Жанр повести имеет в польской литературе давние и прочные традиции. А в последние годы повесть стала одним из наиболее распространенных типов прозы. Ее расцвет во многом можно объяснить оперативностью жанра повести, ее компактностью и емкостью. При этом повесть, что называется, на глазах претерпевает существенные модификации. Стремление писателей объять сложную картину современного мира влечет за собой поиски новых связей внутри художественной структуры произведений. Все чаще в повести используются внутренний монолог, ассоциативность повествования лирического «я», символика деталей, изображение окружающего мира через восприятие героя и другие приемы психологического анализа, что позволяет при сравнительно небольшом объеме произведения раздвинуть его временные и тематические границы, достичь широкого охвата жизненных явлений. В польской критике родилось даже условное определение нового типа повести — «микророман», указывающее на большую концентрацию материала в малом объеме.

Эти черты характерны и для повестей, публикуемых в сборнике. Советскому читателю хорошо известны такие мастера, успешно выступающие в этом жанре, как Ярослав Ивашкевич, Ежи Путрамент, Корнель Филипович, Юлиан Кавалец, Тадеуш Голуй, и многие другие современные польские писатели разных поколений. Публикуемые повести знакомят читателя с творчеством прозаиков, также завоевавших в литературе прочные позиции. Эти повести написаны в разные годы послевоенной жизни Народной Польши. Они отличаются друг от друга темами, способами повествования, художественными средствами. И все же есть нечто общее, присущее им всем — их гуманистический философский и моральный заряд, правдивость, выразительность и пластичность изображения действительности.

В Советском Союзе переведен роман Вильгельма Маха «Дом Яворов», не раз издавалась его повесть «Агнешка, дочь «Колумба». Теперь вниманию читателя предлагается еще одно произведение этого талантливого писателя, безвременно скончавшегося в 1965 году.

Повесть Маха «Жизнь большая и малая», вышедшую в 1959 году, многие польские критики не случайно считают лучшей в творчестве писателя. Это светлое гуманистическое произведение, несмотря на ноты горечи, присутствующие в повествовании «взрослого» героя, несмотря на драматизм многих событий.

Само название повести указывает на два ее плана. В ней совмещаются яркое, удивленное, открывающее радостную полноту жизни восприятие мира глазами ребенка и критицизм в оценке событий прошедших лет взрослого человека, вспоминающего свое детство. Сопоставление двух способов видения мира придает философскую устремленность поискам автором ответа на вопрос о том, как формируется личность человека, что определяет лучшие стороны его души. «Какая из прожитых мною жизней была маленькой, а какая большой? — задумывается герой повести. — Была ли малой далекая жизнь моего детства, когда весь непознанный еще мир виделся мне в радужном свете, и можно ли назвать большой мою теперешнюю жизнь, жизнь взрослого человека, познавшего всю несбыточность мечты, быстротечность времени, и такого беспомощного перед лицом разлуки, вечной разлуки с тобой, Отец?» Главный вывод, к которому приходит герой, — это его убеждение в неразрывности «малой» и «большой» жизни, в значимости личного жизненного опыта для становления духовного мира человека, в том, что каждому в малой и большой жизни необходима вера в добро и справедливость.

Фундамент человеческой личности закладывается в детские годы, и важно сохранить в зрелом возрасте доверие к жизни и верность нравственным критериям, тому идеалу человечества, пусть иногда наивному, но чистому и высокому, который складывается в детстве. «Хорошенько подумай, — размышляет рассказчик, — если тебе придется почему-либо отказываться от того, что принадлежит тебе, от своего, личного. Стоит один раз отказаться — пиши пропало, назад не вернешь…» Верность, постоянство, внутренний моральный императив, готовность переделывать далеко еще не совершенную действительность позволяют человеку оставаться человеком, сохранять достоинство, противостоять враждебным силам.

Один из главных атрибутов зрелости — осознание мира. Маленький Стефек взрослеет в процессе наблюдений над жизнью и размышлений о ней, открывая для себя «других людей, их дела», приходя к мысли о том, что «я сам могу сказать о себе не только «я, Стефан», но и «он». Так, как думают обо мне другие». Мир, воспринимаемый в «малой» жизни в значительной мере как театр, как отзвук услышанных сказок, становится реальной ареной действий и поступков героя, требующих постоянной оценки и самоконтроля. И дело не в утрате мифологического детского сознания взрослым человеком (так пытались прочитать повесть некоторые критики), а в утверждении невозможности жизни без высокого этического идеала. Аналогичная нравственная коллизия рассматривается в известной повести Ч. Айтматова «Белый пароход», смысл которой тоже ведь не в гибели сказки, а в жажде героя видеть мир прекрасным и совершенным. «Малая» и «большая» жизнь героя повести Маха символизирует человеческое существование и его нравственные основы в целом.

Жизнь, изображенная в повести Маха, далеко не идиллична. Герой видит «отталкивающую обыденность человеческих страстей и пороков». Его отец ведет суровую и даже жестокую борьбу со своими врагами. И все же то, что в мире существует зло, не может быть причиной разочарования в жизни. В природе человека заключена потребность жизнеутверждения, гуманность мысли и чувства. В заключении повести герой говорит о своем стремлении познать то, что «поддерживает и укрепляет мою веру в жизнь, мою добрую веру». Это стремление определяет и все творчество В. Маха.

При всей сказочности многих страниц повести, объясняемой преломлением жизненных конфликтов в доверчивом и непосредственном, хотя иногда необычайно прозорливом восприятии ребенка, ее философичности — это глубоко реалистическое повествование. В нем запечатлены конкретные приметы жизни польской деревни в трудные для страны первые послевоенные годы, когда устанавливались новые общественные отношения. Мах обратился к «деревенской» теме, именно в ней видя источник дальнейшего развития современной прозы. Действительно, процесс изменений в жизни деревни — одна из существеннейших черт кардинальных социальных преобразований в Народной Польше, и литература не могла пройти мимо этого процесса.

Деревне посвящена и повесть Веслава Мысливского «Голый сад» (1967). Это первая повесть писателя, которая, однако, сразу же обратила на себя внимание читателей и критики как произведение незаурядное, оригинальное по композиции, лирико-поэтической интонации повествования, а главное — значительное по поднятым в нем проблемам. В повести Мысливского проявились многие черты, характерные для лучших произведений современной польской прозы о деревне — произведений Т. Новака, Ю. Кавальца, Э. Брылля и других, — точное знание быта деревни и крестьянской психологии, изображение деревни, как неиссякаемого родника народной жизни, хранительницы исконных черт национального характера и нравственных ценностей, глубокое понимание жизни крестьянином. У Мысливского можно найти ряд общих мотивов с повестью Маха (что лишний раз говорит о жизненности и реалистичности произведений). Один из них — это отношение сына к отцу, раскрываемое как отношение любви, уважения, доверия, как первая и важная ступень познания героем-повествователем гуманистических начал жизни, осознание им своей неразрывной общности с окружающим миром и другими людьми. Соотношение сын — отец призвано у Мысливского символизировать отношение человек — мир вообще, что позволяет прочитать его повесть как морально-философскую притчу о зависимости человеческой судьбы от окружающего мира, о необходимости нравственной связи человека с миром. При этом, однако, не заглушается общественное звучание повести. Соотношение сын — отец, помимо философского подтекста, имеет и обнаженный социальный смысл. Сын — сельский учитель, интеллигент крестьянского происхождения, сын неграмотного крестьянина. Его путь к знаниям, к новой жизни был открыт в Народной Польше. Новые социально-исторические условия формируют нового героя, полноправного участника исторического процесса. Эта важная идея воплощена в повести ненавязчиво, с помощью тонкого анализа психологии героя.

Повесть представляет собой внутренний монолог сына, вспоминающего своего отца и всю свою жизнь, осмысляющего ее с высоты достигнутых знаний и опыта. Мысливский не ставит своей задачей дать широкую панораму действительности. Логика повествования подчинена логике процесса ассоциативного мышления героя. Ведущую роль в повести играют глубоко личные оценки и философские обобщения. Но мир, отраженный в зеркале личных переживаний героя, не теряет эпической широты. В личных переживаниях, в частных, казалось бы, событиях биографии героя отразились закономерности исторического развития, «распрямления» крестьянского сознания, растущего понимания у представителя народа своей роли в истории и значения нетленных этических основ народного восприятия мира. И дело здесь не в приобщении крестьянского сына к культуре, считавшейся ранее господской привилегией, не в том, что он может читать книги, получать образование, заниматься умственным трудом. Одного образования недостаточно, чтобы достичь подлинной культуры, стать нравственно целостной личностью, образцом которой является для сына его неграмотный отец. Правда, прежде всего, помимо книг, самых умных и человечных, заключена в жизни. Антейская привязанность к жизни народа формирует истинный гуманизм, подлинно нравственные позиции крестьянина новой социалистической эпохи, освободившегося от прежнего рабского комплекса социальной неполноценности.

Наряду с условно выделяемой из общего потока литературы «деревенской» прозой еще одна, настоятельно диктуемая общественной и политической потребностью, тема привлекает все большее внимание польских писателей — тема строительства социалистической Польши, созидательного труда, жизни рабочего класса. В ее разработке в польской прозе не было таких крепких традиций, как в деревенской теме. Главные истоки ее — в произведениях конца 40-х — начала 50-х годов, когда литература увлеклась темой труда, восстановления народного хозяйства, разрушенного войной. В те годы появилось и немало невыразительных схематических произведений, так называемых «производственных» романов и повестей, авторы которых часто изображали производственные процессы в ущерб показу человека труда. Тем более важны усилия современных писателей по преодолению сложившихся штампов в изображении строительства социалистической Польши. В произведениях последних лет проявились новаторские черты польской социалистической литературы — мир труда рассматривается в них в широкой общественной, исторической и психологической перспективе, с вниманием к идейному и нравственному миру человека — строителя нового общества. Тема труда сегодня включает освещение разнообразных аспектов жизни.

На современном этапе социалистического строительства возросла роль людей — организаторов производства, партийных деятелей, руководителей коллективов. На эту рожденную жизнью проблематику чутко откликается литература во многих социалистических странах. В польской критике возник даже условный термин: «директорский роман». К такого типа произведениям можно отнести и вышедшую в 1971 году повесть Ежи Вавжака «Линия», в которой не только показаны современные «управленческие» конфликты, рожденные новым этапом развития общества, но сделана удачная попытка исследовать их внутренние пружины. С этими конфликтами связан новый тип положительного героя, который в трудовом процессе устанавливает новые связи с людьми, приобретает политический и нравственный опыт. Таков герой повести Вавжака партийный работник Михал Горчин.

«В своей повести я хотел написать о труде и о любви, ибо я считаю, что стоит писать только о важных вещах», — говорил Е. Вавжак. И надо сказать, что об этих важных вещах ему удалось написать интересную повесть. В период, когда в польской литературе все еще появляется немало произведений, рисующих разочарованных в жизни люмпенов или циничных молодых бездельников, произведения, герои которых, подобно Михалу Горчину, осознают ответственность за себя и за общество, являются существенным вкладом в развитие прозы по пути социалистического гуманизма.

Герой повести Вавжака показан в диалектике общего и индивидуального. Это живой современный человек, и его взаимоотношения с другими людьми, его «производственные» переживания не менее драматичны и захватывают читателя, чем его бытовые неурядицы, его сложная любовь. Читательский успех повести в новизне и актуальности конфликта, в умении писателя подметить новые черты человеческого характера, вскрыть психологические нравственные импульсы поведения героя, его идейную целеустремленность, приводящую героя к победе и вызывающую уважение других людей.

Разработка темы труда является одной из главных задач современной польской литературы. Ведь по словам Маркса, «…для социалистического человека вся так называемая всемирная история есть не что иное, как порождение человека человеческим трудом, становление природы для человека». Естественно поэтому то большое внимание, которое проявляет передовая польская критика к произведениям, показывающим роль человека в неустанном преобразовании мира, в создании культурных и нравственных ценностей.

Общая черта современной польской социалистической литературы, проявившаяся в предлагаемых вниманию читателя повестях, — ее сосредоточенность на личности, стремление к углубленному исследованию человеческой индивидуальности. В 1964 году В. Мах одним из первых определил эту наметившуюся тогда в польской прозе черту как тенденцию дополнить «индивидуальной психологией недавнюю социологическую и историческую конструкцию судьбы человека». Тенденция к «очеловечиванию истории» за минувшие годы значительно окрепла. «Личностный» угол зрения, акцент не столько на исторических событиях, сколько на становлении личности в борьбе народа за социализм, в процессе построения социалистического общества отчетливо проступает в разных жанрах современной польской литературы, в произведениях различных проблемно-тематических планов. При этом наиболее ярко это качество литературы выявляется в ведущих прозаических жанрах — в романе и повести. Именно художественный опыт польской прозы последних лет убедительно говорит о несостоятельности суждений (которые были в моде лет пятнадцать назад и встречаются в польской критике до сих пор), будто бы реалистические формы повествования близки к банкротству. Иное дело — заботы писателей о новизне и свежести способов изображения изменчивой действительности, сложное взаимодействие традиционных повествовательных форм с современными, часто идущими от других родов и жанров искусства, изменения в структуре романа или повести — ради проникновения в суть жизненных явлений, что отнюдь не означает увядания и гибели реалистической прозы.

Поиски новых средств художественного выражения правды жизни, проблем современного мира с позиций социалистического мировоззрения, отказ от избитых сюжетов и застывших штампов характерны для лучших произведений современных польский писателей. Эти поиски определяют процесс интенсивного художественного обновления современной польской прозы, о котором отчасти можно судить и на основании повестей сборника.

В. Хорев