Актуальность разработки вопроса о том, что именно составляет объект права, на что именно норма дает нам право, определяется необходимостью установления точного и последовательного марксистско-ленинского правопонимания в этом коренном вопросе, возбуждающем до сих пор горячие споры. Это необходимо прежде всего для создания устойчивой и надежной исходной позиции при построении понятия правоотношения, которое вместе с понятием нормы права является важнейшей частью теории социалистического объективного и субъективного права.
Эта задача важна как для исследовательской работы в области теории государства и права и специальных правовых дисциплин, так и для правильного, проверенного, четкого преподавания ведущих правовых тем в этих дисциплинах. Решение поставленной проблемы имеет большое значение также и для нужд судебно-административной практики, и для правильной разработки и оценки международных актов и внешнеторговых договоров.
Обращаясь к этой задаче, мы имеем в виду подвергнуть ее анализу в общем виде с использованием, разумеется, также и данных конкретных наук, преимущественно науки гражданского права, для решения поставленных здесь вопросов.
I
Для выяснения понятия объекта права установим прежде всего следующие основные, исходные положения.
1. Правоотношение есть отношение общественное – следовательно, отношение только между людьми. Это декларативно признается со времен Савиньи в его системе современного римского права, т. е. уже более ста лет. Но мало признать в теории («вообще»), что правоотношения существуют только между людьми. Надо из этого сделать по крайней мере тот конкретный вывод, что правоотношение, следовательно, не может быть между человеком и вещью, т. е. «право на вещь» есть лишь условное, словесное сокращение, а не точная научная формула для понятия. Поэтому и «объектами права являются не материальные объекты, так называемые вещи, а лишь действия в отношении вещей…» «Люди же и вещи так же не являются «элементами» правоотношения, как не являются элементами электричества эбонитовая палочка и кожа, трением которых создается электричество». Даже вещное право есть право не на вещь, а «на действия каждого… в отношении данной вещи», например, на действия отрицательные (не посягать на вещь); поэтому всякий, у кого находится чужая вещь, обязан отдать ее собственнику.
Кроме отрицательных, существуют положительные действия, обязательные для не собственников: например, по ст. 131 Конституции СССР, по ст. 68а, 69 ГК и ст. 95–105 Ветерин. уст.; ст. 63, 85–87а, 168, 176 УК.
Эти и другие реальные действия, совершение которых в пользу собственника являются обязательными, кажутся, однако, менее реальными и наглядными, чем «право на вещь». Но в этом «праве» еще нет не только ничего реального, но даже и определенного, пока мы не знаем, каково действительное содержание данного «права на вещь», – будь то собственность, залог или наем, пока мы не знаем, какие именно чужие действия заключаются в данном праве, т. е. каковы должны быть действия обязанного, которые вправе вынуждать управомоченный.
Нет никакого юридического содержания в указании на вещь как объект права, ибо одна и та же вещь может служить «объектом» самых различных прав, и тогда у самых различных прав оказался бы один и тот же объект.
Например, если действующая в качестве комиссионера импортная организация передала перевозчику для доставки покупателю купленную для него комиссионером машину и застраховала эту машину, погруженную на морское судно, то на эту машину могут быть права: 1) у комиссионера, которому принадлежит на нее залоговое право в обеспечение уплаты еще невыплаченной за нее комиссии; 2) у перевозчика – право удержания машины до уплаты фрахта; 3) у продавца – право запрета выдачи машины покупателю до уплаты покупной цены; 4) у товарного склада – право удержания груза до уплаты за его хранение и т. д. Таким образом, вещь является «объектом» не одного определенного правоотношения, а многих правоотношений, способных перекрещиваться в вещи.
Происходит это потому, что сама вещь вообще не может быть объектом правоотношения, ибо для права вещь предопределяет лишь объем, границы, в которые заключено право, т. е. вещный предел прав и обязанностей, связанных с вещью. Кроме того, право имеет дело не с вещами как «сущностями», а с такими их свойствами, из которых по закону должны следовать определенные обязательственные действия людей, т. е. эти свойства вещей объявляются в законе юридическими фактами (время, место или образ действия), из которых вытекают права и обязанности. Например, из неделимости вещи (машины) вытекает солидарное обязательство двух заводов, вместе обязавшихся ее изготовить, или двух кредиторов, солидарно заказавших машину, «из коих каждый вправе предъявить требование в полном объеме» (ст. 116 ГК РСФСР). Тоже относится к другим юридическим свойствам вещей – «внеоборотности», «служебности», «заменимости», «потребляемости», «индивидуальности» вещи.
Негодность понятия «господство над вещью» видна из того, что правовое воздействие, вытекающее из господства, возможно только по отношению к человеку, ибо только у человека имеется сознательная воля, только он способен сознательно реагировать на социальное воздействие. Поэтому только в виде образа (т. е. в переносном значении) можно говорить, например, о «господстве» горы над равниной, о «господстве» лица над вещью и т. п. «По отношению к животному, к земле и т. д. в сущности не может быть какого-либо отношения господства в силу их присвоения, несмотря на то, что животное несет службу. Предпосылка отношения господства – это присвоение чужой воли. Следовательно, то, что лишено воли, – как, например, животное, – способно, правда, нести службу, но это не делает из собственника – господина».
Таким образом, вещи (и имущество) не являются объектами прав, ибо к вещам возможно только техническое отношение (например, экономическое их использование), т. е. отношение целесообразности, а не принципа.
В отношении экономических явлений установлено Марксом то положение, что экономические отношения возможны только между людьми, а не между людьми и вещами. Но тем более для юридических отношений как идеологических надо признать, что юридические отношения возможны только между людьми, а не между людьми и вещами.
Принципиально неправильно также рассмотрение в качестве одной категории объектов права: 1) вещей как экономических благ и 2) действий как актов поведения, ибо между вещами и действиями существует столь глубокое принципиальное различие, что оно исключает их объединение по какому-либо общему основанию, имеющему юридическое значение.
2. Элементами, из которых состоит правоотношение, являются: 1) обязанность одного лица (обязанного) совершить или не совершить действие, и 2) право другого лица (управомоченного) на совершение или несовершение обязанным лицом этого действия. Совокупность обязанности к действию и права на действие составляет содержание правоотношения. Из этого следуют два вывода: во-первых, элементами правоотношения, т. е. составными частями его, не могут быть ни субъекты, ни вещь, поскольку они оба материальны, а правоотношение представляет собой явление идеологического, надстроечного порядка; во-вторых, если объектом права является чужое действие (действие обязанного), то не может быть права на свои собственные действия. Например, право передвижения не есть право управомоченного на свои волевые акты; реальное право передвижения есть право управомоченного на непрепятствование со стороны других его передвижению. Это – его право на действия тех, кто мог или хотел бы помешать ему совершать акты передвижения, следовательно – на их воздержание от помехи его передвижению (право на пассивное действие обязанных лиц и на содействие органов власти).
То, что свобода передвижения есть право на воздержание всех других лиц и органов государства от помехи передвижению, видно из следующего примера. До 1815 г. правительство Англии запрещало эмиграцию машиностроительных рабочих под страхом тяжелого наказания, а в 1863 г. оно воспрепятствовало эмиграции рабочих хлопчатобумажного производства. Это доказывает, что у английских рабочих не было подлинной свободы передвижения, поскольку не существовало соответствующей этому праву обязанности органов государства не мешать передвижению рабочих.
Таким образом, не собственное действие управомоченного составляет объект его права, а действие обязанного в обоих видах, т. е. его активное или пассивное действие. Это значит, что только чужое действие и составляет объект права и объект обязанности, т. е. объект всего правоотношения в целом.
Возражая против «права на вещь» как научно годного понимания и объяснения юридических отношений, мы вполне признаем его как практически годное, условное и наглядное обозначение вещного предела права собственности, его вещных границ.
«Право на свои действия» у собственника есть также сокращенное выражение тех действий несобственников, которые для них обязательны. Право собственности как монопольное право заключается в запретности каких-либо действий для всех несобственников в отношении собственности. Следствием этого является возможность разнообразных действий для собственника, возникающая из его права собственности. Обязанности несобственников, отрицательные и положительные, а также возможности, открытые в силу этого для собственника, образуют у последнего «право на свои действия». Это сокращение, конечно, не претендует на качество научной формулы, проверенной в своих исходных основах и вытекающих из нее логических выводах, но имеет право на существование как оборотная сторона тех важных обязанностей, которым это право соответствует.
Таким образом, «право на свои действия» не есть односторонняя управомоченность без наличия у других лиц соответствующих обязанностей. Управомоченный обычно действует по самым различным, кроме правовых, мотивам – экономическим, политическим, моральным, утилитарным и т. д., но его действия не должны нарушать объективного права. Если он и действует по мотивам и основаниям, а также в формах, которые дозволены или даже предписаны правом, то также говорят, что управомоченный имеет право на такое свое поведение. Но это лишь означает, что он имеет право на чужое воздержание от помехи его действиям или даже на содействие им.
3. Действие обязанного есть одновременно и объект права, и объект обязанности. Например, объектом права кредитора является совершение должником платежа долга. Это же действие выступает также объектом обязанности должника, т. е. кредитор имеет право на то самое действие, к которому обязан должник. Все это означает единство (тождество) объекта права и обязанности в правоотношении, нераздельность и одновременность их существования как лицевой и оборотной стороны правоотношения. Право и обязанность составляют, таким образом, не отделимые друг от друга и взаимно противоположные элементы того единства, которым является правоотношение.
4. Право на чужое действие как возможность требования определенного действия означает вынужденность поведения обязанного лица. Эту вынужденность укрепляют тогда параллельные основному, обеспечительные правоотношения управомоченного с обязанным: штраф, поручительство, залог и т. д., а также правоотношения управомоченного и обязанного с органами суда и управления в различных областях права.
Таковы четыре основных положения, определяющих существо и элементы правоотношения.
II
Этим четырем основным моментам теории правоотношения противостоят в буржуазной науке: 1) множественность объектов правоотношения (вещи и действия, лица и части тела, личные блага и т. д.); 2) объект права всегда отличается от объекта обязанности; 3) существует особое право на свои собственные действия; 4) резко выделяется важнейшее «право на вещь». Возражения отдельных буржуазных ученых против некоторых из этих мнений, господствующих в буржуазной науке, представляют собой положения, обычно идеалистические, не возвышающиеся до выявления общественной природы правоотношений, и содержат два порока, отмечаемые в самой буржуазной литературе. Эти возражения, во-первых, не идут дальше общих положений и, во-вторых, не пригодны в конкретных областях права, где авторы сами опровергают свои общие положения.
Так, в Курсе гражданского права Планиоля, называемом теперь «великим учебником», Планиоль пытается утопить право собственности, регулирующее основы производственных отношений, среди других субъективных прав на том основании, что каждое субъективное право дает «известное превосходство его обладателю». Но автор сам возражает себе, говоря: «Так как в этом мире вещи находятся в ограниченном количестве, то собственник находит в этой монополии эксплуатации известную выгоду». Планиоль, однако, не договаривает, что монополия эксплуатации заключается во всеобъемлющем и жестоком классовом господстве ничтожной кучки собственников средств производства над подавляющим большинством общества. Игнорированием этого общественного классового момента восстанавливается пресловутое «отношение к вещи». На место общественного отношения людей между собой ставится, таким образом, отношение лица к вещи, затушевывается то обстоятельство, что в эксплуататорском обществе за «господством» человека над вещью, т. е. за кажущимся отношением человека к вещи, стоит господство человека над человеком. Но господство собственника «над вещью» имеет только тот правовой смысл, что никто, кроме собственника, не имеет права определять назначение вещи, а также условия и формы обладания и распоряжения ею, ее бытия и небытия. Все это означает запретность, огражденность, недоступность вещи собственника кому бы то ни было без прямого согласия собственника.
Такое построение собственности лежит в основе ее правового регулирования в классовых формациях. В буржуазном обществе в интересах господствующего класса капиталистов, собственников средств производства, устанавливается буржуазным государством под охраной его органов недоступность этих средств для непосредственных производителей. Трудящиеся допускаются к средствам производства лишь с согласия их собственников и на односторонне продиктованных условиях труда. В основе этого правового построения собственности лежит тот исторический факт, что исключительное владение и распоряжение средствами производства как положительный признак собственности фактически предшествует подчинению трудящихся, под угрозой их голодной смерти, установленным для них условиям их труда.
Таким образом, право собственности в буржуазном обществе выражает прежде всего отношение капиталистов и рабочих, т. е. не отношение капиталистов к их средствам производства, а их право диктовать свои односторонние классовые условия труда трудящимся, пока они не встретят их организованное сопротивление и борьбу, приводящую к ограничению этих условий в пользу трудящихся. Таково положение собственности как в масштабе всего капиталистического государства, так и на отдельных его предприятиях.
Следовательно, право собственности на средства производства, определяемое буржуазными юристами как право «господства над вещью», есть на деле отношение собственника не к вещи, а к несобственникам, в особенности отношение между собственниками средств производства и трудящимися.
«Первоначально, – говорил Маркс, – право собственности было основано на собственном труде. Теперь право собственности выступает как право на чужой труд и как невозможность для труда присвоить себе свой собственный продукт». Таково «непосредственное отношение собственников условий производства к непосредственным производителям» как сокровенная основа всего общественного строя.
Право собственности в социалистическом государстве противоположно по содержанию и по форме праву капиталистической собственности. Правоотношения между членами социалистического общества определяются основою этого общества – общественной собственностью на средства производства. Нормы о праве собственности в СССР выражают волю всего советского народа и служат целям строительства коммунизма. Социалистические правоотношения, проникнутые демократизмом и обеспечением прав трудящихся, полностью соответствуют их интересам и исключают всякое неравенство и эксплуатацию.
В нашей стране право собственности на средства производства есть лишь одна сторона такого правоотношения между собственником этих средств – социалистическим государством и трудящимися, в котором государство не противостоит трудящимся, а в качестве их законного представителя создает организацию производства, обеспечивающую максимальную защиту их интересов и проведение в жизнь их воли. В силу этого социалистическое государство в лице своих органов вправе и обязано организовать производство и управлять им, а непосредственные производители, трудящиеся, вправе и обязаны работать на этих средствах производства, причем органы государства оплачивают их труд, а трудящиеся подчиняются их руководству. Здесь немыслим антагонизм между государством как собственником средств производства и трудящимися. Возможен лишь спор между отдельным органом государства и отдельным трудящимся, например в случаях, когда трудящийся нарушает свои трудовые обязанности либо когда должностные лица не создают или не поддерживают нормальных условий труда.
Право собственности на средства производства как право социалистического государства содержит в себе: 1) отрицание этого права за кем бы то ни было, кроме государства, будь то орган государства, отдельные граждане или их объединение, и 2) обеспечение этих прав за государством в лице его полномочных органов, организующих труд рабочих и служащих в государственном секторе социалистического производства.
Объектом личной собственности в СССР является право собственника на действия несобственников, связанных обязательным соблюдением его прав по ст. 58 ГК и чл.
Таким образом, право собственности вместе с неотрывными от него обязанностями несобственников может быть полноценно понято только как отношение собственника к несобственникам, но не как право собственника на вещь, господство над вещью и т. п. Как и всякое право, право собственности есть право на чужие обязательные действия в виде воздержания от помехи собственнику в его осуществлении прав собственности, в виде положительных обязанностей перед собственником, содействия ему и т. д. Будучи огражден правом от вмешательства других и даже поддержан против них при осуществлении своего права, собственник беспрепятственно осуществляет разнообразные отдельные правомочия собственности (право владения, пользования, распоряжения и т. д.).
III
В теории советского социалистического права монистическое понятие объекта права как действия медленно, но неуклонно преодолевало понятие объекта права как вещи. В 1929 г. П. И. Стучка еще рассматривает «два слагаемых элемента права: с одной стороны, живого человека – субъекта права и, с другой стороны, мертвую вещь – объект права», но тут же приводит известное положение Маркса о том, что машина есть вещь, но «при определенных отношениях она становится капиталом», а «капитал есть общественно-производственное отношение». Однако обычно некоторые авторы все еще проводят то различие между объектами права, что в вещных правоотношениях объектом права является вещь, а в обязательственных – действие.
Но уже в середине 20-х годов прокладывает себе дорогу монистическое положение, что единственным объектом права является действие. Этим полностью отрицалась теория «прямого господства над вещью». Возражая против этой теории, В. К. Райхер в 1928 г. писал: «…всякое правоотношение и, в частности, „вещное“ есть отношение между людьми, а не между людьми и вещами. Этот „социальный“, „междучеловеческий“ характер права подчеркивается в последнее время все сильнее и сильнее…» Иначе получается «фетишизация» вещи. «Проявление „проекция“ в вещах междулюдских отношений принимается… за подлинные „отношения к вещам“. В плену этого воззрения и состоит доктрина непосредственного господства над вещью» как теория, «старейшая по времени и устаревшая по существу».
А. В. Венедиктов, не выступая, как и В. К. Райхер, сторонником монистический теории действия как объекта права, четко и ясно писал: «Итак, собственность – всегда общественно-производственное отношение, отношение между людьми по поводу средств и продуктов производства, но не между людьми и принадлежащими им средствами производства». Позднее, в 1954 г., А. В. Венедиктов отмечал: «Применяя общепринятую формулу о фактическом, т. е. физическом или хозяйственном, господстве над вещью, независимо от права на нее, мы имеем, само собой разумеется, в виду не отношение владельца к вещи, а определенную форму общественных отношений между людьми по поводу вещей (средств производства и предметов потребления) – отношений, регулируемых советским правом именно в качестве общественных отношений между субъектами права».
Наряду с этими четкими и ясными высказываниями В. К. Райхера и А. В. Бенедиктова против теории «непосредственного господства над вещью» в нашей литературе еще продолжали утверждать, что важнейшими объектами социалистического гражданского права являются «вещи» и «личные блага» (произведения искусства, а также жизнь, честь, телесная неприкосновенность и т. д.).
Но уже в 1947 г. О. С. Иоффе дал развернутую защиту монистической теории действия как единственного объекта права и вместе с тем подверг критике буржуазные воззрения на объект права. Буржуазные авторы, выдвигавшие теорию множественности объектов права, неизменно включают в число объектов человеческую личность, вещи, продукты духовного творчества и т. д. «Эти феодально-крепостнические тенденции буржуазной юридической науки… – отмечает О. С. Иоффе, – доводятся до крайних пределов некоторыми авторами, утверждавшими, что поскольку всякое право предполагает подчинение чужой личности – власти управомоченного, постольку человек должен рассматриваться не как один из объектов, а как единственный объект всякого права». Противовесом этой теории является теория действия как объекта права, противостоящая превращению как человека, так и вещи в объект права.
Объект «в философии диалектического материализма определяется как внешний, противостоящий субъекту предмет, на который направляется сознание и деятельность субъекта». Таким объектом воздействия является чужое действие, на которое воздействует как управомоченный, требуя этого действия, так и сам обязанный, побуждая себя к обязательному действию. «…Только человеческое поведение способно к реагированию на воздействие, оказываемое субъективным правом и правовой обязанностью. Ни вещи, ни материальные блага не способны к такому реагированию» и поэтому не могут быть объектами права. Следовательно, «существует единый и единственный объект правомочия и обязанности» – человеческое действие. В дальнейшем О. С. Иоффе дает интересное и ценное развитие этих положении, правильных по существу.
Ценную защиту учения о действии как объекте права мы находим у Д. М. Генкина. «Следует считать, – пишет он, – что объектом гражданского правоотношения является действие…», «на совершение которого управомочено лицо или совершить которое (воздержаться от совершения) обязано лицо». «…Вещь вообще не может считаться объектом правоотношения» в праве собственности, в договоре купли-продажи и т. п. Правоотношение «всегда направляется на действие (воздержание от действия) людей и имеет своим объектом действие людей, а не вещи» (ст. 59 и 180 ГК).
Содержанием правоотношения является не действие, как полагал М. М. Агарков, а право и обязанность; объектом же права выступает действие, но не обязанное лицо, ибо оно является субъектом права. Вещь же не есть элемент правоотношения, а лишь предмет, «по поводу которого устанавливается правоотношение».
Реакционность буржуазной теории вещи как объекта права заключается в том, что таким путем «скрываются отношения между предпринимателем и рабочим, отношение эксплуатации человека человеком на основе частной собственности на орудия и средства производства».
Ряд высказываний в советской юридической литературе 1950–1955 гг. показывает, что понимание объекта права как действия все шире завоевывает себе признание. Это правопонимание нашло себе поддержку в учебнике «Теории государства и права». Авторы учебника правильно отмечают, что «объектом правоотношений является деятельность людей, их общественное поведение». «Советское социалистическое право служит закреплению и развитию социалистических порядков и отношений. Оно достигает этого своим воздействием на действия и поступки людей, на их общественное поведение». «Если объектом воздействия права в целом является деятельность людей, их поведение, то и объектом каждого отдельного правоотношения, в котором это воздействие проявляется и реализуется, являются поступки и действия людей», например типовые правомочия продажи определяются в законе, а конкретизируются они в договоре. Поэтому «объектом социалистических правоотношений… являются поведение, деятельность участников этих правоотношений».
Однако эти правильные положения требуют некоторых уточнений.
1. Вместо многообразия выражений: «действие», «поступок», «деятельность», «поведение» – более правильно применять понятие действие как акт поведения.
2. Вместо слишком общей формулы: «обязанность корреспондирует требованиям управомоченного» – следует раскрыть тот момент, что действие, к которому один обязан, и действие, на которое другой имеет право, представляют собой не два различных действия, а одно, совершаемое обязанным лицом добровольно или по принуждению.
3. Целостное субъективное право нередко слагается из ряда дробных правомочий, но само такое право не следует называть «правомочием». Например, избирательное право состоит из ряда правомочий избирателя – на включение его в список избирателей, на вывешивание этого списка на видном месте, на устранение в нем неправильностей, на прием от избирателя бюллетеня, на принятие от него жалобы и т. д., однако все избирательное право гражданина в целом не следует называть правомочием.
4. «Правообязанный» как термин нов и необоснован: здесь достаточно говорить «обязанный», разумея под ним обязанного по праву, а не морально обязанного.
5. «Право требовать» есть не особое, дополнительное к основному, право, а существенный признак самого основного права, означающий возможность вынудить у обязанного исполнение его обязанности перед обладателем права (путем требования к обязанному непосредственно или через органы суда и управления).
Таковы новейшие высказывания в нашей советской правовой литературе по вопросу об объекте права. Отметим также интересную книгу В. Кнаппа «Собственность в странах народной демократии. Правовой режим собственности в Чехословацкой республике» (М., 1954), где автор выражает свое несогласие с буржуазным определением «собственности как неограниченного господства над вещью», ибо «собственность – это не отношение человека к природе, а общественное отношение…» (с. 65). В. Кнапп согласен с Д. М. Генкиным, что «объектом правоотношения являются определенные действия его субъектов» (с. 30). В дальнейшем В. Кнапп подтверждает, что «объектом правоотношения является определенное действие либо воздержание от действия» (с. 228). Наряду с этим он отклоняется от этого понимания объекта. Оказывается, что объектом права могут являться: 1) действия самого управомоченного, т. е. право на свои собственные действия, не сводимые к действиям обязанного; 2) возможно действие «в отношении вещи»: «в этом не совсем точном смысле мы можем говорить, что предметом собственности является вещь» (с. 228). Здесь автор, хотя и не твердо, допускает признание вещи объектом права.
Четко и последовательно вопрос об объекте права решается в коллективном курсе «Гражданское право Германской Демократической Республики»: «Из того, что гражданское правоотношение есть общественное отношение, отношение между людьми, следует, что в гражданском правоотношении участники могут требовать друг от друга действия или воздержания. Предмет гражданского правоотношения есть поэтому действие человека». Таким образом, устраняются как объекты права – вещи и блата, лица и права; объектом права является лишь действие, и притом чужое, ибо друг от друга можно требовать взаимно только чужое действие, а не свое.
Действие является объектом права не только в гражданском праве, но и в других отраслях права. Такова, например, норма административного права о том, что если одинокая мать желает поместить своего ребенка на воспитание в детское учреждение, то учреждение «обязано принять ребенка на содержание и воспитание на государственный счет». Здесь ряд действий государственного учреждения, заключающихся в содержании и воспитании ребенка за счет государства, составляет объект права одинокой матери и объект обязанности советского государства.
Другой пример. В гражданском процессе истец требует принуждения ответчика к тому действию, которое является объектом права истца и обязанности ответчика, и к этому действию будет вынужден ответчик решением суда, если сам его не выполнит.
В заключение следует указать, что только коллективное сотрудничество ученых в окончательном установлении единого, общего понятия объекта права и специальных его видов в различных областях права могло бы привести к всестороннему решению поставленных здесь вопросов, ибо вопрос об объекте права не менее труден и важен, чем вопрос о его субъекте. Здесь даны пока только основные положения и их защита.