1. Двойной шаг вперед:
седьмого лютня 1648 года
— Что слышно о чеанцах? — Император Евгений спросил об этом уже в третий раз. Разумеется, он волновался, ему не хотелось начинать царствование с дипломатического скандала, чреватого войной. Сегодня Первым Приемом открывались большие коронационные празднества, и было крайне важно, кто будет присутствовать на балу, а кто нет.
Формальная процедура коронации прошла еще две недели назад, и на ней, как обычно и случается, присутствовали отнюдь не все представители имперской знати, да и большинство Великих домов — имперских или нет — были представлены всего лишь послами. Другое дело коронационные торжества. Вот на эти дни и недели в Ландскруну прибывает вся знать, все, кто способен ходить и говорить. Приезжают и монархи, в крайнем случае принцы крови или специально избранные делегации, состоящие из знатнейших людей королевств, герцогств и княжеств.
— Что слышно о чеанцах? — Вопрос больной, если не сказать большего.
Неделю назад в Ландскруну прибыл принц-наследник королевства Лоан, вслед за ним — князь Лев Норфейский, три графа и два наследных принца из Старых графств, король Суры, князь Зигмунд Фряжский, представительные делегации из семи городов и даже родной брат герцога Решта. А вот из Чеана известий не было. Вернее, они поступали, но такие, что заставляли едва успевшего короноваться императора волноваться. Шпионы доносили, что князь Чеана Теодор тяжело болен и приехать на коронационные торжества в Ландскруну не сможет. Не было у него и наследника, способного с честью представлять на торжествах «союзное» княжество. В таких случаях княжеская Ставка посылала обычно одного из своих членов. Однако отряд, покинувший пределы княжества две недели назад и, по сообщениям голубиной почты, двигавшийся на рысях в сторону Ландскруны, не нес никакого знамени или штандарта. Просто две дюжины всадников о двуконь да два десятка вьючных лошадей, и это все. Не было вымпелов и знамен и на трех чеанских галерах, спустившихся по Фраю и шесть дней назад вышедших в холодные океанские воды.
— Что слышно о чеанцах?
— Всадники въехали в город два часа назад. — Александр мог гордиться, Евгений нашел в нем безукоризненного помощника. — Наши люди следят за ними издалека, но, как вы и приказали, не приближаются. Чеанцы, оказывается, заранее арендовали гостиницу «Петух господа», там и разместились. Галеры вошли в порт час назад. Это все.
— Через пять минут я должен буду войти в зал приемов…
— Надеюсь, это не война, — искренне признался Александр цу Вог граф ан дер Глен.
Следующие пять минут прошли в страшной суматохе, но когда заиграли трубы и два мажордома, ударив в пол церемониальными посохами, объявили выход императора, Евгений, по-видимому, сумел взять себя в руки. Взглянув на то, как шагает император, на его осанку и выражение лица, Александр смог вздохнуть с облегчением: во всяком случае, здесь и сейчас, на открытии Коронационных торжеств, все было в порядке, ну а что случится потом…
«Что случится потом, потом переживать и будем», — решил Александр и, встав справа за троном, сосредоточился на представлениях и подарках.
Пока императора поздравляли монархи или приравненные к ним лица, Евгений стоял, пусть и на одну ступеньку, выше других. Процедура утомительная: сначала глашатай выкрикивает имя и титул пришедшего, и тогда в широко открытые двери в противоположном конце зала входит король или герцог в сопровождении свиты и торжественно идет к трону, где на возвышении стоит император. По пути большая часть свиты отстает, присоединяясь к знати и царедворцам, стоящим по обе стороны прохода, а небольшая — два-три наиболее видных члена делегации — сопровождает своего монарха почти до трона, отстав от него лишь на несколько шагов. Затем краткая беседа между пришедшим поздравить и императором, и поздравители освобождают площадку следующему принцу или монарху, отходя в специально предназначенное для них пространство слева и справа от трона. Там и кресла для них стоят, но сесть они, как и император, не могут, пока не пройдут все великие мира сего. Протокол требует от них стоять.
— Король Суры…
— Герцог Норфейский…
Александр не позволял себе отвлечься ни на мгновение. Он должен был рассмотреть и понять этих людей, чтобы потом помочь Евгению иметь с ними дело.
— Граф… герцог… принц-наследник… король…
— Норна Гарраган, — объявил глашатай, — ноблес де Ар де Кабриз дю Ланцан наследная принцесса Чеана Чара.
Он вздрогнул, и, кажется, Евгений тоже не смог сдержать своего удивления.
«В Чеане появилась наследница престола? Сапфировую корону получит женщина? О черт! Только не это!»
По наборному паркету к трону шла молодая высокая женщина, позволившая себе прийти на императорский прием в мужском платье и опоясанная мечом. Ее фигура, подчеркнутая роскошным, расшитым золотом и драгоценными камнями нарядом, была безупречна, волосы, собранные в перевитый изумрудными нитями хвост, сияли в огне свечей благородной бронзой, огромные глаза с приподнятыми кверху внешними углами смотрели спокойно, но от их желтого «звериного» взгляда пробирал холод.
— Здравствуйте, «кузен», — сказала она, приблизившись, и от звука ее голоса Александра пробила нервная дрожь. — Так что ж, Евгений, замолвите за меня словечко перед князем Чеана?
— Принцесса, — поклонился ей император, и поклон этот был куда ниже, чем кому бы то ни было другому, — я понимаю, что между нами случилось недоразумение, которое так просто не разрешить. Тем не менее давайте попробуем забыть прошлое и смотреть только в будущее! Я крайне признателен вам, что вы почтили мои коронационные торжества своим присутствием. Позвольте пригласить вас на первый танец, мы откроем императорскую павану.
— Танец? Что ж… Граф, — обернулась она к сопровождавшему ее ди Рёйтеру, — вы позволите мне составить императору пару?
— Разумеется, ваша светлость, — с улыбкой ответил ди Рёйтер и чуть поклонился. — Но второй танец мой!
2. Четыре простых шага назад и два в сторону:
семнадцатый день полузимника 1647 года
Всю дорогу Иан ен’Кершер и его люди стремились угодить Тине, чем только могли. Они были предупредительны и любезны и называли ее не иначе как госпожой. Создавалось впечатление, что им запрещено звать ее по имени, но эти жесткие и жестокие люди, — а именно такими и были на самом деле гвардейцы ен’Кершера — вкладывали в слово «госпожа» столько чести и уважения, что Тине и в голову не пришло на них обижаться. Не называют, и бог с ними. Наверняка этому имелось какое-то объяснение, но расспросы Тина решила оставить на потом. Пока же она радовалась свободе, обществу друзей и путешествию верхом по бездорожью северо-западного Чеана. Погода стояла прекрасная, хвойные леса сменялись лиственными, успевшими одеться в краски осени, тут и там вставали по сторонам облешенные холмы и скалистые сопки, намекавшие своим видом на родство с горами. Встречались многочисленные речушки и ручьи, но большие реки оставались по правую и левую руку от путешественников, продвигавшихся по междуречью Сайшера и Фрая.
— Ну, вот мы и на месте. — Всадники выехали из леса, и Иан показал рукой на мрачную громаду скалы, нависшей над искрящимися под солнечными лучами водами реки. — Эта река — приток Сейшера Канна. А замок называется Кастель.
Башни и стены замка — сложенные из того же искрасна-черноватого, бурого камня, — казалось, являются прямым продолжением скалы, словно бы вырастая из нее, поднимаясь к высокому небу.
— Сколько отсюда до Норнана? — спросила Тина, рассматривая неприступную на вид твердыню.
— Сутки пути верхом, двое — по реке.
— Что делает князь Чеана в такой глуши?
— У меня нет ответа на ваш вопрос, госпожа, но тот, кто желает с вами встретиться, наверняка ответит на все ваши вопросы.
— Тогда поспешим! — И Тина послала коня вперед. — Любопытство не порок, но порой оно мучительно, словно зуд.
Примерно через милю отряд выбрался на тракт, а спустя еще два часа всадники въезжали во внутренний двор замка. И сама крепость, и ее охрана внушали уважение. Высокие мощные башни, толстые стены, крепкие бойцы, следящие за гостями холодными глазами хищников, и ни одного знамени: ни штандарта, ни вымпела. Темные краски одежд, кожа и сталь, плащи и доспехи, и нигде, ни на одежде, ни на оружии, никаких гербов.
— Госпожа! — Не успела Тина спешиться, как к ней подошел богатырского сложения воин в темно-коричневом плаще. — Вас ждут, Госпожа, следуйте за мной!
Тина оглянулась на Иана и Виктора, но приглашение, по-видимому, касалось ее одной.
«Ну, что ж… Посмотрим, кто прячется в замке на скале…»
— Ведите, сударь, я следую за вами.
* * *
— Сюда!
Перед ней открылись тяжелые створки дверей, и Тина вошла в просторные покои, недостаточно большие, впрочем, чтобы называться залом.
— Здравствуй!
Двери за Тиной закрылись, и она осталась один на один с женщиной, неподвижно сидящей в кресле на противоположном конце комнаты.
— Здравствуйте!
Женщина была закутана в меховой плащ, низко надвинутый капюшон скрывал ее лицо. Видны были только кисти рук, лежащие на подлокотниках кресла, узкие, сухие, с длинными сильными пальцами без единого кольца или перстня.
— Покажись! — приказала женщина, и Тина непроизвольно выполнила ее приказ, шагнув в полосу света, падающего из высокого узкого окна.
— Вот ты какая…
«Какая? Взрослая? Некрасивая или красивая? Большая?»
— Что случилось с Гилдой? — Вопрос последовал после некоторой паузы.
«Она знает про Гилду и дом с палисадником…»
— Она попала под «темную волну».
Ее собеседница знала многое, отчего бы не предположить, что она знает все?
— Смерть без исцеления, вот, значит, как это произошло. А что же ты?
— Я выпила «воду забвения» и ушла в мир.
— Должно быть, в ту пору ты выглядела лет на десять…
— Мне не давали больше восьми…
— Но ты перестала пить настой шерна…
— И природа взяла верх над ядом, я стала расти.
— Что ты умеешь?
— Все, чему хотела и могла обучить меня Гилда и ее люди.
— Хороший ответ, — одобрила женщина. — По-видимому, ты вступила в Гильдию.
— Гильдию? — переспросила Тина.
— Терновник, — подсказала незнакомка.
— Что ж, вы знаете, — согласилась Тина. — Да, я член Гильдии.
— Твой ранг?
— Мастер ядов.
— Значит, время не потрачено зря, и надежда не потеряна. Ты умна, иначе не смогла бы достичь таких высот, упорна и сильна духом. Хладнокровна, умеешь выживать, иначе бы тебя не было сейчас здесь, и, как говорят, дерешься, словно мужик.
Слово было грубое, почти оскорбительное, но Тине показалось, что она ощутила в ровном сухом голосе собеседницы намек на иронию.
— Это похвала или порицание?
— Всего лишь признание факта. С кем ты спишь?
«С кем я сплю?!»
— Не уверена, что должна отвечать на ваш вопрос.
— Что ж, ты в своем праве. Он первый? Не отвечай, я уже знаю ответ.
— Хотите сказать, что следили за мной?
— Нет, милая, к сожалению, не следила. Не знала о тебе ничего. Надеялась, ждала, это так, но знать не знала. Вильма наткнулась на тебя случайно. Она должна была тут же доложить Иану, но… исполнительный дурак порой хуже врага, она чуть все не погубила.
— Что значит наткнулась?
— Видишь ли, Вильма не совсем та, за кого себя выдает.
— Это я успела почувствовать на собственной шкуре, — усмехнулась Тина.
Она не боялась и не нервничала. Волнение покинуло ее. Она была спокойна и сосредоточенна.
— Это тебе только кажется, что ощутила… — возразила собеседница. — Вильма может быть разной, мягкой и жесткой, покладистой и жестокой. Иан назвал ее умной дурой. Он прав, Вильма по-своему умна и хитра, не зря же она стала главой проведчиков севера и запада. Глаза и уши княжества в Империи… Представляешь, что это значит?
— Пытаюсь, — пожала плечами Тина.
— У Вильмы есть камень… — По-видимому, «присказка» закончилась, начиналась «сказка». — Темно-красный камень. Он похож на рубин, но это не рубин, это оберег. Очень древний и очень редкий амулет. Он дает знать, когда рядом оказывается истинная кровь.
— Вы имеете в виду оборотней?
— Я имею в виду древнюю кровь. Таких, как ты, девочка, осталось совсем немного. К сожалению, и Охн не поторопился поделиться со мной своей находкой.
— Охн?
— «Повелитель полуночи».
— Значит, король оборотней существует на самом деле?
— Он не король, — возразила женщина. — Он один из немногих, переживших свое время первородных. По-видимому, он нашел тебя случайно. Аль гораздо ближе к Северному Олфу, чем к Чеану. Но следует отдать ему должное, найдя, он не оставил тебя своей заботой. Он присматривал за тобой и даже в горах Подковы не оставил тебя в одиночестве. Но лучше бы он сообщил о тебе мне. Впрочем, он безумец, что с него возьмешь!
— Извините, — остановила собеседницу Тина, — но все эти разговоры об оборотнях мне порядком надоели. Правда в том, что я не могу оборачиваться.
— Еще бы! Ведь на тебе лежит «запрет».
«Запрет?» — кажется, об этом Тина ничего не знала.
— Запрет? — переспросила она вслух.
— Ты пыталась вспомнить, что было до того, как попала в дом Гилды? — вопросом на вопрос ответила таинственная собеседница. — Ты помнишь, кто тебя туда привел?
— Пыталась. — Скрывать было нечего, и Тина честно призналась в постигшей ее неудаче. — Пыталась, но не нашла зелья, снимающего «печать».
— Потому что это не «печать», это — «запрет», его зельем не отменишь.
— Значит, «запрет» закрывает мне дорогу в прошлое и он же не дает обернуться?
— Так и есть.
— Но раз есть запрет, то кто-то же его… — Тина запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, но просто не зная, что делают с этим «запретом», ставят, накладывают или еще что.
— Ты права, если есть «запрет», то есть и тот, кто его произнес. — Голос не изменился, он звучал все так же ровно, почти безучастно. — Это сделала я. Я произнесла «запрет», а теперь пришло время его отменить. Но дело, как ты понимаешь, не в технике, а в последствиях. Что случится, когда ты вернешься в мир? Возвращение не простой шаг, тем более для таких, как мы.
— Мне нечего ответить. — И это была чистая правда. — Я слишком мало знаю. Скорее даже не знаю ничего.
— Что ж… — После этих слов в комнате повисла тишина. Молчала женщина, обдумывая, по-видимому, свой следующий шаг. Молчала Тина, не находившая слов, но и не желавшая оставлять все «как есть». К добру или ко злу, но обратного хода не было.
— Что ж, — повторила женщина после долгой паузы. — Сделанного не воротишь, и случившегося не отменишь. Ты не можешь вернуться в Аль, но и стать графиней ди Рёйтер тебе не судьба. А раз так, пусть случится, что должно. Вспомни дверь, которая закрылась за тобой, когда ты вошла в дом Гилды… Помнишь? Видишь?
— Да! — Тина вспомнила и увидела внутренним взором ту проклятую дубовую дверь, что никак не желала открываться.
— Открой ее, девочка…
* * *
— Открой ее, девочка! Не бойся!
Норна обернулась. Мать стояла совсем рядом, высокая, сильная, уверенная в себе.
— Ну же! — Рука с длинной узкой кистью возникла из-под плаща, подбитого мехом куницы, и легла Норне на плечо. — Ты не должна бояться, Норна! Ты никогда и ничего не должна бояться. Страх — удел слабых.
Мать умела быть убедительной. Норна снова посмотрела на дверь. Она знала, открыв дверь, она надолго, если не навсегда, отменяет свое прошлое — счастливые годы, проведенные в замке Кастель среди немногочисленных друзей, рядом с возникавшей из ниоткуда и исчезавшей в никуда матерью…
— Счастье не вечно, — словно прочтя ее мысли, сказала мать. — Служение, долг, честь — вот они пребудут с тобой всегда. Ты знаешь, что должна уйти, и знаешь почему.
Так все и обстояло. Спрятать человека, особенно несуществующего, очень сложно, если возможно вообще. Рано или поздно кто-нибудь мог узнать о девочке, живущей в старом княжеском замке. Еще хуже, если этот кто-то сумеет ее увидеть…
— Я понимаю! — Норна толкнула дверь и вошла в дом Тилды, чтобы остаться в нем на долгие годы…
* * *
— Значит, вы моя мать… — Сейчас Тина вспомнила и этот замок, и его окрестности, вспомнила она и женщину, которую знала в то время как свою мать. Но ни лица, ни имени этой женщины она вспомнить не смогла.
— Наша встреча не слишком радостна, не так ли?
— Да, пожалуй, — кивнула Тина. — Я представляла это себе как-то иначе.
— Но в жизни оборотня, девочка, нет места иллюзиям. В жизни есть только то, что есть.
— Как мое настоящее имя? Я вспомнила два: Мета и Норна. Меня зовут Норной?
— Не спеши, — предложила женщина. — Во всем этом следует разобраться. Наша с тобой история слишком запутана, чтобы распутать ее одним словом. Впрочем, узел можно разрубить. Ты этого хочешь?
«Разрубить означает так и не узнать всей правды…»
— Значит, и своего лица вы мне не покажете…
— Пока нет, но когда ты выйдешь из этой комнаты, ты будешь знать.
— Что ж, я подожду.
— Вот и славно. Хочешь присесть? Приказать принести вина?
— Прикажите! — Тина отошла к стене, взяла один из покрытых темным лаком стульев с высокой спинкой и перенесла его туда, где стояла прежде. Стул был большим и тяжелым, но при ее росте и силе рук, способных держать боевое оружие, это были сущие пустяки.
— Ты сильна… и красива. — Женщина дернула витой шнур, уходящий куда-то за спинку ее кресла. — Сейчас принесут вино, я сделала распоряжения еще до того, как ты вошла в эти покои. Садись!
— Благодарю вас, сударыня! — Назвать эту женщину «мамой» или «матушкой» не получалось даже мысленно.
— Как давно умерла Гилда?
— Полагаю, это случилось лет десять-одиннадцать назад. Точнее не скажу, потому что даже сейчас не помню, сколько времени бродяжничала до того, как попала в приют.
— Значит, формально тебе должно быть семнадцать-восемнадцать лет.
— А сколько на самом деле?
— Подожди еще чуть-чуть.
В это время открылась маленькая дверца в стене напротив окна, и в помещение вошли двое слуг. Один из них принес Тине столик, другой — поднос с угощением: хрустальный графин с каким-то светло-коричневым напитком, серебряный стаканчик и несколько серебряных же вазочек с засахаренными фруктами, крошечными пирожками и орехами, сваренными в меду.
— Ты была не слишком хороша собой, не так ли? — спросила женщина, когда слуги оставили их одних.
— Вы правы, сударыня. — Тина вынула из графина пробку и сразу же поняла, что за «вино» ей принесли. — Я была некрасивой девушкой. Печальная судьба. — Она налила себе винка и поднесла стаканчик к губам.
«Вишня, малина… Гранат…»
— А потом ты стала меняться.
— Да, я поняла это по изменившимся взглядам мужчин, вернее, одного конкретного мужчины. Прошло еще какое-то время, прежде чем изменения стали видны остальным.
— Вы шли через Хребет Дракона, где магия растворена даже в воздухе и воде.
— Да, мы шли через Подкову.
— Что ты знаешь об истории княжества Чеан? — Вопрос неожиданный, но собеседница часто меняла тему.
— Зависит от того, что именно вы имеете в виду, древнюю или новую историю?
— Новую.
— Без подробностей.
— А в общем виде?
— Что-нибудь о войне с императором Яковом? — вопрос возник по наитию, но, похоже, Тина не ошиблась.
— Война… — вздохнула женщина в капюшоне, едва ли не впервые за весь разговор позволив чувствам отразиться в своей речи. — Будь проклята война и будь проклят Яков!
Наступило молчание, и Тина сочла за лучшее выпить винк, закусив его горстью засахаренных вишен.
— Хорошо, — нарушила тягостную паузу собеседница Тины. — Пусть будет, что будет. Смотри! — И с этими словами она откинула капюшон плаща.
Еще не успев рассмотреть черт материнского лица, Тина выхватила из хаоса ощущений и воспоминаний главное. Впечатление хищной силы, образ, исчезнувший в тумане забвения, но вернувшийся к ней сейчас с такой силой, что сердце сжало, и жаром окатило всю — с головы до ног, — и ударило в виски, застилая взор влагой непрошеных слез.
— Ты… — слова застряли в горле, а волны жара шли и шли, сметая препоны, открывая потаенное, возвращая утраченное. — Я… Ох!
* * *
Убийцы пришли ночью. Бесшумно поднялись по отвесной стене, проникли в южную башню через разрушенную еще во время войны, но так до сих пор и не восстановленную амбразуру, прошли коридором до дверей детской и только здесь встретили отпор. Гвардеец, стоявший на страже, успел убить одного из нападавших, прежде чем пал под ударами вражеских клинков.
Норна проснулась от шума и сразу же вспомнила все, чему ее учила мать. Метнувшись с кровати, она успела задвинуть засов за мгновение до того, как убийцы распахнули дверь. Взломать же ее оказалось им не по силам. Прибежали стражники, начался бой… Норна следила за событиями, полагаясь на один только слух, но, кажется, видела в деталях, что и как происходило за запертой дверью. В конце концов стражники зарубили еще одного убийцу, а последнего ранили и взяли живым.
— Одиннадцатое покушение, — сказала мать, когда вернулась в замок на следующий день. — Они охотятся на тебя, как на дикого зверя. Что скажешь, Титгар? Они уже знают, что ведут охоту на девочку-оборотня?
— Нет, княгиня. — Барон Титгар ен’Баарах был невысок, едва достигая плеча княгини, но именно он являлся лордом-маршалом Ставки. — Они все еще думают, что у вас с князем родился мальчик. А о том, что кто-то из великих князей Низких земель является оборотнем, им и в страшном сне не приснится.
— Вот пусть и не снится… Ты понимаешь, о чем мы говорим? — Княгиня Карла Ланцан по прозвищу Калли обернулась к Норне, тихо, словно мышка, сидевшей в уголке. Она делала это так часто, как могла, как позволяли обстоятельства. Смотреть на Карлу, слушать ее голос, видеть, как решает она государственные дела, — являлось самым острым удовольствием, о каком знала Норна.
— Да, матушка, — ответила она. — Это всего лишь дело времени и случая, когда люди императора доберутся до моего горла.
— Ты не по годам умна, моя сладкая! Будет жаль, если Верны не позволят тебе взойти на Сапфировый трон.
— Я тоже не хочу умирать, — призналась Норна, смерть была знакома ей не понаслышке.
— Ладно, решим так. — Карла прошлась по кабинету, высокая, стройная, излучающая силу. Двигалась она легко и грациозно, и мужской костюм сидел на ней лучше платьев, хотя и в платьях она выглядела первой красавицей. Норна видела ее в платье всего четыре раза, но пришла к выводу, что красивее ее матери женщины нет.
— Ладно, решим так, — сказала Карла. — Пошли кого-нибудь в Аль… Жена князя Альм и Ши двоюродная сестра императора. Пусть наши люди зальют Альмский замок кровью. Устрой там бойню и дай знать через посредников, что за каждое нападение на моего сына я буду вырезать родственников Верна семьями. Это во-первых. Во-вторых, подыщи паренька на роль моего сына. Княжонок нам нужен плохонький, хворый, такой, что долго не протянет. Его надо найти и обучить так быстро, как это возможно, а Норну мы пока переведем в Кастель. И вот еще что, подумай о дальнейшем, нам нужно придумать такой способ сокрытия истины, до которого не додумаются даже умники вроде графа ди Рёйтера. Кстати, это правда, что он в Норнане?
— Да, ваша светлость, граф ди Рёйтер прибыл в Норнан неделю назад и, кажется, уезжать никуда не собирается.
— Устрой нам встречу… И начинайте распускать слухи, что юный князь Гарраган слаб здоровьем и не так чтобы вовсе в уме. Это все пока. Пойдем посмотрим на убийцу.
— Можно я пойду с вами? — спросила Норна.
— Там будет много крови, — попробовал возразить барон ен’Баарах.
— Я не боюсь крови.
— Пусть идет! — махнула рукой Карла и первой покинула кабинет.
* * *
— Итак, вы Карла Ланцан. — Тина смотрела на мать, пытаясь вспомнить не только факты, но и чувства. — И я ваша дочь…
— Прежде всего ты дочь своего отца! — У нынешней Карлы было суровое, лишенное жизни лицо, те же черты, что и прежде, но впечатление совсем другое. — Ги Торах Гарраган был великим воином, он был… — В глазах Калли — миндалевидных глазах с приподнятыми внешними углами — вспыхнул огонь гнева и страсти, полыхнув изумрудной зеленью, в которой плавилось безумие. — Все это неважно, Чарра, все это так глупо… Величие, отвага, честь… Ум и красота… Все дело в том, что я любила его, а он любил меня. Ты плод любви, дитя настоящей страсти, что сжигала нас обоих все время, что мы были вместе. И эта же страсть испепелила мое сердце, когда Ги погиб. Вот и вся правда.
«Она моя мать… Но дочь не муж, вот в чем дело».
— Значит ли это, что мне сорок лет? — спросила Тина.
— Тридцать девять… Но оборотни стареют медленно, а тебя мы еще и придержали.
— Тридцать девять, — повторила за ней Тина. — И я оборотень и княжна… Но ни того, ни другого мне не дано.
— С чего ты взяла? — Сейчас Карла Ланцан снова говорила холодным, лишенным чувства голосом. — Иан оформит бумаги. Официально, — во всяком случае, пока — будет считаться, что ты дочь князя Теодора. Сегодня же он подпишет грамоты о признании тебя в качестве наследницы и возведении в княжеское достоинство. Ты сможешь носить свое собственное родовое имя без того, чтобы открыть твое истинное происхождение.
— Вы говорите о князе так, словно он бессловесная кукла.
— Так и есть. Все эти годы правила княжеством я, но я устала, и теперь пришел твой черед.
— Под каким именем я выйду в свет?
— Тебя зовут Норна, но твое полное имя Норна Гарраган ноблес де Ар де Кабриз дю Ланцан, наследная принцесса Чеана Чара.
— Чара — это тоже личное имя?
— Нет, — ответила Карла Ланцан, изучающе глядя на Тину. — Это прозвище. Меня называли Калли, что означает на кхорском «Птица», а твое прозвище Чара, и на старочеанском оно означает то же самое.
— Птица…
— Да, Чара, мы с тобой обе — птицы.
«Птица!» — и в этот момент знание вошло в ее плоть и кровь, и в это странное мгновение исчезла из мира Тина Ферен, и вместо нее появилась Норна Гарраган, принцесса Чара.
3. Простой шаг вперед:
седьмого лютня 1648 года
Чудес на свете не бывает, и случайные совпадения происходят крайне редко. Все это так, но Александр сам видел Охотника и слышал песню птицы Аюн. Наконец, не слишком покривив душой, он мог утверждать, что беседовал с рафаим, хотя правильнее сказать, что он лишь присутствовал при этой беседе. Это что касается чудес. Но и совпадения совпадениям рознь. Случай — штука не простая.
«Как получилось, что из всех возможных кандидатур я выбрал именно ее? Случай? Но случайно ли, что в путешествие через горы Подковы Тину сопровождали три графа и баронесса? Мы словно сформировали достойный принцессы эскорт…»
Он смотрел на нее и не мог поверить своим глазам. Это была Тина, какой он видел ее совсем недавно в Лукке, но одновременно это был уже совсем другой человек. Эта женщина всем своим видом, незаурядной внешностью, осанкой, взглядом великолепных и опасных глаз утверждала свое безусловное право на власть. Ее речь, жесты, улыбка — все это было настолько естественно, что Александр начинал сомневаться в собственных воспоминаниях. Да полноте! Эту ли женщину встретил он в Але всего несколько месяцев назад?
«Некрасивая девушка… Мальчик, который девочка… Принцесса Чара… Чудны дела твои, Господи!»
Любой женщине, какого бы высокого происхождения она ни была, в этом дворце, в этом обществе не простили бы и самого малого отступления от правил, изъяна в одежде, неверного слова. Но Норна танцевала с императором, не отстегнув меча, то есть так, как танцуют павану мужчины. И все нашли это восхитительным. Ей было позволено практически все, о чем другая женщина не стала бы и мечтать, просто потому, что невозможное невозможно. Однако Норна, одетая в мужское платье, пьющая наравне с мужчинами крепчайший бренди и пускающая дым из изящной костяной трубочки, вызывала только восхищение. Восхищался и Александр. Просто не мог ничего с собой поделать.
— Пускаете слюни, граф? — Рядом с ним остановилась Адель, на этот раз — как бы для разнообразия — снова одетая как порядочная женщина.
— Мне показалось, или ди Рёйтер в самом деле представил вас как баронессу? — парировал Александр.
— Увы вам, граф, я получила полную амнистию из рук графа Квеба. Не то чтобы я горела желанием вернуться в графство, но права мне возвращены.
— Поздравляю.
— Вам тоже причитаются поздравления, — усмехнулась Ада. — Сколько раз вы обманули бедную сиротку?
— Не помню точно, — пожал плечами Александр. — Раза три или четыре…
Он старался сохранить лицо, но внутри себя знал, что уничтожен. Он предал доверившуюся ему девушку, прошел мимо любви, о какой не мог и мечтать, и что же взамен? Титул графа и роль наперсника императора Евгения? Глядя на Норну Гарраган, он понимал, что продешевил.
— Вам стоит серьезно заняться фехтованием…
— У меня вроде бы и раньше неплохо получалось.
«Она мне угрожает?»
— Вам может не хватить этого «неплохо».
— Ди Рёйтер или мастер Сюртук? — Он смотрел, как Тина и Виктор танцуют гильярду, и от зависти у него сжимало виски и не хватало воздуха в легких.
Эти двое были безупречной парой, хотя, по-видимому, никогда не смогут оформить свои отношения официально. Монарх не принадлежит себе, какой бы полнотой власти ни обладал, а Тине, судя по сообщению агентов в Чеане, оставалось ждать совсем недолго: князь умирал, а она, как выясняется, единственная наследница.
— Любой на ваш выбор, — усмехнулась Адель. — Но я бы посоветовала избегать Ремта, он вам не по зубам.
— Чего вы добиваетесь?
— Развлекаюсь.
— Вот как?
— Граф, — она стала вдруг серьезной, хотя улыбка и не сходила с ее губ, — я хотела спросить, осведомлен ли Евгений о вашей истинной природе?
— Пытаетесь запугать?
— И пытаться нечего, оборотень с лилией Калли на плече…
— Вы хотите меня погубить?
— Нет, я вас вербую, — еще шире улыбнулась женщина и как бы нечаянно прислонилась к плечу Александра: ни дать ни взять флиртует! Так все и подумают, а она…
«Она меня завербовала… и держит на очень коротком поводке».
— Так как?
— Будете изображать мою любовницу?
— Зачем же изображать? — подняла бровь Ада. — Вы мужчина видный, да еще одной со мной крови… Не вижу причин, чтобы отказать себе в удовольствии провести с вами ночь… или две.
«Сука!»
— Я польщен, — поклонился Александр. — Разрешите, баронесса, пригласить вас на танец?
4. Двойной шаг вперед:
одиннадцатого цветня 1648 года
На рассвете одиннадцатого цветня 1648 года на высокий берег могучей реки выехали из леса несколько всадников, причем двое из них вели в поводу вьючных лошадей и трех чистокровных скакунов — вороного, темно-гнедого и каракового, при том, что вороной ходил под женским седлом, а два других — под обычными. Река, несшая свои воды к далекому океану, называлась Фрай, а всхолмленная и покрытая девственными лесами местность, зажатая между рекой и хребтами Фронтира, имела множество названий на разных языках, но переводились все эти названия одинаково — «Межевая пуща». Места эти были малонаселенные, но лучшей охоты, чем в предгорьях Фронтира, нет и не было на всем Западе, от Норнана до Ландскруны.
— Здесь, пожалуй, — сказал, оглядев местность, высокий крепкого сложения мужчина в простом — кожа и коричневое сукно — охотничьем костюме. Впрочем, конь, меч и, самое главное, осанка, взгляд и интонации правильной речи — выдавали в нем человека знатного происхождения и высокого положения.
— Предложение принято! — Его спутник говорил насмешливо, как бы заранее иронизируя надо всем, что скажет сам или скажут другие. Однако самым интересным в нем было то, что его, в сущности, не существовало. На сером в облаках коне сидело нечто облаченное в штаны и сапоги, сюртук и сорочку с жилетом, наличествовали даже перчатки и шляпа-котелок, но под полями шляпы клубилась тьма.
— Георг! — Мужчина в охотничьем костюме обернулся к молодому воину, следовавшему за ним, отстав всего на два лошадиных крупа. — Стреножьте лошадей, накройте стол и можете гулять.
— Но не долго, — добавил он спустя мгновение. — К обеду жду вас с добычей, и вот еще что. Если встретите баронессу, а я надеюсь, что так и произойдет, пригласите ее к обеду. Намекните, что она не появляется уже двое суток, и все мы ужасно соскучились.
— Будет исполнено, ваше сиятельство. — Воин коротко поклонился и, поворотив коня, принялся отдавать приказы двум своим спутникам, следившим за лошадьми.
— Думаешь, придет? — спросил несуществующий человек, которого в княжестве Чеан знали под именем Ремт Сюртук.
— А куда она денется? — вопросом на вопрос ответил, спешиваясь, граф ди Рёйтер. — Она, маршал, нуждается в нашем обществе ничуть не меньше, чем мы в ее. И потом, долг… Вы же понимаете!
— А о ком мы сейчас говорим? — спросил маршал де Бройх и тоже спрыгнул с коня. — О баронессе или о принцессе?
— Об обеих. — Гвидо ди Рёйтер передал поводья своего мышастого жеребца одному из сопровождавших их с маршалом воинов и не торопясь пошел к береговому обрыву.
— Нравится мне твой оптимизм, — усмехнулся маршал, но тоже подошел к самому краю.
Они стояли на высокой светлой скале, вертикально обрывавшейся прямо в кипящие воды Фрая, грохочущие на перекатах полусотней метров ниже. Река в этом месте имела ширину едва ли не в полмили, но если ближе к середине русла глубины позволяли судоходство, то под берегами скальные выходы и огромные валуны, оставшиеся здесь со времен «Великой зимы», заставляли реку яриться и громыхать, прорываясь сквозь каменные узости и преодолевая немалые препятствия.
— Красиво! — сказал маршал.
— Не то слово! — согласился ди Рёйтер.
— А о чем ты думаешь на самом деле?
— О Норне, разумеется.
— Не могу ничего возразить, но хотел бы заметить, что любовь застилает взгляд и туманит разум.
— Мило! — Говорить с человеком, глаз которого ты не видишь, как не знаешь и того, каково выражение его лица, совсем не просто, но Гвидо привык и порой даже забывал, что его собеседник, в сущности, всего лишь тень маршала де Бройха.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты и не обидел. Ты прав, ибо таковы проявления любви. К слову, это ведь я написал ту книжку, которую так любят в Семи Городах.
— Ну, я где-то так и думал, мастер Анонимус. — В голосе маршала звучало удовлетворение. — Есть там, понимаешь ли, пара фраз, которые мог написать только такой интеллектуальный павлин, как граф ди Рёйтер. К слову, я так и не понял, за что ее запретили в Империи?
— За непристойность, — усмехнулся Гвидо, вспоминая то чудное время. — Я был молод и сумасброден, и мне казалось, что любая мысль, любой факт жизни могут быть озвучены и уж тем более записаны на бумаге.
— Да, да, — хохотнул маршал, по-видимому, вспомнив несколько таких «мыслей» и «жизненных фактов» из книги своего друга. — Помнится, там было несколько пикантных мест.
— Ты имеешь в виду «формы любви»? — Ди Рёйтер смотрел вдаль, на темные кедровые и чуть более светлые сосновые леса на противоположном, чуть более низком берегу реки.
— Да, про «любовь к родине» — это было сильно. И все-таки скорее политически, чем эротически. Зато «позы любви» заставили покраснеть даже некоторых офицеров моего штаба. Честно говоря, я и сам покраснел, когда читал первый раз.
— А ты что, ее еще и перечитывал? — удивился ди Рёйтер.
— Ну, видишь ли, я на войне с десяти лет… В общем, я нашел в этой главе, как, впрочем, и в нескольких других, много нового для себя, чтобы не сказать полезного.
— Н-да, я как-то забыл… — поморщился ди Рёйтер, представив, что скажет Норна, если, не дай бог, эта книжка попадет ей в руки и она узнает, кто именно скрывался за подписью Анонимус. — Надеюсь, в библиотеке замка этой книги нет.
— Есть, и не одна, — разбил его надежды маршал.
— Что значит не одна?
— Их две. Одна — в библиотеке замка, а вторую Карла Ланцан подарила своей дочери… Я стал случайным свидетелем этой сцены. Сам понимаешь, я ни за кем специально не подсматриваю, но моя природа…
— Когда это случилось? — оборвал маршала ди Рёйтер.
— Пытаешься сличить ощущения?
— Не пошли! Тебе не идет.
— Два месяца назад.
— Надеюсь, она не знает, кто автор.
— Знает.
— Откуда? — вздохнул, смиряясь с неизбежным, Гвидо.
— Карла Ланцан оставила на форзаце собственноручную приписку, что, по данным чеанских «глаз и ушей», автором книги является знаменитый алхимик и чернокнижник граф ди Рёйтер.
— Значит, она знает уже два месяца… — задумчиво произнес Гвидо.
— Да, принцесса необыкновенная женщина…
— Господин граф!
Гвидо обернулся. Лошади были уже стреножены, а на расстеленной прямо на молодой траве скатерти сервирован простой охотничий завтрак. Воин, позвавший Гвидо, все еще оставался в человеческом облике, хотя и сбросил всю одежду. Двое других обернулись волками и ждали своего приятеля на границе леса.
— Спасибо, Герри! — улыбнулся ди Рёйтер. — Ты свободен.
Воин поклонился и, повернувшись, устремился к лесу. До опушки он добежал уже в медвежьем облике, но ни одна из лошадей даже ухом не повела, эти лошади не боялись оборотней, они им служили.
— Так что же принцесса? — вернулся к прерванному разговору маршал.
— Тебе не стоит беспокоиться, Герт. — Ди Рёйтер снова смотрел вдаль. — Я люблю Норну, но не заблуждаюсь на ее счет. Она останется со мной до тех пор, пока будет любить, а потом пойдет дальше, но дело не в этом. Любовь не туманит разум не только мне, но и ей. Она правящая принцесса, а вскоре станет княгиней. Ей есть о чем подумать, кроме как обо мне.
— Все-таки странно, — задумчиво произнес маршал, тоже, по-видимому, всматривающийся вдаль. — Ты умен, хладнокровен и знаешь жизнь, как же тебя угораздило тогда самоубиться?
— И сам не понимаю, — пожал широкими плечами Гвидо. — Может быть, проклял кто?
— Может быть… Смотри!
Но Гвидо ди Рёйтер уже увидел и сам. Высоко, едва ли под самым Хрустальным куполом, парили две птицы. Расстояние было еще велико, и рассмотреть детали не мог даже такой маг и чернокнижник, как Гвидо, однако в следующее мгновение птицы камнем рухнули с небес, остановив падение и выровняв полет уже над самой водой. И тогда стало видно, что это два огромных орла — черный с серебром ер и рыжевато-красный орор. Птицы были невероятно красивы и великолепны в своей мощи и опасной грации. Обе имели длину тела в полторы сажени или даже больше и широкие крылья, достигавшие в размахе едва ли не трех. Таких орлов в природе не осталось, да и оборотни считались давно вымершими, но оказывается, все обстояло не совсем так, как думали люди.
— Они прекрасны! — сказал маршал.
— Ты прав, друг, — подтвердил ди Рёйтер. — Они великолепны.
А птицы между тем выровняли полет, грациозно развернулись и в несколько взмахов могучих крыльев поднялись на уровень скалы, где стояли Гвидо и Герт. И в то краткое мгновение, когда рыжевато-красный орор оказался прямо напротив, ди Рёйтер заглянул в желтые глаза орла и увидел в них любовь и страсть.
Жизнь продолжалась, и это была их общая с Норной жизнь.