Historia est magistra vitae. Эта античная сентенция звучит сегодня слишком упрощенно, как и ее парафраз: «История учит тому, что она ничему не учит». Спорные моменты исторических событий и процессов сегодня активно используются в ходе гибридной войны. Заведомо альтернативное, чтобы не сказать «лживое», «толкование истории» позволяет одурманивать миллионы граждан как Украины, так и РФ при помощи средств массовой информации, расспростроняющих фальшивые сообщения и неправдивую информацию. Поэтому в использовании исторического оружия необходимо отталкиваться от сентенции, сформулированной Джорджем Оруэллом: «Кто контролирует настоящее — контролирует прошлое, кто контролирует прошлое — контролирует будущее».
История в качестве идеологического оружия и инструмента массового промывания мозгов оказалась весьма эффективной. Возможно, даже более эффективной, чем телевидение и электронные СМИ. Предпосылками для этого стали присутствующая в современной России и — в виде рудиментарных явлений в постсоветских республиках — советская модель образа мира и памяти о прошлом, усугубленная многолетней неповоротливостью украинской исторической науки. Не будем забывать, что подавляющее большинство источников по украинской истории сегодня находятся в России, и доступ к ним ограничен. Кроме того, Украина переживает серьезный дефицит разнообразной литературы, способной раскрывать и воспевать героические страницы украинской истории. После обретения нашей страной независимости в 1991 году, историю Украины надо было писать заново. Сегодня, после Революции достоинства, эта задача не менее актуальна и важна. Украинским историкам крайне важно отойти от российских идеологических схем, противостоять давлению российской интеллектуальной элиты на существующие болевые точки и доминированию российского интеллектуального дискурса в украинском публичном пространстве.
Украине необходимо не только переосмысливать собственную историю по принципу «прощаем и просим прощения», который использовался в европейском гуманитарном пространстве после Второй мировой войны. В сегодняшних российско-украинских отношениях исторические дискуссии оказываются на переднем крае противостояния. Сегодня Украине нужно в наступательном ключе формировать
собственный взгляд на исторические события. Для нашей страны жизненно важно сформировать собственный привлекательный имидж, который опирался бы на исторические примеры и параллели. Важно при этом научиться не обходить непростые и спорные моменты некогда общей истории, сужая пространство для спекуляций и передергиваний.
Россия
—
родина всего?
В ХХІ веке трудно представить, что бородатый анекдот о «России — родине слонов» будет воплощен в жизнь со скурпулезностью и настырностью, достойными куда лучшего применения. Но идеологи уникального российского пути не просто посмеялись над старой шуткой, они максимально расширили ее, погрузив общественное сознание российского общества в пучину домыслов и инсинуаций. Печально, но факт: исторические придумки российских технологов выглядят не менее фальшивыми, чем амфоры, давеча так удачно подвернувшиеся Владимиру Путину во время погружения в Черное море . Однако натужность исторических домыслов кремлевских технологов зачастую не позволяет добиваться поставленных целей. Казалось бы, история как давно прошедшее, должна играть вторичную роль в современных идеологических спорах, информационных войнах и политических конфликтах. Но именно история, преимущественно те ее эпизоды, в которых пересекаются траектории прошлого российского и украинского народов, становятся предметом ожесточенных споров. Если сказать точнее, то определенная интерпретация исторических событий формирует мировоззренческие основания действий, стиль мышления современной российской политической элиты и мировосприятие широких масс населения.
Миф об имперской России родился не вчера и не сегодня, он умело и упорно поддерживается всеми доступными средствами по одной простой причине: ностальгия по былому имперскому величию сегодня позволяет найти понятное и легко воспринимаемое миллионами объяснение становления и развития в РФ режима авторитарного правления. Причем спускаемая сверху интерпретация истории воспринимается населением с чувства комфорта, а не отторжения.
Бесспорно, что основным инструментом массированной пропаганды, составляющей ежедневную «идеологическую таблетку» в новостях, влияющую на общественное мнение, являются сегодняшние события. Их характер концептуализирован, имеет четкую схему интерпретации, лексики и визуальной подачи события.
При нынешнем состоянии межгосударственных отношений России с соседями — будь то Украина, Беларусь или Эстония — у всех у них в «активе» есть действия, вызывающие вопросы у Кремля, — это «качество» буквально автоматически переносится в новостной поток. Используются шаблонные оценки общей ситуации, политического процесса и экономики в данной стране (на выбор — позитивные изменения или глубокий кризис), отдельных персоналий и политических движений (конструктивные и деструктивные, дружественные и враждебные), общественное мнение умело направляется по пути наименьшего сопротивления, обозначенному фишками тиражируемых стереотипов. Когда потребителям информации наперед известно, где «хорошие парни», а где — «плохие», то события (информационного плана) автоматически приобретает характеристики «позитивного изменения» или «углубления кризиса». Если качество двусторонних отношений изменяется (улучшается или ухудшается), то включается соответственно измененная оценочная схема.
Во внутрироссийском дискурсе не вызывает сомнений, что сама Россия не может быть инициатором или давать повод для ухудшения отношений, такой вариант развития событий якобы в корне не соответствует ее национальным интересам. События способны испортиться исключительно в рамках адекватного вынужденного ответа на недружественные действия другой стороны. Имперские комплексы реализуются в том числе с помощью тактики отрицания очевидного, а прочности им прибавляет ядерный арсенал и внушительный запас энергоресурсов. Россия порой напоминает сказочного медвежонка, с которым играют исключительно с опаской и по мотивам, далеким от дружелюбия.
Какова же роль истории в этом сценарии обработки входящей информации? Известно, что политические убеждения в любом обществе формируются не только в процессе участия в повседневной политике или получения информации о ней, но и опираются на прошлый политический опыт. Общество состоит из разных поколений (молодежь, средний и старший возрасты), и, соответственно, политический опыт у каждого поколения разный. Ясно, что у старшего поколения большая часть своего опыта сформировалась в тот период, который для младшего уже очевидно является «историей», т. е. имеет абстрактный характер. Ее нельзя «проверить», опираясь на свой опыт, поэтому младшее поколение пользуется чужим «готовым продуктом», который производится государственной системой образования и медиасферой. К доступному мнению старшего поколения младшее может относиться скептически. Представления среднего поколения основываются опять-таки на стереотипах, данных системой образования, и на опыт, который меньше, чем у старшего поколения. Если у разных поколений стереотипы, впитанные в школе, совпадают или достаточно близки, это формирует консолидированную интерпретацию истории подавляющим большинством населения страны. Для России эта схема сегодня выглядит особенно актуальной.
Соответственно, если оценку прошлого существенно искажать вопреки фактам (например, безосновательно очернять или обелять те или иные исторические эпизоды), то подобную «коррекцию» способна заметить лишь часть общества. Преимущественно — та его часть, которая критически относится к любой информации, узкая прослойка людей мыслящих. Поскольку речь идет о прошлом, свидетелей которого уже не осталось (например, событиях до ХХ века), то искажение будет заметно разве только профессиональным историкам и носителям продвинутых исторических знаний.
Необходимое отступление. Хорошо известно, что история является идеологией, направленной вглубь, а исторические нюансы минувших событий в собственных интересах прописывают победители. Россия в силу имперской и советской традиций обладает немалым опытом формирования «правильного восприятия» исторических событий своими согражданами. Благодаря преподаванию истории в школе эта тема в значительной степени выглядит легко усваиваемой обществом, поскольку среднестатистического гражданина легко убедить в той или иной интерпретации событий прошлого под соусом государственных интересов или нагнетания страха и ненависти.
Фактически масштабных инвестиций в искажение (или формирование) мнений в России требует лишь история ХХ века, а все предыдущие периоды пребывают в «пространстве произвола» школьной истории и медиасферы. Если же школьная интерпретация периода до 1900 года существенно не отличалась для всех возрастных категорий, а современная медиасфера эту интерпретацию поддерживает, то эти общие оценки и стереотипы являются практически непреодолимыми как массовый социальный факт. Для заметного изменения такого «общего мнения» или «общественной оценки» необходимо как минимум 25–50 лет другой «исторической политики». Поскольку общественное сознание обладает мощной силой инерции, и на изменение системы ценностей общества (ведь «коррекция истории» — это и есть масштабное и необратимое изменение системы ценностей) необходимо астрономическое количество даже не человеко-часов, а, если уж по аналогии выразиться, — «народо-годов».
Значительная часть истории России — в частности, такие ключевые процессы, как происхождение русского народа, формирование и развитие государства, территории, оценка причин имперской экспансии, отношения с соседними народами, — достаточно традиционно интерпретировалась в «официальной истории» на протяжении 200 лет. Поэтому если эти оценки устраивают политическую элиту и отвечают задачам сегодняшнего дня, то фундаментальная часть общественного самосознания россиян не нуждается в дополнительных трансформационных усилиях со стороны власти, поскольку той достаточно по инерции воспроизводить давно готовые стереотипы. Вопрос в том, аналогична ли ситуация «с историей» в странах приоритетного российского политического влияния — Беларуси и Украине, коренное население которых еще 100 лет назад официально считалось частью русского народа?
Этот вопрос выглядит принципиальным в условиях очевидного стремления России расширить свое влияние на постсоветском пространстве — вплоть до понижения уровня суверенности соседей путем некоей политикоэкономической интеграции. В Кремле, похоже, хорошо понимают, что в истории человечества наиболее успешными интеграционными проектами становились те, что сочетали экономические интересы с цивилизационной близостью государств-участников. Последняя предполагает общую систему ценностей, для чего обычно достаточно религиозно-конфессиональной общности. Если брать пример России, Беларуси и Украины, то, кроме фактора религиозной общности и этнической близости, значение имеет тот факт, что за последние 200 лет время их отдель-ного государственного существования (т. е. отдельных «исторических политик», если они формулировались), за исключением смутных времен 1917–1920 годов, насчитывает всего лишь последние 24 года. Это огромный общий исторический опыт, который Россия стремится использовать в собственных интересах.
Средние и старшие возрастные категории граждан, проживающих на постсоветском пространстве, где на лидерство не без оснований претендует Россия, объединяет общий политический опыт жизни в СССР. В Беларуси и Украине потребителями школьной «национальной истории», легитимизирующей (поясняющей естественность и неслучайность) современную независимую государственность, стала лишь молодежь. Среднее и старшее поколение граждан Украины и Беларуси училось в советской школе по общим учебникам «Истории СССР с древнейших времен» со старшим и средним поколением россиян. Соответственно, большинство населения Украины и Беларуси изначально являются носителями общих с россиянами исторических стереотипов.
Интересно отметить, что с этим фактом диссонируют результаты украинского референдума 1 декабря 1991 года, когда за независимость высказалось 90 % проголосовавших. Разумеется, в то время не было возможности постигать в школе другую историю, кроме советской. До этого было всего три года свободы слова относительно украинской «национальной проблематики» и всплеск общественной активности. При том сама идея «Украины» как чего-то самодостаточного, тем не менее, должна была опираться на представление о ее неслучайности, естественности, древности, продолжительности в пространстве и времени — иначе говоря, на ее «отдельную» историю. К сожалению, через 20 лет независимости, в 2014 году, часть украинского общества на Донбассе уже не поддерживала независимость.
Анализируя украинский пример, мы видим ограниченность действия вроде как объективной «непреодолимой исторической общности» и всего 20 лет работы «официальной истории Украины». Значит, имели место более сложные процессы и встречные информационные влияния, которые и обусловили перемещение «исторического фронта» России в сопредельные страны в начале ХХІ века. Ниже мы попробуем охарактеризовать основные «исторические месседжи», транслировавшиеся из России в Украину на протяжении 2000–2014 годов, пути их продвижения и причины относительного успеха или неудачи.
«Общая история». Истоки этой идеи очевидны исходя из продолжительного общего исторического опыта пребывания в составе Российской империи и СССР. Сутью ее является постулирование «общей судьбы» восточнославянских народов на протяжении столетий, судьбы, которая не прерывается в 1991 году. Распад СССР в этом контексте является исторической ошибкой или же, словами Владимира Путина, «наибольшей геополитической катастрофой ХХ века». Несмотря на все противоречия советского периода, любые его негативы компенсируются общей Великой Победой над нацизмом в 1945 году, которая была бы невозможна, если бы СССР не было. Впрочем, по этому вопросу у российского президента есть особое мнение, о котором будет сказано ниже.
Ретроспектива этой идеи вглубь веков подтверждала постулат, что все свершения украинцев в прошлом могли состояться лишь при участии России, а в отрыве от России украинский народ переживал наиболее тягостные исторические периоды иноземного господства. Ввиду близости двух народов вхождение Украины в состав Российского государства отличалось от вхождений в состав других государств (Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, Австро-Венгерской империи). Это не могло быть захватом или оккупацией, а было исключительно освобождением от иноземного господства или воссоединением. Аргументация, тональность и лексика этой концепции целиком соответствовали российской (до 1917 года) и советской исторической дидактике — то есть опиралась на исторические знания, которые большая часть граждан Украины получила в школе, и несла значительный объем ностальгических ассоциаций для старшего поколения.
Показательно, что идея «общей истории» на тот момент отнюдь не несла в качестве составляющей тезис об «искусственности», «случайности» или «инспирированности» Украины. Скорее это был римейк советской исторической концепции истории восточных славян, признававшей существование (легитимность) Украины как страны и украинцев как отдельного народа.
Продвижение этой концепции публично озвучивалось в Украине в 2010–2011 годах в контексте деятельности министра образования и науки Дмитрия Табачника, однако реальных эффективных шагов им сделано не было: началась, но «зависла» коррекция учебников истории, учебник для вузов (даже на русском языке) был издан, но в вузы так и не попал. Ротация школьных учебников — соответственно, исправление учебников истории — без дополнительных инвестиций имеет цикл около пяти лет. Таких инвестиций не было, 5 лет не прошло. Школьное изложение истории не претерпело кардинальных изменений.
По сути, кроме раздражающих общественность словесных выпадов министра Дмитрия Табачника в адрес национал-демократов и несколько непатриотичных оценок отдельных исторических моментов, ничего конкретного сделано не было. Вопрос, была ли это неудача или на тот момент исчезла потребность в мягком продвижении необходимой информации, пока остается риторическим.
В любом случае существенно продвинуть новое пророссийское понимание украинской истории можно было бы через медийное пространство, но в украинском коммерческом телевидении отсутствовал (да и теперь отсутствует) соответствующий гуманитарный сегмент вещания. Отечественная история так и не стала топ-темой, привлекающей ведущих игроков телевизионного рынка и в 2010–2013 годах.
В результате, в качестве площадки для «исторических споров» использовались преимущественно печатные издания с небольшими вкраплениями интернет-активности на специализированных сайтах. Влияние оказывалось главным образом на определенные сегменты аудитории (прежде всего старшее поколение), что было не принципиально в масштабах страны.
Отрицание Голодомора и апология сталинской модернизации. Украинский взгляд на Голодомор 1932–1933 годов как на геноцид украинского народа (как бы мы ни определяли «украинский народ» по состоянию на 1933 год) резонно ставил вопрос о субъекте (инициаторе, вдохновителе и исполнителях) геноцида. В Украине в качестве виновника воспринималось партийное руководство советского режима как в Москве, так и в Харькове (тогдашней столице УССР). Подобное предположение, по мнению российских историков, «очерняло» ту эпоху, которая в России начинала реабилитироваться и глорифицироваться (примером может служить тезис о Сталине как эффективном менеджере).
Российская реакция на тезис «Голодомор — это геноцид украинского народа» на уровне общественной полемики привязывалась к этническим оценкам: «геноцид русских в отношении украинцев». Что является явным передергиванием.
Никто из вменяемых украинских политиков не привязывал Голодомор к действиям российской политической
элиты, хорошо помня, что коммунистическое руководство СССР исповедовало принцип интернационализма. Однако такой подход позволял приравнять сам тезис о геноциде к проявлениям политического национализма, и не давать историко-правовых и моральных оценок, тем более не извиняться за это преступление. Хотя при разработке самого понятия «геноцид» в международном праве в качестве прецедента-образца использовался не только Холокост, но и Голодомор.
В отрицании Голодомора как геноцида ключевым являлся тезис о неурожае и голоде не только в Украине, но и в России (Кубань), и в Казахстане.
Однако это игнорировало очевидную в документах эпохи связь «хлебозаготовок» и «сворачивания украинизации» , совпадение ареалов наибольшего голода с этническим ареалом украинцев, террористических действий властей по лишению любой пищи именно в Украине. Синхронный голод в начале 30-х в Казахстане был тоже связан с политикой (попыткой «осадить» кочевников в русле местного варианта коллективизации).
Сама «жесткая позиция» Сталина по отношению к селу в советской и российской историографии традиционно оправдывалась необходимостью форсированной модернизации, которая усиливала военную мощь СССР в условиях враждебного окружения. Постоянно подчеркивалось, что это были вынужденные, но неминуемые последствия трудного прогресса державы без осуществления которых не была бы достигнута Великая Победа (которая, как известно, сакральна, о чем ниже).
В Украине такой подход воспринимался старшим поколением, но в относительно узком сегменте электората
Компартии. Преимущественно сельское происхождение старшего поколения (в Украине городское население превысило сельское лишь при Хрущеве) сделало Голодомор частью жизненной травмы как минимум родителей значительной части этого поколения.
Великая Победа и коллаборационизм, «братья» и «враги». Участие СССР в Антигитлеровской коалиции и победе над нацизмом воспринимается в официальных кругах России как полная историческая индульгенция для сталинского режима и той эпохи. Поскольку нацизм был наибольшим злом ХХ века и осужден человечеством, то все победители нацизма становятся одинаково «безгрешными». При этом игнорируется факт сотрудничества СССР с нацистской Германией в 1939–1941 годах и совместное участие двух тоталитарных режимов в развязывании Второй мировой войны (нападение на Польшу в сентябре 1939 года, оккупация СССР стран Балтии, Северной Буковины и Бессарабии в 1940 г.). Исходя из той же логики, любые общественные движения и вооруженные организации Восточной Европы, которые не признавали власть СССР (например, Украинская Повстанческая Армия), автоматически считаются коллаборационистами, т. е. не принимается сама возможность непринятия одновременно и Сталина, и Гитлера.
Концепция Великой Победы также пережила за последнее время эволюцию — от трактовки в рамках «общей судьбы» или «общих побед» до отрицания роли других народов, за исключением русского, в победе на Восточном фронте Второй мировой войны. Украинцы становятся «народом-изменником», поскольку теперь упоминаются в основном в контексте «коллаборационизма» ОУН-УПА. Например, в декабре 2010 года Владимир Путин заявил, что Россия победила бы в Великой Отечественной войне и без помощи Украины.
Можно констатировать прошедший в российской политике дрейф в 2012–2014 годах: от советской трактовки к российско-националистической. Уместно заметить, что с 2012 года подобный дрейф произошел по целому ряду «исторических пунктов». Фактически еще до Евромайдана украинцы были переведены в публичной и медийной исторической риторике России из этнодружественной категории «братского народа» в негативную политическую категорию «фашисты-националисты-изменники».
В этом можно усматривать два процесса. С одной стороны, идет параллельное использование пары концепций — как для «русского мира» или носителей советского сознания за пределами России, так и «для внутреннего употребления». С другой, мы наблюдаем фактический отказ от реализации идеи «общей судьбы» в пользу возврата к российской имперской и конспирологической идеологии «искусственности» Украины (украинцев) и их «придуманности» внешними силами, враждебными России.
В результате в российском общественно-политическом тренде остаются только либо «правильные хохлы», принимавшие участие в строительстве Российской империи, Советского Союза или Российской Федерации, либо «украинцы» — враги.
Если провести логическую цепочку от этой смены исторических трактовок к публичному возникновению в 2014 году фантома «Новороссии» (а могла появиться и «Малороссия», идея которой начала пропагандироваться в украинском сегменте интернета еще несколько лет назад), то можно сделать любопытный вывод. Сценарий последовательной «интеграции» целостной Украины (требовавший тактических политкорректных реверансов в адрес украинцев как таковых) в новое «евразийское пространство» приблизительно с 2012 года дополнился параллельным сценарием расчленения или аннексии части Украины под предлогом восстановленной «русскости/российскости» части населения. Одновременная реализация политических сценариев с соответствующими историческими обоснованиями выглядит вполне естественной, поскольку такой алгоритм позволял комбинировать в зависимости от обстоятельств разные способы действий. Собственно, это мы и наблюдали в исполнении руководства России в 2014 году. Разнообразные и порой противоречащие друг другу клише имели свою восприимчивую аудиторию как в самой России, так и в разных сегментах украинского общества.
Если для россиян разница между этими концепциями не имеет принципиального значения (воспринимающие в своих интересах не противоречат друг другу), то в Украине «советское украинское» сознание несовместимо с российским имперским, поскольку затрагивает идентичности, более фундаментальные, чем просто разница форматов интеграции с Россией. Советская национальная идентичность «учитывала» этот нюанс, что и проявлялось в тогдашней национальной политике. Соответственно, за пределами Донбасса (Крым мы в этой схеме не рассматриваем) весной 2014 года, в южных и восточных областях Украины, «прыжок» от «общего прошлого» к «просто России» не был массово признанным, не стал социальным фактом, а так и остался проявлением активности маргинальных группировок.
Искусственность Украины и украинцев. Сама идея не нова и берет начало в идеологии черносотенного движения начала ХХ века. Тогдашний апогей популярности подобного мировоззрения относится к Первой мировой войне, когда Россия столкнулась с украинским движением не только в Надднепрянщине, но и в Галичине. Поскольку в начале ХХ века москвофильское движение там стало изрядно отставать от украинофильского, это воспринималось в России исключительно как результат репрессивной и коварной политики Габсбургов. Украинское движение в Российской империи тоже воспринималось как «австрийская интрига» с целью расколоть единство русского народа без учета социальных и культурных факторов развития общества.
Однако распространение в России такой версии «истории Украины», в которой нет места не только украинской государственности, но и национальному самосознанию (разве что в формате потешного хохла), является печальным симптомом. Это уход от хотя бы умеренно «вменяемых» негативных исторических интерпретаций Украины в сторону фронтально «однозначного» пересказа самодержавных идеологем времен Первой мировой войны и эпохи империализма. Поскольку очевидно, что все «версии истории» озвучиваются после одобрения высшим руководством России, это свидетельствует о готовности Кремля попытаться изменить политическую карту или систему международных отношений в Европе.
Поедание истории
Взаимоотношения России и Украины на протяжении всего периода сосуществования обоих народов не были однозначными, более того, они переполнены драматическими, трагическими страницами, не дающими возможности однозначного толкования их по обе стороны российско-украинской границы. В этой ситуации выигрывает тот, кто способен навязать собственное толкование истории, изменить ключевые акценты в исторической памяти и имеет возможность проецирования собственных трактовок в соседнее информационное пространство.
Напомню, что историческая память — набор передаваемых из поколения в поколение исторических сообщений, субъективных переломных рефлексий о событиях прошлого, особенно негативного опыта, угнетения, несправедливости в отношении народа. Является видом коллективной (социальной) памяти. Проявляется в привычках, быту, культуре, отношении к другим народам, политических предпочтениях, (не)стремлении к независимости. Может содержать цивилизационные архетипы и архетипы, свойственные этому народу.
Известный украинский историк и популяризатор знаний о современной украинской истории Владимир Вятрович отмечает необходимость осуществления политики национальной памяти, обращая внимание на ее компоненты: «… создание концепции учебников истории Украины, создание «мест памяти» и разработка календаря исторических дат». Ученый признает, что в Украине в указанных трех направлениях политики национальной памяти работа пребывает в начальной стадии. Он справедливо отмечает насущную необходимость более активных действий власти в этом вопросе: «Почему современная украинская власть уделяет столько внимания процессу возрождения национальной памяти? Ответ на первый вопрос очевиден: ведь только избавившись от остатков тоталитарного прошлого как в историографии, так и — что гораздо важнее — в общественном сознании, мы сможем говорить о формировании общих национальных ценностей, успешной государственно стратегии» .
Если Украина пока пытается нащупать собственное видение национальной памяти, дающее основания говорить о перспективах формирования консолидированной государственной идеологии, то Россия (и это необходимо признать) значительно опережает нашу страну в этом вопросе. Там пытались оттолкнуться от исторического прошлого с прицелом на перспективное будущее. Еще в 2003 году российский исследователь Андрей Кольев отмечал: «Нас интересует… тот тип консерватизма, который в современной России имеет не только интеллектуальные, но и организационные формы. Этот тип консерватизма тесно связан с чувством национального унижения и порывом к восстановлению статуса России как великой державы. Здесь не только можно, но и нужно проводить аналогии с идеологией «консервативной революции», имевшей широкое распространение в интеллектуальных кругах Веймарской Республики».
Необходимое отступление. Поражение Германии, как и ее союзников, в Первой мировой войне не только привело к значительным изменениям на политической карте Европы но и формированию комплекса национального унижения немцев. Боевые действия на территории Германии не шли, но стране пришлось подписать Версальский мирный договор, который фактически лишил ее армии как компонента государственной политики. Демократическая Веймарская конституция не стала объектом поклонения, и тяжесть поражения в Первой мировой войне продолжала довлеть над властью в Берлине и немецким народом. В итоге тамошняя элита оперативно пришла к реваншистским идеям, которые сумел максимально эффективно реализовать, не без поддержки крупного капитала, Адольф Гитлер.
Упомянутый Андрей Кольев пишет, фактически выступая в качестве апологета Владимира Путина: «Массе противопоказана прямая власть. Прямое народовластие есть охлократия, путь в никуда. Вернуть дух массе может только аристократический режим. Суть той формы демократии, которая доминировала в России в последнем десятилетии ХХ века, состоит в ее принципиально антинародном характере. Эта демократия не имела ничего общего ни с одним историческим периодом страны, была абсолютно беспочвенна, сподручна только тайным замыслам ненавистников русской цивилизации и являлась своего рода экспериментом на теле Русской цивилизации. В то же время эксперимент к концу 1999 году можно считать вполне завершенным с утверждением нового административного режима, имеющего все шансы перерасти в национальную демократию».
Если вспомнить предложенный Владиславом Сурковым, «серым кардиналом Кремля», термин «суверенная демократия», многое становится понятным. Напомню, что это, по определению самого Суркова, изложенному в статье с претенциозным названием «Национализация будущего», «образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими» .
В Кремле, похоже, внимательно изучили книгу Андрея Кольева в части властного компонента. Приведу еще одну цитату исследователя, отлично характеризующую статус, который получил Владимир Путин в период между второй и третьей президентской каденцией: «Национальный лидер — непременное условие "консервативной революции". Он ответственен перед нацией персонально, а не в силу утвержденных процедур. Он не вправе ссылаться на ограничения, накладываемые законом, или на волю большинства».
Впрочем, обоснование нынешнего авторитарного состояния Российского государства — далеко не единственная проблема, с которой столкнулись кремлевские идеологи в процессе поиска приемлемой версии собственной истории. «Выводя свое происхождение из украинского Киева, россияне забросили основы собственной этнической истории, укоренившиеся в землях Владимиро-Суздальщины, Рязани и Твери. Сегодня наблюдается интересное стремление политической верхушки Российской Федерации пересмотреть историю Древней Руси, отодвинув Киев на обочину, а пальму первенства передать Новгороду и контролируемому им древнему поселению — Старой Ладоге. Пикантность ситуации заключается в том, что Древней Новгород вместе с Псковом на самом деле имел свой самобытный этнос, не тождественный московскому, собственный, глубоко чуждый Москве менталитет (как отмечал один российский исследователь, в новгородских летописях ощущается дух свободы), совсем другие, европейские, геополитические ориентации: Новгород вместе со Стокгольмом, Копенгагеном, Гамбургом, Любеком входил в состав Ганзейского союза».
Создается впечатление, что российское руководство заигралось в исторические тактические ходы, отказываясь от стратегии адекватного поиска основ для исторической памяти России — государства со сложной, но весьма насыщенной событиями историей. У Кремля фактически нет в запасе внятного и адекватного примера исторического опыта российского народа. Зато присутствует другой опыт, который все активнее используется кремлевскими пропагандистами в последнее время. «Идеал сильного, жестокого, предельно централизованного государства-империи был тем наследием, которое Россия получила от потомков Чингиза. На протяжении веков ездили русские князья в столицу Орды — Сарай, чтобы получить ярлык на княжение. Именно тогда политические традиции и обычаи мощной в свое время империи стали образцом для подражания будущими строителями
Российской империи. Русские земли были частью имперско-ордынского организма от социальных норм в организации экономики».
Очень точно определила роль истории Украины для имперского прошлого России известный политолог Лилия Шевцова, по мнению которой «Украина, уходящая на Запад, забирает с собой легитимацию российского государства, и мы остаемся Московией, которая была населена непонятно кем. Россия тогда должна будет начать отсчет своей истории не с тысячелетней истории христианства и Крещения Руси, а с Андрея Боголюбского, с XII века, — а это уже совсем другая история. Поэтому Украина имеет для России огромное значение. Первое: Украина для России — это защита собственной истории, а значит и государства. Второе — это защита Кремлем собственной легитимации. Третье — это предотвращение Майдана в России. Четвертое — это вызов для Европы и Западного мира. Вы встряхнули спящую, парализованную Европу и сказали: «Ау, вы там спите? А мы боремся за ваши ценности» .
Воспаление Новороссии
Вашему покорному слуге приходилось несколько раз встречать пояснения государственной политики России в отношении Украины в стилистике: «Владимир Путин прочитал некоторое количество исторических книг, сделал для себя выводы и пытается реанимировать былое могущество Советского Союза с помощью подручных средств». Прекрасное объяснение, конечно, однако вряд ли оно имеет что-то общее с реальной государственной политикой России. Тамошний президент, похоже, искренне считает возглавляемое им государство вправе доминировать на постсоветском пространстве без оглядки на мировой порядок, а Украина, как наиболее крупное и располагающее самобытной историей государство, изрядно мешает планам кремлевского властелина.
В мае 2009 года при Президенте России Дмитрии Медведеве была создана комиссия по противодействию фальсификациям истории в ущерб интересам России. В свете последующих действий российской власти этот государственный орган выглядит как издевательство над здравым смыслом.
Свидетельством тому является содержание российских школьных учебников истории, о чем написал украинский историк Сергей Рудюк еще в 2011 году. Учитывая всеобщий характер среднего образования в России, можно сказать, что тамошняя государственная машина взяла курс на формирование пренебрежительного отношения к Украине «с младых ногтей» с помощью подбора соответствующих показательных эпизодов российской и мировой истории:
1. Археологические культуры каменного века, медного века (Трипольская культура) и бронзового века развивались «в южных районах Евразии», а следовательно, относятся к российской «евразийской» культуре.
2. Скифская и «скифоподобные» культуры VII–IV веков до н.е. на территории Юго-Восточной Европы были лишь западной частью большой «скифо-сибирской» культурно-исторической общности и «являются составляющими русской культуры».
3. Современные россияне относятся к восточнославянскому этносу, который в VI–VII веках выделился из единой славянской этнолингвистической общности и в VIII веке состоял из 13 племенных союзов на территории от Карпат до Урала.
4. Восточнославянский этнос в IX веке образовал «древнероссийское» государство Киевская Русь.
5. Киевская Русь — это «начальный период» Российского государства (IX–XII века).
6. В эпоху Киевской Руси «сформировались основы русской духовности, языка, культуры» в целом.
7. Особенностью древнерусского (в значении — древне-российского) государства была его полиэтничность. Внутреннее единство обеспечивали государство и православие.
8. Эпоха Древнерусского государства с центром в Киеве сменилась периодом российской государственной раздробленности (XII–XIII века). Возникло около 15 независимых государств. Однако связь между русскими землями сохранялась «благодаря общей вере, языку и праву».
9. Продолжением Киевской Руси «стало Владимиро-Суздальское княжество», а затем — его «наследник» Московское княжество (XIV — начало ХVI веков). В Москву из Киева «переместился» государственный и церковный центр русского народа.
10. Главной задачей внешней политики России в XVII веке стало «собирание» украинских и других земель, входивших в состав Древней Руси (России).
11. Название «Украина» появилось в конце XII века для обозначения древнерусских земель, которые непосредственно граничили со степью (термин употреблялся в значении «окраина»).
12. Украинская «народность» сформировалась в XV–XVI веках.
13. Всеукраинская Рада в Переяславе под руководством Богдана Хмельницкого в январе 1654 года приняла решение о «воссоединении» Украины с Россией. Предпосылки «воссоединения»:
— религиозная и этническая «общность» российского и украинского народов;
— их «общее» историческое прошлое и совместная борьба с внешними врагами;
— конкретно-историческое положение середины XVII века, когда для Украины сохранение независимости казалось нереальным и приходилось выбирать «меньшее зло», то есть воссоединяться с «близкой по культуре и вере» Россией, которая обещала еще и внутреннюю автономию;
— воссоединение отвечало интересам России.
14. Попытки «гетманов-изменников» Ивана Выговско-го, Михайла Дорошенко, Ивана Мазепы оторвать Украину от России «не получили поддержки» подавляющего большинства украинского народа, он выступал против них.
15. Деятельность российских правителей Петра I и Екатерины II носила «положительное значение» для Украины: защита украинского народа от экономического угнетения казацкой старшиной и грабительских нападений турецко-татарских феодалов.
16. Провозглашение в 1918 году независимости Украины было «проявлением сепаратизма», «не соответствовало интересам» украинского народа и «не имело» всенародной поддержки.
17. Украинская Центральная Рада подписала в 1918 году «позорный» Брестский мир, в результате чего немецкие войска «оккупировали» Украину и «грабили» хлеб у крестьян.
18. В Украине в 1918–1920 годах произошла «гражданская» война, которая завершилась «закономерной» победой Советской власти над «изменниками» украинского народа — националистами.
19. Войска Симона Петлюры совершали в Украине «еврейские погромы».
20. Красная Армия в 1918–1920 годах «освободила» Украину.
21. В результате «союза украинских националистов с Польшей» в 1921 году Западная Украина была «временно потеряна Россией».
22. Голод 1921–1923 годов в Украине произошел «вследствие засухи».
23. 30 декабря 1922 состоялся I Всесоюзный съезд Советов, на котором полномочная делегация Украины «утвердила» Декларацию об образовании Союза ССР и «подписала» Союзный договор.
24. Голодомор 1933 года «не был геноцидом» украинского народа, потому что:
— голодом были поражены отдельные районы России и Казахстана;
— в Украине голодали не только украинские крестьяне, но и представители национальных меньшинств;
— голод произошел вследствие засухи;
— голод произошел вследствие ошибок, допущенных низовыми органами власти при проведении коллективизации;
— голод был Божьим наказанием для украинцев за участие в атеистических кампаниях власти.
25. Сталинские репрессии 1930-х годов нанесли вред не столько гражданскому населению, сколько Красной Армии, которая накануне Второй мировой войны потеряла значительную часть опытного командного состава.
26. Пакт Молотова — Риббентропа «был вынужденным, но необходимым» для подготовки к отражению будущей немецкой агрессии.
27. 17 сентября 1939 года Красная Армия «освободила» (как помним — «временно утраченную Россией» в 1921 году) Западную Украину.
28. 22 июня 1941 года Германия «неожиданно и вероломно» напала на СССР.
29. Причина военных неудач Красной Армии летом 1941 года заключается «в многократном превосходстве немецких вооруженных сил в людях, технике и вооружении, устаревшей технике и вооружении Красной Армии, внезапности нападения Германии».
30. Население Украины «единогласно» поднялось на борьбу с немецкими оккупантами и «массово» вступало в ряды советских партизан и подпольщиков. Лишь небольшая часть населения (особенно на территориях, воссоединенных с Советским Союзом перед войной) «пошла на сотрудничество» с оккупантами.
31. Украинские националисты «находились на службе у немецких оккупантов». Многие из них «служили в немецкой военизированной организации СС», признанной позже Нюрнбергским трибуналом преступной.
32. Руководители Организации украинских националистов, в частности Степан Бандера, Андрей Мельник, Роман Шухевич, «были агентами немецкой разведки».
33. В июне 1941 года украинские националисты из состава батальонов «Нахтигаль» и «Роланд» во Львове «устроили массовые расстрелы» польской и еврейской интеллигенции.
34. Украинские националисты «участвовали в геноциде евреев» на территории Украины, в частности в Бабьем Яру (Киев).
35. Украинские националисты «осуществляли геноцид поляков, чехов, цыган, армян и украинцев на Волыни и в Галиции» в годы Второй мировой войны.
36. Украинские националисты под командованием «немецкого орденоносца» Романа Шухевича уничтожили белорусское село Хатынь.
37. Заключение лидера украинских националистов Степана Бандеры в немецкий концлагерь было предпринято с целью «скрыть его сотрудничество с гитлеровцами».
38. Украинские националисты были «самыми жестокими палачами» узников немецких концлагерей, прежде всего евреев.
39. Украинская повстанческая армия создана «с помощью немецкой оккупационной власти», которая предоставила националистам оружие и инструкторов.
40. Украинская повстанческая армия «не воевала против немецких оккупантов».
41. Красная Армия в 1943–1944 годах «освободила» (опять же «временно утраченную Россией в 1941–1942 годах») Украину.
42. Украинская повстанческая армия «стреляла в спину» Красной Армии — освободительнице.
43. Решающую роль в победе СССР над Германией сыграло «единство советского народа».
44. Воины Украинской повстанческой армии — это «бандиты, уголовники».
45. Воины Украинской повстанческой армии «безосновательно и жестоко убивали» командированных из восточных областей УССР в Западную Украину учителей, агрономов, других специалистов.
46. После 1945 года оуновцы из корыстных побуждений «стали на службу американской и английской разведке».
47. Большинство населения Западной Украины «поддержало Советскую власть в борьбе против националистов».
48. Голод 1946–1947 годов в Украине «был следствием засухи».
49. РСФСР была «основным донором» экономического развития послевоенной УССР.
50. Советский Союз хотя и не был демократией, но он был «ориентиром и примером» лучшего, справедливого общества для миллионов людей во всем мире.
51. В распаде СССР виноваты «предатели и внешние силы».
52. Независимая Украина — это «неестественное государственное образование, обреченное на скорую гибель» [209]http://www.istpravda.com.ua/digest/2011/09/18/54961
.
Стоит ли удивляться, что российское общество сегодня благосклонно воспринимает идеологическую «жвачку» центральных телевизионных каналов, а украинцы буквально за несколько месяцев превратились из «братского народа» во второго по враждебности после американцев, в сознании россиян? Ответ во многом — в школьных учебниках.
Дело в том, что система российской власти предполагает, что она держит равнение на заявления «национального лидера», которым неизменно уже второе десятилетие является Владимир Путин. Тот, и это необходимо подчеркнуть, уделяет немало внимания демонстрации собственного видения украинской истории. В этом нет ничего удивительного, поскольку преодолеть пренебрежительное отношение к украинскому народу практически никто из представителей России не способен. Психологическую подоплеку заявлений российского президента раскрыл известный американский политолог Збигнев Бжезинский, подчеркнувший, что «мотивацией мистера Путина является историческая ностальгия, не имеющая связи с реальностью. Свершившимся фактом является то, что ни казахи, ни украинцы, ни белорусы не хотят снова стать частью даже замаскированной империи. Как следствие — любые усилия создать новую Российскую империю будут порождать сопротивление, которое будет вредить способности России стать современным, успешным, демократическим и впоследствии даже европейским государством» .
Начать предлагаю с одного из последних по хронологии заявлений российского президента, которое он сделал в ходе встречи с молодыми российскими историками в ноябре 2014 года: «Мы видим, что предпринимаются попытки перекодировать общество во многих странах, в том числе и перекодировать общество нашей страны, а это не может быть не связано с попытками историю переписать, причесать ее под чьи-то геополитические интересы». История Путиным воспринимается исключительно в качестве свода «правильных» ответов на все мыслимые вопросы о прошлом, которому присягают и хранят верность все подданные геополитического субъекта.
Еще 31 июля 2013 года, после масштабного празднования в Киеве и Севастополе 1025-летия Крещения Руси, президент России создал специальную рабочую группу по подготовке мероприятий, посвященных тысячелетию преставления князя Владимира. Это означает, что в России давно начали готовиться к «приватизации» одной из ключевых фигур украинской истории и весьма нервно отреагировали на недавний указ Петра Порошенко о торжествах в честь 1000-летия со дня смерти Владимира Великого .
Бурю эмоций вызвала оценка Владимиром Путиным пакта Молотова — Риббентропа, которым в августе 1939 года, за неделю до начала Второй мировой войны, Советский Союз и Германия поделили сферы влияния в Восточной Европе. В частности, государства договорились разделить Польшу после ее оккупации обеими странами. По этому договору, восточная Галичина отошла к СССР и стала частью УССР.
Российский лидер не считает это позорным действием. «Я сейчас никого не хочу обвинять здесь, но серьезные исследования должны показать, что такими тогда были методы внешней политики. СССР подписал договор о ненападении с Германией — говорят: «Ай, как плохо!» Что тут плохого, если СССР не хотел воевать?», — заявил Владимир Путин 5 ноября 2014 года в ходе упомянутой встречи с российскими историками.
Парадокс ситуации заключается в том, что 1 августа 2009 года в польской «Газете выборчей» была опубликована статья тогдашнего премьера Владимира Путина, в которой содержались несколько иные оценки упомянутого документа. «Несомненно, можно с полным основанием осудить пакт Молотова — Риббентропа, заключенный в августе 1939 года»,— писал российский премьер накануне 70-й годовщины начала Второй мировой войны.
В ходе упомянутой встрече с историками 5 ноября Владимир Путин дал четкий сигнал, что Киевская Русь и Россия — это понятия тождественные. Напомню, что весной 2014-го в русской версии Википедии исчез термин «Киевская Русь», на смену пришло «Древнерусское государство».
Правда, не обошлось и без очередной порции «фирменных исторических открытий Путина». По его мнению, «Ярослав Мудрый — мудрый, конечно, много сделал для страны, но престолонаследия не обеспечил так, как это было в некоторых западных странах. Формула, по которой наследовался престол в России, была очень сложной, запутанной и привела к раздробленности» ,— заявил Путин историкам 5 ноября. Воистину уникальное по простоте пояснение политика, «прочитавшего несколько исторических книг».
В ходе упомянутой встречи речь прогнозируемо зашла и о Севастополе — не только городе русских моряков, но и «исторической духовной купели». Крещение киевского князя Владимира в Херсонесе Путин также связал с привязкой к России, без упоминания о Киеве и Украине.
«Херсонес — это что? Севастополь. Представляете, какая связь между духовными истоками и государственной составляющей, имею в виду борьбу за это место, за Крым в целом, за Севастополь и Херсонес. По сути, российский народ много веков борется за то, чтобы встать у своей исторической духовной купели»,— пояснил президент России.
Необходимое отступление. Развитие событий на Майдане в Киеве зимой 2013/2014 заставило российского президента искать возможности для геополитического реванша. В таком качестве выступила аннексия Крыма, под которую Владимир Путин попытался подвести историческую основу. Откровенно говоря, эти пояснения оказались для международного сообщества не слишком убедительными, поэтому Россия публично начала эксплуатировать новую тему, ставящую под сомнение территориальную целостность Украины.
Впервые об исторических истоках такого образования как «Новороссия» Владимир Путин публично заявил 17 апреля 2014 года. «Это был один регион с центром в Новороссийске, так назывался «Новороссией». Напомню, что это — Новороссия. Харьков, Луганск, Донецк, Херсон, Николаев, Одесса — не входили в состав Украины в царские времена. Это все территории, которые передало Украине советское правительство. Зачем они это сделали, Бог его знает»,—заявил Владимир Путин во время общения с россиянами в ходе традиционной прямой телевизионной линии.
Через полгода он снова вернулся к этому тезису, подчеркнув, что столицей «Новороссии» был город Новороссийск.
«На самом деле, это был один регион с центром в Новороссийске, который назывался «Новороссией». Это Харьков, Луганск, Донецк, Николаев, Херсон, Одесская область. Эти земли в 1920-е годы при создании Советского Союза переданы от России Украине», — заявил Путин на конференции в Валдае в конце октября 2014 года .
Возникает парадоксальная ситуация: историки отлично понимают, что российский президент, мягко говоря, несет чушь, пытаясь подогнать под решение своих геополитических задач разрозненные исторические факты. Самоуверенность Путина имеет неожиданное объяснение: «…многочисленные попытки Москвы навязать концепцию "Новороссии", извлеченную из пропитанной нафталином ящика второй четверти XVIII века, которую не удалось реализовать в полной мере даже ее создателям из "екатерининского гнезда". Большую часть своей истории Новороссия существовала не как административное, а скорее как географическое понятие. И неизвестно, что было бы на этом участке отстаивания украинских интересов, если бы не усилия ряда современных запорожских и одесских историков, прежде всего школы светлой памяти профессора Анатолия Бойко, которые целенаправленно и качественно исследовали с середины 1990-х годов историю Степной Украины XVIII–XIX веков и практически возвели непреодолимый научный барьер против чисто пропагандистского произведения, каким является концепция "Новороссии". Впрочем, необходимо понимать, что в современном мире с быстро меняющейся информационной картиной объективные данные профессиональных ученых могут быть заглушены профессионально организованным информационным шумом.
В этом контексте не лишним будет упомянуть определенную наследственность в идеологических упражнениях российской политической элиты. «Мантры сегодняшнего Кремля об "общей исторической судьбе", "один народ", «единственный русский мир» и т. д. — это все перепевы из идеологем, сконструированных российскими элитами еще в XVIII–XIX веках. При этом сконструированных во многом, к сожалению, благодаря перебежчикам из Украины, таким образом делавших удачные карьеры в имперских столицах. Чего стоят только усилия Феофана Прокоповича, Александра Безбородко или Виктора Кочубея?
В то же время, начиная с XIX века, Россия навязывала и миру свое толкование украинской истории и образ украинства, пропущенные через российские экспансионистские интересы. Именно империя долго формировала и во многом до сих пор формирует внешние представления об Украине и ее прошлом. Это лишний раз подтверждает действие закономерности, выведенной американской исследовательницей Евой Томпсон: «Колонизированные страны не участвуют в создании собственного образа, потому что их нарратив не доходит к миру. А нарратив гегемона отмечает, что и не удивительно, слабости, пассивности, недостатки творческих сил и достижений, неспособность к самоопределению колонизированных наций».
С уверенностью можно сказать, что Россия и впредь не ограничится публичным промотированием собственных исторических взглядов на судьбу Ивана Мазепы или Степана Бандеры, но и будет использовать любую возможность для «коррекции» исторической памяти Украины в собственных интересах. И задача украинской власти, как и украинских историков, — обеспечить возможность для защиты национальных интересов в гуманитарной сфере.
Герои и коллаборационисты истории
Пока же Украине необходимо решать элементарные, на первый взгляд, задачи. Известный украинский историк Алексей Сокирко подчеркнул: «Сколько бы мы не воевали сегодня за возвращение и утверждение этой самой исторической памяти, все выстрелы будут оставаться холостыми, пока информационное пространство Украины полностью зависимо от нашего северного соседа» .
Хотя первый украинский президент Леонид Кравчук был философом по образованию и руководил в свое время идеологическим отделом ЦК КПУ, он не уделил достаточно внимания вопросам формирования национальной исторической позиции. Сегодня этой халатности государственного масштаба можно найти множество причин, но факты — упрямая вещь: «Украинское государство со дня своего основания в 1991 году так и не поставило во главу угла глубокую переоценку прошлого. Вот уже два десятилетия декоммунизация общества носит локальный характер, политика исторической памяти корректируется в зависимости от личных взглядов каждого нового руководителя страны и, как результат, не становится фундаментальной базой для строительства единой политической нации. Более того, исторические проблемы оказываются не столько предметом дискуссий в профессиональных кругах историков, сколько разменной картой в борьбе политиков различной идеологической направленности. Так что, с одной стороны, украинцы являются идеальным материалом для всяческих экспериментов с их собственной национальной памятью, но с другой — время с конца восьмидесятых не прошло зря, тем более что одной из центральных идеологических заслуг Перестройки была популяризация среди широких слоев населения "белых пятен истории". Да и сама историческая наука в Украине в последние двадцать лет двигалась своим, параллельным путем развития».
Представителей украинской исторической науки не обошла стороной миграция «на багатші села», в бизнес или в Россию, где вопросам изучения и правильного «затачивания» прошлого уделяют куда больше внимания. Впрочем, есть и обратная сторона медали — на фоне разбуженного горбачевской Перестройкой интереса к историческим процессам то и дело появляются аферисты от истории, которые осуществляют такие «открытия», что в профессиональных кругах начинается паника с истерикой. Противоядие от воинствующих дилетантов найти крайне сложно, остается только предложить им полную информационную блокаду.
Историк Сергей Громенко предлагает прагматичный рецепт ведения государством «войны за историю», без которой, как представляется, сегодня просто не обойтись. «Что же требуется от государства в случае войны за историю?.. Во-первых, больше прислушиваться к специалистам, чем к «экспертам», которые ориентируются на конъюнктуру: никаких «трипольских цивилизаций» или «украинцев-арийцев», как и «народов-братьев» или «измышлений австрийского генштаба».
Во-вторых, не жалеть денег на организацию постоянных музеев и передвижных выставок, поддержку научного книгоиздания и фундаментальных исторических исследований.
И, в-третьих, способствовать формированию новой исторической памяти, переименовывая улицы в честь отечественных героев, открывая мемориалы и подчеркивая нашу украинскую позицию в международных организациях и на мероприятиях. Потому что все же есть вещи, которые без помощи государства не вытянет на себе ни одно ражданское общество».
Если бывший советский идеолог Леонид Кравчук и «крепкий хозяйственник» Леонид Кучма на посту Президента не были замечены в повышенном внимании к историческим проблемам, то Виктор Ющенко, хобби которого является коллекционирование украинских древностей, скорее навредил, чем принес пользу. Виктор Андреевич против собственной воли предстал перед согражданами в виде карикатурного украинца, сибаритствующего и ведущего неспешный образ жизни, подкрепленный красивыми словами и благими намерениями. «Его попытки явочным порядком ввести этнонациональную символику и ритуалику в общественное пространство Украины встретили серьезное сопротивление и неприятие определенной части населения страны и вмешательства внешних факторов, прежде всего из России. А национальная историческая политика, из-за ее архаизации и примитивизации, вызвала серьезную критику профессиональной среды».
В 2010 году, после смены структуры власти новая элита предложила сделать упор на традиционные для советского (российского) общества элементы исторической памяти. «Ударным» звеном… стали ритуалы и мифологемы «Великой Отечественной войны», возрождающие взгляд и понимание недалекого прошлого сквозь призму «советского народа», который выстоял в годы войны и совместными усилиями победил общего врага. Подобная историческая память имеет далекоидущей целью идеализировать СССР с его идеолого-пропагандистскими стереотипами, а значит, и легитимизировать советский народ как общность, в которой «украинский народ» занимал подчиненное положение.
Стоит обратить внимание на телевизионный проект «Великі українці», который в ноябре 2007 — мае 2008 года транслировался на телеканале «Интер». Можно сказать, что это был достаточно успешный опыт использования средства массовой информации для поднятия интереса к национальной истории путем ее персонификации. Однако не обошлось без скандала: победа Ярослава Мудрого вызвала чувство недоумения у многих участников проекта, знавших, что долгое время на звание «Великого украинца» претендовал Степан Бандера.
Действия Ющенко, пытавшегося разбудить национальное самосознание украинцев, но поступавшего топорно, без творческого подхода, примитивно, с упором на пресловутую «шароварщину», не принесли украинскому обществу реальной пользы, зато заметно активизировали российскую сторону, ощутившую прямую и реальную угрозу от поиска Украиной собственного исторического лица. Эти попытки после прихода к власти Виктора Януковича попытались максимально стреножить.
Впрочем, в одном вопросе третий украинский президент сумел добиться определенных успехов. Так, по результатам соцопроса группы «Рейтинг», с января 2011 года по ноябрь 2012-го на 6 % увеличилось количество украинцев, согласных с тем, что Голодомор 1932–1933 годов был геноцидом украинского народа (было 53 %, стало 59 %), а вот количество противников этого тезиса сократилось за тот же период с 34 до 22%. Этот рост произошел уже после прихода к власти Виктора Януковича, что может свидетельствовать о постепенном пробуждении национального самосознания и интереса к собственной истории.
Министром образования и науки в правительстве Николая Азарова стал Дмитрий Табачник — выпусник исторического факультета Киевского университета имени Тараса Шевченко, не считавший необходимым скрывать свои русофильские взгляды. Он предложил под благовидным предлогом написание совместного российско-украинского учебника по истории, апеллируя к существованию подобного франко-немецкого проекта . Его не остановил тот факт, что «сейчас аксиомой является, что история, историческое знание — это интерпретация прошлого в интересах настоящего и будущего. Исторические знания бывают профессиональными, и здесь есть другие подходы, а бывают социально-функциональными, формирующих историческое сознание общества. Речь идет об этом втором варианте истории — общественной истории, которая должна сочетать достижения науки с общественными потребностями».
«В первый год своего руководства министерством Табачник анонсировал разработку общих исторических учебников с Россией, но реализация идеи серьезно застопорилась из-за радикального различия фундаментальных подходов к предмету украинских и российских историков. На второй год работы Табачника в Минобразования разработали и вынесли на общественное обсуждение проект нового учебного плана для 5-9-х классов средней школы, согласно которому история Украины как отдельный предмет вообще должна была исчезнуть из расписания уроков. Наконец, на третьем году пребывания Дмитрия Владимировича в Минобразе было решено отредактировать программу внешнего независимого оценивания (ВНО) по истории» .
В результате «в методическом пособии для украинских и российских учителей не упоминается о спорных исторических событиях.
Темам Голодомора, УПА и Второй мировой войны не нашли места в пособии. Подготовка издания завершилась в этом году. В Киеве оно было представлено в сентябре 2012 года во время «Дней науки и образования РФ». Всего было выпущено 200 (! — Авт.) экземпляров пособия.
Первый модуль издания посвящен вкладу Киево-Мо-гилянской Академии в культуру обеих стран. Во втором модуле — «Культура Древней Руси IX–XII веков» — рассказывается о фольклоре и обычаях древних славян. Авторы — сотрудники Института всеобщей истории РАН и Института истории НАН — сообщают, что культура того времени «объединяла в себе элементы различных цивилизаций» и перечисляют архитектурно-исторические, литературные и религиозные памятники Киева, Чернигова, Смоленска, Суздаля, Новгорода и Пскова.
Третий модуль посвящен социально-политической жизни русского дворянства и украинской шляхты в XV–XVII веках. Авторы раздела подчеркивают схожие черты господствующих сословий украинского и российского общества, описывают взаимоотношения внутри сословий, устройство судебной и торговой систем.
Четвертый модуль описывает реалии второй половины ХХ века. Например, рассказывается о попытках решить жилищную проблему с помощью строительства хрущевок. Здесь же идет речь о роли советского кинематографа. В частности, утверждается, что фильм «Семнадцать мгновений весны» заставлял зрителей «искать параллели между нацистским и коммунистическим режимами», а в сериале «Место встречи изменить нельзя» была затронута «тема правового произвола при Сталине». В разделе упоминается о дефиците продуктов, о стремлении граждан получать альтернативную информацию, слушая радиостанции ВВС, «Голос Америки» и «Свобода», но не исследуются причины развала СССР.
О спорных моментах авторы решили вообще не упоминать. В книге полностью опущен период с 1600 по 1946 год, ничего не рассказывается о деятельности Богдана Хмельницкого, Ивана Мазепы, существовании Украины в составе Российской империи, гражданской войне, Голодоморе, Великой Отечественной войне и ОУН-УПА». Наверное, наиболее подходящей оценкой нескольких лет совместных «исторических поисков» будет: «Гора родила мышь».
Энтузиазм Дмитрия Табачника в деле «орусачивания» украинской истории натолкнулся на непонимание подавляющего большинства украинских историков. Пожалуй, лишь академик Петр Толочко пытался поддерживать своими изысканиями министра образования и науки, да еще несколько конъюнктурщиков от науки. Интересно, что во время президентства Януковича Институтом национальной памяти руководил Валерий Солдатенко, не скрывавший своих коммунистических взглядов, а государственными архивами — многолетний член КПУ Ольга Гинзбург, занявшая это место по квотному распределению еще во время премьерства Виктора Януковича в 2006 году. Это показательный управленческий момент, хотя профессиональная деятельность этих «менеджеров истории» не была такой уж заиодеологизированной. Стоит ли удивляться, что для Украины «война за историю» больше напоминает расстрел безоружного.
Гении места геополитического масштаба
Стремление пометить территорию своего влияния смело можно назвать одним из признаков гибридной войны. Неслучайно в современных условиях активного вооруженного противостояния фактор поднятого над населенным пунктом флага имел мощное пропагандистское значение. Нужно отметить, что «метить территорию Новороссии» пророссийские силы с участием российских политиков начали еще во время президентства Виктора Ющенко и продолжили при Януковиче.
Формирование положительного образа имперского прошлого, в частности путем восстановления или установления памятников выдающимся деятелям Российской империи или СССР, — наиболее известная и распространенная технология. Период 2005–2010 годов в Украине был отмечен «войной памятников». Это касается и конфликта вокруг установки памятника Степану Бандере во Львове в 2006–2007 годах (польская община Львова восприняла этот шаг как провокацию). В Крыму в 2005 году произошел конфликт с Меджлисом крымско-татарского народа из-за установки памятника Иосифу Сталину к 60-летию Ялтинской конференции.
Самый известный случай, о котором я уже упоминал ранее, — в октябре 2007 года был восстановлен памятник императрице Екатерине II в городе Одессе. В 2008 году памятник ей был открыт в городе Севастополе, открытие состоялось во время праздничных мероприятий в честь 225-й годовщины основания города. (Отмечу, что в 2014 году крымская власть после аннексии полуострова Россией демонтировала памятник гетьману Петру Сагайдачному как основателю украинского флота .)
В октябре 2012 года группа народных депутатов Украины выступила с инициативой восстановить в Киеве памятник Петру Столыпину. Необходимость этого они мотивировали «возвращением к истокам исторического развития г. Киева и Украины, восстановлением исторической памяти путем восстановления памятников, которые существовали ранее, и учитывая несомненную роль Петра Столыпина в государственном развитии». Главными движущими силами этого процесса выступали председатель правления фонда «Единый мир», член Партии регионов Эдуард Прутник и на тот момент глава Государственного комитета архивов Украины, член КПУ Ольга Гинзбург, которые заявили о сотрудничестве в вопросе популяризации деятельности и восстановления памятника Петру Столыпину в Киеве. Фонд «Единый мир» в последнее время развернул активную деятельность по восстановлению памятника «великому реформатору».
К 218-летию со дня основания города в Одессе восстановили Александровскую колонну времен империи и стелу с именами Героев социалистического труда — от Сергея Королева до председателей колхозов-миллионеров. Церемония сопровождалась акцией одиозной политической организации «Евреи против Гурвица». Колонну открывал мэр Одессы Алексей Костусев вместе с послом РФ в Украине Михаилом Зурабовым. Мэр признался, что воссоздание памятника царю в его первоначальном виде — это мечта его детства.
На Харьковщине в 2013 году при личной поддержке Путина торжественно открыли памятник императору Александру III. Инициаторов восстановления нисколько не смутило, что царь не скрывал своей ненависти к украинской культуре, был ярым антисемитом, запрещал картины Репина и Ге, цензурировал Толстого и Достоевского. Именно он в 1884 году наложил табу на театральные представления на украинском языке во всех «малороссийских губерниях». Это Александр III в 1888 году издал указ о запрете употребления украинского языка в официальных учреждениях и крещения украинскими именами. При нем в 1889 году в Киеве на съезде археологов было разрешено читать доклады на всех языках, кроме украинского, а через три года официально запретили переводить книги с русского на украинский .
Необходимо подчеркнуть, что во всех упомянутых случаях инициатива исходила от представителей украинской местной и законодательной власти. Такое развитие событий можно расценивать как признак эффективности действия «мягкой силы» в российской внешней культурной политике, когда ее агентами выступают не российские институты, а украинские резиденты. Региональные традиции исторической памяти культивируются и культивировались местными элитами. Российские силы играли на этом достаточно активно, следуя имперскому правилу «разделяй и властвуй».
Украинские активисты нанесли ответный удар уже во время Революции достоинства. Объектом гнева протестующих против режима Януковича стали памятники Владимиру Ленину, щедро расставленные в разных точках Советского Союза. 8 декабря во время акции протеста на Крещатике активистами ВО «Свобода» был снесен памятник Ленину, стоявший напротив Бессарабского рынка. Хотя этот монумент представлял собой историческую и художественную ценность, это не остановило протестующих. В конце сентября 2014 года проукраинские активисты демонтировали памятник Ленину на крупнейшей в Европе площади — площади Свободы в Харькове. Отмечу, что глава Харьковской ОГА Игорь Балута успел подписать распоряжение о демонтаже памятника .
Наверное, можно согласиться с утверждением, что война с памятниками — не лучшее проявление общественной активности, однако в случае с ленинскими истуканами речь идет о восстановлении исторической справедливости, поскольку ни в Киеве, ни в Харькове, ни в каком-либо другом украинском населенном пункте, вождь российской революции и основатель Советского государства никогда не был. Более того, его вклад в украинскую историю отнюдь не положительный. Жертвами коммунистического режима в Украине стали миллионы людей, культурные потери не поддаются оценке. Воистину, тот факт, что достаточная часть населения на Востоке Украины ностальгирует по советскому прошлому, невзирая на это, не может не говорить в пользу эффективности избранного РФ пути.
Есть и еще один показательный момент. Усилиями российских СМИ при поддержке некоторых украинских политиков в нашем информационном пространстве сформировались жупелы, националистические страшилки. Цель была достаточно простой — максимально отбросить на обочину националистическое крыло политических и общественных организаций. Характерным примером реализации такой стратегии может стать сюжет о Волынской резне, что стало уже анекдотом и мэмом прошлого года.
Факт кровопролитной трагедии на Волыни во время Второй мировой войны не подлежит сомнению. За почти 70 лет его трактовка прошла любопытные трансформации: из болезненного фактора в украинско-польских отношениях этот эпизод превратился в пример совместной работы историков и трудного, но все же продвижения по пути взаимного примирения.
Еще в 1993 году по инициативе правительств Украины и Польши была создана украинско-польская комиссия экспертов по совершенствованию учебников истории и географии. Кроме того, историческое прошлое двух народов стало объектом внимания первых лиц государств, практически вышло на высший уровень государственной политики. Еще в мае 1997 года в Киеве президенты Украины и Польши Леонид Кучма и Александр Квасьневский подписали Совместное заявление «К пониманию и единению». Было признано, что история обоих народов имеет много примеров сотрудничества в различных сферах жизни, но также и трагических страниц. Среди последних — военное противостояние в XVII–XVIII веках; проявления антиукраинской политики польских властей в 1920-30-х годах; преследования польского населения в советской Украине в период сталинских репрессий; Волынская трагедия 1943 года; жестокость украинско-польских конфликтов в первые послевоенные годы; акция «Висла», которая нанесла удар по всей украинской общине Польши.
Официально процесс примирения начали в 2003 году президенты Кучма и Квасьневский, в 2006-м его продолжили Ющенко и Качиньский, открывшие в селе Павло-кома, недалеко от Перемышля, памятники замученным украинцам и полякам. Тогда же украинские политические и общественные деятели попросили прощения у поляков.
Несмотря на различные взгляды на историю и оценки событий, украинское и польское общества пришли к компромиссу во время проведения мероприятий по случаю годовщины Волынской трагедии летом 2003 года. Об этом свидетельствует принятие совместного украинско-польского парламентского заявления, а также усилия обеих сторон по чествованию памяти погибших в Волынской трагедии 1943 года. В частности, в заявлении стороны согласились, что трагедию поляков, которых убивали и выгоняли с мест их проживания вооруженные формирования УПА, сопровождали такие же страдания украинского мирного населения — жертв польских вооруженных акций. Эти события были трагедией для обоих народов. Неудивительно, что российские «спецпропагандисты» и их украинские последователи игнорируют факт этого заявления, продолжая наступать на больные мозоли двусторонних отношений.
В декабре 2014 года Президент Украины Петр Порошенко, выступая в польском Сейме при максимальном собрании тамошнего истеблишмента, попросил прощения у поляков за Волынскую трагедию: «Нас вдохновляют мысли предстоятелей наших Церквей, которые о трагических страницах общей истории во время Второй мировой войны и первых послевоенных лет советуют говорить с большой мудростью: «Прощаем и просим прощения» .
Кто виноват и что делать?
Российский историк Владимир Тихомиров достаточно объективно определил самые спорные моменты в российско-украинской истории:
«Киевская Русь
Россия: Киевская Русь стала колыбелью для могучего народа. Происками польских супостатов он, однако, был разбит на русских, украинцев и белорусов.
Украина: Уникальная культура Киевской Руси воплотила в себе лучшие качества зарождавшейся украинской нации.
Переяславская Рада
Россия: Подняв запорожское казачество на бунт против Речи Посполитой, Богдан Хмельницкий сумел воссоединить Левобережную Украину с братским русским народом.
Украина: Переяславский договор должен был означать только временный военный союз против Речи Посполитой, но обрек Левобережную Украину стать жертвой российских имперских амбиций.
Мазепа
Россия: Обманув высочайшее доверие Петра I, гетман Мазепа перебежал на сторону шведов. Под Полтавой с изменником удалось расквитаться.
Украина: Жаждавший для Малороссии независимости, гетман Мазепа решился на военный союз со шведами. Но Полтава привела украинский народ не к свободе, а к очередному витку русского ига.
Голодомор
Россия: Голод 1932–1933 годов на Украине был вызван губительной аграрной политикой Сталина и явился частью всесоюзной трагедии. Хлеба не хватало и в Казахстане, и в Поволжье.
Украина: Голодомор был умышленным истреблением украинской нации.
Украинская повстанческая армия
Россия: Националистические банды, убивавшие советских военнослужащих и активистов, стоят в одном ряду с немецкими захватчиками.
Украина: Национально-освободительное движение в годы войны1.
Огромный пласт противоречий между Россией и Украиной очевиден и не подлежит сомнениям.
Способны ли в Киеве выиграть свою «войну за историю», если львиная доля источников по национальной истории находится взаперти в российских архивах (к счастью, ваш покорный слуга не конспиролог, иначе обязательно бы постарался найти антиукраинский след в пожаре в российском Институте информации по общественным наукам) .
Как и полагается в ходе гибридной войны, Украине необходимо действовать асимметрично и нелинейно, искать адекватные методы донесения исторической правды до адресата, коим должен быть не высоколобый интеллектуал, а обычный гражданин самой большой европейской страны. Короткие ролики и яркие наклейки, интересные лекции и внушающие уважение артефакты — инструментов создания и поддержания интереса к национальной истории на общенациональном уровне множество.
Немало сделавший для популяризации украинской истории автор книги «Украинский национализм. Ликбез для русских», историк Кирилл Галушко, запустивший после аннексии Крыма сайт «Ликбез» о щекотливых исторических вопросах, справедливо считает: «Нам просто не хватает нового совместного проекта, не хватает перезагрузки, не хватает других, новых людей «наверху». Мы должны перейти от стадии «нации-еще-не» в стадию «нация-уже-вот», наше печальное прошлое уже закончилось. Живым, конечно, все хорошо, но, как кто-то умный выразился, «живут только те нации, которые имеют программу на завтра».
Галушко вторит крымчанин Павел Казарин, утверждающий, что «Украина не способна нанести Кремлю симметричный удар. Зато в ее распоряжении — целый арсенал крайне болезненных для Москвы ассиметричных ответов. Украина способна так ударить по архетипическим символам России, что двуглавому орлу, не ровен час, придется подтверждать свою родословную… Если у украинских элит хватит изобретательности, то они и вовсе могут начать бороться с Кремлем за бренд «Киевская Русь». Киевская Русь — как «истинная европейская Русь» в противовес более поздней азиатской франшизе. А если в мировых столицах подтвердят, что, мол, да, Ukraine is the real Russia — то это уже будет серьезно. Слабость современной России как раз и состоит в гипертрофии ее символической повестки» .
Поэтому вопрос «Что делать?» как раз и должен лежать в плоскости ассиметричного ответа, носящего сопоставимую, если не большую символическую нагрузку.
Почему исторический аспект гибридной войны так важен? Он надежен по-своему. Ведь можно преодолеть экономические санкции с помощью партнеров, можно быть украинским русскоязычным националистом (или англоязычным сторонником ИРА). История есть способ легитимации, она воздействует не только условно на желудок, но и на гражданские чувства.
Информационная составляющая в этом контексте даже вторична. Ведь не всегда может хватать аргументов для отстаивания той или иной точки зрения. А история дает необъятный простор и неисчерпаемые ресурсы для самых разнообразных трактовок. И в психологии обывателя даже минимальная ссылка на документ и любая псевдонаучность сразу придает вес даже самому дикому постулату.
Информационная война создает имидж и формирует повестку дня. История его легитимизует и делает «дороже», покрывает «цыганским золотом» (медью) пропаганды самые фантастические измышления, грубые тезисы и утверждения.
С другой стороны, апелляция к славе предков воодушевляет армию и общество, закаляет дух и укрепляет веру в легитимность и неизбежность победы. Недаром уже не раз упомянутый нами Карл фон Клаузевиц писал: «…физические явления подобны деревянной рукоятке, тогда как моральные представляют собой отточенный клинок, выкованный из благородного металла».
Подводя итоги «исторического» аспекта гибридной войны, необходимо отметить следующее:
— Россия не только использует методы метрополии в борьбе за эпизоды общего исторического прошлого, но и без стеснения передергивает факты для подтверждения своей позиции.
— Можно говорить о существовании в России целой программы «русификации» истории постсоветского пространства, противостоять чему сегодня кажется проблематичным.
— Кремль успешно эксплуатирует концепцию имперского исторического прошлого, снисходительно «позволяя» Украине существовать, но без шансов на адекватное развитие.
— Вопросы становления исторической памяти в Украине находятся на третьем плане государственной политики, у представителей власти нет понимания, насколько важными они являются.
— Украине предстоит не только нейтрализовать коллаборационистов от истории, но и определить собственные приоритеты в части трансляции исторической памяти на нынешнее поколение.
— «Битва за историю» для Украины будет тяжелой, однако необходимой, поскольку наше государство продолжает переживать проблемы с идентичностью, что в современном мире чревато сужением пространства для политического маневра.