом». Сам Профессор консервы почему-то не ел, зато для голодного волка это оказалась самая подходящая еда, и тоскующий волк немного утолил свой волчий аппетит.

Для Котькина в холодильнике нашлась отварная рыба, которую он съел всю без остатка.

Насытившись, Старый Знакомый улёгся на кухне, возле порога, положив узкую морду на вытянутые лапы.

Котькин осторожно подошёл к нему и попытался затеять приятный разговор. Но по-волчьи кот разговаривать не умел, а собачьего языка (Котькин знал его великолепно!) Старый Знакомый терпеть не мог… Беседа не состоялась…

Тут Котькину показалось, что волк как-то слишком пристально посматривает на его нежно-зелёную шерсть. «Кто его знает, — подумал Котькин, — может быть, в каше не хватило мяса?..» И, бесстрашно задрав хвост трубой, Котькин на всякий случай выскользнул за дверь. Было самое время повидаться со знакомыми кошками — рассказать о городе, о цирке, о злой колдунье Цапе Цопик…

Надо заметить, что днём образованный приятель Котькин любил бывать в колхозном Доме культуры. К сожалению, не в зале, не на сцене, а под самой крышей, на большом' чердаке. Там всегда можно было встретить знакомых и спокойненько побеседовать о том о сём, не опасаясь грубого пса Аспида.

…А тем временем Профессор и Жура поджарили себе яичницу, вскипятили чай. И, позавтракав, мирно уселись возле печки.

— Спасибо тебе, милый, за то, что привёз моего говорящего кота, — сказал Профессор. — Он такой талантливый!.. Да где ж ты его нашёл? И как удалось тебе покинуть цирк? Ведь ты каждый вечер должен быть на манеже со своей свистулькой…

— Нет, вместо свистульки теперь там будет греметь стальная электрогитара… Свистулька-то раскололась на мелкие кусочки!

И, понурив голову, клоун рассказал своему старому учителю, как погибла глиняная птичка, как встретился он с приятелем Котькиным и как преследовала их злая колдунья… Словом, то, что мы с вами уже знаем.

— Как это всё печально! — промолвил Профессор. — И как опасно!

— Опасно? Почему?

— Потому что если кто-нибудь пробивается в большие ведь мы, то в мире сразу же появляется злоба и все вокруг начинают страдать. Вот говорят, будто страшные болезни, большие пожары, смертельные войны случаются тогда, когда солнце светит особенно резко… Нет, милый, солнце здесь ни при чём; оно ведь очень доброе, наше солнышко. А всё дело в том, что кто-то злой и кровожадный пробивается в ведьмы и никого при этом не жалеет — ни человека, ни зверя, ни воду, ни траву, ни небо!.. Колдунья Цапа Цопик, пробиваясь в ведьмы, хочет, чтобы люди сходили с ума от её жуткой музыки. Она, конечно же, хорошо знает, что ласковая, тихая музыка освежает человека, как тёплый дождь, что именно под такую музыку люди задумываются над жизнью. А колдунье надо, чтоб мы думали о смерти! Чтобы жили в страхе! Вот почему её страшная стальная гитара рычит и завывает…

— А говорящий кот?.. Зачем она так упорно гоняется за приятелем Котькиным?

— В этих колдовских и ведьминских делах я не очень-то разбираюсь, — сказал Профессор, снял вязаную шапочку и почесал затылок. — Но в одной книге я прочёл, что у настоящей ведьмы должен быть чёрный кот.

— Но Котькин — он ведь от рождения рыжий?

— Ты его перекрасил в зелёный цвет, а Цапа Цопик легко могла бы его сделать чёрным. Перекрасить можно кого угодно в любой цвет — хоть в синий, хоть в жёлтый, хоть в серо-буро-малиновый с крапинками. Это совсем не трудно. Но вот пусть колдунья попробует сделать нашего Котькина злым! Ничего не получится! Котькин — добрейший кот, справедливый.

— А как вам удалось научить его разговаривать? — спросил клоун. — Просто удивительно! Вы, дорогой Профессор, истинный чародей и волшебник!

— Ах, что ты, милый! Нет-нет, волшебством и чародейством я не занимаюсь. Слишком хлопотное это дело. Конечно, забавно — за пять минут построить сказочный дворец; интересно — усыпить на сто лет какую-нибудь розовенькую принцессу; весело — выйти на лёд одному против целой команды и выиграть хоккейный матч со счётом десять: ноль!.. Забавно, интересно, весело. Но могут быть и неприятности. Или дворец не на том месте построишь. Или усыпишь на сто лет принцессу, а когда она проснётся, то окажется, что это уже не принцесса, а просто старуха… Нет, такие штуки, милый, не по мне!

Другое дело — научить животное разговаривать. Это никому не мешает, никого не беспокоит. Правда, и тут бывают промашки.

Как-то обучил я пению одну сиамскую кошечку. Придумали мы с нею красивую мелодию, слова сочинили: «Я всё хожу-хожу-хожу, я всё гляжу-гляжу-гляжу, мышей сперва люблю-люблю, потом ловлю-ловлю!» И что ты, милый, думаешь? Больше эта кошечка учиться не захотела — купила себе микрофон, организовала «Мяу-ансамбль» и поехала давать кошачьи концерты.

— Не огорчайтесь, Профессор! У вас теперь есть Котькин…

— Да, он прилежный ученик! Конечно, тут у нас не обошлось без волшебства и чародейства… Но больше всего здесь надо было терпения. Очень много терпения! Да ведь мы, артисты, — люди терпеливые…

— Ещё бы!

— Кроме человеческого языка, Котькин изучил несколько других — звериных и птичьих. И теперь пересказывает мне, что делается в семье у воробьев, как поживают мыши в подполье, что хотел бы съесть на сладкое один знакомый жеребёнок… Теперь мы можем по-настоящему помогать животным.

Недавно был такой случай: у моей соседки Доставалихи заболела её пузатая корова. Лежит, мычит и не даёт молока. Даже колхозный ветеринарный врач не мог понять: что с ней такое? А приятель Котькин потолковал с бурёнкой и выяснил, что ей ужасно надоело всю зиму торчать в тёмном хлеву, что ей хочется поскорее в стадо, на зелёный лужок!.. Или другой случай: одна лошадка не пожелала выходить на работу; конюх её сначала по-доброму уговаривал, а потом и кнутом стегал — не идёт да и только! Позвали Котькина, и лошадка сказала ему, что у неё неправильно прибита подкова и ей больно ступать на заднюю ногу… А однажды к нам во двор прилетела сорока — это ещё зимой было — и сказала Котькину, что в лесу, дескать, последний волк шатается, скучно ему там одному; с тоски он даже аппетит потерял и поэтому вовсе не опасен. Перевёл мне приятель Котькин эту сорочью речь, я сейчас же на лыжи — ив лес, с волком знакомиться…

Тут Старый Знакомый, который лежал у порога, сообразил, наверное, что это о нём разговор идёт, встал, подошёл к Профессору, положил морду ему на колени и вздохнул.

— Ах, какой же я недогадливый! — воскликнул Профессор. — Ведь он ещё не привык подолгу находиться в помещении, ему нужен свежий воздух… Мы немедленно идём гулять! Кстати, нам нужна хорошая глина и кружка чистой воды из лесного озера.

Жура, бери вот это ведёрко. А ты, Старый Знакомый, понесёшь в зубах мою лопатку… Постойте! Где же приятель Котькин? Сегодня вечером мы все должны выступить на полевом стане. Я придумал забавное представление… Но до вечера ещё далеко… Вперёд, милый! В тайгу!..

 

О «Красной книге»

и прочем…

На чердаке колхозного Дома культуры были сложены старые декорации для драмкружка и сломанная театральная мебель: огромный холст с намалёванным морем, оконный переплёт от какого-то «старинного дворца», фанерные колёса от фашистской «пушки», безногие стулья, диваны, столы и обломки позолоченного кресла.

В этом кресле восседал нежно-зелёный приятель Котькин и, не торопясь, рассказывал о своём путешествии в большой город. Он вспоминал высокие дома, троллейбусы, трамваи, широкие лужи на сером асфальте… Но особенно подробно говорил о цирке. Оказывается, чтобы встретиться с клоуном Журой, Котькин дважды пробирался в цирк; по неопытности чуть было не угодил в клетку с дрессированным снежным барсом и наверняка запутался бы в цирковых коридорах и вольерах… Но ему помогла одна старая цирковая крыса, которую он прихватил за хвост в конюшне; крыса объяснила, как выйти из цирка, и даже услужливо показала дорогу, по которой Жура обычно возвращался домой.

Разумеется, Котькин рассказал и про колдунью Цапу Цо-пик — как она поймала его рыболовной сетью и как ему удалось удрать через открытую форточку.

А кому он это рассказывал на чердаке? Кто слушал нашего приятеля?

Слушали его несколько соседских кошек и один незнакомый чёрно-белый угрюмый кот с разорванным ухом. Этот кот проживал в дальнем конце деревни: там, где избы подходят к самой тайге. Его пятнистая чёрно-белая шерсть кое-где слиплась от сосновой смолы — значит, он частенько шатался по лесу. Во всяком случае, в деревне его видели редко.

На чердак Дома культуры Угрюмый попал впервые, и всё ему тут не нравилось: и сломанная мебель, и эта компания сытых кошек… Честно говоря, чёрно-белый забрался сюда вовсе не для того, чтобы слушать болтовню какого-то зелёного хвастуна, а для того, чтобы поохотиться на жирных голубей. Теперь получилось, что вместо охоты он попал на лекцию.

Котькин, сидя в позолоченном кресле, говорил с важным видом:

— Я слышал, что есть даже такая толстая «Красная книга», где записаны названия всех редких птиц и зверей… Что значит «редких»? Ну, таких, каких на свете очень мало… каких редко где увидишь.

— А вы записаны в эту книгу? — спросил один котёнок-подросток. — Нежно-зелёную шерсть, как у вас, наверное, нигде больше не увидишь?

— Нет, — сказал Котькин. — Конечно, я довольно редкий кот.

Внешность у меня, как видите, необычная и образование специальное. Но даже меня в эту «Красную книгу» пока что не записали. Во-первых, потому что я не круглый отличник — всегда отставал по математике… только до трех умею считать… А во-вторых, домашних кошек в этой книге вообще нет. А жаль! Ведь если мы захотим, то сможем такие чудеса сотворить, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И даже злая колдунья Цапа Цопик, эта девочка-старуха… Кстати, хочу вас предупредить: если она снова здесь появится…

— Всё ты врёшь! — вдруг перебил Угрюмый с разорванным ухом. — Брешешь! Дуришь малограмотных! Я, конечное дело, в этих ваших городах не бывал. Зато нутром чую: домов в двенадцать этажей не бывает! И снежного барса в клетке тоже не бывает. А конюшня в том цирке — зачем она? Для лошадей? Так на лошадях только в тайгу ездят, а где там, в цирке, тайга? Нету её?.. И выходит, что ты брешешь! Зелёный брехун!.. Видали мы таких, образованных! Вот я никаким языкам не обучен, а любую птицу, какую хошь, мигом словлю. Словлю и так разделаю, что и перышка не останется!

Приятель Котькин даже хвостом не шевельнул, даже глазом не повел в сторону чёрно-белого. Конечно, можно было бы этому Угрюмому порвать и другое ухо… Но разве дракой что-нибудь докажешь?

Котькин сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал как ни в чём не бывало:

— Я хотел сказать, что если злая колдунья опять появится в Весёлых Горах, то нам — котам и кошкам — нужно быть начеку. Сначала она охотилась за образованным, а потом, глядишь, и за неграмотными пустится. От девчонки-старухи хорошего не жди!

— Подумаешь! — сказал чёрно-белый. — Да если хочешь знать, я эту девку-бабку сегодня видел. Полчаса тому назад.

— Где? — Котькин моментально вскочил и прижал уши, как перед боем. — Где ты видел девочку-старуху?

— А в лесу… Возле озера, где глину берут… Её на вертолёте приволокли. Ну, знаешь вертолёт, который следит, чтобы пожара в тайге не было. Вот с него твою девку-бабку и спустили по верёвочной лестнице. Сначала её спустили, а потом сверху гитару скинули — на лету поймала, ловкая!

— А ты что?

— А что я? Я ничего, — ответил Угрюмый и почесал свое драное ухо. — Наше дело — сторона. Кого с вертолёта спускают — бабку или девку, хоть самого чёрта — я в эти дела не встреваю. Моя хата с краю…

— Всё ясно! — воскликнул Котькин. — Она догоняет! Ну, Котькин, лови мышей! Начинается потеха!

 

У озера в лесу

Старенький Профессор стоял на коленях и маленькой лопаткой копал глину. Глина была хорошая, чуть голубоватая; хотелось вылепить из неё особенную, необыкновенную птичку — лучше той, которая разбилась. Чтобы она свистела ласково и тихо-тихо, но чтобы её слышно было далеко-далеко.

Рядышком Старый Знакомый пощипывал траву. У него теперь начиналась новая жизнь, поэтому он немного волновался и выискивал особую траву, успокоительную.

Жура задумчиво бродил среди белых берёз; листва на них едва распускалась, и каждое дерево светилось изнутри, словно таинственный фонарь…

«Какая получится свистулька? — думал клоун. — Будут ли меня слушать, как прежде?.. И что мне делать сегодня на полевом стане?..»

Совсем неподалёку послышался мощный гул вертолёта. «Наверное, лесные пожарные пролетели, — догадался Жура. — А почему так низко? Может быть, загорелся лес?.. Пойду-ка в ту сторону!

Он быстро зашагал по сырой, едва приметной тропочке. Над его головой свистели птицы, а у ног осторожно покачивались таёжные цветы медунки.

Впереди послышались голоса. Клоун прислушался, да так и замер на ходу, с поднятой ногой… Разговаривали двое.

— Что ж вы, гражданочка ведьма, без предупреждения прибыли? Хоть бы телеграммку отбили.

— Некогда мне телеграммки отбивать. Устала я за этим проклятым котом гоняться. Просто замоталась! Хорошо ещё — попутный вертолёт подвернулся.

— Как подвернулся?

— Один вертолётчик сдуру под мою гитару вчера скакал в цирке…

— Где? В цирке?.. Да разве ж вы артистка?

— Выступала там… Увидел меня этот вертолётчик в аэропорту и заахал: „Ах, девочка! Ах! Что ты здесь делаешь? Ах, куда полететь хочешь, девочка? Ах, пожалуйста!..“

— Вот как девочек-то балуют! А я всё в старухах хожу. Уж и платье креп-жоржетовое почти построено, а пуговичек к нему всё нет… Ой, неужто привезли? Вот спасибочки!.. Счастье-то какое!

— Тише, не ори!

— Позвольте, вашу ручку поцелую!

— Некогда! Кота поймать надо…

— Здесь котик наш, здесь. Сама видела, своими глазами. В перекраске был. Такой зелёный, аж глядеть скучно…

— Зелёный?!.

— Зелёный, зелёный. Утречком прибыл. И Журавель при нём. Своими глазами видела…

— А, и клоун тоже здесь… Где же они?

— А вот уж и не скажу — не уследила… Вечером на полевом стане выступать будут: Профессор объявление вывесил. Афишу, значит.

— На полевом стане?.. Ну-ну!..

Голоса умолкли. Хрустнули две-три веточки. И в лесу наступила тишина.

Жура ещё долго стоял не двигаясь. Потом осторожно повернулся и…

— Привет! — раздалось сверху.

Меж ветвей большой берёзы сидел Котькин и старательно точил свои когти.

— Ты что там делаешь? — сказал клоун. — Спускайся вниз, я тебя спрячу.

— Некогда прятаться. Побегу в деревню, поговорю с кошками: представление сегодня…

— Какое представление?

— А на полевом стане. Ты что, не слышал?..

 

При луне, под фонарём

Спроси кого хочешь — в Весёлых Горах каждый знает, что весной сеять нужно быстро, нечего время зря терять.

Колхозное поле находится совсем неподалёку от деревни. Но чтобы ни одна минутка не пропадала даром — трактористы и сеяльщики домой с работы не возвращались, а отдыхали и ночевали на полевом стане. Это такой большой дом, где есть и спальни, и столовая, и душевая… — всё, что требуется для отдыха после нелегкого труда.

Вечером, когда совсем стемнело и круглая белая луна неторопливо выкатилась в небо, трактористы и сеяльщики приступили к ужину. Повариха аккуратно положила в тарелки по полному черпаку поджаристой картошки, тут же пристроила куски жирной баранины и всё это густо облила добрым соусом.

Трактористы и сеяльщики — народ здоровый, сильный. Они в поле хороши, да и за столом неплохи. Быстро справились с ужином. И только встали из-за стола — вдруг:

— Здравствуйте, милые!

— Здравствуйте, дедушка Профессор!

— Все поужинали?.. Тогда быстренько выходите на крыльцо, рассаживайтесь на ступеньках. Начинаем представление.

Перед крыльцом — крохотный дворик. Даже не дворик, а небольшая утрамбованная площадка; за нею выстроились в ряд отдыхающие могучие тракторы — гусеничные и колёсные. К одним тракторам плуги прицеплены и бороны, к другим — длинные тяжёлые сеялки. Всё это под луной блестит, сверкает.

А ночь над весенним полем тёплая, влажная, тихая. Только слышно, как далеко-далеко ночные птицы изредка перекликаются…

Вышли трактористы и сеяльщики на крыльцо, уселись на ступеньках. И хоть при луне видно неплохо, а всё-таки ещё и фонарь над крыльцом засветили.

И тут из-за огромного колеса жёлтого трактора, который стоял немного в стороне от других машин, вышел знаменитый клоун Жура… Все, конечно, его сразу же узнали и громко захлопали в ладоши.

Он низко поклонился уважаемой публике. А потом улыбнулся так весело, что все засмеялись навстречу этой улыбке.

— Мой дорогой учитель — Профессор чародейства, фокусов и забав — попросил меня выступить сегодня перед вами, — сказал клоун. — Но что я могу сделать без своей свистульки? Прежняя вчера разбилась, а новая будет готова только завтра… Нет, играть я не смогу. И петь тоже не буду… А подниму-ка я с земли вот эту соломинку и начну ею размахивать, как дирижёр перед оркестром. И вы сейчас увидите такое забавное зрелище, какого никто в мире ещё не видел. Итак, я начинаю! Раз-два-три-четыре!.. Шагом марш!

И тут на площадку, освещенную луной и фонарём, торжественно и спокойно вышли коты и кошки. Десять… двадцать… а может быть, даже девяносто девять кошек! Они беззвучно шли друг за другом; их длинные хвосты стелились по земле, словно тени.

Что такое! Смотрите, смотрите внимательно — все коты и кошки одного цвета… Все зелёные! Ну и зрелище!..

Только один кот, самый последний, не пожелал перекрашиваться: чёрно-белый, с разорванным ухом, он шёл недовольный и угрюмый.

Соломинка наклонилась вправо, и кошки пошли вправо. Соломинка — влево, и кошки — влево.

Соломинка заплясала в руке Журы: раз-два-три! раз-два-три!.. Кошки разделились по парам и закружились в вальсе. Да-да, в настоящем вальсе!

Трактористы на крыльце сидели неподвижно, как заворожённые. Некоторые даже рты раскрыли от изумления. Ведь всем известно, что кошек дрессировать очень трудно, почти невозможно. А здесь — такой танец!..

Старший сеяльщик сказал с нежностью:

— Ишь ты, как танцуют пуховые!

Зато повариха чуть не заплакала от огорчения:

— Мой-то, мой чёрно-белый с разорванным ухом без пары остался!.. И краски на него не хватило, видать… Ах, бедненький! Сам по себе крутится… Голодный, поди, а ещё и в артисты записался…

Вдруг из темноты выскочила маленькая старуха в ярко-синем джинсовом костюме. Большие квадратные очки отбрасывали белый свет… Она схватила первого попавшегося кота, подняла его за шиворот и закричала:

— Говорящий?.. Отвечай!..

Ни в чём не повинный кот молчал и шевелил лапами в воздухе. Старуха отшвырнула его и схватила другого:

— Говорящий?.. Отвечай!..

Третьего так же… Четвертого… Пятого…

— Говорящий?.. Отвечай!..

— Вы кого-то ищете? — любезно спросил Жура. — Вам кто-то нужен?..

 

Сумасшедший трактор

А соломинка всё приплясывала: раз-два-три! раз-два-три! А зелёные коты и кошки всё кружились в вальсе…

— Да! — крикнула Цапа Цопик. — Мне нужен мой кот!

— Какой масти? — спросил Жура.

— Обыкновенный рыжий кот. Я его купила…

— Сегодня здесь только необыкновенные — зелёные.

— Ты их всех перекрасил, негодяй! — зашипела колдунья.

— Не перекрасил, а загримировал. Это артисты кошачьего балета.

— Враньё! Никакого балета! Это всё выдумки старого негодяя Профессора! Отдайте моего кота.

— А ты сама кто такая, бабуся? — спросили трактористы. — Или тоже артистка?

— Сейчас вы узнаете, кто я такая. Если мне не отдадут говорящего кота, я вам такое представление тут устрою — долго будете помнить!

Соломинка резко поднялась вверх, потом опустилась… Артисты, задрав хвосты, бросились врассыпную. Танец окончился.

Старенький Профессор сделался совсем прозрачным от гнева. Он вышел на площадку и сказал:

— Нет, кот, которого вы ищете, вам не принадлежит! Вы не смогли его отличить среди всех котов и кошек. А ведь у него со всем особенные глаза: умные, смышлёные, весёлые… Мы знали, что вы придёте сюда, и поэтому специально подготовились…

— Хватит болтать о пустяках! — перебила Цапа Цопик.—

Поговорим лучше о деле. Кажется, здесь сегодня в поле что-то посеяли?

— Пшеницу здесь посеяли! Хлеб! — закричали с крыльца.

— А мне это всё равно. Если сейчас же, немедленно, я не получу кота — всё уничтожу. Всё повытопчу. Ничего не пожалею!

Трактористы и сеяльщики расхохотались: действительно, весёлое представление! Что может сделать крохотная старушонка в этом огромном поле?.. Забавно!

— Ахалай-махалай!..

И в руках у старухи появилась рогатая стальная электрогитара. Тридцать три струны грохнули с такой силой, что луна как будто вздрогнула. Люди прижали ладони к ушам и даже зажмурились от этого грохота, словно от яркого света.

И только клоун Жура не спускал глаз со злой ведьмы. Он видел, как, не переставая дергать струны, Цапа Цопик подошла к большому жёлтому трактору и, превратившись в вертлявую девчонку, мгновенно забралась в кабину… Гитара исчезла.

— В последний раз говорю: отдайте кота!.. Не отдаёте?.. Тогда — круши! Дави! Топчи!..

Могучая машина сорвалась с места и, придавливая широкими колёсами пушистую, только что засеянную землю, с невиданной скоростью помчалась по полю!

— Держите её! — закричали трактористы.

— Что она делает!

— Наше поле!.. Наш хлеб!..

Луна светила ярко. Было видно, как жёлтый трактор добежал до конца поля, там развернулся и, как сумасшедший, помчался обратно — никогда ещё эта машина не развивала такой безумной скорости! Плотная полоса твердой утрамбованной земли оставалась за её колёсами.

Из кабины выглядывала и горланила девчонка в джинсовом костюме:

— Уничтожу! Погублю!..

Тогда Жура не выдержал. Этот великий артист, всеми любимый клоун побежал в поле и стал на пути сумасшедшего трактора, широко расставив руки…

Машина летела на него, не сбавляя скорости. Вот она всё ближе… ближе…

— Она его задавит! Убьёт! — закричал старенький Профессор. — Спасите его!..

И Котькин — наш благородный приятель Котькин! — широкими прыжками кинулся наперерез трактору и как бы заслонил собой клоуна. Нежно-зелёный хвост отважно колыхался в лунном свете.

Колдунья затормозила так резко, что машину занесло и Котькин чуть было не попал под колесо…

— Превышаете скорость, — сказал кот. — И тормозите не по правилам.

— Иди сюда, голубок! — поманила его Цапа Цопик, вылезая из кабины и снова обратившись в старуху. — Иди, иди ко мне, не бойся!..

— Мы трактора не испугались… А уж тебя, старая ведьма, я и подавно не боюсь!

— Ах, нет, ещё не ведьма!.. Иди, голубок…

Трактористы стояли поодаль и не слышали этого разговора; они возмущённо обсуждали случившееся.

— Ничего, — сказал старший сеяльщик. — Дело поправимое. А кот — молодчага! Сообразил, что к чему.

Жура наклонился к Котькину и погладил его:

— Спасибо тебе, дружище!

Цапа Цопик подскочила и, схватив кота под мышку, быстро-быстро засеменила куда-то в сторону.

— Прощай, Котькин! — крикнул Профессор.

— Мы тебя выручим! — крикнул клоун.

— Лови мышей! — донеслось из темноты.

Конец второй части

 

Квартира

В самом новом микрорайоне города, где светлые высокие дома, где много скверов и бульваров, а улицы просторны, словно площади — в этом микрорайоне, в доме номер тринадцать, в двадцать первой квартире проживают странные жильцы: бабушка и внучка. Одеваются они одинаково: похоже, что у них на двоих один и тот же джинсовый костюм со множеством пуговиц. Но страннее всего то, что их никогда не видели вместе — то бабушка выбежит из квартиры, то внучка выскочит…

Соседи (а некоторые из них весьма любопытные люди!) никак не могли понять — чем занимается бабушка и что делает внучка? В их квартире частенько гремит странная музыка; пронзительно кричит какая-то птица, а из-под входной двери тянет то жжёной резиной, то серой… Может быть, они — химики?

С соседями бабушка и внучка разговаривали редко. Но иногда сообщали удивительные вещи: «Послезавтра в три часа двадцать семь минут перестанет идти горячая вода». Точно! Именно в это время, ни раньше, ни позже, весь дом оставался без горячей воды. Или: «Арбуз, который вы купили, внутри белый и несладкий». Опять — точно! Разрезали арбуз — попробовали и выбросили…

Недавно в двадцать первую квартиру заходил слесарь-водопроводчик.

Потом любопытные люди его спрашивали: «Ну, что там, в этой квартире?»

— Краны в полном порядке, — отвечал слесарь. — Отопительные батареи не протекают. А в комнатах ничего особенного. На шкафу сидит сова — то ли живая, то ли чучело. А в большой клетке зелёный кот содержится — наверное, импортный… Нормальная квартира. И бабуся вполне нормальная — закуску мне поставила.

Слесарь-водопроводчик, кажется, ничего не понял. Мы-то с вами сразу же сообразили, кто проживает в доме номер тринадцать, в квартире двадцать один.

 

Важное решение

— Ну вот, голубчик, — потирая костлявые руки, сказала колдунья, — теперь от меня не удерёшь! Хватит тебе бегать. Будешь жить в клетке. Если полюбишь бедную Цапочку, я, может быть, тебя выпущу. Сам понимаешь, невыгодно мне кормить бесполезную тварь, которая будет бездельничать взаперти. Но — ничего не поделаешь — сиди пока под замком и привыкай к волшебной жизни… Тебя, кажется, зовут «приятель Котькин»? Никудышное прозвище. У меня ты будешь «Аркадий». Очень красиво: «Говорящий кот Аркадий». И вот что ещё: имей в виду, Аркадий, не будешь разговаривать со мной по-человечески — на завтрак, обед и ужин получишь одну рыбью косточку… Теперь — о цвете. У настоящих ведьм коты бывают только чёрные. Завтра перекрасишься. Впрочем, об этом я посоветуюсь с моими старшими начальницами: сегодня к нам в гости пожалуют две большие ведьмы — Плоская и Толстая. Готовься, Аркадий! Покажи, на что ты способен. От твоего поведения зависит мое будущее. Если помешаешь мне — сразу же отрублю твою глупую башку!.. Ну, заболталась я с тобой, Аркадий: вот-вот придут гости, а у меня ничего ещё не готово!

Старуха очень аккуратно сняла свой джинсовый костюмчик, бережно повесила его в шкаф, шкаф заперла на ключ, а ключ на длинной цепочке повесила себе на шею. Потом набросила на плечи драный шёлковый халат и скрылась в кухне. Вскоре там что-то зашипело, затрещало, и по всей квартире поплыл густой запах серы и горелой резины.

Сверху со шкафа раздался тихий скрипучий голос; это говорила ушастая сова — Котькин прекрасно её понял:

— Слушайся хозяйку — будешь сытеньким!

Перья у совы тусклые, взъерошенные — видать, не очень-то была она сытенькая, хотя и слушалась хозяйку.

— Слушайся — будешь сытеньким!

— Поживём — увидим, — проворчал Котькин.

Он свернулся клубком, прикрыл нос хвостом и притворился спящим. Надо было обдумать свое нынешнее положение и решить: что делать дальше?

Котькин знал, что рано или поздно — всё равно удерёт отсюда. Ну и что из этого?.. Удерёт, скроется — а что потом?.. Опять колдунья начнёт его догонять, преследовать, опять начнёт устраивать всякие пакости… Нет, удрать — это хитрость небольшая. Надо как-то иначе. Думай, Котькин, думай! А что если в самом деле притвориться покорным, побеждённым?.. Зачем без толку удирать? Надо пожить здесь тихо, смирно, до тех пор, пока не откроется тайна девочки-старухи.

В чём состоит эта тайна, он ещё не знал. Но, как и все коты, когда они выходят на охоту, Котькин будет очень осторожным и внимательным.

Ушастая сова трижды громко прокричала.

— Чего орёшь? — выглянула из кухни Цапа Цопик.

— Она говорит: «Гости, гости, гости!»— перевёл Котькин.

— Неужели? — всполошилась колдунья. — А я не одета… Она открыла шкаф, надела джинсовый костюм и побежала к входной двери…

На самом деле гости только сошли с троллейбуса и ещё находились далеко от дома. Но ушастая сова слышала за километр и никогда не ошибалась.

 

Приятный ужин

Дверной звоночек прозвенел один раз длинно: «дряннь!» и два раза коротко: «дрянь-дрянь!»

— Пришли! — обрадовалась Цапа Цопик, распахнула дверь и, обратившись в девочку, присела в низком балетном поклоне. — Милости прошу!.. Я так рада, я так рада!

В комнату вошли две симпатичные особы.

Одна — высокая, плоская, как доска, с коротко подстриженными седыми волосами. Её огромный нос напоминал руль военного корабля. У неё были красивые искусственные зубы, поэтому она часто улыбалась. Говорила она сиплым командирским басом.

Другая — маленькая, толстая, широкая, как будто её сначала вылепили из жирного мягкого пластилина, а потом пришлёпнули сверху, и она расползлась во все стороны. Под оттопыренной нижней губой у неё красовалась великолепная серая бородавка.

— Пррекррасная кварртирра в пррекррасном ррайоне! — рявкнула Плоская, не поздоровавшись. — Даже старые ведьмы не всегда могут получить такую. Ловкая вы, сестрица!

— Стараюсь… — скромно опустила глазки Цапа Цопик. — И добрые люди помогли… Пожалели, дурачки, бедную девочку и несчастную бабушку… Хи-хи!

— Без добрых дурачков нам, старым ведьмам, давно пришёл бы капут! — засмеялась Толстая, потом строго сказала — А ну, хватит прикидываться ребёнком! Знаем эти фокусы — сами специалисты. Мы к старухе пришли, а не к девчонке.

— Как вам, сестрицы, будет угодно!.. — Цапа Цопик приложила руку к груди и обратилась в старуху. — По совести сказать, девчонкой быть нелегко — прыгай, вертись… А кости-то болят, кости-то стариковские…

— Кому вы рассказываете! — воскликнула Плоская. — Вот я когда-то умела превращаться в книгу. Да-да, в обыкновенную книгу под названием «Загадки, шарады, ребусы». Как начнут меня перелистывать — все косточки трещат и жилы вытягиваются. Нет, я уж давно оставила эти шалости.

— А я когда-то любила превращаться в облако… — сказала Толстая.

— В облако? — удивилась Плоская. — Это с вашей-то фигурой?

— Что ж такого? — обиделась Толстая. — Фигура для облака очень даже подходящая. Но — вечная сырость, ветер, сквозняки… Представляете: лечу над землей и чихаю! Ну их, эти превращения. От них для здоровья один только вред, старишься раньше времени.

— Извините, сестрицы, — сказала Цапа Цопик. — Я с вами не согласна. Конечно, вы опытные ведьмы. И вам все эти превращения, наверное, уже порядком надоели… Но мне, бывает, так выгодно вдруг прикинуться ребёнком. Тогда я легко могу делать мелкие пакости и творить большое зло. Вот на днях я на большом тракторе…

— Мы слышали, сестрица, про этот случай. Хорошо. Нам понравилось, — сказала Толстая.

— И про выступление в цирке нам тоже известно. Очень хорошо! — добавила Плоская.

— Я стараюсь… — улыбнулась Цапа Цопик. — Директор цирка предложил мне выступать там каждый вечер, я ему полюбилась. Оказывается, многие люди почему-то любят детей и очень верят детям. Прикинувшись девчонкой, я могу легко всех одурачить — взрослых, ребятишек, мужчин, женщин — всех-всех-всех! И даже зверей могу одурачивать — они тоже доверяют детям! И даже — птичек!.. Хи-хи-хи!..

Приятель Котькин сидел в клетке, прикрыв глаза и словно дремал от нечего делать. Но уши он выставил вперёд и всё внимательно слушал. Слушал и запоминал!

— И есть у меня ещё секрет, — продолжала будущая ведьма. — Только уж вы, сестрицы, меня не выдавайте: я до тех пор буду жить на земле, пока смогу возвращаться в детство. А если вдруг это моё волшебство пропадёт — я сразу же исчезну… меня больше не будет!.. Нет, пусть болят мои косточки, пусть трещат мои жилы, но я хочу жить — хочу быть девчонкой! Хочу прыгать, бренчать на гитаре, мучить кошек и собак, бить стёкла, лупить мальчишек, обливать чернилами учителей — хочу быть настоящей ведьмой!

— Мы подумаем, — сказала Толстая.

— Мы решим, — сказала Плоская.

Уселись пить чай. Это был особенный чай, любительский — с маком и корицей, с перцем и горчицей. Ведьмы пили его с наслаждением.

— Угощайтесь, сестрицы! — говорила Цапа Цопик. — Отведайте вот эти колдовские пирожки, они домашние: сама стряпала.

— Очень вкусно!

— А на каком масле жарили?

— Разумеется, на резиновом!

— А горючую серу добавляли?

— А как же!

— Дивный аромат!

— Вчера была я у доктора… — Толстая утерла пот со лба. — Пожаловалась на боль в животе. Доктор осмотрел меня очень внимательно и сказал, что мой желудок может переваривать жареные гвозди. У вас не найдётся хотя бы несколько штучек?

— Какая жалость! — всплеснула руками Цапа Цопик. — Гвозди все вышли! А может быть, поджарить пару швейных иголочек?

— Благодарю, но иголки для меня слишком тонкая пища.

— Позвольте! — воскликнула Плоская. — Что я вижу!.. У вас в клетке сидит, кажется, кот?.. Зелёный!.. Это кот или крокодил?

— Так точно, кот! — Котькин вскочил на задние лапы, а передние вытянул по швам.

— Какой молодчага! Люблю таких бравых. А как звать тебя, голубчик?

— Аркадий! — отрапортовал Котькин.

— А скажи нам, Аркаша, ты только по-человечески болтаешь? — спросила Толстая.

— Никак нет! Кроме родного кошачьего и кроме человеческого, понимаю и разговариваю на звериных и на птичьих языках!

— Аркадий, — строго сказала Цапа Цопик. — Мои гости очень любят поэзию. Прочти-ка нам что-нибудь нежное, поэтическое.

— Слушаюсь! Будет исполнено! Нежные стихи под названием «Подарок».

— И это всё? — удивилась Плоская. — Дурацкие стихи. Голубчик, ты, может быть, дурак?

— Никак нет! Не дурак, а голодный.

— Что ж вы, сестрица, — Толстая обернулась к Цапе, — учёного кота голодать заставляете. Нехорошо! Кот с образованием должен быть с питанием… Видите, я тоже могу стихами выражаться.

— Ах, конечно, конечно, — засуетилась Цапа Цопик. — Аркадий, ты немедленно получишь рыбную ко… — она хотела сказать «косточку», но, подумав, великодушно произнесла: — котлету! Выходи из клетки, поужинай…

Взглянув на входную дверь — плотно ли заперта? — взглянув на форточку — закрыта ли? — Цапа Цопик осторожно отворила клетку.

Но Котькин не спешил выходить.

— А мне и здесь хорошо! — весело сказал он. — Уютно!

— Пррекррасный кот в пррекррасной кварртирре! — отчеканила Плоская. — У меня живёт учёный крокодил — играет на рояле и очень трогательно поёт «В лесу родилась ёлочка». У него тоже зелёный цвет. Очень современно. Мне нравится… Но поющий крокодил — для моего развлечения. А говорящий кот — зачем он вам?

— Нет, этот говорящий кот — не для забавы, — сказала Цапа Цопик. — Он мне нужен для великого дела. Я задумала сотворить такое, чтобы обо мне потом вспоминали долго-долго… Хочу уничтожить всё живое! Всех зверей и всех птиц!.. Кошки, собаки, голуби, воробьи, зайцы, олени, лебеди… — всех убью, всех уничтожу!.. Аркадий будет моим послушным помощником, моим верным шпионом. Я пошлю его к кошкам — он заманит их в мои капканы. Я пошлю его к птицам — он погонит их в мои силки. Я подошлю его к людям — он будет подслушивать разговоры, доносить мне; а уж я потом позабавлюсь: стану ссорить людей между собой — они начнут волноваться, драться, а может быть, даже и воевать! Обожаю, когда нервничают, ссорятся и воюют!..

Цапа Цопик разгорячилась, раскраснелась. Очки на крючковатом носу покосились. Длинные острые пальцы сжались в кулачки.

Некоторое время гости сидели молча.

Наконец Толстая произнесла задумчиво:

— Да-а, сестрица, большие у вас планы! Широкий размах!

Ещё ни одна старая ведьма не решалась на такие дела. Это на до же! Уничтожить всех зверей и птиц! И людей перессорить меж собой!..

— Драка! Война! Кровь! Это прекрасно! — воскликнула Плоская. — Мы, старые ведьмы, об этом можем только мечтать!

— Но я, сестрицы, ещё не настоящая ведьма, — сказала Цапа Цопик. — Я только скромная колдунья… А уж если вы назначите меня ведьмой…

— Посмотрим, посмотрим, — сказала Толстая, прихлёбывая чай из блюдечка.

— Мы подумаем, — улыбнулась Плоская. — Мы решим!

— Завидую вам, сестрицы! — вздохнула Толстая. — У вас — кот, у неё — крокодил… А у меня — никого. Живу, как сирота, на болоте рядом с кикиморами. Был, правда, у меня один голодный шакал по имени «Сдох-пибидох»; из пустыни бандеролью прислали. Выл по ночам — заслушаешься!.. Скончался от недоедания… Раздобыли бы мне какого-нибудь волка, что ли? А уж я вам помогу — будете тогда настоящей ведьмой.

— Есть раздобыть волка! — Котькин неожиданно выскочил из клетки, прошагал по комнате на задних лапах и лихо козырнул Толстой. — Ждите-надейтесь! Обеспечим волком!

— Сам, что ли, будешь ловить? — усмехнулась Плоская.

— Так точно, сам! А хозяйка поможет…

— Но чтоб зубастый был, — сказала Толстая.

— Не извольте тревожиться! Волк по всей форме — четыре лапы, хвост и зубов полная пасть!

— Ну и кот! Молодчага! — похвалила Плоская. — Быть вам, сестрица, ведьмой!

— Быть! — утвердила Толстая.

Ушастая сова тихо проскрипела.

— Тебе чего? — спросила Цапа Цопик.

— Она говорит: «Кто сытенький — тому спатиньки!»— перевёл Котькин.

Часы пробили полночь.

— Быть вам, сестрица, большой ведьмой! — хором сказали Плоская и Толстая.

И исчезли. Не через дверь ушли, а просто растаяли в воздухе как дым.

 

«Пятая, волшебная»

— Ну, Аркадий! — Цапа Цопик пощекотала Котькина за ухом. — Обрадовал ты меня. Не зря гонялась за тобой. Кормить буду до отвала.

— Чем? — поинтересовался Котькин.

— Воробьями. Сотню воробьев поймаешь — один твой. Ешь досыта!

— Маловато, хозяйка. Хоть бы трёх выделила, а?

— Трёх не дам. А пару получишь.

— Вот и сговорились. Спасибочки!

— Но смотри: больше не удирать!

— Как можно, хозяйка! От вас разве удерёшь? Всё равно поймаете. Нет, я теперь буду жить в клетке: тепло и не дует. Из дому ни шагу!

— А волк?

— Что — волк?

— Ты же обещал изловить волка. Я должна подарить его толстой сестрице.

— Ах, волка изловить?.. Надо подумать.

— Ты же обещал, Аркадий!

— Мало ли что обещал! Сидя в клетке, волка не изловишь.

Волк в лесу проживает…

— А если я тебя отпущу в лес?

— Всё равно один я там ничего не сделаю. Нам с вами, хозайка, вдвоём нужно в лес подаваться.

— И как же мы будем ловить?.. Волк — ведь он кусается!

— А мы ему голову заморочим.

— Как так?

— Очень просто. Вот встретим мы волка. Поздороваемся. И начну я ему рассказывать сказку про Красную Шапочку. А вы, хозяйка, будете перед ним представлять то девочку, то бабушку. Как я скажу «Красная Шапочка» — вы сразу же в девочку обращайтесь, скажу «бабушка» — старушкой прикидывайтесь. От этих превращений голова у волка заморочится, упадёт он в обморок — тут мы его и свяжем.

— «Шапочка», «бабушка» — для меня это пара пустяков!

— Тогда давайте прорепетируем, — сказал Котькин. — Итак, я начинаю: «Жила-была Красная Шапочка»… Очень хорошо!.. «У неё была бабушка»… Отлично!.. «Однажды Шапочка…» Побыстрее превращайтесь в девчонку!., «…пошла в гости к бабушке…» Ещё быстрее!.. «Шапочка пошла к бабушке… а бабушка ждала Шапочку… Бабушка… Шапочка… Шапочка… Бабушка…»

— Я так быстро не могу! — сказала, запыхавшись, Цапа Цопик. — И пуговица оторвётся…

— Какая там ещё пуговица?

— Волшебная… пятая…

— Не знаю никакой волшебной пятой! Мы волка должны изловить, а вы о пуговицах беспокоитесь!.. А ну, быстро! Лови мышей, хозяйка! «Шапочка… Бабушка… Шапочка… Бабушка…»

— Хватит, Аркадий!.. Я устала… Пора отдыхать — уже глубокая ночь.

— Ну что же — отдыхать так отдыхать. Спокойной ночи, хозяйка! — и Котькин забрался в свою клетку.

…За окном непроглядная тьма. Спит весь большой город. Спит дом номер тринадцать. В двадцать первой квартире с присвистом храпит лютая ведьма Цапа Цопик. Она спит, лёжа на спине, спрятав под голову свой джинсовый костюм.

Только ушастая сова, бесшумно взмахивая крыльями, перелетает со шкафа на стол, со стола на клетку…

— Эй, сова! — шепчет Котькин. — Чего не спишь?

— Мне спать не положено. Я ночная птица — охраняю хозяйку… пуговицы её стерегу.

— Ах, вот что!.. А на волю хочешь?

— Конечно, хочу!

— Спи. Скоро тебе будет воля…

До самого рассвета Котькин всё ворочается с боку на бок в своей клетке. Теперь он многое узнал. Узнал самое важное: всё дело, значит, в пятой пуговице. Если она оторвётся — старуха не сможет превращаться в девчонку. И кончится волшебство!

Но как завладеть этой пятой пуговицей? Отгрызть бы её сейчас, ночью, да глупая сова мешает… Как быть?

Ах, как нужна Котькину помощь! Где ж ты, милый Жура? Где Профессор?

Плохо тебе, приятель Котькин! Все секреты разведал, всё, что нужно, узнал. А сам ничего не можешь сделать… Плохо. Очень плохо!

 

«Адрес!.. Дайте адрес!»

На главном входе в цирк висело объявление:

«Ввиду болезни артистов представление отменяется».

Третий день за кулисами волновались и тревожились. Зрители стучали во все двери, звонили по всем цирковым телефонам, спрашивали: «Кто заболел? Когда поправится? Когда же начнутся представления?»

Третий день чрезвычайно умный и всё знающий (но не точно!) Директор цирка теребил свои пышные усы. А на четвёртый день усы слиплись, словно кисточки для конторского клея, и сам Директор, кажется, немножко поглупел.

Он кричал своим помощникам:

— Я вас немедленно уволю! Вы ничего не умеете! Где, я вас спрашиваю, эта девочка с гитарой? Где клоун Жура со свистулькой? Найти немедленно!

Помощники спрашивали:

— Кого найти: гитаристку или клоуна?

— Клоуна! — кричал Директор. — Нет, лучше девочку!.. Ах, конечно — свистульку!.. Или — гитару!.. Журу — Цопик!.. Цапу — Журика!..

Помощники бегали по городу, звонили в милицию, в адресное бюро. Послали телеграмму в деревню Весёлые Горы, и оттуда незамедлительно пришёл ответ: «Профессор чародейства своими помощниками отбыл неизвестном направлении колдунья котом исчезли».

— Какой кот, какая колдунья? — удивлялся Директор.

Он стоял на пустом манеже и в десятый раз перечитывал телеграмму из Весёлых Гор, ничего не понимая…

В тот самый момент к Директору подошел сзади прозрачный старичок в разноцветной вязаной шапочке и согнутым пальчиком осторожно постучал в директорское плечо…

— Что такое? — рассердился Директор, круто повернулся и закричал так радостно, что его усы сразу же распушились: — Ах, кого я вижу! Дорогой Профессор, неужели это вы? В нашем цирке?.. А в телеграмме сказано, что вы отбыли в неизвестном направлении… У меня такие неприятности: исчез наш Журинька, разбилась его прелестная свистулька. Пропала очаровательная девочка-гитаристка Цапочка Цопик… Я отменил представление. Зрители волнуются… Помогите, Профессор!

— Спокойно, милый, спокойно! Жура не исчез. У него новая свистулька и, кажется, получше прежней. Он снова будет выступать…

— Когда?

— Ещё не знаю… Прежде всего нам нужно найти Цапу Цопик. Где она живёт?.. Адрес! Дайте её адрес!

— Если бы я знал! Я сам поехал бы к ней! Ведь этот ребёнок так забавно прыгал.

Директор нахмурился, заметив, что по манежу топает какая-то женщина с красной спортивной сумкой в руках.

— Что вы здесь делаете? — строго спросил Директор. — Посторонним вход воспрещён!

— Позвольте! — удивился Профессор. — Это же моя соседка, тётка Доставалиха! Как вы сюда попали, тётушка?

— Я вам не тётя, а вы мне вовсе не племянник! — рассердилась Доставалиха. — Все вы тут обманщики и жулики. А я женщина честная, пострадавшая. И пусть ваша артистка — гражданочка ведьма — даст настоящие пуговицы или возвернёт кота. Я ведь и в газету могу написать про такое безобразие…

— Что такое? — Директор обеими руками схватился за свою лысую голову. — Свистулька… гитара… Профессор… ведьма… газета… пуговицы… красная сумка… вход запрещается… Я схожу с ума… Ведьмы в нашем цирке не работают! А я окончательно схожу с ума…

— Как так не работают? — разозлилась Доставалиха. — А кто с вертолётчиком скакал? Тут она работает, это уж точно! А пускай предоставит настоящие пуговицы. У меня креп-жоржетовое платье построено. Я тоже хочу стать молоденькой!

— Милая тётушка, расскажите всё по порядку, — попросил Профессор.

— Какой же порядок, ежели беспорядок! Тут и рассказывать нечего. Я вашей гражданочке ведьме возила из деревни творожок домашний и сметанку. Сообщила, что у нас в Весёлых Горах кот разговору обучается… Ну, в общем, там всякое между нами было… И котик у меня во дворе заблудился…

— Я всё знаю, соседушка, — сказал Профессор. — Он не заблудился. Вы похитили приятеля Котькина и продали его колдунье. Что ж вы за это получили?

— А вот! — на ладони у Доставалихи сверкали дешёвые металлические пуговки. — Она сказала: «Пришей к платью, как потом дёрнешь незаметно за пуговку — враз в девчонку переменишься!» А кому не хочется снова девчонкой стать?.. Я креп-жоржетовое платье построила, пуговицы нашила. А они все как есть фальшивые: дёргаю, дёргаю — и никакой тебе перемены… Жулики вы тут собрались и обманщики!

— Мы-то здесь при чём? — спросил Директор.

— А как же! Вы — её начальник. Гражданочка ведьма сама сказывала, что в цирке, мол, выступала, на гитаре играла.

— Ничего подобного! В нашем цирке выступала очень милая девочка с гитарой…

— Она самая ведьма и есть! Оборотень. Девочка-старуха.

— Оборотень?!. — Чрезвычайно умный и всё знающий (но не точно!) Директор опять схватился за голову. — Девочка-старуха?.. В том-то и дело, что в цирке её нет и где она живёт — неизвестно!

— Почему ж неизвестно? — сказала Доставалиха. — Очень даже известно: новый микрорайон, дом тринадцать, квартира двадцать один. Там и проживает.

— Спасибо! — маленький прозрачный Профессор вдруг чмокнул Доставалиху в щёку. — Спасибо, соседушка! Теперь-то мы знаем, где наш приятель Котькин!.. Жура, ты запомнил адрес?

— Запомнил! — раздалось из темноты зрительного зала.

Там в последнем ряду сидел грустный клоун и осторожно гладил по спине Старого Знакомого — серого волка.

Волк человеческого языка не разумел, о чём идёт разговор — не понимал, и от этого вздохнул с особенной тоской.

 

Топлёное резиновое масло

Приятель Котькин всё утро сидел на подоконнике, под закрытой форточкой, и смотрел вниз на улицу.

За окном висел мелкий весенний дождик — казалось, ему конца не будет. Люди торопливо бежали по мокрому асфальту, шлёпали по лужам, прятались под зонтами и плотнее запахивали блестящие от дождя плащи.

Ушастая сова, сидя на шкафу, крепко спала.

Цапа Цопик с утра опять жарила колдовские котлеты на топлёном резиновом масле, и вся квартира пропиталась мерзким запахом.

Но ведьма позавтракала с удовольствием. Потом встала перед зеркалом и, подёргивая пятую волшебную пуговицу, превращалась то в девочку, то в старуху. Когда она становилась девочкой — подкрашивала серым карандашом веки и мазала помадой тонкие губы. А когда делалась старухой — выщипывала жёсткие седые волосы над верхней губой и на подбородке.

— Ах, я и в старости выгляжу ещё милой и симпатичной, — говорила она, любуясь собой. — А уж девица — так просто прелесть! Не правда ли, Аркадий?

Котькин не отвечал.

— Ты меня слышишь, Аркаша?.. Что с тобой, Аркадий!.. Нежно-зелёный хвост Котькина как-то нелепо завертелся, усы задергались, глаза закрылись, и он, как мешок, свалился с подоконника на пол… Вот он судорожно потянулся и неподвижно замер.

— Аркадий! Аркадий! — закричала Цапа Цопик. — Что с тобой? Пропали все мои надежды! Рухнули мои планы!.. Аркадий, ты жив?..

— Ещё жив… — слабеньким голосом отозвался Котькин. — Но вот-вот помру…

— Почему помрёшь? Что с тобой, Аркадий?..

— Я задыхаюсь… Резиновое масло… И жжёной серой пахнет!.. Умираю…

— Не умирай, Аркашенька! Я проветрю комнату — вот видишь: открываю форточку… Не умирай!

— Вы сами, хозяйка, пропахли резиновым маслом… Примите душ… Вымойтесь хорошенько… Этот запах!.. Я сейчас умру!

— Хорошо, хорошо! Я сделаю всё, что ты хочешь! Только не умирай! Ты мне очень нужен, Аркадий!.. Проклятое резиновое масло! Я иду принимать душ! Только не умирай, пожалуйста, хвостатенький!..

Старуха лихорадочно содрала с себя джинсовый костюм, швырнула его на пол и поспешила в ванную комнату… Вскоре там заплескалась вода.

Котькин легко вскочил на ноги и бросился к ярко-синему костюму. Теперь только бы не ошибиться!

Вот она — джинсовая куртка! Первая пуговица… вторая… третья… А где же пятая?.. Ах, беда: Котькин умел считать только до трёх! Он плохо учился по математике — и вот… Первая… вторая… третья… Какая же тут из них пятая?..

А вода в ванной комнате плещется всё тише — сейчас ведьма закончит мытьё… Скорей, Котькин! Лови мышей!..

Но — что такое?.. Вот эта пуговичка, если приглядеться, чем-то отличается от остальных… Котькин понюхал её и даже лизнул: сладкая!.. Она вовсе и не металлическая, она — леденец, конфетка!

Приятель Котькин отродясь терпеть не мог сладкого. Поэтому пуговицу он есть не стал, но быстро перегрыз нитки, которыми она была пришита к костюму.

— Эй, сова!..

Ушастая сова раскрыла свои круглые глаза:

— Что случилось?

— Хочешь на волю?.. Лети — форточка открыта! Спросонья сова пару раз стукнулась в оконное стекло и только потом вылетела в форточку.

Котькин прыгнул вслед за ней. В зубах он зажал обрывок нитки, на которой болталась волшебная пуговица-леденец…

 

Верхом на троллейбусе

Четыре человека и серый волк подбежали к дому номер тринадцать.

— Здесь! — сказала тётка Доставалиха. — В двадцать первой квартире она и проживает, эта ваша артистка.

— Всё равно я не верю, что она колдунья, — сказал Директор цирка.

— А я не верю, что сейчас встречусь с Котькиным! — сказал Профессор.

Старый Знакомый, который от долгой жизни в лесу стал очень наблюдательным, задрал кверху узкую морду и вдруг тихонько заскулил: он заметил высоко на карнизе что-то похожее цветом на первую весеннюю травку…

Жура посмотрел туда же, куда глядел волк, и уже хотел закричать «Котькин!», но в этот момент из подъезда выскочила растрепанная полуодетая старуха: на ней была надета ярко-синяя джинсовая куртка, а под курткой — купальный халат, из-под которого виднелись костлявые голые ноги.

— Караул! — орала старуха. — Ограбили! Обворовали!

…Шёл мелкий дождик. Карниз, где притаился Котькин, сделался скользким. На нём долго не просидишь!..

Котькин сжался в комок и, собрав всю свою кошачью силу, прыгнул с карниза на высокий тополь, что стоял возле дома. Но в момент прыжка его задние ноги скользнули по мокрому карнизу, и нежно-зелёный кот, не долетев до дерева, упал на асфальт, прямо под ноги Цапе Цопик.

— Ага! — обрадовалась старуха. — Вот он!.. Пуговица!.. Сейчас поймаю!

Конечно, она поймала бы Котькина. Но Старый Знакомый вдруг сообразил, в чём тут дело (недаром же несколько дней прожил с хорошими людьми!); он вцепился своими острыми зубами в купальный халат и придержал старую ведьму.

— Котькин, беги! — крикнул Профессор.

— Лови мышей! — закричал Жура. — Быстрей!.. И приятель Котькин помчался.

Он бежал по лужам, перепрыгивал скамейки на бульваре, пересекал газоны, перебегал улицы… Завидев бегущего кота, шофёры притормаживали свои машины. А Котькин несся по улице, как совершенно неграмотный — не соблюдая правил уличного движения!

Блестящая пуговица-леденец на тоненькой ниточке болталась возле рта. И Котькин больше всего на свете боялся её потерять!

А вслед за Котькиным прямо по лужам и по газонам мчалась полуодетая старуха. За нею — тётка Доставалиха. За Доставали-хой — клоун Жура. За ним — Директор цирка. А за Директором — едва поспевал, задыхаясь, прозрачный старичок в вязаной шапочке с помпоном; на тонкой бечёвке старичок держал серого волка и всё время командовал: «Рядом!.. К ноге!..»

— Пуговица! — кричала Цапа Цопик. — Отдай пуговицу, преступник! Шарлатан! Бандит!

Ведьма догоняла Котькина; расстояние между ними всё сокращалось, а сил у нежно-зелёного приятеля становилось всё меньше…

И тогда Котькин, внезапно свернув в сторону, быстро забрался на какое-то невысокое деревце, а с него прыгнул на будку телефона-автомата, которая стояла возле самой троллейбусной остановки.

Подкатил троллейбус. Двери открылись. Одни пассажиры вышли, другие вошли. Двери захлопнулись. Машина тронулась. И Котькин ловким прыжком махнул с автоматной будки на троллейбусную крышу!

…Вот какую удивительную картину наблюдали прохожие на улице. Верхом на троллейбусе сидел кот непонятного цвета. Он небрежно помахивал хвостом и свысока смотрел на растрёпанную полуодетую старуху, которая во весь опор скакала за троллейбусом. За старухой, шумно хлопая мокрой юбкой, бежала тётка, размахивая красной спортивной сумкой…

— Аркаша! — кричала старуха. — Не разбей пуговицу! Я сразу же погибну!.. И ты тоже…

Она не договорила, потому что в эту самую секунду приятель Котькин разгрыз пуговицу-леденец; как и всякий кот, он презирал сладости. Но ведь надо было как-то избавляться от этой проклятой волшебной конфетки! И Котькин, фыркая и морщась, разжевал своими острыми зубами пуговицу… Он оглянулся: что это?

Цапа Цопик — девочка-старуха, колдунья и злая ведьма — вдруг сделалась совсем маленькой! Она всё ещё бежала, размахивала руками, что-то кричала нехорошее, но становилась всё меньше… меньше… меньше… И совсем исчезла. На мокром асфальте даже следа не осталось.

Тётка Доставалиха остановилась, растерянно посмотрела вокруг, потом махнула рукой… И пошла куда-то продавать своё креп-жоржетовое платье, которое лежало в её красной спортивной сумке.

Жура, Профессор, Директор цирка и Старый Знакомый не побежали за троллейбусом.

— Зачем? — сказал клоун. — Идёмте-ка лучше в цирк — приятель Котькин знает туда дорогу. Там и встретимся.

А нежно-зелёный кот сидел на крыше троллейбуса и спокойно разглядывал большой город… Впрочем, отчего же «нежно-зелёный»? Под дождём голубая акварельная краска смылась, и наш приятель снова сделался рыжим, каким был всю жизнь до этого приключения.

Троллейбус прикатил в центр города. Вот — большой парк. Следующая остановка «Цирк!»

Туда-то нам и надо!

 

«Сегодня и ежедневно!»

Почти в самой середине нашего большого государства находится большой город.

Почти в самой середине большого города находится большой цирк.

А над главным цирковым входом сияют большие буквы:

«Сегодня и ежедневно! Клоун Жура и его новая свистулька! Приходите смотреть и слушать, смеяться и мечтать!»

Каждый вечер знаменитый клоун выбегает на манеж в своих неуклюжих остроносых ботинках. Он с огромным удовольствием разглядывает публику. Он подпрыгивает и переворачивается в воздухе через голову. Он сквозь бетонный купол видит звёзды на небе… А потом достаёт из кармана глиняную птичку. И в цирке наступает такая тишина, что слышно, как шуршат опилки на манеже.

И начинается мелодия — добрая, как жизнь хорошего человека. Нота тянется за нотой. За одной песенкой течёт другая. Всё просто, всё бесхитростно и очень серьёзно.

Люди слушают, затаив дыхание. Каждый думает: «Это он про меня играет, обо мне рассказывает!»

А свистулька говорит, что мир вокруг устроен, в общем, не так уж плохо, что он бесконечен, как эта музыка. А если в нём и случаются неприятности, то не следует их бояться, потому что рано или поздно всё плохое непременно кончится. А всё хорошее будет продолжаться и продолжаться.

Стоит посредине манежа, поджав одну ногу, похожий на скрипичный ключ, клоун по прозвищу Жура.

Вокруг него две тысячи зрителей. Он играет для них.

За сотни километров, в таёжной деревне Весёлые Горы сидят у телевизоров трактористы, сеяльщики, пастухи, доярки — Жура играет для них. Они слушают и думают: «Хороша свистулька— из нашей глины сделана, на нашей воде замешена!»

Играет клоун Жура, поёт свистулька…

А в это время за кулисами цирка чрезвычайно умный и всё знающий (но не точно!) Директор уговаривает старенького Профессора:

— Ну, пожалуйста, оставьте волка у нас. Мы научим его играть на электрогитаре…

— Нет-нет! — возражает Профессор. — Это совсем ни к чему!

Старый Знакомый будет жить со мной в деревне. Ведь я теперь остался один — приятель Котькин подружился с клоуном, и они не желают расставаться… До свидания, милый Директор!

…А совсем неподалёку от цирка, в небольшой уютной квартире на девятом этаже, лежит на диване рыжий кот.

Вот на лестнице раздаются знакомые шаги; вот открывается входная дверь…

— Как жизнь, приятель Котькин?

— Мяу!.. — отвечает кот.

— Соскучился без меня?

— Мяу-мяу! — кот машет хвостом и мурлычет.

Да-да, наш Котькин больше не разговаривает по-человечески. Та пуговица-леденец была заколдована: как только Котькин её разгрыз — он сразу же разучился говорить на всех языках, кроме родного кошачьего.

Но когда с ним беседуют хорошие люди — он понимает решительно всё! Он, как и все кошки, очень любит, когда с ним говорят ласково.

Пожалуйста, имейте это в виду!

1981 г.