1
Двадцать первого листобоя 1647 года
— И все-таки объясните, господин ди Крей, что здесь не так?
«Все», — сказал бы Виктор, но, разумеется, промолчал, поскольку имеет в виду отнюдь не историю и географию Империи. С ними-то дело обстоит куда проще, чем со всем остальным. С этим мальчиком, например, Рафом Нье, который по всем признакам совсем не мальчик, с его родственницей, чей багаж возбуждает любопытство, и этим их доктором права, так не похожим на крючкотвора… Впрочем…
«Посмотри на себя в зеркало, человек! Загляни в кадку с водой. Кого ты там видишь, как его зовут?»
«Не ищи блох в чужой шкуре, своя собственная на свету шевелится».
Итак, вечер десятого дня. Скорее, ночь, поскольку, если ты разбиваешь лагерь под открытым небом, различия между вечером и ночью стираются. Они несущественны. Главное, тебя окружает темнота, тебе одиноко, холодно и сыро, и еще ты, разумеется, боишься. Другой скажет — опасаешься, но Виктор предпочитал использовать простые слова и ясные определения. Зачем ему лукавить наедине с собой?
Десятый день путешествия выдался сухим и ясным. Места, через которые предстояло пройти, уже совсем мало заселены, но и на дикий край все еще не похожи. Тут и там попадались дорожки и тропки, виднелись одинокие фермы на пустошах и вырубках, так что идти через овраги да буераки нигде не пришлось. Однако, понадеявшись на легкость пути, они — и снова не без настырного давления мэтра Керста — выбрали длинный переход и, разумеется, ошиблись. Дойти засветло до замка Кме не удалось, и место для бивака пришлось искать в сгущающемся сумраке. К счастью, для старины Ремта темнота условна и относительна. Вскоре — и пяти минут не прошло — в глубине леса, чуть в стороне от тропы, отыскался весьма удобный для ночлега грот, неглубокий, но просторный. Когда разжигали костры — два, чтобы перекрыть весь широкий проем входа, — под высоким сводчатым потолком испуганно заметались летучие мыши. Их было много в здешних местах, но дело шло к зиме, и пора бы им угомониться. Вот только нетопыри этого, видать, еще не поняли.
— И все-таки объясните, господин ди Крей, что здесь не так?
Они сидели у костра вдвоем: Виктор и Раф. Мальчик был рослый и на вид крепкий, но все-таки еще ребенок, а не юноша. Вот если бы мальчик был девочкой, тогда…
— Ты видел когда-нибудь карту империи? — вопросом на вопрос ответил ди Крей и не без удовольствия пыхнул трубкой.
— Да… — без особой уверенности ответил мальчик.
«Ну, пусть пока остается мальчуганом!»
— В «Истории Севера и Юга» есть гравюра…
— Есть, — кивнул Виктор, неожиданно вспомнив огромный том «Истории», изданный ин-фолио. — Впрочем, это скорее рисунок, лишенный многих важных подробностей, чем настоящая карта, но для наших целей этого вполне достаточно. Итак…
Ее глаза — карие, возможно, янтарные — светились неподдельным интересом, или это играли в них отблески огня?
«Девушка… Но какое мне, собственно, дело? Сказали — мальчик, пусть так и остается».
— Представь себе карту, мальчик, — предложил Виктор вслух. — И посмотри на север. Ты знаешь, где там север?
— В правом нижнем углу, господин ди Крей, там изображена роза ветров.
— Молодец! У тебя цепкая память. Теперь найди Аль и проведи от него воображаемую линию прямо на север. Что там?
— Внутреннее море, проливы…
— Неправильно! — покачал головой Виктор. Прозвучало излишне категорично, почти по-менторски, но кто он ей? Всего лишь проводник.
— Если смотреть строго на север, — объяснил он. — Линия взгляда делит Внутреннее море на две части. Большая — почти две трети — остается слева, то есть на западе, а восточная часть — около трети площади моря, и строго на север нет никаких проливов, а лежит полуостров Северный Олф. Проливы же находятся значительно западнее этой линии и ориентированы с северо-запада на юго-восток. Поэтому в обычное время никто и не ждет там льды до середины студня, а то и до самого годового перелома.
— Вы имеете в виду широту, на которой находятся Студеные Врата?
— Да, парень, именно это я и имею в виду, но ты меня сильно удивил. В твоем возрасте… Тебе сколько лет, Раф? Лет десять? Двенадцать? Откуда ты знаешь про широты и долготы? Возможно, ты знаешь и про склонение? А в звездах ты разбираешься, Раф?
— Вы задали мне так много вопросов, господин ди Крей, что я не знаю, на который из них следует отвечать первым. — Мальчик упорно отказывался называть Виктора мастером, величая согласно традиции господином, как и следовало на самом деле обращаться к дворянину.
— Оставим твой возраст… Что насчет звезд?
— Я знаю карту звездного неба, но не так хорошо, как мне хотелось бы.
— Ты видел «Атлас Боргхарта» или что-нибудь в этом роде?
— Увы, нет, мой господин, всего лишь звездное небо…
«И что-то еще, о чем ты не захотел… не захотела… не хочешь мне рассказать…»
2
Карта звездного неба была изображена на одной из стен большой спальни старших девочек. Очень красивая роспись, хотя и несколько потускневшая от времени, выцветшая на солнце, покрывшаяся копотью. Названия звезд знала Теа, ее научил этому старик священник, у которого она жила до приюта. Если не считать того, что священник с ней спал — и не только ночью, если вы понимаете, о чем идет речь, — он был добрым человеком и не только кормил и одевал свою «воспитанницу», но и учил ее всяким разностям. От скуки, вероятно. От одиночества… Но не в этом суть. Он научил ее читать и писать и многому другому, чему бедную девочку не стали бы учить ни за что и никогда. Среди прочего старик обучил свою юную наложницу основам астрономии, а Теа — в свою очередь — открыла мир звезд своим лучшим подругам — Тине и Дитте.
«Где-то они теперь? Все ли прошло гладко с их обручением? Когда состоятся свадьбы?»
— Ты видел «Атлас Боргхарта» или что-нибудь в этом роде? — спросил ее ди Крей.
Он не походил на проводника, каким воображала себе Тина людей этой профессии. У него были правильные черты лица, зоркий, но спокойный по большей части взгляд, уверенная манера поведения. Он явно был хорошо образован и недурно воспитан и совсем не так молод, как могло показаться при первом взгляде. Впрочем, он хорошо хранил свои секреты и от «второго» и даже «третьего взгляда».
— Увы, нет, мой господин, всего лишь звездное небо…
— Так-так… Впрочем, сейчас мы говорим не о звездах, а о земле, о суше и воде. Аль — столица удела, ведь так?
— Да, — ответила она. Это был простой вопрос. Семь уделов, два королевства, три удельных княжества, восемь земель, Императорская Доля да Старые Графства, вот, собственно, и все.
— Отлично! — Казалось, он рад ее ответу, словно бы она с успехом выдержала экзаменационные испытания. — Отлично! Но если так, что находится к востоку от Приморья?
— Княжество Норфей.
— Недурно, а к югу?
— Семь городов.
— Ну, а к западу?
— Это ведь там, где мы теперь?
— Именно так.
— Сурское королевство.
— Верно, мальчик! Ты меня порадовал… Сурское королевство, через южные окраины которого мы теперь и движемся. И если Бог будет милостив, куда же мы придем, если повернем теперь снова на запад?
— Граница…
— Кого с кем? — сразу же перешел в атаку ди Крей, в его темных глазах вспыхнуло пламя азарта, или это были всего лишь всполохи огня?
— Не знаю, — пожала плечами Тина. — Так называется это место.
— Верно, — кивнул ди Крей. — А теперь смотри! С этой стороны Граница, а с той — со стороны Фряжского княжества — Фронтир. Что обухом по лбу, что лбом об обух. Граница, Фронтир, а между ними Драконов хребет, и на его отрогах Старые Графства. Ты знаешь, мальчик, как было завоевано Фряжское княжество? Нет? Ну, я, быть может, расскажу тебе когда-нибудь о семи войнах за речную долину Фрая. Семь войн… сто тридцать лет, и все равно король Ландскруны своего добился. Верны — так уж вышло — всегда добиваются своего, даже если для достижения поставленной цели требуются столетия. В Приморье, в Але войска Вернов высадились чуть больше двухсот лет назад. Королевство Норфей подчинилось их власти сто сорок лет назад. Но вот Старые Графства никогда так и не были завоеваны. Империя пришла к ним с двух сторон, сжала в тисках Фронтира и Границы, но нынешний статус-кво — это признание бессилия устроить все на Драконовом хребте так, как хотелось бы императору. Вернее, это лучшее, на что он может пока рассчитывать.
— Но почему? — Вопрос напрашивался, хотя она и раньше слышала на него кое-какие ответы.
— Магия, я думаю… Сложный рельеф… Реликтовые животные, в том числе и хищники… И очень странные люди, населяющие огромную, неосвоенную и неизученную территорию. Одни негостеприимны и попросту враждебны, другие вполне дружественны, но их манеры могут обескуражить, про третьих ничего определенного сказать нельзя, но на беду, есть ведь еще и четвертые, и пятые, и как бы не шестые. Что скажешь, мальчик?
— Но мы сможем пройти?
— Другие-то проходят…
— Но не все? — спросила она с замиранием сердца.
— Не все, — подтвердил ди Крей с самой серьезной миной на лице.
— А мы?
— Чем мы хуже других? — удивился он.
— А чем лучше? — спросила она.
— Тоже верно, — не стал спорить ди Крей. — Но мы постараемся.
3
«Могло быть и хуже…»
С этим не поспоришь, да и чего ради занимать свой ум никчемными предположениями? Мир таков, каков он есть, и люди в нем то ли марионетки в руках господа, то ли лицедеи, скрывающие под раскрашенными масками свои собственные лица, слишком простодушные, чтобы не выдать ненароком истинные цели и умыслы своих хозяев. Но факт, если бы не ранний ледостав, сейчас они с Тиной были бы на полпути к Ландскруне. Но льды поспешили…
«Отчего?»
Хороший вопрос, но ответы на него неочевидны. Можно сказать, что «все Божий промысел», или сослаться на великий и непостижимый — в своей сложности — механизм природы… Или просто задуматься, поскольку тут есть о чем подумать умному человеку. Сандер и думал, но ни к каким рациональным или иррациональным выводам пока не пришел. Да и возможности «обстоятельно обсудить с умным человеком» сложившуюся ситуацию пока не представилось.
Они вышли в дорогу — как он и хотел — двенадцатого листобоя, и действительно смогли отплыть из Малого Перехода вверх по течению Изера уже на следующий день. Не на имперской галере, положим, а на старой барке торговца шерстью, но тринадцатого они были уже в пути. Таким образом, темп продвижения, каким Сандер Керст видел его своим мысленным взором, не мог не обнадеживать: они споро продвигались вперед.
Шестнадцатого, достигнув высшей южной точки, какую они могли себе позволить, путешественники высадились в Сельце и уже на следующий день углубились в малообжитые районы Сурского королевства. Их путь лежал теперь на запад к Королевским Перстням — цепи из пяти заросших хвойным лесом скалистых холмов, за которыми начиналась Граница.
«Что ж, всего десять дней…»
Следовало признать, что это лучший результат из тех, что он мог себе вообразить: прошло всего десять дней, а они уже находятся на западном склоне Бирюзы — третьего из пяти Королевских Перстней, и значит, завтра к полудню они проникнут в пределы Границы. Лошади целы, припасов в достатке, и все здоровы, целы и невредимы, что уже совсем немало.
«Совсем не плохо, — рассудил он, — и погода…»
Погода благоприятствовала, беспокоили люди: Сандер Керст считал себя неплохим физиономистом, но полагаться на неизвестных ему лично людей не привык.
«Что-то всегда происходит впервые…» — так говорил его благородный отец. Так сказала на Осеннем балу дама-наставница. Но в нынешней ситуации заемная мудрость Сандера не утешала.
«Она?»
Тина его разочаровала. Отнюдь не красива, как хотелось бы, недостаточно женственна и как-то непривычно разумна. Не по-детски, но и не по-женски.
«Вещь в себе…»
Его странно тревожили ее рост, цвет волос и строение лица.
«Высокая… для женщины, пожалуй, излишне высокая…»
И ведь ей всего семнадцать… Сандер никак не мог вспомнить, растут ли девушки после семнадцати. А что, как растут? Впрочем, если она вымахает ростом с него или ди Крея, кому до этого дело? Это будет уже не его забота. Или все-таки его? Сандер представил, что ухаживает за женщиной одного с ним роста…
«Ну, если ее формы будут соответствовать росту…»
Сомнительно. Девушка больше похожа на мальчика, узкобедрая, плоская… стройная…
«Она рыжая!»
Рыжие в Ландскруне встречались нечасто, и отношение к ним было скорее настороженное, чем нейтральное. Но с другой стороны, цвет ее волос можно было бы назвать темно-каштановым, если бы они не были так тусклы. И еще эти высокие скулы и прямо-таки раскосые охряного цвета глаза… Словно у зверя, у волчицы или рыси…
«Нет, не красавица. Скорее, наоборот…»
Однако хорошо уже то, что не жеманничает, не причитает и не стонет, идет наравне со всеми и, кажется, обладает достаточными для успеха дела волей и последовательностью.
«Ну, что ж…»
К сожалению, в дорогу пришлось взять и компаньонку. С одной стороны, хорошо — ему не нужны были лишние слухи, но с другой стороны… По первому впечатлению, дама-наставница Адель аллер’Рипп была тем, кем была: старшей дамой-наставницей сиротского приюта под патронажем ее высочества княгини Альской. Но возникал вопрос, с чего бы ей отправляться в столь сомнительное во всех отношениях путешествие с одной из своих воспитанниц? Не самой красивой, не самой многообещающей… В общем, не такой, как Теа Альфен и Дитта Ворм. Искренняя забота о несчастной сиротке? Возможно. Сандер не исключал наличия у некоторых людей исключительно развитых душевных качеств. Альтруизма, например. Однако в штате училища «Дев-Компаньонок» значились еще несколько женщин, которых Ада вполне могла послать с Тиной, не подвергая опасности девичью репутацию и не обременяя себя необходимостью идти через опасное бездорожье Старых Графств. Тем не менее она отправилась с ними лично, и здесь Сандера ожидали некоторые тревожные открытия.
Начать с того, что, сойдя с Барки в Старой Мельнице, Адель аллер’Рипп совершенно преобразилась. Она оделась в мужской дорожный костюм, практичный, удобный и сшитый не без вкуса специально на ее фигуру. Поскольку отъезд их из Аля был стремителен, чтобы не выразиться грубее, предполагать следовало, что штаны, камзол и сапоги, так же как рубашка, колет, плащ и шляпа ожидали своего часа в гардеробе дамы-наставницы, а это намекало на нечто настолько замысловатое, что разумению пока не поддавалось. Тут скорее требовалась информированность, чем догадливость, вот в чем штука. Впрочем, бог с ним, с мужским костюмом! Но вдобавок ко всему прочему дама-наставница несла на бедре внушительных размеров меч наемника — кошкодер, а в ее багаже имелись два свертка, подозрительно похожие на хорошо упакованные лютню и арбалет.
«Что, черт возьми, она себе воображает?!»
Но гораздо интереснее было бы узнать, что это означает и с чем его едят…
4
Ночь выдалась ясная и холодная. На небе ни облачка, и, стоя за линией костров, легко разглядеть невооруженным глазом едва ли не половину звезд из каталога Боргхарта. Однако Виктор предпочел остаться в гроте. Здесь было куда теплее, да и безопасно. Ночной лес был полон опасной возни, и гораздо более благоразумным представлялось остаться со всеми и наконец выспаться, чем изучать из праздного интереса черный бархат неба, расшитый самоцветами звезд.
«Что нам до звезд, Виктор ди Крей! Что нам их удивительные тайны, если мы не знаем даже такого пустяка, как твое настоящее имя. Суета сует! Оставим ночное небо звездочетам и влюбленным…»
Оставим.
Сюртук ушел погулять. «Не возражаешь?» — спросил он Виктора. Ди Крей не возражал. Никто не мог, по-видимому, причинить другу Ремту вреда, даже и в ночном лесу, полном обычных, хорошо известных людям опасностей. Ему же самому не мешало иногда «отпускать» заемную плоть. В чем там дело, Виктор доподлинно не знал. Сюртук не любил касаться в разговорах некоторых тем, которые почитал слишком личными. «Ты же не станешь обсуждать с кем-нибудь особенности своего организма!»
Возможно, что и так. Но в любом случае сохранение человеческого облика, как и умение «отводить глаза», являлось расходной способностью. Представляясь окружающим человеком, Ремт расходовал некие силы своего нематериального организма. Где он их брал, как быстро мог восстановить и все другие подобного рода вопросы оставались без ответа. Иди знай, как это все у него устроено. Так что пусть себе погуляет. Ни от кого не убудет, а Ремту в радость.
— Не беспокойтесь! — сказал ди Крей спутникам. — Старина Ремт знает, что делает. Идите, мастер Сюртук, и не возвращайтесь до рассвета…
Вообще-то он предполагал, что последняя реплика вполне очевидна и недвусмысленна, но, как оказалось, ошибся. Сюртук его не понял. Недопонимание — причина всех зол на земле, факт, как ни крути.
— Идите спать, господин ди Крей, — предложил Сандер Керст, перенявший у своего «мальчика» манеру кликать Виктора «господином». — Я посторожу первым.
— Лишнее, — отмахнулся Виктор, предполагавший, что Ремт присмотрит за ними из темноты. — Места здесь спокойные, а дикие звери через огонь не пойдут.
Ну да, так и есть, звери не пойдут, но кое-кому костер в ночи — приглашение, а не острастка.
Ди Крей завернулся в одеяло, поерзал несколько секунд, находя верное, а значит, и удобное положение тела, и уснул — словно свет погасили. Разом ушел в «нигде и никогда» своих странных снов, волнующих, полных удивительных и непонятных переживаний, символов, намеков и недосказанностей. Трудно сказать, всегда ли он видел такие сны, или они пришли позже, когда человек, называвшийся теперь Виктором, утратил свое настоящее имя вместе со своим прошлым. Сны эти, однако, не пугали и не страшили, а наоборот, странным образом успокаивали и давали отдохновение. Ну а засыпал Виктор сразу. Впрочем, сразу и просыпался.
Его разбудил крик мальчика, а в следующее мгновение он уже был на ногах с мечом и кинжалом в руках, и вовремя. Первый выпад Виктор отразил чисто машинально, еще не очнувшись окончательно от сна, не оглядевшись и не разобравшись в ситуации. Поэтому он, собственно, только парировал, а не убивал: иди знай, кто подставится под острую сталь в ночной неразберихе. А свалка — видит бог — получилась знатная. Сталь ударила о сталь, мгновение истекло, и Виктор разом, что называется, одним взглядом охватил пространство боя. Оказывается, он умел и так, и это следовало запомнить и иметь в виду на будущее.
Итак, меч, выпад которого парировал ди Крей, принадлежал крупному и умелому в обращении с оружием мужчине, окутанному аурой опасности, жестокости и звериной безрассудности. Пах он тоже словно зверь, но Виктору было не до психологии и физиологии противника. Достаточно и того, что тот опасен, а значит, может и должен быть убит. Справа от них лихо рубилась сразу с двумя противниками дама-наставница Ада аллер’Рипп. Левее, меж двух костров, танцевал смертельный танец «мальчик» Раф, а в глубине грота отбивался от наседающих врагов мэтр Керст. Следует заметить, шпагой он владел совсем недурно, но чего-то в этом роде ди Крей от него и ожидал. Не удивила его и Ада. Было в ней что-то эдакое, что подсказывало: не для красоты носит она на бедре кошкодер, подвешенный, кстати сказать, по всем правилам, то есть горизонтально. Но вот «мальчик»…
Девчонка наверняка пошла за линию костров по малой нужде…
«Или по большой…» Он не стал затягивать игру, это ведь бой, а не соревнование, и в два удара закончил дело, вогнав клинок в грудь своего визави не меньше чем на три дюйма.
«Есть! А девчонка…»
Она или полная дура, или бесстрашная оторва… или просто приспичило. Пошла и наткнулась на этих вот, подняв тревогу за мгновение до того, как стало бы поздно кричать «караул!». Сейчас она отчаянно резалась на ножах, и это зрелище было достойно запоминания и обдумывания. «Мальчик» не суетился и не делал резких движений, он танцевал. И да, это был настоящий «танец» из тех, что умеют танцевать бандиты в Ханке или Деревянном городке. В обеих руках мальчика поблескивали в свете пламени костров длинные ножи, и даже вооруженный кинжалом противник не чувствовал себя в этой ситуации достаточно уверенно, чтобы перейти в атаку. Он медлил, кружил…
«Покойник», — понял Виктор и не ошибся.
Девушка упала вдруг к самой земле, скользнула вперед и снизу вверх распорола мужику с косматой бородой живот от паха до солнечного сплетения. Резко, споро и абсолютно смертельно. Короткий вскрик, долгий хрип, но ди Крей уже не смотрел на умирающего. Следовало помочь остальным. И хотя оба два — и Ада, и Сандер — сражались вполне уверенно, помощь лишней не оказалась ни одной, ни другому. Еще минута кошачьей свалки, хриплых выкриков, звона стали о сталь, всполохов огня и мельтешения теней — и все кончилось. Шесть трупов, и некто седьмой, спешно удирающий через лес.
«Ремт! — вспомнил ди Крей, обходя поле брани. — Где тебя черти носят, сукин ты сын! Ты же обещал!»
Но обещал ли? Отматывая время и события вспять, Виктор не мог теперь с уверенностью сказать, что они с Сюртуком поняли друг друга так, как следовало. Он знал, что имел в виду, говоря те или иные слова, но разделял ли с ним это знание Ремт? А сам Сюртук, что означали его слова и жесты?
«Ладно, — решил ди Крей, обдумав ситуацию. — Вернется, выясним, но только как урок на будущее. Прошлое тревожить — что угли голой задницей ворошить…»
5
«Вот те раз! — от волнения Сандер Керст перестал следить за своей речью, даже если это была всего лишь внутренняя речь. — Они что, специально документы перепутали? Какая же она „наследница“, с такими-то замашками?»
Тина Ферен удивила его не на шутку, озадачила, ошеломила. Тихая приютская девочка, некрасивая и, кажется, неумная в общепринятом смысле слова…
«Или прав был Доббер, полагавший, что говорить мы учимся у людей, а молчать у богов?»
Но с другой стороны, не в простоте сказано, что молчание — наряд умного и маска глупого. Как узнать, о чем она молчит?
Сандер помог проводнику, тому, которого звали на дворянский манер ди Креем, обыскать и перетащить куда подальше трупы разбойников — а в природе этих татей никто уже и не сомневался — и в изнеможении опустился на камень около костра. Ночной бой, оказавшийся нешуточной схваткой, оставил по себе усталость и нервную дрожь. Все-таки одно дело — учиться фехтовать, предполагая, что когда-нибудь это умение может тебе пригодиться, и совсем другое — драться за свою жизнь, находясь в ночном лесу, в милях и милях от ближайшего жилья, людей, закона и порядка, безопасности, которую дарит цивилизация. Что ж, он выдержал испытание боем, и этим следовало гордиться. Не пыжиться, разумеется, — для похвальбы не было причин, да и обстоятельства не благоприятствовали, — но, во всяком случае, можно было не без гордости признать, что он достоин имени своих предков, да и урок, что называется, пошел впрок.
— А где ваш приятель, господин ди Крей? — спросил он через пару минут, переведя дух и раскурив трубку.
— А он здесь! — Рыжий увалень появился из ночной тьмы и разулыбался, словно было чему. — Вот он я!
— А по шапке? — беззлобно осведомился ди Крей. — По котелку?
— А за что? — сразу же построжал лицом Ремт Сюртук.
— А за то! Где тебя черти носили?
— Я к реке ходил… Бивуак разбойников нашел…
— Ну да, ну да! — вклинилась в беседу дама Ада, голос которой звучал столь безмятежно, что впору усомниться, правда ли, что и четверти часа не прошло с тех пор, как она рубилась — азартно и не без изящества — с напавшими на них бандитами. — Вы нашли их, а они пока, суд да дело, нашли нас…
— Упс! — сказал рыжий. — В самом деле? И где же оне все?
— Да тут, метров двадцать на восток…
— Что, в самом деле? И сколько?
— Шестеро! — не без ликования в душе сообщил Сандер. Голос его не дрогнул, ведь интонация не лжет…
— Мало выходит, — задумчиво откликнулся Ремт и пошевелил пальцами, затянутыми в черную кожу, словно собирался пересчитывать усопших.
— Что значит мало? — нарушила молчание девочка, притворяющаяся мальчиком.
— А то и значит, что в лагере девять спальных мест…
Улыбался ли Ремт? Нет, он был серьезен, но глаза…
«А что глаза? — спохватился Сандер. — Ночь на дворе, всполохи огня… И вообще, кто сказал, что глаза — зеркало души?»
— Значит, девять… — Ди Крей пыхнул трубкой и легонько кивнул. — Надеюсь, ты их убил…
Не вопрос. Предположение.
— За кого вы меня принимаете, сударь?! — вскинулся мастер Сюртук.
— Даже и не знаю…
«О чем они говорят?» — задался не праздным вопросом Сандер.
— Ну, так и не говорите о том, чего не знаете! — кажется, Ремт был искренне оскорблен.
— Что же произошло с этими людьми? — тихо, почти шепотом спросила Тина.
— Сожалею, юноша, — потупился Ремт. — Они погибли… все трое… То есть двое и еще один, но чуть позже…
— Значит, вы их все-таки убили, — кивнула Ада.
— Я?! — в непритворном ужасе вскричал Ремт. — Когда? Где?
— Тогда кто? — спросил отчаявшийся что-нибудь понять Сандер.
— Вероятно, он… — Ремт с опаской покосился на меч-шпагу, висевший на его бедре. — Но я опасаюсь его об этом спрашивать… Он может ответить, и тогда… Даже и не знаю, — сказал он с самым простодушным видом. — Кстати, никто не хочет отведать отварной ягнятины?
— Ягненок? — подняла бровь Ада.
— Маленький, — показал руками Ремт. — Но нам хватит.
— Если они готовили так же, как пахли… — засомневался ди Крей.
— Они едва успели его освежевать… Я поспел как раз к окончанию процедуры…
— Зажарить на углях? — предложил Сандер, ощутивший вдруг приступ голода.
— Боже вас сохрани! — вскинул в протестующем жесте руки рыжий Ремт. — Я бы сварил его с тимьяном, черемшой и с корнем укропа, с базиликумом и сладким луком, с перцем и лавровым листом…
— Размечтался, — усмехнулся ди Крей.
— Я сугубый реалист, — возразил Сюртук. — Все это нашлось в запасах разбойников, а поскольку вода в котле уже закипела, когда они один за другим накололись на этот ужасный клинок из холодной стали…
— Ты разделал мясо и опустил его в кипяток… — кивнул ди Крей. — Надеюсь, ты не забыл посолить.
— Я?! — вскинулся Ремт. — Нет, — покачал он головой мгновение спустя. — Кто же варит ягненка без соли?
6
«От судьбы не уйдешь, — простая истина, но простота не отменяет ее характера. — Истинная правда…»
Едва успели привести себя в порядок и перетащить котел с ароматным варевом из разбойничьего логова на стоянку в гроте, как в холодном воздухе разлилось опаловое сияние — предвестник рассвета.
— Как просто, — сказал Ремт, помешивая в котле половником. — Они мертвы, а мы живы, их едят звери лесные, а мы готовимся есть ягнятину…
— Хочешь пойти и похоронить их по-людски? — Ди Крей и Керст рассматривали выложенные в круг света трофеи, изредка вороша ту или иную вещь прутиками.
— С чего бы? — покосился на «сокровища» Ремт. — Я всего лишь размышляю вслух. Философствую… Можно?
— Валяй!
И тут за спиной Тины хрустнула веточка, заставив девушку вздрогнуть. Как выяснилось в последние дни, дама-наставница Ада аллер’Рипп не только умела ходить по горам и лесам, не выказывая признаков усталости и раздражения, но напротив, она словно бы получала от всей этой фантасмагории с путешествием через дикие края некое извращенное удовольствие. Однако важнее в данном случае было то, что Ада умела передвигаться по пересеченной местности на редкость тихо, практически беззвучно. На то и сапожки у нее оказались не простые, а с диковинными подметками, в которых и ноги, идучи по камням, не собьешь, и по валежнику сухому пройдешь, аки бесплотный ангел небесный. Но сейчас Ада не пряталась: хрустнула ветка, Тина вздрогнула от неожиданности, а в следующее мгновение рядом с ней сидела уже дама аллер’Рипп и играла тонкой сухой тростинкой, словно бы сама собой скользившей в длинных изящных пальцах женщины.
— Рассказывай! — предложила дама-наставница спустя еще одно томительное мгновение.
— О чем? — ненатурально удивилась Тина, она прекрасно понимала, о чем пойдет речь и какими вопросами задаются на ее счет немногочисленные спутники. То есть ругать ее никто не ругал. Напротив, все вместе и каждый порознь выразили ей чувство благодарности за вовремя поднятую тревогу, заметив как бы между делом, что «мальчик вел себя как мужчина» и что «обратный хват в кошачьей свалке может и подвести, но все равно ты был хорош, парень». И все такое в том же духе. Однако недосказанности и умолчания висят на плечах не легче вериг.
Итак…
— Рассказывай! — потребовала Ада.
— О чем?
— О том, чего я не знаю.
— Но я не знаю, что вы имеете в виду.
— Не знаешь? — протянула Ада, по-прежнему играя тростинкой. — А я думаю, знаешь. Как не знать?
— Мне нечего вам сказать, фру аллер’Рипп!
Сказано не без вызова, но Тина не станет раскрывать кому бы то ни было — тем более даме-наставнице — все свои секреты. Ведь это не только ее секреты. И даже не столько ее. На руках Дитты, если она, конечно, не врет — но с чего бы ей выдумывать? — много крови, а на душе семь убийств. И только чудо спасло ее от повешения или утопления, когда стражники захватили Дитту во время ограбления аптекарской лавки в Деревянном Городке. Судья — старый хрыч — просто не поверил, что такая тоненькая славная девочка с черными как ночь волосами и глазами чистейшей сини способна хладнокровно перерезать своему противнику горло, а затем отправиться обедать, чем бог пошлет. Однако начни теперь Тина рассказывать Аде, кто и как обучал ее тихими приютскими ночами держать в руке клинок, могли всплыть — слово за слово — и многие другие, не предназначенные для слуха дамы-наставницы подробности.
— Не хочешь, не говори, — сказала после паузы Ада. — Но учти. Все все видели, и бандитский обратный хват узнала, по-моему, не одна я. Так дерутся в Ханке, но ты ведь не оттуда, или я чего-то не знаю?
— Я не читала своих бумаг, — дипломатично ответила Тина. — Что в них написано?
— В них написано, что до Чумы ты жила где-то на юге… у добрых людей… по усыновлению… Неужели не помнишь?
— А как же корзинка и мастер Ферен?
— Эту историю рассказала мне та дама-наставница, что служила в приюте до меня. Дама Леонтина, ты ее помнишь?
— Да. — Даму Леонтину трудно забыть, а может быть, и не надо. Есть вещи, которые не следует забывать…
7
— Почему ягнята такие маленькие?
«И в самом деле, почему?»
— Тебе-то что за дело?
— А человеколюбие?! — вскинул брови Сюртук.
— И кого конкретно ты возлюбил? — рассеянно спросил Виктор, он изучал окрестности и разговор вел между делом, просто чтобы не молчать.
— Мальчик хороший…
— Ты имел в виду, девочка?
— Что, в самом деле?
— Только не говори, что не знал!
— Знал.
Они стояли на высоком обрывистом берегу реки и смотрели на противоположный берег, на просторную чуть всхолмленную равнину, плавно поднимавшуюся к югу, к цепи невысоких гор. В сущности, река и этот берег, на котором они сейчас находились, все это уже относилось к Границе. Ничейная земля, пространство между тем и этим, как бы ты это ни называл. И все-таки создавалось впечатление, что настоящая Граница начинается там, за быстрой водой.
— Выкладывай! — потребовал Виктор.
Сейчас — ненадолго — они остались вдвоем, так отчего бы и не обменяться впечатлениями?
— Обыкновенные разбойники…
— Ты уверен?
— А о чем ты сейчас спросил?
— Насколько хорошо вы, сударь, осведомлены об этом мире? — Виктор произносил слова медленно и отчетливо.
— Даже и не знаю, что вам ответить, сударь.
— Не крути быку хвост!
— И не думал! — возразил Ремт. — Но вот ты сам подумай, как можно ответить на твой вопрос? Насколько хорошо по отношению к чему? К тому миру? К тебе? К мальчику, который девочка? К крючкотвору, у которого фамильная шпага на боку?
— Клеймо рассмотрел? — мгновенно заинтересовался Виктор.
— Наковальня и еще что-то…
— И перо, — кивнул ди Крей. — Глены, скорее всего, или Ридеры, но вернемся к вам, мой друг. — Холодная улыбка, прохладный взгляд. — Итак?
— Я знаю достаточно, чтобы утверждать — это обыкновенные разбойники. И успокойся, их никто не посылал, сами наткнулись. Я побеседовал с одним из тех, кто готовил обед… Страшные люди, Виктор! Просто ужас! Убивцы, каторжники, тати ночные! Но это не они идут по нашему следу.
— Значит, ты тоже почувствовал… — кивнул Виктор.
— Что-то есть, — согласился Ремт. — Знать бы еще что!
— Ау! — крикнули сзади.
«Вот и все наши разговоры». Он обернулся.
Первым шел «мальчик», вооружившийся кривым трофейным тесаком. Меч не меч, но в твердой руке хорошо заточенный тесак — оружие неприятное, под стать кошкодеру дамы Ады.
«Кто она? — Виктор смотрел на девушку, почти смежив веки — из-за ресниц. — Что за история скрывается под ее мальчишеским нарядом? И кто эта женщина? — перевел он взгляд дальше, на стройную даму Адель, шагавшую так легко, словно провела в лесах и на горах всю жизнь. — Кто эта дама, дерущаяся кошкодером, как северянин-наемник, и возящая с собой лютню и арбалет, как южанин-менестрель? Что связывает ее и мальчика, который не мальчик? И кто они доктору права, носящему меч с клеймом Гленов или Ридеров, и доктор ли он, право, или все они лишь маски, за которыми прячутся тени? Как я, как Ремт…»
8
«Красивая женщина! — Это был окончательный диагноз, и оставалось лишь гадать, как он сразу же, с первого взгляда не разглядел этой стати, этих правильных черт, мягких движений губ, особого взгляда светлых глаз? — Что за наваждение!»
И в этот момент их взгляды встретились.
— Не стоит, — покачала головой Адель аллер’Рипп. — Сожалею…
Однако в ее глазах не было ни жалости, ни понимания, лишь холодная усмешка, равнодушная пустота.
— Я не для вас, Сандер, — мягко шевельнулись губы. — Просто потому, что вы не мой герой. Увы…
«Черт!» Его словно окатили ледяной водой, теперь в ней уже не было ровным счетом ничего, что могло бы зажечь его страсть.
«Красивая женщина…»
Бесспорно! Но не молода и, по-видимому, холодна…
— Извините! — Он и сам не понял, за что просит прощения, но так показалось правильнее.
— Пустое! — отмахнулась она. — Как думаете, эти парни и в самом деле проводники?
— Ну, пока они нас все-таки куда-то ведут… Послушайте, сударыня, вы…
— Что?
— Где вы научились так?
— У меня была бурная молодость, мэтр Керст, но уверяю вас, все это уже позади. Вам нечего опасаться. — Холодная улыбка…
«Прохладный взгляд… За кого она меня принимает?»
— Этот берег ничем не отличается от того! — Тина подошла к Адель и вопросительно взглянула в глаза.
— А чего же ты ожидал?
«Господи! Ну что за детские глупости! Наш трюк с переодеванием мог обмануть крестьян на хуторах или матросов на барке, но никак не этих Виктора и Ремта, которые то ли лучшие проводники, о каких только можно мечтать, то ли обманщики, каких свет не видел! Проводники…»
Куда? Кого?
«Меня, нас… Через Старые Графства, в далекую Ландскруну… Дай нам Бог удачи!»
Он снова посмотрел через реку. Холмы, деревья, ручьи… Пасторальный пейзаж.
«Что?! Боже праведный!» До него наконец дошло то, что стучалось в дурную его башку уже несколько минут кряду.
На этом берегу реки осень изо всех сил боролась с подступавшей зимой, на том… Там за рекой вовсю гуляло припозднившееся лето. Холмы, луга и рощи были залиты жарким солнечным светом, на безоблачном небе ни облачка, а вдоль ручьев пасутся табунки диких лошадей. Благодать Божья, одним словом, но ни дымка из труб, ни тропинки, ни каменной ограды на краю поля. Да и самих полей тоже нет. Никаких следов пребывания людей. В таком-то райском местечке, и безлюдно? Впору покрыться холодной испариной — не к добру такая благодать…
— Там правее, за осыпью, брод имеется. — Ди Крей ни к кому конкретно не обращался, он словно бы говорил с самим собой, но…
«Вот и ответ на вопрос Ады, — усмехнулся мысленно Сандер, вполне оценивший весьма специфическую осведомленность Виктора. — И мне прощение за невнимательность, Тина-то тоже разницы не углядела».
Ну да, девушка обратила внимание на сходство. Ее волновали страшные тайны пограничья: ведьмы, оборотни, умертвия… А вот различия она из виду почему-то упустила. Как так? Почему? Он не увидел, она не заметила…
«Любопытная, однако, тенденция…»
9
Двадцать шестого листобоя 1647 года
Ничего страшного, впрочем, не произошло ни в этот день, ни на следующий. И еще пару дней после этого не происходило ничего такого, о чем следовало бы упоминать. Они переправились через реку, названия которой никто не знал, отчего она так и осталась для путников безымянной, и пошли в направлении на юго-юго-запад. Собственно, у них просто не оказалось иного выбора: путь на запад, если верить проводникам на слово, перекрывали ужасные топи Сейских болот, а идучи прямо на юг, легко оказаться в ловушке долины Сланы, текущей, как сказали все те же Виктор и Ремт, с юго-востока. Но на востоке им нечего было делать, оставалось идти куда идется. Но и дорога не удручала. Погода стояла замечательная, по-настоящему летняя, однако без крайностей: тепло, но не жарко, и дышится легко. Местность в основном представляла собой равнину, пусть и всхолмленную кое-где, однако по большей части скорее декоративно, чем по существу. Ручьи — мелкие, холмы — пологие, рытвин и оврагов совсем немного, да и те обнаруживались обычно в стороне от маршрута. Так что иди себе от рассвета до заката, сколько есть сил, но и на ночные стоянки грех жаловаться. Ни холода, ни дождя, и дичи вокруг столько, что только выбирай. Но и тут все складывалось наилучшим образом. Вкус у дамы аллер’Рипп, как оказалось, вполне соответствовал внешности, и арбалет, который она больше не прятала, бил без промаха. Жертвами ее метких выстрелов оказывались то кролики и куропатки, то гусь или утки, а раз под руку и вовсе попал молодой вепрь. Соответственно, и мяса в эти дни хватало и на завтрак, и на ужин, и днем перекусить «чем бог послал». Так и шли.
— Этого оленя ели еще живым… — Зрелище было не из приятных, но, чтобы смутить Ремта, требовалось что-то позаковыристей, чем несколько обкусанная оленья туша.
— И не с голоду, — согласился ди Крей.
— Перекусили на бегу, — предположил Сюртук.
— Или ради спортивного интереса покусали…
— Ну, ты скажешь!
— Я скажу!
— А я — нет. Я промолчу.
— Вот и молчи.
— А если нас захотят?
— А если нет? — Виктор был само спокойствие.
— Думаете, это волки? — спросила Тина.
— Нет, — покачал головой Ремт, а дама Адель лишь взглянула коротко на тушу оленя и перевела взгляд дальше, на падальщиков, копошившихся метрах в двухстах впереди.
— Волки убивают ровно тех животных, которых хотят и могут съесть. — Чувствовалось, что знание Сандера почерпнуто из книг, а не из личного опыта, тем не менее, по-видимому, он был прав.
— Там, у рощи, пожалуй, еще одна туша найдется, — задумчиво сказал ди Крей. — Так что ровным счетом — три. Но, возможно, и больше.
— Ну, и кто здесь так развлекается? — спросила Ада.
— Кандидатур три, — обернулся к ней Ремт, на лице которого блуждала обычная для него идиотская улыбка.
— Во-первых, перепивший оборотень, — кивнул Виктор.
— Извините, вы сказали перепивший? — удивился Сандер.
— Да, такое случается.
— В смысле вина? Вы это имеете в виду? — Кажется, откровения проводников «зацепили» доктора юриспруденции не на шутку.
— Нет, откуда! — всплеснул руками Ремт. — Хотя кто его знает! Но мой напарник имел в виду кленовый сок.
— Кленовый сок? — Тина смотрела на Ремта широко открытыми глазами. — Из него сахар делают.
— У вас, — улыбнулся ди Крей. — В Але. Из скального клена. Это да. Но здесь растут совсем другие деревья, юноша. Пьяный клен дает сок, от которого обычный человек сходит с ума. Несколько кристалликов…
— Чинка!
— Да, — не без удивления согласился Виктор, а дама Адель выгнула бровь дугой. — Иногда кристаллы, выпаренные из сока пьяного клена, доходят и до обжитых земель, и их действительно называют «чинкой». Серьезный яд, как я слышал…
— Я… мне кто-то, кажется, о нем рассказывал…
— Ну-ну, возможно… Но оборотни именно этим соком и упиваются, в прямом и переносном смысле слова.
— Это раз, — напомнил Сандер, который, столкнувшись с очередной тайной Тины, снова почувствовал неуютное чувство в груди. — А два?
— Неупившийся оборотень, — улыбнулся Ремт. — На них, говорят, иногда находит.
— Ну, а три? — спросила Адель.
— Охотник, — сказал ди Крей, и от его голоса стало вдруг холодно, хотя жаркое летнее солнце и стояло в зените.
— Охотник, — кивнула Адель. — Призрак, играющий в человека.
— Приходилось встречаться? — Ди Крей смотрел ей прямо в глаза, но и дама-наставница не отводила взгляда. Противоборство воль оказалось совсем нешуточным: от напряжения, казалось, дрожал воздух.
— Не пытайтесь меня дожать, Виктор! — холодно произнесла она через мгновение. — Меня даже княгиня не могла согнуть.
— А я и не пытаюсь, — сдал назад проводник. — Просто интересуюсь, откуда такие познания?
— Я родом из Старгорода, не знали?
— Даже не догадывался…
— Теперь знаете.
— Старгород? — Для Сандера это был отнюдь не пустой звук. — Это ведь в Квебе. Не так ли?
— Верно, — кивнула Адель и вдруг улыбнулась. — Я родилась и выросла совсем недалеко от этих мест, в графстве Квеб, в его столице — Старгороде, где можно встретить любую живую душу, но где попадаются и мертвые…
Следующие два часа или три — за временем никто не следил — они шли молча, короткие реплики по делу не в счет. Но сколько веревочке ни виться, как говорят, а помяни черта, он тут как тут.
«От судьбы не уйдешь…» — чья это была мысль? У кого мелькнула она в голове, когда путники вышли из перелеска и увидели деревню? Возможно, что не у одного, а у двух или трех. А может быть, это была общая мысль, которую каждый пережил сам по себе и на свой особый лад…
Деревня оказалась неожиданно большой и, обнесенная крепким частоколом, производила впечатление скорее пограничного городка, чем крестьянского пристанища. За сотню домов — на первый взгляд, каменных, — в два, а то и три этажа каждый, несколько башен и высокая колокольня, служившая, видать, не только затем, чтобы звонить к обедне, и высокий палисад на насыпном валу. Вполне себе крепость, учитывая архитектуру домов, развернутых вовне глухими стенами, с узкими кривыми улочками, которые так легко перегородить баррикадами. Однако вокруг деревни, и на том берегу реки, где высился приютивший ее холм, и на противоположном — везде виднелись поля и огороды. И даже фруктовые сады росли вдоль реки. Впрочем, река — одно название. Речка, ручей, где-то так, но выше по течению, там, где когда-то образовался меж двух ледниковых валунов естественный порог, стояла наособицу — как это обычно и случается — настоящая мельница. И вот к ней-то и вели недвусмысленные следы: корова, несколько овец, собаки…
— Н-да… — произнес вслух Сандер.
Мельничное колесо, разумеется, крутилось, но были ли теперь на мельнице живые люди? Скрип колеса, ритмичное шлепанье лопаток и низкое жужжание слепня, вьющегося над крупом лошади…
— К бою! — выпалил вдруг Ремт и, крутнувшись юлой, отскочил в сторону, роняя поклажу и выхватывая меч.
Заржали вразнобой лошади, зашуршала извлекаемая из ножен сталь, и Сандер увидел… Как описать то, что видишь, не видя? Он видел движение — палевое мерцание в голубом сиянии полудня. За рекой у мельницы… на воде… на этом берегу… на том… справа… слева…
«Где?»
Меч уже был у него в руке, и ноги чисто автоматически переступали в медленном танце «прелюдии». Еще не бой, но уже взведены нервы, и сердце начало отсчет времени…
«Где?!»
Движение, оторванное от материального объекта. Росчерк мысли на полотне реальности. Чистая идея, воплотившаяся в жизнь.
А потом за спиной его раздался тихий шелест — словно ветер проскользнул сквозь кусты, — Сандер оглянулся, и Он был уже здесь.
Охотник — если, разумеется, это был он — превосходил ростом любого, даже самого высокого человека. Чуть менее трех метров или три метра с четвертью, на глаз не разберешь, но впечатление высокого роста и хрупкости, вот что первым делом возникло в голове мэтра Керста. Теперь Охотник — «Ведь это Охотник, не правда ли?» — не спешил и не скрывался за магической завесой невероятной скорости. Он медлил, рассматривая путешественников, позволяя им рассмотреть и себя. Высокий, нескладный, худой до хрупкости, словно бы составленный из сухих сучковатых веток, почерневших от времени кривых палок, изогнутых сучков да иссохшей лозы, оплетшей задушенные деревца… А на самом деле? Темная плоть… Тонкие сухие кости, переплетенные веревками сухожилий, взбугренных тут и там узлами мышц. Узкое длинное лицо было обращено к людям. Без кожи и волос оно походило на анатомический рисунок. Темная, мертвая маска, на которой жили одни лишь светлые до прозрачности, абсолютно безумные глаза…
Шорох. Тихое движение — словно шелковая лента, струящаяся в теплых ладонях майского ветерка. Казалось, такое тело должно скрипеть каждым своим сочленением, застревать в суставах и трещать, но опыт обманывал чувства не хуже морока. Охотник был практически бесшумен, легок и стремителен. И он был смертельно опасен. Зачарованный его видом Сандер не сразу рассмотрел длинные кривые клинки, возникавшие как бы между делом на пальцах рук и ног этого невероятного существа. Они выдвигались, как когти животных, но, по всей видимости, были выкованы из стали и отменно — до бритвенной остроты — наточены. И точно так же появлялись, раздвигая узкие мертвые губы, и исчезали, втягиваясь, огромные клыки наподобие тех, что украшали, по утверждению ученых, пасти вымерших давным-давно — в иное время, в другую эпоху — смилодонов.
— Господь всемогущий, ты кто? — Ремт Сюртук стоял прямо перед охотником. — Это я перепил намедни, или как?
— Или так, — откликнулся ди Крей. Он стоял значительно левее, как бы невзначай прикрывая Тину, но правый фланг оставался открытым, то есть держать его предстояло Сандеру и даме Адель.
«Это смерть?»
Но мысль сгорела еще раньше, чем он успел ее додумать. Что им двигало? Наитие? Или это была рука судьбы? Или ангел Господень вдохнул в него силу и мужество? Сандер ударил раньше, чем успел сообразить, что делает. Ударил и прыгнул в сторону, но не туда, куда подсказывали инстинкты, а в противоположную, куда и прыгнуть-то было затруднительно. Еще он увидел, как летит по воздуху Ремт. То есть ему показалось, что увидел. Он упал, перекатился через плечо и услышал дикий пронзительный визг. Что-то ужасное, от чего кровь стынет в жилах и выворачивает наизнанку желудок. Ни люди, ни звери так не кричат. Во всяком случае, упав на спину и вспрыгивая невероятным усилием всех мышц на ноги, Сандер услышал визг погибающего демона, вопль беса, угодившего в собственный котел, но никак не живого — из плоти и крови — существа: человека ли, зверя.
Охотник лежал на земле кучей ломаного валежника, торчали в стороны угловатые конечности, вздрагивающие словно в ознобе. Конвульсии прокатывались по этим ужасным «руинам» идеального убийцы, и скрежещущий нечеловеческий крик безжалостного хищника вызывал зубную боль.
«И это все?»
Сколько длился бой? Секунду, две? Что успел сделать он, что другие?
Рядом с поверженным Охотником стоял на коленях ди Крей. Его меч торчал из мешанины темных костей и таких же темных мышц, содрогаясь вместе с агонизирующим врагом. И самого Виктора корежило не по-детски. Возможно, он был ранен или даже умирал. Стоял на коленях, упираясь руками в землю, и мотал головой, словно его тошнит с перепоя. Неподалеку валялся на спине Ремт. Он походил на кучу грязного белья, вот только сапоги разрушали впечатление, наводя на совсем другие мысли. Женщины дополняли композицию. Мгновения поединка странным образом разбросали их в стороны, но обе были, по-видимости, целы и на ногах.
А потом Сандер опустил взгляд и увидел клинок своего меча. Сталь словно бы обгорела в пламени адской печи, или ее окунули в чан с царской водкой?
«Боже правый, значит, и я попал в Охотника!» — и в это мгновение Сандер ощутил, чего ему стоили два-три мгновения этого невероятного поединка. Мышцы тела вопили от боли, и немудрено. Он не был готов к таким скоростям, он даже не знал, что способен на такое. Но, судя по всему, его тело тоже никто никогда о таком не предупреждал…