1. Человек, выросший и вращающийся в известной, тесно ограниченной среде, часто, очень часто находит в ней тела определенных постоянных пространственных форм и величин, определенного и постоянного цвета, вкуса, запаха, тяжести и т. д. Под влиянием этой среды и благодаря ассоциации он привыкает находить те же ощущения соединенными с определенным местом и определенным моментом времени. Это постоянство связи он по привычке и инстинктивно предполагает заранее, и эта предпосылка становится важным условием его биологического существования. Такие в известных местах и временах сосредоточенные постоянные связи, послужившие основой для идеи абсолютного постоянства или субстанции, не исчерпывают всех постоянств. Тело, получив толчок, приходит в движение, толкает другое тело и приводит и его в движение; из наклоненного сосуда вытекает содержимое; лишенный опоры камень падает; соль растворяется в воде; горящее тело зажигает другое тело, нагревает металл, накаляет и плавит его и т. д. Во всех таких случаях перед нами являются тоже постоянные связи, но только они предоставляют больший простор изменениям в смысле пространства и времени.
2. Мы назвали (предварительно) последние общие составные части наших физических и психических переживаний элементами. Мы наблюдаем: 1) простые постоянства отдельных элементов, 2) постоянства связи этих элементов в одно время и на одном месте и 3) более общие постоянства связей этих элементов. Многократное, тщательное наблюдение удостоверяет, что отдельные элементы вообще не постоянны. Если они иногда кажутся постоянными, как, например, цвет тела при постоянном освещении, тяжесть — при неизменном положении относительно земли и т. д., то это зависит только от случайного постоянства других связанных с ними элементов. Связи одно-временностей и совместимостей тоже не представляют абсолютного постоянства, что ясно уже из предыдущего и ежедневно доказывается, в особенности физикой, химией и физиологией органов чувств. Таким образом остаются только общие постоянства связей, оба же другие постоянства составляют лишь их весьма специальные случаи. Если причислить и ощущения пространства
273
и времени к элементам, то все постоянства связей исчерпываются взаимной зависимостью элементов [1]. Естественно, что под действием биологической нужды сначала наблюдаются простейшие зависимости, непосредственно доступные чувствам, что мы пояснили уже многочисленными примерами. Только позднее удается познать более общие и более сложные связи, абстрактно выражаемые зависимости, в которых сами элементы скрыты в понятиях.
3. Совершенно так же, как мы рефлекторно и инстинктивно под влиянием нашей организации, нашей биологической нужды и окружающей среды научились схватывать вещи, а затем уже пользуемся этой способностью с намеренной целесообразностью для жизненных потребностей, так и предпосылки, инстинктивно развившиеся в нас на основе нашей психической организации (ассоциации) и под действием окружающей среды и оказавшиеся биологически полезными, мы затем употребляем с сознательным намерением и с предвидением многократно уже испытанного успеха, когда дело идет в исследованиях о понимании действительности.
4. Предположение о зависимости друг от друга элементов переживания нет никакой нужды считать врожденным; напротив, мы можем наблюдать его постепенное развитие. Слова «потому что», «ибо», «следовательно» и т. д. долго в жизни и языке как народов, так и отдельного человека имеют значение лишь временного и пространственного совпадения и только впоследствии получают смысл обусловливающий (причинный) [2]. Проходит также немало времени, пока отношение взаимной зависимости элементов становится вполне и правильно усвоенным. И это вполне понятно. Если бы все шло вполне правильно без малейших нарушений, как ночь следует за днем, мы без всяких размышлений приспособились бы к этому ходу вещей [3]. Только смена правильного с неправильным вынуждает нас ради непосредственных или посредственных биологических интересов поставить вопрос: почему события один раз таковы, а другой раз другие? что связано неразрывно и что сопровождает друг друга только случайно? Через это различение мы приходим к понятиям причины и действия. Причиной называем мы событие, с которым другое событие (действие) неразрывно связано. Конечно,
1 Erhaltung der Arbeit. Prag, 1872, стр. 35 и след. — Анализ ощущений, изд. С. А. Скирмунта.
2 Geiger, Ursprung und Entwickelung der menschlichen Sprache und Vernunft. Stuttgart, 1868.
3 J. F.W. Herschel, The study of natural philosophy. London, 1831, стр. 35.
274
оказывается, что в большинстве случаев это отношение понимается весьма поверхностно и неполно. Обыкновенно рассматривают как причину и действие только две особенно бросающиеся в глаза составные части процесса. Более точный анализ такого процесса почти всегда обнаруживает, что то, что называется причиной, есть лишь составная часть в целом комплексе условий, определяющем то, что называется действием. Поэтому эта составная часть оказывается весьма различной, смотря по тому, обращаем ли мы или не обращаем внимание на ту или на другую часть комплекса.
5. Раз предпосылка постоянства связи элементов укоренилась в нашем мышлении как инстинктивная привычка или как сознательная методологическая черта, то при каждом наступлении нового неожиданного изменения мы сейчас же спрашиваем о его причине. Почему то, что до сих пор наблюдалось, не существует более? Изменилось ли какое-нибудь упущенное из виду, не замеченное условие? Каждая перемена кажется нарушением устойчивости, распадением того, что до сих пор существовало вместе. Она прекращает привычную нам связь, беспокоит нас, ставит проблему, заставляет нас отыскивать новую связь, причину перемены [4].
6. В естественных науках, достигших высокого развития, употребление понятий причины и действия все более ограничивается, становится все реже. Это имеет свое веское основание, ибо указанные понятия изображают дело лишь весьма приблизительно и неполно, им недостает определенности, как то уже было сказано выше. Как только удается охарактеризовать элементы событий измеримыми величинами — что в случае элементов пространства и времени достигается непосредственно, а в случае других чувственных элементов, по крайней мере, косвенно — взаимная зависимость элементов друг от друга гораздо полнее и точнее выражается понятием функции [5], чем столь мало определенными понятиями, как причина и действие. Это имеет место не только там, где в непосредственной зависимости нахо-
р. v дится больше, чем два элемента (пример газа p.v./T = Konst. см. стр. 151), но еще более там, где рассматриваемые элементы находятся не в непосредственной, а в посредственной зависимости, через многократные звенья элементов. Физика своими уравнениями характеризует эти отношения гораздо яснее, чем то можно сделать словами.
4 Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.
5 Ibid. — Erhaltung der Arbeit, стр. 35 и след.
275
7. В случае непосредственной зависимости двух или нескольких элементов, причем все элементы, например, связаны одним уравнением, каждый элемент есть функция остальных. Пользуясь старыми выражениями, мы должны были бы сказать: в этом случае понятия причины и действия могут меняться местами. Если, например, две тяжелые массы одни только противопоставлены друг другу или если два теплопроводных тела одни только соприкасаются, то изменение скорости одной массы есть причина изменения скорости другой и наоборот, а изменение температуры одного тела есть причина изменения температуры другого тела и наоборот. Если горячее тело А сообщает теплоту другому телу N через посредство других тел В, С и т. д., то изменение состояния тела зависит уже не только от изменения состояния тела А, но здесь имеют известное влияние также все тела-посредники и расположение их. Конечно, и изменение состояния тела А не может уже здесь зависеть только от изменения состояния тела N. Обратимость здесь исчезла. Даже в том простом случае, когда можно рассматривать все тела как точки, можно будет составить столько совместных дифференциальных уравнений, сколько есть тел. Каждое уравнение содержит вообще переменные, имеющие отношение ко всем телам. Когда удается получить уравнение, содержащее только переменные одного тела, то это уравнение можно интегрировать. Это приводит и к остальным интегралам, в которых постоянные определяются начальным состоянием. Решения такого простейшего примера достаточно, чтобы почувствовать всю недостаточность обычных понятий причины и действия и ненужность их в сравнении с понятием функции [6].
8. При точном и подробном рассмотрении физических процессов кажется, что можно все непосредственные зависимости рассматривать как взаимные и одновременные. С обычными понятиями причины и действия дело обстоит как раз наоборот, ибо они прилагаются именно в случаях, совершенно не проанализированных, зависимости со многими посредствующими членами.
6 Я где-то читал, что я веду «ожесточенную войну» с понятием причины. Это неверно, ибо я не основатель какой-нибудь религии. Для моих потребностей и целей я заменил это понятие понятием функции. Если кто-нибудь найдет, что это не приводит к большей определенности, к освобождению или объяснению, он спокойно останется при старых понятиях; у меня нет ни силы, ни также потребности каждого человека заставить принимать мое мнение. Рассказывают, что одного человека обвинили перед Фридрихом II в том, что он не верит в воскресение из мертвых, на что король положил резолюцию: «Если N не желает воскреснуть вместе со всеми, то, по-моему, пусть останется лежать». Это сочетание юмора и терпимости вообще весьма достойно подражания. Наши потомки когда-нибудь надивиться не смогут, о чем мы только спорили и еще более — как мы при этом раздражались друга на друга.
276
Действие «следует» за причиной и это отношение «необратимо». Примером может служить взрыв пороха в пушке и удар ядра или также светящийся объект и световое ощущение. В обоих случаях пред нами зависимость, образующаяся из целой цепи бесчисленного множества посредствующих членов. Поражаемое ядром тело не может восстановить работы пороха, ощущающая сетчатка не может сделать того же относительно света; оба они только звенья в целой цепи зависимостей, продолжающихся на других путях, чем начальный член их. Тело дает разлетающиеся от удара куски; воспринимающий световое ощущение схватывает, может быть, светящийся объект. Целый процесс вовсе не должен быть тоже мгновенным и обратимым, если он и основан на многочисленной цепи одновременных и обратимых зависимостей. Мы вернемся еще к этому пункту [7].
9. Итак, понятие причинности не всегда оставалось одним и тем же, а изменялось в ходе истории и может еще измениться и в будущем. Тем более было бы неосновательно мнение, будто понятие это есть прирожденное рассудочное понятие. Проблему Юма и Канта я уже обсуждал в другом месте [8]. Здесь остается прибавить еще немного. Психологическая индивидуальность развивается через взаимодействие субъекта и окружающей его среды. Конечно, организм приносит уже кое-что прирожденное, может быть, даже гораздо большее, чем думал Кант. Прежде всего прирожденна рефлекторная возбудимость. Не только система ощущений пространства и времени прирожденна, но прирожденны и специфические энергии всех наших органов чувств вместе с их системами возможных ощущений [9]. Правда, показано, что физиологическое пространство и физиологическое время без помощи физического опыта не могут обосновать ни научной геометрии, ни научной математики. Вопрос «как возможна (а priori) чистая математика?» содержит таким образом несомненно
8 Prinzipien der Warmelehre. 2 изд., стр. 432 и след.
9 Vgl. F. J. Schmidt, Grundzuge der konstitutiven Erfahrungsphilosophie. Berlin, 1901.
7 К этим рассуждениям меня привело одно небольшое, поучительное для меня, психологическое переживание. Один человек, по-видимому, не естествоиспытатель, но философски и поэтически высокоодаренный, пришел к следующей мысли: подобно тому как изображение на сетчатке вызывает ощущение, так и, обратно, живое зрительное представление должно вызвать изображение на сетчатке, которое можно было бы какими-нибудь способами обнаружить. Придя к этой мысли, он обратился ко мне с предложением осуществить этот безнадежный опыт. Понятие функции вряд ли могло бы ввести его в столь большое заблуждение, в какое его ввело здесь понятие причины.
277
зародыш важного исследования. Но он был бы еще важнее, если бы не заключал уже предположения, что математические знания получаются a priori. Ибо не философские декреты, а только положительные психофизиологические исследования могут установить, что именно прирождено. Что касается понимания причинности, то прирожденными могут быть — самое большее — основы возможности ассоциации, органические соединения, ибо сами ассоциации, наверное, приобретаются индивидуально (см. стр. 64). Мысль о прирожденности понятия причинности довела такого выдающегося исследователя, как Уэвелл, до весьма странных уклонений, хотя его, собственно говоря, следует назвать весьма свободным кантианцем. Fries и его школа, в особенности Апельт, которым мы весьма многим обязаны в деле создания основ рациональной естественнонаучной методики, делают отчаянные усилия, чтобы освободиться из оков Канта, но это им вполне не удается (см. примеры на стр. 153—154). Среди немцев мы находим существенный шаг вперед впервые у Бенеке. Он говорит буквально следующее: «В предыдущем мы показали, что все понятия без исключения, также и категории Канта, возникают через соединение воззрений и на этом основании мы не можем в полной мере согласиться со взглядом Уэвелла» [10]. «Самое общее разделение наук с этой точки зрения есть деление на науки, предмет изучения которых есть все воспринятое чрез посредство внешних впечатлений, и науки, имеющие своим содержанием все внутренне предопределенное. Последние содержат, правда, в известной мере, познание того, что a priori опыта дано в нас. Но доныне ошибочно полагали, ближайшим образом определяя это отношение, что формы, выступающие в развитой душе, даны уже в ней до опыта или, точнее, до развития души (прирождены). Это ложно: формы, которые прежде всего даются нашему познанию, возникли лишь с развитием души, а до этого бывают только предопределены в прирожденных задатках и условиях, которые носят в себе совершенно иные формы» [11]. К этим превосходным общим замечаниям я ничего существенного не могу прибавить.
10 Beneke, System der Logik als Kunstlehre des Denkens, Berlin, 1842, стр. 23.
11 Ibid. стр. 282.
278
10. Итак, естественное развитие приводит к тому, что инстинктивное ожидание постоянств, развившееся взаимодействием субъекта и окружающей его среды, в конце концов привносится в исследование как намеренная, сознательная, с успехом испытанная и обещающая дальнейший успех методологическая предпосылка, как постулат. Действительно, намерение исследовать какую-нибудь область возможно только при допущении, что эту область можно вообще исследовать [12]. Но такое допущение предполагает постоянства, ибо что же другое может быть установлено исследованием? А такие постоянства суть зависимости элементов данного друг от друга, функциональные отношения или уравнения между этими элементами. С решением такого уравнения достигается более широкое, более общее субстанциальное понимание, но также и более широко развитое, более определенное и ясное причинное понимание. Вообще говоря, неважно, видим ли мы в уравнениях физики выражение субстанций, законов или в особых случаях выражение сил; во всяком случае они выражают функциональные зависимости. В качестве простого, сразу понятного примера достаточно привести закон энергии, очень легко поддающийся различным толкованиям, которые мы поэтому и не можем считать столь различными в своей основе, какими они часто кажутся [13].
11. Правильность позиций «детерминизма» или «индетерминизма» доказать нельзя. Только наука совершенная или доказанная невозможность всякой науки могли бы здесь решить вопрос. Ведь дело идет здесь именно о предпосылках, которые привносятся в рассмотрение вещей, смотря по тому, придается ли большее субъективное значение достигнутым доныне успехам исследования или его неудачам. Но во время исследования всякий мыслитель по необходимости теоретически детерминист. Это имеет место и тогда, когда он рассуждает лишь о вероятном. Принцип Якова Бернулли [14], «закон больших чисел», может быть выведен только на основе детерминистических предпосылок. Когда такой убежденный детерминист, как Лаплас, который мечтал о мировой формуле, мог как-то выразиться, что из комбинации случайностей может получиться самая поразительная закономерность [15], то этого не следует понимать в том смысле, будто, например, массовые явления статистики совместимы с волей, не подчиненной никакому закону. Правила теории вероятностей имеют силу только в том случае, если случайности суть скрытые усложнениями закономерности [16]. Только в этом случае средние числа, полученные для известных промежутков времени, могут иметь разумный смысл [17].
12 См. Oelzelt-Newin, Kleinere philosophische Schriften. Wien, 1901. (Naturnotwendigkeit und Gleichformigkeit des Naturgeschehens als Postulate, стр. 28—42). Мысли, которые проводит автор, очень близки к моему взгляду.
13 Prinzipien der Warmelehre, стр. 423 и след.
14 Jac Bernoulli, Ars conjectandi. Basel, 1713.
15 Laplace, Essai philosophique sur les probabilltes, 6-me ed., Paris, 1840.
16 Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.
279
12. Но допущение постоянств вообще вовсе не исключает допущения ошибочности такого допущения в частных случаях. Напротив, исследователь должен быть всегда готов к разочарованиям. Он никогда даже не знает, принял ли он во внимание уже все существующие в том или другом случае зависимости. Опыт его ограничен пространственно и временно, представляя ему лишь небольшой угол картины мировых событий. Ни один факт опыта не повторяется с полной точностью. Каждое новое открытие вскрывает пробелы в нашем понимании, обнаруживает незамеченный до тех пор остаток зависимостей. Таким образом и тот, который в теории является крайним детерминистом, на практике все же бывает вынужден оставаться индетерминистом и именно в том случае, если он не хочет отделаться умозрениями от важнейших открытий.
13. Наука фактически существует. Наука невозможна без известной, хотя бы и не совершенной устойчивости фактов и соответствующей ей, полученной через приспособление устойчивости мыслей. Последняя устойчивость заставляет заключать к первой, предполагает первую, составляет часть ее. Возможно, что нет совершенной устойчивости. Во всяком случае существующая устойчивость настолько велика, что она достаточна, чтобы служить основой прогрессивного идеала науки [18].
14. Когда мы достигли того, что мы обращаем внимание на взаимную зависимость элементов друг от друга и намеренно отыскиваем ее, то метод отыскания ее получается сам собой. То, что зависит друг от друга, в общем и изменяется друг с другом. Метод сопутствующих изменений является везде руководящей нитью исследования. Этот метод лежит в основе скудных указаний Аристотеля для исследователей, как и подробных правил Бэкона. J. F. Herschel, указав на неразрывную связь причины и действия и на то, что второе следует за первой, выяснив далее, что усиление, исчезновение, обращение первой вызывает такие же изменения и в последнем, выставляет руководящие правила исследования [19]. Многочисленные оговорки, к которым он прибегает, ясно показывают, что, как опытный научный исследователь, он прекрасно чувствует всю недостаточность обоих понятий. Да и
17 Fries, Kritik der Prinzipien der Wahrscheinlichkeitsrechnung. Braunschweig, 1842.
18 Cp. Erhaltung der Arbeit, стр. 46. Petzoldt, Das Gesetz der Eindeutigkeit. Viertelj. f. wissensch. Philosophie, XIX, стр. 146 и след. Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.
19 Preliminary Discourse etc., стр. 151 и след.
280
как экспериментатору не знать того, что параллелизм изменения, который, в случае простых зависимостей, большей частью [20] действительно имеет место, не может быть однако прямо принят и для случаев зависимостей более сложных и богатых посредствующими членами? Самым подробным образом изложил правила исследования в схематической форме Милль [21]. Если мыслить причину и действие измеримыми и способными принять все величины, то все методы Милля оказываются специальными случаями метода сопутствующих изменений. Если в комплексе ABCD А есть причина D, то D находится во всех комплексах, в которых содержится А (метод согласия). Если А = О, то вместо комплекса ABCD мы имеем комплекс ВС, в котором и D = 0 (метод различия). Специализацией других родов получаются и другие методы. Руководящие идеи, затруднения и усложнения у Herschel'я и Милля в существенном одни и те же. Уэвелл [22] дал удачную критику правил Милля и его примеров. Схематизация мыслительных процессов исследователя, приводящая к ясному сознанию их формы, — дело, без сомнения, не бесполезное; но большого облегчения исследования в случаях специальных от этого ожидать нельзя. Трудность заключается больше в отыскании руководящих элементов комплекса ABCD, чем в форме умозаключения. Но когда мы — с помощью схем Милля или без них — установили вообще зависимость элемента D от другого элемента А, то этим, как это знает всякий естествоиспытатель, достигнуто еще весьма немногое; ибо только теперь лишь начинается самая важная работа: отыскание рода существующей здесь зависимости. В большинстве случаев схема Милля получает правильный смысл лишь тогда, если и А и D рассматривать как целые комплексы элементов. В таких случаях исследователь, руководясь задачей и целью исследования, постарается подвергать исследованию по мере возможности такие комплексы А и D, которые однозначно определяют друг друга. Ибо только зная такие комплексы, он бывает в состоянии дополнять в мыслях частично данные факты, или, если это дополнение касается будущего, предсказывать это будущее. При этом правила Милая вряд ли окажутся для него полезными.
20 Когда понятие причины заменяют понятием функции, становится тотчас же ясно, что два переменных, связанных функциональным отношением, не должны становиться равными нулю одновременно, что вообще даже изменению одного вовсе не обязательно должно соответствовать изменение другого. Стоит подумать только о температуре и электродвигательной силе мест соприкосновения двух металлов: с повышением температуры эта электродвигательная сила сначала возрастает, потом уменьшается, становится равной нулю и, наконец, получает даже противоположное направление.
21 Mill, System der deduktiven und induktiven Logik. Deutsch von Th. Gomperz. Leipzig, 1884. (Есть и рус. пер. Прим. Пер.)
22 Whewell, On the Philosophy of Discovery. London, 1860, стр. 238-291.
281
15. Вооруженный понятием функций и методом сопутствующих изменений, исследователь приступает к своей работе. То, что ему еще нужно, должно доставить специальное знание его научной области. Здесь никакие общие правила помочь не могут. Метод сопутствующих изменений лежит в основе как качественного, так и количественного исследования, применяется в равной мере при наблюдении и эксперименте и служит также руководящим началом при экспериментировании в мыслях, ведущем к образованию теории.